Не комильфо - Так не должно. Часть II Глава III

III
          
           Евгений Петрович снова взял было газету, но тут же отложил.
           – Что-то здесь не так. – проговорил вслух, и встав, вышел на кухню. Достал уже вполне охлаждённые две бутылки пива и медленно, опасаясь за пену, перелил их в пивной бокал.
           – “Да, оказывается, совсем я не знал свою Аннушку.” – Он отглотнул пару глотков пива. Она досталась ему в наследство от брата. – “Хорошая была девчонка. Отличалась от своих сверстниц с мальства. И Зоя тоже к ней привязалась.” – Своих детей им Бог не’ дал. Так она стала ему дочерью. Наверное родному ребёнку он столько внимания не отдал бы, будучи служивым, а у неё случились несчастья одно за другим – потеряла раньше мать, а потом и отца. Главное, со временем поняла, что дочь-то она приёмная. Брат Александр, в быту Шурик или Шура, был старше его на два года. Но в памяти юности Евгения Петровича осталась дразнилка тех лет в их адрес: жених и невеста – тили-тили тесто, когда его видели дворовые ребятишки с совсем молоденькой Софой.
           – “Она нравилась маме, а отец сказал – она ему не пара.  Молода ещё, да и влюблена в молодого Кравчинского. Где они, а где мы.”
           Ни с того, ни с сего, Кравчинский уехал в Москву, Шурик стал Софию, можно сказать, преследовать. Даже когда узнал о её беременности. Поругался с родителями, грозился уйти из дома, если не перестанут посягать на его личную жизнь. Он тогда уже начал работать анестезиологом в родильном отделении. И когда у Софи началось всё раньше времени, присутствовал при родах. Девочка родилась здоровенькой, а вот мама... Её не смогли реанимировать.
           Шурка с помощью друзей сумел сделать задним числом заявление в загсе. В конечном итоге ему оформили с помощью больницы отцовство. В те годы это было сделать нетрудно. Драконовских законов ещё не придумали. В память о своей возлюбленной он оставил выбранное ею имя для дочери, оставив фамилию своей любимой. Как он договорился с её родственниками, никто ничего не знал. А через десять лет погиб на подлодке, которая не смогла всплыть. Их отсек с пробоиной был задраен. Несчастный случай.
           Все подробности связанные с его Аннушкой и братом зачем-то всплыли в памяти отставного полковника. Эта его вторая, запретная для посторонних ушей часть  жизни, и никто не имел права в неё вмешиваться. Скорее всего настроение и отношение к обязанностям по службе, потому и имели налёт неустроенности внутреннего мира Евгения Петровича, а заодно и отношения офицеров к нему в дивизионе. Безусловно, осознавая ущербность этого факта, он ничего не мог с собой поделать.
           И вот она расплата, за свои прегрешения перед собственной душой. Пока был жив его действительно самый дорогой на земле человек Зося, он не был таким угловато злым по жизни. И появление Анны в его семье на некоторое время сняло пелену нетерпимости по отношению к своей внутренней нервозности. Как в наказание, она выходит замуж по странному стечению обстоятельств за сына своей первой любви. Истинно какое-то надругательство над внутренним миром.
           А теперь ещё и Лоевский. Старшину выгоняют из Ленинграда в ссылку в Кронштадт явно не просто так, за какие-то прегрешения, а новый командир Аскерко, заслуженный командир флота, меньше чем через месяц делает его секретарём партийного бюро. Значит есть за что. Дивизионный штурман доверяет ему в ремонте и обслуживании штурманского оборудования всех подлодок дивизиона больше, чем специалистам из плавсредств, ответственных за боевую готовность кораблей.
           – “Что я просмотрел? Почему так к нему относился? Каждый раз объявлял ему трое суток без берега, в принципе, первое время чисто механически, только согласно правилам устава. А потом стало поперёк горла, что я не мог посадить Лоевского на гауптвахту из-за этих старших офицеров. В принципе, они были по своему правы, но моё самолюбие было ущемлено. А перед демобилизацией и вовсе пожалел, что этот партиец не в моих друзьях. Даже непробиваемый майор Малинка, начальник гауптвахты, гроза всех военных в увольнении или отпуске, с ним был в друзьях и доверил на время своего отсутствия управлять ею, гауптвахтой, в чине старшины, второго человека после него. И вот те на. Моя Аннушка теряет голову от него же. Она не просто связана с ним коротко, она мечтала стать его женой. Большая разница в возрасте с её стороны мешала. А я ни слухом, ни духом... Остановилась в Ленинграде не столько из-за меня, сколько из-за него, будучи замужем. Надо отдать старшине должное: он не злоупотребил таким доверием. Даже эта пигалица Алёнка с неимоверным к нему доверием.”
