Тронные войны Часть 4-1

Феликс Довжик

Тронные войны

Часть 4-1


Гении и сальеристы

Если от нечего делать подсчитать число великих, известных, а то и просто трудоспособных математиков, упомянутых в математической энциклопедии и внесших заметный вклад в развитие науки за последние две тысячи лет, можно насчитать семь сотен фамилий. С учетом ошибок подсчета и пропусков в энциклопедии пусть их будет тысяча. Подсчитаем их с доблестными помощниками. У каждого великого или известного редко больше трех соавторов. Он же серьезным делом занят, а не производством макулатуры.

 Это не у великих, но административно-почитаемых десятки и даже сотни сотрудников, работающие на его никому не нужный список трудов. Великим блошиная суета не нужна, они и без надуманных гор мусора заметны на фоне истории своей отрасли. Каждый из них создатель нового направления в математике или существенный продолжатель начатого другими, а иногда и то, и другое сразу.

Что же получается? Четыре тысячи человек раскатали всю математику от Евклида и Архимеда до наших дней и наполнили ее своими идеями, а все остальные кормились щедрыми плодами их труда. В этом не было бы ничего плохого, если бы не одно «но».

Сколько было за это время всех математиков? Сказать 400 миллионов – выглядит перебором и не докажешь. Уменьшим в сто раз. Четыре миллиона с учетом всех выпускников средневековых и современных вузов выглядит вполне реально. Вероятно, и в физике подобная картина – с чего бы ей быть другой? И в любой иной отрасли знаний.

Снова поставим вопрос – что же получается? На одного сотни, если не тысячи современников. Представим себе теперь давление на знаменитого или великого, на Галилея, например, на Ньютона, на Эйнштейна. На каждого по сотне завистников, среди которых десятки талантливо-злобных и несколько штук гениальных в подлости.

Если это представить, невольно согласишься с Пушкиным. Следственные органы до сих пор не доказали прямого участия Сальери в пищевых пристрастиях Моцарта. Но если посчитать Сальери условного, некоего сальериста, то ничего тут необычного нет. Пушкин знал, о чем писал. Ему, как немногим, досталось от них совсем уж по высшей мере.

Представьте десятки откормленных злобных завистников. У них из-под пера ни одной сочной строчки, из-под извилин, кроме интриг, ни одной дельной мысли, а у этого замухрышки – строчки и мысли льются бурным потоком. Кто из завистливых в состоянии это терпеть? «Эта смуглорожая обезьяна об нас, бело … – белопузых, ноги обтерла!!!». И как им возразить, если по их завистливой сути это действительно так.


Феномен футбола
В жизни – как в футболе. На поле в поте лица и тела за мячом носятся одни, а все удовольствия от этого хотят получать другие и очень злятся, когда бегающие по полю не оправдывают их надежд.
Вот так иные активисты хотят, чтобы страна во всем была впереди планеты всей, но, чтобы необходимая для этого работа выполнялась без них, а все блага от первенства в первую очередь перепадали им, – они же к этому активно призывали.


Старообрядцы политики

О фанатичных представителях старообрядческой политики за их спиной даже приближенные к власти говорят: «Дураки, но дураки полезные».
Данные фанатики яростно требуют от государства восстановления утраченной юности времен их первого поцелуя.
Никакой новой утвари современной общественной кухни представители данной спецгруппы не признают.
 
Свою идеологическую похлебку они варят в курной избе в старинной печи без трубы – с дымом через дверь, окна и щели. Продукт не моют, пену с отвара не снимают, поэтому пищу едят со всеми канцерогенами, усугубляя свое психическое самоотравление.
Конечно, заманчиво вернуться в свою успешную молодость, но общественная жизнь не всегда идет на попятную. Однако, раз им хочется, им этого не докажешь. Им дай – и всё.


В потоке стаи

Иногда в переломные моменты истории человек, до этих событий малозаметный, начинает проявлять сумасшедшую активность в защите уходящего. Не глубина предвидения им движет, а обыкновенная боязнь, что к новому он не сможет приспособиться, и его вышвырнут на отвальную обочину.

 Он начинает громко протестовать и с изумлением замечает, что он не одинок, его слышат и поддерживают еще более трусливые – те осторожные, кто опасается громко выражать собственное мнение, и те, кто не способен на самостоятельное возмущение.

