Жил-был мальчик...

Гл. 1. Москва. Начало.
Жил-был мальчик. С очень подходящим именем – Владимир, правда все звали его по-разному, кто – Володя, кто – Володенька, кто – Володька, а кто – Вовка,  но только мальчику больше всего нравилось, когда его называли Вова, и особенно тепло это делала бабушка, Анна Павловна Богданова, она у мальчика Вовы была единственной. И город, в котором он появился на свет, был очень подходящий – это город Москва. Можно всю жизнь объясняться ему в любви и всё равно что-то останется на потом, всегда будет что-то недосказанное, неизведанное, но есть в большой Москве место сакральное, куда Вову привезли из роддома и где он начал открывать для себя этот замечательный город. Адрес точный – улица Большая Полянка, дом № 7/10, квартира № 2 на втором этаже, комната в коммунальной квартире с двумя окнами над аркой.
Вова родился в хорошей гармоничной семье, где папа безумно любил Вовину маму и любовь эта базировалась на всемерном  уважении к супруге. Да и вообще, в семье было всё так, как захочет мама, даже если папе что-то не нравилось, он все равно послушно делал то, что ему сказали. Рождению Вовы предшествовало значимое событие, схватки у мамы начались во время консультации в аспирантуре МГУ у известного профессора политэкономии, под руководством которого мама писала свою диссертацию, кстати уже после успешной защиты он просил познакомить его со своим крестником, что через много лет и случилось. Мама блестяще защитила кандидатскую диссертацию через два года и поскольку вакантных мест преподавателей  на кафедре политэкономии МГУ не было, руководитель её диссертации организовал ей предложение на должность доцента в Новосибирском институте связи, что для молодого кандидата наук было роскошным началом научной карьеры. И семья стала собираться в далёкую Сибирь. Конечно о том времени Вова ничего не помнил, хотя, наверное, это неправда. Он на всю жизнь запомнил ласковые руки Серафимы Фёдоровны. Никто не помнил как эта маленькая чистая старушка оказалась в их комнате со своим сундучком, на котором она и спала. Но именно она больше всех возилась с маленьким Вовой, готовила ему потрясающее вкусное картофельное пюре и теплое молоко, почему-то совсем без пенок.  Да именно с ней Вова познакомился с Репиным в Болотном сквере и с огромным фонтаном, который много позже стал его любимым местом купания в жаркие дни. Через много лет мама рассказала Вове почти детективную историю, связанную с этой женщиной. Когда только Вова появился на свет, в их большой коммунальной квартире было много разговоров о крещении младенца, однако бабушка, «семейный комиссар» наотрез отказалась от этой процедуры и вот тогда Серафима Фёдоровна взялась за дело. Как человек глубоко верующий, она постоянно ходила в ближайшую от нас «Красную» церковь, так её называли в народе, а на самом деле, это была Церковь Святого Григория Неокесарийского. Интересно, что первая деревянная церковь на этом месте была возведена  в 1445 году в честь возвращения из татарского плена Великого московского князя Василия II, позднее прозванного «Тёмным», поскольку он был свергнут и ослеплен своим племянником Дмитрием Шемякой. Василий II был отцом будущего Великого князя Ивана III, первого Великого князя «Всея Руси», кстати, знаменитая колокольня Ивана Великого была возведена по его приказу и сохранила для потомков его имя. Затем во времена царя Алексея Михайловича «Тишайшего» настоятель храма стал его духовником и добился возведения на этом месте каменного храма, который сохранился до наших дней, и после его постройки в нём венчались Царь Всея Руси Алексей Михайлович с Натальей Нарышкиной, будущей матерью Императора Петра I, кстати, наследник престола тоже был крещён в этом храме. Поскольку власти такого рода обряды отнюдь не приветствовали, в церкви всё было организовано тихо и пристойно. Вову крестили летом того года, когда умер Великий Сталин и, что удивительно, в храме постоянно служили молитвы за упокой Иосифа Виссарионовича по запискам прихожан. Всё это Серафима Фёдоровна рассказала маме перед самым своим уходом и просила не говорить об этом бабушке, хотя та конечно всё узнала от «добрых» соседей по квартире и хотела устроить грандиозный скандал, но вовремя одумалась и приняла этот факт как должное и всегда добрым словом отзывалась о старушке, когда её уже не стало, а остался только её маленький сундучок, на котором Вова очень любил отдыхать.
 А в огромной коммунальной квартире все шло своим чередом. Утром Вова обычно просыпался от звонкого громыхания кастрюль и тарелок на общей кухне, а иногда от перепалок соседей из-за всяких бытовых мелочей, но когда чудаковатый Агальцов в очередной раз не выключил свет в туалете, это был шквал эмоций и визгливая брань разносилась по всей квартире. Агальцов был их сосед и, как казалось Вове, был совсем безобидным неухоженным старичком, но на самом деле это был блестяще образованный музыкант, всего-на-всего сорока-сорока пяти лет, специализирующийся на струнных инструментах. Уже когда Вова подрос, он иногда заходил в комнату соседа, всегда неприбранную, с остатками жизненного мусора на столе и на полу, но с огромным шкафом, заполненным разными инструментами, и стеной, увешанной балалайками, домрами, мандолинами. Везде были разбросаны ноты, расчерченные красным карандашом для репетиций. В углу стоял специальный кофр для мандолины, которую хозяин привёз из Италии. Говорили, что когда-то он играл в знаменитом оркестре народных инструментов и даже одно время аккомпанировал  самой Руслановой, но Вова даже не понимал о чём идёт речь, ему просто ужасно нравился этот аккуратный кожаный чемоданчик, в котором на багряной бархатной ткани уютно расположился великолепный инструмент, до которого даже дотронуться было нельзя. Впрочем, когда Вова был уже школьником, Агальцов пригласил его на репетицию в свой оркестр народных инструментов, которым он руководил в новом Московском Доме пионеров на Ленинских горах, поскольку узнал, что в Новосибирске на ежегодном выпускном концерте музыкальной школы Вова со своим партнёром сыграл в четыре руки партию Волшебного стрелка из оперы Моцарта «Волшебный стрелок» на настоящем рояле, что, как оказалось, среди профессионалов считалось пропуском в элитарный клуб музыкантов, к тому же у Вовы был абсолютный слух и он прошёл прослушивание в Детских хор Московского Дома пионеров и только злосчастный интернат не позволил ему ездить на репетиции хора, но… Всё это было много позже, а мы вернемся в то счастливое Вовино детство в квартире номер два в доме 7/10 на улице Большая Полянка. Ещё один сосед по имени Гоша был армянин с грузинскими корнями, а значит, со жгучим кавказским темпераментом и он как-то научил Вову выступить перед всей квартирой в воскресенье, тогда единственным выходным днём, с декламацией цитаты из кинофильма «Весёлые ребята» и вот он поставил посредине огромной кухни табурет, водрузил на него Вову и двухлетний вундеркинд звонко и чётко произнёс: «Мы творческие работники, нам нужна тишина, а здесь чёрт знает что!». Выступление имело колоссальный успех, тетя Паня из комнаты рядом с ванной прослезилась и угостила Вову конфеткой, а чета Кумариных из двухкомнатной коммуналки возмутились и высказали Гоше о недопустимости использовать детей для провокаций, а Вове было очень весело и хорошо.
Папе ничего не оставалось, как занять активную позицию по отношению к сыну. И вот однажды Вову помыли, причесали, приодели, отгладили и поехали, как теперь бы сказали, на фотосессию в модное тогда фотоателье на Арбатской площади, в помещении кинотеатра «Художественный», где научились делать цветные фотографии. Вова был мальчик достаточно упитанный и несколько неловкий, а потому немного стеснялся огромных лохматых незнакомых дядей, которые почему-то общались с ним как с куклой и даже решил немного поплакать, но когда его познакомили с громадным плюшевым медведем, он забыл о всех издевательствах этих несносных взрослых и решил, что лучше потратить свои силы на знакомство с новым другом и так заигрался, что чуть не упал с высокой подставки, где проходила съёмка. Тут уже бдительный папа проявил незаурядную реакцию и спортивную подготовку, вовремя подхватив сына у самого пола. Фотографы дружно его поблагодарили, а когда узнали его фамилию, тут же предложили следующую сессию с сыном бесплатно. Спартаковского футболиста Анатолия Ильина боготворила вся Москва. В итоге фото получились просто отличные, как впрочем,  и следующие в три года, как раз перед их отъездом. Только Вове было очень грустно расставаться с новым другом. В общем, хорошо посидели!
