Дети ничейной земли

Автор: Г. Б. Стерн.Оригинальная публикация: Лондон: Duckworth & Co, 1919 год.
***
Эпиграф
             ДЖЕФФРИ ХОЛДСВОРТУ.
 “Что такое любовь к своей земле?...
 Я не очень хорошо знаю.
 Это что-то, что спит год, день,
 Месяц, что-то, что хранит
 Очень скрытое, тихое и неподвижное,
 А затем забирает
 Спокойное сердце, как волна.,
 Спокойный мозг, подобный заклинанию,
 Спокойная воля
 Подобна торнадо, и это сотрясает
 Все существо и душу ...
 Да, всю душу”.
                ФОРД МЭДОКС ХЬЮФФЕР.
***
ЧАСТЬ 1.
ДЖЕФФРИ ХОЛДСВОРТУ




 “Что такое любовь к своей земле?...
 Я не очень хорошо знаю.
 Это что-то, что спит год, день,
 Месяц, что-то, что хранит
 Очень скрытое, тихое и неподвижное,
 А затем забирает
 Спокойное сердце, как волна.,
 Спокойный мозг, подобный заклинанию,
 Спокойная воля
 Подобна торнадо, и это сотрясает
 Все существо и душу ...
 Да, всю душу ”.

 ФОРД МЭДОКС ХЬЮФФЕР




ДЕТИ НИЧЕЙНОЙ ЗЕМЛИ




ЧАСТЬ I




ГЛАВА I


Я

“Отпусти ее”, - сказал Фердинанд Маркус. “Я хочу, чтобы у моей дочери было хорошо
время”.

Тетя Стелла согласилась. “Почему бы ей не пойти? Ничего перемен, когда
один-двадцать-три. Все для волнения. И она может приехать, чтобы не
вреда. Кроме того, Ричард тоже пригласили”.

“Ничего страшного”, - прощебетал ее брат. “Свобода для молодежи! Мы упустили
достаточно, Стелла, ты и я, из-за старомодных предрассудков”.

Старый Герман Маркус не участвовал в разговоре. Он сидел тяжелый и
неподвижный; его выцветшие голубые глаза из-под свирепых морщин блуждали по комнате.
презрительно от сына к дочери. Слабаки! недальновидные
слабаки с их глупой болтовней о “свободе для молодежи”. Был
этот способ воспитывать своих детей, властно скользящий, как
слабина веревки по полу? Что должно было стать прежней, если молодой
разрешалось жить в свое удовольствие? Где бы он был сейчас,
он, Герман Маркус, искалеченный ревматизмом, финансово несостоятельный,
приближающийся к своему восьмидесятилетию, если бы Фердинанд и Стелла не были
приучен, очень тщательно приучен к беспрекословному повиновению и долгу?

Он был импотент, где дети Фердинанда были обеспокоены. Его день
власть над. Но—“хорошее время”, - пробормотал он. “Они увидят....”
Он громко крикнул Стелле, чтобы она немедленно принесла ему английские газеты, которые
прибудут в швейцарский отель не раньше, чем через час. Герман Маркус
прекрасно знал об этом.


II

“Но все знают, что для положительного факт, что Шекспир-величайший
писатель из всех. Поэтому, кто еще не слышал о вашем Гете, за пределами Германии?”

“ А кто-нибудь когда-нибудь читал вашего Шекспира в Англии? Lothar
парировал с ужасным ликованием человека, который сделал замечание, содержащее
неприятную долю правды в нем. Его очки поблескивали два круглых,
триумфальное ослепляет на закате которые устремились через закрытую
окна кабинета.

Ричард повторил упрямо, но без осуждения: “все знают
Шекспир - величайший писатель ”. Его защита Шекспира была
строго безличной; у него не было сильных чувств по этому поводу;
весь спор наскучил ему. Но в принципе, когда немецкий мальчик утверждает
, что Гете более велик, чем Шекспир, английский мальчик не может иметь никакого
оставалось только ответить, что Шекспир более велик, чем Гете.

“Однажды это решится”, - Лотар зловеще поморщился.

И на Ричарда снизошло вдохновение. “Шекспир был переведен на
Немецкий, потому что мы прекрасно могли обходиться без него. Я никогда не
видел Гете правильно поставить на английский язык. О том, что доказывает, что я прав”.

“Не было настолько великого англичанина, чтобы перевести такого великого человека. Я не говорю
, ” добросовестно объяснил Лотар, “ что у меня нет произведений
вашего Шекспира, которые также с большой пользой были тщательно изучены. Позвольте
мы беседуем о них. Тогда вы предпочитаете Макбета или Отелло?”

“Макбет”, - пробормотал Ричард наугад и беспокойно подошел к окну
; потеребил расшитый бисером шнур для штор, показывая, что он ожидает
лучшее развлечение от его хозяина, чем эта раздражающая полемика. Он
пожалел, что его сестра так быстро приняла приглашение миссис Кох
навестить ее в Дорцхайме. Чтобы ее утащили посреди дополнительного
Июль летних каникул, которые ему обеспечила эпидемия скарлатины в школе
его увезли из веселого отеля в Швейцарии, в этот
глупый, маленький, ни на что не годный немецкий городок; наконец-то, можно было ожидать, что он
подружится с Лотаром фон Реллингом только потому, что они были “одного
возраста” — это было немного глупо!

Деб вполне могла бы прийти одна, если бы таково было ее представление об удовольствии.

Он задавался вопросом, почему Лотар скрещивает и разгибает ноги в их
ярких полосатых чулках и тяжело дышит, как будто собирается
поделиться своей уверенностью.

“Есть ли у тебя самый дорогой сердцу человек, ты?”

Ричарду Маркусу было пятнадцать. Обычный мальчик, мускулистый, драчливый, молчаливый.
Вопрос вызвал у него взрыв смеха.

“Что бы мне с ним делать, если бы он у меня был?”

“Вы, английские мальчики, все младенцы”, - сказал Лотар с неожиданным презрением.
“Ты всегда играть в твои глупые игры, а не писать стихи на
любимого человека. Ах, но она...” он закружил слушателя по бессвязному
потоку описаний: “чудо, мечта, ночь душистых сумерек”, которая
таинственная богиня, которая, казалось, совсем недавно вышла из-под власти
туманного очарования, которое окружает всю женственность германца, еще не достигшего подросткового возраста
.

“ Вы с ней помолвлены? ” зевнул Ричард, который, по крайней мере,
предпочел эти откровения дебатам Гете и Шекспира.

“Помолвлен? Но это невозможно. Я уже помолвлен с Фридой-Мари.
Наши народы обручили нас много лет назад. Это утомительно, но...
Лотар пожал пухлыми плечами. — Это подходит. Мы одной веры.
Ее отец, герр санитарный врач Хауффе, отзовет свое разрешение, если
он узнает что-нибудь о моей неверности ”.

Ричард обернулся и с неприязнью оглядел расплывчатые черты Лотара.
под кустом торчащей пакли. “Ты имеешь в виду, что там действительно что-то есть
чтобы он узнал о тебе и другой девушке, или ты прикидываешься шикарным?

“Только то, что я шварм — я переполнен любовью к ней. Я смотрю на улицах,
и как только я брошу к ее ногам честное Роза стоимостью в пятьдесят пфеннигов. Она знает
не моя страсть. Но то, что идет мне на что? Это более красиво,
более идеально, так что.”Внезапно он соскользнул с возвышенных высот. “У человека также есть
свои эмоции вдали от всего этого. Человек - плоть. Человек - это не совсем так.
воздух ....” Он разбрызгал несколько чернильных намеков относительно требований своей
юности. На розовом пухлом лице его понимающе поблескивали очки,
приглашая своего спутника к предательству в подобных затруднениях. Но Ричард
сохранил ту восхитительную невозмутимость, к которой так хорошо подходила его внешность
: мощная челюсть, крупный нос, темная голова, хорошо выступающая вперед от
короткой шеи и широких плеч; и, скорее, затененный всем этим
драчливость, пара приятных, насмешливых светло-серых глаз, из которых
однако теперь он прогнал все выражение, кроме полного идиотизма. Не
вероятно, он хотел выдать себя, чтобы мастер Лотар! Ричард задавался вопросом, если
было достаточно немецких паренька хорошей форме, чтобы знать, что Лотар был плохой
форму и подвергнуть его остракизму как такового. Маловероятно; парень вряд ли был бы
таким же самоуверенным, если бы его однажды поставили на его место. Вся эта болтовня о
Гете и девушках.... “ Вы намерены выйти замуж за этого человека? ” перебиваю я.
критическая оценка собеседником леди, профессионально известной в
Дорцхайм, оценку которому Лотар попытался дать личную
примечание.

“Я объяснил, ” терпеливо, “ я связан обязательствами с Фридой-Мари. Она
добрая христианка. Она учится готовить. У нее респектабельный
подарок. Почему ты улыбаешься?

“Твой английский такой забавный”.

“Я еще не имел удовольствия слышать ваш немецкий”, вежливо
саркастично. Ибо Ричард счел долгом чести не открывать Дорцхейму, что
его знание их языка, хотя и неполное, было достаточно беглым, как и
было естественно для внука Германа Маркуса из Мюнхена.

“Я женюсь, когда мне исполнится двадцать семь. Сначала я должен пройти
экзамены. Затем я должен пройти военную службу. Ты тоже?
Нет?”

“О, нам в Англии не обязательно заниматься подобными вещами”.

“Это для Отечества. А еще один привлекателен в форме. Один бросается в глаза.
Кто-то живет. Мне, я должен предать нескольких девушек, прежде чем я смогу позволить себе каждый
чтобы держать”.

Ричард нахмурился уныние. “Тебе нет шестнадцати еще, не так ли?”

“В шестнадцать лет человек уже не ребенок. Нельзя сойти с ума....” К ужасу Ричарда
Лотар внезапно обхватил голову руками, сильно содрогнувшись
.... “ Что я умер! что я умер! ” простонал он.

Мальчик-англичанин уставился на него. Эти всплески доверия, попеременно
сентиментальные и болезненной, казалось, подчеркнуть его растущее чувство необходимости
принесли в мир, совершенно чужой. Он послал Свифт,
его приятель, Гревилл Данн, сейчас на борту учебного корабля; пожелал старый
Гревилл был здесь. Иностранные дети были неуравновешенными, истеричными; они слишком много читали
; слишком много размышляли; слишком много говорили.... Лотар не имел права
изливать душу незнакомцу, другой национальности и враждебного мировоззрения
. Ричард начал опасаться, что произвел впечатление слишком
готового к сочувствию.

Лотар поднял голову и торжественно объявил: “Свинопас, каким бы я ни был,
поверьте, что я испытываю величайшее почтение к своему Любимому Человеку!” Его глаза
наполнились легкими слезами. “У меня нет отца”, - добавил он через некоторое время.
неловкая пауза; “А у тебя, я слышал, нет матери”.

“О, все в порядке, спасибо”, - плечи Ричарда выражали
угрюмое смущение. “У тебя есть коллекция марок?”

“ Я покажу тебе мой ящик с ботаникой. ” И Лотар разложил на скатерти в синюю и красную клетку
свои образцы прессованных листьев и цветов,
аккуратно снабженные этикетками. Вскоре он вернулся к теме Фриды-Марии.
Казалось, он безуспешно пытался что-то сказать Ричарду
....

“Жаль, что она такая блондинка. Идеальный вариант - брюнетка. Она - настоящий
ведьма; черные бархатные анютины глазки. Слушай, я тебе ее опишу.

Однако прошло целых пять минут, прежде чем Ричард осознал тот факт, что
конкретная сумма лирических восторгов Лотара составила личность
, очень похожую на его сестру.

“Боже милостивый! Deb!”

“Но наконец-то! Вот уже целый час я пытаюсь достичь вашего понимания”.

“Ты не мог бы прямо сказать, что имеешь в виду Деб, вместо того, чтобы составлять
опись ее состояния?”

Это было слишком большим напряжением для английского Лотара. “Она была моей с
когда я впервые увидел ее ноги на моем окне улице прессе,” он
вдохнул.

“Послушай, ты хочешь жениться на Деб?”

“Ты всегда доводишь меня этим!” - раздраженно. “Говорю тебе, я помолвлен с
Фридой-Мари. Я не могу жениться на твоей сестре. Она всего лишь еврейка”.

“Мне нравится твоя щека! Тогда что в тебе хорошего?”

“Я могу боготворить ее”.

“Хм!”

“Ты тоже, ты восхищаешься ею?”

“Она не такая уж запыленная”.

И снова Лотару пришлось признать себя побежденным. Он стащил с полки англо-немецкий словарь
и добросовестно просмотрел его
‘пыльный’.

“Nicht so staubig—ach!... Послушай, это мама зовет нас. Без сомнения, тебя
забрали домой.

Они побежали вниз по полированной лестнице, Ричард улыбался понятие
быть “извлечена”.

В гостиной Феликс Кох рассыпался в извинениях за
отсутствие жены, в то время как фрау фон Реллинг угощала его кофе, пирожными с кремом и
изысканными сандвичами.

“Тебе будут рады, когда ты придешь снова поиграть с моим Лотаром”,
она снизошла до Ричарда. Затем тяжело вздохнул: “Мой большой мальчик!” и
взял Лотара за руку и погладил ее. Лотар принял ласку с
выражение, которое было чинно тихоня. “Самодовольный маленький мошенник!” - подумал я.
Ричард.

“В самом деле, Герр Кох, хорошо, что милая Марианна не звонить
в день, как это возможно, что вашей уважаемой фрау мама может пить
кофе со мной сейчас”.

“И что?” Кох мрачно кивнул. Его жена и мать не разговаривали
и весь город знал почему. Он совершил беспрецедентную глупость
, женившись на хорошенькой дочери лавочника из Бингена.

Фрау фон Relling продолжал: “несомненно, дорогая Марианна занята
развлечения маленькая английская Мисс”. Тогда с нетерпением: “она
получил еще какие-то предложения?”

“Она пробыла у нас всего три дня”, - ответил Кох. И добавил с
загадочной интонацией: “Но Зальцман послал во Франкфурт за своим
братом”.

“И сколько букетов?”

“ Одиннадцать. И две коробки шоколада.

“ Герр Сигизмунд Кох проявил к ней немного внимания?

Мужчина бросил на своего собеседника недовольный взгляд. “Сигизмунд прекрасно знает
его не волнует никакая молодая мисс, которая является моей гостьей!”

Потому что, хотя они и были партнерами в одном банке, они со своим младшим братом
не общались. Некоторое время назад они жестоко поссорились
перед смертью их отца, Эмиля Коха, основателя банка, который,
обладая большим чувством юмора, чем обычно может быть присуще его стране,
оставил им это как совместное и прочно связанное наследство.

Фрау фон Реллинг поспешила скрыть свою намеренную злобу.
“Конечно, нет, конечно, нет. И дорогая Марианна устроит
Клатч представит прекрасную мисс Дорцхейму?

“В следующий четверг; вы окажете нам честь...?”

“Ванда будет присутствовать?” Фрау фон Реллинг нервно играла с пальцами своего сына
, которые она все еще сохранила.

“ Полагаю, ваша фрейлейн невестка приглашена, но...

“ В таком случае... ” фрау фон Реллинг с достоинством поднялась. Она не была на
разговаривать с сестрой-в-законе: вопрос похорон-венки....
На фоне таких осложнений сделал общества Dorzheim ходить опасно.

Феликс пробормотал что-то, что определенно говорило о том, что его симпатии на стороне
Фрау фон Реллинг, и в то же время выразил сожаление по поводу этой ненужной вражды в
семье, в остальном привязанной друг к другу. Затем они с Рихардом официально распрощались.

“Мы единственные евреи в Дорцхайме, с которыми фон Реллинги общались.
пробки, ” заметил он, когда они шли домой через маленький
промышленный городок. “Но теперь ты посчитаешь, сколько шляп поднято в мою честь
. Кохи всегда пользовались глубоким уважением даже среди христиан.
которые сотрудничают с нами. Он сиял от наивного удовольствия при каждом приветствии; и
пристально посмотрел на Ричарда, чтобы убедиться, что тот действительно обращает на это внимание.

На улицах сгущались сумерки; небо было темным, густо-синим. Толпы
людей уже толкались из мастерских, где огранка,
полировка и оправа драгоценных камней составляли основную отрасль промышленности.
из Дорцхейма. Смуглые великаны из какой-то легенды о лесе, древесном угле и
светящаяся красным пещера, они не сразу разошлись, а стояли вокруг,
бормоча что-то на тротуарах и хмуро поглядывая на прохожего, который задел их.
их группа была слишком тесной. Где-то наглой большой колокол звон. Это
все это казалось нереальным....

“В ближайшее время мы будем иметь проблемы с этими молодцами”, - отметил банкир
к Ричарду. “Эти чертовы социалисты со своими разговорами...”

На Ричарда снова напало меланхолическое чувство полной изоляции
от своего окружения. Что он здесь делал? Он, Маркус, из
Winborough пятый—в этом остроконечными, немецкий бюргерский город, гротеск его
старая сталь-гравировка в заплесневелый фолиант. Кольцо мрачных, поросших елями холмов
на фоне неба; декоративные мостики, похожие на игрушки, перекинуты через реку,
которая протекала вдоль единственной широкой улицы; теплый аромат кофе из
магазины, смешивающиеся со скорбным смолистым ароматом, который доносился снизу
с лесным ветром; группы людей вокруг маленьких железных столов
столики, расставленные снаружи ресторанов; и за большими открытыми окнами
из них тусклые группы, растянувшиеся в плотной, насыщенной дымом атмосфере;
треп и рев и визг; бред, который еще был обескураживающе
комплексный Ричарду. Он восстал против его понимания
их язык. Они не были его народом; Лотар, с его льняными волосами
, с его ботаническим ящиком и отталкивающей болезненностью; этот маленький бегун
мужчина, считающий поднятые шляпы — а, вот и еще одна! ... и
еще один! ... как по маслу, рука поднялась к краям.... Трое
долговязых парней в плащах, насвистывающих “Die Wacht am Rhein”.—

 “Lieb Vaterland, kannst ruhig sein,
 Still steht und treu—”

Нет, это были не его люди; это была не его земля. Ричард напрягся.
он воспротивился любому коварному процессу приспособления к обстоятельствам.
Дейзибэнкс, Лэнсдаун-Террас, Лондон, Англия — таков был его адрес, когда
он не был в Уинборо. Для него этого было достаточно. Швейцария была в порядке вещей,
конечно... отель находился под английским управлением, и каждый просто ходил
со своим набором и вел себя почти как обычно, за исключением того, что там были
горы. Его дух одобрял Континент, сурово вылепленный на
Британские порядки.

А потом Деб втянула его в— это!

В его голове шевельнулся вопрос! Национальность — был ли это какой-то важный факт?
в таком случае, чтобы иметь такое большое значение при проверке?...
Он снова отбросил этот вопрос. К чему суетиться? Такого рода страдания — ибо это
были страдания - не преследовали его дальше, чем по карте Германии.
Пусть он возвращается к своим; он тосковал по дому, вот и все. Англия
стала прежде всего желанной как место, где вы были веселыми и обычными.;
принимайте все как должное; не нужно думать; — в этих немецких людях было качество
целенаправленной сосредоточенности, которое угнетало Ричарда
с беспокойством: почему они были так поглощены и придавали большое значение мельчайшим
деталям?

Герр Кох снова сдернул шляпу. “Вы видели, кто отдал мне честь? Никто другой
чем Sanit;ts-Рат Максимилиан Хауффе. Он мог вполне претендовать
не увидите меня; не было никакой лампы там, где он прошел мимо нас. Но я говорю вам, что
Кохов уважают в Дорцхайме. Вместе с ним была его дочь Фрида-Мария.
”

Ричард оглянулся, желая мельком увидеть невесту Лотара.
Она оглянулась в тот же момент.... Пухлое розовое личико; колышется и свисает
из двух золотистых косичек.

За дверью дома к ним присоединились миссис Кох и Дебора.
Феликс вставил ключ в замок и прошел впереди них в холл.

“ Нет, фрау Ладенберг была любезна? Она тебе понравилась? - спросил он Деб.

“ Нет— не очень.

“ Нет? Но она англичанка, она твоя соотечественница.

С бесконечной болью и гордостью эта единственная англичанка в Дорцхайме
была раскопана в пользу девочки. Деб остро почувствовала упрек в
его тоне. Встреча должна была быть, по крайней мере, такой же важной, как та,
встреча Стэнли и Ливингстона в пустыне. Сама Деб, спустя всего три
дни, проведенные в густо Тевтонского компанию, был очень взволнован
перспектива пить кофе с женою господина Ladenberg из Манчестера.
Теперь она осознала, насколько неразумной была, ожидая мгновенной близости.
близость была основана только на том негативном основании, что ни она, ни Элли.
Ладенберг случайно не были немцами.

В тот же момент Марианна спросила Ричарда: “Ну, и как?"
вы подружились с Лотаром фон Реллингом?”

“Нет”, - сказал Ричард, который неизменно сокращал речь до предельной краткости.

“Нет? Но вы почти того же возраста!”

Ричард хмыкнул, и убежал к себе в комнату одеваться на ту еду, которая,
ни ужина, чая, ни ужина, вперемежку богатство и предвзятости в
все три.

Феликс прошел в гостиную и бросился на диван. Деб и
его жена последовали за ним. Девушка направилась прямо к окну, и
с некоторым трудом ей удалось открыть его; приличное немецкое окно.
громко протестуя, она имела на это полное право. Она высунулась наружу, охлаждая
свои горячие щеки. В тот день она вела себя недостойно....

Марианна Кох взглянула на нее. Затем на Феликса. Неуловимая подлость
мелькали у нее узкие светло-карие глаза, по углам ее довольно,
капризный рот. Она была очень в отличие от принятой саксонского типа большие
белокурая красавица. В Дорцхайме разразился скандальный гул языков
когда Феликс Кох впервые привез ее домой из короткого отпуска, который он
провел в Бингене. Несмотря на свою ничтожность, она все же ухитрилась
заманить его в ловушку способом, неуместно напоминающим сказку братьев Гримм. В
широкое окно над Скобарь магазин, задумчивые девы, молодой
трех сестер, которые ежедневно находящихся там сама, расческа, состоявшейся в
ее рука, светло-коричневое пушистое облако, окружающее ее бледное лицо.... Он
теперь, после двух лет порабощения, излечился от своего увлечения, но все еще мог
вспоминать это с болезненной яркостью при мысли, перенесенной назад, к
тому окну и магии, которую оно создало для него. Марианна! ... но она
была заурядной, мелочной, чванливой и сварливой; она вышла за него замуж
исключительно потому, что он был банкиром, изысканным джентльменом. У него возникло подозрение
в последнее время, что она хотела бы избавиться от него; да, теперь, когда он
едва успокоил горько оскорбленную мать; когда с его репутацией
из-за трезвости и благоразумия он выставил себя дураком на виду у всех
Дорцхайм. Если бы это был Сигизмунд!... Это было постоянным ударом по
тщеславию Феликса, что Сигизмунд все еще был очень привлекателен, в то время как он сам——

Он даже не был уверен, что его жена не обманывает его.

В этом случае Сигизмунд рассмеялся бы. И герр санитарный врач Хауффе
возможно, не стал бы столь же щепетильно приподнимать шляпу.

Взгляд Коха остановился на Деб в ее голубовато-сиреневом платье из крепа; шаровары
юбка, которая облегала, словно в знак обожания... затылок ее
шея была поразительно обнажена; в Дорцхайме считалось модным
носить нечто, называемое жабо, и подпирать подбородок и уши
высокое качество кружева и китового уса; в Дорцхайме портнихам было поручено
разрушать линию, а не создавать ее — как в случае с гаремной юбкой.
юбка. Она явно была не совсем "хорошего сорта”, эта девушка; вероятно,
что-то вроде художницы, хотя, как он понял, ее родственники были богаты.
“Эти англичане!” — этой презрительной фразой можно было объяснить все.
... И Деб безмерно порадовала его тем утром за завтраком
заметив: “Вас легко можно принять за англичанина, герр
Koch!”... Да, девушка ему понравилась; он был очень рад, что Марианна
недавно в Швейцарии прониклась к ней симпатией и настояла на том, чтобы привезти ее сюда
погостить. Это сняло напряжение от их постоянных препирательств;
и это дало ему слушателя, на которого можно было произвести впечатление своим статусом в Дорцхайме. Затем,
кроме того, человек приобрел значимость в маленьком городке, когда у него были гости
из Англии. Родственники из Франкфурта, да, но гости из Англии были
почти неслыханными.

И никому не нужно знать, что Марианна практически сбежала от него, чтобы
Montreux. Она была an;mic, нужно отдохнуть; что их хватило на публичных
объяснение. Он напомнил ей обещание шубу. Он не
еще дала ей шубу.

“ Я чувствую запах риндбратена, ” одобрительно заметил Феликс с дивана.
“ У нас есть его на ужин? Фаршированный? Там немного осталось от
в середине дня, разве нет? Я верю, Marianchen, что вы сделали это ясно
Эмма не был для нее?”

Его охватило уныние при мысли о слуге, просматривающем
его Риндбратен. Жена успокоила его. И она добавила с медленным
выделено: “Я примерила несколько соболиных шуб у Элли Ладенберг. Ее муж
прислал из Кельна образцы фасонов. Там была одна — четыре тысячи марок.
Оно хорошо сидело на мне. Ладенберги уже выбрали другой с лисьим воротником
. У моего парчовая подкладка.

“У твоей?” Феликс поддразнил ее. “Эй, эй, как быстро мы продвигаемся. Сейчас лето”.

“Это время для выгодной покупки мехов”.

“Четыре тысячи марок - это слишком много”.

“Не к лучшему”.

“Моя мать говорит...”

“Твоя мать ненавидит меня. Она хотела бы, чтобы мне надеть хлопчатобумажные в
метель. Она умрет от злости, если бы увидела фрау Sanit;ts-Рат
Максимилиан Хауффе завидует моим прекрасным соболям.

Она сделала паузу, чтобы посмотреть, тронул ли ее последний искусный выпад в адрес его навязчивой слабости.
ее мужа это хоть как-то тронуло. Он прогремел, чтобы скрыть свое беспокойство: “Говорю тебе,
четыре тысячи марок - это слишком много. Ты разоряешь меня. _ Ты!_”

Глаза женщины стали больше и засияли. Она улыбнулась Деб, которая
пыталась незаметно выскользнуть из комнаты. “Но куда ты идешь?
Феликс, девочка убегает, потому что думает, что мы ссоримся.

Феликс громко рассмеялся при этой мысли.

“Я собиралась прилечь перед ужином”, - быстро объяснила Деб. “I’m
немного устала.

“ В твоей комнате нет дивана. Здесь тебе лучше отдохнуть рядом с
моим мужем. Тогда освободи для нее место, неуклюжий медведь! Она резко рассмеялась.
Тоненькая трель. “Как она потрясена! Господи, о чем я ее просил?
Наверняка с респектабельным пожилым женатым мужчиной.... Ну же, Феликс, будь немного
галантнее. Наша английская мисс боится тебя. Нет, сегодня она была достаточно смелой.
Днем она мило пофлиртовала с Мистером фон Ситтартом.”

“Она думает, что вы еще одна ревнивая Хульда фон Ситтарт, Марианна.
Эта старая женщина строила вам уродливые гримасы, фройляйн Деб? Мы, должно быть,
осторожнее там, где есть красивые мужья из Америки. Но со старыми
Феликс Кох — Пойдем, я буду спать, это успокоит тебя.” Он
повернулся лицом к стене и притворился, что громко храпит.

Марианна зааплодировала представлению. Ее дразнящий взгляд сообщил Деб, что
она была чопорной маленькой дурочкой, создавшей совершенно идиотскую конструкцию из
того, что было простым игривым дружелюбием со стороны ее хозяина и хозяйки.
Итак, Деб легла рядом с Феликсом.... Внезапно ее осенило, что жена
имеет огромное преимущество перед девушкой практически при любом стечении
обстоятельств.

Фрау Кох направилась к двери. “ Приятных снов, дорогие дети! Это было произнесено
в притворно-торжественном духе благословения. Но Деб почувствовала злой умысел в
легкой улыбке женщины; больше, чем злой умысел — враждебность. С ней или
с Феликсом?—Она бы взлетела снова в вертикальном положении, сохранить чувства
что в положении лежа она совершила сама ... на что, она не
знаю. Но она наверняка знаете, как дверь мягко закрылась за
Марианна, что она совершила ошибку, и что бесполезно пытаться
и ремонтировать его. Деб всю свою жизнь предстояло страдать от иллюзии , что один
шаг назад не помог бы ей после того, как один шаг вперед уже был сделан
.

... Феликс по-прежнему стоял к ней спиной. Но он отказался от
фарсового притворства храпа. Они не могли больше лежать в этом
абсурдном молчании, спина к спине, торжественные, неподвижные.... Деб начала тихо смеяться
. Это было довольно смешно, кроме—разве что Марианны
лицо пугала ее.

Она должна вскочить и бежать? Нет, что бы дать тревожный момент для
ситуации. Наверное, Феликс не имел намерения——

Он резко повернулся, притянул ее к себе, поцеловал и снова поцеловал
она. И он думал: “Если это было то, чего хотела Марианна, тогда там
и там— и там...” Девушка не имела значения. Она не была похожа на
Немецкую мадхен, которую хорошо воспитали и тщательно оберегали для
замужества. Ее родители позволили ей приехать сюда, к совершенно незнакомым людям.
И она носила блузки без воротника и явно флиртовала с von
Sittart.

... Ее горло—как длинную и толстую и приглушенно-белый ... какая твердая колонна
для этого треугольного, усталого личика.

Марианна, он был уверен, находилась прямо за закрытой дверью. Кем была она
мотив во всем этом? Что, когда дойдет до этого, когда он разоблачит ее,
у нее тоже должен быть обвиняющий перст, на который можно указать?— “Можете ли вы удивляться,
друзья мои? Сначала он не дарит мне шубу, а потом занимается
бесстыдной любовью с гостьей под моей крышей....

Феликс Кох был бледен от гнева и унижения. Когда он присоединился к
своей жене, подшучивающей над Деб, он был склонен громко крикнуть: “Кто
этот мужчина? Кто он? Как ты думаешь, из чего я сделан, что вынуждаешь меня к этому
?—После того, как ты провел шесть недель в Швейцарии вдали от меня —и
вчера ты устал после путешествия — слишком устал! ... и я—и я....
А теперь это оскорбление!

Он взял себя в руки, ему было любопытно посмотреть, что она сделает дальше. Он
больше не собирался себя контролировать. Пусть Марианна, если она действительно стояла здесь
привстав на цыпочки, прямо за дверью, ее светлые глаза злобно сверкнули, пусть
Марианна понимаю, как мало он заботился о ней не стоит удивляться тому, прошлой ночью, и
в ночь перед.... Шубы из натурального меха? Жен не получили шубы, если они
заработанные их лучше.

Деб не пыталась вырваться из судорожного давления его рук. Она
понимала, что сама была виновата; была где—то неосторожна, она
не совсем уверен, где. Но она тоже сейчас смутное чувство Марианны
объект приглашаю ее, прищипки улыбка Марианны за дверью.

... Этот мужчина был довольно красив, если смотреть с близкого расстояния, что
обычно искажает черты лица. Она попыталась рассмеяться под его
жгучие поцелуи, чтобы поднять дух бурлеска там, где они его отбросили
.... “Хорошенькая девочка”, - он пробормотал; “красивая шея—неудивительно, что она
листья его всегда без одежды”.

“Герр Кох,—ты обещал,—я сказал, что хочу отдохнуть ... ”

“Тогда Феликс”.

“Я хочу отдохнуть, Феликс...” Она воспользовалась мгновенным расслаблением
его объятия, уютно устроиться на подушках, как мог бы младенец; закрыть
глаза с подобием доверчивой дремоты ... ее губы были полуоткрыты
, дыхание ровное; сжатый кулак прижат к ее щеке
. В любой момент она могла просто уснуть....

Оставит ли он ее сейчас в покое? Была ли она в безопасности под этой маской глупой,
невинной уверенности? Любое изощренное признание в его попытке
завести с ней тайный роман было бы фатальным.

Феликс Кох, как и все южные немцы, был сентиментален. Церковные шпили
при лунном свете, или спящий младенец, были неизменно Белл-тянет к себе
мягкий характер. Он осторожно коснулся ее волос пальцами. “Тогда спи,
прелестное дитя, тебе нечего бояться”, - пробормотал он, глубоко тронутый
этим самоочевидным почитанием распутника за чистоту. Было все
легче предположить, что сам он не очень уходу за Деб.

Деб думал: “и поэтому человек должен любить человека, чтобы целоваться с ним?...
Или мне это не может нравиться только потому, что он женат?

Она, конечно, была влюблена; не один-единственный раз, как принято,
но дважды. Гламурный эпизод с молодым капитаном территориальной обороны Коном
Ротенбург, старший сын партнера ее отца. И потом, человек, у которого
возраст удвоили ее: врач, который взял за практику, а
Старый семейный врач Маркус объехал весь мир за его здоровье. Это
была менее полная привязанность, чем с Коном, поскольку доктор Стил
даже не подозревал о ее трепетной страсти; ни о том, с какой добросовестной честностью
она удерживала себя от намеренного стремления заразиться недугами
что обеспечило бы его присутствие. Это пришло ей в голову, когда
его рука была на ее учащенном пульсе: “Как легко было бы для него просто
наклониться и поцеловать меня. Так легко, что кажется несправедливым, что он не должен этого делать.
Так просто — он мог забыть об этом сразу; а я всегда буду помнить ....
Но доктор Стил сложил с себя полномочия местоблюстителя и исчез,
оставив Деб без таких воспоминаний.

Были и другие— незначительные приключения. Их было великое множество. Она так неотразимо
привлекала их, что можно было подумать, что она перевоплотилась в какую-нибудь
знаменитую проститутку из древней истории. И, кроме того, она невольно пригласила их
потому что она явно была начеку. Однако она была начеку
не за мелкие приключения, но за большую вещь; вещь, чтобы поглощать ее
бытия; карлик меньшая ловкость; погрузить ее быстро нервной
души с миром; обеспечить занятость для ее беспокойной, жизнь-искусанный мозг.
Если бы Деб была художницей, найти что-то важное было бы легче. Она была
художницей, но только в плане признания; нетворческой. Или если бы Деб была
религиозной.... Религия поражала ее воображение так же мало, как крылатая Победа
, несущаяся подобно ветру вниз по ступеням Лувра. Она знала, что
шедевр был там; она не видела его сама; другие видели
это; она надеялась однажды увидеть это. А пока — она могла обойтись без этого и
не чувствовать потери.

Итак, она странствовала, как паломница без посоха....

 * * * * *

Но этот особый случай не должен был произойти. Инстинкт подсказывал ей, что
есть определенный тип девушек, с которыми такое не могло произойти.
Она всегда надеялась, что она и есть эта девушка; окутанная какой-то твердой,
прозрачной белизной, из-за которой все, что не было одним большим
вещь безошибочно соскальзывала, не доставляя владельцу этой
удобной брони ни малейших хлопот.

Однако в последнее время она все больше сомневалась в своей способности отражать
накопление мелких переживаний.

Переживания? — но она хотела опыта.

Она попыталась проследить первоначальную беспечность — да, беспечность была
единственным подходящим для этого словом, — которая привела к ее нынешнему положению. Ей следовало бы это сделать
пойти в свою комнату и прилечь, несмотря на насмешки Марианны. И все же
это показалось бы нелепым проявлением ханжества, особенно
как в тот самый полдень.... Ах, значит, вот в чем ошибка!... Но она не стала
по-настоящему флиртовать с Ральфом фон Ситтартом; дамы Дорцхайма неправильно истолковали
тот всплеск бунта, который внезапно воспламенил ее; бунт от
их неодобрение по отношению к ней; возмущение жесткими стульями, на которых каждая из них
чопорно сидела, держа свою негнущуюся шею на китовом усе.... Вместо того чтобы
приготовить одно из них, она предпочла присесть на медвежью шкуру перед
высокой, белой, замерзшей печью; наклонив свободную шею, потереть
ее щека ласково прижималась к красивой голове животного — О, это было
безусловно, это была демонстрация дурных манер; даже дешевых дурных манер
... медвежьи и тигровые шкуры были богемным стилем, от которого Лондон давно
отказался; но этих немецких женщин не могло шокировать ничто более утонченное
чем та наглость, что была пять сезонов назад. И Деб должна была шокировать их,
в озорном настроении, которое владело ею, за которое, возможно, в первую очередь была ответственна Элли Ладенберг (урожденная_
Харрисон). “Ты не захватила с собой свои
рукоделие?” “У меня их нет”, - засмеялась Деб. “Значит, ты закончила
свой подарок фрау Кох?” - сдержанным шепотом. Деб узнала , что это
был ли здесь священный обычай для любой молодой девушки, гостящей у замужней дамы
вышивать самое замысловатое изделие в качестве благодарственного подношения
для своей хозяйки.

