Потерянный охотник

Автор: Джон Тервилл Адамс.
***
Повесть о давних временах.

 "И все еще ее серые скалы возвышаются над морем
 Что журчит у их ног, покоренная волна;
 Это грубый край земли, камня и деревьев,
 Где не дышит ни один лорд в замке, ни один раб в клетке;
 Где мысли, языки и руки смелы и свободны,
 И друзья найдут радушный прием, враги - могилу;
 И там никто не преклонит колен, за исключением тех случаев, когда они молятся небесам, И даже тогда, разве что по-своему ".
 ХАЛЛЕК НЬЮ-ЙОРК: ДЕРБИ И Джексон, Нассау-СТРИТ, 119. ЦИНЦИННАТИ: Х.В. ДЕРБИ.
 1856.В соответствии с Актом Конгресса, в 1855 году, по J. С. дерби,в канцелярии окружного суда Соединенных Штатов, от имени Южного округа Нью-Йорка.У.Х. ТИНСОН, создатель стереотипов.Издательство PUDNEY & RUSSELL.
ПРИНОШУ ИЗВИНЕНИЯ.Поскольку человека по праву можно было бы считать клоуном или, по крайней мере, не очень хорошо воспитанным кто, не постучав в дверь, не поклонившись и не сказав "Мимо с вашего позволения" или какой-либо другой знак уважения ворвался бы к компании незнакомых ему людей и вместо приветствия заслужил бы бесцеремонное приглашение отправиться куда-нибудь еще
немедленно; итак, я полагаю, представая перед вами, мой
заслуженный общественности, это не более, чем гражданские чтобы что-то сказать введение. По крайней мере, я наблюдал из своего уединенного убежища в
тихой деревушке Аддлбрейнс, что мода в этом отношении, которая, безусловно, преобладала со времен святого Луки, который начинает его Евангелие с предисловием к Феофилу дошло до наших дней отличаясь этим от других изданий, которые, по большей части, столь же преходящи, как полевые цветы, и заслуживающие внимания тем самым для вдумчивого рассмотрения рассудительными; ибо это не может рассматриваться как нет никакого значения в том, что получил
санкция веков. Под влиянием размышлений, подобных этому описанию
и тому подобного, я однажды сел в маленьком уединении, которое
снисходительная пристрастность моих друзей привыкла величать
название моего "исследования" - попытка написать предисловие и представиться
в подобающей манере моим читателям. Я стала более трепетно,чтобы сделать это правильно, потому что, хотя просто земляк, своего рода кожа обувная, как я могу сказать, и поэтому не хватает лоска, который,как лак на хорошо почистил ботинок, различает и показывает жители нашего мегаполиса в выдающейся степени, как я знаю, что отличный опыт, побывав два раза в Нью-Йорке, и, как я сказал,кроме того, граждане Бостона и Филадельфии, и в других провинциальных городов, с мягким блеском, не хотелось бы быть полностью полагается лишен изысканности. Было бы странно, если бы это было так, поскольку я в юности пользовался привилегией двух с половиной семестров обучения в школе танцев у этого несравненного профессора Наука Терпсихоры, выдающийся месье Сент-Леджер Пье. Это в результате этого раннего обучения, пожалуй, то, что я всегда больно, когда есть какой-либо отклонения или уворачиваясь от, или пренебрегать о, грациозность, стать и правильный.
Следует заметить, что моя последняя четверть была прервана в середине;
какое неприятное событие произошло не из-за высокомерия или самонадеянности
с моей стороны, как будто я довел себя до совершенства в тайнах
голубиного крыла и баланса, а из-за внезапного ухода
сам профессор, который, верный имени, свидетельствующему о его
конституционное легкомыслие, счел удобным исчезнуть между двумя днями.
с авансом за весь мой семестр в кармане, и не остановившись даже для того, чтобы отвесить один из своих необычайно благородных поклонов. Это
обстоятельство было особенно неприятно для меня из-за того, что
вся школа была в сборе, когда обнаружилась наша пропажа, и из-за того, что мне удалось привлечь на большую часть вечера руку о молодой леди, чьи чары произвели глубокое (хотя, как показали последующие события, не длительное) впечатление на мое восприимчивое сердце.Месье был нашим единственным музыкантом, и, конечно, со своей скрипкой. пошли танцевать. Причиной его бегства называли по-разному некоторые объясняли это долгом, который он получил за лайковые перчатки и туфли-лодочки, а другие - страхом перед гневом молодого человека- джентльмен, сестру которого он имел неосторожность поцеловать в присутствии другой девушки, не отличавшейся личной привлекательностью, которой он никогда не делал такого комплимента. Как и следовало ожидать, она была шокирована неприличием и безвкусицей, и немедленно сделал это известным, несмотря на мольбы краснеющей красавицы и
"извинения" месье. Как выразился Виргилиус. "Мане алтарь разума и эпистемы,
 Judicium Paridis spret;que injuria form;".

По-моему, именно поцелуй стоил бедному месье Пьеду его учебы.
школа, а мне полтора доллара, три доллара - это цена.
за обучение в течение семестра. Прошу вас понять, что меня не волнуют деньги
но, рассказывая о событиях, я предпочитаю быть
обстоятельным и строго точным. Но я нахожу, что, увлеченный
мучительно приятными воспоминаниями моей юности, я блуждаю
из моего предприятия, которое заключается не в том, чтобы рассказать о злоключениях учителя танцев , а в том, чтобы составить предисловие.
Как я уже говорил, я сидел в своей маленькой берлоге, или конфуджиуме,
где, как в гавани отдыха, я люблю прятаться от
отвлекаться от мира и концентрировать свои мысли, и который
был для меня сценой многих как печальных, так и приятных часов, и погружал
мое гусиное перо (anathema maranatha на стальных ручках, с которыми я ничего не могу поделать) мне нравится придавать стилю часть их собственной жесткости, ибо если стилус должен быть сделан из стали, разве не естественно, что стиль по происхождению и совместной жизни должно быть сложно?) в чернила-стоять, после первого литье глаза на бюсты Шекспира и Милтона, который, литые
из гипса, украшают мою пенсию, наполовину умоляя их помочь в так
важно предприятий, когда дверь открылась, и кто должен войти
но мой дорогой друг, преподобный. Увеличить Благодать? Но здесь позвольте мне заметить в скобках, поскольку привычка заключать в скобки является одной из тех, которые мне особенно не нравятся, только необходимость вынуждает меня к этому, и прежде чем я продолжим далее, что слово "конфугиум", которое, как по причине его лаконичная выразительность, а также _curiosa felicitas_ в
настоящем приложении, которое я выбрал для определения моего логова, не изменили,Надеюсь, заметить проницательный ученый. Кроме того,
Я надеюсь, что я не буду нести ответственность за тщеславие, если я возьму на
себе какой-то маленький кредит на выбор. Следует отметить, что
это сложный термин, последняя часть которого - "фугиум" (от fuga, полет),
характеризующий цель, для которой применяется "мой уединенный уголок", как
убежище, куда я убегаю от бессмысленного шума и суеты города.
мир; и приставка "con" (эквивалент cum, с), передающая
идею его социального обозначения. Ибо я бы не хотел этого знать
думал, что, подобно крысе Чарльза Лэмба, которая, по счастливой случайности, случайно
нашла чеширский сыр, держал открытие в глубокой тайне от
остальные крысы, чтобы монополизировать восхитительное лакомство,
все это время притворяясь, что его долгие и частые отлучки в
определенную нору были исключительно для созерцания небес, его
в последнее время на ум это произвело серьезное впечатление, и, следовательно, он
не мог вынести прерывания, у меня привычка замыкаться в себе
с эгоистичным исключением из этого. Это далеко не так: дверь никогда
отстранены от приема, и мой confugium, а значит (хотя
словари с обычными неопределенности столько сожаления, у
не удалось потрошения своего подлинного смысла) общее место
выхода на пенсию для себя и близких друзей. Следовательно, я приветствовал это не как
вторжение, а, наоборот, как приемлемый вызов
прибытие Increase . Должно быть, это была необычная степень
тяжесть в мое лицо, соответствующее значение
работать я собирался предпринять, ибо преподобный джентльмен едва
занял место, прежде чем он заметил это, и поинтересовался его причиной. Мы
находимся на такой интимной почве, что в этом вопросе не было ничего неприличного.
И я без колебаний посвятил его в свою цель.

"Я бы сразу подумал", - сказал преподобный. Увеличение: "о строительстве
веранды перед деревянным домом или установке дверей из красного дерева в моей старой
разрушающейся церкви ".

Замечание было не очень лестным, но оно содержало большую свободу слова.
преобладает между нами, и я не обиделся; особенно потому, что знал, что
преподобный джентльмен страдал от разочарования в продаже
тома проповедей, от которого он ожидал великих свершений, от
публикация, в которой я тщетно пытался его отговорить, и
скудные поступления от которой полностью оправдали мои предчувствия. Упоминание о
моей работе, естественно, напомнило об этом печальном устроении и _hinc
ill; lacrim;_. Читаю его мысли, я ответил, Потому, как нежно, как
с легкой дрожью в голосе позволит, что не было учета
о вкусах не спорят, и что, как пустяковая вещь, как песни, были известны
переживет проповедь.

Я заявляю, что не хотел причинить вреда, но его преподобие (один из лучших людей в
мире, но который во всех смыслах этого слова принадлежит к "церкви
воинствующей") мгновенно вспыхнул--

"Осмелюсь сказать, - сказал он с горечью, - что вы понимаете всю безделушку
вкус этого тривиального века лучше, чем я. Способность ценить
основательное чтение, которое развивает понимание, пока оно
исправляет сердце, кажется, благодаря забытому обучению перед
наводнение. Тем, кто потворствует этому болезненному аппетиту, придется за многое ответить
; нет ", - с удовольствием добавил он, его негодование остыло, как
паровой котел, нашедший выход", что мелочь, на которую в течение
последних нескольких месяцев вы тратили свое время, не имеет определенного вида
достойно, но, кажется, жаль, что человек, способный на лучшее,
так жалко расходует свои силы ".

Эти чувства не были для меня совершенно новыми, иначе я мог бы стать
немного взволнованным; ибо в течение всего времени, пока я был занят
сочинением произведения, мой друг, который тоже привык
сообщить мне его литературные объединения, будет настаивать на мой
читать его главы, так же быстро, как они пришли вместе, проявляя нет
немного любопытства в порядке, в котором я должен освободиться от
трудности в которой он подумал, что я время от времени участвую,
и буйный восторг по поводу хитроумных ухищрений, а, в
бесплатный настроение, он как-то сказал, на что я ускользнул от них. Это правда,
все это предательство интересов сопровождалось различными причитаниями и
тьфу, и сетованиями по поводу пустякового характера моих занятий;
но, как и слишком многие другие, как в его одежде, так и вне ее, его
поведение противоречило его языку, и я был воодушевлен первым,
в то время как я только улыбнулся второму.

"Если вы таковы", - сказал я, внезапно схватив рукопись,
которая лежала передо мной, и делая движение, чтобы бросить ее в огонь;
"если таково ваше искреннее мнение, мне лучше немедленно уничтожить эту чепуху"
.

"Подождите!" - закричал преподобный. Прибавь, останавливая мою руку: "Ты
возмутительно обидчив и опрометчив; как часто я предостерегал тебя
от этой черты твоего характера. Потому что твоя работница не
заслуживают упоминания в одной категории с произведениями солидных и
признанных достоинств, как, например, "Древняя история" Роллена
или "Связь Придо", и могут, в лучшем случае, пользоваться лишь эфемерным
существование, заслуживает ли оно того, чтобы вообще не существовать? Согласно твоему
принципу, у нас не должно быть бабочек, потому что их беспечная жизнь
длится всего один день".

"Ну, вырастет, - сказал Я, - если, как бабочка, чьи короткие и
перекатное присутствие придает еще красоту зеленых полей и голубого
небеса, и цветы, и пение птиц, моя маленькая книга должна быть в состоянии
чтобы соблазнить улыбкой на губах, или чит от боли из-за пазухи
одного из тех, кого вы так любите паломников звоню через
мрачную пустыню, - я буду чувствовать себя в достаточной мере компенсировали трата моего
время".

"Если ваши ожидания настолько умеренной, я не вижу ничего плохого в вашем предаваясь
их," сказал мой друг, "но я не могу помочь жалея, что не чаще
воспользовался моим советом в его состав".

"Я очень уважаю ваше мнение, - ответил я, - но я считаю, что
невозможно пропустить идеи другого человека через горнило моего
разума и воздать им должное. Так или иначе, когда я ожидаю
поток золота, получается _caput mortuum_ из свинца. Нет, мое лучшее решение
отчеканить медь моим собственным способом. Но, скажите мне откровенно, что
оскорбляет тебя".

Мой преподобный друг к этому времени забыл свой злополучный томик
проповеди, и к нему вернулось его добродушие.

"Оскорбляет меня? мой дорогой друг, и половина-parishoner (для замечаю плохой
привычка у вас в последнее время, посещая церковь только в
утром-молимся реформы), вы используете очень сильно. В книге нет ничего, что могло бы меня оскорбить.
хотя, - добавил он осторожно, - я
не хочу сказать, что я полностью одобряю ваши религиозные,
философские или политические спекуляции. Я не льстец и претендую на
привилегию друга высказывать свое мнение ".

"Мой дорогой Инкриз, - сказал я, пожимая ему руку, - я люблю тебя еще больше
за твою искренность; но почему ты называешь это моими предположениями? Я
не высказывал никакого мнения. Это мнения персонажей,
а не мои. Я хочу, чтобы вы и весь мир отчетливо поняли
это ".

"И все же мир призовет вас к ответу за них. Если человек увольняет
стреляющий из пистолета в толпу, разве он не несет ответственности за любой вред, который может быть следствием?
"

"Я не ожидал, что сделаю такой громкий доклад, - сказал я, улыбаясь, - но я
протестую против вашей доктрины. Ведь, согласно этому, автор несет
ответственность за все мнения своего драматического персонажа, какими бы
абсурдными и противоречивыми они ни были".

"Я не захожу так далеко. Я считаю, что автор несет только
ответственность за произведенный эффект: если этот эффект благоприятствует
добродетели, он заслуживает похвалы; если наоборот, порицания ".

"Я признаю справедливость точки зрения, которой вы придерживаетесь, с этим ограничением; и я
поверьте, я написал это с чувством такой ответственности", - сказал
Я. "Могу ли я, в таком случае, льстить себя надеждой, что вы дадите мне
свое одобрение?"

"Вы тут это, - сказал он, - и пусть ни один критик связи с менее
снисходительные глаза, чем у меня. Но какое имя тебе дать bantling?"

"О, - сказал я, - я еще не пришел к выводу, мне кажется, что одно имя почти
так же хорошо, как другое".

"Я не знаю об этом", - сказал преподобный. Увеличение. "Пара, которая
недавно привела ко мне своего ребенка креститься, так не думала,
во всяком случае. Я поинтересовался, какое имя было выбрано, когда, на мой взгляд
удивлению, я услышал звуки, которых очень напоминала один из
титулы, дарованные заклятого врага человечества. Предположив, что мои уши
обманули меня, я спросил снова, когда то же самое слово, к моему ужасу, было повторено
более отчетливо. "Люцифер! - сказал я себе, - невозможно!
Я не могу окрестить ребенка таким именем. Я снова наклонился и
в третий раз задал вопрос. Ответ был тот же и повторялся снова и снова
громче и с ударением, как будто родители были полны решимости иметь
это имя или никакого. К этому времени моя ситуация стала неловкой,
ибо там была я, в присутствии всей ожидающей паствы,
стоящая с младенцем на руках, который, вдобавок к моему
ужасу, поднял крик, как будто убеждая меня, что он был
имеющий право на это имя. Моя холостяцкая скромность больше не могла выносить этой сцены
; поэтому, поспешно макая пальцы в шрифт, я решил, что у него
должно быть хорошее имя, как можно более противоположное дьявольскому
один из них был выбран таким странным образом, что я окрестил младенца Джорджем Вашингтоном.
Мне показалось, что в тот момент родители выглядели странно, но обряд был совершен.
ребенок получил прекрасное имя, и я почувствовала облегчение. Но
представьте, если сможете, мое смятение, когда после службы отец
и мать вошли в ризницу, и последняя, заливаясь слезами,
воскликнула: "О, тир, что ты наделал? Это девочка, это девочка!
и ты назвал ее Джордж Уотингтон! Моя бедная маленькая Люти, моя дорогая
маленькая Люти!"Увы! мать зашепелявила, и когда я спросил
имя, имея в виду быть очень вежливым и сказать "Люси, сэр" в ответ на
на мой вопрос она ответила: "Люти, тир", что я ошибочно принял за Люцифера.
Что же было делать? Я утешал убитых горем родителей так же хорошо, как и сам
способный и пообещал внести имя в приходской реестр и городские записи
как Люси, что я и сделал; но, несмотря на все это, подлинное,
ортодоксальное имя девочки - Джордж Вашингтон!"

"Понятно", - сказал я, отплачивая ему за шутку ожидаемым смехом.
"в названии что-то есть, и мы должны быть осторожны в его выборе".
В результате оказалось, что я последовал совету моего друга, приняв один
который был окончательно выбран. Вскоре после этого преподобный джентльмен взял шляпу
и оставил мне в моих медитациях. После этого я снова взялся за перо и тщетно
попытался написать предисловие. Наконец, в отчаянии, я смог ударить
не придумав лучшего способа, чем объяснить вам, моя дорогая Публика,
обстоятельства, которые мешают мне сделать это сейчас. Вы посочувствуете
моему унижению и простите мою неудачу ради честных усилий
и не думайте осуждать меня больше, чем если бы вы
вышеупомянутый деревенщина, упомянутый в начале этого моего извинения,
должен ли он, вместо того, чтобы шумно врываться в компанию,
попытаться (его чувство становления, преодолевающее его застенчивость)
скрутите его тело в подобие лука, тем самым лишь иллюстрируя
и подтверждая глубокую мудрость максимы, _non omnia possumus
omnes_. Если наши неуклюжие попытки будут классифицированы вместе, я буду
тем не менее, тешу себя надеждой, что более близкое знакомство с вами
увеличит мою способность изящно ничего не говорить и улучшит мою
хорошие манеры, хотя я не сомневаюсь, что под руководством месье Пьеда
вышеупомянутый соотечественник мог бы со временем научиться сносно кланяться.
поклон.

Навсегда, _vive_, моя дорогая Публика, и до тех пор, пока мы не встретимся снова (что,
встретимся ли мы когда-нибудь, будет зависеть от того, насколько мы довольны друг другом
), _vale_.

АВТОР.




ГЛАВА I.

 Наконец-то золотые восточные врата
 Величайшие небеса начали открываться!,
 И Феб, свежий, как бридегром, для своей пары.,
 Вышел, обескураженный, потрясая своим диви хейром.,
 И швырял свои сверкающие лучи сквозь мрачный Эйр.

 "КОРОЛЕВА ФЕЙ" СПЕНСЕРА.

Было прекрасное утро осени 18-го благодатного года...
Лучи солнца еще не упали на легкую завесу тумана, которая
парила над спокойной гладью реки Северн, поднималась и
собиралась в складки, словно готовясь к отплытию в начале
наступлению врага тщетно было сопротивляться. С таким тихим шепотом
это было почти незаметно, скользил ручей, голубой, как небо, которое он отражал
между берегами, теперь зелеными и плавно уходящими вдаль, увенчанный
с зарослями дуба, гикори, сосны, болиголова и савина, которые сейчас поднимаются
в неровные массы серых скал, поросших мхом, с
и там чахлый кустарник, пробивающийся из расщелины, и, кажется, что он
влачит голодное существование в самой скале; а теперь, в резком контрасте
, представляет собой почти перпендикулярные возвышенности из бесплодного песка.
Изредка с засохшей ветки доносился резкий крик короля-рыболова
у кромки или хлопанье крыльев дикой утки,
можно услышать, как она скользит по поверхности, но помимо этого там
не было никаких звуков, и они служили только для того, чтобы сделать тишину более глубокой.
Именно в этот час и на острове посреди реки начинается наша история
.

Сам остров неправильной формы и очень маленький, его площадь составляет
едва ли акр, а его берег покрыт галькой и
гранитными валунами. Недалеко от центра, фасадом на восток, стоит
неокрашенный деревянный домик самого скромного вида, формы и размера
из которых представляет собой продолговатую форму размером примерно тридцать на пятнадцать футов. Одна грубая дверь
служит единственным средством входа, и свет проникает через
два маленьких окна, одно на восточной, а другое на западной стороне.
Редкие участки травы, несколько запущенных кустов смородины позади
хижины и пара высоких кустов остролиста у двери - вот все признаки
растительности, которые бросаются в глаза.

У двери этой хижины в описываемое нами время стояла
одинокая фигура. Это был изможденный, худой человек, чей рост скорее
превышал шесть футов, чем опускался ниже. Объект, связанный с его персоной , который
первым, что привлекло внимание, была темная седеющая борода, которая ниспадала до половины его груди
, резко контрастируя с высоким белым лбом,
под которым светились большие мечтательные глаза. Волосы на его голове, как и его
борода, были длинными и свободно спадали на плечи. Его одежда была
самого грубого вида, состоящая из ткани темно-серого цвета,
верхняя одежда представляла собой нечто вроде свободного сюртука, ниспадающего почти до
колени стянуты вокруг талии темным шерстяным поясом. Его возраст
определить было трудно. Возможно, где-то между
сорока пятью и пятьюдесятью пятью годами.

Отношение и внешний вид мужчины были полны преданности и
ожидания. Его тело было наклонено вперед, руки сцеплены, а
глаза пристально смотрели на небо на востоке, вдоль горизонта которого
слои облаков, мгновение назад имевших свинцовый оттенок, теперь приобретали
все более глубокие малиновые оттенки. Когда облака окрасились в
более яркие цвета, его лицо озарилось возбуждением. Его фигура
, казалось, расширилась, глаза вспыхнули, руки сами собой разжались,
и он протянул руки, словно приветствуя долгожданного
друга. Но вскоре солнечные лучи начали струиться по
отек возвышенности и свет над поверхностью реки, и все тише и
слабее светились облака, пока они постепенно таяли в синеве
глубина прочь. Именно тогда был оттенок разочарования, как казалось,
прошла по лицу человека. Восторженное выражение лица исчезло, он бросил
почти укоризненный взгляд к небесам, и его чувства нашли выход в
словах.

"Разве Ты не сказал: "Вот, Я скоро приду"? Зачем же тогда задерживать движение
колес Твоей колесницы? О, Господи, Я ожидал Твоего спасения. В
ночные стражи, в полночь, при пении петухов и утром,
помнил ли Я о Тебе? Но преимущественно на заре ушла душа моя
навстречу Тебе, ибо тогда явится знамение Сына Человеческого
на Небесах, и они увидят Его, грядущего на облаках Небесных, с
сила и великая слава. И Он пошлет Своих ангелов с громким звуком
трубы, и они соберут Его избранных от одного конца
Небес до другого".

Его глаза дико округлились, затем опустились и впились в землю,
и несколько мгновений он оставался неподвижным, как статуя, после чего
с удрученным видом он повернулся, словно собираясь войти в хижину. В
в этот момент с берега неподалеку раздался ружейный выстрел, и
подняв голову, он увидел человека, падающего с отлогого берега на пляж.

Если раньше в
Отшельнике и было какое-то проявление слабости или немощи, то теперь оно исчезло. Ничто не могло сравниться с быстротой и
энергией его движений. Броситься к воде, прыгнуть в
лодку, отстегнуть ее от кола, к которому она была привязана, и одним
сильным толчком отправить ее наполовину через канал, было работой
но на мгновение. Вскоре последовало несколько ловких и сильных взмахов весла
швырнул его на усыпанный галькой берег и одним прыжком оказался рядом с
распростертым человеком. Он лежал лицом к земле, с
одной вытянутой рукой, а другую подогнул под себя. Рядом с
ним листья и трава были испачканы каплями крови, а на
небольшом расстоянии лежал пистолет.

Старик обхватил незнакомца рукой, чтобы поднять его из
лежачего положения. Движение, должно быть, причинило боль, потому что послышался низкий
стон. Но он, по крайней мере, свидетельствовал о присутствии жизни,
и даже в этих печальных звуках было утешение. При всем
с материнской нежностью он поднял раненого на руки и
попытался определить место и характер раны, чтобы
остановить, по возможности, кровотечение. Но вскоре стало очевидно, что
все подобные попытки были бы бесполезны и только усугубляли
боль, не приводя к какому-либо желаемому результату, пока оставалась одежда
. Лучше, конечно, казалось, чтобы удалить его
тут же в хижину. Как аккуратно, потому, как это возможно, старик
носила его к лодке, и сдала его на дно. Несколько штрихов
удар весла снова отправил его обратно на остров, и вскоре раненый
незнакомец лежал на грубой, но желанной кровати. Здесь первое, что нужно было
сделать, это снять с него пальто и другую одежду, которая скрывала
рану. Выполнив эту обязанность, которая заключалась в разрезании
пальто и разрывании нижней одежды, следующей заботой старика
было, наилучшим способом, который был в его силах, наложить повязки, чтобы остановить кровотечение.
кровь, которая сочилась из правого бока и плеча. Это было сделано
с немалым мастерством, как будто тем, кто тогда не видел огнестрельного ранения.
в первый раз. Процесс время от времени сопровождался
стоном, когда бинты слишком плотно прижимали раненые части тела, который
страдалец, казалось, пытался подавить, появляясь, в то же время,
попытаться выразить свою благодарность улыбкой и мягким взглядом
его глаз. Любая попытка напрячься немедленно пресекалась его доброй натурой.
медсестра, которая никогда не упускала случая, когда это случалось, призвать его к тишине.

"Ты ослабел от потери крови, молодой человек, - сказал он, - но я
ошибаетесь, если там очень опасно. Но, едва спаслась ты был.
Будь благодарен тому Провидению, благодаря которому все волосы на твоей голове
сочтены, и которое не позволяет воробьям упасть незамеченными на
землю, за то, что они так направили выстрел, что разорвали только внешнюю оболочку.
плоть, не достигая жизненно важной части. И так, отныне, когда
жизненное зло нападет на тебя, пусть оно не проникает глубже, чем на
поверхность, и не затрагивает твою бессмертную душу".

Здесь молодой человек сделал движение, как будто хотел что-то сказать, но он был
прервана другим.

- Нет, - сказал Затворник, "ты должен слушаться меня для собственного твоего же блага, и я
запрети всякую речь. Это разожжет кровь и ослабит тебя еще больше
. А теперь успокойся, я покину тебя всего на минуту, чтобы
найти, если смогу, пароход, идущий в Хиллсдейл.

Мы воспользуемся отсутствием Отшельника, чтобы описать
интерьер хижины и ее обитателя. И начнем с последнего - он
был темноволосым юношей двадцати одного или двух лет от роду,
естественную бледность лица которого подчеркивал и вороной
цвет его волос был таким, как будто он потерял кровь. Черты его лица были довольно правильными.
Над ними возвышался лоб, скорее высокий, чем широкий. Глаза
они были самыми примечательными и сразу привлекли к себе внимание. Они были
большими, черными и сверкающими, и, несмотря на предписания старика
, широко открытыми и бродили по квартире. По манере, в которой
к нему обращались, было видно, что он был неизвестен.

Сама комната представляла собой квадрат около пятнадцати футов, или половину хижины
с очагом, сложенным из больших камней и кирпичей, и
освещалась одним окном, которое было обрешечено и оштукатурено. Его мебель
состояла из вышеупомянутой кровати, стоявшей на низком сосновом каркасе,
первоначально выкрашенный в красный цвет, но теперь несколько потрепанный; из пары
стульев с плетеными днищами; каменный кувшин для воды; винтовка
и пороховница, поддерживаемая двумя гвоздями, вбитыми в стену; сосновый
стол и набор полок, заполненных книгами. Это была задняя комната,
она вела в другую такого же размера, отличающуюся от первой
отсутствием камина и отсутствием обрешетки. Эта последняя комната была
лишена мебели, за исключением верстака, на котором лежало несколько
инструментов; разделочная доска, сделанная из сегмента тела
большое дерево; лошадь бондаря; пара граблей для ловли устриц и несколько
удочек, можно было бы назвать таковыми. В двух углах стояли
связки шестов из орехового дерева, а на полу было разбросано большое количество
прутьев, предназначенных, по-видимому, для плетения корзин. Эти предметы
имели, вероятно, какое-то отношение к занятиям жильца хижины
. На стенах, на колышках, висело множество корзин разного размера
- некоторые готовые, а некоторые в незавершенном состоянии.

Отшельник, оставив своего гостя, направился к западной стороне
маленького острова и бросил испытующий взгляд во все стороны,
чтобы убедиться, нет ли кого поблизости. Никакой лодки видно не было, и он
немедленно вернулся по своим следам.

Он бесшумно прокрался обратно к ложу своего гостя, которого застал
по-видимому, спящим, хотя, по правде говоря, сон был притворным
из уважения к тревогам старика. Несколько раз он прошел
взад и вперед от комнаты к двери, прежде чем получил
удовлетворение от того, что нашел объект своих поисков. Наконец, было обнаружено каноэ
, плывущее вверх по реке, в котором находились два человека, которые при ближайшем приближении
были признаны индейцами, мужчиной и женщиной, принадлежащими к
остатки племени, задержавшиеся на своих древних охотничьих угодьях
по берегам реки. Действительно, дичь, которая когда-то изобиловала в
лесах, исчезла, и голубой ручей, и вздымающиеся холмы,
и зеленые равнины, и навязчивая промышленность, и растущие деревни
белых, но напомнил им о нынешней слабости и былой мощи.
Но чувствительность к деградации была притуплена. Они постепенно
привыкли к своему положению; река изобиловала ракушками и
другой рыбой; они могли поддерживать существование, хотя и скудное
это было, и они предпочли бы это уверенность в благороднее, но больше
нестабильной жизни западных племен. Когда каноэ приблизилось,
Отшельник поманил его рукой, и нос был повернут в сторону
островка.

"Добро пожаловать, Эстер", - сказал он. "Идешь ли ты в город?"

Ответом был молчаливый кивок головы.

"Ты передашь мне послание?"

В ответ, как и прежде, последовал кивок согласия.

- Тогда ступай скорее и скажи Джону Элмеру, что в моей хижине лежит человек, раненный из ружья
, и я хочу, чтобы он немедленно пришел.

Скво снова кивнула и, не задавая вопросов, со словами
естественная апатия ее расы, сказала она.--

"Я делаю то, что говорит отец Холден".

Индеец, который до сих пор хранил молчание, обратился к ней на своем
родном языке.

"Может ли Куропатка, - сказал он, - использовать свои крылья только для того, чтобы
летать по поручениям своего белого хозяина?"

"Охвамехуд, - сказала скво, - мудрый воин, и глаза у него острые"
но они не видят в сердце женщины. Если солнечный свет и
дождь прольются на землю, неужели она не принесет плодов?"

"Это хорошо", - саркастически сказал индеец. "Пина - это хорошо
названный; и Куропатка, хотя и дочь Сахема, должна будет
порхать по воздуху, исполняя приказание белого человека".

Глаза Пины, или Куропатки, вспыхнули, и она уже собиралась
дать гневный ответ, когда ей помешал человек, которого она раньше
называла отцом Холденом.

"Поторопись!" он сказал на том же языке, забывшись в
волнении момента и бессознательно используя ту же образную
дикцию: "Или фонтан красного потока может иссякнуть раньше, чем
приходит знахарь. Поспеши! Благородно творить добро, и Великий
Дух благословит это деяние".

Велико было изумление индейцев, когда они обнаружили, что их поняли
и услышали, что к ним обращаются на их родном языке.
Но только выразительное "хью"! и непроизвольный взмах весла,
от которого каноэ заплясало по воде, выдал их удивление.
Холден постоял мгновение, глядя им вслед, затем повернулся и направился
своими шагами к хижине. Мы не будем следовать за ним, но преследовать
уходя индейцев.

В течение пяти минут, возможно, они плыли в молчании, каждый видимо
не желая выдавать любопытство обстоятельство, что погружен
мысли обоих. Наконец женщина заговорила.

"Великий Дух передал слова вигвама мужчине с
Длинной Бородой".

Пожатие плечами и еще одно хью! были единственными, кто обратил внимание на это замечание
ее спутник. Снова последовало молчание, которое
на этот раз нарушил мужчина. Как бы выражая свое несогласие с
предположением скво, он сказал,

"Длинная Борода пил из ручьев, которые текут к заходящему солнцу
, и там он выучил речь воинов. Он очаровал
уши Пины их звуками, когда учил ее выполнять его
поручения?"

Кровь еще сильнее прилила к щекам женщины, но с
усилием она подавила поднимающееся чувство негодования, пока она
отвечала,

"Пусть Охкуамехуд послушает, и тьма сойдет с его пути.
Солнце съела снега пятнадцать зим и пятнадцать раз
Песня лета птицы уже молчали, с длинной бородой пришел
на реке Pequots. И бледнолицые возжелали его
общества, но он отвернулся от них и построил свой
вигвам на Лососевом острове, ибо сердце Длинной Бороды было одиноко.
Там он обращается к Великому Духу в утренних облаках. Молодой
детеныш, выросший из чресел Хаттамойдена, уже надел свои
мокасины для страны Духов, и слезы Пины капали
быстро, когда Длинная Борода пришел в ее вигвам. И он простер свои руки
над мальчиком и попросил Великого Духа, чтобы он остался, чтобы вести
свою мать за руку, когда она состарится и ослепнет, и вырывать
шипы из ее ног. И Великий Дух послушался, ибо он любит
длинную Бороду, и снял мокасины с ног мальчика,
и огонь в его дыхании погас, и он уснул, и был здоров.
Поэтому Пина - птица, которая летит с посланиями Длинной Бороды.
Но это первый раз, когда она услышала из белых уст язык
краснокожего человека.

Теперь индианка могла понять поведение женщины. Это было
естественно, что она должна быть благодарна спасителю жизни своего ребенка и
готова проявить свои чувства теми малыми средствами, которые были в ее силах. Если бы он мог
заглянуть в ее сердце, он бы увидел, что там было нечто большее
, чем простая благодарность. Поведение Холдена, так отличающееся от того
других белых людей; незаинтересованный характер своего героя, показывая
сама в актах доброту ко всем; его уединение, его тяжести,
редко признался в улыбке; его импозантной внешности, и его
таинственный communings с какой-то невидимой силой-потому что она часто видела,
его, как он встал, чтобы посмотреть на восходящее солнце, и услышал его диких очередей
преданность--это сильно на СКВО, и вложил
его атрибуты высшего существа; это чувство, которое было
участвовал во многих индейцев.

Но если бы Охкамех мог увидеть все это, это послужило бы
только для того, чтобы усилить подозрения, которые он начал питать по поводу
Длинной Бороды, как он и женщина называли Холдена. Как индейца, он был
подозрительно даже доброта белого человека, чтобы какой-то злой
конструкция может скрываться под ним. Что интересно, когда мы рассматриваем отношения
из одного в другой? Насколько наша история похожа на историю волка, который
обвинил ягненка, который пил под ним, в том, что он замутил ручей?

Охкуамехуд, пекот по происхождению, был чужаком, который всего несколько дней
назад пришел из западного племени, в которое его приняли,
либо посетить могилы своих отцов, либо по какой-нибудь из этих
тысяч причин взаимоотношений, или дружбы, или политики, которые
побудят североамериканских индейцев проделать путь в сотни миль и увидеть
в то утро я впервые почувствовал себя Отшельником. Если благодарность
скво была объяснена, в чем он не сомневался, она была незаслуженной, то знание Длинной
Бородой индейского языка - нет. Как получилось, что он
поэтому необходимо знать и говорить на нем с грацией и беглость
за власть несколько разрозненных членов племени в
соседи, большинство из которых почти утратили о нем всякие воспоминания
это было для него интересной загадкой. Он молча размышлял над своими
мыслями, время от времени останавливая весло и проводя рукой по
своему лбу, как будто пытаясь вспомнить какое-то обстоятельство или идею, которые постоянно
ускользали от его понимания. Так они двигались до тех пор, пока на повороте на возвышенность
в поле зрения не показалась маленькая деревушка Хиллсдейл.

Те, кто видит сейчас этот красивый город впервые, могут иметь лишь
слабое представление о его тогдашнем облике. Но, хотя большой кирпичный
магазины, выстроившиеся вдоль его причалов, и дорогие особняки современности
громоздящиеся один над другим на склонах холмов, и его прекрасный
церквей из гранита и портлендского камня не было видно, тем не менее, это место
уже тогда не могло не привлекать внимания.

Ситуация необычайно красива. Два ярких потока -
Вутуппокут, название которого указывает на его характер, его значение -
"чистая вода", и Яупае, или "берег реки", из-за чего он
должно быть, так называется то, что не так просто объяснить, объединяя их воды
чтобы сформировать благородный Северн. Жаль, что хороший вкус, который
сохранил первоначальные названия двух первых, не сохранил также
титул последнего - Сакимау, или Сахем, или вождь, под которым он был назван.
был известен индейцам. Возможно, первые поселенцы в
страна подумал, что, позволяя двух рек, чтобы сохранить их аборигенов
наименования мест было достаточным дань хороший вкус, в то время как они сделаны
изменение фамилии третьего подношение любви, многие из них
сделав свой первый вздох на приятных берегах английский
река Северн. Именно на языке суши, или мысу, образованном
слиянием двух рек, составляющих Северн, находилась
основная часть города.

На мысе, обращенном к югу и смело поднимающемся из воды,
выкрашенная в белый цвет деревня возвышалась на полпути вверх по его склонам, две ее главные улицы
уходили изогнутыми линиями вокруг основания,
вверх, к участку ровной земли, к которому плавно переходит северная сторона холма
. В самой северной части этого уровня,
две улицы, организации, на расстоянии мили от пристани, в одно
что оттуда смотался хитрый ход два или три мили дальше
в Yaup;ae. Выше самой высокой крыши и шпили вздымались зеленые
саммит Хилл, чьи густых вечнозеленых растений представлены, в все
сезоны, венечный зелени. Тот, кто стоял на вершине, мог видеть, как прибывает
врываясь с востока, через узкое горло, и между
берегами, которые становились все выше по мере приближения к городу, стремительный
Woot;ppocut, только чтобы потерять как его побыстрее и его имя в глубоких
и более спокойные реки Северн, в которой она является главным притоком,
в то время как на западе он увидел, как серебристая змея скользит по зеленым
лугам, нежный Яупае, медлительный, как будто он любил поля
по которому он бродил, пока внезапно не ускорил шаг, с
ревом, как от сердитой досады, он не устремился в водовороты кипящей
пена, чей туман поднимался высоко в воздух, спускалась в глубокое ущелье, между
нависающими скалами, через которые она пробила проход. Оттуда
поток, внезапно успокоившись, разлился в бухту
, усеянную двумя или тремя маленькими островками, и обтекал основание
холм, который постепенно снижался к западу, соединился с
Вутуппокатом. Далеко под ногами он видел крыши домов,
и шпили церквей, и мачты шлюпов, занятых в
каботажном деле, и бригов, занятых в вест-индской торговле, и
заметил коммуникацию, частично мост, частично дамбу, переброшенную через
устье Яупае и соединяющую противоположные берега; ибо на
западной стороне, вдоль берега и вверх по холму, дома были густо застроены
рассеянный.

Вскоре каноэ причалило к одной из пристаней, и индейцы
исчезли на улицах.




ГЛАВА II.

 С нами был доктор медицины.:
 Во всем этом мире не было никого, подобного ему.,
 Говорить о медицине и хирургии.

 * * * * *

 Он знал причину каждой болезни,
 Было ли оно холодным, или горячим, или влажным, или сухим,
 И где возникло, и с каким юмором:
 Он был очень совершенным практиком.
 Причину вы знаете, а корень его вреда - нет.
 Вскоре он отдал больному свой ботинок.

 ЧОСЕР.


Первой заботой верной Пеены, или Эстер, было обратиться к врачу
. Она нашла его дома и была немедленно допущена к нему
присутствие.

- Царица Эстер, - воскликнул он, едва увидев ее, - это ты?
Добро пожаловать, потомок династии королей. Не хочешь ли немного сидра? Он
говорил слово "сидр", как индейцы, с восходящей интонацией на
последний слог. Это было предложение, ни один индиец не устоял, и
СКВО-просто ответила утвердительно. Из кувшина с
благодатным напитком, который незадолго до этого принесли в
комнату и который, действительно, предполагал это предложение, доктор наполнил стакан
пенящийся бокал, и скво не заставила себя долго ждать, осушив его содержимое,
после чего она выполнила свое поручение.

- Эстер! - воскликнул доктор ризи. - Эстер!нг и поспешил забрать свои
инструменты и сумку с лекарствами: "Ты обошел меня. Почему
ты не сказал мне раньше? Я вливал сидр в твою
королевскую глотку, в то время как мне следовало бы поспешить вытащить пулю из какой-нибудь
плебейской туши. Можешь ли ты сказать мне имя раненого?

Скво покачала головой и только сказала: "Эстер не знает".

К этому времени его приготовления были закончены, чему он не позволил себя прервать
беседа прервалась, и, следуя за женщиной по пятам, он
поспешил к пристани. Здесь, бросив взгляд на флайеров, которые махали с
увидев мачты некоторых судов и заметив, что ветер попутный, он
отклонил ее предложение прокатиться с ним на каноэ и, бросившись
сел в маленькую парусную лодку и вскоре был деловито занят развязыванием парусов.
Пока он этим занимался, до его ушей донесся чей-то голос:

"Ну, доктор, что там еще за ветер?"

Человек, обратившийся к нему таким образом, был молодым человеком, вероятно, не старше
двадцати пяти лет. Его одежда указывала на принадлежность к
более состоятельному классу граждан, и было что-то приятное в
его манерах и обращении.

"Рад видеть тебя, Уильям", - сказал доктор. "Мне нужна команда; приходите,
корабль для круиза.

- Но куда, доктор?

- На остров Холдена, навестить раненого. Прыгай на борт и займись
кливерами.

К этому времени паруса были подняты, и, поскольку молодой человек выполнил
приглашение, суденышко вскоре погрузилось и быстро понеслось
вниз по реке. Расстояние составляло всего три или четыре мили,
и быстро преодолено. На пляже их встретил Холден, которому
оба джентльмена были знакомы, но он не смог сообщить им
имя раненого. Однако, как только доктор увидел его, он
воскликнул:

"Это мистер Паунал. Не дай Бог, чтобы травма была серьезной".

Выражение лица спутника доктора и несколько слов, которые он
произнес, также свидетельствовали о том, что он узнал незнакомца.

"Так, Мой бедный друг", - сказал врач, как страдалец протянул
стороны, и выражает в нескольких словах свою радость по поводу пришествия
два", - Этого вполне достаточно, я претендуем на монополию говорить."

Он тотчас же стал рассматривать рану, которую он сделал с большим
уход и молча. Он обнаружил, как и сказал Холден, что заряд
лишь задел поверхность, разорвав плоть сбоку до
плечо, действительно, довольно глубокое, но оставляющее скорее уродливую, чем
опасную рану. После того, как работа была выполнена, и были наложены корпия и свежие бинты
, доктор со вздохом облегчения опустился на
стул и заверил молодого человека, что ему нужен покой только для
присутствует, и через день или два, возможно, вернется к своим друзьям.

"Я бы предпочел потерять шестерых обычных пациентов, чем тебя, Том Паунал", - сказал он
. "Почему ты мой идеал торговца, ионическая столица
столп торговли. Теперь не позволяй своему разуму быть

 "Мечущимся по океану".;
 Туда, где ваши аргосцы с пышными парусами,
 Подобно синьорам и богатым бюргерам во время наводнения;
 Или, так сказать, морским представлениям,
 Побеждают мелких торговцев.'

Спокойствие, мой дорогой мальчик, как ума, так и тела - вот что тебе необходимо. Я
хочу, чтобы ты понял это.:

 "Вот что я тебе скажу, Антонио--
 люблю тебя, и это говорит моя любовь ".

Паунал пообещал быть очень послушным, в связи с чем
врач гарантировал, что он получит огромное удовлетворение от своей раны.
"Вы сами увидите, - сказал он, - как прекрасно она заживет.
В научной глаза, и по моему указанию вы должны сделать один, там
это что-то восхитительное в глазах грануляций. Мы можем сказать о
Природа, как Доктор Уоттс поет мед-пчела:

 "Как искусно она строит свою келью!,
 Как аккуратно она хранит воск!"

Я считаю тебя счастливчиком.

Молодые люди были вынуждены улыбнуться тому, как доктор рассматривал этот вопрос
, но он не обратил внимания на их веселье.

"А я тем временем останусь с вами", - сказал Уильям Бернард, так
звали джентльмена, сопровождавшего врача,
обращаясь к Пауналу: "Если наш добрый друг", - и тут он
посмотрел на Холдена, - "не возражает".

Отшельник выразил свое согласие; и Паунал, поблагодарив своего друга,
доктор дал свое согласие на это мероприятие.

"Он не причинит вам вреда, Уильям, - сказал он, - на ночь
или два, и вы будете проявить себя тем самым из разных печать
Тимон друзей". И тут доктор, который любил цитировать стихи,
особенно Шекспира, лучше, чем давать лекарства, позволил себе
снова прибегнуть к своей любимой привычке:

 "Когда мы отворачиваемся
 От нашего товарища, брошенного в могилу,
 Так что его приближенные, к его похороненному богатству,
 Ускользают прочь; оставляют свои ложные клятвы при нем,
 Как подобранные пустые кошельки, и его бедное "я"
 Преданный попрошайка воздуха.

Но, мистер Холден, одолжите мне на минутку ваши уши и, если позволите, ваш язык тоже.
вы должны рассказать мне, как это произошло. Мне не хотелось бы
беспокоить Паунала расспросами.

С этими словами он вышел из комнаты, сопровождаемый Отшельником.

- Сначала скажи мне, - попросил Холден, когда они стояли на свежем воздухе, - что
ты думаешь о ране.

- Ха! - воскликнул доктор. - Она не так глубока, как колодец, и не так широка, как церковная дверь.
но этого достаточно - сойдет.

"Как! - воскликнул Отшельник. - Неужели ты обманывал мальчика? Но
нет, ты не способен на это; и, кроме того, я видел слишком много
ран, чтобы усматривать в этом опасность.

"Я вижу, друг, ты читал Шекспира с какой-то целью", - воскликнул
доктор. "Но знай, что я говорил не в том смысле, в каком Меркуцио
говорит о ране, которую нанес ему Тибальт. Моя радость не настолько серьезна, как
бедный Меркуцио. Вот, я сказал вам, но, честно говоря, и
то, что видели ваши собственные глаза. Рана не так глубока, как колодец,
и не так широка, как церковная дверь. Если бы это было так - допуская физическую
возможность - Паунал был бы чудовищем на вид, и никакие перевязочные материалы
от меня не было бы никакого толку. И этого тоже достаточно. Вы бы этого не хотели
большего. Кроме того, это послужит делу, то есть продержит его день-другой в
вашей каюте. И в этом состоит одно из бесчисленных преимуществ
Схакспеаре. Каждое предложение имеет как полную материи, как мой седла-сумки
медицина. Почему я буду участвовать, чтобы выбрать, как много значений в каждой
есть сливы в пудинг. Но, друг, я уверен, что вы должны иметь
копия. Дай мне посмотреть".

"Я немного знаю об этих сует", - ответил Холден. "В моей легкомысленной юности,
Я вкушал такие безумства, подобно тому, как осел всасывает восточный ветер. Но
Господу было угодно открыть мне глаза. В мыслях из видений
той ночи, - продолжил он, и его глаза засияли ярче, а рост
, казалось, увеличился, - когда на людей опускается глубокий сон, меня охватывает страх
и дрожь, от которой дрожали все мои кости. Затем видение промелькнуло передо мной
и волосы на моем теле встали дыбом. Оно стояло неподвижно, но
Я не мог различить его форму: перед моими глазами был образ
наступила тишина, а затем я услышал голос, говорящий: "Узри,
Я скоро приду; бодрствуй и молись, ибо ты не знаешь ни дня, ни часа!
Я не ослушался небесного предупреждения, и с тех пор
помпезность и тщеславие мира были подобны пыли под моими ногами
".

Это не был первый раз, когда врач услышал Затворник говорить о
его своеобразные взгляды; но, хотя всегда готов признавать и расширяются
на них, когда другие готовы были слушать, он равномерно
проявлял нежелание упоминать о себе или происшествиях из своей жизни
. Всякий раз, когда до сих пор, как это иногда случалось, любопытство
его слушателей уводило разговор в этом направлении, он
неизменно уклонялся от любых намеков и отвергал все расспросы. Но сегодня его настроение
казалось другим. Элмер был другом, которого Холден высоко ценил,
и поэтому он мог говорить более свободно в его присутствии; но этого
недостаточно, чтобы объяснить потерю его сдержанности. Мы знаем
нет другого объяснения, кроме того, что бывают моменты, когда сердце каждого
человек открыт и жаждет излить душу, и это было одно из них.
то, что раскрыло уста Отшельника.

"Давно ли прошло с тех пор откровение?" спросил доктор.

"Слишком долго, - сказал Холден, - я блуждал по путям греха, и
в забвении моего Бога, и моя юность была потрачена впустую на то, что
не удовлетворяет и не приносит пользы. Мое сердце было очень ожесточенным, и оно
восстало против Господа. Тогда это было угодно Ему (да будет благословен
Его святое имя), чтобы растолочь меня в ступе страданий и раздавить
меня между верхним и нижним жерновами. Но я не обратил внимания; и,
подобно Навуходоносору, мой разум постоянно ожесточался в гордыне. Затем,
как и царь Вавилонский, был изгнаны из сынов человеческих, и его
сердце, как зверей, и его жилище был с дикие ослы,
и они его кормили с траву, как волы, и все его тело было мокрое с
росою небесною, так и дух отвезти меня обратно в
жилищах диких людей леса и прерии, и я
прожив с ними много дней. Но он имеет власть не всегда пожурить, ни
хранит он землю. В свое время он вырвал меня
из огненной печи и повелел мне ждать здесь Его спасения; и
здесь годы, долгие годы я ожидал Его обещания. О, Господи, как
долго!"

Вопрос доктора остался без ответа, либо потому, что Холден забыл
об этом в своем волнении, либо потому, что он был не в состоянии дать сколько-нибудь точный
отчет о течении времени. Но так много доктор смог почерпнуть
из его бессвязного рассказа, что в какой-то период своей жизни он
пережил большое бедствие, которое повлияло на его рассудок. В таком
состоянии он, вероятно, присоединился к индейцам и прошел несколько
годы среди них, а затем, после частичного восстановления
интеллекта, принял дикие идеи, которые он исповедовал. То, что прошло
в течение этих лет, был тайной, известной лишь самому себе, если, действительно,
события не исчез из его памяти.

"Вы горько переживал", - сказал врач.

"Не говорите о страданиях", - воскликнул Холден. "Я считаю, что все, что может вынести человек,
не сравнится с венцом славы, который ожидает его,
кто войдет в Царство. Что это за крупинка, которую мы называем
жизнь? Отметьте, - продолжил он, поднимая камешек и бросая его в воду.
вода: "она подобна пузырю, который поднимается, чтобы лопнуть, или звуку моего
голоса, который так же быстро затихает вдали. Я не трачу на это ни одной мысли, кроме как о том, чтобы
подготовить себя к пришествию моего Господа".

"Значит, вы считаете, что эта уединенная жизнь - лучшая подготовка, которую вы можете сделать
к следующей?"

"Да, - сказал Холден. - Я действую не по своей воле. Может ли глина сказать горшечнику
что ты делаешь? Смотри, я в руках Того, Кто мудрее и
могущественнее меня. И он не оставил меня без обязанностей, которые я должен выполнить. Я -
вопиющий в пустыне, и хотя люди не внимают, все же должен
верный свидетель плачет. Мне нужно выполнить работу, и как моя душа?
стеснена, пока она не будет выполнена? Разве ты сам не видишь, судя по тому, что
произошло сегодня, какой-то причины, по которой отшельник находится на своем одиноком
острове? Он любил многолюдные преследует мужчин, Человек-существо,
возможно, погибли".

Упоминание об утреннем происшествии напомнило доктору о том, что
он обратил внимание на цель, с которой он покинул комнату, и о которой
он забыл, слушая речь энтузиаста. Он
теперь перевел разговор на тему раны и услышал
Счет Холдена. Он убедился, как из его заявления, и
от нескольких слов Паунале сам уронил, а также от вида
пушки Холден взял, и нашел только что выписали, что
ранение было случайным, и обусловлено собственного молодого человека
охота на птиц-х частей. Убедившись в этом, доктор
вместе со своим спутником вернулся в хижину. Это было всего лишь для того, чтобы дать несколько
прощальных указаний Бернарду, приказать вести себя тихо своему пациенту и
попрощаться с ним, что он и сделал словами своего любимого--

 "Прощай!
 Да будут благосклонны к тебе стихии и даруют
 Твоему духу полное утешение".




ГЛАВА III.

 Ici il fallut que j'en divinasse plus qu'on ne m'en disoit.
 MEMOIRES DE SULLY.


Через неделю после событий, описанных в предыдущих главах, небольшая компания
собралась в гостиной одного из домов Хиллсдейла.
В нее входили джентльмен лет пятидесяти; его жена,
приятной наружности матрона, на несколько лет моложе его; их дочь, яркая
голубоглазая девушка с льняными волосами, обретающая самые грациозные формы
женственности, и молодой человек, который нам не совсем чужой.

Суждение врача относительно раны Паунала - ибо это был
он - оказалось верным, и на второй день после ранения
он вернулся в деревню со своим другом Уильямом Бернардом, в
доме отца которого он в настоящее время проживал. В
молодые люди были знакомы раньше, и авария, казалось бы,
создан своего рода интимность между ними. Поэтому, с
нет ощущения нежелание, что Паунале принял приглашение пустыни
в его доме-интернате на время, за гостеприимство своего друга.
Возможно, его решение было немного повлияло памяти
голубые глаза Мисс Бернард, и приятный эффект, который, с
их первое знакомство, они оказали на него. Как бы то ни было,
несомненно, что, хотя он был несколько бледнее обычного, он
казался вполне довольным своим состоянием.

Был уже вечер, и свечи горели, и г-н Бернард, или как
он был более часто, или, действительно, практически повсеместно, называются, судья
Бернар, от одного из судей Верховного суда, был
сидит в кресле, читает газету; Миссис Бернард был занят
с нее вязание; молодой леди, работающих на одном из этих частей
иглы-работу, которой в те времена редко из женских рук,
и в Паунале, глядя на нее все, что он смел, и, слушая изредка
пункт зачитала судья из своей газете.

- Вы произвели настоящую сенсацию в нашем маленьком сообществе,
Томас, - сказал судья, одновременно откладывая очки и газету.
- Мистер редактор Питерс и сплетники должны быть
бесконечно благодарен вам за то, что вы ранили себя и предоставили ему возможность
продемонстрировать свой изобретательский гений и блеск своего
воображение и дать им тему для разговора. Вот, Энн, прочти
статью вслух для нашего назидания".

Барышня побежала ее глаза торопливо вниз по колонне, и не мог
ее сдерживать смех.

"Извините, папа, - сказала она, - это слишком для моих бедных нервов. Только
подумайте об этом: мистер Питерс заряжает ружье мистера Паунала шестнадцатью зарядами,
сбрасывает его с обрыва высотой в двадцать футов, ломает три его
ребра, и делает значительный разрез в черепе. Никогда там не был
такой чудесный побег. Это слишком чудовищно".

"Как в газетах дают большой истории!", сказала миссис Бернард.

"Смею сказать", воскликнула Анна, "редактор имеет власть за то, что он
говорит, что сейчас мое внимание обращено к нему, я думаю там должны
что-то в разрез. Разве ты не замечала, мама, что у мистера
Паунала временами кружится голова?

"Энн! - воскликнула ее мать, улыбаясь. - Мне стыдно слышать, как юная
девушка так разглагольствует".

"Я не помню, чтобы у меня кружилась голова больше, чем обычно", - сказал Паунал,
"но я уверен, что никто не может находиться в обществе мисс Бернард и не быть
беззаботным".

- Очень красиво сказано! Мистер Томас Паунал упражняется в остроумии на
country maiden, чтобы быть на тренировке, когда он вернется, чтобы открыть кампанию
среди New York ladies. "

- Я слишком счастлив здесь, - тихо сказал Паунал, - чтобы желать возвращаться.
в город.

Почти незаметный румянец залил щеки мисс Бернард. Она
оторвался от газеты, но ее глаза сталкиваются с те
молодой человек, мгновенно упал.

"То, что красивых речей вы делаете друг другу?" пробились в
Судья. "Мой дорогой, не опускай голову. От этого кровь бросается тебе в лицо".
"Папа", - воскликнула его дочь, желая отвлечь от себя внимание.

"Папа",
"можете ли вы найти в газете что-нибудь поучительное для чтения нам? Нет ли там
отчета о какой-либо речи?"

"Действительно, речи! Слава Богу, в этой газете нет речи.
Заседания Конгресса еще не начался, и поток слов, в
сравнению с которым Ноев Потоп был летний душ, следовательно,
не началось. Почему, моя дорогая маленькая дочь, ты напоминаешь мне о
национальном бедствии?"

- Чтобы искупить обиду, папа, позволь мне сказать тебе, что мистер Армстронг
и Фейт обещали навестить нас сегодня вечером, и, судя по звуку
что касается открытия главных ворот, я подозреваю, что они совсем близко.

Гипотеза Анны оказались правдой, потому что вскоре после ожидаемых посетителей
были озвучены и обычными приветствиями пройдя, все они были
только сидя.

Но прежде чем продолжить, возможно, не лишним будет дать некоторое
описание людей, которым суждено сыграть не маловажную роль в нашей
истории.

Мистер Армстронг был среднего возраста, обычного телосложения и с
лицо, которое все еще обладал необычайной красоты. Благородный лоб, волосы изначально
черные, но преждевременно поседевшие, большие темные глаза, прямой нос и
хорошо очерченный рот, над которым играло выражение доброжелательности,
обладал чрезвычайно привлекательной внешностью, и было бы
несомненным удовольствием созерцать его милостивое присутствие, если бы не видимость
уныния, граничащего со страданием, которое в последнее время все возрастало
на нем. Он редко улыбался, и когда он это сделал улыбку часто
сменил темная тень, как бы он чувствовал угрызений совести за нарушение границы
на precints веселья.

Вера сильно напоминал ей отца, а также во внешнем, а в
характер ее разум. Ее фигура была стройной, приближается даже к
деликатес, хотя и без появления болезненности. Лицо ее, бледное
обычно задумчивый, иногда озарялся энтузиазмом
скорее ангельским, чем человеческим. Ее мать умерла, когда она была слишком молода
чтобы оценить потерю, она сосредоточила на своем отце всю ту
любовь, которая обычно разделяется между двумя родителями. И не только с
чувством любви она относилась к нему. К этому примешивалось чувство
благоговения, доходящее почти до идолопоклонства. Ни одно его мнение, ни одна мысль,
ни одно слово, ни один взгляд не имели для нее ценности. И богато было
привязанность ребенка вернули отцу, и горд был он
ее, несмотря на его борьбу против чувствуя, как что-то
грешен.

Это был первый раз после несчастного случая с Пауналом, когда мистер Армстронг
или его дочь увидели его, и разговор, естественно, зашел
об опасности, которой он подвергся.

"Это было спасение по воле провидения", - сказал мистер Армстронг. "Это поразительно
со сколькими опасностями мы сталкиваемся, и наши побеги можно рассматривать как
так много ежедневных чудес, подтверждающих вмешательство контролирующего
Провидения. Мало найдется людей, которые не могли бы оглянуться назад на несколько таких случаев в своей жизни.
"

"Ты прав, мой друг", - сказал судья. "Я могу вспомнить с полдюжины
в моем собственном опыте; и если некоторые были меньше, некоторые, несомненно,
было больше".

"Я подозреваю, что эти несчастные случаи являются следствием нашей собственной беспечности.
в девяти случаях из десяти", - сказал Паунал. "Во всяком случае, я"
уверен, что причиной стала моя беспечность.

"Вы говорите так, как будто этого можно было избежать", - сказал мистер Армстронг.

"Конечно. Вы так не думаете?

"Я не уверен в этом", - сказал мистер Армстронг. "Кажется, существует
цепь, которая связывает события в неизбежный союз. Само
небрежность, в которой вы себя обвиняете, может быть средством, намеренно использованным
для проведения важных событий ".

"Это привело к очень приятным событиям для меня", - сказал Паунал. "Я
боюсь только, от заботы, которая излилась на меня, я буду соблазн
слишком много думаешь о себе".

"Она раскидала удовольствие всем вокруг, тогда," сказала миссис Бернард,
пожалуйста.

- Да, - сказал судья; "внимания мы можем предоставить более чем
погашен за счет присутствия в удовольствии-Н Паунале и придает. Если он
никогда больше думать о себе, чем нам, он будет очень тщеславен
человек".

Молодому человеку оставалось только поклониться и с довольным видом ответить
своей благодарностью за их доброту.

"Ваше путешествие также было способом", - сказал г-н Армстронг, "сделать
вы знакомы с нашими отшельник. Вы не найдете его интересным
человек?"

"Более чем интересно", - ответил Паунал. "С того момента, как он взял меня
на руки, как будто я была ребенком, и со всей нежностью
матери, я почувствовала странное влечение к нему. Я всегда буду вспоминать
с удовольствием те два дня, которые я провел в его каюте, и намерен завязать с ним знакомство
, если он мне позволит.

"Он, очевидно, человек утонченный и образованный", - сказал Армстронг.
"который по своим собственным причинам принял свой особый образ жизни.
Прошло много времени, прежде чем можно было сказать, что я с ним знаком,
но чем больше я его узнаю, тем больше он мне нравится. Он и Фейт большие друзья.
"

"Я высоко ценю его дружбу и рада, что он произвел на вас столь благоприятное впечатление"
"Мистер Паунал", - сказала Фейт.

"Я верю", воскликнула Анна, "Вера не может почитать его больше, если он
один из древних пророков".

"Если и не пророк, - сказала Фейт, - то, по крайней мере, благородный и хороший человек,
и это высший титул, заслуживающий уважения. Он тоже проявляет к вам интерес,
Мистер Паунал, потому что Энн сказала мне, что он навещал вас.

"Мой хранитель был здесь несколько раз, чтобы навести справки после моего
здравоохранения", - ответил Паунал. "Сегодня утром он был здесь".

"И проповедь о царстве", - сказал судья Бернард. "Какая-то странная
увлечение, чтобы искать конец мира каждый день".

"Он ошибается в толковании пророчеств, - сказал мистер Армстронг.
"когда он находит в них предсказания о скором разрушении мира.
но не ошибается ли он в личном применении? Кто знает , когда
он может предстать перед своим судьей? Молодость, здоровье и сила
не дают иммунитета от смерти."

"Но каким мраком омрачает жизнь это ежедневное ожидание события, о котором самые мудрые
и храбрейшие сердцем не могут думать без трепета,
- сказал судья.

"Не в его случае", - ответил Армстронг. "Наоборот, я доволен
он ознаменует его Песнь благодарения, и я думаю, что у меня есть
наблюдается он иногда нетерпеливы задержки".

"Хорошо, что его представления - всего лишь безумные фантазии, такие же абсурдные, как и его борода.
У него очень языческая внешность", - сказала миссис Бернард.

"Вкус, моя дорогая", - воскликнул судья, "все по вкусу. Почему, у меня есть
большого ума, чтобы носить бороду себе. Было бы потрясающим утешением
обходиться без бритвы холодным зимним утром, не говоря уже об этом
украшении. И теперь, когда я думаю об этом, сезон только начинается ".

"Вы были бы похожи на медведя, мистер Бернард", - сказала его жена.

"Для вас это было бы слишком близким подражанием старым пуританам,
Судья", - сказала Фейт.

"По крайней мере, ты, мой маленький пуританин, - воскликнул судья, - не стал бы
возражать. Но не воображай, что, избегая Сциллы, я _м_ должен_ столкнуться с
Харибдой. Будьте уверены, я не стал бы подражать обрезать усы и остроконечная
подбородки из тех старых щеголей, Уинтроп и Эндикотт. Я предпочитаю полный
плавный стиль Уиклиффа и Кранмера ".

"Тогда у нас было бы два Холдена, - воскликнула миссис Бернард, - и это
было бы больше, чем могла бы выдержать наша маленькая деревня".

"Подумать только, папа выставляет оппозиционную бороду против мистера Холдена!" - воскликнула
Энн.

Идея была достаточно нелепой, чтобы вызвать всеобщий смех, и
даже Армстронг улыбнулся.

"Я счастливый человек, - сказал судья. - не только сам весел, но и
причина веселья в других. Что за луч света - улыбка, что за
слава, подобная восходу солнца, - смех!"

"Хватит, судья Бернард, хватит, - сказала его жена. - Не пытайтесь больше.
вы не сможете прыгнуть так высоко дважды".

- Ну, ну, Мэри, что ты знаешь о высшей поэтике? Я бросаю тебе вызов.
не найдешь подобной возвышенности ни у Мильтона, ни у Данте.

"Я легко могу в это поверить", - сказала миссис Бернард.

В этот момент в комнату вошли другие посетители, разговор
принял другой оборот; и мистер Армстронг с дочерью остались
еще немного подождал, откланялся и вернулся домой. Давайте проследим за
уходящими посетителями.

Вернувшись, мистер Армстронг опустился в кресло с выражением
усталости.

"Ну, Вера, - сказал он, - а садись на меня и держись за мою руку. Я
думая вечером бесчувствия мира, чтобы их
состояние. Как немногие осознают пропасть, на краю которой они
стоят!"

Его дочь, привыкшая к этим мрачным размышлениям, наклонилась
и, поднеся его руку к губам, молча поцеловала ее
зная, что вскоре он объяснится более подробно.

"Что, - продолжил Армстронг, - мудрее: бездумное легкомыслие
Судьи Бернарда или печальная настороженность Холдена?"

"Я не компетентен судить, дорогой отец; но если они оба действуют
в соответствии со своими убеждениями в справедливости, разве они не выполняют свой
долг?"

"Вы задаете трудный вопрос. Чтобы быть уверенными мужчинами, нужно действовать согласно
их идеи правы, но пусть они будут осторожны, они вам их, и что
они. Однако, можно выбрать его идеи? Сие загадка для меня?"

"Что еще мы можем делать, - спросила его дочь, - кроме как жить при свете
у нас есть? Конечно, я не могу нести ответственность за свое невольное невежество ".

"Насколько мы можем быть причиной невежества, которое мы называем невольным,
определить невозможно. Неправильный поступок, неподобающая мысль,
относящиеся к давности и даже раскаявшиеся с тех пор, могут отбросить
свою темную тень на настоящее и исказить суждение. Мы
страшно устроены ".

"Зачем мучить себя, дорогой отец, рассуждениями такого рода
характера? Наш Создатель знает нашу слабость и простит наши
немощи".

"Я являюсь иллюстрацией предмета нашего разговора", - продолжил
Армстронг, после паузы в несколько минут, во время которой он
продолжал медитировать, подперев голову рукой. "Я знаю, что я
не хотел, добровольно, строго судишь другого-для кого уполномочили меня
выносить приговор? Однако эти идеи сами по себе в моей голове;
и как я говорил наш добрый и отличный сосед! Есть
что-то в себе зло, которого я должен бороться, чтобы исправить".

Мы общаемся только достаточно беседы, чтобы дать представление о
душевное состояние г-на Армстронга в тот момент. На обычном семейном богослужении
в тот вечер он горячо молился о прощении своей ошибки,
неоднократно упрекая себя в самонадеянности и безжалостности,
и умоляя не оставлять его на волю собственного тщеславного воображения.




ГЛАВА IV.

 О! я мог бы шепотом рассказать тебе сказку.,
 Это, несомненно, тронуло бы твою жалость.,
 Но что толку от пустых слов?,
 Если только сердце не может выразить свою любовь?

 Чтобы рассказать эту историю, мое перо было слабым.,
 Мой язык тоже отказывается выполнять свои обязанности.,
 Тогда нанеси это на мою изменчивую щеку,
 И прочти это в моих томных глазах.
 Аноним.

По истечении двух недель Паунал не мог найти никаких оправданий, чтобы
удовлетворит даже самого себя тем, что останется подольше у судьи Бернарда. В
визит был, действительно, одно из величайших удовольствий, и он с удовольствием бы
воспользоваться клавишей приглашению хозяина, чтобы продлить
это, может, у него вызывал каких-либо причин для этого. Слегка бы
он уважаемый и бодро приветствовала еще одна рана от
что он выздоравливает, то не могли бы удовольствие было таким образом приобрести.
Правда в том, что через несколько дней он осознал чувство
которого он никогда прежде не подозревал, и он сам, и это было
из-за этого чувства ему так не хотелось уходить. И все же, когда в
молчание его палаты, и от голубых глазах Энн Бернард,
он вдумался в свое положение, он был вынужден признаться, с
вздохнув, что осторожность требуется, он должен оставить в обществе как опасные
как это было мило. Находиться с ней в одном доме, дышать одним воздухом
, читать одни и те же книги, слышать ее голос было роскошью, от которой было
трудно отказаться, но пропорционально трудности была необходимость.
Кроме того, он не мог не влюбиться в этого молодого Бернарда, хотя и не
холодная, едва ли как конструктивными, так как ранее, и что он будет рассматривать
с удовлетворением отрывом от своей сестры. Не было у него повода
предположим, что она смотрела на него с чувств других, чем те, которые
она развлекала для любого другого знакомого, стоящего к ней в
же отношение, как и он сам. После обычных комплиментов и мало
знаки внимания, которые манеры дня допускаются, ничего не прошло
между ними, и останавливаться на достигнутом он не был объектом неприязни,
он также знал, что она никогда не выдавала каких-либо пристрастности к нему.
Между тем, его собственные чувства становятся интересны, кроме, пожалуй,
власть под контроль, тем скорее, поэтому, он отучил себя от
восхитительный увлечение, тем лучше для его душевного спокойствия.

Томас Паунале был сравнительно незнакомца по соседству, только
два или три месяца после истекшего после он был отправлен
товарная фирма Бладгуд, Паунале, & Co., в Нью-Йорк, чтобы взять
заряд филиал своего бизнеса в hillsdale. Даже за этот короткий
промежуток времени, благодаря своим приветливым манерам и вниманию к бизнесу, он
завоевал уважение добрых людей города,
и на него смотрели как на человека, способного преуспеть в лотерее жизни.
Никто не был более желанным гостем, благодаря его дружелюбному характеру, для тех, кто был его ровесником
в то время как его уравновешенность рекомендовала его старшим.
Но его семья была неизвестна, Хотя он должен был быть дальний
отношение второго члена фирмы, не было у него каких-либо видимых
средств существования, кроме очень достойную заработную плату, которая, как
секретный дьяк, он получил от своего работодателя, на которого его
от этого зависели перспективы успеха. Таким образом, пропасть между единственной
дочерью богатого мистера Бернарда и им самим была велика - достаточно велика,
чтобы поколебать даже чрезмерную самонадеянность. Но такого просто не было в
характер Паунале чувствовать. Он сознавал всю силу
трудностей, с которыми ему пришлось столкнуться; к его скромности, они казались
непреодолимыми, и он решил изгнать из своего сердца это чувство
что в своем унынии он винил себя за то, что позволил найти там место
.

Ему потребовалось несколько дней, чтобы сформировать резолюцию, и после того, как она была сформирована,
претворить это в жизнь было нелегко. Не раз он был
на грани того, чтобы отблагодарить за оказанную ему доброту,
и признаться в своем намерении уехать, но казалось, что самым верным
пустяка было достаточно, чтобы отвлечь его от намеченной цели. Если мистер Бернард
говорил о том, какое удовольствие он получил от его общества, если миссис Бернард
заявляла, что будет скучать по нему, когда он уедет; или если на сияющем
лице Энн появлялась благодарность за то, что он читал вслух, их было так много
просьбы отложить его отъезд. Предательское сердце с готовностью
прислушался к соблазнению, как бы сильно оно ни было осуждено судом.
Но, как мы видели, пришло время, когда голос благоразумия больше нельзя было заглушать
и, как бы неохотно это ни звучало, ему следовало повиноваться. Поэтому он
однажды утром, за завтраком, воспользовался случаем, чтобы
объявить о своем предполагаемом отъезде.

"Если бы я был сын", - сказал он в заключение, "вы не могли бы
щедро доброту ко мне, и я никогда не забуду это."

"Что! что? - воскликнул судья. - Я не уверен, что застреливший себя человек
является преступлением, за которое можно внести залог, и я буду обязан изучить
власти, прежде чем я освобожу вас из-под стражи, мастер Томас.

- Подумать только, - сказала миссис Бернард, - кажется, не прошло и недели с тех пор, как вы приехали.
а мы все были так счастливы. Я заявляю, мистер Паунал, что я буду
не знаю, как обойтись без вас.

"Самые близкие друзья должны расстаться, но мы всегда будем рады видеть
тебя, Том", - сказал Уильям Бернард.

"Я не вижу необходимости в вашем будет", - сказал судья. "Наши
дом достаточно велик для всех; свои атаки на стол еще не очень
грозная; и я не учили тебя вист прекрасно. Разве это было бы не так
было бы лучше заменить решение _curia vult avisare _?
Но, Энн, тебе нечего сказать? Это твоя благодарность за все
Мученичества Фомы показаний я не знаю, что невообразимое
бред; и предприятием мотков шелка, сложнее расслабиться
чем лабиринт, через который нить Ариадны провела Тесея;
и поживу до того, что свою женскую невнимательность решил бросить
на ковре; и выносливость всех легионов неприятности с
что барышни радуют пристают к молодым господам? У вас нет
поддержка для вашей матери и меня? Одно слово от тебя, должно быть, стоит
тысячи из нас, стариков."

- Мистер Паунал тоже должен быть мне благодарен, отец, - сказала Энн, - за
терпение и достижения, которым я его научила. Но он, несомненно, знает
какое удовольствие доставляет его присутствие всем в этом доме. Нам будет
его очень не хватать, правда, Бо?" - обращаясь к маленькому спаниелю
который, когда с ним заговорили, сел на задние лапы, выпрашивая завтрак
.

"Я уже несколько раз пытался сказать это раньше", - сказал Паунал,
несколько задетый и испытывающий сильное желание ударить невиновного
пес вышел из комнаты", но ни разу не смогли собрать достаточно
мужество. И теперь, если мне спасибо появиться насморк, как я боюсь, что они делают, чтобы
Мисс Бернард, но я уверила ее, это не вина моего сердца, но мои
язык".

"Сердца и языки!" - воскликнул судья. - Первые принадлежат к отделу
дам, вторые - к моему. И все же, мне кажется, я кое-что знаю
и о сердцах тоже; и ты, Томас, я уверена, достаточно надежен
в своих словах.

"Вы очень добры, сэр, - сказал Паунал, - и я могу только пожелать, чтобы все
разделили ваше незаслуженное пристрастие".

Анна досадовал на себя за то, что говорила жалкие образом.
Ледяная вежливость речи ее брата, тоже не избежал
ее заметили. Теперь ей казалось, что она была беспричинно груба. Поэтому она
поспешила исправить ошибку.

"Г-н Паунале ошибки, - сказала она, - если он думает, меня не замечает
приятных часов своего несчастного случая, закупаемые нами. И я уверена, что я
была бы чудовищем неблагодарности, - добавила она, улыбаясь, и снова впала
против своей воли в то самое ничтожество, которое она осуждала, - если бы я
не вспоминал с живыми эмоциями о своем умении держать шелк и
пряжа.

- Что ж, когда вам понадобится моток, пошлите за мной, - сказал Паунал, - и я
буду только рад прийти.

"Берегитесь, мой добрый друг, - сказал судья, - она и вас не заводит"
.

"Я был бы слишком счастлив..." - начал Паунал.

- Как тебе не стыдно, отец! - воскликнула Энн, смеясь и вставая из-за стола.
- Молодые люди совсем избаловали тебя в последнее время. До свидания.
вы допили свою последнюю чашку кофе, и я вам больше не нужен.
Сказав это, она поспешила из комнаты.

Расставание состоялось с обоюдным сожалением, и не без
много обещаний требуется от молодого человека, что он будет часто посещают
семья. Его квартирная хозяйка, миссис Браун, была, как обычно, вся в улыбках, и
приветствовала и поздравляла с его возвращением; несмотря на это, это
было с чувством одиночества, доходящим почти до опустошения, что
ее жилец обнаружил, что снова поселился в своих апартаментах. Это было похоже
на переход из золотого солнечного света в мрачную пещеру. Было ли
возможно, что две короткие недели могли так сильно изменить
него? Когда он задумался о причине, сознательный румянец выдал его
Природа. "Нет", - сказал он вслух, расхаживая взад и вперед по комнате.
"это безумие. Для меня, скромного клерка,
связать себя, даже в воображении, с _her_! Что я могу предложить
ей? Или что еще в перспективе? Я плыл в облаках,
и мой оборванный шар выпадает в осадок на землю ... я бы
мечтать. Как вкусна была мечта! Но теперь я проснулся и никогда не буду
подвергать себя унижению из-за ... Я был глуп.
Нет, не так; ибо кто мог оказаться в пределах досягаемости такого очарования,
и не быть очарован? Но что, в конце концов, они для меня? Я
противостоять этой слабости, и научиться воспринимать ее как только ни других ценных
знакомство; ибо, увы! она никогда не сможет быть большей ".

В таких бессвязных выражениях бедный Паунал дал волю эмоциям,
которые его волновали. Это было бы некоторым утешением, если бы он знал
, что говорилось у Бернардов, когда семья собралась вечером за столом
. Миссис Бернард не раз упоминала о
его отсутствие образовало брешь в их маленьком кругу; и судья в своей
шутливой манере пожелал, чтобы кто-нибудь выстрелил в него снова, если это возможно
быть средством вернуть его. Даже Энн выразила сожаление по поводу его потери.
поскольку его общество было таким приятным для ее родителей.




ГЛАВА V.

 "Гровс посвежел, когда посмотрел на него, и цветы
 Ярко сиял на скалистом берегу,
 И били фонтаны под беседками,
 Где пили олени и фазаны;
 Он видел сверкающие ручьи, он слышал
 Шелест ветвей и щебет птиц."

 БРАЙАНТ.


Разум Охвамехуда был сосредоточен на встрече с Холденом. Спал он или
бодрствовал, образ последнего преследовал его. Но это было не всегда.
видение появлялось в облике Отшельника. Чаще всего оно
принимало форму молодого человека в одежде охотника с запада, с
винтовкой в руке. Затем поднялись, в связи с ним, бескрайние
леса, по которым бесшумно крались олени, и был слышен визг
катамауна. И затем он снова охотился, и когда он
приблизился к подстреленной им дичи, Холден приблизился и заявил, что она принадлежит ему
; или он был на тропе войны, споткнулся о бревно и упал;
и когда он попытался подняться, бревно превратилось в Холдена, который
схватил его в смертельной схватке - где бы он ни был и куда бы ни обратился
он обратил свой взор, там был молодой человек, казалось бы, и
и все же не быть Холденом и преследовать его, как тень. По мере того как эти
фантазии все больше и больше овладевали умом индейца,
он начал воображать себя жертвой какого-то заклинания, с которым
он, естественно, связывал Отшельника как причину; и, наконец,
из-за постоянных размышлений на эту тему у него пропали и аппетит, и сон
. Его капризность, наконец, привлекла внимание
Pe;na. Охкуамехуд лежал на полу ее хижины, положив голову на
на его руке, и он некоторое время смотрел в огонь.
Простую обеденную трапезу едва попробовали, и то в тишине.

"Неужели руки Пины, - сказала она, - забыли, как готовить еду,
что глаза моего брата с неудовольствием отворачиваются от нее?"

"Руки моей сестры не утратили своего мастерства, но Охкуамехуд
не голоден".

"Ohquamehud в поле не воин, и Pe;na лишь слабая женщина, и он
не сердись", - добавила она, нерешительно.

Индеец с достоинством махнул рукой, как бы приглашая ее продолжать.
продолжайте.

Охвамехуд видит сердце своей сестры и знает, что оно любит
его, потому что он брат Хаттамойдена. Почему он прячет от нее свое
лицо и скрывает свое горе? Неужели она недостойна, - добавила она, кладя
руку ему на плечо и с нежностью глядя в лицо, -
слушать его голос?

Он повернулся к ней и помолчал, прежде чем сказать--

"Камень на пути Охвамехуда очень маленький и не повредит
его ступням".

"Тогда Пина попытается убрать его. У нее есть сила, чтобы переместить маленький
камни".

Она умолкла, и продолжала смотреть на него, не добавив ни слова, как будто
она сказала достаточно и ждала ответа.

- Зачем Охвамехуду говорить? - сказал он, наконец. - дыхание
Длинная Борода унесет его слова.

На лице скво появилось отсутствующее выражение, как будто она не смогла
понять, что он имел в виду.

"Слова моего брата темны", - сказала она.

"Разве прикосновение Длинной Бороды не вернуло дух
детеныша Хаттамойдена из счастливых охотничьих угодий и не,
следовательно, лицо Пины поворачивается к нему, как солнечный цветок к солнцу
?"

"Великий Дух любит Длинную Бороду, а Длинная Борода любит своих
красных братьев".

- Что? янгец любит индейца? Да, как дикая кошка любит оленя.
когда она сосет его кровь, как вода любит огонь, который она тушит.
Уста Пины говорят глупости ".

"Если Пина благодарна Длинной Бороде, почему это должно злить ее?
брат? Он мог заглянуть в ее сердце, он хотел увидеть его лицо, как в
чистый поток".

Это не в человеческой природе, чтобы противостоять мягкий голос и мольбы
выглядела та женщина. Мгновенная свирепость исчезла с
лица индейца, его место заняло более мягкое выражение, и,
мягким тоном, он сказал--

"Пина услышит. Она подобна камню, к которому обращаются, повторяет
не то, что сказано, и не подобна ручью, который поет праздную песню. Мои
слова дойдут до ее ушей, но они не сорвутся с ее языка.
Слушай! маниту потревожил мои мысли и послал птицу сказать
мне, что руки Длиннобородого красны от крови моих
братьев".

"Это была лживая птица", - яростно воскликнула она. "Это была сова, которая
прокричала неправду из темноты. Когда Длинная Борода поднял топор
против моего племени?"

"Голос был подобен голосу водопада", - продолжил он. "Он говорил
смутно, и я понял только половину.

"Почему Охвамехуд не может разговаривать с Длинной Бородой?" Слова каждого из них
будут приятны друг другу, и они научатся иметь одно сердце ".

"Это хорошо, - сказал индеец. - Пина - мудрая женщина, а Охвамехуд
поговорит с белым человеком".

Он нужен только предложение СКВО нести в действие
разрешение уже более чем наполовину принят.

В индийской розы, и идет к реке, которая была дюжина
стержни далеких от хижины, развязал каноэ, и направляя ее ход
вверх по течению, погиб, через несколько минут от нее взгляд.

Появление Ohquamehud указал никакой неприязни, когда он представлен
сам прежде чем отшельник, которого он нашел плетение корзин перед
из своей каюты, не его визит, похоже, к удивлению последнего. На мгновение
индеец с презрением взглянул на занятие, которое, как научило его
дикое воспитание, годилось только для женщин; но подавляя
выражение чувств, которые могли бы помешать его
целеустремленно, со спокойным достоинством, и, словно в ответ на взмах руки
Холден сел на большой камень рядом с ним. Для
некоторое время он молчал, как будто либо из уважения к старшему по возрасту
собеседнику, либо потому, что хотел собраться с мыслями
, прежде чем начать разговор. Однако найдя, он мог получить
от одиночных не дальше знак признания, он говорил по-своему
язык.

"Мой брат был большим сердцем. Он делает подарки за красивые
женщины от своей нации".

"Индийский", - ответил Холден, "не думайте обмануть меня. В данный момент
ты считаешь это занятие неподходящим для мужчины".

"У моего брата очень длинные глаза. Они могут видеть дятла на
гнилое дерево за рекой, но они не доходят сюда", - приложив
руку к груди. "Владыка Небес любит не видеть друг друга.
вещи одинаковы. Поэтому Он сделал так, чтобы лист дуба отличался от
листа гикори, а сосну - от обоих, а также белую расу
от красной. И по той же причине он научил белого человека
строить большие шалаши из дерева, кирпича и камня и плавать по водам
в больших каноэ с крыльями: в то время как краснокожему человеку он дал
леса и прерии, с оленями, медведями и буйволами, и вызванные
он жил в очень маленьких вигвамах, сделанных из коры. И еще он
научил моего белого брата плести красивые корзины, но отказал в этом
мастерстве сыну моего отца".

Индеец, должно быть, решил, что серьезно обидел своего нового
знакомого, раз побудил его таким изощренным образом попытаться отвести от себя
его подозрения. Как бы то ни было, Отшельник возобновил разговор
, как будто не чувствовал обиды.

"В твоих речах есть мудрость. Великий Дух любит разнообразие, и это
именно он отличает людей. Но когда - то было время, когда прошло много лун
давным-давно, когда твои предки строили большие дома и жили в городах, и
плавали по морям в крылатых каноэ".

Индеец бросил быстрый, проницательный взгляд на Одинокого, как будто хотел
прочесть в самой его душе. На мгновение показалось, что он усомнился в
свидетельстве своих чувств. Но, придя в себя, он сказал:

"Мысли моего брата очень возвышенны, и его голос подобен
шуму сильного ветра".

"Ты не понимаешь меня. Знай же, индеец, что бесчисленные годы назад
далеко в стороне от восходящего солнца жили двенадцать племен, называемых
"Дети Израиля", которых очень любил Владыка Жизни. И у них
были мудрые и храбрые Сахемы, которые вели их на битву, и ноги их
были красны от крови их врагов. Но они стали нечестивыми, и
не захотели внимать словам Великого Духа, и Он отвернулся
своим лицом от них. И напали на них враги их, и
ограбили их, и изгнали их с земли. Два племени все еще
задерживаются возле восходящего солнца, но десять ушли далеко, в далекие
страны, и они - твои отцы".

Индеец слушал с большим вниманием и, когда собеседник замолчал,
сказал:

"Есть Маниту сказал Все эти вещи с моим братом?"

"Нет, индеец; Великий Дух говорит Не сейчас, к своему народу, как он это сделал
когда мир был молод. Но, - добавил он, словно пораженный глупостью
продолжения разговора такого рода, - долог путь, который
привел меня к этой истине, и твои ноги устали бы, если бы ты шел по нему ".

"Мой брат мудр, и не может лгать, и я в детстве. Мои уши напитки
по его словам. Ноги моего брата уже давно, и он был большой
путешественник. Это возле восходящего солнца он выучил язык
краснокожих?"

"Индеец, я никогда не был ближе к восходящему солнцу, чем ты. Но скажи
мне о цели твоего визита. Почему ты ищешь меня сейчас, когда прошло всего несколько дней
с тех пор, как ты пожурил скво за ее готовность услужить
мне?

"Уста Охвамехуда изрекли глупость. Тогда он не знал, что этот брат
разговаривал с Владыкой Жизни, который даровал ему жизнь
ребенка Хаттамойдена. В этих жилах течет кровь Хаттамойдена."

Объяснение было совершенно естественным, и какие бы подозрения ни возникли
в голове Холдена, они исчезли. Казалось неудивительным, что
Индеец, который также, произнеся свое имя, провозгласил себя
Индейцы, должны быть готовы сформировать знакомство девушки
проявил себя другом для своего племени, и, вероятно, было вложено в его
воображение с качествами "большой медицины". Но, хотя
в пылких фантазиях Холдена выздоровление мальчика казалось
чудесным, и он не мог не связать с этим свои молитвы,
и все же он воздерживался от прямых притязаний на столь великую силу, какую приписывал ему индеец
.

"Вопросы жизни и смерти решаются Великим Духом", - сказал он. "В
он вдыхает в наши ноздри свое наслаждение, и мы живем; или он отворачивает
свое лицо, и мы умираем. Пусть мой брат не придает слишком большого значения
червю".

Хитрый индеец по изменившемуся тону и манерам собеседника понял
свое преимущество и не замедлил им воспользоваться.

"Поскольку мой белый брат любил своих краснокожих собратьев, он искал их в
их вигвамах, и там они научили его своему языку. Поэтому, когда
мальчик отправлялся в счастливые охотничьи угодья, мой брат вспомнил
их доброту и взял ребенка за руку, не отпуская его
уйти."

Лицо Одиночки исказилось от эмоций, пока тот говорил
.

"Если бы я мог объяснить", - сказал он. "Но ты не в состоянии
понять. Как ты можешь знать сердце христианина?

- Сердце Охвамехуда принадлежит мужчине.

- Да, но дикарь не знает и презирает прощение. Я был
величественной сосной, чьи ветви сливались с облаками, и птицы
прилетали и селились в них. И поднялась буря, и гремели раскаты грома,
и в него ударила молния, и его гордость и великолепие рухнуло на землю
. И он сгорел дотла, весь, кроме этого проклятого ствола ". Он произнес
и это с диким неистовством, как будто едва сознавая присутствие другого человека.


- Разве молния падает с ясного неба? - спросил индеец после
паузы. "Давным-давно черная туча сгустилась над древними
охотничьими угодьями пекотов".

"Там, где ручьи текут навстречу заходящему солнцу, ударила молния.
Почему это был не я, а те, кто мне дороже жизни?"

"Птица пропела Охвамехуду, что земля прекрасна, и охотник
протягивает руку только за тем, чтобы найти что-нибудь, чтобы полакомиться похлебкой и
прикрыть ноги".

"Это земля ручьев, и гор, и лесов, и оленей
и медведей все еще много. Когда Создатель создал это, он улыбнулся
и объявил, что это хорошо; и там, как в ваших легендарных охотничьих угодьях,
могли бы люди быть благословлены, если бы не их страсти ".

"Красный человек любит своего друга и ненавидит своего врага".

"Ненавидеть - дьявольское чувство. Оно исходит не от Доброго Духа".

Охвамехуд поднялся и встал перед Холденом. Его смелому и
свирепому нраву казалось, что он не мог без малодушия выслушивать нападки
и не отстаивать принцип, который был привит ему с детства.
молодость была священной частью его веры. Когда он встал,
одеяло изящными складками упало с его плеч, окутав его тело,
и он протянул руку, привлекая внимание.

"Послушай, - сказал он, - язык Охкуамехуда един: он будет говорить
правду. Поскольку Великий Дух любил своих детей, он создал их, чтобы они
любили и ненавидели, и то и другое приятно. Южный ветер сладок, когда
он приходит весной, чтобы сказать, что зима прошла и изголодавшемуся индейцу
больше не нужно дрожать у костра; и сладки поцелуи
Вуллогана Охуамехуду, и дороги голоса его малышей
когда они встречают его после погони, но слаще, чем вздохи
весенний ветер, или ласки Вуллоганы, или смех
его детей - это для того, чтобы поразить врага. Его мясо полезно, потому что оно
укрепляет красное сердце. Волк никогда не станет ягненком, а
волк - тотем моего клана. Так сказал Охкамех.

Было бы невозможно описать противоречивые эмоции Холдена
во время этой дикой речи. Какими бы ни были эти дикие инциденты.
времена его юности, какими бы ни были его обиды и страдания, были давними
и он полагал, что все бурные страсти подавлены, а его сердце
обуздано до покорности. Сначала он слушал заявление индейца с
неприкрытым ужасом, но по мере того, как дикарь продолжал,
слова становились все более и более неразборчивыми, пока не потеряли всякий смысл
или преобразовывались в другие звуки и, как во сне, составляли
пищу его мыслей. Весь разговор, да и самый язык
на котором они говорили, способствовала получению это состояние души. Потерял
для всего окружающего его душа была далеко. Он увидел хижину на берегу горного потока
в тени огромных деревьев. Было лето, и птицы
пели в ветвях. Дверь хижины открылась, и из нее вышла
молодая и красивая белая женщина, держа за руку ребенка
. Внезапно наступила ночь, и хижина загорелась, и он услышал
крики дикарей и увидел их, похожих на демонов, танцующих вокруг
пламя; затем тишина, все снова стихло, и темнота нависла над местом, освещенным только мерцающим факелом.
пятно.

Грудь Холдена конвульсивно вздымалась, а в голове у него все кружилось.

Индеец наблюдал за его меняясь в лице энергичной выглядеть так
если он упивался своей агонии. Не тяжелый вздох, а не один
выражение ускользало от его уведомления. Он увидел, как глаза Одинокого вспыхнули,
затем устремились мечтательным взглядом, как будто смотрели в тусклую, непостижимую
даль, затем закрылись, как будто он пытался исключить какое-то ужасное зрелище.
Внезапно Холден, содрогнувшись, вскочил на ноги.

"Проклятые шауни, - закричал он, - они совершили это дело. Но ради
каждой пролитой ими капли крови потечет река. Собака!" - и он схватил
Индейца с силой, которой безумие придало дополнительную силу, и
бросил его на землю: "Ты первый предан в мои руки".

Он, пошатываясь, направился к упавшему человеку, остановился, мгновение свирепо смотрел на него.
и с диким криком ворвался в хижину.

Индеец, который сразу же поднялся после падения и стоял,
скрестив руки на груди, наблюдая за своими движениями, медленно подобрал свое разбросанное
одеяло и направился к каноэ. Яростный блеск
промелькнул на его лице, когда он снова взялся за весло и, тихо выдохнув
единственное слово "Ононтио", оттолкнулся от берега.




ГЛАВА VI.

 Я буду преследовать этого злобного рыцаря до смерти:
 Ни низменный центр земли, ни самая глубокая часть моря,
 Ни небеса, ни ад не смогут защитить его от моей мощи:
 Я возьму его, заберу, расколю его сердце.
 ТАССО ФЭРФАКСА.


Подозрения индейца подтвердились без всяких сомнений. Это было,
возможно, из-за голоса и акцента Отшельника на его родном языке
то, что сначала привлекло его внимание и побудило его попробовать
эксперимент, который закончился, как мы видели. Он, должно быть, было или показалось
что он был причиной смертельной вражды из давних против Холден.
Иначе невозможно объяснить его поведение. Но нет длина
время может стереть воспоминание о травме из ума Северная
Американских Индейцев. Он дорожит этим как чем-то, с чем никогда не расстанется,
и чувствовал бы себя униженным в своих собственных глазах, если бы простил.
Месть-это Центральное Солнце, вокруг которого вращается его дух; и
потешить чувство тяготы не слишком тяжелой. Ради такой цели
он пройдет, руководствуясь безошибочным инстинктом, по непроходимым лесам на протяжении
сотен миль, переплывет широкие реки, взберется на высокие горы, поспит,
неприкаянный, на голой земле, подверженный всем превратностям жары
и холода, поддерживающий себя охотой и рыбалкой, и поддерживаемый
повсюду своей мстительной страстью и славой, с которой он связан
его удовлетворение. Доброта, проявленная Холденом к своей сестре и
ее сыну, и почтение, с которым она относилась к нему, - можно было бы
ожидать, что это повлияло бы на Охкуамехуда; но они не оказали такого
эффекта. Доброте он приписал зловещий мотив; и, конечно,,
Благодарность Пины была неуместной. Поэтому она была исполнена дьявольской радости
неоскверненную опасения, что он размышлял над средствами достижения
его цель.

Он не решился сообщить о ней Pe;na. Он слишком хорошо понимал ее мягкую натуру
, чтобы предположить, что при любых обстоятельствах она могла бы
посочувствовать ему, хотя и не чувствовала себя обязанной
Холден; и, кроме того, он доверял ей, как человек, который отказался от
веру отцов. Ибо, хотя Пина и не была христианкой в надлежащем смысле этого слова
, сладостное и очищающее влияние христианства
не было полностью отброшено на нее. У нее было много друзей в
из соседней деревни, которых привлек ее мягкий нрав и
скромность, среди которых выделялась Фейт Армстронг. Поэтому, когда она
приходила в деревню, что случалось нередко, для того, чтобы
продать ягоды, которые она собирала на полях, или красивые корзинки
окрашенные в такие яркие цвета, как простое мастерство индейцев
она знала, как извлекать из корней и древесной коры, что редко случалось.
случалось, что она возвращалась, не навестив Фейт. На таких
случаев энтузиазмом девушка будет стремиться информировать ее по очкам
о религии, которая, по ее собственному мнению, имела первостепенное значение.
Пина слушала и никогда не противоречила, хотя, вполне вероятно, она
понимала лишь немногое из того, что понимала Фейт.

Однако невозможно было не извлечь пользу из таких встреч.
Никто не мог находиться в присутствии Фейт, не находясь под влиянием
атмосферы добра, в которой она вращалась. И, действительно, то, что она
сама получала удовольствие от присутствия Пины, было доказательством
благородной ценности последней.

Неудивительно, что О'Квамех решил скрыть свои низменные намерения.
в его собственном сердце. Поэтому, когда перед самым заходом солнца он тихим шагом, свойственным его
расе, проскользнул в ее хижину, он
смахнул следы страсти со своего чела и встретил ее с улыбкой
спокойное и довольное выражение лица. Притворство было настолько совершенным, что даже
менее бесхитростный человек, чем эта женщина, был бы обманут. В
данном случае ее внимание к Холдену упростило задачу
.

"Мой брат, - сказала она с довольным выражением лица, когда заметила
его изменившуюся внешность, - подобен летнему небу, когда не видно ни облачка
".

"Туча покинула небо Охкуамехуда".

Это было сказано естественно и непринужденно, как будто все подозрения были изгнаны из его головы.
и больше эта тема не затрагивалась.

Время, в которое дети природы, уединиться для отдыха, не в том, что
наблюдаются искусственно культивируемых человеком. Для них часы
свет и тьма выделить периоды действия и покоя. Был
тогда еще ранний вечер, когда тяжелое дыхание в хижине
Пеены указывало на то, что ее обитатели спят. Охкуамехуд прислушался
и, подождав, пока дыхание станет глубоким и наполненным, чтобы
убедив его в глубине сна, он сел на своей кушетке
и осторожно огляделся. Головешки тлели в
золе тусклым мерцающим светом, но достаточно, чтобы направить и дать
уверенности его движениям. Ступая так бесшумно, что самый острый слух
не уловил бы его, он пересек комнату, взял свою винтовку
из угла, где она была поставлена, с такой же осторожностью открыл
распахнул дверь и замер на открытом воздухе.

Стояла ясная звездная ночь, и на безмятежной глади воды
сияла одна звезда, крупнее и ярче остальных, словно желая осветить ему путь
. Но все это было незаметно Индии. У него не было глаз,
нет ушей, нет чувств, кроме преступление, которое он намеревался совершить. Для
для него это не преступление, а героический поступок. Медленно, измеряя каждый шаг, как
хоть тыщу уши слушали, он проследовал в направлении
каноэ, отвязал ее, и мягко толкнул его в ручей. Когда он
сел на свое место, взмах его весла не произвел ни звука, и таким образом, суровый, как
железная статуя, и почти такой же неподвижный, он поплыл дальше.

И вот Охкуамехуд приблизился к острову. Он перестал грести и
затаил дыхание и прислушался. Не было слышно ни единого живого звука,
даже крика ночной птицы; ничего, кроме мягкого течения воды.
вода у берега. Подобно орлу, кружащему круг за кругом перед тем, как
он набросится на свою добычу, индеец осторожно обогнул на веслах
остров. В одном из окон, прежде скрытых, он увидел свет.
Держась на расстоянии, чтобы лучи не падали на него, он
крался по кругу, пока не загородил хижину от нее
балки. Затем, очевидно удовлетворенный нечего было бояться, он
направил каноэ к острову, и медленно продвигался вперед, пока его
Нижний коснулись песка, когда он все-таки сел и снова слушал. Слушания
ничего, он покинул каноэ и, пригнувшись, пополз к хижине
. Добравшись до нее, он приложил ухо к борту и прислушался,
и снова двинулся вперед. Так медленно продолжалось, и прошло немного времени
прежде чем он оказался у окна, из которого струился свет.
Не рискуя прикасаться к деревянным доскам, словно опасаясь, что они могут
выдать его присутствие, он почти
незаметно приподнялся на краю окна, пока не смог разглядеть
интерьер. Холден сидел на расстоянии не более шести
у ног, возле маленького столика, на котором горела единственная свеча, и
на коленях у него лежала большая раскрытая книга, на которой покоились его сложенные руки
. Он, казалось, погрузившись в размышления, глядя в дровяной
перед ним, на котором его скрещенные ноги вытянуты на полную
длина.

Индеец скользнул рукой к замку пистолета и потянул назад
спусковой крючок. Как ни осторожно это было сделано, он не смог предотвратить легкий
щелкающий звук, который, возможно, поразил слух Одиночки, потому что он
повернул голову и заерзал на стуле. Индеец подкрался к краю
отошел к окну, чтобы скрыть свою персону от кого бы то ни было в комнате
и остался неподвижен. Вскоре он наклонил голову и
взглянул в другую сторону. Одиночка занял свое прежнее положение и
погрузился в глубокие раздумья. Индеец отступил на пару шагов
, чтобы обеспечить необходимое расстояние между собой и окном
, и вскинул винтовку к плечу.

В этот момент, как раз когда он собирался разрядить смертоносное
оружие, большая гремучая змея, привлеченная теплом или по какой-то
другой причине, скользнула с противоположной стороны хижины к
протянутые конечности Холден, над которой она выползла, и отдыхает
его тело на них, с воздетыми головы, казалось, закрепляем ее глаза,
сверкающие в огонь-свет, вся на лице вздрогнули
Индианки. Эффект был мгновенным. Винтовка чуть не выпала из
его поднятых рук, холодный пот выступил из каждой поры, колени
дрожали, а глаза, зачарованно устремленные на змею, были
контролировал свою волю, чувствовал, как они вырываются из орбит. После того, как
некоторое время сохраняла свою позу, змея, словно взяв
Холдена под свою защиту, обвилась вокруг его ног и легла
положив голову на его ботинок, она смотрела в огонь. Когда
змея отвела свои яркие глаза, чары, сковывавшие индейца, рассеялись
. Выражение глубочайшего благоговения отразилось на его лице
губы его шевелились, но не издавали ни звука, и так же осторожно, как
он приблизился, его вернули в каноэ, и вскоре он был поглощен
тьма.

