Писательские байки. Опус 7

     Александр Разумихин

     ПИСАТЕЛЬСКИЕ БАЙКИ,
     или
     Как пишутся книги:)))

     Опус 7

          Любовный роман или детектив…

     Предыдущая байка наглядно показала, что исходящая от писателя сказка-побасёнка о том, что и как было, когда его книжка пробивалась на свет, запросто после финальной точки может иметь продолжение. А теперь хочу сказать, что почти любая писательская байка имеет очень даже конкретную временную прописку, когда события, которые легли в её основу, начинались.
В пятницу 24 марта 2014 года я принёс из издательства авторские экземпляры своей новой книги:

«Вещий сон: Русские народные сказки / Для детей пересказал Ал. Разумихин; Худож.: Н. Корсунская, И. Гаврилова, И. Иванова, Е. Лаврентьева, Н. Суворова. — М.: Мир детства, 2013. — 264 с.: ил.»

Книга была долгожданной по простой причине. Она была первой из цикла сказок, написанных мной. Что могу сказать о ней? Могу повторить преамбулу, которую я предпослал тем восьми большим сказкам, которые вошли в этот сборник:

«С ранних лет мы знаем, что за тридевять земель в тридесятом царстве есть такой чудесный край, где живут Иван-царевич и Елена Премудрая, баба Яга и Змей Горыныч, где можно откушать за скатертью-самобранкой и полетать на ковре-самолёте. Про существование этого волшебного континента под названием «Сказка» каждый из нас слышит раньше, чем про реальные Америку, Азию, Европу, Африку…
Сказки нам читают и рассказывают наши папа с мамой. Они слышали их от своих пап и мам. А те — ещё раньше от своих родителей. Когда родились сами сказки, и кто был их автором, никто не знает: давно это было. Поэтому и называются сказки народными.

Русских народных сказок — несчётное количество. Но знаем их мы обычно не так и много. Годами издаются и переиздаются традиционно одни и те же сказки. Поэтому не удивляйтесь тому, что книга начинается со слов «Новые старые сказки». Сказки, которые вы держите в руках, действительно старые, но смею думать, для вас они окажутся новыми — вы их никогда не читали. Для детей они пересказаны впервые».

Произошло это как раз накануне открытия 17 Национальной выставки-ярмарки «Книги России». О чём я тут же известил своих френдов блога в «Живом журнале». Мол, в павильоне 69 на ВВЦ с 26-го по 30-е марта на стенде издательства, где я тогда работал, книга сказок «Вещий сон» будет предложена вниманию читателей. И добавил:

«Мой искренний совет всем, у кого есть дети, приобрести её (совсем не потому, что я имею прямое и непосредственное отношение к книге. На сегодняшний день это моя 14-я книга, но я первый раз советую купить мою книгу) — это действительно уникальное издание, так как сказки, представленные в нём, для детей рассказаны ВПЕРВЫЕ (поверьте, это не фигура речи).

Только на выставке-ярмарке цена красочной книги сказок объёмом в 264 с. большого формата будет 400 руб. Далее в продаже её цена будет, полагаю, рублей 600, а то и выше. А тираж её, совсем не велик, всего 3 тыс. экз. А так как на подходе уже следующие, второй и третий, тома сказок — уже рисуются иллюстрации к ним, — то переиздание, похоже, будет очень даже не сразу. Потому что мне хотелось бы выпустить, как минимум, ещё пять томов новых сказок. И для меня желательно, надеюсь, понимаете, чтобы увидели свет новые сказки (хотя против переиздания я, смею заверить, возражать не стану. Кстати, примерно в мае генеральный директор планирует переиздание моей книги «Удивительные истории и весёлые приключения барона Мюнхаузена на Земле и на Луне, рассказанные им самим. Для детей пересказал Ал. Разумихин»).

И в тот же день ко мне прибежали поздравления.
Первое от весёлого человека, от которого знаю, что он журналист, писатель, поэт, автор песен, гимнов; политолог; специалист по имиджу, рекламе, PR, формированию общественного мнения, создатель конструктивных проектов для политической, социальной, национальной, туристической и культурной сфер, художник-юморист, сатирик, карикатурист, cartoonist, комиксист, детский писатель и художник, иллюстратор.

