ПатоГен 5

Медпункт, по лучшим традициям старого мира, основали на площади в неказистом домишке из кирпича. «Не хватает лишь церкви и пышного замка местного бонзы», — думал Хадис, ожидая, когда Василиса справится с непослушным ключом. Ветер, лёгкий, игривый, принёс детский голос. Хадис почувствовал, как засвербело в носу. Во дворе по соседству стоял детский сад, и дети резвились, катались на горках, штурмовали качели, кидались песком и бегали друг за другом. Добротная дама пыталась поймать шалунов, вздымала, время от времени, руки к высокому небу и призывала то Деву Марию, то грозного деда Бабая. Дэн тоже когда-то ходил в сад, но чем он там занимался, Хадис не знал. Сдавал, принимал сына на подземной парковке, нёсся домой и падал на серый диван. Анна была в курсе всего, но Хадис, забитый ненужными новостями, не вмещал мелочи жизни ребёнка. Тогда не вмещал.
— Добро пожаловать в мой теремок, — толкнула Вася массивные двери.
Хадис ослеп от яркого света. Павильон с прозрачной задней стеной вмещал больше сотни разных приборов. Половину Хадис видел впервые: покатые капсулы, кабины-цилиндры, сканер-панели напомнили выставку техногиганта. Хадис и почувствовал страх. Несмотря на прохладу, его бросило в пот, горячий и липкий.
— Мальчики рысью налево, снимают трусишки, доктор направо, одевает халат, — пыталась шутить Василиса, видя, что Хадису сделалось плохо, и, посмотрела на Залика. – Приём строго по одному. Иди -иди, мы сами во всем разберёмся. Ешь свою куру, топи свою баню и жди Хадиса в гости.
Залик скорчил весёлую рожу и помахал Василисе, хлопнул Хадиса по спине, крикнув: «Везунчик», — затем удалился, оставив их один на один.
Хадис разделся. С опаской смотрел на стеклянную стену. Не хватало, того, что местные будут глазеть и смеяться. Давно он не обнажался. Стоял как большая блоха под цифровым микроскопом. На «Острове» каждой семье полагался свой доктор.
Хадис отвёл глаза от окна и стал изучать обстановку, пока не уткнулся глазами в обнажённую Васю. Она стояла в другом конце павильона, словно скульптура из белого камня. Мгновенье, и медицинский халат покрыл застывшее тело.
Свет из окна чертил свои линии, скрытые тайной материи. Хадис не смог отвернуться. Смотрел за движением тела и переливом теней. Поймав её взгляд, покраснел как мальчишка. Она предложила войти в цилиндрический бокс. Это стало спасением Хадиса от него самого.
Внутри кабины послышался шум. Хадис пригнулся, смутился от ложного страха, расправил угловатые плечи.
— Когда вам поставили чип? – спросила вдруг Василиса.
— Чип? – выглянут Хадис, и тут же вернулся в кабину.
— Выходите и посмотрите, он у вас в голове.
Хадис вышел, прикрывая рукой причинное место. Долго смотрел на проекцию скана: белые кости, серые мышцы и сердце, камнем висевшее в клетке из рёбер, вот голова, два полушария и таракан с длинным усом. Вцепился тонкими лапами ровно посередине и впился зубами в нежное тело.
Хадис забыл о стыде. Прижал к голове вспотевшие руки и шарил по черепу, пытаясь найти место прокола. Потом застучал что есть мочи:
— Убери его из меня.
Боль разлилась тяжёлым свинцом, сковала все мысли. Хадис чесался и рвал свою кожу. Казалось, что таракан грызёт его мозг, хватает кусок за куском и роет тоннели.
Хадис покраснел. Сердце забилось сильнее, отчего вздулись вены. Ему казалось, что чип давит на мозг, отчего голова, грудь и руки начинали чесаться. Зуд проникал всё глубже и глубже, разрывая кости и хрящи.
— Смотрите на меня, — приказала Василиса. – Дышите. Вы живете с чипом около года и как-то справлялись с проблемой. Да?
Хадис хватал ртом воздух, но тот застревал посреди горла и отказывался спускаться ниже.
— Считайте, — на выдохе: один, два, — показала Василиса.
Хадис смотрел на неё и дышал, выкрикивая цифры. Дойдя до девяти, он успокоился, справился с паникой.
— Садитесь, — тихо, но твёрдо сказала она.
Хадис сел на крутящийся стул. Холод кожзама ожег ягодицы. Боль отпустила. Внимание сжалось в упругую точку и взорвалось. Хадис уставился в пол, так было легче.
Вася достала из ящика скрытого стеллажа предмет похожий на триммер.
— Что вы собираетесь делать?
— Узнать, есть ли шрамы.
Хадиса передёрнуло. Страх, сжатый усилием воли, запустил в теле дрожь. Ему вновь стало стыдно. Испугался девчонки с машинкой для стрижки.