Абстракция Холдена, должно быть, была глубокой и долгой, потому что, когда
он очнулся от задумчивости, рептилия исчезла. Без его
сознания она пришла и без его сознания ушла; и
когда он положил Библию, которую читал, на стол,
он не знал ни об опасности, которой избежал, ни о средствах, которыми ее удалось предотвратить
.

И пусть поведение Охкуамехуда не вызывает удивления. Будучи американским индейцем,
он был восприимчив к влиянию легенд и традиций
своей расы. Среди них есть такие, которые прививают суеверное почтение
к определенным животным. Медведь, например, рассматривается некоторыми
племенами как своего рода родственник, и когда необходимость голода вынуждает
их убить его, они извиняются и умоляют его не сердиться. В
гремучая змея снова является объектом большого уважения. Снабженный
смертельным ядом, который делает его самым грозным из врагов, он никогда
не нападает, пока сначала не будет ранен, а затем, если он сможет добраться до своего врага, его
месть неизбежна. Идя по своему следу, он презирает маскировку, но с помощью
погремушек, которые природа предусмотрела для оповещения о его приближении, оповещает всех,
чтобы они могли убраться с его пути. Действительно, он постигает
в себе те качества, которые наиболее ценятся индейцами, и представляет собой
тип храброго воина. Поэтому, когда в такой час и в таком
место, гад, сделал свой внешний вид, и первым бросаясь ее пламенной
поглядывает на следующих, тихо и, как бы презирая и попирая
опасность, заложила сама ласкаясь о конечности Холден, казалось,
пораженные индийской что змея знал свою цель, и сердито
приказал ему прекратить. Тщетно, подумал он, было бы нападать на того, кто так
защищен, и он не хотел навлекать на себя таинственную враждебность
змеи. Как его мощность может быть отображена, Будь ярким нем
умер на месте, или в ламинг его конечности или победив его успех
на охоте, или какие другие страшные образом, он не знал, но он был
убежден, что какое-то страшное наказание последует за неповиновение. Поэтому он
счел более благоразумным уступить на время и подождать
пока он не умилостивит змею или пока она не снимет свою защиту.
Пока это продолжалось, Ононтио был вне его власти. Не то чтобы
месть была отложена; она была только отложена.

Такого характера были мысли, промелькнувшие в голове
пекота, когда он испугался своей цели, и за меньшее время, чем потребовалось
, чтобы записать их, когда с поникшей головой он продолжал свое одинокое
путь. Даже то, что он считал вмешательством сверхъестественной
силы, не поколебало решимости его духа. Желание
мести лелеялось слишком долго, чтобы от него можно было отказаться после одного-единственного предупреждения
каким бы ужасным оно ни было или как бы сильно ни взывало к глубочайшим
укоренившимся суевериям.




ГЛАВА VII.

 "Arma, virumque cano qui Primus."
 ВЕРГИЛИЙ


Сезон подошел к концу через несколько дней после того радостного периода
в году, когда губернаторы нескольких штатов Новой Англии имеют обыкновение
призывать народ к публичному признанию милостей
Божественное Провидение. В то время, о котором мы пишем, их Превосходительства
требовали от граждан быть благодарными "в соответствии с законом", и "все
подневольный труд и бесполезный отдых" в указанный день были "в соответствии с законом
запрещено", а не приглашал их, как в настоящее время, собраться в их
соответствующих церквях, чтобы объединиться в выражении благодарности
их Небесному Благодетелю. Было ли изменение с команды на
приглашение или разрешение заниматься видами спорта, которые раньше были
запрещены, повлекло за собой какие-либо пагубные последствия, мы оставляем
решать на личное усмотрение наших читателей. Но было ли
по приказу или приглашению люди всегда приветствовали сезон
праздников проповедями и молитвами, а также беспорядочным забоем
всех жирных индеек и цыплят, до которых они могли дотянуться
руками.

Желтый и багровый кленовый лист угас, и на деревьях в более
мрачные тона, и, упав на землю, долго кружились по ветру
среди кучи других листьев, где своим великолепием нет больше привлекает
внимание. От осеннего веселья остались только красные гроздья сумаха
были оставлены в качестве прощального подарка, чтобы встретить зиму. Ворчливый
уже давно было слышно, как перепелка зовет свою прогульщицу и
упрекает ее за то, что она ушла от него из-за ревности; малиновки были
либо искали более мягкий климат, либо собирали в савиновых зарослях,
в вечнозеленых ветвях которых они находили приют и ягодами которых
они любят питаться; и маленькие школьники бродили вокруг, занятые
собираю бочки для костров на День благодарения.

Было прекрасное ясное утро на неделе Благодарения, когда
боковая калитка, ведущая во двор или огороженную территорию перед мистером
Дом Армстронга открылся, и появился негр с круглым добродушным
физиономист, довольно щегольски одетый, вышел на дорожку. Но,
прежде чем засвидетельствовать наше почтение мистеру Феликсу Куи, возможно, будет не совсем лишним
дать некоторое описание дома мистера Армстронга, как
представляющего лучший класс жилых домов в наших деревнях, в
время.

Это было большое двухэтажное деревянное здание, выкрашенное в белый цвет, с зелеными
жалюзи, и состояло из основного корпуса площадью почти пятьдесят квадратных футов, в
котором располагались апартаменты для семьи, и буквы "Л", как это было
названный, судя по форме, которую он придавал зданию, уходящим назад и посвященным
на кухню и в спальни слуг. Высота
этажей в этом L была несколько меньше, чем в передней части дома
, что, возможно, указывает на более скромное отношение, в котором
он находился к последней. Три больших печных труб поднимались выше кровли, два
из главного здания и одного из кухни. Широкий зал в
центре, простирающийся по всей длине без помех со стороны
заднего здания, которое можно рассматривать как продолжение
чуть меньше половины передней части. Деревянный дом стоял
с той же стороны, что и кухня, примерно в двадцати футах от нее; и еще
еще дальше - большой сарай, тоже деревянный, выкрашенный в светло-свинцовый
цвет, за исключением карниза и отделки на дверях
и окна, которые были белыми. Сам дом стоял примерно в пятидесяти футах
в стороне от главной дороги и был окружен огромными вязами, этими
украшениями культурного американского пейзажа, некоторые из которых достигали четырех с половиной метров.
пяти футов в диаметре и раскидывают свои изящно поникшие ветви
далеко и высоко над крышей, на которую в летнюю жару они
обставленный приемлемой тенью. Перспектива впереди и взгляд
между двумя рядами кленов, окаймлявшими дорогу, постигали
Яупае, превратившееся в озеро, зеленые поля и яблоневые сады, сбегающие
до самой кромки воды, и холмы, до верхушек покрытые зеленью,
откатывающиеся вдаль, как гигантские волны. За домом
был разбит сад площадью около двух акров, заканчивающийся
небольшим вечнозеленым лесом из болиголова и савина, с вкраплениями нескольких
благородных дубов. Мистер Армстронг проложил несколько извилистых тропинок по
этого небольшого дерева и расставил тут и там деревенские скамейки;
по вкусу его дочь украсила их несколькими цветами. Здесь
Фейт научила розовый мох разбрасывать миллионы своих звездчатых
цветов ранней весной по влажной земле, после того как скромный
плетущийся земляничник, укрывшийся под болиголовом, истощился
его сладкое дыхание; здесь, в конце сезона, дикая коломбина
удивлялась соседству дамасской розы; здесь, в теплые
летние дни или восхитительными лунными вечерами, она любила гулять
побродить, либо одной, либо с отцом, по его прохладным тропинкам.

Еще более красивая, чем перспектива от входной двери, были
вид из отеля. Поднимаясь на значительную высоту
над рекой, к которой она спускалась быстрым склоном, она открывала вид
не только на юг, хотя и на более протяженный, но и
на северо-запад. Внизу, во впадине в восемьдесят футов, лежала
похожая на озеро река с зелеными островками, усеивающими поверхность, в то время как на
небольшом расстоянии водопад Яупае обрушивался на
скалистый склон, сливающийся в добродушное время года с благородным
басы с пением птиц и вздохами ветра, а также добавляющийся
к более суровым месяцам и усиливающийся рев бури. А
небольшой поток воды из реки, повернул руль поросшие мхом
лить воду-стан, который был расположен под большими ивами у подножия
скалы, и выражало идею присутствия человека, без
отвлекаясь от дикой красотой пейзажа.

Теперь, увы, как все изменилось! _Heu! quantum mutatus ab illo Hectore_!
Мельница исчезла! Ряд ив, окаймлявших
дорогу, которая, петляя по краю бухты, вела к ней, был срублен
вниз; и огромный кирпич и камень фабрики бумаги и бумажных изделий,
мрачный и суровый, как злые гении, парить над сценой, и все
через день и в ночь, с шлифовальные цилиндры и
жужжание веретен и стук ткацких станков, норовят утопить, с суровым
разногласия, музыка водопада. Один из маленьких островков был
присоединен к материку с помощью гравия, сброшенного в реку, и на нем воздвигли
отбеливатель или какую-то другую мерзость. Место
разочарованное. Печальный Гений Романтики , который когда-то любил растягивать свои
конечности на замшелых скалах, и ловить вдохновение от просмотра
пены и, слушая грохот, полетел с криком, никогда не
возвращение.

Феликс, оказавшись за воротами, огляделся по сторонам
улица, как будто не был уверен, в каком направлении двигаться дальше. После
минутного колебания и натягивания пары перчаток на руки, он
казалось, принял решение и неторопливым шагом направил свой
курс вверх, то есть на север. Он не успел отойти далеко, когда увидел
к нему приближался человек его цвета кожи, который до этого был
спрятался за поворотом дороги. Никого больше не было видно, местом было
участок плоскогорья, упомянутый в предыдущей главе, примерно в
полумиле от густонаселенной части города, которая находилась на
подножие холма недалеко от слияния рек. Здесь не было
магазинов или общественных зданий, а только частные особняки на расстоянии от тридцати до
пятидесяти стержней друг от друга, в которых проживали несколько семей, немного более богатых,
возможно, по большей части, чем остальные.

Это был мужчина, еще крепкий и бодрый, хотя какие его годы это было возможно
трудно сказать. Он мог бы быть, шестьдесят или даже семьдесят. В
Африканские гонки не выдать тайну возрасте так легко, как
белый. Вероятно, человек не знает самого себя, ни его важности.
Он двигался рывком, и при ближайшем рассмотрении оказалось, что
нижняя часть одной из его ног сделана из дерева. Должно быть, он,
однако, давно привык к этому, поскольку двигался довольно степенно,
казалось, это причиняло ему лишь небольшие неудобства. Когда достаточно
рядом, Феликс, трогательный фуражку с большим радушием, пожелал ему всех благ
утром, звание генерала. Но кто наш новый знакомый, мы
могу рассказать здесь, как и везде.

Старый негр, то приближаясь, был одним из тех, число которых,
хотя и маленький по сравнению с тем, что белые войска участвуют в
войны, революции, был все же достаточно значительным, чтобы не быть
совершенно упускается из виду. Его звали Примус Рэнсом, и в раннем возрасте
он записался в армию и служил до тех пор, пока не стал инвалидом из-за
потери ноги, когда он оказался в лохмотьях, с отличным
знак отличия за храбрость и хорошее поведение в целом, за вычетом члена, оставшегося в Йорктауне
и кандидата на любую награду, такую как "истощенный"
средства страны и щедрость Конгресса могли бы это предоставить. Он
каким-то образом ухитрился вернуться в городок Хиллсдейл, где в своей
пестрой жизни ему довелось провести два или три самых счастливых дня.
годы, и там приготовился наслаждаться той свободой, которую он помог достичь
. Его хороший характер, веселый нрав и услуги, которые он оказал
, сделали его всеобщим любимцем. И все же, несмотря на это, он обнаружил, что
поначалу ему было трудно ладить. Его военные привычки сделали его недееспособным
он долго продолжал трудиться и получил приглашение на светский бокал
или возможность рассказать одну из своих историй агитации, в любое
время искушения достаточно хитрый его от труда. Не было такой
кухни для джентльменов, где к Примусу не относились бы по-доброму, и
где он не получал всего, что просил, но у него была некоторая гордость, и он
не желал злоупотреблять предложенным гостеприимством. Таким образом, он немного работал
копался в садах, рубил дрова и выполнял другую случайную работу, какую только мог найти
, ходил по кухням и долго рассказывал
истории о Монмуте, Трентоне и осаде Йорктауна, что
на эти деньги он получил, а подарки, сделанные ему на День Благодарения
и Рождество, и другие необычные моменты, примус, избили его, после
мода, пока Конгресс оказался не в состоянии дать ему
пенсии. Он пришел поздно, чтобы быть уверенным и была небольшой, но потом и его
хочет. Он исправно платил и определенные, и присоединился к преимуществам
он уже обладал, представляет собой достаточно денег. До того, как он получил
пенсию, бедный Примус иногда бросал печальный взгляд на свою
деревянную ногу и думал про себя, что он заплатил довольно дорогую цену за
независимость; и в такие моменты, надо признать, его патриотизм
шел на убыль. Он не знал латыни и поэтому не мог сказать: "_sic
vos non vobis_" и т. Д., Но он так думал. Но после того, как он получил свою
небольшую ренту, любовь к родине Горациев или Куриатов была
холодна к нему. Он никогда не уставал хвастаться своей свободой, своим
величием и генералом Вашингтоном. Было замечено, что по мере того, как он
становился старше, его истории становились длиннее и невероятнее, а его
патриотизм горячее. Его собственные личные подвиги тоже занимали более широкое
пробел в его рассказах. Если верить ему, количество британских и
Гессенцы, побежденные одной его рукой, составили бы целый полк;
и, действительно, было трудно представить, как борьба могла бы завершиться успешно
без его помощи.

"Доброе утро, генерал", - сказал Феликс, вежливо прикоснувшись к фуражке.

"Хорошее предупреждение, мисса, надеюсь, я увижу вас в добром здравии после приятной прогулки.
Как мисс Роза? - осведомился Прайм, одновременно делая военный жест.
отсалютовав тыльной стороной ладони.

"Мисс Роза в порядке, спасибо, сэр. Что же касается этого генлмана, то он всегда
что ж, - сказал Феликс, приложив руку к груди.

- Прекрасный день для прогулки, сэр. Извините, что вы так далеко зашли, мисс Кви.
Полагаю, у вас есть дела.

"Я выхожу на зарядку. В последнее время я недостаточно занимаюсь спортом.
для здоровья ".

В этот момент на глаза примус увидел белый лист
бумаги, торчащий из угла в кармане Феликса, и он заподозрил
поручение, с которым последний был отправлен, так что он добавил: :

- В этом году вы отмечаете День благодарения у себя дома в обычном стиле.,
Я полагаю.

- Вам сказала какая-то ведьма, генерал. Ха-ха-ха!

"Де-ол chimbly дыма extrorninary в Дис сезон. Де кур и де
turkies знать, DAT chimbly хорошо".

"Думаю, они это сделают", - сказал Феликс. "Генерал Рэнсом, вы умеете хранить секреты?"

"Я рядом, как карман миссы с пинтой пива, пуговица со всех сторон", - сказал старый негр.
негр.

"Тогда у меня нет возражений сообщить вам, генерал, что я раздаю кое-что"
этим утром приглашаю дам и джентльменов на ужин в мой дом.,
День благодарения".

"У вас найдется что-нибудь для меня?"

- Посмотрите сами, сэр, - сказал Феликс, вытаскивая две или три заготовки
из левого кармана жилета и протягивая их офицеру.
Другое. "Ты общаешься с генералом Вашингтоном и всеми великими людьми, и
читаешь литературу, конечно".

Примус взял листы в руки и пробежал глазами по
надписям с видом полнейшей уверенности, затем,
покачав головой, вернул их Феликсу, заметив:

- Для меня здесь ничего нет.

- Возможно, в этом кармане найдется для тебя, - продолжал Феликс.
пошарив с другой стороны, он извлек еще одну бумажку. Primus
посмотрел, но, как и прежде, покачал головой. "Будьте чрезвычайно добры",
сказал Феликс, которого начал изрядно озадачивать серьезный вид
о другом и наполовину склонен верить, что он может обладать некоторыми
знаниями о мистических персонажах, "чтобы сказать мне, кому предназначена эта маленькая записка
".

Примус очень хорошо знал о близких отношениях, существующих между
семьями Армстронгов и Бернардов, и о том, что первые
часто ужинали на Рождество со вторыми, в то время как другие
Армстронгс ответил взаимностью на вежливость, пригласив Бернардов, которые
были приверженцами епископальной церкви, на праздник Благодарения. Более того, он познакомился
Феликс направляется в сторону дома мистера Бернарда, который
был совсем рядом. Сопоставив эти обстоятельства, старый солдат
подумал, что он мог бы рискнуть высказать предположение, которое, в случае успеха,
значительно повысило бы его ученость, и которое, если бы оно
потерпев неудачу, он не мог причинить ему никакого другого вреда, кроме смеха Феликса.
Приняв, таким образом, понимающий вид, он сказал:

"Это очень легко прочесть. Любой человек с любым образованием может видеть
де Билле предназначен для мисса судьи Бернарда ". По расширенным
глазам мистера Куи он увидел, что его догадка попала в цель, и, опасаясь, что
его попросят расшифровать другие надписи, поспешно добавил:

"Но зачем я останавливаюсь здесь, трачу свое драгоценное время и не даю
вам выполнить поручение вашего хозяина? Имею честь пожелать вам всего хорошего
до свидания, Missa Qui". Сказав это, Примус развернулся и заковылял прочь
отступив на полдюжины шагов, прежде чем сбитый с толку Феликс пришел в себя
.

"Стоп, "общие"," наконец-воскликнул Феликс, как только он вернул его
слова, бегут за ним и взяв его за руку, "позвольте мне, в
поговорить с тобой"

- Я очень занят, - крикнул Примус, пытаясь освободиться.;
- Мисса Повнал хочет мои сарвики; доктор хочет оскорбить меня;
и у "епископального служителя" есть нечто важное для общения.

"Я полагаю, он хочет, чтобы ты написал благодарственную проповедь", - сказал Феликс,
ухмыляясь. "Но, генерал, я очень жду тебя. Я забыл
написать записку, прежде чем я уеду домой, и поэтому вы должны, извините хотят
стиль. Я имею честь просить вас, генерал, принять ваш ужин,
в тот славный день, с Мисс Розой и И."

"Это полностью меняет дело", - сказал Примус, перестав бояться читать
заготовки и забыв о спешке в удовольствии, полученном от
приглашения; "это полностью меняет дело. Ты - джентльмен, а берри
вежливые, Мисса Квай, и Мисс роза выходит 'spression. Дере-несколько
Обь-де-ярмарка сек равных Мисс Роза. Дай мне посмотреть", - продолжил он, с
задумчив воздух, и, глядя на землю, "whedder я не разочарую
некоторые genlman. Когда я заворачиваю за угол, я вижу, как мальчик Мисса Трейси направляется
к моему дому. Сейчас, наверное, он принес приглашение для меня. Но вы приглашаете меня.
это необходимо, мисс Квай, и трудно удержаться от влечения к мисс.
Роза и вы сами, и я окажу себе честь прислуживать вам. Извините,
однако вынужден разочаровать мисс Трейси ". Примус теперь приступил к
дав волю своей болтливости и выбросив из головы сожаление о том, что не смог
принять воображаемое приглашение к мистеру Трейси, продолжил:

"Для меня это большое преимущество, мисс Квай, в том, что некоторые люди являются
"Пископалистами и некоторыми пресвитерианами".

Феликс выглядел так, будто он не в состоянии воспринять смысл его друг.

"Потому что", - сказал примус "дать две тысячи ужин, и тебя и меня -
Дере ем".

Феликс теперь вполне уловил, что имел в виду собеседник, и оба взорвались
взрывами смеха.

"Вы имеете право так говорить, генерал, и это наблюдение делает вас замечательным
честь. И это причина, по которой я проверяю, что ты "пескипалианец".

"Я удивлен, что ты так говоришь о своем старом друге", - сказал Примус,
выпрямляясь с видом оскорбленного достоинства. "Нет, сар, это
не причина. Причина, по которой я "пископалиец", заключается в том, что я принадлежу к
постоянные клиенты.

"Я никогда не слышал, чтобы "Пескипальцы" были более постоянными посетителями, чем другие"
люди", - сказал Феликс.

"Вы-молодой человек (разница в возрасте может быть пол
десяток лет), и не могут быть 'spected чтобы знать ebbery Тин. Если ты согласишься
я изложу тебе свою точку зрения, я объясню все это как есть на дороге в Вашингтоне
покажите британцам их страну. Видите ли, когда я был в армии-де-де
разрешение славной Оби де войне, мы говорим о молитвах, а также вы
люди, оставайтесь дома, и не делай ничего Обь де драк. И поэтому, когда
бьют барабаны, человек Эббери должен быть на своем посту. Затем приходят все капелланы
в своем полку, и кладут книгу на большой барабан, и преклоняют колени, и
Генерал Вашингтон тоже преклоняет колени, и капеллан произносит какую-то молитву
это звучит как сама барабанная дробь. О, это было так красиво, и
Я всегда чувствую себя лучше по артериям. Дере Неббер был очень однообразен в
армия, но какая бы она ни была, регулярные войска имеют на это право. Я не думаю, что
де согер выглядит просто как де тин, а не как полковой. Теперь взгляните на де
"Епископальный служитель за кафедрой, в лилейно-белой и черной мантии.
Первый - для белых, а второй - из уважения к нам, цветным
пуссоны. Они из его полка. Он выглядит как обычный согер оби
де лорд. Но посмотрите на пресвитерианина. У него вообще нет формы. Он единственный
милицейский офицер."

Феликс, который по долгу службы был таким же ревностным пресвитерианином (как обычно называли
конгрегационалистов в Новой Англии), как и Примус
будучи прихожанином епископальной церкви, был возмущен такими формулировками. Он пожалел
отдав приглашение на ужин, и весьма вероятно
что, если он слышал слова генерала Рансом до того, что господин
бы до сих пор говорили себе его благосклонность (а несчастье
что иногда случается необыкновенное красноречие), а потерял
объектом его тревоги, и, как соловей в Купера
басни, были "искали свой обед куда-нибудь еще". Но Примус увидел
надвигающуюся бурю и поспешил предотвратить ее разряд.

"Я испытываю большое уважение, - сказал он, - к милиши. Они превосходны в
перестрелках, и там, где эббери умеет драться на своем крюке, но
когда дело доходит до тяжелой драки, на постоянных игроков можно положиться
. А потом, - добавил он, - есть и более странные причины: я больше люблю заниматься спортом в
церкви. Мне нравится и их вкус, когда они украшают церковь.
на Рождество они украшают ее зеленью. В нем де Винтер выглядел каким-то молодым и
счастливым ".

Феликса было легко умилостивить. Он мог обидеться на своего товарища,
но его гнев не мог длиться долго. Это прошло еще до того, как Примус умер.
завершил свое примирительное выступление. На самом деле, два закадычных друга были слишком
необходимы для счастья друг друга, чтобы допустить длительную ссору,
и при всем почтении Феликса к "встрече" своего хозяина, он был таким же
спокойный, как и ревностный, знаменитый фестиваль не был бы настоящим Днем благодарения
без его старого друга, который помог ему обсудить его
роскошь. На прощание они пожали друг другу руки, и мистер Куай пообещал представить
комплементы генерала мисс Розе.

Как Феликс его преследовал один путь, одна не с кем поговорить, он дал
сам благо своего разговора.

"Этот генерал, - сказал он вслух, - замечательный человек. Я никогда не уважал
раньше он умел читать по-писаному. В конце концов, я не верю, что
он действительно умеет. Но когда он взял заготовки в руки, он вроде как
покосился на них, как будто знал все об этом, Кто его научил? Возможно,
он знает, а возможно, и нет. Я тоже удивляюсь, как он скучал все
пули, которые он проповедует о иногда, с потерей только одной ногой. Я слышал,
ему, скажем, пятьдесят раз, они приходят как за весенним ливнем. Так вот, если бы у него была
сотня ног, мне кажется, их все следовало бы переломать. Я
'ОФЭКТ, как я слышал, доктор сразу сказал, что он обращает на тот факт, для его
'magination. Но что вы можете 'ОФЭКТ, Феликс, от 'Peskypalian? Они
так много думают о том, чтобы встать и сесть, как будто есть религия
в том, чтобы двигать ногами. Но позвольте мне взглянуть на заготовки. Мисс Фейт сказала
мне положить Бернардов в этот карман, священника - в этот,
а доктора - в другой. А, ладно! Доктор -
очень любопытный человек. Интересно, что заставляет его так много говорить о человеке, которого он
называет Шекспиром. Я слышал, как он говорил, что жил очень много лет назад, я
угадайте с Джошуа и Дэвидом, когда происходило так много сражений
и когда у них не было оружия. Возможно, он был братом Голиафа, который
вышел со щитом и копьем. Что ж, согеров с копьями нет
сейчас. Мое мнение, дай старине Прайму заряженный мушкет с
баггонетом, и он бы сделал больше работы, чем Голиаф и Шекспир вместе взятые,
с их копьями. Но здесь я нахожусь недалеко от дома судьи. Теперь, сэр, следите за своим зрением
и следите за тем, чтобы сохранить видимость семьи ".
Сказав это, Феликс выпрямился, поправил шейный платок и
несколько напыщенно прошествовал во двор Судьи, откуда вскоре
прошел на кухню. Приглашения Бернарам были
по надлежащей форме доставлены, как и остальные, и приняты.




ГЛАВА VIII.

 _Лоренцо_.--Иди в дом, сэр, прикажи им готовиться к обеду.
 _лонселот_.--Дело сделано, сэр; желудки у всех целы.
 _Lorenzo_.--Боже милостивый, какой же ты остряк! тогда
 прикажи приготовить ужин.
 Лаункелот_.--Это тоже сделано, сэр.

 ВЕНЕЦИАНСКИЙ КУПЕЦ.

Высокая площадь, скамьи маленькой конгрегационалистской церкви, или (как в
те дни потомки пуритан, для того, чтобы проявить
их отвращение к папством, и все, что, по их мнению, звучало
папистский, любил называть своих местах для всеобщего поклонения) в
"встреча в доме" было вполне сносно заполнены внимательный
собрание на утро Дня Благодарения. Мы говорим только сносно, некоторые
мест свободных, которые редко в воскресенье пропустил водителя и пассажиров. В этом случае
правам гостеприимства было позволено нарушить
обязанности общественного богослужения, и многие хорошие жены со слугами, которым
ни единого шторма или легкое недомогание бы держалась, остался
дома разложили доску для ожидаемых гостей. Если были какие-то
принципы чей крутой осудил практику как плотское, они
было незначительное меньшинство. Те, чьи плотские аппетиты должны были быть
удовлетворен он взял другой взгляд на предмет в самом общем виде;
и поскольку таково было состояние практически всего сообщества,
члены которого выступали то в роли хозяев, то в роли гостей, вердикт был вынесен
почти единогласно в его пользу. По правде говоря, должное соблюдение
день, казалось, состоял из двух частей, богослужения и пиршества; каждая из них была
необходима другой, чтобы дополнять друг друга, и без обеих он был бы
скучным и неудовлетворительным. Кроме того, это был ежегодный период
воссоединения друзей и родственников, расставшихся до конца года
в некоторых случаях предпринимались значительные путешествия
для того, чтобы еще раз объединить разорванный круг и собраться
снова вокруг любимой доски. Отцы и матери, с улыбки
добро пожаловать, поцеловал их вернувшихся детей; братьев и сестер зарегистрирован
сердечные руки и бросились в объятия друг друга, и безмятежные
бабушки и дедушки танцевали с малышами на коленях и прослеживали
сходство с другими. Это были холодные и неприветливые
поздравления, пригласить, после прослушивания двух часов проповеди, в
сесть за обед не выходит за рамки общего. Не на такой пир приглашал своих друзей
мужественный и твердолобый Джонатан. Он правильно
понимал, что есть плотский и духовный человек, и при этом он не был
склонен пренебрегать притязаниями ни того, ни другого. Земля была отдана
святых "со всей их полнотой", и он намеревался получить свою долю.
Поэтому получилось так, что в то время, как одна часть семьи отправилась на "собрание"
молиться, другая осталась дома готовить. Таким образом, благодаря разумному
распределению обязанностей почетный день отмечался подобающими обрядами
и церемониями.

Выждав разумное время, пока все, кто должен был прийти
присутствовать, должны были собраться в зале, священник поднялся со своего
места за высокой кафедрой в форме бокала для вина, над которой, подобно
дамоклов меч, на шнуре, огромная резонаторная доска, рассмотренная
необходимый, должным образом распределенный вокруг, чтобы каждый мог получить свою
соответствующую порцию, крохи спасения, которые он раздал, и "раздал
соответствующий гимн", в котором признавалось Верховное Существо
как Повелитель Времен Года. Это пел, надо признаться, очень маленький хор
прискорбно сократившийся, однако, при энергичной поддержке прихожан
в помещении молитвенного дома без звуков табрета или
арфа или другие музыкальные инструменты; ибо в те дни даже
флейта или бас-виола, эти пионеры органа, были запрещены
в Святилище. За гимном последовала долгая и пылкая молитва, в
которой мистер Робинсон, священник (термин "преподобный" имел тогда легкий
папистский налет), после того, как с остроумной конкретностью оплакал
грехи и отступления от себя и людей, и неблагодарность
всей страны, и перечисление бесчисленных благословений, которые
увенчали их корзину и их запасы, умоляли, чтобы, несмотря
их многочисленные грехи, беззакония и прегрешения, божественная милость
не могли быть изъяты из земли, где Господь насадил свою собственную
виноградная лоза, и где драгоценные семена небесной благодати, посаженные в
почву и взращенные людьми, "которых мир не был
достоин", взошли и принесли неоценимые плоды гражданского и
свобода вероисповедания. По окончании молитвы последовал другой
гимн, а после этих "упражнений" - проповедь.

Текст представлял собой девятый стих двадцать шестой главы Библии.
Второзаконие: "И Он привел нас на это место и дал
нам эту землю, землю, в которой течет молоко и мед". В
Благодарственная проповедь раньше была такой, над которой трудились не только обычные люди.
был израсходован и должен был стать знаменитостью года. В этом
случае проповедник открыл широкое поле для своего красноречия. Он
начал с сравнения состояния первых колонистов с состоянием
детей Израиля, когда они бежали из дома рабства. Он
нарисовал отцов-пилигримов, высаживающихся на Плимут-Рок, снег и лед,
и запустение вокруг, но огонь веры в их сердцах. Он
противопоставил слабость начала величию результата
, из чего он сделал вывод, что Господь привел своего
люди с могучей рукой и протянутой рукой; он намекал на
изменившийся облик страны, превратившейся из языческой пустыни
в христианский сад, откуда исходит аромат христианской набожности
постоянно возникал; он изображал ужасы войны времен
Революции и призывал своих слушателей беречь память о людях
, которые посвятили свои жизни и состояние Свободе и запечатали
это освящение их кровью. Увлеченный своей темой, его глаза
засияли ярче и, казалось, смотрели в далекое будущее, поскольку
пророческим тоном он провозгласил наступление последних дней, когда
огни-маяки Свободы загорелись на горных вершинах нового
Ханаан должен посылать свои струящиеся лучи через моря, и
царства этого мира должны стать наследием Бога и Его
Христа. "Видеть все так, братья", - заключил он, "видя
что Бог избрал вас к себе народ особенный, слабый
вещи мира, чтобы посрамить сильных, отвергли, бросили
отсюда и презрение, которое состоится в пример с вас заинтересовало
и восхищенные народы, какими людьми вы должны быть во всем святом
беседе и благочестии?"

Таков неполный набросок замечаний мистера Робинсона. Такими
формулировками служители в прошлые времена стремились поддерживать пламя
патриотизма и вдохновлять смирением, но в то же время воодушевлять справедливой
гордостью. Подобные рассуждения также не отбрасываются. Они многое делают для
формирования национального характера.

Какой бы длинной ни была проповедь - и ни одна минута из ее ортодоксальной продолжительности не была
в ней не было обмана - она была выслушана с глубочайшим вниманием,
особенно пожилые члены конгрегации. Строгий этикет
места публичного богослужения запрещал любое открытое проявление одобрения, но
более чем одна нахмуренная бровь и горящие глаза выдавали эмоции, возбужденные
намеками. Давайте помнить, что это было ближе к тем временам, которые
испытывали души людей; более поздние события были свежи в их памяти; некоторые
из слушателей, возможно, приняли в них личное участие, и все
были воодушевлены щедрым огнем 76-го, искры которого, мы надеемся,
все еще мерцают в сердцах их потомков. Что для нас, в
эти более холодные и, как некоторые говорят, более мирские дни, могли показаться
экстравагантными, если не тщеславно-славными, было для них трезвой правдой; и
если бы был кто-нибудь, кто, превращая в яд то, что предназначалось для
они получали полноценную пищу, благодарили Бога за то, что они были не такими, как другие люди.
были и другие, которые, не теряя своего смирения, почувствовали импульс
, отданный более благородным чувствам.

По окончании службы последовало обычное рукопожатие
, поздравления с наступлением сезона, расспросы о здоровье,
и восхваления проповеди, когда собрание разошлось по своим делам.
дома, чтобы в другой форме заняться повседневными обязанностями. Мистер
Армстронг и Фейт дождались священника, и все трое пошли
домой вместе. Их догнал и присоединился к ним доктор Элмер,
который выразил сожаление по поводу того, что был отстранен от службы из-за
профессиональных обязанностей.

"Но", - добавил он, глядя на Мистера Робинсона, и кланяясь учтиво, "если
Я был настолько несчастным, чтобы пропустить одного праздника, я имею в виду не
нельзя лишать другого. Я могу сказать о себе, как Шекспир говорит о ком-нибудь:
"Женитесь, сэр, иногда он становится своего рода пуританином ".

- Надеюсь, ваши пуританские принципы заключаются не только в том, чтобы есть.
Обеды на День благодарения, - с улыбкой сказал мистер Робинсон.

- И помните, доктор, - заметила Фейт, - что говорит ваш собственный Шекспир.
еще раз--

 "деликатесные кусочки
 Придают ребрышкам сочности, но лишают остроты".

- Дорогая, - вмешался мистер Армстронг, "не этот разговор слишком
свет персонажа?"

Но он не мог сразу проверить врач.

- Ха, мисс Фейт, - воскликнул он, - "Неужели вы не продемонстрируете все богатство вашего
остроумия в одно мгновение? Молю вас, поймите простого человека в его простом
значении". Но

 - Язычки насмешливых девиц так же остры,
 Как невидимо лезвие бритвы.,
 Срезает волос меньше, чем можно увидеть.
Приходите", - добавил он, заметив, что мистер Армстронг посмотрел могилы: "возьми мою
рукоятки, и мы будем обсуждать серьезные темы, вместе". Так сказав,
он предложил руку Веры, который она приняла, и они следом, на
несколько шагов, расстояния, после того, как мистер Армстронг и министр.

- Боюсь, - сказал доктор, замедляя шаг, чтобы остальные не могли его слышать.
- вы предпочли бы определенного молодого человека.
рука джентльмена рядом с рукой старого холостяка. Довольно тяжело, что эти
негодяи, главная рекомендация которых, льщу себя надеждой, заключается в том, что они
на двадцать лет моложе, крадут всех моих возлюбленных.

Фейт рассмеялась и ответила:

- Но, дорогой доктор, что вы хотите, чтобы мы сделали? Вы никогда не сделаете предложения.;
так что не жалуйтесь, если доведете нас, бедных девочек, до отчаяния.

"Ты злая плутовка, это ты смеешься над наиболее
постоянная твоих поклонников? Сколько долгих лет я провел в своем
обслуживание, в то время я начал при покачивании колыбели, изредка
даю вам, чтобы подсластить ваше настроение, чайную ложку касторового масла или
полдюжины капель elixir salutis, вплоть до настоящего времени, и таким образом
вы вознаграждаете мою преданность! Я начинаю чувствовать отчаяние и пол
ум, чтобы передать мои чувства к Энн Бернард".

"Не обращайся со мной так жестоко. Уверяю вас, моя любовь увеличивается с каждым
день. Кроме того, ты можешь обнаружить, что твое вероломство наказано встречей со слишком
грозным соперником.

- Ах, ха! Я понимаю. Тем не менее, я чувствую, что мое рыцарство немного всколыхнул в
идея оппозиции. Но, в целом, Вера, я приму ваше
клянусь в любви и придерживайся моего цвета, как мужчина и врач.
И, чтобы продемонстрировать мою уверенность, ты можешь тем временем умеренно пофлиртовать
с Уильямом Бернардом. Тебе это надоест, когда новизна пройдет
; поэтому я сбегу, и лучше, если ты будешь дразнить его сейчас
, чем меня потом. Но, боже мой, вот мы и у вашей двери ".

Мистер Армстронг и священник ждали их на крыльце, и
все четверо вошли вместе. Вскоре после Паунале приехали, и несколько
позже семья Бернарды.

Мы должны обмануть наших читателей, если мы оставим их, чтобы выяснить, от
шутливые разговоры доктора о том, что между мисс Армстронг и Уильямом Бернардом существовала какая-то взаимная привязанность.
Мисс Армстронг и Уильям Бернард. Это было потому, что его подозрения были
так обтекаемо выразился, и сама так бессознательное, ни о каких чувствах
та, что Вера не думала, что это не стоит их заметить.
Она и юный Бернард знали друг друга с младенчества; они
посещали одну школу; близость между Фейт и Анной и
дружеские отношения двух семей, равных по богатству и положению,
это часто сводило их вместе, но дальше ничего быть не могло
из того факта, что между ними существовала какая-либо помолвка. Они
относились друг к другу, действительно, как брат и сестра; но если и были какие-то
более теплые чувства, то не по Вере. Ее всепоглощающая привязанность
к отцу, казалось, исключала всякое соперничество. Встреча в точности
выразила основу, на которой стояли семьи. Мистер Армстронг сердечно пожал всем руки
и в нескольких словах выразил свое удовольствие по поводу
приветствия их; миссис Бернард поцеловала Фейт в щеку с почти
чувство матери; приветствие девочек было похоже на приветствие
сестры, и Фейт с улыбкой протянула руку Уильяму Бернарду,
но не покраснев.

Несмотря на абсолютную непохожесть, было бы трудно представить себе двух более
прекрасных созданий, чем Фейт Армстронг и Энн Бернард. Темные
волосы Веры, большие черные глаза, нос с легкой горбинкой,
выражение лица обычно спокойное, хотя и не печальное, но
которое можно было осветить энтузиазмом, и изящное достоинство, которое
отмечала каждое действие, в то время как оно казалось лишь необходимой частью ее самой,
иногда сильно напоминала героинь древних
Священные Писания. Так с юных лет, прежде чем ее глаза были полностью
открыт для зрения, и, прежде чем звук звон бубен
ее голос ответил на торжестве песню из сынов Израилевых,
возможно, смотрел, пророчица Мириам.

Самый сильный контраст, который могла бы создать милая Анна
Бернард. Светлые волосы изящными завитками обрамляли овал.
совершенно правильное лицо, нежнейшего цвета. Такой тонкой, такой
почти прозрачной была кожа, что вены казались едва заметными,
и очень слабого волнения было достаточно, чтобы придать ей оттенок
этому не нужно было бояться соперничества с розой. Никакие небеса не могли быть голубее
чем мягкие глаза, которые, казалось, "любили все, на что смотрели",
и были ли они затуманены слезами жалости или сверкали весельем,
проявил чистый, но не робкий дух. Но среди черт, которые все
были прекрасны, если одну можно назвать прекраснее другой, это
был рот, и белыми как снег были правильные и совершенной формы зубы
, которые скрывали алые губы. Ее фигура была скорее ниже
, чем выше обычного роста, и ее округлость указывала на
самое прекрасное здоровье. Пусть это описание считается изображение
романтика. Те, кто знаком с "Прекрасными дочерьми Новой Англии"
, признают ее правдивость или, по крайней мере, признаются, что она не ошибается в сторону
преувеличения.

Промежуточное время между прибытием компании и
подачей ужина они провели в беседе, которая
обычно имеет место в подобных случаях. Кто-то сказал, что
два американца не могут встретиться, не поговорив о политике, но мы можем поручиться
за тот факт, что, хотя мистер Армстронг, доктор, и дивайн были
федералисты, а судья демократ, проведший несколько своих
первых лет во Франции, где, как предполагалось, он впитал свои
чувства, ни слова на эту тему не было произнесено. Была сделана пара ссылок
на выступление министра; рассказывалось о процветающем состоянии страны
и ее перспективах; и некоторые бытовые новости
и деревенские анекдоты. Таков был разговор между ними.
старейшины: что касается того, что произошло между молодыми людьми, мы знаем, что они смеялись.
некоторые смеялись, но забыли, о чем они говорили. Мы сожалеем об этом
невосполнимая потеря, и обещаю быть более внимательным в будущем.

Наконец, эбонитовый диск лица Феликса, приятно возвышающийся над
сугробом шейного платка, появился в дверях и объявил об обеде,
когда мистер Армстронг, предложив руку миссис Бернард, опередил своего
друзья идут в столовую. Фейт согласилась сопровождать судью, и
Паунал попытался прислуживать Энн, но так или иначе (а мы подозреваем ее
в соучастии в этом деле) божественная получила приз.

До того, как компания села за стол, что было в приказе, имеющем ссылку на
их вкусы и достопримечательности, по просьбе хозяина,
уместно Грейс сказала министр, который счастливо избежал
крайности слишком много лаконичность с одной стороны, и ТОО
большая растянутость на других; или, другими словами, он не был ни
непочтительно словом, ни непозволительно долго.

Ужин был такого рода, который до сих пор украшает гостеприимные столовые.
старого Коннектикута. На одном конце стола - запеченная индейка, которую
фаршировали пару дней назад, чтобы специи,
входящие в состав ингредиентов, проникли внутрь и придали аромат
мякоть благородной птицы, повернутая вверх круглой полной грудкой к разделочному ножу
; с другого конца другая индейка, несколько меньших размеров,
отваренная и поданная с устричным соусом, составила компанию своей подруге, в то время как
в центре блюда, которое занимал беленый сельдерей в хрустальной
вазе, здоровенный окорок уравновешивал куриный пирог такого же размера. Помимо этих
основных блюд, здесь были жареная и отварная домашняя птица, утки и
языки с клюквенным и яблочным соусами, а также пюре из репы и
картофель. На серванте (да будет вам известно, это было "когда этот
старая крышка была новая", и эта практика сейчас является, по крайней мере,
сомнительно, затем прошел во всех наград, а пренебрежение никогда не был
мечтал и хотел быть обращено вниз вменять nigardliness
и хочу разведения) стояли бутылки с вином и кувшины, содержащие
еще сильнее настойки, вместе с большой кувшин вкусного
сидр. После того, как подали первое блюдо, последовали различные виды
пудингов, и пирогов, и заварного крема, и тарталеток, и вафельниц, и они,
в свою очередь, им на смену пришли яблоки и различные сорта орехов,
с изюмом и инжиром, которыми завершалась трапеза. Таков был
старинный ужин на День благодарения. Нынешний предварительный суп был необычным
или неизвестным. Это был массив, способных поставлять хочет много
большие компании, и только малая часть может употребляться, но это был
Моды, и это продолжается до сих пор. Они прославляли щедрость
Провидения, и было справедливо, чтобы щедрость человека находилась в
гармонии с ним. Феликс, серьезный и благопристойный, как и подобало важности события
, и его помощник превратились в
тысяча официантов, старательно предугадывающих желания хозяина и его гостей
.

Разговор, который поначалу протекал в нескольких отчетливых руслах, поскольку
ограничивался в основном непосредственными соседями каждого из них и прерывался
серьезными делами, связанными с ужином, постепенно, по прошествии времени, казалось, стал
объедините его различные потоки в одно общее течение. Внимание
доктора впервые привлекла неудачная попытка процитировать
знаменитый рецепт приготовления бифштекса миссис Бернард Шекспир
замечание мистера Робинсона мистеру Армстронгу, по левую руку от которого
он сидел, сидение в нужное время занимают Миссис Бернард, рядом с
которым сидел врач.

"Результаты", - сказал министр, "обставить, я боюсь, мало
в будущее с оптимизмом. Если только божественная благодать не проявит себя
более явным образом, чем было даровано до сих пор,
казалось, им суждено умереть в своих грехах ".

"Значит, нет спасения от столь ужасной участи?" - спросил
низкий голос мистера Армстронга. "После того, как они были изгнаны из своих древних владений
и лишены даже могил своих отцов, должны ли они
погибнуть навеки?"

"Может ли глина сказать горшечнику:"Что ты делаешь?" - спросил мистер
Робинсон. "Он создает один сосуд для прославления, а другой - для бесчестия.
Предпринимались неоднократные попытки цивилизовать и обратить их в христианство,
но тщетно. Кого Он пожелает, Того Он ожесточает".

Мистер Армстронг вздохнул, и еще один вздох, такой тихий, что его никто не услышал, вырвался
из груди его дочери.

- Вы говорите об индейцах? - спросил доктор.

"Да, - сказал мистер Робинсон, - и о провале всех попыток
Христиан улучшить свое положение".

"И вы удивлены, что это так?" - спросил доктор.

"Пути Провидения неисповедимы", - ответил мистер Робинсон. "Я
делаю вид, что не пытаюсь объяснить причины, по которым они глухи к мольбам
Евангелия".

"Что?" - воскликнул доктор, слегка изменив своего любимого автора.
"Разве у индейца нет глаз? Разве у индейца нет рук, органов,
размеров, чувств, привязанностей, страстей? питался той же пищей, был ранен
тем же оружием, подвержен тем же болезням, исцелялся
теми же средствами, согревался и охлаждался той же зимой и летом, что и христианин
? Если индеец причиняет зло христианину, в чем его смирение?
месть; если христианин причиняет зло индейцу, каким должно быть его терпение
по примеру христиан? почему, месть. "Вот, у вас есть все в
ореховой скорлупе".

"В дополнение к трудностям, вытекающим из обращения с ними со стороны
белых, предложенного врачом, - сказал судья, - есть еще одна,
которую я считаю непреодолимой, проистекающая из расовых различий".

"Я не совсем понимаю вас", - заметил мистер Робинсон.

"Натуралисты говорят, - ответил судья, - "что человек
постигает внутри себя особенности всех низших существ".
Животные. Некоторые из них способны к одомашниванию, в то время как другие
неисправимы. Вы можете приручить лошадь, но не тигра.
Дикая стихия управляет одной и поддается контролю в другой. По
моему мнению, эта дикая стихия настолько преобладает в индейце, что делает
его неспособным к цивилизации. Он тигр ".

"Но некоторые были цивилизованными", - заметил мистер Армстронг.

"Квазицивилизация, я согласен", - сказал судья. "И если бы я хотел
признать больше, исключений так мало, что они только подтверждают правило".

"Ваша теория открывает широкое поле для спекуляций", - сказал мистер Робинсон,
"и я мог бы привести много возражений против этого. Во-первых"----

"Без сомнения, без сомнения", - поспешно воскликнул судья, желая избежать
возникающей коллизии, "и я буду счастлив обсудить этот вопрос,
когда-нибудь в будущем, с вами. Я выкину эти идеи лишь как подсказки.
Но есть и другая действовала норма, если, конечно, это не то же самое
по-разному выражена-подчиненный всегда должен уступить место
высшая раса"

"Это тоже неясно", - сказал богослов. "Какая раса когда-либо существовала?
превосходящая евреев? И все же, понаблюдайте за их состоянием".

"Меня не понимают. Почему, евреи подтверждают мою теорию. Если бы они не были
высшей расой, они бы давно вымерли. Но их
численность сейчас, вероятно, так же велика, как и раньше. Индейцы, однако,
исчезают ".

"И, право же, мистер Бернард, - сказала его жена, - исходя из ваших собственных принципов,
если они исчезнут, это не будет потерей. Если победит высшая раса,
тем лучше".

"Правильно, правильно, моя дорогая," - закричал муж, "_rem acu_--тьфу! Я
буду цитировать по-латыни. У них было свое время, и выполнил их
дизайн".

"Мне это кажется прискорбной необходимостью", - сказал мистер Армстронг.

"Есть много законов и целей, действующих во время взлета и падения
наций, - сказал министр, - которые находятся вне нашего поля зрения. Особая тайна
нависает над преданными племенами; и, называйте какие угодно причины для
их упадка, есть только одна удовлетворительная причина, на которую сводятся все остальные
разрешимы, а именно: предопределение Провидения. Это
решимость очевидна. Как жители Ханаана были
сметены за свои беззакония, так и красной расе суждено быть
уничтоженной; и это может быть по той же причине - они не оставят
свои мерзости ".

"Я полагаю, они в целом столь же нравственны, как и белые", - сказал Уильям.
Бернард.

"Увы, это слово - мораль!" - воскликнул божественный. "Это _ignis
fatuus_ вводить в заблуждение - сломанная трость, на которую можно опереться".

"Но, - с тревогой спросила Фейт, - неужели вы думаете, сэр, что ничего нельзя
сделать для тех, кто остался?"

"Я не вижу в этом особой перспективы", - сказал мистер Робинсон.

"Есть хорошие люди среди них," сказал доктор, - тепло. "Я
жаль, что я был так уверен в собственном спасении, так как я из бедной Эстер".

Это обсуждение почти не повлияло на беседу между Энн
Бернард и Паунал, который, к своему большому удовольствию, оказался сидящим рядом.
рядом с ней. И это соседство не показалось милой девушке неприятным.
Что это за очарование, которое придает смелость робким и красноречие
колеблющимся; которое зажигает глаза более ярким блеском,
и придает голосу более мягкий тон: который окрашивает щеки
частым румянцем и наполняет сердце непривычным трепетом? Милая
девушка, ты можешь сказать? И все же, что они могли бы так много сказать друг другу
друг другу? Те, кто молоды, и те, кто не забыл о
чувствах юности, легко найдут ответ.

- Мое сердце согревается при виде индейцев, - тихо сказал Паунал, - всякий раз, когда
Я слышу, как о них говорят. Иногда мне кажется, - продолжал он,
улыбаясь, - что я в некотором роде родственник. Если бы я верил в
переселение душ, я бы подумал, что в каком-то предыдущем
существовании я сам был индейцем ".

"Вероятно, Сахем, с твоими аккуратно выбритыми волосами, за исключением небольшого куска,
который был собран в узел, как петушиный гребень, на макушке, чтобы удерживать
орлиное перо", - сказала смеющаяся Энн. "Как элегантно ты, должно быть, выглядела
после того, как привела себя в порядок, готовясь к ухаживанию за кем-то
Индийская принцесса, с твоим лицом, красиво раскрашенным во все цвета радуги
только красивее. Как бы я хотел тебя увидеть.
Жестокосердной, должно быть, была та красавица, которая смогла устоять перед таким очарованием".

"У вас есть причина смеяться надо мной; это очень смешно, но"--

"И потом, подумать только, какая печальная перемена произошла с тобой! Уступить
сахему с орлиными перьями, поедающему суккаташ с индейцем
Принцесса, превратившаяся в ручного цивилизованного джентльмена в пальто с ласточкиным хвостом,
протягивающего яблоки бедной маленькой девочке-янки! Неудивительно, что ты была
в меланхолии и пыталась застрелиться."

"Это был самый удачный выстрел, который я когда-либо делал, с тех пор"--

"Я не уверен в этом. Возможно, если бы тебе это удалось, ты смог бы
переселиться обратно в вигвам и возобновить свои ухаживания за
Принцессой.

"Твои фантазии превосходят мои. Мне трудно рядом с настоящей
принцессой думать о воображаемой.

"Вероломной, как и весь ваш непостоянный пол. Ах я, бедная принцесса!"

Тут миссис Бернард сделала движение встать, за ней последовали остальные леди.
когда Энн отвернулась, она сказала:--

"Вы, кто подал мне пример дезертирства, не можете быть удивлены
на моего ухода вы, что прошу рассмотреть наказание за
Принцесса обиды".

"И серьезным", - сказал Паунал.

Но прошло немного времени, прежде чем к дамам присоединились
джентльмены в гостиной, где мы оставим их присматривать
за некоторыми другими нашими друзьями.

По завершении своих обязанностей Феликс имел возможность воспользоваться
правами гостеприимства генерала Рэнсома, который, верный своему обещанию,
не преминул появиться в назначенное время на кухне.
Там достойный воин был встречен со всеми обычными формами приветствия .
вежливость мисс Розы, и, усевшись в кресло с высокой спинкой, стал ждать
свою долю развлечения. И когда пришло время, когда он сидел
между своими друзьями и напротив двух других слуг, в тот день было мало,
если вообще было, более легких и беспечных сердец, чем у генерала.
И обо всей компании можно сказать, что если они и не были
утонченными, то, по крайней мере, веселыми.

- Дамы и господа, - сказал генерал вскоре после того, как трапеза была закончена.
он, по-видимому, считал, что тосты нельзя начинать слишком рано.
- окажите мне честь наполнить ваши бокалы. Когда ты уйдешь, я собираюсь приготовить тост.
поджарь тост."

В этот день было принято проявлять необычную снисходительность к
слугам, и поэтому на столе не было недостатка в щедрых напитках
того же сорта, что и те, что пили их начальники. И
надо отдать им справедливость, этой привилегией редко злоупотребляли.

Бокалы были быстро наполнены, и генерал предложил "за здоровье"
за справедливый ответ. Это было выпито под одобрительные возгласы, и один джентльмен
заметил: "Весь мир признает невероятную красоту этих женщин".
"Американские леди". За этим тостом последовал "De day we celumbrate".
и со всех сторон признавалось, что День Благодарения был одним из самых
важных учреждений страны. Затем Феликс, посмотрев на своего
друга, произнес: "Герои Мериканской революции", после чего
старый солдат счел своим долгом отблагодарить за
массив, запросил разрешения сделать несколько замечаний. Разумеется, разрешение
было с готовностью предоставлено, и оратор, грациозно поднявшись и установив равновесие
на здоровой ноге, слегка отведя другую назад, протянул
правую руку и начал раскланиваться по кругу.

"Это замечает, - сказал он, - так сладко, как свобода. Это заставляет нас
орел питается светом, а боб-о-линк - хороший певец. Посмотрите на великую птицу
, как она поворачивается лицом к солнцу, и услышьте, как мосик кричит:
веселый малыш!

 "Свобода, свобода,
 Как приятно быть свободным!
 Прыгай, куда хочешь!,
 Летай на яблонях,
 О, это нота Свободы!
 Сладко потягивай в нем троат!
 Дзинь-а-дзинь, дзинь-а-дзинь,
 Подмигивай, подмигивай,
 Они динь-динь-они динь-динь,
 Какой счастливый, Боб-о-линк!
 Милый! Мило!

"Король Георг, он хочет заставить янки пить чай вместо кофе.
Теперь нет никакого сравнения между ними, и кто из нас стал бы пить
маленькие чаинки, которые выглядят так, будто их только что разжевали и не сворачивали,
когда он может достать хороший кофе? Сейчас у короля Георга в продаже очень много этого чая
но он продается медленно, и он хочет избавиться от него, так что
он отправляет его в эту страну с указанием, что каждый мужчина, женщина и ребенок
должны выпивать не менее четырех чашек в день, и никакого кофе. Итак, бродер Джонатан
он выпрямился, как кошка, и сказал (прошу прощения, дамы): "Черт возьми,
если я буду пить чай". И очень многие из них одеваются, как
Индейцы, и однажды темной ночью они ограбили всю чайную доску в Боссоне.
гавань, и вся рыба заболеет, они говорят, на неделю. Теперь король Георг
когда он обо всем этом узнает, он взбесится и швырнет свой старый парик на землю,
и растопчет его, и швырнет в огонь, и скажет, что он сделал американцев
заплати за чай. И после этого он послал большую армию в эту страну, но
это было бесполезно. Американцы жестоко разгромили их на Банкер-Хилл, и это
было началом знаменитой Резолюции. И они продолжают пить.
кофе; и я никогда не пью лучше, чем готовит мисс Роза в этом доме.
(кланяясь ей). И за мои вклады в это великолепное Решение.
приветствую вас от всего сердца, леди и джентльмены; и в качестве
дополнения к офицерам и солдатам я хочу получить наилучшие знания по этому
делу ".

Генерал сел под бурные аплодисменты. Мисс Роза после того, как
возбуждение, вызванное его красноречием, улеглось, заметив, что ни одна леди не произнесла ни одного
тоста, предложила восполнить этот пробел
сама, предложение которой было с готовностью принято, она назвала "Мисс Фейт;
и когда она выйдет замуж, пусть она будет счастлива, как ангелы ". Тост прозвучал так:
выпили по доброй воле, хотя и с несколько большей пристойностью, чем
другие. Вера была очень любим слуги, до такой степени
действительно, что ласковые существа сомневался, есть ли
человек в мире достоин быть ее мужем. Но, достаточно сухарей и хорошо
речи. Как весьма рассудительно заметил генерал, когда мисс Роза, которая
казалось, считала, что он не может съесть ни слишком много деликатесов, ни слишком много
их, предложила добавить к его и без того переполненной тарелке: "Есть
"бунданс клюквенного соуса к этой индейке".

Согласно обычаю, как только начинало темнеть, разжигались костры.
зажгли, и мигающий из различных возвышений заказ светящая в ночи,
а радостные крики мальчишек отвечали друг другу через реки и
овраги.

В девять часов звонок раздался свое обычное предупреждение, и до
часы пробили очередной час, жители города ухаживал
упокой их подушками.




ГЛАВА IX.

 Он был человеком
 Которого никто не мог пройти мимо, не реплика,
 Активная и нервная была его походка, его конечности
 И вся его фигура дышала разведки.
 Были сжатые сроки свежесть щеке
 В узкий круг темно-красного цвета,
 Но это не приручило его глаз; тот, что под бровями,
 Лохматый и серый, имел значение, которое он принес с собой
 Из юных лет.

 ЭКСКУРСИЯ ВОРДСВОРТА.


Были определенные сезоны года, когда болезнь Одиночек
принимала более серьезный характер, чем в другие. От каких
обстоятельств это произошло, неизвестно. Это могло возникнуть в результате
ассоциации идей, так или иначе связанных с событиями
его жизни, подробности которой, хотя и были известны любопытным, по крайней мере
несколько раз, пытался привлечь их у него, он никогда не раскрывал
более отчетливо, чем в разговорах с Ohquamehud и
врач. Следовательно, воображению было предоставлено блуждать среди любых
спекуляций, касающихся его, которым оно предпочитало предаваться, и, соответственно,
не было ни одной гипотезы, которую можно было бы выдвинуть, какой бы абсурдной она ни была, которая
не нашла бы сторонников.

Некоторые считали его убийцей, которого угрызения совести изгнали
из человеческих убежищ, и который пытался искупить свою вину.
преступления путем самоотречения и страдания; другие утверждали, что он был
Ваndering еврей, хотя его длительное нахождение на острове воевал
немного с идеей: это, однако, уравновешивается его отмеченные
почитание Нового Завета, и частое упоминание ближайшие
Сына Человеческого; тогда как другие настаивали, что он был пиратом, который
клад на одиноком острове, и там наблюдал за ее
безопасности. Это последнее мнение было воспринято с особой благосклонностью
разинувшим рот простолюдином и дополнительно подтверждено тем фактом, что Отшельник
никогда не просил милостыни и не был лишен денег, из которых, действительно, он давал
уехал к тем, кого считал беднее себя. Но что бы там ни было
правда, или как бы ни стремились добрые люди Хиллсдейла
раскрыть тайну, никто не осмеливался вмешиваться в его дела, хотя больше
позже одна пожилая женщина намекнула, что ему стыдно позволять
разгуливать с такой длинной бородой, а один решительный парень даже однажды
предложил арестовать его по подозрению. Как, впрочем, и то, что
его жизнь была совершенно безобидной, и он никогда не был и не казался
обузой для города и не совершал никаких противоправных действий.
насилие, такие советы считались слишком суровыми, особенно потому, что
попытка привести их в исполнение могла повлечь за собой для города расходы и другие
неприятные последствия. Кроме того, было известно, что у него были сильные друзья
во влиятельных семьях, которые не допустили бы, чтобы с ним поступили несправедливо, или
спокойно смотрели, как нарушаются малейшие из его прав. Любопытство этого места
поэтому было вынуждено довольствоваться предположениями и
ждать более благоприятного периода для своего удовлетворения.

Наступило время года, когда Холден имел обыкновение показывать себя
более чем обычно беспокойным и возбудимым. Он был
однажды, блуждая с раннего утра, стреляя куропаток и
белок, до позднего вечера он оказался у водопада
Яупае. Это было его любимое место, и
здесь, вытянувшись на земле, он будет лежать часами, глаза
крепится на воде с пеной, слушая рев катаракты, как
если это успокаивало его юмор. Холден бросился на мох,
буйно покрывает скалы, и принялась читать заклинание. Но на этот раз, в
зря. Он пролежал всего мгновение, когда, вскочив, схватил винтовку, которую держал в руках.
он свернул в сторону и, сделав значительный крюк, добрался до
небольшого моста выше по течению, он перешел его и продолжил свой путь
к деревне.

Холден, несмотря на то что он жил так долго в легкой доступности от следующих достопримечательностей и
раньше часто бывала в деревне, никогда не появляется без
привлечение внимания. Маленькие мальчики и девочки, и даже их
старцев редко проходили мимо него, не поворачивая, чтобы посмотреть еще раз. В
необычность его платье, и изысканные высокий человек, прямой, как его
винтовка, и бороду, что махал как пророка, на его груди, то
повелел наблюдения в любом месте. Присоединился к этому воздуху
достоинства и серьезности, что, несмотря на грубость его одежды,
страховой уважения. Однако, как бы грубо и вульгарно может чувствовать себя утилизировать
оскорблять, они были слишком поражены его присутствии, чтобы попытаться его. Они
действительно, могли говорить о нем неуважительно в его отсутствие, но перед
ним они были запуганы и немы. Кроме того, тайна, которой окружало его их воображение
, придавала ему еще большую силу,
возможно, из-за своей неопределенности. Они забывали, созерцая
на него, что его единственное средство к существованию, с которым они были знакомы, было
получено от продажи устриц и рыбы, которые он ловил в реке,
и больших корзин, которые он делал своими руками. Низость
оккупации была упущена из виду, когда они увидели его величественную внешность
и услышали величественные тона его глубокого голоса.

Холден шел по улице, с трудом узнавая - хотя это было
не в его привычках - дружеские приветствия, которыми его отмечали многие.
так продолжалось до тех пор, пока он не оказался напротив дома мистера Армстронга.
Здесь его продвижение было остановлено стуком в окно и поднятием головы.
он увидел сияющее лицо мисс Армстронг, которая махала ему рукой.
Он остановился; лицо исчезло, чтобы снова появиться в дверях, и Фейт
пригласила его войти. Он заколебался, но нерешительность была недолгой.
Он мгновенно повернулся и вошел в дом.

"Я сомневался, - сказал он, - правильно ли было навлекать уныние старика
на такого молодого человека. Что общего у возраста и уныния
с молодостью и счастьем?"

- Но вы не сомневаетесь в моем сочувствии? Есть ли что-нибудь, чего я не сделал бы, чтобы
сделать вас счастливым, отец Холден?

"Нет. Я верю в тебя, как родитель в своего ребенка. Ты так же неспособен
на обман, как небеса на пятно. Я знаю тебя, Фейт,
с тех пор, как ты была ребенком, и ты всегда имела на меня влияние
. Как звуки юного арфиста Израиля отпугнули
демонов из груди Саула, так и звуки твоего голоса волнуют
меня, как мелодия из прошлого. Поэтому расскажи мне о себе и обо всем, что
касается тебя, по крайней мере, насколько ты можешь поделиться своими мыслями и
чувствами с таким, как я.

"Предметы , привлекающие внимание молодой женщины , могут иметь
отсутствие интереса к вам, отец".

"Не верьте. Хотя мое сердце болит, оно не потеряло всех своих
ранее чувства".

"Я не сам от себя говорю", - сказала Вера. "Моя жизнь была слишком
лишена происшествий, чтобы заслуживать упоминания, и это уже известно
тебе".

"Что ты называешь жизнью? Это, - продолжил он, устремив взгляд на
ковер и говоря вполголоса, - те несколько вздохов, которые волнуют здесь
грудь? Если бы это было все, это имело бы лишь немногим большее значение
, чем любой другой вздох. Но это только начало. Это
зажжение искры, которая зажжет великолепную звезду или сожжет
зловещий пожар навеки". Он остановился; он поднял глаза на
лицо Фейт, чье собственное было приковано к нему, и нежно посмотрел на
нее; черты его лица смягчились; и, как будто новое
ход мыслей вытеснил старое, и он добавил: "Блаженны
чистые сердцем, ибо они узрят Бога".

Очевидно, эти восклицания не вызвали у Фейт удивления. Она
вероятно, слышала подобные разговоры и просто ответила:

"Кто скажет, что его сердце чисто?"

"Если не ты, то никто. Печальная мысль, что отравленный язык
змея в Эдеме должна запятнать даже такое прекрасное существо, как ты.

- Отец, - сказала Фейт, желая сменить тему разговора.
это начинало смущать, потому что на подобные восклицания было
невозможно дать разумный ответ. - Ты любишь одиночество,
о вашем острове так же, как и прежде? Не разумнее ли было бы провести
зимние месяцы в деревне?

"Ты не единственный, чья доброта задала этот вопрос.
Но, в молодости я научился любить одиночество, но он вынужден был на
меня в самом начале. Подземелья и услуги познакомила меня с ее
знакомый, но такой доброты Провидения, то, что в
сначала я ненавидел, впоследствии я научился любить. Знай также, что я
жил в бескрайнем лесу, пока обитаемая улица не сдавила мне грудь
и не стало душно дышать; и я никогда не был менее одинок, чем наедине с Богом.
с Богом. Тогда не проси меня, хотя намерения у тебя добрые, отказаться от
образа жизни, который привычка сделала второй натурой.

"Расскажи мне о своих приключениях".

"Подожди! Хочешь ли ты услышать о юноше, погубленном жестокостью; об
рухнувших надеждах, о сценах мести и ужаса? Нет, ты не знаешь,
о чем просишь".

"Это не было простым любопытством, я сделал запрос. Те, кто любит
вы охотно бы еще знать, что они могут быть лучше
повысить ваше благосостояние".

- Мотив, - сказал Холден, взяв ее за руку и на мгновение задержав ее в своей,
- добрый, дитя мое, но какой цели это послужит? Придет время,
когда тайны всех сердец будут раскрыты: тогда пусть
история моих преступлений и неправедности станет достоянием всего мира ".

Вера придает не доверяю признаний в преступлениях, которые Холден
намекнул он совершил. Она сделала так, она чувствовала тревогу
будучи, таким образом, наедине с ним. Но его присутствие здесь, так далеко от вдохновляет
ее с ужасом, было что-то необъяснимо притягательной. Его
самообвинения она считала преувеличениями болезненной фантазии, которые
превращали обычные ошибки в непростительные грехи. Ее благотворительная
что мог придумать никакого зла, и в ее воображении она уже давно
сформировал теорию, что ее чистый разум, сделало его объектом
глубокий интерес. В Холдене она увидела человека выдающихся дарований и
воспитания - его манеры и язык намного превосходили манеры большинства окружающих
ее, как оказалось, кто, по незаслуженных несчастий был частично утрачен
его причины, и, как подбитый олень, оставил стадо, чтобы умереть в одиночестве.
Иногда она дополняла картину сценами из его предполагаемой
жизни, в одно время одного персонажа, а в другое время другого;
но это были просто игры воображения, смена фигур в
калейдоскопе, который работал, не удовлетворяя разум. В истинности своей общей гипотезы
она была вполне убеждена, хотя и не без надежды
что ее старый друг будет восстановлен в обществе и своем положении
что она считала должным ему. Как дети инстинктивно узнают тех,
кто их любит, так и Холден, должно быть, изначально имел какое-то представление об
чувствах Веры, и это сблизило его с ней. Конечно,
не было никого, в обществе кого он получал бы большее удовольствие или кому он
больше всего хотел понравиться.

На этом этапе разговора дверь открылась, и вошел мистер Армстронг
. Он подошел к Холдену, чью руку он взял, и приветствовал с
много сердечности. Это было нечто новое для него, чтобы увидеть отшельника в
его салон. Пристрастие своей дочери он, конечно, хорошо знал; и
хотя, по его мнению, было несколько необычно, что Холден привлек молодую
леди, он объяснил это обстоятельство
, приписав его романтичности в ее натуре, которой у нее не было
общей доли.

Во внешности этих двух мужчин был сильный контраст. С
одной стороны, в совершенной гармонии с убранством красивой
гостиной, стояла хрупкая фигура мистера Армстронга с коротко подстриженными волосами
с гладко выбритым лицом, в костюме из тонкой черной ткани и муслиновом галстуке
безупречно белый, представляющий утонченную, возможно, ослабленную фазу
цивилизация; с другой - величественная и энергичная фигура Холдена,
в чистом, но грубом сером платье, подпоясанном вокруг талии кушаком,
с длинными волосами, падающими на шею, и нестриженой бородой, выглядящий так, словно
человек, лучше знакомый с северным ветром, чем с удобствами
занавесок и ковров.

"Не часто, брат Холден, - сказал мистер Армстронг, обращаясь к нему
с эпитетом, который иногда применяли к нему, - мне выпадает такая удача, что я могу
встретить вас в своем доме".

"Ты говоришь от чистого сердца, Джеймс Армстронг, - ответил Холден, - или
ты льстишь мне пустыми условностями?"

Меланхоличное лицо мистера Армстронга выглядело расстроенным, но,
вспомнив своенравный юмор собеседника, он мягко ответил:

"Мне жаль, что форма выражения вам не нравится, но уверяю вас, я
рад вас видеть".

- Нет, - сказал Холден, - позволь мне, скорее, попросить прощения за мою грубость; и
доказательством того, что я полностью верю тебе, будет мое присутствие здесь. Я обязан тебе
многие обязательств через дочь твоя, и бывают случаи, когда это
мне очень приятно быть с ней. Именно тогда мне кажется, что я слышу в ее голосе
нотки давно потерянной души, и они приходят не со стоном скорби,
а как приветствие и приглашение ".

"Потерянный!" - тихо произнес Армстронг, незаметно, словно в результате какого-то
гипнотического процесса, погружаясь в соответствующий поток чувств: "потерянный!
как быстро уходят от нас те, кто сделал утро жизни
таким приятным!"

"Человек рожден для неприятностей, как искры летят вверх", - сказал Холден. "Он
приходит из чрева тьмы и возвращается туда снова".

Двое мужчин придвинули свои стулья поближе друг к другу. Казалось, как будто это новый
сообщество мысли и чувства были установлены между ними.

"Ты пострадал", - сказал Армстронг, "возможно, потеряли всех своих близких,
и в этом несчастнее, чем я; ибо разве я не оставил свою Веру?
Но рука, нанесшая рану, может исцелиться, и я верю, что бальзам
был пролит".

Лицо Холдена было взволнованным; его губы задрожали, и
прерывающимся голосом он ответил:

"Самые близкие ушли. И все же Бог оставил мне некоторое утешение
в моей скорби. Я не совсем обделен".

"В обетованиях Святого Писания вы находите утешение. Счастлива
душа, которая черпает утешение на их священных страницах!"

"Я имел в виду не совсем это. Но сейчас нет смысла объяснять. И все же искусство
ты прав. Я действительно нахожу в драгоценной Книге свою самую дорогую надежду. Без
нее я был бы действительно несчастен ".

"И она поддерживает тебя при каждом испытании и искушении?"

"Несомненно. Именно для этого она и была дана, чтобы человек не мог
погрузиться в тайну существования; чтобы на ее страницах он нашел
надежду ".

"И вы находите в ней залог своего спасения?"

"Я стремлюсь осуществить свое спасение со страхом и трепетом".

"Многие стремятся войти, но не смогут. Как можно
быть уверенным в безопасности?"

"Есть оправдание верой. Неужели ты никогда не вкушал его
сладость?"

"Увы! нет", - воскликнул Армстронг. "Я молился за него, и жаждал
это зря. На угрозы Евангелия, а не его обещаниями
шахта".

"Отец, дорогой отец, как ты можешь говорить так дико?" - воскликнула его дочь.
она обвила руками его шею и поцеловала в бледную
щеку.

Он мгновение смотрел на нее, затем снова мягко отстранил
обратился к Холдену:

- У тебя нет для меня слов утешения?

"Не падай в обморок и не уставай творить добро, - ответил Холден, - и я".
не сомневаюсь, что облако, которое сейчас скрывает божественный лик,
рассеется, и ты достигнешь мира, который проходит
понимание".

"Достигли ли вы этого? Знаете ли вы, что значит быть оправданным
верой?"

"У меня есть этот благословенный опыт", - воскликнул энтузиаст. "Тех, кого Он
призвал, Он оправдал. Я - головня, извлеченная из огня, памятник
безграничного милосердия".

"Тогда скажите мне, - воскликнул Армстронг, - по каким признакам это
можно узнать?" Он сказал это с нетерпением и с видом величайшего
интереса.

"Я чувствую это, - воскликнул Холден, вставая и становясь перед ним, - в той
ненависти, которую я испытываю ко всему, что противоречит Его воле; в
любовь, с которой я читаю Его слово; в готовности претерпеть все
ради славы Его имени и быть проклятым навеки, если такое
быть Его целью; Я чувствую это в том, что по Его милости я могу растоптать
мир ногами и нести любой крест, который налагает Его указ; в
борьбе и стремлении быть больше похожим на Него, и в том, что Его
суверенная благодать избрала меня, чтобы открыть мне Его спасение и
знание о Его скором пришествии".

Невозможно передать адекватное представление о том, каким образом
это было сказано. Слова не могут описать голос, или покрасить дикий
проблески энтузиазма, которые, подобно вспышкам молнии, сменяли друг друга
по чертам Холдена, когда он, без единого жеста, непоколебимый, как скала
образ несомненной уверенности, он продемонстрировал это
экстраординарная речь. Также, увлеченные его страстным высказыванием,
ни Армстронг, ни его дочь не осознавали его полного фанатизма.
Но впечатление, произведенное на этих двоих, было несколько иным и свидетельствовало о том,
насколько по-разному были настроены струны их сознания. При всем своем
почтении к Энтузиасту Фейт не могла слышать его дикого признания
без боли, несмотря на то, что это было отмечено всей честностью
убеждения, и ее собственное кредо учило, что такой степени духовного
возвышения можно достичь; в то время как ее отец слушал с печальным
восхищение, не без примеси самоуничижения и почти зависти.

После паузы Армстронг сказал: "Если таковы доказательства
оправдания и спасительной веры, то у меня они тоже были; но почему
они не приносят мне уверенности или святой радости? Почему моя душа повержена,
и почему я чувствую себя тем, кто, спотыкаясь, приближается к пропасти? Увы! моя плоть
трепещет и мое сердце трепещет при мысли, что попасть к нему
руки".

"Это молитва, которая открывает небеса", - сказал Холден. "Если ты хочешь, мы будем
объединим наши сердца в мольбе. Может быть, Господь пошлет
благословение".

Был немым согласием ответ Армстронг; три встал на колени
вместе, и Холден изливал тихие моления, на которых он сосредоточил
его пылающие чувства. Он описал их как покрытых со всех сторон
преступлениями, подобными проказе; как своевольных и решительных мятежников; как не только
недостойных наименьшей из милостей Божьих, теплого солнца и освежающего
дождь, но заслуживающие мук бездонной пропасти; но
умоляли об этом, лишенные всяких заслуг, какими они были, и справедливо подвергнутые
к Его гневу, их тяжкие проступки могли быть прощены ради
Того, кто взял их бремя на Себя, и чтобы они могли
быть в числе избранных, которых предопределение Божье имело
предопределен к спасению. В заключение он попросил, чтобы бальзам
мира пролился на сердце его страдающего брата, чтобы его
уши открылись, чтобы услышать истину, а глаза - чтобы увидеть, как близко
это был великий и ужасный день Господа, и что, как в древние времена
избранные женщины были подняты для совершения великих дел, так и Вера
могла стать инструментом для провозглашения Его власти повсюду.

Как трое встали с колен, изменение, казалось, в течение
молитва, прошли через маленький круг. Холден был вложен
с властью, которую не чувствовал раньше. Ни его речь, ни одежда не были такими же
странными, как раньше. Он стал учителем, которого уважали. Это было
влияние изначально мощного разума, который, хотя и был разрушен,
осуществлял контроль сильной воли, руководствуясь серьезным
фанатизм.




ГЛАВА X.

 Таким образом, по мере того, как он говорил, его лицо становилось все бледнее,
 И на нем отразилось выражение его великой страсти.,
 Тем не менее, он все еще пытался сдержать свой внутренний порыв,
 И скрыть дым, из-за которого был виден его костер.

 КОРОЛЕВА ФЕЙ СПЕНСЕРА.


Просьба мистера Армстронга, поддержанная мольбами его
дочери, убедила Холдена остаться на чай, а затем
сопровождать их на "конференцию", как собрание религиозных деятелей.
цели, проводимые обычно в какой-то определенный вечер недели, были
созваны. По окончании службы он должен был вернуться с
им и ночевать в доме своего хозяина. Не обошлось и без
трудности он разрешал его возражения будут отклонены, и не был он никогда
известен прежде чем вы приняли такое приглашение. Но в последнее время казалось, что
по мере того, как его влияние на мисс Армстронг росло, росло и ее влияние
на него, пока он не стал не в состоянии отказать ей в малейшем желании. Возможно,
тоже события дня, за счет привлечения его ближе к
общение с страдания вроде тех, через которые он прошел, были
смягчил свою строгость и утилизировать его больше человеческого общения.

Маленький дом, где "конференция" встречались в скромнейшем
претензии. Это было потрепанное непогодой, некрашеное деревянное здание,
одноэтажное, стоявшее на небольшом расстоянии от молитвенного дома, и
способное с комфортом вместить, вероятно, сотню человек.
Интерьер был почти таким же грубым и непривлекательным, как и снаружи,
стены были грубо оштукатурены и потускнели от дыма, который выходил наружу.
из чугунной печки, стоявшей в центре комнаты. Скамейки
со спинками располагались параллельно друг другу и были обращены как бы к
трибуна или стол для чтения, к которому вел проход между скамьями.
Внутренняя отделка была столь же лишена краски, как и внешняя.

По прибытии мистера Армстронга со своими товарищами они обнаружили, что
комната занята лишь частично, упражнения еще не начались. Согласно
обычаю, который постороннему человеку показался бы странным, но который,
несомненно, был основан на знании характера молодых мужчин и
молодых женщин, мужчин усадили по одну сторону прохода, и
самки с другой стороны. Разделение, как и следовало ожидать, только
частично ответил на цели, будучи не в силах арестовать взгляды
который, со столь же много земли, а с небес на них перешли
разделявшее их пространство. Они, однако, были украдены, и ими распорядились таким
тихим способом, чтобы существенно не повлиять на религиозные обряды старейшин.
В соответствии с обычаем, нарушение которого нарушило бы
приличия, Фейт, высвободив руку из руки отца, скользнула в
место среди представителей своего пола справа, в то время как мистер Армстронг и Холден
искали места слева.

Появление Одиночки, входящего в маленькое место поклонения,
пройдя по коридору со своим обычным видом достоинства и хладнокровия,
и заняв место среди главных членов церкви,
вызвал большое удивление. Хотя он, вероятно, мало отличался по
религиозным чувствам (за исключением одного пункта) от окружающих, он
никогда не объединялся с ними в религиозном богослужении. Поэтому к нему относились
несмотря на его частые ссылки на Священное Писание,
в целом скорее как к язычнику, чем как к христианину, и
появление Платона или Сократа вряд ли взволновало бы больше
наблюдение. Как следствие, многие взгляды были устремлены на него теми, кто
присутствовал, и теми, кто вошел позже.

Но о них или о каких-либо ощущениях, вызванных его присутствием, он, казалось, не подозревал
совершенно. Скрестив руки и опустив голову на грудь,
он закрыл глаза и погрузился в медитацию.

"Масси на нас", - прошептала мисс Грин, Мантуя-производителя, ее следующий
соседка, мисс Томпсон, швея, "если здесь не старый Холден. Я
удивляюсь, что привело его сюда.

- И вы видели? - спросила мисс Томпсон таким же шепотом. - Он
пришел с Армстронга. Я всегда восхищаюсь тем, что они могли видеть
в нем нравиться".

"Я думаю," сказала мисс Грин, "он чувствует, что такое неловко. Посмотри, как
он сложил руки на груди. Он так давно не был на собрании или
конференции, если вообще когда-либо бывал в подобном месте раньше; он не знает, как
себя вести ".

- В его одежде нет никакого комплекта, - заметила мисс Томпсон.
- Она выглядит так, как будто он сшил ее сам.

"Возможно, и так, но они достаточно хороши, чтобы сочетаться с плащом Фейт Армстронг"
" (который был сшит художницей-соперницей), - ответила мисс Грин.
"То, что темные цвета она носит, никакого разнообразия, и как ужасно они старые
сделать ее выглядеть!"

- Тише! - сказала мисс Томпсон, "Дикон собирается открыть".

Во время беседы двух старых дев серьезный, респектабельного вида
мужчина, несколько преклонных лет, занял место за
письменным столом и, открыв лежавшую на нем большую Библию, выбрал
главу, а теперь обратим внимание аудитории на ее содержание
. По окончании он исполнил гимн, мелодию которого
озвучил другой человек, который сразу же, назвав ее, затянул
достал из кармана смоляную трубку и, издав легкий звук, издал
начальную ноту. Пение исходило главным образом от определенного
часть комнаты, как будто какое-то понимание певцы были
собранные вместе, хотя и разрозненные звуки также, как урчание
бас или пронзительный дискант, чьи дрожащие переливы предали
преклонный возраст исполнителей, были тут, то там слышал. Некоторые
эти партизанские проходы были, к сожалению, вне времени и настройки, и
по данным юмор слушатель может либо спровоцировать улыбку
или пустит слезу. Веселые и легкомысленные люди могли бы, действительно, посмеяться над
колеблющимися и нерешительными нотами, но для размышляющего ума было
что-то глубоко патетическое в слабой дани похвале
их Создатель, из тех, чьи голоса в обычном течении природы
вскоре должны умолкнуть в могиле.

После окончания пения человек, который до сих пор совершал богослужение,
пригласил дьякона Болдуина, назвав его по имени, совершить молитву.
После этого дьякон встал и, сложив руки, исполнил просьбу
, в то время как большая часть прихожан почтительно склонилась вперед,
или закрывали лица платками. Очевидно, что молитва
исходила от искреннего и ревностного сердца, но не содержала ничего такого, что
требовало бы ее записи. Затем еще один гимн был спет, на
вывод из которых следовала проповедь.

Человек, вышедший вперед для выполнения этой обязанности, был невысоким,
коренастый мужчина средних лет с бычьей шеей. Черты его лица были
резкими и суровыми, с выражением унижения,
хотя грубая животность рта и подбородка слишком ясно показывала
скольких отчаянных конфликтов, должно быть, стоило ему это
стань святым. Когда он проходил к письменному столу, его одежда задела
Холдена, который отшатнулся от прикосновения. Одиночные посмотрел вверх, но как будто
то, что он увидел, было неприятно, он отвернулся и закрыл глаза.

Первое, что сделал Дэвенпорт, подойдя к письменному столу и бросив
украдкой взгляд по сторонам, это достал шелковый носовой платок из Восточной Индии
из кармана и, заметив рядом с собой плевательницу, звучно высморкаться
нос. Затем он два или три раза прочистил горло и
начал читать.

Как ни странно, темой было пророчество,
рассматривается как свидетельство божественного вдохновения Священных Писаний.
Автор, сославшись на исполнение многих пророчеств
, содержащихся в Ветхом Завете, перешел к пророчествам в Новом, и среди
других он говорил о том, в котором Христос ссылается на разрушение
Иерусалима. Он отметил, что даже во времена апостолов, были
лица, которые в силу слишком буквальное строительства на слова,
были введены в заблуждение, полагая, что конец света был под рукой, и
то есть никогда не было такого времени, когда не было жертв
одно заблуждение.

Учитывая состояние ума Холдена
, было невозможно выбрать более неподходящую тему или читателя.
Отвращение, которое он проявил поначалу, возрастало с каждой минутой. Это был один
эти антипатии, как бесспорное, так как они являются неподотчетными. Это
сначала проявлялось в беспокойстве и неспособности оставаться
спокойным, а затем в полузадушенных стонах и вздохах. Если он
открывал глаза и смотрел на читающего, он видел дьявольскую фигуру,
со злобной ухмылкой глядящую на него; если он закрывал их, чтобы исключить
неприятный образ превратился в тысячу фигурок поменьше,
танцующих вверх-вниз, как пылинки в искаженном видении, на всех была надета
эта невыносимая ухмылка, в то время как все время слышался шипящий звук, как будто это
произошел от змеи, нашептавшей ему на ухо соблазны к какому-то смертельному греху
. Это было испытание, которое расшатанные нервы энтузиаста были не в состоянии вынести
, и, наконец, пытка, превышающая его возможности
выдержать. Сама сила доводов, приводимых писателем
, огорчала его все больше и больше. Они казались его расстроенному
воображению тонкими уловками злого духа, заманивающего его
от правды, и Давенпорт эмиссара сатаны, если не
обманщик себя самого. Нет адекватных ответов на те учения, которые он
уговорил были ложными представляются его разум, и это он
приписывается какая-то адская заклинание, которое сковывало его разум, и должны
в ближайшее время будет нарушена, или он был потерян. Затем, мысленно произнеся сначала
молитву, он внезапно вскочил на ноги и громким голосом приказал
чтецу остановиться.

"Воздержись, - воскликнул он, - человек греха, соблазнять людей этой
губительной для души и отвратительной ложью. Я заклинаю тебя, сатана, оставить
тело этого человека и уходи. Ha! ты усыпил бы их бдительность
, чтобы они могли уснуть и не иметь масла в своих светильниках, когда
придет Жених, когда Он придет на облаках небесных. Душа моя
не имей своей доли с неверующими".

Слова были произнесены с удивительной горячностью и быстротой, и после
их завершения он широкими шагами направился по коридору к
двери. Не было слышно ни единого восклицания, ни одна рука не поднялась, чтобы остановить его.
все были так ошеломлены. Выйдя из комнаты
, он выбежал на улицу и, забыв о своем обещании мистеру
Армстронг направился в свою собственную хижину. В tything человека, пробуждение
от его летаргического сна, и несколько других, восстанавливается их присутствие ума,
пошел, наконец, к двери, и посмотрел вверх и вниз по улице, но
возмутитель встречи не было и в помине, ни, по правде говоря, были
любой численности к сожалению, или пожелал с ним встретиться в ту ночь. Удовлетворившись
таким образом, этой небольшой демонстрацией рвения, они
вернулись в Конференц-зал. Там, каким бы громким ни был скандал
, вызванный перерывом, все вскоре успокоилось.
их привычный ход, и встреча заключенные и
без удовлетворения.




ГЛАВА XI.

 _Angelo_.--Мы не должны делать пугало из закона,
 Настройка бояться хищных птиц,
 И пусть он двигаясь, пока заказ сделаю это
 Их окунь, а не страх.

 МЕРА ЗА МЕРУ.


События предыдущего вечера произвело настоящий фурор в
деревня. Мы лучше поймем различные мнения и чувства жителей
, пройдя примерно в одиннадцать часов следующего дня
утро, в магазин, или, как его называли в те дни, и будет
обычно называют сейчас, "магазин" Трумэна и Дженкинс. Это было
заведение у подножия холма, где оно вывесило свою вывеску,
в компании с несколькими другими такого же характера, которые заявляли, что
удовлетворяют все потребности общества. Здесь все должно было быть
было из за галлон патоки, чтобы моток ниток, или центнер
треска, на полкило гвоздей. С одной стороны, когда вы входили, были ряды
полок, защищенных прилавком, на котором были выставлены рулоны
фланель разных цветов, и ситец, и сукно, и другие
"галантерейные товары", в то время как на витрине на прилавке стояли расчески, и
зубные щетки, мыло, парфюмерия и множество других мелких товаров
. Задняя часть магазина использовалась как вместилище для бочек с патокой
, пуншей с ромом и вином, а также бочек с виски и
сахаром. Над головой и на столбах были подвешены ведра, и грабли, и железо
цепи, и тысяча вещей, необходимых для полного наслаждения жизнью
цивилизацией. С другой стороны находилась небольшая контора, отгороженная
с дверью, верхняя часть которой была стеклянной, для
удобства заглядывания в магазин, чтобы быть готовым удовлетворить
потребности тех покупателей, которые могут войти. В этой маленькой комнате,
едва ли восьми квадратных футов, стояла небольшая тесная печь, вокруг
которой собралось около полудюжины человек.

"Я говорю, монсеньер," воскликнул том Gladding, высокий, неуклюжий, добродушный
на вид парень, с ногами, развалившись, и каблуки на вершине
плита, обращаясь к человеку в черном костюме, а лучше
одет, чем другие, "что вы думаете о такой вот старый ржавый
Отец Холден вчера вечером порезался на Конференции?

Сквайр Миллер, как власти, и кто может быть привлечен к
вынесения решения по делу, и по другим собственным причинам, не
склонных к совершению себя, поэтому он осторожно ответил: _more
Ново Англикано_, задав другой вопрос: "Вы были там, мистер
Глэддинг?"

"Нет, - сказал Том, смеясь, - старики заставляли меня ходить так"
когда я был мальчиком, я думаю, что выполнил свою часть работы. Так что через некоторое время
Я сдаюсь ".

"Жаль, ты не сдался", - сказал оруженосец. "Вы могли бы получить
большую пользу от этого".

"На этот счет есть два мнения", - сказал Том. "Видите ли, Сквайр, как долго
а мать была жива, я всегда ходила с ней регулярно, потому что это своего рода о'
успокоил ее, хотя так или иначе я никогда не принимал до этого. Так что, когда она
умерла, я вроде как " расслабился ", и сейчас прошло уже почти два года с тех пор, как я
был там ".

"Они говорят, - заметил мистер Дженкинс, - что забрали старика".

"Я сожалею об этом", - воскликнул Том. "Пойти и наказать какого-то типа
полусумасшедшего человека за то, что он выступил на собрании!"

"Почему, - спросил сквайр, - вы позволили этому человеку разгуливать повсюду?
беспокоить соседей, когда ему заблагорассудится?"

"Я никогда не слышал, чтобы он кого-нибудь беспокоил", - сказал Том. - Просто избавь
его от его представлений о десяти варджинах, их лампах и
судном дне, и я не знаю более подходящего человека, чем старина Холден. На мой взгляд
, в конечном счете, он умнее Дэвенпорта ".

"Я не верю, что его поймали", - сказал мужчина в спортивной куртке,
который, судя по его виду, был рыбаком. "Я проплывал мимо его острова сегодня утром,
на восходе солнца, с лодкой, полной устриц, и я вижу старика
у его двери".

"Что ж, - заметил мистер Дженкинс, - я надеюсь, что это не так. Этого достаточно, чтобы сделать
каждый блюет себе под ноги, услышав Дэвенпорта, и я не очень виню
Холдена за то, что он оборвал его."

"Я слышал, как кто-то сказал, - сказал Глэддинг, - что старик потряс своим
кулаком прямо перед лицом старого Дэвенпорта и обозвал его вдоль и поперек, что он
никчемный лгун. Я хочу знать, может ли он подать на него в суд, сквайр?

"Что касается этого, - ответил Миллер, к которому обратились по
юридическому вопросу и который счел необходимым продемонстрировать свою образованность, - то, если
мужчина нападет на меня на расстоянии удара, я могу подать на него в суд за нападение,
хотя ему не следовало прикасаться ко мне. Это я называю одной из лучших пинт пива в
закон. Я сам так решил в случае с Сэмюэлем Пондом _версом_ Иезекиилем
Бэкусом. Видите ли, Понд и Бэкус немного поссорились из-за какой-то картошки.
Понд продал ему картошку, и Понд разозлился и сказал Бэкусу, что тот солгал.
Бэкус довольно тороплив, он сложил кулак вдвое и поднес его к носу
Понда и намекнул, что если он скажет это еще раз, то он
собьет его с ног ". Вот Сквайр остановился и оглянулся, чтобы увидеть, что
впечатление, что он делает по своей аудитории, и мгновенная тишина
воспользоваться Gladding наблюдать:

"Этот Пруд - подлая ругань".

Справедливость взяла без дополнительного уведомления честного Тома не очень
бесплатный замечание, чем бросить на него взгляд злой сюрприз,
которых других переносил с полным равнодушием.

- Итак, - продолжил сквайр Миллер, - Понд обратился к адвокату Типпиту, и тот
подал иск ко мне. Бэкус отстаивал свое собственное дело, но у него был
клиент-дурак; весь закон был против него, и мне пришлось оштрафовать его
на доллар со всеми издержками ".

"Это значительный платить", - воскликнул Том, "просто ради шкуры таких
парень нос Сэм пруда (я слышал о случае, пока), но вы
сквайр, я ничего не говорил о том, чтобы назвать человека лжецом.

"Ну, - сказал сквайр Миллер, - это то, что мы называем немым словом. Я слышал,
утвердительной и отрицательной однажды утверждал адвокат Ketchum и адвоката
Типпит. Адвокат Типпит был утвердительный, и юрист Кетчум в
отрицательный. Принцип юриста Типпита заключался в _медио пессимус ибис_,
в то время как юрист Кетчум придерживался _qui facit per alien facit per se_. Они,
следовательно, не могли прийти к согласию, видите ли, они были слишком далеки друг от друга. Итак, они
разошлись, ни один из них не сдался, хотя я думаю, что у адвоката Типпита был
немного лучший аргумент ".

- Адвокат Типпит кое-что знает, - тихо сказал рыбак
.

Тут сквайр Миллер вручил мистеру Дженкинсу двенадцать с половиной центов за
выпитые им четыре стакана "Ямайки", часть из которых каким-то образом
или кто-то другой, казалось, вник в его последнюю речь и откланялся.

Едва он вышел из магазина, как в него должен был войти не кто иной, как констебль
Бассет, держащий в руке черный посох, "имеющий голову с
гербом штата на ней", знак его должности, как предусмотрено
закон, и который он был обязан носить с собой "в надлежащих случаях". Некоторые
такой повод, по мнению констебля, очевидно, представился,
иначе его бы сейчас не было.

Это был коротышка с круглой головой и рыжеватыми волосами, с курносым носом
и такими маленькими и глубоко запавшими глазами, что, если бы не искорки
свет, который они излучали, был бы неразличим. Выражение
его лица напоминало выражение жилистого терьера, что отчасти объяснялось
его профессией, которая, по его мнению, требовала от него такой же бдительности
в выслеживании правонарушителей в качестве вышеупомянутого перченого животного, в учуивании
нечисть, и отчасти дар природы. Но хотя лица
Бассет был маленьким, такого не было-его мнение о себе. Это было в
обратной пропорции к его размерам, и одновременно являлось источником его наивысших радостей,
и, мягко говоря, случайного унижения. Но первое
значительно преобладало, и, в целом, смотреть на него было приятно
доброжелательному уму, хотя бы по той простой причине, что
подумайте, сколько удовольствия может быть в невежестве.

Как только Глэддинг заметил констебля, он окликнул его.:

"Эй, Бассет, - крикнул он, - что ты собираешься делать сегодня утром с
это палка?"

Констебль не смакуют слух значок в офисе, который
он почитал одним из самых важных в государстве, таким образом, слегка разговорный
и деградировал до обычной палкой; поэтому он ответил несколько
вскоре--

"Я полагаю, мистер Глэддинг, вы не видите главу моего штата, не так ли?"

"Не так ли?" - сказал Глэддинг. "Я знаю старого
Представитель власти штата Коннектикут в миле отсюда, но я не видел его головы.
Я бы скорее подумал. Но чем ты сейчас занимаешься?

Бассет, который, хотя и не был Соломоном, обладал слишком большим умом, чтобы посвящать всех в свои тайны
ответил:

"О, ничего; я просто искал сквайра Миллера".

"Ну, - сказал Глэддинг, - он вышел из магазина всего минуту назад. Я говорю
Бассет, у тебя есть ордер на арест старины Холдена?

"Почему, - сказал Бассет, - почему ты спрашиваешь?"

- Потому что, - ответил Gladding, озорно, кто сильно подозревая в
намерение арестовать Холден, и, зная трусость констебля,
был полон решимости сыграть на его страхах: "я не хотел бы быть в вашей
кожей, когда вы идете, чтобы забрать его".

"Я хотел бы посмотреть на человека, что посмел бы сопротивляться, когда я показал ему
мой авторитет", - сказал констебль. "Я думаю, я заставлю его плакать copeevy
меньше чем в два счета.

- Что ж, - сказал Глэддинг, который все это время неторопливо строгал
кусок белой сосны, - что ж, Бассет, ты лучше всех знаешь свое дело,
а я не тот человек, чтобы вмешиваться. Мой принцип таков: пусть каждый мужчина сдирает шкуру со своих собственных скунсов.
У вас нет ни жены, ни детей, не так ли? "Нет", - сказал Бассет.

"Почему вы спрашиваете?" - Спросил я. "Нет". - Сказал Бассет. "Почему вы спрашиваете?"

"Что ж, я рад это слышать. Видите ли, я всегда считал, что это неуместно,
выбирать констеблем человека, у которого нет семьи; потому что, если случится какой-нибудь
несчастный случай, это не будет иметь таких серьезных последствий.

"Я не совсем ясно улавливаю, что вы имеете в виду", - сказал Бассет.

- Полагаю, вы поймете это достаточно ясно, - ответил Глэддинг, - если Холден
удержит вас.

- Ну, Том Глэддинг, не думай, что тебе удастся меня напугать!
- воскликнул Бассет, на которого это обаяние начинало действовать.

"У меня никогда не было сечь идея", - сказал том. "Но люди же говорят, что он
отчаянный, пожаротушение характер. Вы никогда не слышали рассказов о пирате Кидде
и его сокровищах, огромном количестве золота и серебра, кольцах и
часах, и всевозможных безделушках и безделушках, зарытых где-то на
на берегу или, может быть, на острове старика? Люди действительно так говорят
когда это было передано, двое мужчин были убиты на месте, чтобы их
духи посмотрели на это и не дали другим людям попасть впросак.
Но все они могут быть ложью. Я тоже слышал, - добавил он, наклоняясь
к констеблю и говоря тихим, доверительным тоном, как будто
он не хотел, чтобы его кто-нибудь подслушал: "этот Холден сам Дурак; но
Я не верю ни единому слову о'т. Я говорю тебе это как твой друг'н,
и я советую тебе быть благоразумным ".

Бедный Бассет вышел из магазина, с гораздо менее уверенно, чем воздух, что
с которой он вошел в нее. Правда, у него в кармане, все
в то же время сквайр Миллер выдал ордер на арест Холдена, которым
теперь он от всей души жалел, что обжег пальцы.
Он и раньше слышал странные истории, ходившие в обращении об
Одиночках, но слушал их лишь со смутным чувством
любопытства, без какого-либо личного интереса, так что никакого
в его сознании было произведено впечатление о каких-либо последствиях. Но теперь
дело обстояло иначе. Это дело было доведено до его собственного сведения. Здесь
был он, констебль Бассет, которого требовали и которым командовали "властью
Штат Коннектикут", арестовать человека с самым жестоким характером,
"потому что, - сказал Бассет себе, - он, должно быть, опасный человек, иначе
как бы он осмелился оскорблять целую конференцию? Том Глэддинг
прав более чем наполовину, и я должен выглядеть сообразительным ". Он бы с радостью бросил все это дело.
несмотря на то, что его алчность не была
немного взволнованный гонорарами, но он сомневался, что шериф, его
заместитель или любой другой констебль выполнят ордер вместо него
; и при этом не было представлено никакого правдоподобного оправдания, чтобы объяснить
передавая его в другие руки. Размышляя таким образом, со страхом и алчностью
борясь в своей груди, он шел вверх по улице. Но это может быть
надо рассказать, как Бассет попал в дилемму, и, чтобы это сделать
Итак, мы должны повторить наши шаги.

Прерывание на конференции были не на шутку обиделся
Дэвенпорт. Напыщенный и тщеславный человек, любое легкое для себя, любой
необеспечение почтением рассматривала свои связи, он чувствовал себя здраво
как травму; многое другое, тогда, открытого неповиновения и прямого нападения.
Что Холден или кто-либо другой должен проявить выдержку перед собранием
его друзей и знакомых, прерывать его и нагружать упреками
это задело его самолюбие за живое, и он воображал, что это
повлияло бы на его репутацию и влияние в обществе, если бы
правонарушение должно быть оставлено без предварительного уведомления. Поэтому он решил, что
следует что-то предпринять, чтобы наказать преступника, хотя и не желая
сам участвовать в этом деле, поскольку это могло бы разоблачить его мотивы; и
всю дорогу домой его разум был поглощен планами достижения
своей цели. Значит, ему уделялось мало внимания, когда он укладывался на
"боже милостивый" и "масси на нас" его лучшей половины, поскольку, поскольку
возмущение переросло в провокацию, она согрелась и
сократила путь. Но, несмотря на это, он вынужден был слышать их,
и они подействовали на него, как и многие маленькие укусы, чтобы призвать его
месть. Его чувства были так взволнованы, что прошло некоторое время, прежде чем он
заснул той ночью, спустя много времени после того, как прозвучали другие ноты, кроме музыкальных
возвестившие об уходе миссис Давенпорт в страну забвения,
хотя и не раньше, чем у ее мужа созрел план на завтра.