 Вове в квартире было легко и весело, он был покладистым малышом, почти не капризничал, никогда не устраивал истерик и очень внимательно слушал всё, что ему говорили, поэтому его все любили и взрослые и немногочисленная ребятня, ну а в скверике напротив дома его всегда ждала забавная компания сверстников и уж, конечно не хотелось куда-то уезжать, но мама сказала, что у неё нет больше сил терпеть весь этот кошмар коммунальных отношений. И вот в один не очень прекрасный день папа, мама и Вова отправились на Курский вокзал, откуда поезд их должен был отвезти через всю страну, в Новосибирск. Кстати, бабушка вконец разругалась с папой и не поехала их провожать на вокзал, зато вместе с ними туда отправился Вовин дедушка. Этот уникальный дедушка – кондитер. Он работал на кондитерской фабрике имени Марата, это был специальный цех фабрики «Рот-Фронт», где делали особенный шоколад и иные деликатесы для правительства, и весь благоухал немного горчащим запахом настоящего шоколада. За особые успехи в кондитерской области, а он придумал технологию изготовления кондитерской патоки из картофельных очисток, его забронировали от армии и отправили в эвакуацию вместе с его цехом в город Куйбышев, где находилось во время войны Советское правительство и уже там он получил Государственную премию за своё изобретение. Вообще-то, у Вовы были предки кондитеры, потому что бабушка начала свою трудовую деятельность в Москве на кондитерской фабрике «Красный октябрь», что располагалась на Болотной набережной, там они и познакомились с дедушкой, а потом их пути разошлись: он ушёл работать в цех на фабрике Марата на улице Островского, а её за «безупречное» происхождение и активную комсомольскую деятельность пригласили в аппарат «Всесоюзного старосты» Михаила Ивановича Калинина в его резиденцию на Моховой улице, в уютном двухэтажном особнячке с мезонином, как раз напротив входа на станцию метро «Библиотека Ленина». Маленьким он казался только с улицы, а вот внизу было ещё два этажа со всеми удобствами, говорят, что там даже был выход в метро, но Вова в этом особняке никогда не был, а бабушка рассказывала о нём очень скупо и единственный документ о тех временах – это праздничная фотография всего аппарата М. И. Калинина с ним вместе, сделанная в этом особняке. Итак, дедушка, благоухая своим кондитерским ароматом приехал их провожать и Вове он таким и запомнился – маленький, очень подвижный, энергичный старичок, который его очень любил! Ну, конечно же, это было не так. Дедушка Гриша, Григорий Иванович Ручкин, был коренастым, ширококостным, но очень подвижным и активным, казалось, что он всех и всё знал, а окружающие хорошо знали его. Поезда дальнего следования подавали на посадку задолго до отправления и деда сумел всех устроить в купе, познакомиться с попутчиками и даже выпить на дорожку, поскольку у него всегда с собой было! Все наши попутчики были здорово удивлены, когда он стал с ними прощаться, поскольку были уверены, что дальше им ехать вместе! И вот… поехали!
Гл. 2. Дорога.
Обосновались в купе они очень хорошо, Вову устроили на одной нижней полке с мамой. Пока родители суетились с вещами, Вова не мог оторваться от окна, а за окном проплывал огромный  город и почему-то он был заполнен невероятным количеством вагонов, товарных и пассажирских, платформ с разными замечательными машинами и иногда даже мелькали настоящие паровозы, особенно интересно было смотреть, как разворачивали их на поворотном круге. Поезд тянул мощный тепловоз, но в городе он двигался очень медленно, поэтому Вова успел разглядеть громадные дома, шумные заводы с дымящими трубами, но больше всего ему понравился железнодорожный мост через Москва-реку и весёлые трамвайчики на реке. Но, как оказалось, настоящие мосты он увидит уже за Уралом. Потом мимо окон поезда побежали окраины большого города, правда вид их был скорее печальный, поскольку много домов было разрушено и, по-видимому, брошено, зато как интересно было смотреть на садовые домики, пускай маленькие, потрёпанные, но живые, а сколько людей встречали их поезд на полустанках и платформах электричек. Но вот начались настоящие леса и казалось, что поезд пробирается по тропинке в лесу, как большой, толстый медведь. Вова немного устал от впечатлений из окошка и тут начались знакомства с соседями по вагону. Ехать предстояло долго и люди, понимая это, невольно тянулись к друг другу, создавая этакое дорожное товарищество вынужденных путешественников. Однако, ещё одно событие крайне заинтересовало Вову. Они проезжали подмосковный городок под названием Подольск. Сначала переехали по красивому мосту живописную речку, которую папа назвал Пахра, а потом утопающий в зелени, благоухающий в цветении яблонь, груш, слив, вишен небольшой уютный городок. Правда, папа сказал, что в Подольске работают несколько крупных заводов, которые отсюда не видны, но их продукцию знает вся страна, например, у бабушки была швейная машинка «Зингер», так вот её производят как раз на одном из этих заводов. Папа знал этот город очень хорошо, потому что был родом из этих мест, он здесь родился и вырос, учился и работал, пережил войну, голод и холод, и в итоге очень серьёзно заболел, но обо всём этом Вова подробно узнал значительно позже, а пока папа сказал, что здесь живёт ещё один его дедушка, Михаил Михайлович. Тогда Вова и не догадывался, что совсем скоро он будет приезжать сюда летом и Подольск станет ему совсем родным.
Так незаметно большой суетной день подошёл к концу. Ласковое красное солнце садилось где-то за хвостом поезда и, казалось, что он убегает от его последних тёплых лучей. Вове показалось очень странным, что все разбирали постели на полках и готовились ко сну, потому что он не мог понять, как можно спать под несмолкаемый грохот колёс и постоянные гудки встречных составов. Однако, усталость взяла своё и он тихо заснул на заботливых руках мамы и спокойно засопел, приближая этот загадочный далёкий Новосибирск. А по утру, не успев толком проснуться, он увидел за окном огромные клубы чёрного дыма и только на повороте стало понятно, что поезд тянул настоящий паровоз, весь окутанный облаками белого пара и чёрного дыма. Поскольку в вагоне было чрезмерно душно, то все окна были открыты и Вове очень нравилось смотреть на пролетающий мимо пейзаж через открытое окно, когда духота и жара уносились прочь прохладными упругими волнами свежего ветра. Но вся эта идиллия быстро закончилась, как только мама внимательно посмотрела на Вовино счастливое личико, перепачканное паровозной сажей, и мгновенно унесла его в туалет, где оказалось, что Вова настолько перепачкался засмотревшись у окна и его надо срочно отмывать с мылом, а он этого очень не любил. Хотя одна деталь в умывальнике его настолько заинтересовала, что он даже забыл про кусочек едкого мыла. Кран для воды был очень необычным и чтобы полилась вода нужно было нажать на специальный рычажок, правда у самого его не хватило силёнок и он только смотрел, как мама ловко добывала из крана воду и даже не капризничал, когда его отмывали от грязи. А потом был первый дорожный завтрак и всё было не очень вкусно, но Вове страшно понравился крепкий чай, который принесла проводница. Он был разлит в стаканы с красивыми подстаканниками, которые Вова увидел впервые. Видя, что сын немного загрустил, мама сказала, что у неё есть для него замечательное мороженное и  достала блестящий брикет очень похожий на его любимое эскимо. Его он хорошо знал, потому что после прогулок в Болотном сквере, когда они возвращались по мосту домой, их всегда встречала дружная стайка пингвинов с мороженным на крыше первого дома на Большой Полянке и самый первый гордо нёс именно эскимо. Однако, когда он развернул блестящую упаковку и попробовал содержимое, он понял, что его коварно обманули, поскольку под шоколадом оказался творожный сырок. Это было его первое знакомство с глазированными сырками и хотя он немного расстроился, сырок был очень вкусным и он полюбил и всегда ел их с удовольствием. После завтрака он опять сидел у окна, которое мама категорически запретила открывать, когда поезд тянул паровоз, смотрел на маленькие уютные домики, обрамлённые зеленью цветущих садов, убегающих от него, на встречные поезда, спешащие в Москву, на небольшие станции и нарядные вокзалы. Когда поезд делал остановки он очень боялся за папу, который выходил из вагона просто покурить или что-то купить, потому что переживал, как бы он не отстал от их поезда, а когда его самого хотели вынести на перрон вокзала, он так раскричался, что его решили оставить в вагоне вместе с мамой. Ну, а мама читала ему его любимые книжки, многие из которых он хорошо знал, но почему-то ждал, что в следующий раз всё закончится по другому. Наконец, наступило время обеда и папа сказал, что они пойдут в вагон-ресторан, который находился в соседнем вагоне. Вова запомнил этот поход надолго, потому что когда папа зашёл с ним на руках в тамбур между вагонами, он страшно испугался грохота колёс под ногами, ходившие ходуном плиты перекрытия, которые, как ему казалось, старались схватить передвигавшихся по ним пассажиров. И даже, когда их уже посадили за столик ресторана, он никак не мог прийти в себя от испуга. Но тут на него обрушилась целая лавина новых впечатлений, которых он никогда не мог себе представить, незнакомые дяди и тёти в нарядной белой униформе, блестящие приборы и тарелки, вазочки с цветами, улыбающаяся публика вокруг и в какой-то момент Вове показалось, что всё это организовано только для него, чтобы он себя хорошо вёл, послушно сидел на своём стульчике со специальной подставкой для малышей, вкусно покушал и, наверное, спел песенку, чего ему не слишком хотелось. Расстраивало его только то, что все эти незнакомые ему люди, обращаясь к нему с улыбкой старались обязательно погладить его по пухлой щёчке или по вихрастой головке, что даже ему показалось нужным заплакать, но он мужественно решил с этим не торопиться. Он сытно покушал и ему так захотелось поспать, что маме пришлось взять его на руки и дальше он уже ничего не помнил, как очутился в своей кроватке и даже настырный стук колёс ему уже не смог помешать.
