Помидоры

Мы редко задумываемся о том, почему у нас то или иное отношение к предметам нашего мира, к разным вещам. Не до того нам. Да и вещей – туча. Если о каждой думать, то жить когда?
А меж тем жизнь – ткань из разноцветных ниточек, и это ничто иное, как наши отношения со всеми этими предметами. О людях уже не говорю.
 
Взять, к примеру, помидоры. У меня к ним сложное отношение. С одной стороны – чудный овощ, особенно в салатике, когда с маслом, лучком и укропчиком. Или фрукт? По моим ощущениям, так фрукт, сыгравший со мной хитрую шутку. Еще на заре туманной юности, до перестройки. Вот она эта история вкратце, если угодно.
 
 Я тогда перешла в десятый и кайфовала на каникулах. Городской пляж, любимые книжки – тогда как раз сагу о Форсайтах осиливала, и весёлые подружки, и шикарный Ленинский проспект. Чем не жизнь? Иногда, правда, этот привольный кайф взламывался приказами родителей, то есть, предков: "сегодня уборка", "надо побыть с братиком". И тому подобное. Ну тут не поспоришь, не принято такое у нас было.

Очередной взлом состоялся в начале августа, благодаря – тут четыре скрюченных пальчика –  соседке, тете Томе. Эта вездесущая особа в процессе выноса мусора, а заодно, мозгов,  сообщила моей матушке, что завтра состоится выезд горожан на помидоры. То есть, на их, этих томатов, сезонный сбор. Плата за работу – бери с собой сколько сможешь донести. А жили мы в ту пору скромно. Папина пенсия по инвалидности и мамина зэпэ в библиотеке – вот и все доходы на четверых. Поэтому моя муттер,  недолго думая, распорядилась: поедешь завтра с тётей Томой за помидорами.

Гром с чистого неба или ящик эскимо оттуда же не шокировали бы меня так, как этот приказ. Он меня просто вырубил. Дело в том, что как раз завтра намечался традиционный день города. Его ждали целый год! Готовились к этой массовой тусовке, особенно молодёжь – какие-то шмоточки доставали или шили-вязали, дефицитный макияж, фирмовый пакетик, если повезёт… Строились планы и сладкие предвкушения: кого там встретишь, на нарядной площади, с кем законтачишь, чей взгляд поймаешь. Опять же ВИА будут выступать живьем, и лимонад из бумажных стаканчиков, а то и что покрепче, и пирожные, а когда стемнеет – грандиозный салют! Такой же великий и прекрасный, как твои надежды. И слёзы счастья, которые мы стыдливо скрывали друг от друга.

А тут – помидоры.  Нет, слов непечатных я тогда не употребляла. Но сейчас бы не удержалась точно.
Видя моё отчаяние, отлично зная про завтрашний праздник, тетя Тома, а вслед за ней и мама, затрещали наперебой: да там же только до пяти, да в шесть уже будешь в ванной, сто раз на площадь успеешь. Совхоз-то тут рукой подать! Не переживай, мол, деточка. И, проглотив  возмущение, я смирилась.

В полседьмого утра я стояла на остановке, куда подтягивались такие же любители помидоров. У каждого имелась емкость для них – у кого ведро, у кого корзина плюс авоськи по карманам. Куда они, кстати, делись? Мне тоже дома всучили ведро и авоську, а также пару бутербродов с голландским сыром, пожелав счастливого дня. Он предстоял, судя по всему, отпадным. В голове мигало слово каторга.

Сначала тряслись в небольшом, практически полном и душном автобусе, где я пыталась доспать на совершенно не удобном для этого сидении кондуктора. Тетя Тома, кстати, почему-то не поехала. Это вызвало дополнительное раздражение (ишь, сама затравила, и в кусты), но вперемешку с облегчением – еще не хватало рядом этой болтливой сороки. И наблюдателя.

Рукой подать – оказалось часа полтора, не считая остановок – то заправка, то поломка. А потом передо мной раскинулось бескрайнее поле с ровными рядами довольно высоких тёмно-зеленых кустиков красными вкраплениями. Повязав ситцевую косынку, как велела мамуля, я приготовилась к адской бесконечности.
Не помню никого из окружавших меня тогда людей – их просто не существовало. Возможно, если б какой-никакой молодой, пусть даже пубертатно прыщавый,  человек затесался в наши ряды, я бы имела мотив для более интересного проживания этого тяжкого дня. Увы, реальность состояла только из этих алых шариков теннисного размера и дощатых ящиков, куда их, эти шарики, надлежало бережно складывать. За этим процессом следил бригадир со сросшимися бровями и прокуренным басом.

Сначала мне даже нравилось срывать тёплые, спеленькие  плоды и наполнять тару, и даже удовлетворение приходило от полного ящика. С сельским трудом я уже имела дело - у бабушки, когда приходилось что-то там помогать. Да разве ж целый день? Так, баловство - побить шляпы сорванных подсолнухов, огурцы поискать в ботве, штук десять...

Но часа через два я почувствовала себя заржавевшим роботом, а ближе к полудню одолело желание смыться отсюда куда глаза глядят. И плевать на всё.
И всё же в глубине души – той голубой донной прохлады, где плавают дельфины, меня грело… Нет, не солнце, этот недруг  просто палил мою кожу. А утешала и давала силы мысль о грядущем вечере в оживленной толпе, о радости общения с себе подобными юными существами, можно даже так сказать: грела мечта о любви. И не ругайте меня за пафос!

