Мифологемы и ритмика Русской Истории 2

Преодоление мифологем и ритмика Русской Истории

Часть 2

Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» да и всем иным литературно-драматургическим творчеством, в противовес дьявольскому духу советского антиисторического мрака бытия, отразил расовую динамику мироощущения Ритма Русской Истории. Булгаков показал ее нравственные Границы и Основы Духа Великоруского Имперского Социума Русского Мiра. Он своим психосоциальным великоруским природным Даром и Талантом литературно обозначил психосоциальные Истоки природной расовой ритмики Русской Истории. Он Противопоставил Нравственный Канон Бытия Домостроя Русского Мiра его антиподу, господству социальной дьявольщины мировой финансово-ростовщнической идеологической системности политической иудаистики, в ее политиканствующем религиозном и социальном самовыражении разнообразных «учений». Творчество Михаила Афанасьевича Булгакова стало возвращением Русского Культурологического Духа и его расовой имперской Ритмики на стезю   нравственного народного осознания великоруских пророчеств святителя Илариона, сформулированного в сборнике проповедей «Слово и Законе и Благодати».
 
Церковная Бюрократия советской «сергианской» РПЦ сразу почуяла страшную угрозу этого показа русской расовой Правды о своем мертворожденном каббалистическом пацифистском духе догмата «всемерной христианской любви», повествовательно отраженной в диалогах Иешуа Га-Ноцри и Пилата.

Эти диалоги Иешуа с Пилатом романа властно притягивали к себе, как один из скрытых великих расовых имперских духовных смыслов романа. Вещий замысел романа, как и всего творчества Булгакова, чрезвычайно многоплановый и дает многообразную духовную пищу для прозрения  расовых жизнеутверждающих реалий классики Великоруского Имперского Бытия.

Россия второй половины XIX века, в лице своей государственной элиты и общественного мнения, впитав в себя мифологемы ветхозаветной библеистики, догматов Закона Божьего, начала стремительно рушится духовно. Первые признаки явного системного государственно-теократического кризиса проявились после первой репетиции мировой войны, в виде крымской компании 1853-1856 годов. Они вызвали катастрофические «великие реформы» Императора Александра Второго. Это были закономерные последствия дьявольщины прорубленного «окна в Европу». Тому способствовало то, что после Великого Раскола господствующее общественное мнение России утратило свое великоруское расовое нравственное мироощущение. Оно было  нивелировано  иудохристианским «учением» Церкви греко-римского обряда и на протяжении веков оказывало свое губительное воздействие на великоруские культурно-государственные устои интернационалистикой теократии византийского типа России. Подобное общественное мнение теократическо-интернационалистского типа уже  слепо не ощущает в своем интернационалистском религиозно-политическом мировоззрении гибельного смешения великоруских нравственных категорий и мифологем интернационалистики, как совершенно разных ипостасей Бытия и бытия.

 Что стоят повествования либеральных публицистических писцов «историзма» того времени и в первую очередь той же «карамзиновщины» и ее производных. В них великоруская элита, Тютчев и подобные ему мыслители: - Хомяков, Кокорев, Данилевский, Леонтьев и иные, представляются Нам с Вами в этаком кривом социальном зеркале. Именно в подобном плане Тютчев в общественном мнении представляется рабом чувственности, поэтических и иных порывов души.

Великоруское расовое мироощущение и социальное мировоззрение это не социальный миф очередного «изма», а природная категория расовой, наднациональной нравственности, в его природном мироощущении Бытия и Веры в Великоруские Имперские Максимы, как Со-Вести Личности со своим Творцом.

В конечном итоге тот же Булгаков пророчески опосредованно показывал, что нет достаточных жизненных центростремительных сил у самой прежней и современной ему России, в ее лжеоблике «ссср» и нынешней «демократии». В этом смысле религиозная пропаганда вселенского интернационального «добра и всемирной любви», как и кодекса «коммунизма, пропаганды «светлого будущего всего человечества» для «сссрских» народов ведет культурологический русский народ в одну и ту же социальную пропасть господства в социальном плане дьявольщины вселенского зла, а без его социального влияния туда cтремительно скатились все иные народности Русского Мiра.

