4
Одна из башен так и называлась Молитвенной. Дара часто любила бывать здесь. Мало кто нарушал здесь ее покой. Закончив, она столкнулась в дверях с Эириком.
— Что ты здесь делаешь? — Грубо спросила она. Нос будто защипало — то было лишь воспоминанием о залившейся в него воде.
— Я хотел… извиниться.
Выглядел он напряженным и смущенным, что доводилось наблюдать нечасто.
— Опоздал на пару лет, — сказала Дара и развернулась, сжав кулаки.
— Я ничего плохого тебе не делал пару лет назад, — возмутился он и повысил голос. — Извиняюсь только за дело.
— Тогда уточни, за какое? — Дара взглянула на него через плечо.
От злости он начал кусать губы. Раньше она бы испугалась, но теперь в ней проснулась невиданная ранее злоба. Неестественная. И все же это было нечто новое. Если это чувство добавляет уверенности, то тогда это ведь хорошо?
— Я лишь хотел извиниться, что ты начинаешь?
— «Извиниться»? — Едва ли не крикнула она. Дара резко развернулась. — Я начинаю доносить до тебя известную мудрость, что не все крутится вокруг тебя. Извиниться хотел? А ты не хотел мне сказать «спасибо»? Обычное, человеческое. Ай, да ладно уже с этим «спасибо»! Я не для этого тебя вытаскивала! Мог бы просто перестать себя вести по-свински!
Эирик закусывал щеку, пытаясь успокоиться. Она видела, как у него напряжена челюсть, как пылают глаза. И ей это нравилось.
— Я благодарил тебя.
— Ага. Так благодарил, что я почувствовала себя испорченной тряпкой, выброшенной куда-то далеко, где ее никто не видит! — Дара не понимала, почему такое странное сравнение пришло к ней в голову. Злоба клокотала где-то в груди, и нужно было дать ей ход. Красиво, не красиво — какая разница, скажу, как просится, решила Дара. Она, наверное, еще никогда так не размахивала руками в разговоре, не считая бесед с Хралфом. Эирик попался под ее сонную уставшую руку, и, наверное, завтра за все произнесенные слова будет стыдно. Но сейчас Дара, наконец, могла поговорить с ним откровенно. — Ты хоть раз думал о том, что чувствуют другие? Нет, тебе бы выслужиться перед старшими. Нужна похвала — валяй, но, если кто-то другой сделает что-то стоящее, будь добр, похвали его вместе со всеми. Ты хоть раз сказал Варди, что гордишься тем, как он сумел меня защитить? Нет. Может, ты был бы и рад, если та ведьма убила бы меня. Не знаю. Но понимаю одно — ты замечаешь только себя.
Уже став заметно спокойнее, Эирик молчал. При этом он не сводил с нее прямого взгляда, который медленно от гневного становился устало-горьким. Может, стыдно станет даже скорее, чем она рассчитывала.
— Ты и так герой, Эирик, я тебе об этом говорила. И даже не беря в расчет эту мерзкую медаль. Ты всегда был готов защищать других. Я помню, как ты выгораживал Варну, не родную, лишь названную сестру, чтобы твой воспитатель бил тебя, а ее не тронул. Хотя она была еще как виновата! Помнишь, я сказала тебе, что хочу быть такой же смелой, как ты? Конечно, не помнишь. Так вот знай, за восемь лет обучения здесь я узнала, что ни на что не гожусь. Я помню даже, как ребята учили меня стрелять до поздней ночи, потому что ни одна стрела в цель не попадала. Все уроки проходили насмарку, учитель постоянно отчитывал меня. Да я даже первые два года не могла бегать также долго, как вы, не говоря уже о том, чтобы кого-нибудь обогнать! «Она будет ужасной сестрой», — вот какие слова я услышала в разговоре одного из наставников. Но всегда был ты. Первый среди всех. Лучший боец, ответственный и всегда собранный. С тебя я брала пример! И вот я, наконец, сделала что-то стоящее. Что-то важное. Что-то ценное, в конце концов! И ты не можешь поговорить без злобы, по-обычному, по-дружески? Отвечать необязательно, — сказала она пару мгновений спустя, когда Эирик так и не разомкнул губ. Дара вновь развернулась.
— Тебя звал учитель в Зал Собраний.
Дара слышала, как отдалялись его грузные шаги. Казалось, вокруг тряслись стены, но это тряслась она. Волнение, перемешанное со злобой, как-то странно отдавалось в ее душе.
***
Мысль о том, что придется посетить Кадом, вызывала у нее ужас. Задание есть задание, но на пути в город они старались останавливаться как можно реже. Проезжая Дубравку, все внутри Дары сжалось. Один вид деревни заставил руки вновь почувствовать липкую чужую кровь.
Одно ее радовало — братья. Пусть со Скегги и Хралфом был куда проще, чем с Эириком. Они добирались больше недели и прибыли только к вечеру, поэтому их сразу отвели в старую казарменную комнату, где пахло мокрой древесиной и пылью.
— И все же, это лучше, чем спать в общем зале, — поджал губы Скегги, брезгливо осматривая комнату.
