Фарисей. Его ближайшие последствия...

Роман "Фарисей" (продолжение)

Взбудораженные скандальным характером закончившегося совета, отныне и навечно вошедшего в анналы истории НИИБЫТиМа, члены совета расходились неохотно. Взвинченный Оршанский с ошалелым взором подлетел к Тропотуну, схватил его руку и принялся ее тискать, твердя, что он поражен столь откровенным и нелицеприятным в отношении отдела легкой промышленности выступлением Станислава Сергеича! В сторонке дожидался своей очереди Пустовойтов, пожирая Станислава Сергеича глазами, но он был жестоко разочарован, потому что радушно сплавивший москвича Льву Соломоновичу директор попросил своего зама задержаться на пару минут.

- Должен перед вами покаяться, Станислав Сергеич, — едва ли не весело начал директор, бросив на него внимательный взгляд, — я вас недооценивал!.. — тут он вплотную подошел к стулу, на котором устроился заместитель, и навис над Тропотуном всей своей немалой массой. Постоял, хмыкнул и снова стал ходить, рассуждая вслух как бы с самим собой: — Человек вы конформный, на яркие, непредсказуемые поступки — вы уж не обижайтесь! — не способны, и вдруг такой взрыв... Озадачен... Признаюсь, озадачен!.. Чтобы чиновник — а ведь вы чиновник до мозга костей — вдруг заговорил открытым текстом... Каждый чиновник кормится со своего места, — продолжал он в недоумении, кажется, вполне искреннем, — для него естественно испытывать жуткий страх за это свое место. Потому что обладай чинуша и бюрократ другими талантами, он бы... Хмм...

Софья Ивановна внесла на подносе две чашечки кофе. Ставя их на стол, она покровительственно улыбнулась Станиславу Сергеичу, словно какими-то неведомыми путями знала, о чем шла речь за закрытыми дверями директорского кабинета. А может, и действительно знала!..

Тропотун тотчас раздвинул губы в любезно-дежурной улыбке. Однако, заглянув внутрь себя, понял, что улыбки там нет, и мгновенно убрал ее с лица.

— Это был прекрасный тактический ход! — Воевода проводил секретаршу взглядом.

— Но я так ДЕЙСТВИТЕЛЬНО думаю! — отчеканил дошедший  до белого каления Тропотун.
— Ну, разумеется, Станислав Сергеич, разумеется! — с глубочайшей серьезностью, сквозь которую просвечивала, однако, ирония, согласился директор. — Вы так   ДЕЙСТВИТЕЛЬНО думаете... — и вдруг хитро подмигнул Тропотуну.

Тот наконец понял, что ни за какие на свете коврижки Воевода не поверит ему. И, более того, чем сильнее станет он настаивать, тем очевиднее будет для директора его неискренность. И ладно! Сказал он себе мысленно. И черт с тобой! Не хочешь — не верь. Вслух же саркастически произнес:

— Раз уж, Степан Васильевич, наше дело разрешилось к обоюдному нашему удовлетворению — позвольте мне устроить себе небольшие каникулы?

— Собираетесь ехать куда-нибудь? — оживился Воевода. — Я прошлым летом в горах отдыхал. Тишина. Воздух...

— Не совсем чтобы ехать... Язва обострилась, надо подлечить.

— Язва это плохо... — посочувствовал Степан Васильевич. — Известное дело, язва да инфарктец — болезни управленческого аппарата. Я вот тоже без валидола-нитроглицерина никуда!.. — и тут Воевода вдруг сообразил, почему это обычно уравновешенный Тропотун сегодня прямо-таки на всех кидался. Еще бы — кому охота в больницу?..  Мысленно похвалив свою проницательность, он продолжал: — Что ж, Станислав Сергеич, с моей стороны, как говорится, никаких к вам претензий! Ложитесь, лечитесь... А без больницы было бы лучше!

 Тропотун мрачно усмехнулся.

Удобно расположившись в кресле, Станислав Сергеич задумался. Неутешительная какая-то картина вырисовывается... Начал говорить правду, а что вышло? Плотников вывихнул ногу, Кисина в нервном расстройстве, а Ефременко свихнулся — впрочем этот не на моей совести!..

На душе у него было почти спокойно. Почти... Что-то он еще не сделал... Что-то важное... Вере позвонить! Вскинулся он. Не по-мужски исчезнуть не прощаясь. Однако Тропотун колебался. Истинным благородством с его стороны было бы, конечно, вовсе не посвящать ее в свою болезнь. Это привяжет, заставит страдать... Но — как же быть с правдой?.. Он тотчас ухватился за спасительную ниточку. Да я просто должен, обязан поставить ее в известность! Пусть решает сама... Кстати, сегодня среда — наш день...

