Землянка. Часть 1. Глава 17

– Мне очень жаль, что так вышло! – начала Кательса после недолгого молчания. – Я искренне сожалею о случившемся.

– Забудьте! Я не обижаюсь, – заявила принцесса Лориза спокойно. – Дело замято, мне доложили; да и шрам прошёл, так что беспокоиться не о чем.

– Моё поведение было недопустимо, и я чувствую себя виноватой. Сама не знаю, что на меня нашло. В меня словно кто-то вселился. Может, я могу что-либо сделать для Вас?

– Всё, что было нужно, Вы уже сделали, – произнесла Самира-Доротея с ухмылкой.

– Что это значит? – прозвучало растерянно.

Принцесса Лориза встала, вышла из-за стола и подошла к краю балкона. Теперь Кательса видела только её спину. Что она имела в виду? Что «уже сделала»?

– Мои люди добавили в твой бокал специальное вещество, похожее на наркотик. Оно стирает границы между реальным и воображаемым. После того, что ты натворила, Эмирхат окончательно убедился в том, что ты ему не пара. А это мне и было нужно!

Кательса, возмущённая и удивлённая: такого поступка она не ожидала даже от своей соперницы Самиры-Доротеи, а ещё это чистосердечное признание – подошла к собеседнице, взяла её за руку и сжала чужую ладонь со всей силы.

– Не пожалей и об этом! – съязвила Самира-Доротея.

– Боюсь, что жалеть придётся тебе, – ответила Кательса в ярости. – А пожар – твоих рук дело? Я знаю, что твоих! – она отпустила ладонь.

– Разумеется, – Самира-Доротея скрестила руки на груди. – Я воспользовалась представившимся случаем. Все поверили: у тебя был мотив. Уж я-то постараюсь, чтоб одним штрафом не обошлось, поверь мне.

– Ты такая смелая! – ответила Кательса с восхищением. – Я ведь с самого начала догадывалась, ты что-то замышляешь. Только зря всё это. Эмирхат меня давно не интересует.

– С каких пор? – спросила Самира-Доротея с любопытством. – В этом виноват граф Донежский? Интересно, как ты отблагодарила его за своё спасение? Только титулом? Ни за что не поверю!

Кательса уже хотела её ударить, но мгновенно передумала. «Я приехала сюда не за новыми тяжбами, а чтоб избавиться от старых», – говорил разум.

– Это не твоя забота, – сказала Кательса хладнокровно. – А вот об этом низком поступке я расскажу Государю и суду, если потребуется. Справедливость восторжествует!

– Он не поверит тебе. Тебе никто не поверит, – Самира-Доротея наслаждалась собственной победой.

– Я понесу заслуженное наказание, но и ты в стороне не останешься! – пообещала Кательса. – Я расскажу, как было. Тогда ты не только не станешь женой Эмирхата, но и потеряешь всё, что имеешь.

– Говори, что хочешь, но суд через неделю. А до него многое может всплыть. Например, пойдут порочащие слухи или появятся неприличные фотографии по всей столице. Впрочем, не буду раскрывать сюжет заранее: я люблю интриги.

Разговор с Самирой-Доротеей убедил Кательсу в том, что она не виновата, а если и виновата, то не так сильно, как казалось прежде. Она, конечно, надеялась на нечто подобное, потому и захватила с собой записывающее устройство. Прошлым вечером Клир заметил: «Единственное, что может спасти положение – признание, сделанное в личной беседе». Так и вышло! Самира-Доротея, желая похвастаться успехом, выдала себя, во всём призналась. Нужно поделиться этой новостью с Эмирхатом, а перед тем – заехать к графу Донежскому и извиниться.

Кательса знала, что граф не переехал во Дворец Эльтенты, поэтому и направилась в тот дом, где он жил с матерью и сестрой. Увидев двухэтажный особняк, с виду простой и уютный, но, скорее всего, тесный для троих человек, принцесса удивилась: «Почему они до сих пор не переехали?» Обычное крыльцо из зелёных досок, окна с фисташковыми ставнями. Во дворе стоит большой овальный стол, за которым темноволосая девушка четырнадцати-пятнадцати лет в ярко-голубом платье.
– Здравствуйте! А граф дома? – крикнула гостья, держась за калитку.

Девушка обернулась и, заметив Кательсу, направилась к ней:

– Брата нет дома, но он скоро будет. Заходите! – калитка открылась. – У нас как раз ужин.

– Хорошо, – ответила Кательса и вошла во двор.

