Ключи и замки. Часть 2, глава 1

Глава 1. Холодный апрельский туман
       Однако на следующий же день все мои выводы и намерения полетели коту под хвост. Я застал Ли одну в столовой, тётка Агнесса укатила в город на какое-то открытие школы или больницы, она обожала эту показуху — изображать из себя добренькую и демократичную правительницу, озабоченную нуждами граждан и рабов. Нет, она заботилась, но с одной целью — укрепить свою власть. Власть вообще была единственным, что имело значение. И не только для тётки, но и для меня, но я пока не был к ней допущен.
      И вот сырым и туманным воскресным утром, когда в каминах потрескивали дрова, хотя необходимости топить камины не было никакой, инфракрасное отопление включалось автоматически при снижении температуры ниже шестнадцати градусов по Цельсию, но камины исправно топили по желанию Агнессы, ей казалось, что это создаёт уют холодными тёмными вечерами осенью и зимой, ну и весной, как сейчас, когда тепло ещё не овладело домом. Вот таким холодным утром мы оказались с Ли в доме совершенно одни, и сейчас, в тишине столовой было слышно потрескивание дров в камине, куда поместился бы целый мобиль, грандиозность этого дворца завораживала меня с самого детства. Может быть, поэтому, сколько себя помню, я хотел быть хозяином этого дома. А сейчас я хотел быть хозяином этой девчонки…
      Я посмотрел на неё, волосы подняты высоко на затылке, туго завязаны, маленькие ушки, серёжки колечками, шея… тонкие пряди выскользнули из-под заколки и… когда я повернулся говорить, от моего дыхания они колыхнулись. И тут я вдруг не выдержал и притянул её к себе и впился в эту шею губами, тиская её талию, груди, всю её, очень тонкую, изящную, и какую-то удивительно гибкую, потому что она выгнулась в моих руках, отклоняясь от моих поцелуев. Больше того, она изумленно уставилась мне в лицо побелевшими то ли от страха, то ли от злости глазами, бледнея и лицом тоже. Почувствовав сопротивление, причём непреклонное, я отпустил её, потому что физическое насилие вовсе не входило в мои намерения, я вообще этого не терпел, поэтому мне так претила учёба в Оссенхофе, где сейчас муштровали Всеслава и поэтому я не окончил его, перевёлся в гуманитарный университет. Я предпочитал действовать иными методами. И эту пигалицу я возьму иначе.
       — Ты… вы… что?! — задыхаясь и явно не находя слов в полнейшем недоумении, проговорила Ли.
        — Извини. Всё… всё-всё… — сказал я, поднимая руки, будто она взяла меня в плен, на деле же я намеревался взять её в плен. — Прости… наверное, я в тебя влюбился.
        — Ч-што?! — Ли вытаращила глаза.
      Ну ясно, что не поверила, я нагло и беззастенчив врал, но я знал, что признания в любви действуют безотказно, женщины любят ушами.
       Она постояла, растерянно глядя на меня и не зная, очевидно, что делать, тут вошли рабы с блюдами в руках, она вздрогнула и, видимо, не совладав с собой, бросилась вон из столовой, едва не сбив с ног входящего раба с подносом, но оказалась гибкой и ловко увернулась от столкновения. Я слышал её легкие шаги, удаляющиеся по гулкому коридору, яшмовые плиты на полу в этой части дома не приглушали шаги, ковров здесь не держали. 
      Ну что ж, тем интереснее игра. Ее сломать труда не составит, чем дороже ей Всеслав, тем проще получить девчонку, а он не может не быть ей дорог, а значит, ради него она сделает всё. Что ж… пока не тетка Агнесса и не трон, пока только эта девчонка, но вполне у меня в руках… 
      …Сказать, что я не ожидала такого от Всеволода, это ничего не сказать, единственный, ко мог, имел право, прикасаться ко мне, это Всеслав. Это было право любви, и никаких иных не могло быть. И вдруг вот так схватить меня… за кого меня принимает Всеволод? К тому же он мой дядя. Это я знаю, что мы не родня в смысле генов, но он же этого знать не может, как же он может? Какая гадость…
       Но гадость только началась, как оказалось, потому что после завтрака он нашёл меня в библиотеке.