Крутя телефонный диск, он уверял себя в том, что путь к истине всегда пролегает сквозь тернии, что высшее предназначенье человека именно в этом, ощущаемом им теперь чувстве собственной кристальной чистоты, что... и пр., и пр.

— Тут я, — сказала Вера придушенным голосом.
— Привет! Ты что, жуешь?
— Ага...
— А это снова я. Не надоел?
— Нет. Пока...
— Пока?.. Это что — намек?
— Иди к черту! — отозвалась она звучным голосом, вероятно, проглотив свой кусок. — Между прочим, я соскучилась...

— Неужели обо мне? — мелодраматически  вопросил он. — Я ведь вижу, что не представляю для тебя интереса как личность. Нас не связывает ничто, кроме постели. В глубине души ты презираешь меня и ставишь ступенькой ниже себя. Ой, куда это меня несет!.. Подумал Станислав Сергеич.

— Ты что, перепил вчера? — после довольно долгой паузы спросила Вера.
— Трезв как стеклышко, — нагло заявил он.
— Что-то несуразное несешь...

Еще бы! Воскликнул он мысленно, обрадованный ее реакцией.

— Ты уж прости меня, Верочка, — скорбно произнес Тропотун. — Знаю, что сумбурно выражаюсь... Я хотел молчать, но мой долг в отношении тебя велит...

— Ты что, уезжаешь?
— Можно сказать и так...
— Ничего не понимаю! Что происходит?
— Завтра я ложусь в больницу.
— Охх... ну дальше!
— Что — дальше?.. — фальшиво усмехнулся он. — Все мы смертны, конечно... Но диагноз... — он эффектно оборвал свою речь и вдруг понял, что по его щекам стекают всамделишные слезы.

—  Диагноз... — эхом повторила Вера. — Да не терзай ты меня, расскажи все!
В ее голосе звучало неподдельное чувство, и Станислав Сергеич решил не фиглярствовать больше перед ни в чем не повинной женщиной. Собравшись с силами, он коротко пересказал ей самую суть.

— Но ведь возможна ошибка...
— Из больницы я пошел в библиотеку и прочел медицинскую энциклопедию — все сходится. Зачастую протекает бессимптомно. Так и написано — бес-симптомно!

— Станислав, дорогой, — ее голос был само сострадание, и внутри у него что-то дрогнуло и подалось навстречу этому голосу, — если даже все так, как ты думаешь... В крайнем случае тебя прооперируют. Все будет хорошо — это говорит моя интуиция!

— Не стоит самообольщаться... — сказал он устало. — Я ведь взрослый человек и, между прочим, мужчина. Рак легкого тем и коварен, что диагностируется, как правило, поздно. Шансов у меня маловато...

— Рак легкого... — с бессознательным ужасом проговорила Вера.

— Да уж, подарочек судьбы!.. — произнес он с бравадой. — Кстати, я об этом узнал две недели назад. Но мне было важно провести совет.
— Ну и как — провел?
— О да!.. — саркастически ответил Тропотун. — Такого совета в НИИБЫТиМе не было и никогда впредь не будет!

— Я тебя люблю. — Сказала Вера очень серьезно. И Станислав Сергеич ощутил, что на его душевную рану пролился целительный бальзам. Неважно, что признание это было вызвано скорее жалостью, нежели любовью, — эмоциональный заряд, который крылся в ее словах, со скоростью триста тысяч километров в секунду пронесся по проводам и отдался в его груди теплым толчком.

— Спасибо Вера, — с усилием произнес он после паузы, так как был по-настоящему расстроган. — Я сомневался, говорить ли тебе о болезни... Иногда откровенность может сковать нерасторжимой цепью. Поэтому лучше тебе в больницу не приходить. Да, это лучше для нас обоих! Но... ты не против, если я стану изредка тебе звонить?.. Наши отношения — они значат для меня так много...

Приходи ко мне! Люби меня! Страдай за меня!.. Слышалось в контексте этих благородных, мужественных слов. И Вера чутко уловила эту страстную мольбу.

— Станислав, ты меня удивляешь... — заговорила она строгим тоном. — Когда ты был здоров, мы с тобой были вместе. Неужели ты думал, что я брошу тебя в такой момент?.. Да за кого же ты меня принимаешь?!

— Я...
— Помолчи! Непременно буду приходить к тебе в больницу! Так запросто ты от меня не отвяжешься. Лучше говори сразу, где эта самая больница находится?

— На Сосновой горке. Центральная... — пробормотал он. -— Просто я не хотел создавать тебе лишние хлопоты... — А в душе у него бурлило радостное победное чувство: любит! она меня любит!..

До сознания его наконец дошел настойчивый сигнал селектора.

—  Извини, тут меня вызывают, — нежно произнес он в трубку. И не в силах сопротивляться своей натуре прибавил сурово: — Прощай!

— До свидания! — с нажимом ответила она и отключилась.

Продолжение: http://proza.ru/2024/08/15/1174