Социальная интернационалистская антигосударственная Химера взгромоздилась на шею Русского Народа с XVII века, и грядущая русская народная катастрофа стала вопросом времени в социуме, где нет государственного «удерживающего» стержня в системности теократической интернационалистики России XVIII- XIX-х веков. Идеологическая логистика теократи той России: - «русский значит ветхозаветный православный» типичный разрушительный социальный блеф. Как и не было этого самого «удерживающего» далее в дьявольской социальной интернационалистской структуре красной лжеимперии «ссср». Эта порабощенная революционными изуверами несчастная «советская» Россия, собранная в псевдогосударственность «ссср», уже давно с 30-х годов XX века интердикционно, незримо, живет управляемыми социально-либеральными «хорами» порабощенного русского народа, который принудительно поет все те же сатанистские «песни-гимны», в их различных революционных вариантах от «гимнюков» до многочисленных «швондеров» с их лжепоэтическо-композиторской обслугой. А сам Русский Народ, истекая кровью и слезами, под дьявольское щелканье «сссрского» идеологического рабовладельческого бича, подневольно деятельно, бездумно разоряет «комсомольскими стройками социализма» свою Среду Обитания, Русскую Землю.

Михаил Булгаков один из великих эпических творцов XX века. К нему в Русском Мiре того времени, по подобному эпическому дару, примыкают немногие. Это Иван Александрович Ильин в работе «Противление злу силою» и статьей «О фашизме», это Олег Куваев в прозе, да поэты Сергей Есенин, Павел Васильев, Николай Рубцов, Александр Башлачев. Здесь же в этом ряду и недавно ушедший от Нас с Вами поэт-эпик Юрий Кузнецов. Тем же творческим Великоруским Духом живут художники Михаил Врубель, Константин Великорос (Васильев) и Андрей Шишкин. Здесь же в этой великой когорте писатель Всеволод Крестовский и поэтический Великоруский дар Николая Клюева. Клюев в своем вещем поминальном плаче «Песня Гамаюна» поет скорбный русский эпический напев тех лет, о гибели Русской Земли под колониальной оккупацией революционного космополитического сатанизма: -

К нам вести горькие пришли,
Что зыбь Арала в мертвой тине,
Что редки аисты на Украине,
Моздокские не звонки ковыли,
И в светлой Саровской пустыне
Скрипят подземные рули!
Нам тучи вести занесли,
Что Волга синяя мелеет,
И жгут по Керженцу злодеи
Зеленохвойные кремли,
Что нивы суздальские, тлея,
Родят лишайник да комли!

О Господи, кому угоден
Моих ресниц улов зловещий?

То беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров, да тетка Фекла,
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слезы скрыла от людей,

То памятник великой боли,
Метла небесная за грех
Тому, кто, выпив сладкий мех
С напитком дедовским стоялым,
Не восхотел в бору опалом,
В напетой, кондовой избе
Баюкать солнце по судьбе,
По доле и по крестной страже...

Коломна светлая, сестру Рязань обняв,
В заплаканной Оке босые ноги мочит,
Закат волос в крови и выколоты очи,
Им нет поводыря, родного крова нет!
Касимов с Муромом, где гордый минарет
Затмил сияньем крест, вопят в падучей муке
И к Волге-матери протягивают руки.
Но косы разметав и груди-Жигули,
Под саваном песков, что бесы намели,
Уснула русских рек колдующая пряха, —

Ржет ветер, что Иртыш, великий Енисей,
Стучатся в океан, как нищий у дверей:
«Впусти нас, дедушка, напой и накорми,
Мы пасмурны от бед, изранены плетьми,
И с плеч береговых посняты соболя!»
Как в стужу водопад, плачь, русская земля,

Плачь, русская земля, потопом —

Увы, жемчужный каравай
Похитил бес с хвостом коровьим,
Чтобы похлебкою из крови
Царьградские удобрить зерна!

