Бесконечное дежурство

Уважаемые читатели!
Вы можете выбирать, как читать эту повесть - всю целиком или отдельными главами здесь же на портале ПРОЗА.РУ

БЕСКОНЕЧНОЕ ДЕЖУРСТВО     (16+)

(Синтетическая повесть)

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой читатель совершает экскурсию по фойе отеля, сменщик ломает ногу, а портье приходится пить тройной эспрессо


Фойе отеля, наконец, опустело. Последняя пара туристов из Иркутска забрала ключи и потащила свои здоровенные чемоданы в сторону лифтов. Коридорных Гарика и Женьку, несмотря на четыре звезды, сократили для экономии ещё в прошлом месяце, так что по вечерам гостям приходилось таскать свои чемоданы самостоятельно. Хорошо ещё, два лифта из трёх пока что работали.

«Вот и всё! Лихо я разобрался с их группой» – не без гордости подумал Альберт – у Пашки или у Ксюши они бы ещё с полчаса сидели в фойе, ожидая размещения. А вот Алиса Витальевна, пожалуй, заселила бы их ещё быстрее, зато наверняка что-нибудь напутала бы с регистрацией. Что ни говори, а я на рецепции работаю лучше всех, это факт. А то, что Ксюшку чаще вешают на доску «Лучший сотрудник месяца», так это исключительно из-за того, что Сан Саныч к ней неровно дышит. И чего он в ней нашёл, в этой серой мышке?».

Альберт подошёл к старинному трюмо, стоящему справа от стойки рецепции, и в очередной раз усмехнулся про себя странной мешаниной стилей в убранстве отеля. Интерьер отеля был декорирован знаменитым столичным дизайнером, помешанном на эклектике. Стойка рецепции из матового чёрного стекла и полированного алюминия в стиле хай-тэк, соседствовала здесь с мраморной барочной лестницей, украшенной бронзовыми светильниками в виде наяд и нереид в человеческий рост и камином в готическом стиле, бар напоминал что-то среднее между стойкой ирландского паба и раздачей в Мак-Дональдсе, а вход в ресторан был оформлен в стиле лофт. По всему холлу была в хаотичном беспорядке расставлена разномастная мебель, начиная с бордового будуарного столика в стиле Людовика XV и голубого винтажного комода с росписью и заканчивая массивными кожаными креслами в английском стиле с ушами и прозрачными пластиковыми стульями из Икеи. Зашедшему в отель с улицы могло показаться, что он попал в антикварный магазин, если бы не свисающие с потолка ультрасовременные горные велосипеды и развешанные по стенам вместо картин расписные доски для сапсёрфинга и ещё настоящие клюшки для гольфа с поддельными автографами Тайгера Вудса.

Альберт достал из внутреннего кармана пиджака расчёску, чтобы подправить пробор. Впрочем, в этом не было абсолютно никакой нужды. Даже к самому концу двадцатичетырёхчасовой смены пробор был также безупречен, как и в её начале. Да и сам Альберт выглядел вполне достойно звания портье четырехзвёздного отеля. Высокий и из-за своей отменной осанки кажущийся ещё выше и стройнее молодой мужчина со смуглым узким лицом, густыми бровями над крупными, чёрными, как маслины, чуть навыкате глазами, орлиным носом и узкими чувственными губами, казался сошедшим с рекламного плаката отеля класса люкс где-нибудь в Монте-Карло. На нём был форменный бордовый пиджак с золотыми пуговицами и вышитой на нагрудном кармане эмблемой отеля, тёмно-серые брюки и лакированные, как у артиста филармонии, чёрные туфли.

– Хорош прихорашиваться, и так хорош, хорошее некуда, – ворчливо заметил Константин Матвеевич, седовласый, но ещё крепкий коренастый мужчина пенсионного возраста в чёрном, лоснящемся от многолетней глажки костюме, уныло прохаживающийся от вращающихся дверей до входа в ресторан и обратно.

– Так говорить не культурно, – не оборачиваясь и не отрывая глаз от зеркала, ответил ему Альберт.
– Почему это ещё «не культурно»? – спросил Константин Матвеевич.

– Слишком много однокоренных слов в одном предложении. Это как масло масляное. Называется, тавтология. Культурные люди так не говорят.
– Это, выходит, ты как бы намекаешь, что я некультурный. А как же по-твоему нужно было сказать? – охранник перестал мерить шагами холл гостиницы и, прищурившись посмотрел на Альберта.

– Достаточно прихорашиваться, молодой человек. Вы и так выглядите весьма привлекательно. Вот как нужно говорить, – ответил Альберт.
– Вот ещё! Ты ещё учить меня будешь, салага! Молод ещё! – проворчал Константин Матвеевич, поигрывая ручным металлодетектором.

– Виноват, товарищ полковник! – ответил Альберт.
– Майор я, сколько тебе говорить, – проворчал охранник, для которого оказалось непросто решить, как воспринимать столь грубую лесть: как неуклюжий подхалимаж или как иезуитскую попытку задеть его самолюбие. – Хорош красоваться, Альберт. Шёл бы уже домой или где ты там со своей брюнеткой встречаешься. Или ты теперь уже не с Соней?

–   Отстал ты от жизни, Матвеич. Я думал вы, товарищ майор, по роду службы в курсе всех последних новостей. С брюнеткой Соней мы расстались ещё в прошлом месяце. А теперь у меня совсем другая девушка, которую зовут Тина. А она блондинка, правда, не натуральная. Натуральных в наших краях вообще не бывает, только в Швеции. Через четыре минуты моя смена закончится, и мы с моей длинноногой блондинкой пойдём в ночной клуб «Сирены».

– Что за имя такое? Иностранка, что ли? – спросил охранник, – ты бы поосторожнее там с иностранками.
– Вот я и говорю, отстал ты от жизни, Матвеич. Прошли те времена, когда все иностранки были шпионками. Это у тебя профессиональная деформация, всюду тебе шпионы мерещатся. К тому же, она вовсе не иностранка. Тина, чтоб ты знал – это уменьшительно-ласкательное… – Альберт на секунду замолчал, задрав шею, чтобы поправить узел галстука.

– От Скарлатины, – сострил Константин Матвеич, и сам заржал над своей шуткой.
– У тебя, Матвеич, отменное чувство юмора! – сказал Альберт, возвратившись от трюмо к стойке рецепции.
– А то! Я тебе не то, что ты! А вот ты, Алик, пустобол!
 
– Как, говоришь? Пустобол? Это что за слово такое? – удивился Альберт, – это, вообще, приличное слово? Звучит как-то подозрительно.
– Это среднее арифметическое от слов пустомеля и балабол, – объяснил Константин Матвеич, и снова захихикал, довольный своей же шуткой. – Все знают, что от Валентины уменьшительное будет просто Валя. Была у меня в лихих девяностых одна… тоже Валентиной звали. Тоже, блондинка, и тоже, как ты выразился, ненатуральная. Эх… Валюша, Валюша. Та ещё штучка оказалась. Да уж…
 
Охранник на несколько секунд замер, наверное, погрузившись в воспоминания о бурных девяностых.
– Шёл бы ты уже домой, время двадцать один ноль-одна, смена твоя кончилась, а вот мне только в двадцать три ноль-ноль сменяться. А, кстати, где сменщик твой? – спросил Константин Матвеевич.

– А то ты Пашку нашего не знаешь! Как обычно, опаздывает, минимум минут на десять. Сейчас, небось, прибежит, высунув язык, будет оправдываться, что электричку отменили, а такси не было. Он, видите ли на электричку опоздал, а я из-за него должен свое свободное личное время тратить, – ответил Альберт, расстёгивая форменный пиджак, чтобы переодеться в коричневую кожаную куртку-бомбер.

Дверь кабинета за его спиной отворилась, и из неё вышла стройная дама из тех, кто тщательно следит за своей внешностью и умудряется в свои пятьдесят три выглядеть на сорок четыре. Она была одета в деловой тёмно-серый пиджак, чёрную юбку чуть выше колен и туфли на шпильках. В ушах у неё поблескивали рубиновые серьги какого-то новомодного дизайна.
 
– Ну что, Альберт, группу из Иркутска расселил? – спросила она у портье, – на триста восемнадцатый номер не жаловались?
– Расселил, без проблем. Я в триста восемнадцатый двух мужиков поселил, они и не заметят, что у них горячей воды нет и душ брызгается. Они уже и так тёпленькие приехали, а сейчас в ресторане добавят, так что им душ может вообще не понадобиться. Разве что, утром, – усмехаясь, сказал Альберт.

– Молодец, Алик! – похвалила его дама, – правильно сделал, что триста восемнадцатый нашим отдал, сибирякам. Они у нас народ закалённый. А заодно и номерной фонд сэкономил. В начале двенадцатого японцы приедут, они капризные, поди им объясни, почему душ в номере неисправен, а починить нельзя, так как сантехник в запое.

– Да уж, избалованный народ эти интуристы! – с осуждением в голосе сказал Константин Матвеевич, – там у них на Западе тепличные условия. Там, наверное, такого не бывает, как у нас.
– Ой, не скажите! Я помню в Испании жила не в самом, надо сказать, дешёвом отеле, всё-таки четыре звезды. Так там у нас тоже кран сломался, – сказала Алиса Витальевна. – Позвонила на рецепцию, попросила кого-нибудь прислать, починить. Пришёл какой-то дон Хуан, посмотрел кран, вентиль покрутил туда-сюда, башкой покачал, как китайский болванчик, сказал «маньяна» и ушёл.

– А что за «маньяна» такая? – полюбопытствовал охранник.
– Это по-ихнему, по-испански, значит «завтра». У них так принято. Что ни попроси сделать, всё «маньяна». А назавтра пришёл другой, помоложе, наверное, Хуанито, тоже кран покрутил, тоже головой покачал головой, тоже сказал «маньяна» и тоже ушёл.

– И что, так кран и не починили? – удивился охранник.
– Может, когда-нибудь и починили, не знаю. Я к тому времени уже выписалась. Бардак, он и в Африке бардак.

Дама встала за стойкой рецепции рядом с Альбертом, достала из сумочки очки в ультрамодной оправе и посмотрела на дисплей его компьютера.
– Значит так, Альберт, японцев поселишь в триста второй, триста пятый, триста шестой, триста одиннадцатый и в триста двенадцатый, – дама по очереди ткнула своим длинным пальчиком с ярким маникюром в зелёные прямоугольнички на экране, – там окна на Восток выходят, как раз в сторону их родной Японии, им будет приятно, а помойка с третьего этажа незаметна, её крыша гаража закрывает.

– Алиса Витальевна, японцев Пашка засеять будет, я ему записочку напишу, в какие номера вы велели японцев селить, а моя смена уже закончилась, – сказал Альберт.
– А где он, Пашка твой? – спросила Алиса Витальевна, и Альберту в её вопросе послышалась какая-то подковырка.
 
– Кто его знает. Опаздывает, наверное, как всегда. Сейчас прибежит, высунув язык, будет врать про электричку, – ответил Альберт.
– А вот и ошибаешься, Альберт. Тебе должно быть стыдно так плохо думать про своего товарища и коллегу! – укорила Альберта Алиса Витальевна и добавила, сделав прискорбное выражение лица, – увы, Павел сегодня не прибежит. Отбегался твой сменщик. Ногу сломал...

– Как… сломал? – спросил Альберт.
– Понятия не имею, как. Это ещё нужно умудриться сломать ногу на ровном месте всего за час до дежурства.  Вот отработаешь за него ночную смену, а утром тебя Ксюша сменит. Жаль Ольга у нас в отпуске, на курорте бока греет. Значит так… Сегодня у нас понедельник… А с вечера среды и до выходных будете с Ксюшей по очереди по две смены подряд работать, чтоб зря туда-сюда не ездить с работы домой и из дома на работу, а там я найду кого-нибудь Пашке на подмену. Он со своей ногой не раньше, чем через месяц выйдет.  А в следующий понедельник и Оля из отпуска вернётся.

– Я никак не могу сегодня в ночную, Алиса Витальевна! Меня человек ждёт! У меня сегодня на вечер важные дела намечены! – возразил молодой человек.
– Знаем мы твои дела! Которая там у тебя сегодня? Ира или Соня?
 
– Иру вспомнили! Ира полгода назад была. Я уж и забыл про неё. Соня тоже куда-то исчезла, на звонки не отвечает. У меня теперь Тина. И сегодня у нас с Тиной очень важное мероприятие.
 
– В клуб «Сирены» собрались? Сегодня же Хэллоуин. Пляски до утра, алкоголь или что похуже? – Алиса Витальевна нахмурила брови, – серьёзней нужно быть, Альберт, и ответственней. Ты ведь не в хостеле каком-нибудь работаешь. Тебе выпала честь работать лучшем отеле нашего гостеприимного города, жемчужине нашего хлебосольного края. В начале двенадцатого японская группа приедет, во втором часу ночи – голливудская звезда, в четыре утра делегация нигерийских учёных, ещё кто-нибудь не побеспокоившийся заранее номер забронировать может объявиться, а ты на танцы собрался. Надо понимать, Альберт, слово «надо».

– Что же ты, Алик, не объяснишь Алисе Витальевне, насчёт тавтологии, – ехидно дернул Альберта за рукав подошедший к нему сбоку охранник.
– Вы что-то хотели сказать, Константин Матвеевич? – недоумевающе, но строго посмотрела в его сторону Алиса Витальевна.

– Я, Алиса Витальевна, хотел отметить, что на нашу молодёжь ни в чём положиться нельзя. Один без спросу ноги ломает, у другого только танцульки на уме. А о чести нашего хлебосольного отеля никто не хочет позаботиться. Слова «надо» не понимают! Раньше, во времена нашей молодости, лозунг был: «Партия сказала: «надо», комсомол ответил: «есть»». А сейчас, что? Падение нравов, запрещённые вещества разные, компьютерные игры, нетрадиционные отношения… – сказал охранник.

– У нас с вами, Константин Матвеевич, разная молодость была, так что обобщать не следует, – Алиса Витальевна пальчиком сдвинула свои красивые очки с переносицы на кончик носа и с любопытством, будто в первый раз увидела, посмотрела на охранника. Под её взглядом он вытянулся по стойке смирно и замолчал.
 
– Я бы с удовольствием остался, Алиса Витальевна, но меня уже человек ждёт. Так что я никак не могу, – затараторил Альберт, – я уже и так в прошлый раз из-за Павла опоздал, а Тина такая, что она второй раз мне опоздания не простит.   
– Не знаю и знать не хочу, какая-такая там у тебя Тина, и простит тебя эта дурочка или не простит. Меня это не волнует. Да и тебя это волновать не должно.
– А с чего вы взяли, что она дурочка? – искренне удивился Альберт.

– А с того, что была бы она умной, не стала бы с тобой связывать. Так что тебе не стоит зря волноваться, простит она тебя или нет. Ты себе завтра другую дурочку найдёшь, я тебя знаю. А вот я, если ты наш хлебосольный, как сказал Матвеич, отель сегодня подведёшь, тебя точно не прощу. Ты же знаешь, что я, Альберт, про тебя всё знаю. Так что, если не хочешь, чтобы ещё кто-то про твои подвиги узнал, быстро марш за стойку!
 
– Алиса Витальевна, это же шантаж! ¬– пробурчал Альберт.
– А как же! – ехидно улыбаясь, согласилась Алиса Витальевна, а потом уже совсем по-другому, с нотками доброй материнской заботы, сказала:
– Надо, Альбертик, надо.
И уже по-мужски добавила:
– Кто, если не ты?

Альберт вздохнул, снова встал за стойку рецепции и под строгим взглядом Алисы Витальевны стал застегивать свой форменный бордовый пиджак. Он старательно застегнул все золотые пуговицы, но потом, спохватившись, расстегнул нижнюю. Алиса Витальевна одобрительно покачала головой.
 
– Спокойного дежурства! – кивнула она Альберту и пошла к выходу. Константин Матвеевич услужливо открыл перед ней дверь, хотя в его обязанности это не входило.
– Матвеич, прогиб засчитан, можешь расслабиться, – съязвил Альберт, когда дверь за Алисой закрылась. – Ты, видно, ещё и швейцаром хочешь устроиться, на пол ставки?

– Дурачок ты, Алик, хоть и образованный. Начальство уважать надо, без этого порядка не будет, на уважении к начальству весь миропорядок держится, – ответил охранник. Не считая нужным далее обсуждать с Альбертом устройство мирового порядка, он ушёл в дальний конец вестибюля изучать витрину сувенирного киоска, хотя и с закрытыми глазами мог бы назвать цену каждого выставленного в витрине сувенира. Экспозиция в этой витрине не менялась уже больше года и ценники тоже, потому что все цены были в американских долларах, и инфляция на них не сказывалась.

Альберт достал было из кармана свой мобильник, но заметив, что охранник уже не может его видеть, снял трубку служебного телефона. Раз уж администрация отеля заставляет его работать сверхурочно, пусть она хотя бы компенсирует вынужденные затраты на телефонную связь.
 
– Тина, привет! Слушай, тут такое дело… меня начальство припахало на всю ночь. До девяти утра… – начал Альберт, но очевидно его собеседница была не из тех, кто можно было вот так запросто взять и продинамить. Минуты две или три Альберту пришлось выслушивать, что ненатуральная блондинка о нём думает. Он слушал её, не перебивая. Впрочем, похоже, что перебить её было не только опасно, но и просто физически невозможно, а когда она закончила, ему осталось только повесить трубку.

– Матвеич прав! Она и впрямь Скарлатина какая-то! – с досадой произнёс себе под нос Альберт и вразвалочку пошёл к стойке бара в дальнем конце вестибюля. Там среди полупустых бутылок и кристально чистых бокалов, подвешенных кверху ножками, скучал чернокожий бармен Ваня.

– Налей-ка мне, Ванёк, чашечку эспрессо. Двойного. Опять ночка весёлая предстоит.
– Может, тебе тогда чего покрепче? – предложил Ваня, улыбаясь во весь рот, совсем как на рекламе отбеливающей зубной пасты.
– Можно и покрепче. Налей-ка мне тройного эспрессо.


ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой портье и бармен разыгрывают охранника, интеллект и сила вступают в противоборство, портье ставит во сне медицинский диагноз, а японцы оказываются ненастоящими


Ровно в 22:55 на смену пожилому охраннику Константину Матвеевичу пришёл относительно молодой, но уже контуженный, охранник Валерий. Они с Матвеичем зашли в свою каптёрку. Эта комнатушка по совместительству служила иногда ещё и камерой хранения, где хранились чемоданы выписавшихся гостей отеля, чей поезд на Москву уходит только в 23:42 и которые вынуждены были коротать время после чек-аута, слоняясь по набережной Худой и аллеям гостеприимного Замозжайска. Там, в каптёрке, Валера с Константином Матвеевичем провели какой-то свой таинственный ритуал передачи дежурства, с важным видом расписываясь в замусоленном журнале. Завершив ритуал, Матвеич надел свой светлый плащ и старомодную фетровую шляпу, помахал Альберту и Ване ручкой и вышел в город, на свободу. А сменивший его Валера отправился в бар к Ване выпить первую за смену чашечку американо.
Потом, пользуясь отсутствием в холле гостей, Валера по-барски расположился со своим кофе в антикварном бархатном кресле напротив выхода.

Альберт, стоящий за стойкой рецепции, участливо спросил:
– Валера, вкусный у тебя кофе? Сколько ложек сахара?
– Вкусный. Ваня у нас мастер кофе варить. Настоящий баррИстер.
– БАрристеры в Англии, только они по юридической части. А Иван у нас не бАрристер, а барИста. Ну и бармен по совместительству. Кстати, бариста по-итальянски и есть бармен, – сказал Альберт. – А сахара ты сколько положил, я тебя спрашиваю?

– Два пакетика, а что?
– А то, что Алиса Витальевна велела Ивану вести с сегодняшнего дня учёт, кто из персонала сколько кофе выпил или там чая, и кто сколько пакетиков сахара за смену употребил.
– Чего это вдруг? Зачем ей такие интимные подробности? – удивился Валера, на всякий случай поставив свою чашку на журнальный столик и отодвинув её от себя подальше.

– Как зачем? Ради экономии! Во-первых, у отеля уходит много кофе, чая и сахара. Ещё вода питьевая, тоже прямой расход. А во-вторых, кто на работе часто чаи гоняет, тот, стало быть, меньше работает. Потеря рабочего времени. Говорят, в прошлом месяце наш персонал съел целый центнер сахара. Вот она и велела барменам за всеми записывать, кто сколько чего за смену выпьет. А с главбухом они договорились за выпитое удерживать из зарплаты сотрудников.

– Как это, из зарплаты? Врёшь ты всё, не может такого быть, чтоб целый центнер! Это же целый мешок или даже два мешка. Когда это она так сказала, чтоб из зарплаты вычитывать? Мне Константин Матвеевич ничего такого не говорил, а он всё знает.

– А Матвеичу это ни к чему. Он кофе не пьёт, у него давление. Только воду, а её пока что не записывают. А не веришь мне, спроси у Ивана, – Альберт повернулся в сторону бара, свернул ладони рупором и громко прокричал:
– Ваня, скажи Валере, велела тебе Алиса записывать расход чая-кофе или нет?

– А как же! Вот, я даже тетрадку особую завёл. Тут всё про всех, даже про саму Алису, – отозвался Ваня и, достав из-под прилавка амбарную книгу, прочитал, водя пальчиком по странице:
– Нагоняева Алиса Витальевна – большой капучино с корицей – один стакан, сахар – один пакетик, печенька – одна штука; Амарантов Альберт – тройной эспрессо без сахара, одна чашка; Забойщиков Валерий – американо, одна чашка, сахар – два пакетика. Вот видишь, всё про всех записано.

– А про тебя где? – с подозрением спросил Валерий, – ты кофе не пьёшь что ли?
– Я что, по-твоему, совсем дурак, сам про себя записывать? Мне Алиса сказала, про вас записывать, я и записываю. А ты, Валерий, кофе-то свой допивай, всё равно уже записано, назад не зальёшь, придётся оплачивать.

– Ну, дожили! Со всех сторон обложили! – Валерий залпом допил свой кофе, встал и пошёл к выходу. – Это дело перекурить надо.
– Иди, покури, пока японцы не подъехали. Только учти, что Алиса велела все перекуры тоже записывать, – сказал Альберт, – но учёт перекуров она на нас, на портье, возложила.

– А перекуры-то зачем? Я же свои сигареты курю, не казенные? – удивился Валерий.
– Как зачем? Сигареты-то твои, а рабочее время чьё? То-то же! Так что извини, Валера, ставлю тебе птичку, – Альберт что-то чиркнул авторучкой на листочке бумаге, – не записать не имею права, тут же у нас камеры кругом, сам знаешь.
Охранник чертыхнулся и вышел на крыльцо отеля перекурить шокирующие печальные новости, а за его спиной Альберт с Иваном, каждый в своём конце вестибюля, сотрясались от беззвучного смеха. Ловко они разыграли доверчивого охранника!
Волшебное действие тройной дозы кофеина давно закончилось, и на отсмеявшегося Альберта напала зевота. «Между японцами и голливудской звездой почти три часа. Ну, или хотя бы два с половиной, если не возникнет непредвиденных задержек с оформлением. Неплохо было бы в это время прилечь и хоть ненадолго вздремнуть» – подумал он и решил заранее подготовиться к расселению японцев. Список с их необычными фамилиями или именами (кто разберёт, где у японца фамилия, а где имя) у него был, номера комнат, куда селить, Алиса ему подсказала. А самое главное, что для каждого японца было уже оплачено одноместное размещение. Это намного упрощало задачу Альберта.

«Вот если бы пришлось селить их по двое, проблем бы точно не избежать. Как поймёшь, кто чей муж, кто чья жена, кого с кем селить? А даже, если они все однополые, вдруг среди них геи, а у них есть сложившиеся пары и им захочется поселиться вместе? Или, наоборот, кто-то храпит слишком громко, и с ним в одной комнате никто не захочет спать? А так, каждому забронирован свой персональный номер с двуспальной кроватью: хочешь – храпи себе в одиночку, а хочешь – приглашай подругу. Ну, или друга. Это уже их дело, иностранное, раз у них там такие нравы. Так что, ничто не мешает растасовать наших гостей из Страны восходящего солнца по отдельным номерам» – довольный своей предприимчивостью, Альберт перекодировал магнитные карточки, ловко разложил их по картонным корешкам с фото фасада отеля на лицевой стороне, надписал внутри корешков номера комнат. Потом он занёс фамилии гостей в компьютерную программу «Контур. Отель». На всё про всё у него ушло десять минут. «Пять японцев – десять минут, по две минуты на японца» – подумал довольный собой Альберт.

В это время как раз вернулся с перекура Валера. Он озабочено тёр левой рукой свой правый кулак.
– Ну, как там, на улице? – спросил у него Альберт, – автобуса с японцами ещё не видно?

– Никаких японцев не видно. И вообще, на главной площади нашего города не видно ни одного иностранца. Зато двое наших подрались, причём, прямо у крыльца отеля. Один такой интеллигентного вида, длинный, щуплый, в очках, а другой пониже, коренастый, явно из работяг.
 
– Ну и как? Кто кого? – спросил Альберт.
– Представь себе, как ни странно, интеллигент.
– А что тут странного? Знание – сила, – усмехнулся Альберт.
– Я-то поначалу думал, что коренастый его на два счёта уложит, всё-таки привычка к физической активности, – продолжал рассказывать Валерий. – Ан, нет! Интеллигент ловчей оказался. Или трезвее. Или просто у него руки длиннее. Короче, он коренастому зуб выбил. Ну, тут мне, само собой, пришлось вмешаться. Ты же меня знаешь, я не терплю, когда при мне маленьких обижают. В общем, пришлось мне интеллигенту слегка корпус подрихтовать. Но не так, чтоб сильно, – объяснил охранник.

– И чем дело кончилось? – полюбопытствовал Альберт.
– Известно, чем. Менты приехали. И скорая. Видно, кто-то из прохожих увидел драку и вызвал с перепугу. Или от сочувствия. Работягу менты забрали, у него только синяки на роже, ну и зуб, я уже говорил. А интеллигента скорая увезла, у того, похоже, ребро сломано. Или два. Но это я не точно знаю. Это, как говорят медики, мой предварительный диагноз. Исключительно по хрусту, – Валерий снова потёр свой кулак.

– Принципиальный ты человек, Валера, не можешь равнодушно смотреть на несправедливость. Вот, казалось бы, посторонние мужики дерутся на улице, ну какое тебе до них дело? Зачем ты вечно в чужие дела лезешь? А если бы и тебя забрали в ментовку, кто бы тогда отель охранял?

– Как какое? Они же рядом с отелем подрались. А вдруг иностранцы увидят, что у нас тут около отеля драки! Скандал! Ну, и опять же, маленьких обижают, непорядок, – Валера снова потёр свой огромный кулак, – а менты меня знают, у меня же лицензия.
– Ты у нас прямо как Джеймс Бонд, агент с лицензией на убийство. А вот японцы наши что-то запаздывают, – сказал Альберт, – надо проверить, может их самолет задержался.

Он, громко стуча по клавиатуре, зашёл на сайт аэропорта и нашёл в табло прилётов нужную строчку.
– Так и есть. Задержка на час пятьдесят из-за метеоусловий аэропорта назначения, – прочёл Альберт вслух, – а что там у нас не так с погодными условиями? Валер, ты же только что с улицы, что там не так с погодой? Дождь что ли или туман?

– Да нет ничего такого. Небо ясное, полнолуние. Если был бы дождь, мужики бы драться не стали, а сразу бы домой пошли. Какая радость под дождём драться?
– Тогда странно, что прилёт японцев задерживается. Вот что, Валера. Я тут всё к их приезду подготовил. Пойду-ка я пока что в кабинет Алисы Витальевны, вздремну часочек в её кресле, а то уже вторая смена пошла, как я на ногах. А как японцы приедут, ты им скажи по-японски: «Коничи-ва», то есть, «здрасте», позвони в этот колокольчик, разбуди меня. Мы с тобой их быстренько заселим. У меня уже вот здесь все карточки с ключами для них заготовлены, осталось только паспорта собрать для регистрации.

– Иди, иди, дрыхни, если больше нечем заняться. Можешь спать спокойно. Граница на замке. Ни один японец не проскочит, – ответил охранник и с сомнением покосился на стоящую на журнальном столике пустую чашку из-под выпитого американо. Конечно, ему хотелось ещё кофе, но платить за него он считал неправильным. Не то, чтобы кофе стоил очень дорого. Но это дело принципа. Да и денег жалко…

Альберт открыл дверь, расположенную за рецепцией, и вошёл в маленький кабинет, с железными картотечными шкафами и деревянными стеллажами с разноцветными папками, подписанными красивым женским подчерком. Он сел за письменный стол Алисы Витальевны, абсолютно свободный от обычных для офисных столов канцелярских предметов, таких как, лотки для бумаг, калькуляторы, дыроколы и подставки для карандашей. Исключение составляли только телефонный аппарат и рамка с фотографией. На этом фото Алису, одетую лишь в оранжевый купальник, обнимал за талию какой-то здоровенный загорелый араб в зелёных плавках. «Вряд ли это её муж» – подумал Альберт. Спроси его, почему он так решил, он смог бы ответить только: «Интуиция».

Альберт нажал рычажок слева от сиденья, и спинка кресла откинулась до упора. Портье закрыл глаза, пытаясь поскорее заснуть. Но в ушах у него вновь и вновь звучала гневная отповедь Тины, которая всё не унимаясь, сыпала в его адрес всяческими уничижительными колкостями.
«Ишь, разошлась! Упаси меня бог на такой жениться. Девчонки почему-то всегда обижаются, когда их динамят, но, чтобы так! Одно слово – «Скарлатина» – подумал Альберт, и стал устраиваться поудобнее в Алисином кресле, стараясь больше не думать не только о Тине, но ни о чём вообще.
 
«Вот бы научиться засыпать как Штирлиц, сразу раз и готово. И проснуться ровно в час сорок пять, за пять минут до приезда японцев» – мелькнуло у Альберта в голове, и почти сразу после этого он действительно заснул.
 
Альберту приснилось, что на нём надет белый туго накрахмаленный халат, а сам он – участковый врач-терапевт, которого обеспокоенная бабуля вызвала к своей внезапно заболевшей внучке. Бабушка в байковом халате, мягких тапочках и с пучком седых волос на затылке проводила доктора к больной, которая оказалась девушкой лет двадцати. У девушки был сильный жар, она бредила и, скинув с себя пододеяльник, разметалась по постели, непрерывно крутя из стороны в сторону своей белокурой головой. Полосатая шёлковая пижама задралась, обнажая живот, покрытый мелкой красной сыпью.

Доктор Альберт сам одну за другой не спеша расстегнул пуговицы на её пижаме и начал водить головкой фонендоскопа, сначала над левой грудью девушки, потом над правой. Он совсем забыл, что в уши нужно вставить ушные оливы, но это его, кажется, совсем не смущало, он и так хорошо слышал все хрипы. Под правой грудью у девушки доктор Альберт заметил четыре родинки: три поменьше и между ними одну побольше, продолговатой формы. Эти родинки под грудью образовывали рисунок, показавшийся ему очень знакомым, но он никак мог понять, что они ему напоминают, пока, наконец, не вспомнил урок географии, на котором изучали карту Японии.
 
Девушка всё крутила головой из стороны в сторону. Поэтому доктор пришлось крепко ухватить её подбородок левой рукой. Потом он сказал:
– Больная, откройте рот.

Девушка, не открывая глаз, открыла рот. Доктор Альберт засунул в него деревянный шпатель и велел:
– Скажите: «А-а-а-а».
Девушка, не приходя в сознание, сказала, что просили, и доктор Альберт тут же поставил диагноз:
– Скарлатина.

И в этот момент Альберт вспомнил, у кого он видел такие родинки прямо под правой грудью. Ну, конечно, у Тины, у кого же ещё! «Странно, что я сразу не узнал её по лицу» – подумал во сне Альберт – «а, впрочем, это же только сон, а во сне чего только не бывает. Надо бы постараться её хоть как-нибудь вылечить. Может быть, мне это наяву зачтётся, и Тина перестанет на меня дуться, когда выздоровеет. Лечить во сне наверняка проще, чем наяву».
 
– Прописываю вашей внучке обильное питьё и антибиотик амоксициллин, –  сказал доктор Альберт бабушке, –  пусть принимает десять дней, а выписываться пусть придёт обязательно ко мне. Слышите, чтоб никаких других врачей! Я должен буду лично сделать ей пальпацию грудной клетки и как следует осмотреть горло, чтобы не было рецидивов.

– Спасибо вам, доктор! – сказала бабушка, утирая платочком слёзы умиления.
«Какой я всё-таки молодец! Даже во сне» – подумал Альберт и продолжил спать уже без сновидений.

***

Ровно в час сорок пять ночи он проснулся. Поглядел на часы и снова мысленно похвалил себя: «Пашка на моём месте непременно бы проспал». Потерев глаза, поправив галстук и одёрнув пиджак, он вышел из кабинета и встал к стойке рецепции.

– Ну, как, хорошо спалось, пока мы тут работали? –   спросил его прогуливающийся по холлу бодрым шагом охранник.
– Как тебе сказать… Не то, чтобы очень хорошо, кошмары снились. Но плохой сон всё-таки лучше никакого. Сейчас японцы приедут, заселим их, и я ещё часок посплю.

– Ишь, хватился! Проспал ты своих японцев! Японцы твои и сами, наверное, уже седьмой сон досматривают, – усмехнулся Валерий.
– Чего-то я не пойму тебя спросонья. О чём ты вообще? –   удивился Альберт и снова потёр глаза.
– Японцы твои ещё полчаса назад заехали.

– Как заехали? У них же самолёт задержали…
– Как, не знаю, да только приехали, – ответил Валера.
– И где же они тогда? – Альберт удивлённо оглядел пустой вестибюль. Нигде не было видно ни одного японца.

– Я же тебе сказал, дрыхнут твои японцы. По своим номерам разошлись, вот и дрыхнут. Чего ещё им ночью делать?
– Как же они по номерам разошлись без ключей? – Альберт потряс головой, пытаясь привести свои мысли в порядок.

– Как, как… Не без моей помощи. Это я их заселил. Сам. Лично. Кстати, с тебя за хлопоты чашка американо и три пакетика сахара. Я люблю, чтоб сладко.
– Как заселил?!
– Да обыкновенно. Ты же сам карточки с ключами для них заготовил. Вот я их японцам и роздал.

– Вечно ты, Валера, не в своё дело лезешь! Как роздал? Вот так просто взял, да и роздал? С них же нужно было сначала паспорта собрать для регистрации. Как же я их теперь зарегистрирую? Ничего тебе доверить нельзя! Я же тебя что просил! Всё, что от тебя требовалось, Валера, это нажать на кнопочку и позвонить в звонок, разбудить меня. Как мне теперь у этих японцев паспорта забрать, если они уже полчаса как спать легли? Будить их прикажешь? Ты же охранник, законы знаешь, должен понимать, что без регистрации в нашей стране никак нельзя!

– Чего ты кипятишься, Альберт? Сказал бы лучше «спасибо», что я твою работу сделал, пока ты дрыхнул! Я же не дебил какой-нибудь! Паспорта у них собраны, вон на стойке лежат, тебя дожидаются.

Альберт покосился на угол стойки, увидел там стопочку паспортов с тёмно-красными корочками и немного успокоился.
– Так-то лучше. А то кипишь поднял. Все паспорта на месте, все шесть штук, –   сказал Валерий, умиротворенно улыбаясь.

– Как шесть? Почему шесть? Мы же пятерых японцев ждали. Откуда шестой взялся? И куда ты его умудрился заселить, если для них всего пять ключей было подготовлено?
– Не его, а её. Там супружеская пара была. Муж с женой. Фамилия у них одинаковая и на лицо похожи. Так что им даже лучше в одном номере.

– А как же ты с ними объяснился? Ты же не то что японского, но даже английского не знаешь? – Альберт недоверчиво посмотрел на Валерия.
– Легко! Зашли они в отель, я сразу вижу по лицам: японцы. Не перепутаешь. Ну, я с ними, как ты и учил, поздоровался: ¬– «Товарищи, коничи-ва». А один из них, судя по виду самый главный, и говорит своим попутчикам: «Надо же, меня, однако, узнают даже здесь, даже в этом небольшом провинциальном российском городе, в котором я, однако, раньше никогда не бывал!».

– А как ты понял, что он им сказал? – Альберт недоверчиво прищурился.
– Так он же это по-русски сказал. Представляешь, японец, а по-русски шпарит практически без акцента, только окает немного. Я, конечно, удивился, и даже сделал ему комплимент.

– Какой ещё комплимент?
– Я, чтоб ему приятно было, говорю: «У вас такой хороший литературный русский язык!». Вот как я могу выражаться. Матвеич бы так красиво ни за что бы не выразился.
– Это точно! А он что?

– А он мне по-русски же отвечает, мол, ничего в этом странного нет. Мол, он у себя в университете преподаёт русскую литературу. Мол, вся их группа – филологи и литературоведы, они специально приехала в наш город на форум, посвящённый творчеству писателя Митрофана Талдычева.

– Надо же! Никогда бы не подумал, что нашего Талдычева в даже Японии знают, – удивился Альберт.
– А кто это, Талдычев?
 
– Ты что, Валера, нашего великого земляка не знаешь? Вон памятник ему посреди площади стоит.
– Неужели это тот самый Талдычев и есть? – удивился охранник, – а я-то хожу мимо и думаю, кому этот памятник? Думал, революционер какой-то. На вид вроде сантехник, в телогрейке и в кепочке, с разводным ключом. А это оказывается писатель. А чего он такого написал, что в честь него форум?

– Ну как чего? Неужели ты не читал его знаменитую трилогию? «Вода и жизнь», «Капля за каплей», «Всё течёт».
– «Воду и жизнь» я читал, только давно, ещё до контузии. О чём там, не помню.
– Не важно. Хватит воду лить. Ты лучше расскажи, как японцев расселил, – потребовал Альберт.

– Я же сказал, легко. Раз этот мужик такой умный и по-русски свободно разговаривает, я ему велел собрать со всех его японцев и японок паспорта, раздать им корешки с электронными ключами и записать для тебя на листочек, кому и какой номер достался. Легко и просто. А ты бы, небось, с ними ещё час возился бы! Так что с тебя американо два стакана и шесть пакетов сахара! – гордо объявил охранник.

– Будет тебе и кофе, и какао с чаем. Где, говоришь, список гостей? – спросил Альберт.
– Вон там, на углу стойки, рядом с паспортами и вазой, – Валерий указал на дальний угол стойки.
 
Альберт подошёл к вазе с леденцами в разноцветных обёртках, специально такими малюсенькими, чтобы клиенты не объелись, взял со стойки листочек, взглянул на него и… побледнел. С минуту он стоял молча, глядя то на список, то на охранника, то снова на список.
– Валера! Ты что натворил, дебил! – взвизгнул он, и нецензурно выругался истеричным шёпотом.

Валерий посмотрел на портье с недоумением и тоже на всякий случай, побледнел.
– Ты хоть фамилии этих японцев видел?
– А зачем мне их фамилии видеть? Я по-английски всё равно не спикаю. Это ты у нас учёный, тебе за это деньги платят. Вот ты и читай, – отмахнулся Валерий, но бледнеть продолжил.

– Во-первых, список написан по-русски, так что даже такой… охранник, как ты, смог бы прочитать. А во-вторых… Слушай... – Альберт глубоко вздохнул и начал читать: – Байанай Уйбаан, Далбара Уйбаан. Это, надо полагать, те самые муж и жена. Не знаю, правда, кто из них муж, а кто жена, но это мы в паспорте посмотрим, там пол указан. Дальше, Куннэй Сунтаарыскай, Мургун Басыгасов. Как тебе такая фамилия? Вроде не слишком японская… Ладно, читаем дальше, Дэлэгэй Николаевич Фёдоров…
– Как Фёдоров? Как это Николаевич? – робко переспросил Валерий.

– А это тебя надо спросить, откуда у японца фамилия Фёдоров. Или спроси это у его папы, которого, надо думать, звали Николаем. Слушай дальше, там ещё один остался: Уйгун Гаврилович Коничев. Это, похоже, твой «коничи-ва» и есть, – сказал Альберт и положил список на стойку.
Валерий ничего не ответил, отказываясь верить услышанному.

– Теперь, дорогой Валерий, давай посмотрим по паспортам, откуда приехали наши дорогие гости, которых ты умудрился заселить в номера для японской делегации, – Альберт взял со стойки сначала один паспорт, потом второй, потом третий, – Так, Валера… нашего местного самородка писателя Митрофана Талдычева ты не помнишь. А как насчёт поэта Владимира Маяковского? «Я достаю из широких штанин»… помнишь? Правильно… Вот послушай, где выданы эти паспорта. Хандыга, Амга, Чалда, Жилинда, Нюрба и ещё одна Хандыга. Знаешь такие японские города?
– Не-е-е. Я знаю только Токио, Сеул и Хоккайдо.
 
– Хоккайдо – это остров. А Сеул – это в Корее. А Хандыга и все остальные города, которые я тебе зачитал, расположены в Республике Саха, она же Якутия. А это, как ты уже успел догадаться, находится совсем не в Японии, а на Северо-Востоке нашей с тобой необъятной Родины. Так что, выходит, Валера, ты вместо пятерых долгожданных японцев, забронировавших и оплативших валютой места в нашем отеле ещё месяц назад, заселил каких-то якутов, рискнувших приехать в наш отель спонтанно, без всякого предварительного бронирования.
 
– Слушай, Альберт, я был уверен, что это японцы. Ведь похожи, честное слово, по всем приметам похожи: цвет кожи, цвет волос, овал лица, разрез глаз, фотоаппараты на шее. Ты только Алисе не говори, что я так обмишурился, а то она сердиться начнёт.

– Сердиться, Валера, это ещё мягко сказано. Она, когда увидит, что ты наши лучшие свободные номера, забронированные для японцев, которые платят, между прочим, валютой, отдал нашим спонтанным якутам… Не знаю, что она с тобой сделает, даже подумать страшно! – Альберт тяжко вздохнул, – … да и со мной тоже…
– А что такого? Якуты, они тоже люди. Тем более, что они россияне, наши с тобой соотечественники.

– Я против наших соотечественников ничего не имею. Я только за. Да вот беда, они без брони приехали, надеясь на наш русский авось. Видно, такие же беспечные ребята, как и ты. Шансов заселиться в нормальном отеле до двенадцати часов завтрашнего, то есть, уже сегодняшнего, дня у них не было практически никаких. И вот ведь глянь, как им подфартило: на тебя нарвались.
 
Он продолжил:
– Нарваться на такого дебила, который в упор не может отечественного якута с российским паспортом отличить от иностранного японца, у них был один шанс из тысячи. Да что там из тысячи? Из миллиона.! И вот, пожалуйста, наш русский авось в действии. Сработало!

– А что, ну и хорошо! Я даже рад за соотечественников, – сказал Валера, бодрясь. – Как никак, своих выручил. Русские своих не бросают!

– Молодец, Валера! А я, по-твоему, свой или не свой?
– Конечно, ты свой. Наш ты, Альберт, зачем спрашиваешь? – удивился охранник и доверительно добавил, – хоть я и подозреваю, что папа у тебя армянин. Но ты всё равно наш, Замозжайский!

– А раз я наш, тебе теперь меня выручать нужно. Потому что минут через пять приедут японцы, только теперь уже самые настоящие, те, чьи прекрасные номера ты по своему слабоумию, близорукости и неразборчивости разбазарил. А кроме этих номеров в категории Стандарт у нас оставался один единственный номер, триста четырнадцатый. Правда, он с видом не на Страну Восходящего солнца, как завещала нам Алиса Витальевна, а на гаражи строительной техники.
 
– А как же номера на четвёртом этаже. Матвеич говорил, там свободно.
– Свободно, да не очень. Вслед за японцами нигерийцы приезжают, у них тоже забронировано. Я должен для них номера держать.
– А второй этаж, левое крыло?
– Там кухней воняет.

– А пятый этаж, правое крыло?
– Там вид на помойку открывается.
– А шестой этаж?
– Там полна коробочка.

– А пятый этаж левое крыло? – с робкой надеждой спросил Валера.
– Там есть свободные номера, но там нет горячей воды. Не могу же я японцев без горячей воды поселить.

– А если им категорию повысить? Посели их в Де Люкс.
– А платить за Де Люкс ты будешь? Твоей месячной зарплаты как раз достаточно, чтобы  заплатить за одну ночь.
 
– И чего же нам делать?
– Вот уж не знаю, Валера! – ответил Альберт, разглядывая разноцветные прямоугольнички на экране компьютера.

– Слушай. А давай мы это… Ну… Давай попросим кого-нибудь из наших переселиться на пятый этаж. Давай, скажем, что предлагаем им улучшенное размещение с видом на город. Подумаешь, помойка. Помойку разглядишь, только если вниз смотреть будешь. А они пусть вдаль смотрят, в сторону нефтеперерабатывающего завода. Там ведь красота, газгольдер серебрится, факел горит. Где ещё такое увидишь?

– Ага, самое время для переселения. Третий час ночи. Ты сам бы что сделал, если бы тебя кто-нибудь в третьем часу разбудил? – спросил Альберт.
– Я бы… – Валера посмотрел на свои кулаки, но больше так ничего и не сказал.
Альберт продолжал щёлкать мышкой, проверяя наличие номеров.

– Слушай, Альберт, я знаю, как один номер освободить для японцев. В шестьсот шестом один скрипач живёт, кажется, виртуоз из Саратовской филармонии.
– Есть такой, знаю. Ну и что?

– А то, что он, подлец, к себе в номер посторонних водит. Вот и сейчас у него там женщины с пониженной ответственностью. Целых две. Инга и Лолита.
– А ты откуда знаешь?
– Я их сам к нему пропустил, пока ты дрыхнул.

– То-то я смотрю, ты не стал возмущаться, когда я решил пойти вздремнуть. Наверняка, девчонок не бесплатно пустил? Сколько они тебе отстегнули?
– Да там не о чем говорить, Альберт, так, мелочь.

– Ну и к чему ты это мне рассказываешь? Что ты конкретно предлагаешь?
– Давай, ты к ним внезапно нагрянешь, типа застукаешь на месте преступления. Типа, поступил сигнал от добропорядочных гостей о стуке ножек кровати в потолок, женских стонах и аморальном поведении. Застукаешь их тёпленькими, пригрозишь вызвать наряд полиции и предложишь быстро покинуть номер. Девчонок – на улицу, а скрипача – в номер без горячей воды. Он и не пикнет, если его припугнуть, что жена узнает.

– Ты, Валера, авантюрист! Сам денежки взял, а мне идти выгонять. Они мне за такое, между прочим, и накостылять могут. Скрипача я не боюсь, он хилый, у него вся сила в смычке, а вот Крошка Лолита – это полтора центнера живого веса. Меня потом бригада горничных от стенки не отскребёт.

– Чего же нам делать то, Алик?
– Вот что, Валера. Иди в бар к Ивану, разорись на ромашковый чай, выпей и успокойся. И не мешай мне думать, пока меня по стенке не размазали. Не важно кто, Алиса, Лолита или японцы, которые приедут с минуту на минуту, и которых совсем некуда селить.
 
Входная дверь завертелась и в ней показался невысокий черноволосый человек с чемоданом и фотоаппаратом на шее.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой брезжит робкая надежда, портье говорит по-японски, японцы оккупируют нигерийскую территорию, кто-то громко дышит в трубку, портье планирует танцы с бубнами и устраивает пирамиду, а охранник покупает не толерантный хлеб


Одного взгляда на вошедшего через вращающуюся дверь человека с чемоданом хватило Альберту, чтобы понять, что перед ним самый настоящий, что ни на есть, японец: цвет кожи, цвет волос, овал лица, форма носа, разрез глаз и фотоаппарат на груди, какие могут быть сомнения!
 
Японцев, как и представителей прочих государств, Альберт научился распознавать на глаз уже на второй месяц работы портье. Видишь лица гостей, видишь их паспорта, указывающие из какой они страны, и постепенно у тебя в мозгу вырабатывается устойчивая корреляция одного с другим. Альберт называл это «Система распознавания страны». Работала она ничуть не хуже системы распознавания лиц, но в отличии от неё, не требовала компьютеров, смартфонов или искусственного интеллекта.
Достаточно было интеллекта обычного, человеческого, и наблюдательности. Когда Альберт поделился своим наблюдением с Алисой Витальевной, она его похвалила, сказав, что он, кажется, понемногу становится профессионалом. Если верить Алисе, подобная система вырабатывается у каждого профессионала. Так гаишник издалека распознаёт в потоке автомобилей машину с пьяным водителем, контролёр в автобусе – безбилетника, а учитель – школьника, не выучившего урок. Сама Алиса могла, ещё в дверях завидев туристов из Африки, одетых не в национальные костюмы своих стран, а в самую обычную европейскую одежду, и даже не заглянув в их паспорта, сказать, кто из них прибыл из Мали, а кто – из Чада. Согласитесь, для непрофессионала это непосильная задача, многие из нас не знают даже, что такие страны существуют, и тем более, как найти их на карте.

Входные двери закрутились и из них, как фарш из мясорубки, стали один за другим появляться всё новые японцы. Второй. Третий. Четвёртой из дверей появилась женщина и сразу же вслед за ней – мужчина. Итак, последние два туриста зашли парой, и перед Альбертом забрезжила ещё неясная робкая надежда. «Уже легче. Может быть, ещё всё образуется» – подумал Альберт, но уверенности в том, что ему удастся выпутаться из бедственного положения, в которое его вверг Валерий, не было.

Стараясь выиграть время, необходимое ему для решения нелёгкой задачи с расселением японцев, Альберт решил заговорить с гостями на их родном языке. Доброе слово и кошке приятно, тем более, если оно сказано на родном языке. Каждому нравится, когда к нему проявляют уважение.

– Коничива! Ваташи ва Арберт дэс, – поприветствовал подошедших к стойке гостей и представился им по имени, исчерпав при этом свои познания японского языка примерно на треть.

Кажется, японцы поняли его и выразили своё одобрение. Самый главный японец, зашедший в отель первым, очень обрадовался и сказал по-русски: «О!», а его глаза на секунду приобрели форму этой буквы. Он начал с энтузиазмом заливать Альберта потоком японских слов, из которых знакомыми портье были лишь числительное «пять», топоним «Токио» и имя собственное «Тардычев-сан».
 
– Ваташи вакари масэн, ваташи ва нихон го скошь-скошь варикари мас, – Альберт развёл руками, признавая, что ничего из речи японца не понял, так как знает по-японски совсем чуть-чуть. На этом его запас японских выражений было исчерпан уже на 60 процентов. В голове у Альберта, начавшего изучать японский онлайн лишь два месяца назад вертелись фразы из учебника японского для начинающих типа «Бан гохан о табе нагора раджио кикимас» (Поедая утренний рис, слушаю радио), но их совершенно некуда было вставить. Оставались только «аригато годзаимас» и «саё нара» (большое спасибо и до свидания), но их Альберт решил приберечь на случай получения чаевых при чек-ауте.

Однако, судя по всему, даже несколько слов, сказанные им по-японски, произвели на гостей хорошее впечатление. По крайней мере, они улыбались.
Тем временем, не давая им опомниться, Альберт перешёл на английский, который они, как порядочные японские туристы, обязаны были знать:
– Рады приветствовать вас в лучшем отеле нашего замечательного города Замозжайск. Насколько я понимаю, ваш рейс был задержан, и вам, наверное, очень хочется поскорее устроиться на ночлег в наших комфортабельных номерах. Я постараюсь дать вам самые тихие номера, чтобы вы смогли как следует выспаться. Мне, однако, потребуются ваши паспорта. Не могли бы вы передать мне их на время, если вас это не затруднит.

Если первая фраза на английском была сказана им в очень энергичной манере, то начиная со второй, Альберт старался говорить всё медленнее и медленнее. Со стороны его речь могла показаться записанной на пластинку, прокручиваемую на граммофоне, у которого вот-вот кончится завод. Альберту хотелось, чтобы японцы не слишком торопились, подавая ему свои паспорта. Ему нужно было выиграть время. Пока японцы рылись у себя в карманах и сумках, он лихорадочно щёлкал курсором по экрану программы «Контур.Отель», выискивая подходящие номера.

«Итак, нам нужно всего-то пять номеров категории «Стандарт». Годятся и Дабл, и Твин. Алиса велела, чтобы номера были с видом на Восток. Но про эту рекомендацию начальства, похоже, придётся забыть. Не до жиру. К тому же, по любому, Страну восходящего солнца в окошко не разглядишь, далековато от Замозжайска до Японии, несколько тысяч километров. Сойдёт и вид на газгольдер, лишь бы номер был подходящей категории и с горячей водой. На третьем, после заселения якутов остался только один такой, номер 314. Число пи. К чему это я математику вспомнил? Вот ведь к чему ведёт излишняя образованность – всякая ерунда в голову лезет» – Альберт вздохнул, но тут же улыбнулся до ушей, чтобы японцы не заподозрили, насколько реальна для них угроза провести ночь на чемоданах в фойе лучшего отеля хлебосольного Замозжайска.

«Итак, осталось найти ещё четыре номера. Вот если бы у нигерийцев, которые приедут не раньше четырёх, было забронировано не три, а четыре номера, то можно было бы их номера отдать японцам, а за пару часов придумать что-нибудь и для нигерийцев. Но, думай, не думай, а одного номера по любому не хватает. Разве что…» – та робкая надежда, которая забрезжила перед Альбертом, когда он увидел среди приезжих женское лицо, заставила его оторваться от экрана компьютера и начать листать паспорта. Он нашёл паспорт, в котором в графе пол было проставлено «Mrs.» и прочёл имя женщины.

– Мидори-сан, подойдите пожалуйста, – сказал он громко, чтобы обладательница женского паспорта его услышала.

Услышав своё имя, женщина подошла к стойке, но, судя по тому, как она стала озираться, ища поддержки, она не была уверена в своих знаниях английского. Тот самый мужчина, который зашёл в отель одновременно с ней, отставил в сторону свой чемодан и тоже подошёл к стойке.
 
«Надеюсь, что он всё-таки её муж, а не просто переводчик» – подумал Альберт и обратился к мужчине:
– Вы супруг Мидори-сан? У вас обоих были забронированы номера класса «Стандарт». Но, к счастью, совсем недавно у нас раньше срока освободился номер для новобрачных. Правда, этот номер категории «Люкс» и стоит он в три раза дороже номера «Стандарт», но я готов предложить его вам с супругой в качестве подарка от нашего отеля.
 
– А сколько мы должны будем доплатить? – настороженно спросил японец.
– Доплата носит чисто символический характер. Это подарок от нашего отеля, – улыбаясь во весь рот сказал Альберт, – Скажу вам по секрету, что на этом вы сэкономите около 87 долларов.
Японец что-то сказал по-японски своей жене, она его о чём-то спросила, он ответил, и она радостно закивала.

– Итак, если вы согласны, я сейчас выдам вам ключ от номера 401. Пусть вас не смущает, что в этот номер декорирован разноцветными шарами и цветами.
Судя по выражениям лиц, супруги настолько обрадовались свалившейся на них удаче, что даже не спросили у Альберта пароль от сети Wi-Fi, а сразу потащили свои чемоданы в сторону лифта. Сложно сказать, что их обрадовало больше – возможность освежить свои чувства после нескольких лет унылых супружеских буден или сэкономленные 87 долларов США. Скорее всего первое, раз они не вспомнили про интернет. Впрочем, портье ответ на этот вопрос не очень волновал, главное, он сэкономил один номер. А что касается 87 долларов, то это было небольшое преувеличение, о котором гостям знать не обязательно.  Дело в том, что такой тариф действовал только по субботам, а в будни «Свадебный люкс» был лишь на 10 долларов дороже двух Стандартов.

Теперь Альберту осталось найти не четыре, а всего три свободных номера категории Стандарт. Но таких номеров, да ещё с горячей водой уже не осталось, если не считать трёх номеров, забронированных для нигерийских учёных. А до их приезда оставалось чуть менее двух часов.
 
Трое оставшихся японцев, с трудом подавляя зевоту, поглядывали в сторону Альберта, ожидая, когда портье наконец примет судьбоносное решение.

Альберт ощутил себя принцем Гамлетом из одноимённой пьесы, стоящим над могилой бедного Йорика. «Была не была!» – промелькнуло в голове у портье, и он решился отдать японцам номера двух нигерийцев на четвёртом этаже.
 
Сказано – сделано. Альберт выдал японцам ключи от триста четырнадцатого, четыреста седьмого и четыреста десятого, и те довольные пошли заселяться. А портье поглядел на стену у себя за спиной. Там висело восемь одинаковых круглых циферблатов с табличками, на которых по-английски было написано: Токио, Новосибирск, Замозжайск, Москва, Берлин, Лондон, Нью-Йорк, Лос-Анжелес. Было 02:15 по местному времени. Вот-вот должна была прибыть какая-то голливудская знаменитость со своим сопровождающим, но это не казалось Альберту проблемой. За знаменитость не следовало переживать, для неё был приготовлен Президентский Люкс со смежным номером. А вот два из трёх нигерийца, похоже, остались без номеров, и с этим нужно было что-то делать. Вот только что?..

Из раздумья Альберта вывел звонок стилизованного под старину телефона.
– Отель Орион, Замозжайск, – сказал Альберт и привычно спросил, – чем могу вам помочь?
Вместо ответа в трубке раздалось какое-то неясное сопение и потом глубокий и, вздох, кажется, очень печальный.
 
– Отель Орион, слушаю вас, – повторил Альберт.
Ответом ему была полуминутная тишина, а потом ещё один печальный вздох. Понять по звуку, кто дышит, мужчина или женщина, было невозможно.

«Вряд ли это кто-то из гостей или потенциальных клиентов – подумал Альберт – они бы уже хоть что-нибудь да сказали или спросили. Скорее всего, это Тина. Успокоилась и решила проверить, не наврал ли я ей, что остался на работе на ещё одну смену. При этом она явно не собирается извиняться, что спустила на меня собаку. Она даже признаваться не хочет, что её волнует, где я и что делаю. Ну и ладно, ну и пусть дышит. Мне сейчас не до неё, мне нигерийцев нужно пристраивать».

Девать двух нигерийцев, чьи номера были оккупированы не подозревающими об этом японцами, было решительно некуда. На экране компьютера не было ни одного свободного номера категории Стандарт.

Альберт решил проверить, не запланирован ли у кого-нибудь из гостей ранний выезд. Обычно гости не считают нужным сообщать портье, что намерены выписаться из гостиницы раньше стандартного чек-аута. Однако, иногда некоторые из них заранее заказывают такси, чтобы ехать на вокзал или в аэропорт, или просят разбудить их в каком-то раннем часу. Пока Альберт дежурил в дневную смену, таких просьб не было. Но он же не стоял весь день у телефона. Несколько раз днём ему приходилось отходить: сначала принимал доставку канцтоваров, потом разбирался на месте с гостем, разбившим светильник в номере на пятом этаже, ну и, конечно, ходил обедать. В это время на звонки отвечала Алиса Витальевна. У неё всё четко, если кто-то из гостей что-то попросил, она всегда это записывала. Альберт стал проверять записи.

