Кольцо Саладина, ч 4. Последнее воскресенье, 38

КНЯЗЬ
Я разволновался, как школьник. Придирчиво выбирал цветы. Придирчиво выбирал рубаху. Бегал к нашей костюмерше за утюгом, но девочки из костюмерной меня пожалели и всё отгладили сами.
- Ты на свидание? – допытывались они.
- Чего там на свидание? Женюсь! - отшучивался я, но сердце ёкало от предвкушения.

К шестому часу волнение достигло предела, я только что не пил какой-нибудь валокордин или как там он называется у женщин. Мужчина в таких случаях пьёт водку - рашен стронг уодка - но уодки никакой не было, и я просто слонялся по Дворцу, потому что иначе можно было только лежать в своей полутёмной келье, но именно лежать я не мог: если бы я лёг, я бы немедленно умер от волнения.
Дворец оживал, как всегда ближе к вечеру.
Хлопали двери, тренькали настраиваемые инструменты, где-то дружно ржали – судя по ритмичным взрывам хохота, над анекдотами.
На нашем этаже слаженно затопотала секция народного танца.
- Ноги выворотней! – неслось по коридору зычное. – Володя, я тебя когда-нибудь прибью твоими же ногами! Девочки, на голубцы! Таня, Ира, Валя, на центр! Голубцы и потом верёвочку дайте! Последний раз несинхронно было!
Я немного знал команду и руководителя: мы ездили вместе на праздничные выступления - и постоял, наблюдая с профессиональным интересом. Вроде бы, всё то же самое, что у нас на разминках, но на выходе и энергетика другая, и выражение лиц. Никакой отрешённости и углублённости в партнёра, земная, человеческая радость, ухарство, любование своей силой, раздольность. Девушки и внешне отличались - статные, цветущие, уверенные гордячки, и одна была особенно хороша, с косой, уложенной на голове короной. Редкая сейчас причёска, и она об этом знала, и так и сияла улыбкой, неся свою корону. Две девчонки-народницы и в нашем проекте танцевали параллельно - Вероника сманила - и сейчас мы украдкой весело и понимающе перемигнулись.
Мысленно я поставил к девчонкам пани. Почему – сам не знал. Наверное, скучал. Поставил - и тут же понял: нет, нечего общего у неё нет с русскими плясовыми. Но и танго не для неё. Жаль, но нет. Она слишком прямая и своевольная. Не слушает ведение, хочет сама вести. Но тогда кто она? Какой танец? Вероника когда-то объясняла: каждая женщина рождена с каким-то своим музыкальным ритмом и темпераментом, со своим танцем - и это танец её души, в нём она счастлива.
Может быть, всё-таки, вальс?.. Да нет, и вальс не то – слишком простой, недраматичный...
- Первый состав пять минут отдыхает, второй состав – на тарантеллу! Рома, алё, Рома! Тарантеллу давай нам!
Может быть, тарантелла? Она говорила, что танцевала венгерские танцы. Я представил её в красной юбке, в корсаже со шнуровкой, в сапожках… Чардаш, тарантелла – да, это ближе. Она бесстрашная, строптивая, вспыльчивая. И укусить может не хуже тарантула. И будет потом больно, и с ума сойдёшь с горя, и попадёшь в параллельный мир…
Я вспомнил полутьму подъезда – в тот день, когда мы встретились. Как она отшвырнула меня, я еле устоял на ногах, никак не ожидая от внешне нежной девушки такой силы и ярости… А недавно, в коридоре на Трубниковском? «Ты мне слова не даёшь сказать! Почему ты вмешиваешься?! И не буду я с тобой целоваться! Понял?!»
Я усмехнулся: нет, ну, какой там вальс. Тамбурин ей в руки.
Я представил её с тамбурином. Похоже. Прыгать, озорничать, взлетать над сценой, самозабвенно мчаться. Она говорила, что танцевала без партнёра. Ей, действительно, не нужен никакой партнёр, не будет она его слушаться, она сама заставит слушаться. Как она погналась за мной тогда, на пляже. Сорвалась с места в одну секунду, словно кошка, я в последнее мгновение еле успел вскочить и увернуться. И погналась, и летела за мной по берегу, не отставая. Любая другая девчонка давно бы бросила догонять, развернулась и ушла или сделала вид, что обиделась. А она так и гоняла меня между пляжниками, пока я не сжалился и не пошёл ей навстречу. Настоящая тарантелла…
При всей своей индифферентности к народным танцам я залюбовался слаженными хлопками, откинутыми корпусами, синхронными яркими прыжками и сам машинально попрыгал за компанию, вызывая бурю восторга.
- Славчик, иди к нам! – звали девчонки, хохоча.
Я отшучивался. Время тянулось адски медленно. Я спустился на первый. Репетиционная комната рядом с залом была открыты, оттуда мощно неслись звуки рояля, потом зазвучало короткое, смутно знакомое вступление - и навстречу мне полился волнующий, полный драматизма голос.