 Вот так они и ехали, всё дальше от родной Москвы в загадочную Сибирь и её некоронованную столицу – Новосибирск. Следующее утро было тихим и спокойным, если не считать очень не послушный кран и странно рыкающий унитаз в туалете. Вова в вагоне изучил всё, что только возможно и ему было скучно. Соседи его интересовали мало и он стал внимательно изучать свои книжки, которые ему взяли в дорогу и придумал себе забавную игру. Читать он ещё не умел, но память у него была очень хорошая и глядя на картинки к своим любимым сказкам, он водил пальчиком по тексту и рисункам и рассказывал сказки сам себе, да нет, даже не рассказывал, а жил в этих сказках, хулиганил вместе с оборотистым колобком, всех обманывал с хитрой лисой, злодействовал со свирепым волком, а потом всех мирил с добродушным медведем. Мама заметила артистические занятия сына, тихо вышла из купе, пригласить папу и теперь они оба стояли у двери, наблюдая за своим смышлёным малышом. А в момент, когда лиса всё-таки съела непутёвого колобка, Вова так расплакался, что маме пришлось его успокаивать. Так проходили дни за днями, и вот, наконец, они пересекли последний мост пред Новосибирском, а точнее, уже в самом городе, огромный мост через великую сибирскую реку Обь, хотя здесь она была ещё не так широка, как ближе к морю, но весьма полноводная из-за таяния снегов в Алтайских горах, откуда она брала своё начало.
Гл.3. Новосибирск
Новосибирск встретил их обычной суетой большого города и неожиданно жаркой погодой, хотя все говорили, что в Сибири очень холодно. Да, здесь бывают зимние морозы под минус сорок градусов по Цельсию, но и летом плюс сорок градусов, а вода в Оби выше десяти градусов никогда не поднимается. Поселили всю семью в преподавательском общежитии, правда, выделили две комнаты, но всё равно папа с мамой были очень недовольны, а вот Вова чувствовал себя просто на вершине блаженства, ну прикиньте сами, бескрайний коридор, куда выходили все комнаты жильцов, скорее напоминал футбольное поле, но конечно, в футбол там играть не давали, поскольку вдоль стен стояли разные шкафы, вешалки, ящики и ещё много чего ненужного, что, как водится, выбросить жалко. Сколотилась очень неплохая компания, примерно, из десятка отчаянных пацанов и девчонок от трёх до семи лет. Ух, какая это была жизнь! Конечно оторваться удавалось не часто, так как все ходили в детский сад, а вечером, возвращались взрослые и было уже не до игр, но вот в воскресенье мы брали своё с лихвой. Здесь Вова впервые покатался на велосипеде, правда, на трехколесном, но какая разница,  и на самокате, играли и в «салочки», и в «прятки», и в «солдатики»,  и в «фанты» и во много чего ещё. Однако, была очень серьёзная проблема, преодолеть которую ну никак не получалось. Если заболевал один, то за ним уже болели все. Чем только Вова не болел в это время, и коклюш, и корь, и ветрянка да их оказывается столько заразных болезней, но хуже всего было то, что у Вовы часто встречалось воспаление лёгких. Суровый сибирский мороз давал о себе знать.
Но время шло удивительно быстро, где-то года через два, когда Вова ходил уже в старшую группу детского сада, папе выделили отдельную двухкомнатную квартиру в новом Кировском районе Новосибирска, на другом, от центра, берегу Оби. Сама река хоть и была не очень широкая, до двухсот метров, но весной, в половодье, превращалась просто в море, поэтому мост через неё был невероятно большим, более километра и в основном проходил над пойменными лугами. Квартиру папе дали , как он говорил, на его «заводе», хотя это был вовсе не завод, а ЦНИИ «Олово» (Центральный научно-исследовательский институт «Олово»), где папа работал в конструкторском бюро. Их новый дом находился в первом микрорайоне Новосибирска и был очень хорошо расположен, рядом со школой и детским садом. В отличии от центра города все здания здесь были одинаковы, зато появились спортивные площадки и сквер для прогулок. Однако, зимой, какие в Новосибирске особо суровы, могут быть разные неприятности. Вот однажды, пурга началась как всегда, неожиданно, когда от снежной метели нет спасения, когда в метре от себя невозможно ничего разобрать, когда снег мешает даже нормально дышать. Вова гулял в скверике около дома, буквально, в двадцати метрах от подъезда, когда снежный шквал обрушился на землю, он очень испугался и залез под скамейку, где ему показалось спокойно и безопасно, но уже через несколько минут его начало заносить снегом вместе со скамейкой и только вовремя появившаяся мама вытащила сына из его укрытия и с трудом отнесла домой, потеряв по дороге один его валенок, а Вова был ужасно рад этому происшествию, хотя и в одном валенке, ведь когда мама его нашла, он уже перестал бояться и как мог, старался помочь маме его спасти. Ну, а дома уже мама расплакалась, обнимая сына, а он её успокаивал и твердил, что он самый сильный и задаст трёпку злой метели, как Кай в «Снежной королеве», эту сказку он уже знал. Но когда пришёл в работы папа, он объяснил сыну всю серьёзность произошедшего, тут и маме досталось и валенок он нашёл, а Вове строго-настрого запретили выходить зимой на улицу одному. Ах, какой вкусный чай с клубничным вареньем был после этой беседы. И слава Богу, что так всё закончилось!
 Новосибирск город достаточно молодой, получивший настоящее развитие во время войны, когда сюда эвакуировали заводы, имеющие оборонное значение, уже после войны строился по современным канонам, так главным символом Новосибирска стал Театр оперы и балета, который начал работать в начале 50-х годов, как раз до появления нашей семьи в городе. Это был один из самых больших и технически совершенных театров страны и, конечно, Вове было очень интересно познакомиться с ним поближе. Расположен он был на центральной площади города, как раз напротив обелиска памяти летчику, трижды Герою Советского Союза Покрышкину, уроженцу Новосибирска и ещё одному символу Сибири. Когда к жителям города обращались с просьбой описать театр, первое мнение было, что архитектурно он напоминает Собор Святой Софии в Константинополе и тоже является Храмом, только, искусств. Прошло много лет, но Вова никогда не забудет первое посещение этого храма. Однажды папа купил хорошие билеты, правда не в партер, а на бельэтаж, семья красиво оделась и с большим интересом собиралась в театр. Во время театрального сезона гастроли коллективов знаменитых театров были большой редкостью, но вот в конце сезона в Новосибирск приехала на гастроли труппа Московского Большого театра, правда без своих знаменитых звёзд, но с приличным составом. Давали оперу «Золотой петушок». Вова был уже не малыш и, ему казалось, он всё понимал, по вот в театре был первый раз. А театр, надо честно сказать, был великолепный, да и постановка оперы отличалась блестящими декорациями, которые полностью соответствовали техническим возможностям сцены. Ещё в фойе он почувствовал себе несколько неуютно и только близость мамы и папы его немного успокоило, и всё-таки это огромное количество людей, ему совершенно незнакомых, что-то возбуждённо обсуждающих, серьёзных и не очень, но нарядных и весёлых, его начало беспокоить. Они погуляли по всем этажам величественного здания, посмотрели балкон и красиво отделанные ложи, и тут мама сказала, что декораторы явно копировали интерьеры Большого театра, где она в своё время бывала очень часто,  и вот, наконец, они вошли в зал, где были их места в амфитеатре. Музыканты тщательно и шумно настраивали свои инструменты, тяжелый занавес и искусно вышитыми картинами закрывал сцену, в зале царила атмосфера предвкушения яркого зрелища. Вову поразило великолепие зала и он уже перестал понимать, что происходит, но терпеливо слушал маму, которая поясняла ему происходящее. Потом начал постепенно гаснуть свет, но очень мягко и красиво, тогда Вова ещё не знал, что это происходит после третьего звонка, но вот действительно неожиданно зазвучала музыка, казалось, что она струится повсюду, завораживая и увлекая в мир сказки, ну а следом за увертюрой начал раздвигаться занавес и какой бы он не был красивый, декорации на сцене Вове понравились ещё больше, даже не декорации, а целый сказочный город. В музыку понемногу вплетались голоса, солисты старательно выводили свои партии, грохотал хор, персонажи спектакля в роскошных сказочных костюмах плавно двигались по сцене. Вова пытался разобраться, что и как поют эти замечательные голоса, но у него это плохо получилось, он даже на смог бы ответить, что ему нравится больше – музыка и стройное звучание инструментов или смешные дяди и тёти в залах игрушечного дворца. Наконец, когда он убедился, что ничего не понял, ему стало скучно и он очень заинтересовался креслом, на котором так удобно устроился, на нем даже можно было покачаться, но мама строго попросила его не вертеться и он уже не знал, что ему делать. И тут, очень вовремя музыка закончилась, занавес закрылся, свет снова засиял в мириадах лампочек, первый акт спектакля закончился и, если бы Вову спросили, что же такое он видел, он бы, наверное, ответил той сакраментальной фразой «Мы творческие люди, нам нужна тишина, а тут, чёрт знает, что творится!» Однако, его никто не спросил, а все вокруг вставали со своих мест и направлялись к выходу в фойе, где были открыты буфеты с замечательно вкусными конфетами, шоколадом и газированной водой, в общем всё, что Вова безумно любил. Ну а, получив свою любимую шоколадку Вова был просто счастлив, если бы не одно но… Он очень захотел в туалет, терпел как мог, но потом сказал об этом папе. И вот мужчины идут в мужской туалет, это как ритуал, и ничего стыдного и обидного тут нет, так надо! Вове хоть было всё очень неудобно во взрослом туалете, но он сделал всё правильно, помыл руки и они пошли сквозь людскую толпу на свои места в зале. Но тут, толи от гордости за сделанное, толи от невнимательности, буквально на минуту отвлёкся, Вова вдруг понял, что он один, папа вроде был всегда рядом, а теперь он куда-то пропал или Вова самонадеянно повернул не в ту сторону. Сначала он не растерялся и пошёл, как ему казалось, к маме в зал, но вокруг были совсем незнакомые люди, да ещё сердитая тётя в форменном пиджаке строго спросила: «Это чей мальчик?». И вот здесь Вова испугался, всё пропало, его бросили и не зная, что делать, он заплакал, да нет, не заплакал, а заревел и никто был не силах ему помочь. Вова ревел так жалобно, звал папу и маму, его спрашивали, где их места, а он показывал на вход в зал и не мог остановиться. Ах, как самозабвенно он ревел! Папа, будучи неподалёку, услышав знакомые вопли тут же прибежал к сыну. Прижавшись к папе Вове перестал реветь, но слёзы бежали по его расстроенной рожице сами собой. У входа на бельэтаж их встретила обеспокоенная мама и увидев её Вова заплакал навзрыд, он хотел ей рассказать, как ему было страшно без них, но не мог произнести слов между всхлипами. Конечно, о спектакле можно было забыть, потому что Вова никак не мог успокоиться. Как же он боялся этого угрюмого холодного здания, как хотел поскорее убежать из него и когда через несколько лет, они снова пошли в театр, Вову было не оторвать от мамы, так он запомнил своё первое знакомство с оперным театром.
