Опала. Охота на слова

У поэта русского символизма и модернизма эпохи Серебряного века Андрея Белого (настоящее имя Борис Николаевич Бугаев; 14 (26) октября  1880, Москва — 8 января 1934), есть стихи с таким названием - «Опала».   

Кстати, Борис Николаевич Бугаев - сын декана физико-математического факультета Московского университета. До двадцати шести лет он жил в самом центре Москвы, на Арбате; там он провёл детские и юношеские годы, а теперь там расположена мемориальная квартира поэта Андрея Белого.

Отец поэта  обладал широкими знакомствами среди старой московской профессуры; в доме часто  бывал Лев Толстой. А стихи «Опала» касаются той самой эпохи российского прошлого, о которой рассказано в развлекательном фильме «Вперёд, гардемарины».


ОПАЛА

Блестящие ходят персоны,
повсюду фаянс и фарфор,
расписаны нежно плафоны,
музыка приветствует с хор.

А в окнах для взора угодный,
прилежно разбитый цветник.
В своем кабинете дородный
и статный сидит временщик.

В расшитом камзоле, при шпаге,
в андреевском ордене он.
Придворный, принесший бумаги,
отвесил глубокий поклон, —

Приветливый, ясный, речистый,
отдавшийся важным делам.
Сановник платочек душистый
кусает, прижавши к устам.

Докладам внимает он мудро,
Вдруг перстнем ударил о стол.
И с буклей посыпалась пудра
на золотом шитый камзол.

«Для вас, государь мой, не тайна,
что можете вы пострадать:
и вот я прошу чрезвычайно
сию неисправность изъять…»

Лицо утонуло средь кружев.
Кричит, раскрасневшись: «Ну что ж!..
Татищев, Шувалов, Бестужев —
у нас есть немало вельмож —

Коль вы не исправны, законы
блюсти я доверю другим…
Повсюду, повсюду препоны
моим начинаньям благим!..»

И, гневно поднявшись, отваги
исполненный, быстро исчез.
Блеснул его перстень и шпаги
украшенный пышно эфес.

Идет побледневший придворный…
Напудренный щеголь в лорнет
глядит — любопытный, притворный:
«Что с вами? Лица на вас нет…

В опале?.. Назначен Бестужев?»
Главу опустил — и молчит.
Вкруг море камзолов и кружев,
волнуясь, докучно шумит.

Блестящие ходят персоны,
музыка приветствует с хор,
окраскою нежной плафоны
ласкают пресыщенный взор.


Опала — значит, немилость со стороны монарха или иного могущественного и влиятельного человека.

В словаре Владимира Ивановича Даля это понятие мы находим в гнезде глагола ОПАЛИВАТЬ.

ОПАЛИВАТЬ, опалять, опалить что, обжечь, прижечь снаружи.
Со свиньи не сымают шкуры, а шерсть опаляют, смолят, южн.
Легче суйся на свечу: опалишь волоса!
Опалить столбы, комли столбов, обжечь, обуглить.
Пожаром опалило все яблони, подсыхают.
Взглянет, что огнем опалит, а слово молвит, рублем подарит!
|| Опалить кого, чем, кур. оскорбить во гневе, вспылив. опаливаться, быть обжигаему;
|| ожечься, обжечь часть тела, либо одежду на себе;
|| на кого, гневаться, неистово сердиться, озлобиться, багровея с сердцов.
Когда туша свиная опалится, то ее скребут и моют.
Я опалился на пожаре, опалил все лицо, брови, волоса.
Царища Демьянища опаляется, распаляется, песня.
За что он на тебя опалился?
Мне есть над кем опала положити, а над черньцом, что опалятися, или поругатися? стар.
Опаливанье длит. опаленье окончат. опал м. опала, опалка ж. об. действ. по глаг.
Опалка свиньи, осмоленье.
Опалка пастбищ, сиб. пал, пожег ветоши по весне.
|| Опал, опаленное место, часть, либо вещь; обжог.
|| Опала, перетяга миткаля, до окраски его в ситец, через утюжный вал, для опаленья мельчайших мохор.

А далее – по нашей теме (А.Е.):

|| Опала, гнев, немилость властелина, вельможи, начальника. Быть в опале, под опалой. Иная опала легче великих милостей.
Встарь, царская опала влекла за собою ссылку и конечное разоренье. Опальный, опаленный, подпавший гневу, опале.
Опальное именье, опального боярина.
На опальный товар много купцов, на запретный.
Опальство ср. опала; || вспыльчивость, запальчивость, гнев.
Опальничество ср. обычай налагать опалу, со всеми следствиями ее. Опальничать, предаваться часто запальчивости или быть опальчивым, гневливым, злобно вспыльчивым. Толковый словарь живого великорусского языка


В других источниках подтверждено,  что ОПАЛА — гнев, немилость властелина,  вельможи, начальника, и государев гнев или царская опала которая встарь, влекла за собою ссылку и конечное разоренье, а также угроза — «быть в опале и казни» могла иметь разные последствия для лиц, нарушавших такую угрозу, в зависимости от общественного  и служебного  положения этих лиц и степени государева гнева.
Кстати, Василий Никитич Татищев, русский инженер-артиллерист, историк, географ, экономист и государственный деятель, автор первого капитального труда по русской истории «Истории Российской», который волею судьбы оказался в руках иностранцев, дал комментарий к слову ОПАЛА.


