Дикий маг в своей тарелке-2

А вот я велосипед люблю. Не в том смысле, что велосипед, как таковой, а кататься на нём обожаю. С раннего детства ещё. Друзья мои не слишком многочисленные давно на машинах иномарочных разъезжают, а я педали кручу и в ус не дую. Что вы говорите? Как же я при таком раскладе на работу не опаздываю? И зимой как езжу? И если дождь? Или метель вдруг?

А никак ни езжу. Потому что работаю дома и всё успеваю. Писатель я нынче. Нет-нет, вовсе не знаменитый. Однако на жизнь (очень умеренную, без излишеств) хватает. Хотя тут врать не стану: иногда страшно хочется излишеств каких-нибудь. Но сейчас не об этом.

Вернёмся к велосипеду. Иногда доезжаю на нём до железнодорожного вокзала, потом спешиваюсь и, ведя своего педального коня в поводу, направляюсь к кассе, где покупаю билет на электричку.

Есть у меня, знаете, любимые маленькие такие станции или полустанки даже, за которыми, представьте себе, до сих пор растут леса дремучие, текут реки кипучие, петляют влекущие вдаль стёжки-дорожки. Или просто обыкновенные дороги просёлочные. Одно же бесконечное удовольствие по ним кататься и чистым воздухом дышать!

А к багажнику моего велосипеда специальная самодельная сумка приторочена. Большая, вместительная. В левом отделении разный инструмент, верёвка, крепкий складной нож, фонарик и огниво лежат, а в правом запас продуктов, фляга с водой, двенадцатикратный морской бинокль и лёгкая непромокаемая накидка. На всякий, как говорится, пожарный случай. Именно поэтому я называю эту сумку пожарной. И ещё потому что она радикально красного цвета.

На поясе у меня кондовый тяжёлый обрезиненный мобильник в специальном чехле. Таких, наверное, уже и нет ни у кого. Но он ловит сигнал практически везде, а зарядки хватает на две недели, а то и больше. Да учесть ещё, что при мне и запасной аккумулятор к нему. Готов я к труду и обороне, в общем.

Так ведь и это же ещё не весь список. Куча разных мелких полезностей по карманам распихана. Для чего, спрашиваете, так нудно всё это расписываю? А чёрт его знает, делать нечего. Почти нечего. Я сейчас очень неторопливо еду по живописной лесной дорожке на своём верном «Форварде». Пташки лесные щебечут, ветерок лёгкий налетает. Солнышко приятно припекает. Густо травами лесными, грибами и листвой пахнет…

Так. Стоп. Пташки-то как раз уже и не щебечут почему-то. Или же я их не слышу, поскольку пересекаю довольно большую круглую поляну. Примерно, самую середину её. Та-ак… И ветерок что-то не налетает. Исчез напрочь. Ему бы на открытом пространстве налетать и налетать, а он…

И солнышко, что характерно, как-то уже не греет и даже не светит конкретно надо мной. Затишье в природе и пространстве образовалось. Нехорошее. И потемнело над моей головой… зловеще. Я чувствую. Нет-нет, совсем не как перед грозой, а вот именно ЗЛОВЕЩЩЩЕ.

Перестаю работать ногами, жму на тормоза, останавливаюсь. Казалось бы, первая естественная реакция –– голову задрать и на небо посмотреть. Правильно? Правильно. Только жутковато почему-то по неведомой причине. Но придётся-таки перемигнуться с нахмурившимся небом.

…Вот не надо было этого делать. Надо было снова педали крутить. Быстро-быстро! А теперь смотрю вверх и… наверняка седею. Прямо чувствую, как седина (надеюсь, благородная!) неумолимо съедает мою брюнетистую шевелюру. Потому что метрах в десяти надо мной абсолютно бесшумно и неподвижно висит непроницаемо-чёрная летающая тарелка. Такая… средних размеров. Смотря, с чем сравнивать, конечно. И висит она неподвижно. И у неё по самому краю кайма голубая светится. Прямо-таки мечта Остапа Бендера. Почти. Красиво, между прочим! И страшно до икоты, до… в туалет бы сейчас. Что делать-то?! И Серёги, друга закадычного, рядом нет. С ним бы я не боялся. Или, скажем так, умеренно боялся. С внезапными наплывами безотчётного ужаса. А уехать на многократно испытанном верном велике уже не могу, ноги что-то ослабли, не слушаются. Вот как, оказывается, проклятые инопланетяне похищают беззащитных граждан Земли.