А вообще-то их дом был очень весёлым, в их подъезде на четвертом этаже жил известный в Новосибирске хоккеист, капитан новосибирского «Динамо», дядя Гена. Вова ещё ни разу не видел таких странных клюшек, как у дяди Гены. В городе, как и во всей Сибири был очень популярен хоккей с мячом и клюшки там были совсем другие. Вове очень нравилось смотреть на парней , летящих на блестящих коньках по залитому льдом футбольному полю. Он не знал правил, не понимал игру, но чувствовал какую-то непонятную радость, когда выходил на лёд в валенках, поскольку кататься на коньках он не умел, да и коньков у него не было. Старшие ребята заметили плотного мальчишку в шубке и валенках, и хотя Вова ещё ходил в детский сад, он выглядел как первоклассник. Иногда его ставили в ворота, они казались Вове огромными, конечно поменьше, чем в футболе, но всё равно большими, ну а оранжевый плетёный мячик не так просто давался в руки, тем более в варежках и для него это была настоящая охота. Родители у него были очень заняты своими делами и уделяли сыну немного времени, но однажды папа обратил внимание на синяки у него на ногах и тогда Вове пришлось всё рассказать и про стремительные атаки на его ворота, и про искрящийся скользкий лёд, и про своё бессилие без коньков на этом коварном льду. И вот как-то раз папа принёс домой очень необычные коньки, которые крепились прямо на валенки, нечто двухполозное, но всё-таки это были его первые коньки. Бегать на них было неудобно, но вот поворачивать, тормозить и уверенно держать равновесие Вова научился сравнительно быстро и теперь ребята не просто играли с ним во дворе, но и брали с сбой на стадион «Сибсельмаш», который располагался недалеко от их дома, через пустырь, где ходил трамвай в центр. Правда, кончилось всё довольно печально, Вове попали мячом в лицо , он не сумел увернуться, и рассекли бровь, оказалось это не больно, но крови было много, а больно было тогда, когда на это место ему поставили скобки. Понятно, что неприятно, но как мальчишке обойтись без таких травм. Вове так хотелось дотронуться до больного места и пощупать шов, что у него стало привычкой постоянно гладить бровь, а шрам остался у него на всю жизнь. Мама сделала  весьма простой вывод из произошедшего и его «двухполозки» куда-то исчезли, а Вове купили дорогой конструктор, чтобы занять его свободное время, да и он сам страстно увлёкся новой игрушкой, а папа являясь конструктором на заводе с интересом отмечал, какие агрегаты собирал из скромного набора деталей его сын. Но всё-таки любовь к хоккею осталась у Вовы, как впрочем и шрам, на всю жизнь. Да к тому же дядя Гена, узнав о страданиях мальчика, пригласил их с папой на хоккей, но теперь уже с шайбой. Поскольку дворцов спорта тогда ещё не было, игра проходила на небольшом открытом стадионе на берегу Оби, было очень холодно, но новое зрелище просто поразило их обоих и Вова уже представлял себя с новой клюшкой на коньках с ботинками бесстрашно летящим под гул трибун на ворота соперника, вколачивая в них непослушную шайбу. А может так и будет, кто знает?
Гл.4. Подольск.
Лето в Новосибирске – это очень непростое время года. Постоянная жара, духота, и вроде бы огромная сибирская река должна сглаживать эти природные явления, но вода в Оби, даже в самые жаркие дни, была очень холодная, то же самое в Обском море, зато разной летучей живности – хоть отбавляй. Мошка, комары, слепни, в общем, полный набор летних прелестей. Но зато после весеннего половодья, в местах разлива Оби, всегда оставались маленькие водоёмы, глубиной не более метра, и вот там вода нагревалась как надо, но была не слишком чистая и быстро зацветала. В общем деваться нашему брату было не куда и вся ребятня дружно лезла в эти бочажки с обской водой, а потом сразу по душ, отмывать результаты таких купаний. Отпуск у мамы начинался после окончания студенческой сессии, где-то в начале июля и папа, у которого отпуск был на месяц позже, отправлял все свои сокровища в Москву , на попечение дедушек или в Подольск, или на дачу рядом со станцией Колхозная по той же Курской дороге, в двух остановках электрички от Подольска. Подольск – это была папина Родина, но мама одна без него в этот город, к Вовиному дедушке , Михаилу Михайловичу, ездить не любила и предпочитала дачу дедушки Гриши, своего папы, и вот в этот раз мы отправились на Курский вокзал с длинной пересадкой на Площади Революции, но этот маршрут был самый короткий, а вокзал – самый близкий от нас, да и хорошо знакомый, ведь поезда из Новосибирска приходили как раз на Курский. Народу было совсем немного в этот будний день, но в вагоне никакого комфорта, жёсткие сидения, духота, несмотря на открытые окна, а ехать надо было около часа, но ничего приехали.
Был жаркий летний день, какие часто встречаются в июле. На небе ни единого облачка, огненно-золотистое солнце не имея конкурентов в виде туч, заполнило собой всё видимое пространство. Плотный знойный воздух буквально пропитан светом и летним теплом. Сойдя с электрички, мы шли по поля среди поспевающих колосьев с яркими глазками весёлых васильков, и казалось всё замерло вокруг, вот только невидимый маленький жаворонок лёгким посвистом возвращал нас к жизни. Грунтовая дорога среди поля была причудливо извилиста и покрыта толстым слоем пыли так, что наши ноги утопали в ней по щиколотку, а как приятно было брести по этому мягкому пылевому ковру босиком. Однако, идти было долго, ведь дачный посёлок находился от станции километрах в трёх, а то и больше. Уже через полчаса пути тяжело нагруженные путники потеряли интерес ко всем красотам мира. Поскольку, в этот раз, они путешествовали вместе с мамой одни, Вова не мог позволить себе покапризничать, хотя, честно говоря, очень хотелось, но мужчина должен оставаться мужчиной независимо от возраста. Но вот за очередным поворотом показалась знакомая опушка леса и маленький дедушкин домик на краю этой уютной рощицы.  Домик был одноэтажным из огромных брёвен с большим чердаком, заполненным, как всегда, старыми ненужными вещами, которые, почему-то, жалко выбросить, душистым сеном и разными очень нужным, особенно для мальчика, инструментом, здесь были молотки и гвозди, отвертки и стамески, пилы и рубанок, гаечные ключи и болты с гайками, старый автомобильный насос и много чего ещё, очень нужного в хозяйстве, можно сказать, Вовино царство, поскольку дедушка разрешал всё  и потрогать, и использовать в деле.
После их приезда мама с Вовой немножко отдохнули, а затем подкрепились вкусным обедом, приготовленным дедушкой, и только после поглощения всех этих простых, но приятных и полезных блюд они собрались с дедушкой по грибы. Мама решила заняться хозяйством, а грибная команда, вооружившись лукошками, отправилась в лес.
Леса под Подольском, да и вообще в южном направлении от Москвы, красивые и буквально прозрачные, поскольку в основном лиственные с небольшими кустарниками, наполнены приветливыми солнечными бликами, а главное без вредных насекомых, как летающих, так и ползающих, правда встречались иногда огромным муравейники, но они скорей были живописным элементом густого леса, чем какой-то угрозой. Ну и, конечно, здесь было полно грибов, и подберёзовики, и подосиновики, и боровики, а как они причудливо выскакивали на живописных полянках, поэтому набрать полное лукошко отборных грибов было не проблема.