Ему повезло. Нашлись две супружеские пары из Москвы, которые просили разбудить их в 03:50. «Завтракать посреди ночи они явно не станут, ресторан закрыт до семи утра, – прикинул в уме Альберт – умоются, подхватят свои собранные с вечера чемоданы и отправятся на вокзал. И хотя они и не стали заказывать такси заранее, скорее всего они выпишутся из гостиницы в 04:20, чтобы успеть на проходящий поезд в 04:55. Куда им ещё в такую рань, если не на этот поезд. Похоже, в начале пятого у нас освободится минимум два номера: 517 и 519. Но селить в них будет нельзя, пока горничные не приготовят номер. Блин, какие ночью горничные! Это утром горничных много будет, а ночью одна дежурная на весь отель. Значит, пока гости съедут, пока горничная успеет приготовить под заселение два номера… Как ни крути, раньше пяти-начала шестого нигерийцев селить некуда. Придётся мне устраивать вокруг них танцы с бубнами».

Альберт вышел из-за своей стойки и отправился в другой конец фойе. Там у стойки бара сидел на высоком барном табурете Валера и грустно смотрел в опустевшую чашку. Его снедала неясная тревога. Свой ромашковый чай он уже выпил, но окончательно успокоиться так и не смог. Сидевший по другую сторону барной стойки Иван с интересом читал какую-то книжку в замусоленной обложке, явно библиотечную.

– Что за чтиво? – спросил Альберт.
– Это не чтиво. Классная книжка, детектив, – ответил Иван, не отрывая глаз от страниц.
– Видно, что классная, раз обложка так затёрта, что названия не прочтёшь. Как называется-то? – спросил Альберт.

– Я же сказал, «Детектив», –ответил Иван, – так и называется.
– Кто автор? Хейли, что ли? – спросил Альберт.
– Ну да, Артур Хейли.

– Ты лучше «Отель» прочти, там про нашу работу.
– А я читал. Тоже классная книжка. Чего тебе налить, эспрессо? Двойной? Тройной? Четверной?

– Давай, для начала двойной, – ответил Альберт.
– С сахаром, без?
– Без.
– Напрасно, сахар усиливает действие кофеина. Да и слаще, с сахаром, – сказал бармен.
– Так-то оно так, только накладно выходит. Ну да ладно, гулять так гулять, дай один пакетик.
 
Иван сделал в кофемашине двойной эспрессо и пододвинул чашку Альберту, а потом подал ему трубчатый пакетик сахара и что-то записал в своей тетрадке. Альберт надломил трубочку с сахаром пополам, высыпал сахар в чашку и не спеша размешал ложечкой.  Заметив исполненный тоски взгляд охранника Валеры, Альберт спросил:
– А ты слышал, Валера, что человек, который изобрел трубчатые пакетики с сахаром вместо обычных квадратных, покончил жизнь самоубийством?

– Не слыхал. Кто ж его до такого довёл? – поинтересовался охранник.
– Да вот такие же любители чая, как ты. Бедняга не смог вынести, что находятся люди, которые надрывают пакетик с краю и потом с трудом вытряхивают из него сахар, вместо того, чтобы просто сломать трубочку посредине, чтобы сахар сам высыпался. Человек изобретал, старался, а они, знай себе, рвут по старинке, с краю.

Валерий недоверчиво посмотрел на Альберта, не шутит ли он. Альберт был совершенно серьёзен. Валерий посмотрел на Ивана, но тот, как и обычно, улыбался во все тридцать два. Это не означало ровным счётом ничего, кроме того, что у бармена было хорошее настроение.

– Ну и к чему ты мне всё это рассказываешь? – спросил охранник у Альберта.
– А к тому, что ты тут, дорогой друг, наворотил дел и спокойненько тут чаи гоняешь. Да не просто, а с сахаром! А мне приходится выворачиваться, из кожи вон лезть. Ты хоть бы поинтересовался, как я умудрился заселить японцев. Тех, что настоящие. Или работа портье тебя больше не интересует?

– Ну и как? – Валера кинул на Альберта виноватый мимолетный взгляд и тут же отвел глаза.
– Пришлось мне, Валера, залезть, так сказать, в кредит. Устроить своего рода пирамиду, вроде «МММ». Японцам я отдал номера нигерийцев. А вот куда теперь нигерийцев девать, пока не знаю. Есть надежда, что пара номеров к их приезду освободится, но пока там приберутся, нам с тобой придётся устраивать вокруг африканцев танцы с бубнами. Будешь плясать? Ты ведь теперь мой должник.

– А я что? Я могу! Могу цыганочку сбацать, с выходом! – охранник немного взбодрился.
– Вот-вот, Валера. Именно, что с выходом. Это именно то, что от тебя требуется. Придётся тебе, Валера, на некоторое время оставить свой пост №1 и сбегать до ближайшего круглосуточного магазина.

– Ты что? Как же я могу пост оставить?
– Легко. Магазин же в соседнем доме. До него от твоего поста у дверей ближе, чем от дверей до этого бара. Выйдешь на улицу, как бы покурить, пройдёшь пятьдесят шагов, купишь, что я скажу, и сразу обратно. Чем заниматься вредным курением, займёшься полезным спортом, бегом. Бег, как ни крути, лучше, чем бокс, который ты устроил на прошлом перекуре. А я, так и быть, не стану на этот раз записывать, что ты курить выходил.

– А что купить-то нужно? – спросил Валера, вставая.
– Хлеба нужно купить.
– А зачем далеко за хлебом ходить?  Пусть Иван сходит на кухню, там наверняка хлеба полно.

– Мне простой батон или кирпичик не годится, нужен круглый, паляница.
– Это каравай что-ли? – уточнил охранник.
– Ну да.
– Много нужно? Если много, дай денег. У меня с собой только мелочь, в обрез на сигареты.

– Мне много не нужно. Нужна одна штука. Главное, чтобы круглая.
– Ладно, тогда я пошёл, – сказал Валерий, – только ты тут приглядывай, чтоб посторонние не шлялись.

– Кто ж тут будет шляться? Третий час ночи, а всех, кого не следует пускать, ты уже запустил. Иди уже, одна нога здесь, другая там.
Охранник положил свой ручной металлодетектор на пустующее кресло и быстрым шагом вышел за вертящуюся дверь.

– Зачем тебе паляница понадобилась? – поинтересовался у Альберта Иван.
– Я придумал нигерийцев хлебом-солью встречать. Устроим им торжественную встречу, пока горничная будет номера готовить. Кстати, с тебя солонка. И не такая, из которой через крышку сыплется, а отрытая. Такая, про которую пишут «Пальцы и яйца в солонку не совать».

– В нашем ресторане отродясь таких не было, – ответил Иван.
– Ну, тогда возьми в ресторане соусник какой-нибудь маленький, да соли туда насыпь. И салфетку какую-нибудь льняную прихвати, будет вместо рушника.

– Ничего у тебя, Альберт, с хлеб-солью не выйдет. По обычаю нужно, что бы хлеб-соль какая-нибудь гарна дивчина вручала, желательно, в национальном костюме, – сказал Иван.
– Придумаем что-нибудь, – ответил Альберт, – ты бы, Ваня, пока сходил за солонкой и салфеткой. А то скоро к нам какая-то голливудская звезда должна залететь. Вдруг ей кофейку захочется или «ночной колпак», а в баре никого.
 
Иван отложил книгу и пошел на кухню, а Альберт вернулся за свою стойку.
И вовремя. Снова зазвонил телефон. Снова кто-то на другом конце линии молчал и тяжело дышал в трубку.
«Тина…– подумал Альберт – вот ведь, Тина – Скарлатина! Не спит… Переживает… Меня мучает, себя мучает, а признаваться, что переживает, не хочет».
– Тина? – спросил он.
На том конце с секунду помолчали, глубоко вздохнули и повесили трубку.

В этот момент из ночного магазина вернулся Валерий и протянул Альберту чёрный пластиковый пакет-майку с хлебом.
– Вот это другое дело! Кажется, Валерий, ты становишься на путь исправления! – похвалил его Альберт и, заулыбавшись, полез в пакет.

Однако, уже через секунду улыбка на лице портье угасла. Он достал из чёрного пакета одну за другой две половинки паляницы.
– Что это? – спросил он срывающимся голосом.
– Как что? Паляница, – ответил Валерий.

– Так она же разрезана? Я же просил тебя каравай купить. Целый! Круглый! А ты что принёс? Два полукруга…
– Учи арифметику, Альберт! Две половинки – как раз будет одна целая. Какая тебе разница, всё равно резать будешь. К тому же, у них в магазине целых паляниц не было. Продавщица сказала, что целиковую у них редко покупают, мол, слишком большая и дорогая. Вот они и режут их пополам. А половинки народ охотно раскупает. Кстати, нам ещё повезло. Там ещё только одна половинка осталось, а следующий завоз только утром.
 
– А почему обе половинки с козырьком? Надрез же делают только с одной стороны. Выходит, это половинки от двух разных паляниц. Ты не мог, что ли взять половинки от одной паляницы?
– Чудной ты человек, Альберт! Это, наверное, потому что у тебя папа армянин. У армян что лаваш, что матнакаш такой вкусной корочки не имеют. А козырёк в палянице – это самое вкусное, хрустящее. Я поэтому обе половинки взял с козырьком, специально, чтобы вкуснее было.
 
– Оставь моего папу в покое. Папа у меня русский. Это дедушка по маминой линии был армянин, – Альберт вздохнул и взяв в каждую руку по половине паляницы, попытался сложить из них один каравай.

В этот момент из кухни вернулся Иван с соусником, доверху наполненным крупной розовой гималайской солью и белой льняной салфеткой.
– Вот посмотри, Ваня, что наш Валера учудил. Вместо одной паляницы принёс две половинки, причём обе с козырьком, – сказал Альберт, – и как теперь прикажешь из них сделать целый каравай? Как прикажешь встречать гостей хлебом-солью, если вместо каравая у нас две половинки?

– Странно, что они их в магазине режут вдоль козырька, а не поперёк, – удивился Иван.
– О таком даже не заикайся. Было бы ещё хуже. Если бы они резали поперёк козырька, можешь быть уверен, что наш Валера выбрал бы обе левых половинки или обе правых, – ответил ему Альберт.
 
– Хватит уже изгаляться. Я же тебе сказал, что остались только половинки с козырьками. Раз тебе целый круг нужен, давай лучше думать, как нам эти половинки как-нибудь склеить, – внёс конструктивное предложение Валерий.

– Чем? Клеем «Момент»? Или казеиновым? – портье посмотрел на охранника с укором.
– Был бы это не простой хлеб, а, скажем, торт, можно было бы шов замазать кремом, – сказал Иван, – у нас дома, было дело: бабуля испекла торт, а наш котяра противень на пол опрокинул. Так бабуля кусочки с полу подобрала, отряхнула, сложила на блюдо и так, знаешь ли, аккуратненько шоколадной глазурью залила и кремом замазала, что никто из гостей ничего не заметил. Съели за милую душу.

– Спасибо, Иван, что признался. Больше я у тебя пирожных покупать не буду, – проворчал Валерий.
– Скажи, Ваня, ты когда-нибудь видел каравай с шоколадной глазурью? – спросил Альберт. – Я не видел.

– И чего теперь будем делать? – спросил Валера.
– А делать нечего, – сказал Альберт, отломил корочку от одной половинки паляницы и положил её себе в рот, – придётся тебе Валера снова бежать в круглосуточный магазин. На-ка вот, отломи себе свою любимую корочку, похрусти, она и вправду вкусная. Съешь кусочек и беги.

– Зачем бежать? Я же сказал, целых паляниц у них нет, завоз будет только в шесть утра.
– А раз паляниц там нет, ты беги и купи у них «Столичного». Он же тоже круглый, правда без надреза. Не обратил внимание, был у них «Столичный»?

– Был.
– Я так понимаю, что имеет смысл задать тебе следующий уточняющий вопрос: «Столичный» у них целиковый или в нарезке? – продолжал допытываться Альберт.
– Целиковый! – обрадованно ответил Валерий.
 
– Ну, так чего стоишь? Беги скорее, тащи сюда целиковую ковригу «Столичного», – скомандовал Альберт.
– Альберт, ты чего? Совсем дурной? Тебе же вроде каравай был нужен, – Валерий пытливо посмотрел на Альберт и перевёл взгляд на Ивана, ища у того поддержки.
 
– И что? – спросил Альберт.
– «Столичный» же чёрный… – сказал охранник и осёкся.

– Во-первых, «Столичный» не чёрный, а серый, – сказал чернокожий бармен, – а, во вторых, кажется, ты, Валера, хочешь сказать, что раз чёрный, то, значит, заведомо хуже белого?

– Не-не! Ни в коем случае! Ничего такого! Ты мне, Иван, только толерантность не шей! Чёрный хлеб даже вкусней, если свежий. Короче, парни, я пошёл, пока оставшийся хлеб не расхватали. Вы мне только денег дайте, а то я последнюю мелочь за паляницу отдал.

Альберт протянул охраннику сторублёвку, и тот поспешил скрыться.
– Похоже, Валера с расстройства совсем забыл, что с Инги и Лолиты бабла срубил, – сказала Альберт.

– А может, он с них денег не брал. Может, они с ним натурой рассчитываются. Бартер, услуга за услугу, – предположил Иван.

Портье и бармен рассмеялись. Но долго смеяться им не пришло.
Входная дверь снова завертелась и в отель зашли двое: мужчина и женщина.


ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ,
в которой чемоданы рассказывают о своих владельцах, человеку разумному даётся лишь две руки, портье встречает прелестную иностранку, а бармен вспоминает голливудских актрис

Одного взгляда на вышедших из вращающейся двери людей с чемоданами хватило Альберту, чтобы понять, что перед ним самые настоящие, что ни на есть, американцы. Достаточно было посмотреть на их чемоданы. Кто-то встречает людей по одёжке, кто-то по лицу, а профессиональный портье – по чемоданам.
 
Во-первых, количество чемоданов позволяет опытному профессионалу сходу сделать вывод о том, из какой части света прибыл гость отеля. Чем больше у гостя чемоданов, тем вероятнее, что он прибыл из какой-нибудь экономически развитой страны Запада, где, как нам хорошо известно с детства, материальное сильно преобладает над духовным, и поэтому такой гость повсюду вынужден возить с собой множество костюмов, платьев, туфель, шляпок, украшений, косметики и прочих необходимых ему в путешествии вещей, без которых гости из так называемых развивающихся стран легко и спокойно обходятся.
 
Привыкших к путешествиям в условиях комфорта первого и бизнес-класса западных туристов не смущает даже то обстоятельство, что природа дала человеку всего две руки, и поэтому логично было бы предположить, что максимальное количество чемоданов у одного туриста не должно было бы превышать двух. На заре человечества, в те далёкие времена, когда только появился хомо сапиенс – человек разумный, никто и предположить не мог, что в далёком будущем двух рук ему будет недостаточно. Этот просчёт матушки-природы теперь приходится исправлять грузчикам, таксистам и коридорным, вынужденным тащить за путешественниками сверхнормативные чемоданы.
 
Во-вторых, бренд самих чемоданов говорит о статусе их владельца примерно так же, как его часы или марка его автомобиля. Если Луи Витон – это что-то вроде Роллс-Ройса, Самсонайт и Делси – что-то вроде Мерседеса или Кадиллака, то китайский но-нэйм, купленный в секции гипермаркета, расположенной между сковородками и мешками для мусора – это такое же убожество, как Лада Калина (такая же канистра на колёсиках, только не железная, а пластиковая).
 
В-третьих, некоторые путешественники любят обклеивать свои чемоданы наклейками с видами городов, где побывал их владелец, что тоже могло бы свидетельствовать о его «проходимости», но, увы, мода на подобные наклейки почти полностью ушла в прошлое. Согласитесь, здесь есть о чём пожалеть. Ведь, с одной стороны, эти разноцветные наклейки были достаточно красивы. На них были изображены главные достопримечательности какого-нибудь города, типа Эйфелевой башни или Тауэр-Бриджа, снабжённые соответствующей подписью, Лондон или Париж, то есть, Париж или Лондон. С другой стороны, клеить липкую бумажку на прекрасную ломбардскую кожу дорогущего чемодана – это просто кощунство.

Прибывшие американцы были явно не из тех, кто сам таскает свой багаж. Чемоданы за ними внесли таксисты, причём, бедолаги, смогли сделать это только за несколько приёмов. Судя по всему, американцам пришлось взять в аэропорту сразу два такси класса «Бизнес», так как в одну легковушку столько чемоданов не влезло бы, тут требовалась Газель и, желательно, грузовая».
 
Альберт надел свою лучшую улыбку и поспешил к вращающейся двери, чтобы поприветствовать гостей и указать таксистам, куда ставить чемоданы. Через стекло двери он разглядел два больших чёрных «мерседеса» и убедился в правильности своей догадки.

«Эх, Сан Саныч! Зачем же ты сократил швейцаров и белл-боев! Разве можно допускать, чтобы в солидном отеле портье-администратору приходилось встречать гостей у дверей и, тем более, таскать чемоданы, будто он портье-багажник! Это же нонсенс! Позор! – думал Альберт, сохраняя на своём лице притворную улыбку – а тут ещё, как назло, я Валеру за хлебушком отослал, некому помочь».

Таксисты принялись было укладывать чемоданы на багажные тележки, но Альберт царственным жестом дал им понять, что лучше предоставить это дело профессионалам и оставить их на ковре, разрешив только повесить портпледы на верхние перекладины тележек. В противном случае, эти люди, не имеющие представления о том, что такое настоящий сервис, всё бы напутали. А после этого он, стараясь держать осанку, вернулся за стойку, ещё шире растянул свою улыбку и, наконец-то, присмотрелся, как следует, к самим гостям.
 
Мужчина ему как-то сразу показался не слишком приятным, хотя вряд ли Альберт смог сказать, почему. Возможно, потому что, увидев его седые курчавые волосы и загоревшее под южно-калифорнийским солнцем морщинистое лицо, Альберт дал мужчине лет 65-70. Надо сказать, что Альберт вообще не очень жаловал старикашек. Нет, конечно, не в том смысле, что Альберт плохо относился к пожилым людям. Отнюдь. Альберт был всегда вежлив и уважителен, уступал старичкам место в автобусе, а бабушкам даже помогал перейти улицу. Но то в быту, а не на работе, где приходилось учитывать, что пожилые клиенты отеля, как правило, гораздо придирчивей молодёжи. Они готовы возмущаться любой мелочью, которая не соответствует их странным представлениям об идеальном сервисе в идеальном отеле и на которую молодой постоялец вообще не обратил бы внимания.
 
Одет американец был дорого, даже очень дорого, но фирменное пальто сидело на нём скорее просто неряшливо, чем с запрограммированной именитым кутюрье небрежностью. Он бросил на Альберта короткий колючий взгляд поверх очков в тонкой золотой оправе, сидящих на кончике его массивного с горбинкой носа, и портье показалось, что этот взгляд близко посаженных чуть навыкате глаз моментально просверлил его насквозь. Под этим мимолётным взглядом глаза Альберта автоматически прищурились, а уголки рта поднялись ещё выше.
 
Но мужчина больше не глядел на Альберта, а мешком плюхнулся в самое широкое кресло и прикрыл глаза. Похоже, он устал от перелёта, у него болела голова, и ему хотелось поскорее попасть в свой номер и заснуть. Альберт вздохнул с облегчением, потому что ему было как-то не по себе от колючего взгляда этого американца. Женщина, приехавшая вместе с мужчиной, наклонилась к своему спутнику и что-то негромко спросила. Тот кивнул в ответ, и она выпрямилась и обернулась к Альберту.
Только в этот момент Альберт разглядел её лицо, и у него перехватило дыхание: настолько это лицо было красиво в своей исключительной необычности. Никогда в жизни он не встречал такой очаровательной молодой женщины. Такие красавицы могли существовать только на экране или на обложке глянцевого журнала. Её необычайная красота была несомненно результатом удачного смешения разных рас. Тонкие черты лица цвета молочного шоколада в обрамлении длинных вьющихся волос, чёрных с едва заметным рыжеватым отливом, чувственные губы и огромные серо-голубые глаза… Кашемировое пальто от Лоро Пьяно с блестящим пояском подчёркивало её гибкую талию.
 
Альберт на несколько секунд потерял дар речи и, кажется, пропустил обращенные к нему слова прелестной американки. Внезапно поймав себя на этом, он придал своему лицу выражение сосредоточенного внимания. Девушка, очевидно, хорошо знала, какое впечатление производит её внешность на тех, кто видит её впервые. Она охотно простила Альберту его минутное замешательство и повторила свои слова, разумеется, по-английски:
– Проверьте пожалуйста, для нас должны быть забронированы смежные «Люксы».

Она порылась в своей сумочке «Шопард» и подала Альберту два синих паспорта.
Первым портье открыл паспорт мужчины, выданный на имя Саймона Цуккерманна. Никаких голливудских знаменитостей по фамилии Цуккерман Альберт не знал. Он знал только о братьях Джерри и Дэвиде Цукерах. Ещё на ум приходил Марк Цукерберг, тоже знаменитость, но вроде как из сферы, не относящейся к киноиндустрии. Перед тем, как отложить паспорт мужчины в сторону, Альберт решил проверить свою наблюдательность. Он прочёл дату рождения, указанную в паспорте, произвёл в уме вычисления с четырёхзначными числами и пришёл к выводу, что ему нужно ещё многому научиться: мужчине оказалось 76 лет, а вовсе не 65-70, как Альберт определил на глаз.

«Ну и ладно, натренируюсь ещё» – подумал Альберт и отложил паспорт мужчины в сторону. Гораздо больше его интересовал паспорт девушки. Девушку звали Белинда Давенпорт, а лет ей было двадцать пять. На фото, вклеенном в паспорт, она выглядела довольно заурядной и немного испуганной темнокожей девчужкой. Правда, паспорт был выдан ещё семь лет назад. За эти семь лет девушка явно успела расцвести и стала намного эффектней. Альберт перевёл взгляд с фото в паспорте на оригинал, и у него снова перехватило дыхание. «До чего же она красивая! Никогда таких красавиц не встречал…» – Альберт вдруг поймал себя на том, что где-то в его подсознании началась яростная борьба между абстрактно-платоническим восхищением необычайной красотой девушки и необузданным страстным желанием обладать ею прямо здесь и сейчас. «Успокойся, Альберт! – сказал он себе – ты на работе! Ты профессионал! Вот и веди себя, как пристало профессионалу».
 
Но сосредоточиться на работе было не так-то просто. В мозгу вновь и вновь крутились мысли об экзотической красавице и ещё какие-то воспоминания о том, что он когда-то её уже видел. Разумеется, не в жизни, а на экране. Но он никак не мог вспомнить ни одной кинокартины или сериала с её участием. «Но ведь Алиса говорила, что приедет какая-то голливудская знаменитость. Старикашка явно не в счёт, он точно не артист, иначе я вспомнил бы его физиономию, и не режиссёр, иначе я знал бы его фамилию ¬– рассуждал Альберт – так что без сомнений голливудская звезда – это именно Белинда. С такой-то внешностью ей даже талант не нужен, чтобы стать звездой. Но, хоть убей, не могу вспомнить названия хотя бы одного фильма, в котором она снималась. Возможно, она совсем недавно начала сниматься, и фильмы с её участием ещё не попали в наш прокат. Ладно, потом всё про неё выясним, погуглим в Яндексе. Интернет знает всё. А сейчас нужно быть профессионалом и заселить дорогих гостей».
 
Альберт выдал девушке корешки с ключами от обоих номеров и бумажку с паролем от Wi-Fi.
– Номера 601 и 602. Шестой этаж. Лифт за углом справа, в конце коридора. Ваш багаж сейчас будет доставлен, – Альберт из последних сил улыбнулся ещё шире.
Девушка захлопала пушистыми ресницами, лукаво улыбнулась Альберту в ответ и отошла от стойки, чтобы извлечь из кресла старикашку. Тот зевнул во весь рот, с трудом встал из кресла, опиршись на подлокотник, и мелкими шажками засеменил в сторону лифтов. А девушка шла чуть позади него, плавно покачивая бёдрами и помахивая сумочкой. В отличие от старикашки она в этот ночной час была бодра и полна энергии. Казалось, невидимый шлейф сексуальности тянулся за ней поблёскивая и переливаясь флюидами.

Едва американцы скрылись за углом, как из вращающейся двери появился Валерий с полиэтиленовым пакетом в руках.
– Добыл хлеб? Тебя только за смертью посылать. Что так долго? Небось, ещё и покурить успел? – спросил портье.

– Хлеб добыл. Целый. Круглый, как и договаривались. Конечно, покурил, раз уж всё равно выходить пришлось. Кстати, ты обещал на этот раз не записывать, – ответил охранник.

– Раз обещал, значит не буду, хотя мне, конечно, может потом сильно влететь от Алисы, если она надумает просмотреть записи с камер. Кстати, пока ты за хлебушком ходил, к нам голливудская знаменитость заселилась. Теперь нам, Валерий, нужно эти вот чемоданы доставить в 601-ый и в 602-ой, – Альберт указал на чемоданы, стоящие справа от входа в отель. – Ставь коричневые чемоданы на эту тележку, а чёрные – на ту. Я повезу коричневые в шестьсот первый, а ты чёрные – в шестьсот второй.

– А я не нанимался америкосам чемоданы таскать! Я тебе не коридорный! У меня пост на входе, мне отлучаться нельзя, – заупрямился Валерий.
– У меня тоже пост за стойкой, и я тоже не обязан чемоданы таскать, но я не выпендриваюсь, как некоторые, – ответил Альберт, – хотя другой бы, на твоём месте, не стал бы отказываться, а сказал мне «спасибо». Это же не просто американцы, а американцы знаменитые. Звёзды Голливуда. Ты только посмотри на их чемоданы!

– Посмотрел. Вижу. Чемоданы здоровенные и наверняка тяжелющие, – продолжал ворчать охранник.
– Вот уж, не зря говорят, что каждый видит своё. Один видит в музее прекрасное блюдо из мейсенского фарфора, а другой – только пустую тарелку из-под отбивной, которую уже успели съесть до него. Такие как ты, Валерий, видят в этих чемоданах только тяжесть, а умный человек на твоём месте увидел бы щедрые чаевые, – сказал Альберт.

При упоминании щедрых чаевых, охранник взбодрился и быстро и аккуратно переставил чемоданы с полу на тележки.
– Ваня, пригляди тут, чтоб посторонние не шастали, а мы на шестой съездим, – крикнул Валерий бармену.

– А какие в такое время могут быть посторонние? – спросил Иван, оторвавшись от чтения.
– Ну, мало ли… Проститутки какие-нибудь… – ответил охранник.

Альберт ухмыльнулся и покатил тележку с коричневыми чемоданами в сторону лифта. Валерий покатил вторую тележку вслед за ним.
– Я поеду в 601-ый, а как лифт вернётся, ты дуй в 602-ой, – сказал портье охранику. Тот кивнул.

Первым на шестой этаж отправился Альберт. Он специально выбрал тележку с коричневыми чемоданами, рассудив, что чёрные чемоданы должны принадлежать мрачному старикашке с колючим взглядом, а у фееричной красотки чемоданы должны быть более светлыми.
 
Поднявшись на шестой этаж и пройдя в самый конец коридора, Альберт одёрнул пиджак, поправил узел галстука и тихонько постучал в дверь номера 601. Он был уверен, что голливудская знаменитость займёт именно более почётный угловой номер. И в этом он не ошибся.
 
– Один момент, – раздался из-за двери голос американки. Секунд через десять девушка открыла дверь, и в полумраке номера, освещённого только приглушённым светом из ванной, Альберт увидел её точёный силуэт. Без пальто она казалась ещё стройнее.
 
– Ваш багаж, – сказал Альберт и снял первый светло-коричневый чемодан с тележки.
Девушка нажала клавишу выключателя, обворожительно улыбнулась Альберту и сказала:
– Нет, нет. Это не моё. Это чемоданы мистера Цуккерманна. Мои чемоданы – чёрные.
– О, простите! Ваши чемоданы прибудут через минуту, – сказал Альберт, смутившись. Красотка сочувственно улыбнулась ему и захлопнула двери перед его носом, а портье уныло покатил тележку обратно, к номеру 602. «Надо же было так обмишуриться!» – корил он себя.

Подъехав к двери номера 602, он постучался. Пока он стоял под дверью шестьсот второго, мимо него проехал со своей тележкой Валерий. Охранник бросил взгляд на Альберта, потом на выпуклые цифры номера на двери, потом снова на Альберта, и поняв, что раз портье здесь, то ему следует ехать в номер 601, отправился в самый конец коридора.

Альберт с завистью и даже с какой-то тоской наблюдал, как охранник один за другим заносит чёрные чемоданы вглубь номера и потом возвращается к тележке за другим. А когда Валерий занёс внутрь последний чемодан, дверь за ним закрылась.
Альберт тяжко вздохнул, но тут дверь, перед которой он стоял, открылась. Мистер Цуккерманн в белом гостиничном халате и белых тапочках, открыв Альберту дверь, зашел вглубь номера и, встав перед распахнутым шкафом, сказал:
– Давай, пацанчик, эти два ставь сюда, в шкаф, этот на банкетку, а вот этот клади вон на ту хреновину, чёрт её знает, как она правильно называется по-русски.

– Это багажница, – сказал Альберт и только тут понял, что американец говорил с ним по-русски. Да, по-русски. Конечно, с сильным акцентом, но акцент это был скорее какой-то одесский или виницкий, чем калифорнийский.

– Вы говорите по-русски? – с удивлением спросил он у Цуккерманна.
– Как видишь, ещё неплохо-таки говорю, раз даже ты меня понял. Как видишь, ещё не все мозги пропил на чужбине. Я же родом из здесь, из Захудаловски. Решил, так сказать, приникнуть к истокам. Не знаешь, как там моя Захудаловка? Ещё стоит? Не всё ещё растащили?

– Да вроде, ещё не всё. Сам я там никогда не был, чего мне там делать, но насколько я знаю, летом туда автобус с восточного автовокзала ходил, – ответил Альберт, – хотите, я узнаю, не отменили ли его из-за распутицы.

– Бог с тобой, пацанчик! Подумай головой, где я, и где автобус! Утром такси мне вызовешь на Захудаловку, – ответил старикашка, зевая.

– Обычное такси туда не проедет, туда джип нужен, – ответил Альберт.
– Ну, вот джип и вызови.
 
– Вы туда один поедите или с вашей… спутницей? – уточнил Альберт.

– Ловкий ты пацан, далеко пойдёшь. Умеешь-таки правильные слова подбирать. Ишь, как ты эту профурсетку обозвал. А что, понравилась небось? Видел, видел, как ты на неё зенки пялил. Да ты не стесняйся, не стесняйся. Я в твои годы тоже ни одной тёлки от Замозжайска до Лос-Анджелеса не пропускал, ни белой, ни чёрной, ни в красных пятнышках. А эта и впрямь, симпатичная. Куда ж я без неё? Вдвоём поедем, раз уж её ко мне приставили. А теперь, пацан, дуй к себе, мне спать пора. Устал я с этими перелётами и переездами, – старикашка снова широко зевнул и сунул Альберту в нагрудный карман форменного пиджака несколько однодолларовых купюр.

– Доброй ночи, сэр, – сказал Альберт по-английски.
Старикашка махнул рукой, мол, давай уже, вали скорее, и закрыл за Альбертом дверь.

Альберт вернулся на своё рабочее место за стойкой. Тускло освещённое фойе отеля было пустынно. Охранника, который должен был стоять на посту у вертящейся двери на месте не было. Очевидно, он ещё не вернулся с шестого этажа.

Альберт прогулялся по залу до бара, за стойкой которого скучал Иван. Наверное, он устал от чтения: раскрытая книжка лежала на стойке, а сам бармен смотрел куда-то под потолок.
 
– Вот прикинь, Ваня, американец-то оказался обычным Цуккерманном, родом из нашей Захудаловки, – поделился портье с барменом, – вот, сунул мне от своих щедрот целых три доллара. И это за четыре чемодана и два портпледа.

– Ничего удивительного, с Цуккерманнами такое случается, – ни капельки не удивившись ответил Иван, – а звезда как? Я её не разглядел как следует. Как она, красивая?
 
– Не то слово! Просто куколка! Вот только никак не могу вспомнить, в каком фильме я её видел. И имя её ничего мне не говорит: Белинда Давенпорт. Слышал, когда-нибудь про такую?

– Вроде нет. Правда, я из голливудских актрис по именам только старушек знаю, типа Мэрил Стрип или Шэрон Стоун. А кто помоложе, знаю только в лицо.

– И что, даже Анджелину Джоли не знаешь? – спросил портье.
– Анджелину Джоли знаю. А вот Белинду, как там её – не знаю, – невозмутимо ответил бармен.

– Что-то Валера наш у этой Белинды задержался, – сказал Альберт, – пора бы ему уже вернуться на пост.

– А зачем он тебе сдался? Что, скучно, прикалываться не над кем? – спросил Иван.
– Да мне скучать-то особо сегодня ночью не приходится. Просто, хотел поинтересоваться, куда он каравай положил.

– Вот он, твой каравай, – бармен поставил на стойку никелированный поднос, покрытый вышитой льняной салфеткой, на которой лежал круглый чёрный каравай с никелированным же соусником на макушке, а в соусник была насыпана крупная розовая гималайская соль.

– Ну, что ж, каравай у нас есть, – констатировал Альберт, – осталось только найти гарну дивчину, которая будет его вручать дорогим африканским гостям. И где нам такую найти?

– Может быть, Настю попросишь? – предложил бармен, – кажется она сегодня дежурит.
– Ну, ты даёшь! Во-первых, Насте через неделю пятьдесят. Забыл, как деньги ей на подарок собирали, на юбилей? Во-вторых, женщина она, конечно, не злая, но внешность у неё, сам знаешь, такая, что все нигерийцы от нас разбегутся. А в-третьих, кроме неё некому будет номера для них готовить. Или, может быть, ты возьмёшься кровать застилать и туалеты мыть?

– А я-то тут причём? Мне от бара далеко отлучаться не положено. Вдруг кто-то из гостей захочет чего-нибудь выпить?
– А раз так, давай ты у нас будешь вместо гарной дивчины!

– Ты думай, что говоришь! За такие намёки можно и по шнобелю схлопотать! – Иван закипел от возмущения.
– Да ты не кипятись! Я же не намекаю, что ты из этих… нетрадиционных. Просто, нигде не сказано, что каравай обязательно должна вручать красивая девушка. Это дело вполне можно поручить и такому красивому и брутальному парню, как ты. Оденем тебя в национальный костюм. Ты у нас парень фактурный, а в белой вышиванке будет вообще полный отпад. Нигерийцы будут в восторге, – Альберт на всякий случай отошел на метр от Ивана, подозревая, что бармен может не совсем правильно его понять, не оценить его предложения и, в результате, среагировать неадекватно, например, устроить мордобой на почве предполагаемой расовой неприязни.

Но Ивану это предложение понравилось:
– А что? Прикольно! Только где ты возьмёшь национальный костюм?
– Пойдём, покажу, – ответил Альберт, – вылезай из своей берлоги.
Иван вышел из-за барной стойки. Альберт подхватил его под руку и потащил к сувенирному павильону. На ручке закрытой стеклянной двери павильона висела табличка: «Мы открыты, когда мы здесь. Когда нас нет, мы закрыты».

– Вон, гляди, – Альберт указал на вешало, стоявшее в самой глубине павильона, – как раз твой размерчик.  Валера вернётся, возьмём у него дежурный комплект ключей и позаимствуем на время.
На вешале, ближе других кофт и сорочек к выходу, висела белая косоворотка, расшитая красными петухами.
 
– Красота! Между прочим, стоит 89 долларов, чистый лён, – сказал Альберт.
В это время на стойке рецепции зазвонил телефон. Альберт поспешил вернуться за стойку, но споткнулся о массивное кожаное кресло и ушиб левое бедро. Когда же он, наконец, прихрамывая, добрался до стойки и снял трубку, услышал только длинный гудок.

«Кто же это звонил в такое время? Не позаботившийся заранее забронировать номер новый гость, слезший с проходящего поезда и пытающийся устроиться на ночлег, обзванивая одну за другой все гостиницы Замозжайска? – Альберт начал перебирать в уме варианты – Или снова Тина? С неё станется. А вдруг… А вдруг это Алиса? Что, если это она звонила. Решила меня проверить, а меня-то за стойкой не оказалось. Вот ведь всегда так, выкладываешься на все двести процентов, из кожи вон лезешь, перерабатываешь, а она подловит тебя на какой-нибудь мелочи и… прощай премия. Скажет, отлучался с рабочего места, не поднял трубку с третьего звонка клиента… Да она найдёт, чего сказать, чем упрекнуть».
 
Альберт грустно вздохнул, будто глубокий вздох мог избавить его от печальных мыслей. «Раз уж такое дело, вот сейчас сяду и буду сидеть здесь за стойкой. Моё дело отвечать на звонки, выдавать ключи и давать распоряжения рум-сервису и коридорным и… и, собственно, всё. А то, что их у нас нет, этих самых коридорных, это уже не моя забота. Пусть гости сами таскают свои чемоданы. И на кухню за клаб-сэндвичем пусть сами идут, если им вдруг приспичит перекусить посреди ночи. А я буду сидеть на рецепции, потому что отходить отсюда мне не положено» – думал он, тупо уставившись в экран компьютера, как будто надеялся, что там вдруг появится системное окно с надписью: «Свободные номера категории Стандарт для гостей из Нигерии».
 
Вдруг в вестибюле отеля раздался громкий цокот женских каблучков. Альберт поднял голову и увидел худенькую девушку, спешившую к нему из лифтового холла.  На плечи девушки был накинут белый махровый халат с вензелем отеля, но завязанный наспех поясок развязался от энергичной ходьбы, так что портье успел разглядеть чёрные кружевные трусики и кружевной пояс с чулками в крупную сетку. Не укрылось от его взгляда и то, что бюстгальтера на девушке не было. Но заинтересовавшую его было форму её грудей он так и не успел как следует разглядеть. Дойдя до стойки, девушка запахнула халат, махнула рукой, словно хотела куда-то позвать Альберта, но не смогла произнести куда. Она была взволнована и ей нужно было отдышаться.

– Инга? Что с тобой? Случилось что? – спросил Альберт.
– Я вам сюда звонила, как назло, никто не ответил, блин… – девушка говорила отрывисто, пытаясь отдышаться после каждого сказанного слова, – пришлось самой бежать. Пойдём скорее…
   
– Куда? – спросил портье.
– Туда… Наверх… В 606-ой…
– Да что случилось то?
– Пойдём скорей, там объясню. Сам увидишь…


ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой лифт ползёт как ленивец, знаменитый музыкант производит опасные эротические эксперименты и становится жертвой  убийства при отягчающих обстоятельствах, портье проводит следствие и реанимацию, а мертвец делится воспоминаниями


Инга в развевающемся халате побежала в сторону лифтового холла, а Альберт, позабыв о только что принятом решении никуда не уходить из-за стойки рецепции, рванулся за ней.
Один из лифтов был уже неделю на ремонте, второй был отключен ещё с вечера в целях экономии. А третий лифт, судя по цифрам на табло, находился на самом верхнем этаже.

– Инга, объясни, что там у вас приключилось, – потребовал Альберт.
– Да всё этот, скрипач, – путанно затараторила путана, – просто, блин, извращенец какой-то, хоть на вид и культурный. С этими культурными всегда так – каждый второй из них  извращенец. Ты же знаешь, нас с Лолой обычно снимают на пару. Мы с ней работаем на контрасте, стройненькая-толстущая.  Мужикам, у которых жёны ни то ни сё, среднего телосложения, такое нравится. Но этот, хоть на вид и дохляк плюгавый, какой-то ненасытный, блин, оказался, будто зэк после отсидки. Не остановишь его, никак не унимался, всё ему мало. Правда, заплатил сразу за всю ночь, планировал до утра развлекаться. И ни за что бы не унялся, если бы не помер.

– С этого места поподробней. И ближе к сути, – поторопил её портье, нервно следя за табло, на котором не спеша менялись красные цифры этажей.  Единственный работающий лифт полз вниз так медленно, что можно было подумать, будто им управляет сонный ленивец. Казалось, он нарочно старается оттянуть момент прибытия на первый этаж, ибо знает, что ничего хорошего его там не ждёт. (Как-то Альберт полчаса простоял в городском зоопарке у клетки с ленивцем, ожидая, когда же тот уже наконец протянет свою когтистую лапу, чтобы забрать протянутый ему кусок яблока. А ленивец смотрел на людей, окруживших клетку, своими выпученными круглыми глазами, словно удивляясь, почему все они так суетятся). «Если бы пошли по лестнице, давно бы уже были на месте» – промелькнуло в мозгу у портье.
– Короче, скрипач этот решил за ночь всю Кама Сутру опробовать, причём для скорости сразу с нами двумя. «Я, – говорит, намерен сегодня провести эксперимент». Эксперименты ему подавай, блин, то он сверху, то снизу, то спереди, то сзади, то сбоку, а то вообще, не знаю, как и сказать.  Думаю, так бы всю ночь и экспериментировал, если бы смычок свой не отбросил. Всё командовал: «Форте! Фортиссимо! Крещендо!». Уж на что мы с Лолой выносливые, и то совсем заэкспериментировались, а ему хоть бы что, никак не унимается…

– Ну и послали бы его с его экспериментами куда подальше, – сказал Альберт.
– Скажешь тоже! Как можно! Мы же профессионалы… Ты же сам в сфере обслуживания работаешь, знаешь, что клиент всегда прав, а наша миссия – это полное удовлетворение клиентов.

Наконец лифт дополз до первого этажа и открыл двери. Альберт впихнул Ингу в пустую кабину, зашёл вслед за ней, приложил карточку и нажал кнопку шестого этажа.
– Короче… Как у вас до смертоубийства дошло? – потребовал он ответа, стараясь держаться, как настоящий следователь, желающий во что бы то ни стало докопаться до самой сути.  Лифт медленно закрыл двери, натужно загудел и неторопливо тронулся вверх.

– Короче, они с Лолитой опробовали позицию 69. Или 96, я уж и не знаю, как правильно назвать, когда он снизу, а она сверху.
– А ты где?
– А меня судьба уберегла. Я у мини-бара была, очередную бутылку шампанского открывала. Скрипач оказался большим любителем мешать шампанское с коньяком и ликёрами. Коктейль такой, называется…
 
– Шампань-коблер, знаю. Давай, короче!
– Короче, ты же знаешь Лолиту. Она всегда отдаётся работе целиком, выкладывается по полной. Наверное, слишком увлеклась и придавила его ненароком, перекрыла ему кислород своими телесами. Он и обмяк, бедняга. Ну, я сразу звонить на рецепцию. А ты трубку не берёшь. Вот я халат накинула и прибежала.
«Значит, вот кто звонил! Хорошо, что не Алиса! А с другой стороны, лучше бы это была Алиса Витальевна с проверкой, чем Инга с убийством!» – успел подумать портье, пока двери лифта открывались.
 
– Чего стоишь, приехали, – он выпихнул Ингу из кабины, и они побежали по тёмному коридору шестого этажа. Инга первой нырнула в распахнутую дверь 206-го номера. Не дав двери захлопнуться за Ингой, Альберт влетел в плохо освещённый номер и в узком проходе между санузлом и шкафом-купе наткнулся на непреодолимое препятствие, вставшее на его пути огромной мягкой горой.

Гора оказалась совершенно раздетой женщиной колоссальных размеров, не столько в высоту, сколько в поперечнике. Она взвизгнула неожиданно тоненьким голосом:
– Осторожней ты, чёрт!

– Лолита? Ты, что ли? – определил на ощупь Альберт. Его глаза ещё не успели привыкнуть к полумраку, царившему в номере, и осязание было надежнее, чем зрение. – Что тут у вас?

– Вот, погляди… – откуда-то из-за горы, оказавшейся Крошкой Лолитой, донёсся голос Инги. Очевидно, опередив Альберта, она каким-то чудесным образом ухитрилась благодаря своей худобе просочиться вглубь номера мимо стоящей в проходе подруги. Из-за рельефного силуэта Лолиты высовывались только кончик носа Инги и её правая рука, указывающая в сторону широченной кровати.

На этой кровати лежало тело щуплого мужчины средних лет без одежды и без каких-либо признаков жизни. На груди у мужчины был вытатуирован нотный стан с какой-то сложной, если судить по нагромождению нот, мелодией. Какой именно, портье не смог догадаться, так как не знал нотной грамоты.

«Скрипач!» – подумал Альберт – «вот и доигрался…»
– Он что, совсем мёртвый? – спросил он у девушек.
Они молча пожали плечами. Инга зябко запахнулась в гостиничный халат, а Лолита поёжилась и прикрыла груди руками (насколько это было возможно).

Альберт покачал головой, заполз на карачках на кровать и, взяв руку мужчины, попытался нащупать на ней пульс. Это ему не удалось.
– Ты, это, на шее пощупай. Я в кино видела, у убитых всегда на шее щупают, – сказала Лолита.

Альберт боязливо дотронулся указательным пальцем до жилки на шее мужчины и покачал головой.
 – Всё. Труп! – сказал он, оглянувшись на полураздетых женщин, скорбно стоящих у кровати, – пульса нет, и вроде совсем не дышит. Правда, ещё тёплый.
– Может, ему массаж сердца сделать или искусственное дыхание рот в рот? – предложила Инга.
 
– Боюсь, уже поздно. Раньше надо было ему рот в рот делать, а не то, чем вы тут занимались, – мрачно произнёс Альберт.
– Лолита порывалась, но я её удержала. Испугалась, что она ему сдуру грудную клетку сломает, если он, конечно, ещё живой, у неё же силища немереная, – пролепетала Инга.

Но Альберт, не дослушав её, достал из кармана надушенный носовой платок, накинул его на рот несчастного музыканта и, прильнув к нему ртом, стал пытаться делать искусственное дыхание и одновременно массаж сердца.

– Девчонки, звоните, вызывайте скорую, – скомандовал он, прервавшись на секунду, и снова продолжал свои попытки реанимировать скрипача.
Однако, ни Инга, ни Лолита даже и не подумали куда-либо звонить. Они судорожно метались, пытаясь собрать свою разбросанную по номеру одежду.
 
Альберт ещё пару минут продолжал свои попытки, но потом отчаялся и, оставив в покое бездыханное тело, обессиленный сел на краю кровати.
– Угораздило же Пашку сломать ногу именно этим вечером, – вздохнул он.

– А причём тут ваш Пашка? – спросила Инга.
– А притом. Не сломай Пашка ногу, я бы сейчас весело проводил время в более приятном месте и в более приятной компании, со своей девушкой. Если бы не его дурацкая нога, я не попал бы в одну смену с Валерой. А не пусти вас Валера в отель, вы бы не учинили здесь оргию, а несчастный лауреат международных конкурсов был бы жив и здоров на радость своей счастливой многодетной семье. А теперь из-за этих двух дебилов, из-за вас с Лолитой и из-за этого безумного экспериментатора из Саратовской филармонии, мне придётся объясняться сначала с полицией, а потом с Алисой Витальевной. Неизвестно ещё, что хуже.
 
  Он достал из кармана мобильник.
– Эй, ты что? Ты куда звонить собрался? – обеспокоенно спросила Инга.
– Как куда? Сначала вызову скорую, чтобы констатировать смерть, а потом – полицию. Кажется, так поступают, если кто-то помер.

– Алик, ты это… Ты погоди звонить, дай нам собраться. Лола вон совсем голая, да и мне одеться нужно. Зачем теперь торопиться, скрипача уже всё равно не оживишь. Давай мы с Лолой быстренько сольёмся отсюда, а ты уж тогда звони сколько хочешь, раз так положено. А нам с полицией лишний раз встречаться ни к чему, – затараторила Инга и запрыгала на одной ножке, натягивая джинсы скинни.
Лолита, напоминая снегоуборочную машину «Умелые руки», шарила под креслом в поисках своих трусов.

– Ну уж нет, красотки, никуда вы не уйдёте. Можете одеться, если найдёте во что, а уходить вам нельзя, а то хуже будет. Если полиция поймёт, что вы покинули место преступления, не оказав пострадавшему первой помощи, сами знаете… Запишут на вас убийство с отягчающими обстоятельствами.

– Какое такое убийство? Почему с отягчающими? – спросила Инга.
– А ты сама как думаешь? Посмотри на Лолиту. Сколько она весит? – ответил портье.
Инга посмотрела и нервно хихикнула, но тут же осеклась, почувствовав взгляд Лолиты, полной злобы и возмущения.

– Шутки в сторону. Законы знать надо. Давай подходить строго с юридической точки зрения, – продолжал Альберт, – вас двое, то есть, группа лиц. С жертвой и с охранником вы предварительно сговорились. Вот и получаются отягчающие обстоятельства: убийство, совершённое группой лиц по предварительному сговору.
– Никакого сговора не было, что ты на нас вешаешь! – возмутилась Лолита, – никто этого сморчка со смычком убивать не собирался. Какая нам корысть? Это просто несчастный случай на производстве.

– На этот случай тоже статья имеется. Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей, повлекшее по неосторожности смерть человека. Там, кажется, до шести лет лишения свободы и штраф полмиллиона или в размере вашей заработной платы за три года, – сказал Альберт, – это смотря, что больше.

– Как за три года? То же, юрист нашёлся! Мужик этот сам виноват. Эксперименты ему подавай! Согласился бы на классику, сейчас был бы жив, здоров и, может быть, даже счастлив.

Лолита, наконец, нашла свои красные трусы и надела их.
– Алик, миленький, а ты нас не выдавай. Давай, ты скажешь полиции, что он сам умер, во сне. Тем более, что он сильно выпивши был. Врачи подтвердят. Да и без врачей понятно, от него за версту коньяком несёт. А нас приплетать не нужно. Тебя от этого какая выгода? Только пятно на ваш отель. Одно дело смерть артиста от алкогольной интоксикации. Артисты – они, считай, все алкаши, это каждый знает. А другое – проституция с летальным исходом. А мы с Лолой тебя отблагодарим… честное слово, уж так отблагодарим, будешь доволен, – Инга вкрадчиво заглянула Альберту в глаза взглядом бездомного котёнка.
 
– Отблагодарят они, как же! Хотите, чтоб меня посадили за сокрытие и дачу ложных показаний? Вскрытие покажет, что смерть жертвы наступила либо от асфиксии, либо от сдавливания грудной клетки. Кроме того, тут кругом ваши следы. У жертвы на теле и помада ваша, и ДНК всякая. Всё равно они на вас выйдут, так что лучше сразу сдаться, добровольно. Чистосердечное признание облегчает наказание. По крайней мере, так говорят.

– Ну, Алик, не будь ты, чем щи наливают! Мы же тебя по-хорошему просим, – вступила в разговор Лолита, вплотную придвинувшись к Альберту и нависая над ним горой, всем видом показывая, что может попросить и не по-хорошему, – у тебя же есть ключи от кладовки, тащи сюда чистые простыни, я подниму этого дохляка с кровати, а Инга постель перестелет.  А Валеру вашего заставим записи с камер стереть, будто нас здесь и не было. Это в его же интересах. А если вдруг волос какой найдут, и всё равно на нас выйдут, скажем, что волос этот остался с прошлого четверга, когда мы тут у вас с писателем из Киргизии… отдыхали, просто горничные плохо пылесосили. Может же такое случиться? Так что всё выйдет очень правдоподобно.

Альберта обдало жаром девятипудового женского тела. Он живо представил себя на месте несчастного скрипача, придавленного этой аморфной массой к кровати, и поспешил проскользнуть в крошечный зазор между Лолитой и кроватью.
«Всё-таки, мы с ней в разных весовых категориях – нашёл он для себя оправдание, и отошёл в сторону – скажу следователю, что они меня силой заставили».
– Ты так говоришь, будто для тебя давить клиентов – обычное дело, будто клопа придавила, а не человека, – произнёс портье, стараясь держаться подальше от грозной полураздетой громады. Крошка Лолита до сих пор была топлес, а это впечатляло и порождало у Альберта комплекс неполноценности.

Лолита не ответила, а наклонилась к кровати, легко, как пушинку, подняла покойного скрипача с его смертного одра и прижала к своей необъятной груди. Нежно держа ещё тёплое тело на руках, подобно тому, как мама держит младенца, она скомандовала Инге:
– Тащи из-под него простыню, а Алик нам сейчас чистую принесёт. Правда, Алик?
 
– Какой ещё на хрен Алик? – раздался вдруг хриплый мужской голос.
Лолита взвизгнула от неожиданности и уронила покойника на кровать. Внезапно воскресший мертвец простонал, грязно выругался, открыл глаза и, опершись на локти, присел на кровати, чтобы оглядеться.
 
– Ты что, крошка? Зачем ты обратно оделась? Кто разрешил? А подружка твоя где? – с трудом ворочая языком, спросил оживший покойник. Потом он присел, свесив с кровати ноги, и заглянул за толстый бок Лолиты, очевидно, высматривая Ингу.
– Фу ты, чёрт! Как ты нас напугал, дядя! Мы уж думали, ты совсем смычок отбросил, навсегда, – выдохнула с облегчением Инга.

– О чём ты? И почему ты уже в джинсах? – спросил у неё скрипач, – я с вами ещё не закончил. А ну, раздевайтесь обе и марш обратно в кровать! Вам за всю ночь заплачено.
Лолита нервно захихикала:
– Ишь, какой живчик! Только с того света, а уж опять за своё.

– Это в каком смысле, с того света? – скрипач ещё раз затуманенным взором оглядел полуобнажённую Лолиту, потом Ингу, одетую только джинсы и халат, наброшенный на плечи, и, наконец, заметил стоящего в сторонке Альберта, одетого в гостиничную униформу.

– А, это ещё кто? Это ты что ли Алик? – спросил скрипач, – учти, парень, я за тебя платить не собираюсь. Слышь ты, Алик, или как тебя там, раз уж пришёл, можешь присоединяться. Выбирай себе для начала любую, хочешь, тощую, если любишь костями греметь, хочешь толстую, если любишь помягче, а потом всё равно поменяемся. Только, чур, заплатишь свою половину. А то эти ободрали меня как липку, а чуть зазевался, уже лыжи навострили, чтоб сбежать. Нет уж, пусть отрабатывают.

Альберт приосанился, поправил галстук и сказал:
– Вот что, дамы. Одевайтесь, и ждите меня в фойе или в баре. Только из отеля ни шагу, вы мне ещё понадобитесь. Вы меня теперь по гроб жизни благодарить должны, что я жертву вашего преступления оживил. И не вздумайте слинять, а то я всё-таки вызову полицию, пусть и по другому поводу. Ждите внизу, а я пока с этим маэстро побеседую.
 
Уговорить женщин лёгкого поведения было легко. Лолита наконец нашла оба лифчика, сначала крошечный, Ингин, а потом огромный, свой. Девушки оделись быстрее, чем пограничники по сигналу боевой тревоги, и не оглядываясь, скрылись за дверью.
– Парень, ты зачем тёлочек выгнал? Классные тёлочки были, – с трудом ворочая языком, произнёс скрипач, – особенно та, что пухленькая.

– Классные-то они классные, только, чуть вас не угробили. Не приди я, послезавтра над вашим, уважаемый, хладным трупом звучал бы похоронный марш в исполнении духового оркестра.
– Кто автор? Шопен?
– Вам виднее, я в музыке не разбираюсь.

– Слушай, Алик…
– Альберт, – поправил портье, приосанившись.
– Слушай, Альберт, что-то я не врубаюсь. Объясни, что за шарманку ты завёл. При чём тут Шопен? Что случилось-то? – скрипач присел в кровати.
– А вы, что, совсем ничего не помните?

– Почему не помню? Хорошо все помню. Помню, пили. Потом это… Экспериментировали. Ты пробовал сразу с двумя? Это я тебе скажу, не так просто, как может показаться, возникают самые неожиданные нюансы… Потом снова пили. Потом опять экспериментировали… Потом… – вдохновившийся было воспоминаниями, несостоявшийся покойник, вдруг задумался и почесал затылок, – потом не помню. Хотя, врёшь! Помню! Учти, парень, я всё помню! Помню, ты ко мне целоваться полез. Ты голубой, что ли? Парень ты, конечно, смазливый, но учти: я этих извращений не приемлю и платить за них не намерен. Я признаю исключительно традиционные ценности!

– Ещё не хватало! Я вам, уважаемый, дыхание рот в рот делал, и массаж сердца, – Альберт наклонился к кровати и забрал свой носовой платок. – Так что, запомните, кто вас спас от безвременной кончины.
Скрипач ошарашенно посмотрел на портье. Похоже, он до сих пор не осознал произошедшего.

– Номер у вас забронирован ещё на три ночи. Ну так вот, больше чтоб до самого выезда никаких девок сюда не водили, ни толстых, ни тонких. Администрация отеля в моём лице имеет полное право за нарушение правил пребывания в отеле выселить вас отсюда без возврата уплаченного аванса. По правилам нашего отеля пребывание гостей в номерах после 23:00 запрещается. Если что, полицию вызову и на работу вашу сообщу, в филармонию.

– Слушай, парень… Альберт. Ты только не возбуждайся. Никуда сообщать не надо. Мне только скандалов не хватало. У меня же семья, жена, оркестр, любовница… Арфистка, между прочим. То же заслуженная и лауреат. Ты пробовал когда-нибудь с арфисткой? Это я тебе скажу… Так что, ваша администрация может даже не беспокоиться! Обещаю, больше никаких баб! От них всё зло. Отец мой, царствие ему небесное, предупреждал меня перед смертью: «Смотри, Леонард, бабы тебя до добра не доведут!». Но я думал, это только жены касается, ну и, естественно, тещи. А эти… Кто ж мог подумать, что оно так выйдет… Так что ты, Альберт, пожалуйста, на мой счёт… И ещё, это… Спасибо тебе… Как представлю… Выходит, если бы не ты, эти две шаболды в ковёр бы этот меня закатали и в окно бы выкинули. Я видел, у меня тут прямо под окном как раз контейнер со строительным мусором. Так что, Альберт, если тебе что надо… может на свадьбе у тебя сыграть или там на твоих похоронах, ты только скажи, я с тебя денег не возьму. Я хорошо играю, я же лауреат и всё такое.

– Отдыхайте, – сказал Альберт, вышел из шестьсот шестого и вернулся в холл.
Там его уже ждали…


ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой читатель узнаёт о Худой, горничная отказывается пылесосить,  охранника тянут за галстук, а портье становится режиссёром-постановщиком и костюмером


У стойки рецепции стояла супружеская пара с двумя большими чемоданами в пёстрых матерчатых чехлах и дорогим кожаным рюкзаком. А вот Валерия не было видно ни у стойки, ни около его обычного поста у вертящейся двери. «Наверное, в баре сидит, базарит со своими протеже» – подумал Альберт.

Мужчине было лет пятьдесят пять, женщине чуть больше сорока. Завидев приближающегося портье, супруги встрепенулись и заулыбались.
«Заждались, мечтают скорее заселиться и лечь спать. Нормальное человеческое желание – ночью спать в кровати. Я бы тоже сейчас с удовольствием… Да разве тут уснёшь, когда такое творится. Боюсь, и им спать сегодня придётся в холле, скрючившись в три погибели в кресле. Номера они наверняка не бронировали, а у нас в «Орионе» сегодня полна коробочка» – портье надел дежурную улыбку, означающую «я к вашим услугам, но ничем помочь не могу».

– Доброй ночи! Чем могу быть полезен? – спросил он, как будто и без лишних вопросов сложно было догадаться, что от него может быть нужно людям, пришедшим в отель с багажом в три часа ночи. (Такая уж существует традиция – задавать вопросы, ответ на которые и так совершенно очевиден. Согласитесь, было бы крайне неучтиво вместо этого сразу выпалить: «Мест нет»). Естественно, Альберт заговорил с ними по-русски, потому что, несмотря на дорогие заграничные шмотки, сразу распознал в супругах соотечественников.

