Самоубийство мастера Бонарки

Автор: Адольфо Альбертацци.
МИЛАН, Издательство  БРАТЬЯ ТРЕВЕС, РЕДАКТОРЫ
 1914
******
Самоубийство мастера Бонарки.
I.
Счастье-это напрасное слово? - Высокий и сильный человек; черные и гордые усы; баритон и, если нужно, властный голос; eppoi: белый шлейф
в кепи; меч на боку и Ассиса почти военный; приветствие военному
от подчиненных; доминирование на сцене на площади, чтобы возглавить группу в
праздничные дни; приоритет всем в процессиях и транспорте
похоронное бюро; дирижирование оркестра в театре; авторитет маэстро Суи
граждане, имеющие право на музыку; авторитет замечательного гражданина; зарплата достаточно для спокойной жизни; холостяцкое спокойствие - все это
этого должно быть достаточно, чтобы сделать мужчину счастливым!
Что если мастер Бонарка обвинил кредиторов в том, что они упали в
несчастье от такого его счастья, он был несправедлив, потому что каждый
кредитор, благодетель с ростовщичеством или без него, сталкивается с опасностью, что благодетель положил конец долгу, положив конец жизни.

Ах! напрасное слово-слава; и губительная страсть-честолюбие; и
слабость уверенность в нашем остроумии, не меньше, чем мы ошибаемся,
безумные-это мечты нашей души; и я болею поэзией и мелодией
из которых резонирует наша душа. Действительно, когда мастер Бонарка не
если бы он слушал плохих друзей и самого себя, он бы не
когда-либо направлялся в канал Торбо с целью утопить вас.

Это было так: вскоре он сочинил дикую _Sposa_
(сто пятьдесят лир поэту либретто: первый расход), и газеты
граждане предвещали шедевр (гранты летописцам:
второй расход); затем (другие расходы) мастер отправился в Милан,
в Турине, в Болонье в поисках издателя, покровителя,
импресарио. Поэтому у него была неудачная идея нанять для себя
подвиг в театре своего города. Друзья подстрекали; кто-то
он обещал помощь, и хотя муниципалитет отказался от Театрального приданого, один уважаемый трейдер согласился подписать одобрение в векселях
он, который принес в жертву славе Все экономики прошлого и многие
Экономика будущего. И дикая Жена_ получила удачу
почти такой же, как желаемый. Разве что горожане
маленькие не ходят в театр каждую ночь; ни жители окрестностей,
невежды, которые бросились бы в толпу, чтобы услышать _Traviata_ или
_перватор_, пусть вас уговорит очень дорогой _рекламой
и от славы Новой оперы. Кроме того, заболела первая женщина,
другой, срочно призванный заменить ее, поставил голос и оперу
дорого. И, наконец, после стольких страданий, что только человек
героическое мужество он мог скрыть; после стольких споров, выигранных в
усталость от стрептококковых легких и бьющихся глаз, с певцами,
музыканты, художники, машинисты, хористы, которые не
после субботней выплаты Мерседе произошла катастрофа:
торговец одобрения, несмотря ни на что, потерпел неудачу и
убежавший. Они распространили в тот день огромную новость: сбежал с
деньги! Жулик! вор! убийца! Партнер мастера Бонарки.
На которые излилась бы ненависть и клевета кредиторов;
протестные векселя; презрение к гражданству; недоверие
всей Родины. Несчастный, из-за его _Sposa_, увидел себя
потерянный; он считал себя брошенным; он чувствовал себя одиноким в мире, только _получает дикость и бесчестие.Вот, в нескольких шагах, канал и смерть.

II.