Скрипит иудина осина
И плещет вороном зобатым,
Доволен лакомством богатым,
О ржавый череп чистя нос,
Он трубит в темь: - колхоз, колхоз!
И подвязав воловий хвост,
На верезг мерзостный свирели
Повылез черт из адской щели —

И песню позабыл народ,
Как молодость, как цвет калины...
Под скрип иудиной осины
Сидит на гноище Москва,
Неутешимая вдова,

Нет русских городов-невест…


.

И все же песком идеологического колониального небытия было невозможно закатать в идеологический глушь Великорускую Культурологию. Как когда то в конце XIX века красочная великоруская палитра великой русской иконописи пробилась через идеологическую интернационалистскую завесу сатанизма ветхозаветной библеистики, так и иные прозрения Великоруской Культурологии неудержимым потоком начали прорываться в порабощенный Русский Мiръ. Пришли прозрения Солоухина «Письма из Русского Музея» и «Черные доски». В этом плане появление в Русском Мiре романов Олега Куваева было абсолютно закономерно. Оно ценно для Нас с Вами тем, что через постижение его жизненных великоруских прозрений Нам с Вами намного легче будут возвращаться к нам, всенародно постигаться значение прозрений природного Бытия иных великоруских Гениев, предшествующих Куваеву.

Появление на литературном горизонте романа Олега Куваева «Террритория» было для меня взрывом сознания. 60-80- е годы XX века стали для меня годами обретения нынешних жизненных ориентиров. Все нынешнее выстраданное в многолетних интуитивных социальных наблюдениях и дополненное аналитической переработкой массы научного социологического материала в тех же рабочих скитаниях по стране. Собственно это были все те же условные «командировки», как и у Олега Куваева. Волей Судьбы вся моя жизнь прошла в одной подобной «командировке», где вырабатывались все те же своеобразные «правила бегства» от гибельного влияния быта и идеологии советской власти. В этом плане Мы с Олегом Куваевым родственные души.

Куваев шел к роману «Территория» долгой творческой дорогой. Я был знаком с его разными повестями опубликованными ранее. Он писал свой первый роман увлеченно и легко. Также легко роман «Территория» был издан и оценен государственной литературной премией лучший «Рабочий роман». Но потом началось житейские и судебные дрязги. Легко узнаваемые конкретные жизненные личности, выведенные в романе «Территория», были его коллеги по геологии. Это были легко узнаваемые конкретные  личности разных руководящих кадров. Так в романе помимо воли автора проявилась истинная конкретная Суть колониальной грабительской методологии красных хозяев-управленцев «ссср». Вот они то, эти конкретные личности и подавали на Куваева в суд, требуя изменить и исключить определенные эпизоды романа, как натуралистические авторские изображения легко узнаваемых конкретных лиц романа. Так, по решениям нескольких судов, Куваеву четырежды пришлось переписывать роман «Территория».

Только тогда Куваев начал понимать смысл и значение глыбы эпических геополитических проблем, кою он затронул и показал в своем «рабочем романе». Именно это эпическое геополитическое прозрение привело его ко второму заключительному психосоциальному шедевру, роману «Правила бегства». Мастер вышел на великоруские вершины своего творчества, но жить ему оставалось недолго. Геолог экстремал Куваев вплоть до последнего времени совершавший в научных целях длительного выживания человека в антижизненной среде Арктики в длительных одиночных походах по территории Крайнего Севера, доступные по силам лишь немногим всесторонне физически и морально подготовленным людям, вдруг в разцвете сил, в 40 лет, внезапно скончался от сердечного приступа. Заметим, что вскоре подобная судьба ждет иного Русского Лидера, писателя и публициста Юрия Селезнева скончавшегося в разцвете сил, в 44 года, от подобного внезапного сердечного приступа.   

Весь Куваев здесь, в его вечном вопросе, напутствии Нам с Вами из романа «Территория»: -

«День сегодняшний есть следствие Дня вчерашнего, и причина грядущего Дня создается сегодня. Так почему же Вас не было на тех тракторных санях и не Ваше лицо обжигал морозный февральский ветер, Читатель? Где были, чем занимались Вы все эти годы? Довольны ли Вы собой?..».

