Спагетти и философский вывод

Почти всё детство я была серьёзным и ответственным ребёнком человеком. К восьми годам в анамнезе моих шалостей была разве что шуточная попытка сбежать от бабушки во время прогулки. В восемь лет мне предоставился легальный (морально) шанс этот анамнез пополнить...

В то время меня уже спокойно оставляли одну дома на целый день. Но когда мне становилось совсем уж одиноко, в качестве профилактики от тоски в одиночестве, меня отправляли к бабушкиной сестре. Она тогда только вышла на пенсию, и день её был наполнен в основном просмотром телевизора и разгадыванием сканвордов. Впрочем, с ней можно было не без удовольствия поиграть в карты, когда у неё имелось настроение. А ещё был у неё в отличии от нас домашний телефон, с которого не препятствовалось звонить куда попало (лично я обычно представлялась агентством праздников и поздравляла всех подряд с тем, что в голову приходило, — от имени анонима).

В тот день, когда все вышеперечисленные дела были уже дважды переделаны, бабушкина сестра решила напоследок перед маминым приходом приготовить для меня спагетти со сливочным маслом. Но то ли она их так редко варила, то ли свободной кастрюли побольше не нашлось... В общем, часть макаронин во время варки выбросилась за борт и успела подгореть — у одних хвостики, у других серединки. Пострадавшие макароны вперемешку с непострадавшими были передо мной поставлены в тарелке с настоятельной рекомендацией всё немедленно съесть, пока не остыло. Бабушкина сестра же отправилась в комнату смотреть свою любимую телепередачу.

Любой невпечатлительный человек (тем более, довольно голодный), оказавшись на моём месте, спокойно оторвал бы от макаронин пострадавшие участки и тихо выбросил в мусорное ведро (а то и вовсе бы съел как есть). Но у меня всё подгоревшее, кроме жареной картошки (включая и чёрную корочку хлеба, и следы от искр от костра на дачных фуфайках, и даже фитильки свечей), вызывало жуткое отторжение — настолько непостижимым и ужасным казался мне процесс развоплощения предмета под воздействием пламени. Какое там есть... Непострадавшие макаронины казались словно бы заразившимися страданием от пострадавших.

Тут мне вспомнились «Денискины рассказы» Драгунского и манная каша на шляпе у прохожего... «Ну, это, конечно, не мой случай,» — подумалось мне, ведь под окнами была густая зелень, сквозь которую никто бы не смог пройти. Окно на кухне открыть я всё равно не смогла бы, а на форточке была сетка. Поэтому единственным путём избавления от несъедобного (на мой взгляд) ужина оставалось открытое окно на балконе — в комнате. Бабушкину сестру мой внезапный послеужинный интерес к открытому окну отчего-то не волновал: ну, нашёл себе ребёнок занятие — и ладно. Её гораздо больше интересовала любимая телепередача.

Разумеется, никаких развлечений у меня и в мыслях не было – нужно было избавиться от улик, свидетельствовавших о преступлении «плохо ела». И уж тем более, развешивать макароны на соседских бельевых верёвках я не собиралась. Сначала я старалась подгоревшие спагетти (всю тарелку пронести не удалось бы, пришлось уносить поштучно и горстями) бросать как можно дальше — в сторону, в обилие кустов. Но одна макаронина предательски не долетела и лихо закрутилась по спирали, виляя подгоревшим хвостиком, вокруг самой крайней из верёвок, натянутых перед балконом соседей снизу. За следующей горстью остывших жирных макаронин я шла уже с недюжинным энтузиазмом. Нет, о бедных соседях, которые планировали на своих верёвках развешивать чистое бельё, я тогда не думала. Уже обученная нотной грамоте, я пыталась макаронинами на этих пяти (как полагается) линейках верёвках развесить мелодию. Точно в цель попадала не всегда. Когда кончились подгоревшие макаронины, в ход пошли целые, просто полежавшие с ними рядом в тарелке. Жирные и холодные.

Уже пришла за мной мама, и они с бабушкиной сестрой о чём-то беседовали в комнате за журнальным столиком, а я всё носила и носила спагетти из кухни на балкон, когда вдруг выяснилось, что соседка снизу — тоже дома, уже постирала бельё — и собирается вот прямо сейчас его развешивать. На верёвках. Перед балконом. А выяснилось это, когда очередная макаронина-си вместо третьей линейки верёвки приземлилась на её, соседкино, развернувшееся ко мне — вверх — лицо. Она же не ожидала, что верёвки уже заняты нотами жирными макаронами…

Через минуту соседка уже звонила в дверь, а я, инстинктивно понимавшая, что лучше смыться, отсиживалась в ванной.

Не знаю, чем там кончился их разговор, но меня даже наказывать не стали. Хуже любого наказания было для меня мамино: «Я от тебя такого не ожидала... Это же надо до такого додуматься...» «Ну, мааам, они ведь подгорелые были, — оправдывалась я, — не есть же их было! Кто же знал, что они так прикольно закручиваются по спирали...»

В общем, если бы в то время я могла сделать из всего пережитого какой-нибудь философский вывод, то он был бы такой: без конца можно смотреть на три вещи — как горит огонь, как течёт вода... и как закручиваются по спирали варёные спагетти вокруг бельевых верёвок соседей снизу.