Матушка, матушка,
Что во поле пыльно,
Сударыня матушка…

Настя Семибратова. Звезда нашей вокальной группы. А, может, всего Дворца. Будущая студентка консерватории – никто не сомневался, что она поступит осенью.
Я заглянул в дверь. Настя в концертном платье стояла возле рояля, сложив руки, маленькая, отрешённая, вся ушедшая в драму, которую сплетала своим потрясающим голосом.

Матушка! Матушка!
На двор гости едут!
Сударыня матушка…

Поразительно, где он там в ней помещался этот невероятный голос, льющийся полноводной рекой. Была для меня в этом загадка. Оперные певицы в моём представлении были дамы корпулентные, даже мощные, а тут дюймовочка - наверное самая маленькая по росту, даже меньше Ани, и откуда берутся в ней такие силы? Откуда-то берутся. Может, правда, это душа? Какое странное слово – душа. Странное место, где всё собирается и как-то копится, и потом вырывается... И ещё она может болеть, это душа… Э, парень, а ты становишься философом. Наверное, из-за песни…

Матушка! Матушка!
За столы садятся!
Сударыня ма…

Голос рвался, из встревоженного становился молящим, из молящего – полным отчаяния – и то взлетал вверх, почти рыдая, то опускался на неторопливые низы.

Дитятко, милое, я тебя не выдам…

Настя закончила петь и какое-то время стояла в тишине, словно провожая свою песню вдаль, прощаясь с ней.
Потом подхватила своё длинное шуршащее платье, подбежала, подняла на меня горячие тёмные глаза.
- Что-нибудь случилось? Меня зовут?
- Нет, ничего не случилось. Просто слушал. Это очень круто.
Я улыбнулся смущённо: слова были совершенно дурацкие, совсем не то я чувствовал.
- Я не знаю, что сказать. У меня нет таких слов, - честно признался я. - Просто это очень круто.
- Правда? – она вся засияла. – Тебе, правда, понравилось? Это для экзаменов. Мне всё лето готовиться.
- Поехали с нами на фестиваль, - сказал я, улыбаясь ей.
- Я танцевать не умею, - засмеялась она понимающе: мы все хорошо сдружились за короткие наши сумасшедшие праздничные поездки.
- Я тебя научу, - я тоже засмеялся.
- Ладно. А я тебя петь научу.
Она всё смеялась, была простой, обыкновенной девчонкой, своей, понятной - а вот сейчас встанет к роялю, что-то сделает внутри себя волшебное, расправит какие-то невидимые крылья - и вся уйдёт в высоту, поднимется над залом, над роялем, вообще над землёй…
И в танце так же – Вероника рассказывала.
А у меня как?
Со смутным чувством я вышел на улицу покурить. Ну, и где мои крылья? Мои? Волшебные? Чтобы я про всё забыл?
Странный был вопрос.
Вообще какой-то странный был день сегодня. И вечер странный. И вообще, вообще – почему она не дозвонилась мне? Как-то это не похоже на неё, чтобы она не добилась, чего хотела. Не походило на неё. Ну, ладно, сказали, что меня нет. Но не в её характере довольствоваться этим. В её характере звонить, не сдаваться, поселиться там, в этой чёртовой телефонной будке, но достать меня. В крайнем случае – передать через кого-то. И я бы немедленно сам кинулся звонить. Да что звонить – помчался сломя голову, приехал бы тут же...
Да, странно всё. И какой-то леденящий сквозняк вдруг захолодил моё сердце. А вдруг всё не так? Вдруг там что-то случилось? Я в последний раз глянул на часы, выбросил окурок и решительно двинулся обратно - к себе, за букетом, за гостинцами. Хорош уже тут слоняться и изводиться. Даже если её ещё нет – буду ждать.

Тревога не отпускала меня всю дорогу, и мне это сильно не нравилось. А когда впереди замаячил громадный прямоугольник общежития, сжалось сердце.
Стайка хорошеньких, принаряженных девчат встретилась мне внизу возле лестницы.
- Ой, здрасти, - засияли они дружно. – А вы к нам?
Среди девчат я узнал обладательницу фена, который мне пришлось чинить после замыкания. Вся компания улыбалась, каждая девушка по-своему.
- К Есиной? – спросила высокая темноволосая девица, беззастенчиво меня разглядывая.
- Не к Есиной, а к Беляевой, к Вероничке, - поправила её «девушка с феном» со значительным видом - явно на правах старой знакомой, которая знает больше других.
- Она уже вернулась? – спросил я машинально, притормаживая – больше из вежливости.
- Так она только что ушла.
- Как ушла? - удивился я. – Она же только что приехала.
- Да это Наташка ушла, - сказал кто-то из девчонок. - Уединение обеспечила.
Девочки почему-то засмеялись. Я смешался.
- Я не понял, Вероника вернулась? – спросил я у девушки с феном.
- Вернулась откуда? – непонимающе спросила девушка.
- Ну, она же уезжала… на несколько дней.
- Да нет, - девушка смотрела недоумевающе, - она дома была. Я вчера ей таблетку от головы носила.
- Вчера? – я оторопел. – Она уже вчера приехала?
- Да она и не уезжала, - девушка пожала плечами. - Вроде. Мы по утрам на одном трамвае ездим. И вчера она была, и позавчера… Вы идите, не волнуйтесь, она там, она дома.
- Только не одна, - сказала загадочно высокая, и тревога опять качнула меня изнутри.
- К ней парень пришёл, - разъяснила девушка с феном.
Я посмотрел на букет. Парень. Парень - это ведь я, - странно подумал я. Да ведь я ещё не пришёл…
Я озадаченно встряхнул зачем-то букет, кивнул девушкам и заторопился по лестнице, шагая через две ступеньки.