– Здравствуйте. Мы только с поезда, вот приехали в ваш город и хотели бы остановиться на три ночи в каком-нибудь приличном месте, – ответил мужчина.
«Если они только что с поезда, то где же их носило целых сорок минут? Не в ресторан же они пошли первым делом, ведь уже глубокая ночь, почти всё закрыто?» – задумался портье.

– Какой-то таксист нам чудной попался. Я ему сразу сказал: «Вези в приличный отель», а он нас сначала в какой-то бомжатник привёз, – ответил мужчина на вопрос, так и не заданный Альбертом.

– В «Золотой колос», что ли? – предположил Альберт.
– Нет, не «Колос». Какое-то птичье название. Не то, «Сойка», не то «Иволга».
– «Горлица». Могу себе представить… – портье придал своему лицу сочувственное выражение.

– А вот мы и не представляли, что такое может существовать в двадцать первом веке.  Моя жена даже в фойе заходить не захотела, испугалась, что на неё там тараканы со стен набросятся. У них в фойе кошками дохлыми воняет. Вот скажите, неужели таксисту не понятно, что мы в таком клоповнике спать не станем, что нас нужно в приличное место везти?

– У нас в Замозжайске, к сожалению, дефицит опытных таксистов. В основном работают, как бы сказать помягче, иностранцы. А эти не только в пассажирах не разбираются, но и где какая улица без навигатора найти не в состоянии, хотя город наш не такой уж большой. Скажите, а вы бронировали? – задал вопрос Альберт, ответ на который и так был ему уже прекрасно известен. Но ведь нужно же было каким-то вежливым образом намекнуть непрошенным гостям, что им этой ночью выспаться по-человечески не удастся. Причём так, чтобы они осознали, что в этом виноваты только они сами, а вовсе не портье.

– Нет, не бронировали. Мы не имеем такой привычки. Мы с женой никогда ничего заранее не планируем, поэтому никогда ничего не бронируем, – ответил мужчина. – Жизнь всё равно вносит свои коррективы. Зачем же связывать себя планами? Моя супруга, знаете ли, любит принимать спонтанные решения.
 
– Если долго думать, сомневаться и взвешивать все за и против, вся жизнь пройдёт, а ты так ничего не успеешь, – вступила в разговор женщина, – если бы не я, ты бы, дорогой, так бы ничего и не увидел: ни Парижа, ни Токио, ни Кейптауна, ни этого Замозжайска.

«Париж, Токио, Кейптаун… это меняет дело» – подумал Альберт и внимательно осмотрел гостей.
«Лица интеллигентные, руки холёные, у неё брюллики, у него «Ролекс», одежда дорогая, чемоданы фирменные. Кажется, ребята совсем не бедные» – подумал Альберт и улыбнулся ещё шире:
– К сожалению, свободных стандартных даблов у нас в данный момент нет. Сейчас у нас в городе большой наплыв гостей в связи с Талдычевскими чтениями. Но могу предложить вам номер Де Люкс, правда, он стоит дороже, шестнадцать тысяч за ночь. Кстати, из окон номера открывается прекрасный вид на Худую.
 
– Вид на кого? – переспросил мужчина.
– На набережную. Прямо под окнами протекает река Худая.
 
– Отчего такое название? – поинтересовался мужчина.
– Никто не знает. Возможно из-за того, что она часто пересыхает и в ней совсем нет никакой рыбы. Зато вода нашей реки богата разными химическими соединениями. Из неё можно добывать полезные ископаемые.
– Надо же!

На женщину заоблачная цена номера не произвела никакого впечатления, а мужчина без лишних слов полез за бумажником и достал из него золотую кредитку.
«Эх, лоханулся я – подумал Альберт – надо было им Люкс предложить».
– Знаете, я думаю, что в номере Люкс вам было бы удобнее, чем в Де Люксе. Он больше, в нём две комнаты, есть джакузи, три телевизора с плоским экраном и ещё бутылка шампанского в качестве комплимента от отеля.

– Нам, пожалуй, хватило бы и двух телевизоров. Но джакузи… – мужчина обернулся к супруге, – дорогая, хочешь номер с джакузи и шампанским?
– Конечно, люблю пузырьки.

– Сильно дороже это удовольствие? – спросил мужчина.
– Нет, не очень. Всего двадцать девять девятьсот девяносто за ночь.
Мужчина кивнул:
– Не вопрос, пусть будет Люкс.

Альберт быстренько забрал у гостей паспорта, оформил документы и выдал ключи.
– Ваш номер 609, на шестом этаже, слева от лифта.
– Вот видишь, дорогой, повезло. 609 – хороший номер, – сказала женщина, – я же говорила, чем меньше ты планируешь, тем больше тебе везёт.

– Вы абсолютно правы! Номер просто замечательный, Большой балкон, вид и на реку, и на парк, джакузи, – Альберт воспользовался случаем похвалиться.
– Не в этом дело. Просто 609 – счастливое число, перевёртыш, – сказала женщина, – у нас внедорожник был с таким номером, так мы на нём перекувыркнулись через крышу, и хоть бы что, ни одной царапины, ни у нас, ни у машины. А как у вас в отеле с WiFi?

– У нас широкополосный Интернет. Вот на этой бумажке ваш логин и пароль. Лифт вон там. Завтрак с 7:30 до 10:30. Если не захотите спускаться в ресторан, позвоните на рецепции, и вам принесут завтрак в номер. СПА салон работает с 11:00, очень рекомендую. Салон красоты с пяти вечера. Багаж можете оставить здесь, вам его доставят, – заученно произнёс портье.
 
– Спасибо, мы сами, – ответила женщина. Она взялась за меньший чемодан, а её муж подхватил больший чемодан и рюкзак.
– Как вам будет угодно, – улыбаясь им вслед произнёс портье и подумал – «баба с возу, кобыле легче, а мои чаевые… можете оставить себе».

Он оглянулся на стену, на которой висели часы. В Замозжайске было 3 часа 23 минуты. Пришло время готовиться к приезду нигерийцев.
Альберт снял трубку и набрал номер дежурной горничной.
 
– Настя, доброй ночи. Это Альберт. Не разбудил?
– Альберт? Я, что б ты знал, никогда на работе не сплю, не то что некоторые. Слушай, а что это ты дежуришь? Сегодня, вроде бы, Пашкина очередь.
– Говорят, Пашка ногу сломал, если не врёт.
– Надо же. Вечно с ним какая-то ерунда случается. Так ты чего звонишь? Что тебе нужно?

– Мне, Настя, от вас нужно вот что. Гости из 517-го и 519-го просили разбудить их 3:50. Думаю, где-то в 4:15 или в 4:20 они выпишутся и поедут на вокзал. А тут как раз в начале пятого прибывают нигерийцы, которых кроме этих двух номеров селить некуда. Вот я вас, Настя, прошу: сразу, как только эти гости из 517-го и 519-го выйдут, быстренько там убраться, а я тут на рецепции постараюсь время выиграть.
– Эх, Альберт, Альберт! Ты первый день что ли работаешь? Не понимаешь, что значит убраться после выезда клиента? Надо мусор убрать, полы пропылесосить, санузел отмыть, постель застелить, полотенца и косметику разложить. А теперь, когда Сан Саныч народ посокращал, на нас ещё пополнение мини-бара повесили. А тут ещё сразу два номера нужно. Когда, по-твоему, я всё это должна успеть?

– Настя, ну вы же у нас ас. Все знают, что вы быстрей всех управляетесь. Да и номера эти рядом, далеко ходить не нужно.
– Подхалим ты, Альберт. Прямо лис из басни.
– В басне лиса была. Женского пола.

 – Это роли не играет. Ладно, постараюсь. Только учти, пылесосить номера я не стану. Ночью никак нельзя. У нас пылесос такой шумный, что весь этаж перебудит.
– Ничего, Настя, думаю, нигерийцы как-нибудь и без пылесоса обойдутся. Больше им делать нечего, как ночью пылинки разглядывать. Так что, очень на вас, Настя надеюсь.
Довольный, он повесил трубку.

«Ну что ж, кажется, есть шансы выкрутиться и из этой передряги. Устроим нигерийцам достойную встречу. Можно сказать, спектакль. Только бы труппа не подвела» – подумал Альберт и отправился к бару.

Он, в первую очередь, ожидал там увидеть Валерия. Но охранника в баре не было. За стойкой был только Иван, смотревший по телевизору турнир по бильярду. А на большом кожаном диване сидели, прижавшись друг к другу Инга и Крошка Лолита. Сами ночные бабочки, похоже, дремали, а на столике перед ними стояли пустые бокалы олд фэшн с торчащими из них стеблями сельдерея.

– А где Валера? – спросил Альберт у Ивана.
– Я без понятия. Я думал, он с тобой, чемоданы таскает.
– Я свои чемоданы уже давным-давно отнёс. И даже успел после этого откачать одного страдальца на почве псевдонаучных экспериментов по сексологии.
– Слышал. Мне девочки уже рассказали про твои подвиги. Молодец, не растерялся! Я вот, например, так и не знаю, куда дуть, если кто-то помер. И вообще, боюсь покойников. Вот, скажем, потеряй ты сейчас сознание, я бы, наверное, так испугался, что впал бы в ступор и так и стоял бы, как пень, пока тебя бы не вынесли ногами вперёд. А тебе, Альберт, наверное, после всего этого нужно выпить как следует. Девчата вон взяли по Кровавой Мэри. Хочешь, и тебе намучу. Или тебе «отвёртку»?

– Я на службе. Я бы, честно говоря, чего-нибудь перекусил бы на нервной почве. Вот ведь удивительное дело: обычно дома в четвёртом часу ночи я спокойно сплю, о еде совсем не думаю и к холодильнику в потёмках не крадусь. Говорят, есть такие люди, которые специально на холодильник замок вешают, чтобы ночью не жрать. Но я не такой. А вот как ночное дежурство, так сразу нападает жор какой-то. У тебя есть, что пожевать?

– Яблоки. Вчерашние пирожные. Орешки: арахис солёный и миндаль сушенный. А больше ничего нет. У меня тут всё больше выпивка. Да, чуть не забыл. Могу отломить тебе кусок каравая.
 
– Не вздумай каравай трогать. Он нам ещё понадобится.
– Я имел в виду половинки Валериной паляницы, – бармен достал из-под прилавка половинку белого каравая, и отломил Альберту здоровенный кусок с хрустящей корочкой, – вот чайку ещё попей с сахаром.
Альберт с аппетитом захрустел корочкой.

– А вот и наш доблестный охранитель! – сказал Иван, завидев появившегося в конце вестибюля Валерия.
Улыбающийся до ушей охранник подошёл к стойке и громко сказал:
– Налей-ка мне, брат, стакан чёрного чаю без сахара. И не забудь записать.
– Не забуду, – ответил бармен, – не беспокойся.

– А что без сахара? – спросил Альберт, – экономишь, что ли?
– А вот и не угадал. Без сахара, потому что мне и так сладко, – ответил улыбающийся охранник.

Он присел на табурет и повернулся боком к стойке, так чтобы и Альберт, и Иван могли его видеть. Он сидел молча, но было заметно, что его так и распирает от желания что-то рассказать. Казалось, он только и ждёт, чтобы его спросили.
Но Альберт, как нарочно, не спешил задавать вопросы. Сначала он внимательно оглядел Валерия с ног до головы. От проницательного взгляда портье не укрылось, что левая пола белой сорочки обычно довольно аккуратного охранника выбивалась из-под поясного ремня.

– Ты где пропадал так долго? – наконец спросил портье, – у нас тут без тебя такое происшествие случилось…
Валерий только отмахнулся, не желая слушать про случившееся с Альбертом, так сильно ему не терпелось поделиться своим приключением.

– Парни, вы не поверите! Я и сам до конца не верю. Сколько в «Орионе» работаю, никогда со мной такого не случалось, – Валерий даже покачал головой из стороны в сторону, показывая, что и сам не может поверить в то, что с ним приключилось.
– Да говори ты уже, чёрт, не томи! – потребовал Иван.

– Отправил меня, значит, вот этот, – Валерий кивнул в сторону Альберта, – доставлять чемоданы в 602-ой номер. А сам сказал, что повезёт в 601-ой. Лифт у нас один работает, так что Альберт первый поехал, а я уж потом. Поднимаюсь я на шестой, смотрю, а он у дверей моего 602-го стоит, ждёт, пока откроют. Ну, думаю, опять он что-то напутал. Ты же, Альберт, вечно что-то путаешь. Вечно за тобой всё исправлять приходится. Ну, думаю, раз Альберт опять напутал, значит, это ему в 602-ой, а мне, выходит, в 601-ый. Подъехал, постучал, а что клиенту сказать, и не знаю. Ладно, думаю, и так ясно, багаж – он багаж и есть, чего тут ещё говорить, без слов всё понятно.
 
– Так ты до утра рассказывать будешь. Как ты к дверям 601-го подъехал и как туда чемоданы заносил, я и сам видел. Ты лучше объясни, где ты потом запропал, – поторопил Альберт.

– Вот именно, парни, что пропал. Открывается дверь 601-го, а там такая… Слов нет описать, какая!  Красивая, как на рекламе в салоне красоты! Глазищи огромные, ресницы вот такие, кожа тёмная, но совсем не такая, Иван, как у тебя, уж ты братан не обижайся, а такого нежного оттенка. Как шоколад «Алёнка». Ну и фигура, само собой, – Валерий, развёл руки в стороны, потом, опустив ниже, сблизил ладони, а потом опустил ещё ниже и снова развёл, в результате показав что-то вроде песочных часов. – Не веришь, Иван, так спроси у Альберта, он её видел, когда регистрировал. Короче, парни, тут хороший художник нужен, чтоб такую красоту описывать. Не иначе, кинозвезда или фотомодель. Я, братаны, честно говорю, как её разглядел, сразу влюбился, как говорится, с первого взгляда. Все слова забыл, не то, что английские, но и русские тоже. Смог только выругаться от полноты чувств, но не очень грубо и, главное, тихо, про себя. Она и не слышала. А слышала бы, всё равно, не поняла бы.

Валерий глотнул чаю из чашки, стоявшей перед Альбертом, и фыркнув, выплюнул.
– Фу, чёрт, что ты мне налил? Какой-то сахарный сироп.
– А это не твой чай, а Альбертов. Твой вон стоит, дымится, – ответил Иван.
– Так… На чём я остановился? – спросил Валерий.
– Ты остановился на том месте, как влюбился в американскую кинозвезду, выругался и потерял дар речи, – напомнил Альберт, с нетерпением ожидая продолжения.
– Вот именно. Стою я, на всякий случай молчу, улыбаюсь. Это я, кстати сказать, у тебя, Альберт, перенял. Ты всегда глупо так улыбаешься, когда сказать нечего.
 
Иван хмыкнул и спросил:
– А она?
– А она тоже, значит, улыбается, и тоже, значит, молчит.
– А ты? – снова спросил Иван.
– А я тоже улыбаюсь. Чего сказать, не знаю. Пора бы уже уходить, а ноги не идут. И ты бы по своей воле не ушёл от такой красавицы... Стою, значит, молчу. Жду, когда она мне чаевые даст. Альберт обещал хорошие чаевые. Как спросить, не знаю. Думаю, раз такая красивая, сама должна догадаться.
 
– А она?
– А она видит, что я не ухожу, ну и… – вздохнул Валерий.
Зачем-то оглянувшись по сторонам, охранник вдруг перешёл на театральный шёпот:
– Короче, парни, взялась она за мой галстук, типа, узел поправить. Что-то лопочет по-американски. Я так понял, что галстук ей мой понравился, какой, мол, говорит, у тебя, мой милый, красивый галстук. И тянет меня за этот галстук, а сама на цыпочки привстала и губками своими красивыми ко мне тянется. Прикинь! Сама! Тут, парни, и иностранные языки не нужны, тут и ежу понятно, что делать: целуй.

– А ты?
– А я…Что я… Я же бывший десантник. Наш девиз: никто кроме нас! Ну, думаю, наконец-то и мне повезло! Вот все говорят, что женщина, если красивая, то обязательно дура. Это, конечно, правда: дур полно кругом. Но я считаю, что и красивые бывают с пониманием. Вижу: понимает красивая девушка толк в настоящей мужской красоте.  Короче, поцеловались мы...

– А как она целуется? – у Ивана от любопытства загорелись глаза.
– Ну как… Как? Как я тебе опишу, как? Как, по-твоему, такая красивая может целоваться? Хорошо целуется. Даже очень… – Валерий замолчал, очевидно, пытаясь найти ещё какие-то слова для описания, но так и не нашёл.

– А потом? – не унимался любопытный Иван.
– А потом взяла она меня, братцы, за галстук и как козлёночка на верёвочке потащила к кровати.
– А потом? – снова спросил Иван.
– А как до кровати добрались, стала она мой галстук развязывать. Вот дура! Галстук-то у меня армейский, на резинке, его не развяжешь. У них в Америке, видно, женщины к таким галстукам непривычные.

– А ты?
– А я что? Само собой, девушкам нужно помогать. Помог. Снял галстук. Ну и всё остальное, разумеется. А чего нам стесняться, раз такое дело. Пусть, думаю, знает наших. Ты уж, Альберт, извини, но пришлось мне у неё задержаться. Нельзя было осрамиться перед иностранкой, пришлось проявить боевой дух, выдержку и стойкость.
 
– Ну и как? Проявил? – с ехидцей спросил бармен.
– Не сомневайся, отель наш я не посрамил. Можете быть уверены, парни, плохих отзывов на сайте не будет, я точно знаю. Белинда мне даже специально обещала хороший отзыв написать. Её, оказывается, Белиндой зовут. Она меня, между прочим, умоляла с ней до утра остаться, но тут мне пришлось проявить непреклонность и отказаться. Сами понимаете, служба. Не мог я Альберта ночью одного бросить, без подмоги. Русские своих не бросают! Так что я ей так и сказал: «Хорошего, дарлинг, понемножку». Не уверен, правда, что она меня поняла. Эти американцы совсем иностранных языков не учат, по-русски ни в зуб ногой. А как мне уходить, она мне сувенир на память подарила, – Валерий полез в карман и достал оттуда прозрачную пластиковую коробочку с компакт-диском, – я так понимаю, это DVD с фильмом, в котором она главную роль сыграла. Она там на самом диске несмываемым маркером свой автограф поставила. Специально для меня.

– Да, Валера, ты у нас везунчик! – с завистью в голосе сказал бармен, – я тут сиднем сижу, от скуки сохну, Альберт трупы реанимирует, а ты в это время шуры-муры со голливудскими звёздами крутишь.

– Эх, Валера, Валера! – сказал Альберт, – это мне ты обязан «спасибо!» сказать, что я тебя к ней с чемоданами отправил. Миллионы мужчин по всему миру мечтают о её красоте, как о чём-то недостижимом, а ты вот так просто, занёс чемодан, и готово.

«А я ведь чуть было сам в эту самую Белинду не влюбился. Думал, вот, идеальная красота, не женщина, а мечта – подумал Альберт – а она… первого встречного охранника хвать за копеечный галстук и в кровать! А у меня и галстук красивее, да и сам я, особенно, по сравнению с Валерой… Не зря говорят, если женщина красивая, то обязательно дура!».
 
Альберт поглядел на часы. Было 3:48. «Пора» – подумал он и взялся за трубку стилизованного под старину телефона, стоящего на барной стойке. Он ещё раз взглянул на часы и позвонил в номер 517.
– Вэйк ап колл. Вы просили вас разбудить в 3:50.
 
Недовольный женский голос в трубке ответил:
– Спасибо!
Портье нажал на рычаг и тут же позвонил в номер 519. На этот раз ему ответил мужчина.
Альберт повесил трубку.
– Ну-ка, просыпайтесь и слушайте, – Альберт растолкал Ингу и Лолиту, дремавших на диване, – и вы, парни, слушайте. Минут через пятнадцать-двадцать, приедут нигерийцы, и нам необходимо устроить им пышную встречу с хлебом-солью и танцы с бубнами.

– А какого? – спросила Лолита, – с чего вдруг я должна перед какими-то чёрно…
Она осеклась на полуслове, заметив, как яростно зыркнул в её сторону Иван. С барменом уже много лет она было в приятельских отношениях, которым совсем не мешали ни цвет его кожи, ни особенности её телосложения.
 
– А такого!  – Альберт пресёк в зародыше возможный межрасовый скандал, – я должен нигерийцам, а вы все, не считая Ивана, должны мне. Я, то есть, наш отель, должен им три стандартных дабла, которых нет, потому что наш везунчик Валера их разбазарил, и поэтому мне обязан, а вы с Ингой должны мне за то, что я воскресил убитого вами клиента и спас вас от тюряги. Что касается Ивана, то он здесь единственный, кто никому ничего не должен, но взялся помочь добровольно. Поэтому, не теряя времени, слушайте меня и делайте, что я говорю.

Все четверо его слушателей изобразили на своих лицах внимание.
– Валерий сейчас пойдёт в свою каптёрку и принесёт запасной комплект ключей от сувенирного киоска.
– Ещё чего! И не подумаю! Не положено. По инструкции, эти ключи могут выдаваться только под роспись и только в случае чрезвычайной ситуации, – ответил охранник.

– А сейчас какая, по-твоему? Если надо, я распишусь, имею право, – сказал Альберт, прекрасно понимая, что никакого такого права не имеет, – итак, Валерий открывает киоск, и вы быстренько надеваете вышиванки, а я остаюсь в своей форменной одежде. Иван ставит на музыкальный центр диск с русскими народными песнями. Далее вы образуете полукруг. Лолита, как самая выразительная, стоит в центре, держа в руках поднос с хлебом-солью. Валерий и Инга стоят по бокам. Иван стоит у бара с подносом, на котором бокалы с шампанским.

– А за шампанское кто-заплатит? – спросил Иван.
– Нальёшь им самого дешёвого - нашего Левозадовского ликёроводочного завода из своих запасов. А Валера утром сбегает в магазин и принесёт точно такую же бутылку, только в пять раз дешевле. И вообще, зачем ты меня перебиваешь?

– А ты что будешь делать в это время?
– А я буду стоять рядом и обворожительно улыбаться.
Иван усмехнулся.
– А ещё я буду переводить на английский всё, что им скажет Лолита, когда будет вручать им хлеб-соль, – добавил Альберт.

Лолита с подозрением посмотрела на Альберта:
– Я ещё что-то говорить должна? – фыркнула она, – и что же?
– Да говори, что хочешь, они всё равно ничего по-нашему ни бум-бум, а я всё равно переведу как надо. Только смотри, матом не ругайся, наш русский мат знают во всём цивилизованном мире.

– А что делать потом, когда они хлеб съедят и шампанское выпьют? – спросил Валерий.
– Будете водить хороводы и играть в ручеёк.
– Альберт, издеваешься, что-ли? – спросила Лолита.

– Придумаете, что-нибудь. Не мне вас учить, как клиентов разводить. Надоумите их угостить вас выпивкой, которую они могут купить вам в баре. Вам – приятно, африканцам – весело, Ивану – выручка, а мне – выигрыш времени, пока Настя будет готовить их номера. Потом я заселю гостей, а Валерий доставит им чемоданы и получит щедрые чаевые. После этого, мужчины продолжат своё дежурство, а дамы могут идти домой отсыпаться. Всё ясно?
Все кивнули.

– Ну и чего стоим? Валерий, тащи ключи и открывай киоск.
Валерий принёс из каптёрки ключи, открыл дверь сувенирного киоска и включил софиты под потолком.
– Ничего лишнего не брать, смотрите и примеряйте только вышиванки, – скомандовал Альберт, когда они всей толпой ввалились внутрь киоска, – только прошу всех по аккуратнее с рубахами, и ценники не отрывайте, а спрячьте их во-внутрь.
Ивану повезло больше всех. Спереди на ближнем ко входу вешале висела вышиванка как раз его размера. Чтобы не запачкать, он надел её прямо поверх своей белой сорочки.

– Застегни ворот, а то у тебя из-под него узел галстука выглядывает, – посоветовал Альберт и показал большой палец, – я же говорил, что в такой рубахе ты будешь просто красавчик!

Больше мужских вышиванок в киоске не оказалось. Однако Валерий, порывшись на полках, смог отыскать атласную косоворотку ярко алого цвета. Петухов на ней не было, зато к ней в комплект нашёлся небесно-синий кушак с ажурной вышивкой.
Новым обликом охранника Альберт также остался доволен. Он опять показал большой палец:
– Красавчик! Тебе идёт. Вот так теперь всегда и ходи.

Женщины тем временем перерыли оба вешала с женской одеждой и нашли на них целых три вышиванки размеров M, L и XL. Разумеется, они им не подошли. Крошка Лолита приложила самую большую рубаху к груди, но она на её фигуре казалась чем-то вроде манишки. А Инга, не снимая своей одежды, надела «эмочку» и утонула в ней. Плечи оказались на уровне локтей, а рукава – на уровне коленей. Она попыталась их закатать, но Альберт только замахал на неё руками:
– В рукавах самая красота, там петухи вышиты. Закатаешь, петухов не видно будет.

Выручил бармен. На вешале с детской одеждой он нашёл вышиванку размера XS. Обрадованная Инга, ничуть не стесняясь мужчин, разделась до лифчика и натянула детскую рубашонку на себя.
«Если бы не размалёванная физиономия продажной женщины и не легкомысленная татуировка на лодыжке, она вполне могла бы сойти за семиклассницу» – подумал Альберт и показал большой палец.

Все, кроме Лолиты, согласно кивнули.
 Лолита стояла посреди сувенирного киоска, напоминая одну из восьми колонн Большого театра, только с разведёнными в стороны руками.
 
– Ну, на что ты надеялся? – спросила она, – неужели и так не понятно, что вся одежда здесь только на стандартных дохляков, а на мою уникальную фигуру нужно шить на заказ?
 
Альберт поцокал языком, почесал в затылке, а потом щёлкнул пальцами:
– Эврика! Валера, ты у нас самый высокий. Встань-ка на эту табуретку и отколи от стенки вон ту шаль.
На задней стене киоска висел чёрный в ярких цветах павлопосадский платок с люрексом, обшитый по краям бахромой. Когда Валерий достал его и передал Альберту, тот накинул платок на плечи Крошки Лолиты.
 
Лолита покрутилась перед зеркалом, пытаясь понять, идёт ли ей этот аксессуар.
– Шикарно! – сказала Инга и, взявшись за край Лолитиного платка, прочла на бирке, – Маде ин Джапан.   
– Тебе очень к лицу! – Альберт даже поцокал языком в знак восхищения. – Настоящая русская красавица в русском платке, сделанном в Японии! Как говорится, кровь с молоком!

О том, что Лолита напомнила ему тряпичную куклу, которую сажают на заварной чайник, стоящий на самоваре, портье благоразумно умолчал.
Ободренная похвалой, Лолита прошлась по фойе отеля, как по подиуму, потом встала посредине, подбоченилась и гордо произнесла:
– Ну, и какой дурак сказал, что манекенщицы должны быть тощими!

– Это всё кутерье придумали, потому что сами они почти все геи и женоненавистники, – ответил Иван и расстегнул ворот вышиванки. С верхней пуговицей, застёгнутой поверх галстука, ему трудно было дышать.

«Ну вот, кажется, наша труппа готова к приезду нигерийцев – подумал Альберт – только бы Настя не подвела».
В этот момент зазвонил телефон на стойке рецепции. Альберт быстрым шагом поспешил к нему и опять наткнулся на то же самое злосчастное кресло. «Надо будет его переставить в другой угол» – подумал он. Телефон тем временем замолк. «Вот чёрт! Наверняка что-то важное…» – подумал Альберт с досадой. Но в это время зазвонил его мобильник. Он включил его на громкую связь и услышал голос Насти:
– Альберт, это я. Тут такое дело. Приготовилась я в 517-ый убираться, уже тележку свою подкатила, смотрю, оттуда потихонечку выходят двое, муж с женой. Не те, которые в 517-ом остановилась, а те, которые в 519-ом. Оба в гостиничных халатах и тапочках. Как-то не похоже, что бы они на поезд собрались. Короче, вышли они, и пошли к себе 519-ый. Я их и спрашиваю: «Вы сейчас выезжать собираетесь?». А они говорят: «Нет, мы выезжаем в 11:30, после завтрака». А я их возьми и спроси: «А зачем же вы просили вас разбудить в такую рань?». Мужик захихикал, а женщина объяснила: «Мы с сестрой, она в соседнем номере остановилась, решили вместе позвонить нашей любимой тётушке Любочке, поздравить старушку с Днём рождения! Тётушка с мужем в Австралии живёт, у них там утро, так что мы поспешили её первыми поздравить. А теперь пойдём отсыпаться». Зашли к себе и повесили на ручку двери табличку «Не беспокоить!». Так что, зря ты мне, Альберт, ложную тревогу устроил с этой экстренной уборкой, и я бы сейчас спала себе спокойно до семи утра.

– Так ты же у нас вроде бы никогда не спишь на работе? – грустно подколол её Альберт.
– Ну, это так только говорится, – ответила горничная и отключилась.
Вся костюмированная труппа, слышавшая этот разговор, уставилась на Альберта.
– Ну и чего теперь делать? – спросил Валерий, – Замозжайское время 4:05, с минуты на минуту приедут твои долгожданные африканские гости.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой нигерийцы «приплывают», управляющий подставляет портье, тот отвечает охраннику поговорками, а путана «трясёт стариной»


«Чего теперь делать? Легко Валере спрашивать. Не зря говорят, что один дурак может задать вопрос, на который и сто мудрецов не ответит» – подумал Альберт – «а я тут один. И посоветоваться не с кем. Будь здесь Алиса Витальевна, она бы что-нибудь подсказала. Ну или просто сняла бы с меня ответственность, раз уж она главная. Например, взяла бы и отдала нигерийцам свободные Де Люксы по цене Стандартов. Как раз, есть два свободных. Всё равно, никто до завтрашнего чек-ина их не займёт, что же они будут простаивать? Правда, тот нигериец, кому достанется Стандарт может считать себя обиженным, почему ему достался номер хуже, чем его коллегам, ведь платить-то всем придётся одинаково. А может быть, они даже и не догадаются сравнивать и не поймут, что номера разные. Главное, мы их сходу сразим русским гостеприимством, встречей с хлебом-солью… А потом они пойдут спать до обеда. Так глядишь, они до самой выписки не поймут, что жили в номерах разных категорий. Правда, Сан Санычу всё это не понравится, он таких комбинаций не одобряет. Ну, да что остаётся делать…».

– Ну и чего теперь делать? – Валерий прервал размышления Альберта, повторно задав тот же самый вопрос.
«Вот попугай! Заладил одно и то же!» – мелькнула у Альберта сердитая мысль.
Он и обернулся к своей импровизированной труппе:
– Все слышали, что Настя сказала. Тянуть время больше нет смысла. Придётся мне их селить в более дорогие номера.

– Ну, раз мы больше не нужны, тогда мы с Лолой пошли домой, – сказала Инга, снимая через голову свою вышиванку.
– Куда? Расходиться команды не было! – рявкнул на неё Альберт. – Раз уж мы уже всё равно распотрошили сувенирный киоск, чтобы приодеться, то хлеб-соль мы им по любому вручим, пусть знают наших.
 
В это время вращающиеся двери отеля со скрипом завертелись и в холл ввалилась целая толпа африканцев с чемоданами.
– Оба-на! – сказала полураздетая Инга, держа над головой руки со снятой вышиванкой.
– Ты же говорил, что этих нигерийцев будет только трое. А их там человек десять понаехало, – удивилась Крошка Лолита.
– Картина Репина «Приплыли», – сказал Иван, приглаживая кучерявый затылок.


– Ну и чего теперь делать? – вновь спросил Валерий.
Альберт же ничего не сказал, а надел радушную улыбку и пошёл навстречу приехавшим, на ходу пытаясь их сосчитать. «Кажется, восемь. Или девять. Точно, не больше десяти. В том числе, две женщины» – промелькнуло у него.
Он подошёл к собравшимся возле входа гостям, кивнул им в знак приветствия и широким шестом указал на стойку рецепции. А потом занял своё место за ней и улыбнулся ещё шире.

Как он и рассчитывал, от толпы отделился и подошёл к стойке представительный мужчина в куртке Аляске с меховым воротником и красной меховой шапке –ушанке с армейской кокардой, явно купленной на московском Арбате. Портье распознал в нём руководителя группы.
 
– Здравствуйте! Добро пожаловать в отель «Орион»! – приветствовал его Альберт, лицемерно улыбаясь, – на какую фамилию у вас бронь?
– Добрый вечер! Я профессор Соломон Окереке, – ответил руководитель, протягивая Альберту свой паспорт.
Портье глянул на экран компьютера. Действительно, на имя Соломона Окереке была оформлена бронь.
 
– Как я понимаю, с вами должны быть ещё господа Адебаси и Бабангида?
– Да, вон они стоят у колонны. И ещё шесть человек.
– Извините, но, как я вижу, номера были забронированы только на вас троих. Боюсь, на остальных шестерых брони не было.

– Здесь, очевидно, какое-то недоразумение. Перепроверьте пожалуйста. У меня есть подтверждение от вашего отеля.
– Действительно, сначала планировалось, что приедем только мы втроём, – продолжал профессор. – Мы с господами Адебаси и Бабадинга представляем Политехнический институт Кадуна.  Однако потом наш благотворительный фонд согласился проспонсировать пребывание в России ещё шестерых коллег из Национального открытого университета, а секретариат забронировал дополнительные номера в вашем отеле. По информации из правительственных кругов ваш отель самый лучший в Замозжайске.

– Это безусловно так! Но, к сожалению, по системе я вижу бронь только на вас троих. Могу я посмотреть эту бумагу? – всё так же улыбаясь, спросил Альберт, надеясь найти в документе какую-нибудь ошибку, на которую можно было бы сослаться.

– Пожалуйста, это личное подтверждение от вашего управляющего, – Окереке протянул Альберту листок с распечаткой электронного письма. Портье для верности перечитал его три раза. Это было действительно электронное письмо с подтверждением, отправленное лично самим Сан Санычем только вчера утром. «Учуди я такую штуку, меня бы с потрохами съели! – с досадой подумал Альберт – А для Сан Саныча всё легко и просто. Выслал Нигерийцам подтверждение, а бронь в компьютере не отметил.  Хоть сказал бы мне или Алисе Витальевне. А меня даже в копию не поставил, только Алису и Пашку. Впрочем, откуда ему было знать, что Пашка сломает ногу. Но Алиса! Почему она мне ничего про это подтверждение не сказала? И куда прикажите селить шестерых лишних? В моём распоряжении только один свободный Стандарт и два Де Люкса…».

К стойке рецепции бочком протиснулся Валерий и тихонько задал всё тот же вопрос:
– Альберт, чего будем делать?
– Вот только тебя не хватало с твоими дурацкими вопросами! – слащавым тоном ответил Альберт, стараясь ничем не выдать своей озабоченности нигерийцам. Те ещё не подозревали, что спать этой ночью им придётся в холле.
 
Он лицемерно улыбнулся Виталию и ласково добавил:
– Иди ты в баню!
И в тот момент, когда он произнёс слово «баня», в его мозгу начал зарождаться чудовищный по своей дерзости план. Альберт повернулся к столпившимся у стойки нигерийцам и сказал:
– Прошу вас, господа, передать мне ваши паспорта для регистрации.

Одни нигерийцы начали рыться в своих портфелях и в карманах, другие же сразу протянули портье руки с зелёными паспортами. И вдруг все замерли, разом отвернувшись от Альберта.

Портье поднял голову, чтобы понять, что их так заинтересовало, и увидел приближающуюся летящей походкой Ингу, успевшую вновь надеть свою детскую вышиванку. Африканцы, не скрывая, любопытства разглядывали её. «Любопытно, что их больше заинтересовало, узоры, вышитые на сорочке, или фривольная картинка, вытатуированная у неё на лодыжке? Кстати, когда она успела сменить джинсы на мини юбку? И откуда она у неё? Из киоска, что ли?» – спросил себя Альберт.

– Ну и что будем делать? – спросила Инга, подойдя к стойке.
– Что делать? Снимать штаны и бегать! – ответил портье весело. К этому моменту дерзкий новый план действий уже созрел в его голове окончательно. – Иди к бару. Становитесь по местам, готовьтесь к вручению хлеба-соли. Скажи Ивану включить «Подмосковные вечера», только, чур, не очень громко, не то весь отель перебудим.
Инга кокетливо пожала плечиками и отправилась к бару. Семь пар похотливых карих глаз смотрели ей вслед, пока она не скрылась за перегородкой, отгораживающей рецепцию от бара. Потом нигерийцы, словно очнувшись, передали портье свои паспорта.

– Господа, добро пожаловать в отель «Орион», – громко провозгласил Альберт. – Прошу вас оставить ваш багаж у этой колонны и следовать за мной.
Он, приосанился, как английский дворецкий, и направился в сторону бара. Не понимающие, что происходит, нигерийцы последовали за ним, как дети за крысоловом из Гамельна, исполняющим чарующую мелодию на колдовской дудочке.

Около стойки бара гостей из солнечной Нигерии ждала такая тёплая встреча, о которой они в своей жаркой Африке и мечтать не могли. В центре импровизированной театральной площадки необъятной горой стояла Крошка Лолита. На её округлых плечах лежал огромный павловопосадский платок с бахромой, не способный, впрочем, скрыть от нескромных взглядов ни декольте на её чёрной кофточке в облипочку, ни её цветастых легинсов. В руках Лолита держала накрытый рушником поднос с чёрным караваем и металлическим соусником, заменяющим солонку. По правую руку от Лолиты подбоченясь стояла Инга в детской вышиванке, а по левую – Валерий в красной косоворотке с синим кушаком. Руки он держал за спиной, чтобы нигерийцам был не бросался в глаза его ручной металлодетектор.
 
Нигерийцы, следовавшие за Альбертом, встали полукругом за спиной у портье. Они без сомнения никак не ожидали, что в пятом часу ночи в холле четырёхзвёздночного отеля в забытом богом городе Замозжайске, их ожидает торжественная театрализованная церемония. Ещё минуту назад они мечтали поскорее оказаться в тёплой постели, смежить свои веки и заснуть, теперь же они с нескрываемым любопытством смотрели во все глаза на встречающую их хлебом-солью необычную троицу. Но в ещё большее изумление и, кажется, восхищение, их поверг чернокожий бармен Иван в белой вышиванке с красными петухами, гордой походкой вышедший из-за стойки бара, держа в руках поднос с игристым вином.

Альберт отделился от толпы нигерийцев и, встав сбоку, махнул Лолите рукой:
– Давай!

Лолита сделала шаг вперёд и начала нараспев своим звонким голосом:
– Ой вы гой еси, гости дорогие! Гости долгожданные, гости заморские, африканские! Сердечно приветствуем вас в нашем славном граде Замозжайске Худоевского района достославной Замозжайской области! Примите от нас, гости дорогие, наш хлеб-соль!
«Во даёт! И где только она такому научилась?» – восхитился про себя Альберт и начал подыскивать подходящие английские выражения для перевода. Судя по тому, как нигерийцы заулыбались, это у него получилось.

Тем временем шаг вперёд сделал Валерий, держа за спиной правую руку с металлодетектором и выставив вперед левую руку с мобильником, на экране которого очевидно был какой-то текст, прочёл с выражением, пусть и запинаясь в отдельных местах:
Есть у нас такой обычай,
С детских лет он нам привычен
Хлебом да солью всех гостей встречать
Низко в пояс поклониться,
Чем богаты поделиться
За столом по-русски, щедро угощать...
Хлеб Вам, да соль, Счастье да любовь,
Так в народе говорится испокон веков.

«Ну, вообще!» – не поверил Альберт своим глазам. На удивление легко ему дался и перевод этого незамысловатого, но несколько необычного в повседневной жизни текста.

Нигерийцы захлопали в ладоши.

Окрылённая успехом товарищей по сцене, вперёд вышла Инга, приподняла широко раскрытые, как для объятий, руки на уровень груди и продекламировала наизусть: 
Вышли мы гостей встречать!
Хлебом-солью привечать!
Будемте теперь знакомы!
Чувствуйте себя, как дома!
Нам на радость погостите
Столько, сколько захотите!

«Хорошо сказано! – подумал Альберт – приглашение звучит очень заманчиво, вот только захотят ли они долго у нас гостить, когда узнают, что в номерах нет горячей воды?».

Тем не менее, несмотря на пугающе-печальные перспективы, Альберт продолжал обворожительно улыбаться. Он сделал широкий жест в сторону Ивана, держащего поднос с шампанским и провозгласил:
– А теперь господа, согласно нашему русскому обычаю прошу вас отведать наш хлеб-соль и наше превосходное шампанское, сделанное из винограда, выросшего на юго-западном склоне нашей славной реки Худой.

Затем, наклонившись к уху профессора Соломона Окереке портье объяснил, что полагается отломить от каравая кусочек, макнуть его в солонку и, обязательно улыбаясь, как бы противно тебе не было, съесть в знак благодарности хозяевам за сердечный приём. Впрочем, похоже профессор Окереке был знаком с русскими обычаями. Он всё сделал как положено и, благодаря Альберта, улыбнулся от восторга даже шире, чем тот рассчитывал. Возможно, причиной этого были вовсе не хлеб и не соль, а декольте Крошки Лолиты, от которого профессор никак не мог отвести взгляда.
 
Коллеги профессора тем временем потянулись к Ивану.
«Если бы они только знали, из чего и как делают шампанское на Замозжайском ликёроводочном заводе!» – подумал Иван, раздавая бокалы с уже почти выдохнувшейся шипучкой. Знакомый, работавший на этом предприятии, ранее выпускавшем трёхлитровые банки с берёзовым соком, как-то рассказывал, что местным технологам удалось внедрить новую технологию. Благодаря ей изготовление шампанского у них занимает всего лишь шестнадцать дней. То есть, Замозжайским виноделам удалось испанцев с их кавой более, чем в двадцать раз, не говоря уже о французах.
Альберт тем временем отвёл в сторонку девиц и Валерия.

– Ну, как? – спросила Лолита.
– Молодцы! Браво, бис! Выше всяких похвал. Откуда только вы все эти здравицы знаете?
– А Интернет на что? Погуглили.
Альберт показал большой палец.

– Дальше чего делать? – вновь задал Валерий свой любимый вопрос.
«Насколько, всё-таки, проще жить, когда за тебя думает кто-то другой. Если этот другой всё правильно придумал, ты наслаждаешься, а если неправильно – есть кого ругать» – подумал Альберт и сказал:
– Я же вам уже говорил, что делать: «Идти в баню! Снять штаны и бегать!».
– В каком смысле, в баню? – недоумевая спросил охранник.
– В прямом. Нигерийцев приехало девять человек. Им с дороги наверняка захочется помыться перед сном. А у нас осталось лишь три свободных номера с горячей водой. А что нужно сделать, чтобы гость не переживал из-за отсутствия в номере горячей воды? Нужно послать его в баню и попарить как следует. Ты, Валерий, быстренько тащи из каптёрки ключи от СПА салона. Надеюсь, сауна и хамам ещё не успели остыть.

– Класс! Здорово придумал! А нам с Ингой что делать? –  спросила Лолита. – Если хочешь, можно плеснуть на камни водички и сделать из вашей сауны настоящую русскую баню. Можно и с берёзовым веничком. Если что, я могу, тряхнуть стариной, и попарить их как следует. Я умею. А если будут желающие, могу и массаж сделать.
– Скажешь тоже! Нам здесь только эротического массажа не хватало! – ужаснулся Альберт.

– Не обязательно эротический. Я и классический могу. У меня, между прочим, и сертификат есть, я курсы массажа оканчивала.
– Массаж и веники – это всё, конечно, здорово. Вот только, как я вас в одну сауну с голыми мужиками запущу?
– А что тут такого? Нам с Ингой не привыкать.
 
– У нас здесь приличный отель, а наши гости – уважаемые иностранные профессора и доценты, а не Правозадовские братки. Так что, у нас в «Орионе» голышом никак нельзя. Иди в сувенирный киоск, выбери себе купальник.

– Шутишь, что ли? Ты меня с Ингой не путай! Откуда у них купальник моего размера?
– Ну, ты можешь завернуться в махровое полотенце. В СПА их полно.
– Шутник! Это тебе, чтоб прикрыться, хватит тряпочки для протирки очков. Лучше уж я в простыню замотаюсь. Буду как древнегреческая богиня.
– Ладно, только возьми двуспальную, – согласился Альберт.

 «Интересно, на какую греческую богиню Лолита могла бы быть похожа? Самой полной из греческих богинь была, кажется, богиня плодородия Деметра. Но даже ей до Крошки Лолиты далеко. Интересно, почему среди древнегреческих скульптур не нашли ни одной слишком толстой богини? – спросил себя Альберт и сам себе мысленно ответил – Одно из двух: или древние гречанки все поголовно сидели на диете, или во всей древней Греции у скульпторов не нашлось достаточно большого куска мрамора».

Потом Альберт вспомнил, что древние гречанки часто носили пеплос, оставляющий правую грудь неприкрытой. «Надо бы предостеречь Лолиту, иначе у африканцев будет шок» – подумал он, но было уже поздно, Крошка уже куда-то ушла.
Тем временем вернулся Валерий. В одной руке у него была связка ключей от СПА салона, а в другой – журнал приёмо-сдачи ключей.
 
Альберт, не глядя, расписался в журнале против проставленной охранником галочки и, подняв связку ключей высоко над головой, обратился к нигерийцам, как раз успевшим прикончить по второму, а кто и по третьему бокалу шампанского. 

– Дамы и господа! А теперь по законам гостеприимства, которыми славится наша Замозжайская область, разрешите пригласить вас в наш СПА салон. Сегодня ночью у нас акция: услуги СПА салона предоставляются гостям нашего отеля совершенно бесплатно. Поверьте, ничто так не снимает усталость после длинного переезда, как традиционная русская баня. Кроме сауны и хамама в вашем распоряжении также и наш бассейн.

– Прекрасно, но боюсь, не у каждого из моих коллег с собой есть купальный костюм, – с сожалением произнёс профессор Окереке.
– О, это совершенно не проблема. Желающие могут купить купальники в нашем сувенирном киоске. У них есть купальники практически на любой размер и кошелёк. Рассчитаться за покупку можно будет при чек-ауте.

Четверо нигерийцев, включая профессора Окереке, и одна из нигериек, та, что на вид помоложе, приняли предложение Альберта с энтузиазмом. Они зашли в киоск, где Инга, как заправская продавщица, помогала им подобрать купальник и плавки.
Трое оставшихся мужчин, очевидно, не заинтересовались посещением СПА. Их больше привлекали алкогольные напитки, и они уселись на высокие табуреты у барной стойки.

Возле Альберта осталась лишь нигерийка лет пятидесяти. Когда он освободился, она сказала:
– Мистер, я очень устала с дороги. У меня разболелась голова, и я хотела бы, если можно, поскорее лечь спать.

– Разумеется, разумеется. Сейчас мы всё устроим. Хотите принять что-нибудь от головной боли?
– Нет, спасибо. Я просто хочу поскорее лечь.
– Только скажите мне вашу фамилию, и мой коллега проводит вас до вашего номера и доставит ваш багаж. Я думаю, вам будет удобнее в номере Де Люкс с видом на набережную, он очень тихий. Не беспокойтесь, доплачивать за номер не нужно.

Альберт чуть было не упомянул, что в замечательном номере, который он так нахваливал, даже имеется горячая вода, но он вовремя осёкся. Дама, скорее всего, тоже была доктором каких-нибудь наук, и сразу бы сообразила, что раз он так говорит, то в других номерах горячей воды может и не быть.
 
Получив ключи, дама, которую Альберт счёл доктором каких-нибудь наук, пошла к лифту, сопровождаемая Валерием, катившим тележку с двумя её чемоданами.

Альберт выдохнул и улыбнулся, на этот раз не напоказ, а от души. У него были все основания считать, что он легко отделался. Для начала он разложил паспорта нигерийцев на кучки и начал распределять номера. Женщинам он решил отдать оба Де Люкса, очень надеясь, что его не обвинят за это в сексизме. Единственный номер Стандарт с горячей водой он решил выделить профессору Окереке, раз уж тот у них главный, и, следовательно, уполномоченный скандалить, если что-то не понравится.  Тем более, что он это заслужил, съев пересоленный кусок хлеба и даже не поморщившись. Остальным шестерым мужчинам достались номера без горячей воды. После бани они заметят её отсутствие только, когда будут чистить зубы. Впрочем, зубы можно прополоскать эликсиром, который имеется в каждом мини-баре, «Чивас Регал» или «Хеннеси», это уж кому-как больше нравится.

«Итак, проблема с номерами худо-бедно решена. Если теперь кто и приедет без брони, будет ждать чек-ина в вестибюле» – думал Альберт – «но расслабляться с такими помощницами, как Инга с Лолитой нельзя. Если за ними не проследить, они могут захотеть «подхалтурить» с иностранцами. Уж больно охотно путаны согласились мне помогать, это подозрительно. А из семи мужиков, тем более, командировочных, всегда может найтись несколько любителей межрасового секса. Это может подпортить репутацию нашему отелю. Так что, придётся мне приглядеть, чтобы ничего такого “детям до шестнадцати” не случилось».

Зазвонил мобильник.
– Мама? Что-нибудь случилось?
– Это я у тебя, сынок, хотела узнать, не случилось ли чего. Скоро пять часов, а тебя нет.
– Ну, я же предупреждал, что пойду с Тиной в «Сирены».
– Я бы не беспокоилась, если бы знала, что ты там с Тиной. Но Тина сама сюда звонила, интересовалась, дома ты или нет. Я сначала подумал, что ты с ней разругался и пошёл в клуб без неё. А потом стала думать, что с тобой что-то случилось.

– Ну почему ты всегда думаешь, что со мной обязательно должно что-то случиться, и это что-то обязательно плохое. Ничего не случилось. Просто, сменщик не пришёл, и начальство попросило ещё смену отдежурить.
– Сынок, нужно было маме позвонить. Ты же знаешь, как мама волнуется, когда ты дома не ночуешь.

– Мама, но мне уже 26.
– А у меня уже 180 на 100. Давление подскочило. Трудно разве, позвонить?
– Мамуля, ты таблетку выпила? Прости меня, я тут на работе закрутился. Обещаю –
в следующий раз обязательно позвоню. Спокойной ночи! Утром увидимся, – сказал Альберт и отключился.

«О, женщины! Как же с вами непросто! И почему вам так необходимо всё контролировать?» – подумал портье.
Он вышел было из-за стойки, но, сделав пару шагов, вернулся.
 
«Пока то да сё, думаю, у меня есть несколько минут, чтобы хоть одним глазком взглянуть на диск, который дала Валерию голливудская звезда» – подумал Альберт и вставил диск в дисковод компьютера.
На экране пошли титры.



ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой портье начинает смотреть фильм с голливудской звездой, звезда падает вниз, гости наслаждаются ночными СПА процедурами, а оживший скрипач терзает губную гармошку


На чёрном фоне появилась английская надпись: «Блэк Джэк Продакшн представляет…».
Зазвучала энергичная рок-музыка, сквозь которую пробивались негромкие сдавленные стоны и треск мотоциклетных двигателей. Альберту пришлось вывернуть громкость компьютера на минимум. На экране появилась пустынная местность, через которую пролегало прямое как стрела шоссе с жёлтой разделительной разметкой, стремящееся к возвышающимся на горизонте красноватым горам с плоскими, словно бритвой срезанными вершинами. По шоссе стремительно летел «Харлей-Дэвидсон». Им управляла темнокожая девушка в чёрной кожаной косухе с заклёпками, коротких джинсовых шортах и ковбойских казаках. Волнистые чёрные как смоль волосы девушки развевались на ветру. Альберт сразу узнал обитательницу номера 601.

Появились новые титры: «Лайла Дилайт в фильме «Три байкера». 
«Что ещё за Лайла Дилайт? – удивился портье, – я же видел её паспорт, её зовут Белинда Давенпорт. Или это всё-таки не она, а кто-то другой, похожий?».
Словно в ответ на его сомнения на экране возникло лицо девушки крупным планом. Это, безусловно, была она, та самая Белинда, которую он поселил в 601 номер.
От экрана компьютера Альберта отвлек странный звук, как будто кто-то c оттяжкой шлёпнул Крошку Лолиту по мягкому месту. Затем раздался женский стон и нехорошие слова на английском. Портье оторвал взгляд от экрана. Прямо перед стойкой рецепции он увидел упавшую на пол голливудскую звезду. Только что она гнала на мотоцикле и вот, сидит на полу. Словно, вылетев из седла байка на экране, звезда шлёпнулась на кафель гостиничного вестибюля, сменив в своём головокружительном полёте байкерский прикид на белый гостиничный халат и одноразовые белые тапочки.
«Немудрено споткнуться в такой обуви» – пронеслось в голове у портье, пока он выскакивал из-за стойки, чтобы помочь гостье встать с полу. Девица, оперлась на протянутую Альбертом руку и поднялась, потирая ушибленную задницу. Кажется, она никак не могла понять, как её угораздило навернуться на ровном полу. Потом она, пришла в себя и принялась с пылкостью благодарить подоспевшего на помощь Альберта.

– Огромное вам спасибо! Я шла в СПА и вот, споткнулась. Боюсь, у меня теперь вот здесь будет огромный синяк, – мулатка потерла свою ушибленную задницу, – нужно было застраховать это место. Я случайно узнала, что СПА в вашем отеле работает круглосуточно, а я как раз никак не могу уснуть. Эта наша с Саймоном поездка по вашей стране так утомительна! Каждый день новый город! Переговоры в Москве, экскурсии в Санкт-Петербурге, осмотр будущей съёмочной площадки в Самаре. А теперь непонятно за каким чёртом ещё и ваш город. У меня никогда ещё не было такого безумного графика. Целыми днями мы или работаем, или переезжаем. Каждый день новый отель, и нигде я не успеваю в СПА или хотя бы в бассейн. А мне просто необходимо расслабиться. А в вашем отеле оказывается сауна и бассейн работают даже ночью. Это замечательно, что даже в таком захолустье есть превосходный отель с таким прекрасным обслуживанием!
 
 Альберт совсем не обиделся, что она назвала Замозжайск захолустьем. Он и сам так считал и наделся, что однажды выберется отсюда туда, где кипит настоящая жизнь. Его в словах американки заинтересовало другое. «Интересно, что она имела в виду под прекрасным обслуживанием? Уж не Валерино ли «обслуживание»? – подумал Альберт – или всё-таки, наличие круглосуточного СПА? Кстати, как она узнала, что СПА сейчас работает? Неужели, это Валера ухитрился позвонить ей в номер? Кроме него некому. Вот только как же он со своим скудным словарным запасом сумел с ней объясниться?».

– Не будите ли вы так добры объяснить, как я могу попасть в бассейн? – попросила заезжая кинозвезда.
– С удовольствием, но видите ли, для посещения нашего бассейна вам потребуется купальный костюм, – слегка смущаясь произнёс портье.

– О, это не проблема! Он уже на мне, – и не успел портье что-либо сказать, как звезда распахнула махровый гостиничный халат, демонстрируя ему своё крошечное белое бикини, прекрасно смотревшееся на смуглой коже.
У Альберта перехватило дыхание от представшего его взгляду физического совершенства. Он с трудом заставил себя отвести взгляд от её тонкой талии и длинных ног. Он на работе, и пялиться на практически голое тело ему не положено.
– Позвольте, я провожу вас в СПА центр. Я как раз намеревался проверить, всё ли там в порядке.
   
Альберт повёл Белинду Давенпорт или Лайлу Дилайт в СПА центр. Они миновали фойе, где в своём любимом кресле вольготно расположился Валерий. У охранника был отсутствующий взгляд, его мысли явно были где-то далеко, а на лице его была блаженная улыбка. Заметив гостью из номера 601, он попытался придать своему лицу выражение сосредоточенного равнодушия, она же наоборот, лукаво улыбнулась ему и проворковала:
– Привет, медовенький.
В ответ Валерий, не поднимая глаз, кашлянул пару раз, и начал сосредоточенно изучать кнопки на ручном металлодетекторе.
 
Алберт повёл американку дальше, открывая перед ней двери из матового стекла. Он довёл её до дверей женской раздевалки и показал, как пройти в хамам, в сауну или к бассейну. Звезда зашла в раздевалку, а портье пошёл к бассейну другим путём, минуя пустынный тренажёрный зал. Он хотел проверить, не происходит ли в сауне каких-нибудь непотребств, которые Инга и Лолита запросто могли учинить над нигерийскими учёными, но заходить туда, не сняв униформы портье, было невозможно. Зато он мог пройтись вдоль кромки бассейна и посмотреть, как обстоят дела там.
То, что он увидел, его успокоило. Прежде всего, потому что обе путаны были здесь. Инга нежилась в джакузи в обществе худого нигерийца. Ещё один нигериец, постарше и попузатей, не спеша плыл на спине, пуская ртом фонтанчики, словно кит. На соседней дорожке плавала брассом нигерийка в салатовом купальнике, подобранном для неё Ингой. Крошка Лолита с закрытыми глазами разлеглась под кадкой с юккой на двух составленных бок к боку лежаках (на одном лежаке она бы не поместилась), а на шезлонге возле неё полулежал профессор Окереке.
 
Альберт присел на краешек свободного шезлонга рядом с профессором.
– Доктор Окереке, как вам нравится наш бассейн? – спросил он по-английски.
– Превосходно! В большинстве отелей или совсем нет бассейнов или они закрываются на ночь. Это замечательно, что в вашем отеле бассейн работает круглосуточно!

– А удалось ли вам уже посетить нашу сауну?
– О! Это было незабываемо! Эта мисс, – профессор кивнул в сторону Лолиты, – была так любезна продемонстрировать нам, что такое настоящая русская баня.
 
 Альберт поглядел в сторону Лолиты, ожидая её реплики. Расслабленная Крошка Лолита, поленилась открыть глаза и лишь с растяжкой произнесла по-русски:
– Я им поддала парку и слегка попарила берёзовым веничком. Пусть знают. У них в Африке наверняка берёзы не растут.

Альберт покосился на Окереке. Тот приподнялся на локтях и перешёл на доверительный шёпот:
– Вы знаете, я сначала подумал, что это какая-то местная разновидность садо-мазохизма. Один из наших коллег не смог выдержать процедуры и убежал в хамам. Там не так жарко и никто не порет тебя берёзовыми розгами без суда и следствия. Но лично мне, должен признаться, эта порка очень понравилась, и я не прочь её завтра повторить.
 
– Моня из них самый крепкий оказался, – подтвердила Лолита.
– А почему ты его Моней зовёшь? – удивился Альберт.
– А как ещё? Соломон, значит, сокращенно Моня.
– Мне кажется, уменьшительное от Соломона будет Сол, – неуверенно парировал портье.

– Вот ещё! Мне Моня больше нравится. У меня был один постоянный клиент, хозяин магазина часов, того, что углу Советской и Императорской. Тоже Моня звали. Хороший был мужчина, порядочный. Жаль только, в апреле со всей семьёй, с мамой, женой, тёщей и тремя дочерями уехал на историческую родину.

– В Израиль, что ли?
– А куда же ещё?
– Какой же он порядочный, если он при жене и детях с тобой… это самое…
– Ты бы видел его жену, не спрашивал бы. Костлявая, вроде нашей Инги, а на морду лица ещё страшнее.
 
– Ну, как ни крути, тот Моня и этот Соломон – две большие разницы, – возразил Альберт.
– Много ты понимаешь… Все вы мужики одинаковые! Конечно, кое-какие различая у вас имеются, но, поверь мне, это такие мелочи, что и говорить не стоит, – Лолита пренебрежительно махнула рукой и откинулась на лежанку.