      — Ли, ты извини меня, пожалуйста, за утреннее… э-э-э… недоразумение.
       Ну и слава Богу, подумалось мне. Я надеялась, что после этого он вскоре и уйдёт, но оказалось, что он пришёл вовсе не извиняться. Спросил опять, что я здесь делаю, как будто что-то особенное можно делать в библиотеке, кроме того, что люди делают в библиотеках испокон веков. Мне не хотелось говорить с ним, но и грубить тоже. Да и не умела я грубить, оказывается, нужное умение.
      — Что это у тебя сегодня? — он перевернул книгу обложкой вверх. — Да Винчи? Живописью интересуешься?
       — Все интересуются живописью, — я пожала плечами, немного отодвигаясь от него, вместе с книжкой, большим альбомом с иллюстрациями.
      — Какой период тебе нравится особенно?
      — Возрождение.
      — Почему?
      — Что «почему»? — я не поняла его вопроса, признаться, я просто не вникала в разговор, напряжение владело мной после его «нападения» в столовой я, между прочим, так и осталась без завтрака.
      — Почему тебе нравится Ренессанс?
      — То есть как почему? А вам не нравится?   
      — «Вам»? Мы опять на «вы»? — усмехнулся он, разглядывая меня, похожий на сытого кота нашей кухарки, которого я любила гладить, когда он приходил мурчать ко мне на колени. Агнесса ругалась, что он гулял по дому, как вздумается, потому что её борзые начинали брехать и носиться за ним. — Ну да, я понимаю. Но я же извинился. Забудь, будто ничего не было.
      — Я уже забыла.
      — Вот и отлично. Обещаю, этого не повториться.
     Я выдохнула. Если честно, никто и никогда не прикасался ко мне кроме Славы, и я, даже не думала, что вообще когда-нибудь будет кто-нибудь другой. Поэтому и не могла до сих пор прийти в себя.
       — А вообще, у тебя парень-то есть?
        — Что? — я снова ничего не поняла.
        Всеволод засмеялся, навис надо мной, расставив руки и опираясь о стол:
        — Да не «что», а «кто». Есть у тебя парень?
        — Какой парень?
        Он опять засмеялся:
         — Ну как какой? Какой-нибудь, красивый, наверное, ты очень красивая.
         — Какая? — меня нервировала его близость ко мне, хоть и сказал, что не повторится, но разговор этот и то, как он ухмылялся, говорили мне совсем другое.
          — Ты очень красивая, что, не знала этого? Неужели никто не говорил?
         Интересно, кто бы мог мне об это сказать, я была из семьи Вернигор, да ко мне не подходили даже одноклассники, так же как и к Всеславу. Это была еще одна причина нам держаться вместе, хотя у него приятели были, но всё какие то прихлебатели. Я таких отношений не терпела, а Слава, смеялся на то, что я говорила об этом: «Мне приходится к этому привыкнуть, ты тоже привыкнешь». Но я не думала, что я привыкну.
         — А Всеслав? Тоже не говорил? — он усмехнулся. — Вот остолоп.
         — Что? Кто остолоп?
         — Твой любовник, кто же еще, — Всеволод выпрямился, сложив руки на груди.
         — Кто?!
         — Ты слышала, — продолжая самодовольно усмехаться, отчетливо проговорил Всеволод. — Я все знаю, Ли.
       Я отодвинулась еще и почувствовала, что вот-вот упаду со стула. Но, к счастью, Всеволод, отошёл от меня и сел на стул возле стола, в библиотеке письменных столов было предусмотрено четыре, для чего, мы со Славой не знали, пока не застали тут нашу бабушку с четырьмя секретарями, которые писали под её диктовку. Оказалось, она делает так время от времени, когда нужно написать секретные письма или документы, которые нельзя даже писать собственноручно, чтобы не были сверены почерки и стиль речи, записывая, секретари намеренно изменяли его, чтобы невозможно было узнать автора. Это делалось для секретных записей и посланий, которые не должны были быть опознаны в случае перехвата. 
        — Что вы знаете?