С моста мастер Бонарка смотрел на воду, которая шла медленно
и чета, и луна, сквозь тусклый туман, не получала света
достаточно, чтобы отразить изображение в зеркале. Подобно его жизни
возможно, он мог бы провести спокойный и равный, не приветствуя от искусства
большой люмен чем один достаточный к посредственной емкости. Ах да!
Теперь ему казалось, что он ожил; чтобы он знал, как правильно измерить
умом; чтобы понять, что он заблуждался и что они
обманутый; и, чтобы убедить себя в этом, он снова вернулся, в последний раз,
храбро и отчаянно, его работа. Пословица симфонии
это была просто бедная нения; приятная для Волго. Больше ничего.

Акт первый. В темноте мелькнуло какое-то ясное предложение.;
возникала мелодичная мысль, которая тут же падала, как полет,
он пропустил Майю крыла; и дуэт...; дуэт был бы
хорошо, если бы он не слишком запомнил _Ernani_. Итак: по мнению
справедливая критика, безмятежная, смелая, первый акт стоил мало или ничего.
К счастью, это было коротко!

Акт второй. Затяните и затяните.... Пусто! пусто! пусто!
Введение?... Как обещания некоторых друзей. После этого,
молитва, которая не тронула даже аудиторию, и именно поэтому я
критики назвали песню скандинавской сирены, не помня
что дикая жена была аффрикана. Затем хор; обработанный без
сомнение в ответ духовых инструментов на призыв струнных, но
лишенный оригинальности; медленный; тусклый; длинный; вечный. А как насчет тройки?...
Тройка.... Ах, тройка, виваддио, нет, а потом нет! Это было
красиво; было много души! было сердце публики, трепещущее
похищен почти один раз в _Lombardi_! Красиво! Кусок
подобное бросало вызов критике, бросало вызов злокачественности зависти, бросало вызов
время; ни тот, кто его написал, не умирал! Нет, а потом нет! Он не умрет
как он смиренно утонул в торфяном канале!

Одного такого произведения было достаточно, чтобы опровергнуть обвинение в тщеславии во втором акте;как и Роман тенора, в третьем, этого было достаточно, чтобы сделать знаменитым имя!
 Дикая невеста, прощай! Я умру за тебя!

Такая учтивая и такая простая, эта учтивая и простая и ясная сестра
"Каста Дива" свидетельствует миру, что в стране Беллини,не смотря на дьявольские манеры вагнеров и несогласия, которые унижают ум, души и вкус; в стране Беллини ничего, никогда, никто,никогда, он выключит чувство мелодии, любовь к гармонии, дух Южной любви, огня нашей страсти. Никогда, никогда!
Да здравствует Италия!
И умереть! Но на следующий день, в новостях, что божественная романтика, что все они узнали в первый вечер, он вернется, как призыв к жалости
в память о всех, даже о врагах; и будет оплакивать молодого человека
мастер, что другая участь привела бы к обновлению древнего и
чистое искусство Родины....
Умереть!... Смерть, потому что мастер Бонарка поставил честь перед
Слава; чтобы мир не сказал, что сбежавшего торговца
кватрини мастер Бонарка был соучастником; потому что он
он признал свои долги и предвидел, что не сможет их выплатить
никогда больше; потому что, короче говоря, его настигла жестокая судьба, и он не хотел он поверил некоторым из почетного гражданства и мэра, что он
он боялся смерти!
Поэтому он был готов; все было готово! В кармане письмо квестору:
"Я убиваю себя по причинам, которые бесполезно раскрывать...."(Действительно, кто разве он не догадается?) "Благодарю своих сограждан за их
доброжелательность к моей дикой _женщине_....»
Это были две линии, но оживленные; человека без страха. Какое сожаление
однако, думая, что его трагический конец послужит _r;clame_, и
работа, которая скоро будет дана в скале, или в регио, или в Сан-Карло, поднимет публика, взволнованная тройкой и романтикой, зовет
мастер, который, будучи мертвым утопленником, не мог присутствовать на
представление!
Внезапно Бонарка спросил себя: "а если я подожду?..."Идея мелькнула у него
в бурю души, как возбужденный противоположными чувствами: немного
жалости, которая, наконец, была у него самого, и мужества, которое он
он был убежден, что может довести до смелости. "Если бы я подождал....
посмотреть, что утром газеты скажут о моей смерти?»
Конечно, позже он умрет охотнее; будь то посмертные суждения,
они подтвердили заслуги и сожаление, будь то общественное правосудие, сделанное, освободившись от смерти, она безжалостно осуждала его. Но это была не идея сумасшедший? Для размышлений он сжал голову в ладонях. И бирочник
проходя мимо, она увидела его; и старуха, которая проходила с
она повернулась к нему спиной. Он повернулся
тихо и гордо; потому что его идея не была бы сумасшедшей, когда
ему удавалось ускользать от любого другого взгляда до газетного часа, и
раздают газеты. Он уже не колебался. Ведь к осужденным
смерть допустимо исполнить, как бы то ни было, последнее желание!