Если посмотреть определенным взглядом, то все произведения Олега Куваева отображают оттенки одного и того же несколько стандартного взгляда на жизнь. Не то чтобы они просты и примитивны, нет, но они примерно психологически одноплановы и слишком литературны по великоруски, кроме частично «Территории». Да иначе и быть не могло. Но Куваев, это всегда движение за горизонт возможного, это постоянная самореализация самого себя в иной Среде, это сама Жизнь, как постоянная условная «командировка». И в такой Жизни самоанализ, если он, как чувство дан личности, приводит ее в глубины психологии Великоруского расового Наднационального Типа. Самодеятельный самоанализ постоянно будоражит подобную Личность поисками Истины и ее природных Основ, как непрерывной работы аналитической мысли. Я, конечно же, не хлебнул столько Севера, как Олег, но я прекрасно понимаю психологию исканий Куваева, как человек проживший сходную часть жизни в виде подобной «командировки». Это Жизнь, с работой на износ, с ее вокзалами, аэропортами, гостиницами, приезжими, вагончиками, и просто какими то сучьими кутками, и постоянной бытовой неустроенностью. И она, подобная Жизнь, и должна была рано или поздно неминуемо привести Олега Куваева к его последнему роману, как исповеди и финалу исканий - «Правила бегства». Куваев очевидно чувствовал, что век его подобной жизни короток и захотел подвести итог, но успел не до конца. Ну, Нам с Вами хватит и этого. А вот цитата из романа «Правила бегства»: -

«Бич – слово морское. Но заметил ли ты, филолог, что оно вошло уже давно в сухопутный язык?

Или:

– Странно, что бичи концентрируются у морских портов или в поселках вроде нашего. Словом, бич существует как бы на границе жилого места и стихии. Ты можешь представить себе бича на улице Горького? Не тунеядца, а именно бича?

Или:


– Алкоголизм – болезнь, или порок, или то и другое вместе. Пьяных презирали во все века все народы. Но пьяный трезвеет – и тогда он человек. А об этом забывают. Что надобно государству? Ему нужен точный и трезвый рабочий кадр. Половина из этих ребят имеет на руках две-три дефицитные специальности. Половина из них ювелиры в своей работе. Понял? Когда трезвы. Понял? Но не было еще случая, когда палкой можно было заставить человека быть человеком, а не скотом. Под палкой он может лишь спрятать в себе скота».

Странные были эти слова, ибо, как я уже объяснял, проблемы алкоголизма были далеки от моего быта, мыслей и образа жизни».


Роман Олега Куваева «Правила бегства» начинается с жизнеутверждающих вопросов психологии поиска симфонии, вечно ускользающего Смысла Эстетики Бытия и бытия. Людям свойственно смешивать эти два разнородных понятия и этим способствовать своим неустроенностям личной и социальной жизни. Жизни своей, и окружающих, и остального общества, и мира. И здесь сам Куваев сразу ставит перед Нами вопрос ребром: -   

«Древний вопрос»

«Мечтали ли вы стать, к примеру, бродячим фотографом?

Я мечтал. Бродить по деревням с ящиком древнего «Фотокора» с расхлябанной треногой. Рассаживать в красном углу избы инвалидов войны, женщин с кирпичными от загара лицами и торжественно вымытых пацанов. «Внимание, снимаю… раз, два, три, спасибо».

В полуденный час на опушке можно закусить вареным яйцом и луком, а затем можно лечь на траву и мечтать. Нет, не о снимке, который потрясет мир суетных! Мир фоторепортеров. Можно мечтать о бессмертии. Ты умрешь, а сработанные тобой фотографии будут висеть на стенах.

Но и Вам и Мне ясно – это пустая мечта. Профессия бродячего фотографа вымерла, как вымерла профессия странствующих иконописцев. Я не случайно сравнил фотографов, работавших по деревням, с иконописцами. Вы все видали, те непомерно увеличенные, заретушированные до степени символа, фотографии на деревенских стенах. Вдумайтесь: разве это не есть иконы начала XX века?