        — О вас с Всеславом… И прекрати выкать! — он сверкнул глазами, не переставая ухмыляться, ни одна мышца на лице или в теле не выдала овладевший им гнев, только мгновенное сверкание ярко-синих глаз. Глядя на него сейчас, я поняла, как он умеет притворяться, как надо держать улыбку даже всё тело, чтобы не выдавать своих мыслей и чувств. Мне очень многому придётся учиться, если я хочу выжить среди таких вот зверюг, как Всеволод, который сейчас вцепился мне в глотку, непонятно зачем.
      Я поднялась, намереваясь удалиться, но Всеволод поднял на меня свои большие холодные глаза.
       — Куда это ты собралась, Ли? Я только начал разговор. Сядь на место. 
      Впервые со мной говорили так. При всей сухой холодности бабушки Агнессы, она никогда с нами со Славой так не говорила, она даже с рабами так не говорила. Она редко вообще говорила со мной, но чтобы вот так, как сейчас Всеволод… даже она не говорила так ни с кем. Поэтому, наверное, я растерялась в первое мгновение, даже долю мгновения, но тут же собралась внутри, решив разобраться в том, чего он хочет, и тогда уже решить, как поступать. Слепо и бездумно сопротивляться после того, как он вдруг схватил меня в столовой, представлялось мне очень глупым, потому что, если уж он снова пришёл сюда в поисках меня, то намерений своих он не оставит. Осталось понять, что это за намерения.
       Поэтому я села снова на стул, как мне и было приказано. Однако, моя покорность, похоже, воодушевила Всеволода, потому что он усмехнулся с ещё большим удовольствием.
       — Как ты думаешь, Ли, Всеслав сможет занять трон, когда придёт его время, если все узнают, что он спит с собственной сестрой.
      Я вспыхнула:
       — Мы не…
       — «Не»? Что «вы не»? Вы не брат и сестра?
      Я хотела сказать, что мы не спим друг с другом, но для Всеволода это оказалось доказанным фактом, он не собирался это даже обсуждать.
      — Верно. И давно вы с ним знаете это? Или всегда знали? А что будет с тобой,  когда все узнают, что ты не Вернигор?
       Я выпрямилась, словно меня ударили по спине.
      — Я — Вернигор. Если не по крови, то… мы со Славой поженимся, и…
     Всеволод захохотал, радостно запрокидывая голову.
      — Ты это серьёзно?!.. Всеслав пообещал тебе такое?.. — он искренне веселился, вытирая слёзы с ресниц. — Господи Боже, неужели это всё ещё действует на девушек? Ли, да ты что? Ты можешь быть такой наивной? Это ж самый безотказный приём для обольщения дурочек вроде тебя-а!.. У-ха-ха!!! Ну и ну, ну Всеслав, ну молодец!..
        Я терпеливо молчала, ожидая, когда он прекратит издевательски хохотать. А он смеялся и смеялся, утирая слёзы. Прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем он, наконец, выпил воды и начал нормально дышать, без вздохов и междометий, вроде: «Ой, не могу! Ох, держите меня!».
        — Ох, Ли, повеселила, давно так не смеялся… — сказал он, допивая воду из хрустального стакана с золотым ободом по краю, вся посуда в доме была такая, в его большой руке стакан казался маленьким. — Ох… благодарю, я даже взбодрился. Ну-ну, не смотри волчонком. Право, похоже, здесь я единственный твой друг. Единственный. Потому что твой Всеслав бессовестно тебя обманул.
       Всеволод сделал паузу и поднялся, снова подошёл ко мне и, приглушив голос, наклонился над моей головой:
       — Ли, ваша свадьба никогда не сможет состояться, и Всеслав отлично это знает. И всегда знал. Так что… делай выводы, милая.
      Я не собиралась «делать» выводы, которые мне навязывал Всеволод, человек с такими холодными глазами никак не мог быть моим «единственным другом». И тем более тот, кто говорит о Славе, что он лжец. Я верила и верю Славе. И буду верить. Что бы мне ни говорили. Но спорить с Всеволодом я не собиралась, я ждала, что будет. Чего ряди он затеял этот разговор?
        — Ты знаешь, Ли, когда в последний раз на Земле была произведена смертная казнь?
        — Что? — я подняла голову, глядя на него, не понимая, к чему он это сказал.