— Всё хорошо, это не больно, — прошептала она.
Хадис впитал тепло женских рук. Оно расслабляло. Тонкие пальцы скользили по коже, и Хадис затих. Вспомнил маму и ванну, полную пены, жёлтую утку, мочалку в форме кота и заплакал. Беззвучно и скупо. Ничего не вернуть.
— Скрытых шрамов не вижу, — тихо ответила доктор и, активировав «триммер» на полную мощность, спустила прибор по спине, захватила бедро. – Вот оно.
Желтый луч пронзил ногу, и Хадис не удержался, завыл.
— Ввели через тонкий прокол, запаяли артерию, проводили до мозга и там закрепили.
Луч бежал впереди её слов, и Хадис всё видел. «Таракан» на стене смотрел в самую душу, скалил тонкие зубы.
— Интересно. Первый раз такой вижу. На райской бетонке в ходу нанорители. Вводят в кровь наноботов и нанодетали для чипа. Наностроители тащат их в мозг, собирают и запускают устройство. Лего на минималках. Бывает, сбоят. У вас же всё просто и эффективно. Думаю, чиплинг – внутренний переводчик, но надо проверить. Прослушайте песню.
Кабинет наполняла мелодия. Добавился голос. Он пел о любви. Хадис вздохнул. На «Острове» песни не пели. Звуки природы наполняли машины, дома, кабинеты. Существовали только они, как укор.
Боль забила в макушке, растеклась по вискам, перешла в тошноту. Желудок запрыгал, стремясь заползти в пищевод, а оттуда залезть в носоглотку.
Песня замолкла, и Хадиса отпустило.
— Не думал, что слова о любви настолько противны, — Хадис пытался шутить.
Его всё качало, и тело стремилось упасть на чистый глянцевый пол.
— На каком языке пела девушка? – смотрела на Хадиса Вася.
— Микслинг.
— Это армянский.
— Армянский, — повторил Хадис.
— А этот определите?
Хадис приготовился к приступу, но комната наполнилась речью двоих. Они обсуждали проблемы на бирже. Хадис забыл о марже и трендах.
— Микслинг.
— Иврит. У вас определённо чиплинг.
— Но зачем? Я дотошно учил новый язык. Вы знаете, как он возник? Наши лингвисты смешали пять основных. Несколько лет посещения курсов были напрасны? Ваш вывод лишён какого-то не было смысла.
Василиса достала из недр скрытых шкафов прямоугольник с толстым стеклом. Внутри, как жуки на игле, сидели блестящие чипы.
— Смотрите. Я собрала их за несколько лет. Если позволите, ваш станет следующим.
— Такие большие?
Хадис слышал о них, но видел впервые. Представлял не больше головки от спички, а видел устройства с монету.
— Ну что вы. Чипы под линзой. Размер менее миллиметра. Подарите свой?
Вопрос не понравился Хадису. Он только узнал о последнем и не хотел расставаться, пока не познает всю его сущность.
— Мне надо подумать. Разобраться в себе. И сколько людей носят чипы?
Вася пожала плечами:
— Я точно не знаю. Думаю, семьдесят пять.
— Человек?
— Миллионов.
— Свой вы уже удалили? Или хотите обмен? Подождите, что вы сказали? Семьдесят пять миллионов.
Хадис вперился взглядом в смущённую Васю.
— У меня его нет и не будет.
Ответила она отстранённо, словно не Хадису, а себе.
— Большинство живущих в чёрных общинах — изгои для серых. Красные дружат и с нами, и с ними. Модифицируют тело — робот из плоти. Зелёные…
— Вы, как я понял из чёрных, но остальные, в чем суть?
Изображение чипа сменилось картой, разбитой на разноцветные соты.
— «Натч»? – прищурился Хадис. – Хотите сыграть? Я до сих пор помню правила. Надо окрасить шестиугольники собственным цветом. Забросить к врагу диверсанта, а лучше штук пять, и переделать местных в свой цвет. Надо подобрать к ним ключи или убить как патоген.
Хадис сжал зубы и покраснел. Ноздри расширились. Дыхание сбилось.
— Вы правы. Каждая из сторон старается захватить земли соседа, — пошла белыми пятнами Вася, но продолжила улыбаться.
— Одно большое пятно– это вы?
— Да.
— Я ничего не понимаю. Два дня назад думал, мы одни на Земле. Оказалось, нет. В голове у меня чип и… Головы собак взрывались из-за чипов?
— Давайте поступим проще. Я уложу вас в камеру для анализа и расскажу то, что знаю. Не будем терять ни минуты. Ребята могут прийти с одним ещё беглецом.
Хадис послушно лёг в овальную капсулу. Мягкое основание походило на мармелад, блестело под прозрачною крышкой. В желудке урчало.