Потом, внезапно вновь вдохновившись, приподняла на локте и снова заговорила про баню: – Жаль, у вас в СПА дубовых веников не держат. Если эти ребята до завтрашнего вечера не съедут, я свои из дома принесу. Уверена, Моня заценит. А вот остальные оказались слабаками, больше десяти ударов никто не выдержал.
– Ты как хочешь, а я до завтрашнего, то есть, уже сегодняшнего вечера не протяну, – ответил ей Альберт, вставая с шезлонга. Он подошёл к джакузи, в которой нежилась Инга, болтая о чём-то на английском с таким же худым, как она, нигерийцем.

– Как ваши дела? Всё в порядке? – поинтересовался у него Альберт.
– О да, всё отлично, – ответил тот по-английски, – очень-очень хорошо.
– У нас всё окей, – сказала Инга по-русски, и показала для убедительности оттопыренный большой палец, – мы с Умаром очень мило поболтали о погоде.
– О погоде? Это хорошо. Погоды этой осенью у нас отличные. А я уж грешным делом боялся, что ты с ним о работе говорить станешь.

– А что такого? Почему нельзя о работе? Я, что б ты знал, работаю, между прочим, лаборанткой на нефтеперерабатывающем комбинате. Вполне приличная работа, правда, с совершенно неприличной зарплатой, – сказал Инга.
– Ты – лаборантка? Химичка? Не знал… Вообще-то, я имел в виду другую твою работу, – сказал Альберт, – ночную. Не хотелось бы, что бы гостем эту работу обсуждала.
– Расслабься, Алик. Сегодня у нас с Лолой заслуженный выходной, раз уж так всё удачно сложилось. Бабла со скрипача мы срубили практически без хлопот, если не считать его дурацкой клинической смерти. И в СПА, спасибо тебе, отдохнули на халяву. Такая удача не каждую ночь случается. И в утреннике твоём ночном мы с Лолой поучаствовали. Я чуть не уписалась со смеху на вашего Валеру, как он стихи читал. Так что до конца твоей смены имеем полное заслуженное право оттянуться.

– Оттягивайтесь, не возражаю. Вот только, времени уже почти пять. А тебе, наверное, к восьми на работу нужно, на комбинат.
– Забей. Я решила сегодня работу задвинуть. Больничный возьму. У меня в четвёртой поликлинике врач знакомый, он мне денька на три запросто нарисует.
– Полезное знакомство! А меня не познакомишь? Мне тоже иногда хочется работу задвинуть, а то наша Алиса меня гоняет в хвост и в гриву.

– Насчёт тебя, извини, не уверена. Врач мой – нормальный мужик, не педик какой-нибудь. Чем ты с ним рассчитываться будешь за больничный?
– Ну как чем? Как все, коньяком или виски. Или твой врач не пьющий?
– Пьющий-то он пьющий… Непьющих и некурящих врачей вообще не бывает, но только тебе он всё равно не поможет.

– Это почему же?
– Да потому. Гинеколог он.
– Вот чёрт! – сказал Альберт. – Ну ладно, отдыхайте. А я пойду, мне работать нужно.

Альберт был уже возле двери, ведущей в коридор, когда боковым зрением он заметил, что головы всех находящихся у бассейна повернулись в сторону выхода из женской раздевалки. Все взгляды были обращены на женскую фигуру, словно выточенную из тонкого прутика и покрытого полуматовым лаком под махагон.
 «Дилайт – Альберт мысленно назвал прелестную американку по фамилии, причём не по той, что была написана у неё в паспорте, а по той, что была указана в титрах фильма (который ему так и не дали посмотреть) – Дилайт по-английски означает восторг. Только так и нужно её называть!».
 
Нигерийцы несомненно подумали о девушке что-то в том же роде. Красотка же явно наслаждалась восторженными взглядами мужчин, которые как лучи майского солнца грели её нежную кожу цвета молочного шоколада. Она опасливо попробовала воду бассейна левой ножкой и вдруг решительно нырнула с бортика, поднимая фонтан брызг.

«Эх! – подумал портье – до чего же не хочется отсюда уходить! Но кому отдых, а кому работа». Он потянулся к ручке, чтобы открыть дверь, но она вдруг открылась без его участия. За дверью стоял недавний покойник в белом гостиничном халате и белых тапочках.

«Скрипач! Только его здесь не хватало! Что ему тут делать в такой час? Уж не узнал ли он каким-то образом, что Инга и Лолита ещё не ушли, и не захотел ли он продолжить начатое, раз уж всё оплачено, а сдачи у проституток, как и у попов не бывает?» – встревожился Альберт.

– Никак не могу заснуть, – сказал несостоявшийся покойник, в ответ на незаданный Альбертом вопрос. – В номере так тоскливо одному. Вот, потянуло к людям. А здесь у вас, как я посмотрю, собралась хорошая компания. Это я удачно сюда зашёл. Не знал, что СПА работает, в буклете написано, что только с одиннадцати утра до десяти вечера…

– У нас сегодня ночью акция – бассейн и СПА работают со скидкой двадцать процентов. Но, если хотите поплавать, вам необходимо надеть плавки и принять душ. Но, учитывая, сколько вы выпили, я бы вам не советовал соваться в воду, – сказал портье.
– Не беспокойтесь, Алик, плавать я не собираюсь. Я просто посижу здесь под пальмочкой с этими загорелыми ребятами и Лолочкой. А то такая тоска… – с этими словами скрипач сел на шезлонг под огромной диффенбахией неподалёку от профессора Окереке и достал из кармана блестящую губную гармошку.

Невообразимо печальная, но вместе с тем завораживающая тихая мелодия поплыла под сводами бассейна. Взгляды присутствующих переметнулись от шоколадной красавицы к печальному музыканту, а их разговоры сами собой затихли.
 «Вот ведь аморальный тип, но какой талантище! Ведь если он на простой губной гармошке такое творит, то можно представить, как он играет на своей драгоценной скрипке! Одно слово – талант! – подумал Альберт – не зря я его спас. Это мой вклад в сокровищницу мирового исполнительского искусства».

Минут пять он стоял в дверях и вместе со всеми слушал волшебные звуки.
«Так мне никогда отсюда не уйти, а ведь меня работа ждёт» – соврал сам себе Альберт, покидая СПА центр. Может быть его за стойкой рецепции действительно и ждала работа, но на самом деле думал он больше о том, как бы поскорее включить компьютер и наконец посмотреть фильм с Белиндой Давенпорт или Лайлой Дилайт, или кем бы она там не была на самом деле.
 
По пути к рецепции Альберт заглянул в бар. Там за одним из столиков сидели три нигерийца и о чём-то спорили на непонятном Альберту языке. Спор легко было объяснить наличием на их столе множества пустых шотов, а вот то, что вёлся спор шёпотом, Альберт объяснил себе исключительно высокообразованностью спорящих – как-никак профессура.

– Господа, вы уже можете получить ваши ключи от номеров, и идти спать, – сказал им Альберт, но африканские профессора лишь отмахнулись от него.
– Сейчас, только выпьем ещё по одной, – ответил один из них и сделал бармену соответствующий знак.

«Ну вот и славненько! В таком состоянии им горячая вода ни к чему» – усмехнулся про себя портье и пошёл дальше. У входной двери он заметил Валерия, сидящего в полосатом кресле с той же дурацкой улыбкой на лице.
– Охрана, подъём! – скомандовал Альберт.
– Чего тебе? – зевая, как кашалот, спросил охранник.
– Пойдём, глянем кино, которое тебе твоя красотка дала. Или ты теперь только иммерсионными постановками интересуешься?
 
– Чего это? – охранник не понял мудрёного термина.
– Ну, это типа 4 «Д». Когда не только видишь, но ещё и на ощупь.
– А-а! Тогда, считай все 5 «Д». Знал бы ты, как эта шоколадка пахнет!
– Ванилью, что ли?

– Не-е-е. Ландышем, – ответил охранник и на его физиономии снова появилась блаженная улыбка. Он резво вскочил с кресла и пошёл за Альбертом.
Охранник встал за стойкой рядом с портье, а тот включил «заснувший» компьютер.
На экране вновь появилась байкерша на Харлей-Дэвидсоне, мчащемся по пустынному шоссе. Снова замелькали титры. Альберт с трудом перевёл дисклеймер:
«Фильм категории ХХХ. Присутствуют нецензурная лексика, голая натура, сцены насилия и секса. Все актёры старше 18 лет».

Действие фильма происходило в мотеле возле автозаправочной станции. Сюжет картины можно было бы считать на удивление простым, если бы не замысловатые позы, которые принимали главные герои. Кроме самой героини в исполнении Лайлы Дилайт, в фильме участвовало ещё трое мужчин: два белых и один афроамериканец. По банданам и одежде, которую, впрочем, мужчины сняли с себя ещё в самом начале фильма, едва лишь войдя в номер мотеля, можно было догадаться, что они и есть те самые три мотоциклиста, которые были указаны в названии картины. Героиня Лайлы тоже практически сразу сняла с себя всю одежду, очевидно, из чувства байкерской солидарности.
 
Что же касается диалогов, то их было совсем немного, причём одни и те же выражения повторялись по нескольку раз. Мужчины в основном использовали междометия и довольно примитивную обсценную лексику, что, впрочем, вполне объяснимо. Их было трое, но они совершенно вымотались, пытаясь внести в происходящий процесс какое-то разнообразие. Что касается героини, то она постоянно повторяла: «О, май год!», но это было совсем не похоже на молитву.

Минут десять портье с охранником смотрели на экран, не в силах оторваться от происходящего там действия. Потом охранник не выдержал:
– Видел, как она ему?..
Альберт кивнул.
– Вот и со мной она так. Прикинь!

Они опять уставились на экран. Спать им совсем расхотелось. Не терпелось узнать, чем кончится дело, хотя в принципе предугадать конец было совсем не трудно. Персонажи на экране тем временем совсем перестали говорить, а только вздыхали и стонали.

И тут звякнул звонок, стоящий на стойке рецепции. Альберт поднял голову и увидел перед собой старого американца из 602 номера. Тот был одет в бежевую в крупную коричневую клетку фланелевую куртку и широкие бежевые штаны. Обут он был в кожаные шлёпки на босу ногу.

– Мистер Цуккерманн? Чем я могу быть вам полезен? – любезно спросил Альберт. «Чего не спишь, старый хрыч? Только людей от дела отрываешь!» – подумал он при этом, изображая лживую американскую улыбку.

– Пацанчик, ты не знаешь, куда она подевалась?
– Кто она?
– Кто-кто. Эта профурсетка, Белинда, которую поставили меня опекать, а на деле это мне на старости лет приходится с ней нянчиться. Звоню ей в номер, трубку не берёт. Не может же она так крепко спать, чтоб не слышать моего звонка. Телефон у неё в 601 номере так надрывается, что у меня в 602 слышно. Сотовый тоже не берёт. Совсем службу забыла. Не видел?

– Видел. Причём вот только что… – сказал Альберт и покосился на экран, где как раз мелькал очередной интимный фрагмент шоколадного тела Белинды или, точнее, Лайлы.
– Мне кажется, она сейчас должна быть в СПА или в бассейне.

– Вот бестолковая баба! Когда её надо, её нету, а когда её не надо, она тут как здесь. Хотел узнать, куда она моё снотворное задевала. Ничего поручить нельзя, даже вещи собрать. Схожу к бассейну, позову.

Старикашка, шаркая тапками, побрёл в сторону бассейна.
– Надо же, киноактрису он видите ли профурсеткой называет, – шепнул обидевшийся за Белинду Валерий.
Старикашка, как оказалось, имел очень хороший слух. Он остановился и обернулся к Валерию:
– До актрисы ей как до Луны. У неё, парень, не в том месте талант, чтоб настоящей актрисой стать. Всё упрашивает меня дать ей роль в каком-нибудь приличном кино. А там ведь лицом играть надо, а не задницей. Впрочем, может, и она когда-нибудь научится. Некоторые из номинанток на Оскар тоже начинали со съёмок в порно. Но мне как-то сильно сомнительно, что в наш новый фильм про Россию удастся  вставить хотя бы один эпизод для цветной, – вздохнул старикашка.
 
– Слушай, здоровяк, покажи-ка мне, где тут у вас бассейн, – по-свойски взял он Валерия за рукав.
Охранник покосился на Альберта, в надежде, что тот скажет, что ему никак нельзя покинуть свой пост. Но портье только кивнул, продолжая улыбаться по-американски.
«Идите, идите. В бассейн, в баню, куда угодно. Не мешайте мне работать!» – подумал Альберт и вновь уставился на экран. Происходящее там было гораздо любопытнее, чем старый русско-американский еврей, идущий к бассейну под ручку с охранником.

И вдруг свет в фойе отеля погас. Остался светился только экран, на котором Лайла Дилайт задавала жару трём байкерам. Противно запищало устройство бесперебойного питания, но его заряда хватило совсем ненадолго, и вскоре погас и экран компьютера. Фойе отеля погрузилось в кромешную темноту, если не считать светящейся надписи «Выход» над боковой дверью. 


Глава ДЕВЯТАЯ,
в которой отель погружается в беспросветный мрак, из темноты возникают зловещие призраки, в бассейне разворачивается схватка с инфернальными силами, а портье спасает утопающего и остаётся в одном галстуке

«Одно из двух – подумал Альберт – либо опять авария и отключение на подстанции, либо у нас в отеле что-то замкнуло и выбило автомат». Он бросил взгляд в сторону занавешенных плотными шторами окон фойе и, как ему показалось, смог разглядеть сквозь крохотную щёлочку тусклый свет уличных фонарей.

«Когда в прошлый раз, кажется, в августе, была авария на городской подстанции, света не было по всему Замозжайску. У меня дома даже морозильник потёк. А раз уличные фонари горят, значит, проблема где-то здесь, у нас в отеле – подумал портье – вопрос только, весь ли отель обесточен или только фойе?».

Он пошарил под стойкой и нащупал большой аккумуляторный фонарик, специально предназначенный для эвакуации на случай аварии. «Вот будет номер, если он не заряжен» – подумал Альберт, сдвигая кнопку включения. К счастью, фонарь включился, хоть и не так ярко, как хотелось бы.
 
Зазвонил телефон на стойке. Альберт схватил трубку.
– Альберт, что там у вас случилось? У меня на этаже весь свет погас, – услышал он голос дежурной горничной Насти, – это только у меня или у вас тоже?
– По ходу, весь отель обесточило, – ответил Альберт, – пойду, проверю главный рубильник.
Он повесил трубку и, светя себе фонарём, отправился в коридор за лифтовым холлом. Там был расположен главный электрощит.
 
«Ну и дурак же я!» – подумал Альберт, встав перед железным шкафом электрощита, закрытым, как ему и положено, на замок – «как же я забыл взять ключ? Теперь нужно возвращаться в каптёрку охраны». Светя себе фонарём, Альберт пошёл обратно. Узкий луч фонаря выхватывал из темноты только небольшое эллиптическое пятно на полу, поэтому портье шёл осторожно, стараясь не наткнуться на хаотично расставленную по фойе мебель. Тем не менее, дважды он стукался на кресла, неизвестно откуда выпрыгнувшие ему под ноги. «Надо бы намекнуть Сан Санычу, что неплохо было бы продать половину мебели на «Авито». Она здесь явно лишняя, да и отелю дополнительный доход» – думал он, потирая ушибленное колено.

Внезапно где-то хлопнуло резко распахнувшееся окно, и от сильного порыва ледяного ветра зазвенели хрустальные висюльки на большой люстре. «Вот чёрт, всё сразу!» – подумал Альберт.
И тут откуда-то со стороны СПА центра раздался истошный женский крик, от которого Альберту стало не по себе. Он на какое-то мгновенье застыл на месте как вкопанный. Потом тот же истошный крик повторился и к нему добавились ещё какие-то визги.

Альберт сорвался с места и побежал в сторону СПА. У него не было ни малейшего представления о том, что именно там в темноте могло происходить, но он понимал, что должен быть там и что обязан что-нибудь сделать. Что именно нужно делать в такой непонятной ситуации, он не знал, тем более, не имел ни малейшего представления, сможет ли он сделать хоть что-нибудь, но у него не было никаких сомнений, что он должен быть там, откуда раздавался крик.

«Господи! Там в бассейне практически голые и полностью дезориентированные иностранцы. И ни у кого из гостей нет с собой фонарика или хотя бы мобильника, чтобы посветить. Кто же берёт с собой мобильник в хамам или в бассейн? А кругом кромешная тьма, вода, скользкий пол… А в сауне ещё и горячая электропечь с раскалёнными камнями, о которые можно обжечься…– Альберт бежал по коридору и мысли скакали в его голове в такт шагам – Нужно срочно всех оттуда вывести. Это же не только страшно, но и реально опасно!».

Альберт уже открыл дверь СПА центра, когда до него дошло, что стоило бы сначала бежать не сюда, а снова к электрощиту и включить свет. Тогда бы все гости спокойно вышли или, наоборот, могли бы спокойно оставаться у бассейна и наслаждаться водными процедурами. Но эти истошные крики и визги, исполненные ужаса!..

Он подбежал к двери, ведущей к бассейну, и потянулся к ручке, но в этот момент дверь сама распахнулась. Узкий луч фонарика выхватил из темноты тёмную фигуру, кажется женскую, выскочившую навстречу Альберту. Чернокожая женщина в мокром купальнике с разбегу наткнулась на портье, охнула, отступила от него на пол шага и прижав руки к груди, пыталась отдышаться. Потом она схватила Альберта за ворот пиджака правой рукой, а левой указала на дверь, ведущую к бассейну, и глядя в глаза Альберта расширенными от ужаса зрачками, тяжело дыша, хриплым сдавленным голосом произнесла:
– Гост! Гост!

«Какой ещё гость? О чём она говорит?» – подумал Альберт, положив свою левую руку на правое запястье женщины, не столько для того, чтобы высвободить от её захвата свой воротник, сколько для того, чтобы успокоить нигерийку. До него не сразу дошло, что это не русское или немецкое слово «гость», а английское слово «призрак».

– Там призраки! – продолжала нигерийка по-английски. Она отпустила ворот пиджака, но только для того, чтобы обхватить за талию и прильнуть к Альберту всем своим мокрым телом, ища у него защиты. Он почувствовал, как она дрожит всем телом и как тяжело вздымается её грудь.

– Какие призраки? Откуда? Сколько их? – спросил портье, поглаживая женщину по мокрой спине, чтобы успокоилась.
– Ужасные! Их много! Четыре или пять! Ужасные! У них горят глаза! Они пришли из ада!
– Мэм, успокойтесь! Призраков не бывает, по крайней мере в нашем отеле. Вам должно быть померещилось. Расскажите по порядку, что вы видели? – Альберт пытался своим спокойным деловым тоном внушить женщине спокойствие, но ему и самому было не по себе.

– Я плавала и только-только успела вылезти из воды, когда вдруг погас свет! Распахнулась дверь в преисподнюю и оттуда ледяной ветер принёс кровожадных призраков! Один из них в темноте даже схватил меня своей костлявой рукой за задницу.

У Альберта возникла мысль, что за такую задницу под шумок мог ущипнуть шутки ради любой из мужчин, её коллег, находившихся рядом, или скрипач, такая уж она была аппетитная. Но эту мысль он не стал озвучивать, чтобы его, не дай бог потом не упрекнули в сексизме – некоторые женщины бывают очень чувствительны, если речь идёт об их заднице.

– Вы видели, кто вас схватил?
– Призрак! Их самих невозможно разглядеть, там темно, ничего не видно. Только огромные висящие в воздухе черепа с горящими огнём треугольными глазами. Я еле вырвалась из его рук, наверное, только благодаря тому, что была вся мокрая и скользкая. Я ведь только-только вылезла из воды. Я закричала, вырвалась и сразу бросилась к выходу.

– А как вы нашли в темноте выход? – спросил портье.
– Там светится зелёная табличка над дверью. Жаль, что она ничего не освещает, только указывает, куда бежать.
– Стойте здесь. Никуда не ходите, а то в темноте споткнётесь обо что-нибудь. И не волнуйтесь, никаких призраков не существует, – Альберт уверенным движением отстранил от себя взволнованную женщину.
Она явно боялась оставаться здесь одна, но последовать за портье в бассейн она боялась ещё больше.

В этот момент из бассейна донёсся новый душераздирающий крик. Альберт рванулся к двери, ведущей к бассейну, распахнул её и влетел в абсолютно тёмное помещение. Лишь узкий луч его фонаря, начертив салатовую окружность на дрожащей поверхности воды, отразился сотней волнистых бликов на потолке. Продолжая двигаться по инерции, портье в темноте споткнулся обо что-то, возможно о шезлонг, и растянулся на скользком кафельном полу. От удара о кафель из глаз Альберта брызнули сиреневые искры, но, к сожалению, они не могли ничего осветить. А вот его фонарик, вырвавшись из рук, упал в воду. С уст Альберта сорвалось заковыристое многоэтажное ругательство, непроизвольно пришедшее ему на ум неизвестно из каких глубин подсознания. Возможно, когда-то давно он читал что-то такое в ранних сочинениях Митрофана Талдычева, изъятых впоследствии из библиотек и ставших теперь настоящей библиографической редкостью.

В наступившей вновь кромешной темноте снова раздался пронзительный женский визг.
Альберт отжался от кафеля и сел прямо на полу, потирая ушибленную левую щёку. Он чувствовал присутствие людей рядом, но не мог никого разглядеть в темноте, лишь какие-то неясные тени. Помещение бассейна освещалось лишь тусклым лучом фонарика, пробивающегося через полутораметровую толщу зеленоватой хлорированной воды. «Кто же из женщин визжит? Лолита? Белинда? Или Инга? – не мог понять Альберт – Что её так напугало? Темнота или ещё что-то?».

Словно в ответ на его мысленный вопрос, распахнулось какая-то невидимая дверь, и в ту же секунду порывы пронизывающего сквозняка пронеслись над бассейном. И тут же в том месте, откуда скорее всего и дул этот леденящий ветер, появились оранжевые огни. Казалось, сразу четыре огромных головы с горящими адским огнём глазами и кровавыми прорезями ртов, словно изображавших зловещую ухмылку, появились в дверном проёме. Они висели над полом на высоте человеческого роста, но людей или других существ, кому эти головы могли бы принадлежать, не было видно. Видны были лишь колышущиеся на ветру белёсые саваны, в которые были одеты эти призрачные существа. Они казались бабочками-махаонами, порхающими над кромкой бассейна, но только махаонами огромными и карикатурно безобразными, более похожими на птеродактилей, правда, не с удлинёнными, а с шарообразными головами.
Четыре призрачных птеродактиля быстро разлетелись в разные стороны, причём самый первый из них опрокинул кадку с юккой, стоявшую на его пути. Кадка с грохотом упала на кафельный пол, а призрак с крыльями птеродактиля издал глухой стон. Зато громкие визги насмерть перепуганных женщин раздавались со всех сторон бассейна.
Вдруг со стороны мужской раздевалки показался пятый призрак. Он двинулся в ту сторону, где, как Альберт помнил, должны были находиться Крошка Лолита и профессор Окереке. Почти сразу раздался мощный всплеск и сотни брызг окатили Альберт, стоявшего недалеко от края бассейна.
 
«Наверное, это Крошка Лолита с перепуга сиганула в воду. От чего ещё наш бассейн мог выйти из берегов!» – догадался Альберт.
Тут он почувствовал прикосновение мягкого и влажного женского тела, прижавшегося к его спине в поисках убежища от приближающихся призраков. «Костлявая Инга не может быть такой мягкой, Лолита нырнула в бассейн, нигерийка осталась за дверью, значит, это Белинда или Лайла, или как её там зовут на самом деле» – решил Альберт.
 
Он повернул голову к левому плечу и увидел прижавшуюся к нему голову с пучком забранных наверх кудрявых волос. «Точно, Белинда!  И что эти мокрые иностранки ко мне липнут, словно им здесь медом намазано?» – успел подумать портье, прежде чем заметил, что сбоку к нему неумолимо приближается шар с горящими огнём треугольными глазницами.
 
Белинда, стоящая у него за спиной, истошно завопила и отпрыгнула назад в темноту, оттолкнувшись от Альберта и тем самым подтолкнув его в сторону приближающегося призрака.

В мрачной полутьме Альберт оказался лицом к лицу с призраком, если можно было назвать лицом приплюснутую сверху светло-оранжевую сферу размером немного больше баскетбольного мяча, с которой на портье в упор смотрели светящиеся огнём глаза. Альберт, пытаясь удержать равновесие после толчка Белинды, вскинул перед собой руки, но одновременно и руко-крылья призрака-птеродактиля взметнулись вверх, и Альберт с ужасом увидел перед своим лицом протянувшиеся к нему длинные кроваво-красные когти. Руко-крылья с силой пихнули его в грудь, и он, наткнувшись на стартовую тумбу и потеряв равновесие, полетел спиной вперёд в воду. На лету он успел ухватиться за край белёсого савана и утащил призрака за собой. Один за другим они плюхнулись в бассейн, подняв два фонтана брызг, на короткое мгновение засверкавших россыпью драгоценных камней в идущем со дна луче фонарика и расцветивших потолок множество волнистых радужных линий.

Возможно, для стороннего наблюдателя это было необычайно эффектным зрелищем, но только не для Альберта. Ему было не до красот. Отплёвываясь, он всплыл на поверхность, потом встал на дно – бассейн в этом месте был не очень глубокий, и вода доходила Альберту только до кадыка. В круге свете, от луча, идущего со дна бассейна, плавал тёмный силуэт призрака с хрупкой фигурой и огромной шарообразной головой. Призрак, раскинув руки-крылья, лежал на поверхности воды, лицом вниз, если, конечно, у него было лицо или как ещё можно правильно назвать ту часть сферы, где адским огнём горели треугольные глазницы. Окутывающий фигуру призрака белый саван намок, стал серым и наполовину прозрачным, а тело внутри его казалось настолько худым, будто и не тело вовсе, а лишь скелет.
 
Альберт не мог сообразить, что ему делать: выбираться из воды, нырять на дно за фонарём или попытаться помочь вылезти из воды призраку, кем или чем бы тот ни был. Возможно, мысль помогать призраку и не пришла бы Альберту в голову, если бы этот призрак не начал изо всех сил барахтаться. «Может ли призрак утонуть или нет, непонятно, но раз барахтается, значит, нужно его спасать, а то запутается в своём саване и чего доброго всё-таки утонет. А ко всем моим сегодняшним неприятностям мне только не хватает, чтобы кто-то утонул в мою смену в бассейне, который я открыл для гостей, не имел на это разрешения от Сан Саныча или Алисы» – мелькнула в голове у портье довольно замысловатое и, возможно, не очень логичное соображение.

Другой призрак, самый высокий из всех, подскочил к тому месту, где Альберт с первым призраком свалились в воду. Высокий призрак нагнулся к воде и протянул упавшему руку, явно намереваясь помочь ему выбраться. Вдруг за его спиной возникла какая-то тёмная тень и что-то стремительно мелькнуло в воздухе. Раздался гулкий звук, и огромная голова высокого призрака разлеталась на куски, как арбуз в пасти гиппопотама, а сам он, как подкошенный, упал навзничь на край бассейна.
Альберт, стоя на дне, подвёл руки под трепыхающегося на воде призрака, подхватил его и понёс к краю бассейна. В намокшем балахоне призрак оказался вполне осязаемым материальным телом, имеющим вполне ощутимый, хоть и не очень большой, вес. У кромки воды портье увидел протянутые к нему руки Валерия, который подхватил мокрое тело и вытащил призрака из воды.
 
Рядом с Альбертом послышался всплеск, и из воды вынырнула Лолита, держа в руках зажжённый фонарик. Узкий пучок его света вырвал из темноты две фигуры в белых саванах. Одна, побольше, лежала недвижимо, а другая начала трепыхаться в образовавшейся вокруг неё луже. С трудом приподнявшись на локте, она села на краю бассейна, свесив в воду ноги в голубых джинсах и белых кроссовках. Потом она схватила себя двумя руками за свою огромную голову и с видимым усилием, словно мотоциклетный шлем, сняла её и положило на кафель.

– Ирка! – воскликнул удивлённый Альберт. Он узнал в утянутом им в воду и вытащенном оттуда призраке девушку, с которой он встречался весной целых два или три месяца, пока  где-то полгода назад они не расстались. Причем, помнится, вышло это как-то не очень красиво.

Девушка-призрак ничего не сказала ему в ответ. Она встряхнула своими мокрыми волосами, а потом схватила двумя руками снятую с себя, словно мотоциклетный шлем, голову и швырнула её в Альберта. Тот едва успел прикрыть лицо руками и отбил голову-шлем, будто волейбольный мяч. Подобно мячу, голова отлетела в воду и не утонула, а осталась плавать на поверхности, словно бакен.

Когда промокший до нитки ночной портье вылез из воды, все присутствующие в бассейне: Лолита, Инга, Белинда, четверо нигерийцев, скрипач, старик Цуккерманн и ещё три призрака собрались вокруг Валерия. Тот склонился над поверженным призраком, чья огромная голова раскололась, как орех на куски.

– Чем ты его? – спросил Альберт.
– Да вот, чем было, что под руку подвернулось, металлодетектором, – ответил охранник, – пришлось ему по репе стукнуть, а то бы он тебя утопил.
– Это вряд ли. Но всё равно, спасибо тебе, друг, что опять обо мне позаботился. А репа у него, кажется, оказалась тыквой.

– Так сегодня же Хэллоуин! – догадалась Инга, – точнее вчера вечером был.
– Он хоть живой? – поинтересовался Альберт.
– Чёрт его знает. Вроде бы стонет, значит живой пока. Лола, посвети-ка сюда, – попросил Валерий.
Лолита забралась на стартовую тумбу и подняв фонарик, направила его луч сверху вниз, на лицо поверженного призрака.

– Пашка! – охнул Альберт.
– Выходит, я чуть твоего сменщика не пришиб. Во дела! Кто бы мог подумать! – поразился охранник.
– И не говори! По идее Пашка сейчас должен был бы загипсованный в больнице лежать на вытяжке. А он здесь, живой и почти невредимый, в образе призрака замка Моррисвиль или графа Дракулы.

– Что здесь происходит? – спросил по-английски склонившийся над Пашкой-призраком профессор Соломон Окереке.
– Это наше иммерсионное шоу с эффектом присутствия. Поставлено в честь Хэллоуина для развлечения наших гостей при участии специально приглашённой голливудской звезды, – ответил ему Альберт.

– Браво, пацанчик! Врёшь, как дышишь! Вылитый я в молодости. Тебя бы к нам в Голливуд, сценарии писать, – сказал по-русски Цуккерманн и громко захлопал в ладоши.

Нигерийцы и Белинда тоже стали аплодировать и кричать: «Браво!». Лишь сидящая, свесив ноги в бассейн, вымокшая до нитки Ирина ничего не говорила, а только отплёвывалась и проводила рукой по мокрым волосам.

– Валерий, сходи в свою каптёрку, возьми ключ от главного электрощита, включи главный рубильник, а тот тут темно как у … – Альберт осёкся на полуслове и политкорректно закончил, – как сам знаешь где. Не ровен час, кто-нибудь в темноте потонет или на самом деле ногу сломает. А я тут с гостями побуду. Попробуем Пашку привести в чувство.

Валерий ушёл, светя себе мобильником. Сразу за дверью бассейна его схватила за руку ожидающая там возвращения Альберта нигерийка и уже больше не отпускала. Так и шла с охранником рядом, держась за его рукав, сначала в каптёрку, а потом в коридор к электрощиту. Открыв электрощит, охранник посветил, чтобы найти самый главный автомат. Когда Валерий щёлкнул рубильником и в коридоре и холле отеля зажглись огни, первое, что он увидел, были устремлённые на него полные восхищения огромные чёрные глаза нигерийки. Женщина смотрела на него с таким же восторгом, как маленькие дети смотрят на Деда Мороза, когда тот произносит своё сакраментальное: «Раз, дав, три, ёлочка, гори!», и на ёлке и в самом деле загораются огоньки. От избытка чувств она бросилась на шею к охраннику, а он, растерявшись от неожиданных объятий малознакомой женщины в мокром купальнике, лишь развёл руки широко в стороны, так что и сам стал похож на новогоднюю ёлку, на которую вместо шариков и мишуры повесили огромную мягкую игрушку.

В СПА центре зажегшийся под потолком свет осветил необычную для бассейна картину. Около одной из стартовых тумб собралась необычайно пёстрая компания. На полу лежал оголоушенный охранником Пашка в белом балахоне. Альберт в совершенно мокрой одежде склонился над сменщиком, пытаясь привести его в чувство. Мокрая Ирка с отрешённым видом сидела на краю бассейна, свесив ноги в воду и пытаясь снять через голову намокший балахон. Три темнокожих мужчины в плавках. Розовая после бани Инга и шоколадная Белинда в крошечных бикини. Скрипач в гостиничном халате. Американец в фланелевой куртке. Крошка Лолита в мокрой простыне, ставшей от воды прозрачной. И ещё три бывших призрака – один парень и две девушки, в белых балахонах, сшитых из простыней, держащих подмышками свои головы-тыквы.
 
Все окружили лежащего на полу Пашку. Альберт с плохо скрываемым садистским удовольствием хлестал его наотмашь по щекам, пытаясь привести в чувство. Кое-кому из склонившихся над Пашкой показалось, что бывший призрак уже пришёл в себя, но ещё не настолько, чтобы потребовать от Альберта, чтобы тот перестал его колотить по щекам.

– Алик, ты не так всё делаешь! Дай-ка я попробую! – предложила Лолита, протискиваясь поближе к Пашке. 
Оценив размеры нависшей над ним тени, Пашка поспешил приподняться на локтях и сказать:
– Отстаньте! Не фиг меня дубасить!

Он нашёл в себе силы сесть на полу и спросил:
– А чем это Валерка меня по тыкве стукнул? Какого чёрта? Я на него в полицию заявлю или в прокуратуру. Это покушение на убийство!
– А ты бы не рядился пугалом, тогда бы и по тыкве не получил. Ишь чего придумали! Всех гостей нам перепугали, а меня чуть не утопили, – ответил Альберт.
– Это всё Ирка придумала. А мне пришлось уговаривать знакомого ортопеда из травмпункта оформить мне больничный, чтобы Алиса тебя в ночную смену поставила, – ответил Павел, потирая макушку.

– Вот ты какой оказывается, Павлик! Чуть что и в кусты, мол ты не причём, Ирка оказывается во всём виновата. Все вы, мужики, одинаковые. Я-то думала, хоть ты нормальный… А ты, оказывается, ничуть не лучше, чем твой дружок Альберт. 
– А что Альберт? Не фиг меня винить, сама во всём виновата, – сказал Альберт, поднимаясь с пола, – девчата, Лола, Инга, отведите это мокрое приведение в баню, а то она тут окоченеет в своей простыне. И одежду её там просушите, только, смотрите, не кладите одежду на горячие камни, а-то баню мне спалите.

– Джентльмены, – сказал он по-английски, обращаясь к нигерийцам, – наше представление закончено. Прошу вас пройти в раздевалку и переодеться. А потом приходите на рецепцию, я выдам вам ключи от ваших комнат.
При этом портье старался принять горделивую осанку, но выглядел до ужаса смешно и нелепо, потому что с него ручьями текла вода.

Нигерийцы побрели в раздевалку, обсуждая произошедшее на смеси английского и какого-то непонятного Альберту языка. «Кажется, произошедшее в бассейне их не столько напугало, сколько позабавило – подумал Альберт – но кто знает, кто знает… Дело тёмное».

В сторону сидящего на полу Пашки он демонстративно старался не глядеть, выражая этим своё крайнее неодобрение и даже презрение.
 – А вы, черти ряженные, забирайте свои тыквы и валите из отеля, пока я вас в полицию не сдал за мелкое хулиганство, – сказал он разоблачённым призракам, присмиревшим после того, как они увидели, чего стоил Павлу и Ирине их розыгрыш.

– А Ирка как же? – спросила одна из девушек в белом балахоне.
– Ничего с вашей Иркой не случится. Ждите её на улице. Обсушится и выйдет. А вам нечего здесь отсвечивать и гостей кошмарить. Надо же было до такого додуматься! Свет во всём отеле выключили и окна пооткрывали. Не май месяц!
Призраки побрели к выходу, таща под мышками свои пустые головы.

– А вы, господа, можете оставаться в СПА центре, если, конечно, вам ещё не надоело, – сказал он по-русски, обращаясь Белинде, Цуккерманну и скрипачу.
Скрипач снова сел на шезлонг, достал из кармана свою губную гармошку и вновь заиграл свою тягучую и пленительно-печальную мелодию.

– Хватит ей уже свой тухес в бане греть, –кивнул в сторону Белинды Цуккерманн и, повернувшись в её сторону, перешёл на английский:
– Бери свой халат, детка, и пойдём, а то нам уже скоро выезжать, а мы ещё не ложились. Дашь мне таблеточку снотворного, а в четверть десятого разбудишь.
Белинда неохотно взяла с шезлонга свой махровый халат и не спеша надела его на мокрое тело.

– Аппетитная цаца, ничего не скажешь, но тормозная. Шлёпнуть бы её по мягкому месту для ускорения, – сказал Цуккерманн по-русски, очевидно, специально для Альберта, – да нельзя, эти девки только и ждут такого. Того и гляди засудят тебя на старости лет за сексуальные домогательства. Харазмент. У нас в Америке это в два счёта. А СМИ только этого и надо, не посмотрят, что она с восемнадцати лет в порно снималась и с половиной Бёрбанка переспала, сделают из тебя сексуального маньяка, как из Харви Вайнштейна. Он, кстати, как и я, тоже продюсер. Так что ты, пацанчик, радуйся, что до вас тут наше «Ми ту» ещё не докатилось, и ты можешь пока что шлёпать кого хочешь.
 
Альберт из политкорректности ничего не ответил, а только изобразил вежливую улыбку.
– А ты, пацанчик, как я заметил, не дурак, девчушек пошлёпать… Я по молодости, лет так до семидесяти, тоже был любитель. А теперь, когда я растратил, как раньше шутили ещё в Союзе, весь свой первосортный семенной фонд, мне остаётся только смотреть да утирать сладкие слюни. А вот что стану делать, когда и зрение совсем откажет, даже и не знаю. Так что, брат, не теряй времени, наслаждайся, пока руки-ноги и то, что между, ещё работает… А мне пора… Ну-ка, помоги мне подняться, – старый Цуккерманн протянул к Альберту руку, и тот помог ему встать с шезлонга.
Встав, Цуккерманн распрямил согбенную спину, оттопырил свой локоток, чтобы Белинда взяла его под руку, и они пошли к выходу из бассейна. Альберт забежал вперёд и галантно открыл перед ними дверь. А потом они пошли в сторону лифта, а он, хлюпая мокрыми ботинками, пошёл через бар к рецепции.

Проходя мимо столика, за которым сидели три нигерийца, он обратил внимание на то, что количество пустых шотов перед ними увеличилось вдвое по сравнению с прошлым разом. Очевидно, внезапно наступившая во всём отеле темнота не слишком помешала им вести свою научную дискуссию. Сидящий в одиночестве за барной стойкой Иван поднял голову и спросил у Альберта:
– Что там у вас приключилось? Ты чего весь такой… сырой?

– Потом расскажу, Ваня, посмеемся. А сейчас меня люди ждут, – ответил бармену портье и обратился к нигерийцам:
– Джентльмены, не хотите ли получить ключи от ваших номеров?
– Один момент, – ответил первый.
– Вот только ещё по одной, – сказал второй.
– Повторите, пожалуйста, – попросил у бармена третий.

Альберт добрался до стойки рецепции и бросил взгляд на часы, показывающие энское время. Было начало седьмого. У стойки, позёвывая стоял Валерий, с недоумением разглядывающий свой металлодетектор.
– На вид вроде целый, а не фига не работает, – сказал он Альберту.

– Ну и достанется тебе от Сан Саныча. Вычтут из зарплаты за порчу казённого имущества, – ответил Альберт.
– А чего они нам резиновых дубинок не выдают? Сколько просил, говорят не положено, – пожаловался охранник, – а как прикажите хулиганов усмирять?

– Валера, будь другом, сходи в киоск, принеси мне какие-нибудь плавки. А то я весь мокрый, до нитки, а до конца смены ещё три часа.
– А какой у тебя размер?
– Нормальный у меня размер. Наверное, М.

– А какой цвет взять? Зелёный или красный?
– Любой. Какие дешевле, такие и бери. Мне в них не на пляже красоваться, а до конца смены достоять и до дому дойти в сухом.
 
Альберт зашёл в подсобку рядом с рецепцией, освещённую тусклым жёлтым светильником под потолком, притворил за собой дверь, и стал снимать с себя всю мокрую одежду и бросать её прямо на пол у своих ног. Он успел снять бордовый пиджак, серые брюки и белые трусы, когда дверь за подсобки за его спиной отворилась. Альберт обернулся, протягивая левую руку, чтобы взять у Валерия плавки, и увидел, что на пороге стоит, хитро улыбаясь, горничная Настя.
 
– Что это ты такой мокрый, Альберт? – спросила она.
– Чего вам? Чего не видели? – Альберт от неловкости застыл, стоя к ней в пол оборота, не зная, чем прикрыться.

– Да ты не стесняйся, парень, не стесняйся. Чего тебе стесняться? Всё у тебя, как я погляжу, нормально, даже лучше. А за меня не переживай, поработаешь в отеле с моё и не такое увидишь, – горничная демонстративно отвела взгляд, чтоб не смущать раздетого портье и спросила:
– Что тут у вас приключилось-то, что ты так взмок?

– Да у нас тут Пашка светопредставление устроил. Настоящий хэллоуин с купанием, – ответил Альберт, прикрываясь ладонями, хотя Настя уже не глядела в его сторону.
 – А чего это вы тут делаете? – спросил Валерий, вернувшийся из киоска с плавками для Альберта. – Странно как-то. Дама вся одетая, а кавалер, наоборот, весь раздетый, в одном галстуке. Как-то ни то, ни сё. Или узел на фартуке развязать не успели?

– Ну ты и фантазёр! Ишь чего себе напридумывал. Альбертик мне в зятья годится, моей младшей дочке, Тане, как раз двадцать два. Только она, наверное, за портье не пойдёт. Бизнесмена ей подавай. А насчёт галстука, он у Альберта очень даже симпатичный. Не то что твой, коротенький. Ну ладно, мальчики, потом расскажите, что за хэллоуин у вас тут приключился, а я пока к Ване пойду, кофейку попью. А то, как свет выключили, я чуть не уснула на работе.

– Учти, Анастасия, теперь для нас, сотрудников отеля, кофе у Вани платный, – сказал Валерий.
– Что ещё за новости?
– А вот такие новости! Прикинь, Алиса Витальевна велела Ивану кофе, чай и сахар записывать, а потом, кто сколько выпил, будет из зарплаты высчитывать.
– Не имеет права! Не может такого быть!

– А вот ты иди, спроси Ивана. А Альберт пока переоденется, – Валера протянул Альберту зелёные плавки, – хватит ему тут своим хозяйством сверкать.
– А зачем вам у Вани кофе пить? – спросил Альберт, – в любом свободном номере есть капсульная кофе-машина, а капсул от клиентов наверняка много остаётся, не все же кофе в номере пьют.

– А я эспрессо не люблю. Я капучино люблю, с пенкой. У Вани классно получается, с сердечком.
Горничная бросила ещё один, совсем мимолётный, взгляд на Альберта, едва заметно, одними уголками глаз и губ улыбнулась, и показав большой палец, сказала:
– Хороший у тебя галстук, Альберт. И длина что надо, не то что у Валеры.

С этими словами горничная дёрнула за кончик Валериного регата, оттянув до предела резинку, а потом резко отпустила её и ушла.

– Давай уже скорей, – Альберт вырвал из рук Валерия новые салатовые плавки, быстро нацепил их и оторвал ярлык:
– Вот скажи мне кто-нибудь, что мне когда-нибудь придётся надеть нестиранные, прямо из магазина, плавки, я бы ему в глаза плюнул.

Он снял с себя злосчастный и безнадёжно испорченный водой галстук, потом быстро достал из своего шкафчика джинсы и натянул их. Обул на босу ногу кроссовки, потому что в туфлях хлюпала вода. Затем надел свою нарядную рубашку, в которой ещё вчера вечером собирался идти в клуб с Тиной. Но надевать кожаную куртку он не стал. То, что он в джинсах, из-за стойки рецепции было не заметно, а вот косуха на работе была бы явно не комильфо. Альберт подумал-подумал, потом решительно дернул дверцу Пашкиного шкафчика и вытащил из него Пашкин форменный пиджак. Он немного жал ему в плечах, а рукава были коротки, но делать было нечего. Положение обязывало – портье должен быть в пиджаке.

Альберт успел встать у стойки рецепции и перезагрузить компьютер как к раз к моменту возвращения нигерийцев из бани. Гости явно были под впечатлением от неожиданного иммерсивного шоу, устроенного им Пашкой и Иркиными друзьями. Но в тоже время они были разморены водными процедурами, да общая усталость сказывалась, так что им не терпелось лечь спать. 


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой гости расходятся, входят и выходят, охранник получает магический амулет, бимбо рассказывает про своего масика, извинения переходят в драку, а полиция производит арест


К счастью, с расселением нигерийцев новых проблем не возникло. Альберт раздал гостям ключи от номеров, и мужчины, каким-то непонятным образом догадавшись, что коридорных в отеле не водится, и сообразив, что, если дожидаться, пока один единственный охранник доставит багаж к дверям их номеров, расположенных на разных этажах, времени на сон совсем не останется, самостоятельно расхватали свои чемоданы и отправились заселяться. А что касается единственной дамы, то она теперь ходила за Валерием как приклеенная и с удовольствием предоставила ему почётное право нести её багаж.
 
Когда все разошлись, Альберт отправился в бар, где зевающий Иван полировал фужеры.
— Ещё кофейку? — спросил бармен.
— Наливай, — ответил портье, — хотя сегодня моё тело и так уже на 80 процентов состоит из кофеина.
 
Иван налил дымящийся кофе, протянул Альберту чашку и, глядя куда-то за спину портье, вдруг заулыбался от уха до уха. Альберт повернул голову и увидел необычную троицу, вышедшую из дверей СПА центра. В центре с полуприкрытыми веками шествовал знаменитый скрипач в гостиничном халате и белых тапочках. Похоже, наконец его бессонница отступила. Под ручку с ним с одной стороны шла Крошка Лолита, а с другой Инга. В отличии от скрипача девицы были бодры, словно и не было у них бессонной ночи. Вот что значат хамам и сауна, превращенная в русскую баню.

— Эй, девчата! Куда вы его потащили? Хватит уже приключений на сегодня. Уважаемому маэстро пора баинькать, — сказал Альберт.
— Вы совершенно правы, молодой человек. Мне действительно нужно немного поспать. В три дня у нас репетиция, а в восемь вечера — большой концерт. Кстати, вы приглашены. Подходите к служебному входу оперного театра имени Колобашкина, я для вас оставлю контрамарку. И вы, девочки, приходите, приобщитесь к великому.
 
— Ладно, может, и зайдём, посидим пол часика, — пообещала Лолита.
— А что, боитесь, что больше получаса вам классики не выдержать? — усмехнулся скрипач.
— Не в этом дело. У нас же с Ингой работа. У нас профсоюза нет, нам простои никто не оплачивает.
— Ясно. Ну хоть вы, Альберт, приходите.

— Я бы с удовольствием, но боюсь после этого бесконечного дежурства я просплю как сурок до самого завтрашнего утра, — ответил Альберт.
Инга отцепилась от скрипача и подошла к Альберту:
— Мы с Лолой свой должок помним. Ты только скажи, когда тебе захочется.
Альберт ничего ей не ответил. Единственное, на что у него хватало сил, это прихлёбывать мелкими глоточками кофе и глупо улыбаться.

— Я такие штуки умею… Ирке твоей дурной и не снилось.
— Да вовсе она не моя. Кстати, как там она? Одевается?
— Что с ней будет? Джинсы феном сушит. Сейчас явится. Короче, Алик, захочешь — звони, Валера мой телефон знает. В любое время, как приспичит. Я тебе… — Инга наклонилась к самому уху Альберта и прошептала что-то, от чего его лицо залилось румянцем.
 
Потом путаны довели скрипача до дверей лифта и помахали ему ручками, словно он садился не в лифт, а в поезд дальнего следования. После этого трогательного прощания они, помахав Альберту и Ивану, взялись за руки как первоклассницы, и вышли из отеля.

— Наконец-то всё возвращается на круги своя, — сказал Альберт, — вот и Валерий вернулся. Как на этот раз?
— Что как? — спросил недоумевающий охранник.
— Как на этот раз прошло с темнокожей девушкой? — повторил свой вопрос портье.
— Гостья из Нигерии тебя за галстук в свою кровать не тянула? — конкретизировал его вопрос бармен.
— Ну вы и пошляки! Завидуете, небось, что я женщинам нравлюсь? — гордо спросил охранник.

— Не ты, а твой галстук. Ну, колись, что вы с ней так долго в номере делали? — не отставал Иван, — кто из них лучше в постели, американка или нигерийка?
— Не скажу. Джентльменам не пристало обсуждать дам, — отмахнулся Валерий, — налей-ка мне лучше, Ваня, капучино.
— Какой кофе налить для джентльмена? Стандартный или большой?
— Давай стандартный, а то я совсем без зарплаты останусь.

 Альберт вернулся к себе за стойку. Кажется, кофеин потерял свой бодрящий эффект, и ему снова очень хотелось спать. А до окончания смены оставалось ещё два с половиной часа. Он вспомнил, что у него на компьютере остался недосмотренный фильм с Лайлой Дилайт в главной роли, но желание досматривать куда-то улетучилось. «Когда-нибудь потом, в другой раз» — подумал Альберт. Он просто сидел за стойкой, изо всех сил стараясь не заснуть. «Стоит мне заснуть, так Валера снова что-нибудь такое учудит — думал он — да и Пашка, похоже, ещё здесь, а от него только и жди какой-нибудь подлянки».

В отель зашли трое: парень и две девушки. Те самые, из Иркиной группы поддержки, что вырядились призраками и пугали нигерийцев. Хоть им и не пришлось искупаться в бассейне, они тоже основательно промокли: на улице шёл ноябрьский дождь.
— Чего припёрлись? — добродушно цыкнул на них Альберт. Сил злиться на полную катушку у него уже не осталось. Ему очень хотелось есть и спать. Или спать и есть. Что больше, не понятно.

— Там дождь. Можно мы здесь посидим? Тихонечко. Мы там до нитки промокнем, пока Ирка будет сушиться, — попросила одна из девушек.
— Выходит, она только зря время тратит на обсушку. Того и гляди, снова промокнет, — сказал Альберт, — так и быть, сидите здесь, только тихо.
Бывшие призраки сели на полосатый диван, достали свои мобильники, подключились через гостиничный Wi-Fi к Интернету и, скорее всего, стали скидывать в сеть свои ночные приключения. Время от времени они показывали друг другу экраны своих мобильников и тихо хихикали.

Из бара вернулся Валерий, неодобрительно осмотрел три разоблаченных призраков, но ничего им не сказал. Зато пожаловался Альберту:
— Прикинь, Иван на меня ещё 230 рублей записал. Куда это годится!
— Да ты, брат, шикуешь. Мог бы капучино без корицы взять, было бы на двадцать рублей дешевле.

— Да ты пойми: мне не двадцать рублей жалко. Мне в принципе обидно. У нас с тобой фронт-лайн. Мы тут с тобой, можно сказать, на передовой, на переднем краю борьбы, пока другие дрыхнут. И с нас же ещё и деньги дерут, будто мы какие-нибудь интуристы.
Альберт кивнул в знак согласия:
— Что ни говори, работать приходится на износ, а благодарности не видно. Ещё, наверняка, потом ругаться будут, почему мы тут своевольничали и нарушили прописанные и утверждённые процедуры.

— Лично я ничего не нарушал. Я службу нёс, как положено, — сказал Валерий, — и даже пресёк преступные поползновения террористов.
— Это Ирка с Пашкой в тыквенных головах террористы, что ли?
— А то! Раз всех напугали, значит террористы.
 
— Ну, предположим… А как насчёт интимных отношений с клиентками, да ещё с иностранками? Да ещё с двумя?
— Только с одной. Клянусь, с нигерийкой у меня ничего не было. Добропорядочная женщина, доцент. Она только обняла меня по-дружески и подарила вот это, — Валерий показал какой-то овальный брелок из кусочка чёрного дерева, инкрустированный слоновой костью.
 
— А что это? — полюбопытствовал Альберт.
— Африканский оберег, — ответил Валерий, — она обещала, что этот амулет защитит меня от происков тайных недоброжелателей.
— Дай посмотреть, — попросил портье.

— Не дам. Нельзя, — ответил Валерий, — ты не обижайся, братан, но тебе дать не могу. Она сказала, что этот амулет нельзя передавать другому мужчине. Его нужно всегда держать ближе к своему телу, иначе он потеряет магическую силу или эта сила перейдёт на другого. На тебя, то есть. А мне защита амулета самому нужна, у меня работа опасная, не то, что у тебя.

— Слушай, Валера, а как ты понял, что она тебе говорила? — спросил Альберт, — ведь у тебя по английскому языку в школе тройка была.
— Тройка — это значит удовлетворительно, — гордо ответил Валерий.
— Люди с тройкой в состоянии понять только: «Лондон из зе кэпитал оф Грейт Бритайн».

— Ну, если честно, у неё в мобильнике есть приложение – переводчик, она что-то скажет на своём, на африканском, а оно тут же переводит на русский, — ответил Валерий и убрал амулет в задний карман брюк.
— Счастливчик ты, Валера, — сказал Альберт, — сменщики у тебя нормальные, амулет у тебя магический, иностранки на тебя вешаются, как игрушки на ёлку, а я вот никому не нужен. Тина на меня разобиделась, Ирка — та вообще погром устроила, утопить меня хотела. Одна только неприличная Инга ко мне прилично отнеслась, но ты же и сам знаешь, я столько не выпью, чтоб с Ингой это самое...

— Кстати, вот и Ирка твоя, легка на помине, — сказал Валерий, кивнув в сторону вышедшей их СПА-центра Ирины.

Выражение лица у девушки было воинственное, и Валерий предпочёл отойти от рецепции и занял свой обычный пост у вращающейся двери. Вот только на этот раз у него в руках не было металлодетектора. Поэтому охранник встал, широко расставив ноги и заложив руки за спину — само воплощение надёжности.

— Ну что, просохла? Кстати, зря ты сушилась, на улице дождь, — сказал Альберт Ирине, — вон, твоя банда сидит, все промокли до нитки. Не призраки, а водяные.
— А сам-то! Какой же ты всё-таки, Альберт!.. Людям плохо, а ты и рад! — Ирка с её отливающими янтарным блеском круглыми глазами была похожа на рассерженную кошку, казалось, ещё чуть-чуть и она выгнет спину дугой, поднимет хвост трубой, растопорщит усы, выпустит когти и зашипит на Альберта.

— А не фиг было в отеле хэллоуин устраивать, — ответил Альберт.
— Подумаешь! Что такого? Сегодня ночью весь город гулял. Мы на дискотеке на западном берегу тусили, там все были такие же ряженные. И призраки, и вампиры, и ведьмы. А когда там закрылось, Пашка вспомнил, что ты сегодня за него ночью дежуришь, вот мы и решили над тобой поприкалываться. Думали, шуганём вас с Иваном и Валерой прямо здесь в фойе и сразу домой. А тут всё так удачно случилось, у вас как раз сегодня ночью бассейн работал. А в бассейне наши тыквы гораздо эффектней смотрятся.

— Так ты теперь, значит, с Пашкой? А он никогда не рассказывал, что вы вместе. Тоже мне, секретчик.
— Скажешь тоже, с Пашкой! Да он такой же тюбик [1*], как ты! Вы с ним — два сапога пара. Я теперь с такими тюбиками больше не связываюсь. Я теперь, чтоб ты знал, Бертик, замужняя женщина! — Ирка сунула под нос Альберту свой маленький кулачок, разжала его, и он увидел на безымянном пальчике золотое обручальное кольцо.

— Поздравляю! И кто же этот счастливчик? — ехидно спросил Альберт.
— Ты его не знаешь. Откуда тебе его знать! Не твоего поля ягода. Мой масик [2*] человек серьёзный, без пяти минут кандидат наук.
— А что же ты от своего кандидата по ночам с таким штрихом [3*], как Пашка шляешься?

— Фу, какой ты! Следи за словами, «шляешься»! У нас с Александром настоящая любовь, а не как с вами: в койку нырнул-вынурнул-пошёл дальше. Он меня обожает, уважает и доверяет. Поэтому, пока он по ночам готовится к защите своей диссертации, я имею полное право поразвлекаться с друзьями. Тем более, такое дело, хэллоуин. Александр не станет меня к Пашке ревновать, а только порадуется, что я хорошо провела время, пока он был занят. Вот он у меня какой классный, не чета вам с Пашкой.

— А ко мне? — спросил Альберт.
— А что к тебе? — удивлённо переспросила Ирина.
— Ко мне он ревновать тоже не станет?
— Ещё чего! Да он про тебя и знать не знает. Да кто ты такой, чтобы мужу про тебя рассказывать? Ты же просто эпизод. Я бы про тебя и не вспомнила, если бы Пашка не напомнил.
— Вот как оказывается?
— А ты как думал? Тебе же лучше. Если б мой масик знал, он бы морду тебе набил. Он у меня знаешь какой сильный.
 
— Ещё раз поздравляю! Повезло тебе, Ирка. Умный, сильный, да ещё и любит тебя, уж не знаю и за что… — усмехнулся Альберт.
— Да пошёл ты!
— Это тебе пора идти, а я на работе. Иди к своему дорогому аспиранту, если, конечно, он действительно существует.

— Ты что, кольца не видел?
— Если ты тыквой нарядилась, то и кольцо могла сама себе купить, с тебя станется.
Ирка снова фыркнула, как рассерженная кошка, и повернувшись к своей группе поддержке, скомандовала:
— Пошли по домам. Не фиг нам больше в этом дебильном отеле делать.

— Так там же дождь на улице, — неуверенно сказал парень, оторвавшись от своего гаджета.
— Не сахарные, не растаете. Подумаешь. Это же просто вода. Добежим до остановки, дождёмся автобуса под навесом.
Троица поднялась с дивана и вслед за Иркой вышла из отеля.

— Время пол седьмого, — сказал Валерий.
— Слава богу! Осталось чуть меньше трёх часов и домой! — отозвался портье.
— Я пойду, покурю, — сказал Валерий и вышел через вращающуюся дверь.

В этот момент из бара в фойе вышел одетый в синее полупальто Пашка с чашкой дымящегося кофе.
— Ирку не видел? Никак не могу её найти. Все бани осмотрел, даже в женскую раздевалку заглядывал, нигде нету. Она здесь не появлялась? — спросил он.
— Вы с ней разминулись. Вот только что ушла. Назвала тебя тюбиком, что похоже на правду, и пошла домой к мужу, в существовании которого лично я сильно сомневаюсь, — сказал Альберт.
 
— С Иркой всегда так! То «Пашенька, миленький», то — «тюбик». А муж у неё есть, не сомневайся. Я её с ним как-то видел. Здоровенный такой, кандидат в мастера спорта по боксу в супертяжёлом весе. А скоро и кандидатом наук будет, если ему до защиты мозги не отобьют.
— Так муж у неё, что, в Москве живет? Или в Питере? У нас в Замозжайске физкультурного факультета нет.