Эта информация угнетала ее. Она поинтересовалась, нельзя ли было бы
добиться такого же эффекта всепоглощающей благодарности, отправив письмо в
дорогой магазин в Лондоне.

“Вы сами можете видеть, что это не сработает. Чувства были бы другими
.

“Будь прокляты чувства”, - печально пробормотала Деб, разочарованная союзником.

... Прошел слух, что английская девушка, мягко говоря,
в этом смысле эксцентричная. От нее можно было ожидать чего угодно сенсационного.

Деб щегольски оправдала их ожидания. В любом случае невозможно
стереть себя из заметное положение она занимала как “фрау Кох
посетитель”. Гости в Дорцхайме были редкостью; никаких веселых, случайных событий, но
торжественное мероприятие, требующее соблюдения целого кодекса церемониала. И даже тогда
посетителями обычно были чьи-то родственники. Но внезапно появляется
странная девушка — из этой безумной страны - даже фрау Кох, признавшаяся в минимуме
предыдущего знакомства.... “Бедная Марианна говорит мне, что понятия не имела
что отец позволит это”.“Странно, очень странно. Есть у нее деньги, вы
знаешь?” “Ох, конечно, ее платья из самого лучшего материала, хотя
они сделаны в таком стиле ... дорогая фрау Бергманн—вот skirt_!”

И тут на вечеринку вошел Ральф фон Ситтарт; красивый,
американец немецкого происхождения средних лет, который поддерживал свою праздность за счет доходов пожилой
жены. И это было почти истерическое облегчение для Деб
слышу, говорят по-английски.... Frau von Sittart’s face ... шепот... и
стук вязальных спиц....

Она вела себя возмутительно. Но только под давлением бдительного протеста против
всей своей личности, малейшего своего поступка. Она была в ложном положении
с самого начала. Ей не следовало приходить. Она пришла только из-за
Матери Джона Торпа и слуховой трубы....


III

На этом этапе своих попыток отследить последствия их мотива
логово, Деб осознала, что ее ноги покалывают булавками и
иголками, и что ей отчаянно хочется вывернуться. Она рассудила, что
теперь можно безопасно пробудиться ото сна ... должно быть, это полный
полчаса, в течение которых они с Феликсом Кохом неподвижно лежали бок о бок. Она
открыла глаза, приподнялась на локте, глубоко вздохнула, как человек, который
покидает страну приятных грез. Потом только понимала ли она, что все это
пантомима была лишней, ее компаньон был вполне мирно спит.

Деб соскочила с дивана, совет носком к двери, закрыл ее беззвучно
у нее за спиной. В холле никого не было. Она взбежала наверх и постучала в дверь
комнаты брата.

Ричард, без пиджака, стоял перед зеркалом
и яростно размахивал кистью в каждой руке,
расовая склонность его волос виться расой расстраивала.

“Ты переодеваешься к ужину? Другие этого не делают, ты же знаешь”.

“Мне нет причин быть варваром, если они такие, не так ли?”

“Когда в Риме...”

“Поступай так, как римляне не делают, если они германцы!”

“Ричард— у нас дома иногда были ужасные проблемы с тем, чтобы заставить тебя одеваться по вечерам"
.

Он ухмыльнулся. “У тебя было? Я не удивлюсь, если у тебя это снова было”.
После паузы он спросил: “Как долго ты хочешь здесь пробыть, Деб?”

“В Дорцхайме? Тебе там не нравится?”

Он на мгновение задумался. “Нет”.

“Почему бы и нет?”

“Много причин. Не могу побеспокоиться о том, чтобы продумать их все”.

“Мы должны остаться на две недели, раз уж они пригласили нас, и мы приехали”.

“Хорошо”.

Деб сел на кровать. Сразу великий вздутую подушку, которая действовала
как гагачий пух практически погружении ее в ее восходящей волны. Она поразила их
вниз страстно—

“Ричард”.

“Um?”

“Не оставляй меня наедине с Феликсом Кохом, если сможешь...”

Она была готова к братской вспышке гнева: “Ты хочешь сказать, что этот парень
посмел...” Но Ричард отложил кисти и поднял воротник с
полным отсутствием каких-либо эмоций. “О, все в порядке”.




ГЛАВА II


Я

Несколько дней спустя Феликс Кох вернулся в неурочный час, между
обедом и ужином, и позвал свою жену на приватную беседу.
Ее лучистыми глазами, как она ушла, показал, в надежде, что тайна
окутал плащ меховой.

В настоящее время Ричард был вызван.

“Скандал из-за Лотара фон Реллинга”, - небрежно объяснил он Деб
позже.

“Lothar?”

“ Мрачный маленький попрошайка с растрепанными волосами, который однажды приходил сюда на чай.
_ Ты_ должна знать, Деб. Вся эта вечеринка касается тебя. Чем ты
занималась?

Она задумалась за мгновение до признания. Благоразумие подсказало вопрос:
“Чем, по их словам, я занимался?”

Ричард усмехнулся, но тут же посерьезнел. “Этим утром, герр
Санитары-Верховный суд Германии в отношении Максимилиана Хауффе
обратился к честному и уважаемому банкиру Феликсу Коху с жалобой
что его дочь Фрида-Мария была оскорблена упомянутым мужчиной
будущий муж дочери, Лотар фон Реллинг, которого видели два
несколько вечеров назад в самой темной части Грюневальда — нужно ли мне продолжать?

“Н-нет, ” сказала Деб, “ тебе не нужно продолжать эту часть. Скажи мне, что
говорят Кохи?”

Ричард стал достойно подражать Феликсу Коху:

“Поэтому я с достоинством говорю герру Хауффе: ‘Герр Хауффе, скажите мне только одно:
ваш гнев из-за того, что произошло, вызван ли он тем, что моя гостья - еврейка?
потому что я сам еврей? Если так, то я сожалею, но я не сдвинусь с места в этом вопросе.
вопрос.’ И ответил он, снимая шляпу: ‘Герр Кох, позвольте мне сейчас
уверяю вас, что нет никого в этом городе, к которому я испытываю уважение
более глубоким, чем для себя; я вы человек широких взглядов, и ваш
гость христианским Благовещением, которую она не является, я должен был еще
был вынужден продолжать свой нынешний курс в защиту чести моей дочери
. При этих словах я встал, надел шляпу и протянул ему руку в знак дружбы
, и тогэфир мы пошли к фрау фон Relling. EI, но Dorzheim
смотрел к нам рука об руку; один, двадцать семь католики сняли
головные уборы для нас ... ”

“Есть еще много чего о шляпах, Ричард?”

“Нет, остальное в основном о Лотаре и тебе. Весь город просто
бурлит. Ты дурочка, Деб. Оно того не стоит. Да ведь он всего на шесть месяцев
старше меня — и немец!

“ Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? ” вспыхнула она.

Но было скупостью отказываться от того, что находилось в ее власти
отдать. Или нет?... Целомудрие — девушка в белых доспехах.... Отдавать
но так легко — она вспомнила доктора Стила. И мрачный маленький
мальчик жаждал этого единственного поцелуя; слишком невнятный, чтобы просить об этом; слишком
комичный в своих совиных очках, низком воротничке и вертикальном гребне на
волосы, в безмолвной романтической просьбе, он просто сел на кучу бревен
глядя на нее снизу вверх в ошеломленной, болезненной задумчивости, когда она подошла к нему по
затянутая туманом голубая дорога, извивавшаяся среди елей за городом.
Она понимала, что слегка припадая губами к его, там, в
та сцена, в тот час, что она могла дать ему хорошее время для того чтобы снести
через сентиментальные годы к зрелости. Тогда почему бы и нет? Девушка, которая
отказывается от таких случайных подарков, находящихся в ее власти, ради того, что называлось
ее расцветом, кем она была, в конце концов, если не скрягой?

Деб поцелуй был просто импульс раздачи милостыни. Она не разбей
экстази мальчика речью. Чуть задержавшись в ней ходить, она прогнулась ... он
видение ее серьезные рта и тепло светящимися глазами ... и она пошла
быстро по.

Фрау Хульда фон Ситтарт, которая была свидетельницей этой идиллии и рассказала о ней,
нельзя было ожидать, что она правильно истолкует ее психологию. Но
Деб попыталась объяснить Ричарду.... Было невыносимо, что он должен был
предположить, что ей нравится целоваться с неряшливыми маленькими школьниками.

Он слушал, сурово сдвинув брови: “Но, мой дорогой малыш, такого рода
филантропия довольно опасна, не так ли, когда дело касается мужчин в целом
?”

“Все дело в том, нужно ли быть щедрым или скупым — о, неужели ты не понимаешь? ...
отдать то, что так мало значит для меня, и так невероятно много для них ...”

“Войди в привычку, и в конце концов ты отдашь то, что так много значит для тебя и
так мало ценного для них ”.

Мудрость Ричарда была просто случайной репликой, и Деб не улыбнулась;
она очень редко улыбалась; но в ее голосе всегда звучала определенная ясность.
радостность, которая разительно контрастировала с ее усталым маленьким личиком; ее
голос был детским, на годы моложе ее губ или глаз. Так что
Ричард мог лишь смутно заподозрить в ней скрытый смех, когда она сказала: “Я
уважаю ваше суждение, но — вы довольно развиты не по годам, не так ли?”

“Господи, нет!” - закричал он, в ужасе. “Я разумный. Ты не можешь ходить
о внезапных поцелуев”.

“Процесс возврата магию”, - поправила она его серьезно. “А если я не самый бедный,
и я совершенно уверена, что они станут богаче....” Она склонила голову набок
вызывающе: “Ричард, я бы предпочла быть королевской крови, чем — хорошей!”

Ричард на мгновение задумался над этим. Его сестра смотрела на него с глазами
это были наполовину печальным, наполовину наглеть. Большинство людей были бы
удивляясь, что она может довериться такой женственный тонкости в брата
восемь лет моложе ее. Но она еще ни разу не была разочарована
отповедью Ричарда, который был просто насмешливым школьником и не более того. Он
обладал определенными качествами, которых ей не хватало, - бескомпромиссной справедливостью и
здравомыслие. Кроме того, он был устойчив к ударам; невозмутимый Магомет, к которому приходили все горы.
и его принимали в духе "принимай это как должное".

Иногда Деб задавалась вопросом, где же, во всей этой массе солидности, лежит
похороненная та таинственная черта понимания — возможно, родства, — на которую
она полагалась.

Теперь он сказал: “Ну, я бы на твоем месте не практиковал твою теорию магического десантирования в
Дорцхайме. Это неподходящее место для этого. Слишком много немцев
вокруг. Немцы относятся ко всему серьезно ”.

Ричард был прав. Дорцхайм действительно воспринял этот поступок Деб с большим и
чрезвычайно серьезно. В первую очередь они посоветовались с Ричардом и попросили
его сделать выговор своей сестре в тевтонском духе, согласно которому мужчина во всех
чрезвычайных ситуациях имеет преимущество.

Пастор и школьный учитель, и фрау и герр фон Relling
Sanit;ts-Рат Хауффе и Олдаме Ван Sittart и Феликс Кох платная
еще одна череда вечерних звонков. И вдруг фрау фон Реллинг
больше не навещала Кохов ... и неудивительно, поскольку Фрида-Мария
Хауффе были обещаны исключительно большое приданое, а это было сущей
безумие Лотар иметь под угрозой этого. Правда, Ванда фон Relling еще
пришел к Марианне на домашний день; но это был всего лишь акт неповиновения
по отношению к старой фрау Кох (не общавшейся с Марианной), которая
выразил соболезнования фрау фон Реллинг (с Вандой не разговаривал) по поводу ее несчастья
, в котором виновата семья младших Кохов. И
в любом случае, весь Дорцхайм знал, что Ванда пыталась заполучить Сигизмунда Коха и
потерпела неудачу; поэтому естественно и назло, она предпочла продолжить
гостит в доме Феликса (не разговаривает с Сигизмундом)....
Но все это возвращало к древней истории; и Дорцхайм, раскрасневшийся и
разговорчивый, его нельзя было отвлечь от восхитительного нового скандала с
дочерью герра Санитатса-Рата Хауффе, оскорбленной через посредство
английской девушки, живущей у Феликса Коха. Ну, и разве она не флиртовала
и с Ральфом ван Ситтартом тоже? Половина Дорцхайма видела, как она это делала.
Другая половина Дорцхайма заметила, как она пьет кофе с Сигизмундом
Кох; да, на самом деле подставляет его, главного в городе,
знаменитого повесу! а Феликс знал?... “И что она делала, гуляя
одна в лесу в такой поздний час?” спросила фрау Хульдах с
смак: “Ходят ли скромные девушки без сопровождения? Хотя, конечно, я слышал
, как она говорила, что ей уже двадцать три; несомненно, она боится, что ее
оставят сидеть”. “И Лотар фон Реллинг протестант; был
конфирмован всего полгода назад с моим Карлом; значит, вот что из этого получается,
когда кто-то позволяет себе быть близким с еврейской семьей; я мог бы
я сказал фрау фон Реллинг...

Скандал грозил перерасти в религиозную полемику.

И Фрида-Мария, бедняжка, была, ах, безутешна! До сих пор в
Дорцхайме помолвка была священна. Другие наши сыновья могут последовать за Лотаром
пример неподчинения фон Реллинга. Чтобы предотвратить это бедствие,
Лотара сначала исключили из гимназии; затем заперли в его
спальне; попеременно навещали пастор и школьный учитель; наконец,
сослали к тете и дяде в Дрезден. Лотар ушел, мрачно воодушевленный
своим мученичеством; волнуясь перед некими бессмертными воспоминаниями; но желая,
тем не менее, чтобы перед уходом он перекинулся парой слов с
Фрида-Мари, которого он очень любил, и который все-таки его
суженый....

По-прежнему без улыбки, Dorzheim осела вниз, чтобы увидеть, что Деб будет делать.

Деб сделала довольно много. Ее опьянял первый глоток бросающейся в глаза
непопулярности. Яркая, дерзкая и немного испуганная. Никогда прежде
она не оказывалась в таком центре всеобщего неодобрения. И как никто не
тех, кто не одобрял были люди, которые значили для нее, она была
не больно, не бросил, а просто вселился озорной пожелает
сделать ее хуже на приличия Dorzheim; чтобы отомстить за своих тяжелых отношениях
с безобидного маленького Лотар фон Relling; приносить им все больше и больше
материал для злобных сплетен. Короче говоря, чтобы заслужить их осуждение — эти
люди, которые не хотели, не могли смеяться.

У нее было много социальных возможностей для использования своего театрального
демона. Каким бы ни было личное мнение Дорцхайма о Деб, этикет
предписывал, что гостье фрау Кох следует оказывать “внимание”, ее следует
чествовать и развлекать. Дорцхайм выполнил свой долг по отношению к Деб, и поэтому
считал себя вправе осуждать ее. Ее пригласили на
многочисленные послеобеденные кофе-вечеринки и один большой званый ужин, на котором
юристы, врачи и их жены составляли большинство, а Феликс
Кох был единственным банкиром, как он радостно сообщил Деб. Она узнала
тогда впервые открывается точная лестница снобизма, на которой
вершиной является дворянство; оттуда по нисходящей лестнице к военным —
профессионалы-банкиры—торговцы—духовенство и школьные учителя — все
обращайте внимание на свою голову среди ног на ступеньке выше; все остальные
игнорируют более скромное положение своих собственных ног. Евреи имели свои собственные
параллельные лестницы снобизм, и актеры, и художники не были должным образом
рассмотрел в любой лестница на всех.

Великим событием ее пребывания был масонский прием, на котором она была.
Бросалось в глаза ее мертвенно-черное вечернее платье из крепдешина. “Незамужняя
девушка в черном—Готт в Химмеле! И к тому же брюнетка; будь она блондинкой,
ее можно было бы простить, хотя даже тогда...” Большинство других дам
были в вечерних туалетах, а некоторые - в клетчатых блузках с вырезом
разорванные и темные юбки. На этой вечеринке Деб познакомилась с
владельцем крупнейшей ювелирной фабрики в Дорцхайме; который на следующий день
официально провел ее по помещению; в похожее на пещеру подземелье
мастерские; полумрак, испещренный маленькими красными лампочками; за каждым отдельным столом
мужчина в затемненных шорах, сосредоточенный на куче драгоценных камней, которые
он небрежно перебирал их в своих огромных волосатых пальцах, прежде чем выбрать
один из своих таинственных инструментов. Никто из этих людей не поднял глаз, когда их
наниматель и его спутники проходили мимо них. Деб почувствовала, что лишенный солнца воздух наполнился
ненавистью и угрозой; жужжание тысячи маленьких машин
угнетало ее; это было злое место — и она вспомнила намек Коха на
влияние социалистов и возможные неприятности....

Дома-жизни не существует Коков; каждый вечер, когда нет установленной формы
развлечений было предложено, Феликсом и Марианной, Деб и Ричард, СБ
в большом ресторане на Линденштрассе; сидел там два или три
часа, пил кофе или сиропы, ел сладкие приторные пирожные; в то время как
мужчины орали о своей политике или бросали кубики домино на стол,
и медленно уничтожали своих женщин в облаках вонючего дыма.
Группа, собиравшаяся вокруг Кохов, всегда была большой, и в нее входили младшие
братья, за которыми спешно послали из соседних городов из-за слухов
об огромном приданом Деб. Деб сама была ответственна за этот слух.
Это был один из ее первых дьявольских поступков. На самом деле это принесло ей три
предложения ... ее возбужденная фантазия умножила их до гротескной цифры
вне всякой пропорции к правде. Троица самодовольно-корректных молодых людей,
осыпавших ее отрывистыми поклонами, букетами цветов и комплиментами, прикрепленными проволокой,
которыми умный десятилетний ребенок, возможно, пренебрег бы, заставили их
предложения руки и сердца поступили почти одновременно, и все трое были приняты,
с кротким удивлением, что они должны заботиться о девице без порции...
после чего они растаяли, превратившись в тусклые три свечи, оставленные на ярком солнце.
И растаяли вне поля зрения Деб, и растаяли вдали от Дорцхейма. И
двое из них, поскольку они начали любить ее, хранили молчание относительно
причины своего ухода. Но Людо Зальцманн мстительно написал той самой
невестке, которая вызвала его. И Деб, вынужденная из чувства собственного достоинства
совершить еще одно злодейство, приняла приглашение Сигизмунда Коха
выпить с ним чаю в его комнатах ... “Английская мода — да, я жил в Англии".
Некоторое время он жил в Англии.

Его случайно представили ей в "Лодж энтертейнмент".
И впоследствии Феликс гневно заметил, и вряд ли в духе
Масонского или естественного братства: “Вы не должны разговаривать с этим прекрасным
парень. Ты понимаешь? Не с моего согласия. Хундерт-таузендтойфель! — и
что ты о нем думаешь?

“Он очень красивый”, скромно.

“Ах, он негодяй! И знаешь, как его называют в городе,
за его каштановую курчавую бороду и бледное лицо? Они называют его Иисусом Христом.
Понимаете, это шутка. Феликс оглушительно расхохотался, и Ричард спросил:
“Почему это шутка, сэр?” “Но разве вы не видите? Он, мой брат, еврей_
... и они называют его Иисусом Христом! “Но Иисус Христос был евреем”,
флегматично возразил Ричард. Кох уставился на него. У англичан не было никакого чувства юмора .
юмор. Он перевел разговор с остроумия на политику: “Каковы, по вашему
мнению, нынешние цели мистера Уссесса?” Но Ричард не смог
подобрать это имя ни одному известному ему английскому государственному деятелю, поэтому не стал
принимать вызов.

Несмотря на всю свою репутацию обворожительного повесы, Сигизмунд вел себя на своем
чаепитии образцово прилично. Более того, он пригласил присутствовать свою мать
. Деб понравилось его лучше, чем кто-либо она познакомилась с ней
прибытие в Германию.

“Что ты делаешь в Dorzheim, ради бога, дитя?” Этот вопрос
он задал, когда провожал ее домой.

Деб рассмеялась. “Хотела бы я знать. Я сбежала из передряги...”

“Чтобы оказаться здесь в еще худших передрягах?”

“Ты... слышала что-нибудь обо мне?”

Его глаза блеснули. “В Дорцхайме сплетничают”.

“Могу—могу я прийти к вам по этому поводу... если дела пойдут плохо?” Ибо, несмотря на
напускную браваду, она все больше опасалась скрытой злобы,
очевидной в разговоре Марианны; враждебности, накапливающейся против нее;
и о смутной, более безличной вражде, которая, как ни странно, казалось, маячила позади
.

“ Да защитят Небеса меня — и вас тоже! ” воскликнул Сигизмунд в притворном ужасе. “ И
вы полагаете, Дорцхайм счел бы меня, именно меня, подходящим
исповедником в ваших грехах?

Было очевидно, что Сигизмунд гордился своей репутацией
“опасного человека”.

“ Где вы были сегодня днем? требовательно спросил Феликс.

“ На квартиру вашего брата. Это— это— очень красивая квартира, не правда ли?

Банкир пришел в ярость. “Я скажу вам, фройляйн Деб, он пытается жениться
вы за ваши деньги”.

“Он не пробовал ничего подобного!” - с негодованием. “А у меня денег нет.
И твоя фрау мама была там”.

“Это было спланированное оскорбление в мой адрес”, - заявила Марианна.

Марианна была в ярости, потому что ее хорошо спланированные намерения в отношении
ее мужа и Деб потерпели неудачу. Еще больше она была в ярости, потому что у них был
не совсем выкидыш. Более того, Сигизмунд оказался неизвестным
соперником, которого Феликс подозревал на заднем плане. Если это не согласуется
с его заботой о том, чтобы обеспечить достойную компаньонку для маленького англичанина
бунтарка, которая так неосмотрительно приняла приглашение в его покои, пусть это
помните, что нет элемента, с которым настоящий повеса имеет дело
более осмотрительно, чем с девичеством ... пока он не достигнет возраста, когда
целомудрие становится желанным, а не грозным.

Марианна пришла в еще большую ярость, потому что Феликс сказал, что не может позволить себе
посетителей _and_ меховые плащи. Фон Реллинги перестали звонить. И теперь
Деб пила чай со своей свекровью - и даже не потрудилась солгать
об этом.

И все же, когда Ричард за ужином внезапно предложил, что им следует
подумать об отъезде, и хозяин, и хозяйка не смогли сдержаться
механически произнесли свой обычный кодекс протеста и
возобновленное гостеприимство: “Но, конечно, вы не должны мечтать покинуть нас
и все же — мы не допустим этого — вы пробыли у нас так мало времени — это такое
удовольствие. Нет, нет, в самом деле, вы не должны уходить....


II

На следующий день большинство рабочих на фабриках объявили забастовку. На тех,
кто отказался, напали черноногие. Причудливые, залитые солнцем улицы были
отвратительны от драк. И Деб больше нельзя было безопасно разрешать
совершать одинокие прогулки, которые были единственным облегчением от напряжения, вызванного
постоянной улыбающейся ненавистью Марианны.

Постепенно ее лихорадочное возбуждение полностью испарилось. Она
начала бояться споткнуться о следы собственного радостного проступка.
Не было нерадивых молодежи в плотно сжатый маленький город
завистники споры и распри сложной и горькой снобизм? Это поразило
ее тем, что в Дорцхайме, казалось, не было ничего общего с
подавленным детством и амбициозным или самодовольным супружеством.

Происходило что-то зловещее; она больше не была центром внимания;
мужчины приезжали и уезжали в короткие поездки; мужчины совещались шепотом,
исключая своих женщин. УЭБ чувствовал себя все более остро ощущается потребность для
отъезд. Но она ждет письма от своей семьи, чтобы сказать, когда
они намеревались покинуть Швейцарию; и если она и Ричард воссоединятся с ними, то
в Монтре или дома, в Англии. Письмо откладывалось; утро
за утром она ожидала его, а оно не приходило. В нем должны были быть
деньги на дорогу....

Дорцхайм больше не был забавным маленьким немецким городком, населенным в основном
карикатурами. Это было место ужаса.... Она не спала по ночам;
размышляя у своего окна, она видела, или думала, что видит, длинные призрачные поезда.
без визга и грохота скользят над железнодорожными путями примерно в полумиле отсюда.
вдалеке. Черные силуэты поездов, ни одного освещенного окна... всю ночь они
крались мимо в темноте ... и на следующую ночь... и на
следующую ... каждый раз, когда она вставала с кровати, чтобы посмотреть еще раз....


III

“Деб, ты знаешь, что Австрия на днях объявила войну Сербии?”

“Да. Ну и что?”

“Видела последние газеты?”

“Немецкие газеты!” - презрительно; для немцев, конечно, неплохо, но——

“Россия присоединилась к Сербии, а Германия объявила войну России,
и — мы _в_ Германии. Они говорят, что Франции придется объединиться с
Россией и, возможно, Англии с Францией. Затем есть Голландия и Бельгия
... сомневаюсь, что они смогут удержаться ... ”

Со звуком, похожим на плеск бурлящей воды, кошмар Деб перестал быть
ее личным делом.... Бурлящие воды ... да, кусок
музыка—Равель, не так ли? Она услышала его прежде, чем она покинула Лондон.
Невежественный Ученик чародея осталась одна с волшебной метлой ...
струйка воды, которую он вызвал ... потоки воды ...
множащаяся всепожирающая вода ... она затопила комнату и углы
комнату, улицу снаружи и мир за ее пределами ... ликующие водовороты
воды, неумолимой, непреодолимой, которая преследовала и затопляла каждый дюйм
сухого... каждый дюйм сухого ... музыка оглушительно ревела у нее в голове
заглушая связные мысли.... Кто-то дотронулся до метлы....

Она рассказала Ричарду о фантастической веренице поездов.

“ Войска, конечно. Спешат к границе. Они, должно быть,
погасили все огни. Не хотели, чтобы мы знали, что они готовы.

“ Мы? Ты и я?

“Англия, ты осел!” Ричард ухмыльнулся при мысли о нации, погруженной в темноту
ради блага себя и Деб. Деб—умф! он ссутулил свои
плечи и угрюмо уставился на нее. Он отвечал за безопасность Деб.

“ Я полагаю, ты не хотела бы выйти замуж за кого-нибудь здесь и остепениться? Это
могло бы обойтись дешевле, чем тащить тебя с собой в Англию. Это было бы здорово.
пережить это, если бы я была одна ...

“Мне жаль. Нет, я бы не хотел навсегда поселяться в Дорцхайме. Но мы могли бы
вернуться домой двумя разными маршрутами ”.

“Я бы сказал, что работы достаточно, чтобы найти один маршрут. Прекрати дразниться, Деб; это
не шутка.

“Прости”, - снова пробормотала она, вся женственность унижалась перед грубостью.
здравый смысл всего мужского.

“ Этот идиот Кох должен был предупредить нас. Он должен был что-то знать.
Нам следовало уехать отсюда неделю назад, когда я это предложил.... Если это
будет общий период обострения, тогда никто уж не хочет быть в
собственной стране, а не в чужой!”




ГЛАВА III


Я

Патриотизм, даже в большей степени, чем бантинг, во многом зависит от привычки.
До августа тысяча девятьсот четырнадцатого года Ричард скорее принимал свою страну
как должное. Теперь он проснулся в Англии, которая в обмен на годы
безопасности и ленивого удовольствия при виде стольких красных пятен на
школьной карте внезапно потребовала службы—боевой службы. Ричард выругался
его возраст; приветствовал любой признак в развитии событий “там”, который
казалось, предсказывал деятельность минимум на три года. “Если только война
продлится, пока я не смогу добраться до нее!” Он страдал от тревожных предчувствий
о мире, подписанном и ратифицированном всего за день до его восемнадцатилетия
.

Война, как развлечение, профессия, эмоциональная отдушина, удовлетворяла все
невысказанные потребности его темперамента. Он был прирожденным боксером; он не возражал против
телесного дискомфорта; он был наделен великолепным телосложением; он сохранял хладнокровие в
чрезвычайных ситуациях; он бесконечно предпочитал мужское общество; он был под
стойкое впечатление, что он был лишен того обременительного бремени, которое называется
воображение; ему не хватало изящных достижений. Что уготовано в будущем
мальчику с такими способностями и недостатками? Тысяча девятьсот четырнадцатый
пришел как ответ на упрямую загадку.

И — черт возьми! — ему еще не было шестнадцати.

В Уинборо был свой кадетский корпус, который был небольшой компенсацией за
полную бессмысленную нелепость латыни и греческого — мертвые занятия во времена
живой истории. По крайней мере, одна готовилась спустя долю в
конфликт. Этика войны и мира не беспокоить его. Война для него,
как определенную возможность для согласованных действий; в то время как мир казался
состоянием бесконечно более трудным, более разрозненным и запутанным и
нерешительным. Ричард одобрял несомненную простоту нации на войне
все умы думают одинаково; все усилия направлены к одной цели
верность принимается как преобладающая эмоция, без необходимости суетиться
из-за меньших проблем своего возраста. Он был оживлен, а еще
без особой злобы по отношению к немцам.... Бедный старый дед
Немецкий; гнилая к нему, в эти дни! Отец был натурализован, значит, он был все
верно (желтая пресса в Уинборо не распространялась).... Естественные
Условия войны требовали врага, и немцы справились бы не хуже, чем кто-либо другой
фактически, даже лучше, поскольку они были сильны и хорошо подготовлены,
так что имелись отличные шансы, что боевые действия продлятся до
Ричарду было восемнадцать——

Он всегда возвращались к этому.

В Dunnes оба были в военно-морском флоте; Гревилл, просто присоединяйтесь к большой
Флота Г. М. С. “Канада”; молодой Фрэнк, все еще на Осборна. Ричард провел
это Рождество последнего отпуска Гревилла в веселом, переполненном заведении миссис Данн
коттедж в Эссексе, на окраине маленького провинциального городка, который был всего лишь
примерно такого же размера, как Дорцхайм.... Он чрезвычайно позабавил Даннов
своими рассказами об этом месте и о стремительном бегстве домой с Деб.
Это был своего рода подвиг - быть пойманным на вражеской территории накануне войны
“Если бы мы отправились домой двумя днями позже, мы бы не
если бы мы вообще начали; они продержали бы нас там, вероятно, несколько недель,
а затем переправили бы нас через границу гуськом под строгим официальным
надзором ”.

“Деб, не ты”, - поправил Гревилл. “Я знал парня нашего возраста, который был в
В то время в Дрездене, и они интернировали его там ”.

“Господи, не совсем! Это было бы беспределом, пропустить все веселье,
оказаться в окружении кучки гнилых немцев ...

“Они были бы англичанами, ты, задница, в немецком лагере для интернированных”.

“ Да, именно так они и поступили бы. Тем не менее, никто бы ужасно это все; не
что Winborough гораздо лучше”,—возвращаясь к старой обиды—“я хотел бы
налетели на флоте, когда вы сделали”.

Миссис Данн задумчиво улыбнулась. “Интересно, разделяет ли твой отец это желание".
”Не знаю.

“Я думаю, что не увижу его до Пасхи." "Нет, Ричард." "Не знаю." Я был рад оказаться подальше от этих
каникулы. подальше от всей этой суеты с переездом. Ты же знаешь, мы сдали наш дом в аренду.”

“Вы, должно быть, обрадовались, когда снова оказались в Англии”, - заметил Гревилл
возвращаясь к путешествию из Дорцхайма.

Но вместо “Вы делаете ставку!” можно было ожидать, Ричард
молчит.... Он был еще робкий, вспоминая прилив настроения, которые
напал на него по прибытии в Фолкстон, что второго августа, после
три смутные дни и ночи через континент, который был кричать с ума
с войны.... Да благословит Господь этих флегматичных английских носильщиков — эти английские паровозы
которые точно знали, куда они везут поезд — в это приличное воскресное время
вечером везде тихо.... Ричард засунул руки в карманы и
твердо сжал губы, поднимаясь по трапу катера; он был
не безумец и не поэт, чтобы громко восклицать: “Англия, моя Англия!”
это сжимало его горло и отдавалось гулким стуком в сердце ... но он
поклялся, тем не менее, когда он вышел на берег, что он хотел доказать
максимально растянуть его полномочия хорошим гражданином, верным патриотом. Он был
определенно благодарен своей стране в этот момент за само ее существование.

Эмоции умерли, сменившись смутным стыдом за то, что он выставил себя напоказ
даже при том, что был единственным свидетелем. Но теперь, как он наклонился
вперед, в свою очередь, каштаны обжига на открытом огне, и бросил
сгорел один на коленях у Молли Данн, хлопушки двоюродный брат Гревила, он
испытал чувство удовлетворения от своего окружения, который может наилучшим образом
быть переведены на сердечную грунт. Они были общепризнанно правильными людьми
: миссис Данн, хрупкая и приятная; двое мальчиков в их
синей с золотом униформе; Молли, загорелая, коричневая, как ее собственные спутанные волосы, — и
уродливый ребенок, но хороший парень. На коврике у камина лежал маленький грубый терьер.;
коньки все, спеклись от недавнего использования, расползались по всей потертый
мебельным ситцем; и большой, Холли,-увитые портрет покойного командира
Данн господствовал в комнате, возвышаясь над каминной полкой. Повсюду были разбросаны забавные вещицы
также: модель китайской джонки; куски странно искаженного коралла
, камни и раковины; фантастическое оружие, развешанное по стенам; фотографии
о линкорах и их экипажах — все это свидетельствует о семье моряков,
и о далеких землях, ни в малейшей степени не влияющих на типично английский
атмосфера комнаты. Если бы Данны поселились в Японии или Булавайо,
их апартаменты все равно были бы в стиле Даннов. Эти диковинки—их
были просто любопытными, ни больше, ни меньше; и, как таковые, даны их
надлежащее место.

Странно, размышлял Ричард, что до приступа тоски по дому, который
охватил его однажды вечером на улицах Дорцхайма, он был
никогда еще я так сознательно не осознавал, как в настоящее время, состояние благополучия.
Он предположил, что контраст, к добру или ко злу, разбудил его; и
мрачно спросил себя, удобно ли вообще находиться в
милосердие к восприятию как обостренному и чувствительному.

Если бы это было Dorzheim, затем каштаны будут пряники; Гревилл
и Молли бы быть “нареченным” на обустройство своих стариков; и
Ричард бы с гордостью отметить тот факт, что он был один еврей с
кому Dunnes было “трафика....”

Слава богу, в Англии можно быть евреем и едва ли даже знать об этом....


II

Евреи ... но детям Маркуса ежегодно разрешалось искать спрятанные
Пасхальные яйца в их саду. Доротея, жена Фердинанда, была
самой мягкой из протестанток, поскольку он был самым терпимым из израильтян; и
бывали времена, когда бекон и мацас появлялись на их столе одновременно
не из-за какого-то нескорректированного столкновения ортодоксий, а просто
Фердинанд настаивал на британском национальном завтраке, а Доротея
питал эксцентричное пристрастие к пресному хлебу, когда это было “по сезону”.
Ричард и Деб никогда не учили иврит, пока не появился мальчик
“Бармицфа”, в его случае потребовалось определенное знание языка
, который легко забывался. Само событие показалось ему главным образом
примечательным из-за количества подарков, которые он получил. Деб обдумала это
явно несправедливо, что мальчики должны иметь возможность устраивать такой прибыльный день рождения
дополнительный день рождения; она пыталась уволиться по-крупному, соглашаясь
как можно чаще предлагать должность подружки невесты, будь то в церкви или в
синагога. Обе религиозные церемонии произвели на нее одинаково глубокое впечатление
в течение часа. В Marcuses не сохранить еврейские праздники
и праздники, и, соответственно, подрастающего поколения были довольно туманными, как
их происхождение и значение. Фердинанд предпринял нерешительные усилия, чтобы
постоянно напоминать им о наиболее важных из них, чтобы они
не обижать тех из своих друзей и родственников, которые были строги в соблюдении правил
с пустым взглядом невежества в ответ на приветствие:
“Морзельтофф!” Они пожелали друг другу Счастливого Нового года весьма нелицеприятно
осенью и первого января, и Рождество было веселым
смешиваясь, что обычаи приятный различных вероучений и
стран.