Немного побродив по лесным тропинкам, Вова почувствовал, как он устал, от дороги, от жары, от ненужной суеты, и попросил дедушку отправляться домой. Уже в уютной избушке у него разболелся живот, голова стало тяжёлой и начался озноб, к тому же появилась непонятная тошнота и он честно всё рассказал маме, а та погладив его по голове поняла, что надо срочно померить температуру и очень расстроилась убедившись, что ребёнок заболел, но что это было никто не разобрался. Вове дали таблетку угля, что принято при отравлении, и таблетку аспирина от простуды, да впрочем, особых лекарств в доме не было, так йод да мёд. Поэтому, уложив мальчика в постель, дали горячего чаю с малиновым вареньем и решили дожидаться утра, но ночью у Вовы началась рвота и остаток ночи – это было сплошное мучение, температура поднялась тридцати восьми, а он то забывался во сне, то плакал и жаловался на боли в животе, то просил пить и его опять рвало. Утром мама быстро собрала сына, захватив только сумку с документами, буквально бросилась обратно на станцию с Вовой подмышкой, поскольку он едва двигался и его постоянно преследовали рвотные позывы. Такая мягкая тёплая пыль на дороге превратилась в мерзкую серую массу, которая цеплялась за ноги, мешая идти. Огромное ржаное поле превратилось в ядовитое жёлтое пятно и уже не улыбалось весёлыми васильками, а тяжко вздыхало под дуновением горячего ветра. В общем, тот же путь они прошли в два раза дольше, пока, наконец, добрались до станции. Слава Богу, электричка пришла очень быстро и мама, поняв, как Вове плохо, решила ехать в Подольск, потому, что боялась не довезти его до Москвы. Вова уже не помнил, как они вышли из вагона, кто-то помог маме найти нужный автобус и они поехали к дедушке Мише, на улицу Велинга. Здесь, надо чуть пояснить ситуацию. У Вовы была тетя, сводная сестра папы, тётя Аля, она закончила медицинский институт и работала хирургом в Подольской городской больнице, которая находилась всего-то в пятистах мерах от их дома. Вот мама и надеялась с помощью Али выяснить, что случилось с сыном. Когда они приехали к дедушке, он очень расстроился по поводу случившегося и поскольку Али не было дома, все вместе отправились в больницу. Дедушку там хорошо знали, и быстро связались с Алевтиной Михайловной и она их уже встречала в приемном отделении. Тут надо заметить, что у медиков на все случаи жизни, есть свои острые словечки, вот и здесь всего за несколько минут Аля установила диагноз – это был острый аппендицит, организовала весь процесс, так, что уже через полчаса Вову везли в операционную и только сказала: «Как вовремя!». Ах, тётя Аля, тётя Аля – Вовина спасительница. Она была чудо как хороша и очень похожа на папу, всё-таки, брат и сестра, пускай и сводные. Операция прошла быстро и успешно, Алевтина Михайловна ассистировала ведущему хирургу, добилась, чтобы операция прошла при местной анестезии, то есть Вова всё время бодрствовал и почувствовал боль только, когда делали уколы в живот, до которого даже прикоснуться было больно, и один раз испугался, когда в занавес перед его лицом вдруг что-то ударило, а оказалось это была струя крови при первом разрезе скальпелем. Действительно, всё было сделано очень вовремя, так как воспалённый аппендикс готов был уже разорваться, а тётя Аля отвлекала  племянника от плохих мыслей и тревожных разговоров хирургов, поскольку полостные операции никогда не бывают простыми, но здесь всё было хорошо. Правда, боль началась уже в палате, куда привезли Вову после операции. Отходила заморозка и хотя давали обезболивающее всё равно было больно, хотелось сорвать приклеенную повязку и выбросить её вместе с болью, но в палате его ждала мама, а ещё приходила тётя Аля и среди туч выглядывало солнышко. Вове очень не хотелось при ней показать себя слабым и немощным, а как только она уходила, сразу хотелось плакать и звать маму, но всё проходит. Вове уже исполнилось семь лет и он считал себя большим, готовился пойти в школу, он уже знал с кем будет учиться в одном классе, вся их старшая группа детского сада стала основой 1А класса в школе 127 Кировского района города Новосибирска, а он прикован к больничной койке совсем не далеко от Москвы. Узнав о всех приключениях в семье в Москву прилетел папа и они вместе с Алей сидели у его кровати, брат с сестрёнкой, оба такие похожие друг на друга, и такие красивые. Вове очень хотелось быть с ними и он часто вставал, подходил к окну, высматривая знакомые фигуры. Но время шло, шов заживал плохо и медленно, может быть из-за частых вставаний, но что же поделать с этими мальчишками. Наконец, больничная эпопея закончилась и Вове дорогие родители предложили немного пожить у дедушки Миши, мотивируя своё предложение тем, что Вове нужен покой и в этом покое готовиться к первому классу, тем более, что у дедушки великолепная библиотека, а Вова уже умеет читать, что так важно будущему школьнику. В общем мальчика оставили в Подольске, на полубольничном режиме, оказывается на этом настояла Аля, сказав, что до снятия швов ему нужно быть рядом с больницей. Режим был действительно суровый: бегать, прыгать – нельзя, играть в футбол – нельзя, лазать по деревьям – нельзя, носить тяжести - нельзя, ходить на речку можно, а купаться – нельзя, и Аля очень серьёзно и строго следила за всеми действиями племянника. Вова знал Алю уже давно, два года назад они встречались в Москве, ходили вместе в зоопарк, гуляли по ВДНХ, но тогда Вова был маленький ребёнок, а сейчас – серьёзный парень, да ещё со шрамом на пузе. Единственной Вовиной привилегией оставались книги, у Михаила Михайловича действительно была хорошая библиотека, одно издание Сервантеса «Дон Кихот» с великолепными иллюстрациями чего стоило, но текст был очень сложный и Вове он не понравился, а вот полное собрание сочинений Аркадия Гайдара в самый раз. С «Тимуром и его командой» он уже был знаком, а вот «Р.В.С.» , «Школа» и, особенно, «Судьба барабанщика» произвели на него грандиозное впечатление, он открыл для себя великого детского писателя. Но, конечно, и этот период не обошлось без приключений. В палисаднике дома росли огромные кусты сирени и хотя сирень уже отцвела, густые листья сохраняли даже в самые жаркие дни прохладу и покой. Эти кусты успешно обжили куры из соседнего дома, они устроили под сиреневыми кустами уютные лежанки и видно уже давно, потому что все ямки были заполнены пухом и перьями курочек и выглядели очень чистенькими. Ну, Вова просто не мог пройти мимо, он разогнал кур и сам устроился в их домиках, но теперь уже мимо этого не мог пройти их командир, горластый соседский петух, огромный белоснежный образец боевого духа, причём настроен он был весьма агрессивно. Увидев такого страшного «зверя» Вова поспешно ретировался с насиженного места, но выбирался оттуда так неловко, что этот достойный представитель петушиного племени изловчился клюнуть его в «мягкое» место, да так больно, что Вова со злости схватил подвернувшуюся сухую ветку и со всего размаха врезал зарвавшемуся герою прямо по налитому кровью стоячему гребешку. Ну, а  теперь пришло время удирать для громадной птицы, хотя Вова потом очень жалел о содеянном, поскольку был неправ заняв чужое место, а петушок смело защищал своих курочек, но это потом, а пока он весь в слезах побежал жаловаться на агрессора деду, и тот ласково пожалел внука, смазал ранку йодом и рассказал, что на самом деле петух не клюёт противника, как хищные птицы, а кончиками клюва прихватывает соперника и больно его щиплет, вот как тебя, и до крови. После этого случая Вова благоразумно обходил кусты сирени стороной, с уважением глядя на красавца-петушка.
В отличии от весёлого и бесшабашного дедушки Гриши, дедушка Миши, Михаил Михайлович Ильин, был очень серьёзным и постоянно занятым человеком, он был финансист, а точнее, ревизор в Министерстве финансов СССР и постоянно разъезжал по командировкам во все уголки огромного Союза, правда, о своей деятельности он почти ничего не рассказывал, только смешные истории, которые приключались с ним то на Кавказе, то в Средней Азии, то в Поволжье, а ещё он очень любил футбол, говорят, сам играл за заводскую команду в Подольске, но об этом Вове рассказал папа, который приехал не просто навестить сына, но и забрать его в Москву. Швы у Вовы уже давно сняли, всё зажило очень быстро и он был готов к новым приключениям, а как ему казалось они были не за горами. На вокзал их поехала провожать тетя Аля. Как приятно было смотреть на папу с Алей, как нежно они попрощались. Ну что ж, долгой и счастливой жизни тебе, дорогая Алевтина Михайловна, не забывай брата и племянника! А их ждал Новосибирск, не очень любимый, но здесь был их дом, работа, друзья и ещё много чего, что какими-то тонкими, но крепкими нитями тебя привязывает к родным местам. До отъезда была целая неделя и это время мы провели в «Детском мире», с одной стороны это был огромный магазин, а с другой – детский мир. Вова попал сюда впервые и поэтому с разинутым ртом с восхищением смотрел на эти чудеса в громадном зале на четыре этажа с каруселью и башней, где петух кричит каждый час, озорной Буратино крутит ключиком перед носом Карабаса-Барабаса, но разве всего перечислишь, но мама чётко знала, что им нужно: школьная форма, рубашка, Портфель, ботинки и, обязательно , берет, ей он казался очень стильным, а Вове все эти атрибуты школьной жизни означала пропуск в новый мир, где детству уже мало места, а начинается подготовка к взрослой жизни. Вот с таким настроением они возвращались в Новосибирск, сказав родной Москве не «прощай», а «до свидания»!   