        — Не зна-аешь, — Всеволод, снова усмехаясь, и опять отошёл от меня, не торопливо выхаживая по библиотеке, двигаясь с грацией крупного и сильного зверя. — А я тебе расскажу. В последний раз уже очень много лет назад, на Востоке задолго до твоего рождения к смертной казни приговорили одного талантливого молодого учёного биолога. И знаешь, за что?
      Я смотрела на него, его дурацкие паузы страшно надоели. Всеволод обернулся, продолжая усмехаться.
        — За попытку клонирования.
        — За попытку чего? — я не сразу поняла.
        — Никогда не слышала? Это, когда…
        —Я знаю, что такое клонирование, — с невольным раздражением сказала я.
        Но это привело к тому, что Всеволод снова засмеялся, и ждать ответа пришлось дольше.
        — Отлично, меньше объяснять, — Всеволод снова подошёл ко мне. — Но зато ты точно не знаешь, как звали того самого учёного.
       Я пожала плечами.
       — Его звали Тан Линг. Точнее, зовут, потому что он жив-здоров. И теперь у него совсем другое имя. Попробуй угадать, какое.
      Я не могла понять, чего он добивается. Причём тут клонирование, об этом не вспоминают даже в учебниках. И тем более я не понимала, какое отношение это имело к нашему разговору о Славе и нашей свадьбе.
       — Подумай, Ли, подумай, кому из твоих знакомых подходит это имя.
        — Что? Я не понимаю.
        — По-твоему, китайцу больше подходит имя Афанасий?
        Вообще-то обсуждать национальности было запрещено. Нигде в мире не упоминались такие слова. Люди всюду были люди, и области назывались по сторонам света, никаких национальностей не существовало с последней войны. Когда мы со Славой обнаружили в старинных книгах упоминания о национальностях, о национальных костюмах и верованиях и прочем, что когда-то отличало множество самых разных народов, которых некогда было огромное количество, мы были изумлены разнообразие и красотой этих отличий. Но их запретили упоминать, чтобы никогда не существовало больше поводов для розни и ненависти. Поэтому то, что сейчас сказал Всеволод, в действительности были запретные речи, за такое могли посадить в тюрьму на пару лет, если бы стало известно органам охраны порядка.
      — Я не понимаю, о чем вы говорите.
      — Я сказал, не «выкай», — проговорил Всеволод,  сердясь. — Афанасий Никитин и есть Тан Линг. И знаешь, что он тут делает уже четвертый десяток лет? Он, величайший ученый Земли, тайно руководящий Всемирной Академией Бионаук? Её главный учёный.
       — Полагаю, много чего делает, Академия занимается стольким количеством…
       — Бла-бла-бла… причем тут множество проблем и вопросов современной бионауки, — нетерпеливо отмахнулся Всеволод. — Не болтай сейчас как выпуск ежегодных отчётов. Клонирование. Никитин единственный, кто мог сделать клон. И он его сделал. Может быть и не один. Но насчёт одного я уверен.
       Всеволод подошёл и остановился около меня снова.
        — Ты.
        — Что я?
        — Ты это самое запретное создание, Ли. Ты — клон. Клон, который создал Никитин.
       — Что-о-о?! — я смотрела на него как на безумного.
       В моем представлении клоны это какие-то чудовища с двумя головами или что-то вроде химер и подобных монстров. Очевидно, я плохо разбиралась в вопросе, который Всеволод изучил не в пример лучше.
      Потому что он усмехнулся и сказал:
        — Да, Ли. И то, что ты знаешь, что ты не сестра Всеслава, подтверждает это. Ты не его сестра, ты вообще ничья сестра. Ты — искусственный человек.
       Я встала, мне хотелось убежать. Я сразу вспомнила всё, что не договаривал Серафим, когда мы были ним в виде Фоса и Нокса там, в мире, где Серафим не человек. Теперь мне стало ясно, почему там прозвучало: «Она и не человек», я помнила это все эти годы те слова, которые я не поняла тогда, в детстве.
        — Сядь, я сказал, — прорычал Всеволод очень тихо, будто этот рык исходил не из горла, а прямо из живота.