— Нет. Он наш, местный, левозадовский. А диссертация у него не по спорту, а по литературе. Тема, прикинь: «Южно-худаевский диалект как источник подлинных значений скрытых эвфемизмов в раннем творчестве Митрофана Талдычева». Если я ничего не путаю, конечно.

— Ну, дела… — протянул Альберт, — а я-то думал, что эта бимбо [4*] мужа себе придумала.
Пашка подошёл вплотную к стойке, поставил на неё полупустую чашку с кофе и придвинулся поближе к Альберту.

— Альберт, ты извини, братан! Я, по правде говоря, не думал сегодня работу задвигать. Мы с парнями на дискотеку пошли потусить, думал побыть там до половины девятого и сразу сюда, а там Ирка со своими однокурсниками из энергетического колледжа. Там такие пляски, я чуть ногу не подвернул, даже заорал от боли. Но, обошлось. А Ирка твоя возьми? да и позвони Алисе. Представилась моей девушкой и сказала, что я ногу сломал. Ну и понеслось. Сначала ходили в «Волну», потом в «Колос», а уж под конец сюда, в наш Орион. Подговорила свет тут у вас вырубить для эффекта, ну я же знаю, где у нас главный рубильник. А Иркины друзья, сам знаешь, энергетики. Им электрощит вскрыть — раз плюнуть. А что? Всё ведь прикольно было, пока этот дебил меня по башке не стукнул.

— Ну, молодцы! Представляю, что тебе будет, когда Алиса выяснит, что никакой ноги ты не ломал, а просто-напросто прогулять решил! А про отключение света я вообще молчу… — Альберт сделал страшную гримасу, а потом широко зевнул.
— Слушай, Альберт. Ты, я вижу, уже еле на ногах держишься. Давай-ка, иди себе домой, а я за тебя додежурю.

— Правильнее было бы сказать, не за меня, а за себя. Это я тут за тебя дежурю. Только я не такой дурак, чтобы отдежурить тридцать четыре с половиной часа, а потом взять, да уйти всего за пару часа до конца смены. Ишь чего придумал! Я тут за эту ночь такого натерпелся, а ты тут такой нарисовался. К девяти Алиса Витальевна придёт, а ты её встретишь, свеженький как огурчик, вот он я, тут как тут. Я же тебя знаю, ты ей отрапортуешь, что всю смену отдежурил, только чуть-чуть к началу смены опоздал. Про ногу свою соврёшь что-нибудь, тебе не впервой. Мол, упал неудачно, тебя отвезли в травмпункт делать рентген, девушка твоя с перепугу решила, что у тебя перелом, позвонила Алисе. А рентген сделали, и оказалось, всё у тебя с ногой в порядке. Доктор тебя за ногу дёрнул, вывих твой выправил, и ты сразу на работу поспешил, лучшего друга домой отпустить с внепланового дежурства.

— Ну, Альберт, ну не будь ты чем щи наливают, — начал канючить Пашка.
— Нет, Пашка, не проси. Иди домой и придумывай, что Алисе врать будешь про свою ногу. А я, так и быть, не стану ей рассказывать, какой цирк ты тут устроил с электричеством и привидениями.
— А что ты тут раскомандовался! Ты мне не начальник! И по закону смена сейчас моя! — прошипел Пашка.

— Была твоя до без пяти девять вчерашнего вечера. А потом Алиса Витальевна меня назначила за тебя дежурить, — не сдавался Альберт. — Значит, по её распоряжению дежурный портье на данный момент я, а не ты.
С перекура вернулся Валерий и с интересом стал наблюдать как портье спорят друг с другом через стойку рецепции. На шум вышел Иван и, встав у колонны, тоже с интересом стал наблюдать за их перепалкой.
 
Пашка, увидев, что по-хорошему уговорить Альберта не удаётся, перегнулся через стойку и вцепился в ворот его пиджака.
— Отдай пиджак, гад! Пиджак мой! На нём даже бедж с моим именем! Тебе он всё равно мал, того и гляди по швам треснет. Не фига тут в моём пиджаке красоваться! — кричал он, пытаясь сорвать с Альберта свой пиджак.

Раздался треск и от пиджака ракетой отлетела верхняя пуговица и просвистела у Павла над ухом, но Альберт не хотел уступать:
— Отстань! Мне без пиджака никак нельзя. Вы с Иркой всю мою одежду намочили, а мне без пиджака никак нельзя — я лицо официальное.

— Вот я сейчас набью твоё официальное лицо, — пообещал Пашка, продолжая тянуть за рукав. Раздался треск ткани, кажется пополз шов на спине.
Охранник подскочил сзади к Пашке и, продев руки у него под мышками, оттащил его от Альберта. Пашка лягнул Валерия по колену, и тот выпустил его из своих медвежьих объятий.

— Ну, погодите у меня! Я вам этого так не оставлю, — сказал Пашка и погрозил кулаком Валерию. Он одёрнул своё полупальто, залпом допил оставшийся кофе и вышел, гордо подняв голову.
Едва Пашка вышел в отель зашла повариха Людмила. Она сложила свой мокрый зонтик и сказала:
— Доброе утро, мальчишки!
 
— Кому доброе, а кому и не очень! — сказал Альберт.
— Случилось что? То-то я смотрю, Пашка домой идёт, даже не здоровается, морда кривая от злости, а ты, Альберт, тут, на его месте. Уволили его что ли?
— Нет, не уволили, хотя надо бы. И есть за что, за прогул, терроризм и мелкое хулиганство, — ответил за Альберта Валерий. — А на самом деле, Пашка тут только недавно появился, так что Альберту за него пришлось дежурить. По второму кругу пошёл, вторые сутки наматывает.

— Так ты, Альберт, выходит со вчерашнего домой не ходил? Наверное, и не ужинал вчера? Как же так, сынок? — не на шутку встревожилась Людмила, — ты вот что… Давай, пойдём со мной на кухню, я тебе быстренько яишенку сварганю и из нарезочки чего-нибудь. Не дело это, молодому парню голодать. И куда только Алиса Витальевна смотрит!
Альберта не пришлось уговаривать, и он пошёл на кухню вслед за Людмилой. Едва переодевшись и вымыв руки, она зажарила ему яичницу с беконом и занялась нарезкой овощей для шведского стола. Пришедший вслед за ней повар Никита принялся оттаскивать подносы с нарезкой на раздачу.

Никогда ещё простая яичница не казалась Альберту такой вкусной. Голод отступил, но вместо него в наступление пошла сонливость. Альберт снова зашёл к Ивану и попросил налить крошечную чашечку ристретто.
— Всё. Теперь моё тело состоит из кофеина на девяносто девять процентов, — сообщил Альберт бармену, — пойду к себе. Осталось ещё два с небольшим часа продержаться.

— Иди, иди. А то там в фойе никого.
— Как никого? А Валера?
— Нет Валеры.
— Как так, нет?
— А вот так. Пока ты перекусывал, приехали менты и Валеру нашего скрутили и увезли.


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
в которой неизвестные в чёрном уводят охранника, портье вызывает подмогу, Коршунов прилетает, а портье составляет рейтинг женской красоты


Слипающиеся от недосыпа глаза Альберта округлились:
— Ваня, ты вообще о чём? Как так: скрутили и увезли? За что? Куда?
— Чёрт их знает. Если это были менты — то в ментовку. А если ФСБэшники — то в свою контору. Их не поймёшь. Все в чёрном, на голове шапка с дырками, — сказал Иван.

— Это называется балаклава. А что на спине написано: ОМОН, СОБР или ФСБ?
— Ты ещё скажи: FBI или СIA! Мы же не в Америке. Ничего не написано. Ввалились, спросили, кто тут Валерий Забойщиков, он сдуру и стал представляться им по всей форме. А они ему: «Поехали», руки за спиной скрутили и увели.
— А права хоть зачитали? — зачем-то задал дурацкий вопрос Альберт.
— Какие ещё права! Мы же, слава богу, не в Америке. Скажи спасибо, мордой на пол не уложили, а только разок берцем по заднице.

— А Валера, что, сопротивлялся?
— Что он, совсем дурак, сопротивляться? Это ему так, для профилактики.
— Ну, дела! И что теперь делать? — спросил Альберт, прекрасно знал, что нужно делать. На этот случай у него были чёткие инструкции.

Он вернулся за стойку, достал заламинированный листок со списком телефонов на случай ЧС и набрал номер заместителя директора ЧОО «Беркут-ЗМЖ» Коршунова.
Ещё не было и семи часов, но Коршунов, как и положено, ответил на вызов с третьего звонка.
— Василий Михалыч, это вас из «Ориона» беспокоят, дежурный портье Амарантов. Только что вашего бойца Забойщикова забрали в ментовку. За что, не знаю, просто подъехали в камуфляже, скрутили и увезли.

— Принято. Разберёмся, — лаконично ответил Коршунов.
— Василий Михайлыч, а нам-то что делать? У нас отель совсем без охраны остался. А вдруг террористы или пьяные хулиганить начнут? Пришлите нам кого-нибудь на подмену вашему Валерию.
— Слушайте, Амарантов, у вас смена караула запланирована на одиннадцать. Ровно в десять пятьдесят пять к вам подъедет… —  Коршунов сделал паузу, очевидно проверяя какие-то списки, — подъедет Лялечка, Пётр Алексеевич. Он у нас пунктуальный товарищ, ездит на электричке, так что пробки ему не страшны, будет у вас вовремя, без опозданий. Так что, можете не волноваться.

— Василий Михалыч, а нельзя ли сделать, чтобы ваш Лялечка или кто-нибудь ещё, приехал пораньше. У нас тут целый отель совсем без охраны. У нас тут и женщины, и дети, и даже иностранцы. А вдруг экстремисты какие-нибудь нападут? Тут у нас за ночь уже и пьяная драка на входе в отель была, и безобразия в бассейне. Пришлите кого-нибудь, очень вас прошу, — продолжал умолять Альберт.

— Вы, Амарантов, наверное, думаете, что я — Боброк-Волынский, и у меня тут Засадный полк в резерве сидит. А нас не то, что резервов нету, у нас даже не всегда есть кому по графику дежурить. Ребятам приходится перерабатывать «за того парня». Последний год у нас, Амарантов, страшный дефицит кадров. Да и не только у нас, а, считай, у всех ЧОО.
 
— А где же ваши кадры?
— Кого мобилизовали, кто сам пошёл, по контракту. А кто ушёл к конкурентам, где зарплаты выше. Так что, Амарантов, нет у меня резервов на подмену.
— А что же нам делать, Василий Михалыч? У нас же женщины, дети, иностранцы… 
— Что делать, что делать? Держитесь, Амарантов. Выезжаю к вам лично. Если террористов боитесь, закройте двери отеля, вряд ли кто из гостей в этот час к вам приедет, следующий поезд только в семь сорок. Буду у вас через двадцать одну минуту, максимум, через двадцать две. Постучу три раза. Пароль — «Шипр», отзыв — «Колбаса» — Коршунов повесил трубку.

Иван вопросительно взглянул на Альберта.
— Коршунов велел закрыть двери и забаррикадировать вход до его приезда, — сказал Альберт бармену.
— Да ты что?! Чем будем вход баррикадировать? Давай помогу. Диван будем двигать? — спросил Иван.

— Ну ты даёшь! Пошутил я. Ничем вход загромождать не разрешается. Он же у нас одновременно и выход. А вдруг, не дай бог, пожар, — сказал Альберт. — Подождём. Через двадцать минут к нам прилетит Коршунов из «Беркута», собственной персоной.
Иван хотел ещё что-то у него спросить, но тут из лифта спустились четверо постояльцев с чемоданами. Альберт занялся их выпиской, а бармен вернулся к себе.
Едва последний из четырёх постояльцев получил на руки распечатку своего счёта, в дверях показался коренастый мужчина лет пятидесяти в мокрой чёрной куртке. Войдя, он снял с выбритой на лысо головы серую твидовую кепку, стряхнул с неё порядочное количество воды и сунул в карман.

— Амарантов? — спросил он, просверлив портье цепким взглядом цинково-серых глаз, причём вопрос его звучал скорее, как утверждение.
— Да, это я Амарантов, я вам звонил, — ответил Альберт, ёжась под пристальным взглядом.

— Я — Коршунов из «Беркута», заместитель директора, — представился мужчина, и внезапно лицо его расплылось в улыбке, и он произнёс снисходительно-добродушным тоном:
— Василий Михайлович.
Коршунов, как показалось Альберту, с ехидцей во взгляде оглядел несолидный прикид портье, протянул ему для пожатия руку, а потом пошёл в каптёрку, где обычно обитала охрана. Привычно просмотрел последнюю страницу приёмо-сдачи дежурств и, не найдя на ней ничего заслуживающего внимания, сел за компьютер системы внутриобъектового видеонаблюдения. Минут через десять он вернулся к Альберту и сказал ему:
— Валеру нашего, похоже, полицейские взяли. Никакой это не спецназ. Никаких масок и камуфляжа. Обычный наряд патрульно-постовой службы. Не знаю, что вы тут насочиняли. Думаю, сейчас он загорае в обезьяннике во втором отделении. Есть у меня там знакомый человечек, в девять позвоню ему, узнаем, за что нашего красавца приняли. У вас есть какие-нибудь предположения?

— В самом начале дежурства, наверное, в половине двенадцатого, наш Валера на улице перед входом в отель разнимал пьяную драку. Вломил там одному обормоту как следует, его даже на скорой увезли. Но тогда у ментов к Валере претензий не возникло. А уже под утро у нас тут молодняк порезвился. Два парня и три девушки нарядились призраками, вырубили во всём отеле свет и всех пугать стали. Ну, Валера одному из них по тыкве своим металлодетектором заехал. Так сказать, для порядка. Я имею в виду по тыкве в буквальном смысле. У них на головах тыквы были со свечками или лампочками, хэллоуин всё-таки. Потом у меня с моим сменщиком небольшая стычка была. Но до драки не дошло, Валера разнял. А в остальном, всё спокойно, больше ничего такого не было, —  Альберт не стал упоминать про несостоявшееся убийство скрипача и про предосудительный, особенно в рабочее время, контакт охранника с голливудской порно-звездой. Он рассудил, что раз за охранником приехала полиция, а не ФСБ, то музыка, а также, международные, межрасовые и интимные связи к внезапному аресту Валерия отношения не имеют.
— Ладно, разберёмся, — сказал Коршунов. — В 9:00 созвонюсь со своим человечком, узнаю, что и как, а в 11:00, меня сменит Лялечка, и тогда я схожу во второе отделение, попробую Валерия вытащить из обезьянника. Если за ним, конечно, ничего более серьёзного не числится. А пока что я погляжу на видео, что тут у вас за разборки были.

 «Слава богу, теперь дело в надёжных руках. Матвеич говорил, этот Коршунов —  мужик толковый, бывший инспектор уголовного розыска. Вот он пусть во всём и разбирается. А мне чуть больше часа осталось до конца дежурства… — подумал Альберт, уходя в комнатку позади рецепции и усаживаясь в кресло Алисы Витальевны —  отдохнуть мне за этот час с небольшим, конечно, никто не даст. Наверняка, сейчас кто-то из постояльцев придёт выписываться или спрашивать, когда откроется СПА, как пройти в ресторан на завтрак или что-то ещё в этом роде. Но это пустяки, обычная рутина, главное, чтобы больше ничего неординарного не случилось. Уж как-нибудь дотяну до конца смены…».

Он сидел в кресле своей начальницы и, чтобы случайно не заснуть, изо всех сил таращил глаза на её фотографию в рамочке, стоящую на столе. Ту самую, где она в купальнике с мужчиной в плавках.
 
Глядя на эту фотографию, Альберт вдруг понял, что Алиса Витальевна — очень красивая женщина. Он, разумеется, и до этого считал её симпатичной и миловидной, но теперь до него дошло, что она намного красивее многих женщин и девушек, которых он знает. Пожалуй, она даже красивее Ирки и почти такая же красивая, как Тина. И дело вовсе не в том, что на этом фото заметны безупречные пропорции её загорелого тела, обычно скрытые под деловым костюмом. Дело в выражении счастья на её лице.  «Человек красив, когда он счастлив» — подумал Альберт — «Хотя, это как посмотреть. Вот, например, Ирка. Сегодня она была похоже на рассерженную кошку, но, пожалуй, эта ярость была ей очень к лицу. В ней вдруг вместо обычной блеклой умиротворенности проявилась какая-то кошачья грация и независимость. И глаза… оказывается, глаза у неё янтарные и бьют током. Не случайно на языке древних греков янтарь означает электрон».
 
Альберт вдруг поймал себя на том, что запутался в своих рассуждениях. Его мысли метались от Алисы к Ирке, от Ирки к Тине, от красоты к счастью и ярости, от филологии к электротехнике и электронике. Наверное, это всё из-за навалившейся на него усталости и волнений прошлой ночи. Для того, чтобы продержаться оставшееся время до сдачи дежурства, он решил привести свои мысли в порядок. Альберт подумал, что ему необходимо срочно начать мыслить рационально и строго научно, иначе он тут же заснёт. Неплохо было бы, например, разобраться, кто из известных ему женщин красивее, и математически оценить, насколько одна красивее другой.
Он вытащил из лотка принтера, стоявшего на тумбочке, несколько чистых листов бумаги, залез в верхний ящик Алисиного письменного стола и достал оттуда шариковую ручку. Если бы Альберт был в своём собственном пиджаке, а не в кургузом Пашкином, то он воспользовался бы своим «Паркером», который всегда носил во внутреннем кармане. Потому что, как известно, менеджер, у которого при себе нет авторучки — не менеджер, а так, недоразумение. Не удивительно, что в карманах Пашкиного пиджака никакой ручки не было. Там был только скомканный носовой платок и жёлтая клейкая бумажка для заметок с записанным на ней чьим-то телефоном.
 
Конечно, не в правилах Альберта было лазать по чужим карманам и ящикам чужого письменного стола, но Пашка сам виноват, а Алиса вряд ли станет сердиться, что он без спроса одолжил у неё одноразовую ручку с эмблемой отеля. На стойке рецепции целый стакан точно таких же ручек, но Альберту было лень лишний раз вставать со стула и идти за ними, а Алисину ручку он обязательно вположит на место.

Портье занёс было ручку над листом бумаги, но подумав, развернул лист по горизонтали. Потом начертил на нём оси координат. Альберту даже пришлось воспользоваться линейкой, чтобы сделать на оси ординат десять насечек. За 100 процентов Альберт принял некий абсолютный идеал красоты, который он, впрочем, никак не мог себе представить, сколько ни старался. Идеальный образ всё время представал перед его мысленным взором каким-то размытым. Альберт просидел минуты три, грызя кончик авторучки и пытаясь визуализировать свой идеал, но понял, что это совершенно невозможно, особенно, когда глаза сами собой закрываются и того и гляди слипнутся от усталости. Поэтому он просто провёл через самую верхнюю насечку жирную линию, параллельную оси абсцисс, решив, что это и есть идеал, те самые 100 процентов женской красоты, тот самый абсолютный максимум, который невозможно превзойти.
 
После этого дело пошло быстрее.   Вскоре на листе появилась выглядящая вполне в соответствие с законами инфографики гистограмма, на которой вместо банальных невыразительных столбиков были изображены стилизованные женские фигурки. Под ногами каждой фигурки была надпись из одной или нескольких букв, а над их головами числа, обозначающие красоту женщины в процентах от идеала. Цифровое выражение такого абстрактного аналогового понятия, как красота. Рейтинг, так сказать.
 
Самая левой фигурка была помечена буквой «И» и, соответственно, представляла графическим образом красоту нахальной Ирки. Альберт проставил над этой фигуркой число 73. Потом Альберт вспомнил, как сегодня блестели Иркины янтарные глаза, и решил внести некоторые коррективы. Чтобы сделать уже нарисованную фигурку немного выше, он пририсовал к её голове всклокоченные волосы, а цифру 3 исправил на 8, так что у Ирки получился рейтинг, равный 78. Он подумал, что если быть абсолютно точным, то правильнее было бы присвоить Ирке рейтинг 77.
Следующей Альберт изобразил тоненькую фигурку с подписью «Ин» и рейтингом 57 над головой. «Ин» означало Ингу. Причиной столь низкого рейтинга было вовсе не то, что Альберт осуждал её способ проводить свободное от работы в лаборатории время. В конце концов, он не ханжа и не ему их с Лолитой осуждать, ведь они были в некотором роде его коллегами, раз тоже работали в сфере индустрии гостеприимства, правда, не были оформлены официально.   Причина низкого рейтинга была также не в том, что Альберту не нравились худенькие женщины, хотя он и считал худобу Инги чрезмерной. Просто её личико его, мягко говоря, пугало, и он никак не мог понять мужчин, которые платили деньги, за сомнительное удовольствие быть её клиентами. Возможно, эти экстремалы были отчаянными извращенцами, а может быть, заинтригованные тем, что Инга «работала» в паре с Лолитой, на её лицо они внимания не обращали.
 
Саму Крошку Лолиту Альберт изобразил фигурой, обведённой самыми жирными линиями. Эта фигура получилась самой низенькой на гистограмме, а над её головой он проставил цифру 51. Такой рейтинг у Крошки получился вот почему. С одной стороны, безмерная толщина этой женщины ужасала Альберта, но, с другой стороны, у Лолиты были правильные черты лица и очень выразительные серые глаза. Альберт подумал, что если не смотреть на Лолитино тело, а видеть только её лицо, то рейтинг у Крошки Лолиты был бы где-то около 88. Правда, не заметить Лолитино тело, глядя в её сторону, было совершенно невозможно, такое оно было огромное.
Справа от Лолиты Альберт изобразил свою начальницу и пометил её буквами «АВ». Он использовал две буквы не из-за того, что на гистограмме был ещё кто-то на букву «А», а исключительно из уважения, которое он испытывал к этой властной женщине. С её 87 баллами она значительно возвышалась над представительницами древнейшей профессии. Рядом с ней Альберт нарисовал фигурку, символизирующую Тину. Хочешь не хочешь, но Альберт вынужден был оценить красоту девушки в 91 балла, отдавая должное её внешности и чувству стиля.  Зато он отыгрался, с каким-то садистским удовольствием пометив её фигурку буквой «С» вместо буквы «Т» или хотя бы «В». Данная Константином Матвеевичем кличка «Скарлатина» с прошлого вечера крепко прикрепилась в сознании Альберта к продинамленной им и жутко на него обидевшейся девушке.

Следующей на гистограмме Альберт захотел изобразить прелестную мулатку из 602 номера, но понял, что никак не может решить, кого ему следует оценивать: новоиспечённую помощницу Цуккерманна Белинду Давенпорт или порнозвезду Лайлу Дилайт. Он поймал себя на том, что воспринимает их как двух совершенно разных женщин. В конце концов, он решил изобразить обеих. Причем Лайлу, которую он видел только на экране, зато совершенно обнажённой и вытворявшей невообразимые непотребства над тремя мотоциклистами, он изобразил в виде фигурки с рейтингом 94, хотя её красота и воздействовала на его молодой организм крайне возбуждающе. Фигурка же, обозначенная латинской буквой «В», вышла самой высокой на всей гистограмме, и над её кудрявой головой Альберт поставил число 98. Получалось, что до абсолютного идеала Белинде не хватало всего двух процентов красоты. Но кто его знает, как он на самом деле выглядит, этот пресловутый абсолютный идеал!
Получалось, что Белинда была самой красивой из всех известных Альберту женщин на всём белом свете. Не признать этот факт было нельзя, тем не менее, проведённый Альбертом бенчмаркинг красоты слегка его озадачил. Он попытался вспомнить ещё кого-нибудь. Вскоре на гистограмме появилась: его первая школьная любовь Маша Кабачкова с рейтингом 66; Катя Огонёк — женщина, помогшая ему расстаться со своей невинностью, с рейтингом 69; Оля, с которой Альберт встречался до Ирки, с 70 баллами, и, наконец, горничная Настя с рейтингом 62.

«Вроде всё» — подумал Альберт — «не оценивать же, в самом деле, ещё и повариху Людмилу. Она, конечно, тоже женщина, причём, очень добрая и хорошая, но, боюсь, по внешним данным уступит даже нашим проституткам». Он отложил ручку в сторону и вдруг, его словно ударило электрическим током. «Соня! Как же я мог не вспомнить о Соне?» — удивился он — «Она же просто красавица! Вот уж действительно, «с глаз долой —  из сердца вон…». Он снова взялся за ручку и добавил с правого края ещё одну фигурку, пометив её буквами «Со», потому что «С» была уже занята Скарлатиной. Над фигуркой он поставил число 95.
 
«Да, конечно, Соня это 95 и ни баллом меньше!» —  подумал Альберт — просто я её давно не видел. Как-то всё глупо с ней вышло… Почему-то начала хвостом вертеть, не захотела встречаться. А так вроде бы всё хорошо у нас начиналось. Она ведь не только красивая, но и милая, и ласковая, как бабушкина кошка. Уютная, какая-то, что ли. Мне-то казалось, что она меня тоже любит… Ну, да это её дело. Не хочет, ну и не надо, насильно мил не будешь. Я никому навязываться не собираюсь. Тина, между прочим, тоже красивая, хоть и характер у неё, как у настоящей Скарлатины…».   
Воспоминания портье об его девушках были самым безжалостным образом прерваны нервным бряканьем колокольчика. Кто-то яростно лупил ладонью по кнопке механического звонка на стойке рецепции.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
в которой совершается загадочное преступление, бывший инспектор угрозыска ведёт следствие и находит необычайную улику, а портье раскрывает дело. 

Альберт отодвинул в сторону листок с гистограммой, положил на него Алисину авторучку и вышел из кабинета. Перед стойкой рецепции стоял мужчина лет сорока пяти в мятых бежевых вельветовых брюках джинсового покроя, тёмно-зелёном худи, массивных очках с толстенными стёклами и изо-всех сил дубасил по кнопке звонка. Мужчина выглядел очень взволнованным и не очень выспавшимся, и чтобы привести себя в порядок, ему следовало бы выпить крепкого кофе, а ещё лучше, как следует опохмелиться.    «Явно европеец, скорее всего, в командировке. Я его не заселял, значит, он у нас в отеле уже несколько дней…» —  успел сообразить Альберт, вставая за стойку и изображая на своём лице внимание, хотя это было совсем непросто: трудно подавить зевоту, если работаешь несколько смен подряд. Альберт знал, что обычно клиенты почему-то обижаются, если портье выслушивает взволновавшие их проблемы, широко зевая. Хотя, казалось бы, на что тут обижаться, зевота — вполне нормальный физиологический процесс вентиляции лёгких, и прямой причинно-следственной связи между зевотой портье и его равнодушием к проблемам постояльцев не существует. Тем не менее, на тренингах учили не зевать в присутствии клиентов. А ещё не пить и не жевать в их присутствии и даже улыбаться, когда говоришь с ними по телефону. Английские учёные установили, что улыбка передаётся по телефонным проводам, и клиент на другом конце провода всегда безошибочно чувствует, улыбаются ли ему или корчат мерзкие рожи.

Мужчина взволновано заговорил с сильным южно-славянским акцентом, с трудом подбирая русские слова и чередуя их с английскими, при этом он довольно хаотично размахивал руками:
—  В нашем руме сделали ограбление. Мы с женой вчера вечером не заметили, а сегодня знаемо, какой-то человек был в наш рум.

—  Кто-то зашёл в ваш номер? Вы видели этого человека? —  спросил Альберт.
—  Мы не видели этот человек. Кто-то приходил в наш рум, когда мы были в аут.
—  Значит, кто заходил в ваш номер в ваше отсутствие? Наверное, это была горничная. В нашем отеле номера убираются ежедневно, а наши горничные стараются делать это, когда гости уходят по своим делам.
 
—  Нет, горничная была вчера утром. Мы пришли с завтрак, а рум уже убран, всё хорошо, на свои места. Мы всегда утром оставляем в пепельнице два евро для горничной, как у вас говорят, на чай. Тогда они больше стараются убирать. Очень хорошая горничная. Всегда говорит «гутен морген», когда встречаем её в коридоре с тележкой или вакуум… пылесосом. Такая, знаемо, толстенькая, с красными волосами.
— Вы хотите сказать, рыжая. Это Маргарита, —   сказал Альберт. «Поразительно, как люди разных стран умеют понимать намёки» —   подумал он — «если в номере для некурящих на журнальном столике стоит хрустальная пепельница, то любому туристу понятно, что стоит она там не для окурков, а для чаевых горничной».

—  Может быть. Я не знаю имя. Рыжие волосы, толстенькая. Хорошо убирается, —   сказал мужчина, —   но эта горничная… Маргарита, ничего не брала, кроме тех двух евро, что мы положили в пепельницу. Горничная не есть грабитель. Кто-то ещё ходил в наш рум уже вечером, когда мы с жена были на случка.
—  Почему вы так думаете? У вас что-то пропало? Что-нибудь ценное? — спросил Альберт.

—  Не знаю. Наоборот. Моя жена сильно бояться! Давайте звать полиция, —   ответил взволнованный мужчина, —  я хотел сам звонить полиция 911, но в ваша страна у полиция другой номер. Я не знал. Я идти рецепция. Господин, давайте звать полиция, прошу.
— Секундочку. Давайте, пока без полиции обойдёмся. У нас в отеле есть своя служба безопасности, свой Щерлок Холмс. В каком номере вы остановились?
— Нумера 407.

Альберт сверился с системой. «Так я и думал, в 407 номере у нас живут сербы. Селила их Ксюша» —  портье похвалил сам себя за наблюдательность — «Вот только насчёт командировки я ошибся. Кто же ездит в командировку с женой? Разве что у них семейный бизнес. Наверное, всё-таки туристы. И что они в нашем Замозжайске забыли, если торчат здесь уже четвертый день? По-русски говорят, но не то, чтобы очень хорошо, вряд ли приехали на Талдычевские чтения. Впрочем, к делу это не относится. Тут как никак ограбление! Тут Коршунов нужен, он же у нас в угрозыске работал».

Портье мог бы сделать несколько шагов до каптёрки охраны, но он решил, что солиднее в глазах клиента будет, если он позвонит по телефону:
— Василий Михайлович, это Альберт вас беспокоит, Амарантов. Срочно нужна ваша квалифицированная помощь.
—  Что случилось? —   отозвался Коршунов.
—  Тут у нас, похоже, в 407 номере ограбление. Пострадавший здесь, у меня на рецепции.
 
— Принято. Выдвигаюсь.
Через двадцать секунд Василий Михайлович Коршунов уже стоял перед стойкой и сверлил взглядом взволнованного мужчину из 407 номера.

—  Заместитель директора частной охранной организации «Беркут» Коршунов Василий Михайлович, —  представился он.  —  Что у вас случилось, гражданин?
— Кто-то был в нашем руме, когда мы пошли в аут. Мы с моя жена вчера вечером пошли на случка с другарями...
 
Коршунов вопросительно посмотрел на Альберта.
—  Думаю, случка по-ихнему, это встреча или свидание. Язык-то похож на наш, —   ответил портье на немой вопрос, а другари —  это, наверное, друзья или что-то в этом роде.
—  Что-то в этом роде… случка… —   пробормотал Коршунов и перевёл взгляд на пострадавшего.
—  Да, случка с другарями, найт-клаб «Сиренс». Там маскарад, хэллоуин, диско. Вернулись к себе в отель поздно. Жена много танцевал, очень уставать. Милица хотела сильно сразу спать, а я не давать. Ну, вы понимаете… Красивая молодая женщина… Такой вечер, праздник, романтика… Я не могу сразу спать, когда рядом молодая… Заснули в три или около. А утром жена проснулась попи…

— Попить водички? —   подсказал Альберт.
— Попить водички и смотреть: кто-то был наш рум, пока мы был аут.
—  Что ваша жена увидела? Она заметила, что у вас что-то пропало? —   спросил Коршунов.
—  Наоборот, —   ответил серб.

—  Всё ясно. Ничего не понял… —   сказал Коршунов. —  Давайте, гражданин, поднимемся в ваш номер, осмотрим место преступления, опросим свидетелей. Там на месте и разберёмся, что значит, «пропало наоборот». Амарантов, пойдёте с нами, будете понятым и переводчиком.

—  Василий Михайлович, как же я уйду? Тут же на входе совсем никого не останется, ни портье, ни охраны. Один только бармен, да и тот за углом.
—  Я сказал: следуйте за мной, Амарантов, —  произнёс Коршунов тоном, не допускающим возражений.

Альберт подчинился, хоть и не был обязан выполнять приказы охранника. На самом деле, ему очень не хотелось упустить возможность поучаствовать в расследовании настоящего ограбления. Как ни крути, такое в отеле не каждый день случается. Это ведь настоящий криминал, а не какие-то ненастоящие призраки!
Втроём они поднялись на лифте на четвёртый этаж. Когда подошли к дверям 407 номера серб постучался каким-то условным стуком, хотя мог бы нажать кнопку звонка или просто открыть дверь своей картой. «Наверное, это он таким образом даёт жене понять, что за дверью именно он, а не кто-то другой. В приличных отелях в дверях есть глазки, а у нас… Скорее всего, жена его об этом попросила перед тем как отправить на рецепцию за подмогой. Наверное, стоит теперь там за дверью, ни жива, ни мертва, и трясётся от страха» —  подумал Альберт.

Действительно, вид у приоткрывшей им дверь тёмноволосой худенькой молодой женщины в гостиничном халате и белых тапочках был очень испуганный. Правда, увидев мужа в сопровождении людей в форме: одного чёрном костюме охранника, а другого в бордовом пиджаке портье, она вздохнула с облегчением, сняла дверную цепочку и отступила в сторону, давая мужчинам зайти внутрь стандартного номера.  В номере царил полумрак, хотя горели были включены все имеющиеся осветительные приборы: торшер с огромным серым матерчатым абажуром, большая настольная лампа с плафоном из зелёного стекла и оба бра с гибкими спотами. Альберт был уже не первый год в гостиничном бизнесе, но так до сих пор и не разобрался, почему практически во всех гостиничных номерах, даже в самых дорогих отелях, никогда не бывает достаточно яркого освещения. Почему бы не повесить на потолке в центре номера большую люстру с мощными лампами, вроде тех, что висят в холле или в большом ресторанном зале? Альберт спрашивал об этом у старших коллег, но мнения опытных ассов индустрии гостеприимства по этому вопросу разошлись. Одни считали, что делается это для экономии, чтобы не тратить много денег на мощные лампы и потребляемое ими электричество. Другие спорили с ними, утверждая, что приглушённое освещение тёплых тонов помогает создать в номере атмосферу спокойствия и уюта, а если бы владельцы гостиницы действительно хотели бы экономить на освещении, им проще было бы повесить на потолке яркие офисные светильники дневного света. Третьи полагали, что слабое освещение должно помочь хозяевам отеля скрыть от постояльцев царапины на корпусной мебели и пятна на коврах, а также, возможные огрехи в качестве уборки.
 
Когда лицо женщины оказалось в круге света от торшера, Альберт смог разглядеть её как следует и вспомнил, что уже видел её, причём не так давно. Только вчера вечером она подходила к нему на рецепцию и попросила «мапу». Так она сказала. Только когда она начертила руками в воздухе прямоугольник и повторила ещё два раза слово «мапа», до Альберта дошло, что ей нужна карта. Ведь «map» по-английски и есть карта. Тогда он достал из-под стойки сложенную гармошкой туристическую схему Замозжайска со всеми основными достопримечательностями, включая Левозадовский фаянсовый завод и Правозадовский общественный пляж на берегу заброшенного песчаного карьера, развернул её и привычным жестом нарисовал флажок, обозначающий находящийся практически в центре схемы отель «Орион». Тогда женщина попросила портье показать на карте ночной клуб «Сирены» и Альберт пометил буквой «Х» точку в левом верхнем углу карты, на другом берегу Худой. «Значит, они действительно ходили в «Сирены» на случку со своими другарями» —   подумал Альберт — «А в это самое время, кто-то забрался в их номер и…».
   
– Так, давайте по порядку, – сказал Коршунов, – вы вернулись со случки и сразу заметили, что вас ограбили?
– Нет, не сразу, – ответил мужчина, – жена много выпила, а я много танцевал. Тьфу, наоборот, жена слишком много танцевала, а я слегка много выпил, поэтому мы были совсем очень усталые и не сразу замечать, что происходит и разные детали.
—  То есть, вы вернулись в номер и сразу легли спать, поэтому не сразу заметили, что в номере такой беспорядок? — Коршунов указал широким жестом на разбросанные по номеру бельё и верхнюю одежду, а потом снял с торшера красный кружевной бюстгальтер, аккуратно держа его кончиками пальцев за бретельку, словно дохлую мышь за хвостик.

—  Пардон, — Милица подскочила к Коршунову и, словно кошка, сцапала из его лап своё бельё. Она прижала его двумя руками к своей груди и стыдливо опустила глаза.
«Стесняется, наверное» —   догадался Альберт — «а зря! Вполне приличный размер при её росте».

— Этот беспорядок здесь не был. Когда мы вернулись, здесь был порядок, просто мы были очень усталый, а я очень хотел… ну, вы понимаете… Я уже говорил вам там, внизу. Поэтому я снимал наша одежда и бросал… куда получилось.  Поэтому вы извинить, пожалуйста, наш маленький кавардак. Я правильно говорить по-русски: кавардак?

—  Правильно, —   подтвердил Альберт.
—  Значит, вы вдвоём с вашей женой около трёх ночи вернулись со случки, не заметили в вашем номере ничего подозрительного, разбросали свои вещи, легли в кровать и сразу заснули? —   продолжал выстраивать логическую цепочку Коршунов.
—  Нет, не сразу заснули. Вы же понимаете… Я же говорил, что очень люблю свою жену. Два раза. Мы ведь с ней только недавно поженились. Милица —  моя третья жена. Я её очень люблю, понимаете?

—  Я уже понял, —   кивнул Коршунов, —   третья жена, два раза. Итак, после второго раза вы заснули…    
 —  Нет, сначала мы легли в кровать. Мы всегда спим на кровати…
– Ну, это понятно, все люди спят на кровати, —  сказал Коршунов, —  просто вы уже говорили про… про два раза. Я думал, что вы уже были в кровати, когда …
—  Нет. Первый раз был в коридоре, знаете ли, получилось очень спонтанно. Вот около этой стенки.

—  Прошу прощения, но вынужден спросить: где был второй раз? —  уточнил Коршунов.
—  Второй был в том кресле, понимаете?
—  Слушайте, по какое право вы задавать такие интимные вопросы? Это есть наша частная жизнь… —  прервала допрос рассердившаяся на бестактных мужчин Милица, —   какое это всё имеет отношение к ограблению, где и сколько раз!
 
—  Никакого, —  с невозмутимым спокойствием ответил Василий Михайлович, —   как мы с вами только что с успехом выяснили, никакого. Но раньше мы ведь этого не знали. Вы, гражданка, главное не волнуйтесь. Ваш супруг очень счастлив и доволен своим третьим браком. Вы, похоже, тоже. Поздравляю. Итак, продолжим… Вы вернулись со случки, сразу легли… вернее, не сразу легли, а сначала разбросали по номеру одежду и всё такое, и так далее и тому подобное целых два раза вот здесь и вон там, а потом всё-таки легли в кровать и уснули. Поэтому вы не сразу заметили, что вас ограбили. Я вас правильно понял? А когда же вы заметили?

– Утром. Мы вставать рано. У нас есть будильник. Нам нужно в Доху… – мужчина запнулся, пытаясь что-то вспомнить.
– Так вы собрались лететь в Доху? – удивился Альберт, – тогда вам надо сначала в Москву, в Шереметьево.  Из Замозжайска самолеты в Катар не летают.

– Ни в какой Катар, Амарантов, им не нужно, а нужно им в посёлок Дохудоевский, – объяснил Альберту Василий Михайлович и снова обратился к сербу:
– Продолжайте. Вы встали рано утром, начали собираться в Дохудоевский и обнаружили, что вас ограбили. Что забрали грабители? Что у вас пропало?
– Ничего, – ответил серб, – кажется, всё на месте. Драгоценности жены, и наши паспорта в сейфе. Моё портмоне было в заднем кармане моих брюк, все деньги и кредитные карты на месте. Кошелёк жены с евро – в тумбочке. В нём было 340 евро и 26 тысяч рублей – все деньги на месте и две кредитки тоже там. Мой Макбук – на столе, он очень дорогой, а еще в нём ценная информация.
 
– А одежда?
– Вся одежда в шкафу и на стульях. Кроме той, что мы вчера не успели повесить, когда…
– Что же вы говорите, что вас ограбили, если у вас ничего не пропало? – спросил Коршунов.
– Мы так говорить, что нас ограбили или хотели, потому что вечером, когда нас не было, кто-то тайком пробрался в наш номер, – ответил серб, – и это было уже после того, как горничная сделала уборку и после того, как моя жена взяла мапу, и мы с ней пошли на случку с другарями.

Коршунов подошёл к двери номера, и осмотрел замок.
– Следов взлома нет. Почему же вы решили, что кто-то проник в ваш номер? – продолжил допытываться Коршунов.
– Вот, – вновь вступила в разговор жена постояльца, поняв, что муж не в состоянии что-либо толком объяснить. Она вышла из тени, подошла к журнальному столику и показала на лежащий на нём пакет из крафтовой бумаги с промасленным пятном на боку, – какой-то грабитель был в нашей руме, пока нас не было, и оставил это.
 
– Так это не ваше? – уточнил Коршунов.
– Это не наше, – ответила женщина, – у нас никогда не было такой пакет из бумага.
– Так, так, дело принимает серьёзный оборот, – сказал Коршунов, – Амарантов, выведите господ иностранцев в коридор, пусть подождут там. И дверь прикройте. Это так, на всякий случай. А я гляну...

Альберт кивнул и указав гостям на дверь сказал:
– Пойдёмте, не будем мешать следствию.
Сербы послушно вышли в коридор, портье вышел вслед за ними и захлопнул дверь.
– Это что? Это был не грабитель, а террорист? Там бомба? – с испугом в голосе спросила женщина. Она прижалась к мужу и начала тихонько колотить его в грудь рукой, в которой по-прежнему был зажат красный бюстгальтер.
 
– Не будем торопиться с выводами, – сказал Альберт, стараясь, чтобы его голос не выдал его волнения, – наш специалист сейчас со всем разберётся, все нужные меры безопасности будут предприняты. А вы пока, пожалуйста, отойдите подальше от двери, встаньте вот здесь, за выступом стены.

Гости послушно отошли за выступ, в котором располагался ящик с пожарным рукавом и огнетушителями.
Дверь номера распахнулась, и из неё выглянул Коршунов.

Все трое зашли в номер вслед за ним и уставились на журнальный столик. На нём лежал пустой бумажный пакет и вытащенные из него банка колы, большой розовый помидор «бычье сердце» и завёрнутая в бумажную салфетку французская булка с толстой свиной сарделькой, разрезанной вдоль, внутри.

– Это точно не ваше? – спросил он у удивлённых сербов, – может быть, вы заказывали доставку бутербродов из ресторана?
—  Вообще-то, это скорее хот-дог, а не бутерброд, —   заметил Альберт.
Иностранцы только отрицательно покачали головами.

– За двадцать лет работы в угрозыске ни разу не видел такого, чтобы грабитель ничего не взял, а, наоборот, оставил на месте преступления свой тормозок, – усмехнулся Коршунов, – даже и не знаю, удастся ли нам когда-нибудь выяснить, кто это был. Ведь, чтобы раскрыть преступление, следует ответить на вопрос «кому выгодно?». А кому может быть выгодно, прийти в чужой номер отеля со своей едой, ничего не взять, да ещё оставить свою обед или ужин хозяевам в подарок?

– Там, наверное, остались отпечатки пальцев на пакете, – робко предположил серб, – проверьте по полицейской картотеке.
– Может быть, нам ещё анализ ДНК сделать? – усмехнулся Коршунов. – Эх, жаль, что преступник не откусил свою сардельку, тогда бы мы могли сделать слепок и найти его по оттиску зубов, проверив всех зубных техников Худоевской области.
Сербы похоже не слишком хорошо владели русским языком, чтобы оценить сарказм. Они вопросительно уставились на Коршунова.

– Я думаю, господа, вам ничто не угрожает. Не стоит бояться человека, пришедшего в ваш номер не с пистолетом, а со своей сарделькой. Ведь он ничего у вас в номере не взял, а наоборот. Так что можете спокойно отправляться в свой Дохудоевский. А мы тем временем проверим видеозапись с камер, установленных в коридоре, и попробуем установить имя человека, посетившего ваш номер с неизвестной нам целью.
– Я думаю, имя этого человека – Пробкин Илья Борисович, – сказал Альберт.
Коршунов и сербы с удивлением посмотрели на портье.

– Амарантов, что ещё за Пробкин? Почему вы думаете, что это был именно Пробкин? – бывший инспектор угрозыска с недоумением посмотрел на портье.
– Это же элементарно, – ответил ему Альберт.
– Скажите, – обратился портье к гостям, – не ломались ли у вас в номере вчера днём какие-нибудь электроприборы? Может быть, кофеварка не работала, или фен?
– Откуда вы знаете? – удивилась женщина, – действительно, вот в этом бра не горела лампочка.

– Итак, вчера днём в этом номере бра перегорела лампочка. А теперь, как мы видим, эта лампочка горит, –  сказал Альберт, обращаясь к Коршунову, а затем снова задал вопрос сербам:
–  Скажите, вы просили починить ваше бра? Вы звонили на рецепцию?
– Нет, не звонили? – ответил мужчина.

– Да, звонили. Я звонила на рецепцию и просила починить лампу, – ответила его жена.
– Вам ответила женщина? – спросил Альберт.
– Да, женщина.

– Я же говорил, что всё элементарно, – гордо сказал портье, – у гостей перегорела лампочка. Они позвонили на рецепцию, но попали не на меня, а на Алису Витальевну. Поэтому я ничего об их звонке не знал. А потом они ушли на случку, а Алиса Витальевна прислала к ним нашего штатного электрика Илью Борисовича Пробкина. У нас в отеле только один электрик. Он и заменил неисправную лампочка. А поскольку Илья Борисович – человек проверенный и на редкость благонадежный, как, впрочем, и весь персонал нашего отеля, он ничего не взял из номера, кроме, разумеется, перегоревшей лампочки. Так что, уважаемые господа, можете не беспокоиться. Это был никакой не грабитель, а работник нашего отеля. В нашем отеле мы всегда стараемся устранять неисправности как только узнаём о них.

– Вот в чём дело! Спасибо, извините, что мы зря вас побеспокоили, – сказал серб, – и спасибо, что прислали электрика и починили эту лампу.
– Пожалуйста. Всегда к вашим услугам. Если у вас больше нет вопросов, то мы пошли, – сказал Альберт и вышел из номера, а Коршунов последовал за ним.

–– Амарантов, –  Коршунов дёрнул Альберта за рукав, когда они вошли в лифт, – вы ведь заявили, что это был Пробкин, ещё до того, как выяснили, что в номере перегорела лампочка. Сербы этого не заметили, но я-то – профессиональный следователь. Так что, будьте добры объяснить мне, профессионалу, как вы смогли сделать вывод, что это был электрик, если не знали, что лампочка перегорела.  Как вы это поняли?

– Это элементарно! Сарделька! Я уверен, что на всём белом свете есть только один человек, который приносит из дома на ужин бутерброд с сарделькой. Это наш электрик Илья Борисович Пробкин, покупных хот-догов он не признаёт, считает, что в них слишком много хлеба и слишком мало мяса. Полагаю, Алиса Витальевна вызвала Пробкинра заменить лампочку, как раз тогда, когда он собирался на кухоньке перекусить своим любимым бутербродом с сарделькой. Вот он прямо с пакетом и пошёл менять лампочку. Когда завинчивал лампу, пакет поставил на журнальный столик, а потом забрал перегоревшую лампу, а пакет забрать забыл.
 
–  Что же он потом не вспомнил про него? Должен же он был вспомнить, когда проголодался? – спросил Коршунов.
– Скорее всего, потом его ещё куда-то вызвали, у нас тут постоянно что-то ломается и перегорает, то там, то здесь. А когда Илья Борисович освободился и понял, что пора перекусить, он уже не мог вспомнить в каком именно номере оставил свой пакет с едой. А он у нас человек деликатный. Поэтому он не захотел тревожить всех гостей, кому что-то чинил в течение дня. Просто махнул рукой на свою сардельку и купил себе в кафетерии бутерброд с сервелатом.

– Молодец, Амарантов, соображаете, – сказал Коршунов, выходя из лифта, и направился в каптёрку охраны досматривать видеозаписи с камер наблюдения.
Портье зашёл за стойку рецепции. К счастью, около рецепции никого не было. Из коридора раздавались голоса гостей, направляющих в ресторан. Уже полчаса, как начался завтрак, и те из гостей, кого с утра ждали дела, были там. А большая часть гостей отеля была в своих номерах, умывалась и одевалась к завтраку или ещё спала.

«Счастливчики!» – подумал Альберт – «Их не ждут неотложные дела, им не нужно спешить на работу, они могут позволить себе поспать. Не то что я. Мне-то спать никак нельзя. Скоро некоторые из гостей, закончив завтрак и подхватив свои чемоданы придут на выписку. Придётся выписывать им счета, вызывать такси или объяснять, как добраться до вокзала на автобусе. А пока можно хотя бы несколько минуток отдохнуть. Надеюсь, что до конца смены больше уже ничего сверхординарного не случится».
 
Он зашёл в кабинет начальницы, сел за её стол и тупо уставился на листочек с гистограммой с рейтингами женской красоты.
 
Вдруг дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась женщина в намокшем сером буклированном пальто и чёрных сапожках. На ней была широкополая чёрная шляпа. Под шляпой был красивый фирменный платок из цветастого шёлка, повязанный каким-то особым образом, так что закрывал волосы, шею и даже подбородок, а солнцезащитные очки с огромными круглыми стёклами скрывали пол-лица. В глаза бросались только пухлые губы, накрашенные ярко-красной помадой. Войдя в кабинет и плотно затворив за собой дверь, женщина сняла шляпу и стряхнула с неё капли воды. Без шляпы, в расклёшенном пальто-трапеции, платке и огромных чёрных очках она казалась похожей на ночного мотылька, залетевшего в кабинет на свет настольной лампы.
 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой таинственная незнакомка оказывается старой знакомой и рассказывает невероятные вещи, чёрный пёс появляется и исчезает, а будущее проникает в прошлое, чтобы изменить настоящее


Альберт уставился на незнакомку, эту неожиданную посетительницу, женщину-мотылька, залетевшему в кабинет на свет настольной лампы. Он не то чтобы знал наверняка, но каким-то непонятным образом чувствовал, что в её образе угадывается что-то очень знакомое, но никак не мог понять, что. Повязанный наподобие хиджаба вокруг головы и шеи платок и огромные чёрные очки скрывали почти всё лицо, на котором ярко- красным пятном доминировали пухлые губы. Очки были явно новыми, на правом стекле красовалась фирменная наклейка, которую такая стильная женщина не могла оставить намеренно, наверняка она просто забыла в спешке её отклеить.
Явно новое пальто-трапеция скрывало фигуру, трудно было понять, худенькая эта незнакомка или полная. Новенькие зимние полусапожки, отороченные тёмно-серым мехом, были ещё без заломов, обычно появляющихся уже на второй-третий день носки. Каблуки у них были низкие, такие никто из знакомых Альберту девушек не носил: все, даже самые длинноногие из них хотели казаться выше.
 
Альберт потянул носом, чтобы послушать аромат, исходивший от неожиданной посетительницы. Аромат этот был очень приятным, но совершенно ему незнакомым. «Кто же ты?  –– подумал Альберт –– и что ты здесь делаешь?».
Женщина-мотылёк шагнула в кабинет, без приглашения села на стул напротив Альберта, без разрешения положила свою мокрую шляпу на дальний угол письменного стола Алисы Витальевны и правой рукой стряхнула снег с меховой оторочки своего левого сапожка.

«Снег? Откуда она взяла снег?» –– удивился Альберт –– «Осень затянулась, и снега в Замозжайске в этом году ещё не было. Вроде бы только что все, кто заходил с улицы, говорили, что там идёт дождь».
    
На руках у незнакомки были новенькие перчатки из тонкой и мягкой чёрной кожи. Она сняла их, и Альберт увидел изящные узкие кисти. На безымянном пальчике правой руки блеснуло тоненькое золотое колечко. «А мы, значит, замужем» –– сделал вывод Альберт –– «Судя по рукам, она скорее худенькая, у толстушек бывают маленькие кисти, но вот запястья у них шире». Незнакомка откинулась на спинку стула и вытянула вперёд ноги, продемонстрировав свои точенные голени, обтянутые плотными чёрными колготками. «Вот это уже что-то знакомое…» – мелькнуло в мозгу Альберта – «Такие красивые ноги были только…».

Альберт пристальнее всмотрелся в лицо незнакомки. Её густо намазанные ярко красной помадой губы растянулись в улыбке, и женщина-мотылёк плавным движением правой руки сняла свои огромные чёрные очки.

«Эти глаза!» –– словно молния пронеслась в мозгу Альберта –– «Разве у кого-то ещё на всём белом свете могут быть такие же выразительные удивительной миндалевидной формы карие глаза, в уголках которых прячется лукавая и одновременно добрая ехидца!».

– Соня! Ты? – вырвалось у него на выдохе.
– Я, Алик, конечно, я. Кто же ещё, милый? – ответила девушка, переставшая казаться ночным мотыльком. Теперь, когда огромные очки не скрывали её изящное молодое личико, не узнать её было невозможно. Разве что губы, густо накрашенные ярко-красной помадой, были совершенно незнакомыми.

«Похоже, она совсем на меня не сердится, – удивился Альберт – а я-то считал, что она за что-то на меня разобиделась, не отвечала на звонки и вообще… Сколько же мы с ней не виделись? Месяца два, кажется?».

– Рад тебя видеть, Соня, – сказал он, и это прозвучала совершенно не как дежурная любезность. Чувствовалось, что он и вправду очень рад, – как здорово, что ты пришла!
– Я тоже рада. Долго не могла решиться, боялась, что ничего не выйдет. Если б ты только знал, на какие ухищрения мне пришлось пойти ради этой встречи! Но вот, кажется, получилось, –– ответила девушка. – Признайся, Алик, ты ведь не сразу меня узнал? Что, я так сильно изменилась?

– Нет, но просто ты одета, как шпионка. Будто нарочно стараешься, чтобы тебя никто не узнал: шляпа с широкими полями, платок намотан, как хиджаб у мусульманки, губы в пол лица, как у клоуна, и эти огромные чёрные очки! Лица совсем не видно…

– Приходится шифроваться. К счастью, лицо спрятать не так сложно. А вот фигуру мою, увы, теперь так просто не спрячешь, – Соня встала со стула, отошла на шаг в сторону, чтобы Альберт мог увидеть её во весь рост и покружилась на каблуках, отчего подол её пальто приподнялся, и оно приняло форму колокола. А потом девушка расстегнула пуговицы и распахнула пальто.

– Соня… – только и смог произнести Альберт, увидев её тёмно-зелёное трикотажное платье, плотно обтягивающее большущий круглый живот.
– Сюрпрайс, Алик… – Соня, кажется, была чрезвычайно довольна произведённым эффектом, –– седьмой месяц!

– Погоди! Как это? Как же это может быть, чтобы седьмой месяц? – спросил потрясённый Альберт, – мы же с тобой виделись вот только… в начале сентября. Максимум два месяца назад ты была тоненькая, как тростинка.
– Сейчас всё объясню. Просто не смогла отказать себе в удовольствии посмотреть, какой всё это произведёт на тебя эффект. Эх, Алик, видел бы ты свою физиономию!
– Погоди… Это что, розыгрыш? Сегодня такой день, что все меня разыгрывают. Такое уж выдалось дурацкое сверхурочное дежурство. У тебя там под платьем, наверное, подушка или тыква какая-нибудь
.
– Это почему именно тыква?
– Ну как? Вчера был хэллоуин, вот все кругом с этими тыквами носятся. Прикалываются. Хотя твой прикол самый прикольный. Хорош прикалываться, Сонька!
– Ничего я не прикалываюсь. Наоборот, это ты прикололся, мой дорогой. Ещё в конце августа. Ты прикололся, а я уже седьмой месяц ухахатываюсь над твоим приколом, –– Соня улыбнулась, обошла стол и подошла к сидящему в кресле начальницы Альберту поближе, –– на, пощупай нашу «тыковку», Фома Неверующий.
 
Альберт недоверчиво посмотрел на выпирающий прямо на него Сонин живот.
– Пощупай, пощупай, можно, только аккуратно. Ты ведь пока не пощупаешь, не поверишь.
Альберт с опаской прикоснулся к Сониному животу.
 
– Чувствуешь? То-то же, никакой подушки, – сказала она, отошла от Альберта и села обратно на свой стул, но пальто запахивать не стала. Круглый живот так и оставался на виду у Альберта.
– Но, Соня… как это возможно? Так не бывает! Я скорее поверю в непорочное зачатие, чем в то, что такой огромный живот может появиться всего за два месяца, – Альберт недоумевающе смотрел на Соню.

– Алик, Алик… Уж это точно не было непорочным зачатием, и тебе это прекрасно известно. Я же сказала – седьмой месяц.
Альберт молчал, не в силах что-либо ещё сказать или спросить.
– Эх, Алик, я бы с удовольствием и дальше любовалась твоим ошарашенным видом, но, к сожалению, нужно торопиться. Время поджимает. Давай, я тебе объясню всё по порядку, а ты пожалуйста, постарайся меня не перебивать. Все вопросы задашь после. А то время выйдет, и я так и не успею сделать всё, что нужно. Кстати, у тебя есть здесь зарядка от мобильника?

– Тебе какую? Для старого Айфона или Тип С?
– Тип С.

Альберт воткнул кабель в адаптер, а адаптер в розетку и протянул другой конец кабеля девушке. Она достала из чёрной сумочки Фурла, на которую Альберт раньше не обратил внимания, какой-то толстенный мобильник, похожий на первые Моторолы, те самые, у которых приходилось при каждом звонке выдвигать антенну и откидывать крышечку, и подключила к нему разъём.
 
– Дай мне, пожалуйста, водички, – сказала она.
Альберт вскочил из-за стола, взял из Алисиного шкафа маленькую бутылку минералки и стал искать глазами стакан.
– Давай так, без стакана. Только отвинти, пожалуйста, пробку, а то у меня сил не хватает, –– попросила Соня.

Альберт открутил пробку и передал девушке бутылку. Она сделала небольшой глоток и начала свой невероятный рассказ.

– Тебе, мой дорогой, трудно будет поверить, но ты уж постарайся. Тем более, что факты, как говорится, налицо. Должна признаться, я сама бы в это ни за что не поверила, если бы всё это случилось с кем-то другим, а не со мной. Точнее, не с нами. История эта невероятная, можно даже сказать, фантастическая, но всё что я тебе сейчас расскажу –– чистая правда.
 
Она сделала крошечный глоток и продолжила:
– Ты, наверное, помнишь… Мне кажется, ты должен хорошо помнить ту неделю в августе, которую мы с тобой провели на даче твоего друга Володьки?
– Ещё бы, конечно, помню. Так классно было! Зелень, цветы, фрукты, теплынь. И никаких соседей, только мы с тобой вдвоём, словно Адам и Ева в раю, – глаза Альберта заблестели от приятных воспоминаний. – Жаль, отпуск мне дали только на неделю, а то бы могли бы до конца месяца там тусить. А так пришлось возвращаться в город, работать сутками, видеться урывками.
 