 Он вдруг оказывается вожаком некоторой стаи, у него отрастают крылышки, а дальше инерция, разбуженная ловкость и некоторый опыт позволяют ему держаться на виду. Но, как только со временем стая рассыпается, сбываются то, чего он опасался.

Он так и не вписался в современную жизнь и потерял больше того, что представлялось ему вначале. Предавшие его малоактивные сторонники как-то приспособились и не так трагично воспринимают произошедшее, а он уже даже на фоне их самый заметный сдутый шар.


Приключение мысли

Мысли приходят и уходят, но чаще обходят стороной.

Чтобы хорошая мысль созрела, надо уметь выращивать добротный урожай.

Мысль пришла, постучала в дверь, но ей не открыли.

Хорошая мысль от любой берёт что-то полезное, а плохая – хорошую не видит.

Мысли приходят к тем, кто учится, а кто доволен собой, тем мысли не нужны.

Мысли бывают разные, но редко толковые.

Мысли не следует дарить – из каждой состряпают четыре в свой карман.

Нельзя разбазаривать мысли, если в голове не оставлены копии.

Иногда мысль не приживается у автора, но хорошо плодоносит в чужой голове.


Дважды два
Вода и муть не в ступе толчется, а в собственных опасениях.

Наука движется вперед, но не все ученые за нею поспевают.

Желание быть гениальным ведет к противоположному.

Лучше быть, чем желать.


Прямое свидетельство
Марксова проблема объединения пролетариев оказалась решена в ближайшей подворотне возле магазина.


Самая распространенная профессия

Самая распространенная профессия, она же самая древняя, имеет много разновидностей.
Перечислим основные: проституция сексуальная, политическая, интеллектуальная, служебная, бытовая, семейная.
Любая из этих разновидностей – это использование своих способностей не для работы и любви, а для продажи ради максимального для данной персоны заработка.
Сексуальная проституция из всех разновидностей самая честная. За заранее оговоренное вознаграждение получены заранее оговоренные услуги – и всё. И разошлись.

О политической проституции тоже говорить особо нечего. Она в крови этой профессии, один из краеугольных камней наряду с ложью и предательством. На том стояла и стоять будет эта сфера человеческой деятельности.
Слишком заманчивы пироги, слишком дороги призы – власть, слава, благосостояние, возможности. У кого голова не закружится от предвкушения? Чем ради этого не пожертвуешь? И душу отдашь ради соблазна, и честь, и остальные мелочи.

Интеллектуальную проституцию лучше всего рассмотреть на конкретном примере.
Человек кончает физфак и уходит в церковные функционеры. То ли в физике ничего не понял, то ли, наоборот, хорошо понял, что в физике он не получит столько, сколько заработает на ином поприще.
Надо быть наивным дураком, чтобы поверить, что он, успешно сдавший все экзамены по всем разделам физики, включая ядерную, верит в божественное сотворение мира.

 А вот в том, что язык у него удачно подвешен, и он способен транслировать пастве церковные догмы с лукавой улыбкой над слабостью человеческой, набивая доходами заплечную сумку, сомнений быть не может.
Цель его жизни достигнута. Чего хотел, то получил. Как и в результате чего, это второстепенно. Убедительную версию для наивных он придумать способен. А суть в другом. Махать кадилом – не в физике делать открытия или хотя бы заниматься работой, достойной этой науки.

Служебная проституция. Подхалимаж, донос, интриги, разнос сплетен, хвала вышесидящему, – разве это не проституция? Разве это честный заработок, а не торговля собой ради выгоды?
Похожая проституция – бытовая: поведение и поступки перед состоятельными людьми или людьми с положением их друзей, соседей и знакомых.

Наконец, семейная проституция, когда союз основан на корысти, на стремлении сколотить состояние за счет успешного партнера.
Канареечная дамочка доит мужа, папика, спонсора, а, озолотившись, сама становится дойной теткой сладкого юноши, а он в свое время меняет обобранную тетку на свежую молодку и превращается в мужа, папика, спонсора следующей канареечной дамочки. Круговорот профессии на марше.


Зеркальное изображение

Описание человека выглядит кисло, если оно из одних достоинств.