Соответственно, после завтрака Дэвенпорт отправился в офис
Мистера Кетчэма. Кетчум был молодым человеком, который незадолго до этого
в удачливом городке Хиллсдейл вывесил свою профессиональную
вывеска, или галька, как ее обычно называли люди, на которой позолоченными
буквами было выведено его имя и титулы "Адвоката и
Юрисконсульт", в результате чего общественности было дано понять, что
владелец вышеупомянутого имени и титулов был подготовлен пером или
язык или и то, и другое вместе, чтобы отстоять, _а вход_, права всех, кто
были способны и готовы заплатить три доллара за спор в суде справедливости
и пропорционально в вышестоящих инстанциях. Он был
энергичным, напористым человеком, бизнес которого, однако, был пока довольно
ограничен, и для которого по этой причине новое дело было _bonne bouche _
на что он набросился с жадностью форели.

Этот господин Давенпорт обнаружил, видимо, потеряли в исследовании
Рассет овчинки книгу. На столе лежало еще несколько книг в таких же переплетах, как у
, вместе с ручками, бумагой и чернильницей
, среди которых были разбросаны папки с бумагами, предназначенными для
быть исковые заявления и поступки. Против стены стояли две или три полки
содержащих некоторые грязно-просмотр книг, имеющих семейные сходства
бывший.

После обычных комплиментов, Давенпорт свой бизнес. "А
скандал, - сказал он, - был вызван поведением Холдена, и
огромный ущерб, нанесенный делу религии. Именно по этой
причине, - намекнул он, - а не из каких-либо личных чувств он хотел, чтобы его
привлекли к ответственности. Некоторые люди считают его немного тронутым, - сказал он.
"хотя я в это не верю, и если бы это был только мой случай, я бы так и поступил
выходят его оскорблений, ибо это часть христианского страдать
не жалуюсь, но есть другие мысли, и
Я лучше отрублю себе правую руку, чем не исполнить свой долг. Так, Сквайр,"
он заключил: "мы должны посмотреть, сможем ли мы узнать его причину и остановить его
тревожные поклонения Богу".

"Нет проблем, Сквайр Давенпорт", - сказал Кетчум,
кто был знаком с особенностями возникновения
ночь, до прихода своего подзащитного, заслушав их
обсуждали за завтраком в его доме-интернате. "У тебя самый простой
лучший случай в мире. Скоро мы пропишем ему курс проростков.

"Как, по-вашему, что нам лучше предпринять?" спросил Дэвенпорт.

"Почему", - ответил тот, открывая книгу Устава, "у вас есть хоть
две причины действий; вы можете предъявить гражданский иск за клевету,
а также выдвинуть против него со стороны государства за
прерывание встречи".

"Я не собираюсь подавать на него в суд за свой счет", - сказал клиент,
который, возможно, не питает безграничного доверия к молодому человеку.
знание права и сомнение в успехе гражданского иска привели к
видения возможных издержек, которые ему, возможно, придется заплатить, проплывают перед
его воображением. Кроме того, Дэвенпорт был проницательным парнем, который раньше был
"в законе"; и опыт научил его, как принимать во внимание
естественное беспокойство нового практикующего по поводу получения бизнеса.
"Нет, у меня нет ощущения, об этом сам", - сказал Дэвенпорт, "и это мой
отзыв, нам лучше взять его со стороны государства".

"Это просто", - сказал адвокат; "один костюм не будет мешать
с другой. Сначала мы можете начать против него уголовную, и
потом принять меры по возмещению ущерба".

"Так, так, - сказал Дэвенпорт, - теперь о обвинении".

"Тогда", - сказал Кетчэм, открывая Свод законов на заголовке
"Собрания", после первого прогона по указателю: "мы можем арестовать его"
в соответствии с Законом на 492-й странице, озаглавленным "Закон о сохранении должного
порядок на городских собраниях, собраниях общества и собраниях других сообществ
и для предотвращения беспорядков в них", - и он зачитал закон
вслух.

"Мне это не совсем нравится, - заметил Дэвенпорт. - Штраф, во-первых, составляет всего восемьдесят четыре цента, за исключением случаев с отягчающими обстоятельствами".
во-первых, это всего лишь восемьдесят четыре цента,
когда дело закончится, и окружной суд не сможет его отменить
штраф в тридцать четыре доллара. Тюремного заключения не будет, и Том Паунал или
Армстронг выйдет под залог и заплатит штраф, если до этого дойдет; так что
операция ничего не выиграет ".

- Давай посмотрим, не сможем ли мы найти что-нибудь другое, - сказал Кетчэм, - на мой взгляд, тебе больше по вкусу.
(поскольку теперь он прекрасно понимал характер
о своем клиенте, и прочитал мстительные намерения его души, и,
увы! был готов опуститься до низости служения его удовлетворению
) - Я думаю, что это было бы порицанием закону, если бы такой
своевольный произвол должен оставаться безнаказанным ". Он снова
обратился к указателю и, очевидно, найдя то, что хотел, перевернул
листы, пока не дошел до названия "Работные дома". "Вот, - воскликнул он, - на
688-й странице, в седьмом разделе, мы его поймали"; и он прочитал
из Устава положение, разрешающее и наделяющее полномочиями помощника.
или мировому судье выслать ""всех жуликов, бродяг, крепышей
попрошаек и других непристойных, праздных, распутных, нечестивых и беспорядочных
лиц, не имеющих поселения в этом штате, в такие работные дома, и
прикажите отправить их на каторжные работы" и т.д.; и здесь, на следующей странице,
"также такие, которые виновны в оскорблении и сквернословии".

"Последнее сойдет, если закон его задержит", - сказал Дэвенпорт.

"Предоставьте это мне", - сказал Кетчэм. "Этот раздел выдержит критику, или
ничего не выдержит. Дай мне имена ваших свидетелей, и мы будем набора
мельницы помола. Небось", - добавил он, небрежно: "у тебя нет
возражений против передачи дела Сквайра Миллер?"

"О, ни за что на свете", - ответил другой, который прекрасно знал
то влияние, которое он оказывал на Судью. "Но вы не сказали ни
слово о Большом присяжном, который подаст жалобу ".

"С этим все будет в порядке вещей", - ответил Кетчэм. "Я знаю двух больших присяжных, которые
были на собрании, любой из которых соответствует нашей цели. Доверьтесь
это мне, и я позабочусь об этом ".

После этого Дэвенпорт назвал имена свидетелей, которых он хотел бы вызвать
нед. - А теперь, сквайр, - добавил он, - когда этот вопрос решен
между нами, как продвигается мое дело с Фаннингом?

Кетчэм почувствовал некоторое удивление от этого вопроса, хотя его лицо
ничего не выразило, поскольку прошло совсем немного времени с тех пор, как он перешел
вся тема разговора с его клиентом и план операций были
согласованы между ними. Однако он слишком хорошо понимал характер
Дэвенпорта, чтобы не понимать, что у него была своя причина
для того, чтобы спросить, и не сомневался, что это выяснится в ходе расследования.
в разговоре он очень сдержанно ответил, что это, вероятно, будет
достигнуто в следующем семестре.

Дэвенпорт отправился на какое-то время, говорят его дела, Кетчум все
время удивляясь его дрейфовать, пока, придя к выводу, что это приятно
ему говорить, он встал, чтобы уйти. Поздоровавшись, кстати, с добрым утром
попрощавшись, он направился к двери, как вдруг, обернувшись, как будто ему только что пришла в голову эта
мысль, он заметил: "Кстати, если кто-нибудь
случайно заметит, что я заходил к вам, у меня нет возражений
к вашим словам, у меня был с вами разговор о том деле Фаннинга.

Как только дверь закрылась, Кетчэм откинулся на спинку стула и
позволил себе низкий саркастический смешок. - Старый грешник, - сказал он вслух;
"он симпатичный; острый, как булавка, но иголки острее. Что за
умение у него бить дьявола по пню! Только посмотреть на это
человек, которого можно было бы назвать слишком хорошим для проповеди. И он льстит себе.
он навязывается мне! Для этого ему нужно встать пораньше. Это
мое мнение, его единственный шанс, когда придет его очередь, будет в том, чтобы обмануть его
Сатанинское Величество. Что ж, практика совершенствует, и у него ее достаточно
. Я заявляю, - добавил он после паузы, как будто в нем зародились угрызения
совести, - я почти сожалею, что взялся за
это дело. Но все профессии должны жить ".

Утешая себя этими размышлениями, Кетчум начал разыскивать
большого присяжного. Он без труда убедил его подать жалобу.
судье Миллеру, предварительно убедив его в том, что было совершено правонарушение
, о котором закон обязывает его заявить официально.

Однако сквайр Миллер, поначалу, казалось, был склонен взглянуть на предмет иначе
. Он сказал, что знает Холдена много лет,
и никогда не слышал о нем ничего плохого, за исключением того, что он иногда бывал немного взбалмошным
; но если большой присяжный настаивал, он, конечно, выдаст
ордер.

Служитель закона, должно быть, был неумолим, поскольку жалоба
была подана, ордер подписан по всей форме и доставлен Бассету
для исполнения.




ГЛАВА XII.

 _Esculus_.-Подойди ко мне, мастер Элбоу, подойди сюда,
 мастер констебль. Как долго ты занимаешь это место
 констебля?

 МЕРА ЗА МЕРУ


Мы видели, что, когда констебль выходил из магазина, он испытывал некоторое
беспокойство по поводу того, как следует поступить. С одной стороны, были
его долг и алчность, с другой - его страхи. После некоторого раздумья он
наконец добился компромисса между ними, приняв решение
подождать, пока грозный Холден снова не появится
в деревне, где, как он думал, вероятность его появления будет меньше, в
День открытых дверей, а в окружении других, сопротивляться, или, если он это сделал,
помощь прохожих может быть велел.

Таким образом, прошло два или три дня, и никто, за исключением пяти
вышеупомянутых лиц, ничего не знал о выдаче
ордера. Волнение улеглось, и маленькая община
предполагала, что на происшествие не обратят внимания, и, по большей части
, были расположены к тому, чтобы этого не произошло. Тем временем Бассет, как
паук в центре своей паутины, высматривал свою жертву, готовый
наброситься на нее, как только наступит благоприятный момент. IT
любопытно, насколько возросло желание поймать Холдена с опозданием. В
во-первых, и в перспективе угрожает непосредственная опасность, дело было далеко
от того, нравилось, но как раз скользила, и его ум стал
ознакомился с его созерцанием, он начал считать что-то
даже соблазнительным характером. Он начал воображать, что если ему удастся заполучить
отшельника, то он добьется для себя репутации храбреца,
которой в настоящее время он был далек от обладания. И все же он по-прежнему желал
выполнить свое поручение самым разумным образом.

Но Холден не появляются. Это было возможно, он мог бы получить
информации грозит опасность, и держал себя
скрывали? При этой мысли Бассет стал на два дюйма выше; его храбрость
быстро возросла, и ужасный пират превратился в покорного
преступника.

Кетчум, тем временем, начал проявлять назойливость. Он проявил нетерпение
в ожидании, и потребовал констебль причина задержки.
Последний, не желая признаваться в истинной причине, отделывался от него такими
отговорками, какие подсказывала его изобретательность, пока не исчерпал свой запас,
и был вынужден посвятить себя выполнению своего долга. Он,
следовательно, решил встретить опасность лицом к лицу, но не монополизировать
славу достижения. Он не осмеливался идти один и поэтому
огляделся в поисках кого-нибудь, кто помог бы ему в этом опасном предприятии.
Теперь ветеран Примус, благодаря своим подвигам в войне за независимость
и потере одной ноги на поле битвы
, пользовался высокой репутацией храбреца. Поддержанный старым воином
, или, скорее, ведомый им, поскольку Бассет намеревался уступить ему этот пост
по чести говоря, констебль считал, что у него должно быть гораздо больше шансов
на успех. Поэтому он решил обратиться к Праймусу, заручиться его
услугами и посоветоваться с ним о наилучшем способе задержания
Холден. С этой целью он отправился в холостяцкое жилище
блэка - лачугу на окраине деревни, где мы его и находим
в настоящий момент.

"Я жил какое-то междометие, Мисса Бассет", - сказал примус, очевидно, в
ответ на предложение констебль. "Предположим, ты придешь спросить
как мне нравится, когда кто-то помогает тебе?"

- Это не опасно, Прайм, - сказал Бассет. - Вы слишком умный парень.
я не могу обращаться к вам с ордером; и если бы это было ваше дело, я бы
скорее всего, вы получите представление о том, что происходит, чем будете строить планы
как вас удержать. Ты не знаешь своих друзей, Прайм.

"Они говорят, что мудрый ребенок знает своего отца", - ответил Прайм.
"Теперь, если ребенок DAT смотрите его фейдер каждый день, и меня в
Де же доме, его не знаю, как это возможно дат я знаю, что вы, Мисса
Бассет, кто никогда раньше не оказывал мне честь своим визитом?

"Почему, - сказал констебль, который едва знал, что ответить, - вы
никогда не приходи ко мне, Прайм.

- Это правда, - сказал Прайм, - и то, что ты выглядишь так, как мы с тобой выглядим, говорит о том, что
в конце концов, больших друзей нет. Но", - добавил он, наблюдая за друга
смущение, "DAT-это needer, ни Дере. Я всегда подозревал тебя очен
много, САР, и готов сделать все, чтобы obleege вы. Скажи нам сейчас,
"прямо, что ты хочешь, чтобы я сделал".

"Видишь ли, я хочу, чтобы кто-нибудь поехал со мной, был там, когда
Я заберу его, вот и все. Острова трех или четырех милях от них, и я
хочу, чтобы вы помогли грести".

"О, если это все, я это greeable," воскликнул примус. "Когда ты возишься
пойдешь, мисса Бассет?

"Я не просто так принял решение насчет этой пинты, и это единственное, о чем я
хочу поговорить. Когда он, скорее всего, будет дома? Что думаешь
? Не лучше ли нам отправиться утром или подождать до полудня.

- Я бы поинтересовался некоторыми уточнениями. Дай подумать: я вообще ничего не знаю о дне.
вообще. Если он увидит, что ты приближаешься, он, вероятно, сбежит, и дело с концом
проиграно, и огонь в огне. Ночь, я полагаю, лучшее время для того, чтобы
ловить эту рыбу".

Но это мнение не соответствовало представлениям констебля.

"Это будет и вполовину не так приятно", - сказал он. "Ночью ужасно холодно;
и если так будет продолжаться и дальше, река скоро замерзнет. Я
думаю, нам тоже будет легче поймать его днем, чем ночью.

По какой-то причине Примус, казалось, придерживался совершенно противоположного мнения
.

"Вы Грозном', - воскликнул он, - де-Оле мужчина пусть вы положите руку в его качестве
просто, как резвый Подмигивание (глядя на такой маленькой дворняжки, что при упоминании
его имя прыгнул на колени к своему хозяину). КЕЧ хорек спит! Де
старик борода слишком длинная для дат".

"Почему, я не вижу", - сказал Бассет, "какие возражения вы можете иметь, если я
рисковать. Вы не можете отрицать, что это намного приятнее в
днем лучше, чем идти, дрожа ночью, и, возможно, простудиться.
ужасная простуда. Итак, Прайм, что скажешь насчет того, чтобы спуститься завтра в...
утром или после полудня, мне все равно, где именно? Для меня все равно.

"Все это бесполезно", - настаивал Праймус. "Ты просто должен заплатить за лодку
и за мои сарвайсы, и убирайся восвояси. Это то, что я называю ягодной плохой спецификацией,
Мисса Бассет.

"Ну, тебе-то какое дело, говорю я тебе? Если я решу рискнуть,
этого достаточно, и ты должен быть доволен. Ты получаешь свою плату, и
чего еще ты хочешь?"

"Я хочу еще кое-чего", - воскликнул генерал. "Я хочу
сатисфакшум за победу. Я хочу, чтобы де сатисфакшум был здесь, - повторил он,
приложив руку к груди. "Ты думаешь, сар, что это генерал, что
сражаешься в революционной войне, и у тебя есть одна нога, на которой ты можешь стоять
две ноги свободны, ты не чувствуешь чести? Кроме того, Дис старый согер не
хочу хлеба, он не Арн".

"Хорошо, я заключу с тобой сделку, что если мы не поймаем Холден,
вам больше не надо ничего. Эта лошадь скоро будет приготовлена в карри ".

"Ах, это не годится. Мое время дорого, а найм - это многословный вариант работы".
чернорабочий. Нет, мисс Бассет, если вы хотите пойти днем, вы можете
иди. Тебя никто не обидит. Но этого ребенка ты порадуешь.
извини. Кроме того, есть веская причина, по которой я говорю "отмечая", потому что я
не хочу задевать ваши чувства.

"Что это?" - спросил Бассет. "Не бойся, выкладывай".

"Ну, раз уж ты так настаиваешь, ты видишь, я кое-что забываю о своей
"видимости".

"Что?" воскликнул констебль, совершенно в убыток себе
смысл другой.

"Мой spectability", - повторил примус, серьезно. "Видите ли, когда я был молодым человеком,
Я общался с лучшей компанией в стране. Я был членом
время, когда генерал Уэйн (они называли его Безумным Энтони, потому что он сражался так
как де Диббл) сказал перед всей армией, что это ужасный парень - имея в виду
я - похож на анодера Анибала (Анибал, я думаю, был французским генералом).
Ах, - вздохнул Праймус, - они зарабатывали больше, чем цветные пуссоны, Дэн.
они и сейчас зарабатывают.

- Какое отношение все это имеет к твоей респектабельности? - спросил Бассет
, который начал проявлять некоторое нетерпение.

"Я пришел к этому в конце переклички", - ответил Примус. "Ты
считаешь, что сейчас это слишком подозрительно для человека, который в молодости сражался
ради свободы, пойти на то, чтобы отобрать ее в старости у другого человека
?"

"Но только подумайте", - сказал Бассет, чей намек был лестью и
примирением, "Холден пошел против тех самых законов, которые вы создали".

"Я создаю закон, мисс Бассет?" - ха! - взревел Примус. - Ха! ха! ха! Я устанавливаю
закон, ха! ха! ха! ты хочешь убить меня? О дорогой!

"Да, - твердо сказал Бассет, - и я могу это доказать. Теперь скажите, если бы
американцы не создавали свои собственные законы, разве британцы не создали бы их
для них? И кто же изгнал британцев и дал нам шанс
устанавливать свои собственные законы, а?"

- Жаль, что вы не юрист, - сказал Примус, внезапно перестав веселиться.
услышав объяснение собеседника, "в том, что вы говорите, есть многое ...
белые мужчины в большом долгу перед нами, цветными кисками. Это в первую очередь
причина, по которой я должен хотеть, чтобы закон казнил, но не чтобы я пошел туда.
в частности, я сам, когда, возможно, старина наставит на меня свою винтовку.
и скажет мне убираться ".

- Как, вы думаете, он не будет сопротивляться? - воскликнул констебль.
он был несколько поражен, чувствуя, как оживают опасения, которые были у Тома Глэддинга
возникший, но который по прошествии нескольких дней почти убаюкал
спящий.

"Очень трудно сказать, что делает человек, когда его загоняют в угол", - сказал он.
Праймус, качая головой и не сводя глаз с лица констебля
: "но, если вы хотите знать, что я имею в виду, это просто ошибка
Холден знает, что ты задумал, он заставит дневной свет пролиться сквозь тебя, за
меньше, чем дан, времени, чем дан, не будет ".

"Пох?" - воскликнул Бассет, изображая храбрость, которой он был далек от чувства,
"ты труслив, Прайм. Итак, по вашему мнению, безопаснее ехать ночью.
ночью, не так ли?

"Моя шестерня составлена на все случаи жизни", - решительно заявил Примус, и
привел в действие все свои батарейки. "В этом корпусе два шарнира, первое
- это видимость, а второе - безопасность. Теперь, если какой-нибудь мужчина заподозрит
что я хожу на работу в таком виде в дневное время, когда никто не видит меня
в твоей компании, он совершит такую же ошибку, как когда поцелует свою бабушку ради какой-нибудь девчонки.
девушка. Ночь - подходящее время для такого темного дела, и оно меня больше устраивает.
Меня больше устраивает, если я вообще откажусь от него. Но я хочу вас простить,
Мисс Бассет. Теперь вторая петля - это безопасность, и это ошеломляет меня.
это знающий человек, и человек, обладающий опытом и знаниями, как
тебе, мисса Бассет, следовало бы мечтать о прогулках днем. Ты стоишь старая
Холден probumbly ужр его винтовку в окно и все, что он жил, он
Смотрите так план, спустить курок и-де-Ден-где вы, Мисса Бассет?
Или, возможно, - добавил он, смеясь, - вместо того, чтобы стрелять в тебя, он выстрелит
в меня, и это было бы очень приятно. Днем цветной
полицейский представляет собой лучшую мишень, чем белый человек; но ночью у нас есть
преимущество. Ха! Ха!"

Такой взгляд на вещи совсем не нравился констеблю
, и веселье негра показалось ему чересчур несвоевременным. Поэтому он
сказал:

- Не говори так, Прайм; мне ужасно тебя слышать. Что ж, если ты
боишься, так и скажи, и покончим с этим...

"Мне, Боюсь," воскликнул "примус", "мне это как customed для де пуль
как де крышу-де-дождь! Нет, сар, ты лучше, - обратилась к нему женщина с причудами.
это "боюсь, что дэн твой ребенок".

"Но не сходи с ума", - сказал Бассет, в голове которого одно опасение
вытеснило другое, и который начал опасаться, что может вообще потерять своего
нового союзника. "Все знают, что ты храбр, как Юлий Цезарь, первый".

"Пожалуйста, сар, не превращай меня ни в какого цезаря", - воскликнул возмущенный
Общая информация. "У цезарей при моем появлении не было особых потрясений. У меня есть
имя получше, дэн дат. Меня зовут Примус, что по-латыни означает "фуст", так что
Я слышу genlmn сказать, и Рэнсом, и де-смысл Обь DAT-это, DAT в де
славный разрешения я запускаю некоторые Артер-де-британский (тесто-де-глупо
злоупотребление врач мне и говорит Дэй дай мне де причину имя 'я сбежал), и
поставив Ботэ Дэй togedder делает имя genlmn может гордиться Обь.
Но, мисс Бассет, сколько вы собираетесь дать мне за эту работу?

"Что ж, четверть доллара будет хорошей зарплатой".

"Четверть доллара за доллар! Вы полагаете, я склоняюсь к холодному кетчупу
на риббере, и умереть раньше времени, а потом быть подстреленным,
как утка, за четвертак? Я не числюсь ни на одном таком аэродроме."

"Мы скажем, половину. Я склонен быть либеральным, но я ожидаю от тебя
активности, Прайм.

"Этого слишком мало", - проворчал Прайм. "А кто еще у тебя есть в помощь
тебе?"

"Почему, кем не являешься достаточно двух? Я мог бы также отказаться от выполнения задания за один раз, и
покончим с этим, если я должен оплатить все сборы".

"Еще один все проверит", - сказал Примус, который, каким бы благоразумным генералом
он ни был, считал, что против врага не может быть слишком больших шансов. "Предположим, я
поговорю с миссой Глэддинг, чтобы она настояла?"

"Тома Глэддинга повесят. Я не дам ему ни цента".

"Но", - сказал Примус, который, казалось, был полон решимости настоять на своем
все, "ты не междометие, я думаю, если он не стоит вас
отметить."

- Нет, - ответил Бассет, которая с радостью хватает еще одной вспомогательной,
предоставил свой пакет, не пострадал. "Но, имейте в виду, я не плачу ему ни гроша".
"Я плачу ему сам, по своему личному пропуску." "Я не плачу ему ни цента".

"Я плачу ему сам". Опасность будет не так велика, и
работа будет выполнена как надо, сартин. Итак, между прочим, дело
улажено.

Они расстались, договорившись, что генерал должен встретиться с
Глэддингом и убедить его принять участие в предприятии, и что
все трое встретятся вечером в определенном месте, констебль
старательно повторяя, что он не может позволить себе больше пятидесяти центов
за любую помощь, которая может быть оказана. Примус, соответственно, позвонил
Глэддингу, и договоренность, должно быть, была удовлетворительной, поскольку
все трое были на месте встречи в назначенный час.




ГЛАВА XIII.

 "Все эти сказки, рассказанные в этой мечтательный оттенок, с которыми мужчины
 говорить в темноте, на лицах слушателей только сейчас
 а затем, получив случайный отблеск от бликов трубы,
 глубоко в душе Икабода".

 Легенда о Сонной лощине


Он был на деревенской пристани, что coadjutors встретились. Бассет, как он
предусмотрено боевое подшипник общей и дюжую фигуру
из Gladding, успокоилась. Тучи, которые весь день сгущались
над его мысленным горизонтом, разошлись, и начали проявляться участки голубого неба
. Это было причиной особой благодарности ему, которую он
осознал более отчетливо в темноте, чем днем, что такая
важная помощь, как помощь Глэддинга, была оказана, и это без дополнительных
затрат. Теперь он был уверен в легкой победе. Партнеры
прыгнули в лодку, маляр был отчален, констебль, как
директор школы, занял место рулевого, а Том и Примус приготовились
грести сами.

Ночь не была ни ясной, ни темной, или, скорее, и то и другое было урывками
. Легкие ворсистые облака постоянно проплывали по небу,
то собираясь плотно вместе и полностью скрывая звезды, а
то распадаясь и открывая между разрывами то сияющие точки. A
слабый ветер тихо стонал в голых деревьях на берегах реки
Северн, печально перекликаясь с шумом прилива, который поднялся довольно высоко.
до водопадов Яупае. В неясный свет, достаточно
стимулировать и поддерживать активную игру воображения, смягчающим км
все эти harshnesses которых показной блеск день раскрывает,
и приглашая в виду, чтобы поставка со своими собственными творениями, что такое смутное
и дефицит, село представлен внешний вид более привлекательным,
если это возможно, чем днем. Вдоль берега реки и вверх по склону
огни, разбросанные во всех направлениях и поднимающиеся
неравномерно один над другим, успешно боролись с
звезды изо всех сил пытались осветить путь искателей приключений; в то время как из деревни доносился тихий
звук, слабый признак жизни, едва отличимый от других
звуков, поскольку была еще ранняя ночь,
и придавал чувство безопасности сознанием человеческой близости.
близость. Но постепенно, под умелыми ударами весел,
звуки становились все тише и тише, и один огонек за другим
исчезали, пока за поворотом реки не показался крутой мыс
Окоммакемисит скрыл город из виду.

Теперь его охватило чувство одиночества, несмотря на присутствие двух его друзей.
друзья начали подкрадываться к констеблю. Пока Света
было видно, он почувствовал, как сила вытекает из окрестностей
жилища другого человека, как будто, ничего плохого в
произошло, помощь была под рукой и готов быть предложены, но
теперь он может умереть тысячью смертей, и никто не заметит его
жалкий конец. Как эти и другие не менее унылые мысли гонялись друг
другие с помощью ума, тишина становилась все более и более жестокими
(это было только теперь, а тогда, до сих пор слова были произнесены), и
с чувством благодарности и облегчения он услышал, как его прервал
голос Глэддинга.

"Послушай, Примус, - сказал он, - ты знаешь, где находишься?"

- Думаю, что да, - ответил негр сквозь сжатые
зубы, которые необходимость удерживать огрызок трубки, которую он
курил, вынуждала его крепко сжимать. - Я на реке
"радоваться спорту с двумя белыми джентльменами".

"Это знает любой дурак, - сказал Том, - хотя по поводу "
удовольствия" об этом можно сказать два слова. Некоторые кувшины два
ручки".

"Ну, если дат не прошу вас, я весь в дрожь WID-де холодно. Мой
деревянный носок почти замерз.

"Это чумная штука куруса", - сказал Том. "Ты же знаешь Джима Харди. Что ж, я
слышал, как он сказал, что чувствует пальцы в своей руке, которые были отшлифованы
на мельнице, так же, как и во всем остальном. Я ожидаю, что ваш опыт примерно такой же.
"

"Дат'факт", - сказал примус. "Я чувствую, де-де-пальцы ног и просто как
сколько ebber, только де нога-это своего рода о'такое Короче. Теперь, Мисса
Глэддинг, ты человек сообразительный, можешь это объяснить?"

- Сартин, - сказал Том, который не хотел показаться невежественным в присутствии негра.
- в этом нет большой трудности, хотя я бы предпочел
думаю, требуется больше усилий, чем у вас есть, чтобы понять суть дела.
Видите ли, - добавил он, вспомнив, насколько мог, несколько латинских слов,
которые он слышал от доктора, - нарвы из ригдум флагдум в
кругосветное путешествие по юмористическому рустикусу, подвергнутое критике со стороны
horrentibus oribus как бы превращает все ошибки в азино, и
как видите, для человека ларнинга все это так же ясно, как
одна из сармонов старейшины Силливэя ".

У Примуса перехватило дыхание от демонстрации учености Тома, который
поднялся значительно выше и в оценке Бассета. После некоторого
оправившись от изумления, и, как если бы он размышлял о
предмет, сказал генерал--

"Ларнинг - великий игрок, и, возможно, ты прав, а возможно, и нет"
но я слышал другой способ "рассчитывать на это".

"Тогда выкладывай", - воскликнул Том.

"Белые люди, - сказал Примус, - умеют считать по-разному, а
цветные кошки умеют считать по-другому. Теперь я слышу, как цветной пуштун, который приехал
аж из Африки, где они разбираются в делах, говорит, что это был
де Джамби ".

"Джамби! Что в автомобиле что!" спросил Бассет, кто не
прежде чем включилась в разговор.

"Эй, никаких твоих фокусов, Прайм", - крикнул Том, подозревая негра
в намерении ввести их в заблуждение жаргоном, который он подсунул
; "Джамби - это не латынь".

- Никто и не говорит, что это было так, - возразил Примус. - Я думаю, у старины Неббера
было много возможностей изучить латынь. Он лучше разбирался с лопатой и
мотыгой. Это означает на языке Конго, сперит.

"Цветные - народ куруса", - воскликнул Бассет.

"Я пока не совсем понимаю, к чему вы клоните", - сказал Глэддинг.
"Предположим, джамби действительно означает сперит, что тогда?"

"Я имею в виду, что рука превращается в сперит. Разве вы не понимаете, мисс Бассет,"
- воскликнул Праймус, внезапно тыча своей деревянной ногой в констебля. - Что-нибудь случилось с моей ногой?
- Что-нибудь случилось?

"Не, не, Премьера," воскликнул констебль вздрогнул, отдергивая
и едва не падая от страха в воду. "В чем польза
про sperits сейчас? Пойдем, поговорим о чем-нибудь другом.

- Что ж, - ухмыльнулся Праймус, - если ты не видишь де сперита, я чувствую его.

"Не смей так говорить, ты портишь все удовольствие парус такой
такое бред", - призвал Бассет.

"Вы не верите в духов?" - спросил настойчивый генерал.

"Говорю вам, я не люблю сейчас говорить о таких вещах", - ответил
Бассет.

"Почему я могу дать тебе за них капитул и вариацию", - сказал Том. "Вы
помните, Бассет, все о Самуиле и ведьма о'Эндоре, и это
власть, я думаю".

"Ну, если и так, то мне не хочется все время болтать о них,
хотя кое-кто говорит, что сейчас они появляются не так, как раньше
".

Это было неудачное замечание для затравленного Бассета. Двое его друзей
, как будто это имело величайшее значение для того, чтобы обратить его в свою веру
от столь еретического мнения, открыли для него целую подборку
историй о привидениях, которые он был вынужден слушать, несмотря на нежелание большинства ушей
с завороженным нежеланием слушать рассказы о сверхъестественных чудесах, в большинстве
из которых рассказчики сами были действующими лицами или черпали свою
информацию от людей, в правдивости которых было бы грехом сомневаться.
Среди них была легенда, рассказанная Глэддингом, об убитом рыбаке,
чей призрак он видел сам и который, как говорили, до сих пор бродит по
берегам Северна, и никогда не появлялся без того, чтобы не принести несчастья. Это
единственный, с которой мы будем беда наших видениях, и мы относимся
это как своего рода образец другим:

- Видишь ли, - сказал Том, - это было весной того года, и тень
начал плыть вверх по течению, когда присоединился к компании Сэма Олмстеда и
принял участие в его рыбалке. Ну что, все было вполне прилично для
хотя, это была удача рыбака, рыба один день, ни на следующий, и
мы, в целом, терпимо удовлетворен, видя, что было бесполезно для
быть кем-то еще, хотя ближе к концу, это факт, там не было
многие школы приходят вместе. Мы построили что-то вроде хижины из досок на берегу реки.
там мы держали сети и кое-кто из нас спал.
чтобы присматривать за имуществом. Ну, пришла моя очередь остаться в лачуге,
и я так же хорошо помню ту ночь! Было прохладновато, не настолько
как сейчас, хотя что-то похожее, потому что вокруг плыло несколько облаков
, но было намного светлее, потому что луна была в своей
третьей четверти. Я чувствовал себя немного одиноким там, наедине с сетями
и рыбой, и я не знаю, что бы я делал, если бы не немного
"О, будь радостен", которое было у меня в кувшине. Я изо всех сил старался укрепить свой
желудок и сохранить бодрость духа, несмотря на сырость, но, похоже, у меня ничего не вышло
преуспел. Наконец-то, думаю я про себя, я пойду и понюхаю табаку.
ночной воздух, возможно, это мне так я вроде о'брел пешком
к берегу, и тогда я подошел кусок, а потом я пошла
спину снова, и раз в некоторое время я садился в колыбу и взять
теребить старые ржи. Что ж, видя, что это мне понравилось, и я начал
чувствовать себя лучше, я продолжал совершать прогулки все дольше и дольше, пока не отошел
на значительное расстояние. На одном из поворотов я увидел
призрака. Раньше я предполагал, что призраки всегда появляются в белом, но на этот раз
это было не так. Он был одет так же, как любой другой рыбак, в темную
серая куртка, рабочие брюки и брезент. Сначала мне показалось, что он
хотел убраться с дороги, но я оставил за ним следы, потому что не
затем немного недоверия по поводу того, что это сперит, и крикнул: "Кто это?
это?" Спец, как только услышал меня, сразу подошел, а потом
Я заметил, что у него на веревочке болтаются две рыбки, и говорит он
каким-то хриплым голосом, как будто простудился, лежа в земле,
"Это я, это призрак Джимми Ланфира". Ну, когда я услышал, как он это сказал.
у меня по телу побежали мурашки, хотя я и не знал, но это
возможно, это был какой-то парень, который украл рыбу из лачуги, потому что я
никогда раньше не слышал о призраках, несущих рыбу. Тогда я говорю: "Что ты
делаешь с этой рыбой?" Тогда, говорит он, "Это не настоящая рыба, видишь
если сможешь дотронуться до них." А потом он стал размахивать ими круг за кругом в лунном свете.
Я изо всех сил старался поймать их, но с таким же успехом мог бы
хватался за самогон, потому что мои руки проходили прямо сквозь них
снова и снова, пока я не ушиб палец на ноге и как-то не упал, а когда встал
сперит исчез. Тогда я понял, что это был спер Джима Ланфира,
который был убит много лет назад прямо напротив того места, где я спросил тебя:
Прайм, если бы ты знал, где находишься; и я был уверен, что удача отвернулась от меня
в том сезоне, и, конечно же, так оно и было, потому что мы совершили не более двух
или трех сколько-нибудь значимых рейсов ".

"Я уверен, что там был один спец дере", - сказал Праймус задумчиво.
и покачал головой.

- Итак, Прайм, что ты имеешь в виду, когда треплешь свою шерсть вверх-вниз?
Ты хочешь показать, старый неверующий негодяй, что сомневаешься в моих словах? Я
говорю вам, я был не более прожжен, чем сейчас. Почему, если вы хотите, вы
Джима можно увидеть почти в любую темную ночь. Возможно, он сейчас прогуливается по берегу
.

"Что это?" - воскликнул Прайм, делая вид, что видит что-то на суше.

Бассет вздрогнул и напряг зрение в темноте в указанном направлении
, но ничего не смог обнаружить. Зрение Примуса
и Глэддинга было лучше.

"Разве вы видите что-то", - сказал экс, понизив голос, "право
под де-банка. Я не могу просто увидеть-де-формы, но это, кажется, как будто оно плавать в
де воздуха widout ноги. Твои глаза моложе, мисса Глэддинг; думаю, они увидят, что
мои - фурдер дан."

"Я могу сделать его сейчас", - прошептал Gladding. "Это человек, уверены в качестве
цены ей-Богу!" внезапно он воскликнул: "Если это не Джим ... Смотри, Бассет,
смотри".

Урядник слушал в отчаянии беседы,
и на возглас примус, воспользовавшись поста
рулевой, повернул нос лодки к противоположному берегу,
чтобы разместить как большой интервал между собой и
Часть II. Это действие не прошло незамеченным, хотя ни один из его товарищей
не сделал по этому поводу ни единого замечания. Неоднократно его голова летела
круглая через плечо, чтобы увидеть, как он dredded в
посмотрим, но, несмотря на волнение своего воображения, он может
ничего не вот.

"О, Том! О, Прайм! - воскликнул бедняга, - пойдем домой. Я бы хотел, чтобы
мы по-настоящему выбрались из этой передряги.

"Ну, - сказал Том, - мы уже почти там". Над нами бы смеялись, если бы
мы отказались от этого так. Кто боится спиртного? Это не что иное, как
самогон. Клянусь, - закричал он, указывая за противоположный борт лодки.
- если его снова там не будет! Посмотри, Бассет.

Но Бассет был слишком занят своим веслом, чтобы посмотреть. С изюминкой его
запястьем он развернул нос лодки в направлении берега.
они только что отчалили и гребли изо всех сил. На этот раз
он, по-видимому, пришел к выводу, что середина ручья
будет самым безопасным местом, и, достигнув этого, он держался, насколько
мог судить, на равном расстоянии от берегов. Оставалось преодолеть короткий промежуток времени
, и через несколько мгновений они
оказались поравнявшись с островом. Здесь двое мужчин налегли на весла, и
состоялось совещание шепотом, по завершении которого
лодка тихо подтягивалась к цели. Однако этого сделано не было.
со стороны констебля была предпринята еще одна попытка отложить задержание на ту ночь.
но предложение было отклонено его начальником.
коллеги, которые разобрались в его страхах и заявили, что опасности нет
.

Нервы Бассета были в шокирующем состоянии. Печальные истории
звучали в его ушах весь путь вниз; темнота этого часа
; ужасный характер Холдена; и отдаленность от какой бы то ни было помощи
, кроме Глэддинга и Примуса, в которых его
уверенность таяла с каждым мгновением, сговариваясь ввергнуть его в
глубочайший трепет. Но отступать было некуда; Глэддинг был
упрям, как мул, а что касается генерала, верного своей военной
репутации, он настаивал на наступлении, и несчастный офицер
закон, который страдал как от духовных, так и от материальных
страхов, оказался перед дилеммой, решение которой было у него отобрано
. Альтернативы не оставалось. Он должен, какими бы ни были последствия
, довести это приключение до конца. Заимствования, таким образом,
смелость от отчаяния, самый робкий шаг и бьющимся сердцем, он ушел
лодки и внимательно следил за своими спутниками.

Свет не был виден, и констебль начал надеяться, что Холден
был далеко от дома, и сделал предположение, что, поскольку такое было
несомненно, тот факт, что им лучше вернуться и прийти в другой раз.
Но Глэддинг, указав на каноэ, которого раньше не замечал, убедился
Бассет возражал, и тогда было решено, что сначала они должны
согласно разработанному плану приблизиться к хижине и произвести разведку
через окно. Поскольку это был опасный пост, было предложено
Бассет, которого, однако, никакими уговорами нельзя было убедить согласиться
это, в конце концов, вынудило Глэддинга стать добровольцем. Теперь они все стояли на
той стороне хижины, где не было ни двери, ни окна, поскольку
действительно, именно к этой стороне они поостереглись приблизиться в лодке.
Глэддинг должен был прокрасться к одному из окон и после осмотра
интерьера (если возможно) вернуться и сообщить им о своих открытиях.
Соответственно, он отправился в путь.

Он ушел, но через несколько минут, когда примус стали беспокоиться и
предлагается изменить свою позицию в ближе к избушке свои цифры
быть слишком раскрыты, где они были, в следствие постоянного
рельефно выделяющийся на фоне неба и воды. Констебль с радостью бы остался
у лодки, как средства отступления, но не осмелился
остаться один. Поэтому неохотно, проклиная упрямство
провоцирующего черного, он пригнулся всем телом к земле и последовал за
в тылу генерала, этот храбрый офицер, казалось, был расположен к
говорить громче и производить больше шума в целом, чем нравилось его спутнику
который время от времени искренне упрекал его в
неблагоразумии.

"Что это?" - внезапно воскликнул Примус, отскакивая с другой стороны и
указывая рукой прямо перед собой.

"Где? где?" прошептал Бассет, с бьющимся у него во рту сердцем приподнимаясь
сам и хватая болда за руку Праймуса.

- Тише! - сказал генерал. - Это что, стон?

В этот момент сильный удар был нанесен на плечи
констебль, который отправил его плашмя на его лице, таща за собой генерала, который
поймал часть заявки после него. Когда Бассет упал, его
шляпа слетела, и из нее вылетела бумага, которую Праймус подобрал и
немедленно сунул в карман, поспешив затем так быстро, как только позволяла его деревянная нога
к лодке, которая находилась всего в четырех или пяти удилищах от него.
Там он обнаружил Глэддинг, готовящуюся оттолкнуться, и, забравшись внутрь, они
только что удалось вытащить ее на плаву, как Бассет, без шляпы
на пределе своего ужаса он бросился вниз головой, раскачиваясь
Примус упал на дно, сломав деревянную ногу и опрокинувшись
Том упал в воду. Было так мелко, что ему не составило труда
снова забраться в воду и спастись, лишь тщательно нырнув. Он теперь был
_sauve кы peut_, и все трое обратились, так как их
с недоумением факультетов позволит бизнесу избежать.

Так завершились приключения той злополучной ночи. Всю дорогу домой,
Примус продолжал стонет из-за потери ноги, единственным утешением
он мог извлечь из этого бедствия, поскольку это было проще починить
чем плоть, и дешевле, и упрекал Бассет с его ускорения
и беспечность. Глэддинг настоял на том, чтобы его высадили, чтобы
с помощью упражнений предотвратить простуду, пригрозив, в свою очередь,
констеблю, что, если его одежда будет испорчена, он должен будет взяться за него
за причиненный ущерб. Бедный Бассет, совершенно сбитый с толку этими мучительными
события, не нашелся, что ответить, и ответил только пожатием плеч
и передернув плечами от боли. Отъезд Тома привел к тому, что
ему пришлось помогать негру грести обратно в лодке, что
он и сделал, повязав голову носовым платком, который ему одолжил Примус
и, морщась от боли в костях, негр перемежал
свои стоны выражениями скорби по поводу их невезения и удивления
был ли это Холден или призрак рыбака, напавший на
констебль поклялся, что "возместит потерю ноги".




ГЛАВА XIV.

 Селия.--А вот и мсье Ле Бо,
 Розалинда. - С набитым новостями ртом.

 КАК ВАМ БУДЕТ УГОДНО.


"Ты ужасно сильно бьешь, мисса Глэддинг. Если ты не умеешь писать, я думаю,
ты сможешь сделать отметку", - сказал генерал, потирая плечи.

"Я был обучен делать одно, а другое получилось само собой", - сказал Том,
смеясь. "Но я не слишком усердствовал. Вы видите, мне пришлось
приносят ему довольно неплохой Полт, так как прокладывать его квартира, он еще может га'
нашли ее, хорошо-для-Ничего, сын,-пистолет, чтобы пойти в Сарве с
ордер на старика, просто за высказывание своего мнения в конференц-зал. Я ухожу
в свободе. А затем, чтобы оскорбить тебя и меня, Премьер, обратившись к нам
чтобы помочь ему! Но я не хотел ударить тебя, только в путь
дружба".

"У вас дружба для меня слишком умен, Мисса Gladding, и ежели я нарушу
моя шея-ин-де-осень, а что у вас хорошего Дружбы за день?"

"Но ты не являешься ничего не нарушил, но свою ногу, и я вижу, что у тебя есть
еще сфальсифицированы, и на полтора доллара Бассет дать вам больше, чем платите
за то, что; хотя, если бы я был вами, я бы спустился на него в ущерб
потеря-это в его sarvice-и тогда его копать голову прямо
в твой желудок, когда он с грохотом ворвется в лодку, я объявляю это
обычным нападением и нанесением побоев.

"Как тебе холодная утка с соусом из морских водорослей, мисс Глэддинг?"
- возразил Примус, и тут оба дружно расхохотались.

- Хитрый парень этот Бассет, - сказал Примус. "Он убил двух зайцев одним выстрелом"
камнем - впечатал меня в дно лодки, а тебя за борт,
все сразу. И веселье возобновилось.

"Ты думаешь, у него есть какие-нибудь подозрения, Прайм?" - спросил Том.

"Этот вопрос приобретает некоторую рефлексивность", - ответил генерал. "Уэддер
это был старый Холден или де-рыбак призрак дат кот ему-де-удар по де
обратно?"

"Нет, я не то имел в виду. Я имею в виду, думал ли он тебе или мне
с этим ничего общего".

"Думаю, нет", - сказал генерал, с сомнениями. "Если какая-нибудь идея придет ему в голову
, кто-нибудь выбросит ее вон".

"Ну, и что он сказал, вернувшись домой?"

"Не очень; он сидел впереди, спиной ко мне, греб, и его
голова была обвязана моей банданой, и он, кажется, немного зарычал, как будто
ему нужен ночной отдых, чтобы избавиться от нервотрепки. Он был не очень хорош.
"клайн" по отношению к приветливому собеседнику. Мне становится немного жаль, когда я вижу его
такой меланхоличный ".

"Тебе не нужно быть таким щедрым со своими извинениями. Негодяй лишает всего этого
и даже большего. Этот кретин лишил нас половины удовольствия. Как бы мне
хотелось оставить его, как мы и собирались, наедине со стариной Холденом
на острове! На жалостливые мины бы га половине умер о'
с перепугу, и потом ведь быть, стоит орехов, чтобы увидеть, как он выглядел, когда
старик поймал его утром, и попросил после его бизнеса".

"Он не мог остаться до этого времени. Он бы переплыл ла-манш вплавь.
и побежал домой ".

"Ну, тогда он узнал, как парню нравится купаться в
водой, как сделал со мной неуклюжий бландербус, черт бы его побрал.

"О, неббер, не держи зла. Я извиняю Бассета, потому что он не знает ничего лучшего.
и ты должен простить его.

"Что касается этого, тебе не нужно беспокоиться о своем желудке. Но как ты добрался домой,
Прайм, со сломанной ногой?

"Это секрет между мной и Бассетом; но я не ходил пешком".

"Тогда, клянусь, - сказал Том, разражаясь смехом, - он либо катил
тебя на тачке, как груз тыкв, либо нес
ты у него на спине.

"Никто не свернуть меня в тачке", - сказал генерал, нарисовав себе
и влияющие обижаться.

"Я бы отдал все свои старые рубашки, чтобы увидеть, как черномазый скачет на бассете",
сказал Том, чье веселье возрастало по мере того, как он обдумывал эту идею.

"Цветной мужчина такого же светлого сложения, как белый человек в темноте",
воскликнул Праймус, ухмыляясь.

"Ну, старина Прайм, ты самый умный негр, которого я когда-либо видел", - сказал
Том, хлопая его по спине и продолжая смеяться: "Но смотри, чтобы ты
не слишком возгордился после поездки верхом. Посади негра на лошадь, и
ты знаешь, куда он поедет. Но что у вас там? - спросил он,
увидев, что генерал достает из кармана бумагу.

- Эта бумага выпала из шляпы миссы Бассет, когда призрак ударил его прошлой ночью.
и я подобрал его.

- Боже мой! если это не ордер. Первый, ты туз треф. Я
рад этому больше, чем если бы нашел хороший ужин.

"Ну, и что мне с ним делать?"

- Эй, парень, сожги это; это шпага и ружье констебля, а также
сумка и патронташ; он ничего не может без этого сделать; почему,
без ордера он все равно что кошка без когтей. Он не смеет
прикоснуться к человеку без ордера.

"Если мисс Бассет выбросит бумагу, я полагаю, он ему не нужен, и
он не умеет замечать, и никто не сможет обвинить меня в том, что я сжег
маленький кусочек макулатуры, просто чтобы разжечь огонь ", - сказал
Примус бросил ордер в огонь, где он немедленно сгорел.


"Ну вот, теперь мы нарисовали глазные зубы Бассета", - сказал Глэддинг. - Холден
в такой же безопасности, как ты или я. И, Прайм, - добавил он, вставая, и, уходя,
сделал особый жест большим пальцем правой руки,
коснувшись кончика носа, и его пальцы замелькали в воздухе,
"ты слишком старая лиса, чтобы нуждаться в наставлениях, но не повредит сказать
Я советую тебе оставаться такой же темной, как твоя кожа.

Таков был разговор, который на следующее утро после приключения на
острове состоялся в хижине Примуса, и читатель теперь
прекрасно поймет (если, конечно, он не обнаружил этого раньше) суть
отношение, которое компаньоны питали к констеблю. Тем не менее, есть
была какая-то разница в ощущениях двух: Gladding чувствовал только
неприкрытое презрение на Бассета, а добродушием негр
(пресловутой гонки) проникнуты каким-то жалким настроения.

"У Тома Глэддинга нет хороших манер", - сказал себе Прайм после того, как
отъезд его друга. "Очень приятно слышать такие паскудные
интонации. Но, probumbly, Артер он сохранить компанию WID меня немного
больше, он лучше ЛАРН".

Как он вышел, никто не мог сказать. Том и генерал оба заявили, что
они ничего не говорили об этом, и Бассет был в равной степени уверен, что он не говорил
не открывал рта. Поэтому удивительно, что еще до двенадцати
часов следующего дня слухи об этом приключении достигли ушей
более половины жителей Хиллсдейла. Правда, ни один из них не был очень
точным, и ни один из двух не совпадал; ибо, как это часто бывает, в таких
случаи, каждый из которых рассказывал историю позаботился, большинство добросовестно,
он не должен ничего потерять в повторении. Значит, до полудня, это было,
как и большинство из нашей современной литературы "благолепно украшена".

Поэтому не было ничего странного в том, что доктор, совершая утренний обход среди
своих пациентов и друзей, получил некоторое представление об этом. Без
украшений осталось достаточно, чтобы убедить его в том, что попытка ареста
Холден был назначен. Что касается дела, то поначалу он был в растерянности; ибо,
хотя он и слышал о беспорядках на конференции, вряд ли
предполагается, что преступление, которое он считал так, простительные, будет
нарисовали вместе такие серьезные последствия. Но когда он услышал это,
обычно называемое причиной, не имея собственных слов, чтобы
выразить свое изумление, он был вынужден прибегнуть к своей неизменной
казне--

 "Неужели такое может быть,
 И одолеть нас, как летнее облако,
 , Без нашего особого чуда?"

Цитата, по-видимому, не вполне отвечала цели, и он
добавил: "Глупость, сэр, разгуливает по светилу подобно солнцу: она сияет
повсюду". Это принесло ему облегчение. Это действовало более успокаивающе, чем
его собственное обезболивающее перестало действовать; и, восстановив таким образом самообладание, он
решил выяснить, слышали ли Армстронги эту новость.

Он застал мисс Армстронг дома, но не ее отца.

"Ты слышала новости, Фейт, сегодня утром. Я полагаю?" - спросил
доктор.

"Нет, мы не очень похожи на афинян. Ни я, ни мой отец
не привыкли получать первое издание. В чем дело, доктор?

Но доктору не понравилось, что его назвали, хотя бы отдаленно,
подразумевалось, афинянином. Любознательный, как самый любопытный янки.
говорят, он решительно отвергал обвинения в любознательности, поскольку
применительно к самому себе или к своим соотечественникам. "Это была, - имел он привычку
говорить, - клевета, придуманная вашими англичанами, пьющими портер, и
курящими голландцами. Что можно ожидать от людей, которые участвуют в
вечный облачный либо собственных средств или изготовления
Провидение? Они приспособлены к обстоятельствам. Это никогда не предполагалось.
у них должно быть больше одной идеи в неделю; это было бы слишком для
их конституции; и поэтому они не задают вопросов. Неудивительно, что
поэтому они чувствуют себя некомфортно, когда попадают в ясный климат,
где они могут видеть солнце и слышать идеи, жужжащие у них в ушах
как пчелиный рой.

Доктор, казалось, забыл о своем вопросе, а не о том, что
услышал вопрос мисс Армстронг.

"Вы замечательно выглядите", - сказал он. "Вам должно быть стыдно
встречаться со мной: если бы все остальные были такими, как вы, я бы умер с голоду".

"Вы сами во всем виноваты, дорогой доктор. Ваше присутствие приносит бодрость
и здоровье ".

"Не говоря уже о лекарствах. Об этом (по секрету между нами),
чем меньше, тем лучше. Если я когда-нибудь стану настолько сумасшедшим, чтобы прописывать
любые таблетки, кроме хлебных, обязательно выбрасывайте в окно.
Итак, вы владеете секретом успеха в медицине; хотя, если я буду придерживаться системы
гораздо дольше, я думаю, что буду вынужден принять план императора
Китая и потребовать жалованье за ваше здоровье при условии, что оно
перестану, когда ты заболеешь".

"Я восхищаюсь план императора, так что пусть будет понимать, что это
договоренность между нами. Я довольна, ибо я
обеспечить большее число посещений".

- Ты провоцирующее создание! осыпаешь меня комплиментами и
притворяешься, что не умираешь от любопытства. Так всегда бывает
с твоим мучительным сексом:

 "Пусть Геркулес делает, что может",
 Кот мяукнет ".--

"И девушки добьются своего", - перебила Фейт, смеясь, и
закончила цитату так, как ей хотелось. "Но, доктор, вы уже
победили, и, пожалуйста, теперь "раскройте свою мудрость".

"Сдается мне," - воскликнул врач, "потому что иногда у меня нет больше ума, чем
Христианин или обычным человеком; но я великий пожиратель говядины, и
Я считаю, что это вредит моему остроумию", иначе я бы не позволил вам
дразните меня. Но, - добавил он более серьезным тоном, - есть сообщение
в деревне была предпринята попытка арестовать Холдена.

- Арестовать кого? - воскликнула Фейт, побледнев. - отца Холдена! За
что?

"Его еще не схватили, и, если верить всем рассказам, которые слышишь
, вряд ли поймают. Согласно им, его заколдованный замок на
Остров Салмона защищен не только его собственной крепкой рукой, но и
легионами призраков и домовых; и, поскольку это так, он
может смело бросить вызов самому полицейскому комитету во главе с шерифом
. Но, ради дела--

 "Это причина, это причина, душа моя.,
 Позвольте мне не называть ее вам, вы, целомудренные звезды.,
 Это причина"--

Да потому, что он произнес самую интересную речь на конференции.
на днях вечером ".

Мисс Армстронг, которую шутливая манера доктора несколько
успокоила, умоляла его сообщить ей всю информацию, которую он получил
; но, отбросив в сторону то, что он считал приукрашиванием
представьте себе, это было не более чем то, чем он уже поделился.

"Каково будет наказание за такой проступок?" - спросила Фейт.

"Я больше разбираюсь в пилюлях, чем в вопросах права; но я полагаю, что некоторые
пустяковый штраф".

"Это не имело бы большого значения, будь это кто-то другой", - сказал
Фейт: "но меня огорчило бы, если бы мистер Холден подвергся такому
унижению, которое он воспринял бы здраво. Это было по нашей с отцом
мольбам, он присутствовал на собрании, и если осуждение должно пасть
на кого угодно, оно должно пасть на нас, а не на него, который, безусловно
предполагалось, что он выполняет свой долг, как бы сильно он ни ошибался.
Дорогой доктор, я надеюсь, что вы проследите, чтобы с ним ничего не случилось. Я
всегда буду винить себя как причину, если кто-то это сделал ".

- Ты можешь положиться на меня, моя дорогая. Это не столько из-за старика
который вполне заслуживает быть оштрафованным и неделю сидеть взаперти за
бегающий по стране и пугающий детей своим длинным
борода - почему моя лошадь на днях пустилась наутек - но потому, что ты проявляешь к нему
интерес, а я выше всякой ревности; поэтому приказывай
мне,

 "Не летать,,
 Не плавать, не нырять в огонь, не скакать верхом
 По клубящимся облакам; к твоей великой задаче, поставленной перед тобой
 Ариэль и все его качества ".

"Мои команды будет не так сложно выполнять, я доверяю", - сказал
Вера, улыбаясь.

"Поймите меня метафорически, параболически, поэтически", - воскликнул он,
прощаясь.

Когда он ушел, мисс Армстронг сидела, размышляя над тем, что услышала.
Мысль о том, что с Одинокой может случиться какая-либо неприятность, проистекающая
из обстоятельств, с которыми она была каким-то образом связана,
чрезвычайно огорчала ее, и, недовольная скудным
по словам врача, она решила обратиться к судье Бернарду,
чтобы попытаться получить более удовлетворительную информацию.

"По крайней мере, - сказала она, - он будет лучше знаком с законом, чем
Доктор Элмер, и нет такой услуги, в которой он мне откажет".

Но судья не смог добавить ничего важного. Он слышал
те же слухи, но не мог поручиться за их правдивость. Что касается
выдачи ордера по такой причине, он не мог сказать ничего, кроме того, что
лица могут быть признаны достаточно злонамеренными, чтобы избавиться от одного из них, и судьи
мирные жители настолько глупы и невежественны, что стали их орудиями,
но если дело дойдет до худшего, наказанием может быть только штраф, который
он с радостью заплатил бы сам.

"Значит, его нельзя посадить в тюрьму?" - спросила мисс Армстронг.

"Нет, они не посмеют", - сказал он самому себе таким тихим голосом.
эта Вера могла уловить только одно-два слова здесь и там: "отправить"
его - беспорядочно - никакого урегулирования - нет, нет - слишком плохо - может быть сделано. Нет
Вера, - сказал он, - вы должны предвидеть, ни серьезных неприятностей о
_prot;g;_".

"Мы не можем допустить его ареста? Он хотел умертвить его
зело".

"Для этого, возможно, других средств защиты нет, но мы увидим. Мы все
в равной степени поддаются законам. Но ведь вещь не может быть
заметил. Возможно, это всего лишь слухи, распущенные каким-то озорным человеком.
чтобы держать Холдена подальше от деревни.

"Они не могут иметь такого эффекта ".

"Нет: и все же мошенник, который их изобретает, может думать, что так и будет".

"Я бы совсем не беспокоилась, Фейт", - сказала Энн. - А вот и мой
отец, и твой, и мой благородный брат, и...

- И мистер Томас Паунал, - улыбнулась Фейт, заметив, что она колеблется.

"Да, и мистер Паунал; я уверен, что все они были бы счастливы потратить
много сил и немного денег на вашу службу. Они будут
защищать отца Холдена. Каковы господа хорошие, если они не могут
Грейс прекрасная леди до сих пор?"

"И любовницы Анны, если они не, бы, бы еще "Дон Кихот",
держа копье наперевес, атакуй врага и освободи пленного рыцаря
ее саму, - сказал ее отец, ущипнув ее за щеку.

- Как Амадис де Галль, отец, и тогда я представил бы пленника из
моего меча и копья тебе, Фейт, хотя, что ты будешь с ним делать, я
не знаю.

"Не позволяй нам слышать от тебя о мечах и копьях", - сказала ей.
мать. "Наперстки и иголки идут тебе лучше".

"Если бы я была мужчиной, - воскликнула Энн, - и жила в старые времена,
как бы я радовалась такому приключению! Тебе, Фейт, следовало бы
были потрепанные девицы, я, доблестный рыцарь, и отец Холдена
в плен Сенешаль. Как бы я полоснул вокруг меня, и насколько
ты бы покраснела, и повесил мне на шею, и целовал меня, когда я
появился, ведя за руку ваш почтенный слуга!"

"Что! - что? - воскликнул ее отец. - перед сенешалем?

"Он был бы таким старым, что не мог бы видеть, а если бы и не был, слезы радости
наполнили бы его глаза так, что ослепили бы его", - сказала Энн.

"Отличная идея, моя дорогая", - сказала миссис Бернард. "Подай мне мое
вязание".

"Что? рыцарское ручное вязание?"

"Конечно", - сказал ее отец. "Это дело и радость рыцаря.
быть нанятым на службу ярмарке".

"Вот твое вязание, мама. Я заколдованный рыцарь, превращенный
каким-то ужасным заклинанием в девушку, - сказала Энн, снова берясь за свою
иглу.

"Стоит вдвое дороже всех благородных кавалеров, начиная с Баярда", - сказал судья.
Целуя ее в цветущую щеку.

- Которая находится в большой опасности быть избалованной лестью своего любящего отца.
- Сказала миссис Бернард, улыбаясь.

- Дорогая мама, как ты можешь так отзываться о заколдованном рыцаре?

- Я буду молить тебя о помощи в час опасности, сэр рыцарь, - сказала Фейт,
вставая. - А пока примите этот поцелуй как гердон за вашу добрую волю.

- Или гонорар, - сказал судья.

Фейт ушла от своих друзей в лучшем расположении духа, чем до встречи с ними. В
гарантии судья Бернард освободил ее разум вес
тревожность. Очевидно, она думала, от того, каким образом
тема была обработана семьи, чтобы они почувствовали опасений нет.
Веселость Анны тоже не подвела своего замысла. Это был, действительно,
вряд ли можно быть в присутствии этой милой девочке без
чувство очарования, которое, как солнце, излучала свет и счастье
о ней. Это было переполнение невинного и счастливого сердца, и такое же
естественное для нее, как свет для солнца или аромат для розы.

Вернувшись, Фейт застала своего отца в доме. Она сообщила
ему о том, что услышала, и спросила его мнение. По его словам, он знал, что
хотя были некоторые - вероятно, большинство, - кто, расценивая
поведение Холдена всего лишь как неприличное, были бы склонны не обращать на это внимания;
были и другие, которые хотели бы, чтобы он был наказан, чтобы
предотвратить повторение подобных сцен. "Таковы, - сказал он, - следующие
чувства всего мира, но они не мои. Холден далек от того, чтобы заслуживать
порицания, он имеет право на все почести и похвалы, ибо он говорил, исходя из
вдохновения убеждения. И какими бы ни были попытки
причинить ему вред, они не увенчаются успехом. Как святой Павел стряхнул смертоносную гадюку со своей руки
, так и этот человек избавится от своих врагов. Их больше
с ним, чем против него, и сияющие сильнее ".

Уверенность ее отца так хорошо гармонировала с надеждами
Фейт, что было легко участвовать в этом, как и в волнении.
как она чувствовала, его речь не казалась подходящей для данного случая
.




ГЛАВА XV.

 Видишь, приходит зима, чтобы править разнообразным годом,
 Угрюмый и печальный со всем своим растущим шлейфом
 Пары, облака и бури.
 ВРЕМЕНА ГОДА ТОМСОНА.


Очаровательный поэт изобразил правдиво, несомненно, а также
поэтично, английская зима, но не таков характер
сезон в Новой Англии. Облака и бури, по сути, вестник его пришествия
и посещать его Марта, капризный слишком его юмор, но он не является ни
"угрюмый" или "грустно". Нет ярче небо, чем свое, будь то солнце
с лучами смягченного тепла, но более интенсивного света, искрится небо
бескрайние снежные поля, или луна, поблекшее солнце, ведущее
ее праздничный звездный состав, слушающий веселый звон колокольчиков на санях и
смех девочек и мальчиков, навсегда прославивший страну. Что, хотя иногда
его труба звучит потрясающе, и на его лице появляется хмурость!
Переходный процесс его гнев, и тогда даже с его белой бородой, он качает
благословение, чтобы защитить ворсистое покрытие маленького Семена в надежде
возложенных на земле, и внести свой вклад в веселье и спорта
человек.

С момента последнего подробного описания событий прошло несколько дней.
Погода постепенно становилась все холоднее; земля была твердой, как камень
; выпал сильный снег, и на улицах звенели колокола
. Снег выпал до того, как начались сильные морозы
, так что зеркальная поверхность льда, соединяющего реки и озера
, не была затемнена и представляла необычную привлекательность для
конькобежцев.

Это было во второй половине погожего дня, когда гладкий Северн, затвердевший
в алмаз, был покрыт как раз там, где были вырезаны Яупаи и Вутуп
объединиться, чтобы придать ему форму и независимое бытие, с веселой толпой
из жителей деревни обоего пола. В основном это были молодые люди
люди, состоящие в основном из мальчиков из школы (ибо это было
Субботний полдень) со своими сестрами. Кроме них было еще несколько молодых людей
мужчины и женщины, кое-где попадались более преклонные годы.

Это была сцена веселья и безудержного наслаждения. Дети вырвались
из школы, где их держали взаперти всю неделю, не зная
границ громкому и веселому выражению своего восторга, которое
старшеклассники не проявили ни малейшего желания проверять - вспомнив, что когда-то они были
детьми - и берега ручья зазвенели от криков и ответов
плача и смеха. Здесь, описывая грациозные изгибы, ловкий
фигурист вырезал свое имя на льду; там группы шумных мальчишек играли
в пятнашки и на звенящей стали преследовали добычу; в то время как каждый
время от времени вниз падал какой-нибудь неуклюжий мальчишка или неумелый исполнитель
или новичок, вступавший в более жесткий контакт с замороженной
стихией, чем это было приятно, и видевший звезды днем, в то время как
взрывы смеха и ироничные приглашения попробовать еще раз приветствовали
его неудачу. В другом месте были девушки на небольшие сани или санки,
способен вмещавших по две или по три, кружились вместе с полдюжины фигуристы
с большой быстротой; тогда как, держась за платочки, были и другие
нарисованные на ноги в менее опасной скорости. Среди толпы были рассеяны
маленькие мальчики с плоскими жестяными коробочками, подвешенными на ремне
к их шеям, в которых были конфеты из патоки, хрупкая сладость которых
, казалось, обладала огромной привлекательностью. Все было весело, и шуточки, и смех
и веселье.

Среди других, привлеченных красотой дня, который, хотя и был ясным, был
не настолько холодным, чтобы испытывать дискомфорт, наблюдая за спортивными состязаниями, были Фейт
Армстронг и Энн Бернард в сопровождении Паунала и юного Бернарда. В
щеки дамы были покраснела от сытного холодно, и их
глаза сияли ярче блеск, чем обычно, и много выглядит
из зависти или восхищения бросал на них, когда они проходили мимо, приветствуя их
знакомства и вступать в Ревель.

В то время, когда прибыла небольшая группа, вокруг одного из самых опытных исполнителей случайно собрался кружок.
чтобы
стал свидетелем демонстрации его мастерства, и конечно, ничто не может быть более
изящный. Без видимых усилий, словно по собственной воле, он
казалось, скользил по глянцевой поверхности, то вперед, то назад,
то вбок, то быстро, то медленно, кружась, как орел в стремительном
или расширительные кривые, описывающие все линии, которые Евклид когда-либо рисовал или
воображал, и вырезающие такие инициалы из имен зрителей
, какие были желательны. Представление, хотя и было встречено очень
общими выражениями восхищения, похоже, не вызвало всеобщего
удовлетворения.

"У него неплохо получается, - сказал пожилой мужчина в шерстяном шарфе или
шарфе вокруг шеи и шапке из лисьей шкуры на голове, - У него это получается
довольно хорошо; но, капитан, вы когда-нибудь видели Сэма Аллена?

"Ты имеешь в виду", - ответил человек обратился, человек об
одинаковое количество лет, "Аллен, который женился на старой дочери Петра, и
после этого убежать. Да, он не пошел с ним, как пятно с ней, как
на лед".

"Ну, она не разобьет ей сердце об этом. Она вышла замуж Агинский как
как только закон позволил. Я был в суде , когда судья Трамбалл удовлетворил
развод. Это было в течение трех лет преднамеренного отчаяния и полного пренебрежения
долгом.

"Нет, я думаю, что она этого не делала. Ее опубликовали на следующий же День Господень,
а вечером она вышла замуж. Она была очень симпатичной девушкой. Что ж,,
Я никогда не видел такой фигуристки, как Сэм. Этот товарищ вообще ничего не
его. Он не добрый Дон о'свою очередь его письма так приятно. Итак, вот что
в, вы могли бы принять его за Вт. Мне нравится видеть мужчину, преуспевающего в своем деле
".

"Я слышал, - сказал капитан, - хотя сам никогда этого не видел,
что Сэм мог писать джармановским текстом так же хорошо, как римским".

"Я никогда этого не видел, - сказала шапка из лисьей шкуры, - но думаю, что это так.
Не было ничего такого, чего Сэм не мог бы сделать на коньках".

"Вы не помните, он пользовался гладкими железками или полыми?" - спросил
капитан.

"О, гладкая; они не так легко для новичков, но когда парень ГИЦ
как-то неловко, что они гораздо лучше".

Реплики этих "laudatores temporis acti" сильно отличались от реплик подрастающего поколения.
"Как красиво!" - воскликнула Анна.

"Какое замечательное мастерство!" - воскликнула она. - "Как красиво!" - воскликнула Анна. "Какое замечательное мастерство! Может все, что угодно
быть более изящным?"

"Это, действительно, изящные", - сказала Вера, "и это, должно
немалую смелость, а также умение, чтобы отважиться на некоторые из этих
эволюции. Тем не менее ошибкой будет вызывать бурную осень".

"Дорогая Вера, почему ты упомянул его?", сказала Анна. "Я не думал
о возможности падений".

"Не бойтесь, - сказал Паунал. - он слишком хорошо владеет этой
наукой, чтобы пораниться".

"В Голландии говорят, что дамы катаются на коньках не хуже джентльменов",
сказал Бернард.

"Это плохой комплимент, Уильям", - сказала Энн. "Если я не смогу кататься на коньках
лучше без практики, чем половина этой неуклюжей команды, я никогда не буду
второй раз пристегивать коньки к ногам".

"Я не знаю ничего, чего бы ты не могла сделать", - сказал ее брат.

"Иди сюда, Эндрю", - крикнул Паунал мальчику, стоявшему напротив в круге
и державшему в руке пару коньков. - Подойдите сюда и одолжите
мне ваши коньки. Вот, мисс Бернард, - сказал он, протягивая их ей.
- вот прекрасная пара. Позвольте мне пристегнуть их. А потом как
крылатый Меркурий взлетит.

"Пожалуйста, не сравнивайте меня ни с какими языческими богами, мистер Паунал, или вы можете заставить
этих старых пуритан сжечь меня как ведьму. Позвольте мне посмотреть, подойдут ли они. Нет,
они слишком большие, я никогда не могла отдать себе должное в них. Вот, мой
малыш в девять пенсов для вас; прочь с тобой".

Мальчик взял маленький кусочек серебра с ухмылкой, связана отклоненные
коньки на ноги, и вскоре затерялась среди своих товарищей.

"Послушай, - сказал мальчишка, смотревший на происходящее восхищенными глазами, - послушай, я
Билл, это превосходит всякую натуру. Ты когда-нибудь видел таких шиндис?"

"Они не так уж плохи, - возразил Билл, - но, думаю, я смогу приготовить некоторые из них"
сам.

"Какие именно?" - спросил другой.

"Ну, - ответил Билл, - когда он бросается прямо в лицо, а
потом начинает грести задом наперед".

"Держу пари, у тебя не получится с первого раза".

"На что ты поспоришь?" - воскликнул Билл.

"Мне все равно, скажем, на леденец".

"Согласен!" воскликнул Билл. "Как видишь, я уже делал это раньше".

"Ты должен был сказать нам об этом", - сказал его спутник.

"Пари есть пари", - сказал Билл. "Ты же не хочешь отказаться, не так ли?"

"Вперед", - не без воодушевления воскликнул другой. "Я рискну. Давай
посмотрим, на что ты способен".

Получив такие увещевания и вызов, Билл начал приготовления. Сначала он
опустился на одно колено, затем на другое и затянул
ремни коньков; затем он достал из кармана носовой платок и
плотно закрепил его вокруг талии и, наконец, медленно прошелся по комнате
как будто проверяя, все ли в порядке, как должно быть.

Зрители, которые подслушали разговор между мальчиками,
и были готовы к любого рода удовольствие, теперь начали выражать заинтересованность в
судебный процесс, и разные слова ободрения, обращенные к
Законопроект, а также бормотания сомнения по поводу результатов. Фигурист
который до сих пор привлекал к себе наибольшее внимание, прекратил свои
рисунки и подошел к Биллу, чтобы дать ему инструкции,
несмотря на протесты своего товарища, который громко
кричал, что это нечестно.

"Попридержи язык", - крикнул другой мальчик, стоявший рядом. - "Если тебе не нравится
твое пари, Хен Биллингс, я заберу его у тебя".

Но маленький Биллингс, казалось, считал, что сделал хорошую ставку, и
хотя и не хотел уступать Биллу какое-либо преимущество, которое не принадлежало ему по строгому
праву, был далек от того, чтобы отказываться от него. "Иди
длина, Билл, - сказал он, - я не боялась, что на счет".

Пространство сейчас снят, Билл начал кружить вокруг подготовки к
судебный процесс. Было очевидно, что он был не очень искусен, и мнение
зрители, которые развлекались, критикуя его предварительные выступления
, разделились примерно поровну, уважая его способность
выполнить задание. После нескольких поворотов Билл закричал:

"Теперь, Курица, берегись". С этими словами он бросился вперед, пока не решил, что
набрал необходимый импульс, как вдруг, сделав крутящее
движение ногами, он бросился кругом. Но к сожалению он
сделал какой-то просчет или неосторожность, ибо вместо высадки площади на
коньки, его каблуки полетели вверх, и с оглушительным стуком, и спустился
беднягу Билла на спину.

- Ура! - закричали курица Биллингс; "там вы идете, конфеты и все. Я надеюсь, что вы
не обидел", - сказал он, добродушно. "Я лучше проиграю свое пари, чем
причиню тебе боль".

"Нет, - захныкал Билл, извиваясь всем телом и потирая затылок
, - не сильно. Чему ты ухмыляешься, обезьяна ты этакая? Ты
никогда не видел человека упадет раньше?" - закричал он, потрясая кулаком в другой
мальчик, чье лицо кажется не носил выражение соболезнования
костюм его. "Я клянусь, что не попробую это снова", - добавил он, после того как
немного оправился от последствий своего падения.

После этого, когда снова освободилось место, Билл с неподдельной отвагой попробовал
эксперимент еще раз, и на этот раз с большей удачей.
Его успех был встречен криками поздравлений и
выражениями типа "настоящая выдержка", "надутый малыш" и т.д., И
вскоре он исчез со своим другом Хэном в поисках
торговец конфетами.

Вера и Анна, с двумя молодыми людьми, был свидетелем всей сцены
с некоторым интересом, и в различной манере, в которой девочки
пострадавших было характерно. Вера предала живой впечатлительности, когда
мальчик упал, и его с трудом удержали от того, чтобы выразить ему соболезнования; в то время как
Энн почти не обратила на это внимания, но выразила изысканный восторг от
его мужества и окончательного успеха. Но теперь их внимание привлекло кое-что еще.
. Поднялся крик, и послышались восклицания: "Вот
приближается ледокол; вот приближается ледокол Гранта".

Обернувшись, они увидели нечто, похожее на лодку под
парусом, огибавшую мыс Окоммакемисит. Легкий ветерок
поднимал ручей, и перед его благоприятным дуновением маленький
сосуд, или как там еще это можно назвать, расширенный с большим
быстрота. Через несколько мгновений он достиг их и с резким
скрежещущим звуком, как будто железо врезалось в лед, внезапно прекратился,
и собравшиеся вокруг люди получили возможность рассмотреть его. Он
был работой деревенского гения и состоял из нескольких досок, вырезанных
в эллиптической форме (как, пожалуй, наиболее удобной), поддерживаемых
два параллельных друг другу куска железа, к которым были прикреплены доски
, по всей длине от носа до кормы. В
в передней части была установлена мачта, к которой был прикреплен парус, наподобие
грот-мачты шлюпа, и все это управлялось куском острого
железо, закрепленное на корме таким образом, чтобы поворачиваться подобно рулю направления,
и врезаться с любой требуемой степенью нажима с помощью рычага
в лед. Благодаря этому простому регулятору он стал совершенно безопасным.
его останавливали так же легко и по тому же принципу, как конькобежца
останавливают свой курс.

Грант, которому Паунал и Бернард были знакомы, пригласил небольшую компанию
отправиться с ним в плавание, заверив их, что никакой опасности нет. The
Мисс Бернард сразу же приняла приглашение, хотя более робкая из них
Фейт колебалась, и все четверо заняли свои места. Группа людей,
как было замечено ранее, находилась в верховьях Северна, и ветер дул
поднимаясь по реке, было, следовательно, необходимо идти против
ветра при старте. К удивлению, в частности из дам,
это было сделано с огромным облегчением, судно, на ее острые
бегунов, но мало ли-путь, и, повинуясь ее руля более легко
чем любую лодку в воду. Действительно, повиновение было мгновенным. Она
закружилась так быстро, как можно превратить одну руку, требуя
оперативность и присутствие духа в рулевой. Таким образом, подобно
птице, плавными и равномерными движениями она летела со своими восхищенными
пассажирами, часто зигзагами, вниз по Северну, пока они не скрылись из виду.
так далеко, как хотелось, когда она вращалась, и перед дуновением ветерка дома,
и люди, и деревья, скользящие мимо, как в гонке, устремлялись к исходной точке
.

Покинув ледокол, Паунал заметил высокую фигуру
Холдена посреди группы людей, которыми он, по-видимому, и был
выступая; и после того, как он упомянул об этом обстоятельстве остальным,
было предложено присоединиться к нему. Соответственно, они присоединились к его
аудитории. Несколько больших корзинах лежали рядом с ним на лед, а так
занят был, он в свой предмет, что он не обратил внимания на подходе
его четверо молодых друзей. Обращение не обошлось без пары взрывов
красноречия, проистекающего из глубокой убежденности оратора,
и было выслушано достаточно уважительно. Не то чтобы кто-то обратил его в свою веру.;
не то чтобы здесь присутствовал человек , который не считался бы с его представлениями
как галлюцинации расстроенного интеллекта, но часть окружающих
окружающие уважали его как человека благородного и великодушного
нрав, щедро расходующий свои небольшие средства по отношению к тем, кого он
считался беднее, чем он сам, и никогда не колебался ни в одном акте доброты
из-за трудностей или лишений; в то время как остальные, как
уже упоминалось, испытывали своего рода благоговейный трепет в его присутствии из-за тайны
это окружало его. Среди зрителей был наш старый друг Том
Глэддинг, неторопливо вырезавший цепь из соснового бруска
около двенадцати дюймов в длину, из которого ему удалось сделать
получив три или четыре звена, которые болтались на его конце, и слушая
с комичным выражением лица, как будто он предвкушал какую-то забаву.

Энтузиаст едва успел закончить свое увещевание, как Бассет, который
стоял за пределами ринга во время его подачи, шагнул вперед,
и, положив руку Холдену на плечо, сообщил ему, что он его
пленник. Холден не сопротивлялся, но выпрямился в свой
полный рост и, сурово уставившись на констебля, он
спросил:

"Кто ты?"

"Зовут меня Варнава Бассет", - ответил констебль, немного
стыдно.

"Мне наплевать на твое имя, - сказал Холден, - но какой властью ты смеешь
поднимать руку на свободного человека?"

"На основании штата Коннектикут", - ответил констебль,
оправившись от его секундное замешательство, и чуствует себя в безопасности в
толпа. "Это правда, у меня нет с собой посоха, но каждый обязан,
согласно закону, знать констебля".

"И, следовательно, с невиновным человеком следует обращаться как со злоумышленником?"

"Я ничего не знаю о невиновности, - сказал Бассет, - и это не мое дело.
дело. Вы должны поговорить об этом с правосудием. Все, что я должен сделать
исполнить мой приказ в соответствии с законом".

"Написано: не противься злу", - задумчиво произнес Холден. "Смотри, я
в твоих руках; делай со мной, что пожелаешь".

Но некоторым зрителям, по-видимому, не хотелось быть столь пассивными.
Паунал и Бернард подошли к констеблю и потребовали объяснения.
в чем смысл возмущения.

"Вы можете называть это как вам заблагорассудится, мистер Паунал", - ответил Бассет.
возмущенный вмешательством, как он выразился, в разгрузку
о своем долге: "и я советую вам не связываться с законом"
но, если вы хотите знать, правосудие, я полагаю, скажет вам ".

- Придержите свой совет, пока его не попросят, - сказал Паунал. - но до этого.
по какому праву вы собираетесь судить его?

"Если ты пойдешь с нами, вы узнаете", - ответил Бассет, которого плохо
природа, казалось, увеличивается.

"Что я, конечно, буду. Я должен оставить вас, - сказал Паунал, поворачиваясь к
дамам, - проследить, чтобы этот грубиян вел себя прилично.

- Делайте, - крикнула Фейт, - не позволяйте им оскорблять его.

"Давайте пойдем с ним", - сказала импульсивная Энн.

"Ты бы прекрасно выступила в суде", - сказала она.
брат: "Нет, я провожу тебя домой, а потом присоединюсь к Пауналу".

Но теперь произошло событие, которое сделало любую подобную договоренность
ненужной. Том Глэддинг, который все это время тихо
чистил свою цепь и прислушивался к разговору, тут
вмешался:

"Бассет, - сказал он, - ты не предъявил свой ордер".

"Все достаточно безопасно", - воскликнул констебль, хлопнув рукой по карману.
"Нет".

"Ну, если это так, вы ничего не случится, тоже", сказал том, как будто
не утилизировать в пресс расследование.

Но намек достиг своей цели, и несколько голосов потребовали
предъявить ордер, на что констебль ответил, что это
не их дело; он знал, что делал.

Вопреки, однако, в какой можно было ожидать от его бывшей
представления, осужденный обязан ознакомиться с письменными полномочиями по
что он должен был быть предан облигаций, и отказались двигаться, пока к
было показано, в какое определение он был поддержан
прохожих. Таким образом, неожиданно оказал сопротивление, констебль не имел
другой альтернативы, кроме как выпустить Холден или получения документа. Он,
поэтому, сунул руку в карман и, вытащив несколько
бумаг, стал искать документ. Это было напрасно; ордера на арест не было.
найден; и, несколько раз перетасовав бумаги, он воскликнул: "Я
заявляю, что, должно быть, потерял его".

Обнаружил ли он пропажу тогда впервые, или, что гораздо
более вероятно, не ожидал, что ее потребует такой легкомысленный человек, как
Холден и намеревался ли он раздобыть его впоследствии, точно неизвестно,
но факт несомненен: у него не было письменного разрешения на арест.

"У вас его никогда не было. Неужели вы так обращаетесь со свободным американцем? Вы
за позорный; ты лучше замести следы", воскликнул несколько
возмущенные голоса из толпы, с которого полицейский не может быть
популярный персонаж.

"По моему мнению, - сказал человек в шапке из лисьей шкуры, - Бассет привлек себя к ответственности
за нападение и нанесение побоев. Что вы думаете, капитан?"

"Я не ясно высказался по этому вопросу", - ответил его осторожный компаньон", но
свобода торговли и права моряка, я говорю, и я не имею никакого понятия мужской
взяли без закона. Пока что мне все ясно."

Сбитый с толку констебль, не решающийся продолжить, и, действительно,
неспособный представить, как без согласия Холдена он мог бы забрать его
перед правосудием, теперь бросил свою добычу и попытался выбраться
свой путь из круга. В связи с этим поднялось волнение, никто не мог
сказать, как лица, составляющих его начал поддаваться назад
вперед в странной манере, и каблуки, так или иначе, бедный Бассета
споткнулись, и прежде чем он успел подняться, еще несколько мужчин и мальчиков упал
на него и придавила его своим весом, так что когда он стал
видно в куче, он представил самый плачевный вид. Его пальто
было порвано, шейный платок так туго обмотан вокруг шеи, что он
наполовину задыхался, а шляпа сбилась набекрень. Сомнительно, что
удалось бы ему так дешево отделаться, если бы не
Глэддинг, который, решив, что Бассет достаточно настрадался, пришел
ему на помощь.

"Я всегда стою перед законом, - сказал Том, помогая ему подняться на ноги, - но
Я восхищаюсь вашей неосторожностью, Бассет, в попытке задержать человека без ордера.
"

Рассудок Бассета был слишком растерян, чтобы вступать в дискуссию на эту тему.
тогда он неоднократно угрожал подать в суд на своих мучителей.
и в сопровождении Тома он, прихрамывая, сошел со льда.

Громкими и неистовыми были поздравления, которыми толпа приветствовала Холдена
он вырвался из лап констебля, но
он отмахнулся от них с достоинством, которое пресекало их заигрывания, и
немного обиделся.

"Если бы я знал, что старик такой гордый, - сказал один из них, - я думаю, Бассет
забрал бы его, мне было все равно".

"Я вроде как вывихнул запястье в последней схватке с констеблем",
смеясь, сказал другой, "и это все равно что выбросить".

"Возможно, - воскликнул третий, - когда его снова схватят, я буду рядом, чтобы помочь,
а возможно, и нет".

Пока произносились эти различные речи, молодые люди с
дамами собрались вокруг Холдена и выражали свои
унижение от досады, которую он испытал, и их удовольствие
от его побега.

"Почему язычники неистовствуют, а люди воображают тщеславие?" - воскликнул
энтузиаст. "Несомненно, их замыслы будут сведены на нет,
и их советы не возымеют действия. Тот, кто восседает на круге
небес, высмеет их до презрения и отвергнет их в Своем неудовольствии.
Потому что ради Тебя я понес поношение; стыд покрыл мое
лицо. Я стал чужаком для моих братьев и чуждым для детей моей матери".
дети моей матери".

Он не ждал никаких замечаний; он ни на кого не смотрел; но, взяв стопку
он вытащил корзины, которые были связаны вместе, закинул их на спину и
зашагал по льду в направлении своей хижины.

По дороге домой молодые люди обсуждали события дня
, сосредоточившись на встрече с Холденом как на том, что больше всего
занимало их умы.

"Я испытываю болезненный интерес, - сказал Паунал, - к встрече со стариком
и не могу думать о нем без чувства более чем обычного
уважения. Я уверен, что это не только потому, что в последнее время он оказал мне такую большую услугу
, что я не могу слушать его голос без
эмоции. В них есть дикая меланхолия, подобная вздохам ветра в соснах.
это волнует меня сильнее, чем я могу описать".

"Мне знакомо это чувство", - сказала Фейт. "Для меня тоже есть что-то странное.
пафос в его голосе иногда вызывает слезы у меня на глазах.
прежде чем я осознаю. В чем причина, я не знаю. Я никогда не слышал
он говорил до сих пор, и не предполагал, была еще одна пострадавших
как и я сам".

"Вы пара, романтические, глупые вещи", воскликнула Анна. "Я льщу себя надеждой
во мне есть немного поэзии, но она принимает другую форму.
Теперь, когда я вижу отца Холдена, я начинаю думать об Иеремии и
Захарии и всех древних пророках, но у меня нет желания плакать ".

"Слезы никогда не были предназначены, чтобы затемнить эти голубые глаза, дорогая Энн", - сказал
Вера.




ГЛАВА XVI.

 _Dogberry_.--Вас здесь считают самым бестолковым и
 подходящим человеком на должность констебля стражи; поэтому несу вам
 фонарь. Это ваша обязанность; вы должны понимать всех
 бродяг.

 МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО.


Вполне можно предположить, что злоключения на льду были неудачными.
рассчитаны на то, чтобы успокоить возбужденный разум констебля. На нем был
обиды в сторону одиночные прежде чем, его отказ и избиение
он получил на острове, и теперь, чтобы быть объектом такого
нарушения в присутствии своих сограждан, а что на счет человеку
кого он смотрел свысока, как своего рода бродяга, был больше, чем его
философия могла вынести. Для Бассета, с такой логикой, которая так
общее с определенным классом людей, не смог избежать в отношении
Отшельник как вменяемая причина его несчастья в обоих случаях. "Если бы
он не пошел против закона, - сказал он себе, - я бы не стал
пыталась взять его; и если бы я не попытался взять его, я не должен был
так лечили". Независимо от хеджирования или станы может думать о такой логике, то
был удовлетворительным для Бассета.

Его lucubrations, кроме того, были очень разными днем от
те, в торжественном сумраке ночи. Как говорят, призраки исчезают,
когда они вдыхают утренний воздух, так и опасения констебля относительно
них рассеялись с восходом солнца. Когда в темноте на острове он
получил удар, который поверг его на землю, он не смог
в своем замешательстве определить, был ли он нанесен
"призрак рыбака" или Холдена. Ему никогда не приходило в голову, что это письмо
могло исходить от кого-то другого. На эту тему он размышлял в течение
всего времени своего возвращения после ночной катастрофы, но так и не
смог прийти к какому-либо заключению. Если в те чарующие часы,
когда звезды таинственно мерцали сквозь плывущие облака,
а ветер стонал в голых ветвях, он был склонен к одному
мнение, а не к другому, это было к тому, кто приписал бы
удар призраку. Но со светом возвращающегося дня текущее
часть его мыслей изменилась. Все приобрело иной вид. Страхи
перед обитателями невидимого мира исчезли, и Бассет разозлился на
себя за то, что тешил такое глупое воображение. Теперь было очевидно
что Холден каким-то образом узнал о замысел
схватить его, или заподозрил это, или заметил приближение лодки
и устроил засаду, чтобы совершить самую неоправданную месть. "Я хотел бы
"Я мог бы это доказать, - подумал Бассет, - если бы не сделал ему замечание за то, что он
ударил офицера!"

Мы не удивимся, обнаружив, что констебль, чувствуя это,
выдал себе еще один ордер. Чувствуя себя ущемленным
и как мужчина, и как сбитый с толку блюститель закона, он
немедленно обратился к правосудию, сообщил о пропаже инструмента,
и приобрел другой. По возвращении к реке, где он надеялся
торжество в присутствии тех, кто был свидетелем его позора,
за кого теперь он рассматривается как враг, он обнаружил в своей бесконечной
умерщвление плоти, что птица залетела. Он не решился следовать в одиночку, и
медитируя мести, он продолжал роковой документ благополучно оседает
в его записную книжку, где "в мрачной упокой" он ждал благоприятного
возможность и свою добычу.

Утром в следующий понедельник констебль встретил Глэддинга на улице
, которого он не видел с тех пор, как последний помогал ему на льду.

- Как ты? - воскликнул Том, схватив его за руку и притягивая к себе.
величайшее удовольствие от встречи; "Как вы себя чувствуете после вашей ссоры,
друг Бассет?"

"О, довольно хорошо, - ответил констебль. - Как у вас дела?

"Жив и здоров", - сказал том. "Но, Бассет, вы не получили вмятины
о' вашу шляпу, я вижу".

"Нет, и я не ожидаю, что они когда-нибудь выйдут. Это целых два доллара
для меня ущерб", - добавил он, снимая шляпу и глядя на нее
с горестным выражением лица. - Ты тоже немного виноват в этом, Том.

- Я! Ты неблагодарное создание! - возмущенно воскликнул Глэддинг. - Ты
хочешь, чтобы я подарил тебе новую шляпу, не так ли?

"Что заставило вас спросить, получил ли я ордер?"

"Я никогда не говорил "нет". Я только сказал как-то неразборчиво, что вы
не показали свой документ".

"Ну, что толку-то? Если ты все еще не
не суетиться".

- Кто бы мог подумать, что ты пойдешь забирать мужчину, не имея возможности
продемонстрировать свою власть? Теперь я называю это чумной зеленью, Бассет. Но кто
поддержал тебя, когда все остальные бросили тебя, и вытащил тебя из-под власти
этих грубых парней, и помог тебе выпутаться из передряги? Черт возьми!
все, Бассет, ты самый неблагодарный шалопай, которого я когда-либо видел, когда,
в некотором смысле, я спас тебе жизнь. На самом деле, я действительно думал, что вместо того, чтобы
взорвать парня таким образом, ты бы получил удовольствие.

"Так и сделаю", - сказал Бассет, которому начало казаться, что он нашел слишком много
недостатков и не хотел терять своего союзника. "так что присоединяйтесь к
Дженкинса, и мы примем это на месте. Но ты должен уступить, Том,
твое замечание было неудачным"

"Неудачным для тебя, - возразил Том, - но я полагаю, Холден подумал
Для него это не было несчастьем. Как бы то ни было, ты позволишь старику
теперь оступиться, не так ли?

"Дай ему ускользнуть!" - почти закричал разъяренный Бассет, которого Том
манера обращения с объектом не была рассчитана на смягчение. "Пусть
он проговорится, говорите вы. Я увижу его, я увижу его" - но тщетно он искал
слова, чтобы выразить ужасную цель; язык сломался от этого
усилия.

"Пох, пох, - сказал Том, - не принимай так близко к сердцу, чувак... Забудь и
прости... удача была на его стороне, вот и все".

"Вот что я вам скажу", - сказал Бассет, "как ты думаешь, кто поразил меня другой
ночью?"

"Почему, что бы это могло быть, но призрак Lanfear это?"

"Не говори мне о духах; кто их боится? Но скажи нам одно
ты видела Холдена, когда смотрела в окно?"

"Почему ты спрашиваешь?" - спросил осторожный Том. "Предположим, что я это сделал, или
предположим, что я этого не делал?"

"Потому что я знаю, что ты этого не делал. Сейчас это мое мнение", - сказал Бассет, снижение
его голос и оглядываясь подозрительно, как будто он боится
иск за клевету, если он подслушает, "что сам Холден сделал
штурм".

"Это невозможно", - уверенно заявил Глэддинг. "Ты и Прайм"
стояли у двери и увидели бы его, если бы он вышел туда, и я
знаю, что он не выпрыгивал из окна, потому что я должен был его увидеть".

- Но, возможно, его вообще не было в доме, - настаивал Бассет;
"было очень темно, и, возможно, он услышал, что мы приближаемся, и спрятался
нарочно снаружи, чтобы сыграть с нами злую шутку и получить несправедливое преимущество над
нами".

"Вам никогда не заставить меня поверить в эту историю", - сказал Глэддинг, качая головой
. "Я бы скорее поверил, что это был я, чем старик. Мы с Праймом
придерживаемся одного мнения, и мы оба должны быть свидетелями против тебя.

На этой стадии разговора эти двое подошли к двери
бакалейной лавки, в которую мы не будем за ними заходить, а обратим наше
внимание на другое.

Тем временем причина всего этого ажиотажа тихо преследовала нас.
обычное течение его жизни. Было замечено, что когда
Бассет попытался его задержать, Холден даже не узнать с чего
преступления, ему было предъявлено обвинение, если не требуя производстве ордер
можно считать так, а что по констебль отказ
его цель, он отвернулся, не давая никакого внимания на
замечаний, адресованных ему. Маловероятно, что его замысел
состоял в том, чтобы избежать службы процессу, поскольку он не подозревал ни о каком
нарушении законов государства; и несомненно, что он этого не допустил
малейшая разница в его привычках. Как и прежде, он продолжал свое
занятие плетением корзин в своей хижине и свои развлечения в виде
рыбалки и прогулок по лесу, как будто такого грозного
персонажа, как Бассет, не существовало на свете. Если он не появлялся в деревне
, то это было случайным обстоятельством, поскольку он появлялся там лишь через нерегулярные
промежутки времени. Так прошла
еще неделя; раздражительный констебль на страже и неослабевающая
злобность Дэвенпорта постепенно становилась нетерпеливой для удовлетворения.
Но у этой маленькой драмы был свой собственный ход.

Однажды утром примус увидел высокую фигуру Холден мимо своей каюты.
Ветеран стоял у окна, курил трубку, когда Затворник первым
появился в поле зрения. Действительно, в
деревне, должно быть, очень тщательно хранили тайну, чтобы она не дошла до его ушей, а воинственное снаряжение и
намерения Бассета были ему хорошо известны. "Дере он пришел", - сказал
негр себе, "просто как муха летит в де-паука. Я думаю
У меня кот ему предупреждение". С этим благожелательным намерением Примус направился к двери
и, когда Холден приблизился, обратился к нему с приветствием
утром. Это было вежливо принято, и генерал
начал так, как будто хотел завязать беседу.

"Прекрасная свадьба в Марнинге, мисс Холден".

- Старина, твои дни слишком коротки, чтобы тратить их на болтовню о погоде.
- Говори, если тебе есть что сказать, - сказал Холден. - Говори.

Попытка генерала проявить фамильярность была успешно пресечена, и он
почувствовал некоторую досаду от ответа; но, несмотря на все это, он не собирался
отказываться от своих дружеских намерений.

- Они говорят, - произнес он с военной четкостью, - что у констебля Бассета
есть ордер на арест мисс Холден.

"Спасибо, примус", - сказал Холден, снова ходить", - но, боюсь, лицо
никто не может."

"Де-упрямая pusson!" - воскликнул негр. - И давай поговорим о моем
коротком дне! Это очень приятно. Короткий день, мисс Холден, да? Не так, как
ты знаешь о. Я могу сказать вам, что этот ребенок родился где-то около двадцати.
Июня (во всяком случае, свадьба была теплой), и имею в виду соответственно.
О, убирайтесь отсюда, мисс Холден! Бедный Парварс Пуссон! Как жаль, что у него
нет подозреваемого в озвучивании очаровашки! Я всегда слышу, - добавил он,
посмеиваясь тем странным, вызывающим веселье образом, который так характерен для
блэкс: "эта черная змея лучше всех умеет очаровывать, но все знаки терпят неудачу"
в сухом виде, и де пан блеснул во время пудры.

Холден не придал ни малейшего значения этой информации. Согласно его
системе фатализма, он счел бы, что не в его силах
изменить предопределенный ход вещей, но маловероятно, что
его разум зациклился на мысли о личной безопасности. Он пошел прямо
вперед, в деревню, заходя в места, где, по его мнению, он мог бы
скорее всего, найти покупателей на свой товар, и ни в коем случае не избегая
общественное наблюдение. Он продал свои корзины и возвращался к реке
по замерзшей глади которой пролегала его дорога домой, когда увидел
сцену, которая привлекла его внимание и остановила его шаги.

Это было индейское захоронение. Холден в своем обходе зашел так далеко
что достиг участка плоскогорья, о котором упоминалось в первой главе
, на расстоянии почти мили от устья Северна,
и в данный момент находился напротив места, зарезервированного племенем, из которого
небольшое количество задержалось по соседству, поскольку почитаемый
место упокоения костей их предков, откуда они сами
надеялись отправиться в счастливые охотничьи угодья. Это было место
исключительной красоты, выбранное, очевидно, с тонким пониманием
прелести пейзажа, поскольку нигде больше в окрестностях не было
такого привлекательного сочетания холмов и долин, леса и
вода, чтобы создать пейзаж.

Маленькое кладбище, утратившее свои первоначальные размеры из-за
вторжения роковой расы, пришедшей с восходящего солнца,
занимало менее половины акра и находилось на вершине холма.
овраг, спускающийся с ровной земли, на которой были установлены надгробия
, к Яупае, где эта река впадает в
озеро. Склоны оврага, по всей его протяженности вверх, были
доверху покрыты огромными дубами и каштанами, растительностью
столетней, с вкраплениями ясеней, в то время как в более холодные и
более влажная часть в центре, береза с гладкой корой раскинула свои
узловатые ветви. Подлеска не было, а под деревьями и между ними
ветви деревьев открывали вид на юг от
расширили Yaup;ae и островов, которые усеяли ее поверхности, с холмов
потрясающий тур в кривой, и представляющие собой нерегулярные контур, как
что сделано по спинам школу морских свинок. По направлению к трем
другим четвертям окружности на короткое расстояние простиралась ровная равнина
, а затем переходила в волнистую поверхность, которая поднималась
к возвышенностям, покрытым лесом, которые окружали все вокруг. Водопады
Яупае находились на расстоянии всего нескольких стержней, но были невидимы,
их скрывала равнина, занимавшая промежуточное пространство, на расстоянии
высота примерно на сорок футов выше того места, где река,
несущаяся по своему каменистому ложу, возвещала о своем присутствии непрерывным
ревом и, казалось, пела панихиду по исчезнувшему величию
племя.

Здесь собралось около шестидесяти или семидесяти индейцев, чтобы совершить обряд погребения
одного из них. Среди них не было и следа их
первоначальной дикости. Они были одеты в
цивилизованные одежды, но грубого и убогого качества, и
казались сломленными и подавленными. По крайней мере, половину из них составляли женщины,
и в тот момент, о котором мы говорим, они собирали
все вместе с надгробий из голубого сланца, где они были раньше
рассредоточены вокруг недавно вырытой могилы. Обряды носили христианский характер
и совершались старейшиной одной из соседних
церквей, который вознес молитву, по окончании которой он
удалился. Могила была немедленно засыпана, а затем началась
церемония необычного характера.