– Вижу, ты ещё не забыл. Впрочем, для тебя всё это было совсем недавно. Не то, что для меня. Значит, ты ещё лучше должен помнить, что с середины сентября мы с тобой перестали встречаться.
Альберт помрачнел.
– Помню, конечно. Не знаю, Соня, на что ты разобиделась… В самом деле, честное слово, не пойму. Почему перестала отвечать на звонки? Я же тебе столько звонил, столько писал…

– Ты мне звонил и писал всякие глупости ровно две недели и три дня. Я считала. А потом перестал…
– А что я, по-твоему, должен был делать? Продолжать звонить, если ты сбрасывала звонки? Продолжать писать, если ты читала, но не отвечала? У меня тоже гордость есть.

– Дурачок ты, Алик. Я, конечно, тоже дурёха. Нужно было мне сразу тебе сказать, а я испугалась…
– Чего ты испугалась?
– Да вот этого, –– Соня погладила свой круглый животик, –– я как узнала, что залетела, так и растерялась. Не знала, как тебе сказать. И стоит ли вообще тебе говорить. Вот и не стала с тобой встречаться и на звонки твои отвечать. Хотела сначала для себя решить, нужен ли мне сейчас этот ребёнок, смогу ли я его одна воспитать.

– А почему же одна? У ребёнка же должен быть отец!
– Конечно, должен. Только я не знала, захочешь ли ты, чтобы у тебя был ребёнок. Мы ведь с тобой раньше ни о чём таком серьёзном не говорили. Я не была уверена, кто я для тебя. Мало ли. Одно дело, провести приятно неделю на чужой даче с очередной симпатичной дурочкой, а другое –– жить вместе и воспитывать ребёнка. Или детей. Я, знаешь ли, всегда хотела иметь двоих детей, мальчика и девочку. Что бы было, как у моих родителей. У меня же брат есть, старший. Знаешь, как он обо мне заботился! Впрочем, он и сейчас заботится, хотя у него уже своя семья. Он даже морду тебе захотел набить, когда узнал, что я забеременела. Решил, что ты меня бросил.

– Хороша забота – морды бить.
– Просто он очень за меня переживает. Вообще-то, это здорово, когда есть брат или сестра.
– У меня, между прочим, тоже есть сестра, а я всегда ещё и брата хотел. Хорошо, когда в семье много детей.
– Я знаю, Алик, знаю. Мы с тобой это уже обсудили. Но не тогда, в августе, а уже потом.
– Что-то я не помню, чтобы мы это обсуждали. Когда? – Альберт удивлённо посмотрел на Соню.

– Я же говорю: потом. В конце ноября. Сейчас объясню, ты всё поймёшь. Короче, я тогда, в сентябре, поступила тупо, ничего тебе не сказала и не отвечала на твои звонки и сообщения в мессенджерах. Всё решала, как мне быть. А когда поняла, что точно хочу этого ребёночка оставить, решила, что хочешь не хочешь, надо бы тебе сказать, а там сам решай, как тебе быть. Ребёнок и твой тоже, значит, ты имеешь право знать о его намерении появиться на свет. Хотя, если честно, я в глубине души очень надеялась, что ты, как только узнаешь про ребёночка, сразу меня замуж позовёшь. И не только из чувства долга, как порядочный мужчина, а просто, потому что любишь. Ведь ты всегда говорил, что любишь… Ты, Алик, хоть и оболтус, но в душе парень хороший. И вот только я собралась тебя «обрадовать», как узнала, что ты уже стал встречаться с какой-то Валентиной. Расспросила про неё знакомых. Мне Наташка про неё и рассказала. Мол красивая, но стерва стервой. Вертит тобой, как хочет, не стесняется. И папаша у неё –– то ли членкор, то ли целый академик. А мой папа –– механик на речном трамвайчике. Совершенно очевидно, выбор не в мою пользу. Так что я решила, что свой шанс я по своей же глупости упустила, и придётся мне быть матерью-одиночкой. Кто же меня, беременную, замуж захочет взять? Да я и сама ни за кого бы не пошла, если бы не любила. А как же я кого-то другого полюблю, если люблю тебя, дурака.

– Сама ты дурочка… Погоди, как так?  Что-то не клеится… У тебя же обручальное кольцо на пальце. Значит, ты всё-таки вышла замуж? За кого же? – потребовал объяснений Альберт.

– Вышла! За тебя, дурашка, за кого же ещё мне выходить. Я же тебя люблю. К тому же, ты – отец моего будущего ребёнка.
– Как так, за меня? Когда?

– Что ты заладил, как, да когда. Я же просила тебя не перебивать. А-то я не успею всего рассказать, время-то уходит.
– Ну, давай, рассказывай уже, раз такое дело. Не тяни.

– Рассказываю. До самого начала ноября я ещё думала оставаться матерью-одиночкой. А первого ноября, то есть, как раз сегодня, ты мне сам позвонил. Впервые, после почти полуторомесячного перерыва. А потом поздно вечером собственной персоной заявился ко мне домой с моими любимыми цветами.

– Соня, как так, заявился? Что ты говоришь? Уже первой ноября, мы с тобой здесь, а я тебе не звонил и тем более не заходил.

– Так ведь ещё не вечер. Приготовься, Алик. Сейчас будет самое интересное. Пока что я только вспоминала то, что было с нами, начиная с тех самых безумных ночей на Володькиной даче и до настоящего момента. Учти, что я знаю о случившемся с нами гораздо больше, чем ты. Ты можешь знать только то, что случилось с тобой за это время, но совсем не знаешь, что было со мной. Разве что то, что я перестала отвечать на твои звонки. Я же, наоборот, о том, что случилось лично со мной в этот период знаю очень достоверно по собственному опыту, а о том, что случилось с тобой, я знаю по твоим рассказам, возможно, не всегда правдивым.
 
– Не пойму к чему ты клонишь. Что-то от твоих объяснений яснее не стало, – Альберт развёл руками.
– А ты не перебивай, пожалуйста, а слушай, тогда узнаешь…
Соня сделала новый глоток и продолжила.

– Тот период, о котором у нас обоих сохранились приятные и не очень воспоминания, закончился сегодня утром, вот прямо сейчас, в настоящий момент. Это и есть то, что принято называть «настоящее». А дальше будет новый период, который начинается вот с этого самого момента и заканчивается в 21 час 16 минут 25-го февраля следующего года. Этот период для тебя станет будущим, потому что тебе только предстоит его прожить, а вот для меня он уже стал моим, а точнее, и нашим, совместным прошлым.

Альберт недоумевающе посмотрел на неё.
– Вижу, Алик, я не с того краю начала… Попробую по-другому… Я думаю, что теперь самое время сказать, что я явилась к тебе из будущего, а именно, из вечера 25-го февраля следующего года. Я, чтобы было понятнее – временавт, то есть, путешественница во времени. Вот эта чёрная штуковина с кнопками и дисплеем, похожая на старый сотовый телефон фирмы Моторола, и есть самая настоящая машина времени.

Если бы Альберт был главным героем мультфильма «Том и Джерри», то в этот момент мультипликаторы изобразили бы его с челюстью, отвисшей до полу.

– Теперь, когда ты знаешь самое главное, тебе легче будет понять хронологию дальнейших событий, которые уже случились в моём прошлом, но ещё произойдут в твоём будущем. Время поджимает, поэтому остановлюсь на самых важных вехах нашей с тобой совместной истории, а всякие сюси-пуси и прочую лирику оставим на потом. Надеюсь, мы ещё успеем и об этом поговорить, у нас ведь с тобой ещё вся жизнь впереди. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Итак, первое важное событие произойдёт уже очень скоро, сразу, как ты, наконец сменишься со своего бесконечного дежурства. Ты позвонишь мне впервые после полуторамесячного перерыва, а я на этот раз, так и быть, не сброшу твой звонок и отвечу. Мы договоримся о встрече, и ты придёшь ко мне домой сегодня же вечером. Учти, Алик, что сегодня, первого ноября, я ещё ничего не знаю о вот этом нашем разговоре и тем более о том, что однажды я стану временавтом. Сегодня вечером я – всего лишь молодая женщина, которая уже решила, что будет рожать, и страшно жалеет, что не сообщила об этом отцу своего будущего ребёнка, и потому очень обрадовалась, что он всё же вдруг решил позвонить ей утром и зайти к ней вечером. Так что, когда мы увидимся сегодня вечером, я буду гораздо больше, чем сейчас, похожа на ту Соню, которая исчезла с твоих радаров полтора месяца назад, ведь животик у меня ещё совсем незаметен, и кроме мамы, брата, лучшей подруги и врачей из женской консультации ещё никто ни о чём не догадывается.

Соня опять сделала крошечный глоточек и продолжила.
– После сегодняшнего вечера мы с тобой будем снова встречаться каждый вечер, когда у тебя не будет дежурства. Ты окажешься на удивление решительным и уже вскоре сделаешь мне предложение. Не стану раскрывать всех деталей, но будет очень красиво. Потом мы с тобой, как сумасшедшие, начнём готовиться к свадьбе, будто это самое главное.

– Погоди! Ты так частишь… Как всё это будет? Какой будет наша свадьба? – спросил Альберт.
– Нет, Алик, ничего я тебе рассказывать не стану. Во-первых, потому что нам с тобой предстоит очень много спорить, о том, какой должна быть наша свадьба, какое на мне будет платье, кого нам нужно будет обязательно на эту свадьбу пригласить. А во-вторых, не хочу лишать себя удовольствия мечтать и перебирать варианты, заранее зная, как всё будет на самом деле. Да и тебе, мой дорогой, тоже полезно будет пережить эти приятные хлопоты. Учти: твоя невеста будет знать о своём будущем гораздо меньше, чем ты. Так что никаких подробностей о нашей свадьбе я тебе рассказывать не стану. Только предупреди свою тётю Тамару, чтобы не ела салат из авокадо с креветками. В нём будут кедровые орешки, а у неё на них аллергия. Давай просто отметим веху: наша свадьба состоится на 16-го декабря. Кстати, я до сих пор не пойму, как тебе удастся, то есть, удалось договориться в ЗАГСе, чтобы нас так быстро расписали.

– Следующая важная для нас веха, – продолжила Соня, – это создание опытного образца машины для перемещения во времени, которую изобрёл мой босс, основатель нашего стартапа Сергей Хвостоголовый. Саму идею он подслушал на какой-то международной конференции, но автор рассматривал её исключительно как чисто теоретическую концепцию. Сергей же придумал, как её реализовать на практике. Нашёл спонсоров, выписал из Китая кучу всяких микросхем и чипов, и организовал прямо у нас в Заозжайске стартап для производства машин времени. Пока что это наше производство кустарное, на коленке, но Сергей надеется скоро запустить его в серию, провести масштабные испытания, собрать доказательства наших путешествий в будущее и в прошлое, обнародовать своё изобретение и получить госзаказ, – Соня огляделась по сторонам и перешла на шёпот, – от Министерства обороны. Так что, думаю очень скоро дела у нашей фирмы пойдут в гору. Это, конечно, хорошая возможность и для меня сделать бизнес карьеру, я ведь его заместитель, но, боюсь, скоро мне придётся оставить передний край науки.

– Почему? – спросил Альберт.
– Не тупи, дорогой. Потому что очень скоро твоя жёнушка должна будет на некоторое время оставить работу на фирме и уйти в декрет. Малышу нужна мама…

– Соня, ты всё время говоришь как-то неопределённо: малыш да малыш. Ты же наверняка уже знаешь, кто у нас будет? Мальчик или девочка? Ведь ты же уже УЗИ делала? – глаза Альберта заблестели, выдавая его неподдельный интерес.

– Ишь какой хитренький! Нет уж, Алик, ничего я тебе сейчас не скажу. А то ты узнаешь раньше времени, расскажешь мне и лишишь нас стольких дней счастливой неопределённости, которую положено переживать будущим родителям. Нет уж! Пусть у вас, то есть у нас, всё идёт своим чередом, и мы с тобой, то есть, вы с той Соней, которая твоя современница, всё узнаете в своё время, как и положено. Кстати, а сам-то ты, кого больше хотел бы, а?

– Не скажу, раз ты мне не говоришь. Вернее, скажу потом. Хотя… ты, наверное, уже и так знаешь… – сказал Альберт.
– Знаю, конечно, но тоже не скажу. Ладно, вернёмся лучше к машине времени. Начали в нашем маленьком стартапе клепать эти машинки. Первую модель сделали ещё в июне этого года, но она оказалась неудачной. Наш инженер-разработчик Алексей Переселенцев вызвался добровольцем её испытывать. В августе он отправился для начала в недалёкое будущее, всего на девять-десять месяцев вперёд. Вернулся с кульком черешни. Черешню из будущего мы съели, это слишком скоропортящееся и не слишком убедительное доказательство. Мало ли откуда в Замозжайске черешня в августе. Может быть, импортная. А вот кулёк мы сохранили. Он был из местной газеты свёрнут, а дата выпуска – июнь следующего года. Ты не представляешь, как мы радовались, всей фирмой отмечали. Ещё бы, такой прорыв!

– Погоди! Дело было, как ты говоришь, в августе, а ведь мы с тобой как раз в августе… а ты мне ни о чём таком не рассказывала… – Альберт с недоверием и упрёком посмотрел на Соню.
– Я же подписку дала о неразглашении. Как же я могла тебе рассказать?

– Но теперь-то рассказала.
– Теперь – совсем другое дело. Тогда мы с тобой просто встречались. Как говорится, без всяких обязательств. А теперь мы с тобой муж и жена. Хотя, нам в нашей фирме даже самым близким не разрешается рассказывать, чем мы в своём стартапе занимаемся. Я бы и сейчас тебе ничего не рассказала, если бы это не было так важно для нас с тобой. Но смотри, не проболтайся, если хоть кто-то узнает, что я тебе ассказала, у меня могут быть крупные неприятности. Очень крупные… И речь тут не просто об увольнении с хорошей работы. Вот поэтому, между прочим, я сегодня и вырядилась как чучело в эту шляпу, платок и огромные чёрные очки. И губы нарисовала, как у клоуна, чтоб меня не узнали.
 
– Кто же тебя здесь узнает? Ты же в прошлом, – успокоил её Альберт, довольный логичностью своих мысленных построений.
– Ну мало ли… Проверят видео записи с ваших камер наблюдения. Кстати, как долго в вашем отеле хранятся записи с камер? – спросила Соня.

– Насколько я знаю, всего один месяц. У нас денег нет на приличный видеосервер. Так что не волнуйся. Ты очень изменилась, узнать тебя можно только по стройным ножкам и по глазам.
– Какие же, всё-таки, мужики… Всё-то у вас ножки да глазки…

– А поскольку, – невозмутимо продолжил Альберт, – никто из тех, кто тебя знает в нашем времени, не допускает мысли, что ты можешь быть на седьмом месяце, то никто тебя и подозревать не станет даже, если увидит на записи.
– Главное, чтобы я не попала под камеры системы распознавания лиц, не то нейросеть выдаст моё имя. И чтобы смогла незаметно вернуться назад в своё время после этого нашего разговора. Здесь-то могут и не понять, что это я из будущего, но важно, чтобы и там, в феврале, меня не заподозрили, что я была в прошлом. То есть, конечно, все мы бывали в прошлом, главное, чтобы не догадались, что я путешествовала в прошлое и обратно. Знаешь, какого наш босс крутого начальника службы безопасности переманил из какой-то ЧОО? Хваткий мужик, у него даже фамилия – Коршунов. Если что-то заподозрит, запросто может вернуться в прошлое, скажем до первого декабря, пока видео ещё не стёрто, и просмотреть ваши записи.

Альберт постарался сделать вид, что фамилия Коршунов ему ни о чем не говорит. «Незачем лишний раз тревожить беременную жену» –– подумал он.

– Ну, да ладно. Бог не выдаст, свинья не съест. На чём мы остановились?
– На первой модели, которую испытывал ваш Переселенцев, –   подсказал Альберт.
– Молодец, Алик! Так вот, отметили мы в августе нашу первую удачу, и Сергей решил Переселенцева в прошлое отправить. Причём не на пару месяцев назад, а на несколько десятилетий. В 1937 год. Такую дату выбрали, потому что Алексей хотел на своего прадедушку посмотреть, пока того ещё не репрессировали. Прадед у него героический был.

– Надо же!
– Отправить-то мы его, отправили. И даже, судя по некоторым свидетельствам, он туда попал. Но вот беда: обратно наш временавт-испытатель так и не вернулся. И нам до сих пор точно не известно, почему. Может, не захотел возвращаться, хотя что там, в далёком прошлом, может быть хорошего для изнеженного удобствами современного нам человека, чтобы там оставаться? Разве что встретил там какую-нибудь хорошую женщину, полюбил и решил остаться с ней. Ребята говорили, что он всё равно собирался со своей нынешней мымрой разводиться. А может быть, его там, в прошлом, приняли за иностранного шпиона, арестовали и лагеря отправили. Или расстреляли. Время-то какое было! Но, скорее всего, причина более банальная. Скорее всего, у него машина времени сломалась. Всё-таки, первая модель… Потом наши в этой модели нашли кучу конструктивных недоработок. Лично я думаю, что самое слабое место в первой модели – это её маленькая батарейка. Перемещение ведь было не шуточное, несколько десятилетий, вот батарейка-то и разрядилась. А в начале двадцатого века зарядок для мобильников не существовало. Вот Переселенцеву попросту и не хватило энергии на возвращение. Лично я думаю, что он пытался вернуться, но до наших времён не дотянул, а попал куда-то в послевоенные годы.

– А почему ты так решила? –   спросил Альберт.
– Помнишь, во второй книге Талдычевский трилогии есть описание странного мужчины, которого главный герой принял за шпиона? Когда я в детстве читала «Каплю за каплей», этот персонаж, Переплюев, мне тоже показался странным, а теперь я понимаю, что он как две капли воды похож на нашего Переселенцева. Я даже специально два раза перечитала эту Талдычевскую муру, которую нас в школе заставляли штудировать…  Возможно, Митрофан Талдычев с нашим Переселенцевым встречался лично, заметил его странности и вставил в свой роман. Но это не факт, а только моя личная гипотеза. Хвостоголовый с ней не согласен, считает, что просто у первой модели генератор гравитационного гистерезиса был ненадёжный. Впрочем, нам с тобой, это неважно. Главное, потом наши ребята занялись усовершенствованием своей разработки. После провала миссии Переселенцева и после взрыва второй модели мы стали осторожнее, и третью модель решили сначала испытать на животных, например, на собаках. Но с животными проблема в том, что они не могут сами в нужный момент нажать нужную кнопку на пульте управления, чтобы вернуться. Тогда Сергей придумал заложить в программу время возвращения, чтобы машина сама вернула собаку-временавта. Короче, 19 октября, для тебя это всего полторы недели назад, он прикрепил машину времени на своего ньюфаундленда Джека, вывел его на двор и оттуда отправил пса на два месяца вперёд, в 19 декабря, на целых три минуты.

– И что? Испытания прошли успешно? – спросил Альберт.
– Вполне. Через минуту по нашему времени Джек материализовался в десяти шагах от того места, где исчез, а вся его шерсть была в декабрьском снегу. Жаль, нельзя было расспросить бедного пса, что он пережил в процессе перемещения во времени и особенно, оказавшись вдруг посредине заснеженного двора. Это уже потом, когда для всех нас наступило 19 декабря, мы с Сергеем и ребятами из нашего стартапа всей командой вышли во двор посмотреть на прибытие нашего Джека из прошлого.
Бросив короткий взгляд на Альберт и убедившись, что он слушает с неподдельным интересом, Соня продолжала.

– Представь себе зрелище: средь бела дня посреди двора, засыпанного белым снегом, вдруг откуда не возьмись появляется огромная чёрная собака и начинает озираться по сторонам и неистово лаять на всех вокруг. Больше всего мы в тот момент испугались, что Джек, попав в непонятное место и время, может сбежать куда-нибудь со двора. Тогда было бы непонятно, где он окажется, когда вернётся в прошлое. Но, к счастью, пёс заметил в толпе своего хозяина и подбежал к Сергею. Но так и не добежав пары шагов, исчез. Кроме ребят из нашей команды, во дворе в это время было только три бабушки-пенсионерки. Вполне возможно, бедняжки решили, что сошли с ума. Была собака, и нет, растворилась в вохухе во время прыжка. Зато мы убедились, что третья версия работает. И ещё хорошо, что 19 декабря Сергей не взял своего Джека с собой на двор. Представляешь, что было бы, если пёс вдруг встретил самого себя? Говорят, что для путешественников во времени, самое главное – не встретиться с самим собой из другого времени. Типа, может возникнуть парадоксальное искривление пространственно-временного континуума и всякая ерунда в том же роде.
 
Соня прервала рассказ, вытянула вперёд затёкшие ноги, потянулась, уселась поудобнее и продолжила.

– Кстати, именно из-за возможности этого самого искривления пространственно-временного континуума я сегодня явилась к тебе на работу, так как точно знаю, что в это время я, ну то есть та Соня, которая живёт с тобой в одном времени, будет находиться дома в обнимку с унитазом. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы с ней здесь встретились. Но… продолжим. Главный вывод из истории с собакой, что третья модель работала более надёжно. А теперь у нас есть уже пятая версия, которая работает, как часы, главное, вовремя подзарядить её от розетки или взять с собой в прошлое мощный повербанк.

Соня указала глазами на свой приборчик, который Альберт сначала принял за старомодную Моторолу.
– Следующий важный для нас с тобой момент, случился уже после нашей свадьбы. Мы с тобой, естественно, стали жить вместе. И вот однажды, а именно 12 января следующего года, я нашла в кармане твоей куртки вот эту свёрнутую газету. Разумеется, совершенно случайно.

– Как это, совершенно случайно, если газета была кармане моей куртки? Ты что, лазала по моим карманам? – обиженным тоном спросил Альберт.
– Ты же у меня такой неаккуратный, Алик! Вечно ты разбрасываешь свою одежду. Приходится по всему дому собирать твои носки и вешать твои брюки и куртки в шкаф. И, вообще, что тут такого? Подумаешь!

– Всё с тобой ясно. Ладно, наверное, с этим ничего не поделаешь. Похоже так поступают все женщины. Моя мама тоже постоянно шарит по папиным карманам и читает все сообщения в его телефоне. Потом она требует от него объяснений, потом они громко ругаются, причём не из-за того, что она нашла или прочла что-то предосудительное, а из-за самого факта её недоверия. Наверное, это и есть непременное условие счастливой совместной жизни.

– Не в этом дело, Алик. И, пожалуйста, больше не перебивай меня из-за всякой ерунды.
– Ладно, продолжай. Итак, что за газету ты нашла в моём кармане? – спросил Альберт.

– Вот эту, – Соня достала из своей сумочки газету «Вечерний Замозжайск», уже пожелтевшую от времени, сложенную в несколько раз, и протянула Альберту.
Он расправил газету и вопросительно посмотрел на Соню.
– Смотри на третьей странице.

Альберт развернул газетный листок и увидел в середине полосы свою собственную фотографию и заголовок: «Замечательная победа нашего земляка». На фото он был запечатлён со статуэткой, изображающей позолоченный ключ.
– Читай, – сказала Соня.

– На завершившемся вчера Всероссийском конкурсе работников индустрии гостеприимства победителем в номинации «Лучший портье» стал наш земляк, работник Замозжайского отеля «Орион» Альберт Амарантов. Он на три балла опередил Марину Петрову из Санкт-Петербурга, занявшую второе место, и на целых девять баллов Геннадия Орлова из Москвы. Жюри конкурса наградило Альберта Дипломом победителя конкурса, символическим «Золотым ключом» и денежной премией 100 тысяч рублей, – Альберт отложил газету и снова удивлённо посмотрел на Соню. – Что это? Как? Конкурс, премия…

Альберт поднял глаза на Соню.
– Это потому что ты у меня самый лучший! Я так тобой горжусь! Кстати, если тебе интересно знать, куда пошла бОльшая часть твоей премии – вот она, – Соня встала и покрутилась в своём пальто, – правда, классное? И главное, такой замечательный фасон, можно будет носить после родов. Спасибо тебе, милый, ты меня так балуешь!
Соня снова села на стул.

– Так вот, 12 января я, клянусь, совершенно случайно нашла в кармане твоей осенней куртки эту газету, – Соня продолжила свой рассказ. – Я раза три прочла эту самую статью, очень обрадовалась за тебя и за нас, что ты победил на конкурсе. Ведь ты у меня самый лучший, и, наконец, все это увидели. И премия нам очень кстати. А потом я очень удивилась и расстроилась, ведь ты мне никогда об этом конкурсе не рассказывал. Выходит, хотел от меня скрыть. Я, честно говоря, сразу очень на тебя обиделась, и даже решила устроить тебе скандал, когда ты вернёшься с работы, ведь мы же с тобой договорились всегда обо всём друг другу рассказывать. Я сложила газету и положила её на обеденный стол, специально, чтобы ты увидел её сразу, как вернёшься с работы. Прости, Алик, такая уж у тебя стервозная жена. Но я же беременная, мне простительно. А потом мне в глаза бросилась дата выхода газеты, и вот тогда мне и на самом деле стало не по себе. Газета эта оказалась напечатанной 27 января. Я погуглила и нашла объявления о предстоящем конкурсе работников индустрии гостеприимства. Оказалось, что этот конкурс должен пройти в Екатеринбурге в два этапа, с 25 по 26 января. Ты понимаешь, что это значит? Другая бы на моём месте просто не знала бы, что и подумать. Но только не я. Я же сама работаю на фирме, где разработали машину времени. Я сразу сложила два плюс два. Выходит, в твоём кармане оказалась уже пожелтевшая от времени, но ещё не отпечатанная газета. А как такая газета могла попасть в твой карман?

Альберт пожал плечами.
– Ну же! Это же совершенно очевидно, Альберт. Газета, напечатанная 27 января, могла попасть в твой карман до 12 января только в том случае, если до этого кто-то переместился из будущего в прошлое и отдал эту газету тебе.  А кому и для чего это могло понадобиться? Конечно, это могло понадобиться только мне, кому же ещё? Кто из людей, знающих о существовании машины для перемещений во времени, знал ещё и тебя? Никто, кроме меня. Кому могло понадобиться, чтобы ты, живущий в прошлом, узнал о своём будущем? Никому, кроме меня. Короче говоря, всё стало на свои места. Стало наконец понятно, почему ты снова вспомнил о своей бедной Соне и решил возобновить наши отношения.
 
– Да потому, мой дорогой, что это я, твоя Соня, вернулась к тебе в прошлое, рассказала тебе о путешествиях во времени и о нашем с тобой будущем, и в доказательство представила тебе свой животик, который пока останется при мне, и эту самую газету, купленную специально ради такого случая. А ты, когда понял, что Соня – твоя современница ждёт, когда до тебя дойдёт, что она ждёт твоего ребёнка, решил к ней вернуться, жениться и вместе ждать рождения нашего ребёнка, ну, а между делом, победить во Всероссийском конкурсе портье. Пойми, Алик, когда ты вернулся ко мне вечером 1 ноября, я была очень рада, но я так и не могла понять, почему ты вдруг решил ко мне вернуться. Что тебя подвигло на это? И только 12 января мне всё стало ясно.
 
Альберт посмотрел на Соню, ожидая продолжения. И она продолжила.
– Это именно мой сегодняшний визит к тебе из будущего с этой газетой надоумил тебя прийти ко мне 1 ноября. А ведь ты мне никогда об этом моём визите ничего не рассказывал, а только говорил, что вернулся ко мне, потому что на само деле очень любишь. Ну и правильно сделал. Все эти перемещения во времени – ерунда, лишние подробности, главное – это наша любовь. Ты же любишь меня, Алик, уж я-то знаю. Это ты, быть может, ещё не понял, как сильно ты меня любишь. Но… ты ещё поймёшь, поверь мне.

Альберт не сказал ни слова ей в ответ, но его взгляд красноречивей всяких слов говорил, что она права.
Соня поняла это и улыбнулась.

– Так что я совсем не обижаюсь, что ты, Алик, никогда ничего мне не рассказывал о моём сегодняшнем визите из будущего. Больше того, я специально хочу тебя попросить, чтобы ты этого не делал. Тогда всё у нас случится именно так, как уже случилось. А лучше мне и не нужно.

Альберт ничего не сказал. Он пытался уложить в мозгу то, что только что услышал. Уж больно сложно и невероятно было всё, что рассказала его жена, явившаяся из будущего.

– Ну, а дальше всё просто. Разумеется, просто только на словах, а на деле всё очень сложно и опасно. Я решила, что мне необходимо явиться к тебе из будущего, всё тебе рассказать и о нас, и о том, что у нас будет ребёночек. Показать тебе эту газету, что б ты поверил. Отдать её тебе, чтобы она сохранилась в кармане твоей куртки, чтобы я смогла совершенно случайно найти её там в январе. Нужно было выбрать подходящее время, чтобы провернуть мою экспедицию в прошлое. Я решила, что самое правильное будет явиться к тебе на работу именно утром 1 ноября поскольку, как мне было точно известно, именно в этот день и час ты должен быть в этом самом кабинете совершенно один и у нас будет возможность поговорить.
 
– А откуда у тебя такая уверенность? – спросил Альберт.
– Ты же сам расскажешь мне сегодня вечером, что тебе пришлось одному дежурить за этого вашего придурка Пашку до того момента, когда придёт Ксюша и Алиса Витальевна отпустит тебя домой. Так что день и час в прошлом, в которые мне нужно было явиться, были мне точно известны. Но мне ещё требовалось раздобыть на время машину времени, причём так, чтобы никто из наших не заметил. Когда-нибудь я тебе расскажу в подробностях, на какие ухищрения мне для этого пришлось пойти. Это просто шпионская история!

«Да ты у меня, оказывается, прямо Мата Хари» – подумал Альберт.
Соня подняла глаза на Альберта, пытаясь понять его реакцию на рассказ об её хитроумных уловках, не осуждает ли он её. По его улыбке, она догадалась, что скорее всего, её изобретательность его восхищает.
 
Она продолжила.
– Итак, 25 февраля я дождалась, когда шеф и все коллеги уйдут, и залезла в сейф. Там лежало три машины времени пятой модели. Я взяла ту, которая была полностью заряжена. Потом я взяла припасённую заранее сумку с одеждой и пошла в кафе напротив вашего отеля. Там я сидела у окна, пока Ольга, у которой ты принял смену, не вышла из отеля. Это специально на случай, чтобы меня в отеле видело как можно меньше посторонних глаз. Улучив момент, когда к отелю подъехал экскурсионный автобус, я вместе с туристами прошмыгнула мимо вашего Константина Матвеевича и сразу пошла в дамскую комнату на первом этаже. Там я намотала на голову этот платок, достала из сумки и надела эту шляпу с широкими полями и чёрные очки, густо намазала губы, и в 21:16 25 февраля вашего будущего года переместилась во времени в 8:05 утра 1 ноября своего прошлого года. Спрятавшись за колонной, я дождалась, когда охранник ушёл к себе в каптёрку, а ты зашёл в кабинет Алисы Витальевны. Тогда я надвинула шляпу так, чтобы закрыть лицо от ваших камер.

Соня улыбнулась, её глаза искрились лукавыми огоньками. «Как же мне не хватало этой её улыбки!» – подумал Альберт.
– Слушай, Сонька. Ты так здорово всё продумала, как защититься от наших камер. А ты не боишься, что могла попасть на камеру в вашем офисе в тот момент, когда брала машину времени из сейфа, или, когда будешь её возвращать обратно.
– Не боюсь. Нет у нас в офисе никаких камер. И электронных замков нет, которые запоминали бы кто и когда зашёл и вышел. Как говорится, сапожники без сапог. Изобретаем чудеса электроники, а двери запираем по старинке, обычным ключом.

– Соня…
– Что, Алик?
– Скажи, а в будущем ты уже была? Я имею в виду не февраль, а настоящее будущее, через год, или через десять лет? Это же так интересно, знать, что будет…
– Нет, не была. Во-первых, если честно, я немного побаиваюсь этих путешествий. Мало ли что может случится, технология ещё не отработанная, а потом, ты же знаешь, я такая трусиха. Я бы и сюда, к тебе в прошлое, не отправилась бы, если бы без этого можно было обойтись. А, во-вторых, предпочитаю не знать заранее. Что нам положено, то и узнаем в своё время, будем просто жить и надеяться на лучшее, – ответила Соня улыбнувшись.
 
– Ну вот… я здесь, и наш важный разговор состоялся. Теперь мне осталось только вернуться в дамскую комнату, смыть помаду, снять платок, шляпу и очки, и переместиться в своё время, в 21:17 25 февраля следующего года. Потом я должна буду как можно быстрее вернуться из «Ориона» к себе в офис и положить машину времени в сейф. А потом выскользнуть из офиса и вернуться к нам домой и там ждать, когда мой любимый муж вернётся с ночного дежурства. На этом месте временная петля разомкнётся, и дальше мы с тобой будем жить, как живут нормальные люди. Вот так… А теперь, Алик, мне пора.

Соня со вздохом поднялась со стула, поставила на стол недопитую бутылочку с минералкой и взяла свою шляпу.

– Соня, погоди…, – Альберт встал, вышел из-за стола и подошёл к ней вплотную. Он обнял будущую жену, прижал к своей груди и заглянул в её лучистые миндалевидные глаза. – Сонька, я так рад, что ты вернулась!
 
– Я тоже рада, что ты… вернулся.
– Мне так не хочется тебя отпускать!

– Придётся, Алик, ничего не поделаешь. Но мы ведь расстаёмся ненадолго. Свою Соню ты увидишь уже этим вечером, и, кстати, она выглядит гораздо красивее меня, если не считать бледности. По крайней мере, она гораздо стройнее. А со мной, такой, как я сейчас, ты встретишься через несколько месяцев. А теперь мне на самом деле пора возвращаться. И потом, извини, но мне срочно нужно в дамскую комнату, не то…

В этот момент брякнул звонок на стойке рецепции.
– Вот видишь, и тебе тоже пора. До встречи, любимый! – Соня чмокнула Альберта в щеку, отстранилась, надела свои огромные солнцезащитные очки и быстрой походкой направилась к двери.
 
Альберт так и остался стоять на одном месте, пока женщина-мотылёк не выпорхнула из кабинета. Потом он одёрнул куцый Пашкин пиджак и вышел к стойке рецепции.
У стойки его ждала та самая голливудская красавица-мулатка Белинда Давенпорт, нетерпеливо хлопающая ладошкой по кнопке звонка. Когда она увидела вышедшего из кабинета Альберта, озабоченное выражение на её лице сменилось лукавой улыбкой.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой красавица загадочно улыбается, горничная заставляет портье раздеваться, смена подходит к концу, но всё никак не заканчивается, директор устраивает разнос, а портье жалеет, что не курит, и попадает в засаду

«Чему лыбишься, дура!» – мысленно проворчал про себя Альберт, с притворной улыбкой на лице заняв своё место за стойкой. Экс-звезда, американской порноиндустрии, в которую он сдуру чуть не влюбился и красоте которой ещё пару часов назад готов был присвоить высочайший рейтинг, к утру как-то померкла в его глазах, хотя в отличие от него самого, Белинда выглядела свеженькой и хорошо выспавшейся. «Это всё макияж» – почему-то решил он – «если бы мужчины могли бы позволить себе макияж, то они тоже выглядели бы… как женщины». Эта парадоксальная мысль развесила портье, и он улыбнулся ещё лучезарнее.

«Чему лыбишься, дуралей!» – подумала Белинда, глядя на его улыбку. Впрочем, она привыкла, что, завидев её, мужчины улыбаются – «Улыбка у них вместо макияжа».
– Мы с мистером Цуккерманном хотели бы заказать лимузин для поездки в город Закхх… Закху… Ху… Даё… – Белинда попыталась прочесть русский топоним, записанный на жёлтом листочке латинскими буквами, но запнулась, так и не справившись со сложной для иностранцев буквой «х».

– Наверное, вы имеете в виду Захудаловку? Это не город, а маленькая деревня на другом берегу Худой. К сожалению, в нашем городе на ходу только один единственный лимузин – «Кадиллак» 1981 года выпуска. Но он вам точно не подойдёт, и не потому что у него на крыше два золотых кольца, он обслуживает свадьбы и забронирован на два месяца вперёд, а потому что в Захудаловку на нём не проедешь даже в хорошую погоду. А сегодня, как назло, всю ночь шёл дождь. Однако, я могу вызвать для вас «Буханку», – предложил Альберт.

– Что есть «Буханка»? – спросила американка. На этот раз она смогла с разгона преодолеть эту сложную, но столь необходимую для общения с русскими людьми букву.
– О, это вам не какая-то там новомодная китайская электрическая погремушка, а превосходный советский вездеход. У него колёсная формула 4х4, неразрезные передний и задний мосты, и он прекрасно подходит для любителей экстремальной экзотики. Надеюсь, мистер Цуккерманн не побоится отправиться в сафари.

– О, сафари! Это прекрасно! – глаза Белинды загорелись от азарта. – А мы сможем увидеть русских медведей?
«Дура дурой, а всё-таки симпатичная, этого не отнять» – подумал Альберт.
– К сожалению, медведей не могу вам гарантировать, сейчас не сезон, – он хотел было добавить, что медведи в это время года заканчивают бродить по улицам и играть на балалайке, но в последний момент решил воздержался. Красивая мулатка из Южной Калифорнии с внушаемыми ей с детства оголтелой империалистической пропагандой стереотипами могла и не понять сарказма, хотя её нынешний босс постоянно её тренировал, без конца над ней подтрунивая.
 
Вместо этого Альберт, любезно улыбаясь, продолжил таким образом:
– Эти животные сейчас готовятся к зимней спячке, но в любом случае, во время вашего путешествия вы увидите ещё много всякой местной экзотики, можете в этом не сомневаться.

Затем он набрал на мобильном номер знакомого водителя:
– Андреич, привет! Ты сегодня работаешь? У вокзала? Слушай, бросай свою «Чери», заводи «Буханку» и дуй сюда. Тут интуристы собрались в Захудаловку. Сколько ты возьмёшь за целый день? Ну, ты только не борзей! Имей совесть!.. То-то же, это другое дело, это вполне по-божески. Только ты, Андреич, вот что… Ты, пожалуйста, постарайся при них не очень материться. Да, есть женщина, но не в ней дело. При ней-то как раз можешь выражаться как хочешь, но с ней старичок из бывших наших, он-то по-русски прекрасно понимает. Если что, он ещё и тебя интересным словам научит. Так что ты там не очень. Когда будешь?..

Белинда с интересом слушала звуки русской речи. Слов она не понимала, но ей нравились мелодичные переливы в голосе Альберта.
– Ваш вездеход прибудет через полчаса и будет ждать вас с мистером Цуккерманном на площади за памятником Митрофану Талдычеву. Вы сразу его узнаете – она похожа на кирпич, госномер 342.
 
– Огромное вам спасибо! – сказала Белинда, а потом вновь лукаво улыбнулась Альберту, сложила губки бантиком и почему-то потрогала тонким пальчиком свою щёку.

За спиной у Белинды показался Цуккерманн. Похоже, всё время разговора он сидел в тени где-то в глубине холла, а потом подошёл и успел услышать последние слова Альберта про вездеход.
 
– «Буханка», говоришь? Они, что, ещё ездят? Я помню, эти агрегаты выпускали ещё в годы моей молодости, лет 60 назад. Ты считаешь, она по дороге не развалится от старости? – спросил Цуккерманн по-русски.

– Что вы! Эта модель разработана ещё в СССР, она скрипит, но не разваливается, – уверил старика Альберт.
– Совсем как я, – кивнул старый русско-американский еврей.

– Кстати, вам будет предоставлена относительно новая машина юбилейной серии, выпущенная специально к шестидесятилетию модели УАЗ-450, это заметно по двухцветной окраске кузова – у неё белая крыша. Советские автомобилестроители разработали настолько удачную машину, что за целых шестьдесят лет ни разу не возникло необходимости что-либо менять в конструкции, не то, что производители машин в США или ФРГ, которым приходится обновлять свои модели каждые два-три года. Кроме того, у вас будет люксовая комплектация, оснащенная радиоприёмником, и вы сможете послушать радиостанцию «Дача» или «Шансон», – с гордостью ответил Альберт и перешёл на английский:
– А пока рекомендую вам, господа, сходить на завтрак. Дорога дальняя, нужно как следует подкрепиться. В ресторане нашего отеля прекрасный шведский стол, где кроме традиционных блюд международной кухни вам предложат местные специалитеты: чайный гриб, бочковые огурчики, восемь видов квашенной капусты и варенье из одуванчиков. Это вам не какой-нибудь жалкий континентальный завтрак. А если с утра вас мучает головная боль, за дополнительную плату вам предложат превосходный освежающий напиток по рецепту нашего шефа.

– Это рассол что ли? – предположил мудрый старик.
– Совершенно верно! Причём, не простой, а выдержанный в дубовых бочках в специальном затемнённом хорошо проветриваемом помещении.
– Под помещением, бэби, этот красавчик имеет в виду деревянный сарай на заднем дворе отеля, – объяснил старик своей недоумевающей спутнице.
 
Белинда ещё раз улыбнулась, вновь легонько постучала ноготком по своей щеке, кивнула и, покачивая крутыми бёдрами, пошла в сторону ресторана.
«ЧуднАя какая-то! И чего лыбится? Чего губки свои пухлые ко мне тянет? Я же ей не Валера какой-нибудь…» – устало вздохнул Альберт и вдруг поймал насмешливый взгляд Цуккреманна.

– Ну что, пацанчик, хороша попка? Ишь, как загляделся. Ты, как я посмотрю, ценитель уходящей натуры… Я, признаться, тоже люблю смотреть, когда женщины уходят. Видно так уж у нас, мужчин, устроены глаза: когда женщина идёт к нам, смотрим на спереди вверху, а когда уходит, смотрим на сзади пониже. А куда ещё смотреть?
 
«Вот что значит, жизненный опыт!» – Альберт ухмыльнулся про себя меткому замечанию, а вслух восхитился:
–Мудрый человек всегда подмечает в людях самое важное!.

– А ты, как я посмотрю, тот ещё ходок! Прямо, как я в молодости. Только от тебя одна вышла, как ты уже на другую засматриваешься. А ведь ещё и помада на щеках не обсохла, – старик тоже усмехнулся и, шаркая двуцветными брогами, последовал за своей молодой спутницей.
 
«О чём это он?» – встревожился Альберт и поспешил вернуться в кабинет. На стене за дверью висело большое зеркало. В нём портье увидел своё отражение и пришёл в ужас.

Низ был ещё туда-сюда, хотя совершенно не соответствовал корпоративному дресс-коду. Потёртые джинсы, специально прорванные художественным образом в четырёх местах. Высокие белые кроссовки, с неоново-салатовыми шнурками, чистые, но надетые на босу ногу, и это в ноябре!

А вот верх… Куцый Пашкин пиджак с оторванной пуговицей и короткими рукавами, из-под которых выглядывали манжеты цветастой сорочки. Сморщившийся от воды форменный строгий полосатый галстук, который поверх пёстрой сорочки смотрелся на удивление нелепо.

Тут Альберт, совершенно некстати вспомнил, что говорила про его галстук горничная Настя. Ему вдруг стало как-то неловко, и он почувствовал, как кровь приливает к лицу, и он краснеет от смущения. И только в этот момент он заметил на своей левой щеке чёткий ярко-красный отпечаток пухлых женских губ.

«Соня!» – мелькнуло у него в голове – «Так вот почему Белинда стучала ноготком по своей щечке с ямочкой и лыбилась во все шестьдесят четыре зуба! Вот на что намекал старикан! Тактичные люди, хоть и иностранцы. Ничего не скажешь, работники культуры! Валера бы на их месте такое брякнул… Ужас!».

Альберт полез в ящик Алисиного стола, достал оттуда тощую упаковку влажных салфеток и стал тереть свою щеку. Помада оттиралась с трудом, пришлось извести на неё целых три салфетки. Альберт бы и дальше тёр свою щеку, но салфетки в пачке закончились.

«Надо срочно пойти умыться! Если Алиса или, не дай бог, Сан Саныч, увидят меня в таком виде, страшно даже подумать, что будет. Алиса начнёт говорить о моём окончательном моральном разложении и придумывать мне дополнительные задания для искупления грехов, а Сан Саныч будет допытываться, с кем из горничных я тут развлекался. А с кем у нас тут ночью развлекаться, если сегодня работала одна лишь Настя, а она мне в тёщи годится, ведь сама так сказала» – думал Альберт, быстрым шагом направляясь в мужской туалет – «Хотя, Сан Саныч может подумать не про Настю, а про кого-нибудь из путан или даже гостей, а это ведь куда хуже! Это уже не флирт, а нарушение комплайенса».
 
Альберт быстро умылся жидким мылом. К счастью, помада с щеки отошла, но вид у портье был по-прежнему жалкий. «Тут уж ничего не поделаешь» – подумал Альберт, проводя пятернёй по взъерошенным волосам, ведь его расчёска осталась в кармане промокшего пиджака – «Я же не виноват, что такое сегодня суматошное выдалось дежурство. Ещё двенадцать часов назад я был иконой стиля. Сами виноваты! Зачем вовремя не отпустили меня домой!».
 
Он вышел из мужского туалета и наткнулся на уборщицу, неопределённого возраста высокую женщину в синем халате и голубой косынке, выкатывающую своё пластиковое ведро на колёсиках из женского туалета.
 
– Нина Семёновна, доброе утро! Вы закончили там уборку?
– Здравствуй, Альбертик. Да, можешь идти проверять.
– Ну что вы! Мне ли за вами проверять? Вы всегда убираетесь на отлично, это все знают. Я просто хотел вас спросить. Вы там, в женском туалете, сегодня случайно ничего необычного не заметили?

– А что там может быть такого необычного? Всё как всегда, самый обыкновенный мусор. Или тебе нужны подробности. Мне тебе, что, всё до последней прокладки перечислить? Ходят слухи, что ты у нас детективом заделался…

– Это не я, это Коршунов из «Беркута», я так, у нег на подхвате, вроде доктора Ватсона. Просто, мне тут сказали… мол видели, как только что одной нашей гостье стало дурно. Мол, заметили, как она пошла в этот туалет и до сих пор не выходила. Вот я и подумал, может женщине нужно какую-то помощь оказать или скорую вызвать.
– Да кто сказал? Это они что-то напутали. Я тут уже давно вожусь. Когда я зашла, в туалете никого не было. А пока я убиралась, никто в туалет не заходил.
– Наверное, и в самом деле, напутали. Китайцы всё-таки, разве их поймёшь… – получив желаемый ответ, портье постарался поскорее закончить разговор.
 
Поблагодарив Нину Семёновну, Альберт вернулся в кабинет Алисы Витальевны. Едва он сел в кресло, как в дверь постучали и тут же, не дожидаясь, когда портье ответит, в дверном проёме показалась голова горничной Насти.
– Альберт, ты один? – спросила она шёпотом.

– Как видишь, кому ещё здесь быть в это время, – ответил портье и покраснел, вспомнив, что эта женщина видела его совершенно без трусов. Пора бы уже забыть об этом инциденте, но всё же Альберт до сих пор испытывал при виде Насти некоторую неловкость.

– Раз ты один, тогда раздевайся! – решительно и довольно громко потребовала горничная.
– Настя, ты что? – от неожиданности Альберт забыл, что обычно с Настей он на «Вы».

– Раздевайся по пояс, – сказала горничная, заходя в кабинет, – сверху. Всё что ниже, я уже видела, так что джинсы можешь не снимать. Я тут твою сорочку феном просушила и утюжком пригладила. И галстук тебе новый, из кладовки, принесла, а то твой совсем скукожился, больно смотреть, когда у мужчины галстук морщит.
При упоминании о галстуке лицо Альберто опять залилось краской. Только тут он заметил, что Настя держит в руках плечики, на которых висит его собственная безупречно отглаженная белая сорочка и, перекинутый поверх неё новый, ещё в целлофановой упаковке, форменный галстук.

– Снимай свою дискотечную рубаху, – сказала горничная, – не то тебе Алиса или Сан Саныч всыплют за внешний вид. 
– Спасибо тебе, Настя, выручила, – пробормотал Альберт. Он скинул пиджак, развязал съёжившийся галстук и расстегнул пуговицы своей пёстрой рубашки.
 
– Мне бы ещё брюки погладить… – мечтательно-просительно произнёс он.
– Брюки твои сели, они из такого материала, что стирать нельзя, только химчистка. Ты их теперь сможешь носить только как бриджи, правда, придётся сзади клин вставить. А у пиджака твоего, кажется, от воды бортовка отклеилась.
– А что это, бортовка? – спросил Альберт.

– Долго объяснять, это там у пиджака внутри, чтоб не мялся. Короче, костюм – на выброс. Готовь бабки, парень, из зарплаты удержат за новую униформу. Правда, она у нас в отеле не слишком дорогая, Сан Саныч на всём экономит. Но всё равно, сумма заметная, если сразу платить.
Альберт с печалью в глазах взглянул на горничную.

– Ты, «зятёк», вот что. Напиши заявление, чтобы у тебя не сразу всё вычли, а в рассрочку. Тогда за полгода всё и выплатишь. Ну, ладно, ты тут переодевайся, а я пойду, у меня дел полно.

Надев сорочку и нацепив новый галстук, Альберт оглядел себя в зеркале. «Действительно, так намного лучше, если не смотреть на то, что ниже пояса». А ниже пояса были тёртые джинсы с художественными дырами и белые кроссовки с яркими шнурками. «А что, Стив Джобс, тоже ходил в джинсах и кроссовках, но при этом создал самую дорогую корпорацию в мире. Правда, его оттуда уволили, но ведь не за джинсы и кроссовки, а за что-то другое» – успокоил себя Альберт.

Вымотанный, он снова сел в кресло и тупо уставился на лежащие на столе пожелтевшую газету и гистограмму с рейтингом красоты. «А ведь Настя, если честно, в действительности оказалась красивее, чем я её поначалу оценил. Когда она улыбается, на щеках появляются очень милые ямочки. И почему я их раньше не замечал? И заботливая… Но нужно быть объективным. Заботливость к красоте отношения не имеет, её при подсчёте рейтинга нельзя учитывать. За милые ямочки следует добавить ей два балла» – решил Альберт и исправил число «62» над фигуркой, обозначенной буквой «Н» на «64».


«Эх, жаль, что я не курю!» – подумал Альберт – «тогда у меня были бы спички и можно было бы их вставить в глаза, чтобы веки не закрывались. Как же я устал сегодня! Чего только не случилось за это дежурство! Пашка, сломавший ногу, а на самом деле ничего не сломавший. Драка на улице, в которую Валерка зачем-то влез и сломал какому-то интеллигенту рёбра. Тина, которую я во сне лечил от скарлатины. Японцы, оказавшиеся якутами. Потом японцы, оказавшиеся японцами. Проститутки, толстая и тонкая, придушившие всемирно знаменитого скрипача, которого, к счастью, удалось воскресить. Проститутки, худая и жирная, ставшие сначала артистками, а потом банщицами. Белый каравай в нарезку и чёрный каравай с розовой солью.
Нигерийцы и гарный чернокожий хлопец из местных в вышиванке и кушаке. Американский миллионер, оказавшийся на самом деле простым советским евреем, правда, бывшим. Скрипач, играющий на губной гармошке. Призраки, оказавшиеся тыквами. Ирка, почему-то оказавшаяся призраком и зачем-то вышедшая замуж. Зачем ей это понадобилось? Без мужа было гораздо лучше… Нигерийцы, выпившие в баре половину недельных запасов виски. Кресла, бросающиеся под ноги, стоит только погасить свет. Гадёныш Пашка, получивший по тыкве за свои проделки. Падение в бассейн и испорченный костюм, за который теперь полгода расплачиваться. Незаконное вскрытие СПА салона и разграбление сувенирного киоска. Голливудская дива, оказавшаяся порнозвездой и затащившая обыкновенного замозжаевского охранника второго разряда Валерия Забойщикова в свою постель, ухватив его за коротенький галстук на резинке. Настя, нахваливающая мой… галстук, а над Валериным, коротеньким, смеющаяся. Любопытно, как всё-таки две разных женщины, наша Настя и заграничняя Белинда, каждая по-своему относятся к мужским галстукам! Почему-то беременная Соня, успевшая, пока мы с ней не виделись, выйти за меня замуж. Чёрный ньюфаундленд, путешествующий из осени в зиму и обратно, минуя весну и лето. Временавт-испытатель Переселенцев, из-за севшей батарейки застрявший в книге нашего классика Талдычева под фамилией Переплюева. Рейтинг красоты, в который я поначалу забыл внести Соню. Интересно, почему, составляя этот рейтинг я вспомнил даже о своей первой любви –первокласснице Машеньке Кабачковой, а про Соню вспомнил не сразу? Наверное, это всё из-за её привычки шарить по карманам у мужа, совсем как это делает моя мама. А ведь Сонька, если присмотреться, немного похожа на мою маму. Особенно на том фото, где мама беременна Элькой. Хотя, что у них общего, кроме большого живота? Наверное, то, что обе они очень хорошие. Соня ведь очень хорошая… наверное, самая лучшая… Вот поэтому она и лазает по карманам у мужа. Кстати, а кто у неё муж? Она ведь что-то об этом говорила… Точно помню, что говорила… Как же она его называла? «Дурашка»… Точно, говорила, про какого-то дурашку… Ещё бы! Разве умный мужчина на такой женится? Это же надо только умудриться: оказаться на седьмом месяце всего через десять недель после того, как мы с ней съездили на Володькину дачу... Странная какая-то! А всё-таки, как же хорошо всё было тогда, в августе! Ни с кем ещё так хорошо не было, как с Соней! Это потому что она… такая… такая… Нет, всё-таки, какая-то она странная с этим своим животом и газетой… И вообще, что это за шум?

Звук звонка со стойки рецепции заставил Альберта встрепенуться. «Я что, неужели всё-таки, заснул? Хорошо, хоть Алиса Витальевна не видела, что я сплю на работе – подумал он, взглянув на часы – «до конца смены осталось всего одиннадцать минут, сейчас явится…».

Он надел и застегнул на уцелевшую нижнюю пуговицу куцый Пашкин пиджак и вышел из кабинета. У стойки, склонив голову набок и ехидно улыбаясь, стояла его начальница.

– Доброе утро, Альберт. Я вот специально пораньше пришла, чтобы тебе помочь. Думала, что ты тут зашиваешься. А тебе, как я погляжу, помощь не требуется.
– Доброе утро, Алиса Витальевна. Справляюсь, как видите, своими силами на основе имеющихся ресурсов. Но от вашей помощи было бы просто грех отказываться!
– А что это ты в таком непотребном виде? Случилось что-нибудь?

– Что вы! У нас в всё в полном порядке: японцы заселены, нигерийцы заселены и даже внеплановые якуты заселены, хотя «местов», как говорится, «нету».
– А голливудская звезда? Как она?

– И звезда заселена в президентский люкс. Только звезда не она, а он, и не артист, а продюссер. И его спутница тоже заселена, и тоже в люкс. И ещё внеплановая русская пара тоже заселена в люкс. Так что, у меня сегодня перевыполнение плана по выручке.
 
– А что же ты тогда в таком виде? Почему на тебе Пашкин пиджак? Где твои форменные брюки?
– У нас ночью случилось маленькое ЧП. Выключился свет по всему отелю. Вот я в темноте и свалился в бассейн прямо в одежде, вся униформа промокла, пришлось надевать то, что оказалось под рукой.

– О, господи! Ты случайно не утонул?
– Как видите…
– Ну, да, конечно. Слава богу, а то я уже стала волноваться, что ты утонул! А что ты, прости за любопытство, ночью в бассейне делал, СПА же у нас на ночь закрывается?

– Я проверял, не утонули ли случаем нигерийцы. Их приехало в три раза больше, чем мы с вами ожидали, а номера с горячей водой у нас кончились. Вот мне и пришлось селить их в номера без горячей воды и открыть для них душевые.  Нужно же людям вымыться с дороги. Ну, а душевые у нас только в СПА центре.
 
– Ну и дела! Вас тут даже на пол смены нельзя одних оставить, чтобы чего-нибудь не случилось. Один в бассейне тонет, другого полиция задерживает.

«Это она ещё не знает про чуть не придушенного Лолитиной задницей сркипача» – с облегчением подумал Альберт и спросил:
– Так вы уже знаете про Валеру?

– Знаю, мне только что его начальник, Коршунов, всё по форме доложил. Правда, он пока не знает, за что Валеру «приняли». Это ты, Альберт, правильно сделал, что Коршунова вызвал. Должен же в отеле быть хоть один вменяемый человек.
К стойке подошли гости с чемоданами, наверное, на выписку. Их было человек двадцать.

– Займись выпиской, а я сейчас переоденусь и тоже подойду, помогу тебе.
 
– А Ксюша где? – спросил Альберт, почуяв неладное. – Уже десятый час, я думал она поможет, её же смена. А она что, тоже не придёт, как Пашка? Тоже ногу сломала?
– Типун тебе на язык! Ксюшенька у нас образец пунктуальности. Она уже здесь, пришла, пока ты без задних ног дрых в моём кабинете. Сейчас она в подсобке, переодевается. Но Сан Саныч поручил ей первым делом проверить конференц-зал. Там же через пол-часа начинаются Талдычевские чтения, всё должно быть на высшем уровне.

– С чего вы взяли, Алиса Витальевна, что я дрых? Просто я из вашего кабинета заказывал лимузин для мистера Цуккерманна.
– А что, с этого телефона не мог заказать?

Альберт хотел было соврать что-нибудь, но предпочёл, изобразив оскорблённую невинность, ничего не отвечать начальнице. Вместо этого он занялся выпиской клиентов, демонстрируя, как сильно о них печётся.

Алиса Витальевна снисходительно улыбнулась, зашла в свой в свой кабинет и через минуту вышла оттуда, как всегда, стройная, подтянутая, одетая в безупречно отглаженные юбку и жилет, всем своим видом излучающая радушие и заботу о клиентах. Завидев её за стойкой рядом с взъерошенным Альбертом, озабоченные люди с чемоданами невольно заулыбались.

«Классная тётка! Может и отчитать, но ведь за дело, а не просто так. И выглядеть умеет как надо. Вот у кого нужно учиться!» – восхитился Альберт – «Эх, дали бы мне выспаться, я бы тоже...".

Алиса, приветливо улыбнулась очередному клиенту и вручила ему распечатанный счёт, – с вас, господин Заболотный, 3380 рублей.
– Тут, наверное, какая-то ошибка, – сказал господин Заболотный, уставившись на листок со счётом, – наверное, троечка случайно два раза пропечаталась. Я уверен, в счёте должно быть не 3380, а только 380, за чипсы. Хотя, согласитесь, 380 рублей за крошечную пачку чипсов – это тоже чересчур.

– Дайте, пожалуйста, я проверю, – Алиса надела красивые очки, взяла из рук Заболотного счёт и внимательно просмотрела его, – нет, никакой ошибки нет. Вот, смотрите, тут у нас детализация счёта: чипсы – 380 рублей, просмотр платного кабельного канала – 3000 рублей.

– Как это, платный канал? – возмутился Заболотный, – почему это я должен платить за обычный телевизор?
– Обычное телевещание у нас в отеле бесплатное, вы могли бы смотреть программу «Время» или «Вечер с Владимиром Соловьёвым», если у вас нервы крепкие. А вы смотрели кабельное вещание, а оно – платное. Видите, тут написано – канал для взрослых.

– Вот ведь… чёрт меня дёрнул этот канал смотреть. Да ещё за три тысячи… Было бы за что… Боюсь, бухгалтерия не пропустит… Девушка, а нельзя ли этот канал в счёте заменить на канал «Культура»?