«Нас бы не поселили со всеми — с нами Дара», — заметил Хралф.
— Сомневаюсь, что они сделали исключение именно для меня. Разве стражники отличаются чуткостью? — Спросила Дара, проведя рукой по деревянной перекладине. И тут же выругалась, ведь в палец воткнулась большая заноза. — Уж лучше спать на земле.
— Не зарекайся, сестренка, как бы твои слова да из снов к яви не сбежали, — покачал пальцем Скегги, подражая учителю. Дара же вытащила занозу и приложила ранку к губам.
В дверь постучали. Это оказался один из стражников — высокий, молодой и очень печальный. Под глазами засели черные круги, левый глаз аж поддергивался.
— Просили передать гостям нашим, что на рассвете ждет вас начальник стражи у себя, — прокричал он отточенную речь. Скегги пожал плечами и хотел уже его отпустить, но Дара попросила того задержаться.
— Скажи, милый человек, зачем же нас все-таки вызвали? Нам толком-то и не доложили — езжайте к начальнику, да и все? Хотелось бы знать, может, говорят о чем?
Стражник задумался, и Дара решила, что он сейчас уснет. Но все же он взял себя в руки, зевнул, и ответил уже намного тише:
— Да ничего такого тут нет. Говорят, стражникова невеста взбунтовалась. Хотя… то ли невеста, то ли невестка… Кто ж их знает. Просит мальца одного не казнить, говорит, не виновен, а его нашли над трупом девичьим. Как тут не виновен? Моя б воля — на месте бы порешал. У самого три сестры. Разве можно за такого, как этот, заступаться-то?
— В чем же его вина — что стоял рядом? Может, он помочь хотел? — Сложил руки на груди Скегги.
— Да уж, помочь! Руки по локоть в крови были, говорят, даже рот и шею заляпал. Да и дело было такое, сами понимаете, город большой. Так вот, находили то руки, то ноги иногда, то одежду в крови. А мы-то что? Ходим, улицы охраняем, а что в домах делается — откуда ж нам знать? А малец этот, может, сглупил, может… Да кто ж его знает! Только вот он ходил уже и говорил, что знакомые его пропадают. Теперь-то ясно, что от себя взгляды отводил!
Мужчина еще раз смачно зевнул, да и попрощался. Скегги тут же повалился на койку.
— Заправь постель, — сказала Дара, раскладывая простынь. На вид на ней когда-то делали операцию и плохо отстирали, но выбирать не приходилось.
— Не хочу.
— Заправь.
— Не хочу.
— Я главная, и это приказ.
Он просверлил ее гневным взглядом и специально медленно принялся за дело. Хралф уже с делами закончил и сидел на деревянном стуле у небольшой тумбы с лучиной. В этом свете волосы его казались золотыми.
— Что вы думаете об этом всем? — Спросила Дара, осматривая подушку.
— Ты же главная у нас. Все сама уже решила.
— Не ерничай, я всего лишь попросила застелить кровать. Поэтому тебя и не назначают главным — ты еще дите.
Хралф дважды щелкнул пальцами, и брат с сестрой повернулись к нему.
«Все это не больше, чем слухи. Парнишка долгое время убивал, носился по городу и говорил, что пропадают его знакомые, а потом попадается с очередной жертвой? Слабо верится», — показал он жестами, ударившись локтем о табуретку.
— Может, он полоумный, — пожал плечами Скегги и ускорился с работой.
— Мне тоже показалось это странным. Надеюсь, нам дадут с ним поговорить.
В эту ночь она долго не могла уснуть. Ей казалось, что вот-вот кто-то схватит за ногу и громко захрипит. Сам сон также не принес покоя. Дара бежала по лесу, пытаясь отыскать большой дуб, но волк уже был там. Черная шкура будто блестела в неестественно ярком лунном свете. Волк оскалился и побежал на нее.
Проснулась она оттого, что упала с кровати. Хватаясь за голову, Дара попыталась приподняться. Как будто из ниоткуда перед ней возникло лицо Хралфа.
— Напугал! — Выдохнула она, едва не вскрикнув.
«Ты цела? Или настолько рвалась на задание?» — Спросил он и тут же наклонил ее голову, чтобы осмотреть затылок.
— Та цела, куда я денусь.
Хралф помог ей подняться, и она взглянула в окно. Скоро рассветет. Смысла дальше ложиться не было, поэтому они разбудили брата и собрались раньше, чем прозвенел колокол.
Когда их привели к пленнику, уже рассвело. Кандалы впились несчастному в кожу, свежие раны на лице и теле кровоточили, на руках и щеках пожелтели синяки. Щеки впали, хоть он и сидел, опустив голову.
— Вы его били? — Спросила Дара, не зная, можно ли злиться на такое. Если юноша убийца, то кто она такая, чтобы осуждать этих людей? «А если он никого не убивал?», — мелькнула молнией мысль.
— Допрашивали, — поправил солдат.
— И что он сказал после такого тщательного допроса? — Изогнул брови Скегги, явно не доверяя подобным методам.
— Что и всегда — не виновен, мол.
— И почему вы думаете, что он виновен? Его нашли на улице — да, но разве это явное доказательство вины? По мне так, гораздо красноречивее ответ после пыток!