Доротея и Фердинанд согласились, что, какие бы дети ни родились у
них, они должны сами выбирать религию или никакого вероисповедания, когда они
станут достаточно взрослыми. Они сами многое пережили от деспотичных родителей, и
были нетерпеливы и настойчиво придерживались широких взглядов в своих образовательных намерениях.

Старый Герман Маркус отправил своего сына в Англию по делам, когда тому
парню едва исполнилось двадцать — застенчивый, пухлый, с милым личиком, с
яркими карими глазами, круглыми от восхищения Англией и ее обычаями.
Безапелляционно напомнил в Баварию после двух лет в рай, он вызвал
все его мужество, и—с безопасного расстояния, бросает вызов тирану ... несколько
смягчая грандиозный эффект своего бунта дипломатическим постскриптумом
указывая, что в Лондоне он мог бы принести фирме больше пользы, чем
в Мюнхене; быстро набирал популярность; и надеялся через несколько лет быть
способным жениться. Его отец коротко ответил, что он тупица, был
всегда был тупицей, всегда будет тупицей, и поэтому
превосходно приспособленный природой к жизни в стране тупоголовых—“но
в таком случае вы немедленно разорвете связь с моим бизнесом”.
Фердинанд послушно поскакал обратно в Германию; провел несколько ужасных
месяцев в тщетной тоске по своей приемной стране; и, наконец, не будучи
из того материала, из которого делаются герои, тайком вернулся в свой Хэмпстед.
пансион, его теннис, воскресные вечеринки на реке и таинственные события
Ноябрьские туманы, когда он оставляет свою сестру Стеллу сообщать новости старому Маркусу.
Последний быстро вычеркнул своего сына из завещания. Фердинанд настойчиво
добился достаточно хорошего положения на фондовой бирже
чтобы в возрасте двадцати семи лет спасти Доротею Ладислов от
неподходящий дом, и жениться на ней романтически в регистратуре. В
симпатичная черноволосая девушка была дочерью чешского аристократа
семья, которая обосновалась в Англии еще до ее рождения. Она и
Фердинанд влюбился в них из-за сравнительного опыта их раннего детства.
годы были тяжелыми и обременительными из-за того, что ничего нельзя было сделать. Деб, как только она появилась на сцене
порхала, как блуждающий огонек, по сказочным просторам
солнечной свободы, запланированной для нее родителями исключительно из контраста
с их собственным жестко замкнутым детством. Не все нынешнее блаженство в мире
могло бы вполне компенсировать те лучшие потерянные годы. Деб должна была бы
жить беззаботно, сияя с самого начала — “Не избалованная, Ферди";
это другое и ненавистное. Она должна научиться разумным манерам и
контроль; даже послушание. Только не нужно так уж сильно подчиняться. И
как только она сможет думать самостоятельно ...

“Она будет танцевать под свои собственные мелодии. Да, да, это будет приятно
счастливая маленькая дочь, не проверил, не боюсь. И мы должны научиться не
чтобы быть в шоке на нее, как мы становимся старше. Она должна знать, что мы доверяем ей.
Действительно, да, все будет хорошо. Когда человек счастлив, он тоже хорош.
Наши родители никогда этого не понимали ”.

“Все будет хорошо”, - эхом отозвалась Доротея, ее темные глаза были нежными и
светились. “И мы не будем ворчать или задавать вопросы, правда? Папа был
вечно ворчал, а мама задавала так много вопросов.... Ферди, это было бы
ужасно, если бы мы забыли и, проснувшись однажды утром, обнаружили, что мы были
всего лишь обычными родителями ”.

Она вздохнула от ужаса. Муж взял ее лицо между его
руки и поцеловал ее....

Они сделали довольно довольно хобби из необыкновенной семьи.

Затем, словно для того, чтобы напомнить им, что другие виды все еще существуют, когда
Деб была своенравным семилетним созданием, пришло повелительное приглашение
от отца Фердинанда, который совершенно некстати решил простить
они. Старое рабство продолжалось; у них не было другого выбора, кроме как смиренно подчиниться
прощению. Это потребовало поездки в Баварию — длительного пребывания в
Мюнхене. Стелла была так рада, так рада, что этой молодой, смеясь
сестра-в-законе в доме. Но Маркус бросил вызов всем традициям суровых
дедов, отказавшись немедленно подчиниться милым бесстрашным манерам
своего первого внука; на самом деле, он так сильно не одобрял Деб,
ее внешность, ее английское образование, ее непринужденную болтовню, ее одежду,
ее медсестру, ее распущенные черные волосы, все, что принадлежало Деб,
чтобы она держалась как можно дальше от него. Добродушный и
услужливый во всем остальном, Фердинанд был неумолим в одном пункте:
старый автократ не должен мешать счастью еще одной
девочки. Он уже обрек Стеллу на жизнь старой девы; он запретил
молодым мужчинам входить в дом и запретил Стелле выходить из дома. Одна из них
обычное брачное соглашение, которое он заключил для нее с родителями
достаточно богатого поклонника, который, однако, отказался от Стеллы в пользу
большего приданого. Ни от одного отца нельзя было ожидать большего в исполнении своего долга.
На соглашение, которое Стелла имела наглость заключить для себя, он
ответил простым тевтонским методом - запер ее и кричал
на нее, пока она не устала....

К Фердинанду он проникся некоторым уважением. По крайней мере, мальчику
удалось завоевать какую-то коммерческую опору. “ Сколько ты думаешь получать
в год, васс? “От шестисот до тысячи”. Маркус был
явно впечатлен: “Ах! так мало?” Фердинанд поинтересовался о
старой фирме. “Прибыль превосходна, сэр; ежегодно увеличивается. Бах,
вы думали, мы должны разориться из-за того, что вы нас бросили?” - саркастически.

Высокомерный старый торговец лгал. После смерти Доротеи он был благодарен
за повод отпустить Стеллу в Англию и взять на себя заботу о доме
ее брата; благодарен за повод сократить расходы
... бизнес стремительно катился под откос. Он предотвращал банкротство
еще одиннадцать лет — затем наступил безвозвратный крах. Фердинанд,
который не мог избавиться от сыновней привычки, немедленно написал и
предложил своему отцу переехать к ним. Итак, Герман Маркус в возрасте
семидесяти семи лет приехал в Англию, в “Дейзибэнкс” на Лэнсдаун-Террас. Он
оказался моментально отводится очень комфортно на заднем сиденье среди
его дети и внуки. Ферди, пока еще робкие в реальной
беседовать с отцом, но упорно доказывают хозяином в своем доме;
и Стелла была разработана бодрая живость, которая была истинным источником
горе ее отца. Теперь эти двое относились к его попыткам запугать их с
полушутливой терпимостью, которую озадаченный деспот мог только приписать
к своей потере дохода — “Конечно, если бы я был набит деньгами”, — с
мрачным здравым смыслом он смирился с зависимостью и ревматизмом; это
утешил его предположением, что его потеря авторитета была вызвана материальными, а
не моральными причинами.

Что касается третьего поколения, он продолжал не одобрять Деб, но
Ричард нравился ему бесконечно больше. “Ты не смотришь ни на кого, кроме этой
девушки”, - рычал он Фердинанду. “Двум моим детям я дарил
равную привязанность”. Фердинанд улыбнулся.... Когда он улыбался, он больше, чем когда-либо,
походил на жизнерадостного маленького тролля, его маленькое зрелое личико было покрыто паутиной
пересекающихся паучьих морщин. Это правда, что Деб была его любимицей
которая не могла сделать ничего плохого; именно для Деб они с Доротеей создали
так много дерзких незрелых планов — прекрасных планов. Доротея умерла
ради жизни Ричарда ... она любила бы мальчика больше всего, если бы была жива
; Ферди догадывался об этом и добросовестно пытался обеспечить двойное
количество фаворитизма. Но Ричард был сдержан; он начал вести себя как
школьник, даже когда его няня, как мы надеялись, боролась вопреки
обстоятельствам, чтобы превратить его в милого человека, Фаунтлероя. В три года
его голос был хриплым, колени исцарапанными, манеры - подобающе небрежными, его
вкусы независимыми; он называл леди и джентльменов по фамилиям,
без приставки, когда они наклонялись, чтобы приласкать “дорогого маленького Дикки”. Доброжелательные партнеры Ферди, введенные в заблуждение белым
костюмом и глубоким кружевным воротничком, были
сбиты с толку, обнаружив, что на них нахмурены густые брови, в то время как они
их громко называли “Нэш” и “Ротенбург”. Тетя Стелла поступила мудро:
смирившись с неизбежным, купила своему племяннику пару грубых темно-синих свитеров
, пару крепких ботинок и пальто из Ньюмаркета; Няня посетовала
что это последнее изделие было не из белого кроличьего меха — “Мастер Дики выглядит
таким милым в белом”. “Он выглядит чем - то средним между грабителем и
боксер-профессионал в чем-либо; на будущее, медсестра, ему лучше быть известным
как только Ричард”. “Ах, мадам, он всего лишь ребенок!” Ричард подслушал,
и: “Я еще совсем ребенок”, - с достоинством взмолился он в следующий раз, когда его
отец попытался устроить мягкое, но вполне заслуженное наказание. От
сплошное удивление, Ферди отпустить его.

И после этого он, казалось, всегда быть в школе, или “стучал круглая
с другими парнями”. Он часто попадал в передряги, и обычно ему удавалось
выпасть из них снова без посторонней помощи. Он стойко держался
место в классе чуть выше половины, без рывков и провалов. Его
философия в высшей степени соответствовала практическим потребностям; он сохранил свое уродство.
он был хорошо причесан и лишен эксцентричности, а его медленная белая
улыбка имела ошеломляющее очарование.

“Наш юный Ричард, дорогой мой”, - прокомментировала тетя Стелла Деб, “мне напоминает
лучшего качества миндаля камень, возьмите его домой, и готовиться к
лечить, и тогда ты встретишь девушку, кондитерская забыл разбить его
для вас”.Она прекрасно говорила по-английски, но с внешней бодрости и
сильный иностранный акцент. “Ричарда никогда не ломали; он громоздкий.;
его нельзя положить в рот”.

“Но он такое лучшего качества”, - Деб быстро его защищал; и
помолчал, думая о Ричарде. Она обожала мальчика; был
узнать, что она пришла первой с ним, хотя он редко видел
ее, и еще более редко разговаривал с ней, кроме обычного для
младший брат дразнит.

“Тетя Стелла, Ричард не так уж и скучный, как ему хочется думать, что он,” она
вдруг сказал. “Вы знаете, я дважды видел его почти в истерике.”

“ Дитя мое, ты спишь.

“Я не боюсь. Один раз - потому что оса кружила над его тарелкой и
не хотела улетать. А другой раз - над книгой”.

“Боже мой, над какой книгой?”

Но теперь Деб пожалела, что заговорила так импульсивно. У Стеллы Маркус был
приводящий в замешательство способ заставить каждый предмет казаться полым шариком с
звоном внутри, который нужно слегка подбросить дважды, трижды, а затем дать упасть ...
откатиться в сторону.

“Какая книга?”

“Повесть о двух городах”.

“О, каждый маленький мальчик плачет из-за этого”.

Деб солгала. Это была не “Повесть о двух городах”, а отчет о деле
Дрейфуса.

В это первое военное Рождество четырнадцатого года Маркусы съехали
из своего дома на Лэнсдаун-Террас. Фондовая биржа была одним из тех
определенных мест, где человек немецкого происхождения мог почувствовать себя неуютно
. очень неуютно. Фердинанд Маркус не жаловался на
холодное отношение, которое ему оказывали. “Это естественно, Стелла; каждый раз, когда я
открываю рот, им обязательно напоминают”. Но потом какой-то произвольный
биржевой маклер публично обвинил его в шпионаже и предательстве ... и
Маркус быстро отказался от своего партнерства в фирме "Нэш", Ротенбург
и Маркус; и удалился, чтобы жить как можно лучше на свои доходы.
Маленький человечек был обижен и опечален; он страстно любил Англию — он
отказался от Германии и выбрал Англию из побуждений чистой любви. Не все
сыны Германии так сильно привязаны к Отечеству, как хотелось бы показать
Отечеству. Некоторые из них возмущены
тюремной системой, преобладающим агрессивным деспотизмом, который подавляет
их человеческие обычаи и желания. Итак, они приехали в Англию и
нашли разницу и остались.... “Особенно мы, евреи, находим
разница”, - объяснил Фердинанд своей сестре, когда рассказал ей, что
произошло на бирже. “Они здесь не понимают, как с
евреями все еще обращаются в Германии. И поэтому они не поверят, что наша
лояльность к принятой стране - это не лицемерие, и что мы можем быть искренне
рады, если Англия выиграет войну. Стелла, я бы хотел, чтобы они в это поверили; я
хотел бы, чтобы они поверили. Его губы задрожали с пафосом ребенка, который
получил незаслуженное оскорбление. “Что за хо! кого это волнует? он отрывисто вскрикнул.
Ферди гордился своей коллекцией английского сленга; гордостью, которая датировалась
вернемся к его вынужденному возвращению в Германию тридцать два года назад с несколькими
типичными образцами того периода. Стелла вспомнила, как он поддерживал свое
унылое настроение, используя такие вызывающие обороты, как “Клянусь Джинго”, "Здесь мы
снова ты”, “Это все мой глаз и Бетти Мартин”, “Что это?” — прогремел
его отец, услышавший. Ферди, густо покраснев, попытался объяснить, что
Бетти Мартин — это имя леди, а остальное — идиомы. “Ты будешь"
придержи язык, - последовал раздраженный указ....

Теперь — “Что за черт! кого это волнует?” Но он был несчастен из-за необходимости
оставив свой дом. Он был в том, что спелые Пиппин этапе конце сороковых годов
когда уют, настроений, сияя добродушием сделать счастливой смесь
человек. Его голос стал громче и звучал с искренней сердечностью. Когда он сел в
кресло, он расширил и заполнил его. В годовщины смерти Доротеи
и в день их свадьбы он не пошел на работу, а положил белые
цветы под ее портрет и нежно и беззастенчиво рыдал над
пробудились воспоминания. Ему нравилось стоять со своим разделочным ножом во главе
своего стола, а перед ним лежал хорошо прожаренный кусок мяса. Ему нравилось
Рождественские гимны, и счастливые лица, и подарки его семье,
и сюрпризы, и руки Деб на его шее, когда она умоляла о чем-нибудь
особое угощение; и песни с оттенком мягкой грусти над ними; и
прирученный пейзаж с какой—то пухлой резвостью в нем - дети из коттеджей или
ягнята на солнышке, и поношенные тапочки, и лунный свет. Если бы он это сделал
продолжил жить в Южной Германии, ему, без сомнения, понравился бы Шуман
и пиво, и "Лорелея", и "угольщики", и сказки братьев Гримм.
Возможно, эти вкусы, сами того не подозревая, все еще сохранились в его организме,
подчиненный беззаветной любви к реке Темзе; он отдал свое сердце
Темзе, когда был еще подростком, и никакие воспоминания о Рейне
не могли изменить этого предпочтения. Ричарду определенно следовало поступить в Оксфорд.;
Ферди с нетерпением ждал возможности навестить его там; на каком-нибудь таинственном празднике
под названием Commem.

Возможно, больше всего ему нравилось видеть влюбленных. Таких влюбленных, как он и
Доротея была: смесью радости без экстаза; печали без
страдания; юными, краснеющими любовниками, которые держались за руки, и их можно было дразнить
и благословлять.... И позже — “невесту отдал ее отец”....
И еще позже: “—девушки” ... кто только будет учиться, чтобы взорвать его
смотреть и ворону, когда она распахнулась.

Ибо, конечно, он думал о Деб.

В ее случае не было родительского принуждения; не было разумного отбора со стороны старших. К
что он был связан клятвой; разве они с Доротеей не планировали, что Деб должна найти
свою настоящую пару в удобное для нее время и привести его домой?

И привести его домой.... Но домом был “Дейзибэнкс”, Лэнсдаун-Террас.
Удовольствия Ферди не были разрозненными, они очень тесно ассоциировались
сами по себе с этим щелчком у калитки, возвещающим
его возвращение домой каждый вечер; так что девичий виноград, матирование один
стороны дома в красный; и, что всего пол-АКРА сада на спине,
где сладкий Уильям и Кентерберийские колокола погашена, поэтому с благодарностью его
тщательный полив каждый вечер летом, но шланг все-таки просочились в
что с одной неисправной части резиновой трубки.

“Нам придется рассказать им об этой утечке, Стелла”, - вот и все, что он нашел в себе мужества сказать.
Когда сестра сообщила ему, что она уже нашла утечку
арендатор должен вступить в силу по истечении срока аренды и купить мебель.

Стелла была практичным человеком в семье. У Стеллы были красивые
белые зубы и пронзительный возбужденный голос. Поскольку она без умолку тараторила
, современники считали ее остроумной; и ее
популярное появление в зале обычно приветствовалось шумно, как будто
собравшаяся компания ожидала своего шута. Ее тайный ужас
заключался в том, что ее считали традиционной ограниченной и нетерпимой старой девой
; и чтобы предотвратить это, она в шутку затронула эту тему. Она владела
уникальной коллекцией сортов кайенского перца “good tale”, которые всегда можно
можно было рассчитывать, что она вызовет по крайней мере один румянец и один протест; и поэтому с помощью
остроумия и экспромта ей удалось добиться _enfant terrible_
репутация, которой она так же гордилась, как младшие девочки своими завоеваниями.
Мужчины называли ее “спортсменкой” и часто опускались на стул рядом с ней.
с последним смешком из "Городских новостей" или "Pink ’Un“: "Ничего
это шокирует Стеллу Маркус, знаете ли!” ... и, конечно, в том, что касалось всего, что касалось словесности
, Стелла хорошо представляла себя в авангарде
Нового движения. Но она не понимала, что словесность больше не является
вассал эмансипацию; и это: “делать шокирующие вещи, не сказать, что они все
день” был актуальную оказание консультаций Кингсли; не
понимаете, на самом деле, что за всю свою решимость, затаив дыхание, она не была
вполне способен догнать Деб поколевкл.

Deb! ... по необходимости она не могла вынести загадочности в эмоциях Стеллы
; должна была пробудить любовь или ненависть ... Возможно, конфликт
еще не был окончательно разрешен. Деб была не только дочерью, которую она могла бы
родить, если бы Герман Маркус не вставил свою громоздкую волю между
Стелла и судьба Стеллы, но также и девушка, которой она могла бы быть — опять же
если бы Германн придерживался тех же взглядов на отцовство, что и Ферди. Из
нереализованности существования Стеллы возник нынешний Рай Деб
свободы; Стелла сама это осознала: она превратилась в прах, а Деб в
феникс с ярким оперением. Ферди, как отец, нуждался в трагическом примере
который подавала ему его старшая сестра, не состоящая в браке, ибо брак, когда он есть
очевидно, что призвание растрачено впустую, является такой же настоящей трагедией, как и растрата
какой-нибудь замечательный подарок. Стелла по натуре была именно такой девушкой, какой была Деб сейчас
.... И она не ненавидела Деб и не использовала свой авторитет, чтобы помешать девушке
там, где была поставлена в тупик она сама. К ее чести, вместо этого она проявила яростную,
но все же наполовину веселую гордость за то, что выставила напоказ освобождение Деб от контроля,
перед мрачно-неодобрительным взглядом дедушки Деб; это была месть
по доверенности.... “Ты мешал мне вести себя так—то и так—и так—вы
здесь власти нет. Посмотри — и посмотри еще раз: это то, кем я должен был быть,
это то, что я должен был сделать. Но вся пролитая радость была собрана
в другую чашу — и твои пальцы больше не сжимают ручку!”...
Итак, удлиненные зеленоватые глаза Стеллы устремили свой безмолвный торжествующий взгляд на
ее отца; в то время как Деб, не склонная к интригам, откровенно и дружелюбно
рассказывала Ферди о какой-то успешной дерзости в девичестве.

Она не испытывала ненависти к Деб. Она ее тоже не любила — по крайней мере, ни в каком смысле.
нежные способы убаюкивания. Если она радовалась счастью Деб, способствовала этому
по возможности защищала ее от агрессивных комментариев, тем не менее
она с удивлением все время осознавала, что отношения между ней и
и Деб не достигла завершения; они колебались на грани
чего-то фундаментального и дикого, то ли любви, то ли ненависти — она не знала
. Тем временем Деб, в своем благородном ребячестве, искренне любила
Тетю Стел; и люди отмечали, как приятно, что мисс Маркус и ее
племянница были почти как сестры!

Это была Стелла устроил так, что они должны временно переехать в
пансионат, пока мистер Маркус смог определить более точно, что
его снижение доходов, вероятно, будет. Часть его денег была инвестирована
за границей, и никто не знал, как долго продлится война.... Лучше было не делать этого.
переходить к определенному образу жизни прямо сейчас; и ее не волновало.
вести хозяйство в квартирах; их собственный дом или ничего.

Монтегю-Холл в Южном Кенсингтоне подошел бы очень хорошо; у них с Деб было
по маленькой одноместной комнате у каждой; Фердинанд делил спальню с двуспальной кроватью с
его отец, который требовал определенного внимания и ухода.
Ричард собирался провести Рождество с Даннами, и поэтому в этом не было необходимости.
о нем можно не думать до пасхальных каникул; и, возможно, к тому времени....

Стелла Маркус, при всей своей едкой, насмешливой проницательности, не знала
что те, кто однажды приобрел привычку жить в пансионе, будут продолжать
говорить из сезона в сезон, из годовщины в годовщину, из года в год
год: “Возможно, к тому времени ...”; никогда не признаются, что они успокоились
до неустроенности.

Они подъехали со всем своим багажом около пяти часов второго
января. Когда перед ними открылась входная дверь, голос из холла
проскрежетал в туманном воздухе:

“— Мне нравится, чтобы собака была собакой, а не— Закрой дверь, ладно?"... О, я
понятно...

Трое мужчин стояли в холле и курили. Владелец рашпиля
также обладал длинной куполообразной головой, грубовато-розовой там, где волосы истлели
на макушке, и лицом того же детского розового цвета, изрезанным неумолимыми линиями
из-за своего мнения и дурного настроения. Он остановил свою жалобу, и смотрел с
любопытство у новичков проходя через холл.




ГЛАВА IV


Я

Деб опустилась на колени перед приземистой, прочной керосиновой плитой с надписью “КОРА”
золотыми буквами на передней панели и начала осторожно наливать в бак запас
керосина. Кора была необходима для получения удовольствия от вечера.
из трех ее поклонников; их дружба сосредоточилась вокруг нее.
личность и тетя Стелла, чье остроумие фатально повлияло на
каламбурил, даже осмелился назвать их союз "Припев".

Деб стояла на коленях, озадаченная, задумчивая, весталка перед алтарем....

Коре было шесть недель от роду, и она как раз теряла свой первый аромат, когда
Деб купил ее.... “Кто-нибудь хочет масляная плита дешево?” - спросила она,
прет как трагедия на собравшихся в гостиной Монтегю
Холл Отеля. “ С кастрюлей, поилкой, канистрой на галлон и всеми моими иллюзиями,
в комплекте за пять шиллингов и десять пенсов?

“Мое дорогое дитя!” - воскликнула Стелла. “Кора была твоей ровно полдня
”.

Деб в отчаянии опустилась на переднее сиденье. “Пять шиллингов и восемь пенсов”,
поправилась она. Затем мрачно: “Чтобы тебя превзошел маленький трухлявый кусок
скобяных изделий, один на два фута...!”

“ От нее пахнет? Дженни Кэрью импульсивно воскликнула: “О, тогда что-нибудь
должно быть, с ней что-то не так”. (Впоследствии они прокомментировали, как странно это было:
ни на мгновение Кора не была “этим” ни для кого из них; всегда “она”.)
“ Позвольте мне разобрать ее на части и собрать снова. Позвольте
мне, мисс Маркус. У меня целую вечность не было острых ощущений. А если у меня не получится, я куплю
осколки, чтобы Бобби мог поиграть с ними. Дольф, кому мы в последний раз одалживали нашу
отвертку?”

Ее муж, угрюмый и бородатый, не интересовался Корой. “Кто-то, кто не вернул это".
”Хорошо, миссис Кэрью; и вы в любом случае можете забрать кусочки для Бобби, когда...". - Спросила я. - "Кто-то, кто не вернул это".

“Хорошо, миссис Кэрью.
ты достаточно долго трепетал. _ МНЕ не нужна эта маленькая скотина, ни целая, ни
по частям; Я бы выбросил ее из окна, но как раз в этот момент
она вышвырнула меня за дверь. У нее определенно есть характер и
надушенная душа, и — и я был так счастлив, неся ее домой на руках этим
утром ”.

Кто-то говорит indolently из глубочайшего кресла по лучшей
угол огня. “Мисс Маркус, я куплю тебе разочарование для
пять и восемь пенсов”.

“Ты? Ты правда? Ты хочешь ее? Деб посмотрела на него через стол.
Он застенчиво. Солдат недолго пробыл в Монтегю-Холле; говорил редко,
кроме того, в последнее время, Дженни; и, как правило, не создают впечатление, что
он может быть стимулирован из состояния затонувшего вялость для всех, кто по
земля.

“Не за себя. Не дай бог! Но мои люди всегда требуют еще
печей. Сомневаюсь, что даже Кора смогла бы вышвырнуть полсотни крепких стрелков
из их комнаты отдыха. Я посмотрю на нее, если можно.

Он, Дженни и Деб поднялись на второй этаж, чтобы осмотреть Кору.

“Вот она уже ...” - горестно воскликнула Деб на лестничной площадке первого этажа.

Вскоре они втроем стояли, зачарованно глядя друг на друга.
тишина вокруг предмета для покупки. В комнате не было другого освещения.
Кора творила свои заклинания в жестких блоках белого света и черной тени.
тень....

Пансион— керосиновая печь—солдат-Дженни Кэрью — это поразило Деб с самого начала.
из каких причудливых лоскутных лоскутков сложился роман о тряпичных сумках. Она украдкой бросила
взгляд на Бертона Эймса; он был стар; возможно, около сорока шести; и у него был
вид небрежного человека: его хаки сутулился на коренастом
плечи; его волосы, светло-русые с проседью, были растрепаны;
в уголках глаз собрались морщинки. Не молодой, не успешный,
не красивого, и женатого ... она слышала, как он упоминал жена где-то
на западе страны.... Нелепо, что даже на пять быстрых секунд у нее
должно было создаться впечатление, что здесь может быть спрятана важная вещь
для нее—

И тут она увидела, что очаровательное личико Дженни было живым, и
теплым, и мерцающим, как свет камина; вокруг губ плутоватая улыбка; слезы
на ее коричневых густых ресницах - обещание, мятеж и нежность ... что
случилось с Дженни? Медленно рука солдата высвободилась и сомкнулась
крепко обхватила ее руку чуть выше локтя.... Деб, все еще наблюдающая,
почти поморщился при виде рукояти....

И тогда Эймс отпустил меня; и плюхнулся в кресло, стоявшее рядом
под рукой; и сказал с удовлетворением человека, неожиданно нашедшего
убежище: “Давай остановимся здесь. Нам не нужны другие люди. Меня тошнит от
следов других людей, разбросанных по дому. Мне здесь нравится ”.

Да— но где было место для Деб, в комнате Деб?

Она не нуждалась в женатых людях; считала само собой разумеющимся, что женатый
мужчина не может привести к завершению великолепными, проторенными солнцем путями; что замужняя
женщина всегда имеет преимущество перед служанкой, благодаря завоеванному спокойствию
Откройте для себя вики. У нее не было нужды этих двух. Тогда почему они его покинут
лгущий под ее заметить ... как бы там ни было они нашли?
Атмосфера не была ни любовной, ни экзотической; но у Деб сложилось впечатление, что
вечные мужчина и женщина только что вернулись домой; и что в любой момент
он может совершить какой-нибудь маленький банальный поступок — снять пальто и
передайте это Дженни, чтобы она починила, чтобы придать значение тому факту, что они
были мужчиной и женщиной, вернувшимися домой—

—В своей комнате. она раздраженно отвернулась, чтобы не видеть лица Дженни...
сможет ли она добраться до двери и выйти до того, как Дженни затаит эмоции?
готовы приступить к действиям?—Слишком поздно! ... Руки Дженни душили Деб,
Обжигающие губы Дженни были на щеке и шее Деб, наполовину всхлипывающая Дженни.
наполовину смеющаяся беготня и бессвязное бормотание разносились по комнате.
неестественная тишина ... “Ты, дорогая—дорогая-дорогая! Я хотел обнять
тебя вот так с той самой первой ночи, когда ты прокралась в гостиную. Ты
такая красивая малышка ... не так ли? Не так ли? О, я так счастлива
ты здесь — давай все трое будем друзьями — я ненавижу всех остальных в этом
мерзком месте... маленький забавный, печальный, нежный малыш, ты мне нравишься— Ты мне нравишься
ты...

И все это время ее глаза были прикованы к солдату. И все это безграничное
скользкое изобилие было для солдата — _at_ для солдата — не имело значения
, под каким предлогом оно проявлялось. Тепла и волнения в обрез.
и для Деб тоже ... Деб почувствовала это, иначе она бы вырвалась из
объятий ... но Дженни была полностью без сознания, что она делает
любовь для мужчины с девушкой в качестве посредника; она не была самостоятельной,-говорит аналитик.
Но солдат и Деб, обменявшись одним взглядом, установили то ментальное
родство, которое существует между теми, кто смотрит на вещи одинаково интроспективно
и с точки зрения внешнего мира; со значением, дублированным и утроенным; сделанным
гротескным из-за обстоятельств или контраста; задом наперед по сравнению с будущим, и
искаженный дьяволами иронии; родство тех, кто может видеть
с холодной безличностью богов на Олимпе, а также с заостренными
применение к их собственной крошечной схеме вещей; беспокойное тонкое родство
тех, кто мечтает, и тех, кто сомневается.

И даже когда они молча приветствовали друг друга, он слегка улыбался из-под
своих светлых подведенных бровей, а она была очень серьезна; приветствовали друг друга через
пена и суматоха взволнованной речи Дженни, белый свет, который
разливался по потолкам и стенам комнаты, превратились в мягкий чернильный цвет.
удушье....

“Маленькое чудовище уже вышло”, - прокомментировал военнослужащий, в неуважительном
ссылка на кору. “Свет ее снова, и давайте сядем вокруг и быть
комфортно”.


Второй

Конечно Деб не продаем кору.

Круглый кора они взломали своего рода уединение, с привилегиями для
только их трио. Кора была их оправдание, показная причиной их
вывод от остального дома-интерната: они собирались курить
сигарета с Корой; они собирались пожарить картошку на Коре; Кора была
подавлена и нуждалась в замене фитиля. Возможно, они скорее
переборщили с корой; но нематериальное нужно связывая их вместе, необходимых для
решить себя в материальное выражение. Кора, как гипертрофированное
шутка или темпераментной богиней, было ... удобным. “Ты придешь домой
к Коре сегодня вечером?” или “Я увидел, что Кора горит, и зашел!” Деб была под кайфом
Жрица масленки; Дженни, главный инженер и механик; и
солдат безмятежно наслаждался результатами, что было типично для него.

И тогда Стелла Марк Сваровский их зависимость от кора
легенда в каламбур. Они подхватили прозвище—“хор отвечает
до вечера!”—методы schoolgirlish аллюзии ... но Дженни и солдат
были разбиты реальностью и приветствовали глупость
своего нынешнего рецидива. И Деб, чья душа была отзывчивым барометром, опускалась
попеременно к полушутливой апатии солдата, ничего не стоящего,
и снова переходила к парящей безответственности Дженни.

Деб назвала солдата таким образом в духе иронии, когда
он сказал ей, что двадцать три года прослужил в армии и что он
не принадлежит, как она поначалу вообразила, к той доблестной грибной племени,
воспитанной по призыву войны. Он побывал в Индии и Южной Африке, Адене,
Сингапуре, Мальте и Гибралтаре. Трудно представить кого-либо
менее принято военным тип: индивидуалист пусть-меня-в покое
порядка; атеист; острый деструктивный но логик; безнадежно романтичный
пессимист; он не мог понять, готовые нормы поведения, в
честь, праздничности; не будет соответствовать распространена планировка
собираться вместе, молиться вместе, выстоять или пасть вместе. Солдат, даже
хороший солдат, без corprit de corps_, представлял собой прискорбное зрелище.;
вряд ли он стал бы приобретением для столовой. Его сослуживцы-офицеры,
после недолгого знакомства, имели обыкновение называть его
ромовым чудовищем. К этому, очень редко, делалось обидное добавление:
“Пытается быть смешным” — когда Бертон Эймс раскрыл свою усталую, но едкую форму юмора
. Он был более популярен среди своих подчиненных, которые ценили тот
эксцентричный интерес, который он был склонен расточать на них поодиночке и как на личностей,
как бы сильно он ни обесценивал их все вместе взятые.

По идее, ему следовало стать подмастерьем в каком-нибудь ремесле, которое
сочетало в себе качества моряка, исследователя, землевладельца,
отшельника и плотника. Карьера Робинзона Крузо ответил на все
реквизиты для совершенства....

В маленькой переполненной комнате Деб, оживленной ее собственными книгами и
картинами, он создал для себя что-то вроде любительского необитаемого острова, вдали
от шумного стада в курительной, холле и гостиной
внизу. Его собственная комната была пустой и неуютной, как у обычного солдата
может быть, тот, кто много раз менял лагерь, и без женщины, которая присматривала бы за ним
. А в большую комнату Дженни часто вторгались Дольф
и Бобби. Но в комнате Деб он вешал шторы, и возился с Корой,
и менял мебель, и курил трубку, и рассматривал книги, и
слушал злобные подражания Деб их соседям по пансиону и готовил
картошку по его собственному домашнему способу, от которого сердце билось так часто, что
момент, и так много моментов, доведших его до кипения, и он доверился Деб и Дженни
его любовь к полному одиночеству с постоянно углубляющимся спокойствием настроения.
Иногда они все вместе отправлялись на какую-нибудь импровизированную прогулку, ведущую
в Хэмпстед-Хит, или в кино, или в кафе. Но обычно они были
можно найти в небрежно группового раунда кора; Бартона Эймса лесопиления в
единственное кресло; один рисунок a-разлечься на кровати, другой плюхнулся на
полу; размещение огромных солдата инертных конечностей снижении на
Нил и без того ограниченное пространство. Промозглый февраль и унылый март вызывали
желание сбиться в кучу, морально и фактически. Едва ли кто-нибудь из них
мог сделать движение, не задев кого-нибудь из остальных....
Иногда Дольф заходил в комнату в траурных поисках своей
жены; а иногда тетя Стелла оставляла свою партию в бридж, чтобы обменяться
парой шуток с майором Эймсом. Но по большей части их молчаливо оставляли
в покое или несправедливо называли “шумной бандой” мистера Грайса, чья комната
находилась ниже их.

Ферди Маркус был слишком рад, что Деб занята и развлекается, чтобы
усомниться в уместности этой интимности в спальне. Если бы все прошло хорошо, если бы
не было войны, бедное дитя по-прежнему владело бы
своей собственной гостиной в “Дейзибэнксе”, где она раньше жила.
принимала своих друзей — “дралась” со своими друзьями было загадочным термином
применила — Ферди, конечно, присвоил его для собственного употребления: “Нет, мой
дорогая, у тебя сегодня вечером была хорошая газетенка?”... Он понял, что сейчас у нее
есть "тряпка”; это было естественно для ее возраста; но все, что делала Деб
, он подгонял под это предположение природы — вполне естественно, что
ребенок должен хотеть гулять — вполне естественно, что ребенок хочет быть дома
“Оставь их в покое, Стелла; Дженни Кэрью всегда рядом; это
вполне естественно, что Деб любит компанию молодежи. Ему сорок шесть, не так ли?
Что ж, тем лучше; безобидный чудак, почти такого же возраста, как я; это оживляет
его общение с Деб и хорошенькой малышкой Кэрью — рассказывает им сказки о войне
... хо! хо! новый Отелло. Только, Стелла ... Папе не обязательно знать, что происходит.
васс? Он бы не понял.