По данному сигналу собравшаяся компания начала медленными и размеренными
шагами и в тишине окружать могилу. Должно быть, это был
обычай, характерный для племени, по крайней мере, мы не припоминаем, чтобы его видели
на него ссылался какой-либо путешественник или описатель индейских нравов, и
состоял в том, чтобы ходить друг за другом вокруг могилы, в
манера называлась "Индийское досье" и рассказывала о хороших качествах
ушедшего; также не считалось допустимым уходить, пока что-нибудь
не было сказано в его похвалу. Индейцы ходили круг за кругом
не нарушая молчания, каждый скромно ждал, как казалось сначала,
пока заговорит другой. Но никто не начинал, и вскоре это стало очевидно
что какая-то иная причина, кроме скромности, сдерживала их речь. Таким образом,
опустив глаза или бросая друг на друга косые долгие взгляды, как в
ожидании желанной хвалебной речи, и с глубочайшей серьезностью,
они ходили по кругу, но по-прежнему с плотно сжатыми губами. Несуществующей
наверное, это было странное существо заслуживает не похвалы. Может
это возможно? Он обладают одним хорошим качеством, с помощью которых он мог быть
вспомнили? Неужели он никогда не совершал добрых поступков? Разве он не мог охотиться, или ловить рыбу,
или плести корзины, или сажать кукурузу, или бобы, или картофель? Конечно, он должен
удалось что-то сделать. Всего этого не было, что он
хорошо по ошибке? Возможно, что бы ответить на эти цели. Или он
уже сама форма и внешний вид человека, и ничего больше? Он
исчез, как тень; он был как несущественного? Они не
ошибусь, предположив, что он жил среди них! Будь он мечтой?

Смутные мысли, подобные этим, проносились в простых умах этой
грубой расы, когда усталыми шагами они следовали друг за другом в этом утомительном
круговороте. Но разве не должно было наступить прекращение этим вечным вращениям?
Еще ни жестом, ни коварный шаг выдавало нетерпение. Они пошли дальше, как
если суждено двигаться так вечно. Теперь все стали бросать долгие и серьезные взгляды
на новообразованный холмик, словно пытаясь почерпнуть оттуда вдохновение
или упрекая его обитателя в недостойности. Нет.
пришло вдохновение, и постепенно шаги стали медленнее и более.
вялый, но все же размеренный шаг продолжался. Становилось все темнее и темнее
на их усталые лица опускались тучи, но они не могли остановиться; долг
был слишком священен, чтобы оставаться невыполненным. Они не могли уйти, не
слово, чтобы подбодрить своего друга в пути, и все же слово не пришло.
Когда же кто-нибудь заговорит? Кто избавит их от затруднения?
Наконец лицо старой скво просветлело, и тихим голосом
она сказала: "Он был очень хорошим курильщиком". Приветственные слова были
мгновенно подхвачены всеми, и каждый с новыми силами двинулся дальше
и, радуясь разрешению дилеммы, воскликнул: "Он был
очень хорошим курильщиком". Заклинание возымело действие; слово
нежного воспоминания было произнесено; долг выполнен; и каждый с
одобрительной совестью мог теперь вернуться домой.

Какие тонкие перегородки отделяют веселое от печального,
возвышенное от смешного! На свадьбе мы плачем, а на похоронах
мы можем улыбаться.

Холден стоял, сложив на груди руки, прислонившись к железной дороге
забор, огороженный двор, и созерцая церемоний до
последний индеец отошел, теперь повернулся, чтобы уйти, когда констебль с
бумагу в одной руке, подошел и, коснувшись Холден с другими,
сказал ему, что он его пленник. Одиночка не задавал вопросов, но
махнув рукой констеблю, чтобы тот шел вперед, молча последовал за ним.




ГЛАВА XVII.

 - С позволения вашей чести, я констебль бедного герцога, и
 меня зовут Элбоу. Я полагаюсь на правосудие, сэр, и привлекаю к ответственности
 здесь, перед вашей честью, двух отъявленных благодетелей.

 МЕРА ЗА МЕРУ.


Усилия друзей Одиночки отразить удар были
тщетны, и настойчивость констебля увенчалась
успехом. Конечно, это было невозможно для Holden идти через
по улицам города с таким товарищем не привлекая
наблюдение. Задолго до того, как добрались до офиса, где он должен был
на его суде толпа праздных мальчишек следовала за ним по пятам, присутствуя
в виде своего рода триумфального шествия и гадая, что же делать
с заключенным. Бассету потребовалось все его природное достоинство, и
больше, чем он мог предположить, чтобы поддерживать маленькую толпу в
сносном порядке. Это правда, что поведение Холдена, который, к
большому удивлению констебля, последовал за ним, как ягненок на заклание
, облегчило задачу.

Место, куда его доставили, было не чем иным, как офисом
Кетчума, поскольку у судей обычно нет собственных офисов,
объем бизнеса не гарантирует таких расходов. В некоторых случаях
как настоящее, оно было обычным для адвоката, который возглавил
в случае поставки зала суда, и это, конечно, был его
собственный офис, а наиболее удобным местом, где закон, книг и других
необходимые инструменты были под рукой. Здесь Холден был оставлен констеблем
с Кетчумом, а представитель закона тем временем продолжил
выслеживать сквайра Миллера. Во время его отсутствия Кетчум обратился к заключенному с несколькими
замечаниями и попытался вовлечь его в разговор,
но безуспешно, Холден холодно принимает его ухаживания.
и, очевидно, не желает устанавливать отношения даже в разговоре.
знакомство. Кетчум, обнаружив, что все усилия напрасны, наконец прекратил,
а Холден сидел молча, погруженный в свои мысли.

По возвращении Бассета его сопровождал не только судья, но
также Паунал, который случайно услышал об аресте, и два
или три других человека, привлеченных любопытством. Паунал немедленно
подошел к своему другу и, пожав ему руку, выразил свою
заинтересованность и предложил свои услуги.

"Я не знаю, - сказал Холден в ответ на его выражения сочувствия,
- почему я должен стать объектом пристального внимания любопытных глаз; но на то Господня
воля".

Паунал попросил показать ордер и впервые узнал
характер обвинения; затем он отправил посыльного за мистером
Типпит и этот джентльмен, согласно повестке, вскоре явились.
Он появился. Его Паунал нанял защищать заключенного. К этому времени
маленький офис был заполнен любопытной толпой, жаждущей
услышать красноречие адвоката и понаблюдать за вибрациями
весы правосудия, среди которых можно увидеть судью Бернарда, сидящего
рядом с заключенным. Любое лицо въехало и не убыло, как он
рада, номер, за все время судебного процесса, превращается в
общественном месте; а пока ведется подготовка к
открытие суд, зрителей развлекали себя тем, что делает
замечания друг к другу.

"Что у них взял Холдена за это?" - сказал человек, мистер Дэвенпорт, который,
конечно, присутствовал.

"Я слышал, это за нечестивые речи и оскорбление", - ответил Дэвенпорт.

"Если бы у каждого были свои проблемы, - сказал наш друг Том Глэддинг,
разбрызгивая табачный сок по полу, - я думаю, некоторые
другим было бы хуже, - и он пристально посмотрел на Дэвенпорта.

"Пришло время наказывать за подобные вещи", - сказал Дэвенпорт. "Люди
начинают действовать так, как будто в стране нет закона".

"Не будь так тяжело на коллег", - сказал том. "Я вспоминаю
время до твоего convarted, Сквайр, когда ты поклялся, Как
мерин".

Лицо Дэвенпорта от гнева стало темно-серым, и он
казалось, он хотел бы уничтожить дерзкого Тома, но,
сделав над собой усилие, сдерживая свою страсть, он сказал:

"Я верю, что Господь простил мне этот грех".

"Я надеюсь, что у него есть, - сказал Том, - и мне кажется, было бы хорошо
Сквайр Миллер последовать его примеру".

"Предположим, вы скажете ему об этом", - саркастически заметил Дэвенпорт.

"Ну, раз вы так настаиваете, - сказал Глэддинг, - "Мне все равно"
даже если и так. Сквайр, - воскликнул он, обращаясь к судье и привлекая к себе всеобщее внимание.
- сквайр Дэвенпорт говорит, что ожидает
Господь простит его сквернословие и ругань, и думает, что вам лучше
также Отец Холдена, и пусть бежит."

Всеобщий взрыв смеха приветствовал эту речь Глэддинга, и
раздались возгласы: "Хорошо сказано, Том" и "Он его поймал".
и еще: "Кто бы мог подумать такое о Дэвенпорте?"

Несчастная жертва с яростью в глазах уставилась на Тома, который,
истолковав его взгляд по своему усмотрению, воскликнул--

"Он идет, сквайр, чтобы говорить сам за себя".

Дэвенпорт здесь запротестовал, он ничего подобного не говорил, и что это было
досадно, что такой грубый тип оскорбляет его таким образом.

- Что вы это сказали? - спросил Глэддинг, подходя к Дэвенпорту; "Я
не более беличий, чем ты сам; хотя, если уж на то пошло,
на ореховом дереве нет белки, которой не было бы стыдно быть
замечен в вашей компании, - неунывающий малый, а!"

"Молчать!" - крикнул судья. "Мистер Глэддинг, должен сказать, я считаю, что
такие выражения очень неприличны; и я надеюсь, если вы намерены остаться здесь,
вы прекратите это".

- Сквайр, - сказал Глэддинг, - он первый начал; я оставлю это компании,
если только он сначала не назвал меня белкой.

"Тишина!" - повторил судья. "Мы должны навести порядок; и, если вы
не хотите соблюдать порядок, вы должны покинуть комнату".

"Ты не являешься открыты суд", сохранялась упорная том. "Я
думаю, мы знаем свои права".

Здесь Бассет подошла к тому, и, взяв его за руку, прошептал
несколько слов ему на ухо. Они, по-видимому, носили успокаивающий характер,
поскольку последний, удовлетворившись случайным взглядом с
озорной насмешкой на своего покойного оппонента, воздержался от дальнейших замечаний.

К этому времени повестка в суд для свидетелей была возвращена, и
вызванные лица появились. Открытый акт был настолько
печально известен, что не было необходимости вызывать многих,
и вскоре были найдены те немногие, кто был нужен. В этой связи, поскольку г-н Кетчум
заявил о готовности со стороны государства продолжить, г-н
Типпит, после некоторого разговора с судьей Бернардом и Пауналом, Холден
отказавшись также вступать с ним в какие-либо сношения, заявил о
"невиновности" своего клиента.

Наступил полдень, а это было время обеда для
большинства присутствующих, судья Миллер уступил просьбе мистера Типпета и
заявлений от собственного желудка, об отложении судебного заседания
до двух часов дня, по порядку, не только для того, чтобы удовлетворить
требования аппетитом, но, также, что адвокат может быть
возможность совещаться со своим клиентом и подготовиться к его защите. Кетчум
протестовал против задержки как необоснованной, но Судья,
который сам не был расположен торопиться и, по сути, не был
неприятный человек сказал ему, что у него будет достаточно времени, чтобы закончить дело.
во второй половине дня, при условии, что они с мистером Типпитом не будут слишком долго разговаривать.
Тем временем, после обещания судьи Бернарда нести ответственность за
безопасность заключенного Холдену было разрешено уйти вместе с ним,
и Пауналу, который был приглашен на ужин к судье, в сопровождении
их к нему домой.

Здесь они нашли Веру в состоянии сильного возбуждения. "Я", - сказала она,
схватив старика за руки, в то время как слезы текли по ее щекам;
"Я виновата в этом преследовании. О, отец Холден, если бы я не
умолял и почти заставил вас пойти с нами в тот вечер, этого бы
не случилось".

- Дорогое дитя! - сказал Холден. - Не огорчай себя. Мы с тобой всего лишь
как летящая пыль на вечных колесах судьбы. Не бойся, и пусть
твое сердце не тревожится. И все же Господь обнажит свою руку, и я
вырвусь, как птица из силков птицелова ".

Но Вера не разделяла уверенности энтузиаста. Ее встревоженному воображению
освобождение Холдена казалось таким же невероятным, как и освобождение
Даниила из львиного рва, а надвигающаяся участь почти
такой же ужасной, как та, что уготована пророку. Она знала, каковы были бы
последствия, если бы Холдена признали виновным; поскольку вскоре после
зачитывания ордера Паунолом его содержание было доведено до сведения общественности
к ней, и она была проинформирована о соблюдении наказания. К
ее нежный и чувствительный ум, само обвинение-что профан
говоря: масса и Мерива, было невыразимо отвратительно. Она знала, что
состояние ума, которое подразумевает такой язык, было совершенно неадекватным, и
что это было при исполнении того, что он считал своим долгом, старик
заговорил. Отец Холден способен на нечестивые речи! Тот, чье
сердце было вместилищем всех благородных эмоций; тот, кто отрекся от
мира и растоптал его соблазны и тщеславие; он,
который, живя в мире, был не от мира сего! Что такого, такого
безобидного, такого бесхитростного, такого невинного, следует разгуливать по
улицам, как дикого зверя, которого небезопасно держать на свободе, что
он должен подвергаться любопытным взглядам грубых и бесчувственных людей,
и вынужден выслушивать их гнусную рибальдию, и, наконец, вынужден
к позорному наказанию, среди порочных, в работном доме!
Позор был больше, чем она могла вынести. Казалось, что сердце ее
перерыв. Преодолеть ее эмоции, она вышла из комнаты, за ним Анна,
кто вкусил от ее горя и негодования.

Все они разделяли чувства юных леди и, как можно было бы
предположить, молодых людей в наибольшей степени. В Паунале, желание Анны было
команды; ни опасности, вряд ли, он бы отказался
столкнуться, чтобы ее порадовать. Он никогда, по сути, вдохнул слово
люблю, но он льстил себя уверенностью, что она понимает его
чувства, и что знания, которые дала ей ни неудовольствия; и, в
несмотря на различия в их условия, надеюсь, расположенный по
дно его сердца. Кроме того, Вера была с его любимцем, и он
проблемных ним наблюдать ее волнение.

Уильям Бернард также не мог равнодушно смотреть на слезы Веры или на
волнение своей сестры. Действительно, никогда прежде божественные глаза
Фейт Армстронг не производили на него такого впечатления, как сейчас, когда они были полны слез; и
никогда ее красота не сияла так ослепительно. После ухода
девушек он взял Паунала под руку и увлек его в
нишу, где молодые люди совещались о том, что следует
предпринять.

В назначенный час все стороны снова собрались в маленьком кабинете
адвоката, и допрос начался. В этом нет необходимости.
полностью пересказать свидетельские показания. Несмотря на изобретательность
мистера Типпита, который провел тщательный перекрестный допрос свидетелей со стороны
обвинения и тем самым заставил их скорее усилить, чем ослабить
силу их показаний, факты были полностью доказаны. Действительно,
все произошедшее было слишком недавним и общедоступным, чтобы сделать доказательство задачей
какой-либо сложности. Единственными различиями в показаниях
свидетелей было то, что некоторые думали, что Холден стоял сбоку от
стола для чтения, когда он обращался к Дэвенпорту, в то время как другие были такими же
конечно, он был впереди, обстоятельство, которое Кетчум и
суд сочли несущественным, в то время как Типпит расценил его как имеющее
наибольшее значение, как проверку точности памяти, если не
правдивости свидетелей; и, опять же, что выяснилось в ходе
настойчивого перекрестного допроса Типпита, а именно: что, по мнению
некоторые свидетели, Холден, вместо того, чтобы сказать "душераздирающая и отвратительная
ложь", сказали "проклятая, отвратительная ложь". Глаза Кетчум достаточно
плясала, когда усилия его противник преуспел в получении от
затравленному и провоцировал свидетелей этого самого _mal-;-propos_ показания
который своею собственною изобретательностью не смог нарисовать такое, и он взял
уход, в остальной части экзамена, чтобы получить то же заявление если
возможно от остальных свидетелей. В этом он частично преуспел
каждый из них искренне намеревался сказать правду,
и все же адвокат искусно вел его за собой, часто ложно приукрашивая и
искажая факты. По завершении показаний со стороны государства
Г-н Типпит представил свидетелей для подтверждения сказанных слов,
кто, в конце концов, не изменять облик вещей, а также
хороший характер заключенного, но это последнее предложение было решительно
против выступили Кетчум, как относятся к этому вопросу.

"Что нам делать, - сказал он, - с характером заключенного?
Его характер не обсуждается. Это может быть так же хорошо, как у суда,
например (и я не желаю ничего выше), и все же инкриминируемое преступление
могло быть совершено. Если брат Типпо может работать во все
эти побочные вопросы, мы никогда не закончу осмотр, и
поэтому я против того, чтобы свидетельство".

Типпит в ответ выразил большое удивление поведением своего брата
Кетчума; "Но, - сказал он, - я не удивляюсь беспокойству
джентльмена, скрывающего показания, имеющие столь огромное значение для моего клиента
. Вот это несоответствие. Некоторые свидетели государственном языке
что в моей клиенткой в одну сторону, некоторые в другую. Итак,
хотя человек с хорошим характером мог бы использовать слова "губительный для души и
отвратительный", которые мы постоянно слышим в проповедях и молитвах,
и если они там уместны, то можно было бы предположить, что они уместны в общем
в ходе беседы он с меньшей вероятностью использовал бы другую фразу; хотя, если бы
он это сделал, я надеюсь, что смогу убедить суд, что в этом нет большого
вреда ".

Вот лицо Кетчум выразил невыразимое изумление, и
Справедливость, как бы смотрит на это предложение, прервав
адвокат и сказал, что он надеется, он не хотел оправдывать профанов
язык.

"Прошу прощения, ваша честь, я далек от этого", - ответил Типпит, "но я заявляю, что мы
не были виновны в ненормативной лексике, в отношении которой, в надлежащее время, я надеюсь
удовлетворить суд. Сейчас мы приводим это свидетельство с двумя целями:
во-первых, для оказания помощи в решении суда, придя к выводу,
ли были сказаны эти слова или нет, потому что, если мы докажем
хороший характер заключенного, менее вероятно, что они были произнесены им;
а во-вторых, если ваша честь должны быть мнение, что слова были
использовано, как довод для смягчения наказания, если, конечно, суд должна быть
склонны обращать внимание на все мелочи из которых заключенный
обвиняется".

Кетчум повторил свои возражения, отрицая, что показания были
приемлемы ни для той, ни для другой цели. Он сказал, что не думает, что его
брат Типпит был в состоянии помочь решению суда многие
интернет; как на суд, в статье был скуп на определенный
джентльмен, он посоветовал ему, чтобы сохранить хоть он за свое
использование. Так что касается смягчения наказания, он думал, что
больше респектабельности преступника, тем больше должен быть
наказание, как за его образование и возможности должны иметь
его научили, и на примере других, как в случае с
обидеть. Доктрина джентльмена, добавил он, могла бы подойти достаточно хорошо
где короли и аристократы стирали людей в порошок, но он надеялся, что
никогда не доживет до того дня, когда в нашей собственной свободной стране человек сможет делать
что ему заблагорассудится, потому что он респектабелен.

Это чувство, несмотря на чувства почти всех присутствующих
были в пользу Холден, был так решительно отечественной, что он встретил
наиболее благоприятный прием, а там вообще что-то шепча и
шорох среди зрителей. После того, как шумиха утихла, справедливость
Миллер, с некоторых колебаний, решили получить свидетельство на
настоящее время. "Это другое, - сказал он, - предоставить доказательства для обращения в
присяжные. Я являюсь одновременно судом и присяжными, и обдумаю это и отклоню
это, если я считаю, что так должно быть ". С этим решением адвокаты были
вынуждены согласиться, и Типпит продолжил свои показания.

Чтобы легче было доказать, хороший характер Холден, чем точный
появление на митинге. Судья Бернард, мистер Армстронг, который вступил в
суд во второй половине дня, Паунале, и многие другие, свидетельствует его
безупречная репутация, и были уверены, что его поведение продолжалось
не от злого умысла.

После того, как все показания были сняты, последовали выступления
адвокат. Кетчум, который, как обвинитель, имел право на вступительное и
заключительное слово, встал и заявил, что, поскольку дни короткие, а
становится поздно, он отказывается от своего права на вступительное слово и резервирует
что он должен был сказать в тот момент, когда его брат Типпит закончил.
Типпит энергично возражал против такого соглашения, настаивая на том, что
Госдепартамент представил настолько неудачное дело, что он едва знал, на что ответить
и что, по всей справедливости, государственный адвокат должен был бы
просветить его. Суд, однако, постановил, что, хотя это было
странно для юриста желать, чтобы его освободили от произнесения речи
и все же он чувствовал себя очень обязанным мистеру Кетчуму
за принятие этого курса и надеялся, что тот не станет мстить за
воздержание, объединив две речи в одну, в заключение.

Улыбки и одобрительный шепот среди зрителей вознаградили судью
за эту блестящую демонстрацию остроумия.

После этого мистер Типпит встал и обратился к суду. Он начал намекать
за смущение он испытывал, не имея преимущество, чтобы использовать его
родном языке, что его брат Кетчум намеревался сказать. Для собственного
в частности, он тщательно изучил закон и доказательства и не смог
найти ни тени предлога для задержания заключенного. Затем он продолжил:
далее он рассказал о самом заключенном, его возрасте, его безобидной жизни и
о превосходном характере, который он сохранил. Все это, утверждал он, делалось для того, чтобы
показать невероятность того, что он произнес язык, который считался
наиболее предосудительным. Он утверждал, что, хотя он с готовностью
признал бы, что заключенный что-то сказал в зале заседаний
, было невозможно точно определить, что именно
это что-то было; что если при таком положении вещей суд не будет
устраивает то, что слова были точно, как будто вообще слов нет
были произнесены, и не было никого, чтобы быть вынесен. Но что это были
слова? Здесь ученый адвокат тщательно изучил доказательства,
и пришел к выводу, что установить их было невозможно
. Следовательно, сказал он, отсутствует _corpus delicti_. Но предположим,
что слова были, как свидетельствуют некоторые, хотя им противоречат
другие, "чертовски отвратительными", что тогда? Было ли это оскорблением или
нечестивые высказывания? Слов было два. Теперь никто не стал бы притворяться, что
"отвратительный" было нецензурным выражением. "Идея отвратительна", - сказал
Типпит, - "и я надеюсь, что брат Кетчум не обвинит меня в этом.
Что означает другое слово? В этой связи адвокат сослался на
словарь, к которому мы также отсылаем наших читателей. "Вот видите, - сказал
он, - в этом нет ничего плохого. Самое большее, это слово в его нынешнем
применении может рассматриваться только как интенсификатор или тому подобное.
Факт в том, что, да будет угодно суду, это всего лишь сильная форма выражения
, и означает не больше и не меньше, чем _very_, и я должен быть
я оставляю это на усмотрение тех, кто меня слышит, как на усмотрение присяжных заседателей.
Если мое построение неверно.

Тут Том Глэддинг кивнул головой в сторону Типпита.

"Мистер Глэддинг, - продолжал Типпит, - кивает головой, и я уважаю его мнение"
и осмеливаюсь сказать, что здесь нет человека более квалифицированного, чем он,
чтобы говорить на эту тему".

Тут раздался общий смех на счет Тома, к которому присоединился и сам суд
. Том, по-видимому, очень мало воспринял шутку и
сказал только: "На этот раз сквайр, я полагаю, случайно угадал".
Вскоре суд потребовал тишины, и мистер Типпит продолжил.

"Я льщу себя надеждой, - добавил он, - что я убедил вашу честь в этом"
в деле нет нецензурных выражений; и этого должно быть достаточно
для моей цели, даже если суд должен придерживаться мнения, что
заключенный был виновен в оскорблении; потому что слова закона находятся
в соединительном падеже, предусматривающем наказание только за нецензурную брань
и оскорбление объединены, они направлены не против кого-то одного, а против
оба действуют как одно целое. Следует также иметь в виду, что закон является
уголовным, и по этой причине должен толковаться строго в пользу
свободы. Но теперь я начну действовать, чтобы узнать, были ли
богохульство в том смысле статута. Кто был предназначен, чтобы быть защищенной
против повреждения язык? Разумные существа только, конечно.
Разумеется, нежные чувства лошадей, ни коров, ни свиней, и
если это так, гораздо меньше тех, неодушевленного предмета, как книга. Итак,
следует помнить, что произнесенный язык характеризовал
содержание книги, а не мистера Дэвенпорта. Слова соответствовали
предположению, что заключенный питал величайшее уважение к
каким бы ни было его мнение о проповеди. Тогда было абсурдно
привлекать к уголовной ответственности человека за критику книги и требовать
от другого не читать ее, что и было сделано ".

Здесь Кетчум поинтересовался, как его брат Типпит воспримет слова
"человек греха", которые, как было засвидетельствовано, были применены заключенным
к Дэвенпорту.

Мистер Типпит отнесся к расследованию с большим презрением. "Утверждает ли этот
джентльмен, - спросил он, в свою очередь, - что мистер Дэвенпорт обладает сверхчеловеческой
степенью благочестия? Хотел бы он, чтобы мы поняли, что мистер Дэвенпорт
не грешный человек, и это выражение используют Мистер Холден больше
чем равносильно, что? Я не думаю, что эти слова заслуживают внимания",
- сказал он, - "и я не расположен тратить на них время". Мистер Типпит
в заключение сказал, что если человек, по честному выражению его
мнения о книге подлежали уголовному преследованию, свобода слова,
свобода действий, благородное наследие наших предков, исчезли, и
свобод в стране больше не было. Собравшись с силами для последнего усилия
, он олицетворял Богиню Свободы, как Ниоба, все
слезы, плач над судьбой своих детей, если беззаконие,
предусмотренных Кетчум, быть оконченным.

Впечатление от речи адвоката был выгоден, так как был
очевидно, судя по аудитории, и одобрительный гул, что
наполнил комнату, и, расположив, как они были в пользу Холден,
они, несомненно, оправдал его, но, увы! они были
не трибуналом, чтобы решать его судьбу. Мы уже подробно остановились на
разбирательствах малого суда _pied poudre_, выходящих за рамки нашего первоначального
намерения, и по этой причине попытаемся, не планируя,
"с упреждением злого умысла", чтобы принизить красноречие Кетчума, чтобы
сжать его замечания в максимально сжатые рамки. С тех пор он
дослужился до должности судьи окружного суда и, следовательно, не нуждается в известности.
известность, которую может обеспечить такая непритязательная работа, как нынешняя, может принести.

Затем мистер Кетчум начал с того, что быть уверен, что его опыт работы в
суды не очень большой, но у него было несколько, и, насколько он вышел, он
никогда не знал, что дело яснее, чем на судебное разбирательство. Джентльмен (кланяясь
Типпиту), со всей своей изобретательностью, и он не собирался отказывать ему
его силу, которая была больше, чем его знания закона, были
можете влиять на свой собственный разум, или, как он считал, разум его
честь, или любого из присутствующих. Поэтому он чувствовал, что стоящая перед ним задача
, хотя и неприятная, облегчалась неспособностью его
брата Типпита придумать хотя бы правдоподобную защиту. Очистив это,
он должен был бы, если бы руководствовался только собственными склонностями, быть склонным
оставить дело там, где оно было, без комментариев, но он предполагал, что это было так.
ожидалось, что он должен что-то сказать, и при исполнении своего долга,
он будет соответствовать ожиданиям. Что касается характера
заключенный, он не имел ничего, чтобы сказать об этом. Он не хотел ни признавать, что
это было хорошо, ни утверждать, что это было плохо; что бы это ни было, это не имело
никакого отношения к делу. Вопрос был в том, что было сделано на
собрании? Все свидетели сходятся в том, что заключенный прервал
производство. Правда, они разошлись в отношении точных слов, но
взять показания, и достаточно было сделано, чтобы поддержать
преследование. Здесь он остановился на критике этих слов, подходя к
выводы, прямо противоположные выводам Типпита, и утверждение, что они
были одновременно богохульными и оскорбительными. "Это было абсурдно, - заявил он, -
говорить, что Холден хотел просто раскритиковать книгу. Язык
не адресована книга, но в Дейвенпорте: книга не называлась,
'человек греха, но Давенпорт. Слова "человек греха" имели особое
значение. В Священных Писаниях они были предназначены для выражения осуждения,
и ужаса, и нечестия. Они не были синонимами "грешного
человека", хотя даже эти слова можно было бы счесть словами оскорбления,
если бы их использовали при тех же обстоятельствах. Проявленное презрение
его братом Типпитом было выброшено так много пороха и дроби. Никто
не верил, что он действительно это чувствовал. Это было похоже на гримасы преступника,
пытающегося скрыть свои опасения за вымученными улыбками ". В заключение он
извиняясь за то, что не поэт, как и его брат Типпо, ни как
знакомы с богинями. Он знал, что его друг был галантным молодым человеком
и любил дам, и он признался бы в этой слабости
самому себе, но что касается богинь, то они были немного выше его и т. Д.

Суд терпеливо выслушал как показания, так и речь, и
теперь должен был вынести приговор, следуя совету проницательного английского юриста
тому, кто, не имея особого юридического образования, был назначен
должность судьи в колонии, никогда не приводить свои доводы при вынесении решения
поскольку, хотя решение суда имело равные шансы быть правильным или
неправильным, причины почти наверняка были неверными, судья Миллер
удовлетворился признанием подсудимого виновным и приговорил его
к недельному заключению в городском работном доме.

Он не без некоторого удивления, что друзья Холден услышал
решение. Хотя они рассматривали такую возможность, они тешили себя надеждой
, что правосудие не пожелает подвергнуть суду столь безобидного человека,
и которого они считали невиновным во всех намерениях нарушить закон,
к любому наказанию; но с тем почтением к закону, которое характеризует
"Новая Англия", и без которой не может быть Безопасности бесплатно
учреждений, представленных ими, хотя и не без некоторых шумы. Это
зря, они знали, чтобы задать для каких-либо смягчению их последствий; справедливость Миллер
однажды вынесший приговор, столь же неумолимый, как Верховный суд
. Вскоре в зале почти не осталось зрителей, никого
не осталось, кроме близких друзей заключенного. Ничего
но остались нести приговор в исполнение. Друзья Холдена
также, наконец, скорбно откланялись, и, когда был выписан арест
, его вручили Бассету, чтобы он доставил заключенного к месту
назначения.

В целях большей безопасности Бассет достал пару
наручников, которые он надел на руки осужденного, который не выразил никаких
возражений, но спокойно подчинился своей участи.




ГЛАВА XVIII.

 _Armado_.--Под моей милой душой я подразумеваю освобождение тебя,
 раскрепощение твоей личности: ты был замурован, пленен, связан.

 _Costard_.--Верно, верно, и теперь ты будешь моим очищением, и
 отпусти меня.

 _Armado_.--Я даю тебе свободу, освобождаю тебя от
 невзгод; и вместо этого не налагаю на тебя ничего, кроме этого.

 ТРУД ЛЮБВИ ПОТЕРЯН.


К тому времени, когда суд завершил свое заседание, было восемь часов
вечера. Было совсем темно, и шел сильный снег.
Поэтому, когда констебль вышел на улицу, держа в руке
схваченный за руку, неудивительно, что он столкнулся лишь с несколькими пассажирами
. Те, кого он встречал, были в шляпах или кепках, надвинутых
на лоб, которые опускались на грудь, чтобы
защитить лицо от падающего снега. Это было невозможно, настолько густой,
были хлопья, чтобы видеть больше чем на несколько футов, прежде чем один. Это было
удачное обстоятельство, по крайней мере, в том смысле, что оно спасло Отшельника
от унижения быть увиденным горожанами.

Работный дом находился на расстоянии почти мили от центра деревни
на небольшой ферме площадью около двадцати акров, и
стоял на расстоянии нескольких прутьев от любого жилого дома. Это была половина
большая неокрашенная деревянная постройка разделена на две части, другой
половина из которых была использована в качестве богадельни, и может рассматриваться как
рода вспомогательные или союзника из тюрьмы, чтобы получить эти второстепенные
правонарушителей, которых достоинство последней отклонил.

Дорога , по которой должен был проехать Бассет , проходила по нижнему мосту
Яупае, затем поднялся на холм, а затем, внезапно повернув, обогнул
похожее на озеро водное пространство, на котором располагалось здание. В
однако, чтобы добраться до дома, необходимо было свернуть с главной дороги
и пройти по переулку длиной примерно в двадцать прутьев.

Вместе пара проследовала через метели, Бассет учета
провести Холдена, который шел покорно на его стороне. Фатализм
последний, казалось, заняли всю его голову, и он
вероятно, рассматривать его страдания как неотъемлемая часть конструкции
Провидения, которое было бы так же жестоко, как тщетно сопротивляться.
Констебль неоднократно пытался вовлечь своего спутника в
беседу, стремясь успокоить его мнением, что
хранитель квази тюрьме был "умным человеком", и что люди не
найти его так же плохо, как они ожидали, и неделю бы побыстрее уйти.
"Зимой, - сказал Бассет, - когда трудно найти работу, я знаю
многие привлекательные молодые люди специально проделывают какой-нибудь трюк, чтобы попасть в
работный дом до весны, так что это не самое худшее место в мире.
Бассет немного приукрасил правду. Возможно, он знал или слышал о
людях, которые, чтобы получить тепло, еду и кров во время
того сурового сезона, совершали мелкие преступления, но такие случаи
были чрезвычайно редки, и преступники были кем угодно, только не "вероятными
молодцами". Но Бассету следует простить его аренду, потому что он чувствовал себя одиноким,
и страстно желал услышать звук человеческого голоса, а за неимением голоса
другого, был вынужден смириться со своим собственным, как с лучшим, чем никакого. Но
Холден упорно сопротивлялся всем приставаниям констебля, отказываясь
отвечать на любой вопрос или обращать внимание на все, что он мог бы сказать
, пока последнему либо не надоест настойчивость его
плененный или раздосадованный тем, что он считал угрюмостью или высокомерием,
сам снова погрузился в молчание.

Они пересекли мост, поднялись на холм и пересекли
дорогу, идущую вдоль берега Яупае, и теперь как раз въезжали на
переулок, который ведет к дому. Гроза бушевала с неослабевающей яростью
, и констебль, стиснув зубы, наклонив голову и
полуприкрыв глаза, смахивал летящие хлопья и поздравлял
себя с мыслью, что его разоблачение скоро закончится, и он
у теплой плиты в одном из магазинов, герой вечера
, рассказывает о приключениях дня и с комфортом принимает
его веселый бокал, как вдруг, не заметив никого, его
кепка была резко надвинута ему на глаза, толстый пакет из-под кофе соскользнул
ему на голову, и рука прижалась к горлу, чтобы заглушить крики,
если он будет расположен их сделать. Но бедняга слишком много
боятся издавать звук, если бы он не так сильно склонен
крик.

"Не шуметь", - заявил суровый, но замаскированный голос", и вы в безопасности.
Намеренно нанесен ущерб не нанесен. Я поведу тебя. Следуй тихо.

Мужчина схватил его за руку и вывел, как показалось, из
прошел по тропинке в соседнее поле, так как ему было приказано поднять
свои ноги в определенном месте, и при этом он ударился ими о
что-то, очевидно, бывшее деревянными прутьями, которые повсюду можно найти в
"Новая Англия", на подъездах к каменной стеной окружили лотов. Они
последовали Холден, и, как констебль судить, с легким
звуки ему удалось изредка ловить, другим лицом.
Когда его похититель, казалось, что он был в месте, где он будет
вряд ли помешают путем случайного прохожего, он остановился и потребовал
ключ от наручников. Должно быть, за каждым движением констебля
внимательно следили в течение вечера, поскольку, поскольку он колебался, либо
смущенный неожиданным захватом, либо забывший о том, где он был
положил ключ или хотел выиграть время в надежде, что помощь может прибыть
- каким бы ни был мотив, времени предоставлено не было,
тот же суровый голос немедленно добавил,

- Ключ в правом кармане твоих панталон, отдай его мне немедленно.
немедленно.

Дрожащей рукой констебль достал ключ из кармана,
и то, что последовало за этим, подтвердило его уверенность в том, что его похититель
должно быть, у него был помощник, потому что он все еще держал его за руку и произнес
единственное слово "здесь", как будто обращаясь к другому человеку и вручая ему ключ.
Вскоре наручники были брошены к его ногам, и ему показалось, что
он услышал звук удаляющихся шагов. Затем его похититель
потребовал миттимус, который он разорвал на мелкие кусочки и разбросал
вокруг. В таком состоянии, закутанный так, что он едва мог дышать,
с головорезом, или он не знал, сколькими еще людьми рядом с ним, которые, при
малейшей попытке закричать, могли нанести ему телесные повреждения или
возможно, убить его, в ближайшие четверть часа, казалось, весь мрачный
ночь несчастный Бассет. По истечении этого времени, его
стражник снова обратился к нему, и в то же тщательно наигранным голосом:

"Ты в моей власти, и кто бы знал бы я, чтобы оставить свой
труп коченеет на снегу? Но я не держу на вас зла, и
не собираюсь причинять вам вред. Я бы не повредить волосы из головы. Я
не подлежит ты даже неудобств, связанных с этими оковами на
запястья, хотя ты был бесчувственным достаточно разместить их на человека,
защелка на ботинках, которую ты недостоин развязать. Будь благодарен
за отсрочку и покажи, что ты умеешь ценить это.
Запомни, что я говорю. Оставайтесь на месте и не рискуйте снимать
накидку в течение получаса. Она сохранит ваше тепло. Возвращайся тогда к себе
домой и не пытайся найти Холдена или того, кто его спас, и будь
уверен, что он не был посвящен в намерение освободить его. Помни,
помни. Глаза будут прикованы к тебе. Спокойной ночи! С этими словами неизвестный
удалился, оставив ошеломленного констебля застывшим, как статуя, на месте
.

Там он и остался, не смея пошевелиться или снять неудобный головной убор.
Он знал, какие невидимые опасности его окружают.
нет - пока, как он и предполагал, полчаса не прошли с лихвой. Затем
Бассет осторожно и медленно поднял руку к голове, как будто
интимные, что если кто-нибудь смотрел и хотел от него отказаться, он
готов был сделать это, и слыша ни звука, продолжил освободиться
капот. Он огляделся, но ничего не увидел; падающий снег
надежно скрывал все предметы из виду. Он попытался пошевелиться, но
жесткие холодные конечности отказались от их офиса, и он почти
упал. Он сделал шаг вперед, и его ноги ударяются
наручники. Он наклонился и поднял их, успокаивая себя тем, что
подумал о том, что, каким бы тяжелым ни было его положение, могло быть еще хуже, если бы
их перенесли на запястья. Он стремился заглянуть в павших
снега, чтобы обнаружить, если это возможно, любые следы, но, кроме его собственных просто
сделаны не были различимы. Снег уже уничтожили их.
Слабый, усталый, замерзший, раздосадованный и напуганный, меланхоличный
Бассет повернулся лицом к деревне, а не среди своих дружков с жирным
брови и громко хвастаться своими достижениями и при помощи
Джон Ячменное зерно, чтобы воспрянуть духом до невероятной высоты, но с
поникшим хохолком и подавленным настроением, чтобы прокрасться в свою холостяцкую постель,
и всю ночь видеть сны о бандитах.

Более печальный, если не более мудрый человек

 "Он воскрес на следующее утро".

На следующий день он ни словом не обмолвился о своем злоключении до тех пор, пока
не было установлено, что Холдена не было в работном доме, и не было проведено расследование
относительно его неявки. Тогда констебль был вынужден
признаться в правде, которую его похитители, словно бросая вызов разоблачению,
не приказывали ему скрывать. Верен его наставлениям, он
оправдал Холден из всех ругать, хвалить его за покорность
закон, выразив убежденность в том, что старик ничего не знал о
намерения своих похитителей, ни того, были ли они друзьями или
врагов. Несмотря на нежелание констебля, возмущенный
Судья в первом порыве своего гнева разобрал еще один
миттимус, который он почти насильно вложил в руки противного, и
повелел ему арестовать беглеца, где бы он ни нашел его,
ночью или днем, в День Господень или в любой другой день, будь то место
само Святилище.

Но на подмогу уже отвлекла внимание общественности от одиночных в
другой канал, и сообщество не имел запас возмущения
достаточно, как справедливость, чтобы тратить на Холден а также на его
спасатели. Даже тем немногим, кто изначально был за
его арест, казалось, что он достаточно настрадался, несмотря на то, что они были довольны,
также из его поведения, свидетелями которого они были, как и из отчета полиции.
констебль, что он никоим образом не способствовал его освобождению, но
был скорее вынужден принять это и, следовательно, не возлагает на
него вины за побег. Недовольство граждан было передано
для дерзких преступников, которые, с сильной рукой, уже вставил
между приговором и исполнением закона, и этот последний
преступление, как так гораздо большей величины, чем Холден, бросил его
совсем в тени. Кто они были? У кого хватило бы наглости, в
среде законопослушного народа, попирать
законы и бросаете вызов государству? Констебль не мог дать никакой информации. Он
даже не видел человека. Он только слышал голос, которого никогда раньше не слышал
. Разве некоторых людей не следовало арестовать по подозрению? Кто должен был
это быть? Кто был противен подозрениям? Друзья одиночки
были одними из самых респектабельных людей в этом месте. Было бы безопасно
действовать против них? В эксперименте была бы некоторая опасность.
Они были бы уверены, что будут защищаться изо всех сил, и в случае
успеха, как это, вероятно, было бы, заставили бы инициаторов дела
пожалеть о своей официозности.

Таковы были вопросы, рассмотренные вокруг
очаги, и в банк и магазины в маленьком городе Хилсдейл.
Волнение было совершенной божьей милостью, чтобы взбудоражить вялую кровь зимы
. Прежде всего, это было привлекательно из-за тайны, которая его окружала.
Но мы оставим деревенских сплетниц, чтобы бить воздух своими холостого хода
спекуляции.




ГЛАВА XIX.

 Я мог терпеть
 Нигде терпеливо цепями и цепями на дому
 Где я свободен по праву рождения, вовсе нет.

 КУПЕР.


Ярким и прекрасным стало утро после той бурной ночи. В
ближе к полуночи погода прояснилась, и когда ликующее солнце
окинуло взглядом окрестности, его золотые лучи упали на широкое пространство чистой,
незапятнанной белизны. Поднялся легкий ветерок, который, мягко шевеля
согнутые и нагруженные ветви вечнозеленых растений, стряхнул пушистые
украшения, которые, подобно цветам, осыпались с деревьев. Воздух был мягким
и почти благоухающим, как это нередко бывает даже в "разгар
зимы" в нашем переменчивом климате, более прекрасном и родном из-за его очень
изменчивость, как у капризной красавицы, чья улыбка ценится больше всего.
из-за надутой губы, которая этому предшествует. Это был день, чтобы соблазнить старика на
солнышко на крыльце с южной стороны дома и вывести
девушек и молодых людей, быстрых лошадей, пангов и
звенящие колокольчики в веселом смятении на улицах.

Ближе к полудню появились ярко-малиновые сани, дно которых
было набито чистой соломой, а сиденья покрыты шкурами медведей и буйволов
, шею и спину лошади обвивали шнурки из
колокольчики, которые звенели сладкой музыкой при каждом его шаге, подъезжали к
дверь судьи Бернард. Молодой человек вышел, которого мы признаем в качестве
Паунале. Он вошел в дом, и через несколько минут вернулся с Анной
Бернарда, закутанная в плащ и боа, с муфтой на руке.
Ее щеки сияли здоровьем, а глаза светились счастьем. Паунал
помог ей сесть в сани и, аккуратно расправив на ней одежду
, занял свое место рядом с ней и уехал.

Они ехали сначала в старую часть города, а еще
неописанные нами, и теперь мы намерены описание, за исключением того, что
дорога была широкая, и значительную часть пути, окаймленные вязами и
клены, восхитительные красотой летом, но сейчас стоящие, как скорбящие.
дрожащие в зимнем воздухе, и когда они проходили мимо, их приветствовали особыми
взглядами и выражениями восхищения эти два братских вяза, возвышающиеся
прежде всего, как патриархи растительного мира, которых, однажды увидев,
никто не забудет.

 "Огромные стволы, и каждый конкретный ствол - поросль
 Переплетенных волокон, змеевидных,
 Извивающихся и неукротимо извилистых--
 Не лишенных фантазии и внешнего вида
 Которые угрожают нечестивцам".

Оттуда, следуя по улице, которая огибает виллидж грин, и
встречаемые радостными криками знакомых в проезжающих санях,
и время от времени участвуя в дружеских забегах, они пересекли верхний
мост Яупае, оставив позади крики и мычание.отстав по ошибке,
свернул на более уединенную дорогу.

Каким бы очаровательным ни был для них разговор, состоявшийся между молодыми
людьми, он не заинтересует читателя, и мы
поэтому пропускаем его. Это было так, как и следовало ожидать между двумя
юными существами, одно из которых знало, что влюблено, а другое начало
подозревать, исходя из эмоций, которых никогда раньше не испытывало, начало
пристрастие, которое было столь же сладким, сколь и странным. Двум сердцам, таким образом,
связанным и настроенным на гармоничную вибрацию, вся природа оказывает
более милосердное служение. Солнце ярче, небо голубее, цветок
более ароматным, звон ручья имеет более глубокий смысл, и
богаче музыку отекает горло птицы. Вещи, которые раньше оставались незамеченными,
и как не связанные с новой эмоцией, безразличные, теперь приобретают
важность. Взгляд, тон голоса, пожатие руки - это
события, о которых можно мечтать и которыми можно наслаждаться. В присутствии любимого человека
на все остальное либо не обращают внимания, либо становятся сравнительно незначительными
.

Поэтому неудивительно, что Энн, поглощенная своим собственным
счастьем, вряд ли обратила внимание на дорогу, выбранную Пауналом, или
не осознавал, как далеко они отъехали, пока какое-то замечание его
привлек ее внимание к декорации. Затем она поняла, что они
находятся посреди индейского поселения на реке Северн, и на
шутливый вопрос Паунала, поинтересовавшегося, как бы она хотела расстаться со своим
открытка с королевой Эстер, она в ответ выразила свой восторг по поводу этого предложения
. Кабина Эстер стояла на некотором расстоянии от
Главная дорога, к которой длинная и узкая извилистая дорожка вела, редко
пройденное любых других транспортных средств, чем бык телеги и сани. За еще
нетронутый снег, Паунал направлял лошадь, легкий панг нырял
при каждом движении животного и угрожал опрокинуться, вызывая
однако, веселье, а не тревогу у пассажиров
транспортировка. Таким образом, пробираясь сквозь снежные заносы, они
наконец достигли жилища Есфири. Она сама, привлекла
звон колоколов, подошел к двери, и поддержал их
сердечность.

"Г-н Паунале и я", - воскликнула Энн Лайвли, "пришли, чтобы сделать
Новогодний звонок, Эстер. У меня нет с собой твоих подарков, но
в следующий раз, когда ты будешь в нашем доме, ты получишь их.

"Мисс Энн больше всех присутствующих", - ответила довольная Эстер. "Она замерзла".;
"она должна подойти к огню".

"Нет", - сказала Энн, когда скво проводила ее в хижину.
"Мне не холодно. "О, как мило"... - но фраза не была закончена.
Ее взгляд упал на величественную фигуру Холдена, который сидел на скамейке
поближе к огню.

- О, отец Холден! - воскликнула прелестная девушка, подбегая к нему,
обвивая руками его шею и целуя в лоб. - Это
вы? Как я рад, что ты сбежал от этих отвратительных людей. Расскажи мне все
об этом. Как это было? Они причинили тебе какой-нибудь вред?"

В этот момент вошел Паунал и, подойдя ближе, схватил старика за руку
и поздравил его со спасением.

"Мой Бог, - сказал Холден в своей дикой манере, - послал Своего ангела и заткнул пасть
львам, чтобы они не причинили мне вреда. Он поднимает бедных из праха
и поднимает нуждающихся из трясины".

- Но, - настаивала Энн с женским любопытством, - нам не терпится услышать,
как вы спаслись.

Отшельник, похоже, не считают это необходимым, чтобы сделать любую
секрет-по крайней мере для присутствующих--события прошедшей ночи,
и, со всей откровенностью, охарактеризовал его, говорил о них без
колебание.

После изложения того, что мы уже знаем, он сказал, что его быстро увел
мужчина, одетый в матросский костюм, лица которого он не видел, и который
сопровождал его, пока они не миновали последний дом на улице.
Они никого не встретили, и, расставаясь, человек сунул ему в руку кошелек
и умолял его отправиться в хижину Эстер, где
он будет в безопасности, ему будут рады, и он останется там до тех пор, пока его друзья
не узнают о его отступлении.

"Для меня, - заключил Отшельник, - темница или дворец должны быть
одинаково безразличны; но я не стану вмешиваться в умы тех, кто любит
меня, какими бы тщетными ни были их желания. Господь навел на меня этот свет
скорбь ради Своей благой цели, и я жду
откровения Его воли".

- Я не сомневаюсь, что мы скоро сможем освободить вас из вашего
заключения, - сказал Паунал. - А пока скажите нам, что мы можем сделать, чтобы сделать
ваше состояние терпимым.

"Я ни в чем не нуждаюсь", - сказал Холден. "Эти руки всегда обеспечивали меня всем необходимым.
а я чужд роскоши. Не хлебом единым живет человек
но сладкими голосами, добрыми взглядами и милосердными поступками, и я
окружен ими. Я богат больше золота, и серебра, и драгоценных
камней".

"Если все, что вы желаете, вы дадите мне знать? Прикажи мне
во всем; нет ничего, что я не готов для вас сделать", - сказал
Паунале.

Да пребудет с тобой благословение того, кто готов уйти, за твои добрые слова
и любящие намерения; и если возникнут настоящие проблемы, я буду
обращаться к тебе за помощью. Теперь я не знаю, - продолжил он, - почему я должен
прятаться, как раненый зверь. Боюсь, что это всего лишь призрачный пункт
чести. Почему бы джентльмену, - сказал он
саркастически, - не поселиться в работном доме наравне с хамом. В глазах
Во-первых, мы все равны. Ах, это могло бы пойти на пользу этому черствому сердцу".

"Вы обещали уважать предрассудки ваших друзей", - сказал
Паунал, "что бы ты ни думал об их слабости".

"Ты никогда не перенесешь позора", - сказала Энн, и щеки ее загорелись.
"Посмотри, как само Провидение вмешивается, чтобы защитить тебя!" - воскликнула она. "Посмотри, как само Провидение вмешивается, чтобы защитить тебя!"

"Ваши предложения, дети мои, найти отклик, увы! слишком по-настоящему, на мой
собственное сердце, чтобы быть отклонены", - сказал Холден, уныло. "Повторяю, я
повиноваться вам".

Молодые люди оставались в хижине час или больше, беседуя
с Одиночкой, которому их присутствие, по-видимому, доставляло большое удовольствие.
приятно; и, прежде чем расстаться, Паунал отдельно обменялся несколькими словами с
Эстер, имея целью способствовать комфорту ее гостя и
ее собственному комфорту. Доброе сердце скво не нуждалось в стимулах
прятать и защищать Холдена, но Паунал чувствовал, что не имеет права на это.
посягать на ее скудные средства, и были приняты такие меры, как
это с лихвой компенсировало бы ей это.

В сани, начал от двери, сказала Анна в Паунале, с некоторыми
нежность в голосе ее:

"Вы не должны сказать мне, Мистер Паунале, имя одного странного
Паладины прошлой ночью. Как Фейт будет благодарить вас и восхищаться вами. Но, о, позвольте
мне умолять вас быть благоразумными, чтобы вы не попали во власть этих плохих
людей ".

Это было бы лучше всего подходит чувства Паунале, Энн произнесла
ее собственные благодаря более непосредственно. Его неопытность и недоверие к самому себе
не понять, что это было на самом деле, каким образом скромный
девушка выразила восхищение, что набухли ее сердце.




ГЛАВА XX.

 Побуждаемый непрестанными шагами преследовать
 Какое-то мимолетное благо, которое издевается надо мной своим видом;
 Которое, подобно кругу, ограничивает землю и небеса,
 Манит издалека и, пока я слежу, улетает.

 ЮВЕЛИР.


Всякий раз, когда Том Глэддинг и Примус сталкивались взглядами, становилось ясно
что затевается какая-то пакость, и несколько слов из
разговора, который мы подслушали, когда они шли по улице в
компания, не оставляющая никаких сомнений по этому поводу.

"Видишь ли, Прайм, - сказал Глэддинг, - этот глупец еще не вылечился".

"Давайте обсудим его случай", - сказал Прайм.

"Я думал, что он получил достаточно, но он как parvarse как Девять жизней
кошка. Зачем было делить на острове, а, значит, варенье
на льду и, наконец, испуг в снежную бурю; человеку
неразумно хотеть большего, и, тем не менее, чертов криттур протягивает
свое блюдо."

"Что ты хочешь добавить, мисса Глэддинг?"

"Немного той же кашицы. Я не забочусь о том, чтобы причинить ему боль; но я бы хотел
хотел излечить его от его уклончивости.

"Ну, ты хороший повар. Чем ты занимаешься в это время?" сказал генерал,
ухмыляясь при мысли о новых трюках.

"Цветные люди известны своими изобретениями; так что почеши свою
шерсть и воспользуйся нам своим гением ".

"У овец нет сообразительности", - сказал Примус, посмотрев на это с серьезным видом
намек на его волосы.

"Я скажу вам, что я хочу, чтобы ты сделал", - сказал Том, не обратив внимания
Гравитация примус, и уверены, что старик был не в силах сопротивляться
искушение веселье; "но, не будем стоять здесь весь день
говорю. Люди могут что-то заподозрить; так что продолжайте, и я поделюсь с вами
своими идеями."

Должно быть, они понравились генералу, потому что вскоре его лицо начало
проясняться, а глаза блестеть; и он расстался со своим спутником,
по-видимому, с наилучшим пониманием и в самом хорошем настроении
возможно.

В соответствии с договоренностью между ними, негр выследил
Бассет, и вскоре узнал от него, что у него есть поручение совершить преступление
Холден. Хитрец сначала сделал вид, что отговаривает его от этого.
воспользовавшись этим, он в то же время обронил несколько слов.
из чего можно было заключить, что трудностей не было
в поимке беглеца. Он, наконец, выпустил то, а
нехотя, как ей показалось, что Отшельник был в привычку
прохождения своей хате, вечером, на свидания ... как в целом
должна ... к своим друзьям в деревню. Констебль попался на
наживку и, потеряв всякий страх перед каким-либо сопротивлением, со стороны
одиночка с некоторым трудом убедил Примуса позволить ему
наблюдать в своей хижине за своей добычей, одновременно прибегая к его помощи
в случае необходимости. Соответственно, было решено, что
ту же ночь следует посвятить исполнению требований правосудия.

Незадолго до того, как сгустились вечерние сумерки, Бассет, согласно
заранее составленному плану, явился в хижину генерала и
занял свой пост у окна, из которого на довольно большом расстоянии открывался вид на
вид на дорогу. Светила луна, и ее лучи, отражаясь от
из-за снега было легко различать предметы. Констебль вздохнул,
усаживаясь на свое место, и заявил, что, за весь его опыт,
он никогда не сталкивался с такими трудностями в своем юридическом бизнесе. Это был намек
Генералу подбодрить своего посетителя и поддержать его решимость.
Поэтому он сказал веселым тоном--

"Люди говорят, что здесь нет ни одного переулка, кроме одного поворота. Теперь это наш
поворот. Смотри, как дорога огибает мой дом. Это хороший знак ".

"Если я не поймаю его на этот раз, - сказал Бассет, - думаю, я могу с таким же успехом
отказаться от этого, и штат Коннектикут может просто считаться побежденным".

- Пока не опускайте руки, мисс Бассет. В конечном счете, де Рааль выдержит.
победа за всеми.

- Когда я обо всем этом думаю, - задумчиво произнес констебль, - это кажется немного
странным. Я вроде как околдована, и, если бы времена ведьм не прошли
, я бы не удивилась, если бы некоторые из них не взяли меня на буксир.
Но я пока не собираюсь сдаваться. Я не забываю старых парней
сбив меня с ног, в темноте за моей спиной, как будто я не
лучше, чем сурок или скунс".

- Как вы себя чувствуете, мисс Бассет? - с усмешкой осведомился Праймус. - Старый
мужчина бьет дубинкой мягкой стороной или твердой?"

"Вам не нужно показывать свой слоновой кости", - сказал констебль, которого
память о его несчастье, раздражение; "я хотел бы совесть тебя
чувствовал он себя, ты бы знала, то не спрашивала
вопросы".

"Боже мой! Мисса Бассет!" - воскликнул Праймус. "Ты думаешь, никто не способен чувствовать
кроме юсефа. Ты зажимаешь мне руку как лебедкой, когда старина пинает тебя сзади
или сбивает с ног (я даже не знаю, что именно), но я чувствую его сейчас. "

"Он меня не пинал", - возмущенно сказал Бассет. "Это было обычное дело.
Говорю вам, нападение с дубинкой".

"Ну, альдо, я бы не хотел, чтобы у меня на плече была соль", - говорят они.
соль очень полезна, чтобы рана не простудилась".

"Вот что я вам скажу, Даркей", воскликнул констебль, потеряв терпение в
чужие насмешки. "Ты говоришь, как старый дурак. Если ты не являешься есть что-нибудь
приятнее говорить, ты можешь заткнуться".

- Да, я старый дурак, - сказал Праймус, словно разговаривая сам с собой, - и
это все, чего я добился от этого белого человека. Я вверяю свою жизнь де
рибберу. Меня чуть не убили, когда призрак пнул его сзади; он сломался
моя нога превратилась в хороший кусок пепла; Я приглашаю его к себе домой, как
джентльмен, и самое вежливое слово, которое я слышу, - смугляк и старый дурак. Да,
Праймус, у тебя смуглый цвет лица, и ты большой дурак.

- Не принимайте это так близко к сердцу, Прайм, - сказал Бассет. - Я высказался опрометчиво и прошу у вас
прощения. Но что толку раздражать человека таким образом!

"Я думал, что вы должны простите мне компанию WID вам, Артер сегодня вечером"
продолжение примус, пристально глядя в огонь, и вязать его
брови; "я nebber вам отметить, но вот незадача, в его sarvice. В следующий раз,
Я сломал себе шею, и теперь бедняга ниггер ни при чем. Де
Плотнику пришлось потрудиться, чтобы сделать его по размеру ".

- Ну, Прайм, - сказал Бассет, - ты, пожалуй, чересчур строг. Я попросил у тебя
прощения, и это все, что может сделать мужчина. Я уверен, что я не хочу тебя
толкнул на этот показатель."

"Масса Бассет, очень легко сказать "Я прошу у вас прощения", и очень вежливо
для белого человека сказать это цветному мужчине, но платит ли это за то, что он
сломать ногу или свернуть себе шею?"

"Что же это будет стоить починить вашу ногу?"

"Я гиб раздуваешь, де Карпентер, материал halb доллар Новой дат не было
половину так хорошо, как де-Оле-один".

"Ну, я клянусь, это немало для старой дубины, потому что я знаю
в нем не было никаких новых металлических деталей, потому что у вас осталась старая ферула
; но, учитывая, как я ее сломал, я разделю разницу с
вами, так что остается четверть. Но почему вы не говорили об этом раньше?

"Потому что", - сказал Прайм, беря деньги с глазами, заблестевшими при виде
"между джентльменами, мелочь была слишком мала".

"Ну, ты любопытный парень. Сейчас большинство людей вышвырнули бы меня вон
сразу за нанесенный ущерб. Вот Том Глэддинг, если бы у него была деревянная
нога, и я бы ее сломал, как ты думаешь, он не заставил бы меня рассчитаться до
заката следующего дня? К тому же закон был на твоей стороне.

- Я полагаю, масса Глэддинг ведет дела по-своему, - сказал
теперь генерал в добродушном настроении, - но вы, сквайр, старый чудак, и
ты так сильно разочаровал меня, что мне не хотелось упоминать о де леге.

Как только Примус произнес слово "Оруженосец", Бассет понял, что
примирение между ними было полным. Генерал никогда не употреблял это
слово по отношению к своему товарищу, за исключением тех случаев, когда был доволен и желал
сделать комплимент, и был полностью осведомлен о произведенном им эффекте.
Констебль, родившийся и выросший среди людей, любящих титулы и любящих
отдавая их, не был освобожден от общей слабости. Он, однако,
думал, что это возложено на него, чтобы отказаться от сана, на что примус
ответил, что если он не оруженосец, он должен быть, и будет
в следующем году.

Высокая фигура, которая, судя по походке и одежде, принадлежала
Холдену, теперь была видна целенаправленно приближающейся в лунном свете, и
констебль приступил к исполнению своих обязанностей. Было
сочтено за лучшее позволить беглецу пройти мимо каюты, чтобы в
случае попытки к бегству, которая на самом деле не предвиделась, но
от чего, по мнению благоразумного генерала, следовало остерегаться,
трудности с побегом могли быть больше. Когда мужчина приблизился, констебль
был уверен, что это Холден. У него была длинная борода, ниспадающая
на грудь, и серое платье, подпоясанное кушаком; и если бы
не шапка, низко надвинутая на лоб, даже черты лица можно было бы
различить.

После того, как человек прошел, Бассет осторожно открыл дверь и
тихо прокрался за ним, но, несмотря на все меры предосторожности, было
невозможно двигаться, не издавая звуков, по хрустящему снегу, легко
раздалось в ночной тишине. Человек услышал это и, повернув голову,
увидел констебля с двумя или тремя прутьями в тылу. Бассет заметил, что
он оглянулся, ускорил шаг и уверенно двинулся вперед, чтобы совершить
захват; но в той же пропорции фигура ускорила шаги.
Вслед за этим констебль увеличил скорость, в чем ему подражал
другой, пока и преследователь, и преследуемая не перешли на бег.

Теперь решалось, кто должен бежать быстрее. Гонка до сих пор проходила
по дороге, и Бассет, очевидно, догонял беглеца, когда,
резко развернувшись, последний перепрыгнул через несколько перекладин, которые были оставлены
опущенными, и направил свой курс через поле. Констебль крови
был, и не задумываясь, он последовал за ним, с каждым мгновением уменьшая
расстояние между ним и погоней. Он не мог помочь, как он
побежала, удивляясь ловкости Холден, у которого, на его счету
кажущийся возраст, он не ожидал такой активности, и приписывают ее
теперь его большая длина конечностей, и привычка, постоянные упражнения и
воздействия. И вот теперь он был в нескольких футах от него и протягивал свою
он протянул руку, чтобы положить ее на плечо пленника, как вдруг
земля под его ногами дрогнула, и он полетел на неизвестную
глубину, в то время как снег обрушился ему на голову, ослепляя и
прикрывая его, чтобы поначалу оставить в полной темноте.
Изумленный и сбитый с толку констебль, благодаря борьбе и
барахтанью, сумел, наконец, освободиться от
чрезмерный груз снега и кукурузных стеблей, и смог составить
представление о своем положении. Он очутился в большой яме, на глубине
на глубине шести или семи футов под поверхностью земли, выбраться из которой было невозможно
все усилия оказались бесплодными. Тщетно пойманный бассет
снова и снова подпрыгивал по бокам и хватался за снег в надежде
ухватиться за какой-нибудь предмет, за который можно было бы уцепиться; он поддался
к его рукам, и с каждым разом он падал назад все более и более обессиленный. Он
попытался позвать на помощь криком, но казалось, что его
голос доносился не выше, чем до верха ямы. Он посмотрел вверх.
Ничего не было видно, кроме луны, печально взиравшей на него, и
звезды подмигивали ему своими сверкающими глазами. Испуганный и раздосадованный, он
бросился на дно ямы, затем встал и, сорвав
с головы шапку, в неуправляемой ярости растоптал ее, поклявшись отомстить
против предателя Примуса, который, он не сомневался, заманил его в ловушку
. Сначала жестокое упражнение, а затем досада
и негодование согревали его; но постепенно эффект от
первого прошел, а затем обнаружилось последнее, без его помощи
неэффективно для защиты от холода. Зубы бедняги Бассета начали стучать
, и слезы гнева и дурного предчувствия потекли из его глаз. Он
поднялся и снова попробовал стены своей тюрьмы, но они были слишком
крутыми и скользкими, чтобы позволить выбраться, и, наконец, с отчаянным
спокойствием он смирился со своей судьбой и ожидал такого результата, как
Провидение могло бы послать. Мысль о голоде и замерзании до смерти
промелькнула у него в голове, но он был слишком полностью убежден в
соучастии черного, чтобы поверить, что тот не знал о его состоянии,
и удовлетворился тем, что, каким бы хитрым он ни был, не замышлял серьезного вреда. Есть
было утешение в мысли, и как эти соображения превалировали он
стал более собранным, в то время как чувство стыда удалось что
отчаяние. Пожав себя в руки, чтобы согреться, и поднимаясь вверх
его голос время от времени кричат, если, быть может, некоторые случайные
путник может уловить звук, констебль ждал избавления.

Между тем, Gladding, ибо это был никто другой, кто олицетворял одинокий,
и вообще было уютно сидя у огня в хижине
последнее, обсуждая события вечера. Накладная борода лежала
на стуле, а большой каменный кувшин с сидром был
помещенный ближе к центру стола, на который опирался локтем Том
, который время от времени доливал в кружку ликер,
который часто отправлялся к нему в рот. Старый генерал с
своей трубкой сидел по другую сторону стола и, казалось, был столь же
пылок в своем поклонении кувшину, как и его гость.

"Я скажу вам, что, Прайм, - сказал он, - я пришел plaguy почти акробатика в
сам. Я думал, что точно отметил место, но так или иначе,
свет от снега как бы ослепил меня, и я ступил прямо на край, и
мне пришлось прыгнуть, как и положено в природе ".

"Дать бы была ставка Фуст, чтобы поймать две лисы в одной ловушке", - сказал
Вообще, белки, чьи глаза блестели яснее, чем когда-либо в
огонь в мысль.

"Забавно для тебя, но не для меня, безусловно. У Бассета был бы лучший результат.
К тому же, он был бы выше меня. Как бы кричал криттур
!"

"Я слышу, как он ворону два или три раза уже есть", - сказал примус, который был
в дверь несколько раз, и может обнаружить слабые звуки, когда
в заключении Бассет кричал.

"Пусть он еще немного потренирует свои легкие. Это очистит его голос на некоторое время.
школа пения. Думаю, мне нужно пойти на собрание в следующую субботу, хотя бы для того, чтобы
послушать его выступление".

"Но я боюсь, что бедняга замерзнет", - сказал сострадательный генерал.

"Не бойтесь, не темнело причинить ему боль. Это пойдет ему на пользу заморозить некоторые из
уродство из него. Кроме того, лучше подождать некоторое время. Возможно,
кто-нибудь из проезжающих поможет ему выбраться, и это избавит вас от
хлопот.

"Я! Мисса Глэддинг! что мне с этим делать? Ты отправил его туда, и
ты один из тех, кто его вытащит.

"Не будь сейчас таким разумным, Прайм. Видишь ли, если я уйду, он
знать, конечно, все об этом. Еще бы, он вспомнил об одежде, и
следующим делом меня должны были арестовать за нападение и побои.

"А кто спас меня от ареста?"

- О, в этом нет никакой опасности. Они не смогут тебя удержать. Ты
можешь сказать, что слышал крики о помощи и не знал, что случилось с Холденом.
отвернулся от него и поэтому пришел помочь.

Праймус с сомнением покачал головой. Он едва знал, что ответить, но все же был
очевидно, не расположен к приключению. Возможно, по этой причине он
позволил Бассету оставаться в дурасинге дольше, чем требовало его добродушие
подсказанный в надежде, что помощь может прийти с какой-нибудь другой стороны
.

"Клянусь, - наконец воскликнул Глэддинг, - если я не поверю, что вы боитесь,
Бассет задаст вам трепку".

"Бассет, ни Одер человек, ebber см. де ни днем, ни ночью, чтобы заставить меня
боюсь", - сказал боевому генералу, чья смелость была
мало стимулируется сидр он пил, запуск и
готовясь к своей экспедиции. - Но, мисса Глэддинг, ты обещаешь
поддержать меня, если беда пойдет еще дальше.

"Конечно, - ответил Том, - я никогда не бросал друзей в беде, говорю тебе".
"Отдай нам свои руки".

"Отдай нам их".

Том протянул большую кувалду кулак, и Оба пожали друг другу руки в
знак нерушимой верности.

"Теперь, - сказал Том, - я думаю, вы меня и не заметите. Я бы не хотел, чтобы
он видел меня в этом костюме за весь сидр, который я выпил сегодня вечером. В старом кувшине еще осталось
немного, так что захвати его с собой и утешь
сердце зверька несколькими глотками.

С этими словами Том удалился, сначала немного изменив
расположение своей одежды, сняв пояс, надвинув
шапочку повыше на брови и спрятав фальшивую бороду в карман.
карман, в то время как Примус, раскуривая новую трубку, отправился выполнять свое
поручение о благотворительности.

По мере того, как он приближался, он все отчетливее слышал крики, которые Бассет
время от времени издавал из своей двуколки. Уши вторые заточены
ожидание, привлек звук поступательных шагах, когда еще
избавитель был на слишком большое расстояние, чтобы увидеть отверстие, и его
крики о помощи были удвоены.

"Помогите! - закричал он, - помогите! Они хотят убить меня. Сюда... сюда, в
старый колодец ... сюда... О, Господи!"

Таковы были крики, которые приветствовали уши Примуса, как только он был
достаточно близко, чтобы различить членораздельные звуки.

- Кто здесь? - крикнул генерал.

- О, первый, помоги нам выбраться из этой проклятой дыры, - простонал Бассет.

- Возможно! Дис можете быть вы, Мисса Бассет?" - поинтересовался примус, вглядываясь
над краем ямы. "Почему ты Дере?"

"Не задавай никаких вопросов, то сейчас, я думаю, ты знаешь, а также
меня".

"Вероятно, он с перепугу повернул голову", - произнес самовнушение Праймуса, достаточно громко
чтобы его услышал пленник. "Я хочу узнать, как ты попал в ловушку.
Никто не знает эту дыру, мисс Бассет ".

"Вытащите меня, и я дам вам знать".

Что-то было в тоне голоса, что не на всех, пожалуйста
в общем, так, глядя вокруг, и, заметив никого в поле зрения, для
место было дикое, и имея все преимущества на его стороне, он
решил Парли, и обеспечить удовлетворительные условия, прежде чем он произнес
заключенный.

"Мне очень жаль вас, мисс Бассет, - сказал он, - и если вы подождете"
Я схожу в деревню за веревкой, чтобы вытащить вас".

Но это предложение отнюдь не устраивало констебля. Теперь, когда
помощь была совсем рядом, он боялся потерять ее из виду или
слушание. Он знал, что нет необходимости для осуществления веревку, и
боялся, что если примус поставил свою угрозу план в исполнение, он бы
принести вместе с ним толпа мужчин и мальчиков, с издевкой и насмешкой
его страдания. Теперь это казалось хуже, чем он уже пережил;
он был, следовательно, готов на любой компромисс чтобы избежать
катастрофа.

"Не уходи, Не уходи, премьер," попросил констебль. "Просто дайте нам ваш
стороны, и вытащить нас из этой infarnal место. Нет необходимости какого-либо
веревка".

"Но предположим, что вы тянуть меня в Артер вам, что мы делаем берлогу? Де файр бы
будь на высоте. Кроме того, ты говоришь так, как будто уважаешь меня. Нет, я думаю, что я.
будет безопаснее, если здесь будут и другие люди."

- О, Прайм, - захныкал Бассет, - у тебя нет лучшего друга на свете,
чем я, а от Марси внутренностей не больше, чем от обрубка. Я говорю Вы, я не
подозреваю, что вы. Протянуть нам руку помощи, и я никогда этого не забуду самый длинный день
Я должен жить".

"Что ж, - сказал генерал, - ты должен дать нам обещание, фаст".

"Какое обещание? Я дам любое обещание, какое ты захочешь, только помоги нам.
Я умираю от холода".

"Ты должен пообещать никому ничего не говорить об этой ночи. Dere's
- кругом хитрые ребята, вроде доктора, и когда они услышат, что ты, мерзавец, попался
как крыса в мышеловку, они, скорее всего, скажут: "А, это и есть этот старый ниггер
Работа Примуса", и поэтому я теряю свою хорошую репутацию. Невинный человек, должно быть,
похож на хорька, которого невозможно застать спящим ".

Констеблю было нелегко дать такое обещание,
но у него не было другого выхода, кроме как оставаться там, он не знал, как долго.
в конце концов, его вытащила смеющаяся толпа. С большой неохотой
поэтому он пообещал все, что требовал Примус, и будет иметь
связал себя с в десять раз больше, если это необходимо; но генерал был
щедр, и спросил только уверенность в завтрашнем дне, не имея страхового возмещения
спрос на последние. Твердо ступив здоровой ногой на снег,
генерал протянул руку, которую Бассет схватил, и он был
вскоре освобожден из рабства.

"Что мне теперь делать, ты, адский негр?" - воскликнул
раздраженный констебль, как только оказался наверху,
- от того, что бросил тебя в колодец и оставил там гнить!

- Что передать, мисс Бассет? Генерал отступил на шаг.
- У вас есть собственные чувства, мисс Бассет. Но вы можете попробовать, если хотите, - добавил он
, опустив руки по швам, которые при угрожающем
тоне констебля он инстинктивно поднял в целях самозащиты.

Но другие, казалось, более склонны позволять своему гневу взорваться в
слова не прибегать к насилию.

"Будут брошены в яму, как дохлую кошку, путем хитрой старой шерсти
начальник, было больше, чем смертный человек мог вынести, - сказал он, - и он не знал,
почему он не должен выбить его черные мозги, не отходя от кассы".

- Вы можете попробовать de 'speriment, если вам угодно, - хладнокровно сказал Примус, - и
когда они окажутся в нокауте, я советую тебе привести их в порядок для собственного использования ".

"Ты настоящий ниггер, - сказал Бассет, - и если бы я правильно тебя понял, я бы
отправил тебя в работный дом".

"Мисса Бассет, ты бери с ума; и когда человек злится, он всегда
onreasonable. Но огонь-это согревать вас, и остановить вас ловить
резкое похолодание".

"Onreasonable! когда парень, развалившись в снег и
мелкий, для более двух часов, и есть больше, чем половина замерзла! Как бы
вам это нравится?"

"Если мисса Бассет погонится за миссой Холден при лунном свете и упадет в яму
, я виноват?"

"Я не верю, что это был Холден. Я верю, что все это было спланировано между
тобой и каким-то другим парнем, чтобы втянуть меня в неприятности. Ну же, теперь,
Прайм, - сказал он, смягчая свой голос до менее злорадного тона,
- расскажи нам, и на этот раз я тебя отпущу.

"О господи!" - воскликнул Праймус, поднимая руки с раскрытыми ладонями.
и закатив глаза к луне. "Этот человек сошел с ума от
испуг, и он тоже видит миссу Холден, раздвинувшуюся на два фута от дерева.

Теперь он повернулся, направляясь домой, словно не желая больше разговаривать с
тем, кто отказывался прислушиваться к голосу разума. Констебль последовал за ним по пятам.
сторона, рычала всю дорогу, и упрекая общего с его
вероломство, вторые протестуют он был сам виноват Бассета, "когда он
знал Дере была дыра Дере", и что он будет иметь ничего общего с
ним, или с хитрым стариком, на будущее. По прибытии в бар
Примус, несмотря на свое возмущение подозрением, брошенным
на его честь, вежливо пригласил Бассета выпить с ним,
но последний, подозревая, возможно, очередную ловушку, был не в настроении
принять приглашение; и, отвернувшись, даже не заметив
Пожелав блэку спокойной ночи, он направился торопливыми шагами к огням города.





ГЛАВА XXI.

 "Кто вызвал тебя из ночи и абсолютной смерти,
 Из темных и ледяных пещер, позвал тебя вперед,
 Вниз по тем крутым черным зазубренным скалам,
 Навеки разбитый, и такой же навсегда?
 Кто дал тебе твою неуязвимую жизнь,
 Твою силу, твою скорость, твою ярость и твою радость,
 Непрекращающийся гром и вечную пену?"

 КОЛЬРИДЖ.


Уильям Бернард, в последнее время, было больше, чем обычно привлекает
общество Веры. В привычках знакомых общение с семьей
из семьи Армстронгов, с самого детства, и признавался почти в том же самом
степень близости, которая существует между братьями и сестрами с
маленькой черноглазой девочкой, которую зимой он возил на своих санках, с
Энн, в школу, и, чтобы наполнить чей-то фартук, он стряхивал каштаны и
осенью грецкие орехи с деревьев, которых у них с Фейт никогда не было, во время
более ранний период их знакомства, чувства, отличные от тех, что испытывали они сами.
привязанность друг к другу, члены одной семьи. Тот факт, что
У Фейт не было брата, взятый в связи с ее любовью к Анне, имел
заставил ее опереться более на Уильяма, и должны быть готовы, чтобы призвать его
на тысячу маленьких услуг, которые он готов предоставить, как она
чтобы задать. В детские годы они вознаграждались поцелуем или
разрешением покататься на ее лошадке-качалке или нанести Энн визит
и о ней самой, об их куклах и так далее; но шли годы,
и смутные чувства и туманные намеки приобрели определенность,
тонкая завеса сдержанности незаметно опустилась, оказывая столь же действенное воздействие.
чтобы преградить путь прежней фамильярности, как если бы была построена китайская стена
между ними. Однако в течение многих лет не возникало более теплых чувств; и,
хотя Уильям Бернард испытывал удовольствие в обществе своей прекрасной
соседки, он не испытывал беспокойства в ее отсутствие.

Но перемене было суждено произойти, и это действительно так.
удивительно, что она не произошла раньше. Уильям очутился, он вряд ли
знал, как, чаще в компании милых сестры
подруга, несмотря на это был более робким шагом он искал
жилище Мистера Армстронга. Ибо ему казалось, что маленькая община
начинает подозревать о существовании этих чувств
которые, подобно ипомее, сжимаются от солнечных лучей. Они
были слишком хрупкими для осмотра. Они были похожи на крыло
бабочки или оперение колибри, с которыми нельзя обращаться
не потускнев. Следовательно, хотя желание войти в дом, как
в школе мальчик дней, если бы только поймать на мгновение звуки
Голос веры или увидеть ее лицо, он контента себе
лишь проходя мимо, получая удовлетворение от сознания
быть ближе к ней, и глядя на дом украшает
ее присутствие. Кроме того, по мере того, как его чувства становились все более интересными, его
недоверие к самому себе возрастало. Сердце смелого молодого человека, которое
реальная опасность никогда не тревожила, трепетало, как пойманная птица, при звуке
голоса Веры, все больше и больше, и он не решался признаться
что, действительно, могло бы увенчать его надежды, но могло бы и разбить их вдребезги
. Он не мог скрыть от себя, что Вера, так
далеко не дает ему поддержку, как любовник, никогда даже не появились
подозревать его чувства. Ее поведение всегда было одинаковым, то
та же безоговорочная уверенность, то же откровенное, непринужденное поведение.
Она, как всегда, откровенно рассказала ему о своих надеждах и страхах; она с такой же готовностью взяла
его под руку, и ни румянец в ответ на его приход, ни дрожь в
голосе не возвестили о его уходе.

Юные леди обычно достаточно проницательны, чтобы распознать восхищение,
и проникнуть в сердце любовника, и некоторым может показаться странным ее недостаток в
проникновении. Если это так, я должен просить снисхождения к моему простому
Вера. Вспомните обстоятельства, в которых она оказалась и выросла.
ее детская невинность и чистота, незнакомые с
мир, ее уединение от общества, близость, которая всегда существовала
между ней и молодым Бернардом, который продолжал оказывать
много знаков внимания, которые были бы отмечены в другом, естественном и
ожидаемое от него, и отсутствие всякой озабоченности в его пользу,
и удивление зорких уменьшится. Разве
неопытная и скромная девушка не заподозрит в другом человеке чувства
к себе такого рода, каких она никогда не испытывала?

Уильям Бернард, таким образом, никогда не признавался в любви, как и мисс
Армстронг мечтал о его существовании. Для нее он был дорогим другом
ее детство, и ничего больше. Его мать и сестра подозреваемого
состояние его сердца, и он был со спокойным удовлетворением в
бывшего, и сияние восторга в последнем, что они рассчитывают
к тому времени, когда внимание и приятных качеств сына и
брат должен созреть дружба холодно красоты в
любовь. В этом результате они с простительной пристрастностью не сомневались.
С этим объяснением чувств двух молодых людей по отношению
друг к другу в это время мы будем сопровождать их на утренней прогулке к
Водопаду Яупае.

Это был один из тех ярких, славных дней, которые поэт Херрик называет
"бракосочетанием земли и неба". С небес интенсивно синего цвета,
солнце, без облаков, "похож на Бога" через его владения. Немного
ночью прошел дождь, и погода внезапно прояснилась
к утру влага превратилась в лед. Каждый куст, каждое
дерево, ограды были покрыты сверкающей броней, от которой
и от хрустящей поверхности снега
отражались солнечные лучи, наполняя воздух искрящимся светом. Преобразованный, как
волшебник палочка, голые деревья были уже не обычные деревья.
Они были чудеса растительного серебра и хрусталя. Смешался
них, вечнозеленых растений блестели, как массы изумрудно-увешана
алмазы. Аладдин в зачарованной пещере увидел не столь блестящее зрелище
.

Узкая дорога, ведущая к Водопаду, спускалась по склону, где она
отходила от главной улицы, пока не оказалась в нескольких футах от поверхности
реки, затем огибала подножие холма, огибала
извилистый берег ручья, пока не поднялась на другой холм, на
с вершины которой, с платформы из ровной скалы, открывался один из лучших видов
. Тропинка была скользкой от льда, и при спуске по
склону Бернарду пришлось опереться на руку, чтобы поддерживать неуверенные
шаги его спутницы. Он был с какой-то дрожью, - предложил он, из
что Вера была без сознания. Она взяла его без колебаний, и
осторожно ступая по глазурованной поверхности и смеясь друг над другом
поскользнувшись, молодая пара продолжила свою прогулку. Справа от них был
крутой холм, поднимавшийся в некоторых местах на высоту ста футов
над их головами, покрытый на значительном расстоянии вдоль дороги
многолетней красотой грациозного цикуты и савина, теперь
сверкающий драгоценными камнями; а слева Яупае, его замерзшая равнина
скрытая снегом, из которого деревья и кустарники на маленьких островах
подняли свои серебряные доспехи, сверкающие на солнце. Вдалеке,
и видимая с большей части дороги, река в узкой
расщелине сбегала со скал. В последнее время выпало необычно много снега
, который, сменившись проливными дождями, раздул
трансляция более чем в два своих обычных размеров. Было видно,
то, что на языке страна называется паводок был
начало. Таково название, данное этим вздутиям воды,
самые сильные из которых обычно происходят в феврале месяце,
или ранней весной, когда реки переполняются, разрывая свои
границы и затопление соседних низменностей, иногда
наносят большой ущерб собственности, сметая мосты, мельницы,
и плотины с непреодолимой жестокостью.

Рев Водопада уже давно был различим, но это был
не до первой кривой в дороге оказалось, что они пришли
в поле зрения".

"Смотрите! Вера", воскликнул Бернард, как они ворвались в поле зрения; "ты когда-нибудь
видеть их более прекрасными?"

Внимание молодой леди до сих пор было слишком поглощено
необходимостью следить за своими шагами на спуске, чтобы уделять
много внимания уделяла окружающим предметам; но теперь она посмотрела вверх,
достигнув сравнительно ровного места, которое простиралось до
второго упомянутого холма или возвышенности, и почувствовала все
восхищение, выраженное ее спутником.

"Они великолепны", - ответила она. "Я созерцала этот вид тысячу
раз и никогда не уставала от его красоты. Я не знаю, люблю ли я его
больше летом или зимой".

"Как бы вы выразили разницу в ваших чувствах тогда и сейчас?"

"Боюсь, у меня недостаточно навыков, чтобы выразить это чувство словами. Но,
в такой день, как этот, создается впечатление великолепия
, необычного для земли. Летом красота, хотя и менее поразительная,
имеет более мягкий характер ".

- Ты бы предпочел послушать песню малиновки и нашего северного
птица-пересмешник, чем к реву разгневанной реки?"

"В этом звуке нет гнева, Уильям", - ответила она, глядя ему в лицо.
"Это возглас хвалы своему Создателю, и
плеск потоков о скалы - это хлопанье его в ладоши".

"Ты права, Фейт. Насколько лучше ты настроена на смыслы
природы, чем я?"

"Ты несправедлива к себе. Именно твоя любовь ко всей этой красоте
побудила тебя пригласить меня на эту прогулку. Без тебя я бы
пропустил это и не знал, что потерял.

Уильям Бернард вздохнул. "У нее нет ни малейшего подозрения", - подумал он
что я люблю ее. Она не знает, и ей было бы все равно, если бы знала,
что рядом с ней я вижу только ее саму, и что
приглашение на эту прогулку - всего лишь предлог приблизиться к ней.

"Твое присутствие, дорогая Фейт, - сказал он, - придает пейзажу двойное очарование"
.

"Это мило", - ответила она, наклоняясь, как ему показалось, на
момент, более ласково на его руку, "чтобы тот, на кого мы можем
говорят, как приятно все это очарование".

"Никогда еще чувства Поэта не казались такими правдивыми", - сказал Бернард,
глядя на нее с восхищением.

Она ничего не ответила, ибо вся ее душа была поглощена зрения, прежде чем
ее.

Они прибыли на платформу, которая, несколько выше, чем
Осенью открывается перспектива на реку и окрестные страны. Под ними
пенился и грохотал поток, который, сначала, совершил прыжок
примерно на двадцать футов вниз, через большие, неправильной формы валуны из
гранит, который пытался воспрепятствовать его прохождению, устремился вниз по крутому спуску
по ложу из цельного камня, неравномерно истертому под действием воды
; а затем сжался между его несокрушимыми стенами,
вырвался в безумной ярости, как маньяк, из узкого горла.
На противоположные скалы, которые, возможно, упали в
Яупае, когда яростная конвульсия природы разверзла пропасть и
приказала реке хлынуть вниз по ущелью - вода хлестала с нескончаемой яростью
, взметая брызги высоко в воздух. Это, замерзая по мере того, как падало
, покрыло шероховатые бока жукообразных утесов ледяными слоями,
покрыв их повсюду пластинами, похожими на серебро, и подвесив их вместе с
сталактитами. Прямо перед нами, и отделены друг от друга только узким проходом
с уступа, на котором они стояли, еще выше которого он поднимался,
перпендикулярно возвышалась огромная скала на высоту девяноста или ста футов
над водопадом. Его взбитое пеной основание, чуть выше
воды, было покрыто ледяной коркой, выше - серым мхом
его плоскую сторону покрывали пучки кедра, пробивающиеся сквозь
трещины, в то время как его вершина была увита болиголовом, савином и
белыми дубами. Посмотрев налево, взгляд скользнул по зеленому склону холма
, вдоль которого они шли, и, окинув взглядом острова
в Яупае я шел вдоль извилистого русла реки, ловя
тут и там на земле, спускающейся к ручью, вид на
белые здания с зелеными жалюзи, пока окружающие холмы не скрылись за ними.
вид из окна.

Они оба стояли молча, глядя друг на друга, она, не желая своим
восклицанием нарушать очарование; и он, его мысли были заняты стоящим перед ним
прекрасным созданием. Несомненно, никогда еще столь ангельское существо не взирало
на эту сцену! Так, с сияющим лицом и затаенным дыханием,
ее темные глаза горели энтузиазмом, ее душа упивалась
возвышенность и искрящееся сияние, которое окутывало ее, делали ее похожей на человека.
она казалась не существом смертной формы, а каким-то небесным посетителем. Восхищенное
Выражение ее лица постепенно сменилось благоговением, и она тихо
пробормотала эти строки русского поэта Державина--

 "Боже! так к Тебе могут воспарить мои смиренные мысли,
 Так ищи твоего присутствия, Будучи мудрым и добрым,
 "Среди Твоих обширных трудов, восхищайся, повинуйся, боготвори";
 И когда язык перестанет быть красноречивым,,
 Душа заговорит в слезах благодарности ".

Слезы были действительно стоящие в ее глазах, когда она повернулась и размещен
ее рука, что Бернарда.

"Вы, наверняка, кажется странным, - сказала она, - что я, для которого все это не
новинка должна быть при этом затронуты. Это слабость, с которой я буду
никогда не восстановиться".

- Не слабость, дорогая Фейт, - сказал Бернард, - а впечатлительность.
поэтический темперамент. Только бесчувственное сердце может оставаться невозмутимым.

"Если бы эти камни могли говорить, какие легенды они могут сказать исчезнувших
рас", - сказала Вера. "Есть что-то невыразимо печальное в судьбе
тех, кто когда-то был хозяевами этих лесов, полей и
ручьев.

"Они всего лишь покоряются общей судьбе, которая вынуждает низших подчиняться
уступи дорогу высшей расе, как говорит мой отец.

"Какой прекрасной, - продолжала она, - должна была казаться эта чудесная земля"
охотнику-индейцу, когда после дневной охоты он бросил оленя
я опустился на землю и с этой высокой точки посмотрел на зеленые леса
и сверкающий ручей. Я не удивлюсь, если сейчас, в голосе
водопада, ему кажется, что он слышит стоны своих предков и
вопли демонов".

"С этим местом связаны традиции, - сказал Бернард, - но
они быстро исчезают и обещают вскоре быть забытыми".

"Вы знакомы с какими-нибудь?"

"Мой друг пытался спасти одного из них от забвения, но я
сомневаюсь, что это заинтересует вас".

"Меня интересует все, что связано с этим народом. Теперь расскажите мне
историю. Нет более подходящего места для романтики!"

"Подходящее место, конечно, но не подходящее время. Романтические отношения вряд ли
смягчению остроты воздуха, или уменьшить вероятность
принимая холодно, ты стоять здесь и слушать индийские легенды.
Кроме того, рассказ находится в рукописи, и я не смогу, полагаясь
на память, отдать ему должное ".

"Вы прочтете его мне сегодня вечером, когда не сможете составить такого
извини, - ответила она, снова беря его под руку и возобновляя прогулку.
- при свете свечей, у камина в гостиной, где мы можем слышать,
и не чувствовать ветра.

"Но где будет аккомпанемент к рассказу? Боюсь, обрамление
испортит картину ".

"У вас будет преимущество контраста, которого желает каждый великий художник
".

"Я только рад доставить тебе удовольствие", - сказал он со вздохом.

"Мой почти брат, Уильям, я знал, что ты не откажешь мне в этой услуге".
"Спасибо".

Беседуя таким образом, они дошли до поворота дороги, который
вели обратно в деревню дорогой, отличной от той, которой они пришли,
когда они увидели приближающуюся Эстер со своим сыном. Мальчик вошел в дом
впереди своей матери, которая, казалось, следовала за ним по пятам, в то время как эта
неизменная спутница полуцивилизованного краснокожего, собака, лениво брела рядом
с ним.

Квадаквина была красивым ребенком тринадцати-четырнадцати лет от роду.
с совершенным овалом лица и глубоко посаженными проницательными глазами, которые блестели
как у змеи, похожий на свою мать, от которой он унаследовал свою красоту
. Его одежда ничем не отличалась от одежды белых мальчиков, за исключением
что на его плечи был наброшен кусок грубой синей ткани
из широкого сукна, похожий на шаль. На голове Эстер была фетровая шляпа темного
цвета, какие носят рабочие, из-под которой ниспадали на плечи длинные
черные волосы. На ней была шаль, такая же, как у мальчика,
поверх нее была наброшена юбка из того же материала, доходившая до половины длины
между коленом и лодыжкой, и малиновые леггинсы завершали платье.

Когда они подошли, Фейт и Бернард остановились, чтобы поговорить с ними.
узнать о Холдене. Она была проинформирована о его побеге и о
визит Паунала и Энн, но воздержался от посещения его убежища
в связи с тем, что было сочтено целесообразным привлекать к этому как можно меньше
внимания. На ее запросы Эстер вернулась наиболее
исчерпывающие ответы. Холден появился вполне довольный, и занимался
проповедуя индейцам, и обучая их принципам
Христианской веры.

"А индейцы слушают, что он говорит?" - спросил Бернард.

"Они слушают; индейцы всегда слушают, - сказала Эстер, - и ветер дует
слова доносятся до ушей".

"Полагаю, что да", - сказал молодой человек, смеясь. "Холден теперь может
поистине называл себя гласом вопиющего в пустыне, и такой
пустыней это, вероятно, и останется ".

И в манере, и в языке было что-то такое, что потрясло
чувства Веры, и она сказала:

"Я никогда не оставлю надежду, что эти бедные люди могут быть обращены в христианство.
Тебе не кажется, Эстер, что за несколько лет в обычаях племени произошло улучшение?" - спросил я. "Я никогда не оставлю надежду, что эти бедные люди могут быть обращены в христианство.
Тебе не кажется, что за несколько лет в обычаях племени произошло улучшение?"

Эстер опустила голову и только ответила: "Индеец есть индеец".

"Я не буду отчаиваться", - сказала Фейт. "Будь уверена, Эстер, ты придешь в
дом до твоего возвращения. У меня есть кое-что для тебя и сообщение для
Отца Холдена.

- Я не могу представить себе более благородного характера, - сказала Фейт после того, как они расстались с Эстер.
- чем характер христианского миссионера. Он -
настоящий исправитель ошибок, единственный настоящий рыцарь, который когда-либо жил.
Ты улыбаешься, - сказала она, глядя на Бернарда. - Ты так не думаешь?

"Я думаю вместе с вами", - ответил он. "Не может быть более благородного человека, чем он.
кто подчиняется лишениям и подвергает свою жизнь опасности из-за любви
к своим ближним. Это похоже на Бога. Но я улыбнулся ассоциации с
идеи, а не чувства. Думай о Холдене как о рыцаре ".

"Для меня в этой мысли нет ничего нелепого. Когда я смотрю на него,
Я вижу не грубую необычную одежду, а героическую душу, которая бы
доблестно сражалась бок о бок с Годфри за гроб господень".

"Я боюсь, что он встретится с единственным разочарованием в его усилиях по
реформы индейцев".

"Мы не можем знать результат любого труда. Мы будем исполнять свой долг, и
остальное оставьте Богу".

"У них нет той степени развития, которая необходима для принятия
такой утонченной и духовной религии, как христианская. Они должны сначала
быть образованным в соответствии с ней".

"Но вы не были, между тем, игнорирование того самого, для которого они
образованные. Религиозное воспитание должно быть частью образования,
и это приносит утонченность с ним".

"Конечно, если это можно получить; но в этом и состоит
трудность. Боюсь, ожидать, что дикарь
усвоит возвышенные истины христианства, так же разумно, как от человека, не знакомого с
геометрией, сорок девятым предложением первой книги Евклида."

Сравнение несправедливо. Наука требует чистого интеллекта; но
религия - и интеллекта, и чувств, возможно, большей части последних.
Разум восприимчив к высокому развитию, сердце чувствует
инстинктивно, и сердце крестьянина может трепетать более чистыми чувствами, чем
у философа, и по этой причине быть более готовым к восприятию религиозной
истины. И кто может ограничить милость Божью?"

"Ты думала об этом предмете глубже, чем я, Фейт. Но как
должно быть трудно лучам божественной истины пробиться сквозь
черноту той деградации, которую навлекла на них цивилизация!
Конверсия североамериканских индейцев было легче на посадку
паломники, чем сейчас".

"Чем больше наш долг", - воскликнула Вера, всплеснув руками, "чтобы искупить свою вину
за тот вред, который мы нанесли. Но, Уильям, какой хороший был
сделано. Посмотри на мою дорогую, добрую Эстер".

"Эстер заслуживает твоей похвалы, я уверен, потому что ты так говоришь. Но именно
ты сделал ее хорошей. Она не могла быть с вами, не будучи
пользу".

"Вы очень добры, но никакой заслуги придает мне. Это были
заповеди христианства, которые смягчили ее сердце, хотя она была
всегда нежной ".

"Это была сладость религии, которую она услышала в твоем голосе, ее
доброту она прочла в твоих глазах, и ее прелесть проявилась в твоей жизни
это привлекло и улучшило Эстер"

"Если бы я согласился с тем, что ты говоришь, заслуга, в конце концов, принадлежала бы
религии".

Солнце почти достигло своего зенита, когда молодая пара
приблизилась к дому мистера Армстронга. Какая перемена произошла
за несколько часов! Теплый солнечный свет, хотя и прославлял пейзаж,
лишил его сверкающей красоты. Деревья больше не носили своих
серебряных доспехов; ветви, освобожденные от непривычного веса,
утратили изящные изгибы и вернулись в исходное положение; белые
цветы больше не украшали вечнозеленые растения; и со всех сторон
падали крупные капли, словно оплакивая уход этого
недолговечного великолепия.

Расставаясь с Бернардом у дверей дома своего отца, Фейт напомнила ему о
его обещании и пригласила его и Энн вечером выпить с ней чаю.
Бернард принял приглашение и за себя, и условно его
сестра.




ГЛАВА XXII.

 "О нимфа, с вольно распущенными волосами,
 С buskined ноги, и грудь голые,
 Твоя талия перевязана миртовым поясом,,
 Твой лоб увенчан индийскими перьями,
 Развевающимися в твоей белоснежной руке.
 Всемогущая волшебная палочка
 Силы, чтобы взорвать свежие сады,
 Посреди бесплодных снегов унылой Лапландии!"

 ДЖОЗЕФ УОРТОН.

По прибытии Бернард и его сестра застали только мистера Армстронга
и его дочь, но в течение вечера к ним присоединился
Паунал, приезду которого все выразили радость. Вся компания
присоединилась к мисс Армстронг, попросив Бернарда прочитать легенду,
который, наконец, достал рукопись из кармана.

"Я должен просить вашего снисхождения, - сказал он, - на дефекты, о которых
кусок полном объеме. Автор неопытный писатель, и
неспособный, подобно опытному мастеру, искупить элегантностью стиля вину за
невероятность или скудость инцидента. Вы не будете ожидать ничего большего, чем
чтобы он соблюдал приличия своего предмета и не требовал от него
привносить в рассказ о детях природы утонченность
языка или деликатности чувств, которые можно встретить в современном романе
. Рассказы нецивилизованный народ должен хамить, даже
подойдя к простоте сказки предназначены для детей."

"Писатель не может иметь аудиторию более готова будет приятно", - сказал
Мистер Армстронг: "и разве все мы не дети разного роста?"

"Я не считаю, что нужны какие-либо оправдания, - сказала Фейт, - и я
ожидаю большого удовольствия".

"Чем экстравагантнее, тем лучше", - воскликнула Энн. "Что может сравниться с
Тысяча И Одна Ночь Удовольствий?"

"Мы все внимание", - сказал Паунале; "так свистишь опасения,
Бернард, на ветер".

Ободренный таким образом, молодой человек открыл свою рукопись и начал
читать.

 ЛЕГЕНДА О МАГИСАУНИКВЕ И ЛИЛИНАУ.

Где чистый Сакимау смешивает свои воды с большим соленым озером,
которое было бы слишком соленым, если бы не бесчисленные реки, которые разливаются
оказавшись в его недрах, могущественный Айшквагон-ай-би, чье имя,
переведенное на язык бледнолицых, означает "Перо
Чести", воздвиг свой вигвам. Он был военным вождем племени, чье
название теряется в туманах древности. Он хвастался свое происхождение от
великий Ojeeg, из которых он связан, что он открыл отверстие в
голубое небо и выпустить мягкий, теплый воздух Рая, так что он
лил на землю, и лето дарованную области до
обречены на вечный холод. Он также освободил певчих птиц
из мокаков, или корзиночных клеток, где они были заперты, которые,
спускаясь через отверстие, с тех пор оживляют леса и
поля своими мелодиями. Он не смог вернуться в этот мир, и
его все еще можно увидеть на небесах, превратившимся в звезды, называемые
Оджиг Аннунг, известный мудрецам среди бледнолицых как
Созвездие Плуга.

И Айшквагон-ай-би не был недостоин своего благородного происхождения. Величие
его мыслей и смелость его достижений доказывали
чистоту его крови. Искусный охотник, успешный воин, в равной степени
известный мудростью в совете и храбростью в действии, он пользовался
высочайшим уважением не только в своем племени, но и до самого
великих озер на севере и реки Делавэр на юге. Когда он
указал на красивые скальпы, украшавшие стены его вигвама,
он мог с уверенностью сказать, что ни один из них не украшал
голову воина.

У Сахема было несколько детей, сыновей и дочерей, и среди них
прекрасная Лилинау была любимицей его сердца. Девушке
исполнилось восемнадцать лет, и она вызывала восхищение юноши
на много дней пути в обход. Ее щеки были цвета дикого медоноса
, губы - как земляника, а сок молочая
был не белее ее зубов. Ее фигура была гибкой, как
ива, ее глаза сверкали, как утренняя звезда, ее походка была походкой
скачущего олененка, а ее пальцы были искусны в плетении перьев из
дикобраз. Что удивительного, если сердца и молодых, и старых забились быстрее
при ее приближении?

Вполне можно предположить, что многие получали предложения руки и сердца от
прекрасной Лилинау. Неисчислимы были ножки оленины, и
отборные куски медвежатины, которые матери юных охотников
поднесли на прием в ее вигвам, не забыв упомянуть, чье
мастерство в охоте добыло их, но тщетно они искали
чаша из суккаташа или вышитые мокасины - продукты женского труда
в знак того, что их подарки понравились застенчивой красавице.
Напрасно, когда опускались вечерние тени, тихо звучала флейта
меланхолическими тонами оплакивала свою жестокость. Тщетно, со вкусом
вздыхающий любовник раскрасил свое лицо, чтобы подчеркнуть свою
достопримечательности и привлекающие внимание. Бесчувственной Лилинау не нравились
оленина или медвежатина, она также не слушала флейту и не смотрела
часто на раскрашенных женихов.

Среди ее поклонников никто не был так глубоко поражен силой ее чар
и не лелеял более истинной любви, чем Магисауниква или Вампум-хайр,
назван так из-за мягкости его нрава и миролюбия.
Он был всего на несколько лет старше девушки и происходил из малоизвестной семьи
по сравнению с семьей знаменитого Айшквагон-ай-би. Но любовь
нивелирует все различия, и, побуждаемый влиянием, он не мог
выдержать, он осмелился претендовать на руку Leelinau. Кроме того, есть
был один превосходства он наслаждался, который сделал иска менее самонадеянно.
Каким бы молодым он ни был, ни один охотник племени не мог сравниться с ним в
мастерстве или отваге. Другие ложи может быть нищей, но там всегда был
обилие мяса в Magisaunikwa и его друзей.
Счастлив, думал, что большинство девушек, она была бы, которые должны лежать в
грудь молодого охотника, и готовить пищу.