И невозможно, чтобы кто-то не проходил мимо, не видел
_палетот_, он не читал письмо и не брал его в полицейский участок раньше
ночью он снял _палетот_ и положил его на парапет
мост; он бросил шляпу на ушибленный ток, и почти видеть, так
Траволта, его голова или голова верного друга, немедленно отвернулась от него
глаза его не шевелились, и он спустился по берегу в поисках
тайник. Он помнил, что на расстоянии, возможно, километра, между
камыши и камыши, это была казупола маленькой заброшенной мельницы;
за которым канал возвращался к канаве и, чтобы быть проложенным набережной в
слева, он пронзил самолет. Он пошел по тропинке к кабине;
он вошел в нее через дверь, и в свете спички увидел, где поставить:
на мелкой траве, за куском жернова; ни он не просил более нежным
кровать, чтобы отдохнуть от тяжелой битвы. Там он будет ждать дня: для
газеты прислали бы первого мальчика или галантного человека, который прошел бы на пути и который будет верить, смеясь, что он упал на
шляпа с моста. Холод казался ему очень, но терпимым к тому, кто
он не боялся холода смерти.... Таким образом, в ожидании, он приступил к
думать о вещах, которые его отвлекали. Другие вечера в это время, если не
у нее был театр, она играла с мужем в бильярд.... "Давайте не будем думать!»
(Он не хотел думать о женщинах, чтобы не смягчиться).... Но этот муж,
уходи!, он не играл плохо; скорее, как грозный соперник.... И
делегат роста?... Хороший друг, этот; искренний, хотя квестурин;
посредственный игрок по сравнению с ним, но победитель в классической
матч.... Что за чудо! Это было во время репетиций.... О ле
потные доказательства _Sposa_!...; с теми скрипками, которые не шли;
с этой трубкой.... Все любят, хотя; уважаемый; боялся.
Художники денежных переводов имеют в себе что - то, что заставляет каждого прощать кнопка спуска. Например, он иногда был свирепым; и никогда
стон. Только Камандри, бомбардировщик, сказал товарищу, после
вторая попытка: - если он вернется, чтобы дать мне зверя в оркестре, я
грохот с инструментом. - Но он, на третьем испытании: - Камандри: это
_ла_! a _la_! a _la_!, тело!...; и Камандри, опустив глаза и
бомбардир на месте; затормозил и испугался этого взгляда....
Распространяйте печальную весть среди слушателей и учеников, сколько не
сказали бы, с какой-то гордостью: - хороший мастер! Мужчины печени и
по характеру они так поступают; они не убегают, как этот предательский торговец....- Кстати! (fe' Bonarca) Три деньги для газет? - У него были;
у него была остальная часть последней лиры, которая была сумкой для
последний _cognac_...Так?
И тогда, когда она снова надела на себя солому, она уперлась
вождь к камню...., постепенно, не теряя мужества,он заснул.


III.