Наверное, я постучал в знакомую дверь сильнее, чем следовало. Почему возникло чувство, что меня не хотят впускать? И холод внутри не исчезал, наоборот – стало холодно рукам. Я стукнул ещё раз – и на пороге молча и бесшумно возник Юра.
Мы с ним одного роста, но мне почему-то показалось, что он смотрит откуда-то с небес. Где-то в вышине надо мной, на фоне серого зимнего неба, пушилась серебристым мехом волчья шапка, холодно буравили меня немигающие глаза. Кто на кого тогда напал первым? Кто кого скрутил, и схватил за горло, и швырнул на валежник? Я почувствовал холод заснеженного леса, услышал хруст веток под своей спиной…
- Привет, - сказал Юра без улыбки, но вполне доброжелательно. – Заходи.
Сказал без всякой враждебности, но так, словно был чем-то занят, а я пришёл и помешал.
И всё. И никто больше меня не встречал. Никто не бежал навстречу. Никто не бросался на шею, поджимая ноги. Я стоял в крошечной прихожей один на один со своим врагом.
Пакет с гостинцами я оставил на вешалке. Вдруг почувствовал нелепость и цветов в своих руках, и своих скромных сладостей. Что же стряслось? Может, она заболела, лежит? И почему Юра, а не Татка?
«Наташка ушла, уединение им обеспечила…»
Я решительно шагнул в комнату.
Она спокойно сидела за столом, живая и здоровая. Стол был завален бумагами, она оторвала от них взгляд. Милая, но совершенно дежурная улыбка. Вообще-то правильно, раз мы не одни. Я подошёл к столу и положил букет перед ней, прямо на её тетради.
Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза.
- Спасибо, - сказала она, взяла цветы и опустила в них лицо.
Мы молчали.
Она не умеет врать. Совершенно. Ни капельки. Я за это её особенно любил: мне было с ней легко и счастливо. Когда человек не врёт, ему веришь, доверяешь.
Нет, не может она врать. Просто не хочет при чужом человеке подчёркивать нашу близость. Сейчас у них какое-то общее дело. Я понимал. Я одного не понимал, но не хотел это сейчас выяснять. Не хотел. Само получилось:
- Давно приехала?
И я тут же пожалел, что спросил.
- Я хотел тебя встретить, но не знал, как и где.
- Ничего страшного, - сказала она легко.
- Можно тебя на минутку?
Она так и вышла в прихожую с букетом в руках.
- Это правда, что ты никуда не уезжала?
Прозвучало грубовато и в лоб, но я спешил, боялся, что Юра помешает.
- А почему ты спрашиваешь? - спросила она, и теперь я понял, почему она не оставила букет – в него можно было прятать глаза.
- Хочу понять, что происходит. Очень тебя прошу: не лги мне. Просто скажи: ты уезжала или нет?
- Ну, не уезжала, - с вызовом сказала она.
Горькая правда – вот она. Когда одновременно легко, что тебе не лгут, но невыносимо перенести.
- То есть ты всё время была здесь. Зачем обманула?
- Я тебя не обманывала!
- Ну, не ты, Татка обманула. Тебе надо было встретиться с Юрой, и ты придумала эту историю. Понятно. Не хотела меня видеть. Хорошо. Ты меня больше не увидишь.
Я повернулся шагнул в дверь.
Она догнала меня уже на лестничной площадке, протянула пакет.
- Ты забыл…
- Я ничего не забыл, - сказал я. - Это вам с Таткой. Кофе на утро.
- Не надо нам, - сказала она самолюбиво.
- Не надо - выбросишь на помойку, - сказал я почти злобно
Она была очень красивая сейчас – с распущенными волосами, с голой шеей, в голубом халатике, - том самом, в котором я затащил её тогда в пустую комнату на первом этаже.
Воспоминание ужалило меня остро и горько. 
- Тарантелла, - сказал я машинально и медленно.
- Что?
- Ничего. Ассоциации.
Повернулся и побежал по лестнице вниз.
Мне казалось, никогда в жизни мне не было так больно.

продолжение следует