Кстати, о защите...

Разворачиваюсь, как во сне, к своей багажной сумке, очень удачно сразу нащупываю в ней нож и незаметно переправляю его в набедренный карман своих походных камуфлированных штанов. Нет, если что, — доставать замучаешься. Перекладываю в боковой карман видавшей виды куртки. (Пусть и старая она, но удобная). Всё. Вооружён и опасен.

И откуда же, интересно, пришельцы нарисовались? Названия астрономические в голове скачут. Большей частью красивые и звучные. Альфа Центавра? Бета Ориона? Альдебаран? Что там ещё? Эпсилон Индейца? Вега? Кассиопея? Канопус? Созвездие Большой Медведицы? Или, наоборот, Малой Медведицы? Или вовсе Гончих Псов? Да какая, в сущности, разница-то? Так что выходи, гончепёсец, биться будем! Как раз и ноги у меня вроде отпустило. Ты только это… лучемёт или там плазмотрон какой-нибудь с собой не бери. И бластер не бери. Чтоб по-честному.

Что ж так страшно-то, а?

А тарелка вдруг плавно и по-прежнему без звука, проседает вниз, сместившись при этом немного в сторону. И каёмка голубая мерцает теперь всего-то метрах в четырёх от поверхности моей родной планеты. И метрах в пяти от меня. Не маленькая какая хреновина, оказывается! Снизу меньше казалась. А зато солнышко родное меня по седой голове гладит: не бойся, дескать, я опять с тобой. Это да, это спасибо большое. Всё ж поддержка какая-никакая. А то, похоже, сейчас тут драчка межпланетная состоится. Контакт, так сказать.

Для начала я белкой ловкой и стремительной за свой «Форвард» заскочил. Мой велосипед –– моя крепость. Врёшь, не возьмёшь! Земляне не сдаются! Велика Земля, а отступать некуда…

И в этот напряжённый момент в нижней части тарелки окошко овальное протаяло. И из него Некто почти по пояс высунулся. Неинтересный какой-то. Вообще. Мужик как мужик. Ни тебе блестящей кожи зелёной, ни тебе ушей воронкообразных. Фигня какая-то! Вот разве футболка на нём однозначно внеземного происхождения. Такая, знаете, интенсивного угольно-чёрного цвета. С серебристой искрой. И на груди бегущая строка, как неоновая вывеска светится.

Да я вам точно говорю! Никакого табло! Прямо по ткани алые символы какие-то пробегают и исчезают, а потом опять проявляются. И снова пробегают, и снова исчезают. Пробегают и… О! Теперь сверху вниз побежали. По диагонали теперь. Ух ты, синусоидой пошли!  А теперь крест-накрест, как пулемётные ленты у революционных матросов. И на спину, наверное, перебрались... Не видно их уже что-то. Жаль, я бы ещё посмотрел. Успокаивает как-то. Прямо очень сильно успокаивает. Аж до лампочки всё стало. Ах, ты ж! Воздействует уже на меня как-то. Да не на того напал! Сосредоточиваюсь и… морок наведённый исчезает. Опять страшно, но уже почему-то не так сильно.

– Здравствуйте, абориген уважаемый!

Это галактический гость на чистом русском языке обращается, между прочим. Но не по-русски. Кто же так говорит – абориген уважаемый! Да вот инопланетянин этот как раз и говорит. А у самого рот до ушей, хоть завязочки пришей. Обыкновенный рот и уши вполне себе обыкновенные. До противности. И зубы-то никакие не акульи. Только чересчур белые. Тоже до противности. Как у некоторых наших, прости господи, «звёзд». Однако, мне теперь тоже поприветствовать надо в ответ. Из элементарной вежливости хотя бы.

