Сашка. Роман. 26-30

                26
               
В вестибюле Одинцова, держа в руке газету, поглядывала на лестницу. Увидев приближающегося моряка, высказала:
          - Товарищ, надо поторопиться.
Василий смущённо извинился за задержку. Молодые люди зашагали быстро по тротуару. Падал снег, но тут же он таял, рисуя на асфальте лужицы. Василий шёл сзади девушки. Чувствуя на себе его взгляд, она остановилась.
- Идите рядом, - с обидой высказала.
- Но мой вид…- смущённо ответил он, показав на бушлат. На его щеках нарисовались алые пятна.
«Как мальчик, застенчивый, - подумала она.- Таким был и мой Митя, только этот энергичней». Василий смотрел поверх её головы.
- Идите  рядом, а об одежде нечего думать, это  поправим.
- А куда мы?- спросил  Василий.
- До остановки, а потом совсем недалеко проедем.
- Если недалеко, может, пешком? - хорошая погода,- предложил Василий.
- Что ж, пошли,- ответила она.  И добавила вполголоса: - Неправильно в дом вести незнакомого мужчину, но ведь это служебное дело...
- Зоя Дмитриевна,- спросил Василий.- У вас, по-моему, изменилось настроение, может, я что-то ляпнул?
- Причём это... – сказала она, вздохнув.-  Впрочем, скажу: прошёл год, как муж мой погиб, Дмитрий. Был капитаном. Я сейчас вспомнила его...- Она умолкла, опустив голову.
Василий неловко спросил:
- Вы одна живёте?
- Если вы о мужчине, - сказала она просто, - одна, впрочем, с родителями; старики хорошие, сейчас вы    их увидите.
Они подошли к деревянному двухэтажному дому. Узкая лестница с резными перилами вела на второй этаж. Они поднялись по ней. Открыла на стук дверь  симпатичная женщина. «Мать» - подумал Василий.
- Здравствуйте!- поздоровавшись, он вытер  ботинки о половик у порога.
- Здравствуйте, - проговорила женщина, кивнув головой и покосившись на потрёпанную одежду моряка.
«На дочку похожа» - подумал Василий. И   вспомнил о матери: «Интересно, какой стала…- А эти как близнецы, только мать солиднее».
          - Проходите,  не стесняйтесь, – грудной голос, как у дочери.
          Василий прошёл за ней в кухню и сел на придвинутый стул.
- Можно спросить вас  - откуда вы родом?- нарушила молчание хозяйка.
- Из Сибири, - ответил Василий.
- Сибиряк! – изумилась женщина.
«Скорей бы дочка пришла» - подумал Василий.
- И семья есть?- не давала ему передышки женщина.
- Есть.
- Это хорошо, и сколько же у вас детей?
- Нисколько,- отвечал, засмеявшись, Василий.- Не успел ещё жениться: до войны учился, а потом фронт. Семья – это родные.
- Дело молодое,  случается, и на войне женятся.
- Признаться, не было ещё мысли такой.
Показалась дочь, за ней - мужчина, малого роста, пожилой, но подвижный; пронзительные глаза его скользнули по фигуре моряка; клиновидная бородка  придавала ему вид строгий, но толстые губы говорили о добром характере.
- Дмитрий Архипович,- представился мужчина и подал руку.
- А мы не познакомились! - воскликнула, спохватившись, женщина и протянула моряку руку.- Клавдия Нестеровна.
- Василий Рязанцев,- представился моряк, пожав тёплую ладонь.
- Это товарищ с погибшего корабля, он будет работать в горкоме, а нам нужно его переодеть, - дополнила дочка знакомство. Клавдия Нестеровна жалостливо глянула на Василия.
- С погибшего? Как же это случилось?- полюбопытствовал Дмитрий Архипович.
- Тяжёлая история, а коротко: наш корабль  немцы торпедировали, а потом троих катер спас.
- Интересно…- проговорил Дмитрий Архипович, подвигая табурет ближе к Василию.
- Извини, папа,- встряла дочь, - нет времени, надо  подкрепиться, привести Василия в порядок, и    отправимся сразу же в горком. На курсы записаться нужно сегодня.
- Можете помыться там,- вступила в права хозяйки Клавдия Нестеровна, и показала пальцем на дверь ванной.
- Не беспокойтесь, спасибо…- полон смущения, поблагодарил Василий.
Зоя Дмитриевна вышла в другую комнату, но вернулась и подтолкнула Василия к ванной, куда подходил её отец, с парою белья, брюками и кителем; одежда висела на плечиках.
- Возьми,- предложил он по-отечески. - Вроде  по росту. Это бывшего зятя. Мы им гордились.
Зоя Дмитриевна опустила голову, но сразу же е1 подняла и посмотрела на моряка, как бы подтвердив: «Бери…» Василий, смущаясь, принял одежду из рук Дмитрия Архиповича.  Тот, кивнув головой, оставил  у ванной молодых.
- Зоя Дмитриевна, зачем? – всё новое...
- Надевайте. Только как же с погонами быть?
- Снять бы...
- Быстрей мойтесь, - сказала она, прикусывая зубками нижнюю губу. Ушла, взяв китель.
«Замужем была... А я не вспомню, чтобы мне  девушки нравились вот так,- подумал он, оставшись один в ванной.- Кстати, а чего ухаживают за мной? Может, мужа очередного? Тьфу, дурак! – ко мне по-человечески, а я о гадостях... Но она ласково на меня глянула. Тьфу ты, опять…».