— Мы делаем, что нам велено. Парень блаженный какой-то, явный остолбень. Кто-то даже говорит, что одержимый темными силами. Чуть-чуть выбить дурь не помешает.
— Ага, особенно, если бить по языку — свидетельствовать в защиту вообще не сможет, так что сразу можно назвать виновным. Удобно, правда?
Дара положила руку ему на грудь. Один этот красноречивый жест заставил брата успокоиться. Скегги повел плечом и выпрямился.
— Мы желаем его выслушать, — сказала она солдату. — Приведите его в чувство, умойте. Вы обязаны следить за заключенными, особенно за теми, чья вина не доказана.
— Я что ли должен? Сейчас придет начальник — с ним и решайте. Я лишь отвел, куда сказали.
«И почему нас не отвели в залу Собраний или начальскую какую-нибудь?», — спросил Хралф, и его вопрос озвучил Скегги.
— Ну, мне ж откуда знать-то? — Уже совсем злился солдат. — Сколько уже можно донимать, а? Хотите возиться с этим — возитесь, только меня не трогайте. Я свою работу знаю и выполняю ее хорошо.
— Мы тоже, — сквозь зубы сказал Скегги.
Солдат недовольно поворчал и ушел за работниками. Дара не сводила глаз с юноши. Он как будто спал, только иногда дергался и что-то шептал.
Вскоре послышались громкие шаги и лязг. Из-за поворота показался другой солдат.
— Что вы здесь делаете? Вам было велено ожидать в своей комнате.
— Нас привели сюда, — нахмурилась Дара. — Ваш товарищ привел сюда.
Солдат изогнул густую бровь, явно не веря им.
— Я ищу вас по всей крепости. Кто позволил вам расхаживать, как у себя дома?
— Мы уже сказали — нас привел ваш страж!
Дара начинала закипать. Юноша в кандалах дернулся. «Нерине», — донеслись его тихие слова.
Солдат тяжело вздохнул и повел их к коменданту. Ему он доложил о самоволке «гостей» и также быстро ушел.
— Вы утверждаете, что кто-то отвел вас? — Спросил старый комендант, почти лысый, седой, с редеющей бородой. Губы потрескались до крови. Орлиный нос был сломан в нескольких местах. Видимо, поэтому голос у него был довольно неприятный. — Никто не мог этого сделать без моего приказа. Могу вас заверить.
— Но как тогда мы нашли в огромном кремле нужного нам пленника? — Дара устало потерла глаза.
— Слушайте, нас звали не для того, чтобы обвинять в чем-то! Нам просто нужно выполнить работу и вернуться домой! — Закипал Скегги. Дара повернулась к нему и одним взглядом показала, чтобы он держал себя в руках.
— Не знаю, зачем вас позвали — то был княжеский приказ. Но я не позволю вам шляться и выуживать что-то для своих дружков, — прохрипел комендант и закашлялся.
Дара ничего не понимала. Им сказали, что в их помощи нуждается комендант. Что берендеи взбунтовались и потребовали кого-то нейтрального, но и горожане не молчали — все требовали правды, и нужен был кто-то со стороны. Видимо, ее непонимание как-то отразилось на лице, и комендант заговорил спокойнее:
— Я направлю замечание об этом инциденте в отчет для вашего Совета. И попрошу вас, как наших гостей, не передвигаться по крепости без сопровождения.
Дара кивнула.
— Хорошо. Надеюсь, подобного не повторится. Значит, так. Паренька вы видели. Он много кого потерял за этот год, головой малость тронулся. Даже не малость. Его нашли над трупом девушки. Грудь разорвана, сердце было вырезано — жуткое зрелище. Парень был весь в крови, даже лицо. Что тут можно сказать? Как поймали — больше ни на кого не нападали, вот и весь ответ. Но берендеи требуют, чтобы проверили все еще раз — так проверяйте.
— Его просто поймали и все? Это все доказательства? Вы осматривали его дом?
— Девочка моя, если бы там было что-то, я бы вам рассказал. Но что мне сделать? Отпустить юношу, которого нашли с кровью бедной девушки? Что я скажу ее родителям? Что нет доказательств? Нет уж, меня поставили обеспечивать безопасность в этом городе, и я это сделаю. Вне зависимости от того, что об этом думают молодые люди.
— А что с другими жертвами? — Спросил Скегги, к счастью, пропустив мимо ушей его последнее замечание. Если бы с ними был Варди, тот мог и хлопнуть дверью со злости.
— Юноши и девушки, все молодые. От некоторых оставались только руки или ноги. Иногда дежурные слышали крик, прибегали — а уже никого не было, только кровь на земле.
— Как же вы их узнавали, если от них ничего не оставалось.
— Юноша, а к кому, как вы думаете, приходили безутешные мужья, жены, родители, братья и сестры с жалобами, что их любимые не вернулись? Кто показывал им кольца или оставшиеся клочки одежды? Кто утешал их, когда они узнавали вещи убитых?
— Вы как будто нас в чем-то обвиняете.
Хралф ткнул брата локтем в бок.