Гл. 5. Пианино.
Мама у Вовы, как вы уже знаете, была молодая, образованная, как-никак, кандидат экономических наук, и очень красивая. Впрочем, так считал папа и Вова полностью разделял его мнение. Как обычно, в институте был большой актовый зал с великолепным роялем, непонятно как туда поместившимся. Мама очень любила музыку или так она всем говорила, ну, в общем-то, разница небольшая. После занятий, иногда, у рояля собирались любители музыки, разговаривали, обменивались нотами, играли, кто-как мог, и конечно, пели под аккомпанемент классного инструмента. Мама увлеклась этими занятиями и, даже, начала брать уроки у знакомого преподавателя и, к тому же, делала определённые успехи. Папа этого вынести не мог, хотя всё держал в себе, но как только у нас появилась новая квартира, одним из первых предметов в доме появилось пианино, не новое, но удивительно красивое, с канделябрами под свечи и с весьма приятным звучанием. Мама начала заниматься дома и, однажды, объявила, что готова познакомить нас с только что выученным ею очень сложным классическим произведением – «Полонезом Огинского». Мы были в восторге и от того, что пианино красивое, мама – ещё лучше, как прекрасно звучит инструмент и, наконец, какая мама была счастливая после окончания концерта, больше всех был счастлив папа, ведь, вот она рядом его любимая мама и никаких подозрительных знатоков музыки. А успех этот стал известен во всём доме, ну, во-первых слышимость была очень хорошая, а во-вторых, и это самое главное, на втором этаже, как раз над их квартирой жила семья известного в Новосибирске музыканта, а у него был сын, Саша, одного возраста с Вовой, они ходили в одну группу детского сада и, вообще, много времени проводили вместе. Этого музыканта звали Наум Мордухович Горховер и он был директором детской музыкальной школы в Новосибирске. Правда, с супругой они разошлись, но он часто посещал сына в их доме и, конечно, был в курсе появления такого чудесного инструмента в квартире внизу. События развивались очень быстро. Мама решила, что Вове нужно срочно начать заниматься музыкой и поскольку он уже пошёл в первый класс, также стремительно поступил в ещё одну школу – музыкальную. Мама уже показала ему разные гаммы для начинающих, а вот Вове как-то сразу звучание пианино показалось противным и надоедливым, но делать нечего, уж так сложилась судьба. И вот однажды на пороге их уютной квартиры появился он, Наум Мордухович, собственной персоной, кстати, как оказалось позже, все его звали Мордавич и он не обижался и даже невольно соглашался с такой фамильярностью. А зашёл он договориться с папой, чтобы его сын Саша мог бы заниматься на их инструменте и предложил к этим занятиям подключить и Вову. Конечно родители с радостью согласились, тем более, что два сорванца очень сдружились за последнее время. Первые занятия с Вовой показали, что у него абсолютный слух, что в будущем сделало его отличником по сольфеджио и предметом зависти всего класса, но пока он только разучивал гаммы. Зная, что Мордавич был великолепным пианистом, мама как-то попросила его сыграть её любимый «Полонез Огинского». И вот этот уже немолодой человек с толстыми некрасивыми пальцами так сыграл эту вещь, что мама грустно улыбнулась, поблагодарила маэстро и ушла в свою комнату, а после ухода пианиста, горько расплакалась и сказала, что к инструменту больше никогда не подойдёт, поскольку ей о себе всё стало ясно, и вообще, Вове нужно заниматься больше и лучше, пока не сможет сыграть как Мордавич. И для Вовы начался сплошной кошмар, правда, надо отдать должное маминой проницательности, уже через год на заключительном концерте в музыкальной школе Вова вместе с Сашей Горховером сыграли на настоящем рояле в четыре руки арию Волшебного Стрелка из оперы Моцарта «Волшебный Стрелок», что в мире музыки считалось определённым достижением, особенно, для восьмилетних талантов. Но ещё никто не мог догадаться, что этот успех был первым и, увы, последним в его такой быстротечной карьере пианиста.
Во время летнего отпуска, семья обычно приезжала в Москву и уже отсюда планировала свои дальнейшие поездки, но в этот раз пришлось немного задержаться, поскольку у мамы в университете было несколько важных деловых встреч. Её там хорошо помнили и со слов профессора, руководителя её диссертации, он мечтал о том, чтобы Валентина Григорьевна преподавала на его курсе, под его чутким руководством, но поскольку вакансий на должность доцента не было, маме организовали специальное приглашение на курсы повышения квалификации в сентябре текущего года, причём профессор лично позвонил в Новосибирский институт связи и договорился, чтобы там лояльно отнеслись к росту карьеры молодой, подающей большие надежды, светиле советской политэкономии. Но тут оказалось, что нашему восьмилетнему герою оставаться с папой в Новосибирске нельзя, а в Москве с мамой тоже, потому что она будет жить в общежитии университета и времени на сына у неё не будет. Бабушка тоже не согласилась содержать внука ввиду слабого здоровья, скудной пенсии, излишней нервотрёпки … да и прочих забот хватает. Но главное, она не  любила папу и была глубоко обижена на дочь, что её «бросили» одну в коммуналке и уехали неизвестно куда. Вот оказывается какая проблема, а Вова этого ничего не знал. Но, как всегда,  нашлись «добрые люди», со связями и большим желанием помочь хорошему человеку и от них пришло предложение поместить Вову в интернат, причём интернат престижный, для детей дипломатов, отъезжающих за рубеж с усиленным изучением иностранного языка, да к тому же, расположенным почти в центре Москвы, всего в трёх остановках метро от их московской квартиры. Взрослые всё решили и объявили Вове об этом решение как об отъезде в зарубежную командировку. Конечно, о музыкальной школе пришлось забыть, чему Вова был очень рад и напрасно, но вот добрый сосед Агальцов, узнав о Вовиных музыкальных успехах, тут же устроил ему прослушивание и Вову готовы были зачислить в Большой хор только что открытого Дворца пионеров на Ленинских горах, а интернат всё перечеркнул, но как оказалось не окончательно, а только отложил на год это событие.
По большому счёту, музыкальная страница его биографии была почти уже перевернута, но кто знает, что ещё будет, ведь искорка любви к музыке попала в его маленькое сердце и за всю долгую жизнь, то разгоралась в настоящий костёр, то едва теплилась, но всегда была живой и доставляла много радости!

Гл. 6. Интернат.
Интернат № 4 для детей дипломатических сотрудников, отъехавших за рубеж с углублённым изучением китайского языка, располагался на улице Усачёва, в двух шагах от метро «Спортивная», от выхода ближе к центру, унылое школьное здание в окружении пышных кустов сирени и вековых деревьев, однако была какая-то основательность в посыпанных битым кирпичом дорожках, аккуратно подстриженной траве газонов, в монументальных беседках вокруг основного корпуса. Дисциплина здесь была строгой. Воспитанники находились в этом здании шесть дней в неделю, тех, у кого были родственники в Москве, в субботу после обеда отпускали домой помыться, постричься, переодеться, а в понедельник рано утром, до завтрака, все должны быть на месте, в интернате. Содержались они на полном пансионе, были полностью обеспечены одеждой и обувью, школьная форма для занятий, костюмы для отдыха, пальто для гуляния, даже носовые платки, бельё и носки входили в этот добротный комплект. А в субботу они переодевались в «гражданскую» одежду и уезжали домой. Однако, как потом выяснилось, более половины класса были в интернате постоянно и этот контингент был чрезвычайно разнороден, но об этом чуть позднее.
