89. Liberte, Egalite, Fraternite. Священная война

 Грубым тычком между лопаток Демаре втолкнули в кабинет. Помещение совсем не напоминало тот тусклоосвещенный маленьким окошком под потолком каменный мешок, в котором держали его до сих пор.

  Яркий солнечный свет, пробивавшийся между цветастых штор больно слепил глаза, Жан-Пьер сощурился. Справа вдоль стены стоял строгий ряд серых сейфов, слева у противоположной стены располагались три стола.

 Рыжеватый субъект лет тридцати остался сидеть за столом, лишь поднял глаза на задержанного и отодвинул рукой треуголку, лежавшую перед ним, а другой человек поднялся , когда Демаре ввели в кабинет.

  Это был мужчина лет сорока пяти с проседью в темных курчавых волосах, сложение он имел сильное и гибкое, он подошел к Демаре пружинящим легким шагом, так двигаются крупные хищники семейства кошачьих.   

  Опытный взгляд Жан-Пьера сразу определил его как русского "коллегу" по Общественной Безопасности...и оценил по достоинству, будет нелегко...

  Курчавый сделал рукой чуть насмешливый приглашающий жест в сторону Демаре:
- Проходите, садитесь... ГРАЖДАНИН... Я Рысаков Сергей Александрович...не могу сказать "к вашим услугам"... - сурово сжатые тонкие губы Сергея Александровича дрогнули в едва уловимой усмешке - у нас к вам есть немало очень серьезных вопросов...       

- Можно воды? - вырвалось у Жан-Пьера придушенно и хрипло, он оттянул от шеи тесный галстук и присел на предложенный стул.

- Ага...может тебе еще шампанского предложить... - мрачно и насмешливо буркнул сквозь зубы рыжеволосый тип - и выпить с тобой за свободу, равенство и братство?!

- Расскажет всё, как есть, будет отвечать как положено, не станет умничать и всё отрицать, тогда пожалуй и винца поставлю... - человек, назвавшийся Рысаковым, жёстко усмехнулся и пригладил рукой курчавые волосы - а в глотке воды, негоже отказывать никому, Петрович, даже этому врагу Трона и Алтаря... - подвинул в сторону Демаре стакан.

  Неимоверным усилием воли Жан-Пьер взял себя в руки, легким наклоном головы поблагодарил Рысакова и поднял на него глаза:
- Я скажу всё, как есть, я не преступник бежавший с каторги и не враг России... Но что значит в моем положении "отвечать как положено и ничего не отрицать", вам нужна правда или с меня    просто требуется послушно подтверждать всё подряд из опасения пытки?

- Вот сейчас, ты как раз умничаешь...о чем предупреждали... это тебя допрашивают, а не ты... - Рысаков буквально навис над французом, опершись кулаками о стол, его низкий бархатистый баритон теперь звучал угрожающе.

- Итак. Якобинец?

- Откуда информация? Я не умничаю, месье... - вскинул руки Демаре - пытаюсь понять, кому моя жизнь мешает, как бельмо на глазу...

   Жан-Пьер замер в напряженной позе, изо-всех сил стараясь сосредоточиться и заглушить всякие чувства. Кто открыл его "политическую неблагонадежность"? Сам Рысаков, хм...а почему нет, этот тип очень умён и бдителен... или кто-то из эмигрантов? Какой вариант защиты, из разработанных заранее следует избрать?

   Кто мог знать, что он республиканец, кроме Мари и её отца... может маркиз д,Орсанваль? При этой мысли Жан-Пьер с досадой поморщился...отказываясь верить, нет, разве д,Орсанваль мог забыть, что не дожил бы до Термидора и эмиграции, если бы он тогда не "закрыл глаза" на его пребывание в Париже?...

  Жан-Пьер поднял усталые темные глаза с покрасневшими белками на Рысакова и заметил, как внимательно тот наблюдает за каждым его движением, за малейшим изменением в лице, за каждым жестом.