                27

Солнце лило лучи на сугробы, возвышающиеся на берегу реки. На берегу ни кустика. Зато за рекой, словно легла тень, виднелась тайга.      
Из двухэтажного дома вышел мальчик, в фуфайке взрослого человека – полы её доставали до земли, а на ботинки нависли женские рейтузы. Малыш попытался поднять сползающую на нос шапку, но понял бесполезность усилий и оставил шапку в покое - то есть, на носу, зато задрал голову, чтобы что-то видеть. Из соседней двери этого же здания вышел другой мальчик. Увидев Сашку, а это был он, подошёл и спросил:
- Ты тоже из Дома отдыха?
- А где он?- спросил Сашка.
- Вот он, не видишь?- с ухмылкой сказал мальчик, показав на окно второго этажа, занавешенного  розовым.
- Н-е, я отсюда,- отвечал Сашка, показав в сторону первого этажа.
- Отсюда?- удивился мальчик.- Так это ты, брошенный, который у тёти Полины гостит?
- Сам брошенный,- обиженно ответил Сашка.
- Чё ты… Хочешь дружить?
- Хочу, тебя как звать?
- Костя.  А тебя?
- Саня.
- Саня, пошли в гости?
- Потом... Я схожу за дровами.
Он поправил шапку и зашагал к дому.
Найдя в сенях топор, приподнял его, но уронил. Полина открыла дверь.
- Что делаешь?- окликнула.
Сашка промолчал. «Берёт санки»,- решила Полина. А малый, сопя, засунул топор за пояс. «Дров нарублю, домой беремя принесу» - подумал.  Прошмыгнув за дверь, он осмотрелся и потопал к реке. Добравшись по снегу до льда, ступил на него и, скользя, направился в сторону противоположного берега. Местами на льду виднелись проталины. Сашка обошёл одну.
Это увидела Зина. Она шла к проруби, за водой, когда обратила внимание на бродивший по реке  комочек. Ахнув и бросив ведра, она крикнула: «Саня, утонешь!». Малыш собрался ей ответить: «Не утону», но  махнул рукой и направился дальше. Из дома на крик выбежала Полина. Увидев племянника, который  обходил следующую проталину, она проголосила:
- Саша! Вернись, пара-зи-и-т!
«А-раа-зит!» - донеслось до Сашки. Он задержался у оставшейся за спиной проталины.
- Мама…- шепнула Зина, схватив судорожно за руку мать.
- Пусть идёт, молчи... – прошептала Полина.
Сашка продолжил путь. «Кричат, чтоб я больше дров нарубил, не ходить же каждый день » - подумал.
- Оденься, мама, простынешь,- плачущим голосом проговорила Зина.
- Идиот!- дрожа от ветра, выругалась Полина.- Придёт,  получит оплеуху...
- Мама, он не понимает, что нельзя, а что можно.
- Молчи, зелёная учить!- напустилась мать на дочку.- Лучше беги через мост, ещё, чего доброго,  заблудится.
А малый вошёл в лес. Задрав голову, он начал прикидывать, какое дерево начать рубить. Вокруг возвышалась чаща. «Верёвку плохо не взял. Ладно, платком завяжу»,- рассуждал. Тут почувствовал, что защипали пальцы ног. «Как тогда, замёрзли»,- подумал, вспомнив вечер, когда бабка его везла в санях. Топор тянул вбок. Он вытащил его и ткнул в дерево.  Но дерево рубиться не захотело. Тогда малый сел на пенёк, отдохнуть. «Посижу,- решил, - и начну рубить». Осмотрелся. Солнце зашло за тучу, в лесу стало темно, как вечером. «Больше не пойду один, зачем темно стало?» - захныкал. Но вспомнив, что до вечера далеко, смахнул слёзы и взялся за топор.
А в это время Зина попыталась перейти реку, но лёд стал гнуться под её ногами, и она возвратилась на берег и поспешила к мосту.