Ну и главное, что Вову жутко унизило, это то, что мальчики должны быть пострижены «под машинку», то есть наголо. Первый раз в жизни, в зеркале парикмахера, Вова увидел это ушастое, довольно упитанное существо с огромными растерянными глазами полными слёз с новой причёской и он действительно расплакался. За доставку воспитанника в школу взялся дедушка Гриша, а внуку с ним было спокойно и весело, было такое впечатление, что дедушку все знали и улыбались ему, Вова это хорошо запомнил ещё с того момента, как дедушка их провожал на поезд в Новосибирск. Дорога в интернат в понедельник была интересной и быстрой. Прямо у дома № 7/10 была остановка троллейбусов № 1 и № 8. Вова здесь впервые увидел троллейбусы и они ему очень понравились, особенно, двухэтажные, которые ходили по Большой Якиманке. Первая остановка на улице Серафимовича, у Репинского сквера, больше известного в народе как Болотный сквер, потому, что располагался на берегу обводного канала, на Болотной набережной, рядом с Болотной площадью, а затем через Большой Каменный мост, с великолепным видом на Кремль, Вова  во все глаза смотрел на кремлёвские башни с алыми звёздами, на величественные соборы Кремля, на Большой Кремлёвский Дворец и, что удивительно, каждый раз он видел что-то новое. Остановка троллейбуса находилась рядом с особняком личной резиденции М. И. Калинина, где когда-то работала его бабушка, как раз напротив входа в метро, на станцию «Библиотека имени В. И. Ленина». Они садились в последний вагон поезда из Центра и через три остановки выходили на станции «Спортивная». Таким образом, вся дорога занимала около получаса, другое дело обратная дорога. Обычно, в субботу, часа в четыре, поскольку суббота была рабочим днём, дедушка ждал Вову у проходной, куда его приводил воспитатель, и они отправлялись в маленькое путешествие. Выйдя из метро они пешком проходили Большой Каменный мост, спускались в подземный переход у моста, выходили к скверу и проходили мимо фонтана, затем через Малый Каменный Мост спускались на Кадашевскую набережную и по Большой Полянке подходили к их дому, но дедушка не любил общаться с бабушкой, поэтому он доводил внука до подъезда. За время этой маленькой прогулки, чего они только с дедом не обсуждали, и Вовины оценки и другие проблемы в школе, как и что Вова кушал, какие новые китайские слова он выучил, дедушка рассказывал о встрече с его учителем и как его хвалили за успехи в классе. Но вот иногда дедушку «заносило» и тогда Вова был свидетелем многих «подвигов» своего предка. На Кадашевской набережной или по-московски, на Кадашах, на углу при пересечении с Большой Ордынкой было небольшое питейное заведение, а именно, зал винных автоматов, где всего за двадцать копеек можно было получить небольшой стаканчик портвейна. Конечно, это было заведение для своих, здесь все друг друга знали и Вове всегда перепадало, то шоколадка, то конфетка и однажды он здесь попробовал настоящую жевательную резинку, правда, по незнанию он её чуть не проглотил, как-то поперхнулся, в общем она ему не понравилась. Но нравилось другое, долгие и забавные разговоры чуть подвыпивших мужчин, именно здесь он узнал «кондитерскую» историю своего деда, о деятельности его «кремлёвского» цеха, о чудесах, которые делали его мастера. Ну, а потом, они дружно топали домой, но чаще всего они заходили домой к деду. Он жил на улице Островского, известного театрального литератора, где находился его дом-музей в маленьком деревянном доме, а дедушкин большой красивый дом с уютным сквером в глубине двора был рядом со школой будущих кондитеров. Его семья тоже обитала в коммунальной квартире, но она была поменьше и поуютней, чем на Большой Полянке. Впрочем, часто Вову провожала домой его тетя Люда, сводная сестра его мамы, студентка, хотя этот маршрут Вова знал как свои пять пальцев, так до конца улицы Островского в сторону Центра, затем у Церкви Святого Климента налево по Климентовскому переулку, через Большую Ордынку у Толмачёвского переулка, потом мимо Третьяковской галереи на Старомонетный переулок и дворами на Большую Полянку, как раз под арку, куда выходили окна их комнаты. В доме № 7/10 был один подъезд с замечательным очень красивым лифтом и хотя Вова жил на втором этаже, он обязательно заходил в лифт покататься. Это было просто здорово.
Их с бабушкой быт был неприхотливым и очень скромным. По утрам в воскресенье Вове выдавался рубль из семейного бюджета, небольшая сумка с пустой бутылкой из-под молока и он смело отправлялся в поход за провиантом. Сначала его путь лежал вдоль Большой Полянки в направлении Малого Каменного моста, который возвышался над обводным каналом и именно по этому каналу в то время бегали нарядные речные «трамвайчики» с пристанью у Болотного сквера, перед мостом была небольшая площадь всегда заставленная машинами и вот на эту площадь выходил замечательный магазин, бывшая булочная, по-московски, «булошная», Филиппова со своей пекарней. Её все так и называли Филипповская и всем было ясно, куда ты собрался. Булочная располагалась в огромном доме между Большой Полянкой и Старомонетным переулком, в Москве его называли «Дом с пингвинами», потому что на его крыше были установлены фигурки пяти пингвинов с мороженным и, конечно, самый большой из них гордо нёс знаменитое московское эскимо. Вова, честно говоря, ничего вкуснее и не пробовал никогда. Но главные чудеса ожидали посетителей внутри магазина, где завораживающий запах свежевыпеченного хлеба вызывал нестерпимое желание тут же что-то попробовать, но Вове было не до изысков, он уверенно направлялся в кассу и выбивал две городские булочки по семь копеек и маленький коржик за пять копеек, а затем гордо получал ещё теплые булочки и коржик у продавщицы, которая его уже знала и обязательно говорила какие-то шутливые слова, а Вова был всегда рад такому общению. После ароматного хлебного духа он направлялся в гастроном, который находился в их же доме, а там молочное царство. Снова касса, да нет, это не просто касса, а какой-то чудомонстр с серебряной ручкой, а кассир как его укротитель, что-то щёлкнуло, повернулось и вот он чек, пятнадцать копеек за бутылку молока с учётом сданной посуды, тридцать шесть копеек за сто граммов сливочного масла и двадцать девять копеек за сто граммов любительской колбасы. Чудо техники и три разных чека в отделы гастронома. И вот в сумке аккуратно уложены небольшой кусочек масла в пергаментной бумаге рядом с мягкими булочками, свёрток с тщательно порезанной колбасой и только бутылка с молоком выскочила наружу своей серебряной крышкой. А дома его ждала бабушка. Холодильника у них не было, поэтому бабушка укладывала кусочек масла в маленькую баночку и заливала холодной водой, чтобы масло не контактировало с воздухом, колбасы было только на завтрак в воскресенье и понедельник, провожая внука в интернат. Хлеб она заворачивала у чистую тряпочку и он не черствел два дня. Когда все приготовления были закончены,  они садились завтракать. Вова очень любил бабушкин чай с добавлением разных душистых трав, а самое интересное было добавлять в чай сахар или пить чай вприкуску, потому что сахар был необычный, от огромного твёрдого куска нужно было откалывать маленькие специальными щипцами. Итак, после пробуждения у Вовы был целый день до завтрака, потом целый день до обеда, а после небольшого отдыха, целый день до ужина. После завтрака они с бабушкой часто ходили в Репинский парк, москвичи его называли Болотный парк, как мы уже упоминали, кстати, он так и назывался до того, как в центре парка возвели внушительную фигуру художника Репина и он смотрел прямо на Лаврушинский переулок, на комплекс зданий Третьяковской галереи. Парк был известен в Москве громадным фонтаном, который у местных мальчишек пользовался неизменным интересом, поскольку там всегда можно было найти копеек двадцать-тридцать на мороженное и кино, а знаменитый кинотеатр «Ударник» был как раз напротив входа в парк, через широкую площадь между Большим и Малым Каменными мостами, а площадь носила название «Улица Серафимовича», и сколько здесь было счастья от детских утренних сеансов в кино, а самый любимый «Белый клык». Вова смотрел его раз пять или шесть, и не переставал радоваться и удивляться благородству смелого зверя. Ну, что это были за счастливые выходные, а с утра в понедельник начиналась суровая жизнь!
Итак, в понедельник, рано утром, дедушка забирал внука из дома на Большой Полянке и по уже известному маршруту доставлял его в интернат. До сих пор, когда я слышу это слово, у меня возникает какое-то чувство тревоги , как Вова выжил в этом мире, наполненным равнодушием, ненавистью, болью и страданием, а может всё это не было так плохо, однако, всё по порядку. Вову встречали воспитатели их класса, осматривали внешний вид, стрижку, чистоту и добротность одежды и забирали его у дедушки, напомнив, что в субботу, после обеда, то есть после двух часов дня Вову можно забирать или оставить на выходной, предварительно согласовав этот вопрос. Вова отправлялся в гардероб, где у него в шкафчике находились его вещи, здесь он переодевался в «досуговый» комплект одежды, менял ботинки на тапочки  и следовал на завтрак в столовую, где у него было своё место и его там уже ждали. Готовили здесь достаточно хорошо и вкусно, но однообразно, так  один раз утверждённое меню на неделю было непререкаемым на весь учебный год. Надо остановиться на гардеробе воспитанника интерната особо. Например, «досуговый» комплект включал в себя, курточку и брюки из темно-коричневого вельвета, их дополняли светлая рубашка, гольфы и тапочки, маечка и трусики тоже входили в комплект, но они были принадлежностью и «школьного» комплекта, в который входили пиджак и брюки темно-серого цвета из сурового материала, а также ботинки. Так вот, после завтрака дети опять возвращались в гардероб, где снова переодевались в «школьный» комплект. Надо заметить, что здесь Вове опять «повезло», поскольку мальчик он был достаточно крупный, ему не сумели подобрать вельветовые брючки и выдали модные бриджи с застежками ниже колен. Вове этот наряд очень понравился, но, как потом оказалось, последствия были весьма печальные. После переодевания ученики в «деловых» костюмах попадали в комнату, которая была закреплена за каждым классом, где были расставлены парты на двоих и здесь же находились их рабочие принадлежности: учебники, тетради, ручки, карандаши, портфелей, как таковых не было, и здесь же они проводили время после уроков, делали домашнюю работу, читали книги, осваивали различные игры, стояли в углу за шалости, но отдельной темой для Вовы были шахматы. Вовин папа увлекался шахматами и даже имел какой-то разряд по этому виду спорта, он и рассказал сына о многих чудесах на шахматной доске, научил правильно передвигать фигуры и Вова сумел запомнить многое из того, что ему показал папа. И, как оказалось, стал одним из лучших шахматистов в школе и это в восемь лет, но всё это быстро закончилось, когда какой-то старшеклассник пришёл к ним в комнату поиграть в шахматы, быстро проиграл свою партию и отвесил Вове такой смачный подзатыльник, что тому сразу расхотелось демонстрировать своё «мастерство» со старшими и больше он к шахматам старался  не прикасаться, ну если только очень просили. Гуляли они обычно в парке у школы, но иногда отправлялись с воспитателями на прогулку по городу, бывали на детских сеансах в Доме культуры «Каучук», но больше всего Вове нравились походы в парк у Ново-девичьего монастыря с огромным прудом  с лебедями. Вова впервые увидел настоящих лебедей  и они ему напомнили его любимую сказку о гадком утёнке, он так и представлял себе этих благородных и красивых птиц, которые, правда, обладали скверным характером, дрались из-за корма, который ребят приносили с собой и так страшно шипели, что нужно было держаться от них подальше. Наверное, очень забавно было смотреть со стороны на эту стайку озорных, подвижных ребятишек в одинаковых пальтишках и шапочках, но Вове было всё равно, так интересно было бродить около старинных башен и слушать разные истории про монастырь и его обитателей, но вот на Ново-девичье кладбище они так и не попали, видно мёртвые строго хранили свою территорию. И всё-таки, кто из этих гадких утят станет настоящим лебедем? Судьба пока хранила эту тайну.