 * * * * *

Безобидный? Конечно, Бертон Эймс хотел быть безобидным. Он не
поверить в себя влюблен ни Деб, ни Дженни. Он ценил их за
их дружеское отношение, за проявленный интерес к себе, их отличие
и неординарными личностями. Они были стимулирующее найти среди
разношерстные кочевники из пансионатов. Он думал, что они ему нравятся как
два очаровательных мальчика. С его презрением к пошлости и лишь банального
события, он недооценивал опасность совместной жизни. Если быть осторожным
... его осторожное отношение стало его погибелью; это вынудило Дженни и Деб покинуть
убежище. Они достаточно хорошо знали, что из—за их зависимости от ... ну, от
Коры, несомненно, возникло это уравнение опасности; они ухаживали за ней, даже охотились
на нее. Эймс был таким настойчиво мужским фактором в этой комнате;
комната для девочек. Очень грубое прикосновение к его рукаву — Дженни знала... каждый раз, когда
она двигалась.... И она была беспокойным созданием, вечно трепещущим своими
крыльями.

Дженни была просто атом жизни-силу, мерцая дико, все время,
в каждом направлении; толкаясь, чтобы быть замеченными, баловали, восхищались, вращающихся
головокружение соринку в sunslant; дикарь маленький коричневый комок сексуальной
импульсы. Это была в первую очередь Дженни. Забавно, но в противовес этому некоторые из ее
инстинктов, образования и манеры речи были у типичной жительницы пригорода
воробей из пригорода: она с подозрением относилась к людям, которые могли правильно
произносила иностранные языки; насмехалась над тем, что она называла “высоколобыми штучками”.
Чем еще была Дженни, кроме этого? Возможно, больше всего ненасытной
матерью; изнуряла себя, служа всем больным или обеспокоенным; гордилась
этими призывами к своей репутации быстрой практической отдачи. Готовка,
перевязки, чистка — у нее было по пять мозгов на каждой руке. В ее представлении
баловать любимого человека можно было прикосновением ... град поцелуев
... кресло, подушки и огонь ... исцеляющий контакт теплой плоти с плотью
... нежные способы, которые были всеми реальностями, которые она знала или о которых заботилась
. “Такая чушь никогда никому не приносила ни капли пользы!” она бы сказала
прерывать с почти сварливым нетерпением, когда Деб и солдат
заблудились в сферах этических или фантастических. Жизнь состояла из четырех стен и крыши.
внутри были дети, и запах ужина, и жертвоприношение, и кто-то еще.
плач и телесная боль.... Немного удовольствия, когда тебя втискивают в щели.;
веселье, которое было существенным и никогда не было неземным; веселье, которое заключалось в толпе и
красивом платье, вальсе, конфетах, бутылке вина, поездке на автомобиле
....

И любовь снова была просто прикосновением — для Дженни.

У Дженни не было ни сдержанности, ни разборчивости; она могла поспешно проклясть
незнакомая с гибелью без какой-либо попытки здраво рассуждать — и неделю спустя
можно было обнаружить, что она безжалостно впала в другую крайность
осуждения. На самом деле она не была красавицей: маленькая круглая головка и
маленький круглый подбородок; карие глаза цвета терна, раскосые в уголках; круглые
глаза и рот с морщинками, веселые, скорбные, как у детеныша
обезьянки; Бобби, ее маленький сын, унаследовал это. Но ее брови были похожи на
изящные серпики цвета умбры на низком белом лбу. И она могла видеть все
за секунду....

Дженни была предоставлена грязные трагедией для нее много на земле: бедность
shoddiest рода, болезни, которые принесли ей три раза gaspingly закрыть
насмерть. И она хорошо прошла испытание ... возможно, лучше, чем
образованный философ. Верна Дольфу, компетентна в борьбе за хлеб,
отважна даже в самых крайних проявлениях боли. Чтобы Деб и солдат она была
сортировать полного домой на экскурсию. Кроме того, он, казалось, рассчитывать на нее
ежедневные хочет обычный человек плывет по течению и плохо. Ибо он уже был
жертвой войны; контузия и неврастения сделали его некомпетентным
для любой более напряженной работы, чем его нынешние обязанности в легкой артиллерии. Дженни
радовалась тому самому эгоизму, который постоянно приводил его к ней.
какая-то медленная, тяжеловесная беспомощность признаться: “Послушай, что я должна
сделаешь?” — Она отдавала расточительно, не думая о бартере. И как между
ее муж и Эймса и то, что повседневный мужской дружбе, которая
цветет в основном на заимствование и кредитование спичек, она была в состоянии,
под прикрытием этого, чтобы ласкать его, чтобы всласть; работать в своем
номер супы и заварные кремы, когда он лежал, попросите его одежду
латать—все мало реальной вещи ... преимущества женат
снова женщина.... Деб резные против ее собственной инвалидностью. Казалось, что
Дженни, не унижая себя в глазах солдата, могла бы нежно
провести пальцами по его нахмуренным бровям ... Пробормотать: “Дорогой, как
у тебя горячая голова!” ... Скромность Деб залила алой кровью ее щеки и шею.
 Дженни, как ты можешь? как ты можешь? ... и, о, если бы я только мог сделать
то же самое! Но она все еще была пропитана мечтами о том, что
мужчина должен признаваться, а девушка отрицать или уступать; не могла заставить себя
повернуть процесс вспять, хотя Дженни забивала — забивала все время....
Голова солдата на мгновение откинулась на плечо Дженни.
Дженни, волшебным образом успокаивал контактной, было тихо пел песню, что
море может иметь в составе до любимого судно в гавань. Деб,
тоскующая по откровенной легкости другого в ухаживании, краснеющая от стыда из-за того, что
солдат презирает это, ненавидящая Дженни за то, что она дала ему повод презирать
это, возмущенное ее собственной инстинктивной приверженностью девичьему кредо,
Деб прошептала сама себе в том, что для этой пустоты: “когда я
женат.”...


III в

“Когда я выйду замуж” — и брак обретается с любовью так же верно, как
фотография-купон на открытой пачке сигарет, несущественная,
но неизбежная. И все же здесь она влюбилась, где не было окончательного
совместного бытия; даже страстного ответа не предвиделось.
Тогда была ли эта любовь вообще? — до сих пор принимаемая как разделенное пламя, горящее
к некоему великолепному осуществлению....

Деб встала на колени перед кора, недоумение, раздумье; весталки перед алтарем.
Что, если она рисовала алтаря романтики, как гора-Пик
закат? Здесь это был коврик перед керосиновой печью. Тем не менее, это был алтарь,
где она принесла мучительную жертву иллюзии. Ибо любовь была полной
сама по себе, без прошлого или будущего. Она могла бы не задавать нетерпеливых вопросов,
прежде чем признаться в любви: молод ли он? свободен ли он? волнует ли его это? есть ли в этом
шанс на окончательное счастье? Но она должна принять это, бесплодное и
горькое, неразделенное бремя, путешествие без конечной приманки отдыха.
Любовь была великой вещью — убежденность осталась. Только она считала это
условным. И это было абсолютно.

... Медленно она зажгла спичку и поднесла ее к фитилю. Из зеркал
и стены комнаты с множеством углов, дюжина дебютанток изобразили в разных вариациях
ее густые черные волосы, ее непроницаемые штормово-серые глаза и матовую кожу цвета слоновой кости
. Внешность Деб принадлежала к тому изменчивому типу, который вдохновлял каждого
ценителя искусства четвертого сорта нарисовать ее с дыней в руках; или в синем
Куртка; или с откинутой назад головой, прислоненной к их любимому предмету китайской одежды
драпировка; или поглощенный содержимым мусорного ведра (символический реализм);
или как фигура на египетском фризе; или как Мария Магдалина; или как
Лесная нимфа, преследуемая Силеном; или как девушка с костра, танцующая под бочонок
орган от naphta-lights; или просто как “Дебора, впечатление” — до тех пор, пока
вид самой Деб не стал отдыхом от этих фантастических и искаженных
реликвий довоенных периодов искусства.

Деб, как девушка-мечтательница, была настолько поглощена, что позволила спичке догореть
дотла до пальцев, прежде чем ее вернули к действительности. Она быстро
бросила ее; и в тот же момент в комнату ворвалась Дженни:

“Припев на сегодня отменяется, Деб; разве это не позор? Безумная ллоррейн
устраивает шумную вечеринку в своей комнате, и мы с тобой были
специально приглашены.

Это была катастрофа.

“О, Дженни— _must_ мы? Разве она не пригласила солдата?”

“Из уважения к нам двоим, да. Но она не может ударить его,
на самом деле, потому что он не прыгает, открывая двери, как иностранец
обезьянка на палочке ”.

“Я бы хотел, чтобы он открыл какие—нибудь двери сегодня вечером. Я точно знаю, что произойдет
Дженни: Ла Лоррен скажет: ‘Пойдем, теперь у нас будет по-настоящему
уютно!’ — и немедленно перекроет все виды вентиляции. И тогда она будет
петь так, словно ее снова выпустили на волю в парижской опере, и я
не пойму, то ли у меня голова раскалывается, то ли стены и потолок, то ли она
голос. Старина Грайс будет возражать, и дедушка тоже, но они не предпримут
никаких шагов, потому что каждый будет бояться положить конец чему-то,
что раздражает другого больше, чем его самого...

“ Милый идиот, зачем ты вообще сказал, что хотел бы услышать, как она поет?

Деб причитала: “Я не знала, что это означает мощное пение примадонны
меццо-сопрано в гостиной, где уже есть два сюиты Луи
Антикварная мебель, и сорок два ящика меховых накидок, и постоянная собака
с постоянной астмой, и антрацитовый камин в печи, и рояль,
и сложные домашние приготовления для мгновенного приготовления пищи
и веревка для белья, и подстилка из прошлогоднего ассортимента
развлечения, и мой ребенок, мое утешение в комплекте с кудряшками ...

Дженни перестала смеяться, когда последний предмет был занесен в каталог. “Горшок Дольфа"
о ней..”.

“О Манон....” Деб серьезно кивнула. Она и все остальные заметили
то, что происходило так откровенно. Она свернулась калачиком на полу рядом с
коленями Дженни и прижалась щекой к свисающей руке другой; затем она
скользнула губами по гладкой теплой руке до самого локтя....
Один утешал Дженни собственными методами Дженни.

Потому что появление Ла Лоррейн и ее дочери на втором этаже отеля
"Монтегю Холл" изменило Хор к лучшему. Она не была так
облегающие. Соперником кластер близость была учреждена
новички, Стелла Маркус, и Дольф Карей; а Дженни была волей-неволей обращается
к нему время от времени ... Дольф был настойчив, что она должна быть
вид с Манон, в возрасте шестнадцати лет. И Ла llorraine, с ее доконать
праздничность, стремилась сделать так, чтобы неделимого поселения богемной из
обитатели спален на втором этаже; все двери всегда открыты,
и общее скопление мелких трудностей.... “А теперь Стелла, моя ди-урр,
будь добра, считай, что я стираю, пока Манон играет с
Бобби Карью и я покупаю _von_ чудесный сливочный сыр для графине,
dejeuners со мной в моей комнате в день. Тогда нужно ли мне говорить, мой ди-урр, что
Я жду, что вы зайдете и разделите со мной ”. И Стелла, которая была в восторге от La
llorraine, ответила: “Дорогая мадам, вы так же щедры со своей графиней
, как и со своим сыром ”.

Ла ллоррейн олицетворяла Континент, в то время как Континент болел в
память о тех, кто любил его до 1914 года. Не ради какой-то одной страны
или другой, а ради всех веселых городов: Парижа, Вены, Берлина, Рима,
Санкт-Петербурга ... независимо от различий войны. Вообще-то,
она родилась в каком-то маленьком городке на границе России и Польши.
Ее нынешнее название, которое охватывало сцену и частное использование, могло, в силу
своей первоначальной эксцентричности, быть объяснено только пробудившимся восхищением
в ней при первой встрече с ффолксом, ффолиоттом и ффренчем....
“Боже мой, но что за реклама! Ба, я знаю, как поймать _ это_
публику за уши. Говорю вам, они свиньи... но это вызовет бр-р-рокот.
их будут миллионы. Вот увидите!” Так она стала Ла Лоррейн. И как Ла
льоррейн олицетворяла все аспекты континентальной жизни; чердак, и
отель, и двор; гранд-дама, а затем третьесортная балерина; популярная
артистка, или добрая бережливая женщина, которая умеет готовить сочные блюда для своей семьи
. Физически, она была построена на великолепном уровне, и всегда
носил простые и дорогой черный—экономить на завтраках, когда она в ужасе
в доме-интернате, появившись в засаленном халате, красно-золотой
Турецкие тапочки и вязаная синяя шерстяная шаль поверх коротких крашеных волос.
желтые волосы, которые образовывали такую безумную копну на ее аристократичном лице с четкими чертами.
лицо, длинное и бледное, с добрыми глазами и тонким, насмешливым ртом. Есть
никаких приключений полусвета слишком мрачный для фантазии литой
ее героиня; и против того, чтобы она могла шептать таинственные Сказки
придворные интриги, и назвать великие князья по имени Пэт, с воздуха, что
предал ее нерадивого участника свои интимные игрища.

Она страстно обожала Манон, волосы которой свисали мелкими желтыми локонами
над ее плечами, и из чьей красной, жадной маленькой волчьей пасти
можно было разглядеть маленький красный заостренный язычок. Манон
оправдала все ожидания в роли иностранной певички: мягкий, шепелявящий
голос, скромные веки. В частых приступах воспоминаний Ла Лоррен
прогонял ее из комнаты, когда разговор становился слишком взрослым для
должного сохранения девичьего цвета; но в тех случаях, когда ее
мать забыла уволить ее, без сомнения, Манон собрала много ценной информации
.... Конечно, то ли из невинности, то ли из искусства, ей удалось
Дольф Кэрью изысканно, казалось, никогда не осознавал столь вопиющего увлечения
что оно громко кричало само по себе в каждый момент; не проливая ни капли росы
ее свежесть по отношению к его назойливости; и в то же время она ухитряется
поддерживать его привязанность и быть полезной. “Мой Ди-Урр,” Ла llorraine продекламировал
в Stella Маркус, “такой клоун для моей Манон?—не за что, что
_world_. У меня есть ... планы на нее!” ... странное впечатление воровство на
задники ее замечание, что "Манон" был разработан, чтобы быть любовницей
третий курс незаконные роялти четвертого курса королевства.... Выцветший
Гостиная Людовика в Вье-Роз - старый руэ, входящий с поклоном ...
нафабренные усы и императорская ... аккуратная петлица.... “Я послал за
моей маленькой дочерью!” - царственно сообщает Ла Лоррен.

 * * * * *

В Монтегю-холле ходили ворчливые пророчества о том, что какая-то катастрофа
вскоре должна была произойти среди этой толпы на втором этаже — Кэрью,
Маркус, Бертон Эймс и — с мстительным упорством — эти сомнительные личности
ряженые! Это действительно становилось невыносимым; и представьте себе, миссис Кэрью не предприняла
никаких шагов в связи с нелепым поведением своего мужа с этим противным
маленькая штучка в локонах, но вместо этого вечно бегать за Майором
Эймс, который не соответствует моим представлениям об офицере — совсем не ладный — и этот
шум — и в спальнях, и за их пределами — как мистер Маркус может позволять своей дочери
... но это не значит, что они были англичанами, нет, и голландцами тоже, хотя
они никогда не говорили, что были ими. Ты знал, что они нарядились в канун Рождества
все они устроили шествие вверх и вниз по лестнице,
и на—девушке—были-колготки?——

Таким образом, Деб с дьявольской точностью воспроизвела существующую Гостиную
Мнение.

“ И ты выглядела в них очень привлекательно, дорогая!

“Дженни, Я верю, что когда наша банда была выделена в прошлом месяце для гриппа,
они смотрели на него, как ужасное наказание, своего рода чума
Египет”.

“Возможно, это было. Все в доме избежали этого, кроме нашей лестничной площадки.
Ты помнишь тот день, когда я проглотил пять таблеток аспирина, и солдат неторопливо вошел
и посмотрел на меня, и подумал, что я умираю, и выдохнул: ‘О, я
п-не буду тебя задерживать. ’Задница! — но я думаю, это спасло мне жизнь, я так смеялся. И
той ночью, когда мне было так ужасно плохо, что Дольф специально встал с постели, чтобы
приготовить чашечку Боврила для Манонг?”

“ Не надо, Дженни! Я... В тот раз я его возненавидела.

“Ах, ну, я уже достаточно поиздевался над стариной Дольфом; он ничего не может с собой поделать.
когда его так ведут”. В голос Дженни закралась
та нота собственнической защиты, которую можно услышать от женщины в полицейском участке
, проницательно отрицающей синяк под глазом, поставленный ей ее “мужчиной”.
“Бедный старина! он мрачнее, чем когда-либо; но потом я вышла за него замуж, потому что он
так напоминал мне Мартина Харви. Дольф говорит, что Манонг заставляет его снова почувствовать себя чистым
что не по моей части, поскольку я утратила свою чистоту в его глазах
выйдя за него замуж. Это звучит немного запутанно, и я не совсем понимаю,
при чем здесь я — со стиркой в субботу утром, я полагаю. Только я...
будь я проклят, если у меня тоже не будет моей маленькой интрижки.

“ Дольф возражает против солдата?

- В последнее время возражает, разве ты не заметил? желтый от ревности; пытается не сводить
обоих глаз со своей жены и не отводить их от Манонг; хочет доверить мне свои
горести, а также проявить высокие моральные качества. Не может быть сделано, мой
лад! Но это было довольно тряпку в дымоход, Деб, мы все были в состоянии
взять образцы друг другу халаты, не так ли? Ла - льоррейн в
горностай и ее голова, повязанная тряпкой, были настоящим угощением. Она и твоя тетя
могут рассказать несколько историй из курилки— когда начнут, честное слово! Дольф был
потрясен — боялся, что Манонг услышит.

“Солдат был плох в ту неделю”.

“Не так ли? И, к несчастью, тоже не позволил мне много для него сделать. Я
почти подумал, не следовало ли мне самому послать телеграмму его жене. Но
он был бы в такой ярости.

“Почему? она ему не нравится?”

“Детка— разве ты не знаешь? он без ума от нее....”

“О...”

“Разве ты не знала? Как ты думаешь, почему еще он такой драгоценный отсталый
с _us_? Черт возьми, Деб, мы не такие уж непривлекательные. Шансы, которые у него были
.... Другой мужчина растерзал бы мне горло своими губами,
до сих пор! Дженни страстно стиснула руки. “Деб, разве ты не заметила, что он ни разу не поцеловал ни одну из нас?"
”Да.

Я заметила.“ "Да." Я заметила.""Да.""Да." "Да.”

“Он рассказал мне всю историю, шатаясь по улицам в тумане один
ночь. Он дурачился с какой-то девчонкой, ни на грош не заботясь о ней
проклятие — как он мог бы дурачиться с нами. Кто-то сказал его жене; и она
только что уведомила его об увольнении— "Я пришлю за тобой, когда смогу вынести это зрелище".
снова о тебе!’ ... это было четыре года назад. Боже! она, должно быть, сделана изо льда.
К тому же идет война. Неужели она не может догадаться, что за мужчиной нужно присматривать; и
что если ее пальцы не пришьют ему пуговицы, кто-нибудь другой вызовется добровольно
на эту работу. Не то чтобы я много чего от него получил, кроме благодарности за попытку
подбодрить его и привести в порядок ... более уныло выглядящий объект, которого я никогда не видел
когда он впервые появился здесь. Спасибо? о да, он
поблагодарил меня тогда, в тумане, за то, что я выслушал его бредни; как будто
если бы я мог удержаться, его рука схватила меня за локоть; Я был
смертельно скучно. Это было до того, как ты пришел к нам, парень.

“Я снова уйду.... Ты замужем, Дженни, и он тоже, и вы можете
соответствовать друг другу тем, что осталось. Но я хочу чего-то целого...

- Да, у тебя есть все, что можно отдать. Но с тем же успехом мы с тобой могли бы продолжать дружить.
дорогая, ему наплевать на нас обоих. И он
быть в ужасе от меня, без тебя, Деб, или вы без меня. Я никогда не
пораженный столь осторожный Вилли. Когда он остается наедине с одним из нас, он идет
за своей трубкой, пока не вернется другой. Говорю вам, это возбуждает всех.
дьявол во мне...”

“И во мне....”

“Деб, он настоящий мужчина, иначе мне было бы все равно. Он был
совершенно мил со мной раз или два. Совершенно... дорогая. Он может быть таким, когда
захочет. Ты когда-нибудь чувствовала мускулы его руки? когда-нибудь сгибала ее назад?
как железную. Деб—я уверен, он поклялся, что некоторые gimcrack клятва самому, чтобы не
когда-нибудь это достигнет поцелуй—с нами, я имею в виду”.

“Из-за ее”.

“Почему мы не должны были взяться за дело сами? В конце концов, она, должно быть,
чудовище. И она должна была удержать его, пока он был у нее. Это наши
подачи. Деб, я готов поспорить с тобой на галлон масла для Коры, что то или другое
одна из нас получит от него поцелуй на ночь. Сегодня я безумна—на—ночь-безумной-игры ради
чего угодно!... Вот! Я забыла о цветущей вечеринке по соседству. У Мэдэм есть
подруга, которая будет аккомпанировать ей; она нас не отпустит; не только на
Собрание хора ”.

Заговорщицкий стук в дверь; солдат украдкой высунул голову
из-за угла; с облегчением убедился, что оба участника Хора
присутствовали; и вошел, вытаскивая из кармана копченую пикшу за
хвост.

“ Я принес подарок для Коры, два подарка, ” из другого кармана.
он достал банку спаржи. “ Не поужинать ли нам сегодня вечером здесь,
в качестве дня благодарения? Не знаю, для чего; но я в настроении ”. Его
кирпичного цвета лицо было бесстрастным; голос медленным и бесцветным;
вся его личность благоухала говядиной, прилично прожаренной и съеденной в
в подходящее время за подходящим столом. Трудно было бы представить кого-либо более явно настроенного против буйных гулянок
или настроений любого рода.

“Хм ... Я думаю, нам придется разделить пикшу, прежде чем готовить
”, - размышляла Дженни, с сомнением глядя на ограниченные возможности Коры, в то время как Деб
с сожалением рассказывала об их сегодняшней встрече.

“Черт,” сказал солдат осторожно. “Я приглашен? Я не пойду. Я
сидеть смирно, когда я слышу музыку, иначе я не выгляжу так, будто я
слушать. И это так утомительно. Послушайте, я не вынесу вечера
без вас двоих; честно говоря, я не могу. Почему бы не притвориться больным, одному из
вас?” Он поспешно поправился: “Вам обоим”.

“_ Я_ могу; В последнее время я чувствую себя ужасно паршиво, время от времени,
после дымохода. Мое сердце пошаливает от слишком большого количества операций, или
слишком большого количества аспирина, или чего-то еще. Мы могли бы зайти в соседнюю дверь минут на десять
, а потом я притворюсь, что мне вдруг стало плохо, и выскользну в
Я-надеюсь-никто не-будет-уведомление-или-сделай-это-суета образом; и Деб естественно
иди за мной, смотрит—что за слово ты высокий брови? соль—? соль?
что-то связанное с адвокатами.

“ Выглядите заботливым. Тогда ладно; я буду прятаться на лестничной площадке, пока
Не услышу вас. Скажите, что я ухожу на вечер. Решено. Мы всегда можем
уложить Дженни на кровать, а меня под нее, если кто-нибудь постучится спросить.
Тебе лучше пока положить пикшу в таз для мытья посуды, Деб.

“ И, пожалуйста, где мне помыться?

Эймс обдумал это. Он отвечал на каждый вопрос, большой или малый,
точно такое же количество флегматичной мокроты. “В комнате Дженни”.

“Недоступно. Дольф и Манонг спят там”.

“Одни?”

“Ах, ты сумасшедший я или Мисс Маркус и Бобби с ними. Наши драгоценные
хлопушки могу зайти секунду без присмотра. Это несчастье на Дольфа”.

“Дорогая Дженни, твоя точка зрения как жены Дольфа довольно необычна”.

“Извините, но Дженни здесь?” Очень обиженный Кэрью стоял на пороге
свирепо глядя на свою жену сквозь спутанную бороду
и брови. Он был невероятно похож на популярное представление о грабителе.
На самом деле он был коммивояжером в оптовой табачной фирме в Сити.
И теперь остался без работы.

“Дженни, должен сказать, ты могла бы иногда подумать о парне. Бобби продолжает.
выбегает из комнаты, и мне всегда приходится тащить его обратно. И ты
прекрасно знаешь, как я злюсь на Манонг. Почему бы тебе не сесть с
нам и делать-то шить до вечера Бобби? Ты такой эгоист”.

Еще один свирепый блики и Дольфа был таков.

“Очаровательный парень, не правда ли?” - беспечно заметила Дженни. Она пожала
плечами и последовала за ним к выходу.

Солдат выразительно посмотрел на Деб: “Немного толстоват, не так ли?”

“Я ненавижу Дольфа Кэрью!”

“Он не в счет. Но она— она самая отважная маленькая душа в Англии.
Никто не может вмешиваться, вот что хуже всего”.

“Почему нельзя? Потому что можно скомпрометировать себя?”

Он слегка улыбнулся в ответ на ее страстное презрение, спокойно принимая подтекст.
"Да. Отчасти это." ”В основном это.""Да.""Да."

“Отчасти это.”

“Ты восхищаешься опрометчивым порывом, безрассудным неповиновением и всеми теми добродетелями,
которые вносят сумятицу в мир, не так ли?” — Поддразнивая Деб, он очнулся.
к ужасному осознанию того, что он был с ней наедине. “Я говорю — мне нужно идти!”

“Да, быстрее!— целых полминуты”. Она смело бросила вызов его невысказанному желанию.
подумал.

“Нелепый ребенок. Не забудь положить пикшу в миску”. Он просто
коснулся ее плеча... все его теплые знаки внимания были приберегаемы
для тех времен, когда Хор присутствовал в полном составе ... и ушел
out.


IV

Деб подошла прямо к высокому зеркалу и обнаружила, что она
выглядела недостаточно красивой, чтобы сказать то, что сказала. Она
начала одеваться к вечеру с какой-то мстительной обдуманностью.
Обдумывание было необходимо для обеспечения хорошего результата. Ни одна мудрая женщина
не может с пылающим духом влететь в свою одежду, а затем надеяться доказать
соблазнительная. Стремительность, тем не менее, была в ее духе. Она была зла
на the big thing за то, что та не доказала, что это мягкое, накрашенное убежище
она имела полное право ожидать. Это превращение мечты в реальность было
бесполезным; хуже того — разрушительным — для нее самой. Глупый, однобокий
бизнес! Деб не радовалась любви теперь, когда она пришла. Только хлопотно
но интеллектуальная честность держал ее вообще отвергая его как
большая вещь; возвращая ей прежнее состояние серебристо-туманное предчувствие....
“Я полагаю, можно притвориться?” — притвориться, что солдат был всего лишь придворным
происшествия. Только она знала слишком много о происшествиях обочину, совершив что
ошибка.

—Ну тогда, раз уж она так уверена, были не вопросы, стоит принудительный
инициатива с ее стороны? Сможет ли она соперничать со смелостью Дженни — если та захочет
? Для Деб, как с Дженни, солдат, устойчивый, наживается
самоконтроль стал кошмар, который пришлось обменять на все
ценой, даже за его презрение, даже к саморазрушению, даже для зла....

Ее вспыльчивость перешла в действие. В ней было что-то озорное.
платье из тафты цвета слоновой кости, золотистые туфли и паутинистый
золото чулки, эластичной фантазии может продолжаться на конечности прямые и
стройная внутри перегорел белую чашку из ее юбки. Деб могла бы надеть белый
и жемчужные и серо-оттенков без страха смотрела Мисс-иш; в отличие от
с ее глубокими цветами, они увеличили ее яркую благодать больше, чем
традиционный фиолетовый или пламени. Достаточно пурпурного в ее мрачных сумерках
глаза; достаточно пламени в ее губах. Свои волосы она убрала внутрь, скрыв их
их масса была так искусна, что, прилизанные на макушке и ритмично выбивающиеся в
гладкую грушевидную форму вокруг щек и затылка, они придавали
ее внешность чем-то напоминает валета треф, изображенного на колоде
карт.

Затем она вернулась к зеркалу и разглядывать ее долго смотрит
и на полном серьезе, и—как и все героини в каждый кризис каждого
Роман—отражение того, насколько странным было то, что именно эти изгибы и цвета
должны были бессистемными внешние аксессуары, чтобы ее душа? ... нет,
души были слащавыми созданиями!— к ее существенному недостатку.




ГЛАВА V


Я

Девушка, игравшая аккомпанемент к пению Ла Лоррейн.
пару раз переводила взгляд с Деб на Дженни, противопоставляя таинственность и
мобильность. Дженни привлек ее самой; она решилась поговорить
Дженни напрямую песня была закончена.... И тут она увидела Дженни укус
ее губы, крепко вцепиться в подлокотник кресла ... через минуту или
два явных телесных муках, встать и нащупать зыбкий путь через
края и углы мебели, двери. Антония Верити продолжила:
ария из “Самсона и Далилы”. Она видела, как Деб и Дженни обменялись быстрыми взглядами
как раз перед приступом боли, который
выгнал последнюю из комнаты. Кроме того, в мгновенной тишине перед
примадонна начала позволять себе “Mon c'ouvre a ta voix”,
Антонии показалось, что она услышала скребущий звук и тяжелое дыхание
за дверью.

Стелла тоже заметила симптомы Дженни и приподнялась, чтобы последовать за ней.
выйти, не прерывая пения; но Деб пробормотала: “Хорошо,
Тетя, я пойду” ... и бесшумно скользнул вслед за Дженни. Дольф был
поглощен Манон, которая была поглощена своим собственным безразличием к Дольфу.
И Ла Лоррен снова оказался в парижской опере, подняв глаза к
воображаемым рядам переполненных лиц, звучный голос взлетел до
несуществующая акустика.... Антонии стало интересно, не раздроблена ли барабанная перепонка ее левого уха
; она также немного задумалась о том, что происходит за
дверью....


II

“Ты слышишь меня тайны?” запрос Эймс, удовлетворенно подрезая
пикша, чтобы соответствовать ограничениям коры.

“Это девчонка, что ты делаешь? Конечно, мы слышали. Все трое
недавно присутствовали на просмотре фильма, в котором было изображено множество
мерцающих дверей, установленных в мерцающем коридоре, по которому мерцающий
процессия официантов, детективов и джентльменов—взломщиков - все беспристрастно
в вечернем платье—изобразил отвлекая искусство детектива: они
побрел вдоль близко к стене, одной рукой защищая глаза их, чтобы не
наблюдения, и на каждую дверь в спальню, они согнуты и прикладной ухо
в замочную скважину—тогда начали возводить, подтвердил в своих худших подозрениях, и
пошел к следующей замочной скважине....

“ Я рыскал по всему дому, пока не выследил за дверью мисс Лэмб.
” он резко замолчал.

“ А потом?

“ Потом я перестал рыскать. Это неблагородное времяпрепровождение. Принеси мне мою
отвертку; с Корой что-то не так”. Минуту спустя он был
совершенно счастливый, в окружении Коры в одиннадцати фрагментах; в то время как Дженни,
очень возбудимая и разговорчивая, разыгрывала перед ним именно то, какой она была
“заболела” во время песни La llorraine.

“—Есть. Теперь она будет делать”.

“Нет ничего плохого в том кора; тебе нужен был предлог, чтобы вытащить ее
биты” Деб обвиняли его.

“Мужчина - всего лишь ребенок; он должен играть”.

“Возиться с вещами?”

“Возиться с вещами. Возиться с вещами. Какое милосердие!” как
Далила, стоявшая по другую сторону стены, замерла в молчании. “Нашего инвалида лучше бы перенести на кровать; они придут, чтобы навести справки".
"Лучше перенесите нашего больного на кровать”.

Как раз вовремя Дженни бросилась к подушкам и натянула одеяло
до самых покрасневших щек. Раздался стук в дверь. Солдат отступил.
прижался к стене. Деб пошла тихо на порог: “что
ты, Манон?... Да, она здесь.... Нет, я бы не пришла, она ...”
Деб поддержал невидимого гостя на лестничную площадку. Два других, слушать
затаив дыхание, услышал ее низкий, способный, успокаивающие разъяснения: “... быть
Все права в настоящее время ... номер жарко ... напряжение последних нескольких недель ...
могло бы пойти ей на пользу ... скажи им, чтобы не волновались ....

Дженни издала подтверждающий стон.

“Мне очень жаль...” от Манон.

Деб вернулась в комнату, закрыв дверь. И Дженни воскликнула:

“Маленькая обманщица! как же ей не все равно!”

“Ну, сестра, будем работать?” - спросил Эймс весело. Он стоял у
постели, предполагая, профессионально, одним пальцем на пациента
пульс. “Um. Um. Это превосходно. Скоро с нами все будет в порядке. Сегодня на ногах
, а завтра слегли, а послезавтра умерли. Здесь значительное улучшение,
сестра. Я должен дать ей ... ” он отвел псевдо-медсестру немного в сторону.
понизив голос до серьезного шепота. Дженни взорвалась
смеялся над дурачеством — потом вздрогнул — и засмеялся снова:

“Браво! Это по-настоящему. Боже, как часто я видел, как они делают именно это в
больницах и домах престарелых. Меня выворачивали наизнанку и клали на стол.
Я так часто удивляюсь, что хоть что-то во мне еще бьется. Как бедняжка
вон та старушка Кора — все веселье досталось докторам, которые возились и возились на скрипке ”.

“Это звучит забавно, когда ты так говоришь”, - одобрительно сказал Эймс.
И нарисовал корявый перочинный нож из кармана. “Откуда у тебя это?”
спросил он заботливо, скинув сюртук и засучив
рубашка-рукава.

“Deb! Деб! ” завизжала Дженни в истерической мольбе.

Деб бросилась на помощь. Она и солдат выслеживали друг друга
злобно кружили по комнате, он с перочинным ножом, а она с
отверткой, пока у них не получился аккуратный маленький пародийный
убийство посреди ковра; La llorraine, по соседству, создает
атмосферу бессознательности благодаря сцене пыток из “Тоски”.

“Умри!” - беспечно сказала Деб.

“Зарывшись пальцами в твои волосы цвета воронова крыла!”

“Негодяй!”

“Не обзывай меня. Я не такая”.

“Ты такой”.

“Я не такой”! - он попытался приподняться на грубых черных веревках
ее распущенные волосы. Деб яростно сопротивлялась. Дженни, метаясь из стороны в сторону
в другую, раздраженно кричала, что о ней забыли — это была _her_
вечеринка!— и была наполовину поднята с кровати, прежде чем очередной стук отправил ее в полет.
вернулась под прикрытие покрывала. Солдат опустился в свое специальное
кресло и взял отвертку - “для маскировки”, - пробормотал он.
И Деб, дико растрепанная, ухватилась за выражение своего спокойствия, но
встревоженная лучшая подруга инвалида.

Вошла Антония Верити со стаканом чая и ломтиком лимона.

“Они подумали, что это может пойти тебе на пользу”, обращаясь к Дженни, которая протянула слабую руку
взяла стакан, дрожащей рукой поднесла его к губам, пролила несколько капель,
храбро улыбнулся — затем, с внезапным жестом отвращения, протянул его
Деб. “Сейчас, дорогая ... не сейчас.

Деб была удивлена, что у нее это получилось так хорошо. Обычно Дженни была склонна к
за-действовать.

После единственного взгляда, брошенного на озадачивающее и необъяснимое присутствие
джентльмена в рубашке без пиджака, готовящего спаржу на масленке,
Взгляд Антонии вернулся к Дженни:

“ Я думал, ты только что притворялся, в соседней комнате. Но я был неправ.
Мне очень жаль.”