Лица на тех фотографиях …прямым ходом могут быть зачислены в святцы! Ибо они соблюли главное условие святости – отдали жизнь не за себя, за – Вечное, идею (Природное, от Создателя, Русское Предназначение; именно за свое природное расовое имперское Предназначение, идея понятие мимолетно временное; но так тогда писать было нельзя В.М.), в конце концов, – за других. Но, до того, как умереть не за себя, они прошли через муки голода, усталости, неверия – через все, что объединяется словом страдание. Я верю, что (именно поэтому В.М.) это иконы.

… не придет ли вам в голову вопросик: а почему вы, собственно, тот, кто сейчас есть? Может быть, ваше место не на этой опушке или не на этом поросшем травой откосе придорожной канавы, а в сферах таинственных…  Я думаю, что каждому среднему индивидууму свойственна мечта о побеге. В другую ситуацию, другой антураж, в другое занятие. А из тех, что свернули с торной дорожки, лишь редкие достигают цели. Большинство застревают в путанице тропинок. Посему я сформулировал для себя первое правило бегства: убегая, оглянись на то, что оставил. Будущее знать не дано, но то, что бросаешь, тебе известно. Оглянись и подумай.

Из наших поступков и намерений складывается то, что мы называем «анкетные данные». Думали ли вы о том, что мы живем в двух мирах – реальном и бумажном?

Итак второе, сформулированное мной правило бегства: если не нравится то, что тебя окружает, если ты решил изменить жизнь, (то) видимо единственной целью (мировоззренческой задачей, не целью, у Нас с Вами нет никаких целей в нашем мире, Мы природно исполняем в нем свое Предназначение В.М.) должно быть установление гармонии, между тобой и твоим бумажным двойником».


Вот так начинается роман «Правили бегства». Здесь, как ранее и далее, Олегом Куваевым была поставлена, как мировоззренческая проблема, Вечная Задача нашего Мира, поставлена фактически, интуитивно, не отдавая себе в этом отчета, добраться до истоков психологии Бытия Народов, его Духа и Типа: - Имперского и Интернационально-Космополитического.

Социальность человеческих отношений, связи между людьми, это природное качество личности. И Она, эта Личность, и ее социальный Дух, принимает не все виды социальных отношений, а только те которые принимает ее врожденная Природа от Создателя или «национальное чувство», говоря современным языком. Наша Традиция исторической Жизни Народов дала Нам с Вами высшую Форму Наднациональной социальности – Империю. Да как можно в этом сомневаться, ведь общепризнано, что единственная духовная ценность нашего мира это Мировые Имперские Культуры и именно из них Мы с Вами, до сих пор, черпаем источники Традиций социальной Жизни.

Их инженерные сооружения, их нравы и обычаи, их система Законов и Права, в проекции на сегодняшний мир, на лучшие образцы, это Высокие Традиции Имперского Рима или Византии. Но именно Высокие образцы, а не все подряд. Современный, господствующий в нашем мире либерал, объявил Традиции и Высшие Исторические социальные связи Народов – Империи, прожитым этапом жизни Народов Мира. И, проповедуя Нам с Вами свои принципы «измов» социальных миражей, ведет наш мир, своим ущербным, дегенеративным духом, к катастрофе вырождения и гибели всего и вся.

 Исходят истоки этого процесса от дуализма нашего мира, где идет вечная борьба между естественным миром Нас с Вами - агностиков и гностиков, либералов. Где Мы с Вами, агностики, принимаем наш Мiръ, как Высшую Данность, живем в нем, ощущением Духа Высоких Эстетических Традиций и прорицанием законов мироздания. И где гностики своей коллективной ущербной личностью предполагают познаваемость нашего мира «самосущностью человеческого Я», естественно, ощущают себя господами, социальными преобразователями нашего мира, со всеми вытекающими отсюда последствиями, атеизма в Духе и «преобразования мира» под «себя» в Типе.