Учился Вова легко. Он быстро усваивал материал, у него была хорошая память и адекватная реакция на вопросы, в общем, он был единственным отличником в классе, и всё бы хорошо, но стал проявляться его скверный характер, а точнее его невоздержанный язык. Такой мальчик с острым язычком, которому, конечно, доставалось за это и от учителей, и от воспитателей, и от их воспитанников, а доставаться было от кого. Их класс был сформирован весьма своеобразно, так с полгода назад, рядом, за Воробьевыми горами, а Раменском, закрыли на ремонт детский дом и часть его воспитанников попала в интернат, например, во втором классе таких было пятеро, причём один из них был второгодником, то есть это казалось невозможным, но было – второгодник во втором классе. Хотя потом выяснилось, что на второй год его оставили, потому что он сбежал из детдома и его искали несколько месяцев и поэтому он просто много пропустил и надо было наверстывать упущенное, но ребёнку в восемь лет всё это понять было сложно.  Казалось бы, пятеро вроде немного, но это была стая и вожак тоже был. Совсем незаметный парень с ласковым именем Саша, но они слушались его, что называется, на раз. Пожалуй, единственное что его выделяло – это светло серые глаза и когда он злился , они становились почти прозрачными со страшной чёрной точкой посередине. Впрочем, что у них там было в детдоме никто не рассказывал, да это было никому неинтересно. Они практически ни с кем не общались, правда, потом всё стало теплее, но это потом. А пока, тихо и незаметно атмосфера в классе сгущалась и вот однажды  в спальне, после отбоя, Вову вдруг накрыла чёрная волна, в виде жесткого душного одеяла и посыпались удары по голове, по телу, по ногам. Это было не больно, но стало очень страшно, Вова ничего не понимал, он просто задыхался и, наконец, сообразил, что ещё чуть-чуть и ему конец. Наверное, сработало чувство самосохранения, но откуда-то взялась жуткая сила и злоба, его рука нащупала вешалку, на которой висел его костюмчик рядом с кроватью, и он начал крушить всё вокруг, не разбирая, он стиснул зубы и бил наотмашь, всё равно кого или что, но быстро понял, что уже бьёт по пустой кровати, по одеялу и рядом никого не было. Он вылез из-под одеяла, рука никак не могла отпустить вешалку, он весь дрожал от испуга, даже скорее от ужаса произошедшего, ему было страшно и обидно, и вдруг он заплакал такими злыми слезами, каких у него никогда не было. Странно, когда его били он не плакал, а тут слёзы текли сами собой. И тут он обратил внимание на то, что его рука и вешалка были все в крови, нет сам он не поранился, это была чужая кровь, кровь врагов. И он опять ощутил буквально звериную ненависть к тем, кто его бил, но сил уже не было и он свалился на свою истерзанную постель и забылся крепким мальчишеским сном. Вот так, за одну ночь, Вова стал совсем взрослым, нет, конечно, он по прежнему оставался ранимым, слабым существом, но впервые всю ответственность за свою жизнь он взял на себя и вдруг понял, как бессердечно его предали самые близкие люди, мама и папа, как бросили его в этот кипящий жизненный котёл. И, надо сказать, с этого дня характер Вовы изменился и не в лучшую сторону, он стал злопамятным  и мстительным, не умеющим ничего прощать, и именно тогда, отношение его к родителям изменилось тоже. Утром, около умывальников, Вова сразу сообразил по ссадинам на физиономиях и руках некоторых ребят, кто на него напал ночью, а у него самого не было ни синяков, ни царапин, вообще ничего. Воспитатели, как опытные люди, быстро разобрались в произошедшем, спустили всё на тормозах, правда, провели беседы со всеми участниками инцидента, а Вове объяснили, что это «стая» устроила ему «тёмную», что для обитателей детских домов является профилактической мерой, через которую проходят обычно все, однако учитель пения, который был внештатным психологом в интернате, побеседовал с ним отдельно и посоветовал поскорее забыть это ночное событие и вести себя поосторожнее. Вот только по заплаканным глазам Сашки стало понятно, что с ним поговорили более конкретно и это тоже было в порядке вещей. Уже много позже, когда Вове поручили взять шефство над упомянутым второгодником и подтянуть того по арифметике, он рассказал Вове, что больше всего «стае» не понравилось то, что он выделяется из всех своей необычной повседневной одеждой, таким образом, «тёмная» была платой за бриджи. Больше таких случаев не было и более того Вова подружился с этими мальчишками и даже играл вместе с ними и в школе, и во дворе, а иногда они заступались за него перед старшими, ведь среди них тоже были воспитанники детского дома и держались они вместе, словом «стая». Однако психика детская столь хрупка, что с ним каждый раз была истерика, когда кто-то в шутку или случайно накрывал его одеялом с головой.
Но, какая бы не была сложной и запутанной жизнь – она продолжается. Надо было забыть все превратности судьбы и учиться, к тому же, иностранный язык, который предложили изучать в интернате был китайский и как раз начиналось его изучение во втором классе. Слова учились произносить ориентируясь на английскую транскрипцию. Особых успехов у Вовы на этом поприще не было, но когда в конце учебного года к ним приехала представительная китайская делегация, именно ему от их класса учителя предложили продекламировать стихи известного китайского поэта, наверное ещё потому, что у Вовы был абсолютный слух, а для китайского языка очень важно скорее напевать, чем выговаривать слова по-китайски. Однако, это событие стало знаковым для школы, были приглашены родственники учеников, а встреча проходила в парке, среди цветущей сирени в конце мая, и здесь же состоялось подведение итогов года и вручение дневников с итоговым табелем за второй класс. Каково же было удивление бабушки, прибывшей на это мероприятие, что у Вовы в дневнике со всеми пятерками по предметам была всё же одна четверка – по поведению. Всё-таки среда приложила свою зловещую  руку к процессу воспитания. Надо честно признать, что за всю последующую жизнь Вова даже не вспоминал интернат добрым словом, хотя какие-то знания китайского остались, но уже через несколько лет он мог вспомнить только, что по-китайски «мао» - это кошка, «гоу» - собака, ну и посчитать до десяти, однако всё проходит, всё забывается.
Мама пару раз навещала Вову дома, по воскресеньям и даже показывала ему Университет на Ленинских горах, новый корпус, где было преподавательского общежитие, и особо обидно то, что находится он всего в одной остановке метро от их интерната, поскольку поезда на станции «Воробьёвы горы» в то время не останавливались. Однако, у мамы были другие важные дела и, как Вова понял позднее, она разочаровалась в новосибирском вузе и очень хотела вернуться в Москву, но отсутствие в Москве достойного жилья здорово сдерживало её порывы. Действительно контакты с коллегами у неё не сложились, а встречи с однокашниками в Москве воочию показали ей, где её место. Конечно Сибирь полна экзотики, да и Новосибирск становился всё более современным и интересным городом, но оставался периферией, со всеми вытекающими из этого понятия и не стал их домом, а хотелось домой, в столицу. С таким настроением она вернулась в Новосибирск и, как оказалось, ненадолго.
Да, всё проходит, правда это прошедшее, иногда, совсем не весело вспоминать. Папа и мама приехали в Москву собрали Вову в очередное путешествие и сказали, что теперь они поедут к морю. Впервые в жизни  в Вовин словарь вошло это незнакомое слово, но звучала оно так торжественно и строго, а оказалось… Впрочем обо всём по порядку.
( Продолжение следует.)