— Извините, если вы так подумали. Скажу правду — я не рад, что вас отправили сюда, но злюсь отнюдь не на вас. Я умею различать простых работяг и тех, кто дергает ими за ниточки. И поверьте, к вашему кукловоду я испытываю больше, чем ярость.
***
Они решили разделиться. Дара и Скегги отправились на рыночную площадь, чтобы послушать, что говорят люди. Выводить на разговоры про убийства было нелегко, но у Скегги это получалось куда лучше. Правда, немногие хотели делиться с ним своим мнением, глядя на кафтан Дары. Женщины здесь не одевались, как мужчины, и это могло здорово смутить окружающих. Поэтому через время она решила присоединиться к Хралфу, который читал отчеты по делам в казне.
Но уже на территории кремля, проходя мимо монетного двора, встретила самого неожиданного человека для этих мест — Исту. Та была удивлена не меньше.
— Дара! Когда ты приехала?
— Вчера. А ты тут знамо дольше, да? — Неловко спросила Дара, не зная, как следовало начать разговор. Она знала, что Иста уехала за неделю до нее.
— Вроде того, — она уперла руки в бока и загадочно посмотрела на подругу. — Знаешь, очень хорошо, что ты здесь. Может, судьба? Потому как только ты можешь взять под контроль своего брата.
— Брата?
—Да, его же отправили с нами. Боюсь, я знаю, куда делись эти двое.
Дара ничего не могла понять и просто направилась вслед за очень недовольной Истой.
***
Дверь отворилась, и голову вновь пронзила боль. «Может, это от сильных звуков?», — подумал Хралф, перебирая пергаментные листы. Почему никто не пытался смазать скрипучую дверь, оставалось загадкой. Но местный юный хранитель книг был достаточно занятым, понятное дело, — все то время, что Хралф просидел за докладами стражников, расследовавших убийства, он сновал туда-сюда, скрипя дверью и громко сморкаясь. Но все же выделить пару минут было не такой уж невыполнимой задачей. Казалось, этому скрипу не будет конца.
В очередной раз дверь скрипнула, и боль стала такой невыносимой, что Хралф ударил кулаком по столу.
— Что-то не так, уважаемый? — Спросил хранитель, нерешительно выглядывая из-за заставленных полок. Говорил он в нос, явно больной чем-то. Это тоже не очень нравилось Хралфу.
Вместо ответа Хралф лишь покачал головой, и юноша вновь скрылся за полками.
«Госпожа Анра, восемнадцати лет, гуляла на свадьбе брата, по словам матери, вернуться домой так поздно заставила ссора с подругами. Девушка ушла случайно, и так же, вероятно, случайно стала жертвой… Побран, юноша шестнадцати лет, найден в переулке возле рыночной площади, помогал отцу уносить вещи с прилавков. Родители утверждали, что убийство могло быть совершено Махом — старым соперником семьи, или его сыновьями. Таким образом, семья Побрана лишилась единственного сына, помощника и заступника сестер».
Хралф читал уже шестнадцатый доклад. Имена и события переплетались, ужасные видения сопровождали описания мест преступления. Но случаи сильно отличались, и нельзя было сказать, что были совершены одним человеком. Он еще раз взглянул на списки. Около многих имен значилось «бер.», такие доклады были самыми короткими.
«Берендеи… Все как будто против них. Нужно будет еще послушать, что выяснят ребята. Если бы нам разрешили поговорить с его семьей сегодня… Но по солдатам было видно, как они не хотят ни провожать нас, ни, тем более, приглашать их сюда», — размышлял он, глядя в окно, где закатное солнце обнимало лучами крыши домов и верхушки высоких деревьев. Снизу доносились веселые крики детей.
Здесь было столько всяких звуков, что с первого раза можно было опешить. В этом городе никогда не утихала жизнь, он-то это знал хорошо. Пока не мог уснуть, слышал, как вдалеке раздавались какие-то песни. Ночным дежурным также приходилось несладко — только за одну ночь поймали трех воров. Все здесь было каким-то другим.
Боль вновь пронзила его голову. Хралф тер виски, но, когда боль стала невыносимой, яростно откинул листы, резко поднялся с места, уронив стул и побрел к выходу. Хранитель вновь ушел, что было на руку. Не нужно было пытаться как-то объяснить, что документы больше не понадобятся.
***
Женщина так яростно отвечала, что пару раз плюнула прямо ему в лицо.
— Так это ж у них в крови! Безбожные и необразованные дикари — вот, кто такие берендеи. Ты, милый мой, не обращай внимания на их уловки! Вот, что я тебе скажу. Была как-то у меня соседка-берендейка, так эта тварина всех курей меня подушила, только чтобы самой потом яйцами торговать! Хорошо сбежала обратно в свои леса да болота. Уж лучше бы они все там оставались!
Скегги тяжело вздохнул. Это был уже который такой ответ про берендеев. В корзинке у него уже были яблоки, репа, медовые пышки, укроп, календула — все продавцы этих разнообразных товаров говорили одно и тоже. Теперь он пытался уместить яйца, чтобы не подавить их.
— Неужели вы думаете, что этот молодой парнишка способен на такое? — Нахмурился он, надеясь хоть на какой-то другой ответ.