Гностик всегда узнаваем, как «гуманист», «пацифист» и «борец за мир во всем мире». Но сама природа гуманизма, как явления социального мира Народов, здесь подменена. Северный человек, душащий своего лишившегося сил отца, по древним традициям выживания рода, и по его просьбе, заботится о выживании следующих поколений своего народа и природно несравненно более гуманистичен, чем либерал устанавливающий либеральные «гуманные» законы для наказания преступников, поощряющих массовый разгул преступности в обществе. Здесь законодательная отмена смертной казни либералами, преступна по своей сути, так как реально кратно повышает в обществе количество преступлений против личности, и их безнаказанность, подкрепленную иными законами. Раньше преступника просто изгоняли из общества, и это была действенная, высшая мера наказания (вспомните Пушкина «Цыгане», показанное изгнание Алеко за убийство Земфиры). Потому что, прежде чем погибнуть, этот преступник испытывал все «прелести» беззащитности и терзаний в окружающем мире, а не просто получал сиюсекундно пулю или веревку на шею.

Когда началось это бегство? Каковы его истоки? Отчего бежит человек из нынешней системы государственных или иных отношений? Ответы от алиментов, какой то иной общественной ответственности (те же западные «панки», «рокеры» или «бегарды» и «бегинки» XI-XIV веков в Европе) это тоже бегство и Нас с Вами, конечно же, подобные частные толкования не удовлетворят. Это частности проявления все той же системы. Ведь бродячий фотограф или иконописец это тоже своеобразное бегство человека в царство примитивной личной свободы. А уход человека в монастырь? Или даже крайности сжигания в гарях старообрядцев, или жестокий мир скопчества, или сектанство, это тоже бегство «в мир свободы», с разными социальными и духовными мотивами.

Ответы вот на эти судьбоносные русские имперские вопросы и попытался дать Олег Куваев в своем изданном посмертно романе «Правила бегства». Когда началось это бегство? Каковы его истоки? Отчего бежит человек из нынешней системы государственных или иных отношений?
 
И теперь самое время давать на них вразумительный ответ. Русский Мiръ и  движущая сила его Элиты это неукротимый Дух северного Великорусса. Ему душно, и не с руки, жить в толкотне большого города. Ему, как истинному Имперцу, нужен Простор во всем: - и в деятельности, и в Бытие, и в быту, и в замыслах. Русский Север и Сибирь, здесь, его природные вотчины, и они сами мобилизуют людей своими суровыми условиями существования. Русский человек веками произвольно растекался по безкрайним просторам Севера и Сибири, по имперски, бережливо осваивая безбрежные пространства. Местные народы совсем не мешали ему в том движении, и русский имперский дух легко находил с северными народами чувство необходимой общности. Русский переселенец также легко отдавал свою кровь потомству с местными народами, как и сам свою кровь берег, и смешанные семьи были единичным явлением.

Издавна Русская Равнина, Русский Север и Приуралье были местом возникновения многочисленных Монастырей с их общежительным уставом. Монастыри тут же становились центрами Культуры и даже кредитными конторами хозяйственной жизни близлежащего крестьянского населения, начинавшей сразу бурлить в местностях распространения влияния Монастырей, в том числе и в привычном артельном виде.

Так было до победы «стяжателей» прп. Иосифа Волоцкого XVI века. Дух и принципы «стяжательства» сразу изменили прежнюю монастырскую жизнь и быт верхушки священничества в сторону праздности, накопительства и роскоши. Этим же начала сопровождаться жизнь верхушки боярства.

Иван IV Васильевич Грозный решениями своего Собора - Стоглава привел жизнь монастырей в порядок, в них воцарился русский Дух «нестяжательства» исихастов Нила Сорского, и переформатировал жизнь Элиты России обязательной службой.

 Но с наступлением Смутного Времени после отмены Годуновым Юрьева Дня, как системы свободного перемещеню самодеятельных расовых сил русского народа, и активно при Алексее Михайловиче Тишайшем новые «стяжатели» идеей «Москва- Третий Рим» и правкой богослужебных книг, перевернувших внутреннюю Суть и духовный смысл Веры, и этим ввергли Русский Мiръ в Великий Раскол. И это настолько изменило жизнь прежней природной Руси, что в действие пришли «Правила бегства» Русского Мiра: - в леса, на Север и в Сибирь.