"Наш доблестный вождь, великий мастер, счастливый автор_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
почитатели сограждан, искусства и Родины, вчера с треском
убит, бросившись в канал Торбо. Бедный, уважаемый друг! Что было
причина, которая привела вас к печальному шагу в цветке балдской юности
обречена на великолепное будущее? Мы, к которому сотрясение и час
из-за того, что мы едем в машине, мы не можем перечислить все достоинства.
потерянный друг, мы не поднимем завесу его могилы. Мы
мы уважаем тайну и желание мастера Бонарки. Только для
долг новостей мы будем упоминать, что, как только вы распространяете злостные новости,в городе ходили слухи о несчастной любви....»

- Несчастная любовь? - воскликнул Бонарка, изумленный, не понимая,
сначала почему это изобретение. - Несчастный в любви он,
что у любовниц было сразу три: одна девичья, одна
маритата и ни маритата, ни девичья? Несчастный в любви человек из
его сила (с этими усами)? На первом представлении _Sposa_,
когда он оглянулся, чтобы поблагодарить публику, он не видел, что,
при желании, все дамы palchetti, в isplendide _toilettes_,
будут ли они ее? Но из строк некрологии ему пришло
свет; он уловил причину жалкой лжи; он тронулся до
слезы.

По той же причине он показался ему более благородным и счастливым.
del _Radicale_, который посвятил ему статью из двух столбцов.

 . . . . . . .

 "Дикая невеста, прощай!
 "Я умру за тебя!

"Он! он!, бедный композитор, умер за свою невесту; и его
невеста-мы это знаем-это было искусство. Чем больше художник, тем больше
чем больше у него концепции своего искусства. Бедный Бонарка!
Он только что почерпнул последние лавры и не наслаждался ими; он действительно страдал от этого,
потому что ему казалось, что он ничего не сделал по сравнению с тем, что
Россини и Верди, Бетховен и Вагнер:
не могу! И прекрасная душа вслед за крылатым разумом, летевшим к
слава, высоко, в гармонии небес, она выпала, она упала,
она упала в канал Торбо.

 "Я умру за тебя!

 . . . . . . .

Короче, хотя и блудный, чем похвала, католический _настоящий_
заключает:

"Наша скорбь велика, она даже не для учителя
Бонарка мы можем найти исключение из правила религии и
совести. Давайте повторим это в соответствии с нашими любящими читателями:
Каждый суицид-это грешник, который, не имея веры, страдал от
влияние демона, или это связано с внезапным слабоумием.»


Правильно: по мнению газет, то есть по мнению общественности,
он мог, он, должно быть, утонул или для дьявола, или для
мозги, или для женщины, или для искусства; не для
истинная причина, известная всем. Как сказать: что художник, который убивает себя
по долгам он не художник. И это было причиной этой лжи.

Но художник и великий провозгласили это все; с явной искренностью,
потому что, будучи мертвым, никакой интерес не связывал его с этими журналистами;
и потому, утонув, он совершит корбеллию. И это было
причина здравого смысла.

Вот и эффективность правильного комфорта! вот необходимость логики!
Он должен был пожаловаться, что положил _paletot_ с письмом в кармане,
на палубе. Но если бы он не положил _paletot_, вы бы не
убежден в своей посмертной славе. Он должен был жаловаться, что не
утонул сразу. Но если бы он утонул сразу, он бы не узнал
что утопиться из-за долгов-это корбеллерия. И, с другой стороны, не
безнаказанно он пишет квестору « "я убиваю себя"; потому что насмешка
это даже хуже, чем onta, и нет ничего, что больше движет презрением и презрением.
он смеялся над тем, что не может смириться с таким серьезным делом, как самоубийство.
Ах! какая ошибка, не бросившись в воду вечером, когда
- прохрипел бирочник. Брось нас сейчас, в поле зрения того, кто
спасать, было бы хуже, чем хуже! К этому времени в общественном мнении
он был мертв; труп был, когда в холодном сознании (и он чувствовал все
погруженный в холод ночи) размышлял, что в конце концов дьявол
это не так плохо, как вы рисуете, и кредиторы не так жестоки, как
s'imagina; что художники, достойные всеобщего уважения, не пропустили
никогда, в конце концов, неожиданное спасение; что, если он, от этого человека
Храбрый, который был, выиграл последнюю битву, будущее
он утешил бы его славой и кватрини. Умереть, ничтожный Бонарка,
когда его глаза художника природа и жизнь казались такими красивыми,
несмотря на серое осеннее утро, среди миазмов падуле и в
он снова застонал. О природа!
Он слышал щебет Воробьев; далекий лай; далекий
и, как ни странно, я не знаю, как это сделать. Ох
полюбуйтесь еще раз солнцем, зеленью!