– На «Культуру» нельзя, «Культура» у нас бесплатно. Если хотите, я вам поменяю на канал «Спорт».
– «Спорт», это то что нужно! Можно будет попробовать провести по бухгалтерии. А если главбух упрётся, то пусть ей будет стыдно, – господин Заболотный забрал у Алисы Витальевны переделанный счёт.
   
Из вращающихся дверей вдруг вылился целый поток мужчин и женщин, непохожих на обычных гостей отеля. Их было человек пятьдесят, они о чём-то оживлённо переговаривались. Наверняка все они приехали на одном заказном автобусе. Альберт сразу заметил, что у них нет чемоданов или иного багажа, кроме портфелей или дамских сумок.

– Наверное, эти на Талдычевские чтения приехали, – сказал он Алисе Витальевне.
 – Похоже, ты прав, – ответила Алиса, – проводи, пожалуйста, гостей мероприятия в гардероб, а потом в конференц-зал, там Ксения их встретит и рассадит… Хотя стой… Оставайся здесь, тебя в таком виде гостям показывать нельзя. Я их сама провожу.
Альберту очень хотелось сказать, что уже десять минут десятого, что вообще-то его сверхурочная смена уже давным-давно закончилась, и что ему уже пора отправляться домой, но он промолчал. «Работа есть работа, надо – значит надо! Столько терпел, потерплю ещё чуток» – подумал он. Кроме этих мыслей, его мучала какая-то неясная тревога, он чувствовал, что должен, просто обязан что-то сделать, что-то очень-очень важное, но никак не мог сообразить, что именно.
 
Алиса Витальевна вышла из-за стойки и позвала прибывших на автобусе следовать за ней, а Альберт продолжал обслуживать отъезжающих. Зазвонил стационарный телефон на стойке. Не переставая стучать правой рукой по клавишам, Альберт левой подхватил трубку и, наклонив голову набок, зажал её между плечом и ухом. Продолжая печатать, он произнёс в трубку стандартное приветствие. В ответ из трубки послышалось какое-то невнятное пыхтение и сопение.

«Неужели, опять Тина-Скарлатина?» – подумал Альберт – «Больше некому. Звонит, чтобы убедиться, что я действительно на работе. Ну что, убедилась? Стоп, а вдруг это не Тина?».

«Вдруг это Соня звонит?» – неожиданно для себя подумал Альберт – «Не та, что из будущего, оттуда ведь звонки не проходят, хотя их машинка времени и похожа на сотовый телефон. Нет, не та, которая на седьмом месяце. А та, которая сейчас на втором месяце. Жалеет, что не отвечала на мои звонки, хочет со мной поговорить, да не решается. Может быть, ей гордость мешает? Или глупость? Или всё-таки гордость? Господи, и что там у них в головах, у этих девчонок? Разве их поймёшь!».

Он повесил трубку и отпустил последнего клиента. Тот как раз собирался возмутиться, что его задерживают, и он может опоздать на поезд из-за того, что медлительный взъерошенный портье занят разговорами по телефону. «Вот ведь всегда так: сначала дрыхнут до упора, а потом несутся как угорелые» – ворчал про себя Альберт – «Нет бы встать пораньше, не спеша насладиться фирменным рассолом, и ехать себе на вокзал или в аэропорт. А портье, видите ли, у них виноват, что у него так много работы, и он не успевает обслужить всех одновременно. Ведь таких же умников, как они, может оказаться сразу несколько, и все точно также опаздывают на поезд или самолёт».

Последний из стоящих в очереди подхватил конверт с распечатанным счётом и убежал, и Альберт хотел было вздохнуть с облегчением, но почувствовал на себя чей-то колючий взгляд. Он оторвал взгляд от монитора компьютера и увидел, что на него пристально смотрит мужчина в тёмно-синем кашемировом пальто нараспашку, под которым виднелись дорогой тёмно-серый с металлическим отливом костюм, голубая адвокатская сорочка с белым воротником и розовато-серебристым галстуком. Чуть прищуренные титаново-серые глаза неодобрительно и пристально смотрели на портье через стёкла очков в тонкой золотой оправе от Шопард.
   
– Сан Саныч, доброе утро! – поздоровался Альберт, невольно став по стойке смирно. Перед ним действительно стоял управляющий директор отеля «Орион» Александр Александрович Традескантов.
 
– Здравствуй... – директор запнулся и чуть приблизился к Альберту, близоруко щурясь в «Шопард» и пытаясь разглядеть буквы на его бедже, – … Павел… Погоди, ты же, кажется, не Хомяков?

– Нет, Сан Саныч, я не Хомяков. Я – Амарантов.
– Вот то-то я смотрю, Альфред, что ты не Хомяков. А почему же на тебе бедж Павла? И где сам Павел?

– Сан Саныч, я не Альфред, а Альберт. А Павел на больничном. Алиса Витальевна вчера вечером попросила меня подменить его.
 
– И ты так вошёл в роль Павла, что решил надеть на пиджак его бедж? Кстати, пиджак тебе мал, манжеты торчат из рукавов, совсем как у Лужкова.

– А кто это?
– Ну, Юрий Лужков, такой лысый в кепке, он был мэром Москвы до Собянина. Ты хоть Сергея Семёновича знаешь?

– Знаю, видел в новостях. Седой такой, руки домиком. Он там в столице всё время что-то открывает по телевизору: то станцию метро, то эстакаду, – сказал Альберт одёргивая рукава, – а пиджак этот тоже Пашкин.

– А твой где?
– Мой весь промок, когда я под дождём помогал гостям носить багаж из такси. Вы же коридорных почти всех сократили.

– Сократил, значит, так было нужно. Не твоего это ума дело. Не хватало ещё, чтобы каждый портье решал, кого сокращать, а кого оставить… Скажи спасибо, тебя ещё не сократили, хотя давно пора.

Альберт вытянулся по стойке смирно, втянул живот и старался дышать как можно реже, только в случае крайней необходимости.

 – А почему у тебя этот самый Пашкин пиджак застёгнут на нижнюю пуговицу. Ты разве не в курсе, что нижнюю пуговицу никогда не застёгивают? Это же рудимент, как зуб мудрости.
– В курсе. Просто на Пашкином пиджаке верхняя пуговица оторвалась, пришлось застёгивать на рудимент.

– А почему ты зонтик не взял, вместо того, чтобы портить казённую униформу? Знал бы ты, как дорого она обходится нашему отелю!
– А я зонтик над клиентами держал, чтоб они не намокли. Вот сам и промок до ниточки.
 
– О клиентах, разумеется, нужно печься в первую очередь, но казённое имущество… – на этих словах директора перебил звонок мобильника, лежащего на стойке. Это был мобильник Альберта. На засветившемся экране появилось улыбающееся лицо красивой молодой блондинки и надпись «Тина».

Альберт даже не взглянул на экран мобильника. Он, как и положено образцовому подчинённому рьяно ел глазами директора. То, что звонит Тина он, даже не глядя на экран, понял по рингтону «Pretty Woman», и решил, что отвечать ей при директоре было бы самоубийством.
 
– Аморалов, что же вы не отвечаете? – возмутился директор, – ответьте сейчас же, вдруг это важный звонок, вдруг это клиент звонит.
Альберт принял звонок, поднёс мобильник к уху и изобразил сосредоточенное внимание:
– Это Альберт, слушаю.

– Альберт! Почему трубку не берёшь! Я тебе звоню, звоню! Мало ты вчера вечером мне праздник испортил, а сейчас-то что? – Тина в свойственной ей манере не дала Альберт вставить ни слова. – Смена твоя давно закончилась, так почему отвечаешь? Я что по-твоему, должна…

Портье не рискнул продолжать разговор под неодобрительным взглядом директора, очевидно, слышавшего Тинину трескотню. Поэтому Альберт так и не узнал, что именно она должна. Он сбросил звонок и сказал директору: 
– Сан Саныч, это не клиент. Вообще-то, это мой личный телефон, клиентам его номер не известен. И вы меня, пожалуйста, извините, но я – Амарантов, а не Аморалов, и не Альфред, а Альберт.
 
– Подумайте только, не Аморалов он! Какая разница! Что же ты, Альберт, на работе по своему личному телефону болтаешь? На работе работать нужно, а не болтать! Больше дела, меньше слов! Убери свой мобильник с глаз долой! Ты хоть понимаешь, какое это неуважение к нашим дорогим клиентам, болтать о своих личных делишках в их присутствии! – нравоучительно произнёс директор. – Ладно, об этом мы с тобой ещё поговорим, а сейчас мне срочно нужна Алиса Витальевна. Она уже пришла?

– Да, конечно. Они с Ксенией в конференц-зале, рассаживают гостей международного форума, – ответил Альберт.
– Ну, хоть кто-то в этом дурдоме занимается делом! – трагически произнёс директор, и в его голосе прозвучала вся мировая скорбь. – Вот что, Аморалов, когда Алиса Витальевна вернётся, скажи, чтобы сразу шла в мой кабинет. У нас будет экстренное совещание. А ты пока подумай о своём поведении… И что б больше не смел показываться на работе в таком виде! Совсем, понимаешь, от рук…

Тут Сан Саныч осёкся, завидев направляющуюся к стойке рецепции пожилую женщину с палочкой в одной руке и планшетом в другой.

– Чем можем вам помочь, сударыня? – спросил он её лилейным голосом, изобразив самую доброжелательную улыбку.
– Мне нужно подключиться к Wi-Fi, но я никак не пойму, какую кнопку нужно нажать, – ответила старушка.

– Сейчас один из лучших сотрудников нашего отеля вам поможет, – директор широким жестом пригласил женщину обращаться к Альберту, а сам поспешил в свой кабинет, находящийся в дальнем конце коридора за углом.

Альберт взял у старушки планшет и сразу сообразил, что именно она сделала неправильно, пытаясь подключиться к гостиничной сети. Через полминуты он с улыбкой вернул планшет, и старушка принялась горячо благодарить его, сравнивая со своим старшим внуком, который был на «ты» со всеми гаджетами, кроме посудомоечной машины. Судя по всему, она считала, что Альберт обязан был почувствовать себя польщённым таким лестным сравнением. Портье продолжал смущённо улыбаться, выслушивая старушкины похвалы, хотя в душе только и ждал, когда та отвалит, потому что за её спиной уже начала собираться очередь.

– Ты, милок, как я вижу, не женат? Как же так? Ну, даст бог, скоро встретишь хорошую девушку и женишься, – сказала старушка и так улыбнулась Альберту, что морщинки на ещё щеках вдруг разгладились, а уголках глаз, наоборот, собрались в лучики. Тут кто-то из глубины фойе позвал её на завтрак. Она ушла, и две пары отъезжающих вздохнули с облегчением. Они торопились на вокзал, а им ещё нужно было выписаться.

Едва они расплатились, в фойе быстрой походкой вошёл знакомый Альберту гид, мужчина лет тридцати пяти, а за ним по пятам целая гурьба людей с чемоданами.
«Скорее всего, туристы с экскурсией» – подумал Альберт – «Наши, российские, всего один чемодан на нос».

– Привет, Альбертище! Принимай пополнение, – сказал гид, – группа из Мурманска, четыре семейных пары и двое детей.
– Привет, Петруха, пока что у нас «местов нету», сам понимаешь, и до двух дня не предвидится.

– А им пока места ни к чему. У них через час экскурсия в Грязный. Ещё человек десять из «Колоса» сюда подгребёт, и мы поедем.
– А что, разве в этом Грязном есть, что смотреть? – спросил Альберт.

– Как что? – удивился Фёдор, – а пожарная каланча второй половины девятнадцатого века? Она, между прочим, до Первой мировой считалась самой высокой каланчой в нашей области.
– Так она же сгорела ещё на заре индустриализации.

– Чтобы ты знал, часть фундамента этой каланчи успели восстановить ещё при президенте Медведеве, а последние пять лет в Грязненской городской думе вновь обсуждается вопрос о выделении финансирования на её реконструкцию. Так что, если найдётся спонсор, к тридцатому году пожарная каланча возродится, как птица Феникс.
– Оооочеееень интересно! Ехать, чтобы посмотреть на место, где к тридцатому году двадцать перового века будет восстановлена каланча конца девятнадцатого века сгоревшая в начале тридцатых годов двадцатого.

– Какой же ты, Альберт, зануда, скептик и пессимист, не дорожишь традициями и не ценишь достопримечательностей родного края. Не забывай про главную достопримечательность Грязного: мемориальный туалет-музей Митрофана Талдычева. Он, между прочим, сохранился в своём первозданном виде ещё с Талдычевских времён.

– Фууу! Удивляюсь я этим туристам! Заплатить несколько тысяч рублей, потратить пару дней своего отпуска, проехать сотни километров по нашим дорогам, и всё только ради того, чтобы увидеть точно такой же туалет, как на соседней улице в их собственном городе, – Альберт развёл руками, – убей, не понимаю.

– Ты, брат, испорчен тлеетворным влиянием. Для таких, как ты, нет ничего святого. В городе Грязный, в этом самом туалете, наш великий земляк Митрофан Игнатьевич Талдычев начинал свою трудовую деятельность, если верить первой книге его трилогии. Там, да будет тебе известно, находится тот самый первый лично Талдычевым отремонтированный унитаз, –  с пафосом ответил гид. Этот пафос мешал понять, шутит ли он или говорит на полном серьёзе.

– И что в нём особенного, в этом унитазе, чтобы платить за его осмотр тысячу пятьсот рублей вместо обычных пятидесяти, которые с тебя возьмут в лучшем общественном туалете Замозжайска, что на углу улицы Емельяна Пугачёва и проспекта Николая Второго – спросил Альберт. – Так тем, что за 50 рублей, хоть можно пользоваться по прямому назначению, а на этот только смотреть.

– Как же ты умеешь всё опошлить! Во-первых, у того унитаза сохранился сливной бачок типа «Эврика», который несколько чинил наш великий прозаик, и в котором главный герой романа «Всё течёт», если ты внимательно читал этот эпохальный роман, прятал перед выпускным балом бутылки плодовоягодного креплённого.
 
– А что, разве то вино в бачке до сих пор сохранилось? Наверное, за столько лет оно уже настояться и приобрести неповторимый аромат, – сострил Альберт.
– Если ты думаешь, что придумал новую шутку, то сильно заблуждаешься. У меня почти в каждой группе находится остряк вроде тебя.

– А во-вторых что?
– Во-вторых, деревянное сиденье ручной работы, восстановленное реставраторами из Ярославля.
 
– Неужели, на нём сидел сам великий Талдычев?
– Не исключено! Но это ещё не всё. Есть ещё и в-третьих, и это главное. В-третьих, на стенах одной из кабинок реставраторам удалось, сняв восемь слоёв краски, восстановить нацарапанные отвёрткой неприличные стихи, авторство которых, судя по лексике, некоторые искусствоведы приписывают самому Талдычеву, хотя другие талдычеведы уверяют, что наш мастер слова стихов не писал. И если радиоуглеродный анализ подтвердит его авторство, то в нашем распоряжение окажется самый первый автограф Митрофана Игнатьевича. А ты спрашиваешь, зачем люди туда едут. Наши люди, в отличие от таких как ты, тянутся к культуре. Едут приобщиться к истории. А цена такая, потому что в неё включены транспортные расходы. Сам понимаешь, бензин дорожает… Да и экскурсионное обслуживание, тоже. Нам, гидам, в отличие от вас гостиничных, на чай никто не даёт. Опять же в силу традиций. Только на словах благодарят за очень интересную экскурсию. А слова… что слова?.. На хлеб не намажешь. Ладно, что я тут перед тобой распинаюсь за бесплатно? Скажи лучше, где нашим туристам оставить до вечера свои чемоданы?

– Господа, прошу вас пройти в гардероб и оставить ваши чемоданы у левой стеночки. Можете за них не беспокоиться, у нас в отеле ничего не пропадает, а даже наоборот. К тому же, у нас тут усиленная охрана и видеокамеры, – громко обратился Альберт к прибывшим вместе с Фёдором туристам, – по возвращении с вашей интереснейшей экскурсии в замечательный город Грязный вы сможете забрать ваш багаж, а моя коллега выдаст вам ключи от ваших номеров.
 
Туристы покатили свои чемоданы в сторону гардероба, и только семья с детьми осталась около стойки.
– Скажите, молодой человек, – поинтересовался глава семьи, – у нас оплачен полупансион, можем мы сейчас, ещё до заселения пойти позавтракать? А то мы ещё не завтракали, а у нас дети, хотелось бы их покормить чем-нибудь полезным, а не чипсами или шоколадками из автомата.

– Заселение в нашем отеле с двух дня, поэтому, к сожалению, первый оплаченный приём пищи у вас – сегодня только в ужин. Позавтракать бесплатно в нашем ресторане вы сможете только завтра. Но сегодня, если угодно, вы можете оплатить завтрак в нашем ресторане наличными, пластиковой картой или переводом по номеру телефона. Завтрак по типу шведский стол, есть детское меню, всего за 1100 рублей с человека.

– Дороговато! А нет ли у вас тут поблизости от отеля какого-нибудь столовой или кафе подешевле?
– Есть. Если перейдёте главную площадь и свернёте налево, через одно здание будет кафе «Росинка». Там завтрак от 320 рублей плюс чай или кофе ещё 130. Но, учтите, что в итоге всё равно выйдет дороже, чем у нас, – всё также улыбаясь, сказал портье.

– Это как же? 320 плюс 130 будет 450, а у вас ведь 1100.
 
– Добавьте к 450 ещё 180 рублей за имодиум от диареи и 470 –  за энтеросгель от отравления, а еще минимум 200 рублей на туалеты. Учтите, что на трассе Замозжайск –Грязный всего две заправки с бесплатными туалетами, а в платных туалетах вам придётся платить по 50 рублей. Итого, завтрак в «Росинке» вам обойдётся минимум в 1300 рублей. Но это только в случае, если у вас крепкий пищеварительный тракт. А в противном случае – всё бесплатно.

– То есть? Как так? Где логика? Вы же сами себе противоречите.
– Дело в том, что у нас в Замозжайске прекрасная горбольница. Если у вас с собой медицинский полис, то можете рассчитывать на бесплатное обслуживание и размещение в шестиместной палате. Питание у них тоже бесплатное. Олнако, должен предупредить, что внесённую ранее предоплату за проживание в нашем отеле мы вернуть не сможем.

Экскурсант покачал головой и вернулся к жене и детям, ожидавшим его в сторонке. Посовещавшись, семейство отправилось не на улицу, а в ресторан отеля.
– Доброе утро, Альберт, – к стойке рецепции подошла стройная девушка в форменном вишнёвом жилете, белой блузке и тёмно-серой юбке. Всё в её облике было сдержано-приглушённым.  Неброский, почти незаметный макияж. Русые волосы, собранные на затылке в тугой пучок, как у гимнастки. И фигура тоже как у гимнастки, стройная, с узкими бёдрами и едва заметной грудью. Никаких украшений, кроме крошечных жемчужинок в аккуратных ушках.

– Ксюша! Ну, наконец-то! Доброе утро! – ответил Альберт, обрадовавшись сменщице. «Странно, но почему я даже не подумал включить Ксюшу в рейтинг женской красоты? Почему я никогда всерьёз не рассматривал её с точки зрения внешней привлекательности?» – удивился он – «Вроде бы часто встречаемся на работе. И возраст у неё подходящий, лишь на три года меня младше, почти как Ирка. Она, конечно, не красавица, но ведь и не уродина. Вполне себе миленькая девчушка. Чем-то даже похожа на Зосю, ручную мышку, которую для меня завели родители, когда я пошёл в первый класс: серенькая, гладенькая, тихая, аккуратная, старательная и так уморительно умывается лапками. Почему же она никогда не интересовала меня как женщина? Наверное, для этого ей не хватает… стервозности. Чего нет, того нет».

– Я вижу, Альберт, ты тут совсем замотался, –  посочувствовала Ксюша, становясь за стойку рядом с Альбертом, –  иди уже домой, отсыпайся. Мне тут Ваня рассказал, какая у вас бурная ночка выдалась. Надо же…
– Ваня ещё и половины всего не знает. Конечно, ты права: ужас как спать хочется. Веки сами закрываются, а ноги так и подкашиваются. А ведь мне тебя менять меньше, чем через сутки.

– Знаешь, Альберт, а ты не ходи домой. Ложись спать прямо здесь, в отеле. Возьми себе какой-нибудь свободный номер, где горячей воды нет, да и отсыпайся себе спокойненько. Например, вот, 519 свободный. Очень удобно – утром из номера – сразу на рецепцию. Какой смысл ходить туда-сюда? И на трамвай тратиться не надо. А начальству мы про это не скажем, чтоб не ругались насчёт расхода постельного белья и полотенец.

– А ты ко мне ночью в 519 придёшь? – спросил Альберт с ехидной интонацией.
– Фу, ну какой же ты пошляк! Совсем как Пашка. Не ожидала от тебя. Я на работу прихожу работать, а не развлекаться… И вообще… я не такая…

– Ну что ты, Ксю! Я же совсем не в том смысле. Я на твоё целомудрие не покушаюсь. Просто, останься я отсыпаться здесь в отеле, ночью ты наверняка ко мне придёшь. Причём, к сожалению, совсем не в том смысле, в каком ты подумала. Придёшь, разбудишь, и будешь просить помочь с каким-нибудь подвыпившим иностранцем, устроившим дебош. Или позовёшь, чтоб я помог открыть сейф гостю, забывшему пароль. Или ещё что-нибудь у вас тут случится. Нет уж, лучше я пойду спать домой, а телефон отключу, чтобы никто из отеля не дозвонился. И потом, у меня дома столько важных дел недоделано. Так что, спасибо, но я пойду домой.

–  Ну, как знаешь. Хотя я бы тебя ни за что будить после такой длинной смены не стала, разве что, пожар или наводнение.
– Не зарекайся, у нас тут всякое случается, заранее всего не предугадаешь, – Альберт тяжело вздохнул. – Слушай, Ксю, ты же, кажется, с Алисой была. А где она сейчас? Мне Сан Саныч велел её к нему в кабинет направить, как только она освободится.

– Не беспокойся. Она уже у него в кабинете, он её сам вызвал, по мобильному.
– А ты не знаешь, чего это он вдруг с утра совещания затеял устраивать?
– Точно не знаю. Может быть подведение итогов октября. А может быть, нас покупают.

– То есть, как покупают?
– Ну, то есть, нас продают. Мне Вера сказала. Отель наш вот-вот обанкротится, поэтому Вера считает, что акционеры собираются нас кому-то продать.
– Какая Вера? Массажистка, что ли? А она-то откуда знает? Я бы ещё понял, если бы Алиса такое сказала. А Вере твоей веры нет. Откуда ей знать?

– Мало ли. Может быть, кто-то из клиентов сказал. Разнежился, расслабился в её руках и проболтался. А может никто ей ничего и не говорил, а она сама всё придумала. Она ещё та болтушка. А ты, Альберт, иди уже домой, часики-то тикают, – сказала Ксюша и мило улыбнулась подошедшей с каким-то вопросом китаянке. Та невольно улыбнулась ей в ответ.

–  Раз ты настаиваешь, пойду переодеваться, –  ответил Альберт, а про себя подумал – «Хорошая у Ксюшки улыбка, искренняя. Видно, что ей и на самом деле нравится помогать всем этим усталым людям с их дурацкими проблемами. Когда она улыбается, становится гораздо симпатичнее. Можно даже сказать, красивее. Не в моём вкусе, конечно, но всё равно. Ей бы ещё распустить волосы, накрасить губы, подвести глаза… Каблуки повыше… Юбку покороче… И, глядишь, попала бы в мой рейтинг с семьюдесятью баллами. Или даже выше. А то скромничает, ну совсем как мышка. Кстати, моя мышка Зося совсем не умела улыбаться… Интересно, а кому нас продадут? И какой дурак нас купит? А главное, если купля-продажа состоится, меня случаем не уволят?».

Он зашёл в тесную кладовку, с чувством избавления снял с себя ненавистный Пашкин пиджак и аккуратно повесил его на плечики. И даже положил в карман пиджака оторвавшуюся пуговицу с эмблемой отеля. «Такую в магазине не купишь. А вот пришивать не буду, пусть сам себе пришивает» –подумал Альберт.
 
Он снял белую сорочку и надел свою пёструю рубашку. Достал из шкафчика и надел худи, а поверх – кожаную куртку. Оглядел себя в зеркале, висевшем на двери кладовой. «Совсем другой коленкор, как сказал бы дедушка Арам! Кстати, надо его спросить, что это такое, коленкор. В любом случае, вполне прилично выгляжу, если не считать причёски» – подумал он – «Оказывается, всё дело было в Пашкином кургузом пиджаке. А теперь я снова хоть куда, хоть на дискотеку, хоть в ночной клуб. Хотя, какие утром могут быть ночные клубы? Пойду домой…».
 
Альберт выключил свет, вышел из кладовки и повернулся, чтобы прикрыть за собой дверь, но внезапно кто-то с силой впихнул его обратно в темноту и тесноту кладовки. Испуганный, он обернулся и с трудом удержался на ногах, припечатанный к стене женской грудью, большой, словно два туго надутых гандбольных мяча в одной авоське, и такой же упругой.

– Вот и попался ты, Альберт! Готовым будь держать ответ! – обладательница рельефного бюста прижалась к нему вплотную своими «мячиками». Ошарашенного портье обдало её горячим дыханием. Лицо женщины оказалось на уровне его лица, её глаза оказались на уровне его глаз, и в них он прочёл яростную решимость. Альберт почувствовал себя обездвиженной добычей гигантской анаконды, стянувшей его тугими пульсирующими кольцами мускулистого тела и раскрывшей пасть, чтобы заглотить свою жертву целиком.

– Куда б ты не скрывался, но всё равно попался! – прошипела она и захлопнула дверь кладовки. 


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
в которой киоскёрша требует расплаты, портье подбирается к видеорегистратору, планирует своё будущее после увольнения, и опаздывает в СПА, арестованный выходит на свободу до суда, а у директора начинается важное совещание

Только теперь портье узнал в разъярённой женщине хозяйку сувенирного киоска Аглаю. «Нужно было самому зайти к ней в киоск, тогда бы она не подловила меня в тесной и тёмной кладовке. Впрочем, чего мне пугаться? Аглая хоть и вспыхивает, как бенгальский огонь, но быстро угасает. Раньше, было дело, мне её огневой темперамент даже нравился, а темнота и теснота ничуть нам не мешали, а даже наоборот, делали нас ближе» – вспомнил Альберт и попытался отвечать ей как можно спокойнее, чтобы зря не нервировать рассерженную женщину (это всегда опасно):
– Я вовсе не скрывался,
   К тебе я собирался.
   Ты почему, Аглая,
   Сердитая такая?

 – Я потому такая,
   Что на тебя я злая!

Женщина чуть отодвинулась и прищурившись посмотрела ему в глаза. Он скорее чувствовал, чем видел в полумраке этот её взгляд, испепеляющий его презрением.

   – Я думал, ты простила
     За то, что раньше было.
   – Что между нами было,
     Давно я позабыла.   
     Не будем же лукавы,
     То юные забавы:
     Покувыркались, будет…
     Никто нас не осудит.
     Была глупей, моложе.
     И ты, мой милый, тоже.
      Чего же тут такого?
     Давно нашла другого.
     Ты лучше бы признался,
     Зачем в киоск забрался?

–  Мне было очень надо…
    Тебя же ждёт награда
     Вот для тебя конвертик…
– Давай сюда, Альбертик!

Аглая выхватила из рук Альберта конверт, который тот достал из заднего кармана джинсов.

– Смотри, там много денег…
Аглая, взяв портье за плечи, отодвинула его от себя, словно он был неодушевлённым предметом вроде стула или стола, стоящим у неё на пути, и щёлкнула выключателем.
 
– Давай сюда, мошенник!
  Сейчас пересчитаю…
– Ну что…
–         …тебя прощаю,
   Учти: в последний раз!…
   В другой – получишь в глаз!

Аглая примирительно посмотрела на Альберта, потом провела свободной пятёрней по его волосам, взъерошив их ещё сильнее, громко чмокнула его в щёку и, больше не оглядываясь, пошла в сторону своего киоска.

«Ну, вот, опять идти в туалет и смывать помаду» – глубоко вздохнув, подумал Альберт – «Хорошо, хоть засосов не оставила, как она любит. А главное, быстро отстала. Сил моих больше нет стихами разговаривать».

Альберт зашел в туалет и умылся. К счастью, помада Аглаи стерлась гораздо быстрее, чем следы от густо намазанных Сониных губ. Можно было идти домой, но какое-то неясное беспокойство по-прежнему не отпускало Альберта. «Что-то ещё необходимо сделать прямо сейчас. Что-то очень нужное и очень важное… Но что?» – Альберт судорожно пытался найти ответ на этот вопрос. Разгадка была где-то совсем рядом, дразнила его своей простотой и близостью, кружила в его мозгу, словно акулий плавник вокруг рыбацкой лодки, но вновь и вновь ускользала.
 
«Чёрт побери!» – наконец сообразил он – «На самом деле всё так просто! Этой ночью я посвоевольничал… мне пришлось вторгнуться без разрешения в чужие владения. Аглая сполна получила за проданные Ингой нигерийцам плавки и купальники. Без меня она бы их ещё полгода продавала, и не факт, что продала бы. А вышиванки и шаль мы вернули, целыми и чистыми. Всё равно покупатели время от времени их примеряют, так что ничего страшного, если мы их немного помяли. И потом, хоть Аглая и говорит, что теперь мы с ней только друзья, но не могла же она на самом деле так легко всё позабыть… Думаю, она меня не выдаст».

«А вот со СПА-центром мне так просто не отвертеться» – подумал Альберт. – «Варвара меня и так недолюбливает, я ей, видите ли, напоминаю её первого мужа. А об этом самом муже у Варвары остались только самые ужасные воспоминания и крошечные алименты. Надо срочно бежать к ней, изображать раскаяние и выпрашивать прощение. Женщина она строгая, но отходчивая, может быть и простит. Хотя… есть на что сердиться. Конечно, дюжина мокрых полотенец – это ерунда, они за смену сотни полотенец сдают в прачечную. А вот грязь, тыквенные семечки и тыквенная мякоть по всему бассейну… Ругаться будет, тут к бабке не ходи… Но, если сейчас же не пойти и не попросить прощения, даже подумать страшно, что будет. Нужно срочно идти».
Альберт вытер руки бумажным полотенцем и энергичной походкой направился из туалета в СПА-центр. Теперь у него появилась совершенно чёткая цель, и его неясная тревога начала отступать. Она, казалось, уже совсем отступила, но всё же, что было ещё что-то, Альберт это чувствовал. «Будем решать проблемы по мере их появления» – повторил он дедовскую мудрость – «а пока нужно уладить дело с администратором СПА».

Двигаясь по вестибюлю Альберт вдруг краем глаза заметил, что на посту у вращающихся дверей никого нет. «А где же Коршунов?» – удивился он. Здесь нет, в туалете нет, сам только что оттуда, на рецепции нет. Дверь в каптёрку закрыта, значит, там его тоже нет. Когда он там, он обычно держит дверь открытой, чтобы слышать, что происходит в фойе».

Альберт внезапно понял, что-же было причиной его не до конца осознанной тревоги. Он круто изменил траекторию своего движения и уже через пару секунд встал около стойки рецепции. Теперь, когда на нём были надета кожаные куртка и джинсы, а не форменный пиджак, он не рискнул зайти за стойку и встать рядом с Ксенией, клиентам отеля такое наверняка бы не понравилось. А по другую сторону стойки в своей повседневной одежде он мог претендовать на такое же внимание сотрудницы отеля, как и прочие клиенты.

Он дождался, пока Ксения не разделается с очередным клиентом, ответив на какой-то вопрос, каких за смену ей задают тысячи, и спросил:
– Ксюша, не видела, где Коршунов?

Девушка посмотрела на Альберта с нескрываемым удивлением:
– Альберт, ты ещё здесь? Что ты тут делаешь? Я была уверена, что ты уже дома, отсыпаешься. А ты всё никак не уйдёшь.

– Рад бы в рай, да грехи не пускают. Не знаешь, где Коршунов?
– А кто это?
– Ну, охранник, который вместо Валеры. Коршунов его фамилия. На самом деле, он Валерин начальник, вот он за Валеру и отдувается, пока Лялечка не пришёл. Я смотрю, никого на посту нету.

– А, этот! Знаю. Ушёл минут пять назад. Его Алиса Витальевна отпустила в полицию Валеру выручать. Он же там знает нужных людей. А утром я и без него обойдусь, утром хулиганов мало.

– Ну, ладно. Счастливо тебе отдежурить, а я пошёл, – сказал Альберт.
Альберт сделал несколько шагов к выходу, но не доходя до вращающихся дверей, резко свернул и нырнул в каптёрку охраны. «Это мне ещё повезло, что Коршунова нет на месте. До участка полиции пешком минут пятнадцать, обратно тоже минут пятнадцать, там, минимум минут десять, итого сорок минут. Ушёл, как сказала Ксюша, пять минут назад. Ну, пусть будет десять. Значит, у меня в распоряжении минимум минут двадцать пять – тридцать. Этого мне должно хватить».
 
Альберт прикрыл за собой дверь комнаты охраны и сел за стол дежурного. Перед ним стояло три монитора. Экран каждого из них был разбит на 16 частей. Альберт стал искать прямоугольник, в котором была бы видна дверь женского туалета на первом этаже. Эту дверь он нашёл в прямоугольнике под номером шесть.
В своё время Валера показал ему, как управляться с видеорегистратором. Альберт поставил запись с шестой камеры на обратную перемотку.

«Начать нужно заранее, скажем, с 08:00 утра» – решил он.
Он остановил ускоренную перемотку назад на цифрах 07:59:47. Включил воспроизведение в реальном времени. На экране ничего не происходило. Дверь в женский туалет оставалась закрытой. «Если смотреть с такой скоростью, то так мне получаса не хватит» – подумал Альберт. Он запустил воспроизведение в три раза быстрее обычного. Но на экране менялись только цифры минут и секунд, а дверь женской комнаты всё не открывалась. Лишь когда цифры показали 08:09:42, дверь начала открываться. Альберт остановил воспроизведение, откатил запись на пятнадцать секунд назад и включил воспроизведение в реальном времени. В 08:09:42 дверь начала открываться, в 08:09:46 открылась почти полностью, а ещё через две секунды в проёме показалась женская фигура. Трапецеидальное пальто, шляпа, широкие поля которой полностью закрывают лицо женщины от камеры, установленной под потолком. Женщина повертела головой по сторонам и двинулась по коридору в сторону рецепции. В 08:10:04 она исчезла из поля зрения камеры №6, но через 27 секунд появилась на экранах камер №4, №11 и №12, направленных на стойку рецепции под разными ракурсами. Скорее всего, эти 27 секунд таинственная женщина пряталась за колонной. Но даже, когда она появилась в поле зрения камер, шляпа делала своё дело: лица женщины нигде не было видно. Лишь однажды из-под полей шляпы сверкнула оправа тёмных очков. Потом женщина зашла в кабинет и закрыла дверь.
 
Альберт включил ускоренное воспроизведение. В 08:36:27 женщина вышла из кабинета, и в этот момент камера №11 запечатлела фрагмент левой стороны её лица, прикрытого огромными тёмными очками и оттенённого полями шляпы. Женщина на видео прошествовала до коридора, исчезла с камер 4, 11 и 12, зато появилась на несколько секунд в поле зрения камеры 6 и скрылась в дамской комнате в 08:37:36.
Альберт прокрутил запись на несколько минут вперёд, но дверь дамской комнаты больше не отворялась, и никто из неё не выходил. Потом к двери, толкая перед собой ведро на колёсиках, подошла уборщица Нина Семёновна. Альберт прокрутил ускоренное воспроизведение и вскоре увидел на экране самого себя, вошедшего в мужской туалет. Он замедлил воспроизведение и посмотрел в реальном времени целый кусок записи, на котором он сам беседовал с Ниной Семёновной.

«Итак, только что я видел запись величайшего для истории всего человечества и для меня лично происшествия» – не без пафоса подумал он – «Соня, моя Соня, моя будущая жена Соня, явившаяся к нам из будущего, появилась из пустой дамской комнаты, зашла в кабинет, вернулась в дамскую комнату и исчезла там без следа. Нина Семёновна свидетельствует, что, когда она зашла в туалет, там никого не было. А на записи прекрасно видно, как Соня туда заходила.  Выйти оттуда незамеченной Соня никак не могла. Некуда ей было больше деваться, разве что, исчезнуть, направившись в своё время. Эту запись следовало бы сохранить для будущих поколений, как свидетельство одного из первых путешествий во времени, которые, возможно, в самом недалёком будущем станут повседневным явлением, как полёт на самолёте или даже поездка на обычном такси. А я вот прямо сейчас возьму и просто-напросто сотру её. И пусть человечество остаётся в неведении, и пусть будущие историки проклянут меня, как человека, поставившего личное выше общественного, но для меня главное, чтобы у Соньки не было проблем!» – решил Альберт.

Он стёр запись со всех камер, куда могла попасть Соня в интервале от 08:00:00 до 08:40:00. Чувство неясной тревоги, мучившей его, исчезло. – «Соне больше нечего бояться. Если кто-то из будущего даже и заподозрит каким-то образом, что это именно она взяла без спроса машинку времени вечером 25 февраля следующего года и отправилась в наш отель в утро 01 ноября, этот кто-то ничего не сможет найти и тем более доказать. Во-первых, на записи узнать Соню практически невозможно, так может выглядеть любая женщина в пальто трапеции и широкополой шляпе. Может быть, женщина беременна, а может быть, это просто такое модное пальто. Во-вторых, записи со всех камер так или иначе всё равно автоматически сотрутся первого декабря, и это ни у кого не вызовет вопросов. В-третьих, записи с тех камер, где Соня была хоть как-то видна, стёрты уже сейчас. Увидеть их невозможно, даже, если вернуться из будущего в прошлое в период с утра 1 ноября до утра 1 декабря, то есть того момента, когда записи должны стереться автоматически. И даже, если кому-то придёт в голову это сделать, и отсутствие сорока минут на этих записях ему покажется странным, то ему придётся удовольствоваться объяснением, что у нас в отеле барахлит видеоаппаратура, что происходит довольно часто... Теперь главное, чтобы там, у себя в будущем Соня смогла незаметно вернуться в свой офис и положить машинку в сейф. Здесь я ей помочь не могу, но очень надеюсь, что она справится. Она же теперь такая решительная, моя Сонька, хоть и говорит, что трусиха!».

Альберт вышел из каптёрки и потянулся, расправив плечи, словно сбросил с них тяжкий груз. А через пару секунд он заметил, как в отель через вращающиеся двери входят охранники: Василий Михайлович Коршунов и Валерий Забойщиков.
Альберт поспешил к ним навстречу.

– Ну, что у вас там? Отпустили? – спросил он.
– Как видишь, – сказал Коршунов, – но дело ещё только начинается. Там всё серьёзно…
– Прикинь! Я-то грешил на того интеллигента. Ну, на того, кому рёбра пересчитал. А оказалось, это ваш Пашка, гадёныш, на меня телегу накатал. Обиделся, видите ли, что я ему по тыкве стукнул, – пожаловался Валерий, потирая свежий фингал под левым глазом.

– А это у тебя откуда? – спросил Альберт, – неужто, братья по оружию? А ещё говорят ворон ворону глаз не выклюет.
– А, пустяки, бывает... До свадьбы заживёт. Главное, что отпустили. Спасибо другу Василия Михайловича. А то кроме превышения полномочий пришили бы ещё мелкое хулиганство.

– Какое ещё хулиганство? – удивился Альберт.
– Как какое? А погром в бассейне? Опрокинутые лежаки, осколки от тыкв, да мало ли. Хотя по идее, тыквы они должны были на самого Пашку повесить, да и на Ирку твою, но Пашка так всё, гад, представил, что это я виноват оказался, что тыквы раскололись, – объяснил Валерий.

«Вот чёрт! Погром в бассейне! А я совсем про него позабыл! Что же я тут стою, мне же нужно срочно бежать в СПА, выпрашивать прощение у Варвары» – промелькнуло в мозгу у Альберта, и он рванулся к в СПА-центр.
 
Но на этот раз портье не повезло. Хозяйки водного царства он в СПА-центре не застал. Зато у кромки бассейна он встретил уборщицу, имени которой ещё не знал, так как она была новенькой и работала только третий день.

– Нет Варвары. К директору пошла, жаловаться, – проворчала уборщица.
– А на что жаловаться? Случилось что-нибудь? – Альберт сделал вид, что ни о чём не догадывается, хотя прекрасно понимал в чём дело.

– Ты что, парень, ничего не знаешь? Этой ночью какие-то недоумки устроили тут у нас погром. Хэллоуин у них, видите ли, а мне теперь убираться. Кругом куски гнилых овощей, колотая тыква, семечки! – ответила уборщица, с отвращением возя шваброй по мокрому кафелю на бровке бассейна.

– А что тыква? Я тыкву люблю, – сказал Альберт, стараясь не подать виду, что он хоть как-то причастен ко всем этим безобразиям. – Хороший овощ, в нём каротина много. Хочешь в кашу клади, хочешь – в суп-пюре. И семечки вкусные. Говорят, от глистов помогают.

– Вот найти бы этих глистов в томате, которые здесь безобразия хулиганили, да научить убирать за собой, – проворчала в ответ женщина, ещё яростнее возя шваброй по полу туда-сюда.
 
Альберт, всем видом показывая, что у него есть дела поважнее, чем выслушивать жалобы на «глистов в томате», энергичным шагом выше из СПА-центра. Но, выйдя из СПА- центра, он остановился. «Куда это я так спешу?» – подумал он – поздно уже спешить. Варвара уже наверняка у директора. Наговорит ему про меня всякого, а он ведь и так меня недолюбливает. Ему больше нравятся такие серые мышки, как Ксюша. Конечно, с такими спокойнее. Надо было мне сразу в СПА бежать… Но если бы я сначала побежал уговаривать Варвару, я бы не успел воспользоваться отсутствием Коршунова и подвёл бы Соню. Тогда она могла бы серьёзно поплатиться за свою рискованную вылазку в прошлое. Кто его знает, что за человек этот её начальник Хостоголовый. Видел я его лишь один раз и только мельком, и как-то он мне не очень понравился. Скользкий тип, особенно, если учесть, что идею своей машины времени он у кого-то украл. Кажется, Соне он доверяет, и даже сделал её своим заместителем, потому что она хороший организатор. Но кто знает, чего от него ждать, если до него дойдёт информация, что она без его разрешения отправилась в прошлое по личным делам. А что, если он рассердится на неё и в отместку отправит куда-нибудь в далёкое прошлое с севшей батарейкой! Так что я всё правильно сделал. Сонька могла бы совсем сгинуть, а я… Да, что Сан Саныч мне может сделать? Ну, в крайнем случае, уволит и заставит оплатить испорченную униформу. Переживу, как-нибудь. Конечно, деньги нам с Соней сейчас совсем не лишние, но неужели я не смогу найти себе другую работу?» – продолжал рассуждать Альберт. – «Попрошусь к Андреичу в компаньоны, организуем с ним турбюро экзотических путешествий для индивидуальных туристов и мелких групп. Сафари на «Буханке» по Правозадовским холмам».

Альберт продолжал генерировать бизнес-идеи – «Экскурсии по Талдычевским местам Энской области: котельная № 3, городская канализация (с выходами через люки у Центральной библиотеки имени М.И. Талдычева и Музея водопроводной арматуры его же имени, Левозадовские гаражи, где юный Митрофанушка распивал плодово-ягодное, дом-музей Анны Петровны Анкер, в которую гений был влюблён в третьем классе, школа №2, из которой будущего классика отчислили за драку. Экскурсия в Грязный с посещением фундамента сгоревшей пожарной каланчи и мемориального туалета-музея. Да у нас интересную легенду можно сочинить про любую кочку, были бы туристы. Взять ту же Захудаловку: там хоть завтра можно организовывать экскурсии и рассказывать о визите знаменитой голливудской кинозвезды Лайлы Дилайт и о тяжкой доле маленького Сёмы Цуккерманна, которого безответственные родители увезли на чужбину. А чтобы туристы не обращали внимание на тряску, им можно будет на обратном пути показывать отдельные относительно приличные фрагменты из фильмов с участием Лайлы».

Фантазии слегка взбодрили Альберта, и на его усталом лице даже появилась ехидная ухмылка. Но всё-таки беспокойство по поводу безобразий, учинённых Пашкой, Иркой и её компанией в бассейне, его не оставляло. «Не приходится сомневаться, что Варвара пожалуется директору. Но вот, интересно, что именно она скажет Сан Санычу, и как тот на это среагирует. Вот бы узнать! Предупреждён, значит вооружён» – с этими мыслями Альберт направился в сторону приёмной, хотя и не представлял, как ему может помочь близость к двойным дверям директорского кабинета, через которые не мог просочиться ни один звук, даже, когда директор начинал топать ногами и орать на подчинённых, вызванных на ковёр, благим матом.

Шансы на то, что Анжелика, белокурая секретарша директора, считавшая себя похожей на несравненную Мишель Мерсье, будет к нему благосклонна и разрешит ему приложить ухо к замочной скважине двери, за которой проходит директорское совещание, были равными нулю. Альберт, зная высокомерие Анжелики по отношению к персоналу отеля, вообще, и её пренебрежительное отношение к нему лично, мог бы измерять эти шансы отрицательным числом, если бы теория вероятностей допускало бы такое. И всё же, Альберт пришёл в директорскую приёмную, надеясь сам не зная на что.

К великому удивлению Альберта сорокасемилетняя Анжелика, ещё лет пять назад действительно отдалённо походившая на Маркизу Ангелов, но за последние три года сильно располневшая, искренне обрадовалась его неожиданному приходу.
– Альберт, миленький, как ты кстати! – проворковала она самым что ни на есть дружелюбным тоном, при этом совершенно не удивившись его приходу и даже не спросив, что понадобилось сменившемуся с дежурства портье в приёмной директора. Можно было подумать, что только что она молилась высшим силам прислать ей кого-нибудь, и вот, пожалуйста, небеса услышали её и привели к ней Альберта.
Тот постарался скрыть своё удивление неожиданно радушным приёмом и, решительно не понимая, куда Анжелика клонит, на всякий случай изобразил приветливую улыбку. Привычку улыбаться собеседнику, когда не понимаешь, чего тебя хотят, Альберт перенял у своей бабушки, очень мудрой женщиной без высшего образования.
 
– Альберт, мне срочно нужно в городскую Администрацию, забрать особо важные документы для Сан Саныча. Посиди здесь, будь другом, – попросила секретарша.

– Анжелика, извини, никак не могу. Я только что полторы смены отдежурил, почти сорок часов на ногах. Спать хочу, сил моих нет. Видишь, уже переоделся домой, – зная настырность Анжелики, Альберт нарочно ответил так, чтобы заставить её себя уговаривать.

– Альберт, никуда твой дом не денется. Садись в моё кресло, отдыхай. Можешь водички попить, или кофейку себе сделать. Хочешь, я тебя эспрессо сделаю, как Сан Саныч любит? А я недолго, одна нога здесь, другая там. Ты эклеры любишь? Я тебе эклеры из кафе, что рядом с городской Администрацией, принесу, таких эклеров нигде в Энске больше нет.

– Не люблю я эклеры. Я домой хочу, спать, – проворчал Альберт.
– Ты не любишь, зато мама твоя любит. Отнесёшь маме, она тебе спасибо скажет. Таких эклеров нигде в Энске больше нет.
– Это ты уже говорила. А делать-то что нужно? – Альберт сделал вид, что почти готов дать себя уговорить, но ещё колеблется.

Но Анжелика, почувствовав слабину, уже не собиралась выпускать жертву из своих цепких лап:
– Ничего! Абсолютно ничего делать не нужно. Сиди на моём стуле, пей эспрессо, читай журналы и абсолютно ничего не делай. Можешь даже на телефон не отвечать. Главное, никого к Сан Санычу в кабинет не пропускай. Все, кому положено, уже давно у него в кабинете. Говори всем, кому понадобится Сан Саныч, что у него совещание. Пусть приходят после двенадцати. Или, ещё лучше, после часу.

– Это что же, мне тут вместо тебя до часу сидеть? Анжелика, я так не могу, мне домой надо, а то я не успею отоспаться перед новым дежурством.

– Это я с запасом сказала «после часу», чтобы они мне тут не отсвечивали. Сам знаешь, если человеку сказать, что директор через час освободится, так они тут в приёмной усядутся и будут дожидаться, будто им больше делать нечего. А мне они тут зачем? А я в Администрацию на полчасика, максимум на часик. На вот тебе, эспрессо по-директорски, с коньяком. И печеньки бери, не стесняйся. Главное, никого туда не пускать, кто-бы ни пришёл. А если Сан Саныч будет меня спрашивать по селектору, скажи, что я в префектуре. Он поймёт, – Анжелика не дала Альберту вставить ни слова. Произнося свой монолог, она успела приготовить в кофе-машине чашку двойного эспрессо, добавила туда граммов двадцать коньяку, поставила чашку перед портье, занявшим её место за письменным столом, достала откуда-то жестяную коробку датского сливочного печенья, надела тёмно-серое буклированное пальто-трапецию, почти такое же, как у Сони, и выскочила за дверь.

Из всего, что она успела наговорить, в мозгу у Альберта ярче всего прозвучало слово «селектор». Он отпил глоток противного кофе. «Селектор – вот мой шанс. Селектор – то, что мне нужно» – подумал Альберт. Дело в том, что о Сан Саныче ходили слухи, будто он обычно нарочно не выключает свой селектор, чтобы подчинённые, попавшие в его приёмную, слышали, как он распекает какого-нибудь нерадивого сотрудника, вызванного на ковёр. Отключал селектор он только в исключительных случаях, когда вёл в кабинете какие-нибудь конфиденциальные переговоры, а в остальное время оставлял отключение или регулировку звука селектора на усмотрение Анжелики. Она же, по договорённости с ним, делала звук селектора то громче, то тише, то совсем отключала, всё в зависимости от того, кто в конкретный момент находился в приёмной.

«Это шанс услышать, что они там обо мне говорят» – подумал Альберт. Он пододвинулся поближе к динамику селектора и медленно-медленно стал вращать ручку громкости. Сначала был слышен какой-то неразличимый шум, но чуть добавив громкости, Альберт стал отчётливо слышать голоса людей, собравшихся в кабинете директора. Портье покрутил колёсико туда-сюда, поймав минимальную громкость, на которой он, придвинувшись к динамику вплотную, мог разобрать слова говоривших. Но войди в кабинет хоть кто-то ещё, этот кто-то не услышал бы ничего.



ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой руководители совещаются, а портье подслушивает и узнает много интересного


«Это совсем, как слушать спектакль по радио» – подумал Альберт. Ему не составляло труда понять, различать голоса говоривших, ведь портье были прекрасно известны все находящиеся в кабинете директора, как говорят в таких случаях, действующие лица:

Александр Александрович Традескантов, он же Сан Саныч, директор отеля.
Алиса Витальевна Нагоняева, управляющая службой размещения и бронирования.
Олег Платонович Холодец, управляющий службой питания.
Петр Иванович Сидоров, управляющий службой обслуживания номеров.
Варвара Брысь, управляющая СПА-центра.
Марк Иосифович Газгольдер, менеджер по эксплуатации.
Анна Алексеевна Червонная, главный бухгалтер.
Виктория Болтушкина – PR и ивент-менеджер.

По обрывкам первых услышанных им фраз Альберт догадался, что подведение финансовых результатов прошлого месяца практически закончено…

САН САНЫЧ. Таким образом, мы с вами недовыполнили план октября на 2%, поэтому чтобы хотя бы частично компенсировать эти потери, нам придётся уменьшить премию за месяц в среднем на 12%.
 
ГАЗГОЛЬДЕР – А что значит, в среднем?

САН САНЫЧ – это значит, что у руководителей высшего звена премия будет уменьшена на 10%, а это, поверьте мне, очень внушительная сумма, а у рядового персонала она будет уменьшена всего лишь на 16%, так что наши горничные, повара, массажистки и портье даже и не заметят этого уменьшения.

ГАЗГОЛЬДЕР – Как же, не заметят. Мой Пробкин свои денежки считает не хуже нашей уважаемой Анны Алексеевны. Опять будет ворчать неделю после получки, что такому ценному кадру премию урезают.

САН САНЫЧ – Поворчит, да перестанет. Не уволится же. Впрочем, если считаете нужным, можете с ним поделиться частью своей премии. Распределение премий внутри служб я готов отдать на откуп руководителям этих подразделений. Вы только скажите Анне Алексеевне, сколько вам не жалко, она поправит ведомость.

ЧЕРВОННАЯ – Итак, Марк Иосифович, сколько у вас вычесть в пользу Пробкина?

ГАЗГОЛЬДЕР – Ну, что вы так сразу! Это я так сказал, чисто из чувства солидарности с сотрудниками службы эксплуатации. И вообще, как прикажите им объяснять, почему премия опять урезается? Наша служба все свои KPI выполнила, все неисправности устранены качественно и в срок, а на выполнение службой бронирования плана по выручке или на доходы от СПА мы никак повлиять не можем.
 
АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Ваши KPI не релевантные, поэтому вы их и выполнили. Сколько номеров у нас простаивает из-за отсутствия горячей воды? Если бы мы могли эти номера сдать, у нас в октябре было бы даже перевыполнение плана из-за наплыва туристов в связи с Талдычевскими мероприятиями.

ГАЗГОЛЬДЕР. Вы же знаете, Алиса Витальевна, что для восстановления горячего водоснабжения этих номеров требуется оплатить услуги Худводоснаба и погасить задолженность за последние три месяца. А денег у отеля нет, хотя я и закладывал эти расходы в бюджет.

САН САНЫЧ. Коллеги, сейчас не время обсуждать бюджет. «Орион» на грани банкротства, так что бюджет требует очень взвешенных решений. Талдычевские чтения скоро окончатся, а с ними кончится и наплыв туристов, значит, номеров будет достаточно. Давайте вернёмся к нашей повестке дня. Варвара, что вы руку тянете? Что-то хотите спросить? Давайте все вопросы потом, в конце совещания.

В приёмную энергичной походкой ворвалась горничная Настя, уже одетая в пальто, и застыла в удивлении около секретарского стола, увидев за ним Альберта вместо Анжелики.

– А ты чего здесь делаешь? А Анжелика где?
– Анжелика по поручению директора ушла в городскую Администрацию, – объяснил Альберт. – Зачем она тебе?

– Она мне даром не нужна. Мне директор нужен, – Настя стремительной походкой направилась к дверям директорского кабинета.
Альберт встал у дверей кабинете:
– К директору сейчас нельзя. У него важное совещание с Нагоняевой, Холодцом и другими начальниками. Ваш Сидоров тоже там.
– Тем лучше, что все здесь, они-то мне и нужны!
Портье попытался преградить ей дорогу.

– Кыш, мелюзга! – горничная решительно отодвинула его в сторону, словно он был офисным стулом на колёсиках, случайно выкатившимся ей под ноги, стремительно ворвалась в кабинет и захлопнула за собой дверь. Альберт, несмотря на свою молодость, уже знал, насколько опасно вставать на пути у решительной женщины. «Что-то будет!» – подумал он, снова сел в кресло Анжелики, прильнул к динамику селектора и стал слушать продолжение действия, происходящего в соседнем помещении.

САН САНЫЧ. Анастасия, что вам? Почему вы так врываетесь? Разве Анжелика вам не сказала, что у нас совещание? Если у вас какие-то вопросы, дождитесь, пока мы закончим.

НАСТЯ. Анжелики нет, вы сами её отправили в Администрацию. А ждать вас я не могу, моя смена уже окончилась, мне домой пора, отсыпаться. Я не виновата, что у вас приёмные часы, когда я сплю. А когда я работаю, вы спите.

СИДОРОВ. Настя, прояви уважение. Видишь, руководство решает важные проблемы, а ты врываешься, как ураган. Разве так можно!

НАСТЯ. А вы думаете, раз вы руководство, так вам можно издеваться над персоналом! Совсем нас, горничных и портье не уважаете.

САН САНЫЧ. Да в чём дело, в конце концов?

НАСТЯ. На каком основании Алиса Витальевна ввела для рядовых сотрудников плату за чай и кофе? Вон у вас на столе чашки стоят, сами-то поди бесплатно кофе пьёте, а с нас, рядовых труженников, дерёте за казённый кофе втридорога, как с иностранцев. Я может быть ночью тоже спать хочу, как все нормальные люди, а мне работать надо. Так что я кофе ваш на работе пью не удовольствия ради, а что бы не заснуть на дежурстве. А теперь, выходит, я за этот кофе платить должна наравне с гостями отеля. Так, глядишь, завтра Алиса Витальевна придумает с нас удерживать за посуточное пребывание в отеле, раз уж мы в номерах находимся.

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Настя, успокойся! С чего ты решила, что я велела с вас за кофе удерживать?

НАСТЯ. Валера сказал.

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Нашла, кого слушать! Валерий вообще не наш сотрудник, к тому же арестованный.

НАСТЯ. Так ведь и бармен подтвердил. Иван же свой, то есть наш. Прихожу на работу, а они меня огорошили, мол, с сегодняшнего дня за чай и кофе платить нужно.

САН САНЫЧ. Анастасия, успокойтесь, пожалуйста. Начнём с того, что согласно Трудовому кодексу работодатель обязан снабдить вас питьевой водой. Что ваш работодатель и делает. Про кофе со сливками и чай с сахаром в Трудовом кодексе ничего нет. И то, что дирекция шла навстречу пожеланиям трудящихся и предоставляла им право пить бесплатный кофе с сахаром, это была исключительно её добрая воля. Но политическая ситуация в мире, вообще, и экономическая ситуация в нашем отеле, в частности, на современном этапе очень обострились. Летний сезон закончился, зимний ещё не начался, турпоток сокращается и смещается в тёплые страны, а общие показатели рентабельности падают. В этой связи новая инициатива Алисы Витальевны, направленная на экономию внутренних ресурсов, очень даже похвальна. Тем более, что она, как вы сами подтвердили, нашла понимание и широкую поддержку у сознательной части нашего трудового коллектива, таких, как бармен Иван Простаков, и даже у привлечённых сотрудников, таких, как охранник Валерий, не знаю его фамилии. Вот скажите нам честно, уважаемая Анастасия, чтобы вы сами предпочли: получать регулярно свою заработную плату в полном размере или вместо этого пить на работе казённый кофе? Кстати, если хотите, можете выпить мой. Вот, возьмите эту чашечку, я ещё не пил, только сахар успел положить, один кусочек.

НАСТЯ. Спасибо, Сан Саныч, не надо. Я капучино люблю, а у вас американо.

САН САНЫЧ. Ну, вот и хорошо. Я вижу вы всё поняли и прониклись. Спасибо вам, Анастасия, за то, что нашли время поделиться своим мнением и указали руководству на допущенные ошибки. Разумеется, Алисе Витальевне, когда она внедряла свою, в целом очень похвальную инициативу, следовало провести с сотрудниками отеля разъяснительную беседу о значимости экономии внутренних ресурсов. Кстати, если у вас, Анастасия, будут какие-нибудь другие рационализаторские предложения по экономии, пожалуйста, обращайтесь ко мне лично в любое время дня и ночи с 9:00 до 17:45. Спасибо вам, что зашли поделиться наболевшим!

Дверь директорского кабинета со скрипом отворилась и из неё медленно вышла обескураженная горничная. Она невидящим взглядом поглядела на Альберта, что-то пробормотала себе под нос и, не прощаясь, вышла из приёмной.