Но, несмотря на свою преданность, Leelinau бы не принять его дары.
И все же ему казалось, что он произвел какое-то впечатление. Она будет слушать
его разговор при свете вечерней звезды, хотя всякий раз, когда он
намекали на его страсть, она хотела поспешно удалиться; и два или
трижды он поймал ее глаза устремлены на него, когда она считала себя
незаметно. Надежда живет на скудные алименты, и молодой человек не
отчаяние.

Айшквагон-ай-би заметил симпатию Магисауниквы к своей
дочери и не был недоволен. Благородный юноша снискал благосклонность в
его глазах, и он не пренебрег своим союзом. В его голове была только одна
причина колебаний. Вампум-хайр никогда не был на
Он прошел путь войны и всегда проявлял нежелание проливать человеческую кровь.
И все же его храбрость не вызывала сомнений. Никто не сталкивался с наглостью в
Пантера и медведь, а несколько были жизней он спас в
опасности своего собственного. Успешные военные экспедиции было только
заполните свои претензии на самые высокие почести. Сохраните кровавый скальп, нет
орнамент не хватало в его вигвам.

"Магисауниква, - сказал Сахем, - огонь твоих глаз не растопит
снега вокруг сердца Лилинау, и это потому, что она смотрит на
твои руки и видит, что они никогда не были запятнаны кровью врага
".

"Может Leelinau быть счастливее." - спросил молодой охотник", потому что другой
сделал несчастными? Если я убью воин ради нее, не были ей
сны беспокоили стоны своей матери?"

Глаза скачиваем вспыхнул, когда он слышал такой формулировки.

"Иди, - сказал он, - если ты голубка, не стремись спариваться с ястребом".

Но решимость Вампум-хайр не поколебали угрозы или
упреки, и ее не ослабили любовные соблазны. Во время долгого и
последнего поста, который открыл ему его духа-хранителя, в течение двенадцати дней
с непоколебимой стойкостью духа, к удивлению всего племени, он оставался
без еды до того, как пришло видение. Затем он увидел ребенка, белого, как водяная лилия.
Он вел маленького зверька, неизвестного в этой стране. Он был
размером с бобра и весь покрыт длинной белой шерстью
которая плотно прилегала к его телу. Его глаза были кроткими и милыми, а
выражение его лица было нежнее, чем что-либо, когда-либо виденное на земле.
Ребенок положил руку на сердце падающего в обморок юноши, и
влияние, мягкое, как дуновение южного ветра, пронеслось по его телу
, и он окреп, встал на ноги и принял участие.
еды. С тех пор военная песня была ненавистна ушам
Вампум-хайра, и он возненавидел хвалебные речи храбрецов. Он проповедовал
мир своему народу и пытался убедить их в безумии
убийства своих собратьев. Но предрассудки стары, как горы не были
будет удален увещевания и доводы безвестной молодежи;
и хотя старики слушали, а некоторые одобряли, все же
молодые люди насмехались и горели желанием отличиться по примеру
манере своих предков. Молодому человеку повезло, что
представились возможности испытать его мужество, и он никогда не колебался.
когда другие дрогнули. Поэтому его племя приписывало его поведение
не недостатку храбрости, а заблуждению, посланному его опекуном
гением. Следовательно, хотя его влияние и ослабло, оно не было полностью
уничтожено.

При этом вещи, которые продолжались в течение некоторого времени, до одного дня скачиваем снова
имя Вампум-волосы.

"Сердце из Magisaunikwa еще мягко биться, как сердце
олень!"

"Оно бьется, как у человека, - сказал молодой охотник, - а не как у
мерзкого дикого зверя. Индеец должен подражать Доброму Духу в своей
действия, а не уничтожать своих братьев и сестер"

"Да, - сказал Сахем, - у него мужское сердце, хотя оно и мягкое. Нет
Вампум-хайр все еще любит Лилинау?"

Дыхание Квана не является более желанным для лесного цветка, который оно пробуждает к жизни
, или пение птицы, более дорогое для своей пары, чем
вид из Лилинау в Магисауникву."

"Что бы Вампум-волосы сделать, чтобы добиться ее любви?"

"Он хотел подняться на небо или погрузиться на дно соленого озера; все
что Великий Дух может задать, Что бы он сделал".

- Вождь не может принудить к любви свою дочь, но он может
дать свое согласие, и молодая птица прислушивается к голосу своего
родитель".

"Пусть великий вождь сказал, что он бы и руку
Вампум-хайр будет силен, чтобы исполнить его волю. Ради Лилинау
он порадует ее отца."

Сахем остановился и с удовольствием вгляделся в ожившие черты лица
молодого человека. Он был мудрым вождем и желал блага своему народу
. В те дни пантеры, изгнанные с севера суровой
зимой, наводнили страну в огромных количествах и угрожали
уничтожить дичь, от которой зависело пропитание индейцев.
Хотя многие из них были убиты, там еще оставалось достаточно, чтобы разорить
на земельный участок и делать серьезные травмы, и они стали настолько хитрыми, что на
часто охотились, что они почти равномерно удалось
ускользнув от погони. Это было бы государственной услугой, хотя и трудным делом
уничтожение прожорливых животных. Поэтому он сказал:--

"Пусть Магисауниква принесет мне конаус, сделанный из скальпов пантер,
и еще один для Лилинау, и он получит твердое слово вождя
прошептать девушке на ушко похвалу охотника.

"Это хорошо. Слова великого вождя приятны, и мои уши
впитывают их, как жаждущий песок капли дождя. Ноги великого вождя
Вампум-волосы быстро; его стрелы являются истинными, и они должны пробить
кричит Пантера".

В тот же день молодому охотнику так не терпелось пуститься в погоню, что он
отправился в те участки леса, где дичь была наиболее вероятна
. Многие звери уничтожили его, так что немного
ребенок может бродить в путешествии безопасности за десять дней, в любом направлении,
из ложи сачем, и узкие были убегает от смерти
бесстрашного охотника, и все же едва ли было добыто достаточно скальпов
чтобы сделать конау или накидку для покатых плеч Лилинау. Напрасно
влюбленный юноша продлил свою охоту еще дальше, даже на двадцать
дней пути от начальной точки. Лишь через большие промежутки времени обнаруживался один
зверь, но, в конце концов, ни одного не было найдено, и юноша
проснулся с убеждением, что его одурачили хитростью
сахема.

Однажды после бесплодной погони он с грустью размышлял о своих
обманутых надеждах, стыдясь возвращаться в свою деревню, в которую он
прежде он никогда не возвращался безуспешно, как вдруг перед ним предстал человек с
величественной осанкой. Его нос был похож на клюв
орла, а глаза напоминали огни в темной ночи. Странные перья,
ярких цветов, были вплетены в его косу на голове; великолепная
мантия из шкур ниспадала с его плеч; а в руке он держал
длинное копье с заостренным камнем на конце.

"Мой брат печален", - сказал он. "Пусть мой брат отдаст мне половину своего горя".
"Я вынесу это".

Получив такое наставление, Магисауниква поведал причину своего уныния
своему сочувствующему другу.

"И это все?" - спросил незнакомец. "Возвращайся, и ты найдешь
конау в своей хижине, и когда ты увидишь их, помни, что они -
дар Манабоджо. Я Манабожо.

Он заговорил и, прежде чем изумленный охотник успел поблагодарить его,
исчез из виду. Тогда молодой человек понял, что он разговаривал
с капризным Манито, и с полной верой и легким сердцем он
направился домой.

Он нашел двух конау в своем вигваме, согласно обещанию
Манито. Одного он подарил вождю, а другого - остальным.
девственница, но она отказалась принять дань его преданности.

Изумление Айшквагон-ай-би и всего племени невозможно себе представить.
слава Вампум-хайра вознеслась до звезд.
Правдивый вождь искренне говорил своей дочери о достоинствах
ее возлюбленного и предложил его в мужья, но Лилинау проявила
сильнейшее отвращение к этому союзу. Надменная девица унаследовала
свирепый нрав своего отца, лишенная его мудрости, и она смотрела с
презрением на всех, кто не отличался высоким происхождением или кровавыми деяниями,
и в ее непомерной гордыне не было ни одного молодого человека племени,
достойного ее руки. Не то чтобы не было молодых воинов, которые
могли указать на свидетельства своей доблести, и чьи имена были
знакомы песне, но в каждом случае сложная красота имела
нашла какое-то возражение и отвернула голову. Правда в том, что западный
ветер, который весной срывает с земли цветы и ведет
птицу к ее супруге, никогда не дул в сердце Лилинау.

Но наконец пришло время, когда девушка была вынуждена совершить
выбор. Ее семье надоела задержка, и Лилинау уступила
их протестам. Однако это было только внешне, что она
согласилась с пожеланиями своих родственников. Она решила предложить,
в качестве платы за свою руку, некое предприятие, слишком трудное для осуществления
. Она представляла ее отцу, что легко выиграли, был
слегка ценится, и что дочь великого вождя, как он, был
не ухаживал, как других девиц, и получается у него, к кому ей
голос был слаще, чем ноты птицу-пересмешника, его согласие на
ее схема.

Вскоре стали известны условия, на которых Лилинау согласилась последовать за мужем в его домик
. Только его она признавала своим господином,
который должен был безопасно провести свое каноэ от начала водопада
Яупае к маленьким островам внизу. Старики качали головами
когда они слышали о таких терминах, и их СКВО говорит, что ее сердце должно быть сделано
из камня, но молодые люди чувствовали тепло, и мысль о попытке их
удачи.

Предприятие было более трудным, чем любое из предпринимавшихся Манабожо.
Когда река была низкой, она текла почти перпендикулярно вниз, образуя
высотой двадцать футов, на камнях, торчащих острыми концами в воздух,
затем перескакивали извилистыми переходами через трещины и впадины, образованные
постоянный шум воды и истирание камней кружили
во впадинах, чтобы обрушиться на откос еще одной скалы,
прежде чем вода достигла своего гостеприимного спокойствия внизу. Когда разбухли от дождей,
все камни были скрыты, отвесный обрыв исчез, это было похоже на то, как
если бы Большое Соленое озеро стекало по склону горы,
и сверху донизу все было одной огромной массой пены, хлеставшей по
огромная скала в горловине, вокруг которой поток делал неожиданный поворот.
 Ни одно каноэ не могло бы выжить на таком пороге. Он должен быть опрокинут
и поглощен задолго до того, как достигнет дна, или, если бы эти опасности были,
по какой-либо чудесной случайности удалось избежать, неизбежное разрушение ожидало
самонадеянный искатель приключений, разбившийся о скалу внизу.

Влюбленные Лилинау смотрели на Падение, но чем больше они размышляли,
тем меньше у них было желания сталкиваться с опасностью. На низком уровне воды
каноэ перевернулось бы и было бы пронзено острыми
пород, а изуродованные тела, конечно, если не смерть, должно быть, дум
сыпи искатель, и кто посмеет, чтобы выдержать ужасы
опухшие реки?

Глаза Leelinau были светлые, и ее улыбка милая, но были
другие девушки с яркими глазами и мило улыбается, и менее сложно
пожалуйста.

Но при этом не чувствовал Magisaunikwa. Всепоглощающая страсть поглотила
все соображения благоразумия, и он решил предпринять это
приключение. Если он погибнет, Великий Дух будет доволен его храбростью.
а что такое жизнь без Лилинау? В то время как подобные мысли
пронеслось в его голове, и он вспомнил Манабожо. Он помог ему
однажды, хотя и напрасно, почему бы не попробовать во второй раз? Он еще раз поискал
в лесной чаще, где встретил его, и позвал его
по имени, но ответа не последовало. Он разжег костер и бросил в него
ароматный табак и снова крикнул: "Эй! Манабожо!" - и перед ним предстала
величественная фигура, но на челе его был гнев. На
его суровое требование охотник рассказал, что произошло, и попросил
его о помощи. Но Манито не выказал ни малейшего желания предоставить ее. В
действительно, задача была не его полномочия, но он не желал, чтобы его
должно быть известно.

"Глупец!" - сказал он. "неужели презрительная скво стоит риска смерти и
позора, который сопутствует поражению? Ищи свое пристанище и унеси прочь эти мысли
, как ветер уносит крылатые семена жгучей
крапивы". Было очевидно, что Манабожо никогда не был влюблен, потому что тогда он
не отказался бы от своего совета. Он остался не для ответа, а
с жестом презрения исчез.

Вампумхаир отправился в свой вигвам, меланхоличный, но не обескураженный.
Действительно, последовать совету дружелюбного Манито было невозможно.
Во сне или наяву образ Лилинау проплывал у него перед глазами, и
иногда он улыбался, как бы побуждая его к этому предприятию.

Он решил совершить торжественный пост. Поэтому он подыскал уединенное место
и построил остроконечный домик.

Шесть дней и ночей он постился, лежа на земле, а на седьмой день
с восходом солнца его дух-хранитель, дитя с
белым бобром, медленно спустился с неба. Лицо его было добрым и
нежным, как в первый раз, но не так, как раньше, он положил руку на
сердце Вампум-волос. Теперь он прижал ладонь ко лбу Вампум-волоса.
охотник, и странные мысли и решения, подобные нарастающей буре,
пронеслись в его голове: затем медленно, сквозь остроконечную крышу,
которая открылась для его прохода, ребенок поднимался вверх, пока не исчез в
голубом поле.

Магисауниква поднялся с земли, и лоб его был нахмурен. Он
поел, освежился и вернулся в свой вигвам.

Шел последний месяц снегов, и прошли сильные дожди, и
с гор с шумом низвергались потоки, и Яупае изливался
более мощный поток , чем когда - либо виденный, пронесся между
расщелины скал. Именно тогда Вампум-волосы объявил о своем намерении
провести приключения падает, и пригласил племя для сбора
вместе, чтобы засвидетельствовать свое представление. Он сказал, что в сердце
Лилинау, тронутая таким постоянством, была склонна смягчиться и
простить своему возлюбленному ужасное испытание, но это, вероятно, мечта
какой-нибудь мягкосердечной девушки, и это всего лишь указывает на то, что она сделала бы
при схожих обстоятельствах.

В выбранный день племя собралось у излияния вод
, чтобы засвидетельствовать достижение Магисауниквы и оплакать его
смерть. В большом количестве они выстроились вдоль берегов ручья, выискивая
те позиции, с которых открывался наилучший вид, в то время как его
друзья наблюдали у подножия водопада в каноэ, чтобы спасти
тело должно быть выброшено бушующей водой. Лилинау тоже была здесь
непреклонная, но гордая преданностью, неслыханной в анналах
своего народа. Она смотрела надменно, как на спектакль, устроенный в ее честь.
в честь героини которого ее будут прославлять много лет спустя.
ее ноги должны были пройти по тропинке, ведущей в страну Духов.
Казалось, никакое сожаление о гибели, на которую был обречен ее возлюбленный,
не тронуло ее сердца, и жалость не увлажнила ее глаза, когда она смотрела на
приготовления к жертвоприношению.

Наконец Magisaunikwa появился, и никогда раньше он не привлекал
такое восхищение. Он двигался, как один вернувшихся с победой. Никакой войны
его лицо было запятнано краской, которую воины привыкли использовать, находясь на тропе войны
для того, чтобы вселить ужас во врага, или когда он начинал
предприятие, сопряженное с большими опасностями. Его платье было
conaus скальпов Пантера, и он шел в окружении компании молодых людей
его ровесник, выше самого высокого из которых он был на голову.

Прежде чем отправиться в путешествие, он совершил обычную церемонию
чтобы умилостивить Великого Духа, указав на небеса, землю,
и четыре ветра, и громким голосом воззвав к Владыке Жизни
улыбаться этому начинанию. Сделав это, он обвел взглядом
собравшуюся толпу, пока они не остановились на Лилинау. Он долго смотрел на нее,
словно желая унести ее образ с собой в страну Духов, и
после этого последнего взгляда он не позволил своему взгляду задержаться ни на одном другом
человеческом существе. Затем, на небольшом расстоянии над головой
внезапно он забрался в каноэ и взялся за весло.

Движение хрупкой коры поначалу было мягким, но лишь на короткое время
с каждым мгновением ее скорость увеличивалась, пока, еще до того, как она
достигла погружения, она, казалось, не полетела, как ласточка. Спокойно направляя
его устрашающий курс, молодой человек сидел, не сводя глаз с узкого прохода
между скалами. И вот каноэ уже на краю
Падает - оно прыгает, как лосось, когда он плывет вверх по течению - оно исчезло!
бушующие воды поглотили его - нет, я вижу это снова - руку
Магисауниква силен, и весло у него цело. Помоги, Манито! он
ударяется о скалу у самого горла - нет, каноэ разворачивается
и уносится прочь, и я вижу, как оно скользит с юношей по
спокойной воде. Великий Дух защитил его.

Крик, соперничающий с грохотом Водопада, вырвался из толпы собравшихся.
Толпа поднялась с песнями, такими как "Добро пожаловать, вернувшиеся воины".
чтобы поприветствовать победившего героя.

Но Вампум-хайр принимал их поздравления и похвалы с
безразличием. Опустив глаза в землю, он позволил себе быть
с триумфом перенесли к тому месту, где на скальной платформе стояла
прекрасная Лилинау. Какие мысли проносились в ее голове
? Гордилась ли она тем, что стала объектом такой искренней и отважной любви,
или она сетовала на необходимость принять господина? Вампум-хайр
приблизилась, и перед его спокойными, печальными глазами ее собственная опустилась на
землю. Его взгляд был испытующим, словно он пытался разгадать тайны ее души
и, наконец, он заговорил.

"Leelinau, - сказал он, - Великий Дух сотворил тебе красивых среди
дочери женщины; и потому он дал тебе сердце?

"Лилинау, Вампумхаир больше не будет вздыхать по тебе. Отныне ты
для него всего лишь цветок или нарисованная птица.

"Лилинау, воды Яупае погасили огонь, который
горел здесь", - и он приложил руку к сердцу. Он повернулся на своих
каблуках и покинул собрание.

Изумленные обращением Магисауниквы, сначала все были безмолвны,
но вскоре среди родственников
оскорбленной девушки поднялся крик о мести. Но повелительный голос мудрой
Айшквагон-ай-би утихомирил переполох.

- Кровь могучего Оджига, - сказал он, - не может смешиваться с водой.
Великий Дух, сделанные таким образом, чтобы освободить Leelinau от
обещание, которое он недоволен, что она сделала".

Что бы ни были мстительные чувства отношения
Лилинау, их негодование никогда не падало на голову молодого охотника
. Говорят, однажды два брата отвергнутой девушки устроили засаду, чтобы лишить его жизни.
но когда он бессознательно проходил мимо них, и
смертельные стрелы были направлены в голову, прижатую к его груди, Манабожо
появился и запретил это деяние.

Магисауниква продолжал лелеять на протяжении долгой жизни свою любовь к
мир. Он приобрел большое влияние на свои собственные и соседние племена
и преуспел в широком распространении своих миролюбивых взглядов. На момент
его смерти, которая произошла в преклонном возрасте, среди северных племен повсюду курился калумет
мира, и их
численность значительно возросла. Волосы вампума почитались повсеместно,
и считались причиной этого счастья. Но ни одна жена никогда не готовила
оленину в его домике. Вместе с мечтой его юности исчезло все
пристрастие к слабому полу. Он любил и был разочарован.
Там, где он ожидал встретить мягкость, он нашел гордость. Он искал
податливую иву, а увидел несгибаемый дуб!

Но и в Лилинау произошла революция. Все ее существо
преобразилось. Та преданная любовь, которая предвосхищала каждое желание, была
неспособна осуществиться, достигнуто безразличие. С этого момента ее душа
полетела на крыльях желания за Магисауниквой. Сначала она
подумала, что его поведение вызвано какой-то временной обидой, и
положилась на силу своего обаяния, чтобы вернуть его в свои сети
. Однако со временем ее надежды становились все слабее, пока
ужасное убеждение, как ночь, опустилось на ее душу, что она
сыграла шутку с самым благородным сердцем своего народа и изгнала его навсегда
прочь. Тогда она почувствовала опустошение, которое не может выразить ни один язык. A
Ею овладела стойкая меланхолия. Ее глаза утратили свой огонь,
губы - улыбку, а голос - песню. Она будет гулять в одиночку,
далеко в тайниках в лесу, разговаривая сама с собой в
низкие тона, и плачет при воспоминании о счастливых днях. Ее здоровье
быстро ухудшалось, пока она не стала слишком слабой, чтобы выходить без посторонней помощи
диван, на котором день за днем возлежала ее увядающая фигура. Одним теплым летним утром
она попросила двух своих товарищей отнести ее на скалу
, откуда она наблюдала за подвигом Вампум-волос. Она опустилась на колени и
убрав исхудалой рукой длинные волосы, упавшие на глаза,
печально посмотрела на пенящуюся реку. Задумчивым взглядом она
проследила за течением водопада сверху донизу, вероятно,
вспомнив в этот момент, что ее возлюбленный подвергся опасности ради нее и ее собственной безопасности.
покаялась в презрении, затем тяжело вздохнула и, склонив голову на грудь
одной из своих спутниц, испустила дух.




ГЛАВА XXIII.

 Широко по краям разлилось множество потоков,
 И разнородные руины на ее берегах распространились повсюду,
 Наконец, поднявшаяся река течет вдоль:
 Непреодолимой, рев, страшный, внизу доходит
 От грубияна горы и дикие мшистые.

 ВРЕМЕНА ГОДА ТОМСОНА.


Компания выразила свою признательность Бернарду за
устроенное им развлечение, хотя все они, казалось, считали
поведение Вампум-хайра несовместимым с его дружелюбным характером,
и пожалеть о судьбе Лилинау.

"У автора , должно быть , были какие - то подозрения относительно несоответствия
самого себя, - сказал Бернард, - если судить по его попытке обойти
затруднение, приписав волшебную перемену в своем герое, тому, что
приложил руку ребенка к голове, вместо того, чтобы, как раньше,
в самое сердце. Эта часть рассказа разработана слабо и неумело
.

"Я не могу согласиться с вами, - сказала Фейт, - и думаю, что вы несправедливы к своему
другу. Идея в том, что гений-хранитель оказал
контролирующее влияние на судьбу молодого человека; и я не вижу
причин, почему, если мы уступим гению возможность смягчать его натуру,
мы не можем также предоставить ему возможность затвердевать ".

"Особенно, - заметил Паунал, - поскольку объект покровительства духа
был бы расстроен, если бы влюбленные соединились".

Все вопросительно посмотрели на него, ожидая объяснений.

"Я имею в виду, - сказал он, - что с такой свирепой маленькой скво в качестве жены,
джентльмен с непроизносимым именем не продержался бы долго
мирный человек. Внутри вигвама, несомненно, разразилась бы война
какими бы густыми ни были клубы дыма от калумета мира
снаружи."

Все рассмеялись над этой выходкой, но Энн намекнула, что она бы
предпочла другое завершение.

"По крайней мере, - сказал мистер Армстронг, который молча выслушал
критические замечания молодых людей, - это преподает вам полезный урок,
девочки".

"Что это значит, мистер Армстронг?" - спросила Энн.

"Что молодые леди должны знать, что у них на уме".

"Совершенно необоснованное ожидание!" - воскликнула Энн. "Мы должны стать
такими же глупыми - такими же глупыми, как разумные люди".

- Кроме того, - добавила Фейт, приходя на помощь подруге, - эта история
предназначалась для индийских девушек, а не для тех, кто
читал Шекспира.

"Я подозреваю, - сказал Бернард, - что автор был лучше знаком с
с шекспировскими дамами, чем с индийскими девушками".

"Почему вы так думаете?" - спросила Фейт.

"Разве вы не заметили, - ответил Бернард, - что он ограничивается
общими фразами? Ни слова он не отваживается сказать о туалете
красавицы. Описание наряда героини всегда считалось
обязательным в каждой сказке".

"Пох, Уильям! - сказала Энн, - что дикарь критик и вы. Но,
наверное, было так мало, чтобы описать, автор не думал, что это
стоит его время".

- И, - сказал Паунал, - допустимо ли что-нибудь в картине, которая
отвлекает внимание и уводит его от главной фигуры?
Хороший вкус исключает использование сережек и золотых цепочек на портретах.

"Что ж, - сказал Бернард, - осмелюсь сказать, вы правы. Возможно также, что
платье было неописуемым".

"Кто это Manabozho, кто входит в так кстати, но, без
сильно влияющих ведь?" - спросила Энн. "Я очарован его
внешностью, особенно его большими глазами".

"Он что-то вроде индийского Геркулеса, - ответил Бернард, - который играет
заметную роль во многих легендах. Он представляет собой сочетание мудрости и
глупость, доброжелательность и озорство, сила и слабость, отчасти
Маниту и отчасти человек, и имеет привилегию делать все, что угодно, каким бы абсурдным и невозможным оно ни было
в один момент, в то время как в следующий он может быть
лишенный своей силы, чтобы быть неспособным позаботиться о себе.

"Действительно, очень удобный человек", - сказала Энн.

"Развязывая узел затруднения вмешательством такой Силы,
признаюсь, я проявляю мало изобретательности", - сказал Бернард.

"Однако для этого есть классические источники", - сказал мистер Армстронг.
"Сам Гомер снисходит до того, чтобы представить Бога, когда он не может
выпутаться из затруднительного положения без его помощи.

"Да, - сказал Бернард, - но не следует забывать правило Горация",
"О необходимости бога" и т. Д.

"Верно, - сказал мистер Армстронг. - Но как бы вы совершили подвиг
, подобный одному из подвигов Геракла, без каких-либо подобных средств?"

- Я не претендую на то, что способен на это, - скромно ответил Бернард.;
- но, несомненно, человек с большим воображением мог бы это сделать.
это удалось.

"Ты всего лишь холодная адвоката для вашего друга", - сказала Вера. "Вы не
позвольте ему половину заслуги он заслуживает"

"Он бы не жаловался, если бы услышал меня", - сказал Бернард. "Никто не может
лучше него осознавать недостатки своей работы".

- А я говорю, - сказала Энн, - что мне чрезвычайно нравится его история, только вот
он ничего не знает о нашем сексе. Возможно, для мужчины было бы очень хорошо
восхвалять этого жестокосердного Вампума и заставлять бедняжку Лилинау чахнуть
ради его драгоценного блага, но я не верю, что она была настолько глупа, чтобы
очень заботишься о нем".

"Если бы была известна правда, - сказал Паунал, - я не сомневаюсь, что девушка
отвергла его, потому что ей больше понравился другой".

"И ее невежливый кавалер, - сказала Энн, - выдумал эту историю, чтобы скрыть свое
замешательство".

"Я довольна тем, что есть", - сказала Фейт. "Мы жалеем и любим
Итак, Лилинау; ее надменность и гордыня забыты в ее несчастьях.
мы помним ее как верную до смерти ".

- Ваш рассказ напомнил мне, - сказал Паунал, обращаясь к Бернарду, - что в Вутуппокуте
огромный паводок и что уровень воды
увеличивается. Предположим, если дамы согласятся, мы соберем компанию, чтобы
посмотреть это завтра?

Предложение было принято всеми с одобрением, и это было
договорились, что они встречались в доме мистера Армстронга, как
отправной точкой во второй половине дня на следующий день. Вечернее время
сейчас значительно продвинулись вперед, друзья, Вера взяла отпуск.

В девять часов вечера колокол звонил, как молодые люди прошли через
по тихим улочкам. Обычай звонить в колокол в этот час - один из тех,
который утратил актуальность, хотя когда-то был почти повсеместным в
Новой Англии и, можно сказать, имеет некоторое отношение к вечернему колоколу
в римско-католических странах. Его общепризнанной целью, действительно, не было, как
в последнем случае это было призвание людей к молитве, но, возможно, его
эффект был тем же самым; поскольку оно обозначало час, в который
у жителей деревни была привычка удаляться на покой; и,
в те дни простой веры, многие были семьями, члены которых
объединялись вместе, прежде чем отправиться на поиски своих подушек, чтобы отблагодарить
ради благословений дня и проси защиты в эти
беззащитные ночные часы. Роскошь и диссипацию с
закралось, и сторон, собрать, теперь, в час, когда они ранее
расстались. Мы называем себя более утонченной, но, возможно, допускают
сомневаюсь, не слишком ли дорого обошлось все наше шоу и шествие.
ценой существенного комфорта и счастья.

Берег был заполнен зрителями, когда маленькая компания приблизилась к месту происшествия.
место, где произошел прилив. Мы не знаем, что мы преуспели в том,
передавая четкое представление о реке мы попытались описать. Это
можно вспомнить, что о ней говорили как об одном из притоков
Северна, впадающем с Востока и огибающем с этой стороны
город. Берега на противоположной стороне были высокими и обрывистыми;
но на ближней стороне, за исключением узкого прохода
через которое льется рекой в Северн, и на
чуть выше--земля мягко поднялся от ручья до
он достиг подножия холма, вставляя кусок сравнительно
уровня земли. Дорога, которая проходила по этому плоскому участку и соединяла
восточную часть (которая из-за импровизированного характера ее зданий,
а также по другим причинам, которые мы предпочитаем не упоминать, называлась
Хасти-Пудинг), как и весь остальной город, был, как правило, в очень приподнятом настроении.
наводнения вышли из берегов. Таков был факт в данном случае, и
лодки были заняты перевозкой людей по затопленной дороге
. Как вы стояли возле устья реки, и посмотрел вверх
ток, место значительный интерес, и, даже величия,
представился. В то время бесчисленные плотины выше по течению
ручей, которые были построены с тех пор, еще не были построены, как и
камни в горловине не были взорваны, чтобы сделать более широкий выход.
Лед, который затем устремился вниз, как бы по договоренности, одновременно
и в огромных блоков-но, теперь-то дней, с интервалами, и разогнали
падение дамбы, мы не сможем бежать в наперебой из
торты переходят друг в друга, застряла в горле, и свалили высокой
в воздухе, глядя, как льда-айсберги, плавали с севера
Поляк. Вы видели трансляцию, во все времена, быстрого, и теперь, опухла сильно
за пределами своих обычных размеров, несущихся с десятикратной силой, и
торопясь, в своем канале, с хриплые звуки, лед-тортов, которые, в
гонка конкурентным тертый против, и, иногда, взаимно уничтожаются
друг друга, чтобы загнать одних под ледяной барьер, а оттуда ускользнуть
в океан, а других подбросить высоко над пенящимся потоком на
собирались массами, чтобы более постепенно найти свой путь к тому же самому борну.
Отрываясь от канала, Один увидел пирожные, попавших в водоворот,
кружащиеся в отношении банков, и, в некоторых случаях, вынуждены
плавное и shoaler воду, где они заземлены, или были размещены в
мало заливов и бухт образуются неровности берега.
Эти тихие места находились, конечно, на ближайшей к городу стороне, в
противоположный берег был слишком крут, а вода слишком глубока, потому что там
был канал, и там вода неслась с величайшей силой
.

В одной из таких тихих бухт группа школьников забавлялась
тем, что забирались на незакрепленные блоки и толкали их по кругу
, как лодки. Развлечение, казалось, было сопряжено с опасностью, поскольку
место находилось так далеко от течения, а глубина воды составляла всего два или
три фута. Поэтому на детей почти не обратили внимания,
тем более что они находились на значительном расстоянии от того места, где толпа
толпа зрителей была собрана, находясь значительно выше и рядом с
равниной, носящей недостойное название, которое только историческая достоверность
вынуждает нас ввести. Через некоторое время пирога, на которой стоял один из мальчиков
, начала медленно ускользать от берега. Так постепенно
это было сделано, что сами мальчики не заметили, пока оно не
совершенно отделилось от других пирожных,
так что никакой помощи оказать было нельзя, когда один из его товарищей
крикнул малышу, стоявшему на нем, чтобы он плыл к берегу. Этот
он уже пытается это сделать, но, несмотря на все старания
он не смог приблизиться. Наоборот, было видно, что он был
отступает. Вода стала теперь настолько глубоко, что его полюса не могла
уже достигнет дна. Текущий обратил в торт, и был
подметание ее драгоценного груза до уничтожения. Дети подняли
тревожный крик, который был услышан зрителями внизу, и сначала
привлек их внимание.

Дрожь ужаса пробежала по толпе. Мужчины тяжело втянули в себя воздух
, а женщины завизжали, не в силах отвести глаз, прикованные
ужасное увлечение опасностью. Ужасные предчувствия овладели
разумом многих родителей. Обреченный мальчик мог быть его собственным сыном. Отчаянные
взгляды были брошены во все стороны в поисках помощи. Тщетно: никто
не мог быть оказан. Времени не оставалось ни на что: с каждой секундой
ребенка все быстрее несло к гибели.

Тем временем храбрый малыш, прочно сидевший в центре
пирога, балансировал с помощью шеста и бесстрашно противостоял
опасности, которой он не мог избежать. Не криком убежал, ни его
выдержка изменила ему. Как досадно и кружение воды поднялся
держась то за одну, то за другую сторону своей хрупкой коры, он наклонял свое тело
в ту или иную сторону, чтобы сохранить равновесие, то вставая
вертикально, то съеживаясь поближе к поверхности ненадежной опоры
. И вот преграда приблизилась к горловине, где поток воды
тек быстрее всего и был наиболее бурным. Ребенок, казалось,
сбежал до сих пор чудом, но теперь оказалось невозможно, он бы
быть в состоянии поддерживать его место. У него, должно быть, закружилась голова, его мужество
иссякло в ужасной неразберихе стольких угрожающих опасностей;
измученные волны должны опрокинуть глыбу, или другая должна удариться о нее
и сбросить мальчика в воду. И вот пирога достигла
ледяного барьера, протянувшегося поперек ручья. Он ударяется; его засасывает внутрь
ниже и исчезает.

Зачарованные зрители, их глаза были прикованы к опасности, нависшей над
мальчиком, не заметили фигуру мужчины, который спускался с противоположного
берега и со значительным риском перебирался через груды наваленных
поднявшись на лед, замер в ожидании приближения ребенка. Так действительно он
судить развертки тока, которое он посадил себя на
кромка льда в том самом месте, куда ударился блок. Протянув
руку в тот момент, когда она скользнула под него, он схватил мальчика
за воротник куртки и притянул его к тому месту, на котором тот
стоял. Как только толпа увидела этого человека, они поняли, что это
Холден.

Положение этих двоих по-прежнему было опасным. Неверный шаг,
раскол льда, податливость лепешки могли низвергнуть и то, и другое
в поток. Но сердце этого человека никогда не испытывало эмоции
страха. Он намеренно округлил глаза и с быстрым
решение пришло само собой. Подняв спасенного ребенка на руки, он
направился в сторону причала, построенного прямо под узким
отверстием. Перепрыгивая с большой ловкостью и силой через блоки,
выбирая для опоры те лепешки, которые казались самыми толстыми и скрепленными
самыми прочными, он преодолел барьер и благополучно спрыгнул на
сушу. Зрители, видя направление, в котором он двигался, сбежались
многие из них спустились к месту и ждали, чтобы их принять.

"Я клянусь", - сказал наш друг Том Глэддинг, который был одним из первых, кто
добро пожаловать, Холден, - если это не малыш Джим Дэвенпорт. Что ж, Джим, ты пришел.
я чуть не увернулся.

- Да, - сказал мальчик, небрежно, как если бы он участвовал в
порезвились, "я мочился в обувь немного, и нижняя часть штанов."

Тут сквозь толпу пробрался человек, которому все расступились. Это
был мистер Давенпорт. Он был, как и все остальные, свидетелем опасности
и спасения, но не знал, что это его собственный сын совершил этот
опасный переход. Но сообщение, словно по мановению волшебной палочки переходящее от одного к другому
, достигло его ушей, и теперь он спешил выяснить
это правда. Это действительно был его сын, и Холден был его спасителем.
Он подошел к мальчику, и осмотрел его с ног до головы, как будто
чтобы лично удостовериться в его безопасности, прежде чем он произнес слово. Дрожа от
возбуждения, он повернулся к Холдену и, схватив его за руку, судорожно сжал ее
.

- Пусть Бог забудет меня, мистер Холден, - пробормотал он прерывающимся голосом.
- если я забуду эту службу. - и, взяв мальчика за руку, он повел его.
домой.

- Что ж, - сказал Глэддинг, наблюдавший за происходящим, - Джим не очень возражает против этого.
но, думаю, старине Дэвенпорту это пойдет на пользу.

Холден, по обыкновению своему, казалось, не мог вступить в
разговор с теми, кто вокруг него, или смириться с любезностями
подал, и начал как можно скорее, по его одинокий путь.
Выбравшись из толпы, он заметил приближающиеся фигуры
Фейт и ее спутников, которые приближались более неторопливо, и
остановился, чтобы поприветствовать их. От них он, казалось, принимал с удовольствием
поздравления, которыми его осыпали, хотя он и отрицал какие-либо заслуги перед собой
.

"Да будет хвала, - сказал он благочестиво, - воздана Тому, кто, согласно
цель его собственной воли созидает и разрушает. Бесчувственный
Глыба льда и я были всего лишь инструментами в Его руках ". Он повернулся
пошел прочь и, быстро шагая, вскоре скрылся из виду.

Присутствовавшему констеблю Бассету хватило здравого смысла понять
, что это не повод для его вмешательства, и хотя он
проводил удаляющуюся фигуру Одиночки тоскующим взглядом,
в то время как его руки сжимали судебный приказ, он не отважился ни на какую попытку
воспользоваться своими полномочиями.




ГЛАВА XXIV.

 Мы говорим о любви и удовольствии - но это все
 Сказка о лжи. Жизнь состоит из мрака.:
 Прекраснейшие сцены окутаны покровом руин.,
 Самая прекрасная тропа ведет только к могиле.

 ПЕРСИВАЛЬ.


После мероприятия просто зафиксировали, вполне можно предположить, что все
дальнейшее судебное разбирательство против отшельника были заброшены. Они
были начаты только для того, чтобы удовлетворить уязвленную гордость Дэвенпорта, и
после того, как Холден спас жизнь его сыну, сообщество
опозорило бы его, если бы дело продолжалось дальше. Но
не требовалось такого общественного мнения, чтобы побудить Дэвенпорта
дать Джастису и Бассету намек больше ничего не предпринимать. Он действительно был
благодарен, хотя и не испытывает угрызений совести за свое поведение, легко
убеждая себя, что это было вызвано любовью к справедливости и
желанием защитить интересы религии.

Таким образом, Холден мог, не опасаясь последствий, возобновить
открыто свои обычные визиты в деревню. В последнее время они стали чаще,
чем обычно, бывать в доме мистера Армстронга, который, казалось, увлекал его
почти так же сильно, как Фейт. С бывшим разговор
как правило, повернулся точки богословия, которое с каждым днем казалось
предположим, с Армстронг глубокое значение, с последнего на
воздействие, произведенное учением Холдена на индейцев. Ибо
со времени его изгнания на Патмосе, в индийской деревне, новая тема
привлекла внимание Отшельника, которому он посвятил все силы своей души с характерной для него энергией
- обращение
бедняги, которые любезно приютили и защитили его. К
его оптимистичным ожиданиям, выраженным страстным языком
Священных Писаний, которые он любил использовать, восторженная девушка прислушивалась
с самым теплым интересом. Привыкшая приписывать каждое событие некоему
главенствующему Провидению, она подумала, что теперь ясно видит руку
улучшенный власти в события, которые заставили Холдена, в
первой инстанции, принять его временного пребывания среди них.
Мы говорим "Временное пристанище", потому что с тех пор Одиночка вернулся
в свою хижину, которая находилась всего в двух или трех милях от
хижин его бывших защитников. Уединение, которое он обнаружил, было необходимо
для того, чтобы он мог лучше выполнять свои новые обязанности, а расстояние
было слишком небольшим, чтобы создать какое-либо серьезное препятствие или даже
неудобство.

Таково было положение вещей, когда через несколько недель после взрыва мистер
Армстронг ознакомилась его дочь, на столе, с его
намерение посетить Холден тот день.

"Прошло много времени, - сказал он (прошло четыре дня), - с тех пор как мы
видели его, и у меня на уме есть вещи, о которых я бы с удовольствием поговорил
".

За несколько месяцев до того, такое заявление от своего отца бы
удивлен вере, но теперь она считала это вполне естественным. Близость
между семьей и Отшельником стала такой, а властный
характер последнего приобрел такое большое влияние на
обоих ее членов, что ни один из них не видел ничего странного в том, что
почтение было оказано ему. Поэтому она согласилась с каким-то общим местом.
замечание в предложении, умоляющее старика запомнить его.

Соответственно, после завтрака, мистер Армстронг спустился на пристань,
думая, вероятно, он мог бы найти некоторые лодке, плывущей вниз по реке, по
что он мог остаться на острове, надеясь, что он не должен
найдите там одинокое, чтобы пойти на индейское поселение. Не был он
разочарован. Он нашел рыбак готовится сбросить
его катер, который бодро согласился передать его на место
назначения. Мистер Армстронг запрыгнул в лодку, и ветер
отдавая, они стремительно неслись вниз по течению.

Рыбак, приятный, откровенный парень лет тридцати,
которому мистер Армстронг был хорошо известен, по крайней мере, по репутации,
хотя признание не было взаимным, попытался заинтересовать его
в разговоре, но безрезультатно. Вежливо отвечая на любые
вопросы, он не делал никаких замечаний в ответ, и вскоре беседа
иссякла из-за отсутствия материала для ее поддержки. Бедный Джосайя Силл,
обнаружив, что его социальные качества не оценены по достоинству, вскоре сам впал в рецидив
погрузился в молчание, гадая, что могло побудить его спутника искать
Холдена, и каким-то таинственным образом связывая свою сдержанность с этим
визитом. Обнаружив, что тишина не совсем приятна, Джосайя наконец-то разразился "Янки Дудл", которую он забавлялся, насвистывая
вместе с некоторыми другими любимыми мелодиями, пока они не добрались до острова.
........
....... Приблизившись, они мельком увидели Холдена, входящего в дом
Джосайя высадил своего пассажира, пообещав заехать за ним
по возвращении во второй половине дня, хотя Армстронг выразил сомнение
стоит ли ему оставаться здесь так долго.

"Если тебя здесь не будет, никто не пострадает", - сказал
добродушный парень, - "и это не займет и минуты, чтобы остановиться".

Поблагодарив его и пожелав успехов, мистер Армстронг направился к
хижине.

Он нашел Холдена в соседней комнате, занятого своим обычным занятием,
когда бывал дома, плетением корзин. Вокруг него было разбросано большое количество заготовленных
саженцев, нарезанных очень тонко, в то время как связки
ореховых жердей, грубого материала для его изготовления, были сложены грудами
по углам, готовые к использованию. Быстрой и ловкой рукой
Солитари плел из лентообразных лоскутков, демонстрируя большое знакомство
с работой. Не прекращая своего труда, он выразил удовольствие
по поводу визита своего друга и попросил его присесть.

"Я польщен, - сказал он, - этим днем. Чему я должен приписать внимание
богатого мистера Армстронга?"

В словах прозвучала легкая ирония. Вероятно, это было
замечено мистером Армстронгом, потому что он с некоторым чувством ответил:

"Говорите со мной не так холодно. И все же, - добавил он удрученно, - я
заслуживаю того, чтобы весь мир отверг меня. Ни счастливые, ни
несчастные не испытывают ко мне сочувствия ".

Своенравный юмор Холден, видимо, смягчила печаль
сладкий, низкий голос.

"Каждое сердце, - сказал он, - лучше всего знает свою горечь, и я раскаиваюсь"
я в своей грубости. Но когда я увидел тебя здесь, я не мог не вспомнить
что я прожил долгие годы в этом доме, и... - он заколебался, и
Армстронг закончил предложение:

"И ты бы сказал, что это первый раз, когда я затемняю твою дверь.
Что ж, пусть это называется тьмой, на которую падает моя несчастная тень. Но
прости меня: я только недавно узнал тебя".

- Ты ошибаешься, Джеймс Армстронг, - возразил Холден, - если думаешь
ты знаешь меня и никогда не узнает меня. Но, в конце концов", - добавил он в
более щадящим образом: "ты прав. Да, познай меня как такого же грешника,
путешествующего с тобой в вечность".

"Как мой друг, - ответил Армстронг, - как проводник, чей более глубокий
опыт в небесных делах укажет мне путь на небеса, если только
каким-то непостижимым указом я не буду исключен".

"Как открыто было мое сердце, как годами оно жаждало встречи с тобой!
твое! С какой радостью я бы излил свое горе в твою грудь, как в грудь брата!
- воскликнул Холден сдавленным от волнения голосом.

На лице мистера Армстронга отразилось изумление. "Как это?"
сказал он. "Я никогда этого не знал. Вы всегда были для меня обычным
знакомым".

Тень упала на лицо Холдена. Он неправильно понял значение
другого. Он предположил, что фраза применима к чувствам
Армстронг по отношению к самому себе, а не как описание его собственного поведения
по отношению к Армстронгу. "Ради маленькой Веры, - холодно сказал он, - которая
теперь прекрасная женщина, я высоко ценил тебя".

"Это действительно так", - сказал Армстронг меланхоличным тоном. "Таких нет
оставлена любить меня ради меня самой. Но почему я должна ссориться со своей собственной
дочерью? Позволь мне быть благодарной за то, что она была средством
привлечь ко мне одно существо. Как я могу показать свою дружбу? Как я могу
Сделать тебя своим другом?

"Я твой друг", - воскликнул Холден, еще раз сжимая его руку.
Чувство отвращения. "Предъявите мне любые доказательства. Я не подведу".

"Если такому человеку, как вы, могут помочь деньги, - продолжал Армстронг, - то в них
не должно быть недостатка. Если бы легкость или роскошь могли соблазнить... Но вы растоптали их
, и что они значат для того, чья беседа
ведется на небесах?"

Холден, пока он говорил, поднялся со своего места и прошелся
два или три раза по комнате. Когда Армстронг закончил говорить,
он снова подошел к нему.

"Не напрасно, - воскликнул он, - Господь привел
тебя сегодня ко мне. Говори то, что Он вложит в твои уста".

"Я хотел бы заручиться вашим доверием", - сказал Армстронг. "Как больной зверь или
раненая птица безошибочным инстинктом знает, какая трава или растеньице будет
лучше всего способствовать ее излечению, так, мне кажется, Провидение направляет меня к
вам. Не отталкивай меня, но будь моим добрым врачом".

"Как врач выпишет, если он не знает о жалобе".

"Вы должны знать, если у вас есть терпение выслушать. Но я должен вернуться
лет, чтобы сделать себя понятным".

"Говори, мой брат", - сказал Холден, мягко, "ни слова не попадают в
зря".

- Тогда слушайте, - сказал Армстронг "и узнайте, какие печали наружу
показывает процветания может позолотить".

Холден снова уселся на свое место, а Армстронг начал свое отношение.

"У моих родителей, - сказал он, - было всего двое детей, я и мой брат,
который был младше на два года. Между ними существовала нежнейшая привязанность.
мы, и мы никогда не разлучались, пока я не поступила в колледж, где через
пару лет он присоединился ко мне, и где мы оставались вместе
до окончания моего курса в колледже. Затем я вернулся домой, чтобы
занять свое место в коммерческом бизнесе, которым занимался наш
отец. Моему брату Джорджу была уготована одна из
профессий. В последний год его пребывания в колледже его письма
ко мне были полны похвал молодой леди, с которой он познакомился
, а на каникулах он не уставал говорить о ее красоте
и приятные качества. Я присутствовал при получении им степени, и на
вечеринке, устроенной во время моего пребывания в городе, он представил меня
ей. Увы! это знакомство было причиной счастья и одновременно
несчастья моей жизни. Оно нашло мне жену и лишило меня брата. Я
не могу описать впечатление, которое произвел на меня первый взгляд Фрэнсис
. И она, похоже, не испытывала отвращения к моему вниманию. Я предложил себя,
и был принят."

"И ты не сделал ничего, что могло бы отвратить ее чувства от твоего брата?"
спросил Холден хриплым голосом.

"Она никогда не относилась к нему с большей, чем мимолетной симпатией, - ответил
Армстронг, - и я не думаю, что она имела представление о пылкости
его привязанности. Бог мне свидетель, я никогда не говорил ни слова в его
поражения. Мы поженились, и вскоре после того, как Джордж начал
показания экспонат безумия. По совету врачей он был
доставлен в приют для умалишенных, где, как надеялись, при надлежащем
лечении его рассудок может восстановиться. Пусть Бог простит меня, кто я есть
причина ужасной трагедии, но по какой-то небрежности его хранителя,
ему было позволено сбежать - его тело было найдено через несколько дней в
соседний пруд. Тут Армстронг остановился и закрыл лицо руками.
обеими руками.

"В теле опознали твоего брата?" - спросил Холден.

"Он пробыл в воде слишком долго, чтобы его можно было опознать, но
рост, возраст, цвет волос и то, что осталось от
сделать его различимым, чтобы его было достаточно, чтобы идентифицировать как принадлежащий Джорджу.

"Тогда нет уверенности. Возможно, твой брат еще жив".

"В его смерти не может быть сомнений. Прошло тридцать лет,
и если бы он существовал, о нем должны были слышать. Двенадцать лет
впоследствии моя Фрэнсис умерла, оставив мне двоих детей, сына и малютку
дочь. Бог счел нужным в своем провидении забрать моего мальчика, но оставил меня
Веру, чтобы похоронить мои седые волосы. Пройдет совсем немного времени, и
она окажет мне эту услугу.

Мистер Армстронг замолчал, и воцарилась тишина, которую
наконец нарушил Одиночник. Он нахмурил брови, бросив острый, испытующий взгляд
на своего гостя, и сказал:

"Ты был неверен своему брату".

"Да, и его кровь вопиет против меня. Куда мне обратиться, чтобы скрыть свою
вину?

"Значит, ты раскаиваешься в своем предательстве?" - спросил Холден, который
казалось, он был полон решимости исследовать рану до глубины души.

"Увы! верни мне утро жизни; поставь меня в те же самые
обстоятельства, и я снова упаду. Я должен быть неотразимо
привлекает сердце, которое, казалось, был сделан для разминирования".

"В ее объятиях ты забыл брата, которого твоя жестокость
обрекла на темницу и цепь маньяка?" - спросил Холден.

"Никогда! его образ запечатлен в моем сердце. Я никогда не переставал думать
о нем".

"Ты узнал бы его, если бы он предстал перед тобой?"

"Узнал бы его! да, среди десяти тысяч. Никакие годы не смогли бы произвести таких изменений
как спрятать его от меня. Но он в могиле, в то время как его убийца
жив".

"Ты нашел компенсацию за оплакивание мертвых в
ласках живых?"

- Верно, слишком верно. Пока Фрэнсис была жива, она была моим раем. Это было
необходимо, чтобы у меня отняли этого идола. И у моего сына тоже. О,
Джеймс, сын мой! мой сын!"

Холден во время разговора не мог удержаться на месте, но
со свойственной ему непоседливостью ходил по комнате,
время от времени останавливаясь перед Армстронгом. Последнее выражение чувств
очевидно, это подействовало на него. Быстрота его шагов уменьшилась; его
движения стали менее резкими; и вскоре он положил руку на
плечо мистера Армстронга.

"Твой рассказ, - сказал он, - полон печали и страданий. Ты совершил преступление.
Ты нарушил свой долг и понесешь наказание. Ни одно зло не ускользнет от мстителя.
Как написано: "Отмщение мое, Я воздам, говорит Господь".
Но также написано: "Он милостив и милосерден, медлителен к гневу,
и великодушен, и раскаивается в содеянном зле". Ты после
все, кроме инструмента в руках Того, Кто способен творить. Даже вне
преступление он работает из целей своей воле. Ты не знаешь, от
что такое грех и печаль ранней смерти может быть убежище. Вверь себя
в руки Господа и не печалься, как человек без надежды. Брат твой
жив, и ты еще увидишь его".

"Я знаю, что он жив, и на Суде я увижу его, - сказал
Армстронг, содрогаясь, - чтобы обвинить меня в его убийстве".

"Не упрекать, но простить и запечатлеть на твоем челе печать
примирения, поскольку я сейчас, этим знаком, клянусь тебе в вечной
любви". С этими словами Холден наклонился, и его губы коснулись лба
Армстронга.

Мы не знаем, что мы должны быть удивлены тем, что в
проведение этого незаурядного человека. Принципы, которыми он
руководствовался, если они у него были, были постоянными и определяющими, и
его действия не были вызваны сиюминутным порывом, были настолько
отличается от таковых у других мужчин тем, что их трудно свести
к тому же стандарту или, более того, отнести их к какому-либо стандарту. Быть
он как может, так приучен был мистер Армстронг с его стороны, что так
единственное понятие, не произвели на него впечатление, как ни странно. Он только посмотрел
с глазами, затуманенными слезами, и с ломаным акцентом поблагодарил the
Solitary.

Остальное время, проведенное Армстронгом на острове, прошло в
беседе, очень похожей по описанию. Судя по его
самобичеваниям и признаниям, при жизни его жены и
сына печальная смерть брата не произвела на него большого впечатления
. Счастлив в женщине, которую он обожал и которая отвечала ему взаимностью.;
в окружении цветущей семьи; погруженный в мысли о бизнесе.;
и в наслаждении большим состоянием, казалось, ни в чем не испытывал недостатка.
чтобы завершить свое блаженство. Он помнил, что там было
экземпляр помешательства в его семье, за несколько лет до рождения
сам, который был расторгнут смертельно, причина которых не может
быть отслежена, и счел, следовательно, с естественной склонностью к
самостоятельное погашение счастливой, чтобы найти причину трагического конца
его брат в наследственных недугов, а не вложить серьезных
вину на себя для защиты привязанности леди, которой он
был уверен, никогда не любила другого. Но когда после нескольких лет
безоблачное блаженство, сначала его жена, а затем и сын, были уведены, все
вещи приобрели иной вид. Он оказался последним мужчиной в
своей семье, его имя вот-вот исчезнет и будет забыто, и только с
еще одним существом в мире, в жилах которого текла его кровь, и для
чья жизнь почти ежедневно подвергалась его отеческой заботе. Его разум
день ото дня все больше и больше размышлял о своих несчастьях, которые постепенно
начали приобретать форму суждений, целью и результатом которых
должно было стать стирание его ненавистного имени с лица земли. По мере того как Фейт росла, его
тревоги на ее счет уменьшились, но это только дало ему
более широкий простор для того, чтобы зацикливаться на диких фантазиях и делать себя еще больше
предметом своих мыслей. Будучи человеком серьезного и вдумчивого склада ума, он
с ранних лет уважал религиозные обязанности, и
теперь он обратился к ним за утешением. Но те самые источники, из которых он
должен был черпать утешение и покой, были источниками беспокойства. Его
больной разум, казалось, был неспособен воспринять для себя мягкие
обещания прощения и принятия, но трепетал от обвинений
о наказании. Всеобщий Отец пришел к нему не с распростертыми объятиями,
как приветствуют вернувшегося блудного сына, но нахмурился со строгостью
Судьи, собирающегося вынести приговор. Куда бы ни поворачивался несчастный человек
, он не видел ни лучика света, который позолотил бы тьму, и он сам
иногда боялся, что разум покинет свой трон. Но его друзья
не испытывали подобных опасений. В их присутствии, хотя и серьезный,
он всегда был рассудителен и настороже - ибо он избегал с
чувствительностью тонкого ума обнажать свои раны - ни с
за исключением министра, а теперь и Холдена, был один человек, который
подозревал о своем состоянии, и они, вероятно, не осознавали этого в полной мере.
Эти замечания могут ослабить, если не устранить полностью удивление
читателя, что человек с образованием и в положении
Армстронга должен был обратиться за советом к Холдену. Но возможно, что
душевное состояние, к которому приближался Армстронг - в
некоторых отношениях сходное с состоянием Одиночки - установило своего рода связь
или избирательная близость между ними, действующая подобно влиянию
магнит, притягивающий одно к другому. Мы видели, как Холден любил
посещать дом мистера Армстронга. Могло ли быть так, что это
таинственное влияние, совершенно бессознательно для него самого, направило его шаги
туда, и что издалека он смутно разглядел талисман, который должен был
установить между ними полную общность? Или не было этого сообщества
уже установил? Как иначе объяснить визит Армстронга,
странный разговор, признания, завершившиеся действием, нежным,
и, возможно, изящным, но только таким, какого можно было ожидать от
невменяемого человека?

Джосайя Силл, верный своему обещанию, прибыл, когда двое мужчин все еще разговаривали.
Не обращая внимания на течение времени. Мистер Армстронг ступил на борт.
борт, и лодка продолжила свой путь. Ветер дул вниз по реке
оставаясь почти в том же месте, откуда он дул утром
, и вследствие этого им пришлось двигаться зигзагом
конечно, перебираясь с одного берега на другой. Подул свежий ветер, и
суденышко опустилось бортом вниз, так что вода иногда переливалась через
подветренный борт, и полетело как птица. Они пробежали две трети дистанции,
солнце еще не село, когда ветер, который до этого дул довольно устойчиво
, начал ослабевать и теперь налетал порывами
ведя маленькое суденышко с большой скоростью, а теперь мягко подталкивая его вперед
. В тот момент, когда она собиралась лечь на галс, имея едва заметный крен
достаточный, чтобы не пропустить стойки, внезапный и сильный порыв ветра из
ущелья в холмах ударил в парус. Случись это в любой другой момент,
последовавшей катастрофы могло бы и не произойти; но лодка
, стоявшая почти неподвижно, приняла на себя всю силу ветра, и
мгновенно опрокинутый. Мистер Армстронг, не умеющий плавать и обремененный своей
одеждой, затонул, но был пойман сильным подоконником и подтянут
к килю. В состоянии сильного дискомфорта, хотя и безопасности, есть
оба оставались в течение некоторого времени, ожидая помощи. Никто не прибыл,
Силл, наконец, потерял терпение и, поскольку он был превосходным пловцом,
предложил сбросить с себя более тяжелую часть одежды и доплыть до
суши, чтобы поспешить на помощь. Поскольку мистер Армстронг не возражал, и
опасность казалась меньшей, чем та, которая могла исходить от длительного
продолжение на корабле, в своей мокрой одежде на ветру,
берегу, но несколько стержней далеким, подоконник, после освобождения себя из
часть его одежды, погрузился в воду, и с сильными ударами
поплыл в сторону суши. Он прошел совсем немного, когда, либо
вследствие того, что оцепенел от холода воды после того, как
был охлажден воздействием ветра, либо из-за судорог,
или по какой другой причине несчастный внезапно повернулся
лицом к Армстронгу и, издав тревожный крик, упал и
исчез из виду. Еще раз что-либо от него было видно, когда
занесенная к поверхности, возможно, водоворотом в ручье, рука
появилась, и на мгновение пальцы задрожали в воздухе.

С каким-то отчаянным ужасом Армстронг взирал на ужасающее зрелище
. Выражение муки на лице тонущего
рыбака, когда его расширенные глаза встретились с его собственными, заморозило его кровь и
оставило воспоминание, которое сохранится до его последнего дня. Зачарованный, его
глаза остановились на том месте, где затонул рыбак, и на мгновение ему тихо прошептали на ухо
ужасное искушение - броситься в
река и сопровождать дух утопленника. Но это длилось
всего мгновение, и инстинкт жизни возобновил свою силу.

Прошло совсем немного времени, прежде чем о его состоянии узнали с берега, когда
продрогший и продрогший он снял лодку, которая вышла в
его спасение. Придя в свой дом, веру, чрезмерно встревожены,
сразу направил верных Феликс для врача.




ГЛАВА XXV.

 Как сладко мог бы я преклонить голову
 В безмолвной груди холодной могилы,
 Где больше не льются слезы горя,
 Жизненные невзгоды больше не досаждают.

 МУР


Мистер Армстронг, по всей видимости, отделался простудой в результате
несчастного случая. Но, хотя это казалось единственным эффектом, оказанным на его
физическое здоровье, его разум перенес серьезное потрясение, которое не было
столь же очевидный. Фантазии, каждая мрачнее предыдущей, овладевали
с этого момента его воображением все больше и больше. Он казался
предвестником несчастья для всех, кто был связан с ним. Часто всплывал
образ его умершего брата, смешиваясь с его снами и вторгаясь
даже в его мысли наяву, одно время пропитанный
вода, как будто взятая из пруда - мертвенно-бледная-багровая - с едва различимыми чертами лица
; на другом, завернутом в платье из
могила и указывает костлявым пальцем на свежевырытую могилу. Потом его жена
представляется, держа маленького сына на руки, и стоя на
на противоположной стороне реки, что было между, подзывая его к
крест. Но всякий раз, когда он предпринимал попытку, волны смыкались над его головой
и он просыпался с чувством удушья и с трудом переводил дыхание.
В другой раз сцена с тонущим рыбаком повторилась бы,
но с бесчисленными вариациями. Иногда, каким-либо образом,
Холден бы смешалось с ним, иногда Верой, иногда, наиболее
ужасное из всего, сам он будет отчаянно пытаются удержать
Подоконник под водой, пока, наконец, податливое тело не утонуло, не погрузилось в
глубины, которые не мог постичь ни один глаз. Но никогда, пока лицо не повернулось и
не пронзило его отчаянным блеском этих ужасных глаз.

Но мы скорее предвосхищаем и описываем состояние, в
которое постепенно впадал его разум, чем его состояние сразу после его
беседы с Одиночкой. Потребовалось еще некоторое время, прежде чем идея
что по неумолимому указу он был обречен на уничтожение
всего, что с ним связано, закрепилась. Какое-то время оно плыло перед ним
неуверенно и неосязаемо, и только медленно, как
приближающийся призрак, принявший форму и присутствие. А
разговор между ним и его дочь на второй день после
в результате ДТП, и его поведение сразу же после этого может дать нам некоторые
опасения нынешних его мысли и чувства.

- Мой дорогой отец, - сказала Фейт, обвивая руками его шею.
и повторила то, что говорила уже не раз: "О, как
я должна быть благодарна за спасение твоей драгоценной жизни!"

"Мы часто благодарны за нашего невежества", - сказал ее отец, "для
больших несчастий".

"Ты называешь это несчастьем для меня", - закричала она, "что я не оставил
один в мире? Ах, отец, что мне делать без тебя?" И
несмотря на все ее усилия подавить их, слезы хлынули из ее глаз
.

"Иди ко мне, дитя мое", - сказал Армстронг и обнял плачущую девочку
и нежно положил ее голову себе на грудь. "Успокойся.
успокойся. Поверь мне, есть испытания потруднее, чем пережить
потерю родителей.

- Нет, нет для меня, - всхлипывала Фейт. - Если бы это было правильно, я бы молилась, чтобы
Я мог бы умереть в один момент с тобой".

"Это хорошо для такого человека, как я часто думаю о смерти", - сказал ее отец,
"не должно молодые забывают, что они смертны. Но много счастливых дней, я
поверь, зарезервированы для моей любимой".

- Счастлив, если ты разделишь их со мной, отец. Но почему я плачу, - сказала она, поднимая голову и улыбаясь сквозь слезы, - от
мысли о возможном несчастье для меня, когда мое сердце сжимается?..". "Но почему я плачу?"
сказала она, поднимая голову и улыбаясь сквозь слезы."
распухает от благодарности за твое спасение?" Она встала с
колен своего отца, придвинула стул к нему и, по своему обыкновению,
взяла его руку в обе свои.

"Таковы промыслы Провидения", - сказал Армстронг. "Старик
мужчина с седыми волосами и согнутым телом ползет к своей могиле, в то время как
младенца, который только что научился улыбаться в лицо своей матери, торопливо забирают
из ее рук. Почему Силла, такого сильного, такого счастливого, такого молодого,
с женой и детьми, зависящими от его поддержки, должны были забрать,
а я уехал?"

"Зачем нам любопытно узнать?" ответила Вера. "Если бы мы могли взглянуть
за занавеской, без сомнения, мы должны увидеть достаточно причин для
выбор".

"Когда я оглядываюсь назад на свою жизнь, - продолжил Армстронг более отчетливо
раскрывая мысль, таящуюся в его голове: "Кажется, я был рожден
быть причиной несчастья для других. У кого еще был в
лодки, авария бы не случилась, и, конечно, не
расторгнут смертельно".

"Не говори так, Дорогой отец. Вы можете регулировать скорость ветра и волн?"

- Нет, Фейт. И все же, как бы это ни было недостойно мужчины, позволь мне оплакать судьбу, которая делает меня
орудием исполнения указов Небес. Я - жезл, который
привлекает пожирающие огни, в то время как сам восходит невредимым среди
разрушений ".

Фейт казалось естественным, что ее отец должен быть затронут
смерть рыбака, который, спасая свою жизнь, погиб в
попытка принести спасение, хотя она думала, что его выражения
преувеличены. Ей было больно от его самобичевания, но она не сомневалась в этом.
скоро острота сожаления утратит свою остроту. В заказ
рано, поэтому для получения необходимого результата, она попыталась отвлечь его
мысли в другое русло.

"Вы несправедливы к себе, отец", - сказала она. "Сколько еще желающих
благословить тебя на благотворительность, известную только им самим и тебе?"

"Не упоминай о них, Фейт, о крохах от моего избытка, подобных тем, что
упал со стола другого богача. Кроме того, какая польза будет от
любых моих благотворительных, как вы их называете, действий? Они будут служить только для того, чтобы
передать проклятие, которое лежит на мне. Я дрожу при мысли, что ты
моя дочь.

- И я, - сказала Фейт, - никогда не смогу быть достаточно благодарной за то, что у меня такой
отец. Ах, как бы мы были счастливы, если бы вы только выбросили эти
фантазии из головы!

"Так оно и есть", - сказал Армстронг. "Разве я не правильно сказал? Подобно злому духу
Я рассеиваю только мрак вокруг себя. Я удалю присутствие, которое
уничтожает все, что встречается ".

С этими словами он встал и, несмотря на слезные мольбы своей
дочери, вышел в прихожую, снял свое пальто с
крючка, на котором оно висело, надел его и вышел на улицу.

Вера, по его ухода, погрузившись в кресло, и с животными бесплатно
конечно, в слезы. Они принесли облегчение, и спустя пару мгновений ей
восстанавливается душевное равновесие. "Это очень глупо, - сказала она себе, -
плакать, как ребенок. Мой дорогой отец нервничает, и я не удивляюсь, что
шокирующее происшествие взволновало его. Я рад, что он ушел, потому что
лучше ему искать общества своих друзей, чем сидеть здесь и выдумывать
сам тоскливо со мной. Я должна быть веселой, чтобы принять его, когда он
возвращает. По крайней мере, он увидит никаких следов слез".

Между тем, г-н Армстронг спустился на улицу, но избегать
в глазах других, он свернул при первой же возможности в
малолюдные дороги. Это привело к Северн, и едва ли зная, как
как это произошло, он пересек мост и вскоре оказался в лесу
эта юбка левом берегу этой реки. Неосознанно, и как будто
привлекает какое-то заклинание, он направлял его путь к сцене
в конце бедствий. Прогулка и торжественное молчание леса,
в котором не слышалось ни звука, кроме карканье ворон зорким,
некоторые дозорные размещены уведомления о приближающейся опасности для его
товарищи, постепенно подчинил себе волнение его чувства. Его
походка, поначалу быстрая, расслабилась, свет начал играть на облаках
это навевало на него мрачное настроение, и он удивлялся своим фантазиям и своему
поведению.

"Как я мог, - думал он, - быть таким жестоким к своей Вере! Ее жизнь
должна быть полна солнечного света и радости, и была бы такой, если бы не я, а я
должен опечалить и омрачить ее пагубными фантазиями расстроенной
разум. Я должен усерднее бороться и молиться чаще и усерднее, чтобы
быть сохраненным от самого себя. И теперь моя душа чувствует потребность в общении
с Бесконечным Духом. Есть ли более подходящее место для поклонения, чем
тишина этих старых лесов? Сюда не могут проникнуть мирские помехи,
и завеса между Ним и Его созданием отодвинута".

Он остановился. Он посмотрел в небо и увидел плывущие облака
в синеве. Он взглянул на солнце, пылающее в золотом великолепии. Его
взгляд упал на седые стволы лесных великанов. Он увидел
стелющееся земляничное дерево, восхитительный вестник более теплых солнц и более мягких ветров
приполз к его ногам, воздел руки к небу и
повторил строки Мильтона--

 Это твои славные дела, Прародитель Добра,
 Всемогущий, создай эту вселенскую структуру,
 Так чудесно прекрасен; Как же тогда чудесен Ты Сам!
 Невыразимый, восседающий над небесами,
 Для нас невидимый или смутно видимый
 В эти низкой дела твои: но эти объявить
 Благость выходит за пределы мысли, и божественная сила.

Он наклонился и сорвал несколько гроздей земляничное дерево, и ставить их
у него на груди. "Фейт любит цветы, - сказал он, - и их сладость и
белизна - это прообраз ее самой".

Теперь он был совершенно спокоен и полностью осознал, где находится. Странно,
он думал, как я пришел сюда. Я, как Филипп, которого дух
восхищена.

Он продолжил прогулку, стараясь отогнать мрачные мысли, которые,
несмотря на его сопротивление, снова угрожали овладеть им. С его
глаза устремлены на землю, он провел некоторое расстояние, когда небольшое
шум привлек его внимание. Он поднял глаза, и обнаружил,
причины. Пять или шесть мужчин приближались, подшипник, между ними,
что-то на какие-то доски. Мистер Армстронг остановился, и, как они пришли
рядом, воспринимается, это было тело утонувшего рыбака.

- Судьба, - пробормотал он сквозь зубы, - привела меня сюда. Это было
знакомство, когда убийца встретился лицом к лицу со своей жертвой.

Мужчины, когда они преодолели крутой берег реки, уставшие от
тяжести, опустили труп рядом с тем местом, где стоял Армстронг. Он подошел
к нему и пристально посмотрел на лицо. Мужчины, воодушевленные скорбным заданием
и уважающие чувства Армстронга, которого они все знали,
сохраненное молчание.

На чертах лица не было выражения боли. Они носили спокойный,
бесстрастный вид мрамора. Глаза и рот были широко раскрыты, усилия
чтобы закрыть их оказались тщетными, - но, не было никаких спекуляций в
бывший, а душа играют вокруг последнего. Длинные каштановые
волосы, с которых капала вода, в беспорядке свисали на лоб
и спускались по шее. Армстронг опустился на колени на пожухлые листья рядом с трупом
и пальцами раздвинул волосы.

"Агония, - сказал он, словно обращаясь к утопленнику, - закончилась. Смерть
занавес поднят. Ужасная тайна раскрыта. Вы услышали
призыв, который мы все должны услышать. Вы прошли путь, по которому мы все должны пройти
. Вы знаете свою судьбу. Бедняга! с какой радостью я отдал бы свою
жизнь за твою".

Присутствующие были тронуты. Таким образом, видеть богатого и процветающего
Мистер Армстронг, чья сдержанность была ошибочно принята некоторыми за надменность,
опустился на колени и оплакивал неизвестного рыбака, это было
то, чего они не ожидали.

- Силл был хорошим парнем и щедрым, - сказал Том Глэддинг, вытирая
слезу грубым рукавом своего пальто.

"Он был умным парнем, этот Силл", - добавил другой.

"Я знал его не раз, - сказал Том. - Он отдавал половину своей рыбы
бедной семье. Джосайя старался, чтобы всем было удобно ".

"Когда я заболел год назад, - сказал один из мужчин, - и соседи
думали, что я умираю, Джосайя часто проводил со мной ночи, когда
весь следующий день ему пришлось работать на жену и детей. У меня не было
понятие, тогда он должен был бы выше меня."

"Это правда, что грунтовка говорит", - отметил другой--

 "Ксеркс великий должен умереть,
 И поэтому должен ты и я."

"Чтобы сказать нам это, не нужен ни букварь, ни Ксеркс, - сказал Том.
"Итак, кажется, что такому молодому человеку, как Джосайя, нелегко уйти; но,
учитывая, как он должен умереть, рано или поздно, я думаю, это не так уж важно
посоветуйтесь с ним, будь то сегодня или завтра, когда вы думаете об этом.
скоро. Как бы то ни было, нет смысла стоять здесь и хныкать; так что давайте
продолжим. Мисс Силл будет рада, что тело найдено, хотя это больше всего на свете
убьет ее, если она это увидит.

После этого Том и его друзья подняли труп и продолжили свой путь.
Путь в деревню.

Армстронг стоял неподвижно и смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду.
зрение. Он повернулся, спустился по берегу и села на камень на
кромки воды.

Он проанализировал события дня раньше, чем вчера. Он
неоднократно пытался отвлечь свой ум от подобных мыслей; но, в
несмотря на его пожелания, они бы и сами силы. Найдя все
напрасны сопротивления, он, наконец, отдался под их контроля.

Они смутно проносились в его голове. Было трудно расположить
их в порядке следования. Он начал сомневаться.
был ли его визит к Холдену до или после утопления
Подоконник. Он попытался вспомнить цель своего визита в Одиночную камеру,
но не смог зацепиться ни за что определенное. Казалось, он вспомнил, что он
сделал какое-то признание и что Холден обвинил его в
убийстве своего брата; и, в то же время, похвалил его за
избавление Джорджа от грядущего зла. Затем его мысли вернулись к
перевернувшейся лодке. Он знал, что Силл спас ему жизнь; но
почему, находясь в безопасности на лодке, он оставил ее? Он имел понятие
какой-то разговор между ними, и боролся, пока его мозг горел, чтобы
вспомните это. Разве не он убедил несчастного человека доплыть до берега вплавь? Разве
не было наиболее вероятно, что он так и сделал? Разве это не соответствовало
его обычному обращению с другими? Разве не это было средством, принятым
суровым ангелом судьбы для исполнения указа?

Такова была природа мыслей несчастного Армстронга. Что бы он ни делал
, он не мог их исключить. Они никому не уступали места
другим. Они были дома. У них было право править и пытать.
Они были предвкушением нескончаемого наказания. Его воля не согласилась.
но более могущественная воля повелевала, и более слабый должен был подчиняться.
Спорт непреодолимой необходимости - без права выбора -
слепой, невольный инструмент контролирующей силы, он был,
несмотря на это, справедливо ответственен за каждое несчастье и, подобно
злоумышленник должен нести ответственность за последствия.

Долго сидел он так, погруженный в эти невеселые размышления. Он уставился
на воду, но ничего не увидел: поднялся прилив и намочил ему ноги, но
он этого не почувствовал; дул холодный ветер, но ему не было холодно. Он встал
наконец со своего места, и был отозван в жизни. Он чувствовал стеснение от
побывав в одной позе так долго. Он вынул часы, и нашли
было двенадцать часов. Он посмотрел на солнце и понял, что оно не противоречит показаниям часов.
и повернул домой.

Ворона с верхней ветка засохшего дерева смотрел на него, как он
вместе прошли совсем рядом, и один раз умереть, но не оставить его
окунь. Армстронг услышал его. Не обращал он внимания и на пение синей птицы
в лучах полуденного солнца на цветы земляного дерева, раздавленные его невольными
ногами, или на раздражительную белку, сбрасывающую скорлупки с его
орехи, словно в насмешку над проходящим мимо незнакомцем. На деревенской улице его встретил Примус
, который снял фуражку, но на приветствие
на негра он не обратил никакого внимания. Генерал остановился, когда он проходил мимо, и
с печальным удивлением обернулся, чтобы посмотреть ему вслед, и покачал
головой. Это был первый раз, когда г-н Армстронг прошел мимо него без
обратите внимание и доброе слово. Негры очень суеверны, и великая
наблюдатели знаков. Он заметил, что шляпа мистера Армстронга была надвинута
на глаза точно так же, как он надевал ее на похоронах своей
жены, и предвещал какое-то надвигающееся бедствие.

Мистер Армстронг вошел в свой дом и бросился в кресло, но
он посидел всего мгновение. Казалось, ему чего-то не хватало. Беспокойный
им овладело нетерпение. Он взял щипцы и начал менять
расположение деревянных палочек. Он не мог устроиться сам и
в конце концов предоставил огонь самому себе, наполнив комнату
дымом. Он подошел к книжному шкафу, взял книгу и
начал читать. Но вскоре его взгляд отвлекся и остановился
на ковре. Он отбросил книгу и яростно позвонил в колокольчик
. Феликс немедленно откликнулся на зов.

"Мне кажется, вы очень небрежно отнеслись к звонку сегодня утром"
- сказал он. - Неприятно, что приходится звонить так часто."

"Вы позвонили только один раз, мистер Армстронг", - сказал Феликс, широко раскрыв глаза
от изумления. "Я в это время был на кухне и сразу же пришел
. Язык все еще позвякивает".

- Вы вполне можете сказать, что у вас заплетается язык, - резко сказал мистер Армстронг.
- Позвольте попросить вас не противоречить мне. Где мисс Фейт?

- Мисс Фейт ушла час назад. Я думаю, что она зовет на некоторых
дамы".

"Иди и найди ее, и просить ее вернуться домой."

Феликс поспешно ретировалась на кухню, и схватил фуражку. Но
прежде чем уйти, он счел необходимым поговорить с Розой.

"О, Роза! - сказал он, - позаботьтесь о боссом, пока меня нет. Что-то
ужасное случилось с ним, и я боюсь последствий. Если ты услышишь звонок, Роза, беги, спасая свою жизнь.
"Как я могу оставить ужин?

Все испортится, Феликс", - сказала Роза. "Я посылаю Кэти". "Кэти". - сказала Роза. - "Я посылаю".
"Кэти".

"Не обращайте внимания на два обеда", - воскликнул Феликс. "Ростбиф лучше подгорит".
чем заставлять _him_ чувствовать себя хуже. Я никогда раньше не видел, чтобы он сердился.

Феликсу не пришлось далеко ходить. Едва он вышел за ворота
, как увидел свою молодую любовницу, идущую по улице. Быстро шагая
, он вскоре встретил ее и сообщил о своем поручении. Вера оживилась
ее шаги, и через несколько мгновений стоял бок о бок со своим отцом.

Она нашла его созерцанием веточек земляничное дерево он выбрал для
ее. Вид и запах прекрасных цветов перенес его обратно в
в тот момент, когда он сорвал их и восстановить, в меру,
тон спокойствие, которые царили тогда. Поэтому, с привычной
сладость он обратился к ней, хоть что-то было в его голосе
что сделали слова падают, как столько слез на ее сердце.

"Я принес тебе цветы, моя дорогая", - сказал он. "Они самые
первые птенцы весны. Прекрасные создания! всю ночь и
день смотрят своими звездными глазами на небо и пьют росу Божьей
благодати. Счастливые создания! они не знают ни греха, ни печали, и их помнят
только за их аромат и красоту. Возьми их, Фейт. Сладости для
сладкого. Как эти цветы, твоя душа выдыхает в атмосферу
ароматы, и они принадлежат тебе."

Мутации мысли Мистера Армстронга были похожи на изменения
Апрельский день. Теперь преобладало более мягкое настроение, и, целуя
цветы, прежде чем положить их на грудь, Фейт чувствовала себя менее несчастной, чем
утром.




ГЛАВА XXVI.

 Чья роль во всей этой пышности, наполняющей,
 Круг летних холмов.
 Заключается в том, что его могила покрыта зеленью.
 И глубоко возрадовались бы их сердца,
 , если бы снова услышали его живой голос.

 БРАЙАНТ.


Похороны, с обычной быстротой, с которой делаются подобные вещи
в нашей стране, должны были состояться на следующий день. Слишком часто поспешность
кажется неприличной, и может случиться так, что в некоторых случаях тело было
похоронено до того, как жизнь покинула его. Похоже, что семья
чувствовала себя скованно из-за присутствия трупа и была вынуждена
упражнение утомительным самоконтроля, а, следовательно, желал побыстрее
под землей, как если бы это было бы менее вероятно, там, чтобы знать, как скоро он
была забыта.

Но в данном случае не было причин, по которым тело следовало бы хранить
дольше. Не могло быть никаких сомнений в том, что жизнь угасла. Он
слишком долго пролежал в воде, чтобы допустить луч надежды на обратное.
Чем скорее он будет помещен в свой последний земной дом, тем лучше для
бедной Джейн Силл, вдовы. Ее горе можно было бы скорее смягчить, если бы
она отвлеклась от мыслей о мертвых и сосредоточила их на необходимости
обеспечение жизни. До похорон сочувствующие соседи
брали на себя обычную работу по дому, такую как
приготовление необходимой пищи и т. Д., И тот или иной приходил в
время присматривать за детьми, следить, чтобы ни о чем не забывали
для их удобства и утешать одинокую женщину в ее горе.
Но это не могло продолжаться долго. Лучше, чтобы этого не было, но чтобы
все как можно быстрее вернулось в свое обычное и естественное русло
.

Когда пробил час церемонии, мистер Армстронг разослал по своим
экипаж, чтобы доставить скорбящую семью в печальной процессии,
в то время как он и Фейт, поскольку расстояние было небольшим, отправились пешком к
дому. Он был расположен на песчаном пляже, недалеко от Вутуппокута, и
перед их прибытием собралась значительная компания.
Щедрость бедный Джошуа и хорошая природа сделали его генералом
любимых и своих знакомых было довольно обычно, оказалось,
оказать ему последнее свидетельство любви всегда будет в
их власть надо платить. Дом был слишком мал, чтобы вместить всех присутствующих, так что
что, кроме родственников, были допущены очень немногие, кроме женщин.
Фейт вошла, но ее отец, хотя и был вежливо приглашен войти, и в связи с
его причастностью к несчастному случаю, ставшему причиной смерти,
который в некотором смысле считался скорбящим, предпочел остаться снаружи.
Между тем, в ходе подготовки в дом, группами не было
разбросанные вокруг, занимался, чем-то негромко переговаривались, в различных разговор.
В некоторых из них были высказаны соболезнования и жалость по поводу
состояния вдовы и ее семьи; другие высказывались по поводу
хорошие качества покойного; другие спорили о том, какими могли быть
чувства Армстронга, и задавались вопросом, что бы он подарил вдове. Они
все были знакомы с его великодушием и не сомневались в его желании
исправить, насколько это было в его силах, несчастье, с которым более
невежественный человек настаивал бы на том, чтобы связать его с каким-то делом.
По этой причине некоторые из них время от времени украдкой бросали взгляды
на его лицо, не желая, чтобы их видели, как будто они ожидали прочитать
по нему его намерения. Но Армстронг, не отрывая глаз от земли,
и, погруженный в свои размышления, не замечал внимания
он привлек. Таким потерянным он был, действительно, в свои мысли, не
наблюдать во многих кивает и поздравления обращены к нему.

Вскоре из дома послышались тихие голоса, как будто кто-то говорил.
и те, кто стоял снаружи, собрались у открытой двери, чтобы
послушать молитву священника. Кажется, это считается само собой разумеющимся
что в таких случаях молитва должна занимать значительное время,
то ли потому, что короткая молитва была бы непочтительной по отношению к Существу, к которому
оно адресовано или неуважительно скорбящим друзьям, или потому, что
разум не может раньше проникнуться должной торжественностью. Отсюда
следует, что, поскольку эти молитвы являются импровизированными, а способности и
вкус тех, кто их возносит, разной степени, они имеют
различные оттенки заслуг. Редко бывает такое, в котором не нарушаются каноны
хорошего вкуса, и не заставляют улыбаться тех, кто
должен бы плакать. Преподобный джентльмен, проводивший службы,
не был равнодушен к тому, чего от него ожидали, и решил
"улучшить" скорбное событие на благо живущих. После
намекая на благодарность его слушатели должны чувствовать, что не так
поспешил, как бедный подоконник, без времени на подготовку, прежде чем бар
суждения, которые, тем не менее, он надеется, был подготовлен, и для того,
чтобы усилить чувство благодарности, противопоставляя свет и
свободу жизни с тьмой могилы (как будто дух
заточен нет), он побежал через обычные общие места, говоря
с тонким осуждения, как будто страна могилы были
он был так же знаком, как улицы города. Нудная
особенность затем он просил божественное благословение на членов
в семье покойного, отметив их по именам, начиная с
вдова, которому удалось детей, двух мальчиков, один из четырех, и
из двух лет, затем следуют путем отцов, и матерей, и
братья и сестры на неопределенный мере, до тех пор, пока комплиментом
был успешно выплачены всем, кто должны предъявлять какие-либо претензии к нему.
Молитва завершилась почти так же, как и началась, со ссылкой на
внезапность смерти, которая рассматривалась как предупреждение, посланное для их блага
и надежда, что это может быть принято близко к сердцу и побудить грешников
убежать от грядущего гнева. Когда обычное время было израсходовано,
священник, который усердно трудился, не без различных колебаний
и покашливаний, чтобы выполнить свою задачу, довел ее до конца и
объявил соответствующий гимн. Было что-то печально-сладкое
и трогательное в домашних словах и простой мелодии, спетых низким и
сдавленным тоном, как будто они боялись потревожить сон
мертвых.

По окончании гимна человек, исполнявший обязанности распорядителя
церемоний, подошел к двери и, обращаясь к собравшимся вокруг,
сказал, что все желающие могут теперь иметь возможность увидеть
труп. Несколько человек приняли приглашение, и среди прочих мистер
Армстронг.

Гроб был установлен на столе в центре комнаты, при этом
часть крышки была откинута на петлях, чтобы лицо
оставалось открытым. Бывшие друзья и знакомые покойного, уступая
место и сменяя друг друга, пришли, посмотрели и отключились
снова слегка на цыпочках в присутствии и укрощенная ужасно
тайна смерти. Входя в дом и выходя из него, они могли видеть
через открытую дверь в соседней комнате плачущую вдову в полном трауре
с маленькими мальчиками по обе стороны от нее и родственниками
, сидящими вокруг в креслах.

Все смотрели на труп, который пожелал, сейчас препараты
началась для закрутив крышку гроба. Рыдания и звуки скорби
, которые доносились из комнаты, где были собраны скорбящие
, и которые были, как будто с усилием, подавлены во время
молитва и гимн зазвучали с новой силой.

"О, не препятствуйте мне", - было слышно, как бедная миссис Силл сказала: "Это единственный
шанс, который у меня есть в этом мире".

"Я думаю, тебе лучше не стоит", - сказал голос, пытаясь отговорить ее.
"Это бесполезно; и потом, перед всеми этими незнакомцами".

"Я увижу Джосайю", - воскликнула она, вставая со своего места и отбрасывая
в сторону руку с добрыми намерениями, которая пыталась ее удержать. "У кого есть
лучше взять последний взгляд, чем у меня?"

С этими словами, ее креп вуаль брошены в беспорядке на ее
потоковое плечи, ее глаза красные и опухшие от слез, и слезы
опустив щеки, она двинулась к телу, со всем уважением
уступая ей место, когда она приблизилась.

Мы не очень демонстративный народ. Жителям Новой Англии
с раннего возраста преподают урок самоконтроля. Они
не носят на груди окон, в которые могут заглянуть посторонние глаза. Это
считаются недостойными мужчины для мужчин, чтобы проявлять излишнее чувство, и, возможно,
настроение оказывает влияние даже на слабый пол. Проведение
Миссис подоконник был необычным, и рады удивить; но трудно
стволовые сильную страсть, и она его пути.

Она быстро подошла к столу и обхватила руками
гроб, прижавшись щекой к щеке мужа, в то время как горячие слезы
крупными каплями стекали по мраморной поверхности. Тот, кто считал, что у него есть
право вмешиваться, прошептал ей что-то на ухо и взял за руку, чтобы
увести ее, но она яростно повернулась к нему.

"Кто ты такой, - сказала она, - чтобы разлучать меня с моим мужем? Иди, я останусь с ним,
оставайся у меня столько, сколько захочу".

Человек, видя ее решимость, остановился; и все смотрели на это в
скорбном молчании.

"О, Джосайя, - всхлипнула она, - кто бы мог подумать! Самый лучший, самый добрый
муж женщины не было. О! как я сожалею о каждом резком слове, когда я
говорил с вами. И вам так хорошо ... не к чему придраться, когда меня ругали.
Я была порочной - и все же все это время я так любила тебя. Ты знал это,
Джосайя? Если бы ты вернулся, я бы относилась к тебе совсем по-другому! В
огонь всегда должен гореть яркий, и очаг в чистоте, когда вы
вернулся холод от рыбалки, и вы никогда не должны, никогда не спрашивай меня
второй раз ни за что. Но ты не слышишь меня. Что толку
плакать и причитать? Вот, - сказала она, поднимаясь, и
обращаясь к тем, кто был рядом с ней: "Возьмите его и положите в могилу".

Она пошатнулась и потеряла сознание, и упала бы, если бы ее не подхватили
на руки сочувствующие друзья, которые перенесли ее в
смежную палату и применили обычные восстанавливающие средства. Это вызвало
некоторую задержку, но через некоторое время человек, который взял на себя
организацию похорон, вошел, предшествуя четверым
носильщики, чьи шляпы он взял в свои руки, чтобы вернуть их владельцам
когда гроб будет помещен в катафалк - простой черный
фургон с черными матерчатыми занавесками ждал у двери. Гроб был
поднят ими и поставлен соответствующим образом; после чего они заняли
свои места перед катафалком, в то время как четверо несущих покров
выстроились по бокам. По сигналу руководителя церемонии
вся процессия двинулась вперед, освобождая место для экипажей
, чтобы подойти к двери. Подъехал экипаж мистера Армстронга, и
вдове с детьми и двум или трем женщинам помогли сесть в него. Затем
последовало еще несколько экипажей с ближайшими родственниками, за которыми
приходили и другие, так как им было угодно присоединиться. Большое количество людей
предварительно образовали процессию перед катафалком,
возглавляемую священником, которого сопровождал бы врач
, если бы один из них помог бедняге Силлу добраться до другого
мир проще.

Скорбный кортеж медленно поднимался на холм к месту захоронения -
клочку неровной земли на вершине. Во времена, о которых мы пишем,
место упокоения усопших в Хиллсдейле имело иной
вид, чем сейчас. Дикое, заброшенное, заросшее
шиповник, это выглядело отталкивающим для живых и недостойным мертвых.
Нежное чувство, которое связывает красоту с памятью о
наших друзьях и любит сажать вечнозеленые растения и розы вокруг их
могил, казалось, тогда не затронуло сердца нашего народа. А
радует изменить удалось. Колючки были удалены, деревья
посадили, и, при необходимости, должны быть изложены, новый могильник пятна
были некоторые замечательные для привлекательности и чувствительности
совершенствования. Ручей был введен в русло и велся извилистым путем
пути, как бы затишье с мягкой гимн уставшего шпалы, а затем
разложить в фея озера, вокруг которого Плакучая ива роняющий
его изящные подвески. Белая сосна, различные виды елей,
рододендрон, смешанный с кленом, вязом и тюльпановым деревом,
нашли свое место в священной ограде. Упрек в
пуританской нечувствительности развеян. Европа может похвастаться более гордыми памятниками.
но у нее нет таких красивых захоронений, как некоторые из наших.
Пер-Лашез великолепен из мрамора и железа, но прелесть
природе не хватает. Свит-Оберн, Гринвуд и Лорел-Хилл
несравненны в своем скорбном очаровании.

Гроб опустили в могилу в тишине. Без торжественного голоса
прощальные слова были произнесены "прах к праху, пыль к пыли". Церемонии
были завершены. Священник снял шляпу и, обращаясь к
присутствующим, некоторые из которых, почтительно следуя его примеру, сняли
покрывала со своих голов, поблагодарил их от имени
скорбящая семья за эту последнюю дань уважения. Процессия
снова построилась и медленно вернулась к дому, оставив
могильщик разгребал гравий и выполнял свою работу.

Когда мистер Армстронг и Фейт шли домой вместе, они обменялись лишь несколькими словами
. Каждый был поглощен размышлениями об этой сцене.
только что стал свидетелем. В сознании Фейт это было торжественно, но лишено мрачности.
С надеждой на здоровье и молодость солнечные лучи играли
над могилой. Она смотрела дальше, надеялась и верила.

Но с ее отцом все было по-другому. Если бы не он, Силл
возможно, была бы жива и здорова. Он сделал жену вдовой, а ее
детей сиротами. Он ввел плач и причитания в счастливую жизнь.
Главная. Но это было незначительное бедствие, и вряд ли о нем стоило задумываться
по сравнению с другим. Слова министра о том, что жертва
была приговорена в спешке, без времени на подготовку, повторились в памяти
с чувством ужаса. Это был он, с помощью которого Силл
был брошен в мучительное, но неистребимое пламя. Лучше, что
он никогда не рождался. Лучше, чтобы он был задушен в час
о его рождении.

Мысли, подобные этим, этот несчастный человек, чье сердце было место
из всех добродетелей, изводила себя. Казалось, иногда странные
чтобы люди не указывают пальцем на него: что он не был
арестован за убийство: что он был допускаются на прогулку в
солнце. Его разум, неизвестный окружающим, неизвестный ему самому,
витал на грани безумия. Возможно, только искра была
необходима, чтобы разжечь пожар. Увы! этот человек, такой хороший, такой благородный,
должен быть жертвой судьбы. Но мы воздерживаемся дальше вторгаться в
размышления, одинаково жалкие и безумные.

На следующий день мистер Армстронг почувствовал себя более спокойным и во второй половине дня
в сопровождении Фейт отправился в дом вдовы. Они обнаружили
она занята обычными семейными делами. Обязанности перед живущими должны
соблюдаться. Ни для богатых, ни для бедных горе не является оправданием
для их пренебрежения. Пусть ум найти что-то, чтобы занять его,
силы что-то делать. Таким образом, мы становимся скорее миритесь с теми,
действием Провидения, на котором наши слабости и невежество, и
презумпция повстанцев.

Бедная женщина приняла их ласково и предложила стулья. Вера взяла
к себе на колени младшего ребенка с пола, на котором он сидел,
грызя корку черного хлеба, и заговорила с ним. Раунд
глаза мальчика выразили удивление, но когда он посмотрел в
любящее лицо и услышал приятный голос, тревога, которую он поначалу
почувствовал при приближении незнакомца, утихла, и он улыбнулся с улыбкой
доверчивая невинность, которую дети возвращают ласкам тех, кто их любит
.

"Джимми не знает, какую потерю он понес", - сказала миссис Силл.

"Джимми вырастет, чтобы до конца дней заботиться о своей матери и отплатить ей
за некоторые ее хлопоты, не так ли?" - спросила Фейт, обращаясь к
мальчику.

"О, Джосайя и Джимми - мое единственное утешение, - сказала вдова, - теперь, когда
он ушел. Я уверен, что не знаю, что бы я без них делал ".

Мистер Армстронг подозвал к себе старшего мальчика, Джосайю, и
малыш быстро освоился настолько, что стал играть с его золотой
цепочкой от часов. Увидев, что это понравилось ребенку, он взял часы и поднес их
к уху, при виде чего лицо мальчика просияло от
восторга. "О, Джимми, - воскликнул он, - они разговаривают".

Мистер Армстронг выпустили часы в руки Иосии, который управлял
с ним его брат.

"Он его уронит," воскликнула Миссис подоконник, начиная вперед, принимая
часы из рук разочарованного мальчика и вручение их мистеру
Армстронгу.

"Держите его, - сказал он, - за Иосией, чтобы связать меня, когда он подрастет,
со смертью его отца".

"Ты не хочешь отдать свои золотые часы?" - спросила миссис подоконник, еще
протянул ее ему.

"Да, Миссис подоконник", - сказал г-н Армстронг, "Я для него: Я бы
отдать все, что имею, если бы я мог, таким образом, вернуть отца к жизни".

Это наблюдение вновь в полную силу страдания бедной женщины.
Она снова опустилась на стул и, закрыв лицо фартуком,
рыдала и горько рыдала.

Вера посмотрела на отца с таким выражением, словно говоря:--у
не называют причину своего горя. Армстронг понял призыв,
но у него на уме было то, что было неизвестно его дочери, и
после паузы он продолжил.

"У меня больше собственности, чем я заслуживаю, и какое лучшее применение я могу ей найти
, чем раздать достойным? Вы найдете в этом, - продолжил он
, протягивая вдове бумагу, - то, что даст вам право на
небольшой доход в течение вашей жизни. Надеюсь, это позволит вам взять
лучше заботиться о твоих детей".

Миссис подоконник взял бумагу механически, и взирал на это, не открывая
или мерещится степень подарок. Она продолжала поворачивать его вокруг и
тур в пальцах, как будто не зная что с ним делать.

- Все знают, что вы добрый человек и столь же щедрый, сколь и богатый,
Мистер Армстронг, - наконец сказала она, - Но, думаю, я ничего не захочу.
долго я буду жить в этом мире.

"Я надеюсь, что вы можете прожить еще долго", - сказал г-н Армстронг, "ради
маленькие мальчики".

Это намек вспоминал ее к себе, и, не глядя на
бумаги, она положила его на груди. "Я уверен, я благодарю вас со всей моей
сердцем, и всегда буду стараться выполнять свой долг по отношению к ним", - сказала она.

Здесь мистер Армстронг поднялся, и Вера, опуская ребенка, что
казалось, охотно оставлю ее, говорил тихим голосом некоторые слова напутствия
утешение.

"Я уверена, что вы очень хороший; я уверена, что я вам очень благодарна",
это было все, что смогла сказать миссис Силл.

По дороге домой Фейт говорила о многообещающей внешности
детей и о том, какие надежды, должно быть, возлагает на них мать
.

"Это правда, что это все, что у нее осталось", - сказал мистер Армстронг.
"и все ее надежды на земное счастье должны быть основаны на них.
Но кто может заглянуть в завтрашний день? Несколько дней назад, даже не мечтая о
несчастье, она ликовала, наслаждаясь своим мужем и маленькими
мальчиками. Первый забрали, и никто не знает, как скоро последняя может
быть. Так что радости и печали будут слиты воедино. В этот момент она
еще более несчастна из-за того, что была счастлива, и страдание настолько велико, что оно
перевешивает все счастье прошлых лет. Такова природа
боли и удовольствия. Укол первого, мгновенная острая агония, может быть
эквивалентен часам того, что называется наслаждением. Мы так созданы. Мы
можем надеяться на счастье: мы уверены в горе. Мы должны стремиться
к одному: другой обязательно найдет нас. Когда я оглядываюсь вокруг, какие
свидетельства несчастья я вижу! Увы, это действительно падший мир,
и земля проклята ради человека".

"У тебя мрачный взгляд, отец", - сказала Фейт. "Посмотри дальше. Разве нам не обещано
более счастливое время, когда блаженство Эдема будет возобновлено?

"Да, и это время придет. Не только пророки и апостолы
открывали это им, но и великие души среди язычников смутно
издалека видели его зарождение. Но какие невообразимые сцены ужаса
должно быть сначала? Какая скорбная _misereres_ должна сначала подняться к облакам
сияние небес и омрачить радость благословенных! Долго, долго
раньше, значит, вашей и моей памяти, Веры, погибнет от
земля. Вы будете тогда Серафим, и я.... Если и будет когда-нибудь
период боли, то это будет, когда я подумаю о твоем блаженстве, и
ты, если ангелы иногда плачут, уронишь слезу в память о твоем
отец, и это охладит его муки".

Что могла сказать опечаленная и встревоженная дочь? Она говорила мягким
и любящим тоном. Она всеми возможными аргументами опровергала эти
жалкие фантазии. Она умоляла его ради нее, а также ради него самого,
отбросить их. Он слушал ее без нетерпения, и как будто
ему нравилось слышать звук ее голоса. Но он покачал головой с выражением
глубокой печали, и его меланхолия осталась. Как вполне можно было предположить
, темная туча, которая опустилась на его разум, не рассеялась
таким образом. Фейт, хотя и была встревожена, не отчаивалась. Она
верила, что впечатление от недавнего бедствия, которому она приписывала
большую часть его несчастий, со временем пройдет. Тем временем она
похвалил его вид защиты, что Милостивый, который
любить все его произведения.




ГЛАВА XXVII.

 Я не могу думать сейчас о горе: и сомнения
 Если бы я это почувствовал ... Это так ослепило меня.
 Эта забывчивая транспортировка врезалась в мою память.

 БАЙРОН


"А вот и тот странный старик", - сказал Феликс на следующее утро,
выглядывая из кухонного окна, из которого открывался вид на дорогу.
"Я действительно верю, что он околдовал босса".

Роза, которой было адресовано это замечание, подбежала к окну и увидела, что
"Отшельник" идет по улице.

"Я потрясена, - сказала она, - что мистер Армстронг и мисс Фейт дарят
так много поддержки этим низким кискам. Они всегда позволяют себе так много
вольностей ".

"Дай им дюйм, и они оторвут два фута", - сказал Феликс. "Я желаю, чтобы его
две ноги унесли его из этого дома в последний раз", - добавил он,
смеясь.

"Ха, ха, ха, ты такой задумчивый Феликс", - сказала Роза. - В твоем смехе тоже есть что-то такое
очень благородное.

- Я горжусь тобой, милая Роза, - ответил Феликс, кланяясь и прижимая руку
к груди.

Холден не был любимцем черных. Хорошо одетый и сытый
Слуга из богатой семьи, с чувством, общим для всех, кто судит
внешне он сначала был склонен смотреть свысока на
грубо одетого отшельника, который зарабатывал на жизнь таким подлым
трудом, как изготовление корзин, и считать его ничтожеством
лучше, чем нищий. Однако, как только Холден обнаружил это
чувство, и оно возникло мгновенно, он исправил его, так что оно никогда больше не появлялось
в его присутствии. На самом деле, чувство страха
вытеснило дерзость негра. Было что-то в
горящем блеске глаз Холдена и глубоких тонах его голоса, что
обладал необъяснимой властью над Феликсом. Он много размышлял об этом
почему, вопреки себе, он был обязан быть таким же вежливым
с Холденом, как с белыми джентльменами, и, наконец, пришел к выводу, что Одинокий
обладал каким-то магическим искусством, с помощью которого управлял другими. Он тем более
охотно принял это мнение, потому что считал своего хозяина и молодую
любовницу находящимися под чарами того же очарования, которому он сам когда-то
поддался.