                28

Завыл студёный ветер, детвору загоняя на печи. Серый воробышек постучал клювом по окошку. Постучал, повертел крохотной головкой, будто желая  пожаловаться, что не в силах больше со стужей бороться.
- Старик, ты долбишь?- обратилась Василиса к мужу из комнаты.
- Это ветер,- скручивая дратву, откликнулся Ефим Ерёмин.
Василиса, отложив шитьё, подошла к окну.
- Воробей стучит, Витина душа прилетела…
- Чепуху не мели,- ответил, сплюнув, Ефим.- Глаза не успела продрать, а про души уже толкуешь...
- А о чём говорить?- сказала, вздохнув, Василиса, засовывая в печь дрова.       
- О живых,- пробасил Ефим.- Растили, растили, и остались совсем одни, Маша и та убралась.
- Не найдёт добра она с хулиганом,- вставила Василиса.- Чует моё сердце, не найдёт.
- Точно,- согласился Ерёмин.- Куда-нибудь затянет её и бросит. А пускай живут, как хотят, не дети, в советах не нуждаются.- Он удобнее уселся за сапожный столик.
- Не усаживайся, иди за хлебом,- прикрикнула Василиса.- Обещали привезти.
Ефим, послушавшись, снял с себя фартук. Проводив мужа, Василиса разложила выкройки и принялась шить.
В облаке морозного воздуха появилась Агафья Кирилловна.
- Я по нужде пришла,- сказала она,- не дашь   мыла? Постирать  хотела, а нечем.
- Нету, сватья, и грамма нету,- отвечала, руки разведя, Василиса.
Агафья Кирилловна, постояв, взялась за ручку двери.
- Посиди, сватьюшка, давненько не была - богатой стала?
- Нет времени,- сказала, вздохнув, Агафья Кирилловна, зайдя в комнату и присев на табурет. – А ты всё копейку зарабатываешь.
- Без дела не сижу.
- Громко стучит Зингер, а шьёт хорошо,- сказала Агафья Кирилловна, посмотрев на тёмную от времени машинку.- У меня ситчик остался, не сошьёшь   рубашку?
- Сошью, когда будет меньше заказов.
«Знаю твои отговорки»,- подумала Агафья Кирилловна.
- Ксения не пишет?- спросила Василиса.
- Нет, молчит, - отвечала, покачав головой Агафья, Кирилловна.- Забыла ребят, и нас, старых, забыла, ума  не приложу, как жить дальше, Полина отнекивается от Сашки.
В избу ввалился Ефим.
- Без хлеба?- спросила Василиса.
- С хлебцем. Объявили, что не привезут, народ  ушёл, а тут привезли, другая очередь, а я впереди,- доложил Ефим.
- Думаешь, не обкрутила его сука рыжая?- обратилась Василиса к Агафье Кирилловне.- Старый,- крикнула, - принеси контарь: узнаем, на сколько надула она тебя.
- Иди сама ищи, вечно прячешь,- отозвался старик.
Василиса вышла за дверь.
- Агафья Кирилловна, пришла просто или по делу?- спросил Ефим.
- Мыла хотела попросить, постирать нечем.
- Мыло найдём.
Ефим, кряхтя, влез на табуретку и стал шарить по полатям.
Вошла Василиса; метнув взгляд на мужа, крикнула:
- Чего потерял там, старый?
- Мыльца Кирилловне дам,- отозвался Ерёмин.
- Так нет мыла, ни  печатки.
- Как нет, а вот.
Показал кусок хозяйственного мыла.
Агафья Кирилловна, поблагодарив Ефима, ушла, с  усмешкой на губах. И лишь закрылась  дверь за ней, как Василиса подступила к мужу:
- Добрый, гляжу! Разбрасываешься, дурья башка, так и хватила бы тебя кочергой…
- Не ори,- перебил её Ефим.- Пожалела мыла... Агафья внуков наших обстирывает.
- Мать пусть обстирывает, на кого их побросала? Нет от меня им ничего,- отрезала Василиса, цепляя на крючок хлеб.- Что говорила – на сто грамм надула. Бери хлеб и топай, а то пропадёт кусок. Иди с весами.