— Ты что! Я же говорила — не верь ихним уловкам! Они кого хош обманут, а ты вообще доверчивый с виду! Не позволяй никому играться с тобой, а то все будут из тебя веревки вить.
— Это ты здорово сказала, — крикнула женщина на соседнем прилавке, с повязанным на голове белым платком. Скегги хотел зайти к ней после — сыр он любил куда сильнее яиц, но она и сама его опередила. — Ты ж его надула, как заправская ведьма! Вы ж договаривались с Фросей продавать по сребрушке за яйцо, а сама по три сребрушки взяла у парнишки. И не стыдно тебе?
И тут он вновь заметил странную девушку. Она стояла за торговкой сыром и не смотрела на него, делая вид, что рассматривает товары. Скегги видел ее днем и думал, что, петляя между толпой, заглядывая в переулки и пережидая в нелюдимых местах, сумел оторваться. Теперь же было ясно, что уловки не удались, и кто-то всерьез заинтересовался его расспросами. Было необходимо заканчивать быстрее.
— Нечего в наши дела лезть! — Запротестовала торговка яйцами. — Мы сами разберемся, как и что нам продавать. Ишь нашлась поборница справедливости! Пропавшим сыром торгует, а мне упреки выделывает!
Скегги склонил голову, прощаясь с торговками, но они оказались заняты перебранками. К вечеру людей на рынке стало совсем немного, и затеряться в толпе теперь не представлялось возможным. Вначале пришлось заглянуть к городскому фонтану. Там на голой земле все еще сидела женщина во рванье. Днем к ней изредка прибегали дети и приносили хлеб или яблоки. Щеки у женщины совсем впали, на руках будто кожу натянули на кости. Сейчас она куталась в старенький простой платок, закрывая волосы.
Скегги поставил перед ней корзинку.
— Вот, возьми, матушка. Тут немного, но что уж есть.
Глаза ее вдруг наполнились слезами, она стала благодарить Скегги. Костяные руки впились в корзинку и едва не раздавили яйцо. Но оставаться было нельзя. Скегги поклонился и как можно скорее пошел по рынку. Девушка не отставала. Несколько раз он останавливался, якобы рассматривая товары уже собирающихся уходить торговцев, и все разы она оказывалась где-то рядом.
Скегги свернул в переулок. Кем бы она ни была, разобраться с ней не составит труда для воина. Поворот, еще один. Скегги хотел запутать ее, заставить пойти самой или собрать всех, кто, возможно, помогал ей, но кого он не заметил.
Еще один поворот. В него резко кто-то влетел. Скегги едва не упал — так сильно кто-то шел, не разбирая дороги.
— Перийская лихорадка! — Ругнулся он, когда почувствовал удар и боль в ноге. Этот кто-то больно наступил ему на пальцы.
— Извините, — послышался нежный голос из-за плаща, и Скегги опешил. Девушка хотела продолжить путь, но с другой стороны улицы показались пробегающие мимо стражники. Тут она прижалась к Скегги и развернула его так, чтобы он закрывал ее от них.
— Думаю, мы могли бы поговорить о чем-нибудь, — предложил он, глядя, как она выглядывает из-за его плеча. — Например, сегодня хорошая погода.
Она подняла на него взгляд, и Скегги мог покляться, что даже у сестры не видел таких прекрасных глаз.
— Сегодня великолепная погода, сударь, — губы ее дрожали в улыбке. — Жаль, что все остальное не так прекрасно, как она.
— Сударь… Звучит, здорово.
Он не знал, что еще можно было сказать, но тут она дернула его в сторону, чтобы спрятаться в проулке.
— Думаю, меня впервые используют, как щит.
— Я должна извиниться, — она слегка улыбнулась, и тревога на миг будто оставила ее. — Бегство обычно не входит в мои обязанности.
— Я же не сказал, что против. Просто, такое со мной впервые.
Дрожь в ее руках пропала. «А вдруг она совершила что-то плохое, и скрывается от стражи из-за преступления?», — молнией пронзила тяжелая мысль. Но Скегги тут же отбросил ее. Нет, это прекрасное создание с такими нежными руками не может совершить чего-то страшнее отказа в танцах. Она княжна, это было видно сразу, хоть одежда и плащ пытались это скрыть.
Послышался шум доспехов. К ним кто-то приближался.
Скегги положил руку на спрятанную под длинными полами кафтана саблю. Такие делали специально, чтобы их можно было носить в городах, и не пугать жителей. Это был скорее даже длинный кинжал.
— Кто такие? — Спросил стражник. Второй пристально рассматривал девушку.
— Она, — кивнул второй.
— Это вы кто такие? — Скегги закрыл ее собой. — Как смеете подходить к ратарю государства и воину Великого Совета?
— Какого совета? Мужик, дам тебе один совет, отойди по-хорошему.
Скегги цокнул.
— Вот ведь вещь забавная. Кто-то зовет меня «сударем», а кто-то «мужиком». Кто-нибудь назовет меня «светлостью»?
Стражник достал из-за пояса свестульку. Скоро сюда должны были сбежаться все. Пришлось думать очень-очень быстро.