Поэтому, когда Холден постучал молотком в дверь,
подобострастный Феликс был уже рядом, чтобы открыть ее и проводить его в гостиную.

"Скажи своему хозяину, что я здесь", - сказал Холден, входя.

"Откуда он знает, что мистер Армстронг дома?" - спросил Феликс про себя.
"Но я свободный человек, и очень вежливо говорить о моем хозяине".

"Господь воздвиг для нас могущественное спасение", - таково было обращение
Холдена, когда мистер Армстронг вошел в комнату. "Я пришел сказать тебе:
прощай на время".

- Прощайте! - повторил мистер Армстронг, не понимая смысла сказанного.
второе.

"Сядь, дорогой друг, и послушай, что доставит тебе радость ради
меня сейчас и твоей собственной будущей жизни. Мой сын, который был мертв, снова жив".
.

Армстронг был в недоумении, не понимая, что имел в виду его посетитель. Он принял
это за какую-то фигуральную форму выражения и, ничего не ответив
, провел рукой по лбу, словно пытаясь вспомнить какую-то
идею.

Холден прочитал его мысли. "Ты не понимаешь", - сказал он. "Знай же
, что ребенок погиб не вместе с матерью".

"Друг мой", - сказал Армстронг, который теперь полностью владел собой,
"вы не задумываетесь о том, что я не могу понять ваши намеки. Объясните
мне, чтобы я мог разделить вашу радость".

"Дитя моей юности, тот, кого я потерял, о ком я так много оплакивал
лет как умерла, жива!" - воскликнул Холден, в тонах неугомонный
эмоции.

"Я дам вам радость", - сказал Армстронг, схватив его за руку. "Но ты никогда не
упомянул, что у тебя есть сын. Сколько вы потеряли и как его нашли?"

"Это-от Господа, и есть дивно в очах наших", - сказал
Холден. "Не так давно ты рассказывал о несчастном человеке, вокруг которого скопились
невзгоды. Теперь я расскажу тебе о другом, не менее
несчастном, облака печали которого позолотило заходящее солнце. Да будет это
тебе уроком надежды, ибо я говорю тебе, Джеймс, что несомненно
ты будешь утешен".

Мы попытаемся сжать в нескольких словах более размытый рассказ об отшельнике
, ограничившись содержанием.

Следует помнить, что до вынужденного ухода Холдена на пенсию
среди индейцев он привязал к себе скво Эстер
узами благодарности и уважения. Но это было только на расстоянии.
она смотрела на него снизу вверх, считая кем-то вроде высшего существа. Она
не осмелилась бы заговорить с ним о себе, ибо как он мог
проявить интерес к такому ничтожному существу? Более близкие родственники,
однако, в которую они были брошены, пока он был обитателем
ее каюты, не уменьшая ее привязанности, уменьшил ее благоговейный трепет.
Учения Холдена и сильный интерес, который он проявлял к ней самой
и tribe, так повлияли на нее, что однажды она призналась ему
в событиях своей жизни. Необходимо только пересказать те, которые
имеют отношение к этой истории. Около двадцати лет назад она
сопровождала своего мужа в поездке к племени в Кентукки, в которое
были приняты некоторые из ее собственных родственников. Во время экспедиции туда
были предприняты индейцами, к которым присоединился ее муж, против
поселений белых, тогда незначительных и незащищенных. Через несколько дней
воины вернулись с триумфом, неся с собой много
скальпов, но ни одного пленника, кроме маленького мальчика, которого спас ее муж,
Хаттамойден. Он родил ей ребенка, а у самой его не было,
вскоре она научилась любить его как своего собственного. Хаттамойден описал ей
с той конкретностью, которая отличает описание природных объектов
индейцем, чьи привычки к жизни в лесу вынуждают его закрывать глаза.
наблюдение, положение бревенчатой хижины, из которой был похищен ребенок
, сама хижина, перед которой протекал горный ручей,
внешний вид несчастной женщины, которая была убита, и
отчаянное сопротивление хозяина хижины, который в то время считался
погибшим в огне, но впоследствии был известен под
именем Ононтио - как бич и ужас племени, которое
разрушил его семью. Вскоре после этого она отправилась со своим
мужем, взяв с собой маленького мальчика, на восток, но они нашли
бесчисленные вопросы и подозрения, вызванные обладанием
белым ребенком, так раздражали и так страшили расспросов и
расследования, которое будет проведено по их возвращении домой, что они
преисполненный решимости избавиться от него при первой же возможности. Поскольку их
маршрут пролегал через Нью-Йорк, улицы густонаселенного города предоставили
тот самый шанс, о котором они мечтали. Эстер сделала это с большой неохотой.
она чувствовала, что вынуждена так поступить, и не желала, чтобы ребенок
попал в недобрые руки. Размышляя о том, что должно было произойти.
закончив, она вспомнила семью, которая была родом из той части страны
, откуда она приехала, и которых она знала как достойных людей,
и решила доверить им мальчика. Она не смела делать
об этом открыто. И вот однажды ночью она положила ребенка на порог их дома,
приказав ему не шевелиться, пока кто-нибудь не отнесет его в дом,
а сама наблюдала поблизости, пока не увидела, как его приняли. С тех пор
Не осмеливаясь наводить справки из страха навлечь на себя
какое-то неизвестное наказание, она ничего не слышала об этом мальчике. Она вспомнила
назвал имена людей, с которыми его оставили, а также улицу и
номер телефона и передал их Холдену.

На этом фундаменте Отшельник построил надежду на то, что его сын
все еще жив.

"Я Ононтио", - сказал он. "Существо, которое коснулось сердца
свирепого дикаря, чтобы сохранить жизнь ребенку, сохранило его.
Мои глаза еще увидят его".

Армстронг был глубоко тронут и, размышляя о
радужных перспективах своего друга, забыл о тучах, которые нависли
над его собственным горизонтом. Возможно, он не был так оптимистичен в отношении успеха
как Холден, чей орлиный взор, казалось, проникал в будущее, но он
слишком глубоко уважал возвышенные надежды и священные чувства
отца, чтобы обронить слово сомнения или уныния.

"Я сам и мой кошелек, - сказал он, - к вашим услугам".

"Томас Паунал завтра уезжает в сити", - ответил Холден. "Я буду
говорить с ним и сопровождать его. Я не отказываюсь от твоей помощи, но
я принимаю ее так же свободно, как она предлагается. Те, кто достоин
называться моими друзьями, относятся к золоту и серебру только так, как они служат
своим собственным нуждам и нуждам других ".

Он взял предложенную банком векселя с таким воздухом одним
даровав, как одна получения пользу, и, даже не глядя на
сумма, положить их в в его кармане.

Холден так давно не бывал в большом мире и не вмешивался в обычные дела людей
а его внешность и манера речи
настолько отличались от других, что у Армстронга возникли некоторые опасения
уважая его исследования. Возможно, именно это скрытое предчувствие
своей пригодности появиться в мире - предчувствие, однако,
лишь смутно осознаваемое им самим - побудило Холдена искать
дружеское общение с Пауналом. С этими чувствами, и полагая, что он может
преимущество этого странного человека, для которого эта новая разработка
пробудив в нем дополнительный интерес, Армстронг предложил быть его
компаньоном в поисках сына; но, к его удивлению, его предложение
было поспешно отклонено.

"Нет, - сказал Холден, - это не подобает. Останься, чтобы позаботиться о Фейт.
Останься, чтобы приветствовать меня, когда я вернусь с венцом радости на
моей голове".

Армстронг внутренне сжался от отвращения. Он бы никогда не обратил на это внимания.
Но его разум стал болезненно
чувствительным. Слово, взгляд, тон обладали теперь силой нанести рану.
Он был похож на сибарита, чей покой нарушил морщинистый
лист розы; с той разницей, что они были духовными, а не
он чувствовал материальные обиды. Проник ли прогноз Холдена в
будущее? Видел ли он, как в видении, призраки несчастья, которые
преследовали Армстронга по пятам? Боялся ли он общения, которое
могло бы увлечь его вниз и запутать в сетях предопределенного
несчастья? "Он прав", - подумал Армстронг. Он видит водоворот
в который, если его однажды затянуть, нет спасения от разрушения.

Холдену больше удалось передать часть своей уверенности.
в Паунал. В утро жизни, прежде чем опыт затуманило наши
небо с облаками, мы с готовностью воспринимаем Солнце радости. Яркие глаза
юности ловят его лучи на вершинах гор, прежде чем опущенные веки
старости поднимаются с земли. Пылкий темперамент
молодой человек с восторгом разделил надежды своего старшего. Он даже
предвидел просьбу Холдена, с которой намеревался обратиться, и попросил разрешения
сопровождать его. С очень естественным чувством он попытался произвести
некоторые изменения в костюме Отшельника, но здесь он столкнулся с
решительным противодействием.

"Я не имею ничего общего с миром и его безумствами", - сказал Холден.
"Пусть все идет своим путем, как я пойду своим. Это мало повлияет на
одежду незнакомого человека.

Паунал скорее ради своего друга, чем ради себя самого.
предложил перемену. Понимая чувства собеседника, он воздержался
продолжать настаивать на предложении, которое, в конце концов, не имело большого значения
последствия. Шлюп должен был отплыть на следующий день при попутном ветре из
Хиллсдейл, и между ними была достигнута договоренность отправиться вместе.

Мы можем судить о чувствах Паунала в то время по тому факту, что
что последний вечер, проведенный им в Хиллсдейле перед отъездом в Нью-Йорк
, где он действительно рассчитывал пробыть совсем недолго, застал его
в доме судьи Бернарда. Ему повезло, то ли вне его
ожидания или нет мы не можем сказать, в поисках Мисс Бернард. В
крайней мере, это было удачным совпадением с его пожеланиями, и мы могли бы
судья, с поднятым цвет щек, и улыбки, что играла
вокруг губ красивой девушки, не рассердить ее. Это
удивительно, когда мы оглядываемся назад, как часто происходят эти очаровательные происшествия
молодости.

Пауналу не было необходимости говорить о своей предполагаемой поездке в
торговую столицу. Казалось, он предполагал, что Энн уже была
осведомлена о его цели, но об открытии Холдена она не была
проинформирована.

- Прекрасно! - воскликнула Энн, хлопая в ладоши. - У нас еще будет
день рождения, достойный романа. О, я так надеюсь, что он найдет своего сына.
И, - добавила она с теплым чувством, - теперь я понимаю причину
странных привычек нашего бедного дорогого пророка. О, подумать только, сколько долгих
лет одиночества он, должно быть, провел в страданиях!"

- Похоже, он не сомневается, - сказал Паунал, - что найдет своего пропавшего
сына. Признаюсь, когда я услышал, как он в свойственной ему оживленной манере рассказывает свою
историю, с благодарно поднятыми к небесам глазами, я был захвачен
его энтузиазмом и сомневался в своем успехе не больше, чем он сам;
но когда я более спокойно оцениваю обстоятельства, перспектива становится
не такой блестящей ".

"Не сомневайся: перспектива блестящая: Иеремия прекратит свои
стенания: наш пророк станет счастливым. Ах, зачем предвкушать
что угодно, только не хорошее!"

- Я принимаю это за предзнаменование, дорогая мисс Бернард, - сказал Паунал, глядя с
восхищение на ее сияющем лице: "Мужчины приходят к выводам,
как часто ложным, в результате подверженного ошибкам процесса рассуждений, в то время как истина приходит
к вашему более удачливому полу благодаря счастливому вдохновению ".

"И я приму этот комплимент, поскольку вы принимаете вдохновения. Надеюсь
это больше, чем обычная искренность тех, кто привык
делая комплименты".

"Я бы хотел, чтобы ты мог заглянуть в мое сердце".

"Ты бы хотел, чтобы окно немедленно закрылось. Как ты думаешь, что я
должен там увидеть?"

"Себя."

"Тогда это зеркало", - сказала Энн, краснея. "Ценный предмет
конечно, о мебели, в которой любая леди может разглядеть свое лицо!

"Нет! портрет, более реалистичный, чем у Стюарта, и который я ценю
превыше всего".

"Вы, должно быть, ошибся в воображая, что он мой. Только старые фотографии
ценится. Современники имеют репутацию".

"Вы всегда будете шутку. Уверяю вас, я серьезно", - сказал Паунале, которые,
тем не менее, вынужден был улыбнуться.

"Я вижу, вы не очень серьезно. Я ненавижу серьезность тех пор, как я был
напуганное лицо дьякона Бигелоу, когда он обнаружил, что моя
незнание катехизис. Это было так давно", - добавила она, оглядываясь вокруг
чтобы было с чем сравнить это "как щипцы".

"Или как твои уроки июньским днем, когда солнце, птицы и
цветы приглашали тебя присоединиться к ним".

"Или как время, когда я не увижу Фейт в течение двадцати четырех часов".

"Или как мое отсутствие будет для меня в Нью-Йорке".

"Я удивляюсь, - сказала Энн, - как ты, привыкшая к суете и
возбуждению большого города, можешь довольствоваться тихой монотонностью
провинциального городка".

"Я нашел здесь то, чего нет во всех провинциальных городках", - сказал
Паунал. "Кроме того, шум и неразбериха большого города никогда не были
они приятны мне, и когда я возвращаюсь к ним, они ложатся тяжким грузом на
мой дух. Вместо города мне следовало родиться в бескрайнем
лесу".

"Ты знаешь, я уже говорила, что мне показалось, что в тебе есть что-то дикое",
ответила Энн, смеясь.

"Ты не считаешь дикое животное прирученным?"

"Не совсем. Он принадлежит к виду, который почти невозможно восстановить".

"Его никогда не приручат во второй раз".

"Тогда нельзя допустить, чтобы он сбежал".

Слова вылетели из уст гей-импульсивная девушка, прежде чем она была
в курсе. Красноречивым крови покраснело, щеки и хлопая ее
руки на ее лицо, чтобы скрыть краснеет, она разразилась смехом, как
мюзикл как песня канарейки. Глаза Паунала заискрились от
восторга, но прежде чем он успел произнести хоть слово, она вскочила на
ноги.

"Это слишком плохо, - воскликнула она, - сравнивать тебя с диким животным. Прости
и забудь мою дерзость. Я читала роман, - и как, - сказала она
и взяла книгу со стола, - американского автора, который
меня очень заинтересовал. Вы его видели?"

Паунал взял книгу в руки. Это была одна из книг Чарльза Брокдена
Брауна.

"Я прочел это несколько лет назад, - сказал он, - и помню, что в то время это произвело на меня большое
впечатление. Мне кажется, что это написано с
удивительной способностью приковывать внимание. Я не могла отложить ее в сторону
, пока не дочитала.

"Именно это и подействовало на меня", - сказала Энн.

"И все же я удивляюсь, что такая живая и веселая женщина, как мисс Бернард, может
быть довольна такой книгой. Сюжеты всех романов Брауна
мрачные. Его воображение, кажется, свободно только в мрачных сценах. Его творчество - это
очарование ужаса ".

"Я сам удивляюсь этому. Но это показывает способности писателя, в
быть способным повлиять на такого легкомысленного человека, как я ".

"Не легкомысленный. Никто не сказал бы этого о тебе, кроме тебя самого. Это так,
возможно, из-за твоей веселости - из-за контраста.
Солнечный свет любит освещать темные места.

"Очень красиво выражено. Действительно, если вы продолжите совершенствоваться, мы должны
назначить вас генеральным производителем валентинок в городе
Хиллсдейл ".

"Я подозреваю, что все валентинки будут адресованы одному человеку ".

"Тогда я буду возражать против вашего назначения. Но позвольте, которые проходят на
настоящее время. Ты говорил мне, почему я люблю романы Брауна".

"Я не настолько самонадеян. Я только предполагал. Это
привилегия янки. Мир признает это за нами. Я предлагаю то, что ваш разум
бредет сквозь эти темные сцены с процентной с
какой путешественник размышляет чужой стране. И пусть они никогда
оставаться чужой для тебя. Желаю тебе всегда оставаться тем, кто ты есть
сейчас, светлым существом, при приближении которого печаль и уныние улетучиваются
".

Разговор был прерван появлением судьи и
Миссис Бернард, возвращавшихся с какого-то соседского визита. Энн получила
капот и шаль с ее матерью, которая, видимо, привыкли
такого внимания, ни барышня когда-либо появлялись более красивым
в глазах молодого человека, чем когда он видел ее оказания этих
маленький услуги сыновней любви и уважения. "Она заслуживает", - он
сказал себе: "самые богатые дары Провидения. Одна так ярко, так
чисто, так невинно, должен быть любимый ангелов."

Это были мысли влюбленного, и наши читатели, вспоминая о
юношеских мечтах и фантазиях, простят их экстравагантность. Они приходят
только в один период жизни, и, ох, как быстро они улетают, оставляя
за собой след света, который может, действительно, оказались отодвинутыми на задний план, но никогда не
вполне остыла.

Паунал сообщил судье о своем предполагаемом отъезде и, как обычно,
получил от него и миссис Бернард несколько поручений для исполнения за их счет
. У первого было несколько книг, в то время как у его
жены, мы вынуждены сказать, как бы недостойно это ни звучало, не было
ничего более важного, чем последняя модная французская шляпка.
Но давайте добавим, что она получала не больше удовольствия от ношения подходящего платья
головной убор (а какая новая мода не входит в моду?) чем он обрадовался, увидев
ее красивое лицо в этом украшении.

"Мой муж, - сказала она, - мистер Паунал, пытается немного пофранцузить меня,
иногда, и я обязана потакать ему, он обычно такой хороший;
но ему никогда не удастся сделать из меня ничего другого, кроме как
простую женщину-янки".

"Простую или красивую - высшее проявление моей привязанности", - галантно сказал
Судья. "Я был путешественником, Томас, и повидал
Старый Свет. Это прогрессивный мир; и, поверь мне,
производств нового не, мягко говоря, уступают тем,
старые".

"Я вполне могу в это поверить", - сказал Паунале, кланяясь дамам.

- Приятного путешествия, Томас, - сказал судья, прощаясь со своим юным
другом, - вдоль песчаных берегов Лонг-Айленда и через
опасности Адских врат.




ГЛАВА XXVIII.

 "Тогда крепко запрись"
 Один в своей комнате, там упади
 На оба колена и пресмыкайся на земле:
 Взывай к своему сердцу: смой каждое слово, которое ты произносишь
 В слезах (и, если это невозможно) от крови:
 Умоляй Небеса очистить от проказы".

 ПЬЕСЫ Форда.


Армстронг после ухода Холдена сидел, мрачно размышляя над тем, что
ему сказали. Были ли его эмоции удовольствием или болью? Сначала
первое. Природная доброта его характера заставляла
его инстинктивно радоваться счастью своего друга. На несколько
мгновений он забылся, и, пока длилось забвение,
был счастлив участвовать в надеждах другого. Но это настроение
было лишь кратковременным. Мы видели, как ответа Холдена было
достаточно, чтобы восстановить его мрачность. Мысли гнались друг за другом в дикой
смятение, которое он не мог контролировать, в котором он упрекал себя
за то, что допустил это - что он исключил бы, если бы мог.
Связь между ним и Одиночкой заключалась во взаимном несчастье.
Скорбь была связующим звеном, которое их объединяло. Долгие годы он знал, что
Холден, но только через короткое время, а именно с тех пор, как пробудившаяся
совесть (так он рассудил сам) открыла ему его собственное
уродство, его привлекло Уединение. Должен ли Холден
вернуть своего сына, должно ли его сердце расшириться еще раз, чтобы признать мирские
радости, разве она не была бы закрыта для него? Как когда-то он испытывал безразличие
к Холдену, так и Холден не стал бы таким из-за изменения обстоятельств,
из-за пробуждения новых желаний и новых надежд, из-за занятости
эмоций, тем более восхитительных, что свежи и длятся так долго
неопытна, вступаешь с ним в другие, более холодные отношения? Эти
размышления не были ясными, отчетливыми, четко очерченными. Они проносились
в его сознании, рваные, как грозовые тучи, гонимые
бурей.

В нем боролись друг с другом два существа - одно
стремясь поощрять благородные чувства своей натуры и отгонять прочь
все, что было несовместимо с истиной и разумом - другой нашептывал
сомнение, эгоизм и отчаяние. Он встал и быстрыми
шагами прошелся по комнате.

"Неужели до этого дошло?" - сказал он себе, как бы удивляясь своему
состоянию. "Неужели я стал неспособен участвовать в счастье
других? Неужели я гноящаяся масса эгоизма? О! когда-то это было не так.
Я буду сопротивляться этим мыслям, которые приходят из бездны. Они
не овладеют мной. Это искушения Лукавого. Но могут
Я сопротивляюсь им? Разве я не огорчил духа? Есть ли место для
покаяния? Разве я не подобен Исаву, который тщетно искал этого со многими слезами?
Если ему было отказано в милости Божьей, почему не мне? Почему не мне, чтобы я мог
отправиться в свое собственное место? Я уже чувствую и знаю свое предназначение. Я чувствую это в
ужасном ожидании суда. Я чувствую это в том, что я не люблю
своего ближнего. Если бы я любил, разве я не сочувствовал бы его счастью? Неужели
это жалкое "я" вечно будет вмешиваться? Я никогда не знал себя раньше. Я
Теперь знаю невыразимую мерзость своего сердца. Я бы скрыл это от
Ты, Боже мой. Я бы скрыл это от Твоих святых ангелов - от самого себя".

В тот день мистер Армстронг не выходил из дома, пока солнце
оставалось над горизонтом. Золотой солнечный свет углубил его психического
мрак. Ни в его глазах она была золотой. Это был медный, противоестественного
свет. Она выглядела ядовитой. Казалось бы, молодые листья весной
должен чахнуть в его отблеске.

Он услышал смех человека на улице, и начал, как если бы он
ужалили. Это прозвучало как насмешка дьявола. Был ли смех
адресован ему? Он вздрогнул и подбежал к окну с чувством
от гнева, чтобы увидеть, кто это торжествует над его несчастьем.
Он оглядел улицу, но никого не увидел.
Разочарование еще больше разозлило его. Неужели ему будет отказано в
слабом удовлетворении от того, что он узнал, кто его ранил? Было ли убийце
разрешено нанести ему удар в спину? Неужели ему не будет позволено
защищаться? Он вернулся и сел на свое место, дрожа всем телом.
Канарейка Фейт пела во весь голос. Армстронг
повернулся и посмотрел на нее. Маленькое существо с трепещущими крыльями и
подняв голову и двигая ногой, словно отбивая такт, он излил
поток мелодии. Звуки, ее действия задели его чувства. Он
встал и увел ее в другую комнату.

Он скрестил руки, его голова упала на грудь, и он закрыл
глаза, чтобы не видеть света. "Я не в гармонии со всем творением",
сказал он. "Я гожусь для места, где никогда не поет ни одна птица. Это
свидетельство моей обреченности. Только благословенные могут быть в гармонии с
Делами Божьими. Небеса - это гармония, музыка его законов. Зло - это
диссонанс, я сам - диссонанс".

Фейт все еще имела на него некоторое влияние, хотя даже при ее появлении
он вздрогнул, "как виноватое существо, застигнутое врасплох". Ее присутствие было очарованием.
чтобы утихомирить ярость урагана. Он не мог устоять перед нежными
интонациями ее голоса, и под действием заклинания его успокоенный дух дрогнул, сменившись на
сравнительный покой. Армстронг признал это про себя как предзнаменование
добра.

"Я не могу быть полностью злым, - подумал он, - если приближение чистого ангела
доставляет мне удовольствие. Прикосновение копья Итуриэля выявляет уродство
там, где оно есть; во мне оно раскрывает красоту".

С ней он мог спокойно обсуждать обычные дела дня
хотя это странно, учитывая совершенное доверие между ними
то, что он никогда не обращался к общению Холдена,
несмотря на это, он знал, что это представляло бы для нее величайший интерес.
Он предает, возможно, ослаблены и больны мысли,
поморщившись, словно воспаленной конечности при задержании ощупь.

Когда отец слушал и смотрел на своего ребенка, он чувствовал себя перенесенным
в область, куда демоны не могли прийти. Они не могли вынести
ее чистота; они не могли выносить ее сияния. Ее влияние было
барьером более могущественным, чем стена, окружавшая Рай, и через который
не могло перепрыгнуть ни одно злое существо. Поэтому он держал ее при себе как можно дольше
. Он проявлял беспокойство, когда она была в отъезде. Его утешением
и надеждой была Вера. Как римский пленник пил жизнь из чистых
источников, которым он дал жизнь, так и Армстронг черпал силу из
ангельского духа, который зажег его собственный.

И все же его дочь не осознавала всего того влияния, которое она оказывала,
и не имела даже отдаленного представления о хаосе, царившем в его голове.
Как бы она была поражена она могла увидел бурлящий
котел! Но на что только глаз, что опросы все может
смотреть.

Таким образом, несколько дней прошло. Обычный наблюдатель не заметил бы
никаких изменений в Армстронге, за исключением того, что у него уменьшился аппетит, и он
казался беспокойным. Доктор Элмер и Фейт оба заметили эти симптомы,
но первого они не встревожили, хотя второго огорчили.
Привык безгранично доверять медицинскому мастерству
врача и слишком скромен, чтобы иметь мнение, противоречащее этому
другой старше, чем она сама, и в отделе, которым он был
знакомы, и у нее не было никаких знаний, кроме того, что была окрашена филиал
страхи и привязанности, и, возможно, искажен их из своей
разумных пропорциях, Вера поехала на изо дня в день, надеясь, что
благоприятные изменения будут происходить, и что она должна
счастье видеть ее дорогой отец возвратился к своей бывшей
заряд бодрости.

Больно следовать печальным настроениям благородного ума, сознавая
свои отклонения, и все же не в состоянии контролировать их. У нас нет возможности
сила анализа, способная проследить это по всем его извилинам и
выставить это обнаженным на всеобщее обозрение, и если бы у нас это было, мы могли бы уклониться от этой задачи
как от задачи, причиняющей ненужную боль как автору, так и
и читатель. Нашей целью пока является лишь обрисовать состояние разума
Армстронга, чтобы сделать понятным его поведение.

Упоминалось о его беспокойстве. Он обнаружил, что не может заснуть
как и раньше. Еще долго после того, как он ложился отдыхать, он лежал без сна,
тщетно добиваясь мягкого влияния, которое, казалось, еще больше отталкивало его
он был ухаживал. Лучи утреннего солнца иногда потока в
окно перед сном посетила его веки, и он будет расти
осунувшийся и усталый, и desponding. И если он и погружался в дремоту,
то не всегда в забытье, а в смутный туман
сновидений, более тревожных, чем даже его мысли наяву. Сложность
получения сна в последнее время повлекло за собой привычку читать до поздней
ночь, и не редко даже в утренние часы. Долго после
его дочь обратилась к ней в комнату, и, когда она предположила, что он был
лежа в постели, он сидел в своей уединенной комнате, пытаясь сосредоточить свое
внимание на книге и создать условия, благоприятные для отдыха.
Темнота его разума искала подходящего уныния. Если он открывал
священный том, он обращался не к милостивым обещаниям
примирения и прощения, а к смягченной теологии Нового
Завещание, или к тем видениям будущего состояния блаженства, которые
время от времени озаряют мрачные страницы Ветхого Завета, словно врата
Рай на мгновение приоткрылся, чтобы пролить сияние на темноту
иначе это было бы слишком обескураживающим и отвлекающим; но для
стенания пророков и обличения наказания. Он
цеплялся за них с фатальным упорством и извращенной изобретательностью,
так или иначе связанными с ним самим и применяемыми к
его собственным обстоятельствам. Ничто не могло пройти через его воображение или
память, но, благодаря какой-то дьявольской алхимии, было лишено своих оздоровительных
свойств и превращено во вред.

"Ночные размышления Янга" были книгой, обладавшей своеобразной
привлекательностью. Часами он зависал над ее горестными страницами, и
многие листы были испачканы его слезами. И все же эти слезы принесли облегчение.
его - нет. И все же время от времени он возвращался к книге, как будто
поддавшись соблазну, которому не мог сопротивляться, стремясь найти, если
возможно, в несчастье другого, более низком, чем его собственное.
Особенно в торжественные ночные часы, когда тишина была такой глубокой
ему казалось, что он слышит мерцание свечей, он
читал книгу. Затем, цепляясь за изображение за изображением этих вызывающих сожаление
напряжений и присваивая всю их меланхолию, усиленную через
линзу его собственного темного воображения, он опускался с одной глубины на другую.
убогость в другую, пока он, казалось, далеко, где ни один луч
свет мог проникнуть, или отвес звук.

Он читал однажды ночью поздно, пока как будто не в силах терпеть
образы горе его вызывал, он отодвинул книгу подальше от него.
Ночь была темной и ненастной, дождь лил как из ведра. Он подошел
к окну и выглянул наружу. Он ничего не мог видеть, кроме того, что
пейзаж на мгновение осветила вспышка молнии. Он
ничего не слышал, кроме раскатов грома, прокатившихся по
долинам. Он взял свечу и осторожно подошел к двери
В комнату Фейт, чтобы посмотреть, спит ли она. Дверь была приоткрыта, для
вентиляции, и, заслонив свет рукой, он,
Армстронг мог видеть лица своей спящей дочери, не разбудив
ее. Она лежала в глубоком сне здоровья и молодости, спокойно
от грохота грома, как один сознательный ограждающей
Провидение. Ее левая рука была под щекой, черные волосы зачесаны
назад и собраны под белоснежной шапочкой. Ее дыхание было едва уловимым
, но мягким и тихим, как у младенца. Выражение
счастье отразилось на ее чертах, и румянец немного разгорелся на щеках
они казались ярче по контрасту с льняной простыней.

"Она спит, - подумал он, - как будто в мире нет греха и горя.
 А почему бы и нет? Какое отношение она имеет к ним? Если бы мои
духовные глаза открылись, я бы увидел ангелов-хранителей в сияющих одеждах
вокруг ее постели, если только мое приближение не прогнало их прочь.
Небеса заботятся о своих. Так что я смог однажды поспать. Придет ли время
, когда она тоже будет настолько виновата, что не сможет уснуть? Всемогущий
Боже упаси! Лучше бы она была в могиле. Повезло тем, кто умирает
молодыми. Они спасены от грядущего зла. Сердце перестает биться
прежде чем оно станет таким твердым, что не сможет раскаяться. Если бы она умерла сегодня ночью
ее спасение было бы обеспечено. Какое бесконечное благо! Убийца не мог
причинить вреда, но принес бы пользу ".

Почему он вздрогнул? Почему он вздрогнул всем телом? Почему он поспешно повернулся
, захлопнул дверь и поспешил в свою комнату, заперев ее за собой
? Почему он достал что-то из кармана и, открыв дверь
окно, яростно швырнул его в темноту? Но мгновение Армстронг
оставался в своей комнате. Задув свечи, и бесшумно
спускаясь по лестнице, он так же тихо открылась и захлопнулась входная дверь,
и стояли под открытым небом.

Буря была в самом разгаре. Дождь лил с такой силой, что
при вспышках молний он видел, как крупные капли срываются с
земли. Но он не чувствовал, что промок до нитки. Его беспокоило
не то, что он вышел из дома без шляпы, а то, что вода
ручьями стекала с его головы на землю. Быстрым шагом,
приближается бег, он бежал по улицам, пока он не достиг
погоста. Без путеводного луча, сквозь тьму, которую можно было бы
ощутить, он нашел дорогу к могиле, это была могила его жены. Он бросился
распростерся ничком и лежал неподвижно.

Когда Армстронг поднялся с земли, буря прекратилась,
облака покинули небо, и ярко сияли звезды.
Он огляделся вокруг, затем поднял глаза к голубому своду. Что это было?
бесчисленные сияющие точки? Были ли это миры, как сказали ученые?
Были ли они населены существами, подобными ему, обреченными на грех и... на смерть? Были ли они населены существами, подобными ему?
страдать? Они страдают, больше или меньше? Может ошибки в несколько лет
быть искуплены страданиями веков, так же неисчислимы, как зерна
песок на берегу моря? Он сильно ударил себя ладонью по лбу
; он вскинул руку, словно бросая вызов, к небу, и
громко застонал. Казалось, что из каждой нагроможденной могилы раздавался этот
стон, обращенный к нему, как приглашение присоединиться к
воинству тьмы. Он вздрогнул и снова посмотрел на грязное небо. Но
оттуда не донеслось ни звука утешения. Серебряные звезды теперь были
искры Вселенского пожарища. С жестом отчаяния, он
покинули город мертвых.

Тишина и темнота по-прежнему окутана дом мистера Армстронга на его
возвращение. Он тихо прикрыл за собой дверь и так же осторожно, как
спускался, поднялся по лестнице, которая, несмотря на все его
предосторожности, скрипела у него под ногами. От этих звуков по телу его пробежала дрожь
тревоги, как будто он боялся разоблачения. Это было так, как будто он
возвращался с какого-то преступного предприятия. Не зажигая света, он
сбросил промокшую одежду и забрался в постель. Возможно, странно, что
скажем, вскоре он погрузился в сон, более глубокий и освежающий, чем любой другой
он долгое время наслаждался. Возможно, возбуждение его организма
было выведено из строя быстрым движением и воздействием ночного воздуха
и дождя, или природа, не в силах больше терпеть это, поддалась
напряжению. Он встал поздно и обнаружил, что его ждет
завтрак. После обычных приветствий Фейт сказала:

"Вот твой перочинный нож, отец, который Феликс нашел на тропинке
этим утром. Вы, должно быть, потеряли его из кармана.

Мистер Армстронг, ничего не ответив, взял нож и, когда никто не заметил,
бросил в огонь.




ГЛАВА XXIX.

 Города, кишащие неугомонной толпой
 Грязные, столь же активные, невежественные, столь же шумные,
 Высшая похвала для которых - то, что они живут напрасно.,
 Обманутые ради удовольствия, или рабы наживы.

 КУПЕР.


Мы немного предвосхитили порядок событий с целью
более четкого представления деталей истории, поскольку некоторые из них произошли после
ухода Одиночки и Паунала. В
попутного ветра, за который пакет Калипсо ждали два или
три дня, наконец, пришел, и с проточной лист хороший шлюп умчался
над водами Северна.

Средства сообщения между Хиллсдейлом и коммерческой столицей
В те дни сильно отличались от нынешних. Вместо
прекрасных пароходов и железнодорожных вагонов, которые теперь соединяют
два места, способом передвижения были парусные суда и дилижансы
. Последние были надежнее, но не популярнее. В
зимние месяцы, когда судоходству по реке не препятствовал лед,
состояние дорог было таким, что, несмотря на унылость
что касается водного транзита, то в то время пакеты были в состоянии поддерживать
справедливое rivalship с тренерами, в то время как лето, последний
однако мало шансов в конкурентной борьбе, но были почти полностью
пустынно. Этому способствуют комфортабельные каюты coasters,
предназначенные для пассажиров (просторные и удовлетворительные по тем временам,
однако утонченная женственность нынешнего поколения может вызвать насмешку
у них), и хорошая еда, которую они приготовили, немало поспособствовала этому.
Calypso была одной из лучших в линейке упаковок, к которой она принадлежала
, и обеспечивала все удобства, какие только можно пожелать.
Это был шлюп водоизмещением около девяноста или ста тонн, с высокой мачтой.
на робкий взгляд сухопутного жителя, он казался более подходящим для судна весом
вдвое больше ее, и когда ее огромный грот был поднят и поставлен обычный парус
, она больше походила на одну из тех птиц, чьи крылья несут
такая диспропорция с телом, что при созерцании мы забываем
то, к чему они привязаны, больше похоже на безопасное и годное к плаванию судно. Но
корабельный мастер, который заложил ее киль и придал форму ребрам, знал, что он делал.
и "Калипсо" была столь же стойкой и чопорной, сколь и красивой.
Ее каюта занимала половину длины судна и благодаря
приподнятой шканцах была удобно расположена высоко между стыками,
так что даже самый высокий человек не рисковал удариться головой. Верно,
он не был украшен позолотой, красным деревом и атласом, но
краска была девственно белой, каюты просторными, койки
широкий, а постельное белье безупречно чистое. Капитан Стэндиш
гордился комфортом и порядочностью своего судна, а также
хорошей репутацией, которой он пользовался и которую заслужил. Продолжительность перехода
варьируется в зависимости от состояния ветров и приливов. При
наиболее благоприятных обстоятельствах это может быть сделано менее чем за двадцать четыре
часа, а может длиться неделю. Это было в период мирового
существование, прежде чем пар и электричество придала жар
нетерпение к сообществу, а мужчины не торопились, как будто они не
времени достаточно, чтобы жить.

Но пусть не подумают, что мы, как люди, которые раздраженно негодуют по поводу
усовершенствований, сделанных в механике и других областях знаний,
останавливаемся на этих деталях. Мы вполне осознаем тот факт, что
мир вращается, и хотя следствием этого является чередование
света и тьмы, мы удовлетворены переменами. Вместе с
философом Панглоссом мы скорее поверили бы, что "да здравствует мейер дез
мир возможностей_", чем придерживались бы какого-либо менее радостного мнения. Нет.
Это, скорее, чтобы увековечить память того, что было, или к
претендовать более правдиво и скромно выражение, чтобы сохранить его на
долго от забвения. С меланхолическим удовольствием вспоминает
тот, кто достиг той стадии жизненного пути, с которой
отныне его прогресс может заключаться только в непрерывном спуске к
долине, над которой витает облако, не лишенное лучей
божественного света, возвращается ко всему, даже если это может показаться мелочью,
охарактеризовал начало своей карьеры. Ах! это был взлом
утром. На некоторое время все небо светилось с углублением славы, для того чтобы увянуть
наконец в "свет прозаического дня." Мы никогда, мы никогда не
забыть тот прекрасный рассвет.

Холден, нисколько не сомневаясь, был уверен, что рейс будет
завершить его восстановление в руки, сына которого
он оплакивал умершего. Казалось, он также не сомневался в
ценности давно утраченного сокровища. Надежда, блестящая и прекрасная,
которая прославляла все, к чему прикасалась, полностью завладела
им. Она не допускала ни страха, ни неуверенности, ни уныния. Новое
чувство проникло во все отделы его разума и смешалось с ним самим
даже с его религиозными рассуждениями и окрасило их. Он начал
каким-то образом связывать реализацию своих пробудившихся надежд с
тысячелетним царством, предвестником которого оно должно было стать. Это появилось
особенно на второй день путешествия, которое длилось три дня.

Был теплый, ясный день во второй половине месяца
Мая, как раз перед заходом солнца, и Холден с Пауналом
прошел на нос судна, как будто для того, чтобы быть ближе к золотому светилу
, когда он скроется из виду. Легкий бриз наполнял
паруса "Калипсо", мягкое журчание воды под которыми, казалось,
свидетельствовало о том восторге, с которым она двигалась по своему плавному пути.
Некоторое время Холден стоял, скрестив руки на груди, наблюдая за солнцем, словно мимо
он медленно погружался в волны. Паунале, сам, был захватывающе
жив великолепию земля, и небо, и океан, и все честно
формы и оттенки природы, и, заметив, возвышенное и восторженное выражение
лицо его старшего друга, и сочувствующие в том влиянии, которое
подготовил его, был не в настроении, чтобы нарушить молчание.

"Тип бесконечный" наконец Паунале слышал, как он сказал, "как у
Я любил смотреть, как Твоего пришествия и выезда! Огненная колесница, чьи
горящие колеса поддерживают престол суда, твой путь - вперед
пока не придет полнота времени. Из-за человеческого нетерпения ты
не считай. Для тебя тысяча лет - как один день.

Он замолчал, и на некоторое время воцарилась полная тишина. Его
глаза продолжали смотреть туда, где скрылось солнце, но
они ничего не видели. Происходила внутренняя борьба, которая поглотила
способности и не оставила возможности наблюдать за внешними
объектами. Он несколько раз провел рукой по глазам и лбу,
с силой сжимая ладонь, как бы для концентрации внимания, и наконец
обратился к Пауналу:

"Насмешники уже давно сидят в воротах, высунув язык и
воскликнул ага! но, несомненно, время приближается. Поскольку Он медлит,
где, говорят они, обещание Его пришествия? Но лишь Воробей не может упасть
на землю без его ведома, и вы не более стоимости
лучше многих малых птиц, о, маловерный? Разве печали
отцов не должны тронуть сердце всеобщего Отца?"

Вряд ли можно ожидать, что молодой человек полностью понял
"рапсодию Холдена", хотя и был знаком с его настроениями. Он видел,
однако, это имело некоторую связь с одной идеей, которая овладела
всеми остальными, оставив их, несмотря на это, на совершенной свободе, за исключением
постольку, поскольку они вмешивались сами в себя. Ибо это не могло ускользнуть от внимания
наблюдение, что по всем предметам, кроме одного, Холден проявлял обычную
степень суждения, обстоятельство отнюдь не исключительное в случае
лиц, страдающих мономанией. Паунале, поэтому сделал так, как он
привык, избегая противоречия, и падение с
мысли других.

"Это, - сказал Паунал, - как мне кажется, самое достойное имя, которое только может быть
дано Высшему Существу".

"Это самое достойное и дорогое. Ты, молодой человек, не можешь знать
ничего о чувствах отцовского сердца. Мог бы ты заглянуть в
в его безднах нежности тебе открылся бы новый мир,
о котором сейчас ты только мечтаешь. Ни капли крови, которая бродит
по своим каналам, но могла бы превратить себя в радость для
любимого. Но что такое человеческая любовь для Него, Творца любви? Вдох,
пузырек, вздох. Одно великое сердце заключает в свои объятия все
сердца. Оглянись вокруг, - добавил он, вскидывая руки, - и узри
доказательства: вон тот голубой свод, наполненный яркими мирами, яркими потому, что
они счастливы; этот безбрежный океан, кишащий странной жизнью; зеленый
земля, откуда, как от алтаря, непрестанно доносится благоухание благодарных цветов и
пение хвалебных птиц. Молодой человек, будь благодарен
и поклоняйся".

Холден остановился, как будто он ожидал, поэтому ответ, и сказал Паунал:

"Я не боюсь, достаточно благодарным за милости
Провидение".

"Помни о Создателе твоем в дни юности твоей", - продолжал старик.
 "Скольких бед я избежал бы, если бы прислушался к совету, который даю!
Но это старая история человеческой глупости. В возрасте с его опыт
рассчитывали зря. Мой сын", - добавил он внушительно, положив руку
о Паунале: "взгляни на эти борозды на иссохшем лице. Это
следы безудержной страсти. Я забыл своего Создателя в дни своей
юности".

Он повернулся и пошел прочь, но вскоре вернулся к своим шагам и продолжил
ход мыслей, который, казалось, оборвал.

"Но он не забыл меня. Его милости превыше всех его дел. Даже когда я был
очень далеко, мой Отец увидел меня, и сжалился, и подбежал, и
бросился мне на шею и поцеловал меня. И теперь он наденет на меня лучшую одежду
, и кольцо на мой палец, и обувь на мои ноги".

Таков был взволнован и надеялся, что состояние ума Холдена как
судно подошло в порт Нью-Йорка, в котором он достиг следующего
утро. Хотя в то время Нью-Йорк был местом большой торговли и давал несомненные
перспективы того, чем он стал с тех пор, он был далек, очень далек от того, чтобы
приблизиться к своему нынешнему великолепию, которое дает ему право
соревнуйтесь с самыми блестящими столицами мира. Уже тогда у его причалов стояли корабли
всех наций, но конусообразные мачты
, вздымающиеся в небо, не образовывали кордона столь огромного, как тот, что сейчас,
как лес, лишенный своих листьев, опоясывает его со всех сторон. Ни даже из
его самых фешенебельных районов, резиденции и курорта богатых
и веселых, исчезли все более скромные здания, которые принадлежали к его происхождению
. Помимо современного кирпича, а иногда
каменный особняк в четыре этажа, что стиль архитектуры, дорогая еще
сердце подлинной Никербокер из которых Голландии может похвастаться, если не
изобретение, по крайней мере совершенствования, поднял указал щит,
и Роза, как Лестница Иакова с parapeted крыши в небо. Но
слегка пострадавшие от непогоды в необычайно ясном климате,
под небом, не омраченным мрачными облаками из каменного угля
пожары, охватившие менее благоприятные земли, храбрые маленькие голландцы
кирпичи держались особняком, и прочность стала их наследием. Те
памятники проще возраст почти исчезли, и изобретательность
они выставлены, и вкус которого они были образцы, имеют
скорее всего, в ближайшее время, чтобы его запомнили только как действия в pupilage миров.

Но, как бы ни менялся образ жизни человека, величественные черты его
природа остается вечной. Восхитительно яркие тогда, как и сейчас, искрились в
свете майского утреннего солнца волны этого великолепного залива,
непревзойденные, за исключением одной, в то время как маленькие лодки и пинасы сновали вокруг
во всех направлениях, как морские птицы, оживляли сцену, которая
без аккомпанемента вызвала бы особый интерес у
того, кто, подобно Холдену, так долго жил в уединении. Когда судно
обогнуло Касл-Гарден, чтобы найти место для стоянки в Норт-Ривер,
его взгляд пробежался по островам, побережью Джерси и по Ноубл
поток, и один за другим он узнавал предметы, которые видел в своей юности
казалось, что чувства, которые считались мертвыми, оживали,
и природа вновь принимала парадный наряд, который она когда-то носила.

Но, независимо от причин, которые сделали сцену своеобразно
привлекательными для нашего путешественника, нельзя подходить большого города
после долгого отсутствия без волнения. Скопление массы
людей, полных жизни, и инстинктов с их надеждами и страхами,
и радостей, и печалей, и страстей, действует как стимул. Природа - это
прекрасно, и искусство великолепно, но объект глубочайшего интереса для человека
сам человек. В своих ближних он видит отражение своего собственного
внутреннего мира, мира тайн и чудес, откуда приходят любые новости
приветствуются те, которые передают информацию, учитывающую ее свет и тень,
ее гармонии и диссонансы. Он не может стоять снаружи, наблюдая за происходящим,
отдельный и обособленный, не имеющий в нем никакой доли: он в нем и от него,
целостный атом, нечто, что не может быть изолировано, если бы захотело.

Посылка, после некоторой задержки, вызванной занятием ее
причал случайного торговца, наконец смог, выдвинув одно судно,
и оттолкнув другое назад, а третье завалив на борт, приблизиться
причал у подножия Кортленд-стрит и высаживает своих пассажиров.
Вскоре была подана карета, и Холден, приглашенный
Пауналом, сопровождал своего юного друга. Расстояние вверх по Кортленд-стрит
и вниз по Бродвею до дома старейшины Паунала, который
находился недалеко от Бэттери, было коротким, и поэтому даже
экипаж двигался более неторопливо, и Отшельник был расположен
к наблюдению, он мало что мог разглядеть, и это в
неудовлетворительным образом. Паунал почувствовал некоторое любопытство по поводу
впечатления, которое произвела бы суматоха большого города на человека
который столько лет избегал людных мест большого города.
мужчины, а потому наблюдал за своей спутницей с немалым интересом;
но Холден, как будто угадал его мысли и был недоволен этим
открытием или по какой-то другой неизвестной причине, не выказал никаких изменений в
чувствах или поведении, но был таким же бесстрастным и безразличным ко всему
ходили вокруг него, как будто он был в своей собственной хижине. Так далеко от того, чтобы показать
испытывая какие-либо эмоции, он забивался в угол кареты и закрывал
глаза, как будто желая исключить объекты, на которые он не обращал внимания,
или которые только раздражали его. Молодой человек не знал точно, как
интерпретировать поведение собеседника, но был слишком знаком с его
привычками, чтобы удивляться, и слишком уважал его, чтобы желать
вторгаться во что-то, что он хотел скрыть.

Экипаж остановился перед прекрасным, большим кирпичным особняком, достойным принца-купца.
он выходил фасадом на Бэттери и, конечно же, открывал вид на
деревья, затенявшие зелень этого прекрасного
пятно голубой воды, островов и уходящего вдаль берега Джерси
. Мода, всегда капризная в своих движениях,
покинула нижнюю часть Бродвея и Бэттери, безусловно, самый
очаровательный квартал города, чтобы эмигрировать в часть острова на
который построен в Нью-Йорке, более удаленном от торговых центров. Огромные
склады занимают места, где когда-то стояли обители элегантности
и гостеприимства, а уличный шум сменился социальным
приветствия и пирушки.

Чернокожий слуга, который подошел к двери на звон колокольчика,
уставился с удивлением смотрели на необычный рисунок товарища Паунале,в
но если утилизировать, как и привычки своего класса, имеются недостатки в
отношении одного подшипника не обычный штамп, взгляд
глаза молодого человека, и отмечены его уважения к незнакомцу, чтобы сказать
ничего из последнего природы власти, вскоре восстановили его
вежливость и обычно подобострастное внимание. Поэтому мистер Джонсон с
любезным выражением лица и вежливым поклоном
проводил двух джентльменов в гостиную.

- Где мистер Паунал, Джонсон? - спросил молодой человек.

- Его нет в городе, сэр, со всей семьей. Я полагаю, он уехал в
Олбани, сэр.

- Миссис Корнинг в доме?

- Миссис Корнинг только что вернулась с рынка, сэр. Я слышал ее голос
всего минуту назад.

- Послушайте, я хотел бы с ней поговорить.

Через несколько минут, Миссис Корнинг, экономка, а благообразный
женщина, около сорока пяти лет, сделал ее внешность, и
показания плотного приятно видеть молодого человека, которого она поцеловала
с большой любовью, и от кого она была получена с каждый знак
связи.

Семья, сказала она в ответ на вопросы Паунала, была
отсутствовали в Олбани, где они были в гостях у каких-то родственников, в течение
трех недель, но их ежедневно ждали домой. Ей было так жаль, что они
отсутствовали. У них все хорошо, и они были бы так рады увидеть его.
Он так хорошо выглядит. Она подумала, что никогда не видела его таким красивым.
Ничто так не красит щеки, как деревенский воздух.

Паунале думал, что это хорошая возможность поблагодарить своего друга
положительное рассмотрение экономка, и сказал:--

"Тем, что со мной все в порядке, я, вероятно, обязана доброте этого джентльмена,
который останется с нами во время моего пребывания в городе", - одновременно,
представляю Холдена леди.

- Ваши друзья, мистер Томас, - сказала миссис Корнинг, любезно обращаясь к Холдену,
- всегда будут желанными гостями в этом доме. Но, скажи мне, ты был
болен?-- Я уверен, ты не выглядишь так ... или какой-то несчастный случай, или"----

"Я расскажу тебе все об этом со временем. В данный момент - чашечку
кофе.

"Боже мой! какое же я легкомысленное создание!" - воскликнула миссис Корнинг. "
Радость видеть тебя снова выбросила все мысли о завтраке из моей головы
. Мне и в голову не пришло спросить, ела ли ты что-нибудь. Но пройдет совсем немного времени,
прежде чем эта ошибка будет исправлена ".

С этими словами добрая миссис Корнинг поспешно вышла из комнаты, исполненная гостеприимства.
мысли были полны решимости, и вскоре на столе дымились такие существенные удобства, как
американский завтрак. Паунал принял участие в нем
с щедрым аппетитом, свойственным крепкому здоровью и молодости, обостренным его маленьким путешествием
, в то время как сам Холден, хотя и в гораздо большей умеренности,
не забывал и о яствах, стоявших перед ним. Однако его достижения
, похоже, не удовлетворили экономку, которая тщетно навязывала ему свои
деликатесы и который впоследствии, после более тщательного
наблюдение за своего персонажа в пищу, выразила удивление, к
Паунале, будет ли эффект длинной бородой был не умаляет
аппетита!




ГЛАВА XXX.

 Меня встречают с насмешкой, я познакомился с презирает
 С юности, младенчества и седых волос,
 На площадях меня называли,
 Дурак в терновом венце.

 "IN MEMORIAM" ТЕННИСОНА.

Он был без задержек, что Холден применил на себе целью
его визит в Нью-Йорк, в который он был командирован, в меру своего
возможность, по Паунал. Все время, которое молодой человек мог уделить своему
собственный бизнес он посвятил своему другу, хотя и опасались того, что было
есть небольшая вероятность на успех в поиске. Но кто, однако,
убежденный в тщетности расспросов, мог отказать в его
помощи тому, кто занимается расследованием, представляющим такой глубокий и священный
интерес, и кто безоговорочно верил в конечный успех?
И такова природа энтузиазма или возвышенной веры, что
Сам Паунал не смог удержаться от того, чтобы с некоторой долей
энтузиазма взяться за расследование, которое, как он чувствовал, вероятно, было бы напрасным.

Вместе они в первую очередь отыскали улицу, указанную Эстер.
Эстер. Раньше это была малоизвестная часть города, а теперь, благодаря
тем изменениям, которые происходят постоянно, и нигде с такой
быстротой, как в этой стране, он не стал важным центром торговли. По
редкой удаче сохранилось название улицы, и по счастливой случайности
еще более редкой - сам дом, соответствующий во всех отношениях
описанию Эстер. Это был один из тех старинных голландских домах, в
которые были отмечены, сложенный из желтоватого кирпича, и стоя
своим двускатным концом к улице, крутой крышей,
составляющей по меньшей мере половину здания, возвышающейся с видом
командование, доминирующее над целым и, по сути, кажущееся той частью,
по отношению к которой все остальные части были лишь вспомогательными и создавались для
ее чести и славы. Ни Холден, ни Паунал ни на мгновение не усомнились
в честности и правдивости Эстер, и все же следует признать,
что открытие здания, так точно соответствующего ее
описание, подлило масла в огонь надежд первых и было
не без влияния на последнее. И все же, в тот момент, когда, как
казалось ему самому, он был близок к осуществлению своих заветных надежд - ибо
воображение Одиночки перескакивало все возникающие трудности,
и в смятении его разума ему почти показалось, что, когда
дверь откроется, он увидит и узнает своего сына - Холден положил руку
на плечо Паунала и остановил его шаги.

"Останься, - сказал он, - дай мне передохнуть минутку и собраться с мыслями"
. В моем мозгу шум, подобный буре, и неясный
шум, подобный топоту людей и лошадей".

Он сел на каменную ступеньку, словно не в силах удержаться на ногах, и
подпер голову рукой.

"Здесь, - сказал он, разговаривая сам с собой, дрожащим голосом, - этот
милосердный дикарь, сердца которого коснулся Господь, оставил моего ребенка. Здесь ступали его
маленькие ножки, и к этой стене прислонялась его голова. Если бы это было так,
эти неодушевленные предметы могли познать мою благодарность! Но ты знаешь это,
О, Всемилостивый, моя благость, и моя крепость, моя высокая башня, и мой
избавитель, мой щит, и тот, на кого я уповаю. Господи, что такое человек, что
ты познал его! или сын человеческий, которого ты сотворил
отчет о нем! Разве не слышал ты в незапамятные времена голос
погибающего младенца Измаила и не сказал через твоего ангела его
плачущая мать, не бойся, ибо Бог услышал голос отрока
там, где он находится. Встань, подними мальчика и держи его в своей руке, ибо
Я создам из него великий народ? Так и теперь ты поступил со мной и
вспомнил меня в моем низком положении, ибо милость твоя пребывает вовеки".

Так отец изливал свое сердце, не подозревая ни о
собирающейся толпе, которую его необычная внешность и странный язык
собрали вокруг него, ни о наблюдениях, которые они делали.

"Послушай, Хаксалл", - сказал полный мальчик, чья грязная и рваная одежда,
и злобное выражение лица выдавали в нем одного из тех
предопределенные кандидаты на государственную тюрьму и виселицу, обреченные на свою судьбу из-за преступного пренебрежения со стороны государства.
"Я говорю, - сказал он, -
обращаясь к своему спутнику, такому же злобному на вид, как и он сам: "Разве это не
ром олд Кови".

"Почему старый черт возьми, плачет", - ответил Haxall, "или, возможно, это
виски вытекания он взял его утром горькое".

"Виски - это черт знает что", - сказал другой. "До этого он так и не дошел. Это
всего лишь кислый сидр. Я чувствую его запах".

Тут раздался зверский смех, к которому присоединились некоторые из прохожих,
в равной степени униженные.

"Как вам не стыдно, молодые люди", - сказал респектабельного вида человек, чья
широкополая шляпа и строгий костюм богатого покроя выдавали его
квакер: "разве старик в слезах - подходящий объект для непристойностей?
Было бы лучше, если бы вы занялись каким-нибудь честным делом, чем бездельничать
тратя свое время и позоря себя использованием нечестивых
выражений ".

"Выкури старую викторину, Хаксалл", - крикнул парень, который заговорил первым. "Он
открывается богатым. Давай посмотрим, что в приге".

- Выкурите его, выкурите! - закричало несколько голосов.

Получив такое увещевание, Хаксалл небрежно сдвинул свою кепку набок
, придав лицу дополнительную наглость, и
положив руки на бедра, так что локти торчали по бокам
подошел к квакеру.

"Итак, ты строишь из себя проповедника праведности, - сказал он, - так ли это?
Ты? Что ж, ты можешь проповедовать дальше, не спрашивая моего разрешения, или я дам тебе его
бесплатно, даром. Полагаю, это достаточно дешево. Большинство из
таких, как вы, не любят проповедовать просто так. Так что вот мой
вклад, который поможет вам двигаться дальше ". С этими словами он протянул цент.
"Это ценно, - добавил он, - и, имейте в виду, вы даете нам
проповедь, равную уважению. Но сначала, возлюбленный брат,,
Я хочу задать вопрос. До кончика верхней части приговора, теперь вы
думаю, что ваше обмундирование-это именно то, что нужно, и не ошибся?
Неужели Святой Павел и святой, святой, черт бы их побрал, я забыл их имена
----

"Святой Таммани", - предположил его спутник.

"Я должен тебе выпить за это, Билл", - сказал Хаксалл. "Да, Святой Таммани.
Итак, как вы думаете, были ли те джентльмены, о которых я слышал, по-настоящему респектабельными?
мужчины, хотя это было довольно унизительно - когда-либо проповедовать
щеголял такой адской бородкой или отрастил хвост такой же
широкий, как у тебя?

Джентльмен-квакер, который в начале
речи молодого негодяя, словно испуганный перспективой разговора, который он
спровоцировал, выказал желание скрыться от толпы, казался, как
другой продолжил, что передумал, и выслушал его
с предельным спокойствием и невозмутимым добродушием. Для мальчика
попали со своей impertinences, который подбежал с большим
говорливость, гарнировать их много эпитетов мы опустили, и,
в конце, получив аплодисменты таких же, как он, которые стояли
вокруг и, теперь, казалось, ждали ответа, квакер с большой
любезностью ответил--

"Мой юный друг, мне не пристало отвечать резкостью на
твое довольно грубое обращение, и мои чувства к тебе и ко всем, кто находится в
твоем несчастном положении, не позволяют мне говорить с тобой иначе, как с жалостью и
в печали."

"Иди к черту со своей жалостью. Никто тебя об этом не просит", - яростно воскликнул
Хаксалл.

- Тише, мальчик, тише, и не оскверняй свои уста подобными выражениями.
Увы! тебе позволили вырасти, как дикому зверю, и
нельзя ожидать, что ты узнаешь, что есть те, кто относится к тебе с
привязанностью. Но, несомненно, доброта никогда не может быть полностью уничтожена в
том, кто имеет форму человечности. Я вижу, ты меня не узнаешь?

- Никогда раньше не видел тебя в глаза, старый косолапый, и будь я проклят.

- И все же я знаю тебя, и, возможно, отчасти моя вина в том, что ты
даже сейчас такой, какой ты есть. Значит, ты забыл человека, который
всего год назад прыгнул со склона Коэнтис и, по милости
Провидения, спас тонущего мальчика?

"Неужели я забыл?" - воскликнул Хаксалл с внезапным отвращением.
"Нет, черт возьми, не совсем. Мне показалось, что в твоем голосе было что-то дьявольское.
странное. Итак, ты был мужчиной, а я парнем. О,
что я за проклятое животное, что оскорбляю вас! Дайте нам вашу руку. Я прошу
вашего прощения, сэр. Я прошу вашего прощения. И", - добавил он, глядя яростно
круглые, "если здесь есть человек, который мошенники палец, как вы, я клянусь, я
взбейте его в дюйме от его жизни".

"Не клянись вовсе", - сказал мягким квакеры", ни говорить о войне, как
если бы ты был собакой. Я вижу, несмотря на твою грубость и подлый язык
, ты не совсем злой, и, если ты пойдешь со мной,
Я постараюсь исправить свое прежнее пренебрежение, поставив тебя в
положение, в котором ты можешь стать полезным человеком.

Мальчик колебался. Казалось, два импульса влекли его в противоположных
направлениях. Он боялся насмешек своего спутника и той
насмешки, которую увидел на его лице и которая теперь уговаривала его уйти
с ним. Однако там было что-то особенно привлекательное об
Квакер, что было трудно устоять.

Добрый Квакер читать нерешительность его разума, и понимал
причины. "Ну же, - сказал он, - будь мужчиной и выбирай сам, как мужчина.
Ты останешься со мной столько, сколько захочешь, и будешь свободен
уйти, когда захочешь.

"Это справедливо", - сказал Хаксалл. "Я пойду с вами, сэр. До свидания, Билл", - воскликнул он
, поворачиваясь к своему спутнику и протягивая руку. Но
Билл, засунув обе руки в карманы, отказался от протянутой руки и
презрительно ответил--

"Если ты стал хныкать, иди и хныкай с Бродбримом. Мне
нечего сказать такому подлому дьяволу.

"Ты сам подлый дьявол", - парировал Хаксалл, вся его пылкость
воспламенилась от насмешки собеседника.

- Пойдемте, мой юный друг, - сказал джентльмен, мягко отводя его в сторону.
- не отвечайте перилами на перила. Я верю, что еще может наступить время, когда
упреки, вместо того чтобы вызывать гнев, будут лишь стимулом для того, чтобы
внимательнее осмотреть твою грудь, чтобы понять, не заслуживаешь ли ты этого."

Задолго до завершения этого разговора первоначальная причина
этого разговора вошла в дом вместе с Паунолом, и после его ухода
небольшая толпа постепенно рассеялась, так что, когда благожелательный
Квакер ушел вместе с мальчиком, который, как он надеялся, должен был стать клеймом, сорванным с
после пожара осталось очень мало людей. Билл проводил своего уходящего
компаньона презрительным смехом, но у последнего - как будто его добрый
ангел стоял рядом, чтобы поддержать его - хватило решимости
проигнорировать это.

Когда Холден и Паунал вошли в дом, передняя часть которого
использовалась как магазин, их очень вежливо встретила женщина, которая
обслуживал посетителей за стойкой, и, когда они захотели поговорить с
ее мужем, она проводила их в заднюю комнату, используемую как гостиную, и
попросила присесть. Ее муж, по ее словам, вышел ненадолго из дома.
времени с тех пор, хотя, уже, ушло больше времени, чем она ожидала, и
конечно, вернусь через несколько минут. Ее пророчество оказалось верным, ибо,
конечно, они вряд ли сидели, прежде чем он сделал свой внешний вид.

Он оказался умным человеком, и ответил Без
подозрения или сомнения в меру своих способностей, все вопросы
обратился к нему, как только он понимает их предмета. Но его
информации было весьма ограничено. Он ничего не знал о
человек, который жил в доме более двадцати лет назад-ни
действительно, разумно ли было предполагать, что он должен это сделать? По всей вероятности
количество арендаторов было почти так же велика, как тех лет, что было
с тех пор прошло: имя упоминается ему было очень распространенным: много
такие можно было встретить в каталоге, и шансы, что
сам дом неоднократно менял владельцев в сообщества
переменчивый и спекулируют. Если джентльмены позволят ему
предложить, лучшим способом было бы изучить записи в офисе регистратора
и отследить название до желаемого времени.
Таким образом, имя владельца могло бы без труда быть
обнаружен, и если бы он был жив, то, возможно, смог бы сообщить им
что стало с человеком, который был его арендатором в то время,
хотя это было маловероятно.

Это предложение было явно разумным, и оно действительно пришло мне в голову
Паунале с самого начала, и он должен был в то утро в сопровождении Холден
больше для целей определения, является ли дом описано
Эстер, все еще существует, чем с ожиданием каких-либо дальнейших
открытие. Его ожидания более чем оправдались; благоприятное начало было положено
; имелись все основания для судебного преследования
поиск. Поэтому, когда Холден и Паунал поблагодарили услужливого
лавочника за его вежливость и удалились, оба почувствовали, что
их утро не пропало даром, хотя состояние их
умы были несколько иными: первые были уверены в успехе,
вторые надеялись на него.

"Я позвоню в регистрационную контору, - сказал молодой человек, - и
прикажу провести проверку записей. Мы сможем
получить результат завтра, а до тех пор ты должен постараться развлечься
мой дорогой друг, насколько это возможно. Ты знаешь, что я тебе сочувствую.
с вашим нетерпением, и мы со всем усердием ускорим наши поиски.
и даруй бог им счастливое завершение ".

Паунал увидел, что поиск производился в офисе the Register, и
титул был прослежен через нескольких лиц до периода, когда дом
занимал человек, названный Эстер. После дальнейшего расследования было
установлено, что предприниматель на тот момент был еще жив, и один
основной граждан месте. Холден, не теряя времени, навестил его
но был обречен на разочарование. Действительно, он был принят
с большой учтивостью джентльменом старой школы, который
оказал всю возможную помощь и проверил его документы
, чтобы выяснить имя его арендатора. Он добился успеха в
поиске и обнаружил, что имя было тем же, что и у Эстер, но что
стало с этим человеком, он не смог сказать.

Холден сейчас решил сделать запрос все же
имя, что и имя разыскиваемого лица. Поиске он преследовал со всеми
пыл ярый характер, стимулируется важность объекта
что лежало так близко его сердце. Не было ни одной улицы, или переулка, или аллеи,
где был бы хоть малейший шанс на успех, не посещенный его
неутомимые ноги. И разнообразным было обращение, которому он подвергался в этих настойчивых поисках.
некоторые встречали презрение и оскорбления как сумасшедшего.
старый дурак, самым подходящим местом для которого был сумасшедший дом, и который должен
не позволять бродить по улицам, заходить в дома людей
в неурочное время и приставать к ним с глупыми вопросами: от
других с напускным безразличием и очевидным желанием избавиться
о нем как можно скорее, но к чести человеческой природы, да будет так
сказано большинством с сочувствием и добротой. Более того, это было, как правило,
среди бедных, что, когда было необходимо упомянуть причину
его запроса, с ним обращались с величайшей мягкостью и
вниманием. То ли страдание научило их сочувствовать
чужим горестям, в то время как процветание и мирская жадность ожесточили
сердца богатых, пусть решает читатель. И, опять же, это было так.
на женщин его рассказ производил самое нежное впечатление. Что может быть
состояние женщины, однако это ни печально ей испытать в жизни,
плачевное ее много, однако низко она может быть маразме, это
трудно найти представительницу ее пола, в которой угасла чувствительность. У
нее доброта - это инстинкт. Сердце трепещет от необходимости слушать историю
печали, а глаза переполняются жалостью.

Но старания Холдена были напрасны, и, в конце концов, он был вынужден
признаться, что не знает, что дальше делать, разве что взять в руки свой
посох и скитаться по миру в поисках своего
поиск.

"И это я сделаю, Томас", - сказал он, вернувшись однажды после своего
расследования, "если ничего другого нельзя сделать. Я уповаю на Господа, и Он
разве не издеваться. Он не пренебрегает вздох сердечный, ни он
сделал откровение и поставить это доверие на мой взгляд зря. Я
знаю, на кого я положился, и что Он верен и правдив".

Каким бы ни было мнение Паунала, он был неспособен
произнести слово, которое обескуражило бы Холдена, или причинить ненужную
боль. "Почему я должен, - сказал он, - гасить свой энтузиазм? Маленький, как кажется
для меня, шанс не обнаружив сына, это, в конце концов, просто
отзыв. Случались вещи более удивительные, чем такое открытие. Автор:
по крайней мере, я поддержу и ободрю его. Разочарование, если
оно и наступит, наступит достаточно скоро. Я не буду его зловещим вестником".
Поэтому он сказал в ответ:--

"История Эстер, безусловно, правдива. Наши исследования подтверждают ее.
правда. Мы нашли дом, и человек с тем именем, которое она назвала, действительно
жил в нем в указанное ею время ".

"Они удовлетворяют тебя, Томас; но у меня есть более убедительное доказательство -
внутреннее свидетельство - такое же достоверное, как пророческое слово. Это говорит со мной
как нежный голос, когда я восстаю и ложусь, и просит меня быть
крепкий и в хорошем настроении, ибо день освобождения приближается.
Не сомневайся, но верь, что в Его благоприятное время неровности будут
сглажены, а тьма - светлой. И все же, должен ли я признаться
тебе, что иногда мной овладевает греховное нетерпение? Я
забудьте, что семечко должно лежать какое-то время на землю, а
ночь сменит день, а день ночь, и сойдет роса и дождь
осень, и яркая светит солнце, и его убедительной термической ползучести в
лоно зародыша до его скрытые красоты может раскрыть себя,
и прекрасное растение - отрада каждого глаза - поднимает свой венец славы
. Но это преходящее облако, и я кричу: прочь! и это
уходит, и я говорю своему сердцу: "Мир, успокойся и знай, что Я
- Бог!"

"Похоже, - сказал Паунал, - что часто существует связь
между предчувствиями разума и приближающимся событием. Как
часто случается, например, что человек, сам не зная
почему, начинает думать о человеке, и что почти сразу же этот
человек представится.

"Это тень приближающейся судьбы, и люди сформировали эту
факт в пословицу. В пословицах заключен целый мир истины. Они
заключают в себе на небольшом пространстве, подобно ядрышку ореха, сумму
человеческого опыта. В случае, который ты цитируешь, не может ли быть так, что человек
проецирует сферу самого себя, или тонкое влияние, познаваемое
духом, хотя сам человек этого не осознает? Но знай, что
то, что я испытываю, не является смутным и неопределенным чувством. Говорю тебе, юноша
Я слышал голос так же, как слышу тебя, и видел видение
яснее, чем во сне. Ничто не может остановить колесо судьбы. An
Всемогущая рука повернула его вокруг своей оси, и он будет вращаться, пока
Он не прикажет ему остановиться ".

Таким образом, непоколебимый в своей уверенности, уверенный в результате, верящий
что ему было сделано откровение, Одиночка выразил
себя. Когда кровь прилила к его обычно бледным щекам, его
губы задрожали, а глаза загорелись диким энтузиазмом,
Паунал не мог не восхищаться и не признавать всемогущество
та вера, которая не считает никакой задачи трудной и может сказать горам
"Будьте низвергнуты в море!" и это свершилось.




ГЛАВА XXXI.

 О радость моей души!
 Если после каждой бури наступают такие затишья,
 Пусть ветры дуют до тех пор, пока не разбудят смерть!
 И пусть трудящийся барк взбирается на морские холмы
 Высотой до Олимпа и снова пригибается так же низко
 Как ад с небес.
 ОТЕЛЛО.


В соответствии с выраженной им решимостью Холден начал
вскоре говорить о приведении в исполнение своего дикого плана странствий по миру
, и был удержан от этого только мольбами
Паунал, что он, по крайней мере, отложит это до прибытия
своего дяди, которого ожидали ежедневно, и пока они не заберут его
объявлениепорок.

"Я согласен", - сказал Холден, "как из любви к тебе, и потому, что
Я бы не стал добровольно покинуть крышу, кто защищал меня, без
благодаря своему владельцу".

Несколько дней спустя, Мистер Паунале вернулся со своей семьей, на все
из которых молодой человек был встречен с каждого доказательства теплые
связи. Холден тоже, как и подруга молодого Паунале, пришел на
свою долю внимания. Семья состояла из отца и матери,
и двух детей, мальчика и девочки, первому из которых не могло быть
больше десяти лет, в то время как вторая была, вероятно, на два года
моложе.

Сам мистер Паунал был прекрасным, откровенным, сердечным джентльменом около шестидесяти
лет, чей внешний вид свидетельствовал о том, что мир к нему благосклонен
и что он доволен миром. Обычное выражение
его лица было выражением спокойной удовлетворенности, хотя временами оно выдавало
острую проницательность, частично проявленную природой, а
частично результат тесного общения с этим миром с
с которым его бизнес различными способами сводил его в контакт. Это было
однако очевидно, что, как бы ни были сильны ассоциации и переживания
занятия торговлей обострили его интеллект, они не запятнали
природную доброту его сердца. Это говорило в откровенных тонах его
мужественного голоса и сияло в свете его ясных голубых глаз. Невозможно было
смотреть на него без убеждения, что это человек, которому можно
доверять, и желания дружески пожать ему руку. Холден почувствовал это
влияние при знакомстве, и сам неплохо разбирался в людях,
был рад познакомиться.

Миссис Паунале был на несколько лет младшего мужа, и во всех
отношениях отличается от него. Волосы и глаза у нее были иссиня-черные, ее
цвет лица смуглый и мрачный, и на нем было выражение заботы
несовместимое с удовольствием. В течение многих лет она была бездетной
женой, и, возможно, раннее разочарование, вызванное отсутствием
детей, в сочетании с меланхолическим характером, придало ей
появление уныния, которое последующее рождение мальчика и девочки
после того, как она отказалась от ожидания потомства, не смогла устранить
. Она редко улыбалась, а когда улыбалась, улыбка играла на ее лице
словно болезненный отблеск зимней глины сквозь облака,
и, казалось, скорее охлаждал, чем согревал то, что раньше было холодным. Это была
формальная дань обычаям общества, а не спонтанная вспышка
радости. Она протянула Холдену кончики своих пальцев со всей грацией
образованной леди и имела в виду, что ее прием ему
должен быть добрым, но рука была холодной и, по-видимому, такой же бесчувственной, как
мрамор, и Одиночка уронил его, как только дотронулся. И еще Миссис
Паунале было чувство.

Первые несколько дней после возвращения Pownals было потрачено на их
в сборе эти нити связи, по которым люди
связан с обществом. Даже кратковременное отсутствие дома вызывает
иногда необходимость наносить и принимать много визитов,
пропорционально размаху круга, в котором вращаются стороны.
Круг посещений Пауналов был большим, и, следовательно, требовалось больше времени
. Кроме того, деловые занятия торговца
поглощали несколько часов в день, хотя как глава большого дома, в
котором было несколько младших партнеров, он требовал всего и наслаждался всем
досугом, которого желал. По этим причинам молодой Паунал не нашел никаких
сторона возможность говорить в присутствии Холден назначения
что принес Одинокий в город, и к тому же он не
хотите сделать так, пока время должны прибыть к его возвращению
Хилсдейл, когда он надеется с помощью своего дяди, чтобы
уговорить его вернуться на родину. Однако молодой человек был в
последний завершено, и он готов был повторять его действия.

И вот однажды вечером, когда присутствовали мистер и миссис Паунал,
и непосредственно перед днем, когда он объявил о своем намерении
уехать, Холден, по просьбе молодого Паунала, поддержал
на Вежливые уговоры своего дяди, рассказанные события своей
жизнь, что уже известно читателю, и признался, что
непоколебимой положиться на провидение, которое при любых обстоятельствах устойчивый
его разрешение клянчить свой путь через мир с его священным
поиск. К этому времени его хозяева настолько привыкли к пламенному
энтузиазму и старинной дикции его речи, что больше не удивлялись
, но по мере того, как он продолжал свой рассказ,
внимание обоих, казалось, было приковано к чему-то странному. Даже тот
фигура миссис Паунал утратила свою апатичность. Ее черные глаза стали
прикованы к говорившему. Она наклонилась вперед, приоткрыв губы, как
если не хотят лишиться слова, хотя время от времени взгляды
разведка прошла между мужем и женой, которые ни Паунал
ни Холден были в состоянии понять.

"До сих пор, - сказал энтузиаст в заключение, - Господь вел меня
вперед. Потопом и огнем, и в битве Он сохранил жизнь, которая
долго была утомительной для меня. Но в эти последние дни Он пробудил
новую надежду и дал мне уверенность в этом, которую я могу лучше почувствовать
чем рассказывать. Он не напрасно продлил мою жизнь. Вот, я знаю
несомненно, что ребенок жив, и что в моей плоти я увижу
Его спасение. Поэтому, повинуясь внутреннему голосу, я препояшу свои чресла
и, поблагодарив вас, друзья мои, за хлеб, который у нас есть
разрушенный вместе, и крыша, приютившая голову странника,
продолжу ли я свой путь?"

Он встал и зашагал через комнату, словно собираясь привести свой план в исполнение.
но голос старшего Паунала остановил его.

"Останься, - сказал он, - и слушай. Ваши шаги действительно были чудесными
режиссер. Возможно, я смогу дать вам кое-какую информацию об этом Джоне
Джонсон, с которым остался мальчик.

Холден остановился, но не сделал ни малейшего движения, чтобы вернуться. Казалось, он слышал и
понимал слова, но не был уверен, откуда они исходили. Его
глаза были подняты и устремлены в пустоту. Наконец он сказал, все еще глядя
в воздух. - Говори, господи, ибо слышит слуга твой.

Мистер Паунал подошел и, взяв Холдена под руку, мягко подвел его к
дивану и сел рядом с ним. Миссис Паунал не сказала ни слова,
но обвила руками шею молодого Паунала и зарыдала у него на груди
.

Молодой человек, неспособный угадать причину столь необычного волнения,
мог только молча ответить на ласку и ждать объяснений.

"Я знал человека с таким именем, - сказал мистер Паунал, - но он умер"
много лет назад.

"Но ребенок, но ребенок," воскликнул Холден, "он жив еще!"

"Я не сомневаюсь, что он жив, я уверен, мы сможем
откройте его. Твоя вера в Провидение не напрасна.

- Расскажи мне, - немного сурово воскликнул Холден, - что ты знаешь об этом
мальчике. Моя душа мучительно страдает, и надежда и сомнение раздирают меня надвое".

"Держи, твоя надежда, мой друг," сказал г-н Паунале, "все еще будет
будьте здоровы. Приготовьтесь услышать то, что, без подготовки, может
преодолеть свои силы".

"Не бойся", - сказал Холден. "Но, увы! кто знает собственное сердце? Но
мгновение назад я думал, что я железная гора, а теперь я слабее, чем преждевременное рождение.
"

"Элиза", - сказал господин Паунале обращаясь к жене: "принеси маркер
сохранились".

Во время отсутствия его супруга, г-н Паунале, попытался подготовить
разум в одиночестве радостные открытия, которые он собирался сделать.
Именно сейчас Холден также понял по волнению своих
чувств, что он слаб, как и другие люди, и что с какой бы то ни было
надеждой, уверенностью и спокойствием он ни рассматривал перспективу
далекое счастье, его близкое приближение сотрясали его, как тростинку. Миссис
Паунал вскоре вернулась с коралловым ожерельем в руке и
вручила его Холдену.

"Вы узнаете это?" - спросила она.

Он взял его в руки и, словно охваченный буйством своих
эмоций, не смог вымолвить ни слова. Он пристально смотрел на нее, его
губы шевелились, но не издавали ни звука, и слезы начали капать на поблекшие
коралл. Наконец, прерывающимся голосом он сказал::

"В последний раз, когда мои глаза видели эти бусы, они были на шее
моего дорогого ребенка. Они были подарком его матери, и она повесила их
ему на шею. Изучите застежку, и вы найдете S.B.,
на ней выгравированы инициалы ее девичьей фамилии. Мои слезы слепая мой
прицел".

"Они действительно на застежке", - сказала миссис Паунал, которая, казалось,
лучше владела собой, чем ее муж своими чувствами.
"мы часто видели их, но никак не ожидали, что они
когда-нибудь внесет свой вклад в раскрытие происхождения нашего
дорогого "----

Она повернулась к молодой Паунале, и снова обвила руками его шею.

"Иди сюда, Томас", - сказал г-н Паунале, "ожерелье было взято из
шею. Это ваш отец. Мистер Холден, обнимите своего сына".

Молодой человек бросился к отцу и бросился к его ногам.
Холден протянул руку, но внезапное отвращение из высококачественного кованого
чувство было больше, чем он мог вынести. Цвет бежали лицо и губы, и
он рухнул без чувств в объятия своего давно потерянного сына.

- Я опасался, что так и будет, - сказал мистер Паунал, - но радость редко убивает.
Видите, - добавил он после того, как миссис Паунал плеснула немного воды в лицо
задыхающемуся мужчине, - он выздоравливает. Скоро он снова будет самим собой ".

Восстанавливается сознание, Холден сжал его сын выздоровел к его
груди, и поцеловала его в щеки, в то время как молодой человек вернулся с теплом
его демонстрации привязанности. Паунале, мы видели, было от
первый привлекает одиночные, либо благородными качествами он
обнаружен в него, или из интереса он чувствовал, что в его романтические
образ жизни, или от этой таинственной симпатии кровного родства, в
существование которого утверждается одними и отрицается другими. Поэтому он
был готов с удовольствием принять эти отношения.
Кроме того, было приятно найти своего отца в человеке, который, какими бы
ни были его мирские обстоятельства и каковы бы ни были его эксцентричности, был
очевидно, человеком образованным и благородного ума. Ибо молодой человек был
сам благороден по натуре, унаследовавший часть романтики
своего отца, и, действительно, в нем дремало, бессознательно, стремление
он сам обладал многими чертами характера, подобными чертам отца, и которым
требовалась только возможность для развития.

Первыми словами, которые произнес Холден, оправившись от волнения
настолько, что смог говорить, были:

"Господи! теперь отпусти раба твоего, ибо очи мои видели Твое
спасение".

"Не говори отъезжающих", - сообщил господин Паунал. "Мне кажется, сейчас
самое время остановиться. Долгих лет счастья в магазине для вас".

"Но, - сказал Холден, - скажи мне, ты, взявший на себя обязательство
, которое никогда не может быть погашено, и вернувший, так сказать, мертвого к жизни,
как ты стал спасителем моего ребенка?"

Но необходимо сказать несколько слов, чтобы ответить на вопросы Холдена. Поскольку
счастливый отец сидел, обняв сына за шею, мистер Паунал рассказал
следующие подробности.

"Тот Джон Джонсон, о котором вам рассказала скво Эстер", - сказал мистер Паунал.
Паунале, "было около девятнадцати или двадцати лет назад грузчика на службе
нашего дома. Он был честным, трудолюбивым человеком, который остался в наших
служба до самой смерти, которая случилась года два или три после
событии я хотела рассказать, и наслаждался нашей уверенности до последнего. Это было
весной - месяц я не помню - когда он пришел в контору
и пожелал поговорить со мной наедине. Он сказал мне, что
накануне вечером он нашел ребенка, одетого в лохмотья, спящим
на ступеньках своего дома, и, чтобы уберечь его от гибели, он
взял его к себе. Его собственная семья была большой, и он был бедным человеком, иначе
он бы охотно сохранил ее. Он не знал точно, что делать, и поскольку у него
была привычка консультироваться со мной при любых затруднениях, он подумал, что
ему лучше сделать это сейчас. Это был довольно живой маленький мальчик, но такой
молодой, что, хотя и начал говорить, он не мог дать никакого отчета
о себе.

"Пока Джонсон говорил, мне в голову пришел план, который я разработал.
я думал об этом раньше, и казалось, что ребенок был послан мне провидением
для того, чтобы я мог осуществить это. Правда в том, что я был
женат несколько лет, и веселый голос чужого ребенка
моего собственного наполнил радостью мой дом, и я перестал надеяться на
детей. Нежно любя их, мне пришло в голову усыновить какого-нибудь ребенка
и растить его как своего собственного. Чувства миссис Паунал были такими же,
как и мои, и мы часто обсуждали эту тему вместе, но
то одно, то другое обстоятельство, я с трудом могу сказать, в чем они заключались, повлияло на нас.
отложить выполнение нашей цели изо дня в день. Поэтому я
сказал Джонсон, что я буду посещать его домой и видеться с ребенком, после
что я должна быть лучше, чтобы дать ему совет. Соответственно, мы
вместе отправились в его дом, который, насколько я помню, был тем самым, который вы
описали как посещенный в ходе ваших поисков на Уильям-стрит. Там Я
нашли маленького беспризорника, яркий голубоглазый мальчик около трех или четырех лет
возраста, хотя его щеки были бледными и тонкими, как если бы он уже
известны некоторые страдания. Он носил на шее коралловые бусы , которые ты
в руке, которая казалась мне на тот момент уже
чтобы облегчить признание. Привлекательный взгляд и милая улыбка
, с которыми он смотрел мне в глаза, словно требуя защиты, были, в
состоянии моих чувств, больше, чем я могла выдержать, и я приняла
он вернулся домой и отдал его моей жене. Она, казалось, в равной степени довольны
себе, и некоторое время мы подняли его, как ребенка. Богато и
он погасил свою любовь, и вы вполне можете гордиться таким сыном. Но примерно через
десять лет, к нашему удивлению, потому что мы потеряли всякую надежду
от такого благословения Небеса даровали нам сына, а через два года после этого
дочь. Рождение детей изменило, в некоторых отношениях, наша
расчеты, и я подумал, что это надо доносить до Фомы
то, что он был не мой сын, но обещая, что он никогда не должен быть
мне как одному, так и выезда из нее должно быть выведено из личности ФИО,
ибо я дал ему свою собственную, что он родственник. Он не раз
пытался проникнуть в тайну, но я всегда уклонялся
от раскрытия этого, хотя и решил, что рано или поздно
его следует ознакомить с этим, и с этой целью, чтобы оградить
от непредвиденных обстоятельств внезапной смерти, подготовил рассказ о
событиях, о которых я рассказываю, который в данный момент находится у меня на столе и адресован
он. Мистер Холден, - закончил мистер Паунал, и голос его на мгновение дрогнул.
"Я не могу пожелать вам большей удачи, чем то, что юноша,
кто, если не отпрыск моих чресел, то сын моей любви, пусть
будет для тебя источником такого же счастья, каким он был для меня ".

Растроганный до слез, молодой человек бросился в объятия своего
благодетеля и прерывисто прошептал слова благодарности.

"Ах! - воскликнул он. - Вы всегда были так снисходительны и так добры, дорогой сэр!
Если бы не вы, кем бы я был сегодня?"

"Нет, Томас, - сказал мистер Паунал, - ты принес пользу большую,
чем получил. Вы заполнили пустоту в сердцах, которые тосковали по
объекту родительской любви, и в течение многих лет были единственным лучом
солнечного света в доме, который иначе был бы пустынным и темным.
И если бы я не вмешался, другие средства были бы нашли для восстановления
вы в своей соответствующей области. Есть это в тебе, мой сын, дай мне еще
звонят вам дорогое имя, - что ни при каких обстоятельствах
пробился и вывел тебя из тьмы к свету, от
незаметность на различия".

Юный Паунал опустил глаза на ковер и покраснел, как девушка, услышав
перечисление его похвал. Никакие слова не пришли ему на помощь, но
глубокий голос отца вывел его из замешательства.

"Может быть, то, что ты говоришь, правда, ангел Господень", - сказал он,
обращаясь к мистеру Пауналу, - "Ты, который был подобен облаку днем и
огненный столп ночью, который проведет юношу через пустыню
мир, но не меньшая наша благодарность и вечная признательность
причитается тебе как избранному инструменту для исполнения Его воли. Пусть
благословение Господа Бога Авраама, Исаака и Иакова, Того, кто
воззвал к Моисею из горящего куста, Того, Кто является корнем и
потомок Давида, яркая Утренняя Звезда, покойся и
пребуду с тобою и домом твоим вовеки. А вы, мадам, - добавил он,
приближаясь к миссис Паунал с достоинством и грацией, из-за которых никто не обратил внимания на его
необычную внешность, - как же он, который
ты больше не изгой, спасибо? Он прижал руку на сердце, как
если сдерживать его избивать, затем наклонился и, взяв ее руку в
свою, поцеловал ее преданности преданных. "Благословен Ты
выше женщин. Господь услышит тебя в день скорби и исполнит все
твое желание. Ты сжалился, и тебя пожалеют: ты был милостив,
и получишь милость. "Поскольку вы сделали это наименьшему из
этих малышей, вы сделали это и мне", - говорит Христос".

"Мы щедро вознаграждены, мистер Холден", - заметила миссис Паунал,
чувствую, что обязан что-то сказать, и все же не знаю, что сказать.
"Мистер Паунал выразил мои чувства лучше, чем я могу сам. Но,
Томас, ты все равно останешься нашим сыном, несмотря на все эти разоблачения ".

"Мама! мама! - воскликнул Паунал, опускаясь на колени рядом с ней и целуя
губы, которые она подставила ему. - Ты всегда будешь моей дорогой мамой, пока
ты позволяешь мне называть тебя так. О, как мало я знал, как
многим я был обязан тебе и моему второму отцу. Я мечтал и
задавался вопросом, но воображение все еще не соответствовало истине".

"Ты получил обязательство, сын мой, - сказал Холден, - которое
вся твоя любовь и преданность никогда не смогут возместить, и требования твоих доброты
родителей сильнее моих. Мне ты обязан жизнью,
им - ее сохранением и почетным положением. Ты отдашь мне ту
любовь, которой у тебя осталось в обрез, но им принадлежит большая часть".

"Мы удовлетворимся равными долями", - сказал мистер Паунал, улыбаясь. "В
этом партнерстве любви никто не должен претендовать на превосходящую долю".

- Странно! - воскликнул Холден, пристально глядя на сына, и
кстати, по своему обыкновению иногда, как на себя, ", что в полной
прорвалась правда не со мной. Сердце тянулось к нему, он был для меня как
яркая звезда; его голос был музыкой леса для моих ушей;
его глаза были как сладкий сон, исчезнувшее счастье, но я понимала
нет. Это теперь ясно. Это был голос моего Сара услышала: они были
ее глаза, которые смотрели в мое сердце, через его. И это было не твое
что побудило, таинственные натуры, которые склонны его ко мне? Разве не было
смутного откровения, что я значу для него больше, чем другие мужчины? Иначе почему
в восторге он в обществе одинокого, заблудшего человека, как я? Господь Бог
Всемогущий, никто не знает уставы неба, он не может установить
их господство над землей!"




ГЛАВА XXXII.

 Приветствуйте чистые мысли, приветствуйте вы, безмолвные рощи.
 Этих гостей, эти дворы, которые моя душа любит больше всего на свете.:
 Теперь крылатый народ неба споет
 Мои веселые гимны радостной весне.

 ЦИТИРУЕТСЯ ИЗААКОМ УОЛТОНОМ, а также СЭРОМ ГАРРИ УОТТОНОМ.


Казалось, теперь не существовало причин для нетерпения Холдена уехать, и все же
он тосковал по тишине своей хижины на острове. Волнение от
его чувства, которые, хотя и служили стимулом, поддерживали его,
прошли, и последовали обычные последствия чрезмерной нагрузки на природу
. Кроме того, он так долго жил в одиночестве, что любой другой
образ жизни был для него неестественным, и особенно рев и суматоха
многолюдного места беспокоили его. Самыми громкими звуками, к которым он
привык, были плеск прилива о берег, или
вздох ветра, и пение птиц; и разница между
они и звуки, которые он сейчас слышал, составляли контраст, столь же резкий и
диссонирующий. Но ни единым словом он не выдал своего желания. И мистер, и миссис
Паунал желал отсрочить отъезд себя и сына, и ему
казалось неблагодарным действовать в каком-либо отношении вопреки
склонностям людей, которым он был так сильно обязан.
Несколько дней, поэтому, перешли после происходящих событий
об этом упоминается в последней главе, а пока он оставался в Нью-Йорке.
Но его чувства не могло ускользнуть от наблюдения своего сына. Лучше
познакомившись, чем их хозяин и хозяйка с особенностями его
отец, он воспользовался случаем, чтобы сказать о необходимости скорейшего прощания.
прощай.

- Я не сомневаюсь, что вы правы, Томас, - сказал мистер Паунал в ответ на
замечание молодого человека, - и все же мне никогда так не хотелось отпускать
вас. Пока ты со мной, ты, кажется, все еще в какой-то мере принадлежишь мне, и
Мне не хочется терять тебя из виду.

"Неужели вы думаете, что это возможно?" - воскликнул юный Паунал, на чем настоял его отец,
из чувства деликатности по отношению к его друзьям
должен быть назван именем своего спасителя, которого он так долго вынашивал,
поэтому мы будем продолжать его использовать."вы думаете, что это
возможно, я не смогу забыть, как глубоко я в долгу, что я буду когда-нибудь
перестанут любить вас всей своей любовью сына, по которому вы
расточал все возможные доброта?"

- Нет, я этого не боюсь. Это всего лишь боль расставания, от которой
Я сжимаюсь. Когда мы становимся старше, мы верим с большей настойчивостью, и,
возможно, эгоизм, в наслаждения, которые остались. Но это будет
никогда не делать. Я должен больше думать о тебе и меньше о себе. У меня есть несколько
вопросов, которые нужно задать, и еще кое-что сказать, прежде чем ты отправишься в
Хиллсдейл, и, вероятно, это самая хорошая возможность, какая у нас еще будет
так что присаживайтесь рядом со мной, и мы перейдем к делу ".

Паунал, который до сих пор оставался стоять, теперь сел рядом с
своим благодетелем и стал ждать, когда тот продолжит
разговор.

"Вы довольны", - спросил Г-н Паунале, "с вашей ситуацией на
Хилсдейл?"

- Вполне, - ответил молодой человек. "Мое время прошло очень радостно
есть."

"Я имел в виду это, - продолжал мистер Паунал, - только в качестве интерлюдии. Я послал
вас туда с целью поближе познакомить с
филиалы нашего бизнеса, намереваясь оставить это на ваше усмотрение
либо остаться, либо вернуться в город и занять свое место в конторе
. Признаюсь, последнее мне подошло бы больше, потому что
вы были бы ко мне ближе; но советуйтесь со своими склонностями, и я буду
удовлетворен ".

- Мой дорогой сэр, - сказал Паунал с некоторым колебанием, - вы
всегда добры, и поскольку вы оставляете это на мое усмотрение, я надеюсь, что это не
оскорблю вас, если скажу, что в настоящее время я предпочел бы остаться в
Хиллсдейл".

"Совсем неудивительно, что вы хотите быть со своим
отец, которого вы так чудесно открыли для себя", - ответил
Мистер Паунал. "Я восхищен им, и его благородные качества должны быть
возвращены миру. Мы должны найти способы побудить его преодолеть свое
отвращение к обществу и его привычкам ".

"Я надеюсь на такой результат", - заявил молодой человек", но он явно
сейчас непростые и тосковать по одиночеству".

"Время и я против любых двоих", - гласит испанская пословица. Я буду связан.
мы еще изменим его. Как вы думаете, бизнес в Хиллсдейле
способен на значительное расширение?

"Я уверен в этом. Его можно легко удвоить, причем безопасно. Я дам
теперь, если хотите, изложите мои доводы в пользу моего мнения.

"Пока не обращайте внимания. В конце концов, это не может иметь никакого значения для
того, что я собираюсь сказать. Я просмотрел ваш бухгалтерский отчет и
должен сказать, что для первого года работы вы справились на удивление хорошо.
хорошо. Ты наделал очень мало безнадежных долгов, продажи большие, а прибыль
удовлетворительная. В тебе есть купец, Томас, и я должен
постараться обезопасить тебя для нас, чтобы ты не потерпел убытков. Как бы вы отнеслись к тому, чтобы
стать сотрудником фирмы?

"Сэр, - сказал Паунал, - ваша доброта переполняет меня. Никакой отец не мог бы быть
более щедрый. Ты сделаешь со мной все, что захочешь. Но что скажут твои
партнеры?

"Я посоветовался с ними, и они придерживаются того же мнения, что и
я, и желают твоего допуска. Я составил условия, которые,
Я надеюсь, что этот листок бумаги доставит вам удовольствие, и вы сможете начать работу.
чтобы извлечь немного больше пользы, я направил небольшую сумму для перевозки
к вашей чести в бухгалтерских книгах, которые вы также найдете записанными на бумаге.
бумага."

"Чем я могу отблагодарить вас, сэр?" - сказал Паунал, принимая бумагу и
готовясь, не читая ее, положить в карман.

"Но это не похоже на торговца, - воскликнул мистер Паунал, улыбаясь, -
принять контракт, не взглянув на него. Прочтите его, Томас, и увидите
хотите ли вы предложить какие-либо изменения".

"Я готов доверить свои интересы, свою жизнь, чтобы вы, сэр, и это
за ненадобностью. Но это твоя команда и я повинуюсь тебе".

Мы должны признать, что мысль о том, чтобы когда-нибудь стать сотрудником
фирмы, в которой он получил коммерческое образование, проходила
раньше в голове Паунала, но условия, на которых он
теперь было признано, что результаты превзошли его самые оптимистичные ожидания.
Денежная сумма, также зачисленная на счет его счета в качестве
столица, с которой можно начать, заслуживала лучшего названия, чем "
небольшая сумма, которую назвал богатый торговец. Паунал увидел, что
теперь он сразу поднялся до такого положения, что не только удовлетворял
потребности своего отца и себя самого, но и давал ему право лелеять надежды
на успех других планов, которые были очень близки его сердцу. Когда
ему пришла в голову мысль об Анне Бернард, и он поразмыслил над
добротой своей щедрой благодетельницы, как показалось его простодушному уму,
как будто он наполовину виновен в неправильном удерживая любую часть его
уверенность г-на Паунале, и он почувствовал сильное искушение принять его
во внутреннем святилище души. Но естественное в таких случаях чувство
и соображение, что он не был полностью уверен, что Анна отвечает взаимностью на его
привязанность, удержали его, и он удовлетворился
тем, что повторил свою благодарность за щедрость, столь превосходящую
его надежды.

- Нет, - сказал продавец, "я должен судить об этих вещах. Это
может делать для начала. Когда ты женат, я вдвое больше".

Предательские щеки Паунала возбудили подозрения старого джентльмена
глаза которого были прикованы к нему, пока он говорил.

"Ах, ха!" - воскликнул он, смеясь, - "я нашел тебя, Томас? Я не
считаю, в целом, взятка будет необходимо. Теперь я понимаю,
ваш энтузиазм по поводу красот города. Но никогда не краснеешь.
Нет никакого вреда в том, обладающих хорошим вкусом. Я был влюблен в двадцать раз
прежде чем я был в твоем возрасте. Когда состоится свадьба, а?

"Мой дорогой сэр", - сказал Паунал, улыбаясь, - "у нас будет достаточно времени, чтобы подумать об этих вещах.
следовательно, подумать обо всем этом. В вопросах такого рода я знаю о
нет лучшего примера для подражания, чем твой собственный".

"Нет, нет, нет, Томас, не подражай мне в этом; я слишком долго откладывала свое счастье
и если бы мне пришлось начать жизнь заново, я не ползла бы к нему с
такой черепашьей скоростью, как раньше. Но я не боюсь тебя
или того, что мои суставы затекнут, чтобы танцевать по такому радостному поводу ".

Расставание было таким, какого и следовало ожидать между людьми, сведенными вместе
при столь необычных обстоятельствах, когда, с одной стороны, было
чувство долга, которым было приятно дорожить, а с другой
другое, еще более высокое удовлетворение от дарования счастья. Когда Холден
пожимал руку мистеру Пауналу, который сопровождал их на судно, которое
должно было отвезти их домой, он с присущим ему энтузиазмом призвал
благословение на свою голову. "Да благословит тебя Всемогущий, - воскликнул он, -
благословениями Небес вверху и благословениями бездны, что лежит внизу.
Пусть твой лук соблюдать в силу, оружие рук твоих производится
сильными руками могучий Бог Иакова."

Зная, как мало его отец ценных вещей этого мира. Паунале
не сообщили ему перед отъездом о либеральном поведении
знатного торговца, с которым они только что расстались, но теперь, в разговоре
однажды, в ходе которого они вспоминали прошлое, и, несмотря на
Вера Солитари в скорое наступление великих перемен, размышления
о будущем, он раскрыл последнее свидетельство любви своего
спасителя. Холден слушал с довольным видом, ибо как он мог быть
иначе, чем доволен тем, что ценность и дружелюбные качества его
сына пробудили такой глубокий интерес в сердце другого человека, но
ответил,

"Это было из лучших побуждений, но в этом не было необходимости. Тебе не нужно чужое золото и
серебро".

Молодой человек, предположив, что отец имел в виду его своеобразные
религиозные представления, промолчал, поскольку это была тема, которую нельзя было
затрагивать без особой деликатности и опасности неистовых взрывов
энтузиазма.

- Ты меня не понимаешь, - сказал Холден. "Я говорю, ты ни в чем не
хотите облоя с которым мужчины покупают, чтобы их горе и позор,
обманывают сует мира".

"Если таково твое желание, отец, я верну подарок", - сказал Паунал,
"хотя я знаю, что это ранит великодушное сердце дающего".

"Я не вмешиваюсь. Ни один голос не призывает меня к этому. Но смысл моих слов до сих пор
темно, и я не знаю, является ли это лучше, чтобы признать тебя полностью в моей
советы. И все же, так много ты можешь знать сейчас, и еще больше ты узнаешь впоследствии.
знай, что твой отец не нищий, чтобы жаждать богатства других.
и что его бедность добровольна. Тело содержится в бедности, чтобы
божественная милость могла с большей готовностью обогатить душу ".

"Поверьте мне, сэр, я не хочу вторгаться ни во что, что является
вашим желанием сохранить в секрете".

"Нет ничего тайного, что не должно быть раскрыто", - воскликнул
Холден, уловив последнее слово, "но все в своем порядке.
Поэтому пусть это удовлетворит тебя, сын мой, зная на данный момент, что
твоему отцу стоит только протянуть руку, и она будет наполнена,
но стоит постучать, и ей откроют. Но это не тот день, и не ради
меня самого, если часы времени когда-нибудь пробьют час, когда то, что
было выброшено, будет взято снова, то, что было презираемо
будет оценено. И все же из-за тебя я не могу законно отказать тебе в
рука, и когда я смотрю на твое прекрасное юное лицо, ты кажешься мне той, чей
дух настолько уравновешен, что то, что люди называют процветанием, не повредит
тебе. Но любовь слепа, и мое сердце может обмануть меня, и
поэтому я буду ждать, пока заговорит Тот, Кто не может сбить с пути истинного или
обмануть ".