Чтобы посмотреть, он посмотрел в окно.... Но он отпрянул от удара,
испуганный: два карабинера, которым предшествовал черный джентльмен, в костюме
черный.... (Может быть, друг роста? Делегат роста? товарищ
вы играете в бильярд?...) приближались к мельнице. Кого арестовать?
он? из-за долгов? для симулированного самоубийства?... с окунями? Ростта!
Смущенный, почти испуганный, мастер завернулся в солому,
он изобразил себя....

Голоса становились все ближе и ближе; они остановились прямо под
- окошко, - раздался голос друга росты. Но не
вступили.

.... - Какой дурак! он мог убить себя иначе. Пять часов
- вы, господин делегат, очень устали!

- Конечно, он мог повеситься!

- Или взорвать мозги.

И голос друга делегата крикнул, может быть, те из окуней:

- Ну что ж, ребята!

Poscia:

- Если бы у вас был револьвер, дорогой бригадир, вы бы его продали
на площади....

К кому относились такие слова? К счастью, друг прервал
новый, чтобы спросить более высоким голосом:

- Слышите? Есть?

Издалека один ответил:

- Ничего!

Он продолжал диалог, продолжая таинственный поиск.

- Говорят, он дал Трактору еще двести лир....

— .... И пятьдесят хозяйке, - раздался второй неведомый голос.,
из карабинера. Тогда Бонарка был уверен, о ком они говорят.

Роста добавил: - смею! У него даже не было долгов, чтобы заплатить
игры. Мне он был обязан мне последние три игры, которые я выиграл у него в
бильярд.

Ах, собака! ах, трус! Какое сладострастие приходит на него с парой
Пощечина, чтобы опрокинуть его и сказать ему: - Вот тебе плата за три матча,
квестурин лжец! - Нет, он не мог двигаться; он должен был остаться.
там свернулся калачиком в соломе! "Позорный лжец! Один из матчей,
он выиграл - только один! случайно! "Я научу тебя клеветать на
мертвые!»

Снова друг прервался, чтобы спросить:

- Ничего?

Молчание. Когда они отвечали, они повторяли:

- Ничего!

Делегат снова:

- В глубине души он был хорошим дьяволом. Он был неправ, чтобы послушать
журналисты, которые за четыре штуки украли тут и там и сшили вместе
в лучшем случае они заставили его поверить, что он станет Масканьи!

Кричали: - Нет!

Не могло быть: Бонарка уже вспомнил, что на мельнице
из торбо-канала выловили трупы утопленников. Те, кто
кричали _не_, несомненно, были его могильщики.

- Поищите еще! Ищите!

Бригадный генерал предпочитал _кавалерию Рустикана_ в
_Nabucco_ и утомил вас делегат, который предложил:

- А если мы сядем здесь?

Бонарке показалось, что пертуджио кабины потемнело
на лице его отразилась дрожь, и он почувствовал себя потерянным. Но
бригадир не советовал:

- Вы не чувствуете, что танфо?

И трое двинулись к искателям; оставив несчастного в
отчаяние настолько сильное и жестокое, что он должен был разбить себе голову
на жернов. Конечно, он повесился бы, если бы он овладел
ремень, на котором он держал бриджи.