Огромная волосатая лапища Холодца с массивным золотым перстнем на среднем пальце ухватила ручку распахнутой двери кабинета и потянула её на себя. Дверь с грохотом закрылась и тут же возобновилось прерванное Настиным вторжением совещание, которое Альберт слушал через селектор.

САН САНЫЧ. Олег Платоныч, будьте добрый, закройте, пожалуйста, дверь на ключ, чтобы ещё кто-нибудь из наглых сотрудников не припёрся, пока Анжелика в префектуре. Им только дай волю, так они ещё и бесплатные обеды требовать начнут. Хочу отметить, коллеги, похвальную инициативу Алисы Витальевны. Уверен, мы с вами даже не подозреваем, сколько кофе и чая выпивают наши сотрудники. Анна Алексеевна, в конце месяца прошу подготовить для меня отчёт, сколько казённого кофе выпито и какую сумму нам удалось сэкономить.

ЧЕРВОННАЯ. Вам общей цифрой или с разбивкой кто сколько?

САН САНЫЧ. Желательно с разбивкой. Заодно и узнаем, кто сколько тратит на свои чаепития нашего драгоценного рабочего времени.

ХОЛОДЕЦ. Я подозреваю, что после того, как вы введёте плату за кофе, его потребление сотрудниками резко сократится. В результате мы сэкономим заварку и кофейные зёрна, а вот ожидаемую выручку от реализации напитка недополучим.

САН САНЫЧ. И что же вы предлагаете?

ХОЛОДЕЦ. Предлагаю отпускать для сотрудников отеля чай и кофе со скидкой, скажем, 30%, то есть, чуть выше себестоимости. Так отель и прибыль получит, пусть и небольшую, и статистику, кто сколько времени тратит на чаепитие. А при этом сотрудники тоже довольны будут, ведь они смогут прямо на рабочем месте получать горячие напитки дешевле, чем в кафе через дорогу.

САН САНЫЧ. Отличная идея! Вот видите, коллеги, что значит, инициатива снизу, поддержка руководства и командная работа! Думаю, всем нужно активно подключаться. Вам, Петр Иванович тоже следует брать с Алисы Витальевны пример и, в свою очередь, изыскать возможности для экономии… скажем, моющих средств. А PR-менеджеру хорошо было бы заказать новый тираж наклеек для ванных комнат, призывающих для гостей беречь экологию нашей планеты вообще, а заодно воду, шампуни, стиральные порошки и полотенца нашего отеля, в частности.
 
БОЛТУШКИНА. А ещё можно прекратить закупать брендированные конверты, авторучки и бумагу для писем. В век цифровизации наши гости должны пользоваться электронной почтой.
САН САНЫЧ. Вот именно. Думаю, каждый из вас, коллеги, способен придумать, на чём ещё сэкономить. Например, можно перейти на более дешёвый тариф, замедлив интернет в два раза. Гости, по-прежнему смогут сидеть в мессенджерах и проверить электронную почту, а вот смотреть за счёт отеля потоковое видео уже не смогут. Кто захочет, пусть смотрит кабельные каналы. Зря, что ли, провода тянули?.. А теперь нам пора вернуться к нашей повестке дня, от которой нас отвлекла эта безумная горничная. Следующим пунктом повестки дня у нас идёт участие в ежегодном Всероссийском смотре-конкурсе работников индустрии гостеприимства. У конкурса большой призовой фонд, за первое место – 100 тысяч рублей, за второе – 50 тысяч, за третье – 25 тысяч. И конечно, освещение в прессе и по телевидению. Все расходы, включая проезд и размещение в Екатеринбурге, где будет проводиться конкурс в этом году, за счёт организаторов. А это для нас с вами ключевое условие: свободных средств на участие в конкурсе у нас нет, а тут появляется шанс получить бесплатный PR. Если по выручке и популярности наш «Орион» не может соперничать с грандами из двух столиц и городов-миллионников с их колоссальными бюджетами, то в конкурсах на звание лучшего по профессии мы вполне можем утереть мэйджорам нос. Здесь главное индивидуальный уровень профессионализма.

ХОЛОДЕЦ. Предлагаю номинировать нашего Марселя Кузьмича на звание лучшего шеф-повара.

САН САНЫЧ. Олег Платоныч, ваш Марсель Кузьмич, повар, конечно, авторитетный, и, если бы речь шла о Мишленовских звёздах, вполне мог бы претендовать хоть на две звезды сразу. Но по условиям конкурса, в нём могут участвовать только рядовые сотрудники, причём только в возрасте до тридцати лет.

ГАЗГОЛЬДЕР. Что за дискриминация? Разве опытный специалист со стажем более двадцати пяти лет работает хуже двадцатилетнего выпускника колледжа, который даже не знает, за какой конец держать дуршлаг или разводной ключ? Кому бы из них вы доверили чинить свой унитаз?

САН САНЫЧ. Такие условия конкурса, не я их придумал. Конкурс учреждён Федеральным агентством по делам молодежи и его задача искать молодые таланты.
 
ГАЗГОЛЬДЕР. Жаль. Я бы нашего Пробкина Илью Борисовича на конкурс отправил, раз уж мы решили премию ему урезать. Если бы он стал лауреатом, то получил бы приз, ходил бы гордый и про урезанную премию даже не вспомнил бы. А если бы проиграл, то ему стыдно было бы о премии заикаться.

САН САНЫЧ. Коллеги, давайте забудем на минуту о наших замечательных ветеранах и руководителей. Нам нужно дать дорогу молодым. Давайте выдвигать кого-то из молодёжи. Предлагаю на лучшего официанта номинировать Ивана Простакова, а на лучшего портье – Ксению Сироткину.
 
СИДОРОВ. А почему только официантов и портье. Почему бы не номинировать кого-нибудь из горничных. У нас много талантливой молодежи.
САН САНЫЧ. Ну, это смотря кого считать молодежью. То, что вашу гиперактивную Анастасию Сергеевну до сих пор все зовут Настей, ещё не значит, что она молодёжь. Не знаю точно, сколько этой Насте лет, но в любом случае явно больше тридцати, раз у неё дочка университет заканчивает. Да и остальным вашим горничным уже за сорок.
СИДОРОВ. Ошибаетесь. У нас есть ещё две совсем молоденькие: Горбушкина и Куватова.

САН САНЫЧ. Пётр Иваныч, о чём вы говорите? Конкурс будет не только на навыки обращения с пылесосом и ёршиком для унитаза. И умение вязать из простынь лебедей им тоже не пригодится, мы с вами не в Египте. На конкурсе девушкам придётся и на умные вопросы нужно отвечать, и по-английски разговаривать. А они у вас по-английски, кроме «гуттен морген», ничего не знают, да и по-русски не очень. И на лицо, как бы это сказать помягче, не слишком фотогеничные. А у Горбушкиной, к тому же, фривольная татуировка на ягодице. А нам нужны броские фотографии в журналах и на сайте конкурса.

БРЫСЬ. Давайте кого-нибудь из моих массажисток или маникюрш номинируем. Мои девочки все, как на подбор, красавицы и за словом в карман не полезут, что по-русски, что по-английски.
 
САН САНЫЧ. В конкурсе есть номинации только по основным гостиничным профессиям, ведь не при каждом отеле есть СПА. Так что номинировать можно только портье, горничных, швейцаров, коридорных, администраторов по бронированию, поваров, официантов и сотрудников охраны, если охрана собственная, а не ЧОО. И потом, по правилам конкурса, предусмотрена квота. От отелей с небольшим номерным фондом, вроде нашего, можно выдвинуть не более двух номинантов. Поэтому я и предлагаю выдвинуть Ивана Простакова на лучшего официанта и Ксению Сироткину на лучшего портье.

ХОЛОДЕЦ. Сан Саныч, при всём уважении, Простаков не подходит, он же у нас не официант, а бармен. Давайте от ресторана выдвинем Вилкину. Лика – девушка симпатичная, на неё в книге жалоб одни благодарности. Или от поваров – Лёню Черпакова.

САН САНЫЧ.  Олег Платоныч, для поваров испытания сложные, нужно молекулярную кухню знать, а ваш Черпаков, кроме щей и селянки, ничего не может. А что касается Лики, то таких, как она, симпатичных с типично русской внешностью на конкурсе будет каждая вторая. Там, чтобы победить, нужно что-то необычное, экзотическое. Наш Простаков – это именно то, что нужно. С профессиональной точки зрения наш Иван фору даст столичным. Уверен, чтобы продемонстрировать свою толерантность, жюри выберет именно его. Им тоже хорошие фотографии нужны. Кроме того, как мы только что убедились, Простаков проявил свою лояльность к руководству отеля, поддержав замечательную инициативу Алисы Витальевны.

 ХОЛОДЕЦ. Ваня, конечно, замечательный работник, но он же бармен. Как же мы его номинируем на лучшего официанта?
САН САНЫЧ. Легко. С сегодняшнего дня переведём Ивана приказом из барменов в официанты. Там как раз установлен минимальный стаж работы по профессии два месяца, так что в анкете участника конкурса будет указан нужный стаж работы по профессии.
То есть, мы как раз укладываемя тютелька в тютельку.

ХОЛОДЕЦ. Если я его в ресторан переведу, кто будет в баре работать? После того как Жучилина сманили в «Сирены», барменов не хватает. А вот официантов у нас и без Ивана достаточно.

САН САНЫЧ. Олег Платоныч, вы же опытный работник, вы должны понимать начальство с полуслова. Я же не говорил, что Иван будет работать официантом. Я сказал: «Переведём приказом», то есть, на бумаге.
 
ХОЛОДЕЦ. Приказ издать легко, но там ведь в каждой профессии есть свои профессиональные тонкости, а работа бармена сильно отличается от работы официанта. Поверьте мне, я сам начинал с официантов.

САН САНЫЧ. Вот вы и обучите Ивана вашим фокусам. До конкурса ещё целых два месяца.

ХОЛОДЕЦ. Что ж, Ваня – парень хваткий, научится. Я и сам азам профессии за месяц научился, потому что у меня был хороший наставник, Адам Петрович. Но как же я его научу обслуживать клиентов за столами, если он будет продолжать работать за стойкой?

САН САНЫЧ. Очень просто: в свободное от основной работы время. Для него это путь к славе и денежному призу, а для вас – шанс поднять престиж вашего ресторана. Тряхните стариной, вспомните молодость, уроки незабвенного Адама Петровича.

ХОЛОДЕЦ. Так-то оно так, но всё равно как-то всё это не очень, как бы сказать, справедливо. Другие молодые официанты могут обидеться…

САН САНЫЧ. На обиженных воду возят.

ХОЛОДЕЦ. Так ведь могут уволиться…

САН САНЫЧ. Олег Платоныч, обычно люди увольняются или из-за низкой зарплаты, или из-за конфликтов с начальством. Ещё никто не уволился из-за того, что его на конкурс не послали. Тем более, что им там ничего не светит, кроме трёх дней бесплатного проживания на всём готовом в далёком Екатеринбурге. Реальные шансы на победу есть только у Ивана. Ну, а захотят уволиться, скатертью дорога, пусть увольняются по собственному желанию, нам же лучше, сэкономим на выходном пособии, когда придёт время сокращать штаты. Короче, с Иваном вопрос решённый. Второй кандидат – Ксения Сироткина. Надеюсь, тут ни у кого возражений не будет? Ксения подходит по всем параметрам: молодая, симпатичная, скромная, профессию знает хорошо, владеет английским и немецким, три раза подряд была лучшим сотрудником месяца. Не так ли, Алиса Витальевна?

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Ксюша, безусловно, хорошая девушка, отзывчивая, и работник очень дисциплинированный и добросовестный. Весь наш коллектив Ксюшу любит и уважает. Но ведь конкурс профессионального мастерства – это не Олимпиада.

САН САНЫЧ. Не понял, причём здесь Олимпийские игры?

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. А притом, что это на Олимпиаде главное участие, а нам с вами нужна победа. Считаю, что нашей Ксюше в силу её природной скромности трудно будет пробиться в финалистки. Там ведь такие будут соперницы, сами знаете… Там без наглости, умения расталкивать всех локтями и ходить по трупам, не пробьёшься.
 
САН САНЫЧ. Это вы, надо полагать, знаете по собственному опыту?

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Вот именно.

САН САНЫЧ. Если кто-то из присутствующих не в курсе, наша Алиса Витальевна в своё время была финалисткой конкурса «Мисс Замозжайск». Напомните, в каком году это было…

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Это не важно. А конкурс назывался «Замозжайская красавица».

 САН САНЫЧ. Разумеется, разумеется. И кого же вы, Алиса Витальевна, можете предложить вместо Сироткиной? Ольге Каблковой, если я не путаю, уже за 35.
 
АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Предлагаю отправить на конкурс Амарантова.

САН САНЫЧ. Кого? Этого шалопая? Да он же нас на всю страну опозорит! Вы видели, на кого он похож? В каком виде он сегодня утром находился на рабочем месте?

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Ну, это всё, потому что Альберту пришлось отработать полторы смены подряд. Трудно быть свежим после 36 часов работы кряду. А всего двенадцать часов назад он выглядел как огурчик. К тому же, этой ночью он нам перевыполнил план и ухитрился сдать неликвидные номера.
 
САН САНЫЧ. Всё это замечательно, но ваш Альфред прощелыга, каких поискать. Он из тех, кто врёт, как дышит, при этом даже своему собственному начальству. И даже не краснеет.
 
АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Вообще-то, он у нас Альберт, а не Альфред. Зато он самостоятельно японский учит.
 
САН САНЫЧ. Какая разница, Альберт или Альфред. Согласен, японский – это хорошо. Японцы составляют ноль целых четыре десятых процента от общего числа гостей нашего отеля. Но ваш кандидат – аморальный тип, неразборчивый в связях, с таким моральным обликом на конкурс нельзя.
АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Думаете, жюри конкурса буде волновать его моральный облик? Напишем ему хорошую характеристику и дело с концом.

САН САНЫЧ. Из-за его морального облика у нас могут возникнуть серьёзные проблемы. Вы забыли, что в апреле из-за него подрались две наши сотрудницы: горничная и официантка? Горничную, не помню фамилию, рыжая такая, даже пришлось уволить, а официантка сама уволилась.

ХОЛОДЕЦ. Официантка, Марина Окрошкина, уволилась не из-за интрижки с Альбертом, а из-за низкой заработной платы. У нас в ресторане уже три года индексации не было.

САН САНЫЧ. Ваше возражение несвоевременно, неуместно и не выдерживает никакой критики. У нас тут ни у кого уже три года никакой индексации не было. А про зарплату можете любого спросить, каждый здравомыслящий человек скажет, что она у него низкая. Но ведь не каждый увольняется. А эта ваша Окрошкина с той рыжей горничной именно из-за Аморалова подрались. Говорят, он рыжую прилюдно за задницу ущипнул, а Окрошкиной обидно стало, что не её.

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Я не знаю, кого он там щипал, за какое место и щипал ли вообще, но на конкурс нужно послать именно его. Там такие столичные волки будут, что нашу тихую Ксюшу живо ототрут в сторону. А Альберт – парень наглый, предприимчивый, за словом в карман не полезет, дело своё знает, он пробьётся.
 
САН САНЫЧ. Ну, не знаю, не знаю. Не доверяю я ему, какой-то он двуличный… Варвара, что вы всё время руку тянете? Подождите своей очереди. Вопрос, кого из портье на конкурс посылать, уж точно не имеет к вашему СПА-центру никакого отношения. А если вы, Алиса Витальевна, считаете, что там наглый нужен, может тогда Павла Хомякова послать?

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Не спорю, Павел ещё наглее. И врёт чаще, только у него так гладко, как у Альберта, не выходит. Но его на конкурс нельзя. Он ногу сломал, долго хромать будет. А на костылях чемоданы не потаскаешь. А у Альберта всё на месте, и руки, и ноги.

САН САНЫЧ. Ну что, Варвара, что вы опять свою руку тянете? Ну, говорите уже, если вас так распирает.

БРЫСЬ. А распирает меня, Александр Александрович, чувство справедливого возмущения поведением этого самого Амарантова, которого Алиса Витальевна представляет здесь чуть ли не героем. Да будет вам известно, уважаемые, что вот только сегодня ночью этот самый Амарантов, не имея на то права, вскрыл помещения СПА- центра и запустил туда негров в компании с какими-то неизвестными женщинами.

САН САНЫЧ. Каких ещё негров?
БОЛТУШКИНА. Варвара, как вам не стыдно! Вы разве не в курсе, что слово «негр» теперь произносить вслух нельзя. В США и странах Западной Европы теперь вместо слова «негр» говорят «афроамериканец».

БРЫСЬ. Мне Америка с Европой не указ! Пусть себе и дальше загнивают. Какие ещё афроамериканцы! Они же, как я узнала, из Нигерии, а это в Африке. Так что, насчёт «афро» я согласна, а насчёт «американцев» – нет. Но дело не в цвете кожи, а в безобразиях и непотребствах, которые ночью учинили в нашем бассейне.

СИДОРОВ. А что за непотребства? Расскажите поподробней.

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. А вам-то зачем подробности непотребств?

СИДОРОВ. Как зачем? Интересуюсь. В воспитательных целях.

БРЫСЬ. Во-первых, бесплатно попользовались сауной и хамамом, а во-вторых, бесплатно плавали в бассейне и плескались в джакузи. Но самое ужасное – загадили весь бассейн своими тыквами. Нам в 11 утра открываться, а уборщицы до сих пор семечки между плиток выковыривают. И вообще, у нас приличное заведение, а не низкопробный бордель.
 
САН САНЫЧ. Вот видите! Я же говорил, что от вашего Альберта только и жди неприятностей. Сегодня он СПА вывел из строя и казённый пиджак испортил, а что он учудит завтра, одному богу известно. К тому же, есть ещё и морально-нравственная сторона вопроса. Разве можно такого обалдуя на Всероссийский конкурс посылать? Кстати, Анна Алексеевна, не забудьте с Аморалова удержать за причинённый отелю ущерб. А вы, Алиса Витальевна, готовьте нашу Ксюшеньку, чтобы она могла на конкурсе победить. Нужно воспитывать молодёжь отеля в наших лучших традициях. Научите её, в конце концов, локтями толкаться, когда нужно, вы же это умеете.

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. И по трупам ходить?

САН САНЫЧ. Вот по трупам ходить не надо. Это уже слишком. Достаточно только локтями. А что касается вас, Варвара, то вам предлагаю задуматься над тем, чтобы поменять график работы вашего СПА-центра. Пусть работает и ночью. Раз у гостей есть спрос на услуги центра, это могло бы стать для нас дополнительным источником дохода.

БРЫСЬ. А кто ночью работать будет? Потребуется увеличивать штат, и, соответственно, штатное расписание.
 
САН САНЫЧ. Вот и подумайте, как добавив одного, максимум, двух сотрудников увеличить выручку в два раза.

БОЛТУШКИНА. Сан Саныч, можно мне сказать?

САН САНЫЧ. А у тебя-то что, Вика?
БОЛТУШКИНА. Я тут просматривала в планшете, что пишут о нашем отеле в сетях и нашла очень интересную публикацию. Настоящий breaking news. Вот буквально только что размещено. В этом посте как раз о том, что мы с вами только что обсуждали.

САН САНЫЧ. Это где, в отзывах на сайте нашего отеля?

БОЛТУШКИНА. Нет, это в одной популярной соцсети, название которой… ну вы сами понимаете…

САН САНЫЧ. Ну вот, пожалуйста! Уже и в недружественных сетях наш отель ославили. Наверняка опять из-за этого Аморалова.

БОЛТУШКИНА. Нет, Сан Саныч, не совсем. Даже наоборот. Можно я прочту?

САН САНЫЧ. Ну, что делать, читай. Чем раньше прочтём, тем раньше напишем опровержение. Хотя, опровержениям сейчас никто не верит. Как говорится, обливайте грязью, что-нибудь да пристанет.

БОЛТУШКИНА. Тут на английском. Так что я буду сразу переводить. Пишет профессор Кадунского Политехнического института доктор Соломон Окореке. Между прочим, доктор Окереке, как оказалось, лидер мнений. У него на сайте более трёх миллионов фоловеров. Итак, вот что он пишет. «Завершая наш ознакомительный тур по отелям России, вчера мы с коллегами из Национального открытого университета прибыли в провинциальный город Замозжайск, расположенный на берегах реки Худой неподалёку от её впадения в Мокрушинское озеро. Здесь по совету наших норвежских коллег мы остановились в отеле «Орион». Судя по всем признакам, этот отель может с натяжкой претендовать только на три звезды, хотя на его фасаде размещена вывеска с четырьмя звездами. Возможно, в те времена, когда «Орион» посещали наши норвежские коллеги, он и соответствовал статусу четырёхзвёздного отеля, но с тех пор он явно сильно обветшал и ему не помешал бы косметический ремонт. И потому, только зайдя в лобби отеля и ощутив разницу с теми отелями, в которых мы останавливались в Москве Санкт-Петербурге, Воронеже, Казани и Новосибирске, мы приготовились к худшему …»

САН САНЫЧ. Ну, вот, видите: не успел этот африканский профессор заселиться, как уже поливает нас грязью. Что я вам говорил!

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. По крайней мере, Амарантов тут ни причём.
 
САН САНЫЧ. Ладно, продолжай, Вика. Какие ещё гадости этот профессор про нас пишет?

БОЛТУШКИНА. «Каково же было наше удивление, когда нашей группе, прибывшей далеко за полночь, была устроена пышная встреча. Прямо в фойе для нас встретили работники отеля, наряженные в традиционные русские костюмы и, по русскому обычаю, приветствовали нас народными стихами, а также вручили нам каравай с соусником, наполненным солью (насколько мне известно из литературы, в этой стране есть обычай встречать так самых почётных гостей).

После этого нас угостили приветственным бокалом эксклюзивного кремана местного производства (очень своеобразный и ни на что не похожий напиток) и пригласили совершенно бесплатно посетить настоящую русскую баню и турецкий хамам. Должен отметить, что виртуозно исполненный традиционный русский массаж березовыми розгами с вялеными листьями – это потрясающие испытание, через которое рекомендую пройти каждому, кто захочет проверить свою стойкость и испытать неповторимые ощущения! Такого мы не испытывали даже в лучших столичных отелях! А в довершение праздника прямо в бассейне отеля гостям устроили феерическое интерактивное 4D представление по мотивам русского национального праздника хэллоуин с элементами мистики. Представление сопровождалось потрясающими световыми спецэффектами. Кстати, следует взять на заметку блестящую идею использования бассейна в качестве сценической площадки. Обычно, такое бывает только в аквапарках, где показывают шоу с дрессированными дельфинами и морскими котиками, но здесь, в отеле Замозжайска, нам показали не морских млекопитающих, а волнующе-ужасающих призраков. Причём это феерическое действо происходило в живом музыкальном сопровождении. Знаменитый на весь мир маэстро, виртуозно исполнил опус собственного сочинения на губной гармонике. Что больше всего поражает, так это то, что никому в замозжайском «Орионе» не было известно, кто мы такие и с какой целью наша делегация посетила этот замечательный отель. То есть, можно предположить, что подобное гостеприимство со всей всемирно известной русской широтой и размахом оказывают здесь каждому гостю, приехавшему в отель далеко за полночь. Вернувшись на Родину, мы обязательно порекомендуем всем Нигерийским студентам, изучающим индустрию гостеприимства, посетить отель «Орион» в Замозжайске, чтобы перенять лучшие практики у наших русских коллег и поучиться у них толерантности, ведь в шоу принимали участия и белые, и чёрные, и очень толстые, и очень худые, и местные жители, и гастролирующие звёзды из Голливуда.
Сегодня наша делегация в качестве наблюдателей примет участие в проходящем здесь же в «Орионе» торжественном международном форуме, посвященном юбилею классика мировой литературы Митрофана Талдычева, родившегося в этих краях. Того самого, кому принадлежит крылатая философская фраза «Вода капает вниз, зато брызжит вверх!». Затем мы отправимся на автобусную экскурсию по тем местам Худоевской области, где творил гений. А после этого наша делегация оставит гостеприимный город Энск и через Москву и Дубай отправится в обратный путь в Абуджу».

САН САНЫЧ. Вика, это всё?

БОЛТУШКИНА. Всё, Сан Саныч. Далее только лайки и восторженные отзывы от фоловеров.

АЛИСА ВИТАЛЬЕВНА. Вот видите, Сан Саныч, какой замечательный отзыв поступил, а ведь в эту ночь как раз Амарантов дежурил. Давайте, всё-таки его на конкурс пошлём.

САН САНЫЧ. Ну и шуточки у вас, Алиса Витальевна! Об этом не может быть и речи! Сегодня он  бассейн загадил в честь хэллоуина, а на масленицу, того и гляди, весь отель подпалит. Советую вам больше заниматься воспитанием своих подчинённых. Вашего Альберта нужно научить держать себя в рамках установленных правил и вести себя прилично, а Ксюшу – наоборот, толкаться локтями. Потому что именно ей придётся ехать на Всероссийский конкурс. Вот будете директором, можете кого угодно посылать куда хотите. А пока я здесь директор, никакой Амарантов никуда не поедет. Вопрос решённый и давайте к нему больше не возвращаться. А ты, Вика, возьми вчерашний хэллоуин себе на заметку. Это же не какой-нибудь портье, а именно ты у нас ивент-менеджер. Вот и подумай, какие ещё праздники мы можем организовать в отеле, причём, чтобы и денег вкладывать по минимуму, и отзывы положительные от клиентов получить. Кстати, как там у нас проходят Талдычевские чтения?
БОЛТУШКИНА. Вроде бы всё началось в 9:30, как и запланировано. Участников – полный зал. Зарегистрировались гости из двадцати семи стран. Присутствуют журналисты. После обеда подъедет бригада с Центрального телевидения. Только вы же сами, Сан Саныч, меня на совещание вызвали. Поэтому я вам не могу точно сказать, что там сейчас происходит. Однако, судя по первым постам в соцсетях, отзывы положительные. В основном, хвалят выступление какого-то Коничева, Ванин кофе и шоколадные маффины.

САН САНЫЧ. Молодец, Олег Платоныч! Это именно то, что нужно. Нам необходимо сделать так, чтобы наши маффины затмили знаменитые эклеры из префектуры. Потому что Талдычевский юбилей бывает только раз в пять лет, а продавать наши маффины мы сможем каждый день, и не только в ресторане и баре, а через окно, выходящее на центральную площадь, для всех жителей Замозжайска…

– Это кто тут про маффины слушают? Тебе поручили присматривать, а не подслушивать, – прозвучало над самым ухом Альберта. Причём голос этот был живой, а не искажённый динамиком селектора.

Альберт вздрогнул от неожиданности, обернулся на звук и увидел нависшую над ним Анжелику.
 
– Я тут тебе знаменитые эклеры принесла. Быстренько забирай эту коробку и дуй домой. И о том, что тебе тут удалось подслушать, а тем более, о том, что не удалось услышать, чур никому не рассказывать, а то у нас обоих будут неприятности. Иди, иди…

– Да я ничего и не слышал, только про маффины, – Альберт освободил Анжеле её кресло, взял коробку с эклерами и понуро побрёл прочь из приёмной.

– Альберт, спасибо, что подменил! – услышал он вдогонку.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
в которой портье вместо конкурса профмастерства собирается в Каменный век и ищет газету, но находит бывшую вице-мисс Замозжайск, полиция проводит новое задержание, бармен передаёт приветы и маффины, сменщица рыдает, а портье звонит своей девушке и, наконец, отправляется домой.
 

«Что тут поделаешь: про слияние или поглощение мне так ничего и не удалось услышать» – думал Альберт, шагая по коридору – «То ли эту тему обсуждали ещё до моего прихода, то ли ещё только будут обсуждать. Но скорее всего, сегодня обсуждение этой темы в повестку дня и не входило. Если бы Сан Санычу нужно было обсудить такую важную тему, он вряд ли стал бы включать в повестку другие вопросы. Возможно, ему как раз не хватало тех самых документов из префектуры. А массажистка Вера, скорее всего, просто сболтнула, чтобы похвастаться своей осведомлённостью. И в самом деле, откуда ей знать? Разве что, Сан Саныч проболтался, разнежившись в её ручках. Они ведь с Верой, по слухам, это самое… Хотя, скорее всего, слухи про «это самое» сама Вера и распространяет. Хочет поднять свой авторитет. Мол, завидуйте, «хозяин назначил меня любимой женой». Но всё это ерунда! Какая мне разница, с кем Сан Саныч спит кроме законной супруги? И какая мне разница, купят нас или продадут? Я обычный рядовой портье, а не какой-нибудь акционер. А вот что действительно важно, так это то, что Всероссийский конкурс действительно состоится, как Соня и говорила. Жаль вот только, что меня на него не пошлют. А значит, мне не стать лауреатом и не получить премию 100 тысяч. Да бог с ней, с премией, не это главное. Главное, что Сонино предсказание не сбудется. Точнее, уже ясно, что оно не сбылось. А у этого могут быть только две причины. Либо Сонин утренний визит мне просто приснился, когда я задремал от усталости, либо этот её визит из будущего действительно состоялся, но потом произошло какое-то нарушение пространственно-временного континуума, и ход истории изменился. Кажется, это называется «эффектом бабочки». Вот чёрт! Что же там в будущем могло случиться, что так повлияло на наше настоящее? Не дай бог, с Соней что-нибудь! Её ведь могли поймать по возвращении из прошлого. Или потом, когда обнаружили, что кто-то без спроса воспользовался машинкой времени. И этот её Хвостоголовый… Кто его знает, что он мог сделать с моей Соней? Например, отправить в каменный век, к динозаврам и мамонтам».

Альберт остановился в замешательстве, пытаясь привести свои мысли в порядок – «А что я могу сделать, чтобы помочь моей Соне? Может быть, нужно найти этого самого Хвостоголового и заставить силой или, наоборот, слёзно упросить отправить меня в то же самое время, что и Соню. Нельзя ей там одной среди мамонтов и саблезубых тигров. А вместе мы с ней как-нибудь справимся. Конечно, мы всего лишь изнеженные создания двадцать первого века и не такие выносливые, как первобытные люди. Зато на нашей стороне интеллект и высшее образование. Соня технарь, она сможет изобрести колесо или что-то в этом роде. А ещё она поэзию любит, будет соплеменникам читать Ахматову, а я буду петь им петь с надрывом Высоцкого, я много его песен знаю, отец всё время кассеты крутит. А ещё, как-никак, я всё-таки менеджменту обучался. А менеджмент – это наука об управлении людьми. Может, стану у них вождём. Может быть даже, нам с Соней удастся стать прародителями нового племени, которому суждено совершить цивилизационный скачок… Господи, что за бред лезет в голову после сорока часов работы!».

Альберт дошёл до развилки коридора. Из восточного крыла доносились голоса, очевидно, гости Талдычевского форума вышли на кофе-брейк и обменивались впечатлениями. При других обстоятельствах Альберт обязательно заглянул бы в кулуары форума, чтобы хоть краем уха услышать, о чём спорят талдычеведы, съехавшиеся с разных концов света. Например, в чём расходятся мнения нашего профессора Коничева и японского Ёсимуры-сана. Но Альберту было не до проблем мирового литературоведения. Его будущее совершило неожиданный зигзаг, и он никак не мог решить, что ему делать дальше. В задумчивости он медленно брёл по коридору, уткнувшись взглядом в пол.

От размышлений Альберта отвлекла двигавшаяся ему навстречу группа мужчин, на которую он внезапно наткнулся. Впереди стремительной походкой шёл крупный седой мужчина в тёмно-сером костюме-двойке и каком-то блеклом галстуке. Судя по уверенной походке, он был главным в этой группе. За ним, еле поспевал Василий Коршунов. А за их спинами топали четыре безликих рядовых полицейских.
 
Седой бросил на Альберта краткий оценивающий взгляд и, очевидно, признал его субъектом, незаслуживающим дальнейшего внимания.
– Куда нам? Направо? – спросил он у Коршунова.
– Направо будет конференц-зал – там сейчас мероприятие. А кабинет директора налево, – ответил тот.

– За мной! – кратко скомандовал седой и свернул налево. Коршунов и полицейские последовали за ним.
«Зачем им сдался директор?» – задал сам себе вопрос Альберт и тут же сам себе ответил – «наверное, это по Валериному делу, тем более, что и Коршунов с ними. Может, хотят у Сан Саныча уточнить какие-то детали по ночному инциденту или распросить про Валеру. А сам Валера, наверное, на посту остался, дожидается Лялечку». 

– Альберт, ты что здесь делаешь? – услышал портье голос догоняющего его бармена.  Иван катил перед собой пустую тележку, покрытую накрахмаленной белоснежной салфеткой с кофейными пятнами:
– Я думал ты уже дома, отсыпаешься, а ты ещё здесь. Тебя что, опять припахали? Мне вот Холодец поручил обслуживать участников Талдычевских чтений. Я им только что маффины отвёз и термосы с кофе. У них там кофе-брейк. Народу собралось, прорва. Никогда не думал, что в наше время осталось столько людей, которые читают книги, тем более, этот Талдычевский пьяный бред.
 
– А, это ты, Ваня! Хочешь, эклер попробовать из кафе, что рядом с городской Администрацией? Мне Анжелика целую коробку притащила.
– Ну, пойдём ко мне, в бар, попробуем твои эклеры, а то всё маффины, да маффины. Я скоро от этих маффинов стану такой же круглый.
Альберт последовал за Иваном к бару и сел на высокий стул напротив бармена, занявшего своё место за стойкой.

– Угощайся, – Альберт открыл прозрачную коробку с эклерами, – я тут такое узнал, Ваня… Кстати, тебя касается.
– Да ну… И что же ты такого узнал?
 
– Только это, Ваня, большой секрет, и, если что, я тебе ничего не говорил. Но должен тебя предупредить как друга. Но только ты, пожалуйста, сделай вид, что ничего не подозреваешь и первый раз об этом слышишь. Иначе меня вычислят, и тогда мне совсем кердык. Сан Саныч и без того меня наказать хочет за ночной погром в бассейне.
– Да говори уже, секретчик. Или заставишь меня землю есть и на крови клясться?

– Слушай, – Альберт на всякий случай перешёл на шёпот, – скоро в Екатеринбурге будет проводиться Всероссийский конкурс рестораторов и отельеров. Сан Саныч планирует отправить на него нашу Ксюшу и… кого бы ты думал?
 
– Кого?..
– Тебя, брат!
– Вот это да! Ну, вааащее!
– То-то же. Только учти, что он запланировал тебя из барменов в официанты перевести, потому что номинации «Лучший бармен» там не предусмотрено, а есть только «Лучший официант».

– Вот ещё. Не хочу я в официанты!
– А и не надо! Тебя только формально переведут, на бумаге. А Холодцу Сан Саныч поручил с тобой после работы потренироваться, чтобы ты на конкурсе в грязь лицом не ударил. Так что, брат, поздравляю! Это твой шанс!

Иван почесал в затылке:
– То, что меня от ресторана на конкурс как лучшего посылают, это понятно. А вот чего Ксюшу выбрали, а не тебя? Прикинь, как было бы здорово, вместе бы на Екатеринбург поехали. Я там был в прошлом году, знаю один классный ресторанчик.

– Вот Ксюшу в него и сводишь. Ясный перец, со мной тебе интересней было бы, мы бы там чего-нибудь замутили с уральскими девчонками. Но делать нечего. Ксюша у нас вся из себя положительная, а я опять проштрафился. И потом, не до конкурсов мне и не до уральских девчонок: нужно срочно с личную жизнь устраивать.

– Я-то думал, у кого у кого, а у тебя с личной жизнью всё хорошо, даже слишком, – в голосе Ивана послышались нотки лёгкой зависти, – вон сколько у тебя их, этих девчонок!
– Слишком хорошо – тоже плохо, – глубокомысленно ответил Альберт. Его мысли были где-то вдалеке.

Бармен не мог этого не заметить и потому не стал задавать дополнительных вопросов, только спросил:
– И чего они все в тебе находят такого особенного?

– Кто?
– Ну, девчонки эти?
– Не знаю. У них спроси…

С минуту они посидели молча.
– Вот что я тебе скажу, Альберт, – многозначительно произнёс Иван, вытирая рот салфеткой, – эклеры эти, конечно, неплохие, но наши маффины гораздо вкуснее. Возьми домой три штуки. Бери, это бесплатно, спишем на участников форума. Маму угостишь, и сестрёнку свою. Забыл, как её зовут. Я же её только один раз видел. Кстати, она у тебя симпатичная.

– Элька-то? Ещё бы! 
– Познакомил бы, – Иван расплылся в улыбке, а Альберт, наоборот, тяжко вздохнул.
– Ты чего вздыхаешь? Знакомить не хочешь? Думаешь, я ей не подхожу?
– Познакомлю, почему бы не познакомить. А подойдёшь или нет, это она сама пусть решает. Она уже взрослая, ей уже девятнадцать. А мне бы со своими делами разобраться.
 
Вдруг у Альберта зазвонил мобильный. Он глянул на экран и ухмыльнулся.
– А вот и она, легка на помине, сама звонит. Словно почувствовала, что о ней говорят, – Альберт подмигнул Ивану и показал ему мобильник, на котором во весь экран улыбалась его младшая сестра Эльвира. – Алло, что-то случилось?

– Это я тебя хотела спросить, что случилось? Где ты есть вообще? Мама мне с работы звонила, спрашивала, вернулся ли ты с дежурства или нет. Тебе она звонить не стала, чтобы не разбудить, вдруг ты сразу спать лёг. А что я ей могу ответить? Сказала, что зашла в твою комнату, что ты спишь, как сурок. А где ты на самом деле?

– Спасибо, что не выдала. Не нужно маму зря беспокоить. Я пока что ещё на работе, но скоро приду. Вот ещё одно дельце улажу и сразу домой. Кстати, тут тебе наш бармен, Иван, привет передаёт и ещё маффин. Он утверждает, что в нашем ресторане лучшие в городе шоколадные маффины.
 
– Какой Иван? Это такой низенький, беленький?
– Нет, не беленький, наоборот, чёрненький. Симпатичный такой. Ну ладно, мне пора… – Альберт повесил трубку.
 
Иван показал ему большой палец и отвернулся, чтобы налить кофе подошедшим к стойке гостям. А Альберт направился в рецепцию. За то время, что он беседовал с Иваном в голове портье прояснилось.
 
«Этот самый пространственно-временной континуум мог нарушиться вовсе не из-за того, что Сонька засыпалась по возращению из нашего ноября в свой февраль. И почему мне в голову всегда в первую очередь лезут самые худшие варианты?» – спросил сам себя Альберт – «Ведь вполне может быть, что не всё так плохо. И может быть, всё дело не в Соне и не в её неприятном начальнике, а во мне. Я ведь так замотался с этим дежурством, что совсем позабыл о газете. Чуть было домой не ушёл без неё. А ведь без газеты никак нельзя. Именно эта самая газета – ключ ко всему. Если у меня в кармане куртки не будет этой газеты, Соня в январе не сможет её там найти. Тогда ей не придёт в голову вернуться в прошлое и позвать меня в будущее. Хотя… в этой газете было напечатано, что я выиграл конкурс, а как же я смогу его выиграть, если вместо меня на конкурс пошлют Ксюшу? Да уж… Тут, как говорит, Константин Матвеич, без бутылки не разберёшься. Впрочем, разве в этом деле главное, кто поедет и победит на конкурсе? Предположим, победит Ксюша. Тогда в газете моё фото должно исчезнуть, а на его месте должно появиться Ксюшино. Ну, и фамилия победителя поменяется. Но для нас с Соней главное не фото, а дата выхода газеты. Главное, чтобы Соня увидела газету, дата выхода которой ещё не наступила. Тогда она сообразит, что газета попала к ней из прошлого, в которое она попала из будущего. И тогда временная петля замкнётся, и всё будет хорошо. Стоп… А как же тогда быть с премией за конкурс? Если премию получу не я, а Ксюша или кто-то другой, то на какие деньги мы купим Соне пальто-трапецию?».

Так и не успев до конца разобраться в сложившейся ситуации, Альберт подошёл к стойке рецепции и увидел, что Ксюши за ней нет. «Ну, может это и к лучшему» – подумал он – «не придётся объяснять ей, почему я ещё здесь, а не дома. Хорошо бы было, если бы и Алиса ещё не вернулась с совещания. Тогда бы я потихоньку забрал бы свою газету и наконец пошёл бы домой». Он открыл дверь кабинета.

За столом, откинувшись в кресле, сидела Алиса Витальевна и, как веером обмахивалась каким-то свёрнутым пополам листочком, хотя в кабинете было совсем не жарко. Похоже, она в момент появления Альберта о чём-то напряжённо размышляла, но его неожиданный приход отвлёк её. И похоже, она этому даже немного обрадовалась.

– Альберт? Ты чего тут? Я была уверена, что ты уже дома, отсыпаешься. Чего тебе? – спросила начальница.
– Я тут у вас кое-какие бумажки оставил, забрать хотел.
– Бумажки? Случайно, не этот листочек? – Алиса развернула бумажку, которой обмахивалась, и Альберт почувствовал, что его лицо заливается краской. Это был листочек с начерченной им номограммой.

– Любопытный график. Судя по почерку, это ты составлял. И чего только вам, мужчинам, в голову не взбредёт на дежурстве! Я вот на дежурстве обычно думаю, что бы такое мне завтра на обед приготовить, ну или, когда настроение есть, куда летом в отпуск поехать. А тут, погладите-ка, рейтинг красоты. Надо думать, женской? – спросила Алиса.

– Женской, – подтвердил Альберт, – какой же ещё?
– Судя по графику, ты, Альберт, провёл большую исследовательскую работу. Имена субъектов твоего рейтинга зашифрованы, но, поскольку я знаю некоторых твоих знакомых, думаю, я догадалась, кто есть кто. А вот эта, фигурка, надо полагать я? – Алиса Витальевна, лукаво улыбаясь, посмотрела на Альберта, – вот эта, которая обозначена «АВ».
 
– Вы… – признался Альберт, покраснев и опустив глаза в пол. «Угораздило же меня так подставиться!» – подумал он – «Разве можно показывать женщине, что считаешь её не самой красивой. Женщины таких вещей не прощают».
– Алиса Витальевна, я не… – начал мямлить Альберт, ещё не зная, как бы ему половчее выкрутиться из щекотливого положения.

– Да ты не конфузься, Альберт! Ты думаешь, я обиделась? Да я, наоборот, польщена. Ты же меня поставил на пятое место из двенадцати, а ведь это, с учётом нашей разницы в возрасте, своего рода рекорд. Спасибо тебе, раз ты, несмотря на свою молодость, так считаешь! – сказала Алиса, улыбаясь и вздохнула, – эх, жаль, Альбертик, ты меня не видел, когда мне было столько же, сколько твоим нынешним подружкам! Я ведь, между прочим, была финалисткой областного конкурса красоты. Что смотришь? Трудно тебе поверить, что я была вице-королевой красоты Замозжайска?

– Почему трудно? Очень даже легко! А у вас нет фото с того конкурса? Можете показать, очень любопытно?
– Что, захотел увидеть начальницу в купальнике? Так вот, на столе есть такая фотка, – рассмеялась Алиса.

– Ну, почему именно в купальнике… Наоборот, без купальника, то есть, в каком-нибудь шикарном платье… – ответил Альберт, обрадовавшись, что начальница совсем на него не сердится.

– На, погляди, раз интересуешься, – Алиса Витальевна полезла в ящик стола и вытащила из него конверт, из которого достала верхнюю фотографию, – вот эта, слева, с голубой лентой, я, а вот эта, справа, с красной лентой, Нина, победительница конкурса. Правда, красотки?

Обе девушки на фото, одетые в кружевные платья, расшитые блёстками, были похожи на сказочных принцесс. Одна была блондинка, а другая – шатенка.   

– Правда! – чистосердечно признался Альберт. – Только я бы на месте жюри первое место вам отдал.
– Ну ты и льстец! Спасибо, конечно, но даже я считаю, что Нина в ту пору была красивее. Так что она победила заслужено, – ответила Алиса, – да вот только не зря говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой».

– А что так?
– Да то. Жизнь у Нины не сложилась. Поначалу всё было лучше не придумаешь: победа на конкурсе красоты, престижная работа ведущей на областном телевидении вместо заурядной работы в гостинице, популярность, кавалеры разные. Могла выбирать кого хочешь, хоть олигарха. Один олигарх даже замуж её звал. А она связалась с женатым мужиком. А потом залетела, родила… Работу на телевидении пришлось бросить… Девочка у неё болезненная была, приходилось её по врачам возить, а свою жизнь устраивать некогда было.

– Вот оно как бывает в жизни, Альбертик. Кто-то говорит, судьба её наказала за то, что чужого мужа соблазнила. А с другой стороны, судьба её дочкой наградила. Доченька у неё замечательная: и лицом милая, и фигуркой ладная, и умом не обижена, видно в отца, и приветливая в маму. Если подумать, может это и есть счастье – иметь такую дочку, а всё остальное – так, суетность. А красота, что красота… Сам видишь: вот раньше я была второй по красоте, а теперь вот на пятое место откатилась, – Алиса Витальевна усмехнулась и лукаво подмигнула Альберту, – на, забирай свою бумажку, раз за ней пришёл.

– Я, вообще-то не за этой бумажкой, – сказал Альберт, – тут у меня газетка была. Не видели?
– Газетка? Ну да, была тут какая-то старая газета. А зачем она тебе?
– Там у меня… Там у меня кроссворд неразгаданный. Всего три слова осталось разгадать.

– Кроссворд? Так ведь в каждом выпуске «Вечернего Замозжайска» есть кроссворд. Купи себе новую газету, да разгадывай.
– Я так не люблю, чтобы оставлять кроссворд неразгаданным. Одно-два слова в кроссворде любой дурак может, а вот чтобы все слова разгадались, и чтобы всё сошлось, такое не каждому под силу. Я бы хотел довести своё дело до конца.
– Доводить начатое до конца, это, конечно, очень похвально. Гляжу, лежит на моём столе старая газета. Подумала, может ты в неё что-нибудь заворачивал. Помнишь, как поётся: «Who wants yesterday’s papers?».

– «Who wants yesterday’s girl?» – продолжил Альберт словами песни Роллинг Стоунз, – «Nobody in the world». А вот мне эта старая газета очень нужна.

– Ну, извини, не знала! Я твою газетку в урну выкинула. Мне тут чужого мусора не нужно, от своего бы избавиться, – посетовала Алиса Витальевна, в кабинете которой всегда был идеальный порядок.
– А можно, я тогда в вашей урн
е пороюсь? Я только газету возьму, больше мне ничего не надо.
– А там больше ничего и нет. Да и газеты твоей тоже нет.

– Как нет? А куда же она делась?
– Так Нина с утра убиралась, вместе с другим мусором и забрала.

– Какая Нина?
– Да наша Нина. Та самая, Нина Семёновна.

Брякнул лежащий на столе айфон Алисы Витальевны. Она подняла его, длинным пальчиком с идеальным маникюром нажала на виджет, пробежала глазами текст сообщения и положила телефон экраном вниз. Лицо её снова приобрело столь характерное для неё сосредоточенное деловое выражение.
 
– Извини, Альберт, но больше ничем помочь тебе не могу, – сказала она Альберту, – а ты иди домой, отсыпайся. Ночка у вас тут была весёлая. Да и у нас утречко тоже выдалось на удивление… Сначала экстренное совещание, потом полиция… А ты иди, отсыпайся. А завтра утром выйдешь, мы с тобой поговорим. Нам с тобой нужно будет многое обсудить.

– Так, может, прямо сейчас, чего уж тянуть, – обречённо предложил Альберт.

– Сейчас мне некогда. Разговор у нас будет серьёзный и потому длинный, но сейчас есть дела поважнее и посрочнее. На меня тут столько всего свалилось, что сейчас не до длинных разговоров. Я и так много времени на болтовню с тобой потратила… Думаешь, легко мне вот так вот взять и заставить себя за дела браться после всего, что тут случилось…

– А что случилось то? – недоумённо спросил Альберт.
– Что случилось, то случилось… Завтра узнаешь. А сейчас иди домой, не мешай руководить, – Алиса Витальевна встала, показывая, что разговор закончен. Подтянутая, собранная, решительная. Похожая на львицу, которую окружила стая гиен.

Альберт понял, что больше он от начальницы ничего сегодня не добьётся. Уходя из кабинета, он ещё раз бросил мимолётный взгляд на её пустую мусорную корзину. Алиса Витальевна вышла вслед за ним и встала за стойку рецепции. На отсутствие Ксюши за стойкой она не обратила внимания, мысли её, казалось, были где-то далеко.

«У всех свои проблемы» – подумал Альберт. – «Сан Саныч экстренные совещания проводит. Анжелика ему какие-то важные бумаги из префектуры притащила. Алиса вся в делах. Полиция к нам зачастила, зачем-то в третий раз за дежурство припёрлись. Ксюша, и та куда-то запропала. А у меня – пропала газета. Та самая газета, без которой, считай не будет нашего с Сонькой будущего. А я уже размечтался, как мы с ней вдвоём заживём. А почему вдвоём? Втроём! Интересно, кто у нас родится, мальчик или девочка? Какая она всё-таки, Сонька! Ведь могла же сказать, кто у нас будет, а вот не сказала! Стоп!.. О чём это я! Мне газету искать нужно, без этой газеты вообще ничего не будет. Пусть тут хоть весь отель перевернётся вверх тормашками, мне всё равно! Мне главное эту газету найти!».

Он быстрым шагом вышел через чёрный ход на задний двор отеля, где в металлических контейнерах и вокруг них лежали огромные пластиковые мешки, набитые мусором. Мешков было слишком много, больше тридцати. «Что ж, если потребуется, я готов хоть пять часов в них рыться, лишь бы найти ту самую газету» – решил Альберт – «правда никто мне этих пяти часов не даст. Того гляди приедет мусоровоз и заберёт эти мешки. И тогда – пиши пропало!».
 
Он поставил коробку с эклерами и маффинами на пустой деревянный ящик, подпирающий дверь чёрного хода.
 
«Чтобы успеть, нужно как-то оптимизировать процесс» – лихорадочно соображал Альберт. «Мешки тут двух цветов: чёрные и синие. От синих мешков несёт тухлятиной, значит в них очистки или объедки из ресторана. Вот будет номер, если кто-то из наших или из гостей увидит, как портье роется в отбросах! Подумает, что нам тут совсем зарплаты не платят. Плевать! Итак, искать следует в чёрных мешках. Конечно, проще всего было бы порезать все мешки, чтобы из них вывалилось всё содержимое. Но если я такое сделаю, меня точно уволят. Значит, придётся один за другим развязывать каждый чёрный мешок и рыться внутри аккуратненько, не давая мусору просыпаться. Эх, была бы хорошая погода, можно было бы снять куртку, чтобы не перепачкать. Но, как назло, холодно и моросит дождик. Что ж, начнём…».

Альберт снял крайний мешок с самого верха кучи, аккуратно развязал его и вскрикнул от радости: прямо сверху кома мятых бумаг лежал тот самый выпуск «Вечернего Замозжайска». Альберт узнал бы её из тысячи других газет.

«Дуракам везёт!» – подумал Альберт. Он достал из мешка сложенную в восемь раз газету и бережно засунул её во внутренний карман куртки. Потом аккуратно завязал мешок и зашвырнул его на самый верх. И только вернувшись в тамбур чёрного хода, где на него не попадали капли моросящего дождя, вынул газету из-за пазухи.

«Чьё фото там будет: моё или Ксюшино?» – вот какой вопрос больше всего волновал его, когда он разворачивал газету. С фото на третьей полосе на него нагло глядела его собственная улыбающаяся физиономия.

«Уж не знаю, каким образом всё устроится, но видно я и действительно стану победителем конкурса. А это значит, Соня была права. Газета врать не будет! Ну вот и всё… Можно идти домой!» – подумал Альберт и направил в сторону парадного выхода.

Около гардероба он неожиданно для себя встретил Ксюшу. Девушка сидела на банкетке, уткнувшись лицом в плечо уборщицы Нины Семёновны и тихо всхлипывала.
– Мама, ну как же так! За что они так с папой? За что они его? Он же такой хороший, заботливый…
 
– Ксюшенька, это всё конкуренты воду мутят, бизнес хотят у него отжать. Ты не плачь, доченька. Я уверена, суд во всём разберётся. Ты только не раскисай. Сейчас нам нельзя раскисать. Нужно для папки твоего адвоката хорошего найти.

Ксюша ничего не ответила, а только всхлипывая, прижалась к груди Нины Семёновны.
Альберт, стараясь не попадаться им на глаза, тихой тенью проскользнул в фойе.
За стойкой рецепции всё-также стояла Алиса Витальевна со сосредоточенным выражением на лице.

– Альберт, ты до сих пор не ушёл? – спросила она, подняв бровь.
– Алиса Витальевна, я видел, там, в гардеробе, Ксюша плачет. У неё, наверно, что-то случилось.
 
– Случилось…
– Может помочь чем-то нужно?
– Чем же ты тут ей поможешь? Иди уже домой…

– Если надо, я, Алиса Витальевна, могу за неё отдежурить.
– Ну, нет. Спасибо, конечно, за предложение, но тогда, боюсь, тебе самому помощь понадобится. Человеку нужно хоть иногда хоть немножко поспать. Иди домой.  Я пока сама за Ксюшу постою, а она скоро успокоится и вернётся к работе. Она только на вид такая хрупкая, а так она сильная. Ты главное утром не опаздывай, сменишь её в девять утра. Иди, Альберт, иди.

– А что случилось-то, Алиса Витальевна?
– Иди домой. Завтра придёшь, всё расскажу. А сейчас дуй домой и выспись как следует.

Альберт кивнул начальнице и вышел через вращающиеся двери.
На крыльце отеля он наткнулся на стоящего под козырьком Валерия. Тот жадно курил.
– Ты чего куришь у самых дверей? – спросил Альберт, – ближе пятнадцати метров от входа курить запрещается.

– Ага, так я тебе и разбежался на пятнадцать метров под самый дождь. Ищи дурака мокнуть. Тут у нас, Альберт, такие дела, что не захочешь – закуришь! – ответил охранник.

– Хоть ты мне скажи, что случилось? Вроде ещё сорок минут назад всё было нормально, а теперь, Алиса сама не своя, Ксюша рыдает, ты куришь на посту.
– Где ты был, Альберт, что ничего не знаешь? Тут опять наряд полиции подъехал. Я даже перепугался, что опять за мной. Думаю, сейчас второй глаз подобьют и опять в обезьянник посадят. А они оказывается не за мной. Они оказывается приехали вашего Традескантова арестовывать.

– Сан Саныча?
– Его, голубчика. Взяли под белы рученьки в собственном кабинете прямо во время совещания.

– А за что его? – удивился Альберт, – у него вроде бы с властями всё чики-пыки, никаких проблем не было.
– Кто знает? Коршунов предполагает, что за растрату, нецелевое использование средств и какие-то махинации с акциями отеля. А может быть это рейдерский захват. Кто знает? Я так думаю, что поделом ему, ворюге. А нам-то с тобой что, мы с тобой люди маленькие. Мы с тобой, как эти… как пролетарии. Нам с тобой, как говориться, нечего терять, кроме своих цепей.

– А с отелем-то что будет, если директора арестовали?
– А кто знает? Наверное, нового назначат, честного, если найдут такого. А пока Алиса твоя командовать будет.

– А как думаешь, Алису могут директором поставить?
– А что? Запросто. Она у вас баба хваткая, дело своё знает.

– Я тоже так думаю, что Алиса справится. Если её назначат, конечно.
– Поживём, увидим, – сказал Валерий, затушив окурок и бросив его в урну, – а ты иди домой, тебе давно пора. Не пойму, чего ты тут торчишь. Я вот сразу домой пойду, как только сменщик приедет.

– Бывай, – сказал Альберт и пожал Валерию руку. Тот вернулся в отель, а Альберт достал сотовый и набрал номер, по которому уже давно не звонил.
– Соня, привет!

– Альберт… А я уж думала, ты больше мне не позвонишь.
– А я вот взял и позвонил.

– Ну и молодец! И правильно! На самом деле, я загадала, чтоб ты позвонил.
– А что же ты раньше трубку не брала? Что сама не позвонила?
– Что ты всё время чтокаешь?

– Прости, Сонька, не буду чтокать. Проехали… Слушай, я очень хочу тебя увидеть. Тут у меня столько всякого случилось, я столько всего понял… Давай вечером встретимся, пойдём в какую-нибудь кафешку…

– Алик, у меня тоже столько всего случилось, я тоже соскучилась и тоже очень хочу встретиться. Но только я сейчас не в той форме, чтобы по кафешкам ходить.
– Заболела, что-ли?
– Нет. Просто… не хочу в кафе. Но… давай, ты ко мне домой придёшь, ладно? Мои все разъехались, я одна.
 
– Давай. Только, если можно, я к тебе совсем поздно вечером зайду, не раньше десяти. Просто, я только что со смены, отдежурил сорок часов подряд, нужно хоть чуток поспать, иначе я прямо тут, под дождём засну. Прямо стоя, как лошадь, ну или лёжа в луже.

– Как крокодил! Ну, ты и хохмач! Можно, Алик, конечно, можно. Приходи в любое время. А хочешь, можешь прямо сейчас прийти. Я тебе постель приготовлю, спи сколько хочешь.
– Ну, ты скажешь, Сонька! Разве с тобой уснёшь? А мне завтра к девяти утра опять на смену. Да и переодеться мне нужно, я на чёрта похож. Давай, я всё-таки немножко дома посплю, а вечером, часов в десять приду к тебе выспавшийся, умытый и выбритый.
 
– Ладно, Алик, приходи умытый. А ты не проспишь?
– Ни за что на свете!
– Буду ждать… – Соня повесила трубку, а в ушах Альберта всё звучали её последние слова «Буду ждать».

«Она будет меня ждать! Значит, надо не проспать, что совсем не мудрено после такого бесконечного дежурства. Заведу сразу два будильника! А ещё нужно будет обязательно купить Соне цветов, она их так любит! Тем более, она ведь что-то говорила про цветы. Могла бы и не говорить, я бы и сам догадался. Вечером зайду в цветочный салон на Большой Митрофановской в новой части города, возле её дома, и куплю самый лучший букет, какой у них будет!» – решил Альберт.
 
Он с удивлением, словно впервые увидел, оглядел площадь перед отелем. По мокрым тротуарам спешили прохожие, укрывшись зонтами от моросящего дождя. У светофора в ожидании зелёного света стояли насквозь проржавевшие «Жигули» без переднего бампера, которым давно пора была на металлолом, а за ними во втором ряду чадил чёрным дымом хлебный фургон. Потом свет светофора сменился, машины тронулись, и в глаза Альберта ударил косой солнечный луч, вырвавшийся из-за тучи, нависающей над новой частью города, застроенной высотками.

«Вот как бывает!» – удивился Альберт, оглянувшись на вертящиеся двери «Ориона» – «в старом городе – дождь, а в новом – солнышко! А мне как раз и нужно в новый…».
Он поднял воротник куртки, вышел под моросящий дождь и, больше не оглядываясь на отель, пошёл через мокрую площадь к остановке своего трамвая. По дороге он подмигнул мокнущему под дождём в центре площади памятнику Митрофану Талдычеву, и ему показалось, что бронзовый сантехник, после смерти так неожиданно для всех ставший классиком, подмигнул ему в ответ. А может быть, это просто солнечный лучик, пробившийся из-за туч, блеснул на мокрой от дождя бронзе.

(КОНЕЦ ПОВЕСТИ)