— Потерпите немного. Вас скоро накормят. Обследования проводят натощак. Я успела перехватить, пока Залик не накормил до отвала. Будет предлагать вареную курицу — отбивайтесь. Начните с бульона. После смесей организм может отторгнуть натуральную пищу.
— Недавно я ел консервы и, как видите, выжил.
— Я знаю.
— Откуда? – спросил Хадис, но слова утонули в розовой жиже.
Подушка из геля распалась и облепила Хадиса тоненькой плёнкой. Она набухала, расширялась в объёме, лезла под веки, в нос, напирал на губы, стараясь забраться Хадису в рот, сковала движения. Оставалось только мычать и думать о Боге.
— Расслабьтесь. Гель не опасен. В нём растворен кислород. Соберёт данные об организме и выйдет наружу. Ребята вели вас от города серых до леса. Вернёмся к собакам. Вы правы, но не во всём. В основе наших проблем — битва за мир, не тот, в котором мы с вами росли, совершенно иной. Всё изменилось: борьба за планету, экология рулит умами.
Хадис внимательно слушал и не заметил, как наполнился гелем, словно резиновый мяч. Удушья, которого так боялся в начале, не наступило. Казалось, что тело покинуло разум. Он растворился в жиже, стал с ней одним целым.
— Знаете, как всё начиналось? С коров. Они жрали и гадили. Человек гадил и жрал. Заметьте, с уничтожением первых, человек остался собой. Но вернёмся к рогатым. Кто-то из умников в совете ООН еще в две тысячи шестом году посчитал, что корова – чистое зло: метан, аммиак и корень проблем. По мнению чинуш из Продовольственной и сельскохозяйственной организации, коровы наносили экологии Земли гораздо больший ущерб, чем автомобили и самолеты. Уничтожить всех разом не представлялось возможным. Фермерский бунт и революция партии мидл-бифштексов, человека надо чем-то кормить. Не стали рубить с горяча. Решили идти постепенно: молоко из овса, лактоболезни, белковые клеи, мясо из трав. Последнее, так или иначе, надо растить. Достаточно будет изъять из системы рогатых, и все спасены. В течение века они планомерно шли к своей цели, но вот незадача – испытания нового «мяса» забуксовали на друзьях человека. Те отказались жрать крашенный силос. И здесь мы подходим к главному — чипам. Закон о вакцине, забота о потеряшках. Хозяева сами бежали за новым устройством. Осталось настроить чип так, чтобы четвероногие ели корма из промобелка. Собаки послушно чавкали и чахли. Организм нуждался в мясце. Это точно не скроешь.
Учёные двигались глубже в кору. Нагрузка на чип и, как следствие, взрыв батареи. С кошками проще. Их уничтожили быстро. Стерилизовали больше, чем надо. Немного вбросов о том, что каждый питомец подвержен чуме, и истерия готова. И это не самое страшное. Растения — вот пик безумства.
Начали с яблок. Символично, не так ли? Первородный грех вылез в чуме. Я даже знаю, того, кто активно оплачивал вбросы – компания «Спутмит»: «мясо» из первых ростков и стволовых клеток, оно способно стать чем угодно. Поля не нужны, а конкуренты опасны.
Лаборатории спрятали под землёй, так меньше глаз. Все реки спустили по трубам. Сверху коробки-дома – автономные центры. «Спутмит» — не просто завод — источник всей жизни.
Коров больше нет, растения выжжены, вода недоступна. Остальные животные сдохли или ушли в нашу зону. Воздух стал чище. Так «Спутмит» доказал свою эффективность.
Василиса говорила неторопливо. Следила за данными на мониторе. Научена теми, кто был здесь до Хадиса. Вываливать информацию в лоб опасно для жизни, не только своей. Она наблюдала неверие, видела гнев, отрицание, торг. Не все дошли до принятия. В практике был суицид и даже попытка убийства. Капсула стала спасением. Гель успокаивал, позволял принять этот мир, смириться с ним, выжить.
— Теперь о цветах, — продолжила Вася. — Не все приняли политику «Спутмит». Человек способен жрать силос, но не хотел. Это могло стать крахом империи, не только финансовым. Были попытки их растерзать. Что теперь делать? Спасение в маленьких чипах — социальный контроль с небольшим осложнением: гипертония. С этой проблемой справились быстро., но как же без «но». Не каждому человеку можно вживить нашего друга. Генетика не позволяла. Ген нашли быстро, но отключить не смогли. Назвали его «ПатоГеном». Я носитель. Началась сегрегация. Первых свозили в города от «Спутмита», остальных оттесняли в чёрные зоны. Красные и зелёные...
Вася вдруг замолчала. Послышалось пиликанье кнопок. Доктор шептала: «Двойной слой. Передача данных за контур. Срочно сюда».