Но на самом деле это была мучительная дилемма: он должен был жить для
доказать, что все клеветники, как и тот позорный друг,неправильно и что журналисты были правы; и жить не мог без заслужить всеобщее презрение!
Когда, вскоре после этого, те вернулись.
.... - Вы хотите поспорить, что вместо того, чтобы утонуть, он тоже сбежал?
- Не думаю. Он не был таким хитрым. Скажите, а не
вы будете сбиты с ног, с камнем на шее, в другом месте, чтобы не
быть пойманным. Мужество у него было....Слава богу!
- Пошли, ребята! - И ребята-могильщики-тоже провели.
Зевота:- У меня появился аппетит.
.... Вскоре, чтобы закончить ее, Бонарка подкрался и направился
не на стороне Борро полный и глубокий, потому что маниголды бы
может быть, услышав стук, но в той части, где для болота или для
слить немного воды, гниет гора. Это было невозможно
утопиться. Если не то, что мы тоже тонем в трясине. И одним прыжком,
решив, что это было, он вскочил.

Вниз.... Вниз.... Черная и зловонная вода стекала вокруг него,
поверхность; и ниже, Адажио Адажио, ноги, а затем икры, а затем
колени, а затем бедренные кости были запутаны, запутаны, захвачены, сжаты
из цепкого месива. Вниз.... Вниз....
Он склонил глаза к маниголдам, уходящим на набережную.
противоположный. Ни он не мог остановиться: если бы захотел, у него не было бы филиала или бревно, за которое можно цепляться; ни ноги не встречали камня, ни твердого дна.Какая смерть!
Вниз..., хотя более медленно; вниз.... Он прижал к животу Браго.
в котором, возможно, паслись самые отвратительные черви; он перевязал ему живот;она поднималась к его груди. О Боже!; ни останавливался. В грудь! у него была пегола в грудь! У него перехватило дыхание, и если оно дошло до его горла,в рот....Какая ужасная смерть! И снова вниз, Адажио Адажио.... Проклятая _Sposa дикость!... Прощай, Елена (La maritata)! Прощай, Тереза (девичья)!прощай, Лили, навсегда!Он все еще не останавливался.... Еще?
Когда ему показалось, что он коснулся дна, он закрыл глаза, чтобы не
видеть его смерть, вот так. Но вслух он издал крик крайностей
духи:- О Боже!
Он не просил помощи! И не было слышно. Неужели он не хотел умирать?
Громче застонали витальные духи: - Боже мой! И это был крик, который
это закончилось мучительно; мучительно, остро, долго. Однако он больше не понимал
ничто. Она больше ничего не понимала. Покуда с божьей помощью, после
век....- Это он! Бежим!- Это Бонарка!
- Там! скорее! тонет! — Бегают.- Это он! Кто знает, сколько часов!
- Он уже сдался! — Прибывают.- Нет; разве вы не видите? Она двигает головой, как Галана....— Веревка.... Окуни!- Мастер! мастер!
Ничего не говоря, он мельком увидел в нескольких метрах делегат, я
карабинеры, могильщики; и он слышал, как бьется его сердце, _ton, ton, ton_,
на большой скорости.
- Держитесь!- Придерживайтесь окуня!- Att;ccati, чувак!- Давай!
- Смелее, дорогой учитель!
Никто не сомневался, что для того, чтобы быть в безопасности, ему было бы достаточно схватиться за жерди. Но разве он не хотел умереть?
- Давай! - Давай! - Браво!- Брось!- Он идет!
Спас? Разве он не должен был умереть? Да, но в чем же он виноват?

Витальные духи цеплялись за эти окуни. Алле - сначала, - сказал он. Он позволил себе перетащить и схватить....
И Сальво, но действительно потеряв сознание в объятиях друга, заикнулся:
- Дайте мне умереть....