Для тех, кто устал от одного этого перечисления, позволю себе сопроводить рассказ о собственной книге сказок отнюдь не сказочной байкой моего друга-приятеля:

«Возмущённая классная руководительница позвонила отцу ученика:
— Ваш сын сегодня пришёл в школу мокрым, грязным, с неприятным запахом. Сказал, что шёл по «козьим тропам», проваливаясь в грязном снегу, полном собачьего дерьма. При этом обвинял во всём глав администрации района и города, называя их бездарными двоечниками.

Я попыталась ему объяснить, что для того, чтобы стать главой администрации района или мэром, надо быть дисциплинированным и хорошо учиться.
Он ответил, как не подобает ученику: «Зачем им было вообще учиться? Развести бардак любой дурак сможет!»
Прошу принять меры!
     ***
Вечером отец перезвонил:
— Меры приняты. Похвалил сына за то, что растёт здравомыслящим и не лакействующим.

Училка потеряла дар речи».

Мне он тогда написал: «Поздравляю! Творческих удач!»
В ответ от меня ему пошло:

— Спасибо! Сижу редактирую сразу две книги, автора одной, кстати, нашёл в ЖЖ — будет у неё первая книга. Рад не меньше своей.

— А я свою (заказ) "Зубная азбука" — книжка-раскраска в стихах и забавах, сегодня сдал в типографию. Удачи вам всем!
— Взаимно!

Без задержки пришёл второй отклик:
— Поздравляю! Мы 26 будем, если получится, забегу посмотреть. :)

— Спасибо! Как всегда рад буду видеть. Я появлюсь около 12-ти — с утра поликлиника. Но там и без меня будет кто-нибудь.

— Мы к 12 как раз оформим стенд, я надеюсь. )

После чего пришёл третий отклик. И с этого места, как говорится, «пожалуйста, поподробнее».

Написала мне gala_vrublevska из Питера (в миру Галина Врублевская). Коротко и без каких-либо велеречивых сантиментов: «Оформление красивое! ЦА — мальчики?»
Кто на моей странице сайта «Проза.ру» читал поэму в клочках «Многа букафф. О феномене современной беллетристики и её “творцах”» с милым эпиграфом: «Внук бабушке: “Многа букафф — это совсем не то же, что многая лета”», вспомнит, там Галине Врублевской отведено немало страниц.

Я изобразил недоумение: «Что есть ЦА?»
— Целевая аудитория, — последовал ответ.

Далее случилась дискуссия, затеянная мной:

— Даже не знаю: удивляться или нет. Но я всё-таки полагал, что Вы правильно поймёте мою фразу: в которой был не вопрос, а ответ, что разговаривать на языке, называемом воляпюк, я, честно говоря, не стремлюсь. Странно, что и говорить, слышать такую фразу, обращённую писателю, вроде бы тоже от писателя.

Во-первых, я, разумеется, сведущ о том, что ЦА — это целевая аудитория. Но это из жаргона реализаторов. Вы тут при чём? Нет, я понимаю, что немало нынешних авторов приспосабливают свои тексты к продаже, исходя из требований рынка, уже в самом процессе их написания. Смею думать, они и не скрывают того, что эти требования становятся одной из существенных причин появления и замысла, и исполнения текста (по известной торговой формуле: спрос рождает предложение).

Но природа народных сказок такова, если Вы не знаете, что ими никто не торговал в те времена, когда они создавались. Если Вам не можется без ЦА, то целевая аудитория мной обозначена, перечитайте мой пост: «Пересказал ДЛЯ ДЕТЕЙ…» Детьми обычно называют и мальчиков, и девочек — вместе. Для кого предназначен «Колобок»? Для кого — «Золушка»? Для кого — «Гуси-лебеди»? Для кого — «Иван-царевич и Марья Моревна»? Для кого — «Царевна-лягушка»? Для кого — «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка»?..

Народные сказки — это не женский роман для кухарок, когда без ЦА не обойтись. В аннотации к моей книге обозначен возраст: «Издание рассчитано на учащихся младших классов, а также всех, кто любит волшебные сказки». Первым читателем моей тогда ещё будущей книги была первоклассница (сейчас она с нетерпением ждёт, когда я ей подарю вышедшую книгу сказок, которые она читала и ей читали и которые ей очень понравились — нынче она уже заканчивает третий класс). Читало мои сказки немало взрослых, и им они тоже понравились. Говорю это лишь к тому, что возрастной диапазон читателей от 5—6 лет до преклонных лет. Ведь и люди в возрасте никогда этих сказок не читали, и им тоже любопытно. Самый распространённый вопрос от взрослых: «А где ты взял эти сказки?» А Ваш вопрос из другой оперы, увы.