Старик, не споря, вышел из дома.               
Навстречу ему торопился домой, прикрыв лицо варежкой, Вовка.
- Деда, здравствуй!- крикнул он, поравнявшись с Ефимом.
- Здорово!- откликнулся Ефим.- Поди, из детсада? Некому зашить – коленка голая.
- Я сейчас только порвал.
- Понятно... Ну, беги. Да заходи  - валенки подошью.
Ефим жалел внуков и старался помочь семье Рязанцевых: то даст сальца Вовке, то усадит внучат за стол, не обращая внимания на косые взгляды жены, то сунет денежки в ладошку Агафьи Кирилловны. Но редко ускользала от Василисы забота Ефима. «Довесок отдал»! - ворчала она, приметив, как внуку младшему  он сунул кусок хлеба, в который тот впился зубами.
В магазине продавщица, не споря, отрезала Ефиму  сто грамм хлеба. Когда он шёл мимо избы Рязанцевых, на крыльцо выбежал Вовка.
- Дед, сейчас зайти или посля? - крикнул.
- Хоть сейчас, хоть  погодя,- ответил дед.
Вовка скрылся за дверью, но сразу выскочил в пальтишке и шапке; вместе они вошли в избу.
- Здравствуй, баба!- пропищал Вовка, глянув на  Василису.
- Здоров, лупастый,- добродушно отозвалась Василиса.
У Вовки, как и у Ксении, глаза большие и будто задумчивые. У печи стоял сундук; на него и забрался Вовка.
- Чего вылупился, сядь, поешь,- позвала Василиса.
Вовка посмотрел на всех, словно проснулся. Агафья Кирилловна его спрашивала в таком случае: «О чём, Вова, думаешь?». И тогда он перечислял, о чём думает. И начинался у них интересный разговор. «Наша баба добрая - подумал малый, усаживаясь за стол. – И эта бывает доброй: вкусно кормит. Только она на нас орёт и называет беспризорниками».
- Деда, а я с Сашкой беспризорники?- неожиданно спросил он.
- Какие же вы беспризорники? - отвечал Ефим.- У вас два деда.
- И две бабы,- вставил Вовка.
Ему жалко стало деда, потому что чашка стояла на середине стола и, пока старик нёс ложку ко рту дрожащей рукой, в ней мало что оставалось. Поев, Ефим сел внуку подшивать валенки. Вовка снял со  стенки гитару и стал дёргать за струны. Василиса, стуча на швейной машинке, замурлыкала под нос знакомую мелодию.

                29
 
Василий переоделся, побрился. Зоя Дмитриевна захлопала в ладоши, глянув на молодца. Он был, действительно, хорош: не просохшие каштановые волосы лежали кольцами, голубые глаза и лицо отражали молодость. Зоя Дмитриевна посмотрела на него с восхищением.
          - К лицу вам эта рубашка!- наконец сказала, и подумала:  «Красивый мальчик…»
          Выпив чай, молодые люди, спустившись по лестнице, пошли спешно по тротуару. Василий был одет в военную куртку, которая с фуражкой и белыми перчатками придавала ему вид капитана, вернувшегося из рейса. Возле двери горкома Одинцова  пожелала ему удачи в сухопутной работе:
- Смелее! Вас уже ждут.
Василий постучал в дверь. А Зоя Дмитриевна направилась в сектор учёта. В комнате у неё стоял стол, на котором находились чернильный прибор и старая печатная машинка. Ей надо было печатать, но она не могла сосредоточиться. Тогда стала перебирать бумаги и перечитывать документы. Попыталась собраться с мыслями, но у неё не получалось, так как представляла, как он тонул в море. И ей страшно стало при мысли, что спасся он только чудом. И подумала, что ей, оказывается, важна их встреча. Почему? Отложив дела, она направилась к выходу.