Она задержалась на мгновение, по-видимому, в ожидании. Но атмосфера была
лихорадочной и враждебной. “Прости”, - повторила она и ушла.

“Дженни, ты гений! эта прощальная игра со стаканом была
великолепна ”.

“Я, я, не так ли?" — "Я думала, ты притворяешься, но я ошибалась”,
она торжествующе передразнила. “—Черт!” и резко зарылся ей лицом в
подушка.

“Что это?” - всполошились, Деб рванулась вперед.

“Ты тоже?” Дженни, не поднимая головы, разразилась пронзительным смехом.
казалось, она не в силах сдержаться. “О—о—о—о-я
я и тебя втянул!... Дорогая... — это в ответ на пальцы солдата.
Блуждающие по ее затылку. — Не убирай руку — не надо— это
божественно — это успокаивает меня.... Какое это имеет значение? мы все валяем дурака
; Дольф валяет дурака в соседней комнате; мы все в замешательстве,
в любом случае. Деб, дай мне чаю — я схожу с ума от жажды, ” она схватила стакан.
Залпом выпила содержимое. - А как насчет той спаржи?

“ Их уже должно быть достаточно; вы получите немного, если будете хорошо себя вести.
Что скажете, сестра? одну или две? а остальное нам.

Деб профессионально кивнула. Но ее поразило, что Дженни скорее наживала
капитал на привилегиях своей нынешней роли. Почему она раньше не
подумала, что больна она сама? Но Дженни действительно болела так часто, что
это было менее вероятно, чтобы вызвать подозрения.

Солдат забрал у Коры банку со спаржей и, усевшись
на край кровати, начал медленно, дразняще перекладывать их в рот
Дженни. “Я никогда не видел тебя таким здоровым; на случай, если
еще кто-нибудь из соседей заглянет поинтересоваться, мы можем также бросить
легкая тень на этих цветущих щеках, на этих блестящих карих глазах.
Деб, выключи свет.

Деб подчинилась. Со спаржей было покончено, одной за другой. Из соседней комнаты донесся грохот
диссонансов, как будто кто-то внезапно нажал на клавиши
пианино; и дикий, глубокий
смех Ла Лоррена. Дженни лежала, словно обессиленная, уткнувшись носом в плечо Бертона Эймса.


“ Что это? ” прошептал он.

“ Такая несчастная... и я устал продолжать.

“ Я тоже. Не бери в голову — не так уж плохо быть несчастными вдвоем.

- Ты довольно милый, — затем еще тише: “ поцелуй меня....

Он прижался щекой к ее щеке — не более. Но она казалась довольной ...
и Деб отвернулась; стояла, довольно несчастная, спиной к кровати,
глядя сверху вниз на Кору.... “Я тоже несчастна”, - прошептала она. Но Дженни
услышала:

“Деб! — Деб, иди сюда, иди ко мне немедленно. Как ты смеешь не приходить?
... чувствуя себя так? Deb!”

Деб присел рядом с кроватью, с оружием в руках Дженни туго обмотанный вокруг ее
плечи. Колено солдата, твердый, как гранит, прижимают ее стороне.
Они все трое были очень близко друг к другу... магнетическое ощущение покоя
родился в этом тесном контакте — горячая кожа Дженни, копна волос Деб,
грубоватое ощущение потертого твидового пальто солдата.... Другого освещения в комнате не было.
и Кора произносила свои заклинания жесткими блоками из
белого света и черной тени.

“Старый добрый припев”, - выдохнула Дженни.

“Ты настоящий человек, Дженни, не так ли?”

“Милая, что ты имеешь в виду?”

“Я часто спрашивал о людях в историях: они действительно настоящие?
Каким-то образом я всегда знаю, что ты такая; по крайней мере, ты, если никто другой.

“Конечно, она такая”, - проворчал Эймс. - “Учитывая, что она христианка, совершенно
удивительно реальная”.

“ Тише! ” Дженни быстро зажала ему рот пальцами. “ Ты должен оставить меня.
по крайней мере, это — моя религия.

“Дитя, дитя, религия - это дверь, созданная человеком, загораживающая всякую надежду на перспективы"
”Дальше".

“Вера - это хрустальное окно”, - прошептала Дженни, ее карие глаза были тверды.

“Может быть. Нет ничего более непрозрачного, чем хрусталь”.

Деб сказала с упреком: “Что ты можешь дать ей, за что она может держаться, ради того, что
ты забираешь?”

“Ее саму. Смелость и гордость за нее. На самом деле это гораздо утешительнее,
чем смутная надежда на то, что Бог придет на помощь в экстремальных ситуациях. Вы можете
быть наверняка уверенным в меру своих силах; но Божие
лучшие азартные игры”.

Глаза Дженни испуганно сбились ceilingward....

“Глядя на молнию, которая уничтожит богохульником?”

“Я помню, как смотрел в ту сторону, в первый раз я сказал, Блин,” Деб
пробормотал временнымианомалиями.

“ Это то, чему мы учимся, сидя на коленях у матери. У всех нас есть материнские колени в организме.
Дженни хуже всех, и пока мы не научимся видеть сквозь это ...

“Твоя метафора в опасности, так же как и твоя душа”.

“S.O.S.”, - рассмеялся он.

Но при такой тенденции разговора становиться высоколобым, Дженни
настроение, как обычно, сменилось беспокойством. “ Я должен пойти и посмотреть, все ли в порядке с Бобби.
Меня не было дома весь вечер.

“Ты забываешь, что ты в очень тяжелом состоянии, и не должен быть
видели танцы про коридоры. Я пойду”.

И Деб удивлялся, как она закрыла дверь позади нее, если в ее отсутствие,
Дженни бы ухитриться выиграть галлонов нефти из-за коры....

Бобби крепко спал в своей кроватке; его круглое обезьянье лицо, такая комичная
точная копия лица Дженни, наполовину спряталось под одеялом, чтобы встретиться с ним взглядом
поджатые колени. Деб была вынуждена наклониться и легонько поцеловать его, чтобы
ради ее личной нежности ко всем маленьким мальчикам. Плавающий ночник
на столе рядом с ним внезапно погас. Деб повернулась, чтобы нащупать ее.
выход из комнаты. Она услышала стон позади себя — и, ради Бобби,
подавила резкий крик ужаса—

“Это всего лишь я”, - последовало унылое заверение Дольфа.

“Ты? Но я думал, ты с— с остальными.

“ Я им не нужен.

Она неловко вертелась рядом, держась за дверную ручку.

“Дженни лучше”, - сказала она наконец.

“Правда?” совершенно равнодушно. Затем он взорвался: “Деб, ты знаешь, что
Я стану богатым в один прекрасный день, когда мой дядя умирает. Богатый. Люди будут относиться ко мне
по-другому тогда. Я скажу тебе, Деб, деньги все делает с какой -
люди. Не с молодыми девушками, конечно, а с их матерями. Я
Теперь никто. Любой может оскорбить меня, уволить. Я бы хотел умереть
и похоронить.... Бобби не должен быть оставлен в покое весь вечер, скажите
Дженни, Я так сказал. Вот почему я здесь; вот почему; только поэтому,” он
пробормотал. “Иначе почему бы мне не быть с остальными?”

Очевидно, в этот вечер произошло некоторое разрушение соседского союза.
вечер событий.

“ Пришлите ко мне Дженни. Я не хочу сидеть одна. Зачем мне это? Она всегда запирается от меня
с тобой и Эймсом, когда я хочу ее. — Деб, я такая несчастная”.

“Да... но ты мне ни капельки не нравишься”, - размышляла Деб. Вслух она сказала :
“Я ожидаю, что все будет в порядке завтра утром, Дольф; Ла llorraine и вдруг
настроение, как и у всех художников”.

Это было странно, это всестороннее молчаливое признание неофициальной привязанности,
на площадке второго этажа Монтегю-холла.

Кэрью просто снова застонал, что Деб истолковала как долгожданное увольнение.


III

... Дженни получила этот поцелуй в ее отсутствие?—Деб открыла дверь, в
смесь страха и любопытства. _Had_ Дженни——

Невозможно сказать. Ибо Ла лоррен сидел на кровати, затмевая своей
жестикуляцией и красноречием беспомощно лежащего инвалида. Солдат
спокойно курил и читал в кресле в дальнем конце комнаты
спиной к кровати, Кора у его ног. Его присутствие в комнате
казалось почти частью всеобщего признания. Как забавно, подумала Деб, если бы
они все вдруг начали задавать вопросы, сортировать и прояснять ситуацию....

Оказалось, что Надя Ллоррейн, по крайней мере, делала что-то в этом роде
.

“Моя ди-урр, теперь послушай меня. Я расскажу тебе, как вернуть _ того_ мужа
твоего. Я сказала себе: "хватит, это закончится!" Дженни, посмотри,
как ты лежишь здесь, без маникюра, с прической в виде головоломки, в блузке, которая
не выглядит соблазнительно.... А он, этот дурак, этот болван, — сказать вам?
что случится? он попадает в руки авантюристок! Моя ди-урр,
они забирают его у тебя.... ” Искренность жалости к брошенной жене
доминировала в любом личном общении с упомянутыми авантюристками. “Они
хватают его — и выплевывают!” Ла Ллоррейн придал процессу достоинство, сказав
сопровождающая пантомима, гротескно имитируемая огромной тенью
, отбрасываемой на стену позади нее. “Я скажу тебе это! - тайна, Дженни,
мой Ди-Урр, который я узнать: вы, должно быть, женщина к нему, а также
жена..”..Она схватила запястье Дженни, кинулся вперед, и опустил ее
тональные ключ захватывающих доверия. Она дышала Дженни в лицо. Она
овладела Дженни.

Деб и солдат оказались в полной изоляции.

“Что это у тебя?” она наклонилась над его плечом чтобы видеть название
книга, которую он держал. “Ох, это нечестно!” - с негодованием. У меня под рукой была
наполовину читал, наполовину играл "Пигмалиона” Шоу для их общего развлечения;
и он предвкушал ту часть пьесы, к которой готовилась Деб
втайне с нетерпением ждал.

“Ты хотела убедиться, что ты Элиза в том эпизоде, где она бросает тапочки.
Конечно. Ты шокирующая дикарка, Деб. И в любом случае, эта роль
не подходит ни одной благородной женщине и, естественно, достается мне. Ты можешь быть
Хиггинсом.

“ Я не буду Хиггинсом. Я буду Элизой. Ты— ты соблазняешь тапочки.

— Да... осмелюсь сказать, что соблазняю. Тапочки мягкие. Я одолжу тебе свои тренч-ботинки.

“ Спасибо.

“Почему ты не любишь меня так, Деб?” лениво он откинул одну руку туда, где она
был еще позади, облокотясь на его кресло, и схватил ее свисающие волосы.

Она была радуясь, что наконец-то призвал его к личностной рефлексии.
“Потому что ты просто не обращают внимания на меня,” ответила она, в причудливых
порыв откровенности.

“Дорогая Элиза, разве мой шаг не направлен прямо в эту комнату, когда я вхожу в
дом?”

“Это из—за... Коры. Потому что мы делаем так, чтобы тебе было удобно”.

“Полагаю, так и есть. Забавные у тебя волосы, Элиза; как сильное штормовое море.
черное море. Я думал, что женские волосы всегда пушистые и мягкие ”.

“А одна женщина была? ...” промелькнуло в голове Деб. Но она не сказала
это.

Он все еще осматривал с интересом толстых деревьев, которые лежали поперек
ладонь. “Для человека изобретательного и находчивого это было бы
полезно для самых разных вещей, если бы кто-то потерпел крушение на острове; Элиза,
Я хотел бы оказаться на необитаемом острове с твоими волосами ”.

“С ... только с моими волосами?” Теперь она прорывалась сквозь них, через этот безымянный
барьер, который воздвиг ее безымянный кредо; бесполезный барьер, как показала ей Дженни
.... Да, но Дженни была другой. Потому что она была
замужем?—ну, потому что она была другой. Потому что она позволяла своим страстям
выплескиваться наружу, когда, где и как она выбирала ... неуправляемая, недисциплинированная
Дженни. Но Деб пообещала себе на этот раз посоревноваться с Дженни.... A
пульс тикал на каждом запястье - два бешеных маленьких часика. По ту сторону
стены кто—то - вероятно, Антония — играл Дебюсси... Скорбные,
выравнивающие душу диссонансы ... Поток невнятной речи Ла лоррена
все еще объяснял человека и его пути:

“И я говорю ему, даже минуту назад, мой ди-урр: ‘Ты должен встать на колени
к своей жене, как вор к богине, потому что ты р-р-украл у нее
все ее дары!’ Ха! ’ему это не понравилось, Дженни, говорю тебе. Теперь он дуется
в своей комнате, придурок...

“Ну, это было грубо, учитывая, что он был твоим гостем”, - от Дженни, в
резкой защите своей мужской собственности.

 * * * * *

... “Что мне делать с остальными из вас, Элиза?”

“Разве другой мужчина попросил бы об этом?”

Деб шла по ложному следу, ее поведение было беспокойным и неестественным, ее чувства
чрезмерно возбуждены. Но, зная все это, она притащила свое нежелание в
разрыв в последний барьер—рассекала—наклонился к его губам повернулся,
Соня——

И вдруг она вспомнила маленький Лотар фон Relling ... и умоляла
какое бы Правосудие ни вершилось где-нибудь, что она была щедра
тогда, горячо пожертвовала ради удовольствия мальчика.... Будет ли Правосудие угодно
выбрать этот момент, чтобы вознаградить ее?

... Его пальцы медленно ослабили хватку на ее волосах; они тяжело упали
ему на плечи. И в мгновенной реакции, увидев это, Деб
откинула голову, выпрямилась, бледная и пристыженная, ... над его головой
их взгляды встретились в зеркале, которое висело над камином перед ними.
Реакция ... с нее было довольно этой тесной, душной комнаты и всех этих
их тесных, душных страстей; отупения нравственного чувства каждого;
какая-то хмурость; дым, закрытые окна и невыветренные эмоции....
Ей хотелось, немедленно, чтобы ветер подул вместе с бегущим приливом
; здравомыслия, юмора и проницательности. О, что угодно, только не эта комната, в этот момент
и необходимость встретиться с отраженным взглядом мужчины, которому
она только что отдалась.

... Мгновение растянулось в бесконечную серую длину. Затем музыка
за соседней дверью смолкла, и казалось, что вместе с ней должен был утечь и этот
неподдерживаемый момент....

“Я всего лишь человек!” — так про себя солдат подавил протест.
лояльность. Тяжело повернувшись на стуле, он подошел к девушке, стоявшей
теперь такой чопорной и прямой позади него.——

“Deb”....

Стук в дверь. Вечер был перемежен таким отрывистым голосом.
На этот раз это была тетя Стелла. "Майор Эймс здесь?

Да?“ - Спросила я. - "Майор Эймс здесь? Да? Вас разыскивают по телефону; междугородний звонок,
сказал странице. Они пришли к вам по соседству. Ну, как там наш больной?”
Дженни неуверенно вышли из муфты Ла llorraine порабощает
личность. “Мое дорогое дитя, неужели вы бы лучше в своей собственной
кровать, чем за чужое. С тобой! Заставлять мужа присутствовать
чтобы грелку ... наполни его жгучими слезами, если ему так хочется.
Деб, как твоя любопытная незамужняя тетушка, я считаю своим долгом сообщить тебе, что
в этой комнате ужасно воняет рыбой, топочным маслом и
кури, и никто не распускает волосы на вечер, пока все не закончится.
гости ушли; мне следовало бы привести вашего дедушку — только у него случился бы
удар. Мадам, мисс Верити уже грозится уйти и хочет сказать
”до свидания".


III

Бертон Эймс, неуклюже спускаясь по лестнице, был разгневан до глубины души.себя за то, ч
злюсь на задержку. Это было гораздо лучше; если он один раз отступила от его
безопасный решить, хор станет совсем невозможно. И он будет скучать по
этому — будет скучать по ним - очень сильно. Очевидно, они намеревались испытать
его довольно сурово этим вечером. Почему? Чистое озорство? Деб была более
опасной из них двоих. Можно было испытывать нежность, абсурдную, почти патетическую
нежность, переходящую все границы, к Дженни ... Страстной, плохо используемой маленькой
беспризорнице. Но Деб.... Черт возьми, этот телефонный звонок!

“Алло!”...


IV

Деб и Дженни были одни.

“Деб— я видел”.

“Видела что?” - рассеянно переспросила Деб.

“Когда ты откинула его голову назад ... только что. А потом Мэдэм встала между нами.
Деб — _д_ ли он?”

Деб не ответила. Сидя на краю кровати, обхватив руками колени
прислушиваясь, прислушиваясь к его возвращающимся шагам, она
проанализировала свое поведение минуту назад и вынесла этот вердикт для себя
необходимо дождаться последующих событий. Если бы только он сделал так, чтобы это стоило того....

В комнате стало необъяснимо темнее. Дженни вздрогнула; приподнялась
на локте:

“Деб, старушка, это дурацкая игра - притворяться больной, когда это не так,
потому что...”

“Вот он!” - сорвалось с губ Деб, забывшей о Дженни.

В комнату ворвался Бертон Эймс, помолодевший.

— Дженни...Деб... Я сегодня вечером свободен.

Его голос все еще был тихим и управляемым, но утомленного перегиба для
которому они были приучены с ним был заменен напряженной мужественности;
его согнутые плечи были резко отведены назад; глаза сверкали и щипали.
под седыми нависшими бровями горел ярко-синий огонь.

“Я сегодня вечером свободен”.

“Она... твоя жена ... она снова хочет тебя, ” выдохнула Дженни.

“ Да. Я говорила с ней по телефону. Она сняла дом в Лондоне.;
Кэмпден Хилл; только что переехала. Я немедленно присоединяюсь к ней; она пригласила меня
я, - с быстрой, капризной улыбкой. - Жаль, что тебе не пришло в голову, что
‘заболела’ как раз сегодня вечером, Дженни, дорогая; ты могла бы помочь мне собрать вещи.
Деб, конечно, дисквалифицирована; хорошие маленькие девочки не могут переступить порог людоеда
согласно "Маминому колену". Ничего, я пришлю своего ординарца
утром, сейчас не могу ждать. Я говорю, посмотри на Кору!

Все трое одновременно повернулись и уставились на алтарь своего союза.;
линия пламени медленно сужалась, и стены, и потолок, и
мебель, и лица троих, сгруппировавшихся вокруг кровати и на ней,
то, что до сих пор было четко очерчено черным и белым, уже размазалось до степени
просто тусклости.

“Дешевая ирония — о, действительно, очень недорогая!” - усмехнулась Деб. И она была
благодарна Коре ... глубоко признательна.

“Напротив, театральное чувство соответствия вещей. Когда
ты в последний раз заливала масло в бак, Деб?”

“Перед ужином — хотя нет, я этого не делал — теперь я вспоминаю, вошла Дженни и
отвлекла меня. Это все объясняет”.

Тем не менее, постепенное угасание света, совпадающее с наступлением
тишины, сменившейся волнами шума и музыки по соседству, производило жутковатое впечатление
действует на нервы тем двоим из Хора, которые не получили звонка
из “с миром все в порядке”.

Даже Эймс был тронут до легкой сентиментальности: “Я буду ужасно скучать по вам обоим
; вы были так ужасно добры ко мне”.

“О, я уверена, что вам были очень рады”, - беспечно сказала Деб. “ Ты торопишься.
не позволяй этим церемониям задерживать тебя. Мы похороним Дженни послезавтра.
завтра, в два часа, если вы соблаговолите присутствовать.

“Поскольку я был ответственен за сцену у ее смертного одра, полагаю, я должен. Но это
стоило того, не так ли, любимая Дженни, чтобы устроить этот последний роман
вместе?”

Дженни подыграл. “Ах, это! он имеет! Я прожил свою жизнь, вплоть до самого
муть! И теперь, когда свет медленно исчезает--”

“И музыка умирает от--” дополнить Деб.

“И asparagi были потекли по одному вниз по темной и узкой
путь, который раздувается, когда рядом все asparagi--”

“Так что эта молодая жизнь тоже пульсировала в тишине. Насвистывая, он пошел дальше своей дорогой.
и только потом узнал...”

“Я не умею свистеть”, - перебил Деб солдат. “Но я сделаю все остальное"
трюки. Прощай, Дженни, моя дорогая; я был ужасным негодяем
... его голос сорвался от притворного пафоса. Втайне он был этому рад.
пародия, которая прикрывала любую необходимость в настоящем пафосе; потому что он был так
счастлив, что просто не мог притворяться иначе.

“ Мне—не—больно! ” ахнула Дженни. “ Видишь, я улыбаюсь... какая красивая
улыбка, не правда ли? Возможно, я поправлюсь ... завтра. Нет, я не пойду!
она закричала. “Завтра меня не будет. Солдат... не— не уходи.... Подожди
, пока ... я...”

“Милая, я не могу; ты можешь слишком долго тянуть с этим, и я действительно
должен идти. До свидания, Дженни; до свидания, Деб”; он задержался еще на мгновение,
хотя было видно, что каждый нерв в нем было раздражение по поводу задержки.
“Вы оба были так ужасно ко мне достойной”, - повторил он, искренне этом
время. И он поцеловал сначала Дженни, а потом Деб, дурашливо, спонтанный
благодарность.

Так они получили, совсем без усилий, что они намеревались получить, что
вечер.

“До свидания!” дверь захлопнулась за его спиной в сплошное изобилие высоких
духи. Затем повторение одних и тех же бизнес с двери его спальни. Тогда
тишина. И теперь комната погружена в черную пелену, только с последним слабым проблеском света
свет внезапно погас.

В этом не было необходимости, Деб отражено, что он должен был показать себя
их в этом новом блеске и восстановленных плавучести.... Это было достаточно плохо
перед.... Ее фантазия, лихорадочно действующая, следовала за его такси по
улицам, за ним по ступенькам и мимо входной двери дома
в Кэмпден—Хилл - в комнату, где ждала женщина——

Тут Фэнси резко остановилась; он произносил ее имя; что это было?
это? —Сайсели?—Ирен?—Элеонора? ... Да, она могла слышать его голос, говорящий
что-нибудь из этого ... очень низкий и напряженный ... “Элеонора”....

Тогда, конечно, он поцеловал бы ее. Что ж....

И для девушки, которая сидела на краю кровати, осознание того, что она
сделала — скорее демонстрация себя. Не очень помогло то, что он, казалось,
забыл об инциденте. Главное, что она помнила
это. Всегда будет помнить.

Ей показалось, что она услышала тихий вздох с кровати. Дженни! ... быстро и
тепло пришло к Деб осознание благословенного утешения товарища в
страданиях. Дженни просто поняла бы, как она никогда не переставала понимать
простые повседневные вещи, такие как голод, боль и потеря любви.
Дженни исцеляла ее своим чудесным прикосновением руки и щеки, которое было
как бальзам.... Деб чувствовала дрожь, ребячество и одиночество.... Она положила ее
опустив голову на грудь Дженни, и пролежал несколько минут неподвижно,
ждем комфорта, чтобы украсть ее. Она была рада, что Дженни не
попытка поговорить о случившемся.

Вдруг Деб начал прочь, дико испугался. Почему—Дженни сердце не было
избиение....




ГЛАВА VI


Я

Ричард находил свои пасхальные каникулы скучными. Монтегю зале не было
удовлетворительного заменителя Daisybanks, где у него была своя пробегом
плотницкий сарай в саду, в котором он мог бесчинствовать, когда ему заблагорассудится.
Ферди был понимающим отцом, предоставив Ричарду и Деб
все условия для драки и неистовства. Теперь Ричард проводил большую часть своего
времени за чтением книг, посвященных практической стороне войны, и
поддерживал физическую форму, готовясь к тому, что ему исполнится восемнадцать. Возможно, он смог бы
втиснуться уже в следующем году, неверно указав свой возраст ... всегда существовала
ужасающая возможность, что война может внезапно закончиться
и оставить его таким, каким она его нашла, пятиклассником из Уинборо.

Он был рад, когда на прошлой неделе из праздников пришел в себя; Деб всегда был
о с какой-то девушкой—Антония истины; и большинство его приятелей, будучи старше
чем он сам, были разбросаны по стране на тренировке, либо в
окопы. Дэвид Ротенбург, конечно, был примерно того же возраста; но
Ротенбург был каким-то лунатичным парнем, особенно в последнее время. Больше от скуки
, чем из любви, Ричард провел день в доме Берти Фрейзера на
юго-западе Лондона. Известие о торпедировании "Лузитании"
пришло за пару дней до этого; и двое мальчиков выплеснули часть своего
их горячее возмущение экспериментов с моделью подводной лодки, которая должна
“ну блин учить подлецов не возиться с нашего пассажира
лайнеры!”

“ Я провожу вас, ” вызвался Фрейзер, когда Ричарду нужно было уходить.

Они свернули с тихой улице в одном из домов в конюшни; затем через
трущобы отображения курганы с высоко цвета изделия, яркий с небольшим
магазины gustily освещенную, шумную slatternly женщин звоню из
верхние окна своих отпрысков в водостоки.

“Короткий путь к трамваям”, - объяснил Фрейзер. “Привет, в каком ряду?”

Женщина, сидел скорчившись на пороге, громко плача, открыто, без каких-либо
предлогом пряча Старк горя. Пряди ее седых волос развевались
ветер разметал ее искаженное лицо, которое она не спрятала
в руках и не прикрыла носовым платком. Ибо она только что получила
известие о том, что ее дочь пошла ко дну в третьем классе "Лузитании",
и она хотела, чтобы Бог и люди узнали об этом.

Узел сочувствующих, соседей и случайных прохожих, стояли молча
вокруг нее, слушая сагу Этель Энн детства, и Этель
Подростковый возраст Энн и Этель Энн представлялись мощно, но грубо как
человеческое мертвенно-бледное лицо, борющееся, глотающее, молящее о помощи ... в помощи
отказано.... “Они оттеснили их обратно в воду!” - кричит старый
крона. “Мой малыш. Проклятие немцев!—Проклятие ’em! Они смотрели, как она
тонет, и смеялись. А-а-ааа ... ” Членораздельный звук перешел в
протяжный крик ярости, скорби и ненависти. Она напрягла свои
тощие руки, вытянув их плотной линией вверх, как будто одним жестом можно было
высказать все, что не смог произнести ее язык.

Ричард чувствовал, что просто стоять и смотреть на это невозможно.
Он сердито огляделся вокруг в духе отчаянной жестокости. Другие
в группе были в точно таком же случае тупо, глаза роуминг
вверх и вниз по узкой улочке, как будто в поисках какой-нибудь непосредственной
меры. Возчик, прислонившийся к своей телеге, подъехавшей к тротуару
напротив, яростно выкрикнул:

“Да. ’Uns. Вот такие они есть. Жаль, что у меня нет одного или двух под кулаком
сейчас. Я бы показал им, для чего.

“У тебя их теперь есть под кулаком — много, - если ты знаешь, куда
смотрите! Человек с узкой челюстью и ввалившимися глазами фанатика запрыгнул на
задний борт телеги. Он сразу же образовал водоворот для всех свободных
и бесцельных эмоций, витающих на этой улице. Ричард и Фрейзер обнаружили, что
они оказались в клине мужчин и женщин, причем женщины преобладали, раскачиваясь в такт
тому согласованному пьяному ритму, который свойственен любой толпе. Даже
мать утонувшей девочки перестала причитать и пристально уставилась на
демагога.

“Немцы повсюду в этой стране — их миллионы, они смеются вслух
потому что мы такие мягкотелые, что не вышвыриваем их.
Смеются сейчас, я полагаю, над нашими женщинами и детьми, которых столкнули обратно в ледяную воду
_английские_ женщины и дети. Да, хорошая шутка,
не правда ли? Первоклассный!... У меня был приятель на "Лузитании" — ну, неважно.
это — здесь есть кое-кто больше, чем приятели. Мы выстоим?
это — вот что я хочу знать? Неужели мы и дальше будем торговать с убийцами
и трусами, жить с ними бок о бок, покупать у них даже наш хлеб
... отравленный хлеб! Говорю вам, на соседней улице есть немцы
, на этой улице и на тысяче других улиц в Англии, с
их грязные имена на витринах магазинов. Спросите правительство! —Ах!
правительство, возможно, что-нибудь предпримет по этому поводу, со временем. Спросите их — они скажут
, что приняли надлежащие меры предосторожности. Нам не нужны меры предосторожности.
все равно спасибо. Мы хотим отомстить мерзким подонкам, которые
потопили "Лузитанию"! Мы хотим отомстить — не скоро, а _now_! Мы хотим
мести — и ради предсмертных мук наших детей, и ради
тех, кого они оставили, мы добьемся этого!”

Его слушатели были похожи на пустые бутылки, не оказывающие сопротивления
он влил в них огненную жидкость. Да — они хотели немедленной мести; это
было то, чего они добивались своими пустыми взглядами. С рассеянным воем,
из которого, казалось, давным-давно исчезла человеческая составляющая,
они вихрем понеслись вверх по улице. Ричарда несло вперед под напором
их ярости. Он потерял из виду Фрейзер, который, соскучившись по нему, были, наверное
вернулся домой; это не имело значения; это был скорее жаворонок—одно из
Беспорядки Лузитания; они были вспыхивают по всему Лондону с
новости пришли через. Нет, не совсем жаворонок ... он превратился в
нечто более грозное и воодушевленное духом более глубокого удовлетворения
, чем того требует описание школьника: это было действие; это была
война; наконец-то он был в прямом контакте с этим. Банда мужчин в отвратительном настроении
, бегущих в определенном направлении ... он чувствовал цель за
шатающимся движением толпы.... Они направлялись сюда, чтобы
наказать немцев — грубых неповоротливых великанов, которые могли смеяться над Этель Энн.
мокрое лицо, беспомощное среди зеленых бурунов.... Скоты! проклятые!
скоты! мы им покажем!...

Все это было вяленое мясо в приподнятом настроении прокомментировать его мозг смог зарегистрировать в течение
паническое бегство сломя голову тесный переулок; что—и запутанное впечатление
женские лица тут и там ямочный ремонт остальных: развевающиеся волосы, с
железные булавки по-прежнему неуклюже поймал в нее, открыв рты и вкривь и вкось; влажная
красные скины. Женщины из толпы - они были отвратительны....

Мужчина с узкой челюстью, все еще лидер, резко остановился перед маленькой
булочной. “ А как насчет этого? ” Осуждающе вскинутый указательный палец
указывает на имя, нарисованное над окном: Готлиб Шнабель. В
толпа ответила еще одним ликующим воем ... это было начало объединения
отдельные личности в демо-звере, в то же время страшно
глупо; не способен одинаково отступления или инициативы; зверь, который произнес
бессмысленные звуки; может быть отклоняется туда и сюда; зверь
без логики и последовательности; а зверь, который был, очень упрямо,
в забытом кем-то ... немцы....

“ А что насчет этого?

Те, кто был в фургоне, так резко свернули в маленькую дверь магазина,
что их товарищи, следовавшие сразу за ними, не смогли сдержаться
от того, что пронесся мимо него под действием силы толчка; затем повернулся и нажал
назад, с сильным ударом заклинив крайнюю заднюю часть в узком отверстии;
так что казалось, что темные угрожающие фигуры выскакивают из
теней со всех сторон и направлений, в бледный отблеск
газовых рожков, жалобно поющих над прилавком.

Магазин был пуст. Яростные руки сорвали занавески, которые
отделяли заднюю гостиную, и около дюжины хулиганов набросились
вверх по лестнице, скандируя: “Шнабель, Шнабель!” - отвратительным распевом.
Было слышно, как их ноги топчутся по верхним помещениям в поисках хозяина
“Хватит об этом, твой чертов фанк! Что такое ”Лузитания"?"...
Дверь магазина раскачивалась взад и вперед от порывов ветра, который
дул по улице; и при каждом колебании звенел маленький колокольчик
предупреждение клиентов — невинный звон, похожий на далекий колокольчик для овец
... неадекватный звон, который еле слышно повторялся во всем хаосе
более тяжелый звук: звон разбитого стекла, когда весы и гирьки
они были отправлены в полет через витрину магазина. Большинство из
мстители утоляли свою жажду крови шумихой и крушением;
швыряет булочки и пирожные; размахивает и разбивает ряды больших бутылок из-под сладостей
; обрушивает ураган корзин с хлебом на пол
. Это был аккуратный маленький интерьер, три минуты назад ...!

Но Ричарда раздражало все это простое обезьянье разрушение; его
воображение было готово излиться на немцев, а не на булочки и
пончики. Он взбежал по черной лестнице — и снова вниз; немцев там не было;
и бунтовщики занимались тем же глупым делом разрушения. Но
немцы ... остроконечные стальные каски, надутые щеки и толстые
чувственные губы — где они ухитрились спрятаться? Зародилось представление
, что они были здесь ... где-то ... взволнованный мальчик
не остановился, чтобы разобраться в этом. Ему хотелось ударить кулаками по
жирной сопротивляющейся туше. Здесь? — конечно, они были; кто-то так сказал.
Увернувшись от града буханок, он выбежал из магазина и завернул за угол
в крошечный дворик позади, не обращая внимания, один ли он здесь
или за ним следят. Пекарня!— должно быть, под магазином. Да— под
эта деревянная заслонка. Руководствуясь приятным запахом горячего хлеба из духовки, он
дернул петли; и, опрометчиво приняв лестницу как должное, нырнул
в зияющее черное пространство. Фрагменты историй, связанных с "Лузитанией"
ужасы беспорядочно мелькали в его голове, как буханки в магазине
тошнотворные подробности, выдыхаемые ошеломленными выжившими и записываемые
выставляю на всеобщее обозрение в зловещем журнале. Драка — это была идея гуннов о драке?
—свиньи! мошенники! мясники!—теперь его очередь показать им....

Ричард затопал ногами по ровной земле; он на мгновение заморгал от красного света
полумрак вокруг ... Затем, постепенно, в его сознании всплыло лицо
лицо там, у бочек — лицо, вымазанное в муке,
и по лицу струились капли пота — лицо, которое было бы
нелепым, если бы не выражение смертельного страха, пробирающего до дрожи ...
_ пойманный в ловушку_ страх....

Со знанием полной беспомощности в зачарованном взгляде он
повернулся к Ричарду. Рядом с ним полная женщина и двое или трое детей.
сгрудились в тень.

Здесь нет армии немцев. Только маленький пекарь Готлиб Шнабель и
его семья.

Он уставился на Ричарда. Ричард уставился в ответ. А затем его раздутая иллюзия
покалывалась и сморщивалась. Так это и было реальностью того, чем он был
мстительно преследуемый, он и скандалисты наверху? этот достиг пика:
маленькое несчастное личико, белое от следов муки, белое в последней немоте
крайняя степень паники.

Сухие губы Шнабеля конвульсивно шевелились.... “ Ах, битти, ” пробормотал он.;
затем, с усилием: “Могу—я—чем-нибудь-помочь?”...

Ричард едва уловил слова. Он отшатнулся; повернулся и заковылял вверх по
лестнице.... Нужно убраться подальше от этого лица.... Не так—то просто - некоторые из
толпа все-таки последовала за ним, столпилась у входа в
пекарню. - Там никого нет, - пробормотал Ричард. - Там никого нет”
.. его голос звучал сдавленно, словно в густом тумане. “Там никого...” Но
главное было выбраться на улицу до того, как они начнут что-то делать
нет, это не имело значения, — но до того, как он сможет услышать, как они что-то делают
. Они снова оттесняли его назад, снова пригибали.... “Там никого нет".
Говорю вам! Вслепую он отбивался направо и налево от голов, которые
загораживали ему проход. Некоторые из них, поверив ему, уступили ... растаял
вне досягаемости его твердых кулаков и мощных напористых плеч. Другие
прошли, шаркая и гремя, мимо него, вниз по деревянным ступенькам. “Schnabel!
Шнабель!” — и резкий крик. Нужно убираться, и быстро....