– Здравствуйте и вы, уважаемый пришелец! Могу ли я поинтересоваться, с какой целью пожаловали?
–
– Да цели-то, можно сказать, и нет никакой особой. Так, знаете ли… Летел мимо вашей очаровательной планеты и, понимаете ли, неожиданно вспомнил, что мне про неё приятель один хороший не так давно рассказывал. Ну такое… Всякое там разное. И если он не шутил, то у вас где-то тут неподалёку престарелые аборигенки продают сушёные грибы. Безу-у-умно вкусные! А уж под кружечку жмута – космическое удовольствие!

– Под кружечку чего?

– Жмута! Жмут — это такой достаточно распространённый в галактике пенистый напиток розового цвета, слабоалкогольный.

– А-а… Кажется, понял, о чём речь. У нас он жёлто-золотистый и называется пиво.
– Странное слово.
– Да уж не страннее, чем жмут.
— Давайте не станем продолжать этот бесперспективный спор и сойдёмся на том, что оба слова имеют право на существование.
— Давайте не станем и сойдёмся.

После этого узкоспециального, информационно насыщенного диалога мы с пришельцем где-то с полминуты помолчали. М-да. А он так-то нормальный вроде альдебаранец. Или канопусец. Да вообще, может, кассиоп какой-нибудь! Но ничего такой, вполне себе обходительный.

– Так как же, абориген уважаемый? Не подскажете, где найти аборигенок-то ваших престарелых, которые…

– Да понял я! На борт меня принять сможете вместе с велосипедом? Дорогу покажу.

– Мых!!! Абориген уважаемый, нет ничего проще! Думал, вы побоитесь на борт подняться!

– Не побоюсь. Хотя и вынужден признаться, что остерегаюсь до определённой степени. К тому же интересуюсь: что такое «мых»?

– О-о-о! Просто озвученное проявление радости, восхищения, восторга и всякого такого. В зависимости от обстоятельств, конечно. Это как у вас, абориген уважаемый, «ух ты!», «вот это да!», «ахх-ре-неть!».

– А-а, теперь понятно, запомню. И вот что… Вы не будете против, если мы для дальнейшего развития дружеского общения и налаживания прочных межпланетных связей на «ты» перейдём? И познакомимся. Я в том смысле, что уже, наверное, хватит тебе меня аборигеном уважаемым называть, а мне тебя уважаемым пришельцем. Нет, оно, конечно, замечательно, что мы такие обходительные. Но… Меня, например, зовут Александр. Саша. Имя такое.

– Очень приятно, Александырсаша! А моё имя — Витваззал. Извини, но у тебя очень… своеобразное имя.

– Да уж точно не своеобразнее твоего! И к тому же ты не понял. Моё полное официальное имя – Александр. Даже Александр Алексеевич. — Фамилию свою решил не называть, чтобы не грузить водителя тарелки. — А если неофициально и коротко, то можно называть, скажем, Саша или Саня, или Санёк, или Сашок, или Шурик… Ну и там множество всяких уменьшительно-ласкательных и прочих производных.

– У вас невероятно трудный язык. Я его целых полчаса учил. И всё равно он у меня в голове ещё весь не улёгся. Столько неожиданных нюансов! А уж диалектов разных — и не сосчитаешь!

– Что есть, то есть. Сосчитать и впрямь затруднительно. С неожиданными нюансами у нас богато. Но вообще радуйся, что не с китайцем контачишь. У них, как говорится, нюанс на нюансе и нюансом погоняет. Да, а тебя-то можно как-нибудь сокращённо называть?

– Меня сокращённо называть можно. Например, Вит. Или Ваз. Или Зал. Ну и там Витилу, Вазилу, Залилу. А сообщи, препожалуйста-пожалуйста-пожалуйста: тебя мама как зовёт?

– Ну-у… Сашурик, Сашуля…

– Мых! А меня – Залилуля! И всяко ещё. Видишь, брат по разуму, Сашуля, сколько у нас общего!