Опала чаще всего проявляется в следующих формах ( отметил):
• Отказ короля видеть впавшего в немилость придворного («знатному не велят ко двору ездить»);
• Прекращение общения, переписки и иных сношений («не велят съезжать, и сие как скоро объявят, обыкновенно черное платье надевали»);
• Отстранение от всех должностей или понижение в должности («писали по городу в дворяне, отнимали чины»);
• Приказ дворянину удалиться от двора и отправиться в ссылку (в деревенскую усадьбу, за границу — иногда под угрозой смерти в случае возвращения) то есть Депортация («в деревне жить»);
• «кинути в тюрьму».

Эти комментарии опубликованы в Википедии с уточнением:

Монарх может также отобрать свои подарки, если они были им ранее дарованы. Опала может также служить предвестником более суровых наказаний, хотя такое происходило не всегда.
Изначально «опала» — гневное слово царя (великого князя), адресованное провинившемуся подданному, в котором гнев монарха сравнивается с испепеляющей молнией. Понятие об опале, видимо, появилось в обиходе с началом формирования единого Русского государства.
Иностранные наблюдатели — служилый немец Конрад Буссов и польский интервент Станислав Немоевский — описали церемонию царской опалы, употреблявшуюся в конце XVI — начале XVII столетия сначала опальному объявляли его вину, после чего подвергали гражданской казни — выщипывали волосы из бороды. Это значило нанести человеку страшное бесчестье. Впавший в немилость сановник должен был носить черные одежды и выказывать смирение, снимая шапку перед встречными.


Вспомним поэта-драматурга Алексея Константиновича Толстого (1817–1875). Он  автор одного из самых популярных романсов «Средь шумного бала» (музыка П.И. Чайковского), исторического романа «Князь Серебряный», исторических драм «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис», стихотворной сатиры «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева», создатель (вместе с двоюродными братьями Алексеем и Владимиром Жемчужниковыми) сатирического образа Козьмы Пруткова.

Он был богат и знатен, входил в близкое окружение императоров российских, в детстве Алексея избрали в число товарищей для игр будущего императора Александра II, а его первые поэтические труды показывали Александру Пушкину и Василию Жуковскому. Он был граф и  оставил после себя значительное культурное наследие. Толстой стал автором множества баллад, фантастических поэм, а также исторической трилогии, благодаря которой его  признали и в России, и в Европе. По сути он стал иллюстратором той по сути фальшивой истории, которую создали для России иностранцы-академики, доромановская Россия в его трудах предстаёт как череда нескончаемых войн всех со всеми. Но более всего досталось Ивану Васильевичу Грозному, хотя грозным он был для врагов. Для немцев он - zar Iwan der Schreckliche, для англичан - Tsar Ivan the Terrible, для французов - tsar Ivan le terrible, для шведов - Tsar Ivan den f;rskr;cklige, для литовцев - karalius Ivanas R;stusis, для поляков - car Iwan Gro;ny.  Его имя на многих властителей европейских стран вызывало ужас.

 Но из-под пера историков именно он стал исчадием ада, потому Илья Ефимович Репин и сделал из него убийцу собственного сына.

Ложь в гигантских размерах пронизывает всю нашу культуру. Недавно хотел посмотреть сериал «Адмирал Кузнецов». Совещание у Сталина за неделю до нападения Гитлера на СССР.  Сталин и Ворошилов не дают возможность высказаться руководителям военных ведомств. Сталин кричит на Кузнецова и не признаёт его обоснованной точки зрения. Да за такую работу режиссёра надо отлучать от кинематографа.

При подготовке книги по истории Челябинского тракторного завода я имел возможность пользоваться документами из военного архива. Я верил Константину Симонову и Александру Чаковскому, что Сталин в первые часы и дни войны был растерян, но ни один архивный документ этой растерянности Сталина  не подтвердил. Наоборот. Сталин был собран, много работал и всё это зафиксировано в протоколах до минуты.  Протоколы и стенограммы совещаний у Сталина показали мне и то, как Сталин проводил совещания. Высказывались все, думали о деле и не было попыток угадать, что скажет Сталин. А в фильмах и сериалах за последние 30 лет из Сталина сделали  по сути Гитлера. Конечно, протоколы совещаний у Гитлера мне на подпись не приносили, но по тем источникам, которые дошли до меня, совещания начинались с речей Гитлера, остальные должны думать и действовать в том же направлении.