Скегги закашлялся. Поначалу он просто поперхнулся, но потом смекнул и изо всех сил принялся кашлять.
— О, нет! Дорогой мой друг, неужели ты все еще болен! Перийская лихорадка вновь одолела эти края! — Вздохнула девушка, коснувшись его лица. — Ты весь горишь!
Один из стражников попятился.
— Не смей! Стоять! — Прикрикнул его товарищ. Но тот бросил, что пришлет кого-нибудь и бросился бежать. Несколько лет назад эта лихорадка прокатилась по стране и ударила почти по каждой семье. Даже упоминание ее было способно внушить ужас.
Оставшегося стражника Скегги рывком толкнул в стену и выбил из руки оружие и свисток.
— Я не стану драться с тобой. В этом городе я только гость.
Стражник попытался подняться, но Скегги заломил ему руки за спину.
— Ты не знаешь, что натворил, ратарь. За это тебя повесят.
Сзади послышались быстрые шаги. Скегги обернулся и заметил еще стражников. Как спасать девушку теперь он не знал. «И зачем мне понадобилось ее спасать?».
Оружие они держали наготове. Скегги выпустил стражника, и уже хотел последовать их примеру, но девушка заслонила его собой.
— Ваша светлость?
— Не трогай его, Нахвал! Где остальные? — Она вдруг стала такой серьезной и гордой, высоко подняла голову. Капюшон плаща спал и открыл ее светлые, собранные в высокую прическу с косой, волосы.
— Это все, что у нас есть, госпожа. Нужно идти быстрее.
— Трое стражников и такой долгий путь, — задумчиво пробормотала девушка, затем развернулась к Скегги. — Добрый друг, я в долгу перед тобой. Но я должна тебя предупредить — они явятся за тобой. Подлец не шутил — тебя повесят за то, что ты сегодня совершил.
— Госпожа, нужно идти, — торопил один из стражников.
Скегги не знал, что ответить. Ему казалось все это очень странным. Поэтому он лишь улыбнулся и пожал плечами.
— И не из таких дел выпутывался. Тем более здесь мои брат с сестрой. Не могу оставить их разбираться с моей виной. В чем бы она не заключалась.
Девушка сняла с руки кольцо с красивым синим, как ее глаза, камнем.
— Возьми его. Когда придет время, я отплачу тебе.
Затем она обратилась к пытающемуся подняться у стены стражнику.
— Передай им, что я отплачу. Передай им всем, что город заплатит за предательство.
Тот плюнул ей под ноги.
— Город верен императору, а не тебе!
— Вы верны Дуловым, а не моей семье! Не смейте говорить, что верны императору!
Стражник грубо потянул ее за собой. Она натянула капюшон. Слышались громкие крики.
— Даромир ждет у Северных ворот, — донесся один из голосов до Скегги. У поворота девушка бросила последний взгляд на него.
— Ты подписал себе смертный приговор, щенок, — сказал мужчина, поднимаясь.
На это Скегги лишь усмехнулся.
— Как и ты. Ведь это ты отпустил ее, а я пытался задержать, когда все узнал.
Теперь он достал из-за кафтана кинжал, порезал ладони в некоторых местах, стукнул их об камни, ударил себя по лицу.
— Пес, — сплюнул стражник и побрел по переулку.
***
Злости не было предела.
— Как вы вообще до этого додумались! — Кипела Дара, толкая шатающегося Варди вперед. — Не знаю, что у вас за задание, но это в высшей степени безответственно!
— Мы уж-уже сказали, он с-с-с-ам попросил нас уйти, — заплетающимся языком пояснил Слуд, один из побратимов Исты. Та шла, как и Дара, позади брата и подталкивала его вперед.
— Это не значило идти в бардак! — Сквозь зубы сказала она.
Варди попытался развернуться к ней, но едва не запнулся. Дара поддержала его, хотя изо всех сил хотелось оставить его на земле, пока не проспится.
— Ты мне чуть руку не сломала, — пожаловался он Исте.
— Если еще хоть раз вытворите что-то подобное, то сломаю. Обоим.
Почему-то Дара была склонна ей верить. Варди оперся на ее плечо изо всех сил. На лицо упали его черные волосы. Дара попыталась их убрать.
— Что, не нравлюсь тебе? — Спросил он, и все же перестал наваливаться на нее всем телом. — Противен?
— Омерзителен, — честно призналась Дара. — Но что поделать, братьев не выбирают.
— Братьев — нет, но побратимов-то да. Великие, могучие, своб-бодные! — Чуть ли не заорал Варди, за что Дара стукнула его по голове.
— Вам дали свободы, и поэтому вы решили напиться? — Скривилась Иста.
— Нет, мы решили напиться, чтобы легче было нарушать некоторые обеты, — ответил ей Варди, вновь наваливаясь на Дару.
— Бедненькие, и как вы до совершеннолетия-то дотянули! — Приторно воскликнула Иста, подталкивая вперед брата, который пытался остановиться и с поднятым вверх указательным пальцем что-то сказать. — Не тяни его, Дара, пусть сам шагает!