– Садитесь на скамейку, – предложила девушка. – Кстати, меня Алика зовут, – в знак дружбы она протянула руку и добавила. – А я Вас знаю! У брата есть медальон с Вашей фотографией, он никогда с ним не расстаётся. Я так рада знакомству! – она обняла Кательсу, как сестру.

– Нет, это не я на фотографии, Вы меня с кем-то перепутали. Я – Динария-Рогнеда Рославецкая, сестра Эмирхата и начинающий политик.

– Да-да, это Вы! Я не перепутала. С Вашего появления он думает лишь о Вас, даже во власть подался, чтоб быть к Вам ближе. Раз мы в ближайшем будущем станем семьёй, предлагаю перейти на «ты».

Кательса согласилась, и они сели за стол.

– Вот выдумщица! Стыдно! – послышалось из дома.

Через пару минут к девушкам подошла симпатичная женщина средних лет в домашнем халате и с платком на голове.

– Принцесса, не слушайте её! Она такие глупости говорит!

– Никакие не глупости, и про медальон – это чистая правда! – Кательса поняла, кто из них кто.

– Алика, иди за угощениями, а мы поговорим, – сказала женщина, – меня зовут Турсен, я – мама графа. Для нашего дома огромная честь принимать Вас. Может, Вы устали и хотите отдохнуть?

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась гостья. – Я приехала, чтоб поговорить с Вашим сыном, но его нет, и мне неловко отвлекать Вас и Алику от дел.

– Какие дела? У нас давно не было гостей! Располагайтесь поудобнее, сейчас будем ужинать. А там и Рахмат подъедет.

Кательса была вынуждена остаться. Ей хотелось покончить с извинениями сегодня, чтоб уже завтра сходить в Храм, а послезавтра – сделать операцию. Мажида говорит, что больше с этим медлить нельзя, но всякий день расписан и раньше просто никак не получится.

За ужином Турсен спрашивала Кательсу о политике и последних новостях. Женщина много рассказывала о сыне, что он тоже Рославецкий и скоро станет Эмирхатом:

– Ведь Вы поможете ему? Рахмат объяснял мне, но я ничего не разобрала из того. Нам Вас великий Домус послал! Я, когда узнала о Вашей коронации, сказала: «Пришло наше время!»

– Я сделаю всё возможное, – ответила Кательса сдержанно.

– Вся надежда лишь на Вас. Видите ли, Рахмат хочет, чтоб всё было законно. А я отвечаю ему, что раз с ним и его отцом обошлись так, то о каком законе он говорит?

– Мне кажется, это можно решить миром. Начинать правление с кровопролития – не самая лучшая идея.

– Вы правы.

Алика ела молча. Потому ли что она была так воспитана или ей было нечего добавить, Кательса не знала.

– Разрешите, я нарисую Ваш портрет? – спросила девушка робко. – Я хорошо рисую.

После чая Турсен ушла в дом, чтоб приготовить комнату для гостьи (хозяйка не сомневалась в том, что принцесса переночует у них), а Алика принесла всё необходимое и взялась за творчество. Через полчаса позирования румянец с лица принцессы пропал, оно стало бледным. Кательса почувствовала вялость и поняла, что нужно дождаться удобного момента и уехать домой. Жаль, что карету отпустила. Быть может, Мажида догадается и заберёт её? В любом случае придётся извиняться перед Рахматом завтра или в какой-то другой день. Режущая боль прокатилась по всему телу, и за грудиной стало давить. На девушку рухнула непосильная слабость, веки потяжелели и с трудом пытались не упасть на глаза, в которых уже всё поплыло, перемешалось. По телу пробежала лёгкая дрожь, Кательса больше не могла сидеть, она покатилась на скамейку и вмиг оказалась лежащей на ней.

– Вы больны! – вскрикнула художница и, не дождавшись ответа: он был не нужен, всё ясно и без него – кинулась в дом за подмогой.

– Мама, мама! – на лице Алики появились слёзы. – У принцессы сердечный приступ! Где тот отвар, что я пила? – девушка высыпала все лекарства, находившиеся в домашней аптечке.

Турсен сначала испугалась и опешила, затем – удивилась, но спустя несколько секунд опомнилась и осознала, что действовать нужно немедленно, ведь болезни сердца – штука серьёзная. Вдобавок ко всему прочему, у женщины был богатый жизненный опыт: Алика родилась с больным сердцем и до тех пор, пока Рахмат не сделал ей операцию, сильно мучилась. Турсен знала эти самые симптомы и всегда имела под рукой заветный отвар.