Этот Отшельник
говорил отчасти для себя, отчасти для своего сына, и Паунал вовсе не был уверен, что понял смысл его слов.
Он сначала показалось, отец обиделся на его принятие
в богатой купеческой щедростью, но вскоре он увидел, что Холден считать деньги
слишком мало, чтобы считать, что простое предоставление или получение этого имеет большое значение
. При дальнейшем размышлении и рассмотрении
образа жизни, которым его отец жил в течение стольких лет, идея, которая
все еще казалась затененной его речью, что он обладал
собственностью, казалась совершенно химеричной. Поэтому он был склонен
придать словам своего отца какой-то мистический смысл или предположить, что
он вообразил себя обладателем секрета, с помощью которого
он мог распоряжаться богатством, которое презирал. Конечно , молодой человек
считал такие ожидания столь же призрачными, как и немедленное наступление
того тысячелетия, на которое ежедневно устремлены тоскующие глаза энтузиастов
.




ГЛАВА XXXIII.

 Вон с тех голубых небес, склонившихся над нами.,
 Садовник Адам и его жена
 Улыбаются заявлениям о долгом происхождении:
 Как бы там ни было, мне кажется,
 Быть хорошим - это благородно.;
 Добрые сердца - это больше, чем короны.,
 И более простой веры, чем норманнская кровь.

 ТЕННИСОН.


Новость об обнаружении родства между Холденом и
Пауналом достигла Хиллсдейла до их прибытия, и друзья
и знакомые обоих, среди которых была почти вся деревня,
поспешили передать свои поздравления. Многие сейчас подумали, что было
получил ключ к разгадке особенностей одиночные, и ожидается
с тех пор как ему вернули сына, он бы возобновить привычки
обычная жизнь. Но, казалось, ничто не противоречило намерениям Холдена.
несмотря на мольбы сына и протесты тех немногих,
кто отважился заговорить с ним на эту тему, в тот же самый
день их прибытия он вернулся в свою каюту. Однако в этом не было никакой резкости,
но с мягким и даже оправдательные язык, он отказался от их
запрос.

"Не думайте плохо ни обо мне, сын мой, ни о себе, добрые друзья, - сказал он, - если мои
уши глухи к вашим просьбам. Старик устал и ищет
отдыха. Трепещущие нервы все еще трепещут от криков всадников
и грохота колесниц, и суматоха не утихнет до глубокой старости
виды и звуки, проникающие с мягким служением, успокаивают взволнованных
и все же не недовольный дух. Я бы с радостью в одиночестве склонил свою усталую голову
на грудь Отца и возблагодарил Его в тишине Его трудов
за милости, превосходящие всякое представление".

Холден, однако, не мог не позволить сыну сопровождать его
и обеспечить такими мелочами первой необходимости, которые считались необходимыми
для его комфорта. Но он позволил юноше остаться лишь короткая
время. "Иди, - сказал он, - мир яркими пред Тобою, и любоваться ее
переходные солнце. Может наступить время, когда даже ты, с надеждой и
уверенность в сердце твое, и небо в глазах твоих, будешь говорить, - я
нет в ней ни удовольствия".Поэтому паунале вернулся к работе, без
нежелание можно предположить, когда мы добавим, что тот же вечер
нашли его в доме мистера Бернарда. Следует помнить, что у него были
поручения как для судьи, так и для его жены, но если
читатель сочтет это недостаточной причиной, по которой он должен позвонить
обнаружив их так скоро, мы не возражаем против того, чтобы он принял любое другое
предположение, даже экстравагантное, что был какой-то
магнит, притягивающий блуждающие ноги молодого человека.

Это был счастливый вечер, который Паунал провел в доме судьи. Все, казалось, были
рады видеть его снова и выразили свой восторг и удивление по поводу
обнаружения его родителя. И все же молодой человек не мог отделаться от фантазии
прием, оказанный ему членами семьи
, отличался от того, к которому он привык. Мистер и миссис Бернард,
действительно, были столь же сердечны, как и прежде, но Энн, хотя и проявляла нежность
она взяла ее за руку с присущей ей откровенностью и позволила ей задержаться в своей
казалась более серьезной и менее склонной потакать избытку настроения
, в то время как Уильям Бернард, очевидно, был более отстраненным и формальным.
Однако с его стороны не было недостатка в вежливости, поскольку в разговоре он проявлял
свою обычную грацию и интеллигентность, и
изменение было заметно скорее в упущении старых терминов
фамильярности, чем в любом проявлении холодности. Казалось, он уделял
такое же внимание и проявлял такой же интерес, как и все остальные, к
подробностям приключений Паунала, которые он рассказал по просьбе миссис
Бернард. Если бы здесь присутствовал посторонний человек или тот, кто впервые увидел двух молодых людей
вместе, он бы заметил
ничего несовместимого с обычной дружбой, но Паунал сравнил
настоящее с прошлым, и его ревнивая чувствительность обнаружила
чего-то желающий. Но, несмотря на все это, его удовольствие, хотя и могло быть
уменьшено, не было, как мы уже намекали, уничтожено. Он наполовину подозревал
причину, и его гордый дух воспылал негодованием. Но пока
он пользовался уважением родителей и был желанным гостем в
их доме, а мисс Бернард относилась к нему с неизменным уважением, он
он считал, что вполне может позволить себе не обращать внимания на юмор,
который в его изменившемся состоянии он считал столь же неразумным
и абсурдным. Ибо он больше не был простым клерком, не имевшим положения в
общества, но членом давние и богатые фирмы, и
любимым его руководителя, который, казалось, имели судьбу своего
молодой партнер в свои руки, а с другой-стремление обезопасить свои
успех. Правда, он был сыном бедного и эксцентричного человека, но нет
имя его отца было запятнано бесчестьем, а что касается образования
и подлинной утонченности, он был равен любому, и
превосходящий большинство из тех, кто его окружал. С совершенно иными
чувствами, чем в более ранний период его
знакомство с Мисс Бернард, когда он обнаружил, что она становится
милее ему, чем благоразумие, разрешенных, то есть он сейчас подойти к ней. Он
осмеливался надеяться на то время, когда не будет никакой самонадеянности
признаваться в своих чувствах.

Причину холодности Уильяма Бернарда будет лучше понятно из
ссылки на разговор между ним и его сестрой незадолго до
возвращения Паунала в Хиллсдейл. Молва, говорящая на тысяче языков,
была занята делом и, как это нередко бывает в таких случаях, приукрасила
историю бесчисленными причудливыми украшениями. Брат и
сестра обе слышала эти сообщения, и они были предметом их обсуждения.


"Ах, Анна!" - сказал Уильям. "Это еще чудеснее, чем Робинзон
Крузо или "Дети аббатства". Как ты думаешь, Паунал, или мистер
Холден, как я полагаю, мы должны называть его теперь, наслаждается нашими отношениями?

"Что, Уильям, он может быть не рад обрести отца?"
ответила его сестра.

"Многое зависит от того, кто отец".

"Что? это ты так говоришь?" - воскликнула Энн, сверкая глазами. "Что
есть в отце недостойного сына?"

"Будь я сейчас на месте Паунала, я бы предпочел найти
родителя в ком-то другом, чем в полусумасшедшем человеке, который зарабатывает на жизнь
плетением корзин".

"И разве вы не можете, - с негодованием сказала его сестра, - под маской,
которую на него наложили обстоятельства, разглядеть благородного сердцем
джентльмена? Это совсем не так, как вы, Уильям, и я считаю его очень
неудачи должны быть паспорт на вашу доброту".

"Так должно быть, и так оно и есть, но факты, которые я не буду
повторять, потому что это оскорбляет вас, остаются. Как вы думаете, это может быть очень
приятно для молодого человека иметь именно... именно такую
связь?

"Я бы презирал Томаса Паунала, если бы он испытывал что-либо, кроме гордости за своего
отца. Я дочь республиканца, и мало заботятся на
различия, которые портной делает. Самые благородные сердца не всегда
те, что бьют под тончайшего сукна."

 - Звание - это всего лишь гинейская марка.,
 Этот человек - богач в этом деле.

"Ну, Энн, - сказал ее брат, - я никогда не ожидал, что получу от тебя урок
демократии, и не думал раньше, что ты политик; но,
мне кажется, ты стал в последнее время очень зорким, чтобы обнаружить
Достоинства Холдена. Что это такое, что настолько улучшилось ваше зрение?"

- Сейчас ты пытаешься дразнить меня, но я не буду сердиться. Ты знаешь,
не хуже меня, что мистер Холден с самого начала мне понравился. Так
далеко не испугался за него, когда я был ребенком, ничто так не порадовало
мне лучше, когда он взял Веру и меня в его объятия, и нам велел
рассказы из Библии. Я действительно верю, что тогда у меня было предчувствие, что он
был чем-то иным, чем казался.

"Но в последнее время ты проявляешь к нему необычайный интерес. Даже сейчас,
твой голос дрожит, а румянец выходит за рамки требований данного случая
".

"Как можно не волноваться, когда мой брат говорит
пренебрежительно о том, кто имеет все права на сострадание и уважение?
Это не достаточно, чтобы смягчить ваше сердце, чтобы думать о убогость
он страдал столько лет, и который раздробил его тонкое понимание?
И теперь, когда его... О, Уильям! - воскликнула она, заливаясь слезами. - Я
не думала, что у тебя такое жестокосердие.

"Моя дорогая Энн! моя дорогая сестра! - воскликнул ее брат, протягивая руку
обнимая ее и притягивая к себе, "Прости меня. Я никогда не хотел
ранить твои чувства, хотя мне жаль, что они тебя так сильно заинтересовали".

- Я не стану притворяться, что неправильно поняла тебя, брат, - сказала она,
придя в себя. - Но ты ошибаешься, если полагаешь, что мистер
Паунале никогда--никогда--говорил со мной в целях, отличающихся от
способ, которым он это в привычку, беседуя с другими дамами".

"Хвала небесам за это", - сказал ее брат. "Но я должен был
знать, что ты никогда бы этого не допустил".

"Ты должен был знать, что, если бы он так поступил, я бы не
держал это в секрете. Мои отец и мать, и ты, были бы ознакомлены с этим.
"

"А теперь, дорогая Энни, раз уж все так, как есть, я надеюсь, ты
не будешь поощрять Паунала. Какими бы ни были ваши нынешние
чувства, он не может утаить тот факт, что он нежно любит, чтобы посетить
вот."

"Поощрение!" - воскликнула Анна, ее природная живость мигает в
вменение. "За кого ты меня принимаешь, Уильям Бернард, что ты
осмеливаешься употреблять такое слово? Я одна из тех старых дев, которым некоторые
злой остряк назвал взывают в отчаянии, 'кто будет у меня?'
или вишенку, которую может сорвать любая птица?

"Там говорил дух моей сестры. Теперь я слышу, Анна Бернард. Вы
не забудьте положение нашей семьи в обществе, и что при
ты и сам сосредоточены надежды наших родителей".

"Я верю, что никогда не забуду о своей любви и долге и у меня не будет от них секретов
. Они имеют право знать о каждом чувстве моего сердца
, и я не стыжусь, что они должны быть видны ".

"Достижения Паунала дают ему право продвигаться в первом обществе"
Я не могу этого отрицать, - продолжал молодой Бернард, - "но, по моему
рассудив здраво, необходимо нечто большее, чтобы оправдать его смелость
в стремлении связать себя узами брака с одной из первых семей в стране
".

"Ты будешь продолжать играть на этой струне, Уильям, но мое мнение
отличается от твоего. В нашей стране не должно быть никаких различий, кроме
таких, которые создаются добротой и умом".

"Теоретически все это звучит очень хорошо, но применение правила
невозможно. Мечтатели об утопических схемах могут забавляться такими галлюцинациями
, но практичные люди могут только улыбаться им ".

"Отнесите меня к мечтателям. И я не поверю, что все, что является правдой
и справедливым, неосуществимо. Не краснее кровотока в венах
ребенка убаюкивают под шелковым балдахином, чем в тех из Один качался в
разминание-корыто?"

- Уроки французского, которые давал тебе наш отец
, пошли тебе на пользу, - с горечью сказал Бернард. "Как эти принципы, но может
произвести столько же недоразумений в нашей семье в небольшом масштабе, как они это делали
во Франции на могучем театр".

"Вы теряете себя в облаках, дорогой брат. Но там может быть
никакой опасности в соответствии с указаниями одного настолько мудрый и опытный, как
отец наш, не станете же вы говорить легкомысленно относиться к любому мнению
он может принять".

"Я не хотел этого делать. Я должен быть последним, чтобы сделать это, хотя я
не всегда с ним согласен. Но несправедливое преимущество
небольшое волнение я чувствую, чтобы меня посадили в неправильный. Думаешь, я смогу
смотреть без болезненного интереса, когда увижу, что моя единственная сестра
готова броситься к этому неизвестному незнакомцу, потому что ты не можешь
скрыть от меня, что любишь его?

"Брошусь прочь! Неизвестный незнакомец! Ты недобрый Уильям. Люби
его! у меня будет достаточно времени, чтобы подарить свою любовь, когда ее попросят.
Возможно, мне не подобает этого говорить, но мистера Паунала здесь нет, чтобы
отвечать за себя, и по этой причине я буду защищать его. Там живет
не женщина, которая не может гордиться любовью, которую так благородно и
чистое сердце. Но ты не в том настроении, чтобы прислушиваться к доводам разума, - добавила она,
вставая, - и я оставлю тебя до тех пор, пока к тебе не вернется здравый смысл.
подозрения, столь же необоснованные и несправедливые.

"Останься, Анна, остановись, сестра", - закричал Бернард, заливаясь краской.
она выбежала из комнаты. "Она слишком оскорблена, - сказал он себе
, - чтобы прислушаться ко мне, и я должен дождаться более благоприятного случая
возобновить разговор. Я видел, как эта фантазия постепенно зарождалась,
и, каким бы дураком я ни был, боялся заговорить, опасаясь все усугубить
. Я думал, что это может быть только мимолетной прихоти, наподобие тех, в которых
флаттер двадцать раз через глупые головы девочек до их
замужем, и не желала рассматривать его как любого последствия. Но не
Энн хотела обмануть меня? Это совсем не похоже на нее. Она никогда не делала так
перед. Нет, у нее есть достаточно мужества, ни за что, и не способен
обман. Но эти глупые чувства странным образом влияют на молодых женщин
и... молодых мужчин тоже. Она, должно быть, сама обманывается. Она не может быть
знакома с состоянием своего собственного сердца. Но он не мог уйти
так далеко, что он не может быть остановлен. У меня были другие планы на нее, и не будет
Я от них отказываться. Отец! мать! Пух! с ними ничего нельзя поделать.
Он не увидел бы, как дрожат ее губы или в глазах выступают слезы, если бы это
этого можно было бы избежать ценой половины его состояния, а мама
всегда считает, что и то, и другое - совершенство. Нет, если что-то и нужно сделать, то это должно быть сделано
самой Энн или, возможно, Пауналом. И все же я не хотел бы огорчать эту
маленькую шалунью. Но быть шурином сына
безумного плетельщика корзин! Это слишком нелепо ".

Не может быть двух людей, более непохожих по темпераменту и во многих
отношениях по организации ума, чем Уильям Бернард и
его сестра. Она, импульсивное создание, приходит к своим выводам
с помощью процесса, подобного интуиции: он, спокойный, вдумчивый, обдуманно
взвешивая и пересматривая каждый аргумент, прежде чем принять решение: она,
лишенная всякого мирского благоразумия и доверяющая вдохновению
с простодушной и смелой натурой: он, по-житейски мудрый, осторожный и
просчитывающий конец с самого начала. И все же были ли его устремления благородны
и не запятнаны грязными или низменными мотивами. Он не хотел мире
пожертвовал счастьем своей сестры, но он думал, что это не
негоже, чтобы продвигать свои личные взгляды на ее средства, при условии, что
можно сделать без вреда для себя. Он был политиком, и
несмотря на юный возраст, в его проницательном мозгу уже сформировались планы семейного и
личного возвышения, простирающиеся далеко в будущее. Анна была перепутана
в его сознании с этим, и он надеялся, что благодаря брачной связи
, которую она могла бы сформировать, влияние семьи увеличится в продвижении его планов
. Казалось, что они потерпят поражение из-за пристрастия Энн к
Пауналу, и молодой человек почувствовал разочарование настолько остро, насколько позволяла его
холодная философская натура. Но пусть никто не думает, что
Уильям Бернард привносил мирское благоразумие во все свои планы. Его любовь
конечно, Фейт Армстронг не имела никакого отношения к подобным чувствам, и она
была бы в равной степени объектом его восхищения и выбора, если бы
она была бездетной девушкой, а не богатой наследницей.
Мистер Армстронг. Мы не будем говорить, что перспектива унаследовать
большое состояние была неприятна ее возлюбленному, но хотя, когда он
думал о ней, это иногда приходило ему в голову, все же не было ли это
соображение, которое искажало чистоту его привязанности.

Анна, покинув брата, поспешила в свою комнату и подвергла
ее сердце с пристальным вниманием он никогда не испытывал. Она была поражена
после осмотра ее брата языке предложил, чтобы найти
интерес Паунале пробудилась в ее лоно. Ей было приятно находиться
в его обществе и получать от него те небольшие знаки внимания, которые
молодые люди имеют обыкновение оказывать своим ровесницам.
другой пол: вечеринка, на которой он отсутствовал, никогда не казалась полноценной:
не было никого, чью руку она с большей готовностью принимала для танца,
или чья похвала была более желанна, когда она вставала из-за пианино: но
хотя эмоции, которые она испытывала в его присутствии, были такими приятными, она
не подозревала, что это чувства любви. Брат внезапно
вернул ее к реальности. В простоте своей невинности и
с некоторым девичьим стыдом она винила себя за то, что позволила какому-то
молодому человеку стать для нее объектом такого большого интереса, и съежилась
от мысли, что в какой-то момент она невольно выдала себя. Она
определено, что боль это может стоить, чтобы раскрыть ее мать все
ее чувства, и руководствоваться ее советами.

Искренняя, бесхитростная девушка! инстинктивно она чувствовала, что путь долга
ведет к миру и счастью.




ГЛАВА XXXIV.

 О, как этот тиран, сомнение, терзает мою грудь!
 Мои мысли, как птицы, вспугнутые из своего гнезда,
 Вокруг места, где раньше все было тихо,
 Порхают и больше почти не устраиваются.

 ОТВЭЙ.


Теперь наш рассказ возвращается к индейцам, о которых мы так долго упоминали
почти или совсем не упоминали. Напрасно мы пытаемся контролировать
ход нашего рассказа и как бы принуждать его довольствоваться
искусственные берега канала, незаметно подкрадывающиеся с равномерной
плавностью к своему концу. Что бы мы ни делали, оно будет отстаивать свою
свободу и странствовать по-своему, сбивая пену со скал и неровностей
пропасти, как горный поток, в один момент, в следующий,
застаивающаяся в луже, а потом ускользающая по хаотичным извилинам
блуждающая, как Церера, в поисках по всему миру своей потерянной
Прозерпина. Не нам подчинять ход событий нашей воле,
но повествовать о них с таким плохим умением, как природа, и ущербным
образование уступить, надеясь, что домашняя искренность, если она не может
полностью заменить искусства, может снять ее хотите.

Пина, куропатка, или Эстер, как ее чаще называли в "уайтс"
, с восторгом услышала, что маленький мальчик;
кого она оставила на ступенях дома, в Нью-Йорке, а теперь
в Паунале, был сыном Холденом. Ничего не могло быть
более рассчитанного на то, чтобы углубить благоговение, которое она уже давно испытывала
к Отшельнику, и убедить ее - хотя в таких аргументах не было
необходимости - что он был "великим лекарем", или одним особенно
любимица и под опекой Высших Сил. Она
сама, казалось, находилась под контролем Манито, который присматривал за Холденом, и
вынуждена, даже сама того не подозревая, защищать его интересы. Для это
не та, что сохранила ребенка? Разве не она поставила
его в такое положение, что он стал великим и богатым человеком? - таким, по ее мнению,
простым казался Паунал. - разве не она привела отца
и родились вместе, и открылись друг другу? Когда эти размышления
и тому подобное пронеслись в ее голове, она содрогнулась от суеверия
это взволновало ее фигуру, и она переключила свое внимание на размышления о том,
как она могла бы наилучшим образом воплотить дизайн Манито. За это будет
следует помнить, что, хотя номинально христианином, она не
полностью сбросить дикие представления о ее племени, если он будет, действительно,
возможно, для взрослого индейца так поступить. Максима Горация:

 "Quo semel est imbuta recens servabit odorem
 Testa diu,"

имеет универсальное применение, и оно никогда не имеет большей силы, чем тогда, когда
речь идет об идеях, связанных с ужасами невидимого
мира, и когда разум, который их поддерживает, лишен
преимущества образования.

Эстер, он мог легко тогда было бы предположить, что это не помешает после их
прибытие, чтобы пойти, чтобы увидеть, как Холден и его сына. Она не могла вот
опять же, и признать ребенка она сохранила, молодой человек
кто стоял перед ней, не сильное чувство, не может Паунел смотреть
равнодушным после нежная и трепетная Женщина, к которой он был так много
задолженностью. Эстер снова вспомнила о нитке коралловых бус, которые она оставила
на шее мальчика, и приписала это шепоту Великого
Духа, что она позволила им остаться. Она не вернулась из
ее визит в Паунал с пустыми руками. Фактически, она была нагружена таким количеством
подарков, которые соответствовали ее положению и полуцивилизованному
вкусу, сколько могли унести она и мальчик, Квадаквина, который обычно сопровождал ее,
. Это был тот способ , который естественным образом напрашивался на
Паунал, как наиболее приятный для Пины и наиболее рассчитанный на то, чтобы
произвести на нее впечатление своей оценкой ее услуг,
тем более что с подарками было связано обещание, что
в течение его жизни все ее желания должны быть удовлетворены. Pe;na
теперь она чувствовала себя самой счастливой и богатой в своем племени, и ее сердце
пылало преданностью к тем, кто был средством вложить в нее богатство
и связанные с этим последствия.

"Хью!" воскликнул Ohquamehud, в изумлении, как в СКВО и ее сын
бросил на пол кабины в насыщенных красных и синих тканей,
и головные уборы, и обувь, и других предметов, которые Паунале нажал
на них. Восклицание невольно вырвалось, но, с естественным
вежливость, Индийский задавал никаких вопросов, но ждал, пока он стоит
вы СКВО представить объяснения.

Сладкий-закаленное Pe;na видел его желание, и, повернувшись к мальчику, она
говорит, на своем родном языке, в которой трое всегда говорят
вместе:

"Говорят, Quadaquina, что глаза брата твоего отца может быть
открыл".

Мальчик, повинуясь приказанию матери, и без
глядя на индейца, односложно ответил::

"Это дары моего белого брата с открытой ладонью, сына
Длиннобородого".

Охкуамехуд, казалось, обиделся и спросил резким тоном:

- Неужели Квадаквине стыдно, когда он разговаривает с воином, смотреть ему в глаза?
глаза, и научился ли он своим манерам у бледнолицых?

Мальчик обернулся и пристально посмотрел на собеседника, и его глаза
заблестели, но он ответил низким, мягким тоном.:

"Квадаквина - ребенок и не знает обычаев воинов, а
дети отводят глаза от того, чего не хотят видеть".

Лицо Охкуамехуда потемнело, когда он сказал:

"Искусство Длиннобородого рассеяло облако между мной и моими
сородичами, так что они не могут видеть меня, и пришло время моим стопам быть
повернутыми к заходящему солнцу".

"Это огненная вода, которая выколола глаза Охкуамехуду и делает
он забыл, чем обязан жене Хаттамойдена, - воскликнул мальчик.
мальчик сдерживал страсть.

"Успокойся, Квадаквина", - сказала его мать. "Охвамехуд теперь не является
рабом огненной воды. Ехать", - добавила она, обнаруживая, с матери
проницательность, шум в голове резвым мальчиком "и возвращение
нет, пока ты укротил гнев Твой. В хижине не водятся волки.
В Пене".

Мальчик, опустив глаза и послушный матери, вышел из хижины.

В объяснение этой сцены мы можем сказать, что, к несчастью, как и большинство
индейцев, Охкамех был пристрастен к употреблению спиртных напитков,
его снисходительность к огненному удовлетворению ограничена только его
неспособностью в любое время получить его. Хотя он не мог удовлетворить свой
аппетит в хижине Эстер, он иногда доставал крепкие
напитки в хижинах других индейцев, у которых практика
приема стимуляторов была почти повсеместной, и иногда в таких
в таком количестве, что совершенно потерял рассудок. Вернувшись в один из таких случаев
, он потребовал у Эстер рома и, когда она отказалась дать
его, нанес ей удар. Это так разозлило мальчика, Квадаквину, который
присутствовал, что с дубинкой, упал пьяный мужчина, который,
действительно, в состояние, в котором он был, было не сложно, и хотела, было
он не был сдержан Pe;na, нанесли серьезную травму, если
не убил его. Охвамехуд так и не узнал, что его ударили, но
сильную боль в голове на следующий день приписал огненной воде,
а ушиб - падению. Pe;na, при этом сетуя эксцессов
ее родственник, ощущается слабо или не обижаюсь на него, но не настолько
с мальчиком. Он презирал Ohquamehud за нищенские выставок
идиотизм, который он готовил в своих чашках, и ненавидела его за насилие по отношению к его матери
.

"Смотрите, - сказал Пина, указывая на предметы, желая избавиться от
растущего недовольства в душе индейца, - сердце
молодая Длиннобородая (поскольку другого имени для Паунала в ее языке не было)
велик. Все это он достал из него для Пины".

"Будь прокляты дары бледнолицых!" - воскликнул Охкуамехуд. "За
такие тряпки наши отцы продали наши охотничьи угодья и разрешили
чужеземцам строить стены в реках, чтобы рыба не могла
подплыть".

"Пина ничего не продала за это", - мягко сказала скво. "Поскольку
юный Длиннобородый любил Пену, он отдал их все ей".

"Не Pe;na сохранить свою жизнь? Но она права. Белое лицо
открытой ладонью, и платит больше за свою жизнь, чем стоит".

"Слова брата моего мужа очень горькие. Что такого сделал мальчик
которого рука Хаттамойдена спасла из пламени, что чернота
должна собраться на лице Охкуамехуда?

"Куах! Спрашивает ли Пина? Она глупее птицы, от имени которой
она берет свое имя, когда та залетает на дерево. Разве он не сын
Ононтио?"

"Пина никогда не видела Ононтио. Она только слышала о нем как о человеке, который, как и
краснокожие, любит снимать скальпы. Длиннобородый - человек мирный, и он их не любит
. Глаза Охкуамехуда затуманиваются."

Глаза Охвамехуда - это два огня, которые освещают его
путь, и он ясно видит то, что находится перед ним. Только кровь
может смыть с глаз воина память о его враге,
и ничто, кроме воды, не очистило глаза Охкуамехуда. Трижды я
познакомиться Onontio, один раз на желтый Соединенные Штаты Америки: опять же, где могучий
Миссисипи и Огайо перетекают друг в друга груди, а третий
время на равнинах Верхнего Иллинойса. Смотрите, - вдруг воскликнул он,
распахивая рубашку и обнажая грудь, - пуля из
Ононтио оставила на воде след, подобный следу от быстроходного каноэ.
Он говорит очень ясно и не позволит Охкуамехуду забыть.

"Если Длиннобородый и есть Ононтио, его сын не причинил моему брату вреда".

"Дары бледное лицо и ослепила глаза, и остановил
уши моей сестры, так что она не может ни видеть, ни слышать правду.
Кто, убив старую пантеру, позволяет детенышам сбежать?

"Между краснокожим и белым на берегах реки существует мир?"
Сакимау. Длинных ножей так же много, как листьев в западных лесах.
леса. Квамехуд должен забыть о пуле Ононтио, пока не найдет
его в прерии или там, где ручьи бегут навстречу заходящему солнцу."

"Моя сестра очень мудра", - сказал дикарь, и все его поведение изменилось
от свирепости, которая поначалу была характерна для него, к сдержанному
и даже спокойному тону. "Но, - добавил он как бы уныло, - пусть
она не боится за безопасность Длиннобородого. Охкамех слаб
и не может бороться с таким великим лекарством. Он отвернулся, как будто
не желая продолжать разговор, не Pe;na исповедовать любую
намерения возобновить его.

Есть, однако, кое-что об Индии, что встревожило
СКВО, как она никогда не была раньше, несмотря на Тихоокеанском
язык, с которым он заключен. Время приближалось к
Вернуться Ohquamehud к Западу, и, зная его жестокий нрав, она
боялись, что под воздействием алкогольных напитков он предавался
в избытке, он может попытаться, чтобы отметить его отъезд на какой закон
неправильное и месть, что бы принести разрушение на себя,
и катастрофически повлияет на судьбу племени. Он, очевидно,
лелеял горькую неприязнь к Холдену, которого считал
грозным врагом, и хотя сам был холодным и осторожным дикарем,
и поскольку он способен оценивать последствия поступка так же ясно,
как и любой другой человек, и, следовательно, скорее всего, удержится от насилия,
никто не знал, что он может натворить, когда его подстегивает безумие, которое
таится в соблазнительном сквозняке. Pe;na знал, что трудности, с
что индеец отказывается от мести, и ее опасения были тем более
взволнованная привязанностью, которую она испытывала к двум белым мужчинам. Страхи, смутные
и неоформленные, и раньше всплывали в ее сознании, но теперь они приобрели постоянство.
она решила принять такие меры предосторожности до
отъезда своего родственника, которые предотвратили бы причинение вреда ни ему самому, ни
другим. Исходя из этого, в тот момент, когда она осталась наедине со своим сыном, она
воспользовалась возможностью поговорить о предмете своей тревоги. Но,
сначала она сочла необходимым упрекнуть его за его чувства к
своему дяде.

- Чья кровь, - спросила она, - течет в жилах Квадаквины?

"Это кровь Хаттамойдена", - ответил мальчик, вскинув голову,
и гордо выпрямившись.

"А кто дал Хаттамойдену смелое сердце и сильную руку?"

"Это был могучий Оббатинуа, чье имя, как говорят люди, все еще упоминается
в песне о великих пресноводных озерах".

"У него было два сына?"

- Хаттамойден и... - Он остановился, словно не желая произносить это имя,
и отвернулся с презрительным жестом матери.

Пина дополнила пропуск. "О, Квамехад", - сказала она. "Он храбрый".
воин, и шауни гордятся его подвигами".

- Это собака! - яростно воскликнул мальчик. - Кровь Оббатинуа
вытекла из его вен, и ее место заняла огненная вода.

"Он родственник Квадаквины, и ребенку не подобает
строго судить любого члена своего племени".

- Мама, - сказал мальчик серьезно, как будто считал своим долгом
оправдать свое поведение, - послушай. Сердца Оббатинуа и
Хаттамойдена бьются в моей груди. Они говорят мне, что сын должен
помнить славу своего отца. Квадаквине становится очень плохо, когда он видит
Охкамех, лежащий на земле, раб огненной воды, с его
язык вывалился, как у собаки, и он пренебрегает признанием того, что он
своей крови ".

Пина не был расположен винить мальчика за его отвращение к
пьянству. Было чувство, что она себя наиболее активными
культивируется все, что в ее силах, указывая, как праздник
предложите, как лакедемоняне, ее выставки в его наихудших формах,
и противопоставление убогой пьяница падает, от деградации к
деградация, в позориться могилу, с трезвым и бодрым человеком.
Ей удалось внушить Квадаквине свое собственное отвращение к
порок, и был осторожен, чтобы не ослабить впечатления.

"Хватит, - сказал Пина. - мой сын вырастет храбрым и хорошим человеком;
но если он презирает Охвамехуда за его пьянство, пусть не забывает
он его родственник. Послушай, - добавила она серьезно и, притянув
мальчика поближе, понизила голос. - Квадаквина знает, что
Охвамехуд ненавидит Длиннобородого?

"Уши и глаза Квадаквины открыты", - сказал мальчик.

"Ноги Охвамехуда скоро догонят заходящее солнце", - продолжала Пина.
"но прежде чем он начнет, огненная вода может попытаться заставить его сделать что-нибудь
глупость. У Квадаквины должно быть достаточно любви к своему родственнику, чтобы
предотвратить глупость.

- Не потому, что Квадаквина любит, а потому, что Охкамех - брат его отца
.

- Это хорошо. Охвамехуд не должен причинить Длиннобородому вреда, а Квадаквина
должен присматривать за ними обоими и, если понадобится, предупредить Длиннобородого об
опасности.

Мальчик, гордый оказанным ему доверием, пообещал слушаться свою
мать и быть бдительным, и с того времени началась система
терпеливой бдительности, на которую белый ребенок вряд ли был бы способен,
но это, по-видимому, является частью натуры индейца. Всякий раз , когда
О'Квамех вышел из хижины, Квадаквина больше не пытался избегать его, но
сопровождал его всякий раз, когда приглашали, а если нет, то вообще следовал за ним, чтобы
не терять его надолго из виду. Что-то было про
верю, что хорошо согласуется с хитростью ребенка. Это было для него
вид увлечения, как то, что терпеливо наводит охотника, день
после дня, продолжить след летящей дичи, с нетерпением ждем
момент успеха, когда все, что его труд будет оплачен.

Что касается Эстер, то она, не теряя времени, отправилась уведомлять Холдена и
Осознала опасность, которой она боялась. Пока каноэ скользило под ударами весла
, которым она умела пользоваться не хуже любого другого
мужчины, она размышляла о том, как правильно общаться со своими
опасения; но чем больше она думала на эту тему, тем более
сложной она казалась. Она не могла назвать имя своего родственника
как человека, которого подозревала в злых намерениях. Это казалось ей
своего рода изменой, нарушением прав родства и
гостеприимства. Возможно, он невиновен. Возможно, она сама виновата в том, что
лелея такие подозрения. Она не знала, к какому злу может привести раскрытие имени
Охвамехуда, связанного с обвинением. Его могли
арестовать и посадить в тюрьму, возможно, казнить. Белые люди,
по мнению индейцев, никогда не проявляли особой снисходительности
по отношению к ним и считали их низшей расой. Свобода или
жизнь индейца, вероятно, были за ними, но не имели большого значения.
Кроме того, не могла ли она сама подвергаться некоторому риску? Но это
размышление мало что значило для любящего существа. В то время как
такие соображения пришли в голову невежественной и робкой женщине, она
испытала почти искушение повернуть назад и довериться Манито или защите
гений, который до сих пор победоносно переносил Одиночество через все
опасности, но ее страхи наконец возобладали над этими угрызениями совести, и онаe
решено вынести предупреждение, не упоминая ни одного человека.

Но Холден, человек от природы очень смелый, с
самых ранних лет знакомый с опасностью и способами ее избежания, обратил лишь
мало внимания на неясные намеки Эстер. Он даже не берем
беда, чтобы узнать, в каком направлении ее намеками указал.
От кого, от чего, если бы он воспринять опасность для его жизни? Он
добровольно принял бедность; в нем не было ничего, что могло бы соблазнить
алчность; он любил весь мир и вряд ли стал бы колебаться
пожертвовать, если понадобится, своей жизнью ради жизни другого. Какой
мог быть мотив причинить ему вред? Он был не в бескрайнем
лесу Запада, по которому бродили хищные дикари, а в стране закона,
и порядка, и религии. Будь он, действительно, в тех краях, которые были
свидетелями огненных испытаний и опасностей его юности, осторожность была бы
необходима; но даже тогда он с уверенностью полагался бы на свою
собственные ресурсы, контролируемые и направляемые формирующим Провидением. Было
маловероятно, что Холден вообще думал об Охкамех, но если его разум
отдыхали на мгновение на индейца, он не может быть с эмоциями
страх. Западные первопроходцы слишком сильно ощущают свое превосходство, чтобы
поддаваться подобным опасениям, а Холден слишком долго был
охотником на дикарей, чтобы бояться их хитрости или силы. У
он размышлял на эту тему, он бы, казалось, сам с собой стоять
в значительной степени то же самое касается красной кожи, что взрослый человек делает
ребенку; или, если Индийском были враждебны, как охотник на
медведи, и волки, и catamounts в, он преследует.

- Пина, - сказал Холден, - я благодарю тебя. Не в природе человека так поступать.
быть неблагодарным за любовь, каким бы ни был цвет кожи, что
охватывает сердце, которое предлагает он. Но отбросить страхи твои и думаю о
их несущественными, как утренний туман. И знай, что во все времена
сомнения и страхи напрасны. Ты не можешь сделать один волос белым, а
другой черным. Он назначается сразу ко всем людям, чтобы умереть, но в
времена и лета, будто фиксированной хозяином жизни с непогрешимым
мудрость, и указ о том, что, возможно, не будет преувеличением сказать, никто не знает.
Стрела, пущенная рукой Иеговы, должна достичь своей цели, хотя ты
и не видишь ее следа в облаках".

Визит Эстер к Пауналу произвел несколько больший эффект, не то чтобы
на самом деле она испытывала к нему те же опасения, что и к его отцу, или
смогла внушить ему опасения на его собственный счет. Живя в деревне
и с привычками, столь отличными от привычек Холдена, он был
гораздо менее подвержен опасности того рода, которую она предчувствовала.
Пуля или нож дикаря вряд ли достанут его.
На улицах Хиллсдейла. Ибо подвергать свою жизнь опасности не входит в тактику
американского индейца. Напротив, он такой
считается глупцом, который делает это без необходимости. Хитрость ценится выше
силы, и величайшим воином является тот, кто, нанося травму,
заботится о том, чтобы не подвергать себя опасности. Эстер все это знала, и
возможно, по этим причинам, если с Холденом она была расплывчатой, то с его сыном
она была пророческой. Следовательно, Паунал только смеялся над ней, когда она
говорила о себе, как, впрочем, и он мог бы, но когда она упоминала
его отца, дело менялось. Не то, чтобы четко определить
опасность представляла себе, но, как и в низкий, монотонный тонизирует СКВО
продолжая, мрачно намекая на то, чего она не хотела объяснять, угнетение
упало на его душу, столь же странное, сколь и болезненное. Мы не можем сравнить это
ни с чем более уместно, чем с тем смутным чувством ужаса и
дискомфорта, которое иногда наблюдается у низших животных при
приближении солнечного затмения или разразившегося урагана. Уступая
таинственному наставнику, быстрый в действиях, как и в суждениях,
Паунал немедленно отправился на поиски своего отца.




ГЛАВА XXXV.

 И с ним присоединились тысячи призраков.
 Кто побуждает к деяниям проклятый разум,
 И те изверги, которые почти объединились,
 Над ранами и крушениями Природы правят;
 В то время как Месть витает в зловещем воздухе,
 Поднимает правую руку, обнаженную.

 КОЛЛИНЗ.


Охкуамехуд, со всей своей жгучей страстью к мести, не осмеливался
предпринять что-либо против своего врага вопреки приказам
манито. После сигнального вмешательства, как он его себе представлял
, в пользу Холдена в хижине последнего, он счел неразумным
возобновлять попытку в том же месте. Ужас того момента
был слишком глубоко запечатлен, чтобы позволить ему рискнуть на его повторение.
Но власть этого Манито могла не распространяться на другие места, и там были
другие Манито, которые, возможно, были более могущественными и могли быть более
благосклонными. Он приложит все усилия для примирения один из них, и так поступают
на выполнение его желания.

Было замечено, что падает из Yaup;ae как любимую
место в одиночке. Особенно в этом сезоне
года (за это теперь был вкусный июнь месяц, самый прекрасный из
двенадцать) он любит, чтобы преследовать его окрестности. Было что-то такое
в диком пейзаже, в стремительном движении воды и в
его непрерывный крик, который хорошо гармонировал с его чувствами в их
различных настроениях. У него была великая душа, и он чувствовал себя связанным с
величием природы. Как воздух, прогоняемый по трубам могучего
органа, издает торжественные аккорды и божественные гармонии, способные
вознести дух на крыльях херувимов и серафимов над "туманами
это тусклое пятно, которое люди называют землей" и напоминают о его созерцании.
его небесное происхождение, поэтому эти виды и звуки, проходящие сквозь
душу Уединенного, прогоняли все, что могло бы помешать ее восхождению
полет, успокаивающий, пока они возвышаются, и наведение моста через пропасть, которая
отделяет нижнюю сферу от верхней. Эта привычка Холдена была
хорошо известна индейцу, поскольку он часто видел, как тот в одиночестве размышлял на
скале, нависающей над водопадом. Уединенность этого места, также,
была благоприятна для целей убийцы. В те
дни человек редко посещал это место, за исключением тех, кто соблазнялся его романтикой.
место. Были и другие причины, которые оказали влияние на
суеверный ум индейца, определив его выбор.

Дитя природы, убаюканный ее дикой грудью и выросший в ее объятиях,
он тоже ощутил ее ужасное очарование. Он не мог слушать голос
величественного потока или смотреть на серые скалы без благоговейного
восхищения. И пропорционально этому чувству было его благоговение перед
Манито, который руководил этой сценой. Какой огромной должна быть Его власть!
Непреодолимый размах водопада подчеркивал его силу; его
рев, его голос; а седые скалы свидетельствовали о его возрасте. Мог ли
он добиться благосклонности столь могущественного Существа - мог ли он побудить его помочь
его замысел мог быть прост в исполнении. Он проведет испытание. Он
подойдет к нему с подношениями и ознакомит его со своими желаниями.
Гений Грехопадения не должен любить белого человека. Бледнолицые
никогда не предлагали ему подарков, в то время как краснокожие люди, задолго до прибытия
рокового незнакомца и после, засыпали берега подарками.
Он не стал бы пренебрегать или пропускать мимо ушей одного из своих детей
который жаждал справедливой мести.

Воодушевленный этими соображениями и такими надеждами, Охвамехуд покинул
хижину Эстер во второй половине следующего дня, чтобы умилостивить
Манито из Водопадов. Его путь пролегал через лес, вдоль края
Северна на протяжении нескольких миль, а затем пересекал большую дорогу и еще несколько
открытых полей и еще одну полосу леса, прежде чем он достиг Яупае.
Прибыл на место, он посмотрел с торжественной воздух вокруг как будто
наполовину ожидая увидеть Гений места. Но он ничего не увидел,
кроме диких черт природы и поросшей мхом крыши старой мельницы
, почти скрытой стоящими между ними деревьями: он не слышал ни звука, кроме
непрерывного рева потока. В жарких лучах этого
Июньское солнце, даже птицы не издают ни звука, ожидая под своими лиственными
укрытиями в самых темных уголках леса, пока приятная
прохлада приближающегося вечера не выманит их наружу и не пробудит вновь
их песни. Индеец, видя, что поблизости никого нет, начал
собирать валявшиеся повсюду хворост и палки сухого дерева, которые он
сложил в кучу на камне недалеко от кромки воды. После того, как он
собрал количество, которое показалось ему достаточным, он
выбрал из валявшихся вокруг камней пару кремней, которые казались
наиболее подходящий для его цели, и, сильно ударив их друг о друга,
вскоре преуспел в создании снопа искр, которые, упав на
тщательно высушенный и горючий материал, мгновенно подожгли его,
и выпустил в воздух язык пламени. Затем благоговейно склонился
всем телом к водопаду, словно в позе мольбы,
Охвамехуд обратился к Манито и объяснил свои пожелания. Он говорил
с достоинством, как человек, который, хоть стоя в наличии
отличный, не обращая внимания на его собственную ценность. Звуки сначала были
это плач, такой тихий, что едва слышен, и жалобный
и сладкий, как вздохи ветра в изогнутой раковине.
"Манито-о, - сказал он, - где же твои дети, как много, как
лесные листья? Спросите у месяца цветов о снеге, который Ложкой
рассыпается из его руки, или у Яупае о потоках, которые он изливает
в большое Соленое озеро. Незнакомец с болезненной кожей и волосами, подобными
завиткам виноградной лозы, пришел с восходящего солнца. Он был слаб, как
маленький ребенок: он дрожал от холода: он умирал от голода.
Краснокожий был силен: он кутался в медвежьи шкуры, и ему было тепло.;
он построил свой вигвам из коры и бросил вызов буре, а мяса было вдоволь.
в его котелке. Он пожалел умирающего незнакомца; он принес его на спине
из-под снега, и положили его у огня, он натер его конечности и
одели его в мехах; он представил оленину своими руками, и
дочери племен, которые предоставляет мед и лепешки из кукурузы, и плакал
сострадание. И бледнолицый увидел, что наша земля лучше его собственной
и он позавидовал нам, и послал гонцов к своему народу, чтобы они пришли и
лишите нас нашего наследия. Затем они пришли, как стаи голубей весной.
неисчислимые: во множестве, как щука и лосось, когда
они поднимаются по талым рекам. Они отравили воздух своими
вдох, и индейцы умирали беспомощные в море. Они объявили нам
войну и изгнали нас с наших кукурузных полей; они убили наших стариков
мужчин и отправили наших юношей и девушек в рабство. О, Манито,
так отплатили проклятые бледнолицые за нашу доброту.

"Был ли ты недоволен красными людьми, о, Манито? Были ли дети
лес оскорбил тебя, что ты предал их в руки их врагов
? Видишь, к чему привел твой необдуманный гнев. Ты
уничтожил нас и причинил вред себе. Где подношения, которые
когда-то покрывали эти скалы, мясо медведей и оленины,
вампум, перья орла и сладко пахнущий табак? Кто теперь
чтит Манито громкоголосого Яупае? Я слушаю, но не слышу
ответа."

До сих пор голос Охкуамехуда был тихим и меланхоличным, как вопль разбитого сердца
а лицо печальным, как у человека, оплакивающего друга,
но теперь он изменился смысл выражения и слова были прошипел:
с гортанным шероховатости, без говорят гораздо громче.

"О, Манито! - продолжал он, - я один остался, чтобы принести тебе в жертву
ароматный табак. Смотри! Я набью твою трубку много
раз, если ты поможешь мне. Ононтио причинил мне много зла. Он
сжег деревни моего народа и убил наших воинов. Почему
Ты должен благоволить ему? Разве он не собака, которую ты отгоняешь пинком
от двери своего жилища? Иногда он приходит и садится на
высочайшая скала, чтобы смотреть вниз на место твоего обитания. Это для того, чтобы питать
гордость его сердца. Он радуется тому, что, насколько может видеть его глаз
, он не видит ни вигвама, ни того, кто приносит тебе дары. Помоги Манито!
Подумай о своих собственных ошибках, вспомни страдания краснокожего человека,
и отдай мне скальп Ононтио. Прими мое подношение.

Сказав это и убедив всеми средствами, которые пришли в голову
его неискушенный разум, добрую волю Духа-хранителя Водопадов,
рассказывая о великодушии индейцев и неблагодарности
белые, протестующие против Манито за его предполагаемый гнев и
указывающие на его глупость, пытающиеся вызвать его негодование из-за
о пренебрежении к себе и, чтобы соблазнить его любовь к подаркам
обещаниями, Охвамехуд бросил в лист немного табака, который
индейцы привыкли выращивать сами возле своих хижин,
в пламя. Но произошел инцидент, который на какое-то время
разбил его надежды вдребезги и поверг его в унижение и
замешательство.

День, как мы уже упоминали, был необычайно жарким даже для
июнь месяц. Время шло, душная и дремотная тишина
наполнила воздух, который дрожал от жары. Начали собираться облака
на северо-западе и подниматься все выше и выше к зениту,
огромными волнами, которые на мгновение потемнели, пока половина небес
не показалась покрытой пеленой. Молнии стали сверкать чаще
над вздымающейся чернотой, и раскаты грома
становились с каждым мгновением все громче. Ohquamehud не было вовсе
не подозревая о надвигающейся буре, но, приступил к торжественному обряду,
появление облаков не привлекло столько его внимания,
как это было бы в противном случае. В тот момент, когда он бросил табачными изделиями
в огонь, тьму облаков был символом, и мрачная
тишина, как будто природа ждали в тревожном ожидании каких-либо
торжественное мероприятие, размышлял над землей прерывается только крик
катаракта; затем, молнии полыхали чуть ли не в глаза
Индийский, а затем, мгновенно, треск, как будто твердых пород
раскололась на осколки, и потоки дождя, льется, не
по каплям, но одним непрерывным потоком. Несколько мгновений дождь
продолжал лить неистово, затем постепенно ослаб и прекратился.
Молнии сверкали реже; раскаты грома
стали менее отчетливыми, и тучи свернули свои темные знамена
и рассеялись, исчезнув в глубинах бездонного неба.

Индийского, между тем, остался недвижим, уставившись на огонь в
что дождь шипел, как он упал. Так, подобно статуе, он стоял, пока
буря не утихла; затем, оправившись от своего оцепенения, он
в отчаянии отвернулся от кучи пепла. Значит, его подношение было
отвергнуто. Манито либо не мог, либо не захотел помочь ему.
Ононтио прожил заколдованную жизнь. Он был великим медицине не под силу
его мести. Охкамех, нахмурив брови, темные, как
складки уходящих облаков, отошел на несколько шагов от скалы,
когда, обернувшись, словно пораженный внезапной мыслью, он начал
ищу в пепле. Поверхность, конечно, была мокрой; но по мере того, как
он проникал глубже, они становились суше, и на дне он обнаружил
невыплаченный угли. Он тщательно искал вокруг, чтобы узнать, если
любую часть табака невостребованные, но не мог найти ни одного. В
предложение не имел, то, отклоняются. Манито принял это.
Не он наслал бурю. Возможно, какой-то другой Манито, который,
однако, не смог победить жертву. Выражение лица
Охвамехуд просиял и снова начал собирать щетку
и разбросанные палочки. В дуплах, в стволах старых деревьев и в
нишах под выступающими скалами ему удалось найти достаточно сухого
топлива, чтобы разжечь костер заново, и вскоре он вспыхнул ярким ярким пламенем
как и прежде. "О, Манито!" - мягко сказал он. "Ты не сердишься - прими
мой подарок". Опять же, он бросил табак в огонь, и в этот раз, нет
Ласточка перебил. Жадное пламя подхватило сухие листья, которые
затрещали от жара, и понесло их своими сверкающими волнами высоко в
воздух. Огонь продолжал гореть, пока все было съедено, и
кучи прислали только спираль неясный дым.

В просьбе о Ohquamehud уже отжатую от гения согласия
которую он запросил. Довольный индеец протянул руку и
снова заговорил--

"О, Манито, спасибо! Сердце Охкуамехуда сильное. Когда он
отправится навстречу заходящему солнцу, ноги его будут связаны, как у оленя
, ибо скальп Ононтио будет висеть у него на поясе ".

Он скользнул в лес и исчез, неуч, что кто-либо имел
был свидетелем его действий. Но, Quadaquina, из вечнозеленого
чащу, смотрел все его движения. По мере того, как очертания Охвамехуда становились
все более тусклыми на расстоянии, мальчик не мог сдержать своего ликования по поводу
успеха своей засады, но дал ему волю в свисте, имитирующем
ноты Уиппервилла. Это привлекло внимание индейца, и он
обернулся, и в этот момент мальчик бросился на землю. Солнце
едва село. Было слишком рано для птиц, чтобы быть услышанным, которая никогда не
начинает его меланхолично повторять до тех пор, пока вечерние тени распространяются
над росистой земле. Глаза Ohquamehud послал острые взгляды в
сторону, откуда свист пришел, но он ничего не мог разглядеть. Он
некоторое время прислушивался, но звуки не повторялись, и задавался вопросом
что бы они могли означать - ведь он слишком безоговорочно полагался на свои чувства
полагая, что воображение обмануло его, он продолжил свой путь.
домой. Вскоре Квадаквина медленно поднялся и, никого не заметив поблизости
, последовал в том же направлении.

Мальчик сначала шел неторопливо; но после того, как, как он
предположил, между ним и
индейцем образовался значительный промежуток, он ускорил шаги, чтобы пройти примерно с той же скоростью.
оцените как другой. Он миновал заросли деревьев рядом с водопадом
, пересек открытые поля и продвинулся на некоторое расстояние
в полосу сплошных лесов вдоль реки, когда внезапно,
Ohquamehud, начиная из-за ствола большого дерева, стояла
перед ним. Quadaquina сердце биться быстрее, а не внешний признак
предал эмоции.

"Что такой ребенок, как Quadaquina, значит, до сих пор блуждает в
темно-подальше от его матери?" требовали Ohquamehud.

"Квадаквина больше не ребенок, - ответил мальчик, - чтобы нуждаться в своей
матери. Он бегает, как белка, по лесу, когда ему
заблагорассудится".

"Куах! Он больше похож на птицу, и она будет брать уроки у
whipperwill, что он вступает в лесу".

- Охвамех разговаривает, как ворона, которая не ведает, что говорит.

"Когда в следующий раз, - сказал индеец со смехом, - Квадаквина попытается стать
птицей, пусть он помнит, что застенчивый козодой не любит, когда солнце
слышит его песню".

Мальчик воображает, что он был обнаружен, и что дальше
пытаясь скрыться было тщетно, ответил смело,

"Это не касается Ohquamehud, Quadaquina ли это птица, или
белка, или рыба. Он будет летать по воздуху, или плавать в воде, или
бегать по лесу, ни у кого не спрашивая разрешения ".

"И О'Квамехуд - не кролик, которого маленькая собачка выслеживает повсюду ".
он уходит. Ахкеймион! (осторожно). Он ударит маленькую собачку, если та будет
наступать ему на пятки слишком близко ". Так говорят, и как бы дать
внимания на его слова, индеец слегка коснулся плечи
мальчик, с небольшой палкой, которую он держал в руке.

Это было как молния в пороховой погреб, так внезапно запылал
до гнева Quadaquina, когда он почувствовал прикосновение жезла. Он
отскочил назад, как будто его укусила змея, и, схватив камень,
изо всех сил швырнул его в Охкуамехуда. Это было хорошо, что
Индеец прыгнул за дерево, возле которого он стоял, еще ракета,
с такой истинной целью и мстительной силой был он послал, мог оказаться
роковой. Как только был брошен камень, Индийский подошел к
мальчик, который стоял, дрожа от страсти, но соблюдая никакого умысла на
часть последнего, чтобы продлить его жестокость, он прошел близко от него,
с презрительным смехом, и продолжал свой путь, Quadaquina следующие,
хотя на некотором расстоянии, в его действия. Мальчик пришел в избушке
Pe;na в течение короткого времени после входа в Индии, не мог
самый ревнивый глаз обнаружено ни следа того, что было
случилось. О'Квамехуд с серьезным достоинством пересел на место, которое он обычно
занимал, и его трубка вскоре выпустила благодарные клубы дыма
по салону. Однако он заметил, что, когда Квадаквина вошел
, его мать не поинтересовалась причиной, которая задержала его
после часа вечерней трапезы, и это подтвердило подозрения
, которые крутились у него в голове. Они были действительно расплывчатыми, и он предположил, что
если по какой-либо причине Квадаквина наблюдал за ним, урок
, который он только что дал, запугает мальчика и удовлетворит его
будет опасность сторожит одну столь бдительны,как самого себя,
и кто был явный своем намерении наказать обидчика, если он был
снова поймали.

Квадаквина, когда они остались одни, рассказал своей матери о том, что
он был свидетелем у Водопада, но ни словом не обмолвился о ссоре
между Охкуамехудом и им самим, ни об угрозах первого.
Он не мог объяснить, к кому обращался Манито, поскольку расстояние
было слишком велико, чтобы он мог расслышать слова. Его рассказ вызвал
для Pe;na, поскольку знаком с суевериями
индейцев, она приписала это жертвоприношение желанию умилостивить
Манито, чтобы обеспечить себе счастливое путешествие к западному племени.




ГЛАВА XXXVI.

 Но сама любовь никогда не могла утолить жажду.
 За всю ту красоту, что вздыхает, чтобы даровать,
 С половиной того пыла, который дарует ненависть
 В последнем объятии врагов,
 Когда они сцепляются в битве, они складывают
 Те руки, которые никогда не ослабят хватку;
 Друзья встречаются, чтобы расстаться; любовь смеется над верой:
 Настоящие враги, однажды встретившись, соединяются до самой смерти!

 _Giaour_ БАЙРОНА.


Паунал, расставшись с Эстер, искал своего отца. Но тот
выражение его опасений было настолько расплывчатым, он был настолько неспособен
придать своим страхам какую-либо определенную форму, что произвел не большее впечатление
, чем женщина. Спокойствие, строгость лицо одиночные почти
растаял в улыбке при мысли, что любое событие может произойти только в
определенный ход вещей. Он был гордостью человеческого сердца;
это была самонадеянность человеческого интеллекта, который мечтал о свободе
выбора или действия. Если бы индивидуальным волям было позволено пересекаться
и сталкивать друг друга, Вселенная превратилась бы в сцену замешательства.
Свобода была только внешне. Одна великая, безмятежная, высшая воля
охватила действительное и идеальное в своем кругу, и все сущее было
движимо законом, столь же определенным и непреодолимым, как тот, который движет миры
по их орбитам. Это убеждение было частью самого Холдена. Он может
нет больше убедиться в его ошибочности, чем своего собственного небытия, и
его сын оставил его с полной уверенностью, что, даже если бы он знал
что его жизни угрожала опасность, он был бы последним, кого брать любой
меры предосторожности для своей защиты. Но, по правде говоря, опасения
Паунал был настолько незначителен, что после упоминания о них он воздержался от дальнейших рассуждений на эту тему.
тем более, что разговор принял такой поворот, который был для него столь же
интересен, сколь и неожидан.

- Ты уже в том возрасте, сын мой, - отрывисто сказал Холден, - чтобы взять себе жену
и щедроты доброго человека, чье имя, я позволяю тебе называть, все еще
терпеть, поставил тебя в условия для удовлетворения невинного и
естественного желания. Тронуто ли твое сердце чем-нибудь по этому поводу?

Вопрос был чрезвычайно неловким, и молодой человек покраснел
и, поколебавшись, ответил, что у него еще достаточно времени подумать
о таких вещах.

"Не думай, - сказал Отшельник, заметив нерешительность сына, - что
Я желаю проникнуть в твое доверие, хотя сердце сына
должно быть подобно чистому ручью, дно которого может видеть глаз отца
. Я говорю, отчасти, потому что здравый славы, а отчасти и мои собственные
наблюдения, соединяет твое имя в какой-то умник с молодой леди."

- А кто эта леди, - со смехом осведомился Паунолл, - которую моя нескромная
галантность так скомпрометировала?

"Нет, если ты не хочешь быть откровенным со мной, или избрал, чтобы ответить на
язык плевое, мы сменим тему".

"Буду откровенен. Я отвечу на любой вопрос вы можете задать".

"Скажи мне, Существует ли связь между тобой и Энн Бернард
нежней, чем у общего знакомого?"

Паунале ожидая этого вопроса, и поэтому подготовили.

"Я очень уважаю Мисс Бернард высоко", - сказал он. "Я знаком с не
юная леди, кто ее превосходит. Я должен считать, что мне повезло
привлечь ее внимание. Но ничего, кроме языка дружбы,
между нами не произошло".

"Я удовлетворен, - сказал Холден, - и это свидетельство совершенства в тебе самой.
ты обладаешь такими привлекательными и благородными качествами, как Энн
это должно привлечь тебя. Но хотя в ограниченном кругу маленького
городка твое присутствие может быть приемлемым в гостиной
богатого адвоката, думаешь ли ты, что он согласится отдать тебе руку
своей единственной дочери?"

- Я не претендовал на руку мисс Бернард; а даже если бы и претендовал
, я не вижу в этом никакой самонадеянности. В этой стране нет различия между патрицием
и плебеем.

"Таких имен не существует, и все же есть различие. Будет ли
угодно богатому и утонченному судье соединить свою дочь с сыном
такого, как я?"

"Судья Бернард выше низменного самомнения, когда он ценит себя по
своему богатству. Я никогда не слышал от него ничего, что звучало бы как высокомерие или
надменность, и он неизменно относился ко мне с
добротой. Что касается тебя, дорогой отец, то, хотя и по твоим собственным причинам
ты решил вести до сих пор эту жизнь одиночества и лишений,
зачем продолжать это делать? Почему бы не уйти из этой жалкой хижине для удобства
более подобает твоему возрасту и общество способны украшать?"

"Нет! В этой жалкой хижине, как ты называешь его, я нашел покой
это превосходит разум, и стены его для меня более великолепны, чем
позолота дворцов. Если ты любишь Анну Бернар, как я сильно
подозреваю, я не говорю тебе перестать любить ее, но подожди, храни свою
любовь в тайне и молчании, пока не придет время.
Неужели ты не пообещаешь мне это, за короткое время?"

"Я тебе ничего не сделаю, Отче, которые могут противоречить вашим
наклонности".

"Этого достаточно: тогда пусть не будет перемен в твоем поведении. Если ты
имеешь любовь Анны, храни ее как драгоценный камень, но для
в настоящем будь доволен знанием об этом: если у тебя его нет,
не ищи после этого. Я обещаю тебе, что это будет для твоего блага, и не стану
Я необоснованно испытываю твое терпение ".

На этом беседа закончилась, и Паунал удалился, размышляя над
загадочностью, которую напускал на себя его отец, хотя и не мог не признаться себе
в том, что в этом была житейская мудрость (как он и предполагал).
советую не торопиться, а следить за ходом событий.
Хотя он и не был знаком с мотивами своего родителя, он был обязан
уважать его желания и испытывал естественное желание удовлетворить его до конца.
степень его способности. Он никогда не нашел его необоснованным, независимо от
может быть, его особенностей, а кроме того, ни собственный план был
пересекли. Он был вынужден признать возможность отказа в рассмотрении его иска
. Разрушить приятные отношения, существующие между Бернардом
семьей и им самим; не иметь права приближаться к Анне, как раньше;
холодную скованность заменить доверительной дружбой! Нет,
риск был слишком велик. Все должно продолжаться так, как было. Он и Энн
были еще молоды: времени было достаточно; его отец был прав;
советы возраста оказались мудрее, чем те, которые побудили к необдуманности и
пылкость молодости.

На следующее утро было спокойное и теплое, когда Холден встал у двери
его кабина, во втором случае мы выберем, чтобы вторгаться в его
молитвы. Ни облачка не было видно, и жемчужный оттенок, который
покрывает ясное летнее небо, только выбравшись из тени
ночью, никуда не делась, разве что в восточных квартала
небеса, где слабый суффозии обставляется, как далекий Знамени,
подхода солнца, приветствует, во-первых, низкая щебетание
птицы, которые постепенно увеличиваются в частоте и громкости, пока они не
превратилась в смелую штаммов, мелодично и поднялся в воздух.

Отшельник стоял, как и прежде, устремив пристальный взгляд на
разгорающийся восток. Возможно ли, чтобы ожидание, которое
так часто разочаровывалось, все еще лелеялось; что никакой
опыт, никакие аргументы не могли рассеять иллюзию? Казалось бы,
так. Посредством того тонкого процесса, посредством которого умы, одержимые захватывающей
идеей, преобразуют факты, язык и любые обстоятельства, какими бы незначительными они ни были
, и которые для уравновешенных интеллектов показались бы всего лишь
мало приспособленный для этой цели, в неопровержимые доказательства их мнений
он, останавливаясь на определенных текстах Священного Писания, которые,
с безумной проницательностью он сопоставил, придал им гигантские
пропорции и своеобразный колорит, которые доминировали и проливали свет
на контекст, но не получили в ответ никаких оговорок или порицания
. Без необходимости повторения читателю будут приходить на ум различные отрывки
, которые, взятые вне связи с тем, что предшествует
и следует далее, могут быть легко использованы в поддержку теории того типа, которую он принял
.

Холден стоял, как и прежде, повинуясь приказу наблюдать, и, поистине,
верим ли мы, что если бы он действительно увидел Сына Человеческого на облаках
небесных, великолепное видение произвело бы на него такое же впечатление, как
столько же радости, сколько и торжественности. Но напрасно он искал, и, подождав, пока
желтый солнечный свет, подобный золотому дождю, не пролился со всех сторон, он
удалился в свою хижину. Однако не остался незамеченным. Индеец, О'Квамехуд,
держа ружье наготове, из своего укрытия на правом берегу
наблюдал за всеми его движениями. Там он лежал в
он сидел в засаде с тех пор, как звезды покинули небо. Он терпеливо лежал,
не сводя глаз с маленького острова. Солнце поднималось все выше; час
проходил за часом, а он все еще не двигался. Настало время полуденной трапезы
но он не обратил на это внимания. Избушка Pe;na едва
больше, чем на пару миль, и он может достичь его в течение нескольких
мгновения, но он не пошевелился. На время своего отсутствия Ононтио
мог покинуть остров и отправиться, сам не зная куда, и его дневные часы
были бы напрасны. И вот уже падали удлиняющиеся тени
на восток. Наступила середина дня.

Именно тогда Охвамехуд увидел, как Холден, или Ононтио, как он его называл, вышел из
своей каюты и сел в каноэ. Нос был повернут в сторону того, что банк
река, на которой Индийском была скрыта, но несколько выше
потока, и, движимые могучим ударом, на легкой лодке обезжиренное
быстро над водой. Пуля пролетела так близко от индейца, что пуля
, посланная точно в цель, должна была привести к неминуемой смерти, и
мысль пришла в голову затаившемуся шпиону, не так ли
лучше было стрелять из засады, но ему пришло в голову воспоминание о своем приключении
на острове и о подношении, которое он сделал Водопадному Манито
, и он воспользовался заманчивой возможностью сбежать.

Холден подвел каноэ к песчаному берегу, который изгибался между
двумя скалами, привязал его веревкой к тяжелому камню и продолжил свой
путь вдоль берега в направлении деревни. Индеец
следовал на некотором расстоянии в лесу, стараясь не высовываться.
его личность была скрыта, но преследуемый был в поле зрения. У Охкамехуда не было никаких
средства определения по передвижениям Холдена в течение значительного времени
каковы были его намерения, войти ли в деревню или отправиться к
Водопаду, но когда он достиг места, где, если его план был
чтобы сделать последнее, он повернул бы налево, к горькому разочарованию индейца
он двинулся по дороге направо.
О'Квамех в значительной степени оставил всякую надежду на успех своего замысла
в тот день, но, несмотря на это, все еще продолжал свои наблюдения.
Холден не продвинулся далеко, прежде чем вошел в небольшой дом, стоявший
на обочине дороги. (Эта задержка, как мы сейчас увидим, была
сопряжена с важными последствиями.) Человека, которого хотел видеть Одиночка
, вероятно, не было дома, но какова бы ни была причина
вскоре он вышел из дома и, возвращаясь по своим следам,
понесся, к радости Охкамехуда, через поля в направлении
Яупае. Индеец подождал, пока Холден скроется из виду
его скрыл лес на противоположной стороне поля, когда
он медленно последовал за ним, оглядываясь по сторонам, как будто в поисках дичи. Имея
дошел до леса, он считал, что так нужно использовать больше
примечание в дальнейшем подход, чем ближе он подошел к своему врагу.
С этой целью он двигался медленно, старательно избегая наступать на какие-либо
сухие палки или упавшие ветки и останавливаясь, если, по какой-либо случайности, он
производил малейший шум. Можно было бы предположить, что такая крайняя осторожность
излишня, ибо непрекращающийся рев водопада был таким громким, что
там, где стоял индеец, самый острый слух не мог уловить ее даже в пределах
несколько стержней, обнаруживших шум, производимый ходьбой. Вполне вероятно , что
привычка, в такой же степени, как и размышления, определяла поведение индейца
.

Бесшумно ступая, крадущийся, как катамаун из его родных лесов
когда он собирается прыгнуть на свою добычу, коварный и
мстительный индеец крался вперед, держа ружье в руке, в то время как
каждое чувство было обострено до предела. Лес простирался
почти до края Водопада, так что он мог подойти поближе
, не выставляя себя напоказ. Наконец, из-за большого дуба, одного из
изначальных сахемов леса, он увидел своего врага. Холден был
безоружный, потому что, хотя в определенное время года, когда дичь была в
сезоне, он часто носил ружье, это не было постоянной практикой с
ним. Он стоял, не замечая опасности, спиной к Индийскому, его
скрестив руки на груди, и глядя на воду, что взревел и упал ниже.
Глаза Охкуамехуда сверкнули свирепым удовлетворением, когда он
увидел своего врага в его власти. Трижды он поднимал винтовку к плечу
после тщательного осмотра затравки, и так же часто опускал
приклад мягко на землю, каждый раз ненадолго останавливаясь
между ними и не сводит глаз с жертвы. Такое поведение можно
принять за нерешительность. Далеко не так. Низменная цель
дикаря никогда не пылала так сильно; его ненависть никогда не была более ожесточенной;
и он дискутировал сам с собой, стоит ли стрелять по одиночке, как он
стоял, и не позволяют ему знать его разрушителем, или поднять его до
опасности, играть с его мучения, и, таким образом, дал ему предвкушение
смерть. Холден находился на расстоянии не более пятидесяти футов; перед
ним были пропасть и Водопад, за ним был индеец; там
отступления не было. Дьявольское желание, волновавшее Охкамехуда, было таким же,
какое испытывают дикари, когда пытают пленника на костре
отсрочить смертельный удар - это милосердие. Он был уверен в своей
добыче и после короткого периода колебаний решил удовлетворить
дьявольскую страсть.

Он тихо вышел из-за дуба, и скользнула вперед, пока
расстояние между собою и между Холден был сокращен до тридцати метров.
Последний по-прежнему стоял спиной к индейцу, и казалось, что он
погружен в размышления, которые закрыли его чувства от признания
о внешних предметах. Снова Охкамех сделал паузу, но только на мгновение.
затем отчетливо произнес слово "Ононтио".

Звук привлек внимание Холдена, который мгновенно обернулся и увидел
угрожающий вид и позу дикаря. Он сразу понял
враждебные намерения Охкуамехуда и неминуемость своей собственной
опасности, но не выказал ни малейшего страха. Его щеки не побледнели.
Его взгляд не утратил своей обычной дерзости, когда он рассматривал убийцу; и
его голос не дрогнул, когда, скрывая свои подозрения, он воскликнул--

"О Квамехуд! добро пожаловать. Он пришел послушать голос
Великого Духа, который говорит в Яупае".

"Ононтио ошибается", - сказал индеец. "Глаза у Охкуамехуда
острые. Они видели кровь его сородичей на руках
Ононтио, и он смоет ее".

"Индеец, ты обнаружен ... я не знаю, как ... что я когда-то носила
имя вы упомянули. Оно было дано мне в дни безумия и
глупость западных племен. Но мои руки не запятнаны никакой кровью,
за исключением той, что была пролита в честной и открытой войне".

"Ha! Ононтио забыл битву в ночь штормов, на
берегах Желтого Вабаша, когда была убита сестра Охвамехуда
и его брат пронзен ножом проклятого бледнолицего с
вьющимися волосами".

- Индеец! Я пытался спасти жизнь девушки. Я могу показать шрам, который я
получил, защищая ее. Что касается твоего брата, я ничего о нем не знаю. Если
он пал от моей руки, то это произошло так, как один храбрый воин встречает
другого ".

"Это ложь! Сердце бледнолицего замирает. Это ласка,
которая пытается пролезть в маленькую дырочку."

"Если бы я был вооружен ты не смеешь говорить таким образом", - сказал Холден,
некоторые духе свои юношеские годы появляются. "Но уходи; ты
трус, если идешь вооруженным против беззащитного человека".

"Ононтио дурак! Кто сказал ему оставить ружье в вигваме? Он
не знает ни зверя, ни рептилии. Когда медведь бродит по лесу
оставляет ли он свои когти в своей берлоге или гремучую змею,
свои зубы в отверстии в скалах? Пусть Ононтио споет свою предсмертную песнь,
но тихо, чтобы северный ветер не донес ее до детеныша, который ждет
второй пули в сумке Охкуамехуда."

Невыразимая боль, словно нож, пронзила сердце
Холдена. Он мог бы сам отважиться на смерть, но, Боже милостивый! чтобы его сын
был убит дикарем! Эта мысль была слишком ужасна. На мгновение
мужественное сердце почти остановилось, и дрожащими губами он произнес:
он вверил молодого человека защите Провидения. Но
минутная слабость вскоре прошла, когда ему в голову пришла догма о божественных указах
или судьбе. Кровь лилась свободнее в его жилах; он
форма выпрямился, и с величественным жестом, - ответил он--

"Язычник! Мне нечего петь предсмертную песнь. Христианин не идет к своей
Создатель, хвастающийся своими воображаемыми достоинствами, но, подобно ребенку, прячущему свое
лицо на груди матери и просящему прощения. И знай, что
сам по себе ты бессилен. Ты можешь делать только то, что дозволено".

"Это хорошо!" - воскликнул Ohquamehud, в лучах восхищения, в
смелость, с которой Холден встретил свою судьбу, мигающие--несмотря
сам--на его лице, и который он тщетно пытался
скрыть. "Пес бледнолицего устал от своей жизни и будет благодарен
Охвамехуду за то, что он отправил его к духам его отцов".

С этими словами он вскинул винтовку к плечу и выстрелил. Глаза
Одиночки были пристально прикованы к каждому движению своего врага,
и за мгновение до того, как выстрелил пистолет, он яростно вскинул руки
в воздух. Является ли этот жест смутил цель
Индийский, или невоздержание ослабили свои нервы, винтовки
был направлен слишком высоко и не своего знака. Но побег Холдена был
крайне узок. Пуля задела его кожу головы, пробив кепку,
и сбросила ее с головы. В разговоре он, вероятно,,
определяется по его линии поведения, ибо, сразу же после вспышки,
он начал, с активностью, которая его внешний вид практически не обещал,
в сторону своего противника, и прежде, чем тот клуб винтовку или
нарисовать нож, схватил его за талию, и норовил сбросить его
на земле. Индеец выронил бесполезный пистолет, и вернулся
смерть-еле.

"Дитя дьявола!" - крикнул Холден, чьи страсти теперь были тщательно
встрепенулась, и который вообразил себя снова к тому времени, когда он воевал
красный человек Запада", - я пошлю тебя в этот день к месту
назначили для тебя".

Охвамехуд не ответил ни слова, но, стиснув друга в объятиях
таких же крепких, как его собственные, призвал все свои силы на смертельную борьбу.

Эти двое были более равных, чем может поначалу быть должно.
В Индии была более активной, но Холден был сильнее, и возвышался над
его. Привычки Холдена в высшей степени способствовали здоровью и
силе. В нем не было лишней плоти, а сухожилия
были как веревки. Но, с другой стороны, молодость индейца была
большим преимуществом, обещавшим выносливость, превосходящую ту, которую можно было ожидать
от одного из лет Холдена.

В отчаянной борьбе каждый стремился получить преимущество; но
сила с одной стороны и активность с другой сводили на нет их усилия.
противостоящие усилия. Земля была разорвана у них под ногами, и они
кружились то в одном направлении, то в другом, пока,
обезумев от состязания, ни один из них не подумал о своей личной безопасности,
не обращали внимания и на страшную пропасть, на краю которой они сражались. В
длина, пенясь и стремится передушить друг друга, нога
один споткнулся и споткнулся он, над пропастью, проведения других
вместе с ним в его объятиях. На сцепившихся врагов перевернулся в воздухе,
а затем упал на краю выступающей полки в скале, около половины
десятка футов ниже. О'Квамех был ниже всех, приняв на себя всю силу падения
и преодолев его для Холдена, который, когда они коснулись скалы
, обхватил одной рукой ствол небольшого дерева, росшего на
о трещине. Индеец, должно быть, был ошеломлен, потому что Холден почувствовал, как
его хватка ослабла, и, все еще цепляясь за дерево, он попытался
высвободиться из хватки противника. Частично ему это удалось,
когда индеец, придя в сознание, сделал движение, которое подбросило
его тело над пропастью, в которую он упал бы, если бы не
слепо не ухватился за свободную руку Холдена, за которую тот ухватился
с упорством отчаяния. К этому времени индеец оправился от
ошеломляющего эффекта падения и осознал грозящую ему опасность. В
перекатываясь через край скалы, его ноги в мокасинах наткнулись на
небольшой выступ в том месте, где зацепились пальцы ног, и по
благодаря чему Холден, как и он сам, был частично освобожден от
тяжесть его личности. Используя это в качестве поддержки, он неоднократно
и судорожные попытки Весна на ровной поверхности, но крутизна
скалы, и низина, на которой он висел, в сочетании с
истощение вызвано жестокой и затяжной конфликт, фольгированный
отличный сервис. В конце концов, он оставил попытки спастись как
безнадежные и направил все свои усилия на то, чтобы увлечь своего врага за собой на дно
к уничтожению. С этой целью он напряг все свои
оставшиеся силы на руке, за которую он ухватился, чтобы заставить Холдена
отпустить его хватку на дереве. Теперь это был вопрос выдержки
между ними, и, вероятно, погибли бы оба, если бы
на сцене неожиданно не появился актер.

Мальчик Квадаквина наблюдал за Охкуамехудом. Как дрессированная
ищейка, он верно шел по следу и почти не выпускал
индейца из виду, пока тот не приблизился к деревне. Здесь его встретил
товарищ по играм, с которым он, как и в детстве, остановился поразвлечься
на мгновение. Это стало причиной того, что он не прибыл раньше,
задержка почти соответствовала времени, когда Холден был задержан
его визит. Мальчик подбежал, запыхавшись, и огляделся
вокруг, но никого не увидел и не услышал ни звука, кроме грохота Падения.
Его взгляд упал на ружье индейца и шапку Одиночки,
валявшиеся на истоптанном дерне, и он предчувствовал беду. Он
поспешил к краю утеса жуков и, выглянув из-за него, увидел
О'Квамехад повис на руке Холдена и пытался стащить его вниз.
Квадаквина отступил назад и из россыпи камней, лежащих вокруг, подобрал
один такой большой, какой только мог поднять, и, подойдя к краю, бросил его
прямо на голову Охкуамехуда. Индеец мгновенно выпустил свою
хватку, пролетев расстояние в восемьдесят футов, и задел край
огромной скалы на своем пути, пока с плеском не был поглощен
в пенящейся воде, которая унесла его из виду.

Квадаквина наблюдал, как тело заскользило по камням, и
бросилось в поток, пока его больше не стало видно, а затем,
словно испугавшись собственного поступка, и не дожидаясь, чтобы увидеть, что случилось
с человеком, которому он оказал столь своевременную услугу, начал
бежать к своему дому.

Что касается Холдена, то после того, как с его руки сняли тяжесть, он медленно
поднялся и выпрямился на камне; он также не знал
чему обязан своим избавлением. Возможно, он приписал это
истощению своего врага. Он чувствовал себя разбитым, но кости не были сломаны.
его сердце наполнилось благодарностью, и, подняв глаза к
небесам, он вознес благодарственные возгласы.

"Враг выступил против меня, - воскликнул он, - как лев, который
жаден до своей добычи, и как молодой лев, прячущийся в тайных
местах. Но ты восстал, о Господь, ты разочаровал его и
бросили его вниз; ты избавь душу мою от нечестивого. Ибо ты
ты препоясал меня силой для битвы, ты распространил пределы мои
ступеньки подо мною, и не колеблются ноги мои. Он был ранен, что он был
не смогла подняться. Он упал под мои ноги. Это делает твои, Господи,
потому что если бы ты отношению к молению раба Твоего.
Поэтому мои уста будут очень радоваться, когда Я буду петь Тебе, и моя
душа, которую Ты искупил".

После этого выражение его благодарности, он облазил с
сложности, на помощь из кустов, которые росли в щелях
по наклонной платформе, пока не добрался до вершины
скалы, с которой упал. Он обратил свой взор ниже, но ничего не было
видно но дикий торрент: никаких следов, никаких следов индейцев. Холден
содрогнулся, подумав об Охкуамехаде, прервавшем свою чудовищную попытку
, и помолился, чтобы его дикое невежество могло
загладить свое преступление; затем, измученный и измученный, размышляя о
страшной опасности, которой он избежал, медленно направился к
деревне.




ГЛАВА XXXVII.

 Но неужели все еще нет другого пути, кроме
 Этих болезненных переходов, как мы можем прийти
 До смерти и смешаться с нашей природной пылью?
 "Есть, - сказал Майкл, - если ты будешь соблюдать
 Правило "не слишком много", которому учит воздержание".

 "ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ" МИЛЬТОНА.

 Пока не начнешь часто беседовать с обитателями небес,
 Начни бросать луч на твою внешнюю форму,
 Незагрязненный храм разума,
 И постепенно обращать его к сущности души,
 Пока все не станут бессмертными.

 КОМУС.


Опускались вечерние тени, когда Холден вошел в деревню. Он
направился прямо к дому мистера Армстронга, которого он видел
дважды или трижды уже после его возвращения из Нью-Йорка, хотя мы
не говоря уже о поездках.

Он нашел Армстронг тоньше и бледнее, чем когда-либо. Врожденная
меланхолия, которой он был поражен, казалось, усилилась, и
теперь в тоне его голоса было что-то такое печальное и нежное,
что необычайно тронуло Холдена. Друзей
Армстронг пострадали от них, но, за исключением Веры,
не было никого, кто, казалось, лежали эти признаки несчастья так много
к сердцу как одиночные. Это, возможно, в какой-то мере объясняет,
для увеличения частоты его посещений.

Улыбки как солнце воровать из-за зимнего облака над
чистый снег, приветствует Холден. А он взял протянутую руку Армстронга,
он нашел его смягчается, и холод, и прижала его с более
Простые чувства, прежде чем он занял место рядом с ним. Первый запрос
отшельника было, как обычно, после Веры.

"Она" - отвечал ей отец, "но я жду, что она скоро".

"Очами веры мне как-красотой и ароматом дней
нет", - сказал Холден. "Ева Unsinning не была более прекрасной".

"Она была рано посвящена своему Богу и, действительно, является достойным подношением
для его алтаря", - сказал Армстронг.

"Блаженны", воскликнул Холден, "чьи ноги никогда не отступали
от прямого и узкого пути. Где они поступь Весны до Бессмертный
цветы, и они дышат воздухом Рая."

"И, увы! - сказал Армстронг, - как коротко обычно бывает их пребывание. Как
скоро они отбывают в небесные области, которым принадлежат,
оставляя позади разбитые сердца!"

"Горе рожденному на земле эгоизму, который восстает в противовес!
Это не согласуется с законом Божьим и не может быть согласовано. Долой
восстание невежества и неверия".

"Но разве нельзя делать скидку на человеческую слабость? Можем ли мы не плакать
над жизненными невзгодами?"

"Да, плачь, если слезы смывают грех, но не потому, что божественная воля отличается от твоей собственной.
Что ты называешь бедствием?" - спросил он. - "Плачь, если слезы смывают грех"., Но не потому, что божественная воля отличается от твоей собственной. Что ты называешь бедствием? Есть
не беда, но и грех".

"Это сложно", - вздохнул Армстронг, "для достижения той высоты, на отречение
и веру, к которой ты бы мне стремиться."

Трудно, но достижимо, ибо без веры невозможно угодить
Ему. Перед нами примеры для подражания тому, что
доверительной атмосфере может достичь. Верою Авраам принес в жертву Исаака, когда он
был судим, имея уверенность в том, что Бог может воскресить его даже от
мертвых. Верой - но почему я должен перечислять деяния тех великих
душ, которых мир был недостоин, которые через веру покоряли
царства, творили праведность, получали обещания, затыкали рты
от львов, утоливших ярость огня, даже от Еноха, вкусившего
не горечь смерти, и от Илии, восседающего на огненной колеснице,
в вихре, на небеса, вплоть до этих последних дней, когда, как сказано
апостол, вера должна воском слабым, и почти погибнуть от
землю?"

Армстронг посмотрел на Холдена, с выражением страха.

"Кто эти вещи?" - сказал он.

"Я знал одного человека", - сказал энтузиаст, думая о опасности он
просто сбежал, и мрачно затенение далее его обстоятельств", которых
хищный Лев стремились уничтожить, и сердце человека, канули в
его, ибо, по мнению зверя, он забыл, что Господь Бог всемогущ
царствует, но ангел прошептал он ему на ухо, и укрепил его,
и он бросил вызов Льву, и поразил его, и убил льва. Так происходит
Господь продолжает совершать свои чудесные дела, ибо он верен
и истинен, и его милость пребывает вовеки к любящим его".

Конечно, Армстронг не мог иметь правильного представления о том, на что намекал Холден
, и он не спрашивал. Для него это был всего лишь еще один пример, добавленный
его восторженным другом к длинному списку тех, кто содержится в
священной летописи, для кого вера восторжествовала над опасностью и принесла
освобождение.

"Это, действительно," сказал он, "могучим средством для того, чтобы сбить Божественной
благословение".

"Как закон всемирного тяготения для миров", - сказал Холден, глядя
на чистое небо, усыпанное звездами", которое является постоянной силой
, текущей из живого центра всех вещей и удерживающей их в
гармоничном движении по своим орбитам; такова вера для человеческой души.
Когда оно присутствует, все - мир, гармония и радость; когда его нет,
дикий хаос, кружащийся во тьме и смятении, над которым
дух никогда не парил подобно голубю".

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла мисс Армстронг в сопровождении
Уильяма Бернарда. Она подошла к Холдену и
протянула ему руку, которую он взял обеими руками и, с любовью глядя
на нее, сказал:

"Милое дитя, образ твоей матери, комнаты ярче на твоей
присутствия".

"Нет, Уильям", - сказала Вера, улыбаясь, "женщина редко получает так
нежный комплимент".

- Мистер Холден, - сказал Бернард, - принадлежит к старой школе вежливости,
образцом которой является сэр Чарльз Грандисон. Современное вырождение могло бы
тщетно пытаться конкурировать с ней.

В этих словах был легкий, очень легкий, почти неуловимый оттенок
иронии, который не ускользнул от чуткого уха
Холдена. Он повернулся к Бернарду и некоторое время молча смотрел на него своими большими глазами
прежде чем сказать:

"Секрет вежливости заключается в теплоте и доброте сердца"
. Пламя не вспыхивает изо льда." Слова, тон, Взгляд,
передал свои оценки характера молодого человека, и не было
без влияния на один, по крайней мере, его аудиторов. "Но, - продолжал
он, - твое присутствие, Вера, поистине, для меня как свет. Считаешь ли ты меня
способным на ничего не значащие комплименты?"

- Нет, - ответила Фейт, подозревая легкое чувство обиды и
желая смягчить его. - Я этого не делаю. Простите мое нелепое замечание.

- И я надеюсь, - сказал Бернард в своей самой располагающей манере, - что мистер
Холден не обижается на то, что я причисляю его к тем, кого деликатность
и утонченность никогда не превосходили ".

"Я не люблю, - сказал Холден, - когда меня делают предметом разговора. Мы
найдем более подходящую тему ".

- Вы говорили о сходстве Фейт с ее матерью, - сказал мистер Армстронг.
- чья чуткость также уловила натянутую струну; как
вы это обнаружили?

"Вы забыли", - ответил Холден, "что в разговоре со мной вы
говорил о ней".

"Но не описал ее внешности".

"Часто можно сделать вывод о сходстве ребенка с родителем
от качеств ума и черт характера. Внешняя одежда
подходит внутреннему человеку. Внешнее и преходящее - это
продукт внутреннего и постоянного. Но я имею в виду не то, что это было так
Я обнаружил сходство; и если на мгновение я ввел тебя в заблуждение, позволь
я исправлю свою ошибку и твою ошибку. Ты будешь считать это
предположениями провидца ".

"Я не считаю их необоснованными", - сказал Армстронг, который,
в ходе разговора, казалось, забыл о своем
вопросе.

"Это предположение, которое, если его развить, может привести ко многим
интересные выводы, - сказал Бернард. - Мистер Холден был бы очень
обязан поделиться с нами своими идеями.

"Делайте", - сказала Фейт, которой нравились полеты Одиночки. - Объясните,
дорогой мистер Холден, вашу теорию.

Холден посмотрел на мистера Армстронга, который поклонился.

"Первый человек, Адам", - сказал Холден, "был создан совершенным, идеальным в
тело разума. Достоинства и красоту его лица соответствует
к величию и чистоте души, о котором внешнее
выражение. Все изящество, гармония и совершенства творения
сосредоточились в нем, ибо он был образом своего Создателя. Он был неспособен
от болезни, потому что болезнь - это дисгармония и плод греха, которого
тогда еще не существовало. И он был послушен голосу Господа,
и он ни в чем не преступал Его законов. Пищей его были травы с полей
и плоды с деревьев, а питьем - бегущий ручей.
Ему не разрешалось есть мясо. Но в недобрый час он пал;
проказа покрыла его тело и душу; божественная чистота не могла
приблизиться, как прежде; и для его закрытых духовных глаз святой
Присутствие, когда-то видимое, стало окутано облаками и густой тьмой.
И по мере того, как дух человека становился все более испорченным и он удалялся
все дальше от своего небесного источника, изменялся и его внешний облик, по
необходимому закону, согласно которому внешнее и поверхностное соответствует само себе,
к внутреннему и скрытому, стать деформированным и отвратительным. Поэтому человек сейчас
но тень, скелет первоначальную красоту. Первозданное совершенство
и нынешнее вырождение человека, являются традиции столетий".

Холден сделал паузу, и Фейт мягко сказала: "Есть способ вернуть то
счастье, которое мы потеряли".

"Есть способ, - сказал Холден, - через Него, второго Адама, Господа
с небес. Но заметьте: подобно Ему, человек должен быть послушным. Вера без
дел бесплодна и ничтожна. Сколько людей воображают, что у них есть вера,
и не имеют ее! Отдадут ли они свои тела на сожжение? Захотят ли они
Пожертвовать самым дорогим, что у них есть, если на то будет Его воля? Нет, но
вера почти исчезла с лица земли".

Бернард, заметив, что Холден отвлекся от своей темы, спросил:
"И путем обращения вспять процесса, в результате которого она была утрачена, внешняя
красота может быть восстановлена?"

"Да. Посредством восстановления внутренней красоты. Именно последнее
формирует и просвечивает сквозь первое. Но глаза людей
ослеплены, и они не могут, потому что не хотят видеть истину.
Корка унаследованной порчи лежит между ними и светом.
Следовательно, имея глаза, они не видят, и уши, и они не могут слышать. Существует
закон, контролирующий духовное, и закон, регулирующий материальное, и именно
благодаря соблюдению этих двух законов должно быть восстановлено первичное состояние человека
. Поэтому он должен быть умеренным, трезвым и мудрым в
регулировании своих аппетитов и страстей, изгоняя пагубные
изобретения, посредством которых он деградирует и порождает болезни в великолепном здании
это должно быть храмом Святого Духа и должно
усердно культивировать все благородные устремления, искореняя эгоизм
и грубые желания, любящий своего ближнего, как самого себя, и Господа своего
Бог всем своим сердцем, которое является восхищением и любовью к
красоте, истине и справедливости, и ко всему превосходному. Таким образом, и
внешне, и внутренне постепенно преобразится изуродованный и
искаженный образ человечества в славное подобие Сына
Божьего".

"Боюсь, тот день, которого так ждали и который был таким славным, еще далеко", - сказал
Мистер Армстронг.

"Нет, но признаки Его пришествия загораются на востоке",
воскликнул Холден, "и вскоре среди гимнов и аллилуйи святых
он установит Свою милостивую и блистательную империю. Тогда начнется
восходящий путь расы, земной целью которой является
состояние первобытного совершенства; чье небесное совершенство не вошло в
сердце человека, чтобы постичь. Тогда в том светлом тысячелетии, чье
сияние струится сквозь грядущие века, человек отбросит
избавьтесь от невежества и греха и взлетите, подобно раскрашенной бабочке, на
крыльях веры в безмятежный воздух истины".

Наши читатели не должны возлагать на нас ответственность за чувства Холдена.
Они принадлежат ему, и никому другому, и выражены его собственными словами,
со всей их дикостью и непоследовательностью. Кажется, что подобные мнения
преобладали во все периоды христианской эры. Они были
приняты во времена Апостолов, и сейчас их лелеет
современная секта. Мильтон ссылается на них в своем трактате "О реформации в
Англия" в языке, который для своей величавой красноречие, заслуживает того, чтобы быть
расшифровка сервисом этой странице. Он говорит "о том дне, когда Ты,
вечный и _нескоро ожидаемый_ Царь, раскроешь облака, чтобы судить
несколько царств мира и распределять национальные почести
и награды религиозным и справедливым государствам, положи конец
всем земным тираниям, провозгласив твою универсальную и мягкую монархию
через небо и землю; когда они, несомненно, своими трудами,
советы и молитвы были искренними для общего блага
религии и своей страны, получает над низшими заказов
Пресвятой, царственный дополнений княжеств, легионы, и
престолов, в своих славных титулов, и в супер-возвышение благостную
видения, прогрессирует одинокими и irrevoluble кругу вечности,
должен застежка неразлучны руки от радости и блаженства в за-мера
когда-нибудь."

Его аудиторы никогда не думал, что рассуждения или противоречащими
Энтузиаст. Они слушали молча, только когда он замолчал, делая некоторые
дознание или предложение, чтобы заставить его развивать свои обувью
еще дальше; и так в разговорах такого рода прошел вечер.

После отъезда Бернарда Холдену пришлось провести ночь.
он принял приглашение хозяина. События дня
оказалось слишком много даже для его железной оправе, и он не был
не желая быть освобожден от долгого пути к своей хижине. Перед отходом ко сну
он благоговейно прослушал главу из Библии, прочитанную Армстронгом,
и присоединился к нему и Фейт в их обычном богослужении.




ГЛАВА XXXVIII.

 Нет человека, который тонет спать по ночам
 Знает, что его мечты должна быть;
 Ни один человек не может знать, что чудо-зрение
 Его внутренний глаз не увидит.

 Томас Харрис л. денежная теория.


Когда Холден остался один в своей комнате, он опустился в кресло и
закрыл лицо обеими руками. Он оставался в этом положении в течение
некоторого времени, а когда снял их, то был очень бледен и демонстрировал
следы сильного волнения. Он бросил медленно глаза вокруг
номер, исследовав материалы каждой части, даже не на улице, спасаясь минут
наблюдение. Но все объекты портрет, который висел над
камин привлекает наибольшее внимание. Это был голос человека, прошедшего
в расцвете сил, и которые в молодости, должно быть, обладал значительными
красота. Черты лица были правильными и правильной формы, лоб высоким
и широким, а волосы длинными и пышными, ниспадающими локонами на
плечи. Какой век был разработан, чтобы быть изображали, это было
трудно определить с любой степенью точности, ибо там был
противоречие между частями которых появились едва ли совместимы
друг с другом. Глядя на борозды, избороздившие лицо, на его
бледность и морщины на лбу, можно было бы сказать, что
оригинал, должно быть, был мужчиной от шестидесяти до семидесяти, в то время как волосы
, темные и блестящие, указывали на гораздо меньший возраст. Тем не менее, совершенство
рисунка, телесные оттенки, которые сливались друг с другом, и
атмосфера реальности, которая запечатлела целое, провозгласили портрет
работа мастера, и невозможно было отделаться от убеждения, что
это подлинное сходство.

Холден поставил свечу на каминную полку таким образом, чтобы лучше всего
освещать картину, и встал немного поодаль, чтобы
рассмотреть ее. Пока он всматривался, ему начало казаться, что он открыл в себе черты
что поначалу ускользнуло от его внимания. Выражение боли и
тревожной грусти разлилось по лицу, а в глазах вспыхнули отблески света, похожие на
безумный блеск. Так сильно было впечатление,
и так глубоко он повлиял, что если он не в состоянии терпеть
прицел, он закрыл глаза и отвернулся, прошелся несколько раз
взад и вперед, не поднимая головы. Сделав несколько поворотов, он
остановился перед портретом и снова устремил на него взгляд, но
только на мгновение, чтобы возобновить свою прогулку. Он делал это неоднократно, пока
наконец, со стоном он опустился в кресло, где, скрестив
руки на груди, некоторое время оставался погруженным в свои мысли. Кто может
сказать, какие размышления наполняли его разум? Размышлял ли он о том,
хотел ли художник изобразить безумие, или это было не так
заблуждение, проистекающее из его собственного расстроенного интеллекта?

Прошло много времени, прежде чем сон посетил Одинокий в своем мягкая
и шторы на кровать. Это может быть из-за событий дня, так
поразительное и необычное; это может быть на счету, уступая кровать,
так непохожий на его собственное жесткое ложе; или из-за эффекта,
произведенного портретом; или из-за всех этих причин, вместе взятых, этот сон
долго не приходил, а когда пришел, был потревожен сновидениями,
и не освежающий. Однако, прежде чем Холден заснул, он лежал, как
будто под действием заклинания, глядя на картину, на которой
лучи луны, пробивающиеся сквозь ветви большого вяза
это затеняло дом, неуверенно мерцало с каким-то странным эффектом
когда ночной ветер мягко шевелил листья.

Холдену показалось, что его последняя мысль наяву так незаметно перетекла в
его сны, составляя одно непрерывное целое, что портрет, на который он смотрел
, был живым человеком, и он был поражен тем, что увидел
принял живое существо за кусок раскрашенного холста. Строгим,
низким голосом человек, занявший кресло, в котором он сам
сидел, приказал ему приблизиться. Если Холден был
таким образом утилизировать, он не имел возможности ослушаться команды. Поэтому он
дополнительно к фигуре, и по сигналу опустилась на колени у его ног.
Вслед за этим мужчина, протянув руки, возложил их на голову
в позе благословения. Затем он поднялся со своего места и, сделав
Холдену знак следовать за ним, они бесшумно спустились по лестнице
вместе и вышли на лунный свет. Мужчина, постоянно шедший впереди
него, они пошли дальше, знакомыми тропами и дорогами, и за
обычное время, которое потребовалось бы для преодоления расстояния,
прибыли в место на берегу реки Вутуппокут , хорошо известное
Холден. Здесь незнакомец остановился и уселся на сундук
срубленного дерева, жестом пригласил своего спутника сесть. Холден
повиновался, ожидая, что последует дальше. Вскоре он увидел две фигуры,
приближающиеся мужчина и женщина. Последнее было закрыто вуалью, и хотя
лицо мужчины было открыто, оно расплывалось в такой туманной расплывчатости
, что разглядеть черты было невозможно. Но мне казалось, что
ему, что они были не совсем ООНизвестные, и он мучил себя
безуспешными попытками определить, где он их видел. Он повернулся к
своему проводнику, чтобы спросить, кто они такие, но прежде чем он успел заговорить, незнакомец
с портрета приложил пальцы к губам, как бы требуя
тишины. Двое людей продвигались вперед, пока не достигли небольшого ручейка
который журчал в овраге и впадал в реку. Внезапно
что-то блеснуло в воздухе; фигуры исчезли; и, взглянув
на ручей, Холден, к своему ужасу, увидел, что он красный, как кровь.
Он в изумлении повернулся к своему проводнику, который никак не отреагировал на его взгляд.
запрос, если слово "пятница", которую он произнес в тот же глубокий
тон, можно так считать.

Холден проснулся, и пот огромными каплями на его
лоб. Как свои чувства и воспоминания постепенно возвращались, он
обратил свои взоры к тому месту, где висел портрет, половина в
сомневаетесь, стоит ли ему снова увидеть его. Лунные лучи больше не играли на нем
, но в комнате было достаточно света, чтобы позволить
ему различить черты, которые теперь все более и более отчетливо
проступали перед глазами. Запавшие глаза были устремлены на него, и слово
"Пятница", казалось, все еще дрожало на губах.

Холден лежал и обдумывал свой сон. У молодых людей с богатым воображением
мечты не редкость, но у людей преклонных лет они встречаются
обычно нечасто. По мере того, как увядает фантазия, - по мере того, как веселые иллюзии, которые
скрашивали нашу юность, исчезают, уступая место реальности, - по мере того, как
кровь, которая когда-то бурно лилась, медленно циркулирует - прощай
видения, которые в бурю или при солнечном свете порхали вокруг наших подушек.

Действительно, нельзя сказать, что Холдену никогда не снились сны. Легковозбудимый
темперамент этого человека опровергает такое предположение, но, даже с
для него они были необычны. Он снова и снова прокручивал в уме то, что у него только что было,
но, размышляя об этом, как ему заблагорассудится, он ничего не мог из этого извлечь
и, наконец, с чувством неудовлетворенности
и, пытаясь отвлечься от мыслей, прогонявших сон,
он снова забылся.

Его сон был нарушен и тревожил всю ночь, сопровождаясь
ужасными снами и смутными предчувствиями дальнейшего зла. В какой-то момент он
был в своей хижине, и его сын лежал, истекая кровью, у него на руках, пронзенный
пулей Охкуамехуда. В другой момент Фейт тонула и растягивалась
она протянула к нему руки в поисках помощи, и когда он попытался поспешить к ней.
на помощь вмешался ее отец и яростно удержал его. И в следующий момент
он падал с неизмеримой высоты, схваченный
индейцем за горло. Вниз ... он падал вниз, бесчисленные мили, сквозь
ревущий хаос, пытаясь спастись от удушения, пока,
как раз в тот момент, когда его собирались разбить вдребезги о камень, он проснулся
боль и жар.

Солнце уже было на некотором расстоянии над горизонтом, когда Холден проснулся
от своего беспокойного сна. Прохладный утренний воздух наполнился свежестью.
освежающая сладость проникала в открытое окно, и птицы пели
в ветвях большого вяза. С чувством приветствия он
увидел благодарный свет. Он попытался вспомнить и свести к некоторой
связности дикие образы своих снов, но все было в беспорядке, который
становился тем более сбивающим с толку, чем дольше он размышлял над ними, и тем
еще больше он старался распутать скрученный клубок. Все, что он мог теперь
отчетливо вспомнить, - это место, куда его привели, и
слово, произнесенное портретом.