          Василий шёл по коридору в умиротворённом состоянии. Ещё бы: он выжил в море, а теперь появилась возможность набраться сил, послужив на берегу, а ещё он встретил милую женщину, о которой, кажется,  всегда мечтал. В кармане его куртки лежала записка с адресом общежития. Он вышел на воздух, в лицо ему пахнул тёплый ветер, слышно было, как капли, падая с крыши, шлёпают по тротуару, вверху сияли звёзды. Василий повторил вслух адрес общежития: «Севастопольская, 27». По обеим сторонам крыльца стояли металлические скамьи. На одной из них человек под фонарём читал газету. Василий сверху спросил:
- Не подскажете, где улица Севастопольская?
- Близко,- женский голос.- Как ваши успехи?- Встала она.- Я жду вас, хочу узнать результат.
Василий воскликнул с жаром:
- Зоя Дмитриевна, а я не увидел, что это вы,  хорошо, что это вы! А то я в этом городе один.
Последнее он произнёс с восторгом, что не соответствовало смыслу сказанного. Зоя Дмитриевна заглянула в записку.
          - Севастопольская, двадцать семь. Отсюда пара кварталов. Нам по пути, могу вас проводить,- сказала просто, без кокетства, как старинному знакомому.
Молодые люди пошли, не спеша, по слабо освещённой улице.

                30

          Ветер заметно усилился, стал раскачивать ветви кустов и деревьев. Мороз укусил Сашку за щёку, и влез под фуфайку. Платок, снятый им с пояса, лежал на снегу, на него были положены мелкие веточки. Пока он собирал их, было ему не холодно, но когда сел на пень, руки и ноги защипало. «Жаль, нет спичек, я бы костёр разжёг»,- подумал Сашка. Закинув, как взрослый дровосек, вязанку на спину, он пошёл к реке, ступил на лёд и, минуя проталины, подался к заснеженному берегу. Трудно дался ему подъём по белой крутизне. Но вот и пекарня. В окне отчётливо увидел кулак. «Это понарошку,- подумал он,- я ведь молодец: несу дров». Он вошёл в избу.
          - Вот и я – на зиму дровец заготовил!- громко проговорил.
         Посредине комнаты, бока подперев руками, стояла  Полина.
          - Явился, паразит! -  закричала она.
         Малому стало обидно, что тётя Поля кричит.  Он брови нахмурил, зашмыгал носом и, со слёзками на глазах, проговорил:
          - Я за дровами ходил, а ты ругаешься.
          - Тебя не ругать, убить мало!- продолжала кричать Полина, расстёгивая пуговицы на фуфайке мальчика.
Повесив на гвоздик фуфайку, она выскочила в сени, чтоб вышвырнуть его прутики.
- А где топор?- раздался крик. В горле у Сашки пересохло: он вспомнил, что топор оставил в лесу.
Полина влетела в избу:
- Убью, змеёныш: топор последний унёс!- крикнула она и шлёпнула Сашку по спине:
- Замолчи!
Малыш с трудом сдержал плач, робко поглядывая на тётку, и стал стаскивать с ноги ботинок. Длинный Зинкин чулок слез у него с ноги, потому что не оказалось на ноге резинки. Полина посмотрела на него и снова подпёрла бока руками.
- И резинки тоже посеял, ну паршивец… Навязался, завтра к бабке уведу!
         Послышался за дверью шум, вошла  Зина.
         - Явился!- отдышавшись, она обняла Сашку.
         На щеках малыша блестели слёзы; он прижался к сестре, его тельце мелко дрожало. Зина осуждающе посмотрела на мать, которая повязывала платок перед зеркалом.
- Он же ничего плохого не сделал, -  возмущённо обронила Зина.
- Не сделал?-  в свою очередь возмутилась Полина.- Топор посеял, резинки посеял, сам мог утонуть!- стала она загибать пальцы.
- Я топор домой принесла, - кивнула Зина на дверь.
         Малыш перестал хныкать и, покосившись на  тётку, протянул:
- Топор нашли, резинки тоже найдём, а ты ругаешься, - сказал он, уткнувшись сестре в коленки.
- Не плачь, Саша, и охота плакать? - проговорила Зина, когда Полина удалилась.
- Ты не знаешь, почему я плачу,- ответил малыш, вытирая  грязной  ладонью щёки.- Она уведёт меня домой...
         - Не уведёт: у неё случилась недостача, ей не до тебя,- серьёзно, как взрослому, объяснила Зина. Малыш понимающе кивнул головой.
 