Вмешался vpolkovnikov: А действительно, где вы взяли эти сказки? В дореволюционных изданиях? Или как? Мне действительно любопытно (хотя я и не автор, а скорее, просто ЦА :)).

— Зачем Вам это? — Полюбопытствовал и я: — Чтобы "позволить с лёгкой небрежностью бросить в обществе: "А-а, Форсайты. Да, прочитал всё" — А-а, новые старые сказки. Да, прочитал всё и знаю, откуда они”.

Не берите в голову. Главное, теперь у детей сказок стало больше, а откуда я их взял, специалистам не составит труда сказать, а для просто ЦА… — судя по всему, Вы не есть ЦА этих сказок для детей: не у всех с возрастом сохраняется детскость.

Ему на помощь пришла коллега Галины Врублевской, тоже персонаж поэмы в клочках «Многа букафф. О феномене современной беллетристики и её “творцах”» Татьяна Тронина:

— Александр, я считаю, что никакого криминала в этом вопросе нет, и, наоборот, можно развить очень интересную тему — откуда составители берут материал.
Насколько я понимаю, материал ищется двумя основными способами — либо из других изданных источников, либо сами составители, этнографы, собирают его в экспедициях.

И то, и то интересно и увлекательно.

— Cовершенно верно, никакого криминала. Но о криминале, вроде бы, и речи ни у кого не было, даже намёка. Во всяком случае, я его даже не почувствовал.
Сегодня, когда речь идёт о материале народного творчества, то схема проста. Некогда записчики сказочников (чаще сказочниц) передавали свои материалы собирателям фольклора, те становились составителями. Как один из примеров, сказки, которые мы знаем как сказки, собранные Афанасьевым, в своём большинстве даже не им собраны, но ему переданы, он их как бы аккумулировал и потом опубликовал, после чего их стали считать (называть) афанасьевскими. Но после многих экспедиций рано или поздно происходили публикации сборников (в том виде, в каком их записали, то есть с многочисленными оговорками, фактическими ошибками и сюжетными ошибками, с ненормативной лексикой и областной лексикой. И в таком виде они известны лишь специалистам по народному творчеству). Для публикации широкому читателю, тем более для детей они напрочь не пригодны. Тот пласт, что введён в литературный оборот литераторами (литобработчиками: Н. Гессе, А. Нечаев, И. Карнаухова, Н. Колпакова и др., и писателями, среди которых Лев Толстой и Алексей Толстой, А. Пушкин и А. Платонов, К. Ушинский и др.), конечно, большой по объёму, но далеко не исчерпывает сказочное богатство. Я использовал тексты, собранные записчиками более 100 лет назад. Объяснять, где-откуда конкретно я брал оригинальные тексты, не считаю нужным. Да и не нужно это никому. Удовлетворять пустое любопытство — зачем?

Так что нет двух путей, есть один, совместный. Ни один записчик, насколько я знаю, сам не обрабатывал собранные им сказки. Ни один литобработчик не отправлялся за текстами в экспедиции. Тот же Афанасьев не занимался пересказом, обработкой, он лишь "причёсывал" тексты, тем более не адресовал их детям (не "готовил" их для детей). Афанасьевские сказки написаны языком, сегодня плохо пригодным для современного чтения. Среди четырёх томов русских народных сказок, уже пересказанных мною для детей, всего одна небольшая сказка из афанасьевских, все другие куда более редкие и не публиковавшиеся в широкой печати даже в изданиях для взрослых. А для детей и вовсе не появлявшихся. Так что я не составитель, а литератор, продолжающий дело писателей и решивший сделать маленький вклад в культуру (прошу извинить за невольный пафос), адресованную детям. В своё время, давно, с этой идеей я обращался к ведущим тогда ещё советским писателям, но у них для её реализации не нашлось свободного времени. И вот спустя годы, я решил сам заняться этим. Причём, выбирал сказки очень большие по объёму (как я говорю, сказочные романы, и только волшебно-фантастические сказки). Поэтому в первом томе всего восемь сказок, а объём книги столь велик. Второй том тоже восемь сказок и такой же объём.
Надеюсь, я дал Вам обстоятельный комментарий.

Почувствовав поддержку, vpolkovnikov продолжил:
— Но! У многих не сохранивших "детскость" есть дети. В конце концов Вы же обратились к родителям, то есть и ко мне тоже.