В любом из нас много занозистого, если нас препарировать.

Ненависть хорошо помогает исказить портрет любого человека.

Чем больше предвзятости в описании, тем скучней картина.

В ангельском изображении, всегда заметны слащавые краски.


Подлинник и копия

Любая копия диктатора – подлинник во весь размах.

Политическое поклонение – дело выгоды.

Крикливый патриотизм – крик защиты подкожных интересов.

Для единовластия всё изобретено, но не всё прочно лепится к эпохе.

У каждого диктатора – система, а у него перенимают фрагменты.

Любая диктатура ведет к растоптанному прошлому.


Эффект кнута

Едой не каждую лошадь вдохновишь. Иногда плеть служит стимулом труда.

Хорошо живут там, где никому не позволяют разжигать свой аппетит.

Волшебных государств не бывает – волшебство в головах, но не у всех.


Божий суд и своя совесть

Если кто-то опирается на бога, вреда нет и богу не обуза, но своя голова надежнее. Не надо ждать божественной подсказки в общей очереди.

Если своя совесть не судья себе, чужая не стабилизатор на скользкой дороге.

Если регулярно каяться, покаяние становится ритуалом перед очередным запоем.

Смысл терзаний не в том, чтобы судить себя за скверные поступки, а в том, чтобы их не совершать.


Решенный вопрос
С кем мастера культуры – всегда вопрос, с кем мастера кошелька вопрос не возникает.


Две системы

Система – отнять и поделить – ни к чему хорошему не приводит. У тружеников отпадает желание производить, а большинство растет с требованием «дай и обеспечь».
Система, когда всё на подъем экономики, растит тружеников, но она неудобна – много умников, а за ними глаз да глаз нужен.

Хорошо бы подъём без неудобств, но с этим пробуксовка. Перековать бы законы развития, так таких кузнецов с огнём не сыщешь. Ломоносов Михайло виноват. Придумал же: «Где присовокупится, так убудет в другом». Неудобно же – лазеек нет. И как быть?


Проблемы и недуги совести

Совесть – контролёр поведения, у некоторых – управляемый и регулируемый. Кому что необходимо. Тут уж ничего не поделаешь, каждый по себе это знает.
Невроз совести – преодолимая болезнь, а атрофия – патология, неизлечимая.


Судейское распутье
Судьи всегда на распутье – кому служить? Звонку – обязательно, иначе в ушах зазвенит, семейному бюджету – заманчиво, закону – благодарности нет.


Продукт неосторожности
Упрек бросить можно, но надо знать кому, иначе он возвратится тяжелым возражением.


Случайные вскрики

– Я ради детей ремня им не пожалею.

– Если обуздал удачу, пришпоривай к следующей – она ждать не будет.

– От жизни попадает, иногда перепадает, а чаще всего она на нас ноль внимания.


На скотном дворе

Тяжелее всего баранам объяснять, кто они.

Пастух всегда без компаса, но с плетью.

Глупость ума не требует.

Когда нет царя в голове, то и в душе пусто.

Пастух иногда шутит, а дворовые всегда всерьез.

Не так страшны недоучки, как те, кто не тому научились.


Законы быта
Кому – хвала, кому – плоды.

Дальность полета – от силы пинка.

Порядочные люди порядочная редкость.


Почему так?
На телеэкране поединок оппозиционера и защитника власти. Оппозиционер открыто смотрит в глаза противника, в камеру, в глаза зрителей, а защитник власти избегает смотреть и в камеру, и в лица зрителей, и в глаза оппозиционера. Странно, да?


Поправки к известному
Чует кошка, за чей счет масленица.

Нет ничего тайного, что не вышло бы боком.


И такое случается
Если думать – придумаешь. Если не думать, придумаешь больше, но другого.


Обеденные наблюдения
Лучше меньше думать, чем меньше есть. От обильных мыслей не поправишься, а от обильной еды не похудеешь.


Разные уровни
Народ зависит от власти, поэтому почитает её, а власть стремится быть на высоте, поэтому смотрит свысока.


Истоки сгорания
Понимание истории человечества помогает разумно оценивать себя, но не каждый знаком с историей и не каждый способен с ней согласиться. Своя желаемая исключительность искажает пейзаж. На этом горят многие.


Рецензии