Дао Дэ цзин. Толкования. Глава 8

Л А О – Ц З Ы

Д А О   Д Э   Ц З И Н
               

Т О Л К О В А Н И Я
ДЛЯ
ДОМОХОЗЯЕК


Посвящается:
Великому коту Косте и
Великим Пекинесам Ян Чжу-цзы и Чун Чун-цзы.


Записано со слов Великого Пекинеса Ян Чжу-цзы
с безразлично-молчаливого благословения Великого Пекинеса Чун Чун-цзы
в год плодовитой свиньи – 2007 от рождения Иисуса Христа.
(16. 02. 2007 – ……… )


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДАО

Глава 8


(1)           Высшее благо будто вода.
                (шан шань жо шуй)
(2)           Вода хороша в принесении пользы десяти тысячам вещей,
                И не борется [с ними].
                (шуй шань ли вань у эр бу чжэн)
(3)           [Вода] пребывает в местах, что толпы людей не любят.
                (чу чжун жэнь чжи со у).
(4)           Потому и близка [она] к Дао.
                (гу цзи юй дао)

(5)           В поселении главное – [это] земля.
                (цюй шань ди)
(6)           В сердце главное – глубина.
                (синь шань юань)
(7)           В щедрости главное – [подобие] Небу.
                (юй шань тянь)
(8)           В словах главное – искренность.
                (янь шань синь)
(9)           В правлении главное – [это] порядок.
                (чжэн шань чжи)
(10)         В делах главное – [это] способность.
                (ши шань нэн)
(11)         В действиях главное – своевременность.
                (дун шань ши)

(12)         Лишь только не борется, вот и не виновата.
               (фу вэй бу чжэн гу у ю)



«Учитель сказал: «Учиться и не размышлять – напрасно тратить время,
размышлять и не учиться – губительно».               
                «Лунь юй», глава 2, перевод Кривцова В.А., Древнекитайская философия, Том 1, 1972

(1).         «Шан шань жо шуй» – нечто высшее, главное и самое лучшее (шан) в сочетании с добрым, хорошим и благоприятным (шань), издалека напоминавшее мудрым китайцам обычную воду (жо шуй). Чаще всего «шан шань» переводится как «the highest good» (Артур Уэйли, Роберт Хенрикс, Lau Din-cheuk), и мы, с Великим Пекинесом, не видим причин нарушать эту устоявшуюся традицию. Не в пример нам, товарищ Ян Хин-шун ощущает «шан шань» как «высшую добродетель» (Высшая добродетель подобна воде), всерьез полагая, что глава посвящена тому, каким должен быть добрый древнекитаец, наделенный ею в полном объеме. Честно взвизгнуть, нам никаких китайцев, погруженных в высшую добродетель, встретить в этой главе не удалось.

(2).      В стандартном тексте Ван Би, а также у Хэшан-гуна и Фу И вода с вещами не борется (бу чжэн). Шелковый свиток «А» из-под холма царя лошадей (Ма-ван-туй) утверждает, что вода пребывает в мирном покое (ю цзин), а в свитке «В», очевидно, из-за ошибки зазевавшегося переписчика, говорится обратное: вода с вещами сражается (ю чжэн). На годянских бамбуковых дощечках этой главы нет.

(3). (4).          Вода безразлична к своему положению в пространственно-временном континууме и всегда на своем месте в соответствии с обстоятельствами. В отличие от суетливых хомоособей, она, не противясь и не выказывая сердитого неудовольствия, стремится занять самое низкое положение. К месту будет припомнить ответ Чжуан-цзы на предложение президента царства Чу возложить на него «бремя государственных дел». Чжуан-цзы как раз мирно рыбачил на берегу речки Пу, когда к нему приблизились два важных сановника-дафу с этим судьбоносным известием. «Не отложив удочки и даже не повернув головы», он объявил им, что предпочитает волочить свой хвост по грязным грядкам вместо почетного обладания министерским портфелем (Чжуан-цзы. Гл. 17).
              Строка (3) в стандартном тексте и у Хэшан-гуна выглядит как «чу чжун жэнь чжи со у», где «чу» – располагаться, пребывать, жить-поживать; «чжун жэнь» – толпа людей; «чжи со» – их, его, ее место. Последний знак «у» – не любить и даже испытывать отвращение. То есть, толпы людей не любят быть там, где воде хорошо и вольготно. Что это за особые места? Учитывая, что иероглиф «у» обозначает еще и жидкую грязь плюс всевозможные какашки... Ах-ах. Воде, как и Дао, что какашки, что изумруды в шоколаде.
              В мавантуйских текстах и у Фу И строка (3) начинается знаком «цзюй», по своему значению мало чем отличающимся от «чу» (жить, пребывать, располагаться). Кроме того, в первой мавантуйской копии сказано просто «цзюй чжун» (жить; толпа) вместо «цзюй чжун жэнь» (жить; толпа; человек, люди) у Фу И и во втором мавантуйском тексте.