Впрочем, конечно, тема Ваша, и Вам решать, что здесь обсуждать, а что нет.

— Совершенно верно, я обратился к родителям, дав им (и Вам в том числе) информацию, что вышла книга, которая в определённой мере уникальна. Поэтому желающие могут обратить на неё внимание и глянуть собственными глазами на вышедшее издание. А откуда и как книга родилась, на основе текстов каких именно рассказчиков и рассказчиц — это не важно. Важно, что это оригинальные тексты, кстати, ещё до публикации апробированные мной на детях.

Я и впрямь не вижу здесь темы для обсуждения, я лишь поделился информацией. Как Вы ею сочтёте нужным распорядиться, Ваше дело. Мне лично, когда стали подрастать мои дочки, показалось скучным предлагать им читать одни и те же сказки, которые читают все и из года в год, из десятилетия в десятилетие. А я очень не люблю скучное.

— Как-то вы, Александр, на пустом месте раздражаетесь, — продолжила Галина Врублевская. — Согласна, что сказки для младшего возраста ещё не связаны с гендерными интересами. А сказки для взрослых того же Афанасьева это уже на любителей какой-то специфической тематики.

Стараясь быть вежливым и следуя неписаному правилу ЖЖ всегда отвечать тебе написавшему, тюкаю буковки на клавиатуре:

— Я удивляюсь, а не раздражаюсь. И, судя по тому, что Вы продолжаете говорить, вовсе не на пустом месте. Если Вы считаете, что "сказки для младшего возраста ещё не связаны с гендерными интересами", то зачем задавали свой вопрос про ЦА? Если "сказки для взрослых того же Афанасьева — это уже на любителей какой-то специфической тематики", то как это связано со сказками для детей? Я, повторю, не раздражаюсь, я не люблю мешанину в голове. И не люблю, когда голова даже не понимает, что в ней мешанина. Кстати, "Афанасьевские сказки" тоже не имеют "связи с гендерными интересами". Даже в тех случаях, когда они записаны от сказительниц и переполнены матом. Но боюсь, что это для Вас что-то вроде высшей математики для первоклассников.

— Вы тут так лихо ставите диагнозы комментаторам! Но, к сожалению, не желаете углубить, собственно, тему сказок, собранных в вашей книге.
— Вы, как всегда, невнимательны. Было оговорено, что это волшебные сказки. У Пушкина сказка о царе Салтане на какую тему?

— Я не имела ввиду тему каждой сказки отдельно, хотя темы у сказок существуют, и ими широко пользуются психологи-психоаналитики, выявляя через сказки архетипические мотивы поведения людей. Да что там психологи! И выдающийся наш учёный-филолог Пропп систематизировал мифологию сказок.

Однако из всех ваших комментариев заслуживает внимания ответ Т. Т. о технологии создания сказки от её записи в народе до книжки, адресованной ребёнку. За это спасибо от сообщества!

— Наверно, в этом основное наше отличие: я предпочитаю заниматься литературой, а не психоанализом — это совсем другая профессия. И систематизация мифологии сказок — это научное литературоведение, а не написание сказок. Я лишь могу подтвердить свои слова о том, что не люблю мешанину в голове. Кстати, нет никакой технологии создания сказок. Хотя не исключаю, что есть технология создания дамских романов. Я же лишь упомянул об источниках, откуда черпаются сюжеты сказок.

Мои слова Галину Врублевскую не убедили.

— Сказки как раз создаются по определённым клише или технологиям, где есть определённое место добру и злу, трём, как правило, испытаниям и т. п.
А почему вы так настойчиво в каждом ответе мне сворачиваете к дамским романам? При том, что я не пишу и никогда не писала дамских романов. Я создаю бытовую-психологическую прозу, если что. А какую обложку подверстают к моему роману, зависит от всесильных монополистов-издателей. Возьмите для примера, что ли, ради разнообразия, детектив.