И  мои руки цепляли эти помидоры, как будто прокладывая дорогу к светлому, уже сегодняшнему будущему. Особенно тяжко стало после обеда. Он длился с полчаса, и удалось впасть в полукому под каким-то кустом. Рядом со мной оказались муж с женой в интеллигентских панамках, тоже насквозь потные и усталые, еле-еле жуя свои харчи. Они сидели и  мечтали – что они сделают с этими помидорами. Во что превратят. И в какие банки закатают…  И я сделала тогда важный вывод: любая мечта уменьшает усталость! Даже такая приземленная.

Часа в три  пекло усилилось до состояния печи – огромной  закопченной печи-пещеры, какая царствовала  в бабушкином деревенском доме. В ее огненное чрево бабушка ловко отправляла горшки с картошкой, борщом или кукурузой. Для этого имелся ухват с довольно длинной ручкой, а спустя время с его же помощью вынимала раскаленную посуду с готовой едой. Как  же тяжело ей приходилось – лицо обдавало жаром, надламывалась спина, И так каждый день! Бедная моя бабуля-доменщик!   

Вот теперь и перед моими глазами плыли оранжевые круги. Они мерцали вперемешку с новой кофточкой аналогичного цвета. Её я сама связала в рекордные три дня – к нынешнему празднику.
Стал преследовать ядреный запах помидорной листвы, оказывается, он есть, да еще какой!  В довершение ко всему зуд появился – на голых руках. Господи, еще два часа!
Не опишу как, но  они всё же кончились, доведя мою спину до болевого порога. Уже почти на карачках набрала и своё ведро, и авоську. Законное вознаграждение. Абсолютно безрадостное для меня. Но мама с папой должны оценить...
И, пошабашив – так выразился неулыбчивый дядька-бригадир –  мы стали ждать автобус.
 
Ждали  молча – от усталости. Но многие еще шевелились - пытались полнее набить свои сумки и спрятать лишнюю подальше с глаз бригадира. Надо же, жадюги - недобро подумала я.

Часов у меня не имелось,  но кто-то проинформировал – полшестого. А потом – шесть… И так далее. Автобус не появлялся.  Вода у большинства кончилась, еда тоже. Как и у меня. Правда, были помидоры, пусть и немытые.
 
Но голода я не ощущала. Главное – я должна успеть на праздник! Это невозможно – пропустить его! Это просто исключено! Однако очевидным образом надвигался вечер. И с каждым градусом снижения солнца меня охватывало все большее отчаяние.

В начале восьмого появившийся из конторы бригадир объяснил, что такое случается, хоть и редко, видимо, транспорт сломался. А так как сегодня праздник, то тяжело другой найти. Ни одного трезвого шофера уже не найдешь днём с огнём.

Ещё не лучше! – народ зароптал, как это так?  И что теперь?
- Эх, знал бы, прихватил чекушку – посокрушался какой-то мужик в  футболке с надписью «Динамо».

 Кто-то решил идти до трассы и ловить попутку. Только для этого нужны силы и деньги. У меня их точно не было. И  я всё высчитывала: если даже через час  придёт машина – то ехать полтора часа, и еще есть шанс попасть на площадь. Но он таял… Как мороженое. Или мираж в пустыне. Я с болью в груди (или в животе?)  представляла, как все мои уже собрались, начепурились-намазались, и выходят на нарядные улицы –  украшенные плакатами и шарами. А я сижу тут!  Среди этого дурацкого поля такого же дурацкого совхоза! В чернозёмной грязи и невыразимой тоске. Мне не успеть - это уже точно. Как и то, что никогда больше никаких праздников уже не будет.
 
Эта безнадёжность распирала и  душила, и внутри  той прохладной дельфиньей глубины теперь кипели злые и бессильные слёзы. Их вскипячивала моя ненависть к помидорам, как к врагам на поле боя, например, к фрицам, о которых рассказывал сосед-фронтовик. Постепенно  она перерастала в ненависть ко всему, что находилось вокруг меня, на счастливых подружек, идущих навстречу фейерверку, на «предков», пославших меня сюда.  А дальше,  того и гляди, эта злоба могла разлиться на весь мир. Мне уже хотелось закидать всех смачно-гнилыми помидорами. Нет,  ещё лучше  взорвать всё сущее, потому что МОЯ мечта, МОЯ волшебная сказка рушилась…

И вдруг произошло нечто необъяснимое. Я увидела себя сверху – из некоей точки в небесах или с верхушки высокого дерева. Может, это такой помидор вырос гигантский?  Увидела себя – скрючившуюся  на пустом перевёрнутом ящике, поникшую, в съехавшей набок выгоревшей косынке и таким же перекошенным лицом. Но самое плохое было то, что от меня  исходило и  какое-то бурое облако - злости и уныния. Присмотревшись, я увидела, что это сижу вовсе не я, а красный от злости, готовый лопнуть ... помидор! Ни дать ни взять - сеньор помидор из книжки Родари. Он имел такой сердитый вид, что мне стало смешно. И легко.
Видение быстро исчезло. Возможно, я просто на миг уснула. Но это не важно.  А что важно?

В тот день впервые в жизни моё огромное желание-мечта столкнулось лоб в лоб с непреодолимой силой. Или преградой. И это столкновение нужно было как-то пережить. Принять, причём достойно. Найти точку взгляда, из которой пришло бы удивлённое спокойствие. Улыбнуться и не стать бурым пятном ненависти. и увидеть воруг симпатичных людей. А ещё хорошенько этот приём запомнить – для будущих, ещё более суровых по сравнению с помидорами испытаний. Ведь они ждали моё Эго ещё впереди, и не раз. И тогда я вспоминала о помидорах...

Да, кстати, это был день освобождения Города.