Огромная волна тел во дворе. Подавшись вперед, с низко опущенной головой
сквозь отвратительный запах ботинок, вельветовых штанов и поношенных юбок,
Ричард наконец освободился. За углом — на улицу — несколько человек
бегут в его сторону — трое или четверо полицейских. “Там никого нет"
там!” — почти всхлипывая, он нырнул через конюшню на более широкую улицу; снова
этот громкий топот ног, приближающихся к нему — неужели они никогда не позволят ему
сбежать? он хотел освободиться от толпы. Чего хотела эта толпа? Schnabel?
... Нет, это была всего лишь беспорядочная толпа похожих на гномов сорванцов, хрипло кричащих
их поздние версии. Он остановился, чтобы перевести дух; прислонился к
соседней стене; его кепка давно слетела, и дул сильный ветер,
свежие порывы трепали его волосы.

Вскоре он снова медленно пошел дальше. Истерика испарилась, и был
заменен на обычный стыд. Теперь он пришел, чтобы обдумать этот вопрос хладнокровно,
что его так расстроило? Маленькая пекарская крыса была не в себе,
конечно; вероятно, оправданно; вероятно, чернь обошлась с ним довольно
грубо. Что из этого? Этель Энн, столь же невинную, столь же беспомощную, постигла
несравненно худшая участь.

О, он не собирался сам участвовать в травле. Никакого спорта в этом не было.
Самым мудрым решением было уйти со сцены, что он и сделал
. “Ушел ли он со сцены” или покинул ее — гораздо менее
достойно, чем предполагалось? Что ж, вряд ли можно было ожидать, что он останется
и посмотрите дальше. Он также не смог бы защитить Шнабеля — черт возьми! этот человек _ был_
немцем. Не “немцами”, но все же немцем. Ричард нетерпеливо
классифицировал весь этот опыт как “вполне приличный scrum”; и как
таковой повесил его на полку в своей памяти, как книгу с несколькими
страницами, надежно склеенными вместе. Он оказался в совершенно незнакомом районе
и посвятил все свои нынешние способности выяснению
местонахождения Монтегю-Холла.


II

- Ричард, это ты? - спросил я.

“Да, отец, я только что вошел”.

“Я хочу поговорить с тобой, мой мальчик”.

“Хорошо!” Ричард вопросительно обернулся на лестнице.

“Не здесь. В моей комнате”.

Старый Герман Маркус поднял голову со странным блеском в глазах, когда Ричард
и Ферди вошли. Как будто ему было жаль мальчика — и все же
тайно и злобно торжествующий.

“Как у тебя дела на Winborough?” Фердинанд спросил, рывками, после
пауза.

“ Все как обычно: отличные разносторонние способности, но никаких выдающихся достоинств,
как говорит старина Скеффингтон. Послушай, папа, ты бы не возражал, если бы я
присоединился к команде уже в следующем году? ” поскольку его отец, по-видимому, не имел ни малейшего представления о
любое значение придают, Ричард подумал, что он может использовать формальные
интервью для своей цели.

“Записался что ли?”

“Армия, конечно. Королевский летающий корпус, для выбора; я в достаточно хорошей форме, чтобы
выдержал клинических испытаний. И много людишек Градкодексом
а старше своего возраста. Только я не очень высокий ... ” его тон подразумевал
упрек в недостатке дюймов у его отца. На мгновение воцарилась тишина.;
он почувствовал, что двое мужчин не отнеслись к его просьбе должным образом;
поэтому он пустился в дальнейшие объяснения: “Это так отвратительно - находиться прямо под
возраст для призыва. Другое дело, если ты ребенок и совсем не в себе.
Роджерс — ты помнишь его? он был старостой в Winborough—Роджерс только
восемнадцать месяцев старше меня, и он в самой гуще. И в день
более чем когда-нибудь ... ” он остановился как вкопанный.

“Почему сегодня больше, чем когда-либо?” Фердинанд спросил очень мягко.

Ричард не был вполне уверен, почему: за исключением того, что сегодня он потратил много
тепла и энергии на дело, которое не окупилось ему ни решительной
защитой, ни окончательным удовлетворением; и он хотел испытать
настоящая, существенная война и настоящие, существенные немцы, чтобы компенсировать
бесполезная гражданская имитация. Но он не желал объяснять все это о
Немцах в присутствии своего деда или даже своего отца, который мог быть
подвержен временным болезненным приступам на этот счет. Поэтому он уклонился от
прямого вопроса:

“Откровенно говоря, папа, я собираюсь поступить на военную службу в следующем году, с разрешения или без него"
. Но я подумал, что хотел бы услышать, есть ли у вас какие-то особые возражения.
любезно с моей стороны, не так ли? смеется.

“Конечно, я был бы горд и рад, если бы ты мог сражаться за Англию,
но...” Ферди, очевидно, было все труднее продолжать.
Он взял со стола вечернюю газету: “Ты видел последние выпуски
, Ричард?”

“Нет. Какие-нибудь новости? Не— не поражение?”

“Премьер-министр дал определенные обещания ... Было больше
антинемецких беспорядков из-за этого дела с Лузитанией ...”

“Самодовольные дураки, у которых не хватает мозгов одержать победу на фронте,
считают себя патриотами, если разбивают несколько витрин”, - проворчал
Маркус из своего угла.

Ричард густо покраснел и сжал руки в карманах: “Они бы
поступили с нами в Германии так же, и гораздо хуже, если бы мы установили
мы сами повсюду там, как и у них здесь. И потопление
"Лузитании" было грязным, трусливым делом; неудивительно, что мы потеряли контроль над собой
, услышав об этом.

“ Мы? ” повторил старый баварец с саркастической интонацией. “ и ты такой же
немец, как я, мой мальчик! Тебе не позволят забыть это так легко в будущем.


“Чушь!” - коротко бросил Ричард. У него не было желания ссориться со своим
дедом, который, будучи одиноким, но непреклонным существом во вражеской стране,
требовал определенного рыцарского обращения.—Но ни один парень не собирался этого делать.
терпеть, когда тебя называют немцем в наши дни! “Ты закончил со мной, папа? Я
сожалею о шумихе в газетах, но скоро все уляжется.
Я все равно не думаю, что они что-нибудь сделают с натурализованными немцами;
не с теми, кто обосновался в Англии так долго, как вы ”. Он
неторопливо направился к двери; затем остановился, чтобы добавить во внезапном вдохновении
дипломатично: “Чем скорее я начну сражаться, папа, тем лучше для вас, для всех вас.
Сын в армии оказывает огромное влияние на общественное мнение ”.

“Это зависит от того, в какой армии ...” - вставил Герман Маркус. И Ферди
сказал, с колоссальным усилием: “вы не можете бороться за Англию в этой войне,
Ричард. Прости, как ты покойник орехов, что” внимательно переговоров
идиома. “Но они не возьмут тебя. Ты немец”.

Ричард разразился громким смехом. “Что за чушь, папа! Как я могу
быть немцем? Я такой англичанин, каким их делают.

“ Вы родились в Германии. А я на тот момент не был натурализован.

“ Родился в Германии?

“ Видишь ли, ” извинился Ферди, с несчастным видом избегая смотреть сыну в глаза, “ твой
дедушка пригласил нас нанести ему длительный визит в Мюнхен. Я и Деб— и
твоя дорогая мама, конечно. Он никогда не видел маленькую Деб ... ей было
семь лет...

“Совершенно отвратительный вредный ребенок!” - донеслось из глубины кресла в углу.


“И вот мы все перешли туда. И ты там родился. Умерла твоя бедная мать
это ...” он откашлялся и высморкался. “Что, возможно, является
почему он не был упомянут ни разу с тобой”.

Ферди был прав. Он чувствовал потерю Доротея так остро, что
настроения требовали от бытовых, что ее смерть не должна быть
говорили. Откуда следует, что рождение Ричарда была также замяли
он был тесно связан с тяжелой утратой и всеми ее трагическими обстоятельствами
. Он никогда не беспокоился по этому поводу, считая это как
само собой разумеющееся, что, как и Деб, он родился в Дейсибанксе.

“Но, отец, я не могу быть немцем. Я— я не люблю немцев. Я не могу
удержать их ни за какие деньги”. Его тон был резок с первого мучался
убеждение в том, что некоторые истины может скрываться в совершенно ошеломляющее обвинение
что эти двое были против него. “Я не люблю немцев. И
мы боремся с ними. Я англичанин— как и другие парни. Вы не можете сделать
коллега-немец, сказав ”он есть", испытал облегчение от того, что здравый смысл заявил о себе
над умонастроением, которое было почти детским в своей зависимости от
повторения: “Я не _like _ немцы!”

И затем, преступник перед самым строгим судьей, Фердинанд Маркус сделал
свое признание:

“Видите ли, когда я впоследствии натурализовался, вы — вы не были натурализованы
в то же время. Я хотел, чтобы вы сами сделали выбор, когда достигнете совершеннолетия
; чтобы вы были свободны делать свой собственный выбор для той или иной страны — для
любой страны. Со мной, мальчиком, никогда не советовались о моих личных интересах.
желания... ” Тут его отец произнес ворчание, переполненное сочувствием.
мнения о неважности желаний Ферди, какими бы они ни были
. “— Для тебя все должно быть по-другому, - сказал я. Кто знает, не захочешь ли ты
найти себе британского подданного через двадцать один год? Времени достаточно
тогда. Поэтому я оставил это до тех пор, пока ты не станешь достаточно взрослым...

“ Я полагаю, тебе не приходило в голову, что за это время может начаться война?
тем временем?

“ Это не произвело впечатления на очень многих других людей, Ричард.

“Doch! все, кроме идиота; идиота и растяпы ... со своим
болтовня о "правах моих детей’, "мнении моих детей" и
‘свободе моих детей’.... Неумело обращаешься со своими детьми, как и со всем остальным.
одного из них ты отправляешь в лагерь для интернированных; мы
посмотрим, к какому прекрасному концу ты приведешь другого ”.

Ричард резко обернулся: “Это то, что это значит для меня?”

“Мы не можем сказать наверняка; я подам апелляцию от вашего имени ...”

“Черт возьми! Я не хочу никаких апелляций. Это не преступление, чтобы быть рождены в один
разместить вместо другого. Что говорит закон?”

“Довоенным законодательством, вы взяли национальность вашего отца в то время как вы были
незначительно— но все это было изменено... ” Фердинанд взял газету.:
“ До сих пор они были снисходительны; но вся эта агитация... министру внутренних дел...
пришлось пойти на уступки общественности. Они собирают врагов
иностранцев призывного возраста; в настоящее время это вас не касается. Вам придется
зарегистрироваться в соответствии с Законом о пяти милях, пока ... пока...

“Пока я не стану достаточно взрослым, чтобы записаться в армию”, - пробормотал мальчик. “А Деб?”

“С Деб все в порядке; она родилась в Англии. По крайней мере, я должен видеть:
в этих новых условиях все еще существует некоторая путаница относительно того, являетесь ли вы
кто твой отец или где ты родился. И они меняют закон каждые
пять минут. Но я думаю, с ней все в порядке.

“Хорошо”, - со вздохом облегчения. “А ты, папа?”

“Они пока не преследуют натурализованных. Раздается протест
со стороны экстремистской партии, но... ” Ферди пожал плечами. “ Я
Британский подданный.

“ А дедушка? И тетя Стелла?

“Они репатриируют старики и женщины и дети. Но
исключения должны быть сделаны в особых случаях; Стелла стала резидентом
здесь в течение стольких лет ... ”

“И я, будучи калекой почти восемьдесят, ваш английский может быть
доброта позволить мне умереть, под флагом которого у меня, конечно, нет желания
жить под”.

“Прекрати все это!” - грубо заставил его замолчать внук. “Это крайне прогерманское...”

“Немецкое, - методично поправлял его Германн. “_ Я_ по крайней мере знаю, кто я
такой”.

“И мы с Ричардом тоже знаем, кто мы такие”, - тепло воскликнул Ферди,
хлопнув рукой по широкой груди Ричарда, и в этот момент чрезвычайно
неприступное плечо; “наши чувства к этой нашей стране лояльны"
как и у любого британца; мы приветствуем их победы. Мы продолжаем приветствовать
Юнион Джек” с гордостью в наших сердцах...

“Какую бы глупость ты ни совершил, либе Фердинанд, ты остаешься
англичанином только наполовину”.

Решительный рев Ферди набирал силу с каждым едким вмешательством
со стороны его родителя. “Мы с радостью окажем помощь там, где нам позволят ...”

Ричард ворвался: “—и бодро позволить себе быть копытных, где
мы не? Нет, я не собираюсь вешать по краям патриотизма как
нищий. Почему мне не сказали обо всем этом до сих пор?

Ферди поразило, что Ричард временами был до замешательства похож на своего
дедушка. “Почему ты должен был волноваться и испытывать дискомфорт в
школе, в то время как в этом все еще не было необходимости? А до войны какое это имело значение?
где ты родился?”

“А теперь, что еще имеет значение во всем мире?” первое оцепенение от
шока прошло, и сокровенная сущность Ричарда рванулась во все стороны
, как измученный бык, загнанный внутрь ограждения. “Вы
лишили меня моей национальности— заявляя, что так стремитесь к моему счастью.
Родился в Германии и перебрался в Англию; получил образование в Англии, и
мне позволили считать это само собой разумеющимся, что я англичанин и все это время немец
субъект — во имя Бога, где мое место? кто я? кто может заявить на меня права?
О да, ты был очень добр ко мне, я этого не отрицаю; ты избаловал
меня; ты дал мне все - кроме страны. Но ставить человека
в положение, когда начало войны оставляет его со своими чувствами в
одном месте, а свидетельство о рождении - в другом, - это скорее перебор с трюком
со свободой выбора. Вы могли бы знать все время мне хочется быть
где-то корни. Гражданство не пропадала, даже в мирное время -”

“Чушь, Ричард; быть честным; сколько у вас проблемы из головы
гражданство до тысяча девятьсот четырнадцатого?

“ Я думал, что я англичанин, ” сказал Ричард. И повторил с каким-то
ошеломленным драчливым идиотизмом: “Я думал, что я англичанин”. Затем он вспылил
снова: “_You_ совсем не думал. Ты был просто неосторожен. С какой стати
ты хотел отвезти меня в Германию, чтобы я родилась?

“Я уже говорила тебе; твой дедушка прислал за нами”.

“Ему не было бы больно его подождать год или два. Сильно он ее любит, если он
никогда не видел тебя снова. Ты все боятся сказать ему "нет". Я
думал так повезло родиться в эти времена. В чем благо
теперь война?”

Его отец не смог удержаться от улыбки над диким юношеским эгоизмом.
Мальчик увидел это и взбесился: “Было бы лучше, если бы я умер, когда умерла моя
мать...”

“Тише, тише, сын мой”.

... Ричард навалился всем весом на стул, уронив голову на него.
руки вдоль спинки. И двое мужчин наблюдали за ним в молчании; никто
их мышление медленное, неохотное, обиды, насколько хороша момент
возможно, это было для него, что видел этот мальчик в офицерской
светло-голубой мундир, пришел лязг и звон в одном доме
в Мюнхене, чтобы попрощаться перед отъездом на завоевание славы для "Фатерланда"
. А другой тщетно искал утешения, которое он
мог бы дать своему единственному сыну в беде; Доротея уж точно знала бы, что нужно сделать или сказать.
маленький нежный поступок ... его глаза наполнились слезами, и в
своей чрезмерно взволнованной попытке сыграть роль матери в этот момент он допустил грубую ошибку
печально:

“Ну же, ну же, мой мальчик, взбодрись! Вы, обычно такие разумные. Это не такая уж трагедия.
Даже если все закончится, в худшем случае, интернированием. Вы
будете в безопасности, с друзьями ...

Ричард медленно поднял голову. Он выглядел довольно взрослым для шестнадцати лет, и его
голос звучал тягуче, как усталые шаги на тяжелой дороге:

“Прости, если я был груб, папа. Да, конечно, я буду в безопасности. Гораздо безопаснее, чем
в военной авиации. Я не подумал об этом. Я иду спать.
Спокойной ночи”.

На полпути через комнату, он вернулся к вечерней газете. Затем он
вышел.


III

... Странно, что его мозг сразу переключился с главной темы
катастрофы на этот касательный вопрос о репрессиях! Там, в
срединно-океанические, Лайнер ЗАТОНУЛ; здесь, в лондонских трущобах, в булочной проведены обыски.
Где тут связь? Готлиб для Этель Энн.... “Да, но справедливо ли это?
Месть по доверенности? Этель Энн утопил не Шнабель.;
это был другой немец; Шнабель все это время безобидно продавал
буханки. Почему он должен был платить?” Думали ли они об этом, безумное
стадо, которое ринулось вверх по улице, размахивая ломами, топорами
и кочергами? “Думал ли я об этом? Чтобы облегчить чувства ... укусить
по зубу — да, но это должен быть тот особенный нервный зуб — и
вы должны хотеть ударить того же немца, а не какого-нибудь старого немца или
рядом-лучшие немецкие. Если мать Этель Энн мог зайти на один из
экипаж торпеды ... Я полагаю, никто не может ожидать толпа рассуждать таким образом.
Но я должен был спасти его.... Черт побери, зачем мне это делать? - Он же немец!

И я тоже—и я тоже—сбивали бессмысленные воздержаться молоток из
стены и потолок его комнаты, из каждого угла и щели; на ветру
что порывисто гремели слепых; в скрипе стула; и от
шум машин далеко внизу.... Как и я — как и я — везде, кроме его мозга.
простое утверждение могло бы стать пыткой.
осознание — но оно, казалось, не могло проникнуть внутрь, вытесненное
фантастическим нагромождением странностей, до которых он никогда раньше не додумывался, никогда
не утруждал себя обдумыванием.

—Натурализованный ... что именно это означало? Документ, который был
выдан в уплату какой-то небольшой суммы, в котором говорилось, что вы принадлежите уже не к одному
гражданству, а к другому.... Но, безусловно, национальность не поверхности
вещества, которые должны быть затронуты в этом произвольно? он пошел глубже: свое
собственную страну, собственную почву. “‘Дышит ли человек с душой настолько мертвой!’
как Фрейзер разглагольствовал об этом в прошлом семестре, когда они занимались Скоттом. Отвратительно
выпендреж!... Что скажут в Уинборо, когда я им расскажу? — Нет,
черт возьми! дело было не в этом.... Национальность - место, где ты родился...

Полная остановка в стремительном движении мыслей. Ричард безучастно огляделся вокруг.
он.... Затем это началось снова, ментальный механизм, который вращался все быстрее,
перемалывая, поминутно перемалывая, все эти случайные комки....

“Ничего общего с тем, где ты родился. Я могу поклясться в этом. Это
случайность. И национальность вашего отца — тоже случайность, насколько вам известно
; это не может быть связано с этим как с чем-то само собой разумеющимся.

“Что же это тогда? Земля, которая имеет смысл для вас; это может быть
вопрос жилья, или традиции, или удобство—стадный инстинкт с
люди живут среди. Или— или воображение.

“Нет, это копает еще глубже.

“Это должно быть суммой того, где ты родился и где был твой отец
также родился и его отец; где ты всегда жил и всегда
надеешься жить ”.

Но люди перемещаются. Перейти. Вам смешанные. На самом деле невозможно закрепить
вниз человечество так аккуратно, как на карте; линии здесь, и там,
и эта сторона - английская, а эта - немецкая. Все эти годы
мира маленькие отдельные личности деловито и счастливо вступали в браки между собой
и рожали детей; запутывались в торговле и дружбе;
миллионом удобств торговли, искусства, развлечений и семьи,
наполовину стирающих резкие границы очертаний.——

“Люди бродят повсюду. А потом случается война. Как разрыв холста.
Нет — как две линии траншей.... Пробираться в разные траншеи — везунчики.
Нищие, которые совершенно отчетливо знают, где их место. И Ничейная земля
между ними. А некоторые застряли на Ничейной земле....

“Официально находиться на Ничейной территории — это одно; ничего не поделаешь.;
предварительное наказание за неосторожность. Но возможно ли, хотел бы я знать,
не чувствовать себя ни за ту, ни за другую страну? это не имеет значения?
ни победа не имеет значения?

“Социализм — международный социализм. Но тогда человек должен заботиться главным образом
обо всем человечестве — в целом. И это тоже патриотизм, в самом большом
масштабе из всех. Точно так же, как человек, помешанный только на собственном пруду с утками, является
патриотом - местным патриотом. Земля всего человечества ... Земля одного человека....

“Не для меня, спасибо. Если бы мне был двадцать один год до всей этой шумихи, я бы
были натурализованными англичанами!”

Натурализовались! Это снова было только официальным прикрытием? А под одеялом,
О чем на самом деле думали эти люди? Ротенбурги? тысячи таких, как
они — наполовину люди....

“Мне нравится, когда немец _ быть _ немцем!”... “Натурализованный или неестественный,
мне все равно!”... “Может ли леопард менять свои пятна?”...

Память подсказала ему эти случайные фразы, постоянно произносимые и повторяемые
пронзительным хрипом — где?... в зале на первом этаже, и у—у-у
завтрак, верно? (память изо всех сил)—Ах, да! старый Gryce. За голос
материализовалось грубое розовое лицо с уродливыми провисшими линиями в уголках рта
и клочком белой бороды, свисающей с подбородка. Старина Грайс
всегда отпускал подобные замечания.

“Интернируй их всех!... Мы не просили их селиться здесь. Мы не
хотим, чтобы они ....”

Мальчик ходил взад-вперед по комнате, склонив голову, сцепив руки за спиной,
сильно нахмурив брови, обдумывая это:

Натурализация была, в конце концов, обещанием — ну, тогда сделкой; что такое
сделка, как не взаимное обещание? Целое сообщество научилось надежно полагаться
на такое обещание; уверенно отказалось от защиты и
преимущества их родной земли в пользу принятой страны. И теперь
если бы их безопасность была отвергнута под предлогом войны——

“Есть ли в договоре о натурализации какой-нибудь оговоренный пункт, делающий
Интересно, он недействителен в случае войны? Потому что, если нет——

“Но мы не можем проливать кровь врага по всей стране во время войны.
Это небезопасно. Все они могут быть шпионами. Некоторые из них таковыми и являются. А шпионаж - это
худшее из всего - злоупотребление гостеприимством. Неудивительно, что мысль об этом
доводит людей до какого-то безумия...

Он взял вечерний выпуск — снова отшвырнул его; слишком темно, чтобы читать
все, что угодно, только не заголовки: “Новые антигерманские беспорядки”——

 * * * * *

... Кто-то низко скорчился в углу у буфета. Пятно
белого. Лицо — безумное-испуганное.... “Ach, bitte——”... Маленький немец
пекарь.—Или ... нет—лицо изменилось—это сам Ричард, глядя
охваченные паникой, но с укором, на что другие Ричард, который был ведущим
против него враждебно настроенная толпа:

“Он немец!”

“И я тоже — и я тоже...”

Это, наконец, пронзило мозг.

“Я не немец. Это ложь. Я не немец. Я ненавижу немцев. У них есть
утонул Этель Энн ... Этель Энн..”..

Как она выглядела? у нее коричневые или светлые волосы?—но волосы такие же
в воде ... промокшие водоросли вокруг бесцветной мякоти....

“Свинья! Свинья!” — он снова расхаживал быстрым, безумным шагом. “Это
не та игра, в которую следует играть, как это было задумано.
Это нарушение правил. Женщины, дети и некомбатанты
исключены, и у каждого мужчины есть шанс на самооборону. Условности войны
...

И внезапно Ричард остановился и начал смеяться. И какой шанс на
защита человека стоящего рядом с разрывной бомбой, брошенной невидимая
руки из пятидесяти ярдов? Немного глупый, капризный правилам—со смертью и
разрушения и распада потокового шириной более одной страны за другой;
жужжащий в самом воздухе над Божьими церквями; пульсирующий в море под водой
прогулочный корабль миллионера; каждый человек, беспомощно занятый
своим телом, своими товарами или своими сердцами. То, что
дьявол-это использование каких-то абстрактных болтать об условности игры?
... Все, что было пятьсот лет назад, когда один солдат был его
с другим солдатом по законам рыцарства. Но в _это_-то
всеобщая неразбериха.... Вся эта суета из-за двух или трех изолированных жизней
принесенных в жертву вопреки правилам, по сравнению с тысячами согласно правилам
агония вне правил и агония согласно правилам. Когда
доходит до этого, в чем разница? Нелепо рассуждать по-старому
— бред идиота; мы так далеко продвинулись по кругу
цивилизации, что снова на много миль отстали....

Ричард не пытался изменить свои лихорадочные, растрепанные размышления
в связность; но он не мог заставить свой разум перестать цепляться за
это странное новое упорство в аспектах, к которым до сих пор оно было
приглушено до отдаленного безразличия. Война со всеми ее масштабами и извилинами
сложности — как он мог рассматривать ее только как вопрос нанесения
ударов?

“Это потому, что я должен был принять в ней активное участие. Я собирался вступить в армию
. Единственный способ избежать ужасов войны - это принять в ней участие. Как это будет
выглядеть из лагеря для интернированных? --”

Воображение пронзило — и отпрянуло от угрожающей тошноты
застой. Интернирование ... да ведь они с Деб шутили по этому поводу (“Да,,
С Деб все в порядке; я рад, что с Деб все в порядке!”) — Концентрационные лагеря; в горшках
Немцы — “Ты знал, Рихард, что Густава Фюрта вчера посадили в тюрьму?”...
Шутки!— На что они были похожи, эти лагеря? с пленными хорошо обращались,
он слышал; но что вы сделали? ... Видение двух толстых молодых людей
Германцев, сонных за игрой в домино. Это для него, пока он был снаружи.
там, снаружи, была схватка и жертвы. Это для Ричарда, который
был бойцом ... “О Боже! пусть война закончится до того, как мне исполнится восемнадцать!”




ЧАСТЬ II




ГЛАВА I


“На самом деле я хотела твоего приятеля, а не тебя”, - сообщила Антония Верити Деб.
когда их дружба стала достаточно крепкой, чтобы выдержать такую откровенность, “Ты мне
не понравилась”.

“Дженни?— Да, она стоила пятидесяти таких, как я”.

“И все же ты на самом деле не скромница”, - засмеялся другой. “Позвони к чаю,
Деб. Я устал видеть тебя задумчивой, как сфинкс. Удовольствие растет.
однообразие. Полагаю, ты не можешь размышлять, пока ешь миндальное печенье?

“ Легко, они довольно сухие и легко усваиваются.

- Чай, пожалуйста, и яйцо-пашот для мисс Маркус, - распорядилась Антония.
служанка. “Я ничего не могу поделать, если ты этого не хочешь, Деб — тебя нужно вылечить"
от этой непостижимой привычки. Я просто не могу этого вынести. Сколько человек посетило
вы Сфинкса в экзотический карьеру?”

“Все, за исключением одного или двух. Он очень популярен. Как и Змей Нила
и Клеопатра, и маленькая принцесса Египта. Когда я начинаю кричать ‘Да,
каштан!’ в ответ на эти нежности, они предлагают задушить меня в моих собственных
волосах ”.

“Которые обычно свисают в готовности. Ты единственный человек, которого я встречал
за пределами художественной литературы, чьи волосы естественным образом тянутся к твоим пяткам. Даже
в ночь нашей первой встречи ...

“Да. Мы с солдатом дурачились.... Антония, ты догадалась, не так ли?
ты в тот раз — насчет Дженни?”

“Я увидел, что она действительно больна, когда вошел в твою комнату. И я был
озадачен, потому что раньше я был совершенно уверен, что вы с ней были замешаны в
каком-то заговоре с целью побега из Ла Лоррейн. Но я сомневаюсь, что она знала себя,
в том полуистерическом состоянии, когда притворство закончилось и началось настоящее.
От чего она на самом деле умерла?

“Сердечная недостаточность. Она была ослаблена частым гриппом, и аспирином, и
операциями, и уходом за другими людьми. Я должен был знать, что
разница. Но она всегда была дико эмоциональна и почти так же часто испытывала боль.
А потом волнение того вечера... ” Деб замолчала. Прошло четыре месяца
с той ночи, когда Кора притушила свой пыл в знак сочувствия
к распаду Хора. Четыре месяца — и смерть Дженни была такой _ very_
мертвой.... Память о ней сохранилась не так надолго, как в случае с
более духовной или интеллектуальной личностью. Теплая быстрая реальность
повседневных маленьких прикосновений и нетерпеливых практических услуг ... эти вещи
умирают вместе с плотью. Деб просто знала , что ни Кора , ни комната , ни
ни солдат, ни ее собственная семья не выступали за "дом-всегда-на-кране"
на площадке второго этажа, как это делала Дженни. И маленькая группа
люди вокруг Дженни, казалось, механически переметнутся в другой
направления, после того вечера. Дольф взял Бобби от своего народа. Ла
лоррен и Манон покинули Монтегю-Холл в порыве ярости, потому что мистер
Грайс пожаловался на костюм мадам для завтрака; турецкие тапочки
, казалось, особенно оскорбили его. О Солдате больше ничего не было слышно.
И даже комната Деб, в которой все это произошло, была заброшена. “Ты
против, если мы разделяем двухместном номере, Деб?” Тетя Стелла попросила скорее
с тревогой, примерно через месяц. “ Теперь, когда Ричард возвращается на
пасхальные каникулы и захочет иметь собственную берлогу, я предположил, что это может стать
спасением для твоего отца, если мы не будем так часто разбредаться. Но он говорит, что тебя
сначала нужно спросить, согласишься ли ты переспать с угрюмой старой девой”,
с этим звенящим смехом, который никогда не звучал так весело, как сопровождавший его
дух.

Деб была очень рада перемене. Воспоминания о ее старой кровати были
довольно острыми. Стелла не выносила запаха Коры, которая была
отныне все упаковано в кладовку. И Деб начала задаваться вопросом, не будет ли вся ее
жизнь чередой разрозненных эпизодов, каждый со своим полным
набором актеров и декораций, и каждый раз, когда он заканчивался, его подсовывали
так же легко, как бусинка сорвалась с нитки. Дейзибэнкс в "беззаботной жизни"
до войны: то, что было известно как “набор комнат Портмана” богатых людей.
полухудожественные молодые израильтяне—танцы—река-частое общение
о Хедвиге и Ленхен Ротенбург. Бусинка соскользнула. Дорцхайм и
его марионетки: Феликс и Марианна Кох, Сигизмунд, который выглядел
как Иисус Христос, Ральф и Хульда ван Ситтарт, Элли Ладенберг из
Манчестера, яснее всего, пожалуй, обращенное кверху лицо Лотара фон
Реллинга.... Они существовали сейчас и исполняли свои роли, скрытые
за плотным черным занавесом ... какое это имеет значение, если он больше никогда не будет поднят
. Затем припев....

Что дальше?

После паузы, Антония Верити ответил на этот вопрос. Антония, следующие
до наитию, пришел к Монтегю зал, чтобы увидеть Дженни. Не найдя Дженни, она
постучала в дверь бывшей спальни Деб. Деб как раз переезжала - то есть
сказать, что она мечтательно сидела на перевернутом ящике, посреди
груды своих вещей, читая роман середины викторианской эпохи под названием “Анна
Ли, дева, жена и мать”.

“Подойди и послушай это”, - предложила она Антонии без дальнейших приветствий.

Они сблизились из-за ”Анны Ли".

В Антонии Верити, Деб признание со смешанными чувствами темперамент
она всегда самый заветный, самый желанный, чтобы найти в себе.
Естественная Артемида, Артемида без жеманной надменности или настоящей холодности
по характеру — но та Артемида, которая инстинктивно убегает от преследователя;
Артемида, влюбленная в свое собственное целомудрие. Ее глаза, менявшие цвет с карих на
зеленые, глубоко посаженные в тени и опущенные в уголках, находились в постоянной
войне с точеными, как ножницы, очертаниями ее рта. Деб знала, что
Антония никогда не могла разбираться по частям в том, что касалось ее любовных дел
; и что она скорее удивлялась тем, кто это делал. Казалось
поэтому предрешен Деб, чей ум был склонен бегать по
строки из сказки справедливость, что жизнь должны иметь для Антония в конечном итоге
крупные вещи; банка, в отношении которого эта охраняемая накопленное сокровище в конечном итоге
найти сейф. Он оставался для нее чудом, как Антония не удалось
чтобы оладьи сокровище. Она никогда не видела такой мелочи, просто не получится.
другой девушке. Мужчины... знал. Они мирно любил ее, но некоторые
основополагающее качество в ней дал им пример достойного поведения, как
разумеется. Как само собой разумеющееся, они приступили к любовному эксперименту
с Деб; не могли оставить ее одну. И это, несмотря на то, что Деб
жаждала, чтобы секрет Антонии привлек к себе лучшее отношение; больше, чем
когда-либо восхищалась ее идеалом девушки, одетой в своего рода символическое лунно-белое
броня, теперь, когда она воплотилась. Хотя она часто бывала
в студии Антонии, ей еще ни разу не удавалось почувствовать определенную
отчужденность в своей подруге....

Дженни, а затем Антония. Дженни, к которой прикасались... пылкий уют
дружба, подчеркнутая прикосновениями — это было невозможно
представить дружбу с Антонией, подчеркнутую таким образом. Антония была хороша
на вид — изящные, чистые линии — никакого беспорядка; ее разум явно готовился к
любому столкновению, будь то смех или спор. Но это было немыслимо
чтобы кто-то прикасался к Антонии или искал ее прикосновения; Антония охраняла
что-то... пока еще неприкосновенное.

“ Кто был тот мужчина в комнате? - Внезапно спросила Антония, работая над
своим портретом Деб.

“О — он был — мужчиной”.

“Да, я понял это невооруженным глазом”.

“Невероятно, Холмс, это выше человеческого понимания”.

“ Человеческому пониманию непостижимо, что делал тот джентльмен в рубашке без пиджака.
Готовил спаржу в твоей комнате.

- Надеюсь, из-за спаржи не было скандала?

“От них так и разило этим — той ночью”.

Деб беспокойно заерзала. “Не будь педантом, Антония”.

“Это не педантизм. О, поймите это. Это — порядочность. Не по отношению к
другими людьми, но по отношению к самому себе. Меня не волнуют условности....
Да, они предотвращают беспорядок — и они не могут проникнуть по-настоящему глубоко
достаточно, чтобы ограничить эмоции. Я имел в виду, что меня не волнует чужое мнение.
_ Я_ поступаю так, как мне нравится. - Ну что ж.

Я тоже... ”Нет." - сказал я.

“Нет. Мужик в спальне на час или два, просто чтобы поговорить ... и
тогда Спокойной ночи—это не делаете, как вам нравится. Он не должен был
там вообще нет. Принимая тебя и твою комнату как должное. И твои губы.

“Он никогда не целовал меня”, - сказала Деб очень тихо.

“Я сказал, что он принимал твои губы как должное — и возможность их иметь. Его
Решение не имеет значения. Деб, как бы я хотел, чтобы ты этого не делала!”

После паузы другая девушка сказала: “Я не буду спрашивать "что?", потому что полагаю, что
Я знаю.... И я согласна с тобой. Мы должны приберечь все это для одного человека
мужчина ...”

“Нет, нет, нет. Это просто реклама. Чтобы сохранить свою рыночную стоимость
неповрежденной.... Стандарты Манон Льоррен. Ужасная маленькая инженуэль.
Она считала каждый взгляд, брошенный на этого беднягу Кэрью, попрошайкой.
бесполезная трата девственных запасов.”

“Я должен сказать, вы взяли достаточно много, что один суматошный вечер в Монтагю
Зал”.

Антония бросилась на: “не экономить на одного человека— ... но разве
девственность сама по себе, а великолепную вещь? Жаль, что не прозвучало
так влияет. Это не стандарт избирательного права. Я не испытываю ненависти к представителям другого пола
ни капельки. Они мне нравятся. Но ... просто быть гордой, а не неряшливой ”.

“Ты считаешь меня неряхой?”

“Я никогда не видел тебя больше минуты в мужской компании. Но мне кажется,
если бы я это сделал, мне бы каждую минуту хотелось кричать: "Не надо, о, не надо!”

“Так плохо, как это?” слегка Деб пришлось изобразить веселье, потому что ее Артемида
девушка хорошенько отшлепала ее по живому. Она вспомнила, как сама тогда
испытала точно такое же желание закричать “не надо”, когда Дженни——

Поэтому она встала на полпути между Антонией и Дженни. Но Дженни была
замужем— и Антония сказала: “Разве девичество само по себе не великолепно
?”