— Продолжаю удивляться. Есть многовариантная известная поговорка. В разных случаях она звучит так: «На колу мочало начинай сначала», «Мочало начинай сначала», «Лыко мочало начинай сначала», «На кону мочало начинай сначала», «Мыло мочало начинай сначала». Фразы отличия имеют, смысл — нет. Вот и у нас: я про «вообще», а Вы непременно про себя, мол, «я не пишу и никогда не писала дамских романов». Так я нигде и не сказал, что Вы их пишете. Зато теперь я буду знать, что Вы СОЗДАЁТЕ ПРОЗУ. «Бытовую-психологическую» — у меня, конечно, тут же возник вопрос, но, боюсь, Вы очень разобидитесь на него, поэтому промолчу. И про всесильных монополистов-издателей не буду продолжать, я некогда уже касался этой темы и не нашёл понимания. И даже не для сравнения, а лишь просто так: когда генеральный директор решил переиздать моего Мюнхаузена, то обратился ко мне с вопросом: не буду ли я возражать, что при переиздании он изменит формат книги, сделает его больше? Такой вот диктат одного из всесильных издателей. Всё зависит от того, с кем автор имеет дело, считает возможным иметь дело, предпочитает иметь дело, желает иметь дело… Считайте, если Вам так угодно, что в моей фразе вместо «дамского романа» написано «детектив». Хотя мне доводилось иметь профессиональное дело с детективами (я был издателем «Библиотеки советского детектива в 30-ти томах") и могу сказать, что дамские романы куда примитивнее детективов. Но это, возможно, моё личное мнение. Среди причин, почему в 90-е годы я на 12 лет ушёл из книгоиздания в рекламу, одна была в засилии именно дамских романов, которые я издавать не желал. Хороших среди них можно пересчитать по пальцам.

А теперь про то, что «сказки как раз создаются по определённым клише или технологиям». Создаются — да. Но я ведь не создатель (создатель народных сказок — народ), я лишь знакомлю юных читателей с теми сказками, которые были созданы народом много столетий назад. Так и опять же, это народные сказки, а авторские пишутся уже по другим законам.
Так как Вы теперь меня не читаете, то дублирую свой сегодняшний клочок:

«Самый яркий эпизод (для меня, разумеется) — на закончившейся 17 Национальной выставке-ярмарке «Книги России»: подходит ко мне на стенд женщина уже в возрасте с характерной еврейской внешностью и интересуется сборником русских народных сказок. И слышу я, что книга нужна ей для того, чтобы читать русские сказки по скайпу своему внуку, живущему в Израиле: “Поэтому очень хорошо, что у вас крупный шрифт, мне читать будет удобнее”».
Отличный ответ на Ваш вопрос о ЦА.

— Я вас услышала.

Далее ей на смену продолжила полемику Татьяна Тронина, некогда автор детской прозы, позже сменившая амплуа на любовные романы. Сразу после школы она поступила в Литературный институт имени А. М. Горького, где и получала высшее образование:
— Александр, спасибо за рассказ!

Тема детской литературы живо интересует меня — поскольку я, по первому образованию — специалист по детско-юношеской литературе. Ну, и автор 8 детских книг.

Советская детская литература была на очень высоком уровне, особенно хороши иллюстраторы того времени — Лебедев, Сутеев, Митурич...
Сейчас мало кто этим занимается, так что дело благородное.
Но, что касаемо сказок.

В чём смысл их переработки именно сегодня?
Сказки, изначально — грубы, вульгарны, они, своего рода — кодекс поведения человека того времени, учат покорности, полны непристойностей иногда, и, в общем далеки от морали нашего времени.

Многие родители отказываются от старой доброй Красной Шапочки, ибо то, что волку в конце распарывают живот и т. п. и т. д. — нынешние дети не готовы воспринимать.
Поэтому, интересно: КАК современному автору видоизменить первооснову, чтобы сохранить суть сказки, но избавить её от того, что не нужно современным детям.

В сборнике «Русские сказки» М. Д. Чулков ввёл три действительно настоящие народные сказки. Но именно это вызвало отрицательную реакцию критики: «Из прибавленных издателем новых сказок, некоторые, как-то о воре Тимохе, Цыгане и пр., с большею для сей книги выгодою могли бы быть оставлены для самых простых харчевен и питейных домов, ибо самый незамысловатый мужик без труда подобных десяток выдумать сможет, которые ежели все печати предавать, жаль будет бумаги, перьев, чернил и типографских литер, не упоминая о труде господ писателей».

— Это очень мило мне слушать от Вас про хороших иллюстраторов в советские времена. Если, конечно, учесть, что я именно в то время был ведущим редактором Главной редакции художественной литературы Госкомиздата СССР, и все издания центральных издательств проходили через нашу редакцию (всего 5 человек) и нами утверждались (и авторы, и художники, и тиражи, и выставки, и конкурсы, и премии, и звания, и руководители издательств, вплоть за зав. редакциями...) И ещё мило, потому что, взгляни Вы на издания детских книг моего нынешнего издательства, Вы увидели бы, что и каких художников мы сегодня издаём. Все лучшие художники советских времён у нас: и почившие, и ещё живые.