       Я опустилась на стул, что ж, вскакивать не время, надо дождаться окончания этого спектакля, который он тут разыгрывает передо мной.
       — И слушай дальше, — добавил он. — Доказать это — дело пары минут, только сделать анализ твоей крови на ДНК или белковых тел. Так что…
       — Что? — мне, и правда, надоело это.
       — Ты в моих руках. Но главное, в моих руках Никитин, вернее Танг Линг, которого так и не уничтожили, и тётушка Агнесса, которая покрывала его, и твой замечательный Всеслав.
        — Что?! Всеслав тут при чем?!
        — Притом, Ли, детка, что как только все всплывёт наружу, Агнесса лишится трона, и её наследник тоже, потому что есть такой закон: дискредитация правителя, лишает прав его наследника. Вышвырнут всех вас пинком. Но этого мало. Запретное создание подлежит утилизации. Тебя просто разберут на запчасти. Как игрушку. Как машину. Как робота. Потому что ты не можешь считаться человеком, значит, с тобой можно поступать как угодно. Ты не свободная, не рабыня, и даже не робот. Ты вообще не человек. Тебе ведь известно определение человека? «Живое создание, рожденное женщиной, и зачатое в результате слияния мужской и женской половых клеток». Ни один из пунктов, кроме слов «живое создание» к тебе не подходит. Ты не человек.
        — Что?! Я… я человек.
       Всеволод пожал плечами, усмехаясь.
       — Ну я-то тоже так считаю. Больше того, я думаю, что ты самая красивая девушка на планете, а это даже больше, чем просто человек.
      — Что?! — опять сказала я. Мне кажется, я не произносила это слова столько раз за всю жизнь.
       Всеволод наклонился, и поднял моё лицо за подбородок.
       — Ты самая красивая девушка на Земле. И я хочу тебя.
       Мне захотелось снова «чтокнуть», но я сдержалась.
       — Если ты будешь моей, ты будешь под моей защитой. А заодно и твой Всеслав и его право стать в будущем правителем Севера, а может быть, и всей Земли, по крайней мере, Агнесса к этому ведёт всю политику.
      Он наклонился и поцеловал меня в губы. Плотно, даже горячо, но спокойно и даже с каким-то достоинством, не разжимая губ, и хотя от него приятно пахло, и губы его оказались на удивление тёплыми и мягким, хотя я ожидала, что они холодны и тверды, как у статуи или покойника, я сделала всё, чтобы никак не отреагировать, хотя мне хотелось кричать и биться. А ещё больше — убить его. Ну или хотя бы укусить.
      Всеволод снова посмотрел мне в глаза, и в очень широких в этот момент зрачках его сильно посветлевших глаз, я увидела своё отражение, как в странной чёрной линзе.
     — Ты всё поняла?
     Я кивнула.
      — Нет, произнеси это вслух. Ты всё поняла?
      — Д-да, — попытался сказать я, но вышел какой-то даже не свист, и не шепот, вообще ничего не вышло, так сдавило мне горло.
      — Я не слышу. Скажи громко. Мы заключаем договор сейчас. Итак, ты согласна быть моей?
     — Сс-согласна, — беззвучное сипение.
      — Ещё раз, я ничего не слышу. Ты согласна быть моей? Любовницей, служанкой, наложницей, тем, чем я захочу тебя сделать? Да или нет?
      — Да. Да, согласна. Согласна на всё! Согласна и будь ты проклят! — неожиданно даже для себя громко и яростно выкрикнула я.
      Всеволод захохотал и оттолкнул меня.
      — Вот и отлично, ступай пока. Теперь, если ты захочешь пожаловаться кому-то, в особенности Всеславу, я дам ему послушать запись твоей клятвы. Чтобы у него никогда не возникало иллюзий на твой счёт.
     Выпрямившись, очень довольный собой, Всеволод, не спеша, рисуясь, вышел из библиотеки. Я уверена, он не сомневался, что я смотрю ему вслед, потому что перед тем как открыть дверь, он, не оборачиваясь, помахал рукой. А я почувствовала, как холодный туман из-за окна втёк мне в грудь. Я никогда еще не чувствовала такого холода в груди. Выбежать скорее под этот туман, охладить лицо, может быть, всё растворится, рассеется в нём…