— Вообще-то братья и сестры должны друг другу помогать, — все-таки заметил Слуд. Жаль, правда, что он не заметил небольшую деревянную вывеску над лавкой, и ударился лбом об нее.
Город был мало знаком им. Они надеялись натолкнуться на стражников, но тех будто и след простыл. Пока Дара и Иста спорили, куда нужно идти, стоя на перекрестке, Варди и Слуд о чем-то перешептывались.
— Да сколько можно! — Иста стукнула брата по руке. — Мы о вас и вашей чести беспокоимся, я уже не говорю, что только я помню про задание…
— Чести? — Скривился Слуд, перебив ее. — Какой чести? — Он развел руками. — Какой чести? Очнись, нас ни во что не ставят. Мы — никто.
— Удивил, — Иста так и осталась беспристрастной. — Разве так было не всегда? Кто-то приказы отдает, кто-то исполняет. Чего сейчас прозрел?
— Ты не понимаешь, ты ведь бастард. Не абы какой, княжеский!
Иста ткнула брата в бок.
— Какое дело это имеет к вашей пьянке?
— Почти прямое.
— Косвенное, но ведь это и значит почти прямое, да? — Добавил Варди. Они вдвоем присели на какие-то бочки у стены.
— Философы, — фыркнула Дара, и стала думать, куда идти. Фонарем она освещала стены, надеясь встретить указатели. Ничего.
— Вот ты разве не помнишь, как наш учитель говорил старосте той деревеньки, что мы якобы не наемники? — Спросил Варди.
— Ну.
— Так вот, должен тебе сообщить, он нагло врал.
Исту это откровение никак не впечатлило. Дара тоже от этого подустала, надеялась, что они перестанут городить бред и угомонятся.
— Понимаю, это нужно переварить, — ничуть не смутившись, продолжил Варди.
— Короче, Фарран Толстоухий, — закатила глаза Иста.
— Кто? — Удивился Слуд.
— Ну, филовсов этот лирийский, — пояснил Варди, — ты не читал? Повезло. Меня учитель четыре раза заставлял перечитывать, пока я не понял прочитанного.
— И ты понял?
Варди посмотрел на него, как на полоумного.
— Конечно, нет. Рассказал, что от меня хотели услышать, и учитель отстал. Хотя, возможно, именно так Фарран дал мне самый ценный урок.
— Короче, — повторила Иста, нетерпеливо постукивая указательным пальцем по бедру.
— Девочка моя, — с видом мудреца сказал Варди, — мы никто не иные, как наемники.
Дара пыталась понять тайный смысл слов, и даже Слуд догадался, что здесь что-то не так и решил поправить:
— Брат, «никто иные, как» наемники.
— Иные?
— Никто.
— Ну, да. Я так и сказал.
Иста медленно и тихо посчитала до десяти.
— Мудро, не спорю, — выдохнула она вскоре. — Только вот интересно, что вам сделали княжеские бастарды?
Варди почесал затылок.
— Не помню уже. Вы сбили меня своими расспросами. А! Погоди. Дак ты полжизни провела в хоромах, да еще и письма от батьки получаешь. Тебя-то он не забудет, но мы-то простые люди. Водан сидит сейчас без единой сребрушки, его пытаются выставить, предлагают вернуться в семью. Нас нанимают, чтобы мы жизнью рисковали! Мы! Потомки свободных воинов, стерегущих западные границы… И что нас ждет, когда мы придем в негодность? Ни-че-го. Вот, что нас ждет.
— Я не понял, причем тут Фарранан? — Еле перебирая языком, спросил Слуд.
— Ну, я использовал самую знаменитую фразу его. Как там… так как-то начинаются в его книжке слова: «Девочка моя, рабами королей всегда были мы. Но вот ведь незадача, когда первый из них восходил на трон, назвался он рабом народа». Во как.
— Наизусть запомнил?
— Говорю же, четыре раза читал.
Дара с Истой переглянулись. Они уже порядком устали, да еще и не появлялись в крепости, не докладывались коменданту. За все это им изрядно достанется.
— Нам сейчас не до шуток, — устало проговорила Дара.
— Так и нас… нам тоже! — Ответил ей Варди. — Пойми, мы не знаем, что с нами будет завтра. Неужели не страшно вот так в пустую прожигать жизнь? Бесцельно! Служа каким-то непонятным людям, которые топчут имя твоего деда… ой, дела и дела твоих предков в грязь? Мы не наемники, Дара.
— Я не знаю, что с вами сейчас сделаю! — Едва не кричала Иста. Свет фонаря падал на одну часть лица, и она казалась перекошенной от гнева. Один глаз начал дергаться. — Распустили нюни, тем более на задании, тем более когда в вас нуждается человек!
Варди вдруг вскочил и подошел к ней так близко, что она опешила.
— Человек? Человек? — Он показался безумным. В глазах его плясал огонь, и Дара поспешила оттолкнуть его от подруги. — Ты говорила с его людьми? Ты знаешь, что он делает? Не знаешь. Куда тебе. Ты слепо следуешь приказам — настоящий воин! Папочка будет гордиться. Но знаешь ли ты, зачем мы ему вообще понадобились? Он боялся, что его убьют свои же люди! Знаешь за что? Знаешь, почему? Не знаешь, куда тебе опускаться до таких, как мы.