Когда мама и дочь выбежали во двор, Рахмат только-только показался у калитки. Уставший после суточной смены в больнице, он не сразу заметил женщин. Вдруг в лесной тишине раздался еле слышный стон – мужчина посмотрел перед собой и увидел, как мама и Алика склонились над скамейкой, стоящей возле стола. Мгновенно Рахмат узнал и больную. Не успел он и слова сказать, сестра быстро приблизилась к нему, обняла и прошептала:

– Брат, ты же врачеватель! Спаси её! – этот взгляд был умоляющим.

Стремглав он очутился подле Кательсы. Сейчас решалась его судьба! Рахмат был в те минуты не столько врачевателем, сколько влюблённым человеком, мужчиной, мальчишкой, что боится потерять свою любимую. Инстинктивно, без лишних раздумий, он схватил её запястье, чтоб сосчитать количество сердечных ударов, которых меж тем уже не наблюдалось. Дыхания тоже не было, и все попытки запустить сердце, заставить его заработать провалились.

– Вот отвар, – Турсен протянула шприц.

Рахмат сделал укол в плечо, но и он не помог. Врачеватель ещё раз взглянул на Кательсу: её лицо было таким же белым, как лист бумаги, а некогда пухлые алые губы порозовели и стали тонкими. Мужчина чувствовал, что дело вовсе не в сердце, то есть в нём тоже, но и в чём-то ином.

– Почему лекарство не подействовало? – спросила Алика и дала волю слезам.

Он молчал. Он перебирал в голове все болезни, которые знал. Он хотел помочь ей, но время шло (ему казалось, летело со скоростью света), а он не ведал, с чем столкнулся. Внезапно одна мысль ударила его по голове! Мажида, помнится, говорила, что ставит ей какие-то уколы. Только какие? Вспомнил!

– Сынок, если что-то нужно, я принесу, – сказала Турсен, ясно понимая, что ничего нести не нужно; что это конец.

– Алика, беги в дом, открой все двери. Я занесу её в зал. Расстели постель и найди две подушки, – Алика убежала. – А ты, мама, принеси свежий шприц и ту пробирку, что у меня на столе, – Турсен тоже исчезла.

Рахмат положил Кательсу на кровать. Алика подставляла обе подушки под голову принцессы, а Турсен держала в руках шприц. Рахмат взял лекарства и сделал укол. На глазах больная стала оживать: губы опять заалели, на лицо запрыгнул румянец, руки потеплели. Однако сил, чтоб очнуться, не хватает, потому врачеватель берёт следующий шприц. Теперь Кательса воскресла! Он никогда это не забудет, просто не сможет забыть! Сегодня они могли разлучиться навсегда, если б что-то заставило его опоздать хоть на одну секунду. Такое больше не повторится! Он приложит все усилия, чтоб не повторилось.

Её ладонь, пока слабая и непослушная, лежала в его ладони. Сердце порывисто билось, пульс был неровным, но всё-таки был (этого достаточно). Дыхание выравнивалось. К девушке почти возвратилось былое очарование. Рахмату даже показалось, что она стала ещё прекраснее. Обе женщины, видя эту милую картину, просияли: они давно подозревали, как она ему дорога. Что могло произойти при других обстоятельствах, страшно представить. Они и не представляли.

– Сынок, ты, верно, устал, – начала мама. – Поешь и ложись, а мы подежурим.

– Я лучше здесь посижу, – ответил он, и Турсен подмигнула Алике: пойдём, пусть побудет у кровати.

Друг за другом женщины отправились на кухню, чтоб накрыть на стол, а, когда вернулись, Рахмат уже спал в кресле.

– Не будем будить, – дверь закрылась.

– Зря ты про медальон заговорила, – заметила Турсен. – Завтра ему станет неловко.

– Но это правда, ты сама видела этот медальон! – возмутилась Алика. – Мне она понравилась, кстати. А тебе?

– Если мой сын будет с ней счастлив, то со временем я, наверное, полюблю её. А вообще про неё столько пишут всего. И хорошее, и плохое, но плохого больше. Если её осудят, я буду первой против этого союза.

– Я не верю в это. Ей завидуют, вот и строят козни, – заступилась дочь.

– Но это не даёт ей права драться.

– Самира сама виновата: села на чужое место, ещё потерпевшей притворяется.

– Может, и твоя правда. Суд решит, кто прав, а кто нет.

В пять часов утра расцвело. Рахмат, хорошо выспавшийся, проснулся раньше всех. Он позвонил в университет и справился, где Мажида. Выяснилось, что весь прошлый день она провела у внезапно разболевшейся Лизабет, а ночью дежурила в Общественном доме. Тогда Рахмат набрал домашний номер Кательсы. К счастью, Мажида взяла трубку сразу.