Холодный белый рассвет, слегка подернутый золотом ... для Антонии? для себя
и Антонии? Но, конечно, такая божественная нерешительность и очарование были для
девушки восемнадцати, семнадцати, шестнадцати лет ... широко раскрытые глаза, сосредоточенные на видении,
дрожащие детские губы: “Никто не поцелует меня, пока он не придет....” И
концом легенды было то, что он пришел и поцеловал ее — как раз перед тем, как она
устал ждать — скажем, в двадцать лет или в двадцать один. Это так легко разрешило
загадку для юной Артемиды. Но если легенда упустила очевидный
вывод?... Сейчас ей было двадцать четыре, а Антонии двадцать шесть ...
Строгие требования Антонии были скорее напряжением неудовлетворенной страсти
в конце двадцатых - скорее напряжением идеала холодного белого рассвета.
Антония в шестнадцать лет, трепещущая от горячего негодующего презрения ко всему, что
противоречит ее непоколебимого, непоколебимых принципов ученица, что
“правый”—Антония в шестнадцать, не в отличие от Деб в шестнадцать лет; мечтать в
обнесенный стеной сад сирени. Они переросли это——

Что теперь?

Какой-то компромисс ... мечта, наполовину осуществленная, наполовину взлелеянная....
О, просто рискни! Отдельный свод правил для каждого переходного периода
эпизод — или никакого вообще — или доверьтесь сиюминутному вдохновению — выбирайте любовь
случайный компромисс.... Бертон Эймс оставил ее одержимой самим собой.
Отчаяние беспокойства. И теперь было легче отдавать легко, поскольку
стремясь конкурировать с Дженни, она однажды нарушила границы дозволенного. Дженни
умерла, не получив того, чего хотела; Дженни показала, как легко, как
пугающе легко умирать ... ускользнуть. Поэтому, втиснуть во что-то на
все расходы, чтобы это не должно случиться с тобой в таком тоне....

“Нате вам!” Антония бросила ее эскиз, на котором она была в прошлом
полтора часа работал. Это был поразительно умный рисунок цветными карандашами.
Под ним было нацарапано “Девушка переходного периода”.

Деб раздраженно смахнула его. “Это красиво, но разве это искусство?’ ” процитировала она.

“Нет. Это психология”.

“Резюме нашей беседы. И все же мои люди позволяют мне делать то, что я хочу
, говорить то, что я хочу, ходить, куда я хочу, с кем я хочу — они
ужасно широкомыслящие”.

“ Именно поэтому твоя карьера так ненадежна, моя крошка. Ты ни с чем не сталкиваешься.
кроме твоего собственного крайне туманного чувства самоуважения. Если бы
твой отец и твоя тетя Стелла все время говорили ‘не надо’, и
запирали тебя в твоей комнате, и запрещали мужчинам входить в дом, и перехватывали
письма и вообще вести себя так, как, как нас учили, должны вести себя лучшие родители
вы были бы заняты тем, что бросали им вызов, что является довольно
полезное занятие. В худшем случае, в настроении превосходного неповиновения,
ты бы перелез через стену ... что ж, это, по крайней мере, честно. Все это
распущенность, позволение делать все, что ей заблагорассудится, и "Я уверен, что молодым мужчинам теперь можно
доверять’.... Но родителям доверять нельзя. Я не знаю
к чему придут родители. Моя мать — это ее печаль, что я еще не сформировал Смелый Свободный Союз, который она могла бы поддерживать и ободрять.
”

“И ты бы никогда не согласилась на это; у тебя нет желания это делать. Это
печальная трата времени со стороны снисходительного родителя, Антония. Тысячи девочек подвергаются проклятию
и выгнали из дома за то только, что смелость и уверенность, которые свои
мать сосен, чтобы найти в вас”.

“Милая!—это только теоретические тоскует. Любые яркие подробности Смелого
и свободного Союза потрясли бы ее до глубины души. Я полагаю, правда в том, что
родители слишком много думают - и недостаточно. Это все еще только поверхность
снисходительность. Они бы не вой так громко, и разбить их сердца совсем как
яростно, как по-старинке родитель, если мы действительно согрешили”.

“ Отец, конечно, согласился бы, но об этом не может быть и речи.

“ Ты находишься в финансовой зависимости от него?

“ Не только это. Так случилось, что он мне нравится.

Антония улыбнулась, и в ее улыбке было сладкое медленное тепло, разжигающее ее привычную
холодность. “В тебе так много изящества, женщина?”

“Хотя ты и не предусмотрела этого в эскизе — да, оно есть”.

“Я не буду выставлять этот эскиз, обещаю тебе”.

“Антония, дорогая, - ” миссис Верити стояла, одной рукой раздвинув темные
синий и зеленый porti;re студии. Изящная маленькая фигурка в черном
платье с белым воротничком и манжетами; аккуратная маленькая старая дева, можно было бы сказать
из романа Джейн Остин или миссис Гаскелл. Манеры в превосходной степени
деликатность; речь, в которой каждый отдельный слог был четко произнесен.;
привычка ума, который хватался за самое тривиальное высказывание других и
сглаживал его для серьезного рассмотрения. Личность миссис Верити
была такова, что вполне допускала мысль о том, что Антонию нашли в кусте
крыжовника.

“Добрый день, мисс Маркус. С вами все в порядке? Да? Правда? Я так
доволен. Это восхитительно, что найду тебя здесь с Антонией. Интересно, если я
может попросить чашку чая? Нет, если это вообще неудобно, Антония. Я
могу заказать его в столовую, действительно могу. Тебе не кажется, что парки
прекрасно выглядите? Интересно, если ... Но я прервал вас, мисс Маркус.

“О, ничего особенного”, - сказала Деб, которая только начала утвердительно: “Да,
не так ли?” Имея в виду парки.

“О, но, пожалуйста, пожалуйста, скажите то, что вы собирались сказать. Это было
непростительно грубо с моей стороны прервать вас так резко”.

“Это не стоило повторять, миссис Верити. Продолжай то, что ты
собирался сказать— ‘Интересно, если ...”

“Нет, на самом деле, это вполне может подождать, пока ты не скажешь то, что собирался
сказать ”.

“Но на самом деле — я забыла об этом”, - воскликнула Деб, к этому времени уже не способная к истерике
о ее первоначальном намерении “Да, не так ли?”.

“Я виноват; как я мог...”

“Вот твой чай, мать;” Антония улыбнулась лукаво на
дистресс педантичная дама.

Деб растянули ее конечности лениво, не показывая, однако, много
решимость двигаться. Она надеялась, что Антония будет приглашать
чтобы она осталась. Но:

“ Мне сейчас нужно выйти, но в противоположном направлении, иначе я бы
попросил тебя подождать меня.

“ Ты ужинаешь с Джиллиан? Я думал, вы сказали мне, что ждете ее здесь.
Мисс Маркус, вы не согласны со мной, что Джиллиан Шервуд
весьма примечательный персонаж?

Почти незаметное сведение бровей Антонии выразило
нетерпение. “ На что была похожа лекция? она спросила. Деб размышляла о
неизвестной Джиллиан, едва слушая кропотливое описание миссис Верити.
Это был один из моментов, когда она убедилась в таинственности
подоплеки жизни Антонии. Почему она никогда не упоминала Джиллиан, у которой
был замечательный характер, с которой она ужинала вместе? Почему
она, по-видимому, так сильно возражала против того, чтобы ее мать назвала это
имя? Почему в некоторых случаях она так стремилась избавиться от Деб
компания? Почему она была такой расплывчатой и неуловимой относительно того, как она
провела предыдущий день или намеревалась провести завтра? Почему?
однажды она небрежно сказала: “Не приходи сюда, не поставив меня в известность, Деб.
Всегда звони. Я так часто бываю вне дома, что вряд ли стоит тратить на это время.
”это...." Сама Антония всегда ”рисковала" в Монтегю-Холле.

Вторая дверь в студию вел в небольшой сад. За стеклами
высокий молодой человек вдруг замаячит, и постучал три раза, как может
конспиратор.

“ Это Клифф Кеннеди, ” заметила миссис Верити и весело кивнула ему.
Немедленно, словно по какому-то сигналу, он открыл дверь, вошел,
и тут же выпалил: “Я только что сказал мужчине, что его жена была
отвратительной женщиной! Да, презренная женщина! и он не знал, было ли
согласиться со мной или нет.—Антония, не положить чай в сторону, когда посетитель
приходит. Один из него.— Я думаю, люди должны знать, что у них на уме.
в таких вещах, не так ли, миссис Верити?

Миссис Верити, по своему обыкновению, придала этому вопросу самое серьезное значение.
нахмурив брови и сцепив пальцы. “Мне определенно кажется, что
крайне важно, чтобы мужчина осознавал свое точное состояние
гармонии или дисгармонии по отношению к женщине, в обществе которой он вынужден
проводить по крайней мере две трети своего обычного существования ”, - заявила она.
“ Но, возможно, он не решался высказать вам свое мнение, опасаясь, что
оно может каким-то образом дойти до его жены?

“Ни малейшего страха по этому поводу — она была там, моя дорогая леди, рядом с ним
в тот самый момент, когда я сказал: "Ваша жена — отвратительная женщина" - не так ли
сказать "отвратительный" или "омерзительный"? Я забыл! — ‘И все твои старые приятели, включая
я считаю, что ты погубил себя, женившись на ней. Брось ее,
чувак, брось ее! Это было время для него согласиться и избавиться от
нее. Навсегда. Ни одна женщина не духа может прекратить с человеком в курсе
взгляд его приятелей. Но он все испортил, я вам скажу. Срывать его разбито. Он
только хихикнул и примирительно отодвинулся назад; а Она, ведьма,
кукла, кудрявая лицемерка, пробормотала: ‘Пойдем, Берти!’ - Я прошу тебя!
‘Пойдем, Берти!’... Антония, кто этот флорентийский паж, который лежит рядом.
там, среди подушек, размышляя о красивом молодом человеке с волосами
как деревенский дурачок?

Деб вздрогнула от этой точной догадки о своих размышлениях, и Клифф Кеннеди
улыбнулся ей по-дружески.

Миссис Верити воскликнула: “Простите меня, я была крайне небрежна. Я
должна была представить вас раньше, действительно должна. Как я могла
пренебречь этим?” — хотя трудно сказать, в какой момент речи мистера
Кеннеди она могла начать представление.

“Это большая подруга Антонии, Деб Маркус. Мисс Маркус, мистер Клифф
Кеннеди. Клифф, я подумаю о проблеме вашего друга и его
жена. Я уверен, что вы предназначены, чтобы делать добро твое заступничество. Мне кажется
очень жаль, что они должны быть безусловно и
не только экспериментально женат. А теперь, поскольку мы, возможно, больше не встретимся
сегодня... - Она попрощалась с Деб и Кеннеди, похлопала дочь по
плечу и незаметно выскользнула из комнаты.

“Ну что, - обратился Кеннеди к Деб, “ я был прав насчет деревенского дурачка?”

Она взглянула на его золотистую шевелюру и парировала, чтобы спастись. “Я вижу
в твоих волосах нет соломинок, торчащих во все стороны”.

“ И ты не сможешь сделать деревенских идиотов без соломы. Хорошо. И ты не можешь сломать спину
верблюдам. И не можешь сказать, в какую сторону дует ветер ”.

“И не ешь газировку с мороженым.”

“Солома - полезное животное. Ужасная нехватка деревенских идиотов, потому что
Selfridge's сделали уголок из соломы для своего фонтанчика с газировкой. Вид
практически вымер. Единственный выживший экземпляр, К. Кеннеди, эсквайр, пожарный,
организатор конкурсов и мясник по разделке свинины. Конкурсы и свинина, пока вы отдыхаете.
Абсурдные цены! Антония, ты помнишь, как я вдохновил тебя на грандиозное
историческое шествие барков вверх по Темзе в память о смерти
Этельреда Неготового?”

“Я помню несколько грубых предложений, которые ты высказал, о чем-то вроде шоу лорда
мэра”, - засмеялась Антония, - “представляя всевозможные специальные
событие, к которому английский народ, как известно, был не готов, возглавлял
сам Этельред, отказавшийся вставать утром в день своей свадьбы, потому что
накануне вечером он переутомился, снимая в кинотеатре фильмы с
черепаха...”

“И заканчивая символическое отображение поговорку о том, что всегда замок
ворота конюшни после того, как лошадь ушла; она не причиняет вреда и веселит
лошади—картина же, с конь радостно улыбаясь над прилегающей
живая изгородь. Поверишь ли ты, Антония, что, когда я обратился к лорду
мэру по этому вопросу и сказал ему, что это было несомненным
момент для объяснения воспитательной ценности такого морального урока для
психологии упрямого школьника, и не одолжит ли он мне
несколько комических костюмов и кучеров, которые у него, должно быть, завалялись из
Антония, он сказал: ‘Молодой человек, вы в курсе, что
эта страна находится в состоянии войны?" и вручил мне белое перо, вырванное из
самый дальний из стаи гусей, который случайно ковылял через холл.
Я не потерял самообладания, Антония. Я воткнул его в петлицу и сказал
очень спокойно: ‘Спасибо, это второй подарок, который я получил сегодня", и
отвернув лацкан пиджака другой стороной, я показал ему свой В.К., где
Король приколол его. Затем все гуси встали на задние лапы и
закричали: ”Ура!"

Детский смех Деб прервал его повествование. До последнего рассказанного эпизода
она была в замешательстве, пытаясь отделить фантазию
от факта; с такой яркой убедительностью спикер представил каждый
следующая картинка: улыбающаяся лошадь, мэр, наклоняющийся за пером,
гордый молодой В.К. ... но этот инцидент, по крайней мере, вполне может быть
правдой——

“_Are_ Ты викторитетчик?”

Он бросил на нее довольно странный взгляд своих искренних незабудочно-голубых глаз.
И он поставил свою чашку и резко подошел к окну и заметил:
в очень прозаичным тоном: “нет. Я с медицинской точки зрения принято
Армия. Видите ли, мне осталось жить всего год, и я полагаю,
они сочли жалким уменьшать пособие.”

“Не бери в голову, Клифф”, - мягко сказала Антония, и Деб, чувствуя, как слезы подступают к горлу
, ждала божественного женского утешения, которое было
несомненно, уже в пути — “Человек, исполненный благих намерений, может рассказать огромное количество
ложь даже в один год. Не сдавайтесь. Посмотрите на него, ну, Деб,—он имеет
морщинки на лице за каждую ложь его уста”.

Мужчина обернулся, чтобы показать все преимущество своего длинного лица, покрытого перепонками
и морщинами от тысячи свидетельств неточности высказываний. Он мрачно
посмотрел на Деб:

“Я расскажу вам, как я избавился от своей привычки лгать, несмотря на
Антония? Да, вылечить, от Бога, и довольно радикальных мер....” Он гнул свою
подбородок на руки. Деб инстинктивно знала, что в этот единственный раз,
если никогда больше, из лихорадки воображаемой лжи возникал
простая и довольно пронзительная правда——

“ Не обращай внимания на детали, - внезапно вырвалось у него, — просто прими это как данность.
была женщина, и она любила меня - я никогда не знал, насколько сильно. Она реагировала
на мое настроение, как ячменное поле на ветер — шелестела тенью и
махала в ответ чистому свету. Поле ячменя, говорю вам! ” закричал он.
яростно ударив кулаком по столу.... “Я был ужасно подавлен
из—за чего-то - опять же из—за детали - и она попыталась отшутиться.
Меня это раздражало — она недостаточно серьезно относилась к трагедии. _Ми_
трагедия! - Позвони мне завтра, Клифф, между семью и восемью, и сообщи
я услышу самое худшее, - и снова этот принужденный глупый смешок. Я ответил
с оттенком насмешливого спокойствия — чрезвычайно драматично: ‘Очень хорошо,
дорогая. Если бы я не позвонил на пять минут в восемь, ты же знаешь, я положил
пулю мне в голову. И оставил его в этом”.

Он размышлял мгновение.

“Я позвонил в две минуты девятого. И именно она пустила пулю
себе в голову.... Не смогла вынести перспективы жизни без меня. О,
нет, я не ждал намеренно; я просто немного торопился, и я
забыл условия моего прощания накануне вечером. А она ждала
... на другом конце провода ... пятьдесят пять минут медленной агонии.... ”

“Ну, ты можешь понять, это излечило меня от привычки к эффектной лжи”.

Девушки обе молчали. Свет в студии угасал.
Голос Антонии дрожал от смеха и обвинения: “Клифф,
дорогой, неужели я заметила еще одну, совсем недавнюю морщинку?”

Деб вскрикнула в отчаянии: “О, Антония ...” - потому что либо другая
ступила нечестивыми ногами на священную землю, либо.... Она обратилась к
Клиффу. “Это было правдой?”

“Это смотря что вы подразумеваете под правдой”, - ответил он с видом человека,
медленно спускались на землю на парашютах. “Я думаю, что где-то в том или ином месте
по той причине, о которой я вам сказал, должна была сидеть женщина.
пятьдесят пять минут она прислушивалась к телефонному звонку.
освободить ее — или как я мог знать все это так ярко? Они говорят, что человеческое
воображение неспособно представить реальность вне его. Что этот человек был
не я?— несчастный случай. Или, возможно, это действительно был я, но я
забыл об этом, и, рассказывая вам это как простую сказку, я называю правдой
саму ложь.... ”

“Я должна идти”, - вежливо сказала Деб. “До свидания”.

“Я провожу вас домой, где бы это ни было”. Клифф поднялся на ноги.

“ Нет, спасибо, - холодно отвечаю я.

“ Но я хочу. Ты злишься на меня. И я должен исправиться...

“ Еще одной ложью? Пламя негодования в серых глазах, обвинявшее
его в том, что он возбудил ее эмоции ложными предлогами. Деб была глубоко
тронута кульминацией рассказа.

Клифф утверждал, добродушно: “ради бога, зачем все это
произвольное различие между тем, что я выдумываю и что Бог выдумывает. От
конечно, увидимся дома”.

“Деб остановилась поужинать со мной”, - вмешалась Антония. “Она умирает от желания".
"Расспросить меня о тебе, и мой рассказ будет таким же живописным и намного
более достоверным, чем твой”.

“Но, Антония, я думал, ты ужинаешь где—нибудь ... с какой-нибудь Джиллиан?”

“Так сказала мама. Я не знал. Предполагается, что я пойду к очень скучным людям
и я решил ’позвонить им”.

“Что ты думаешь о нашей Джиллиан?” Клифф спросил Деб.

“Я ее не знаю”.

“Не знаю ее, но она всегда здесь или у Зои”.

“Кто такая Зои?”

Кеннеди взволнованно повернулся к Антонии: “Я говорю, они должны встретиться, не должны
они? Я верю, что они с Джиллиан ужасно поладили бы. И
Зои сама по себе - настоящее развлечение для мюзик-холла, хотя я ненавижу этого
Испанского еврея-сапожника, с которым она сейчас встречается. Давай позвоним им.
пусть придут ко мне сегодня вечером. И Уинни тоже...

“ Это не филиал Y.W.C.A., Клифф, ” Антония попыталась шутливо вмешаться.
сдержать его буйную веселость. Но Клифф продолжал:

“Нет, дай подумать — Зои лучше всего демонстрирует себя в своей квартире в Пале-Рояль - ей
нужны все двери и шкафы, чтобы выглядеть действительно наилучшим образом. Я дам
чаепитие там в следующую субботу. Блэр Стивенсон, возможно, в отпуске, и
попросил меня познакомить его с той певицей, о которой я ему рассказывала, с
волосами, точь-в-точь как у меня! Вы тоже должны с ней познакомиться, мисс Маркус, безусловно,
должны.

“ Вы имеете в виду Ла Лоррейн — о, я ее хорошо знаю. Деб была рада, что нашла
одно знакомое имя среди всех этих скороговоречных новых имен.

“Хорошо. Ты придешь на чаепитие? Антония приведет тебя — это на
улицу довольно сложно найти. Я с удовольствием поддержу Зои в матче против Лос-Анджелеса
льоррейн за чистую словесную энергию. Выбери поле "нет". За это
вечером у нас будут только Джиллиан, Уинифред и Тео. Мне позвонить
им, Антония, или это сделаешь ты?

“Ты можешь”, - сказала Антония. “Не беспокойся! Джиллиан уехала до вторника, и
Уинни без нее отправляет меня спать. А Тео Пандос — хвастун - Деб
на него наплевать.”

“Это сводит вечеринку к нынешним трем. По крайней мере, я полагаю,
Я могу остаться поужинать, Антония, поскольку ты все-таки никуда не идешь? Ты
меня еще не пригласила ”.

“Конечно можно. Знаете ли вы, что студии, девушка всегда держит
бродячие банку сардин в шкафу?”

“И черно-изумрудные подушки на диване. Проклятье, что я имел
страдать уклонение приманка универсального студии подушки. Но твоя
вряд ли универсальные студии, Антония. На самом деле вы используете его для
причудливой и необычной цели рисования в нем картин. Девушка из
в наши дни снимает студию, чтобы устроить пикник при лунном свете, или потому, что там есть
такая уютная галерея музыкантов, в которой можно спать, или паркетный пол для
фокстрота, или акустическая система. У вас есть студия, Мисс Маркус? Извините
не обращаюсь к вам по христианское имя в течение нескольких недель, но капризная
Богемный бродяга, вид, который я ненавижу, всегда использует христианские имена
в течение трех минут после представления.

“Или очаровательное придуманное имя”, - добавила Деб. “Я буду называть тебя
‘Большой-Брат-Мужчина’, а ты будешь называть меня ‘Совсем-Одинокая-Девочка”.

“Или ты зови меня ‘Папочка Длинноногий", а я буду звать тебя ‘Пег, Сердечко мое”.

“ Можно мне? О, можно мне _ на самом деле_? И _ хочешь_ ты? Ты _ на самом деле_ будешь?

“ Антония, я в восторге от этого нового человека. Где ты ее подцепила
?

“ В пансионе. Продолжай ценить ее, а я пока позвоню своей хозяйке этого вечера
и скажу, что у меня разболелся зуб. Подбежала Антония.
две ступеньки к двери, которая вела в дом; и на мгновение замер.
балансируя на самой верхней ступеньке, рассматривая Деб и Клиффа с вызывающей улыбкой:
“Я так счастлива думать, что два существа, которых я люблю больше всего на свете
, возможно, тоже полюбят друг друга....”

Она исчезла. И Клифф пробормотал: “и она не заботится оснастки
пальцы для нас обоих”.

“Нет. Больше, чем кто-либо, Антония абсолютно достаточно
во всей своей красе”.

“Пока никто не может оставить ее в покое. Она всегда равнодушными центр
Рой высечные. Что же привлекает, интересно”.

“Вы когда-нибудь гладили кристалл, или кусок нефрита, или украшение из
мыльного камня, что—нибудь с идеально гладкой и прохладной поверхностью - что-нибудь
твердое, ограненное и прозрачное, без суеты или чего-либо еще, кроме собственного блеска
а красота? ... в этом красота Антонии и ее очарование”.

“Изысканная статуэтка из зеленой бронзы, стоящая высоко на
каминной полке. Психея с лампой”.

“Артемида. Психея слишком человечна — слишком любопытна.

- Это больше по твоей части, да?

Деб покачала головой. И под предлогом того, что ей нужно освежить прическу к ужину
, она последовала за Антонией в дом. Ей захотелось прихватить немного
общая информация от Антонии об этом длинном, тонком утесе с клювовидным носом
Кеннеди, с солнечными, как незабудки, голубыми глазами и возмутительно проворным
язычком, прежде чем она поделилась с ним секретами, на которые он так надеялся.
наживалась. Выйдя из садового коридора в холл, она услышала, как
Антония говорит тем особенно отчетливым голосом, который приберегают для разговора по телефону
: “Нет, мне нужна Джиллиан, не так ли?— Ну, послушай, Уинни, —говорю я.
сегодня вечером мне просто нужно выйти. Я перепутал дни — я жду ее завтра.
вместо этого вечером...

Деб медленно прошла через холл и поднялась по лестнице. Она была озадачена....

Антония ее не видела. Мгновение спустя она вошла в спальню.

“О, Клифф был слишком хорош для тебя?”

“Ты сказал, что расскажешь мне о нем”.

“ Конечно, ” любезно согласилась Антония, присаживаясь на край кровати.
и обхватила колени руками. “ Он богатый субъект— Клифф
Кеннеди, двадцати девяти лет, единственный сын совершенно милой старой матери. Он
совершенно безобидный дядюшка с сексуальной точки зрения; а также
самый опасный и озорной человек, который когда-либо ходил по этой земле,
потому что он привлекает всеобщее доверие и секреты, а затем щедро их раскрывает.
Когда им овладевает странный порыв.

“Но предупрежден...”

“Не вооружен заранее — с Клиффом. У него есть магнетическая и роковая приманка, которая
притягивает и притягивает тебя.... Вы каждый раз ищете утешения в инстинктивном чувстве
уверенности в том, что только в этот и только в этот раз Клиффу можно
доверять; и когда он рассказывает один из своих лучших экспромтов, ваш
инстинкт в равной степени уверяет вас, что только в этот раз и только в этот раз
Клифф говорит правду. Да, тебе не нужно так сильно краснеть, Деб;
кому из них вы поверили? Эпизод, который излечил его от лжи?
Да ведь он лжет механически. У него есть что-то вроде котелка для бульона, в который он
бросает голые косточки от каждого драматического происшествия, которое ему приглянулось,
и выуживает их обратно, дополняя личным применением. Он все
лучший друг и злейший враг все в порядке правопреемства, и двигается по спирали от
одной крайности в другую так быстро, что тебе может быть разгрузить свой
глубине души ему под совершенно ложное впечатление, что вам еще
на дружеской категории. Вот и гонг, Деб. Есть еще вопросы,
прежде чем суд поднимется?”

“Почему не лучший парень в хаки?” смеялись Деб.

“Он был с медицинской точки зрения отвергнута. Что бит информации оказался
правильно. Именно эти точечные фрагменты правды делают целое таким
опасным. От этого нельзя полностью отказаться.

“ И ему действительно осталось жить всего год? О, Антония...

“ Благослови господь твои слезы сочувствия, малышка. Клифф, вероятно, будет
крепким восьмидесятилетним стариком. Пойдем...

 * * * * *

Миссис Верити под каким-то предлогом задержала Деб после ужина, в то время как Клифф и
Антония вернулись в студию. У любой нормальной матери этот кусочек
маневрирование могло быть легко истолковано как желание способствовать благоприятному "браку" для Антонии.
намерения миссис Верити были схожими, и все же
поразительно непохожие; она искренне надеялась, что свободный союз с
этим очаровательным мистером Кеннеди станет тем шагом в неправильном направлении, которого
она так искренне желала для блага Антонии.

“Антония милей товарищей, и также заслуживает моего Верховного
уважение как художник,” она сказала ДЭБ. “Но иногда, мисс Маркус, и
о, я действительно верю, что могу ошибаться, иногда она кажется мне
будучи просто немного недалекой. Она, кажется, слишком довольна, чтобы принять эти
нелогичные условности, которые были фетишами на протяжении бесчисленных лет.
Меня было бы невыразимо огорчать, если бы Антония упустила часть
Полноты жизни. Вы не согласны со мной, Мисс Маркус, и молитесь, если вы
не соглашусь, не стесняйтесь мне возразить—не стесняйтесь, звоните
мне, неразумному, но вам не кажется”—рукавицы на руках горячо сжала
на коленях—“что это Антония обязанность возраст должен быть немного больше
брошенные в ее поведении?”

Если бы можно было судить по разговору Кеннеди в течение оставшейся части
добрый вечер, по крайней мере, на друзей Антонии определенно нельзя было жаловаться
в этом отношении. Клифф уничтожил их предполагаемую доверительность с помощью
маленькой Рут, как мясник режет ягнят, а затем развлекся
весело среди искореженных куч. Некий Тео Пандос, после того, как полностью
искалечил великолепного гения Джиллиан Шервуд, постыдно флиртовал
с “Уинифред”, которую, как оказалось, Джиллиан нашла в крайней нужде на пороге ее дома
, приняла, одела и накормила. “И я говорю тебе, Антония, и
это евангельская истина, эта липкая, похожая на белого слизняка девушка переступила порог
трюк до.... Блэр Стивенсон знает человека, который клянется, что это факт.
познакомился с ней у Тома Мэриона, драматурга, три года назад, при тех же самых
условиях. Он заставил Блейра поклясться, что тот никогда не скажет ни слова.
из страха натворить бед. _One_ порог?—она лежала на
двадцать семь ступенек.”

От “Уинифред” Клифф перешел к ”Зои“ и "Блэр" и был в равной степени
поразителен в своих откровениях. В грандиозных нападках Клиффа на правду не было ничего мстительного или мелочного
сплетни. Он совершил
смертную казнь, которая превратилась из просто щедрой в колоссальную,
аховая. Он швырнул о репутации и ловил их, как ловко, как
жонглер своей тарелки; или за них с великолепным пренебрежением к
разбить. Предательство здесь совершалось с таким же размахом величия, как и
ложь. Совпадение превратилось в похотливое существо с полным животом.
торжествующее победу над этими тощими сестрами точности и последовательности с тонким горлом.
последовательность. Ни одно человеческое существо не смогло бы прожить и дня в условиях
такого стресса от превосходных достижений, такой случайности,
такого сложного взаимодействия мотивов, действий и реакций.

Антония не мешала мистеру Клиффу Кеннеди развлекаться. Это было
великолепное выступление одного актера, которое продолжалось до одиннадцати часов. Затем он
погрузился в угрюмый депрессии, и сказал, что сойдет с ума, если он не может
- да будет она безлюдна ... но, извольте видеть, первый Деб дома, если она пообещает не
поговорить.

И он на мгновение приподнялся на цыпочки, даже выше, чем создала его природа,
глядя сверху вниз на Антонию с кривой улыбкой; где она мечтательно откинулась на спинку стула.
на своем стуле, сцепив руки за красивой, изящной формы головой
. Затем он наклонился и взял эту голову своими длинными, тонкими, каштановыми
пальцами, как будто она была святой угодницей, и благоговейно коснулся ее лба
коснулся губами, отстранил ее от себя и вышел из студии.

Деб поняла, что это был поцелуй самоотречения. И что его страсть
к Антонии была очень реальной и очень безнадежной....

Знала ли об этом Антония?

 * * * * *

Антония позвонила рано утром следующего дня, чтобы забавно поинтересоваться, насколько сильно
ее сокровенную душу Деб соблазнили передать ненадежному
хранению Кеннеди во время прогулки домой.

Деб промямлила уклончивый ответ, стыдясь признаться, что у нее
необъяснимым образом выдала этому убедительному разбойнику секреты с большой дороги
полную комедию и трагедию хора.

“Он говорил что-нибудь обо мне?” Антония расспрашивала ее дальше.

И снова Деб , запинаясь , ответила уклончиво ... в то время как в ее ушах звенело чувство вины
отголосок разглагольствования Клиффа о причудливой истории Шарлотты Верити
смелое увлечение ныне покойным исследователем Арктики, который был собственным Клиффом
отец (“двадцать девять лет назад. И все это время ни она, ни я
не осмеливались сказать Антонии, что она моя сводная сестра и дитя
любви”....)

“Нет, ничего, Антония”.

“Тогда о чем он говорил? Ну— о ком он говорил?”

“О своей м-матери”.

“Деб, я положительно слышу, как ты ерзаешь. Признайся. Почему ты защищаешь
его?

“Я не защищаю”, - несчастно запротестовала Деб.

Антония отпустила ее. “Что ты делаешь сегодня?”

“Я думаю, что поеду в Хэмпстед и приглашу себя на чай с Ротенбургами
Я имею в виду Редбери. Нелл была той малышкой, с которой я тебя познакомил
на прошлой неделе; она тебе понравилась, не так ли?

“Да, я только что звонил ей, чтобы пригласить на выставку офортов в галереях
Лестера”.

“Неважно. Я могу увидеться с ней в другой раз”.

“Ты уверен, что не возражаешь?”

“ Ни капельки. Есть какие-нибудь сообщения для Ла Ллоррейн? Я нанесу им визит сегодня днем.
Днем вместо Редбери.

“ Хорошо? Тогда я, вероятно, приду туда после шоу - если ты
не возражаешь.

“Почему я должен возражать? Я очень счастлив в твоей компании”.

“Я принимаю твой поступок-дань,” безмятежно.

“’Тисн ничего похожего”, - Деб отверг предложение
крайнее возмущение.

“Очень хорошо, дорогой. Спроси свою тетю Стеллу, не согласится ли она пообедать со мной завтра.

“Я тоже?”

“Идеальная хозяйка никогда не смешивает свои поколения”.

“Это оправдание, чтобы не угощать меня обедом”.

“Вы можете прийти на ужин на следующий день после, если вы приведите брата вашего, А вы
раз обещал”.

“А дед?”

“Старый Гунн? Конечно. Я предпочитаю его мистеру Отто, такому англичанину.
Во всяком случае, Редбери.

“Неужели этот ах-какой-английский герр Отто Ротенбург идет и сидит в ванной
и дуется, когда ты там? потому что это слишком большая честь для тебя, если он появится.
и ты можешь возгордиться из-за этого ”.

“Наоборот, он развлекает меня своим самым безукоризненным ура-патриотов
настроения—довольно громко, в случае, если полицейский выложил за дверью.”

“ Пожилая леди дежурит за этой дверью уже добрых двадцать лет .
несколько минут ждет, чтобы вымыть руки. Мне впустить ее?

“ Я не совсем понимаю.

“ Телефон и умывальник живут вместе в Монтегю-Холле. До свидания.,
Антония— я тебе нравлюсь?

“Умеренно. До свидания, дитя”.




ГЛАВА II


Я

Редбери были на субботнем ужине. Их номера указывали на вечеринку,
но на самом деле там не было никого, кроме близкой семьи. Мистер и миссис
Редбери, их сыновья Харди и Дэвид; жена Харди Беатрис и ее
брат Сэмпсон Филлипс; две дочери хозяина дома, Хедда и Нелл;
и мисс Суинли, строго английская гувернантка. Четверо участников были
пропавшие без вести в роте: Кон, старший из Редбери, уже несколько месяцев на фронте
; Вильгельмина, младшая дочь Харди и Беатрис, которая
разозлил ее дедушку и был сослан в детскую;
Муж Гедды, Густав Фюрт, интернирован в Англии за то, что был немцем; и Макс,
мальчик, вставший между Харди и Дэвидом, интернированный в Германии за то, что был
Англичанином.

Международная ситуация за круглым столом была крайне деликатной.
 Отто Ротенбург поселился в Англии с деловыми целями.
и натурализовался сразу после женитьбы на Трудхен Вагнер.
Но он не делал секрета из своей неприязни к англичанам и своего презрения
к полуангличанам; и всегда раздраженно настаивал, что его
домашнее хозяйство должно вестись по разумным и сердечным тевтонским принципам,
главными пунктами которых были сытное питание для старших,
и отсутствие глупостей и дискриминации для детского племени.
Хотя количество этих людей — шестеро живых и двое мертвых — указывало на то, что он
не ограничивал свои немецкие идеи полностью столом. Каждый из шестерых
играл на выбранном музыкальном инструменте — выбранном самим герром Ротенбургом,
следует отметить. Обе девушки часто носили клетчатые платья.
Немецкий был языком, на котором за едой говорили как само собой разумеющееся;
требовалось сыновнее послушание и поцелуй на ночь; и еще
часто приезжали и уезжали родственники, разбросанные по Германии
и Австрии, с большими веселыми пакетами имбирных пряников, перевязанными серебряной лентой
бумага; или вежливые незнакомцы с рекомендательными письмами от
Родственники из Ротенбургов за границей; и очень хотела, чтобы ее пригласили на обед.