— Я такая же, как вы! — Закричала Иста, и Дара попросила ее говорить тише. — Вы ничего не знаете о жизни бастардов. Не вам меня учить жизни и не вам упрекать меня!
— Нам! Если тебе не противно служить таким людям, значит, ты не одна из нас! Мы — воины, наши деды испокон веку жили на юге и охраняли границы! Нас, южных эрусов, назвали ратарями, чтобы отделиться даже названием. Но теперь даже наши собратья отделились от нас. Только воинов Вирской крепости зовут ратарями, но уже само слово теряет вес. Теряет смысл. Императоры собрали свою армию, назначили во главу угла князей, бояр, родню, а нас оставили за воротами. Мы — никто. Совет — никто. От нас скоро ничего не останется. Что ты будешь делать, если останешься одна? Раньше поляницам всегда находилась работа, в крайнем случае, дети братьев и Совет заботились о них. Но теперь что? Ах, да, я забыл — у тебя же есть папенька. А что делать Даре? Что делать Миле? У Дары хоть мать есть! Открою маленький секрет, ничего хорошего их не ждет. И нас тоже. Я шел служить воином, а стал пажом при политикане, который только и делает, что обирает своих людей и портит девок! Что ты можешь мне на это ответить?
— Закончил истерить? — Так же бесстрастно спросила Иста. Но Дара видела, как трясутся ее руки, как слезы стоят в глазах. Держаться так, как может княжеская дочь, мало кто способен.
— Закончил, — хмыкнул Варди, будто несколько мгновений назад не сходил с ума.
— Замечательно, надеюсь, найдете дорогу назад, — Иста схватила Дару за руку и повела вперед.
— На следующем повороте направо, а потом дважды налево! — Крикнул им вслед Варди, и Иста так сильно вцепилась в руку подруги, что синяка на утро было не избежать.
Но ни о каком синяке и думать не пришлось. По прибытию их сразу отправили к коменданту, который еще не ложился. Стражники в крепости беспокойно носились с поручениями, да и число их сократилось. Будто крепость наполовину опустела. Ничего хорошего это значить не могло.
Комендант встретил их в самом дурном расположении духа. Сидя за столом, он сжимал в руках какое-то письмо, вокруг стояли его сотники. Все замолкли, когда в дверь вошли поляницы.
— Где вы были? Почему я должен отвлекаться на бестолочей, которые ни о каком распорядке не слышали?
Иста оставалась все такой же спокойно с виду. Дара же уже начинала закипать. Сколько можно было кричать — уже сил не было выносить чьи-то претензии.
— Прошу простить, нас отправили на выполнение задание, и мы его исполняли. Позвольте пойти и доложить князю, — поклонившись, спокойно сказала Иста.
— Некому докладываться, — уже спокойнее ответил комендант. — Не справились вы. На кой надо было переться на ночь глядя…
— Как некому? — Мурашки прошли по коже Исты, было заметно, как поднялись волосы на руках в месте, где были закаты рукава рубахи.
— Недалекая? — Спросил один из сотников. — Убили вашего нанимателя, пока вас не было.
Дара спрятала лицо в ладонях.
— Как? Он же не покидал крепости!
— Его люди говорят, что он велел оставить его одного и позвать вас. Но вас нигде не было. Пока искали, кто-то его и порешил. Сами разбирайтесь с ними, — едва ли не выплюнул комендант. — Поутру мне самому от нашего князя попадет.
Иста не унималась. Ей было непонятно, как друг города мог погибнуть в защищенной крепости, и почему стражники князя говорят, будто он искал ратарей. Дошло до того, что они с комендантом вовсю кричали друг на друга.
— Нам было велено уйти, у него должны была быть тайная встреча! Людей своих он тоже отпустил. Мне лично он сказал, что его будут охранять ваши люди!
Комендант стукнул ладонью по столу.
— Завтра же скажешь это тому, кого князь назначит расследовать это дело. Но учти, девка, еще раз ты обвинишь меня в измене, и никакой Совет тебе не поможет. А ты! — Теперь гнев его переключился на Дару. — Вот кто действительно замешан в измене, так это твой товарищ! Сейчас он под стражей, вместе с одним олухом. Мы уже отправили гонцов к вашим. В городе сейчас творится такое, что у меня вся крепость ходуном ходит. А вы вытворяете, что вам вздумается. Учтите, найдется вина ваша. — он указал на них обеих, — все на виселицу отправитесь!
Из неосвещенного угла скользнула тень. На свет вышел мужчина в дорогих одеждах и в княжеском узорном корзене — плаще с золотой запонкой с изображением дерева на правом плече. Пальцы его украшали разнообразные кольца. Хоть в этот раз он был вымыт и причесан, богато одет, но Дара сразу узнала нового знакомого.
— Хватит пугать их, Убин. Я говорил тебе, чтобы ты их не трогал.
Комендант с такой яростью взглянул на Даромира, что его злость на ратарей казалась искусственной. Вот, где показалось настоящее пламя.
Свидетельство о публикации №224081101222