– Так! Ты совсем не моя мама, а потому, будь добр, пожалуйста, выбирай только из того, что я тебе раньше перечислил. А тебя-то самого как лучше именовать? Тоже из перечисленного выбрать что-то?

– А как хочешь, так и именуй, никаких проблем. У меня в этом плане комплексов нет.

– Тогда будешь Витёк.

– Интересная конструкция. Смешная! Надо будет маме рассказать. Так мы летим к престарелым аборигенкам или что?

– Лететь-то, конечно, летим, но тут, вишь, какое дело… Будет слишком вызывающе, если мы туда на тарелке твоей нарисуемся. Перепугаются они сильно! Да и не только они.

– Но ты же не перепугался сильно.
– Перепугался. Вообще сильно!
– Почему тогда уши цвет не поменяли?
– Ну-у… Мы по-другому пугаемся.
– А как? Я из научного интереса спрашиваю.

– Потом как-нибудь расскажу при случае. Если таковой представится. И, кроме того, одежда у тебя слишком… хм… броская. Тут таких продвинутых футболок ещё не делают.

— Тоже не проблема. — Пришелец проводит рукой по груди, и с футболки моментально исчезают и серебряные искры, и бегущие строки, а сама она становится просто белой. И даже не новой на вид. — Теперь нормально?

— То, что надо, — говорю спокойно, словно каждый день вижу нечто подобное. И больше не боюсь. Совсем. Зря, наверное, бояться перестал, но уж как есть.

… Я, кстати, в летающем блюдце сейчас. Лечу. Оно гораздо больше, чем кажется снаружи. И вовсе не такое стерильно белое, как в фантастике показывают. Да вовсе не белое. Такое, знаете, зеленовато-голубое, очень приятное для глаз. И никакого ослепительного света внутри нет. Уютно даже в этом НЛО, некоторым образом. А, например, в гостевой каюте (как и в любой другой, кстати) можно обстановку моделировать. По желанию клиента, так сказать. Вы, конечно, не догадываетесь, что я пожелал. А если так, то…

Мы на моей кухне с Витьком сидим. Под старинным абажуром. Представляете?! Вообще ничем не отличается эта кухня от моей настоящей! Даже кран точно так же подтекает. Я вам больше скажу: открываешь холодильник (работающий!), а там всё, как у меня. И не муляжи никакие, а натурально те продукты, что я лично покупал. Даже три бутылки пива! Вот она, фантастика-то, между прочим.

– А ты как это сделал, Вить? — сразу полюбопытствовал я, как только осознал себя в родной до боли обстановке.

– Никак не делал. Я тут категорически не причём, — признался инопланетянин. — Примитивный искусственный интеллект данного помещения мгновенно уловил твои смутные пожелания и в дежурном режиме воспроизвёл объект с абсолютной точностью. С абсолютной. До самых мелких мелочей.

– Фигасе, примитивный! Да это же настоящие чудеса науки в чистом виде! Вот если бы ещё Серёга тут был. А то ведь он ни за что не поверит, когда я ему всё расскажу.

– Серёга… – зачарованно повторяет Витёк новое неведомое слово, но тут же деловито спрашивает: – Он, Серёга, кто?

– Да тоже абориген, как я. И мой друг, понимаешь?
– Друг понимаю. Воспроизвести объект Серёгу?
– Да не. Воспроизведённого не надо. Это уже клон получается. А мне оригинал нужен.

– А у нас у некоторых по три-четыре клона есть. Полноценных. Официально зарегистрированных. На работе подменить или там в командировку отправить. Да и для всякого иного полезного действа. А у вас, значит, безклоновое общество? Да-а… Расти вам ещё и расти. Что ж, в таком случае… Переместить Серёгу-оригинала сюда?

– Как, то есть, переместить? Как это?!

– Не просто. Минут пять понадобится, а то и больше. Дело такое, раз на раз не приходится. Сначала пойдёт поиск по заданному ментальному образу, потом создание скрытого мобильного портала активного типа, потом захват собственно объекта, потом его телепортация, потом сворачивание портала. Энергетически весьма затратно, но что только не сделаешь ради тебя и друга Серёги-оригинала. Сейчас думай о нём. Много думай, ярко. Всё, что можешь.

