Блэкетт. Военные и политические последствия - 55

Патрик Мейнард Стюарт Блэкетт

Военные и политические последствия атомной энергии / Military and political consequences of atomic energy, 1948

Глава 11. План Баруха
Продолжение

Таким образом, несомненно, что ранние этапы осуществления "плана Баруха" были бы определенно вредны для безопасности Советского Союза. В Плане нет ничего, что указывало бы на то, что СССР получит взамен что-либо немедленное и значимое. Все потенциальные выгоды для СССР — передача новых технологий, утилизация американских бомб и т.д. — будут получены только после того, как будет создана адекватная система контроля за атомной энергией и согласована система эффективных санкций за нарушения. В Плане Баруха предлагается определить различные этапы, на которых План должен быть введен в действие; но в любой момент Комиссия по атомной энергии большинством голосов может принять решение о том, в какой степени были достигнуты предусмотренные этапы. Следовательно, в любой момент Комиссия может принять решение о том, что какая-либо страна не выполнила свои обязательства по более ранним этапам плана контроля, и поэтому Комиссия может отказаться от реализации более поздних этапов. Россия справедливо ожидала бы, что возможный выигрыш, который она получит на более поздних этапах, будет зависеть от большинства голосов международной комиссии, — и, несомненно, важную роль будут играть США и их сторонники.

В отчете не было приведено четких временных рамок для реализации различных этапов. Но в документе Военного министерства, представленном Конгрессу весной 1947 года, высказывается мнение, что после установления международного контроля  пройдет пять лет, прежде чем будут окончательно уничтожены американские запасы бомб.

Даже если бы советские лидеры были убеждены в том, что нынешнее американское правительство искренне желает пройти все предложенные этапы, включая окончательное уничтожение бомб и объявление их вне закона, они неизбежно подумали бы о том, что к власти может прийти другое правительство с иными взглядами. Они предвидели бы возможность того, что какой-нибудь технический предлог может быть использован для законного срыва заключительных этапов, в результате чего Америка останется со своими запасами, а Россия не получит ничего, кроме некоторых, возможно, незначительных технических новшеств.

Интересно порассуждать о том, что произошло бы, если бы роли Америки и России в создании атомных бомб поменялись местами. Предположим, что Россия первой произвела бомбы и применила их, скажем, 4 июня 1944 года — за два дня до дня "Д" — чтобы заставить Германию сдаться советским вооруженным силам. Британия и Америка выступили бы с резкой критикой, и это было бы оправданно. Затем предположим, что Советский Союз предложил бы план контроля, подобный плану Баруха, но в обратном порядке: с немедленным международным участием и инспекцией, но с запретом использования бомб и их уничтожением, отложенным на несколько лет, - и это зависело бы, по существу, от молчаливого согласия Советского Союза. Предположим, что это произошло бы; восприняли бы такой план западные страны как "один из самых великодушных жестов в истории"?

Когда мы переходим к рассмотрению характера надлежащего наказания, которое может быть применено к нарушителям решений У.А.Р., мы обязаны еще раз рассмотреть общую проблему того, как и при каких обстоятельствах одна группа государств может фактически навязывать свою волю другой. Если страны-нарушители малы и слабы, то никаких проблем не возникает, поскольку остальные страны будут обладать таким подавляющим превосходством в силе, что капитуляция станет возможной без фактического применения силы; или, если потребуется применение силы, война в результате будет короткой и победоносной. Однако, если бы страна-нарушитель была великой и могущественной, против нее нельзя было бы применить такую подавляющую силу, и применение силы привело бы к масштабной войне, которая почти наверняка переросла бы в третью мировую.

Очевидно, что именно соображения такого рода привели к включению в Устав Организации Объединенных Наций статьи 27, которая требует единодушия Великих стран по всем вопросам, кроме процедурных, то есть, в частности, когда речь идет о применении санкций. В предложениях Баруха прямо рекомендуется отказаться от правила единогласия в вопросах, касающихся атомной энергии. Если бы эти предложения были приняты, Организация Объединенных Наций могла бы большинством голосов приказать всем государствам—членам ввести вооруженные санкции против любой страны, которая предприняла какие-либо действия в области атомной энергии - такие, как строительство атомной электростанции без лицензии от У.А.Р. — что то же самое большинство членов Организации Объединенных Наций сочло серьезным нарушением соглашения по атомной энергии. Если бы план Баруха был принят, это создало бы ситуацию, в которой любое нарушение соглашения, реальное или предполагаемое, могло бы быть использовано большинством голосов для начала третьей мировой войны.

Когда кто-то пытается понять, как получилось, что такие предложения вообще были выдвинуты и должны были быть восприняты во многих местах с таким широким одобрением, можно обнаружить несколько основных направлений мысли.

Значительная часть сторонников плана Баруха, очевидно, была основана на вере в то, что появление атомной бомбы на самом деле позволило бы ввести санкции против могущественной страны, не провоцируя длительную и крупномасштабную войну с применением всех видов оружия. Вполне понятно, что это должно быть скрытой точкой зрения широкой общественности и, в частности, ученых-атомщиков, которые были морально и психологически потрясены последствиями бомбардировок Японии и которые не имели профессиональных военных знаний. Но требуется больше объяснений, почему ответственные государственные деятели, такие как г-н Стимсон и сэр Александр Кадоган должны были безусловно поддержать эту точку зрения в заявлениях, которые уже цитировались в девятой и десятой главах. Как военный министр, мистер Стимсон, безусловно, был полностью осведомлен о профессиональных взглядах своих подчинённых. Как было подробно показано в пятой и шестой главах, суть взглядов американской армии и военно-морского флота на военные последствия применения атомной бомбы заключается в том, что, хотя бомба, безусловно, важна как оружие, безусловно, не за горами то время — и сомнительно, что оно когда-либо наступит — когда быстрое и дешевое военное решение может быть достигнуто даже с помощью атомных бомб в войне против могущественной страны. Невозможно поверить, что мистер Стимсон не был проинформирован об этих взглядах военных. Поэтому, когда в феврале 1947 г. Стимсон заявил, что с помощью атомных бомб "даже очень могущественная, ничего не подозревающая страна может быть завоевана в течение нескольких дней гораздо более мелкой страной", это явно противоречило взглядам его собственных военных советников. Какой бы ни была причина замечаний г-на Стимсона, они, безусловно, привели к заметному усилению и без того весьма значительных опасений, существующих в Соединенных Штатах в отношении опасности внезапного применения атомной бомбы СССР, и, таким образом, укрепили решимость Америки настаивать на том, чтобы не отступать от полного осуществления плана Баруха.

Важно иметь в виду, по сути, сложные направления мысли, которые сформировали преобладающее мнение американских политических, военных и общественных кругов о контроле над атомной энергией. Всегда существовала большая группа, которая вообще не стремилась к какому-либо международному контролю и которая яростно выступала против плана Лилиенталя как идеалистического и небезопасного - а они верили в безопасность, - обладания большим количеством или более совершенными бомбами, чем любая другая нация. Однако, как только Организация Объединенных Наций приняла принцип международного контроля, очевидной тактикой этой группы стало требование такой формы контроля, которая была бы настолько односторонней, что явно стала бы неприемлема для Советского Союза. Таким образом, некоторая поддержка плана Баруха, возможно, была вызвана попыткой вообще заблокировать какой-либо контроль.