132

- Теперь уж до послезавтра, - прощалась Глафира Никитична с Климом Васильевичем и Афанасием Петровичем.

- Да, моя дорогая, - жених наклонился к руке. - Вот и приблизился мой самый счастливый день.

Коляска покатила, и помещица долго задумчиво смотрела вслед.

Не только её взволновала находка на лесном озере, помещики тоже встрепенулись. Хоть и виду не показывают, а всё же затуманились. Она-то видит, что переживают. Интересуются тиарой.

А дело завертелось нешуточное. Аганов на следующий день повёз находку в город, в полицейскую канцелярию. А оттуда, сказал, отправили тиару далее в Петербург, в какую-то юстиц-коллегию.

Ну пусть занимаются. Ей что за дело? Павла Петровича этим уже не вернуть, а княжна ей не интересна. Вот только вновь растревожили память о смертельно раненом муже.

Ладно, пора прошлое оставить в покое да подумать о делах насущных.
 
- Глафира Никитична, - окликнул управляющий.

- Ну, чего тебе?

- Дозвольте интересную штуковину показать.

- Показывай, - нахмурилась помещица.

- Вот, в куче навоза нашёл, - Лютый протянул грязную плеть.

- И чего ты мне её под нос суёшь?

- Не извольте беспокоиться, ручки марать, я уже всё сам обсмотрел, только доложу.

Глафира Никитична нетерпеливо ждала. Тут дел невпроворот, а этом с какой-то ерундой.

- Эта плёточка с виду обыкновенная, но дюже хитрая. Какой-то умник её сплёл для видимости. Извольте посмотреть секретик.

Лютый приложил левую руку к стене сарая, правой размахнулся и, как мог сильнее, ударил по своей ладони плетью. Раздался крепкий щелчок, рука не дрогнула.

Помещица по-прежнему ничего не понимала.

- Мне несподручно самому-то. Тут вот какая штука - серёдка почти не бьёт. Только самый кончик. Во, на моей руке даже следа не осталось.

Глафира начала понимать.

- Когда ты, говоришь, нашёл?

- Вчера днём. У нас во дворе. Присыпана была сверху. Мужики разгребали навоз, а я рядом стоял. Увидел. Думаю, за какой такой надобностью в куче плеть лежит? А за такой надобностью, что кто-то пытался здесь скрыть своё злодейство.

Помещица задумалась.

- Боле пока никому не говори. Вечером соберёшь дворню.

- Понял. Сделаю.

Губы Глафиры Никитичны сжались в ниточку. Кругом мошенники и пройдохи. Враги. Нельзя никому доверять. Того и гляди в своей же постели удушат. Перестала спать. Мало ей кошмаров по ночам, теперь думай, кто нож в спину днём воткнёт.

Вчера доложили, что видели цыганку. Бегает. Вызвала к себе.

Пришла. Живая и невредимая. Глафира Никитична удивилась, подумала, как на собаке зажило всё. А тут, оказывается, и заживать нечему было.

Выглянула в окно... Стоят голубки. Над ней насмехаются...


- Не серчай на меня, Еринушка, дураком был - тебя обидел тогда.

Ерина нахмурилась. Даже сейчас воспоминания сердили. Но взглянула на повинную головушку Андрея, а потом заглянула в его глаза голубые...

- Ишь ты какой, - держалась из последних сил.

Но на губах уже играла лёгкая улыбка, а щёки покраснели от чего-то другого, приятного и немного стыдного. Как-то уж очень пристально смотрел на неё Андрей. Захотелось спрятать лицо в ладони. Совсем как Дуняша.


Помещица отвернулась. До вечера это дело подождёт. Теперь же предстоит другое. Трудное.

Позвонила в колокольчик.

- Коляску подать через полчаса, - велела девке. - Поеду с Перепёлкой.

- Хорошо, барыня, сейчас скажу, - поклонилась она.

Глафира Никитична вздохнула.
Давно не видела Несупу. Много лет. И мысли унеслись в прошлое. Такое далёкое, что иногда казалось, что это было не с ней.