Почему же Сталин попал в опалу у киношников? Значит, они не нгастоящие.

История повторяется и не на один раз. У Запада, точнее у власть имущих западных стран,  против России один инструмент – глобальная ложь. Почитайте мюнхенскую речь Владимира Владимировича Путина, посмотрите движущие  силы основных событий, включая госпереворот на Украине в 2014 году и начало СВО в феврале 2022 года, и проведите вектора на нынешнее время. И сразу станет понятно, кто врёт и кто инициатор ОПАЛЫ против великого русского народа.

Я в восторге от того, как сделан обмен наших разведчиков, находящихся в тюрьмах Запада. Разведчиков обменяли на шпионов, которые жили в России, нередко занимали высокие посты, но в интересах разведок чужих стран вредили России, а потому были осуждены. Западные страны охотно приняли своих агентов, а президент России с букетами встречал наших патриотов.

Конечно, печалит, что во властных структурах РФ и особенно в финансах  и банковской сфере много не просто сторонников чуждых интересов, а откровенных врагов. Но… время лечит. Победим и этот недуг. Нюрнберг - 2 будет.

Кстати, напомню, как сложилась судьба Алексея Константиновича Толстого. Его мучили страшные головные боли и он вынужден был принимать очень опасный наркотик. Он умер в 58 лет. А ведь у него была очень интересная жизнь. Он имел доступ к архиву Министерства иностранных дел, выдержал экзамен на чин при Московском университете,  числился при русской дипломатической миссии во Франкфурте-на-Майне, имел возможность для путешествий, получил от дяди солидное наследство. А ещё  Толстой числился при II отделении императорской канцелярии в Петербурге, где получил чин камер-юнкера, а затем и церемониймейстера.

Конечно, главная заслуга Алексея Константиновича Толстого в его литературных трудах. И в них он проявил себя как сторонник официальной истории. Стихотворение «ВАСИЛИЙ ШИБАНОВ» - яркий образец такого подхода.

 В своё время на лекциях по древней русской литературе декан факультета Ева  Лазаревна Лозовская обращала наше внимание на созидательную роль Ивана Грозного в формировании самодержавного государства Российского и в его противостоянии и Византии, которая с утратой самодержавия потеряла и суверенитет, потому была захвачена турками-османами, и Европы, где  ослабление верховной власти привело к буржуазным революциям и войнам. Мы детально анализировали переписку Андрея Курбского с Иваном Грозным. Мнение декана было на стороне царя. Ева Лазоревна сказала, что не всему можно доверять, что написано о той эпохе.

Я перечитал свои записи тех лекций апреля-мая 1966 года, они сохранились, и эту тетрадь я привёз в Германию. В них ни разу не упомянут Пересветов, якобы писавший от имени Ивана Грозного, а в учебниках это имя есть, оно появилось задним числом вместе с именем одного из историков. Похоже, что декан знала о подделке… Вместе с фальшивой историей появляются и фальшивые имена действующих лиц. Похоже, что одной первой строкой «Князь Курбский от царского гнева бежал» Алексей Толстой притянул судьбу неисторического лица и сделал её фактом истории, показав заодно, насколько жестоким был русский царь из династии Рюриков.


ВАСИЛИЙ ШИБАНОВ

Князь Курбский от царского гнева бежал,
С ним Васька Шибанов, стремянный.
Дороден был князь. Конь измученный пал —
Как быть среди ночи туманной?
Но рабскую верность Шибанов храня,
Свого отдает воеводе коня:
«Скачи, князь, до вражьего стану,
Авось я пешой не отстану!»

И князь доскакал. Под литовским шатром
Опальный сидит воевода,
Стоят в изумленье литовцы кругом,
Без шапок толпятся у входа,
Всяк русскому витязю честь воздает,
Недаром дивится литовский народ,
И ходят их головы кругом:
«Князь Курбский нам сделался другом!»

Но князя не радует новая честь,
Исполнен он желчи и злобы;
Готовится Курбский царю перечесть
Души оскорбленной зазнобы:
«Что долго в себе я таю и ношу,
То всё я пространно к царю напишу,
Скажу напрямик, без изгиба,
За все его ласки спасибо!»

И пишет боярин всю ночь напролет,
Перо его местию дышит;
Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,
И снова без отдыха пишет,
И злыми словами язвит он царя,
И вот уж, когда залилася заря,
Поспело ему на отраду
Послание, полное яду.

Но кто ж дерзновенные князя слова
Отвезть Иоанну возьмется?
Кому не люба на плечах голова,
Чье сердце в груди не сожмется?
Невольно сомненья на князя нашли…
Вдруг входит Шибанов, в поту и в пыли:
«Князь, служба моя не нужна ли?
Вишь, наши меня не догнали!»