  Неожиданно Сергей Александрович решил сделать небольшое снисхождение задержанному и пояснил:

- Подруги мадам Демаре щебечут о том, как вы героически спасли свою будущую жену и тестя от ареста и гильотины...скрывали их и не где-нибудь, а у себя дома... Сразу всплывает вопрос... и это посреди революционного Парижа?!...
  Девушки могли узнать это только от самой мадам Демаре, откуда же еще? Но снова законный вопрос...
 Как же так, выходит вы сами не боялись, что в вашу квартиру ворвутся санкюлоты? Но это означает лишь одно...что вы и сами якобинец... притом не последний в их среде... при должности... Что-то не так? В чём я ошибся? - тон Рысакова стал резким, он снова навис над Жан-Пьером.

- Вы правы...всё так... - коротко сорвалось с бледных губ Демаре, сердце  с силой ударилось о ребра и куда-то провалилось, мелькнувшая мысль отозвалась острой болью...Мари... милая... за что ей всё это...

- Даже не пытаетесь отрицать свою принадлежность к республиканцам? Любопытно... - в серых волчьих глазах Рысакова льдинки чуть растопились, уступив место какому-то новому интересу - тогда ответьте прямо, зачем вы здесь? Чего вам здесь нужно, чего хотите?

- Я хочу жить... - неожиданно четко и чуть жестковато отчеканил Жан-Пьер, не отводя глаз - просто жить, найти себе место службы. На Родине... после июльского переворота меня ждал топор...

 А чего решительно не хочу, так это сделать мою Мари вдовой и превратить ее молодую жизнь в ад... По-вашему, сударь, эти побуждения неестественны и подозрительны?!

- Тогда еще вопрос... отчего вы теснее всего общаетесь с месье Дельбёфом, чем с прочими эмигрантами? - скрестив руки на груди и сузив глаза, господин Рысаков внимательно наблюдал за французом.

- Еще в дороге мы как-то сблизились...стали товарищами... - к этому вопросу, как впрочем, и к большинству других, Жан-Пьер был заранее готов, крайне необходимо было отвести внимание Тайной Экспедиции от Дельбёфа - он тоже представитель 3-го сословия, как и я, в обществе аристократов, даже если они столь любезны, как наши спутники, нам слегка неловко... Вот и весь секрет...

- Вы в курсе, чтобы оставаться в Российской империи, вам, как и прочим французам необходимо произнести публично текст особой клятвы, заготовленной самой государыней? Что вы думаете об этом, Демаре? - с этими словами Рысаков подвинул к Жан-Пьеру листок...

  ФОРМА ПРИСЯГИ.
Я нижеименованный сею клятвою моею, пред Богом и святым его Евангелием произносимою, объявляю, что, быв непричастен правилам безбожным и возмутительным, во Франции ныне введенным и исповедуемым, признаю настоящее правление тамошнее незаконным и похищенными умерщвление короля христианнейшего Людовика ХVІ-го почитаю сущим злодейством и изменою законному государю, ощущая все то омерзение к произведшим оное, каковое они от всякого благомыслящего праведно заслуживают.

В совести моей нахожу себя убежденным в том, чтобы сохранять свято веру христианскую, от предков моих наследованную и быть верным и послушным королю, который по праву наследства получил сию корону,  а потому, пользуясь безопасным убежищем Ее Императорского Величества Самодержицы Всероссийской, даруемым мне в Империи ее, обязуюся — при сохранении, как выше сказано, природной моей христианской веры и исповедания и достодолжном повиновении законам и правлению от Ее Величества учрежденным — прервать всякое сношение с одноземцами моими французами, повинующимися настоящему неистовому правительству, и оного сношения не иметь, доколе с восстановлением законной власти, тишины и порядка в Франции последует от Ее Императорского Величества на то разрешение.

В случае противных сему моих поступков, подвергаю себя в настоящей временной жизни казни по законам, в будущей же суду Божию. В заключение же клятвы моей целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.

  Смуглое лицо Жан-Пьера приняло задумчивое, даже отсутствующее выражение, он молчал.
- Что скажете об этом, Демаре? 
***