Когда он спустился к завтраку, мистер Армстронг и его дочь
заметил его расстроенному виду, и с беспокойством осведомился, Как он
прошла ночь. На эти вопросы, он честно признался, что у него было
вызывает неприятные сны.

"Ты выглядишь," сказал г-н Армстронг, "как портрет которой висит в
камера, где ты спишь? Он является", - продолжил он, не слушая предупреждения
выглядит Веры, "портрет моего отца, и был доставлен в короткий срок
прежде чем он был захвачен с помощью так называемых припадке безумия, и которые
говорят, ускорило его смерть.

- Как это возможно, дорогой отец, ты можешь так говорить? - встревоженно спросила Фейт
чтобы предотвратить впечатление, которое, как она боялась, могло быть произведено на Холдена
.

"Я не имею в виду", - продолжил Армстронг, с особой стойкости,
"что отличает Мистер Холден очень напоминают портрет; но там
это то, что принадлежит двум общего. Странно, что я никогда
не думал об этом раньше!"

Холден во время разговора сидел с опущенными веками и
грустным и огорченным выражением лица, и теперь, когда он поднял глаза, он сказал:
скорбно--

- Ты хочешь сказать, Джеймс, что я тоже безумен. Дай Бог, чтобы
ни ты, ни твои близкие не испытали горя от столь великого
бедствия.

Фейт была невыразимо потрясена. Если бы кто-нибудь другой говорил так, зная
характер Холдена, она сочла бы его
бесчувственным до последней степени, но она знала характер своего отца.
внимательность и деликатность слишком велики, чтобы приписывать это какой-либо другой причине
кроме рассеянности мыслей, которая в последнее время быстро усилилась,
и возбудила в ее сознании тревогу, которой она с трепетом пыталась придать форму.
Прежде чем она успела вмешаться, Армстронг снова заговорил--

"Сумасшедший!" - сказал он. "Что значит быть сумасшедшим? Это факультетов
возвышенные, недоступные пониманию толпы; парить над
пресмыкающийся мир. Их глаза слишком слабы, чтобы вынести славу, и,
поскольку они слепы, они думают, что другие не могут видеть. Дураки
объявили моего отца сумасшедшим. Они говорят то же самое о тебе, Холден, и,
полагаю, в следующий момент я сойду с ума. Ha, ha!"

Холден и сам был поражен. Он что-то невнятно пробормотал перед тем, как
он ответил--

"Пусть мир никогда не скажет этого о тебе, дорогой Джеймс!"

"Почему бы и нет?" - нетерпеливо спросил Армстронг. "Увы! вы считаете меня
недостойным быть принятым в благородную компанию непонятых и
преследуемых людей? Правда, правда! Я знаю, что это правда. Мои земные инстинкты
приковывай меня к земле. Я земной. Но что помешает
мне стоять вдали и восхищаться ими? Что за глупый мир!
Разве пророки и апостолы не были осуждены как безумцы? У меня это есть,
У меня это есть, - добавил он после паузы, - вдохновение - это безумие ".

Холден вопросительно посмотрел на Фейт, на лице которой отразилось большое
огорчение; затем, повернувшись к Армстронгу, он сказал--

"Тебе нехорошо, Джеймс. Может быть, ты, как и я, провел
беспокойную ночь?

"В последнее время я не мог спать так же хорошо, как раньше", - сказал
Армстронг. "Здесь что-то болит", - добавил он, дотрагиваясь до своего лба,
"это не дает мне уснуть".

"Тебе нужны упражнения. Ты слишком ограничиваешь себя. Бывайте чаще
на свежем воздухе, вдыхайте здоровье, ниспадающее с
чистого неба ".

"Это то, к чему я часто призываю моего дорогого отца", - сказала Фейт.

"Фейт - ангел", - сказал Холден. "Прислушайся к ее совету. У тебя может быть
лучшего наставника нет".

"Она спасет мою душу от смерти", - сказал Армстронг.

Когда Холден покидал дом своего хозяина, он был полон решимости осуществить
решение, которое, как теперь ему казалось, у него было
странно запоздалый, таково было влияние, которое он только что увидел
и услышал, оказанное на него. Судьба или математических Провидение,
однако, в которое он так истово верил, несмотря на это, он вел себя как
хотя никто не существовало, казалось, как будто, уставший от своей прокрастинации
а нерешительность, решив осадить событий и заставить его
приподнять завесу, что за столько лет--с своенравным характером и любовью
тайны, необъяснимые какие-либо мотивы, которые регулируют поведение
обычные мысли, он решил распространять вокруг себя. Что последовало за этим
только убедил его более основательно, если это было возможно, в его
беспомощности перед бушующим потоком жизни и в заблуждении тех,
кто воображает, что они всего лишь мыльные пузыри, лопающиеся сейчас, в этот момент, сейчас
это в соответствии с заранее определенным порядком.




ГЛАВА XXXIX.

 Мы получаем только то, что отдаем.
 И только в нашей жизни живет природа.

 КОЛЬРИДЖ.


Мистер Армстронг был склонен удовлетворить его дочь, и, чтобы следовать
советы Холден. В то самое утро, вскоре после ухода из
Одинокий, он принял приглашение от судьи Бернард, взять
во второй половине дня съездите с ним на одну из его ферм. Соответственно,
карета с одной лошадью, которая была обычным средством передвижения в те дни,
запряженная джентльменами, которые водили сами, остановилась поздно вечером в
Дверь Армстронга.

"Анна надеется, - сказал судья, когда они собирались начать, - что в
отместку за то, что я схватил твоего отца, Фейт, ты придешь и
завладеешь ею. Что касается меня, то, если я смогу вернуть его обратно с
чуть большим румянцем на щеках, я буду ожидать одного-двух поцелуев ".

"У тебя будет три, уважаемые судьи, за каждую улыбку, которую ты можешь выиграть от
отец," - воскликнула Вера.

Дорога, по которой пошли джентльмены, вела сначала, покинув
плоскогорье, на котором стояли их дома, через
густонаселенную и деловую часть города, в начале
Северн, весь который он пересекал, а затем приближался к
берегам Вутуппокута, следуя его изгибам в направлении к
его истоку. Местность, по которой протекала река, представляла собой
вид мягкой и разнообразной красоты, вид которой, в то время как
прохладный ветерок над ручьем овевал разгоряченный мозг Армстронга,
должно было, если что-то могло, успокоить его расшатанные нервы и
вдохнуть частичку собственного спокойствия в его сердце. Разве это не
правда, что милый поэт поет о Природе и ее возлюбленном, что

 "Она скользит
 В его мрачные размышления с мягким
 И нежным сочувствием, которое уводит прочь
 Их острота еще до того, как он осознает это?"

Река, на протяжении большей части пути, текла по долине,
которую она делила на две очень неравные части, время от времени огибая
своим левым берегом леса, которые тянулись вдоль берегов
холмы в воде, а затем обмотки подальше вправо, оставляя
значительные интервалы земель между собой и лесу
выше уже упоминалось, но, почти всегда, имея еще более широкие просторы
Шампейн, что постепенно поднималась от ручья, пока он не встретил
покрытые лесом холмы, которые ограничены Долиной, справа. В
некоторых случаях леса простирались по обе стороны до самой реки,
отбрасывая приятную тень на путников и распространяясь за пределы
прохладная, влажная свежесть, которая принесла с собой лесной аромат,
состоит из аромата сассафраса, папоротника, шиповника,
и мхов, и неизвестных растений. Затем дорога снова проходила на протяжении
значительного расстояния по открытому пространству, не затененному деревьями, чтобы
пересечь, немного дальше, другую полосу леса, таким образом, делая их
затемненные ниши, вдвойне благодарные за контраст чередования
света и тени, в то время как вдоль всего ручья тихо журчали слова благодарности
за прекрасную страну, которую он орошал, за голубое небо, которое
отражаясь в его груди плывущими облаками, для солнечного света
искрящийся на его ряби, и на нависающих лесах, и на птицах,
которые пели среди ветвей.

Неупорядоченный дух Армстронга не был невосприимчив к этому очарованию.
Он огляделся вокруг и упивался красотой, которая его окружала.
Он вдыхал сладость леса, и это, казалось, придавало ему
приятное возбуждение. В паузах разговора, до сих пор
который почти полностью вел судья Бернард, он прислушивался к
монотонному, но успокаивающему журчанию воды, и это звучало как
приглашение избавиться от неприятностей. Пока он слушал, стреляющая боль
в голове у него помутилось, мысли стали менее мрачными, и он
предался чему-то вроде наслаждения. Очень скоро стало казаться, что
он старается быть любезным со своим собеседником и
более активным участием в разговоре компенсирует
прежнее молчание и пренебрежение.

"Эта чистая река, - сказал он, - эта прекрасная долина с ее тихими
лесами - благословение для меня сегодня. Приятно дышать этим
воздухом. Разве в Италии небо голубее?"

"Приветствия путешественников в небе Италии должны быть услышаны
нами с некоторыми оговорками", - ответил судья. "В основном они написаны англичанами.
И проводится сравнение между влажным климатом
Англии и более сухим климатом Италии. Принимая это во внимание, следует отметить, что
похвалы, расточаемые итальянскому небу, справедливы. Но по сравнению с нашим,
они могут похвастаться небольшим превосходством в красоте или вообще не иметь его. Я видел, как
великолепные небеса в моей собственной стране, как никогда, прославляли землю
Цезарей".

"А как обстоят дела с ландшафтом?"

"Здесь мы должны уступить Европе. Нам не с чем сравнивать
величие швейцарских гор или сочетание красоты
и великолепия вокруг Женевского озера".

"Но Ниагара!"

"Да, Ниагара! непревзойденная и единственная. Ниагара может быть только одна.

- А Аллегани и Уайт-Маунтинс?

- Прекрасный пейзаж, но холмы по сравнению с горами
Швейцарии.

- А теперь о творениях человека. Вы, должно быть, были поражены
контрастом между городами в нашей стране и в Европе".

"Да, конечно, разница велика".

"В чем она заключается?"

- Главным образом в новизне одного и в устарелости другого.
Там то, что человек видит, напоминает ему о прошлом; здесь он видит только
предчувствия будущего".

"Есть большая разница, как мне сказали, и читать тоже в стиле
дом".

"Вы вполне можете сказать, что. Здесь нет стиля. Наши дома - это образцы дурного вкуса
и почти все они похожи друг на друга. Несомненно, придет время
, когда у нас будет домашняя архитектура, но потребуется
несколько лет, прежде чем мы избавимся от узких карнизов, бесчисленных маленьких
окон и эксклюзивной белой краски ".

"Вы должны быть снисходительны к нам", - укоризненно сказал Армстронг.
"Подумайте о бедности новой страны и о материале, который бедность
вынуждает нас использовать".

"Я готов придать этому оправданию тот вес, которого оно заслуживает, но я
не могу понять, как бедность может быть оправданием дурного вкуса, или почему
из-за того, что используется дерево, дом может не иметь привлекательного внешнего вида.
внешний вид. Я думаю, что есть другие причины, более действенные, чем ссылка на бедность.
ссылка на бедность, которую, действительно, больше нельзя приводить".

"Ну же, ну же, - сказал Армстронг, - вам ничего в нас не нравится".
Пуритане, и ваши возражения, если вежливость позволит вам
произнесите их прямо, было бы сочтено, что они содержат насмешку над детьми Кальвина
; но послушайте, если я не смогу найти оправданий, которые удовлетворили бы даже вас ".

"Я буду внимательно слушать, но должен поправить вас в одном. Мне не только
нравятся некоторые вещи в пуританах, но и некоторые пуритане сами по себе".

"Конечно, я это знаю. Но теперь послушайте мою защиту. Первое поселение
в стране сопровождалось множеством трудностей. В стране
было холоднее, чем привыкли иммигранты; они прибыли сюда
зимой, и первое, о чем нужно было позаботиться, - это найти убежище.
При таких обстоятельствах вы согласитесь, что внимания к
принципам архитектуры ожидать не приходилось. Они возводили
дома как можно дешевле, проще и быстрее, довольствуясь тем, что
они защищали от ветра и непогоды. Предпочтение отдавалось дереву, потому что оно было
дешевле и быстрее обрабатывалось. Так жило первое поколение.
Состояние второго несколько улучшилось; они уже
привыкли к своим домам и были вполне довольны. Третья
никогда не видел ничего лучше, и не имея средств сравнению,
не могли сделать его своим недостатком, и, наконец, как человек
существо обычая и привычки, и почтение, они научились связи
стиль дома, которые возникли из необходимости их
предки, как свидетельствует не только здравый смысл, но хорошего вкуса.
Иммигранты, прибывающие время от времени, могли бы вывести их из заблуждения,
но они, естественно, соответствовали бы обычаям и чувствам людей.
и будь их вкусы когда-либо такими амбициозными, вероятно, не имели бы
средства для их удовлетворения. Таково происхождение, и, следовательно, его следует объяснить.
продолжение американской архитектуры ".

"Архитектура, - сказал судья, - которая свела бы с ума грека"
. Но хотя я не буду спорить с вами по поводу
его происхождения, не влияет ли его сохранение в течение столь длительного времени на
вкусовые качества наших соотечественников?"

"Это пройдет", - сказал Армстронг, мрачно", а вместе с ним и корму
достоинства, которые имеют более важное значение, чем такая мелочь, как этот".

"Не может быть никакой связи между улучшением архитектуры,
и ухудшением нравов".

"Процветание приносит богатство, а богатство - это средство для удовлетворения
капризы роскоши и вкуса. Возможно, когда-нибудь в будущем, когда камень
и мрамор вытеснят дерево и кирпич; и великолепный
Греческие и готические храмы, блистающие витражами, заняли
места скромных, непритязательных молитвенных домов, вдумчивые и
рассудительные будут вздыхать о тех временах примитивной простоты, когда
смиренное сердце было больше, чем показное подношение, и слово Божье
благоговейно слушали на жестких сиденьях, а не дремали на
скамьях с подушками ".

"Вы становитесь мрачным, Армстронг", - сказал судья. "Это будет
никогда не делай этого. Прогресс, чувак, я говорю тебе, прогресс - вот подходящее слово. Мир
улучшается с каждым днем. Отбрось эти болезненные фантазии.

Армстронг покачал головой. "Я завидую вам, - сказал он, - вашему обнадеживающему и
радостному настрою, хотя я знаю, что вы ошибаетесь".

"Ну, ну, мой друг, я хотел бы поделиться с вами частью этого. Но
вернуться туда, где мы начали. После того, как нашла так много вина,
это время, чтобы похвалить. Как бы мы ни высмеивали уродство наших домов,
это многое должно быть признано в пользу наших деревень и провинциальных городков,
что в чистоте и кажущемся существенном комфорте они
бесконечно превосходят своих соперников в Европе. Я не исключаю
деревни в Англии. Кто может прогуляться по одной из наших Новых Англий
провинциальные городки, где величественные вязы отбрасывают тени на просторные улицы
, а белая роза вьется над парадными дверями аккуратных,
выкрашенные в белый цвет дома, стоящие на расстоянии одного-двух шагов от улицы, с
раскинувшимися позади садами, в то время как Мир и Изобилие благословляют все вокруг, и
не будьте благодарны за такой прекрасный пейзаж, за такую удачливую землю!"

Теперь они подъехали к фермерскому дому Судьи, который стоял
на некотором расстоянии от главной дороги, от которой к нему вела аллея, обсаженная с обеих сторон
кленами. Пока они ехали, судья указал
на изменения, которые он внес с тех пор, как стал владельцем.

"Когда я купил собственность, - сказал он, - дом выглядел очень
по-разному. В нем было полно маленьких незначительных окошек, которые
подействовали на меня, как вытаращенные глаза; карниз в два-три дюйма
робко, словно стесняясь самого себя, выглянул за борт, и
у него был неловкий и застенчивый вид. Это заставляло меня чувствовать себя неуютно каждый раз.
однажды я взглянул на это и решился на изменение. Поэтому я закрыл
половину окон, увеличил размер, где мог, и выбросил
карниз, который, помимо красоты, обладает практическими
преимущество (я полагаю, это национальное слово) в том, что он действует как зонт
для защиты сторон от полуденного солнечного зноя летом
и штормов зимой. Кроме того, я пристроил веранду, которая
тянется почти по всей длине фасада ".

"Признаюсь, это усовершенствование старинного стиля", - сказал
Армстронг.

"Я ожидал признания от вашего природного вкуса, который
превосходно, - сказал судья, смеясь, - за исключением тех случаев, когда они искажены
традиционными предрассудками. Я должен сам позаботиться о своей лошади.
подозреваю, - добавил он, когда они подъехали к двери. - Мужчины
вероятно, все в поле. Однако он будет достаточно хорошо стоять под
этим навесом". Сказав это, и после того, как Армстронг вышел у двери,
он загнал лошадь под навес, рядом с амбаром, и привязал ее; затем
присоединившись к Армстронгу, они вдвоем вошли в дом.

- Лос-Анджелес, судья! - сказала миссис Перкинс, жена фермера, которая их принимала,
разглаживая свой клетчатый фартук. - Вы сегодня застали нас врасплох. Мы
не ожидал, что ты, а мужики-все в лоте. Ты не
найти поездку очень жарко?"

"Не очень; и если бы оно было, удовольствие видеть вас, миссис
Перкинс, с лихвой компенсировал бы любые неудобства из-за жары".

"Вы так вежливы, судья", - самодовольно ответила миссис Перкинс. "Я
заявляю, что вы равны французу".

При всем его французском образовании, это было замечание, без которого судья бы
был готов обойтись; однако по французскому принципу
рассматривая это как комплимент, значение которого двусмысленно,
он поклонился и представил мистера Армстронга.

Миссис Перкинс оказала любезность. "Она слышала, - сказала она, - о мистере Армстронге".
и что у него самая красивая дочь в городке Хиллсдейл".

"Теперь твоя очередь", - прошептал судья. "Позвольте мне посмотреть, как вы будете
оправдать себя".

Но Армстронг не был мужчина на комплименты.

"Вера выглядит так же, как молодые дамы вообще я считаю", - сказал он.

Миссис Перкинс не хотел, чтобы у нее красивые речи, полученные с таким
много безразличия, поэтому она ответила:,

"Я, возможно, слишком торопился, когда звонил сквайру Армстронгу.
дочь, самая красивая.: Я забыл об Энн, и она имеет на это право,
значит, она унаследовала приятную внешность своего отца".

"Дорогая миссис Перкинс, вы меня поражаете!" - воскликнул судья, кланяясь
еще ниже, чем раньше. "Я более высокого мнения о вашем вкусе, чем когда-либо".

"Ах! Вы смеетесь надо мной, надо мной сейчас", - сказала миссис Перкинс, едва ли зная,
как принять признание. "Но разве ты не хотел бы
принять что-нибудь после поездки?"

Тогда еще не было обществ трезвости, и это было бы
вполне _secundum regulas_, если бы джентльмены приняли предложение
как и предполагала их хозяйка. Судья посмотрел на Армстронга, который
отказался, а затем, повернувшись к миссис Перкинс, сказал,

"Сезон клубники, я полагаю, еще не закончился"--

"О! Я могу угостить вас клубникой со сливками", - перебила его
гостеприимная миссис Перкинс.

- И не будете ли вы так любезны подать их нам на веранду?
Солнце сюда не светит, и на свежем воздухе будет приятнее.

- Конечно. Элиза Джейн! - воскликнула она, повысив голос.
через открытую дверь она обратилась к одной из своих маленьких дочерей, цветущей.
множеством которых благословило ее Провидение.,

- Элиза Джейн, принесите на площадь два "ура". Эта площадь, судья, -
одно из величайших сооружений, которые когда-либо существовали. Старик, я и
детей забирают никогда столько уюта в нем."

"Я рада, что тебе нравится. Но мы пощадим твою дочь от неприятностей
вынимая стулья, и носите их сами".

"Ни за что на свете, судья, я думаю, будет лучше, чтобы дети
полезно."

Элиза Джейн принесла стулья, и мать, удалившись
с ней, вскоре вернулась с маленькой девочкой, неся в руках
поднос с клубникой и сливками. Судья поцеловал
девочку и дал ей полдоллара, чтобы она купила ленту для своей шляпки.

"Я объявляю судьей!" - воскликнула мать, чьи довольные взгляды были обращены на
противоречит формулировке: "Вы избалуете Элизу Джейн".

"Вашего ребенка нельзя избаловать, миссис Перкинс, - сказал судья, -
"пока он находится под вашим присмотром. Имея перед собой ваш пример, она
уверена, что вырастет хорошей и полезной женщиной ".

"Ну, я стараюсь выполнять свой долг", - говорит Миссис Перкинс, "и я не
значит, она должна быть всякой моей вины, если она не".

Это был почти закат к тому времени господа закончил, когда
Судья предложил посетить кусок дерева, он был поляне в не большой
расстояние от гостевого дома. Армстронг согласился, и они начали,
Миссис Перкинс сказала, что ей следует ожидать, что они остановятся выпить чаю.

Их маршрут лежал через лес в направлении реки
Вутуппокут, на берегу которой была расчищена поляна. По мере того как они
приближались, они могли слышать, все более и более отчетливо, размеренные
удары топора, за которыми вскоре последовал треск падающего дерева. Затем,
когда они подошли еще ближе, среди
листьев можно было различить шорох и звук обрубаемых веток. И тут они услышали
собачий лай и мужской голос, приказывающий ему прекратить шум.

"Тише, ТиДжей!" сказал голос. "Какая польза от принятия такого
рэкет? Я не слышу собственных мыслей. Я скажу "стоп" свой шум! заткнись!"

"Это Том Глэддинг, которого Перкинс нанял расчистить поляну, один из
лучших дровосеков в стране. Удивительно, с какой
ловкостью он орудует топором".

Когда судья произнес эти слова, два джентльмена вышли из
леса на открытое пространство, лишенное своих лесных почестей благодаря трудам
Глэддинга.

Поляна (как ее технически называют), была, возможно, в пару
акров, в форме круга, и окружена со всех сторон
деревьями, от которых, однако, осталась лишь узкая полоска на берегу
берег реки, проблески которой были видны из-под ветвей
и редкого подлеска. Ручей, выбившийся из леса, бежал,
поблескивая в лучах заходящего солнца и напевая на своем пути
пересекая отверстие, чтобы упасть в Вутуппокут. Срубленные деревья были
в основном разрезаны на куски длиной от двух до четырех футов и
собраны в кучи, которые выглядели как множество алтарей, разбросанных по
земле. Предполагалось, что здесь они должны оставаться сохнуть в течение
лета, чтобы быть готовыми к продаже осенью.

"Так это вы, судья и мистер Армстронг", - воскликнул Глэддинг, когда эти двое
подошли. "Я догадался, что кто-то приближается, когда услышал
Лай Тиге. Он делает разного рода шум, когда он ГИЦ на
запах кролика или белку".

"Я осмелюсь сказать, что тигр, знает много больше, чем мы думаем", - сказал
Судья. - Рад, что ты храбро выступил вперед. Я понятия не имел, что ты устроил
такие разрушения.

"Когда я однажды прикладываю руку к работе, - сказал Том, смеясь, - они падают".
если они больше Голиафа, они должны падать коротким метром. Я и мои
топор старые друзья, и у нас есть повесить друг друга очень
хорошо. Все, что нужно сделать, это сказать: 'иди нем, и всякое дерево не жилец на этом свете".

После этой небольшой вспышки тщеславия Том, словно желая доказать свою способность
подтвердить свое хвастовство делами, несколькими хорошо направленными ударами, которые,
казалось, были нанесены без усилий, отрубил огромную конечность у
дерево, которое он только что срубил.

- Я слышал, - сказал Том, продолжая отрубать
конечности, - что британцы и маунсиры не пользуются такими
топорами, как у нас. Ты был на Другом берегу Большого Пруда и можешь рассказать парню все об этом.
"

"Это правда, они этого не делают. Европейский топор несколько отличается
формой от вашего эффективного оружия".

"Бедные, невежественные твари!" - воскликнул Том тоном, полным
сочувствия. "Однажды я видел, как один из этих Парлейву пытался управиться с
топором, и будь я проклят, если он чуть не отрубил себе большой палец
на правой ноге. Если бы он не был слаб, как Тонтон воду, что,
люди говорят, не можешь бежать вниз с горы-как их всех диковинных furriners есть
и о, загрузки, регулярно стаут cowhiders, я верю, что он никогда не
был шанс у подагре в один палец, во всяком случае. Почему бы мне как можно скорее
доверие обезьяна с горящим углем в порошке-дом, как один из них
парни с топором".

"У нас есть лучшие топоры, и самые умелые работал статистиком в мире"
судья спросил, не желает юмор безобидного тщеславия
лесорубом.

"Это plaguy повезло, у нас есть, так как у нас так много тысяч
и тысячи акров, чтобы прояснить", - сказал том, с какой-то перепутал
понятие, что мастерство его соплеменников была естественной факультета не
одержимые "furriners". "Но, судья, - добавил он, - я поражен тем, что
вы вырубаете деревья в это время года, и это отчасти
идет Агинского моей совести поливать в них".

"Я знаю, что ты имеешь в виду. Вы думаете, что они не должны быть сокращены когда сок
растет. Полагаю, дрова не очень хороши?

- Только наполовину. Поворачивай эту штуку, как тебе заблагорассудится, и ты увидишь, что ошибаешься.
Во-первых, древесина и близко не такая хорошая; затем вы теряете
рост на все лето, и, наконец, вы отрываете человека от
бизнеса, который более прибылен ".

"Каким образом?" - спросил судья. "Разве я не выплачиваю вам полную заработную плату? Можете ли вы получить
более высокую заработную плату в другом месте?"

"К оплате не придраться, - ответил Том; - этого достаточно.
Но это не моя идея. Я занимаюсь тем, что когда я работаю, мне нравится
видеть, как происходит что-то полезное. Теперь, каждый раз, когда я нанести удар,
он, кажется, идет прямо к моему сердцу; я сказал себе, это не
сезон для резки древесины. Судья не понимает своих собственных интересов,
и он платит мне только за то, что я причинил ему вред ".

Судья Бернард был слишком хорошо знаком с честными независимости
Gladding, чтобы обижаться на его нелестные откровенность. И, действительно,
глядя на это с точки зрения Тома, он не мог не почувствовать
определенного уважения к этому здравомыслию, которое рассматривало не просто
личное вознаграждение не получено, но, кроме того, Генеральной
пособие будет производиться. Поэтому он смеялся, как он ответил:--

"Вам не кажется, что установить большую ценность на мой взгляд, Gladding. Возможно,
У меня есть предметы, которых вы не видите ".

"Этого нельзя было ожидать, - сказал Том, - и неразумно
предполагать, что человек, который в молодости проводил время в путешествиях
над всем творением, а затем, когда он вернулся домой, обратился к закону, должен был бы
много знать об этих делах; хотя, я думаю, вы знаете столько же, сколько и
большинство людей, которые не были воспитаны в них. Но, как вы говорите, это
вероятно, у тебя есть свои причины, их столько же, сколько перьев в постели,
и я говорил, как большинство людей, у которых слишком длинные языки, как
последний дурак.

- Сейчас ты слишком строг к себе. Но для вашего утешения, мы будем
стоп сегодня с этим куском работать, и тебе не будет больно
срубить больше деревьев вне сезона. Клиринг-это как большой, как
Я желаю его, и мы увидим на горящие кисти, когда это
сушилка. Но где же мистер Армстронг?"

Армстронг в начале разговора отошел в сторону
оставшись один, он сел у одной из штабелей дров, похожих на алтарь, недалеко от
берега ручья. Здесь он подпер голову рукой и
казалось, погрузился в размышления. Он находился в этой позе, когда судья издал восклицание
, который, оглянувшись, обнаружил пропавшего
мужчину и немедленно направился к нему. Его рассеянность была настолько глубокой,
что только когда рука его друга легла ему на плечо,
он осознал присутствие другого. Он встал, и они вдвоем вернулись обратно.
их шаги были вместе. Солнце к этому времени уже скрылось за горизонтом.
горизонт, и, когда они проходили мимо, Глэддинг закинул топор на плечо
и присоединился к их компании.

- Я рад, - сказал дровосек, когда они вышли с поляны
и обернулись, чтобы посмотреть на то, чего он достиг, - что
работа сделана, и я могу заняться чем-нибудь другим, более похожим на летнюю работу.
работа ".

"Вы хотите сказать, что больше не будете рубить?" - спросил
Армстронг.

"В настоящее время нет. Все было сделано, как я желал, и я должен был
уважать добросовестность Глэддинга.

Армстронг вопросительно переводил взгляд с одного на другого, но ничего не задал
вопрос.

Гостеприимное приглашение мистера и миссис Перкинс было слишком настойчивым, чтобы ему можно было отказать
, и только после восхода полной луны
джентльмены отбыли. Мягкая красота восхитительного вечера или какая-то
другая причина оказала на Армстронга влияние, расположившее
его к тишине и размышлениям, которые, заметив его спутницу, они
вернулись домой, не обменявшись едва ли дюжиной слов.




ГЛАВА XL.

 Человек - это арфа, струны которой ускользают от взгляда,
 Каждая из них воспроизводит гармонию, расположенную правильно.;
 Винты поменялись местами (задача, которую, если ему угодно,,
 Бог в одно мгновение выполняет с легкостью),
 Десять тысяч тысяч струн разом ослабевают,
 Теряется, пока он не настроит их, вся их сила и использование.

 КУПЕР


Помрачение рассудка несчастного мистера Армстронга наконец-то достигло цели.
неотвратимым и уверенным шагом приближаясь к своей страшной кульминации.
Внешнему глазу он почти не изменился. Он был действительно, по
раз более беспокойны, а глаза будут блуждать вокруг, как будто в поисках
какого-то объекта, который пытался ускользнуть от его взора; в один момент
вялый, молчаливый и удрученный, и снова оживший, почти голубым, как
тот, кто стыдится выставка капризным нравом, пытается искупить свою вину
экстраординарными усилиями доброжелательности к допущенной ошибке. Его близкие
друзья были в курсе этих изменений, и прежде всего Фейт,
живя с ним в одном доме и находясь в нежных отношениях с
дочь родителей, каждый из которых боготворил другого, они были
болезненно очевидны, и велико было беспокойство, которое они вызывали. Какими
горькими были слезы, которые она проливала в одиночестве, и частыми и
горячими были ее мольбы ко всеобщему Отцу сжалиться и защитить
ее отца! С какой готовностью, даже пожертвовав собственной жизнью,
она вернула бы ему мир и счастье!

Но, к соседям, к тем, кто видел Армстронг только в общественных местах, не
великие перемены проявляются. Он был тоньше и бледнее, чем обычно, чтобы быть
конечно, но каждый был обязан приступы недомогания, а там
не было никаких причин, почему он должен быть освобожден; он не говорил много,
но он всегда был довольно молчалив, и, когда он беседовал, было
с присущей ему сладостью и приветливость. Они предположили, что ему станет лучше
через некоторое время.

Таково было общее мнение в небольшом сообществе тех, кто
что-либо знал о состоянии Армстронга. Они видели его ежедневно в
улицы. Они разговаривали с ним и ничего не могли разглядеть по сторонам
. Но те немногие, кто помнил историю семьи и
обстоятельства, сопутствовавшие последним годам жизни отца Армстронга, покачали
головами и без колебаний заявили, что всегда были
с Армстронгами было что-то странное. Любопытные истории,
рассказывали про деда, и там был тусклый традиции, никто не
знал, откуда он пришел, или на каком органе он уперся, что оригинал
предок семьи в этой стране, был уважаемым в тех
дни свирепого фанатизма, когда многие считали индейцев
Хананеи, искоренить которых было религиозным долгом, как за
безжалостную жестокость по отношению к местным жителям, граничащую даже с аберрацией
разума, так и за безрассудную храбрость.

Печально смотреть на руины дворца, в чьих залах гей
песни и беспечный смех давно эхом; созерцать запустение
захлебнувшегося фонтаны в садах которых жили княжеские; и с
сложности, чтобы сделать свой путь через посягающие сорняков и запутаться
шиповники, за то, что когда-то были пути, где красота задержался и прислушался
к клятве любви; или бродить по улицам разобранного города
, или сидеть на поваленной колонне, или на каменных ступенях
раскопанный амфитеатр, подумать о человеческих сердцах, которые здесь,
тысячу лет назад, бились в унисон надеждам и страхам,
любви и ненависти, радостям и печалям, стремлениям и отчаянию
которые оживляют или угнетают наши собственные, и размышлять о том, что они все исчезли
ах, куда? Но тем не менее печальные размышления
причиненный в результате таких размышлений, однако гораздо обширнее интересы
вовлеченные в них, они не затрагивают нас и вполовину с той жалкой печалью,
с которой мы взираем на крушение человеческого разума. В первом случае,
то, что прошло уже выполнил свою часть; на каждую вещь
подземных "преходящей", написано, и это обреченность мы ожидаем, и
готовы; но в последнем это окутывающая небеса;
это конфликт между светом и тьмой, в котором побеждает тьма.;
это затемнение и затмение богоподобного. Поэтому мы не испытываем никакого
желания останавливаться на этой части нашей истории, напротив,
скользить по нему так быстро, как это согласуется с развитием событий
рассказа.

Следующим после Фейт верный Феликс с беспокойством заметил
перемену в своем хозяине, и много было печальных бесед, которые он вел
с Розой на эту тему. Холден так или иначе был связан
в его сознании с причиной меланхолии мистера Армстронга, ибо, хотя
в течение нескольких лет последний не отличался особой жизнерадостностью, все же это было
только с тех пор, как знакомство с Холденом переросло в близость, эта
меланхолия переросла в уныние. Простой парень, естественно, выглядел
он искал какую-нибудь причину для следствия, и ни одна не представлялась ему такой
правдоподобной, как та, которую он выбрал.

"Я бы хотел, - неоднократно говорил он Розе, - чтобы старик держался подальше"
. Я бы посмотрел на дьявола с таким же удовлетворением, как и он. Мисс Фейт
К сожалению, я тоже не в своем уме.

Однажды утром, когда Феликс поднялся по лестнице на звонок своего хозяина,
он не мог не отметить свою изменившуюся внешность.

"Надеюсь, вы извините меня, сэр, - сказал он, - но я и слуги
очень беспокоимся о вас, сэр".

"Я очень обязан тебе, Феликс, и всем вам, но на самом деле нет никакого
повод для тревоги, - сказал мистер Армстронг.

"Самый тревожный случай, когда пациент не знает, насколько он болен"
. Там был мой старый друг Помпей Топсет. Он сидел на кровати
, когда я захожу его навестить, курил трубку. И говорит он, говорит
Помпей мне, говорит он, Феликс, как поживаешь? этот ребенок никогда не чувствовал себя лучше
. Затем он сделал одну затяжку, и его голова упала на грудь, и
трубка выпрыгнула у него изо рта и обожгла одежду, и где был
Помпей! Он никогда, - добавил Феликс, качая головой, - так не ошибался, как сейчас.
за всю свою жизнь.

Мистер Армстронг был вынужден улыбнуться. - Значит, вы считаете, что я в таком же опасном состоянии,
в каком был Помпей, когда курил в последний раз.

"Благослови вас бог, мистер Армстронг, за вашу милую улыбку", - воскликнул негр.
"Если бы вы знали, как хорошо мне здесь (кладет руку на свое
сердце), вы бы улыбались довольно часто. Я помню времена, когда крапивник
был не веселее тебя, а ты смеялся почти так же, как этот дурак
Феликс. При воспоминании о тех счастливых днях бедный Феликс прижал
руки к глазам и попытался скрыть слезы, которые, несмотря на
его усилия пропали даром. "Но, - продолжил он, - я надеюсь, во имя
Марси, что тебе не так плохо, как Помпею. Этого не может быть.
Я заговорил о нем только ради... ради... просветления.

"И что же, по-вашему, я должен сделать?" - спросил Армстронг, желая привлечь
как можно больше внимания к любящему парню.

"Я pufess высокое шестерня врача", - ответил Феликс. "Нет
человек, который дает лекарство, что вкус хуже, и, следовательно, должны быть
powerfullest. Я бы запретил врача, сэр ".

"Вы бы назначили врача? Ах, Феликс, боюсь, что мой случай имеет
ничего общего с его лекарствами.

"Есть еще одна вещь, о которой я хотел бы упомянуть, если бы не боялся".
это может оскорбить мистера Армстронга, - нерешительно сказал Феликс.

"И что же это, Феликс? Я обещаю не обижаться".

Ободренный таким образом, Феликс осмелился сказать:

"Я заметил, что мистер Холден часто навещает вас, и вы ходите к нему.
повидаться с ним. Его визиты, кажется, всегда оставляют после себя что-то вроде торжественности.
и весь мир удивляется, что ты так снисходителен к корзинщику.
"

"Хватит об этом", - резко и сурово сказал Армстронг. "Вы позволяете
слишком вольно выражаешься, уважая начальство. Покинь
комнату."

Бедный Феликс, ошеломленный внезапной переменой в поведении своего хозяина,
поспешно ретировался, бросив на него огорченный взгляд и воскликнув
закрывая дверь, он пробормотал себе под нос: "Боже милостивый!"

"Что со мной такое?" - спросил Армстронг, обращаясь к самому себе.
оставшись один. "Я предлагаю этому бедняге, единственная вина которого в том, что
он слишком сильно любит меня, высказаться свободно, а затем обойтись с ним сурово
за его непреднамеренную дерзость, придавая значение тому, что
не принадлежит ни к одним, и как бы мы не были черви ползут вместе
к краю этой пропасти, из которой мы должны попасть в
вечность. Откуда проистекает мое поведение, как не из гордости, своеволия,
эгоизма? Я бы присвоил себе превосходство над этим бедным негром. Бедный
негр! В тебе говорила гордость твоего сердца, Джеймс Армстронг! Но что ж,
разве его зовут Феликсом по сравнению с тобой. Счастлив быть рожденным в
презираемой и преследуемой расе; счастлив быть обреченным на жизнь
слуги, на невежество, которое уменьшает ответственность; счастлив в
здесь нет хорошая вещь. Стойка о, Джеймс Армстронг, фиолетовый
и виссон, но знай, что за все эти вещи, то Бог, несомненно,
позовет тебя на суд".

Весь тот день Армстронг, казалось, обсуждал какой-то вопрос сам с собой.
Он обращал меньше обычного внимания на то, что происходило вокруг,
и не раз к нему обращались, не обращая внимания на обращение. Во второй половине дня
он ушел один, сказав, что, возможно, не вернется
до вечера. Феликс, чье беспокойство после утреннего отказа
усилилось и подтвердилось, наблюдал за своим хозяином, когда тот выходил из дома.,
и последовал бы за ним, чтобы уберечь от опасности, приближение
которой он инстинктивно чувствовал, но которую не мог видеть, если бы Фейт,
которой он счел нужным сообщить о своем намерении, не запретила
ему. Ей было трудно помешать ему, настолько сильны были опасения
перед черным возбужденным, в чьем сознании были мотивы деликатности, которые
побудили Фейт желать следить за передвижениями своего отца от
наблюдение, нельзя предположить, что оно приложило столько силы.
Сильно сомневаясь в мудрости юной леди, но
не осмеливаясь ослушаться ее, Феликс винил себя за то, что ее
ознакомиться с его конструкцией.

"Этот ребенок голове", - сказал он, обращаясь сам, "не лучше
чем сквош. Что заставило меня рассказать мисс Фейт о том, что я собираюсь сделать?

После того, как Армстронг вышел из дома, он продолжился на улице только
чуть поодаль, только ударив по полям и таким образом значительно сократив
расстояние, которое он, должно быть, перешел бы он проводил с большой дороги.
Правда в том, что он направлялся к тому самому месту, которое он
посетил с судьей Бернардом. Он достиг его, несмотря на то, что был
пешком, за гораздо меньшее время, чем заняла поездка, настолько быстро он прошел
, когда скрылся из виду, и настолько сократилась длина пути
. Прибыв на место, он сел на то же самое
бревно, которое было его прежним сиденьем, и, скрестив руки на груди, погрузился в
задумчивость. Примерно через час, проведенный таким образом, он встал и
начал складывать возле ручья несколько кусков дерева, которые он
взял из кучи вокруг себя, сделав еще один, отличающийся от них
главным образом в том, что он меньше по размеру. Когда он переступал, палки ложились ровно
под прямым углом друг на друга, он заполнил промежутки с
свободные листья и сухая кисть валяются. Таким образом он продолжал работу
, пока не поднял куб, примерно шести футов в длину, четырех в ширину и четырех
в высоту.

В течение всего времени, пока продвигалась работа, казалось, что он
борется с бурными эмоциями и движим какой-то силой, которой он
тщетно пытался сопротивляться. Ужас, благоговение и отвращение были написаны на его лице
. Но работа все еще продолжалась. Когда все было закончено
он отступил на несколько шагов, а затем, как во внезапном безумии, бросился
атаковал и, схватив несколько деревянных палок, швырнул их во все стороны
пока вся куча не была разрушена. Забыв о своей
шляпе, которая валялась на земле, он побежал с диким криком, и на
предельной скорости, прыгая, как дикий зверь, через кусты и
стволы деревьев, словно спеша убраться подальше от ужасного предмета
пока он не добрался до леса, когда упал ничком, он
лежал совершенно неподвижно. Через некоторое время он, казалось, был охвачен истерическим припадком
страсти; он прижимал руку к боку, как от боли, и тяжело
рыдания с нерегулярными интервалами вырывались из его груди. Наконец они прекратились.
он сел, сравнительно успокоенный. Была борьба еще
происходит, несколько раз он вставал и шел на небольшом расстоянии, а
вернулся и растянулся на земле, как и раньше. Наконец,
невнятно бормоча, не обращая внимания на палящее солнце, которое обжигало его
незащищенную голову, и медля, как будто не желая продвигаться вперед, он
вернулся к месту своих прежних трудов. И теперь, словно не желая
доверять себе ни на секунду, чтобы его решимость не поколебалась,
с каким-то лихорадочным нетерпением он приступил к восстановлению
стопки. Вскоре куски были уложены симметрично друг на друга, как и раньше
, а сухие листья и кустарник разложены через промежутки. После того, как
все было сделано, Армстронг наклонился и склонил голову в позе
мольбы. Когда он поднял его, в глазах не было слез, а на его
бледном лице застыло выражение стойкого отчаяния. Надев шляпу, которая
до сих пор валялась в листьях, он подошел к ручью и
вымыл руки в проточной воде.

"Может ли человек смыть грехи своей души, - сказал он, - как я смываю
эти пятна с моих рук! Но вода, хотя и может очистить внешнюю
скверну, не может достичь внутреннего греха. Кровь, только кровь, может это сделать.
Почему этот ужасный закон был навязан нашей расе? Но я
не буду останавливаться на этом. Я допрашивал вселенную и Бога, и
умолял их раскрыть ужасную тайну, но тщетно. Мое сердце
и мозг сгорели дотла в попытке разгадать тайну. Я
больше не буду бороться. Это вызов вере. Я не смею доверять
разуму. Есть нечто превыше разума. Я подчиняюсь. Ужасно,
непостижимая тайна, я подчиняюсь и принимаю тебя со всеми последствиями.
последствия, от которых содрогается трепещущая плоть".

По возвращении Армстронга все следы бурных эмоций исчезли
, уступив место истощению и апатии. Вера,
к этому времени настолько привыкли к переменной гумор ее
отец, что, как бы сильно они обидели ее, она больше не встревожена
ими, как и раньше. У нее была привычка всякий раз, когда на него нападал его
недуг, пытаться отвлечь его внимание от меланхолических мыслей
на другие, более жизнерадостного характера. И вот, в этот день, так
полный ужасов, о которых она ничего не знала, хотя молчание
несчастного человека, прерываемое судорожными движениями и расспросами о
часах, показало ей, что он страдает в необычной степени.
в какой-то степени она попыталась пройти то же лечение, которое, по-видимому, дало положительный эффект более чем в одном случае
.
Армстронг был особенно чувствителен к музыке, и его любви
получается, что сейчас она надеется прогнать его мрак. Поэтому, когда
вечером она тщетно пыталась завязать с ним разговор,
получив в ответ лишь односложные ответы, она подошла к пианино и
спросила, не хочет ли он послушать, как она поет?

"Пой! дитя мое?" сказал Армстронг, как будто сначала не понял вопроса.
"О, да, позвольте мне послушать, как вы поете".

Фейт открыла пианино и, перелистав страницы нотной тетради,
выбрав священную мелодию, которая лучше всего соответствовала настроению ее отца
с большой нежностью и выражением пропела следующие строки:

 Как мне думать о Тебе, вечный Источник
 Земных радостей и безграничных божественных надежд,
 О Тебе, чьи милости не поддаются описанию,
 Кому сияют бесчисленные миры в похвалах?

 Я вижу твою красоту в росистом утре,
 И в меняющихся красках пурпурного заката;
 Тебя я вижу аркой радуги, украшающей;
 Ты в звездном великолепии небес.

 Скромный цветок, краснеющий низко в зеленой траве,
 Чудесная мудрость медоносной пчелы,
 Чистая радость птиц в струях музыки, льющихся,
 Сладким и разнообразным языком расскажи о Тебе.

 Все вещи сияют Твоим любящим присутствием.,
 Червь, так же как и яркая, пылающая звезда.;
 Из Твоего бесконечного совершенства струится,
 Для Твоего собственного блаженства и их восторга ОНИ СУЩЕСТВУЮТ.

 Но главным образом в чистом и доверчивом духе,
 Это избранное Тобой место обитания, Твой светлейший трон.
 Душа, которая любит, унаследует все хорошее.,
 Ибо Ты, о Бог любви, принадлежишь только себе.

 На Твой алтарь я бы возложил все чувства,
 Покоренный и освященный Твоей совершенной волей,
 Прими эти слезы, благодарное сердце, открывающее,
 Сердце, которое надеется, которое трепещет и остается спокойным.

В начале гимна Армстронг уделил мало внимания,
но по мере того, как сладкий поток мелодии лился с губ, на которых он держал
вечно переполненный восторгом, в звуках этого мягкого, любимого голоса,
он постепенно проникал во все его существо, так сказать,
в самые сокровенные уголки его души. Он поднял глаза удрученный,
и жили они на Веру лицо с каким-то любовным рвением, как если
он стремится соответствующих некоторые из небесных эмоций, что
его воображение все больше и больше возбуждается, начинает постепенно принимать вид
небесного ореола вокруг ее головы. Но нет необходимости предполагать
существование безумия, чтобы объяснить такое впечатление. Если есть
будь чем угодно, что пробуждает воспоминания о божественном происхождении, это исходит из
уст невинности и красоты, слушать чистое сердце, изливающееся
тонами, подобными голосам, падающим с неба. Сладости,
полного совершенства нот недостаточно для объяснения эффекта
. Ни один инструмент, созданный руками человека, не соответствует ему. Есть
нечто большее, нечто, лежащее позади, поддерживающее и плывущее
сквозь звуки. Это сочувствие небесного к
земному; нежный плач, смешанный с надеждой; вздох
сопровождающего ангела?

По окончании пьесы Фейт встала и села рядом с отцом.


"Мне спеть еще, отец?" спросила она.

"Нет, моя дорогая", - ответил Армстронг, беря ее руку в свою.
"Как бы мне ни было приятно слушать тебя, и хотя это, возможно, в последний раз,
Я бы предпочел, чтобы ты был ближе ко мне и слышал, как ты говоришь на своем родном языке
это слаще слов любого поэта. Фейт, ты веришь, что я люблю тебя?
"Отец!" - воскликнул он. - "Я люблю тебя!" - спросил я. "Я люблю тебя".

"Отец! отец! - воскликнула она, обнимая его. - Как ты можешь задавать такой жестокий
вопрос? Я знаю, что ты любишь меня так сильно, как отец никогда не любил свою
дочь.

"Обещай мне, что ничего никогда не должен лишать вас полное доверие
в любви моей."

"Я должен быть самым жалким и ничтожным, может я думаю, что это возможно".

"Но полагаю, мне следует убить тебя прямо сейчас?"

"Дорогой отец, это ужасно! Вы не способны развлекать
думал, что зло по отношению ко мне".

"Вы правы, Вера, но только предполагаю."

"Я не могу допустить такой мысли о собственном отце! Это невозможно. Я
скорее умру, чем признаю это в своем уме".

"Я удовлетворен. Ни при каких обстоятельствах тебе не может прийти в голову мысль
о том, что я могу причинить зло. Но это странный мир, и самые странные вещи
произойдет в нем. Я говорю так, потому что не знаю, что может произойти
произойдет дальше. Я всегда любил своих собратьев и желал иметь о них хорошее мнение
и мысль о том, что я могу лишиться его либо по своей собственной
вине, либо по их вине, причиняет мне боль. Но люди судят так нелепо! Они
смотри только на улице. Их так легко обмануть внешностью!
Знаете ли вы, что в последнее время я думал, что есть интернет
путаницы в обыденном мышлении мужчин? Но я ясно вижу
причину ошибок, в которые они постоянно впадают. Все
разногласия возникают из-за наличия собственной воли. Ты так не думаешь?

"Религия учит, отец, что наша воля является источником несчастья
только тогда, когда она противоречит Божественной воле ".

"Я знал, что ты согласишься со мной. А потом подумай о том, насколько это глупо.
Сопротивление, должно быть, безрезультатно. Вы спели прекрасную песню,
но мне кажется, что ее теология не совсем верна.
Она прославляет только любовь к Богу и, следовательно, является частичной и
односторонней. Он также всепожирающий огонь".

"Всепожирающий огонь, уничтожающий зло".

"Я надеюсь, что это так. Но знаешь ли ты, что я был очень
обеспокоенный тем, что в доктрине может быть истина, что Необходимость,
железная Необходимость, как вы понимаете, может управлять самим Богом?

"Почему вы расстраиваете себя этими странными предположениями,
отец? Предполагалось, что есть некоторые вещи, о которых мы не должны знать ".

"Что ж, - продолжил Армстронг, - это мнение, которого придерживались
тысячи лет, и его придерживались мудрейшие люди. Древние
философы верили в это, и я не знаю, как иначе
объяснить судьбу избранных и отверженных. Ибо ты видишь, Фейт,
что если бы Бог мог сделать всех людей счастливыми, он бы это сделал. Но он этого не делает."

"Я думаю, нам не следует погружать свой разум в подобные мысли", - сказала
Фейт. "Они не могут сделать нас мудрее или лучше, или утешить нас в
скорби, или укрепить нас для исполнения долга".

"Они очень интересные. Я много дней думал над ними. Но
если тема неприятна мы выберем другого. Я думаю, что ты выглядишь
удивительно похожа на свою мать в эту ночь. Кажется, я почти вижу ее снова.
Было очень любопытно, как мистер Холден обнаружил ваше с ней сходство.

"Я была совершенно поражена", - сказала его дочь, радуясь тому, что ее отец
думает о чем-то другом. "Интересно, мог ли он видеть мою
мать".

Он объяснил, каким образом он это обнаружил. "Разве это не было гениально?
Никто другой до этого бы не додумался. У него очень тонкий интеллект".

"Я была не совсем удовлетворена", - сказала Фейт. "Его объяснение показалось мне надуманным
и предназначенным для сокрытия. Я думаю, он, должно быть, видел мою
мать".

"Если таково ваше мнение, я спрошу его. Но я не хочу
говорить о Холдене. Ты была для меня, Фейт, источником огромного счастья.
и когда ты уйдешь, я знаю, что долго не проживу.

"Мы проживем еще много счастливых лет, дорогой отец, и когда придет наше время
когда придет время уходить, мы поблагодарим Бога за то счастье, которым мы наслаждались,
и с нетерпением ждем большего ".

"Твое время на пороге, дочь моя", - торжественно сказал Армстронг.

"Я знаю, что в любой момент меня могут позвать, но это не влияет на
мое счастье или уменьшает мою уверенность в том, что все хорошо согласно
совету Его воли".

"Я вижу тебя в сияющие ризы Пресвятой! Я вот тебя в
небесный город!" - воскликнул Армстронг.

Это было позже, чем обычно, когда отец и дочь разлучены, что
ночь. Казалось , он не хотел позволять ей уходить,
удерживая ее ласками, когда она намекала на поздний час
, и соглашаясь только тогда, когда часы предупреждали, что полночь уже прошла
. Тогда он сказал:

- Я поступаю неправильно, заставляя тебя так долго спать, Фейт. Ты должна быть бодрой и
в добром здравии для экскурсии, которую я собираюсь совершить с тобой завтра. Ты пойдешь
со мной, не так ли?

- Я буду в восторге. Чистое небо, - добавила она, подходя к
окну, - обещает погожий день.

- Над сколькими свежевырытыми могилами будет светить завтрашнее солнце? Я хочу, чтобы мои
одним из них был"

"О, не говорите так. Вы будете разбить мое сердце".

- Не по своей воле. O! Я не причиняю тебе боли добровольно. Ты не была рождена для того, чтобы
испытывать сильную боль. Жива или мертва, ты будешь чистым подношением своему
Создателю, дочь моя."

"Отец, как странно ты говоришь! Ты болен".

"Так же, как и я буду в этой жизни. Но не беспокойся. Завтрашний день
все изменит".

Он был возле двери, когда он произнес последние слова; а теперь, как
если не решаясь доверить себя в долгий разговор, он поспешно
открыл ее, и направилась в свою комнату. Фейт последовала его примеру,
с грустью размышляя над разговором. От нее не ускользнуло, что это
был более бессвязен, чем обычно, но она и раньше видела людей в состоянии
сильного религиозного душевного смятения, чей покой впоследствии восстанавливался,
и она не сомневалась, что подобным образом сомнения ее отца будут рассеяны.
он был решен, и его дух успокоился. Ее сердце было полно им, и ее
последней мыслью было прошение от его имени, и она уснула.




ГЛАВА XLI.

 Это необходимость,
 Которой боги должны подчиниться; и я повинуюсь,
 Пока я не искуплю это каким-нибудь чудесным образом.

 БОМОНТ И ФЛЕТЧЕР.


Следующее утро было прекрасным, как и большинство июньских утра. Армстронг,
который всю ночь не смыкал глаз, поднялся с рассветом
чтобы побродить по своему саду, который был любимым местом отдыха. Его походка,
сначала быстрая и неровная, как будто он пытался справиться с
нервным возбуждением, постепенно ослабевала, пока не превратилась в твердый,
собранный шаг. Сложив руки на груди и решительно сжав губы, он
расхаживал взад и вперед по дорожкам. Он жил во внутреннем мире.
Он не слышал пения птиц, которые, в большом количестве,
часто в просторных садах и огородах валяется; он увидел не
прекрасные цветы, наполняющие воздух сладостью; ни молодые
плоды, за развитием которых на различных стадиях роста он
когда-то наблюдал с таким удовольствием. Его мысли вернулись к тому времени,
когда он был школьником со своим братом Джорджем; когда они спали в
одной постели и занимались одними и теми же видами спорта; затем это перешло к
их студенческие годы и лицо красивой девушки, которая стала его
женой, промелькнули перед ним. Он считал, что прекрасное лицо теперь для многих
длинный день, истлевший в могиле, в которой он видел гроб
опущенный; затем его мысли вернулись к его брату Джорджу, такому храброму,
такому щедрому, такому сильному когда-то, но который предстал перед его взором
теперь мертвенно-бледным трупом, с которого капала вода. Следующей была его мать,
о которой он помнил смутно; а затем его отец с безумием в
глазах. Он чувствовал, как в нем были, их присутствие вокруг него, но это был
общение получив никакого удовольствия. Казалось, в нем было что-то такое
, что непобедимо удерживало их, несмотря на их попытки приблизиться
- угрюмая сфера, отбрасывающая темную тень,
только к краю, к которому могли подойти духи и который они предпринимали
неоднократные попытки пересечь.

Пока Армстронг страдал от этих странных галлюцинаций, подошел Феликс
, чтобы позвать его завтракать. Черный наблюдал, как он ходит
взад и вперед, размеренными шагами, и
поздравил себя с переменой, произошедшей со вчерашнего дня. Он
однако не осмеливался обратиться к своему хозяину с тех пор, как ему приказали удалиться,
и, не зная, как его примут, предпочел, чтобы с ним заговорили
первым. С этой целью он приблизился к одной из цветочных клумб, которая
Армстронг проходил мимо и возвращался, делая вид, что занят
подвязыванием одного из розовых кустов, которые тогда были в полном цвету. Армстронг
проходя мимо, не заметил Феликса, настолько глубоким было его раздумье, но
возвращаясь по своим следам, он заметил тень на тропинке, которая
это заставило его поднять глаза, когда он различил черноту. Он
остановился и заговорил.

"Феликс, - сказал он, - я был недобр к тебе вчера. Я прошу у тебя прощения".

- О, мистер Армстронг, - сказал Феликс, выпучив глаза от изумления,
- нет никакого основания. Я говорю столько глупостей, это не удивительно
тебя из терпения, когда-нибудь".

- Нет, Феликс; это было мнимое превосходство, которое заставило меня говорить резко.
Вы всегда были хорошим и верным слугой, - продолжал он,
доставая записную книжку, которую открыл машинально, как будто по привычке.
"и я хотел бы, чтобы в моей власти было лучше выразить мою
чувство долга. Но зачем мне открыть?" он сказал, закрывая по
то же время, и предлагая ее Феликс. "Вы найдете здесь, что может
быть вам, хотя я думаю, что мало удовольствия покупается
с деньгами".

"Почему! Г-н Армстронг", воскликнул Феликс, отступая назад. "Зачем мне это нужно
еще денег? У меня достаточно, и вы, пожалуйста, сохраните их, сэр, чтобы отдать
какому-нибудь бедняку, если хотите.

"Вы правы, что презираете это", - сказал Армстронг. "Это показывает превосходство
души. И вот этот бедный блэк, - продолжал он свой монолог,
хотя Феликс все время стоял перед ним, - усвоил тот
урок довольства, который большинство никогда не усвоит. Богатый в своей
здешней бедности, наследник небес, я всего лишь оскорбил его, сделав
столь презренное предложение". Голова его упала на грудь, глаза
опустились в землю, записная книжка выпала из его бессознательного
протянул руку, и он продолжил свой путь. Негр наклонился и поднял ее,
сказав про себя:

"Очень странно! Мистер Армстронг ведет себя так, словно его бумажник битком набит.
банковские счета растут, как сорняк, но я возьму его под свою опеку.
береги его, пока я не отдам его мисс Фейт.

Когда Армстронг вернулся с прогулки, Феликс сам выполнил
свое поручение, и его хозяин направился к дому
.

Он нашел свою дочь с прибором для завтрака перед ней, и она выглядела такой же свежей и очаровательной, как само утро.
"У тебя вкус лучше, чем у меня, отец", - сказала она.

"Ты был таким же свежим и добродушным, как само утро". "Ты был
наслаждаясь красотой природы, я лежал на пуховой подушке".

"Сон сладок для молодых и здоровых, - сказал Армстронг, - и мой
эгоизм заставил вас вчера так поздно лечь спать, что я не удивляюсь, что вы
пришли не так рано, как обычно".

- Мои поздние часы не причинили мне вреда. Но когда мы поедем на прогулку?
ты обещал мне?

- В любое время, которое будет наиболее удобным для тебя.

- Если ты обратишься ко мне, я не стану долго колебаться.

- Для меня это ничего не изменит. Выбирай сама, моя дорогая.

- Тогда почему бы не сегодня утром, пока воздух свеж от росы?
ночью, пока дороги не покрылись пылью? Я предвкушаю большое удовольствие.
Мне кажется, что в этой поездке кроется какая-то тайна.
поездка и то, что вы готовите для меня восхитительный сюрприз".

Армстронг вздрогнул, и на его лице появилось выражение боли.

"Это произошло раньше, чем я намеревался, - сказал он, - но несколько часов ничего не изменят".
никакой разницы.

"Если это не совсем удобно; если у вас другая встреча,
отложите ее на потом. Только прекрасное утро заставило
меня выбрать именно это ".

"У меня нет другого столь важного задания, - сказал Армстронг. - Оно имеет важное значение.
это очень важно для нас обоих: я должен удовлетворить любую твою просьбу
, но"--

"Зачем колебаться, дорогой отец, делать свой собственный выбор, не обращая внимания на
случайное выражение моего лица? У меня действительно нет предпочтений, противоречащих
вашим.

"Случайности не существуют. Мы поедем сегодня утром, моя
дорогая, - решительно сказал Армстронг. "Я наблюдал, что есть
некоторые люди, находящиеся под небесным влиянием, которое предотвращает их
заблуждения. Иногда я чувствовал это, и, думаю, я чувствую это сейчас. Ты был
всегда прав, с самого детства. Влияние на нас обоих одинаковое,
и, я убежден, мы должны следовать ему".

Соответственно, вскоре после завтрака Фейт и ее отец сели в
карету, которой управлял Феликс. Маршрут они прошли над было
же, принятое судьей и Армстронга, и мы, таким образом, облегчение
от необходимости описание. Кроме того, мы сейчас слишком сильно
заинтересованы в Армстронге, чтобы позволять себе уделять много внимания
красотам внешней природы. Такой бесконечной ценности обладает человеческое существо;
так неизмеримо велики и драгоценны те способности и силы, которые
связывают его с его великолепным источником; так полны тайны те
дисциплина, которую он выдерживает, тайна, в которой каждый, наделенный
одной и той же природой, участвует в том, что естественное и видимое сжимается до
незначительности по сравнению с невидимым и духовным.
что означает мир бесчувственной материи, когда он вступает в
соревнование с бессмертным духом?

Тщетной была бы попытка описать смятение чувств, которые,
подобно огненным волнам, пронеслись в душе несчастного человека.
Сидит, как он полагал, в последний раз, рядом никого роднее
чем в жизни, его глаза больше не обитал на вере, в том, что выражения
спокойствие и безграничную любовь, откуда она привыкла пить в
столько счастья. Но любовь все там, но это было смутное
любовь, любовь, полную боли. Какая нежность! какое доверие к нему!
он прочел на ее лице! Это было похоже на спокойную поверхность горного озера
, в котором с удовольствием отражаются небеса - никаких скрытых эмоций
, никаких скрытых мыслей - и, несмотря на всю эту невинную уверенность,
каким было его возвращение? Он вынашивал, по его мнению, ужасную цель
; тщательно скрывая ее, чтобы она была за пределами
мощность подозрения, и соблазнам ее в петлю, которая, при
обнаружен, необходимо заполнить ее юное сердце в агонии хуже, чем смерть.
Но ни одна мысль о том, чтобы отклониться от своей цели, не приходила сейчас в голову
Армстронгу. Соображения, подобные этим, уже давно обсуждались, и
в связи с другими, действительно, смогли задержать исполнение
его замысла, но, как казалось, не разрушить его. Каким бы весом
они ни обладали, они были вынуждены уступить более сильным
противникам. Он больше не был свободным агентом. Сила, как и в случае с захватом
заместителя, провел его быстро. Бедствие, в которых каждый ресниц пролил кровь, как
это были, от души, довел его. Прекрасная, величественная,
гармоничная и здоровая игра человеческих способностей; ужасная, за гранью
понимания, возможный хаос их болезненного действия!

Тем временем Фейт, не ведающая о том, что происходило в ум ее отца
пытался заинтересовать его предметами, которые привлекали ее внимание
, но тщетно. Близился момент, который должен был свершиться
поступок, при одном созерцании которого все его существо восставало;
но к исполнению которого его влекла сила, столь же непреодолимая для
него, как и та сила, которая удерживает миры на своих местах, благодаря этим
вращающимся сферам. Поглощен, поглощена одной доминирующей идеи, не было
нет места в уме другого. Музыкальные тона голос Веры ;
улыбки вызывали для его же блага, что крутилось эти губы слаще
чем дамасская роза, неизбежно собравшаяся вокруг этой единственной мысли.
Но он ощущал их как рой разъяренных пчел, которые жадно садятся на
живое существо, чтобы ужалить его, превратив в пытку. Этим живым существом было его собственное
пылающее, чувствительное сердце, трепещущее, истекающее кровью, бьющееся в конвульсиях, жаждущее
блаженства уничтожения. И, таким образом, в муках, гораздо больших, чем те,
которые мученик претерпевает в огненной колеснице, которая должна вознести его
на небеса, поскольку страдания бессмертного духа могут превосходить те
покинув бренное тело, безумный человек продолжил свой путь. Как бесконечно
казалось, что это дорога, и все же, как ему хотелось, чтобы она длилась вечно
! Во времени каждого оборота колес была сжата эпоха
мучений; и все же, как он боялся, когда они остановятся!

Но так не могло продолжаться долго, и, наконец, карета достигла места,
где Армстронг предложил им выйти. Соответственно, он помогал
Фейт вышла, и, предшествуя ей, они направились через поля.
Фейт, не в силах устоять перед притягательностью полевых цветов, разбросанных
у нее под ногами, время от времени наклонялась, чтобы сорвать их, и вскоре у нее было их полно
.

"Как жаль, отец, - сказала она, - что мы должны наступать на эти
прекрасные вещи! Они кажутся маленькими феями, заколдованными в траве,
которые умоляют нас отойти в сторону и не причинять им вреда ".

"Это наш удел в этом мире, проклятый ради нас самих", - хрипло сказал Армстронг.
"сокрушать все, что мы ценим и любим больше всего на свете".

"Цветок - символ прощения", - сказала Фейт. "Сорвите его, и
он перестанет обижаться на несправедливость. Оно умирает, но с последним вздохом испускает лишь сладость для своего разрушителя".
"О, Боже!" - простонал Армстронг.

"Это тоже было необходимо? Ты сделаешь это?" - спросил он. - "Это тоже было необходимо?" Ты сделаешь
растереть меня между верхней и нижний жернов?"

"В чем дело, отец?" - спросила Вера, с тревогой ловя некоторые
слова между его стоны. "О, ты больна, давай вернемся".

"Нет, дочь моя, возврата нет. Это была боль, подобная тем,
которым я подвержен. Пройдут ли они когда-нибудь?"

Они достигли открытого пространства земли или расчистки, проделанной
Глэддингом, и Армстронг двинулся, сопровождаемый Фейт, прямо к
куче, которую он соорудил возле ручья.

"Какой красивый ручей!" - воскликнула Фейт. "Как он журчит, словно живой
и радуюсь своей деятельности! Я всегда связываю счастье с жизнью".

"Вы ошибаетесь", - сказал Армстронг. "Жизнь - это убожество, в котором есть момент сейчас
, а затем момент обманчивой передышки, чтобы соблазнить нас не бросать ее
".

"Когда к тебе вернется здоровье, ты будешь думать по-другому, дорогой отец.
Посмотрите! как очаровательно это синее, ниспадающее небо, в котором облака
плывут, как ангелы. С каким нежным приветствием ветер целует нас в
щеки и шелестит листьями деревьев, как бы создавая
аккомпанемент к пению птиц, которые порхают среди них, в то время как
милый маленький ручеек смеется, танцует, хлопает в ладоши и говорит
нам, как и ему самому, радоваться. Не хватает только одного, отец,
а именно, чтобы ты был счастлив. Но мне интересно, почему эта куча
деревянной была построена так тщательно, возле самой кромки воды".

"Это алтарь, на котором мне приказано принести тебя в жертву, дитя мое",
сказал Армстронг, схватив ее за руку и увлекая к нему.

В тоне его голоса был ужас, в выражении лица - отчаяние.
и зловещий блеск в глазах, который объяснял
все его предыдущее поведение, и открыто несчастная девушка полный
опасность ее положения, как и в темную ночь внезапная вспышка
молния информирует напугал путника в пропасти, над которой
его ноги уже, и просвет подаются только чтобы показать ему,
его уничтожения.

"Отец, ты не можешь быть по-настоящему", - воскликнула она, ужасно встревожен
быть во власти маньяка, далеко от помощи, "вы не
значит, так. О," сказала она бросилась в его объятия: "я не
верю, что мой отец-значит сделай мне больно".

"Почему ты не летишь? Почему ты обнимаешь меня? Думаешь ли ты,
чтобы нарушить указ? Распусти руки, говорю я, и будь послушен до самой смерти".
смерть.

С этими словами он мягким усилием разжал объятия теряющей сознание девушки.
девушка, которая одной рукой обнимала его колени, а другую подняла, чтобы
осудить его насилие, упала к его ногам.

"Боже, помилуй нас! Христос, помилуй нас", - прошептали ее бледные губы
едва слышно.

- Фейт, моя драгоценная, моя дорогая, - сказал Армстронг с ужасающим спокойствием.
Вытаскивая из-за пазухи большой нож, - Ты знаешь, что я
не поступай так со мной, но я не смею ослушаться приказа. Это может
подвергнуть опасности душу моего ребенка, которая дороже ее жизни. Подумай,
дорогое дитя, через мгновение ты окажешься в Раю. Это всего лишь один короткий миг.
боль, и все кончено. Позволь мне сначала поцеловать тебя.

Он наклонился, заключил ее в объятия и прижал к себе
он запечатлел бесчисленные поцелуи на ее губах, в ее глазах, в ее
щеки, ее лоб... Он застонал, и на его лице выступили крупные капли пота.
его лицо исказилось от агонии.

- Ты увидишь свою мать и моего брата Джорджа, Фейт. Не говори им
обвинять меня. Я ничего не мог с этим поделать. Ты не будешь винить меня, я знаю. Ты
никогда не винил меня даже в мыслях. Я бы хотел, чтобы это ты убил меня.
Отец, казалось бы, должен уйти первым, а я очень устал от жизни.
"

Он поднял нож, и Фейт, подняв голову и напрягая зрение, увидела
он сверкнул на солнце. Она попыталась закричать, но тщетно.
Из пересохшего горла не вырвалось ни звука. Она поняла, что дело в том, чтобы
войти в ее лоно. Она закрыла глаза и мысленно помолилась за своего
отца. В тот момент, когда смертоносное орудие приблизилось к ее сердцу.,
она услышала голос воскликнуть: "сумасшедший удержаться!" Она открыла глаза:
нож выпал из руки отца; он пошатнулся и оперся
против алтаря. Несколько слов объяснят своевременный перерыв.

Когда Армстронг и его дочь вышли из экипажа, чтобы пересечь поле,
разум Феликса был полон тысячи дурных предчувствий. Он бы
последовал за ними, если бы осмелился оставить лошадей, но это, его страх перед
последствиями, если резвые животные будут предоставлены самим себе,
запрещал. Встревоженным взглядом он следил за удаляющимися шагами своего
хозяин и юная госпожа, пока они не скрылись из виду, а затем,
с предчувствием беды, спрятал лицо в развевающейся гриве одной из
лошадей, словно ища утешения у своего немого спутника. Прошло немного
времени, которое испуганному Феликсу показалось часами, когда, кого
он должен был увидеть, как не человека, которого из всего мира боялся больше всего. Это
был Холден, ограничивающий вместе с шагами, которые показали, что
привычки своей лесной жизни не были забыты. В любое другое время
появление одиночных наполнил ничего, кроме удовольствия,
но теперь это было так же приятно, как лонжерон потерпевшему кораблекрушение моряку. Холден
направился прямо к экипажу, но прежде чем он успел что-либо сказать, черный
обратился к нему,

"О, мистер Холден, если вы любите мистера Армстронга и мисс Фейт, идите за ними"
быстро, не останавливайтесь ни на минуту.

"Где они?" - спросил Холден.

"Они идут в direcshum", - ответил Феликс, указывая его чин,
через поле.

"Как давно?"

"Очень долго; О, добрый мистер Холден, поторопитесь", - сказал Феликс, чье
беспокойство заставило его увеличить время.

Холден больше не задавал вопросов, но, увеличив скорость, ускорил шаг.
на индейском скакуне в указанном направлении, следуя по следам в
траве.

Пока он спешил дальше, ему приснился сон. Особенности местности
были такими же, как и в той, которую он пересекал во сне:
он помнил также, что днем недели была пятница. Когда эти
мысли пришли ему в голову, они побудили его двигаться дальше с
увеличенной скоростью, как будто от быстроты
его движений зависело что-то важное. Хорошо, что он так поступил. Мгновение спустя могло быть
слишком поздно; еще мгновение, и он мог бы увидеть прекрасное создание, которое он
так любил барахтаться в ее крови. Слишком поздно, чтобы остановить поднятую руку
невменяемого мужчины своей собственной, он издал крик, который
остановил нож.

Холден наклонился и, взяв на руки бесчувственное тело
Фейт, понес ее к ручью. Здесь он щедро побрызгал ей в лицо
прохладной водой, и через некоторое время послышались рыдания и глубокие вздохи.
возвращение к сознанию. Армстронг последовал за ней, и когда он увидел
бледную девушку, лежащую, как труп, на руках Холдена, он бросился
опустился рядом с ней на траву и взял ее безучастную руку,
который лежал холодным в его собственном.

"Она не умерла, не так ли?" - спросил он. "О, скажи мне, она не умерла.
Мне показалось, что я услышал голос с небес - я ожидал услышать его, - который
приказал мне воздержаться. Я ослушался ангела? Он опоздал?
Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно! О, она мертва, мертва. Моя Вера, моя
дочь, моя дорогая! О Боже, это было жестоко с твоей стороны!"

Но вскоре, как мы уже говорили, вздохи и рыдания начали поднимать грудь
Веры, и когда она открыла свои томные глаза, их мягкий свет
упал на лицо ее отца.

С криком восторга он вскочил с земли. "Она не умерла", - сказал он.
воскликнул: "Она жива! Я знал, что так и будет. Я знал, что это всего лишь
испытание моей веры. Я знал, что Бог пошлет своего ангела. У него есть ангелы.
На небесах их достаточно. Чего он еще хочет от Веры? Моя дорогая", - сказал он
, опускаясь на колени и прижимая головку дочери к своей груди
"Бог не имел в виду это всерьез. Он хотел лишь, чтобы испытать нас. Это
все уже в прошлом, и в будущем мы будем так счастливы!"

Холден, который, когда Вера начала возрождаться, отдал ее ее отцу
, стоял и смотрел, а по его лицу текли слезы. Фейт
теперь настолько пришла в себя, что смогла сесть и оглядеться по сторонам, и бросила
она обхватила шею отца, она зарылась лицом в его грудь."

"Меня возмущает мозг, - сказала она, - и мне кажется, если бы у меня был
страшный сон. Я думал, ты хотел убить меня, отец.

- Нет, нет, нет! - закричал Армстронг. - Я никогда этого не хотел. Это был мой суд.
он торжественно добавил: "И у меня никогда не будет другого, Фейт. Бог слишком
милостив, чтобы испытывать человека дважды, так что."

"Джеймс", - сказал Холден, и его голос прозвучал с необычным великолепием.
"ты меня знаешь?"

"Конечно, - сказал Армстронг. - Странно задавать мне этот вопрос. Ты
Мистер Холден".

"Я твой брат Джордж".

Без сомнений, без дурных предчувствий Армстронг, все еще держа на руках свою
дочь, протянул Холдену руку.

"Итак, Джордж, - сказал он, - ты воскрес из мертвых, чтобы спасти Фейт"
жизнь. Я знал, что Бог сотворит чудо, если это будет необходимо".

"Я верю, что воскрес из смерти греха, но я никогда не был в
могиле, о которой ты говоришь. Знаю, что в истинной плоти и
кровь, я твой брат Джордж, кто не вкусил смерти".

Но это была идея, которая Армстронг был не в состоянии получать. Он
покачал головой и, пробормотав себе под нос: "Могут ли мертвые лгать?" подозрительно посмотрел
на Холдена.

Сообщение об Одиночке сразу же поразило Фейт как истина.
Ее разум был не в том состоянии, чтобы рассуждать и сопоставлять доказательства. Она только
почувствовала, каким сладким было ее общение с ним, и как он
сумел заставить ее полюбить и почитать его. Она надеялась, что это правда,
он был ее дядей, и она поверила, потому что она надеялась на это.

"Мой дядя Джордж!", - сказала она, как попытки подняться, она получила его
объятия. Она больше ничего не могла сказать. Волнение заглушило ее чувства.
ее голос сорвался и сорвался потоком слез.

"Что, плачешь, моя дорогая?" спросил Армстронг. "Сейчас не время для
слезы. Ты должен радоваться, ибо здесь нет Джорджа, который покинул свою могилу
чтобы спасти твою жизнь, и разве наша вера не получила свой триумфальный
венец?"

"Увы!" - воскликнул Холден, словом и взглядом передав смысл сказанного.
"Как только ты сможешь ходить, дорогая Фейт, нам лучше вернуться в
твой дом".

"Я думаю, что достаточно восстановилась, - ответила она, - если вы поможете мне"
.

Холден подал ей руку и помог дойти до экипажа, за ним последовал
с большой покорностью Армстронг, который время от времени разражался музыкой.
когда-то это было обычной привычкой, но в которой он не участвовал.
известно, что он долгое время потакает своим желаниям.




ГЛАВА XLII.

 О, вы, добрые боги,,
 Залечите эту огромную брешь в его поруганной натуре!
 Ненастроенные и резкие чувства, О, заводитесь!

 КОРОЛЬ ЛИР.


Как только они добрались до дома Армстронга, доктор Элмер был отправлен
и ему Холден сообщил о событиях утра, не
скрывая свои отношения. Этот последний особенно был случай, не
предусмотренные в учебниках, или в рамках хорошее
практика врача. Ограничиваться, поэтому, с эякуляция,

 - Это тот самый лорд Тальбот, дядя Глостер,
 Который так долго проживал во Франции?"

он пожал Холдена за руку в качестве доказательства приветствия, и, без
раздумывая, согласился на правильность предложение одиночные,в
что маразм типа "Армстронг" и его попытки насилия, должны
быть засекречены. Остальное было предписано врачом для Веры, которым,
вопреки своим наклонностям, он вынужден ретироваться в свою комнату,
куда он послал составной тяги, с уверениями, что ее отец
хорошо, что декларация, наверное, было столько же эффект
в вызывающие сны, что удалось, как болеутоляющее средство. Он следующий
обратил свое внимание на ее отца.

Никто, без особого наблюдения, не заметил бы в нем никакой перемены
. Вернувшись домой, он тихо вошел в гостиную и сел
в большое кресло, которое было его любимым местом, оглядев сначала
все вокруг с серьезным и довольным выражением лица. С ним была его дочь
которая, действительно, оставалась рядом до прибытия врача
казалось, ничто так не радовало Армстронга, как сохранение
ее рука в одной его руке, чтобы провести другой по ее шелковистым волосам, и
позволил им скользнуть по бледным щекам, все время пристально глядя на нее
с выражением бесконечной привязанности. Но когда доктор пощупал его
пульс, он обнаружил, что он скачет, как испуганный скакун; и этот симптом,
вместе с усиленным румянцем щек и углублением
чернота в глазах, но слишком явно свидетельствовала о приближении сильной лихорадки.
лихорадка. В те дни кровопускание было в моде и широко практиковалось, и
мастерство Элмера не могло предложить ничего лучшего для уменьшения давления
крови на мозг, чем кровопускание. Имея, таким образом,
Армстронг провел в свою комнату, он вскрыл вены, и кровь его
пока он не потерял сознание, он после этого назначают лекарства, которые он думал
собственно, предписывающая строгое тихо, обещая быть с ним каждый
момент, что его профессиональные обязательства допускаются. В течение всего
Армстронг был пассивным, предоставить себя, как ребенок, и все, что было
требуется, и, казалось, быть в блаженстве, который сделал все, что мог
встречаются, однако мало отношения. Когда доктор собрался уходить,
он принял предложение Холдена, которое прозвучало скорее как
решимость остаться и послать за своим сыном. "Если бы", - подумал Элмер.,
Холден - брат Армстронга, он имеет право остаться; если нет, то он остался
по крайней мере, спас жизнь Фейт, как она сама говорит, и он знает об этом после
в общем, "ястреб из ручной пилы". Молодой Холден тоже толковый парень.
и я думаю, что могу им доверять ". Примерно таким образом столпились
мысли, проносящиеся в голове Элмера. "Я буду", говорил он себе: "стоп, как
Я прохожу мимо дома судьи Бернарда, пусть Энн знала, что ее друг
Вера нездорова, и попросить ее, чтобы спать с ней в эту ночь." Таков,
соответственно, был на короткое время состав семьи под крышей
мистера Армстронга.

Раз или два смелых ночь Вера началась во сне, и бросил
ее руки вокруг ее очаровательной спутницей, а если просить защиты, и
Энн слышала ее стоны, что-то неразборчиво, но, в целом, ее
сон был освежающим, и утром она проснулась, бледнее, впрочем, и
слабее, чем обычная, но при отсутствии других признаков заболевания о ней.

"Они скоро пройдут", - сказал врач. "Это был сильный шок,
но молодость и хорошее телосложение - отличные шансы".

Но с Армстронгом все было не так. Совокупные последствия потери крови
лекарства, которые он принимал, не смогли успокоить
возбуждение нервов, не говоря уже о том, чтобы вызвать сонливость. Всю ночь он
лежал с широко открытыми глазами, горя в лихорадке и требуя пить.
Но, хотя тело его понесли, превознесение своего ума Продолжение
к победе над болью, и от слов, что от него ускользнула от времени
в момент, казалось бы, как если бы он чувствовал себя абсолютно счастливым.

Когда утром пришел доктор Элмер и выслушал отчет Холдена,
он не выразил удивления.

"Все так, как я и предполагал", - сказал он. "У него, должно быть, лихорадка, и каков будет результат,
ни один смертный не может предугадать. Будем надеяться на лучшее,
пока готовились к худшему."

Вера, с того момента как она была запрещена, был усидчив в
у постели ее отца. Иллюзия в отношении Холдена, которая
овладела им, которого он продолжал признавать своим.
он не верил, что брат Джордж жив, воображая, что это его
дух, через некоторое время распространившийся на его дочь, которую он также
считал мертвой. Насколько можно было понять из разрозненных
высказываний, которые вырвались у него, он предположил, что его собственный дух
пытался вырваться из тела, и что духи его брата
и дочь была послана утешать его и помогать ему.

Так, ворочаясь в нагретой постели, которую не могло охладить восхитительное дыхание
июня, струившееся через открытые окна,
прошло девять долгих мучительных дней, в течение которых заключение обоих
Холден и Вера была почти беспрерывными, когда либо отошли от
кровать и сделал движение, как бы выйти из комнаты, Армстронг будет
попросите их, в самых трогательных тонах и патетическим языком, который
сердце ни брат, ни дочь смогла выдержать, чтобы не
оставь его, ибо в тот момент он был готов, оставалась только еще одна борьба
необходимо, и он должен быть свободен. И помимо того, что он привнес в свое
безумие привычку, о которой мы говорили, он настаивал на том, чтобы держать
их за руки. Прикосновением своих небесных тел, он сказал, послал
ощущение розы и лилии через свое земное тело, они изысканный
его и влекла его вверх, и он был уверен, что иногда он поднялся
чуть в воздух. "О! - восклицал он. - Я никогда раньше не знал,
насколько цветы похожи на духов. Они одинаково улыбаются и смеются, и
их голоса очень похожи".

На десятый день лихорадка спала, и Армстронг постепенно погрузился в
долгий, глубокий сон. Таким долгим, таким глубоким был сон, что
служители у его постели испугались, что это может быть тот, от которого
не проснуться. Но приказ врача, который в критический момент
присутствовал все время, был категорическим, что пациентку не следует
беспокоить, но Природа позволила, по-своему, разобраться с ней.
благотворительные цели. Затем Армстронг проспал много-много часов в этой
тихой и затемненной комнате, в то время как внимательные уши прислушивались к
глубокий вздох, и тревожные глаза наблюдая малейшие изменения
лицо.

Наконец он проснулся, и первое слово, которое он произнес, такое тихое, что даже в
притихшей комнате его было едва слышно, было: "Вера". Улыбка
удивительной нежности осветила его лицо, когда он попытался протянуть к ней свою
руку, белую, как белоснежное покрывало, на котором она лежала, но
он был так слаб, что можно было уловить только движение пальцев.
Вера сквозь слезы, которые падали на руку, которую она покрывала поцелуями
, могла отметить свет вернувшегося разума, и ее сердце
переполненный почти непреодолимым чувством.

"О, доктор, - сказала она, поворачиваясь к Элмеру, - скажите, что он в безопасности".

"Я надеюсь на это, - ответил Элмер, - но держите себя в руках. Я запрещаю все
агитки".

Жизнь Армстронг, для некоторых больше дней, вибрировал в
баланс. Слабость, вызванная огромным
возбуждением, через которое он прошел, была настолько чрезмерной, что иногда казалось
едва ли возможно, чтобы природа смогла достаточно собраться с силами, чтобы снова привести
хрупкий механизм в нормальное действие. Но крался медленно
незаметно, благодатная работа продолжалась, пока однажды
встревоженная дочь имела счастье услышать из уст врача
что ее отец вне опасности.

Это кажется странным, но это так, что события того
ужасного дня, когда, словно по небесному вмешательству, его рука была
остановлена, когда она была поднята, чтобы лишить жизни его дочь,
а также о времени, когда он лежал в постели без сознания, были стерты
полностью из памяти Армстронга. Царапины школьника
никогда еще влажная губка так идеально не стирала царапины на грифельной доске. Все его
поведение доказывает это. Когда он увидел своего брата после возвращения из
по какой-то причине он обращался к нему "мистер Холден" и никогда ни с кем в разговоре
не упоминал о своем помрачении рассудка. Также
в течение короткого периода, пока он оставался на земле, он не знал о своем
поведении на берегах Вутуппокута. Секрет был прикован к сердцу
немногих, и было обоюдно решено, что разумнее всего было бы его скрыть
.

Только после того, как здоровье Армстронга, казалось, полностью восстановилось
его брат в присутствии своего сына и Фейт раскрыл
свои отношения. Он уже сообщил об этом своему сыну, которому, как
что касается его отца, то мы должны, на тот короткий период, пока продолжается наше знакомство с ними
, назвать их настоящую фамилию Армстронг. Вполне возможно,
что молодой Армстронг без возражений признал в
прекрасной Фейт кузину, и она не отказалась найти родственника в
дружелюбном и умном молодом человеке.

Но, если они были довольны, как нам выразить счастье Джеймса
Армстронга? Жало печали, отравлявшее столько лет
его жизни, было извлечено. Если он был причиной несчастья для своего брата
, то теперь в его власти было в какой-то степени исправить причиненное зло.
он нанес удар. Он обрел не только брата, но и
племянника, которого он мог любить и уважать, и который в какой-то
мере восполнил бы потерю его сына, передав ему фамилию,
к исчезновению которого ни один человек не может относиться равнодушно.

Долгим был разговор братьев после того, как их дети ушли.
предоставив их самим себе. Вместе они бродили за кулисами
детство, ссылаясь на свою маску, и, что бы с незнакомыми,
неинтересные сцены, Джордж Армстронг слушать, с грустным наслаждением,
к подробностям жизни его родителей после его собственного побега из
Убежище, а также переменам в семье его брата после их
смерти; в то время как Джеймс Армстронг с таким же жадностью впитывал подробности
приключений своего брата Джорджа. Но в отношении последнего мало что нужно добавить.
После того, что было раскрыто.

Мы уже знаем, что Джордж Армстронг женился в одной из западных
Заявляет, и начал жизнь первопроходца, и что в результате ночного
нападения его хижина была сожжена, жена убита, а сына
унесли дикари. Казалось бы, эффект от этих
несчастья снова помутили его рассудок, и что, побуждаемый
страстью к мести, он сделал себя ужасным под именем
Ононтио (дается туземцами, значение неизвестно) среди
западных индейцев. Но через некоторое время это чувство прошло, и
он каким-то образом стал объектом религиозных впечатлений, которые приняли
форму ежедневного ожидания Пришествия Христа, соединенного с
твердая вера в доктрину предопределения. В этой системе координат
ум, находящийся под влиянием такого чувства, как инстинкт, возможно, птицы
который возвращается с юга, куда его загнал зимний холод
, чтобы снова искать дерево, на котором висело родительское гнездо, Джордж
Армстронг вернулся на место своего рождения. Он был должен
быть мертв, и, даже без каких-либо предубежденности, никто бы не
узнал его; ибо, с длинной бородой он страдал, чтобы расти, и
горе и невзгоды он прошел, дали ему видимость сильно
более преклонном возрасте, чем его старший брат, и, удачно замаскированный
его. Почему, вместо того чтобы завладеть хижиной на острове Салмон,
и изолируя себя от общества, он не дает о себе знать в
его брат и потребовать свое наследство, всегда озадачен чем кумушек из
Хиллсдейл, и все же, нам кажется, поддается объяснению.

Когда он приехал с Запада, поначалу ему казалось, что узы, которые
соединяли его с миром, были разорваны и никогда не будут возобновлены. Он потерял то, что он
больше всего ценил и любил. Он был исключением среди других
мужчин. Он был изолирован судьбой, чей железный перст указывал на
одиночество, и одиночество он выбрал как наиболее подходящее для своего израненного тела.
дух. Но, кроме того, им овладела идея, в присутствии которой
мирское тщеславие и потворство своим слабостям и все мирские соображения
отошли на второй план. Какое значение имели богатство и
отличия для того, кто в данный момент ожидал введения нового положения
вещей, когда они были бы менее важны, чем безделушки для ребенка
? Мир геев мог смеяться и подшучивать в своем заблуждении, но это было его дело
наблюдать и молиться. Некоторое чувство обиды по отношению к
своему брату, возможно, также помогло окрасить его поведение. Со временем, однако,
со временем его сердце начало расширяться к человеческим привязанностям; ибо мы
видели, как он полюбил общество, во-первых, Веру,
и, наконец, о своем брате; получая, возможно, своего рода безумное
удовлетворение даже от сокрытия своих отношений, как
скряга злорадствует по поводу сохранности своих сокровищ. Действительно, вероятно,
что, если бы не открытие его сына, он умер бы, не выдав тайны.
но это открытие пробудило новые чувства, которые
он никогда не ожидал, что это повторится в этой жизни. Он смотрел на своего
сына и наследство, которое для него не имело никакой ценности, предполагал
важность. И может быть - кто может сказать? - что иногда
сомнение - как долго он ждал напрасно? - может бросить тень
на его ожидания наступления Тысячелетия. Но у нас нет средств
определить это, и, как мы сейчас увидим, его последующая жизнь
скорее подтверждает противоположное мнение.




ГЛАВА XLIII.

 Своим великим Автором человек был послан ниже,
 Кое-чему нужно научиться, претерпеть огромные страдания,
 Чтобы подготовить его к тому, что ему еще предстоит узнать.

 Эта цель достигнута, не считаясь со временем.,
 Он зовет душу домой, в ее родной край.,
 К счастью и знанию более возвышенному.

 АЛЛАН РАМЗИ


Период времени, который истек с момента возникновения события
подробно рассмотренные в предыдущих главах, позволяет нам давать сносно
полный отчет о судьбе актеров, которые в несколько
месяцев, порхали по сцене.

Джеймс Армстронг наслаждался довольно хорошим здоровьем примерно через два
года после своего выздоровления. Меланхолия, присущая природе
его характер, действительно, так и не был полностью искоренен, но, вероятно,
эти два года были самыми сладкими и солнечными в его жизни. Те, кого
он больше всего любил, были процветающими и счастливыми, и отражение их
радость сияла на его ежедневной прогулки. По истечении этого времени он уснул
и с уверенностью в живой вере и утешением в виде
святой надежды был отправлен к своим отцам. Сразу же после того, как
к нему вернулся рассудок, он разделил свое состояние с братом,
или, скорее, с племянником, ибо Отшельник отказывался иметь что-либо общее
с богатством. Это было бы для него, сказал он, в тягость. Он не был
упаковка-лошадь, для перевозки грузов, хотя они были сделаны из золота.

С какими глазами, однако владение собственностью, возможно,
быть рассмотренным Джорджем Армстронгом, его сыном, который в течение нескольких месяцев
впоследствии соединился с Анной Бернард, даже с одобрения
ее брата, рассматривал прибавку, внесенную таким образом в его доход, как несущественную.
неприятное обстоятельство. Мистер и миссис Паунал, благодетели его
юности, присутствовали, и первый имел удовольствие танцевать
на свадьбе. Ни один брак не мог быть более удачным. Сходство
вкуса, чувств и гармонии добродетели изначально привлекали
и привязывали друг к другу. Энн любила Армстронга, потому что она
узнала в нем свою собственную правдивость и благородство духа, и
он ее, за ее грацией и красотой, и то невыразимое очарование
сладость нрав и веселость духа, что, как солнце, рассеивает
свет и анимации вокруг. Их карьера была подобна летнему дню.
От союза выросла многочисленная семья с детьми, которые обещают
увековечить добродетели своих родителей. И следует надеяться, и
мы считаем, что это факт, который по прошествии стольких лет можно считать
сносно улаженным, что смертельное заражение кровью
безумие, которое, казалось, передавалось по наследству со стороны одного из родителей
, исчезло.

Как для одиночных, который пережил своего брата много лет, он мог
никогда не будет отнят от режима жизни он принял. Пока
Джеймс Армстронг жил, они часто бывали вместе, проходило несколько дней
без того, чтобы один не искал другого, как будто оба стремились наверстать упущенное
после долгой разлуки, но все же Джордж Армстронг предпочитал грубых
от простоты его хижины и жесткого ложа до элегантной комнаты и
мягкой постели, и его нельзя было убедить остановиться здесь больше, чем на ночь или
два за один раз, либо в доме его брата или его
сын. Вскоре выяснилось, что усилия, предпринятые для изменения этого чувства, были
безрезультатны, и его командирский темперамент, как обычно, взял свое. После
смерти брата его визиты в деревню стали реже
, и его редко можно было встретить, за исключением дома
его сына. Это было странное зрелище - видеть его с двумя или тремя
внуками на коленях, и, возможно, играющим с одним из
малышей, забавляющимся тем, что прячется за плавным величием
у него длинная борода. Большую часть времени он проводил среди индейцев.
жил на берегах Северна, улучшению положения которого
и обращению в христианство он посвятил себя до последнего.
И некоторые настаивают на том, что он никогда полностью не отказывался от ожидания наступления
Тысячелетия в течение своей жизни, поскольку ранние рыбаки, проходившие мимо его хижины
перед восходом солнца, как говорят, сообщили, что видели
Не раз уединялся, ожидая восходящего солнца, и слышал его
всплески страстного ожидания. Кроме того, событие, предшествовавшее его смерти,
произошедшее в доме его сына, подтверждает это мнение - когда
внезапно сев в своей постели, он простер руки и
воскликнув с дикой энергией: "Господи, Ты верен и истинен, ибо
Я вижу Твое пришествие", - он откинулся на подушку и испустил дух. Из
уважения к памяти своего отца, его сын купил остров, на котором
одиночка прожил столько лет, и, засадив его деревьями,
заявляет, что он никогда не покинет семью в течение его собственной жизни,
и так долго, пока это может быть защищено его волей.

Судья Бернард, его жена, доктор и Поуналы ушли, и
трое бывших покоятся со своими друзьями на романтическом кладбище.,
к которому мы однажды уже приводили наших читателей; двое последних находятся на
кладбище переполненного города, не нарушаемом звучной поступью
множества людей, которые ежедневно проходят мимо их могил.

Уильям Бернард примерно во время замужества своей сестры сделал
официальное предложение руки и сердца Фейт, но безуспешно. Ему было отказано
мягко, но так решительно, что не оставалось места для надежды. Но если
влюбленный молодой человек терял свою любовницу, он был удовлетворен тем, что в этом деле не было
соперника, и более того, что, вероятно, никогда не будет.
Человеческое сердце настолько эгоистично, что это размышление смягчило
горечь его разочарования. Убежденный, что перспектива
изменить ее решимость безнадежна, и неспособный оставаться в ее присутствии
он совершил путешествие в Европу, где пробыл пять лет,
а по возвращении занялся политической деятельностью. С тех пор он занимал
много выдающихся постов, делая честь себе и принося пользу стране
и только деликатность удерживает нас от того, чтобы назвать высокое положение, которое
он сейчас занимает, конечно, под другим именем, чем у нас
выбрала, чтобы подарить ему. Но он так и не нашел другого существа, которое заполнило бы эту
ничтожен в своих привязанностях и остается неженатым, самым грациозным и
привлекательным из старых холостяков.

А что мы скажем о Вере, чистой, возвышенной душой, преданной
Вере? Пока жил ее отец, он продолжал быть объектом
ее непрестанные заботы. Она смотрела на него с нежностью, как, что
мать, наведя о ней больной младенец, посвятить ей всю жизнь
к себе на службу, и когда он умер, слезы, что пролиты были не те
жаловаться горя, но грустной благодарностью. Грустно ей было, что не более
в этом мире она должна взирать на того, кого она когда-либо дорожила в ее
в глубине души; благодарный за то, что с незамутненным разумом и безропотным доверием,
он вернулся к Источнику, из которого пришел. Вскоре после его смерти
она присоединилась к своему дяде в его трудах среди индейцев, оставив свой
дом и посвятив весь свой большой доход продвижению
их интересов. В ее характере было многое, что напоминало характер
Джорджа Армстронга, и, несмотря на разницу в годах, это
заставляло каждого находить привлекательное воплощение в другом. Там был
тем же энтузиазмом, нарушения конституционных тенденций,
на грани разума; то же презрение к миру и
его соблазнам; то же стремление к невидимому. Ее
непревзойденная красота, ее достижения и огромное богатство привлекли к ее ногам многих
поклонников, но ни к одному у нее не было сердца. Она осталась глуха
к их мольбам и "в девичьей задумчивости fancy free" продолжала свой путь
, как бледная луна в небесах. Возможно, ужасный шок,
который она испытала в тот ужасный день, когда появление ее дяди
спасло ей жизнь, воздействуя на столь возвышенный темперамент, может
внесли свой вклад в подтверждение и усиление того, что поначалу было всего лишь тенденцией, и так определили характер ее жизни. Она умерла как таковая
одаренные существа имеют обыкновение делать, молодые, выдыхая ее тонкая душа
с улыбкой на лице, на груди ее верный друг, Энн Армстронг.
Более чистый дух, и тот, кто лучше приспособлен присоединиться к светлому сонму блаженных никогда не покидала землю, и для тех, кто ее знал, она выглядела темной и опустошенной, когда она ушла.Таким образом мы избавились от основные персонажи нашей драмы. Это остается говорить о некоторых из тех, кто ложится в нижней части в сценах.Эстер ушла, с Quadaquina, для западных племен о когда мальчику исполнилось шестнадцать лет, и исторические
точность заставляет признать, что, после их ухода, у нас есть
проиграл все их следы. Можно было бы предположить, что она осталась бы
со своими могущественными защитниками, но, возможно, она боялась
деморализации вокруг себя, к которой, несмотря на усилия
напротив, столь многие представители ее обреченной расы пали жертвами,
и предпочли подвергнуть Квадаквину опасностям дикой жизни,
а не нежным милостям цивилизации. Мы решительно подозреваю, что ее дикое кредо так и не было полностью изгнано из ее сердца.

Примус до конца оставался тем же жизнерадостным, плутоватым парнем, каким мы его видели, а когда он умер, его похоронили, как подобает революционеру
знаменитость, с воинскими почестями, которые так подействовали на Феликса, что, когда настал его черёд - зная, что он не имеет права на такое отличие,
и все же, не желая уходить из жизни незамеченным, он попросил доктора Элмера
написать ему "первоклассный эпитет". Доктор выполнил свое обещание,
предваряя панегирик на английском следующей цитатой из Вергилия--

 Ик жаке ФЕЛИКС КВИ Potuit Rerum cognoscere Causas QUI-Не могли бы Вы определить Причины- Que Metus omnes Et inexorabile Fatum Subjecit Pedibus
 Strepitumque Acherontis avari.Он Подчинил Свои Стопы неумолимой Судьбе.

Доктор, когда однажды любознательный негр спросил его о значении этого слова,
который в течение некоторого времени закатывал белки глаз при
надпись, в тщетной попытке понять ее, гласила: "Это означало
что Феликс был умным и храбрым парнем, который жил как
мудрый человек и умер как герой", на что его аудитор выразил
большое удовлетворение, учитывая как латынь, так и сентиментальность
комплимент "цветным кискам" в целом.

Глэддинг эмигрировал на Запад, где его крепкая рука и острый топор сослужили хорошую службу
ему самому и государству. Совершив невероятное количество
"претензий" и столько же "сделок", он оказался в среднем возрасте
хозяином тысячи акров расчищенной земли с надлежащей пропорцией
из дерева; его бревенчатая хижина, превращенная в кирпичный дом, и сыновья и
дочери вокруг него.

Мы чуть не забыли рассказать о судьбе констебля Бассета.
Добрые люди Хиллсдейла вскоре обнаружили, что его таланты не обманывают
в линии, которую он принял, и на следующих выборах выбрал другого
на его место. После этого, ничуть не обескураженный, он с
национальной легкостью занялся чем-то другим, последовательно занявшись
бизнесом мелкого бакалейщика, трактирщика и аукциониста.
Однако, так или иначе, неудача все еще преследовала его; и, в конце концов,
он начал распространять деревенскую газету и расклеивать
рекламные листовки. Это дало ему вкус к политике, и, приобретя,
работая аукционистом, определенную беглость речи, он
развивал это до такой степени - на городских собраниях и по другим общественным мероприятиям - что, в конце концов, во всем округе не нашлось человека, который мог бы говорить дольше и сказать меньше. Его сограждане, видящие это квалификация в Конгрессе и не знающие, на что еще он годен, только что избрали его в Конгресс, отчасти из-за этого
достижения, а отчасти из-за его патриотической неприязни к "скорнякам" - чувство, которое сейчас стало популярным. Как его друзья и враги согласны, что ему суждено сделать рисунок там;а мистер Томас Армстронг - возможно, в качестве компенсации за юношескую выходку - пообещал члену Конгресса новую шляпу и парадный костюм из черного сукна, чтобы он мог выглядеть должным образом на Пенсильвания-авеню.

КОНЕЦ