И в радости князь посылает раба,
Торопит его в нетерпенье:
«Ты телом здоров, и душа не слаба,
А вот и рубли в награжденье!»
Шибанов в ответ господину: «Добро!
Тебе здесь нужнее твое серебро,
А я передам и за муки
Письмо твое в царские руки!»

Звон медный несется, гудит над Москвой;
Царь в смирной одежде трезвонит;
Зовет ли обратно он прежний покой
Иль совесть навеки хоронит?
Но часто и мерно он в колокол бьет,
И звону внимает московский народ
И молится, полный боязни,
Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема,
Звонит с ним и Вяземский лютый,
Звонит всей опрични кромешная тьма,
И Васька Грязной, и Малюта,
И тут же, гордяся своею красой,
С девичьей улыбкой, с змеиной душой,
Любимец звонит Иоаннов,
Отверженный Богом Басманов.

Царь кончил; на жезл опираясь, идет,
И с ним всех окольных собранье.
Вдруг едет гонец, раздвигает народ,
Над шапкою держит посланье.
И спрянул с коня он поспешно долой,
К царю Иоанну подходит пешой
И молвит ему, не бледнея:
«От Курбского, князя Андрея!»

И очи царя загорелися вдруг:
«Ко мне? От злодея лихого?
Читайте же, дьяки, читайте мне вслух
Посланье от слова до слова!
Подай сюда грамоту, дерзкий гонец!»
И в ногу Шибанова острый конец
Жезла своего он вонзает,
Налег на костыль — и внимает:

«Царю, прославляему древле от всех,
Но тонущу в сквернах обильных!
Ответствуй, безумный, каких ради грех
Побил еси добрых и сильных?
Ответствуй, не ими ль, средь тяжкой войны,
Без счета твердыни врагов сражены?
Не их ли ты мужеством славен?
И кто им бысть верностью равен?

Безумный! Иль мнишись бессмертнее нас,
В небытную ересь прельщенный?
Внимай же! Приидет возмездия час,
Писанием нам предреченный,
И аз, иже кровь в непрестанных боях
За тя, аки воду, лиях и лиях,
С тобой пред судьею предстану!»
Так Курбский писал Иоанну.

Шибанов молчал. Из пронзенной ноги
Кровь алым струилася током,
И царь на спокойное око слуги
Взирал испытующим оком.
Стоял неподвижно опричников ряд;
Был мрачен владыки загадочный взгляд,
Как будто исполнен печали,
И все в ожиданье молчали.

И молвил так царь: «Да, боярин твой прав,
И нет уж мне жизни отрадной!
Кровь добрых и сильных ногами поправ,
Я пес недостойный и смрадный!
Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,
И много, знать, верных у Курбского слуг,
Что выдал тебя за бесценок!
Ступай же с Малютой в застенок!»

Пытают и мучат гонца палачи,
Друг к другу приходят на смену.
«Товарищей Курбского ты уличи,
Открой их собачью измену!»
И царь вопрошает: «Ну что же гонец?
Назвал ли он вора друзей наконец?»
— «Царь, слово его всё едино:
Он славит свого господина!»

День меркнет, приходит ночная пора,
Скрыпят у застенка ворота,
Заплечные входят опять мастера,
Опять зачалася работа.
«Ну, что же, назвал ли злодеев гонец?»
— «Царь, близок ему уж приходит конец,
Но слово его все едино,
Он славит свого господина:

О князь, ты, который предать меня мог
За сладостный миг укоризны,
«О князь, я молю, да простит тебе бог
Измену твою пред отчизной!
Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,
Язык мой немеет, и взор мой угас,
Но в сердце любовь и прощенье —
Помилуй мои прегрешенья!

Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,
Прости моего господина!
Язык мой немеет, и взор мой угас,
Но слово мое все едино:
За грозного, боже, царя я молюсь,
За нашу святую, великую Русь —
И твердо жду смерти желанной!»
Так умер Шибанов, стремянный.

Хочу напомнить, что великий Лермонтов Михаил Юрьевич тоже попал под магию понятия ОПАЛА. Помните его «ПЕСНЮ ПРО ЦАРЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА, МОЛОДОГО ОПРИЧНИКА И УДАЛОГО  КУПЦА КАЛАШНИКОВА»? Одно название чего стоит.

Поэт поставил, казалось бы, невыполнимую задачу: опираясь на факт действующей официальной истории, показать русского царя не тираном, не деспотом, а добрым и справедливым монархом. Стихотворение Лермонтова опубликовано в 1838 году. Алексей Толстой мог его видеть и читать, но в оценке Ивана Грозного до уровня Лермонтова Алексей Толстой не поднялся.