(5).       В «цюй шань ди» иероглиф «цюй» по своему значению во многом схож с уже обнюханными нами «чу» и «цзюй» – «место жительства, жить, проживать, останавливаться и располагаться». Знак «ди» – это «земля, государство, поля, угодья, грунт», а «шань» – хороший, добрый, наилучший, высоко ценить, хвалить, превозносить. Соответственно, в аграрно-плодоовощном сообществе древнего Китая самым главным при выборе постоянного места жительства почиталась земля (очевидно, в виде плодородной почвы). Великий Конфуций, вечно озабоченный тем, кому служить, где жить и столоваться, справедливо подметил, что «там, где царит человеколюбие, прекрасно. Поэтому, когда кто-либо поселяется там, где нет человеколюбия, разве он мудр?» («Лунь Юй», гл.4, перевод Кривцова В.А., Древнекитайская философия, 1972).

(6).     «Синь шань юань» – Сердце; Хорошо; Глубина, бездна. Сердце, по твердокитайскому убеждению, отвечало за всю гамму эмоционально-ментальной активности (thinking and feeling) двуногих хомоособей. Поэтому в переводе этой славной строки мы бодрой рысью следуем за Роджером Эймсом и Дэвидом Холлом (Roger T. Ames and David L. Hall, A philosophical translation Dao De Jing, The Random House Publishing Group, 2003): «In dwelling, the question is where is the right place. In thinking and feeling, it is how deeply». Роберт Хенрикс уже пренебрегает чувствами древнекитайцев, отдавая предпочтение их холодному рассудку: «In the mind, the good thing is depth». Малявин В.В. уверен, что «Для сердца благотворна глубина» и лишь на дне ее удастся избежать волнений и инфаркта.

(7).        Мавантуйский свиток «В» предлагает в щедрости быть как Небо (юй шань тянь). Однако тексты Ван Би и Хэшан-гуна советуют распределять гуманитарную помощь, исходя из всеобъемлющего чувства человеколюбивого гуманизма (юй шань жэнь). По нам, так эти подходы к исполнению щедрообильных мероприятий диаметрально противоположны. Потрясающее заявление Лао-цзы об том, что Земле, Небу и мудрокитайцу глубоко чужды сострадание и человеколюбие (гл.5), хоть и может показаться домохозяйкам чересчур слабопушистым, на деле преисполнено самой что ни на есть глубочайшей Мудрости (с очень большой буквы). «Настоящий человек древности не знал ни любви к жизни, ни ненависти к смерти; не радовался своему появлению на свет и не противился уходу из жизни; безразлично покидал этот мир и безразлично приходил в него, и это все… он не прибегал к разуму, чтобы противиться дао, не прибегал к человеческому, чтобы помогать небу», – мужественно заявляет Великий Чжуан-цзы в главе 6 своего бессмертного сочинения. Поэтому быть подобным Небу – это не помогать Дао с помощью предвзятого человеколюбия и подозрительного, а порой и лицемерного гуманизма.

(8).      Строка везде прописана одинаково: «янь шань синь» («янь» – речь, язык, говорить, «шань» смотри выше, а «синь» – искренность, честность, уверенность и доверие). В первом мавантуйском тексте строки (7) «юй шань тянь» и (8) «янь шань синь» записаны как «юй шань синь», что молниеносно сигнализирует об усталости неутомимого переписчика, измученного непосильной эксплуатацией эксплуатировавших его желтокитайских эксплуататоров.

(12).      У Хэшан-гуна, Фу И, во втором мавантуйском и стандартном текстах строка выглядит следующим образом: «фу вэй бу чжэн гу у ю», что дословно означает «именно потому, что не борется, поэтому отсутствует вина (ошибка, недовольство)». Например, Ян Хин-шун полагает, что строка повествует о миролюбивом поведении мудрокитайца: «Поскольку [он], так же, как и вода, не борется с вещами, [он] не совершает ошибок». Малявин В.В. заявляет, что «лишь там, где нет соперничества, не будет и ущерба». Мы, с Великим Пекинесом, не обнаружив в этой главе ни китайцев, ни их сомнительного миролюбия, по наивности склоняемся к тому, что о воде опять тут тихо речь журчит. Вторая строка декларирует, что вода всем вещам приносит пользу и никогда с ними не борется. Так ежели вода не воюет с вещами, то ожидать ей противодействия с их стороны также не приходится. Поэтому вода вслед за Землей и Небом всегда права и безошибочна. Она не бывает виноватой просто уж в силу того, что существует не для себя (гл.7). Потому и близка она Дао. В понимании этой строки мы послушно следуем за Lau Din-cheuk: «It is because it does not contend that it is never at fault» (Потому, что она не соперничает, она никогда не виновата). На наш вегетарианский нюх строка (12) располагается не совсем на своем месте. Вот третья или четвертая позиции в этой главе были бы ей в самый раз.               
              В мавантуйском тексте «А» вместо «бу чжэн» (отсутствие борьбы и соперничества) стоит «бу цзин» (отсутствие покоя и мирной чистоты). Снова ошибка переписчика. В строке (2) вода спокойствием все-таки обладает (ю цзин). Конечно, мавантуйские шелковые свитки и бамбуковые дощечки из-под деревни Годян, к коим никто не прикасался более двух тысяч лет, кажутся вдохновляюще освежающими на фоне остальных вариантов текста, подвергавшихся много веков безжалостному копированию. Однако, созерцая настоящую главу в ее первой мавантуйской версии, вдохновенная свежесть резко выветривается. Похоже, древнекитайские переписчики были способны налепить любое количество ошибок в любое удобное для них время.