Позывной Блин

Припарковав машину, Блинов Андрей вышел в курилку, беседку со скамейками внутри и большой пепельницей посередине – бочкой. Ожидая его, рассматривал небольшое здание кофейни, выстроившиеся в ряд фуры, представлявшие различные торговые предприятия, типа «Магнит», «Монетка». Выходить из машины не хотелось, там дождит, зябко. На панели, перед рулем, эмблема. По верхней ее окружности надпись: «Добровольческий отряд СВО», далее – год, внизу эмблемы цифра и ниже ее большими буквами – «БАРС». В ее середине голова оскалившегося барса.

– Был там? – указывая на нее, спросил у вернувшегося водителя.

– Было дело.

– А где служил в армии?

Он посмотрел на меня. Мужчина в возрасте, лицо уставшего человека с небритой пару дней бородкой, седоватой. И оценивая меня, молчит.

– Я был «за речкой», – если поймет сленг мой, то, наверное, «откроется». – В восемьдесят пятом, – добавил ему для уточнения.
Протянутая им рука для пожатия, дала ответ на то, что он готов к разговору.

– Я моложе. Во второй чеченской был, в разведроте, гранатометчиком.

– РПГ-7, – то ли спросил, то ли уточнил. – Я с ним четыре года дружил, правда в военному училище, курсантом.

– Хорошее оружие. Ему до сих пор остаюсь верен.

– (?)

Нет, он увидел вопросительную мимику на моем лице, но промолчал. Завел автомобиль, пропустив несколько машин, выехал на дорогу.

– И как там было? – напомнил ему свой интерес к тем событиям.

– До грузинской границы дошли. Выгнали духов.

– Также и мы их называли – душманами. Но, не выгнали, – опустил глаза.

Молчание длилось недолго.

– И сколько гранат с собой таскал?

– Четыре, и столько же мой напарник, и еще по две несколько человек. Не раз спасал нас рпгэшка.

И снова молчание.

– А СВО? В БАРСе служил?

– Два раза. Один раз полгода, второй – три месяца. Простыл. Думал не выкарабкаюсь. Ковид.

– Давно?

– Сегодня, как пять месяцев прошло. Оклемался.

– И оставались там, я так понял, гранатометчиком?

– С ним родимым не расстаюсь. Хотя и иногда и с автоматом дружу.

Через некоторое время разговор ожил, все больше переходя на монолог, с его стороны. Прорвало человека. Награжден Барсовскими двумя крестами. Первый за – службу, и второй – тоже. Но все-таки карты потихонечку открывал. Они все время были на «первой» линии. В первый раз, когда «выстрелы» закончились у него, взял автомат у «двухсотого». Дрон висел над ними – разведчик, с пятого выстрела сбил эту жужалку. А потом, когда обложили их артобстрелом, пролежал в воронке с двумя «двухсотыми». То, что «пахли» они, не обращал внимание. Когда вылез, услышал стоны. К счастью второй номер отсиделся, как и он в соседней воронке. Вытащили раненого, спасли.

Спасал еще нескольких, один ихний был. Да и что(?), человек же.

А второй раз. Не знает за, что крестом наградили. Война, она война. Может за то,
что... После долгого молчания, остановив машину на обочине, хотел выйти, но не успел, заплакал…, как мужик, отвернувшись, не громко, грудью, сотрясаясь всем телом. Не может забыть той истории.

Когда брали город, не город, а развалины от него, услышал женский голос, материнский: «Маша, назад(!), Машка. Она умерла, не иди». Ребенок, стоявший около него, был на вид старухой, держащей такую же грязную куклу. Это, оказывается, она, кукла умерла. В ее пластмассовой голове дыра насквозь, нет ножки.

Свист мины, Андрей знал хорошо, что это именно ее свист, загреб девочку под себя. Первая легла в метрах тридцати, вторая, за стеной развалины. Ее осколки достались ему – по затылку один. Шлем спас. А второй прошел по спине, вскользь. Перед третьей миной, успел девочку бросить в черную дыру, откуда был слышен истеричный крик женщины. И – за ней (девчонкой), пролез в «амбразуру».

Внутри подвала темнота, через несколько минут его глаза привыкли к ней. Женщина еле двигалась, бабушкой Машки оказалась. Отца девочкиного и ее мужа, нацики пять лет назад расстреляли, собрав перед казнью соседей с их улицы. Мать ее после этого с ума сошла, долго не прожив. Вот и остались они вдвоем с Машенькой.
«Спасители вы наши! Как мы вас долго ждали! Что ж вы такие-сякие! Кричали же вам, спасите нас! А вы? Глухие, да?» – наезжала на солдата бабка.

У самого слезы бежали, не мог сдержаться, слушая короткие слова водителя.

– Теперь снова иду туда. Первый раз меня звали Снайпером, во второй раз с таким позывным в нашем батальоне уже был парень, назвали почти по фамилии – Блином. А третий раз и не знаю, как назовут.

– Тебе же уже пятьдесят три года, контуженный не раз. Ты чего? Жить надоело? – Спрашиваю у Андрея.

– Значит, береженный. Может снова вернусь…

– А что толкает туда тебя?

– Про бабку с Машкой рассказал же Вам (ко мне обращается, видно, уважая мой возраст, на «вы»). Звали люди нас на помощь себе, а нам было, выходит, не до них. Что ж мы, сами нацики? – Смотрит на меня, как допрашивает.

Я растерялся.

– Да моему напарнику, пятьдесят девять. Вчера звонил. Скоро собирается наша группа. Я у них третий по возрасту…

Через полчаса, доехав до нужного места, с минуту жал Блину руку, смотрели друг другу в глаза. Оказывается, и ими можно многое сказать.

– До встречи.

– Надеюсь, – вздохнул он.

Стоял и провожал удаляющуюся с ним машину, пока не скрылась. Перекрестился и еще сколько-то времени стоял, два раза отказав, желающим меня подвести. Видно жалели утомленного старика, ждущего чего-то.