Следующий Император Петр Великий доломал Русский Мiръ западными реформами, принудительным пьянством и табакокурением, и западным административным бюрократическим учетом всего и вся, чего не знала исконная, природная Русь до него. Начались массовые «гари» и повальное спасительное бегство верующего Русского Народа из старообрядчества, куда глаза глядят. Этот процесс разной степени интенсивности шел до 60 годов XIX века, когда «освобожденная» от собственной земли, «освободительным законом» 1861 года и воцарившимся господством спекулятивного  капитала, русская крестьянская масса ринулась спасаться от деревенского босячества в города. И из-за непривычной, не природной, на земле, городской жизни эта крестьянская масса быстро стала также массово скатываться в городах на положение безправного городского босячества. Подобный процесс гибели Русского Духа затронул и крестьянскую деревню, где возник из небытия и принялся тотально грабить Русский крестьянский Мiръ, свой доморощенный, абсолютно либерально безпринципный, «креативный», кулак-мироед. Вот с такими данными, Мы с Вами, Россия, и пришли к революциям 1905-1917 годов.

Революция сразу получила в свои ряды, в первую очередь, контингент босяков преступного мира и озлобленную лишенную своей исконной Среды существования бедноту. Эту бедноту тут же большевики соорганизовали в деревенские «комбеды», для грабежа собственной деревни, а городским босякам достался, для последующих коммунистических зверств, город и «продотряды». Сразу после революции 1917 года революционеры-либералы начали уничтожать планомерно Русский Мiръ, выкашивая самодеятельное население всех сословий, и бежать то стало практически некуда.

Здесь, самое наглядное время, сталинский период, который распадается на разные периоды. Сегодняшние байки о всеобщем трудовом мобилизационном порыве и процветании России, времен «красной империи» - голая ложь, тиражируемая примитивными «верными сталинистами». До войны жизненно необходимая тогда мобилизация имела в основном принудительный характер. Первые дни войны 1941 года ознаменовались массовой сдачей рядовых красноармейцев Красной Армии в плен и панического бегства от немцев. Либеральный офицерский корпус, с политруками, оказался не дееспособен, и командование подразделениями в бою подхватывали иные природные русские лидеры. Но тут Сталин быстро соорентировался, и русские «братья и сестры» массово потянулись на фронт в порыве имперского самопожертвования. Быстро был переформатирован офицерский корпус, введено единоначалие, поставлены в строй политруки, и народ заработал день и ночь в тылу. Да героизм на фронте других народов России неоспорим. Но он был возможен, только на фоне 7-8 русских солдат в подразделении, из 10. Ни о каких достаточно боеспособных национальных подразделениях не было и речи.

Одержав в Отечественной Войне Победу над врагом и восстанавливая разруху в России, та Элита Русского Мiра попыталась выдвинуть свои, какие то скромные русские требования «республиканских прав», советской власти. И моментально русский Лидер Жданов был убит «неправильным лечением» «кремлевских докторов», а сама условная Русская Партия, показательно, в рамках «Ленинградского дела», была садистски уничтожена под корень.

В начале 50 годов XX века технологическое развитие России толкнуло процесс интенсивного освоения богатств Севера и Сибири. И с технологическим освоением территории туда началось тотальное бегство неприкаянного, практически не имевшего перспектив жить по природным принципам, простого русского народа с «материка». Той части Народа, у которой практически не было перспектив самореализации, и поэтому не было и места на «материке».

 К этому времени и относятся события описанные Олегом Куваевым в романах «Территория» и «Правила бегства». Здесь еще надо отметить, что коллективизация 30 годов, косой выкосившая самодеятельный русский народ, лишь в 60 годах дошла до аборигенов Чукотки и Крайнего Севера. Этот процесс лишь касательно, насколько требует произведение, и описывает Олег Куваев в романе «Правила бегства».