– А батарейки у тебя не сядут из-за переноса? Сам же говоришь — энергетически затратно.

– Батарейки не сядут.

… И вот уже друг мой за столом напротив меня сидит, глазами хлопает. И глаза эти очень-очень круглые, взгляд недоумевающе-напряжённый, но предельно твёрдый. Глянул Серёга на кассиопа Витю (или откуда он там?), потом на меня уставился. Не мигая теперь вообще. Чисто филин.

— Опять ты, что ли, с Хоттабычем связался?
– Да не, это всё Витёк провернул. Он самый настоящий инопланетянин, представ-ляешь?!

– Ха! Кто бы сомневался! Ясен пень, самый настоящий, а как же иначе-то? Но только, знаешь, что меня настораживает, Сашок? Во-первых, для стадии прилёта инопланетян вы оба слишком трезвые. А, во-вторых, я что-то не вижу никаких внешних отличий между вами. А, по идее, должны бы быть. Хоть какие-то. По логике вещей. Так, щас поправочка небольшая будет. Во-вторых — это, во-первых, в данном конкретном случае. Да и вообще, хорош уже стебаться!

– Серёга уважаемый, твой друг сейчас чистую-чистую правду тебе говорит, – встрял Витёк, обаятельно и максимально искренне улыбаясь. — Я самый, что ни есть, настоящий инопланетянин. Не поддельный. Прибыл к вам из глубин нашей спиральной галактики.

– Ну да, ну да… Прилетел, значит, и прямо сразу к Саньке на кухню! А чё на столе-то пусто у вас? Такое событие всё-таки! Долгожданный контакт человечества с инопланетным разумом, а вы на сухую сидите!

– Серёг, хорош уже бузить. Мы сейчас, чтоб ты знал, вовсе не у меня на кухне находимся.

– А-а, вон оно чё-о-о… Ещё скажи, что это у пришельца летающая тарелка по желанию клиента изменилась, дабы ты комфортно себя ощущал.

– Серёга уважаемый, твоя беспрецедентная проницательность несказанно восхищает меня! — эмоционально воскликнул звёздный странник. — Не сочти, Серёга, за труд, выгляни, пожалуйста, в окно.

Мой старинный товарищ криво ухмыльнулся, окинул нас чекистским острым взглядом и произнёс:

– Я-то выгляну. Выгляну. Мне это не трудно. Но вы немедленно объясните мне, как я тут оказался. И почему я опять ни хрена не помню. Ой, нет! Помню. Я же на работе сейчас должен быть. И через десять минут начнётся совещание, на котором мне обязательно надо быть. А ну-ка, быстро всё возвращайте, как было!

– Спокоен будь, Серёга уважаемый. Сколько бы времени ты ни пробыл у меня на борту, на работу вернёшься в тот же момент, из которого был изъят. Это я тебе ответственно заявляю.

– О, как. Слышь, Сань, вы чё, репетировали, что ли? Этот твой… он и впрямь, как настоящий чешет. Или как голливудские космонавты-затейники.

– Серый! Просто. Посмотри. В окно.

Друг скептически хмыкнул, нарочито медленно развернулся на табуретке, жестом фиглярствующего фокусника отдёрнул занавеску и…

Потрясённый кассиоп узнал сразу много диковинных нюансов русского языка. Да что там про пришельца говорить, если некоторые сложносочинённые многоэтажные конструкции и мне были в новинку!

А вид из окна шикарный. Мы очень медленно дрейфуем метрах в двух-трёх над вершинами деревьев. И по-прежнему не производя ни малейшего звука. И ветра тоже не производим! Это не передать словами. Ни на дельтаплане, ни на воздушном шаре так не пролетишь. Витёк говорит, что сейчас его персональный стриттер идёт в режиме «тотальной невидимости». То есть ни в каком диапазоне его невозможно ни увидеть, ни засечь, ни… вообще никак. Тем более, страшно примитивными земными средствами наблюдения и обнаружения летающих объектов.