Полина Семёновна проторговалась.
         « Столько лет в торговле, -  толковали местные женщины,- а не научилась торговать.- Где видано, чтоб  продавец без хлеба сам остался?»
- Без хлеба осталась,- пожаловалась Полина  старухе, -  за месяц  карточки отдала.
- Что же так плохо торговала, Полина Семёновна?- подзадорила её старушка, принимая с весов хлеб.
- Не могу иначе,- ответила Полина.- Если недовешу хоть грамм, то после мучаюсь, думаю, у человека  дети дома остались голодные, а я обманула его.
         Много было разговоров в магазине меж сердобольных тёток. Семья Полинина постилась. Но потом случилось необычное событие: из пришедших за хлебом жителей посёлка довесок не взял никто. Полина растерялась, увидев на прилавке гору из кусков.
- Мама, неужели этот хлеб весь наш?- спросила Зина.
А у Полины перехватило горло, она лишь закивала.
- Много как!- восхитилась Зина.- Куда столько  девать?
         - Как куда, есть будем!- вскричал Сашка и, взяв большой кусок, впился в него зубами.
         - Кушайте, милые!- сказала Полина, не сдерживая слёз. «Какие добрые у нас люди!»- подумала.
        Вечер прошёл за тёплым разговором. А на другой день Полина собралась к матери: от неё принесли письмо со следами слёз. «Пишу и плачу,-  писала мать.- Денег нет, есть нечего, старик не помогает, Анюта голодная на работе. Если можешь, принеси картошки, слёзно прошу. Была капуста солёная, но утащили из сеней, кто – не знаю. За сушняком ходила, теперь на станцию пойду - уголь собирать».
        Полина дочитывала  письмо, а Сашка, внимательно слушавший, захныкал и проговорил:
- Пойду к бабе, дровишек принесу.
- Молчи, помощник!- прикрикнула на него Полина.- Живи здесь.
- Пойду!- настаивал  малый.- Там Аня, Вова, пойду.
- Раз  хочешь, пошли,- согласилась Полина.
- Не бери его, мама,- шепнула Зина на ухо ей.- Идти далеко. Пусть здесь живёт, сам же хотел.
Полина посмотрела на Сашку, а тот уже натянул на ногу ботиночек; тогда она махнула рукой и  начала накладывать в мешок картошку. Сашка спросил:
- Мы бабе и хлебца отнесём?
- Конечно, - улыбнулась  Полина.
- А мы по дороге или по линии с тобой пойдём?- не отступал  Сашка.
- Отвяжись, худая жисть!- отмахнулась Полина.
Сборы закончились. За дверь выкатился тепло укутанный малыш, следом  Полина Семёновна. Холод, что был ночью, отступил, стало заметно теплее. Утоптанный снег подтаял, ноги малыша скользили, и он часто падал.
- И что,- Полина посмотрела на Сашку,- идти не можешь? Горюшко моё.
         Взяв мешок в руку, она подставила  малышу спину и, кряхтя, потащилась по насыпи, надеясь, что по шпалам полегче будет идти. Мимо потянулись массивы леса. Стало темнеть. Над горизонтом появились ясные звёзды.
         - Идти далеко?- спросил Сашка.- Идём, идём, а домов нет, так и устанем. Давай дров соберём - вон их сколь.
Полина засмеялась:
- Сам на загривке, а ещё хочешь дров прихватить.
Наконец показались огни домов. Полина остановилась, чтобы перевести дух:
- Скоро дойдём.
Она встряхнулась и пошла быстрей. А Сашка  залюбовался огнями, которые сияли и сливались в полосы.