Вас интересует "В чем смысл переработки сказок именно сегодня?" Я подумал и смею сказать, что для меня сегодня смысл не изменился с тех пор, как переработкой сказок занимались те, чьи имена я уже назвал (Л. Толстой, А. Толстой, А. Пушкин, А. Платонов, К. Ушинский и др.) Плохо это или хорошо — не ведаю.

Что народные сказки в своей основе грубы, полны непристойностей иногда... бесспорно, так для этого и нужна переработка (пересказ), дабы их можно было предложить детям.

Относительно того, что "многие родители отказываются от старой доброй Красной Шапочки, ибо то, что волку в конце распарывают живот и т. п. и т д. — нынешние дети не готовы воспринимать", для меня не новость. Но начинать надо не с Красной шапочки, а с Колобка. Я с этой проблемой столкнулся, когда занимался Мюнхаузеном (если помните, он там убивает белых медведей). Я для себя решил эту проблему однозначно — я сцену убийства оставил. Как и оставил в одной из сказок, что герою отрубают ноги (позже они чудесным образом восстанавливаются). Сия проблема "жестокости" — проблема, пришедшая к нам с Запада, чужда нам уже потому хотя бы, что она из области двойной морали, очень характерной для Запада (где тем не менее процветает жанр "ужаса"). Я не сторонник двойной морали, единственное, что могу сказать. Поэтому, когда пишу (пересказываю) сказки, сам решаю, что не нужно современным детям, а что нужно. Если родители (и воспитанные ими дети) думают иначе, то, на мой взгляд, это их проблема — проблема их ущербности и отсутствия меры и стремления к крайности. Вот только крайность в данном случае инородного происхождения.

Заметьте, я веду разговор о сказках, адресованных детям. В книгах же для специалистов-фольклористов и даже в определённой мере для взрослой аудитории критерии характера сказок будут (и должны быть) иные.

— Спасибо за подробный ответ!
Хотя, возражу. В советское время детская литература — это целая система, развитая, на все возраста, богатая. Лучшие художники и писатели и страны. Книги — доступные в любом уголке страны.

Ни до революции, ни сейчас — СИСТЕМЫ детской литературы не было и нет (есть отдельные позитивные авторы и художники).
Вообще, все субъективно, и я бы не стала использовать в аргументации один лишь свой личный опыт.

То же советское время вспоминается у всех по-разному.
— Татьяна, я всегда готов выслушать возражения, но в данный момент никак не могу понять, на что из написанного мной Вы возражаете. Какой была детская литература в советское время — я не писал. Какой была система распространения книг — я тоже не писал.

Что всё субъективно — мне уже доводилось об этом писать, но тогда Вы жаждали объективности: понимаю, доводилось слышать про 7 пятниц на неделе.

Про личный опыт тоже не писал — лишь объяснил, что с уродованием детей идеями, заимствованными на Западе, сталкивался и их не разделяю.

Советское время не вспоминал и его не оценивал: сам считаю, что вспоминается всеми по-разному.

Так чему Вы возражали, и на что мне отвечать? Начните с того, что перечитайте мой комментарий и попробуйте понять, о чём я писал.

Так как ответа мне не последовало, я дискуссию счёл завершённой. Спустя некоторое время обе, Врублевская и Тронина меня забанили. Я тогда пошутил сам над собой: «Договориться о терминах не удалось».

Несколько позже именно после этой словесной «перепалки» я и затеял писать уже упомянутую поэму в клочках «Многа букафф. О феномене современной беллетристики и её “творцах”» и даже опубликовал отрывок из неё в толстом журнале (Не каждый, кто на коне — всадник. — Наш современник, 2014, № 11), хотя Татьяна Тронина меня предупреждала, что журналы вообще не замечают, игнорируют авторов-беллетристов, а критики не снисходят до того, чтобы обронить хотя бы слово о тех, кто беллетристику пишет. Свидетельствую: и журналы замечают, не игнорируют авторов-беллетристов, и критики снисходят до того, чтобы обронить хотя бы слово о тех, кто беллетристику пишет. Хотя не каждый из них, кто пишет, заслуживает хотя бы слово.