Пригрезилось. Ольга Ланская

И махнуло подолом чёрного бархата по мелким желтым цветикам куриной слепоты, осыпавшей веснушками первые травы нового – знать бы какого(!) – года.
Так что – пригрезилось?

И чёрный прозрачный и так внезапно теплый плат, отороченный золотой и чёрной бахромой, потянулся видением откуда-то сверху, как с иголочки поминальной сосны, к подножию которой упало несколько золотых крупиц отпевальной Земли Казанского Собора, где стояла я, совсем маленькая и прозрачная у пламеневших ног Распятого и Бессмертного Иисуса, видя и его, и венец, и капли крови его не глазами, а душой, заполнившей и храм, и Землю, и Небо…

И сквозь нежность Настоятеля и молитву уходила страшная боль моя.

Так что?

Пригрезилось мне, что время, его числа и даты, его декабри и августы – женщина?
Орлеанская Дева, черный плат, осмелевший девичий веер, за которым вдруг метнулся и исчез взгляд чёрных, как звёздное небо глаз. И годы, которым нет числа.
Сын… Белый мраморный крест. "Да не коснется ничто злое места твоего последнего упокоения здесь, на Земле, дитятко!".

И Мама… И юная сосенка…

Теперь наше Южное, что раскинулось на Пулковских Высотах, по имени шоссе называют Волхонкой.
Вот и сошлось! Любимая моя московская Волхонка и ленинградский бесконечный погост…

...Мы застряли в крохотном магазинчике подземного перехода под Невским проспектом, где почему-то полно народу, - наверное, туристы, и от этого внезапного ожидания чего-то неясного, чего, быть может, здесь вовсе и нет, я задумалась и совсем забыла про Варежку.

– Ляля-Ляля! – зову я её, почувствовав, как страшно ей в толпе высоких, как лес, существ, среди ног которых ей, крохотной белой, словно от страха, Ши Тцу ничего не видно. И, чтобы обрести опору, она прильнула холодным носом к моим ногам.

- Ляля-Ляля! - снова зову я, и все расступаются, обнаруживают у ног моих Варежку, и кто-то говорит удивленно:
– Я подумал, что Вы запели!

Я смутилась:
- Такой уж у меня голос, простите...

И в этот миг увидела протянутый мне волшебный чёрный плат с золотой каймой, каких я никогда прежде не видела, но какой и искала здесь, в тесной лавчонке под Невским, где никогда прежде ничего не покупала.

Вскоре мы были уже дома. Я развернула пакет, и счастье горячей волной накрыло меня.

Не покупка была в руках моих, а бесценный дар – памятка, словно пришедшая ко мне с другой, недосягаемой пока для живых стороны, – от мамы и сына, к которым ездила я  вчера на Волхонку...

Ольга Ланская,
Санкт-Петербург

2024