           Он достал сигарету и закурил прямо на кухне. За окном опять вьюга. Настоящая напасть, а не февраль.
           – “И эти двое, совсем не рядовые служаки, заслуженные, меня уели. Даже стало как-то не по себе.”
          Не радужные воспоминания прервал неожиданно появившийся Лоевский.
           – Не спится, товарищ полковник? Извините за вторжение. Я тоже не могу уснуть. В голове всё время сидит Евгения Константиновна. Виноват я перед нею. Совсем мало времени с ней знаком, меньше двух месяцев, а прикипел душой. Совершенно неординарная женщина.
                Меньше всего подполковнику сейчас хотелось бы разговаривать со старшиной. Но сказать что-то невнятное в ответ нельзя. Он, затушив сигарету, встал, медленно подошёл к окну. Михаил не мог прервать его нервозность, потому просто взяв бутылку пива из холодильника, стал искать чем бы её откупорить.
           – В левом ящике возле плиты. Знал я о ней из рассказов моего старшего брата. Он был в Соню не просто влюблён. До фанатизма. А сын Евгении Константиновны ухаживал за Женей, её подружкой. Да и Софья как будто была влюблена во Владимира тоже. Там ногу сломаешь, кто в кого. Тем более, что моя патия оказалась Анны мужа мамой. Такая вот чехарда. Давно это было и многое выветрилось. Всё переплелось и должно бы кануть в вечность. Ан нет... Появился ты в облике злого духа.
           – Евгения Константиновна из старой великосветской прослойки царской России. – Перебил собеседника Михаил, не обращая никакого внимания на колкости хозяина обители, явно казался озабоченным ситуацией в доме Кравчинских. – Основное отличие тех людей на сегодняшний день от нас – умение держаться в обществе, осанка, что женщин, что мужчин. – Михаил встретился взглядом с Евгением Петровичем, не предвещавшем согласия с его точкой зрения. – Понятия чести, – продолжил он, – интеллигентность и главное качество – воистину эмоционально неторопливая, изысканная русская речь. Евгению Константиновну исключительно интересно слушать. Мы так не говорим. И это плохо. Может быть, были бы другие взаимоотношения сейчас между людьми нашего времени. Кто знает? Не были бы такими хмурыми.
           – Откуда ты появился на мою голову? Эти понятия были изъяты вместе с белогвардейской гвардией, именно чтобы русский народ начал своё становление сначала, как он считает нужным на местах по директивам сверху. Волновала только всеобщая грамотность народа, т.е. ликбез – уничтожение безграмотности. – Сергей Петрович уже не рад затеянной дискуссии. – “Этот отпрыск сродни моему Шурке. Они бы спелись.” – Кислая мина на лице изменила уже вроде находящуюся в некотором успокоении душу полковника.
           – Всеобщая грамотность не означает поднятия вверх на ступень в новую цивилизацию без изменения своего сознания... – Михаил не уловил смену настроения полковника и продолжал вещать на любимую тему. – Ладно. Это всё риторика, излишние порывы ветра в пустыне советского сообщества. А почему бы Вам не навестить Анну в Калининграде. Было бы что вспомнить с Алёнкиной бабушкой. Хорошее ведь тоже имело место. Я бы не преминул воспользоваться такой возможностью. И, как видите, Анна тоже с превеликой для себя радостью. Всё-таки пойду, постараюсь уснуть. У Вас картошка есть? Устроим себе завтра отличный завтрак. Я встаю рано. Пробегусь чуток. Спасибо за приём. Впечатление, что сейчас здесь прямо и засну, а как только мозги коснуться подушки, никак не успокаиваются.
           – Ты иди, а мне есть над чем подумать. – Евгений Петрович проводил недовольным взглядом умника. По выражению его глаз можно представить о чём он думал в данный момент. Скорее всего к евреям отношение было не в их пользу, невзирая на имеющуюся малую толику ненавистной крови.