– Слышь, ты всё-таки не очень-то тут выпендривайся, Витёк! – моментально взвивается уязвлённый Серёга, два года честно отслуживший в войсках ПВО. – Надо будет, так, небось, занаблюдаем всё, что хочешь!

– Серёг, хорош бузить, – примиряюще говорит… моим голосом находчивый гончепёсец и обезоруживающе улыбается.

Друг-пэвэошник машет на него рукой и сдувается. А я в очередной раз убеждаюсь, что голос у меня не слишком приятный, глуховато-низкий, шершавый какой-то. В дикторы б не взяли. Да и фиг с ними! Зато в своё время в погранвойска взяли. Всё, что по службе требовалось, нормально говорил, убедительно вполне. Мы уже, кстати, над железной дорогой летим. И по ней как раз электричка едет-посвистывает. Вы даже не представляете, как это сверху смотрится! В смысле, с такой незначительной высоты и с электричкиной скоростью. Поскольку «наш» стриттер скорости легко уравнял, и мы теперь относительно зелёной змеи электропоезда абсолютно неподвижны. Будто на вертикальной жёсткой сцепке торчим. На десятиметровой высоте. Приколюха, сказал бы Серёгин отпрыск! А я ничего не скажу, балдею просто.

– О! А вот и нужная нам станция Балабое! – Это Серёга торжественно возвещает о приближении к намеченной цели. О ней мы ему рассказали, естественно. – Витёк, видишь вон там три длинных синих навеса?

– Три длинных синих навеса вижу. Это опасность? Угроза какая-то?! Какие мои действия?!

– Да ты чё вообще? Ты ж говорил, нас никто не видит.

– Конечно же, не видит. Хых… Мой позор! Однажды, давным-давно, долго ли коротко ли, в незапамятные стародавние времена занесло меня на не благословенную и не дружественную планету Стырь. И оказалось, что коварные стыряне могут видеть наши корабли во всех возможных диапазонах. Кто бы мог такое подумать! И вот именно почти так же выглядели там замаскированные позиции планетарных батарей противокосмической обороны. Как они врезали прямо в днище стриттера! Пробить-то не смогли, но отбросили так, что простак еле-еле-еле справился. Было очень-очень-очень неприятно кувыркаться.

– Какой ещё простак? Ты не один был, что ли?
– Простак — это пространственный стабилизатор корабля. Сокращённо.
– А-а… О! А чё у тебя уши позеленели? Заболел?!
– Это у них признак сильного испуга, – авторитетно говорю я. И тут же вопрошаю:
– А хых что такое?
– Сильная досада, расстройство.
– Интересно как! Значит, смотри, мых знаю, хых теперь знаю, а кроме этого, что ещё есть в том же духе?

– Да много чего, – успокоено сообщает Витёк, уши которого из тёмно-зелёных становятся сначала бледно-салатовыми, а потом и вовсе приходят в норму. – Спых, вух, зах-зах-зах, дох и всё такое прочее. Так, значит, синие навесы точно не батарея планетарной защиты?

– Точно. Потому что это базар с аборигенками.
– Мыххх!

…Тарелку мы оставляем над деревьями в пристанционном сквере. Висит, никому не мешает. И, кстати, у проезжающих мимо редких машин вовсе не глохнут двигатели. А ведь должны, если верить жёлтой и прочей прессе. Вообще не наблюдается никакого воздействия стриттера на окружающую среду, людей и технику. Уличные, вечно настороженные и скандальные собаки –– и те молчат в тряпочку. Хотя их с десяток, наверное, по ближайшим окрестностям мотается. А вон лохматая симпатичная дворняжка даже в самом сквере в тенёчке дремлет. И на нашу высадку с летающего блюдца тоже никак не отреагировала. И никто не отреагировал. Женщина молодая на удобной скамейке сидит, коляску с ребёнком покачивает. В книжку уткнулась. Дед какой-то голубей кормит. А тем вообще дела нет до инопланетного вторжения –– жрать давай!

Эх, мама дорогая, нам бы хоть один такой стриттер! Мы бы моментом всех врагов научили родину любить. Нашу.