Когда Хедвиг в восемнадцать лет вышла замуж за немца, ее отец был
в восторге. С самой Хедвиг никогда не консультировались по поводу этого брака. Когда
Герхардт в двадцать четыре года проявил неожиданную инициативу и обручился
он женился на Беатрис Филлипс, Ротенбург волновался, возражал и дулся,
и заперся в ванной, и вышел снова, когда этого было меньше всего
желательно, чтобы он это делал; и в течение полных шести месяцев делал
жизнь всех окружающих совершенно невыносимой. В конце концов его примирили только
с английским происхождением невесты и ее родителей ее большие поселения. Макс,
на два года младше Герхардта, был, однако, немедленно отправлен в отставку.
представлял опасность для своего дяди Карла в Ганновере, чтобы там научиться бизнесу и
в конечном итоге жениться на дочери своего дяди Карла Кларе. Энтузиазм Конрада
для территориальных сверла—ну, с натяжкой, что может
быть отнесены к себе немецкой крови, проявляющийся в смутной страсти
к обязательной военной службе, который никогда не смог бы его; следовательно,
Конрад, который из всех выводок был любимец матери, был неохотно
разрешено оставаться в Лондоне и читал для бара. Дэвид, отправленный в дневную школу
, позже был направлен в Гейдельбергский университет в качестве исправительного
ко всем ультраанглийским представлениям, которые Сент-Криспин мог вбить ему в голову
.

А потом случилась эта самая неудобная война.

Герр Отто Ротенбург не стал ждать, чтобы незаметно сменить фронт.
Он немедленно бросился в укрытие. По имени, чувствам и
привычкам он стал тем, кем уже был по закону, — прекрасным пожилым английским джентльменом. В его доме
произошла революция; он приходил в ярость при звуке единственного
Произнесенное немецкое слово; он цеплялся за тех английских знакомых, которые были
своими, с пиявочным пылом привязанности, которого не могла преодолеть никакая холодность.
смущение. Он запретил всякую связь с родственниками за границей; и
любое упоминание о них. Короче говоря, мистер Отто Редбери был напуган. К их
полному замешательству матери, Хедвиг, Ленхен, Конрад и Герхардт были
превращены в Хедду, Нелл, Кона и Харди. Его лихорадка достигла своего апогея
когда Густав Фюрт, неестественный немец призывного возраста, был арестован
и интернирован. А его дочь Хедда, без гроша в кармане и беззащитная, но в
прекрасном расположении духа, вернулась под родительский кров с очевидным
и естественным намерением оставаться там до конца жизни.
война. Когда-то в высшей степени хорошей девочкой ее отец, Гедда не было вообще
популярные в этом кризисе. Трудно было легко дезавуировать все враг
связи с заинтересованными запросы, исходящие со всех сторон, как в
Местонахождение Фюрта и лечения. Предположим также, что когда она пришла
в дом, Беатрис должна обижаться на наличие Гедда там ...
Беатрис, которая никогда не будет в достаточной степени оценено ссылке с твердым
Британский наличии!

Помимо небольшого изумления от осознания того, что она оказалась в окружении
инопланетные враги — ее поведение говорило о том, чего она никогда раньше не замечала
что Ротенбурги были немками — у Беатрис была слишком хорошо воспитанная натура
и женственная - нежная-женственная, как обычно называл это Дэвид, — чтобы выразить
пока еще никакого негодования. Она была очень мила и тактична с Геддой
по поводу “бедного Густава”. Это было чудо, что Харди могла быть разумной
и достаточно дальновидной, чтобы так удачно выйти замуж. Мистер Редбери
умилостивил ее решимостью и помазанием, от которых — снова процитирую
Дэвида — “честно становится дурно”. Но тогда мистер Редбери был отчаянно
напуган.

“ Бодадоус, Битти, майн Шац? ” осведомилась миссис Редбери, коренастая и
румяная и очень обеспокоенная постоянными изменениями мужа в отношении
ее акцента и ужасной троицей представителей Briton's, присутствующих
в столовой.

Беатриче слегка покраснела и виновато посмотрела на своего брата
Самсон, который выглядел таким деревянным, как будто только что был предложен тост за короля
. Мисс Суинли кашлянула, деликатно и задумчиво; что-то
рассердило мисс Суинли этим утром, и она созрела для мести.

“ Сегодня утром я встретил в городе приятеля, ” сказал мистер Редбери, свирепо глядя на
свою жену, - который ни в коем случае не поверил бы, что я действительно иностранец.
‘ Вот—ты?— продолжай! все эти годы я принимала тебя за грубоватого Притона!
Он покатился со смеху, когда я сказала ему, что мой отец Селидж снимался в порно в
Амстердаме. Он мне не поверил. ‘ Твоя жена, ’ сказал он, ‘ она говорит по-русски.
слегка агрессивная. Но ты один из нас, Редбери, старина. Он _vold't_
не поверил мне... - он сам покатывался со смеху, но все еще свирепо смотрел на Трудхен.

“И когда я сказала ему, какая ты красивая”, — пропела Хедда, Дэвид пнул ее ногой
чтобы она заткнулась. Он не мог вынести, когда старик выставлял себя идиотом.

“Он бы мне не поверил...” - неудержимо щебетала Хедда. Мир
лишившись Густав был настолько полон сияющей возможностях, которые она не могла
воздерживаться от вырвавшись. Для нее, по крайней мере, война была не полностью
злое дело.

Мистер Редбери говорил на вполне правильном английском, но его акцент не был настолько
безупречным, чтобы оправдать полную добросовестность "приятеля из
Зити”. И что “селиге” проскользнуло по ошибке; и это помешает
ему так откровенно нагрубить своей жене по поводу ”майн Шац“
, как он и ожидал.

Косяк появился на столе одновременно с почтой. Одно письмо
слуга вручил миссис Редбери конверт с надписью “вскрыто цензурой”, наклеенной черными буквами на белом фоне
поперек разреза конверта.

“Ach Gott! фон дер либстен бестен Анна!” - так было обнаружено второе письмо.
под обложкой первого.

Мистер Редбери прошипел ядовитое “Убери это!”, которое его жена, смущенная
и плачущая из-за этого сообщения от своей любимой старшей сестры из
Берлина, не услышала и не обратила внимания. Мистер Редбери не осмелился настаивать в присутствии
Рода, горничной, не говоря уже о Беатрис, Самсоне Филлипсе и
Мисс Суинли. Кроме того, хотя его власть могла быть раздражающе неприятной, она
никогда не требовала благоговейного повиновения, присущего настоящему деспоту. Он задрожал
от ужаса перед нынешним затруднительным положением, когда до него дошло, что его
жена намеревалась прочитать вслух письмо из Германии, небольшими отрывками и
урывками радости. Дэвид подбадривал ее нетерпеливыми вопросами — у этого мальчишки
не было ни капли здравого смысла. Мистер Редбери начал говорить очень громко и быстро.

“Мне становится не по себе, когда я вижу всех этих гаги за своим столом” — он посмотрел
невыразимые комплименты капитанской форме Сэмсона Филлипса, затем
на плече у Харди, который был близоруким и были допущены
для дома Сервис, и Дэвид, школьной кадет. “ Если бы только вернуться
сюда, чтобы оценить нашу численность; я говорил вам, капитан Виллипс, что мой
старший сын был упомянут в дисбатчах за то, что победил четырех гуннов вместо своего
собственная винтовка?”

“ Рад слышать, что у Кона есть чувство собственности! - пробормотал Дэвид.

“ Эй, умри за меня! ” воскликнула миссис Редбери, рыдая. “ Франца застрелили. Ты
помнишь маленького Франца, Отто? Ach verzeihen Sie—forgive me, Captain
Виллипс. Такой милый мальчик, младший у моей сестры. Он остался с нами.
целый год и брал уроки у Нелл ”.

Мстительный мистер Редбери вырезал все хрящи для Гедды, у которой был
муж-немец. Это был выход его чувствам. Он проявил милую
разборчивость, приберегая самые сочные кусочки для Беатрис; мисс
Суинли, как он правильно рассудил, была выше такого ласкового обращения;
можно смело прогнозировать заметил ее месяца на следующее утро.
Не то чтобы она была действительно нужна больше, чтобы управлять Нелл
исследования. Нелл было семнадцать, и при обычном ходе событий
ее бы “выпустили” в следующем году. Но мисс Суинли распространила бы слух
что ее принципы не позволили бы ей остаться в доме, так
явно прогерманские.... Чтобы желчный фантазии господин Redbury, в протекторе
полицейского звучал ближе. И он был не далеко—то мифические
милиционер.

“Ох, мама, что-нибудь про Макса?” - спросила Нелл, ее темная жидкость
задумчивые глаза с тревогой за ее любимый брат.

Миссис Редбери трепетала тонкими иностранными страницами, перечеркнутыми заостренными каракулями
. “Но да, с Максом все в порядке, насколько можно надеяться, и его дядя Карл
справляется, удобно ли ему. Этот хороший Карл! И—ах,
неглаублич!—его собственный племянник, Отто Сэлинджер, находится в исправительном лагере вон там
и Карл спрашивает, не найдем ли мы его взамен и не будем ли добры к нему
? Но да, в самом деле; возможно, бедному молодому человеку захочется отведать моих
Дампфнудельнов; он наверняка будет скучать по дому. Отто, ты слышишь?

Мисс Суинли повторила свое задумчивое покашливание. И мистер Редбери, гневно
проигнорировав вопрос своего несчастного тезки, обратился к самому себе
снова к капитану Филлипсу.

“Вэн, как ты думаешь, мы их точно нокаутируем?” Его громкий голос
заглушает взволнованный твиттер Трудхен. “У меня был совет выложить ярды
и много ярдов катания на плоскодонке”.

Красивое, тяжеловесное лицо Сэмсона Филлипса выражало недоумение.

“Катание на плоскодонке?”

“ Ты сегодня немного перестарался с флагами, не так ли, отец? Дэвид
дерзко предположил. Это был день флага одного из небольших балканских государств
, и мистер Редбери носил свои дорогие трофеи, дублированные и
утроенные, с видом генерала, увешанного почетными медалями.

Мистер Редбери рассказал анекдот о титулованной леди, которая наградила его. И
затем Беатрис спросила:

“Вы действительно думаете, что мы выиграем войну так скоро? Это почти слишком хорошо
это правда, не так ли? ” ее приятный, хорошо поставленный английский голос принес облегчение
после столь долгого диалога со стороны ее родителей со свекровью. “Но я не думаю, что это
очень мило со стороны немцев использовать жидкий огонь, не так ли?”

Харди нежно улыбнулся ей сквозь очки. “ Не очень любезно с их стороны,
нет. Манеры не для гостиной, не так ли, дорогая? Он был человеком необычной
внешности, поразительно точной копией Нелл и Дэвида, у которых были
темные меланхоличные глаза, орлиные черты лица и чувственные губы, которые
проштамповал на них настоящий иврит. Но Харди, с его светлыми глазами, светлыми волосами,
светлая кожа и огромный нос в какой-то степени производили впечатление евреек, которых
хорошо обесцветили. Цвет кожи Гедды находился между двумя крайностями.
Кону нравилась приятная внешность членов семьи; голубые глаза всегда горели весельем
; высокая атлетическая фигура; воплощенное добродушие и приподнятое настроение, он
был обожаем своими подчиненными и любим вышестоящими офицерами. Как для
его мать—ни Макс, ни Харди, ни Дэвид, ни Гедда, ни Нелл, может в сумме
равных ей любовь к этому чудо-старший родился, сейчас в окопах.

“Ты смеешься надо мной?” Беатрис оставалась совершенно невозмутимой. “Да, пожалуйста; я
будет немного сливок”.

“Умри, Анна пишет, что в Берлине на каждого ребенка приходится совсем немного молока.
Она говорит, что этого недостаточно, чтобы прокормить землю”.

“Пусть зэм умрет!” - закричал мистер Редбери со свирепостью, которая была действительно чужда
его натуре — только он боялся. “Тем лучше. Пусть зэм все умрут. Зей
вырастают только черменскими солдатами, сражающимися против человечества ”.

Нелл вспыхнула: “О, отец, как ты можешь?— маленькие нежные малыши...” и
внезапно снова погрузилась в молчание, поражаясь собственной смелости.

Дэвид, как обычно, поддержал ее в бунте. “Не все немецкие дети вырастают
вырастают, чтобы стать немецкими солдатами. Некоторые вырастают, чтобы стать английскими солдатами ” ... его
ироничный взгляд сверху вниз на собственную форму подчеркнул это замечание.

“Если на кон были здесь, малыш, он будет лизать вам за это”, - и Харди отправил
сообщение от сильного неодобрения поверх очков на своего курсанта брат.

“Афера по-другому. Как бы он ни был увлечен своим полком и Англией
и всем прочим, он никогда не несет глупую чушь о том, что хочет, чтобы все немецкие младенцы
умерли.

“Безумный тривел ...” - закричал мистер Редбери.

“ Боже мой, ” пробормотала мисс Суинли.

“ Я уверена, Дэвид не хотел показаться грубым, отец, ” мягко вставила Беатрис.
“Мы никто из нас не хотят детей, чтобы умереть, но, конечно, лучше, если это не
Английский малышам”.

Дэвид рассмеялся. И его отец приказал ему из-за стола. Нелл
сразу сползла со своего места и присоединился к нему в дверь.

“Ах Ленхен!” рыдала Миссис Redbury. “А вы хаф-не коснулся пирог на
ваш blate!”

“ Вернись! ” взревел мистер Редбери. Потому что всегда оставалась возможность, что
она может снискать расположение Самсона Филлипса. Он заметил
с удовольствием, что между ними, казалось, существовало тайное взаимопонимание;
они часто перешептывались.... “Мой зять, капитан в
зе Зепперс!”... Еще одна связь с безопасностью. Тогда можно было бы почти бросить вызов
полицейскому.


II

Горничная обратилась к Дэвиду у подножия лестницы. “ Юный мистер
Маркус в классной комнате, сэр. Он сказал, что подождет вас там.

“ О, спасибо, Рода.

“ Привет, Маркус. Семестр еще не закончился, не так ли? Опять скарлатина?

“ Нет. Я бросил Уинборо. Ричард развалился на потертом
переднем сиденье, барабаня каблуком по камину.
Выглядел он неважно: темные круги под глазами и довольно осунувшееся лицо.
выражение круглого рта заставило Давида, который был наблюдательным, анализировать
ему немного внимания. Он был очень удивлен этим визитом. О
весь Ричард не должен искать его общества чрезмерною
энтузиазм. Друзья Ричарда были в основном крепкие спортсмены Гревилл
Данн Ордер, который охарактеризовал Дэвида как “неряшливого”, потому что он играл на виолончели,
и ненавидел игры.

“Бросил Уинборо? Это довольно буднично. Что говорит ваш хозяин?

“Сказал, что я могу поступать с этим, как мне заблагорассудится”.

“Боже милостивый! мой разнес бы дом на куски. Он только что вышвырнул меня из
в столовой из-за какой-то ерунды о немецких и английских младенцах.

Дэвид безутешно развалился в старом потрепанном кресле.
Другой мальчик взглянул на него с внезапным интересом.

“Как ваша семья относится к войне?”

“Мы все учимся на шестерках и семерках. Отец больше англичанин, чем сами англичане;
а мать сидит и переживает поочередно о Коне и о своих собственных людях.
люди в Германии. О них, конечно, не упоминает. Харди - настоящий
патриот, я полагаю, без особого скандала по этому поводу. Конечно, то, что он был
женат на Беатрис, повлияло на него. Мы подчеркиваем факт существования Беатрис.
в палисаднике, как очистить стиральную.... Тошно. И все
хотя там максимум интернированными туда—и Густав интернированы сюда—тоже
не хочется и вспоминать ... не то чтобы Хедда сильно возражала. Но отец.... Ты бы видел
его лицо, когда посетители спрашивают о ‘бедном мистере Фюрте’ — и они делают это
так, словно наступают на яичную скорлупу. Этикет интернирования также является
все же очень ненадежным. Никто не уверен, следует ли превозносить Гюстава
как мученика или таинственно замалчивать, как если бы он был каторжником — я спрашиваю:
в чем дело?

“Ничего. Я тоже в этом замешан, вот и все.

“Интернирование? Ты, Маркус? Я—я сожалею. Я понятия не имел ....”

“Хорошо. Тебе не нужно проделывать фокус с яичной скорлупой. Я родился в Германии,
и отец не разрешил мне натурализоваться, вот и все.

Дэвид на мгновение замолчал, задумчиво глядя на свои ботинки. “ Он подал апелляцию?
- Да.

Он подал апелляцию? Ничего хорошего. Правительство потворствует слишком многих случаях, и
Анти-немецкой секции начинают протестовать. Поэтому им пришлось затянуть
снова. Мы получили отсрочку от депортации для дедушки и тети
Стеллы. Не могу ожидать большего, учитывая все эти шпионские дела.”

Он продолжил очень будничным тоном: “Я не смог бы придерживаться Уинборо
этого термина. Просто зная.— Это абсурдно — я, как всегда, стремился обыграть немцев
но как я мог присоединиться, когда ребята болтали о гуннах и о том, чтобы
стереть их с лица земли.... Я чувствовал себя пунцовым внутри — отвратительно — как
будто я был там под ложным предлогом. И все парни моего возраста были
готовились присоединиться в следующем году... в прошлом семестре я все еще был одним из них.
Они не могли понять почему.... Это должно было наконец выплыть наружу — the Head
естественно, все это время знали. Но мы играли с Meltonians в их
собственное поле, в двенадцати милях отсюда — и я должен был зарегистрироваться и получить разрешение,
показать свою фотографию — вся эта каша. Как человек, получивший отпускной. Ребята
были ужасно порядочными. Они даже не порезали меня. Харрисон, выступая от имени
большинства, зашел так далеко, что сказал, что это было невезение, и они знали, что я
ничего не мог с этим поделать ” — нижняя губа Ричарда саркастически скривилась. “Но они
после этого не были вполне уверены, что следует говорить при мне ...
мертвые паузы, когда я подходил к той или иной группе.... Я пришел домой в
половину срока, в прошлый понедельник, и я не собираюсь возвращаться.”

“Так вы из него”, - прошептал Дэвид, не отводя глаз, как будто
увлекшись на его сапоги. “Вне зоны боевых действий, и необходимость борьбы,
и нужно выбрать ... тебе повезло, нищий. О, тебе повезло, нищий....

“Я осознаю тот факт, что я не в курсе, спасибо. Но я не совсем понимаю.
твои поздравления”.

“Дело в этом ... Я был в Германии два или три раза, один раз на шесть
месяцев, и — О, Ричард, что произошло со старой Германией, той
Германией, которую мы знали, чтобы так изменить ее? Я просто не могу осознать, что они
совершают зверства в Бельгии, топят корабли-госпитали и калечат
дети, и повсюду хвастаются, чванятся и проливают кровь
Европа.... Я могу вспомнить только мелочи — глупые, удобные.
мелочи.... Вы идете вдоль ручья и на поляне в самом сердце
огромного голубого соснового леса натыкаетесь на крепкий старый лесной дом,
с оленьими рогами, развевающимися над деревянным дверным проемом, и гербом
какой-нибудь королевской семьи ... возможно, вы сможете мельком увидеть его в зеленом
охотничьем плаще ... столы со скатертями в синюю и красную клетку и блюдцами из
дерева—клубника похожа на крошечные капли крови - вам знаком ее запах и
вкус лесной клубники?—и белокурая крестьянская девочка, которая смотрит на тебя
огромными серьезными глазами, пока ты ешь, и делает реверанс, как по часам, в течение
часов после того, как ты уходишь от нее.... И по всей стране нелепые
деревянные указатели, на которых с одной стороны написано "Zum Biergarten", а с другой
‘Zum Aussichtspunkt’, и вам это никогда не надоест — и вам тоже никогда не надоест
. Или высунуться из окна ранним утром, чтобы
услышать, как они играют хорал, медленный, чистый и величественный — и земля становится
туман голубой черники — и рейнские легенды толкают друг друга на вашем пути.
экскурсия, и вы отправляете открытки, на которых все подписывают свои имена
и все говорят ”добрый день", и все музыкальны ".

“Боже мой, какой ужас”, - прокомментировал _sotto voce_ Ричарда этот список
блаженств.

Дэвид услышал и сказал довольно нетерпеливо: “Вы были в Германии,
не так ли? Неужели вы не понимаете, что я имею в виду?”

Ричард порылся в памяти в поисках единственного случая или аспекта жизни в Дорцхайме
, который нашел нежный приют в его сердце, и не обнаружил ни одного.

“Все мелочи ...” - снова пробормотал Дэвид, сцепив руки за спиной.
его голова и глаза, печально размышляющие о прошлом. “О, я знаю, что я
сентиментальный идиот, но я не могу избавиться от всего этого, чтобы командовать. Не сразу ”.

“Если ты так считаешь, я, честно говоря, не понимаю, зачем тебе вступать.
Это не обязательно”.

“Я должен ... с отцом был бы такой скандал, а он бы никогда
меня не простил. Макс не может, а Харди женат.... Есть только Кон и
я. Кон — ну, ты его знаешь — он звучит как британец, где бы ты его ни назвал....
Я видел, как мама смотрела на него так, словно удивлялась, как он вообще мог быть
так получилось, что он ее сын. Я не хочу, чтобы Кон презирал меня — он всегда был таким
грабят нас, младших. И потом — о, просто потому, что есть сомнения
в отношении всех нас, мы не можем позволить себе, как семья, иметь бездельника рядом. Если бы
наша фамилия всегда была Редбери” — снова эта меланхоличная улыбка и пожатие плечами
так типично еврейское.

“Вы изменили ее?”

“Дорогой старина, ты не совершил ужасной ошибки, спросив нашу горничную о мистере Дэвиде Ротенбурге?"
”Да, я спрашивал."

“Мистер Дэвид Ротенбург". Извините. По-моему, Деб предупреждала меня, но я забыл. Разве это
имеет значение?

“Она может подать заявление об увольнении завтра ... неприятно, что мы живем на натянутом канате
в наши дни некоторые из нас еще не научились ходить по нему. Бедная мама,
например, она всегда соскальзывает набок. Рода совсем новенькая, и отец
обманывает себя, что она не знает нашей преступной тайны. Послушайте, вы
помните мисс Суинли? Озорной школьник преобладал в Дэвиде.
теперь— “и как она гордилась тем, что происходит от Херефорд Суинли?
Ну, теперь до нее дошло, как кто-то публично сказал, что, конечно,
на самом деле она немка, и все знают, что ее настоящее имя Швайнталь! ”

Ричард запрокинул голову и наполнил комнату своим хохотом.

“Schweinthal—Swine-valley ... Суинли! О, это круто! Она была
всегда такая веселая, полная шика и мужества. Но все равно, Редбери,
Я в восторге от этих толп людей из английского графства, которые
волшебным образом появились на нашей съемочной площадке за последние несколько недель. Без обид.
хотел спросить тебя, но кто, черт возьми, такие Лейны, и Сильвертоны, и
Маунтс, и Гордоны, и Медоуз?

“ На самом деле, все старые знакомые лица. И я могу сказать вам, кто такие Маунтс и
Медоуз, во всяком случае ... каждый из них - половина моих кузенов,
Wiesenbergs. Старшая и младшая ветви семьи уже давно враждуют.
кинжалы наготове, и они приветствовали возможность разделиться на две части. И
лошади ничего не знают о Лугах, и Луга никогда не пойдут
встретиться с Лошадьми. Другой мой двоюродный брат, чей отец сменил фамилию около
сорока лет назад, клянется, что он снова изменит ее с Холмса на
Хоэнхайм в знак протеста против всего этого фанка и ажиотажа ”.

“Довольно приятный момент в нашем пансионе на прошлой неделе, когда две
скандинавские леди были представлены друг другу, и ни одна из них не знала
языка”.

“Но оба разразились потоками восхищенного немецкого? Вот что происходит
в наши дни, когда швед встречает шведа ”.

“ Тетя Стелла говорит, что говорить по-немецки в наши дни так же увлекательно, как
изобрести новый грех, и намного лучше, чем тайно пить, курить или
сквернословить.... Ты делаешь это в темной комнате, шепотом, оглядываясь через плечо.
”

“ И на людях ты старательно неправильно произносишь немецкие города и генералов,
на случай, если возникнут подозрения, что ты произносишь их неумело, а
слишком хорошо. Отец наловчился отпускать свои маленькие шуточки
насчет Кайзера. Комические места рождения также в моде; двум из
девочек из Ладенбаха, когда возникает вопрос, было поручено сказать
они родились в освещенном фургоне; а мальчик Юлиус - на ступеньках
Консульство Венесуэлы....”

“Похоже, фрау Ладенбах бросила их довольно небрежно”,
усмехнулся Ричард. Он был рад, что пришел сегодня днем. Прошли годы
с тех пор, как он был близок с Дэвидом Ротенбургом, и импульс
разыскать его был результатом странной усталости всех его друзей
других друзей, которых нельзя было считать само собой разумеющимися как понимающих,
без подробных предисловий и объяснений все это представляет хаос.
условия жизни немцев и полугерманцев....

“Выходите”, - предложил Дэвид. “ Здесь душно, и я хочу отнести
пакет с книгами кое-кому, кто совсем рядом.... Ты можешь помочь мне
донести их.

В холле Нелл и Самсон Филлипс разговаривали серьезным шепотом.
Нелл была одета в тяжелые золотистые меха, ниспадающие поверх ее толстого коричневого пальто,
и широкополую золотистую шляпу. Она была очень декоративной фигурой во всех оттенках
от землистого до слоновой кости и насыщенной умбры; ее толстая кожа,
кремово-сумеречный цвет жимолости, конечно, никогда не мог покраснеть до какого-либо другого
оттенка розового; только когда она была взволнована, ее глаза светились глубже. Они
теперь светились, в глазах обоих мальчиков, спускающаяся по лестнице.

“О, Ричард, где Деб этот день? Она говорила что-то о
придя сюда?”

“Она? Я верю, что она ушла, что русская женщина, которая поет, Ла
llorraine. В любом случае, ты уходишь, не так ли?”

“Да. Ах, да. Антония Верити пригласила меня на выставку картин. Я
жду, что она позовет меня. Но я подумал, что если Деб придет... но это
не имеет значения... ” Она быстро взглянула искоса на Самсона Филлипса, и
ее взгляд ясно говорил: “Мне очень жаль”... Затем мистер Редбери вышел из
курительной комнаты в холл.

“Отлично, ен бипл”, — он одобрительно посмотрел на Нелл и Филлипса. - “Мне нравится
видеть, как ен бипл очаровывают друг друга. Как твой фейзер, Маркус?
Вун в последнее время его нечасто видит.” Но он быстро сменил тему,
поскольку Фердинанд Маркус был едва ли большим англичанином, чем мистер Отто Редбери
сам по себе, и поэтому в настоящее время социально бесполезен как актив. “Мы
ты собираешься надеть гаги, Хейн? Ты ведь того же возраста, что и Дэвид, не так ли?

“Почти”, - сказал Ричард.

“Дэвид был таким увлеченным - ах, велл, мы не можем все быть такими увлеченными.... Виш, я вос
пой, и мог бы сократить. Эй, Филлипс, возьмешь меня в качестве перекуса в
свой рецепт? Куда вы двое направляетесь, Нелл?

“Фотографии, отец”.

“На экскурсии? Хорошо. Радуйтесь сами. Присмотрите за ней, Филлипс.
Видите ли, она моя единственная оставшаяся девушка.

“Ваша старшая дочь в настоящее время живет с вами, не так ли, мистер
Редбери?” - поинтересовался будущий зять.

В перспективно покойного отца не смотрел благодарны за протянутую
утешение Гедда. “Бегите к себе домой, молодые люди”, - и
приготовился вернуться в курительную комнату.

“Картинки, отец, не _the_ картинки”, - объяснила Нелл, говоря так, как говорила всегда.
Она была похожа на застенчивый, но стремительный водопад, постоянно перекрытый плотиной. “Мисс
Верити пригласила меня — она за мной едет. Не... ” Она не осмелилась позволить ему продолжить.
полагая, что ее будет сопровождать Самсон.

“ Две девочки вун вай и два мальчика ануззер, и оставить такого старого чудака, как я.
развлекать капитана? Нет, нет, это глупое соглашение. Ждите
твоя подруга Нелл и все остальные вместе ходят на экскурсии.

“ Фотографии, отец. Не _the_ фотографии. И я не уверен, что Антония...

“Все будет эта togezzer,” ее отец решил выдать ее, впрочем, на нее вторая
попытка протеста.

“Гом в veneffer вам уйти, Филипс. Всегда velcome. До свидания,
йонг Маркус. Надеюсь увидеть тебя в гаки в следующий раз”; и ушел в
курительную, раздраженно хлопнув за собой дверью.

“Будь я проклят, если буду дружелюбен к заказу”, - сказал Дэвид. “Пока, Нелл!” - сказал он.
небрежно кивнул Филлипсу. “Пойдем, Маркус”. На ступеньках они
прошла мимо Антонии Верити, которая шла за Нелл.

“ Ты ждешь меня, Нелл? хорошая девочка! Она сосредоточила свое спокойствие
задержав взгляд на Самсоне Филлипсе, который, невозмутимо прислонившись к
подставке для зонтиков, не сдвинулся с места.

Нелл хотела, чтобы она могла убежать, хотела, чтобы она умерла; что
значительно удалены от этой ужасной ситуации между двумя людьми, которые
не знали друг друга, одного из которых она была по-прежнему смертельно стесняйся, на
другие, которым командовал ее отец будет их сопровождать.... Что ей оставалось делать
? Как долго они все смогут стоять вот так, свирепо глядя друг на друга?
Простой способ введения Самсон с Антонией не приходило
Нелл, кто был еще очень ребячлив для ее семнадцати лет. Она просто стояла
с блокировкой пальцы, страдания.... “Возможно, если мы подождем достаточно долго,
Капитан Филлипс уйдет.... Вот так все, ужасные вещи,
заканчиваются?”


III

“Удивительно, что он не подарил мне белое перо?” - проворчал Ричард, когда они
шли по улице.

Глаза Дэвида сверкали на его худом загорелом лице.

“Цепляется за что угодно, за кого угодно, англичанин: Беатрис—Кон впереди ...
старый Кон .— А теперь он хочет Сэмсона Филлипса; хочет запихнуть Нелл в
объятия товарища.... Это так чертовски недостойно, ползать вокруг
ног страны, которая стоит, скрестив руки, не желая тебя ”.

Ричард уже собирался согласиться, когда с ним произошла странная вещь. Он
узнал о Душе Отто Редбери.... Он видел это очень ясно:
маленький подергивающийся розовый носик кролика — совсем не похожий на Душу
Готлиба Шнабеля, маленького пекаря. Рядом с этими двумя была и его собственная душа
на мгновение ее положили, а затем снова отняли ... странная компания для
души Ричарда Маркуса; он находил Редбери нежелательным и презирал
Шнабель, но— он понимал. Забавно, что Дэвид, который должен был быть
женственным созданием с богатым воображением, быстро реагирующим на волнение, натурой
артистичной, интуитивной и все такое прочее, раскрылся
в некоторых случаях такой жесткий и тупой.

Ричард медленно произнес: “Это такое ужасное положение для всех них — для всех
нас”, - поправился он; но то, что он должен был
быть одним из группы, которую он был невольно вынужден понимать и
защищать.

“Все это очень хорошо - быть рядом со своим отцом, Редбери, и, конечно же, один
тряпки о смене фамилии, и швейцарский официанты и так далее—но это так
совершенно неестественно для страны, когда твоя страна, это одно
во всем мире, что имеет значение. Такие же хорошие патриоты, как и все остальные, бродят по свету.
им некуда сбросить свой груз патриотизма. О, я знаю этот аргумент.
аргумент — они должны были оставаться там, где родились. Что ж,
несколько тысяч, несколько десятков тысяч этого не сделали; бесполезно
притворяться, что это было так же важно до тысяча девятьсот четырнадцатого, как и сейчас.”

“Я полагаю, что англичане не перешли границу и не застряли на Ничейной земле
в таком количестве, потому что они всегда могли колонизировать”, - предположил Дэвид.

“А теперь эта война; мы ищем укрытия. И благополучные люди, которые
на протяжении поколений жили в одном месте, в одной стране, с несмешанной кровью,
смеются над нами за то, что мы бежим. Задумывались ли они когда—нибудь, как это просто - никакой заслуги,
но, Боже! как легко родиться в Англии, стопроцентным англичанином, когда они говорят
о половинчатой бригаде: ‘Пусть они возвращаются в свою страну - нам они
не нужны!’? Но они могли бы сказать это до 1914 года, чтобы дать им
шанс вернуться. Они не могут вернуться сейчас. Их собственные
так называемая страна их тоже не хочет.... Не желает их иметь; называет их
ренегатами, которые разорвали все связи, все обязательства. И вот они
здесь, абсолютно беспомощные между ними двумя. Принадлежащий к обоим — не принадлежащий
ни к тому, ни к другому. Не может требовать защиты ни от того, ни от другого. Они напуганы, я
говорю тебе, Дэвид. Вся эта безумная болтовня "Скрытой руки" — еще бы!
практически не было случаев, когда натурализованный немец был бы
признан виновным в заговоре против Англии в интересах гуннов.
Один или два, возможно, среди тысяч. Но отвергнутый Германией, отвергнутый
клянусь Англией, перебрасываются от одного к другому — как они могут помочь всем этим
маленькие поступки, которые вызывают у вас отвращение как нелепые или — как вы это называете?
недостойно — демонстративно вписывать свои имена в списки подписчиков
заигрывание с английскими слугами, смена имени и притворство
быть голландцем и жалко чваниться перед своими английскими друзьями; даже хвататься
за Самсона Филлипса, чтобы заполучить его в семью любой ценой.— Все это не является
предательством, а обычным детским человеческим испугом”.

“Ну, на худой конец, что с ними можно сделать?”

“Ничего особо плохого. Ровным счетом ничего по сравнению с тем, что делали мужчины в
Фронт должен пройти; думаешь, я этого не знаю? Ричард спросил
яростно. “И все же они не трусили бы, если бы принадлежали к
стране, и у них было бы общее дело, за которое нужно бороться. Это неспособность
кричать вместе с остальными. В наши дни сражаться - это горькое отчаяние.
Ради собственной выгоды....

Он заметил медленную насмешливую улыбку Дэвида.

“ Чудо пробуждения Спящей Красавицы, ” тихо прокомментировал он.
“ По крайней мере, Великая война сделала это для одного Ричарда
Маркуса. Довольно резкий поцелуй, но поразительно эффективный.

“ Заткнись! Ричард пнул камень на мостовой. Голова опущена,
руки в карманах сжаты в кулаки, как будто он хотел подумать. Как будто он
приветствовал этот приводящий в замешательство переворот в своем воображении ... быть
способным понять Отто Редбери — что дальше? Заступаться за многих
прогнивших немцев —Маркус из Уинборо, чемпион, полузащитник нижнего звена
команда —приятель Гревилла Данна —посредственный в своей работе, но порядочный рядовой
разносторонний парень, и бесконечно заинтересован в том, чтобы никогда больше не получить чин в Королевском королевстве.
для него. Больше никогда. Что-то случилось.... Ричард шел
яростно оплакивая себя, которое когда-то так легко подходило ему.
... Никогда больше!

Дэвид заметил его уныние и развлечений смягчается во что-то
напоминающее нежность к этой сильной бычьей шеей парень, беспомощный в
хватка его первая индивидуальная проблема. Должно быть, это был сильный шок
так что это оторвало его от обыденного бездумного принятия
образа жизни, который до сих пор был достаточно справедливым и достаточно хорош
... топот множества ног , марширующих в одном направлении ... а теперь — Ничейная земля
.

Самому Дэвиду было мало что известно о переулках и обычаях
об этой туманной территории — он блуждал там с самого раннего детства
. И он понял, что не для тех, кто мыслит привычно,
война и все, что с ней связано, имело такие сокрушительные последствия— а для
тех, кто никогда раньше не задумывался.... Бедный старина Ричард ... все эти
опрокинутые "мы" и "они" из его высказываний ... он едва ли еще знал, кому он принадлежит
— слишком упрямо гордый, чтобы причислить себя к нации, которая его
не хотела, — и все же сравнивал себя с презираемым инопланетным врагом.
Бедный старина Ричард, это был настоящий позор.

“В любом случае, мы оба в одной лодке”, - воскликнул Дэвид, увлеченный
мгновенным порывом утешения. Сразу его компаньон, в порядке
кстати, свергли его из лодки.

“Нет, мы не будем. Ты родился здесь. С тобой все в порядке. Ты был бы англичанином
, если бы не был прогерманцем”.

“Черт возьми! Я не прогерманец. Я еврей”.

“Что за...” Ричард в изумлении застыл как вкопанный на тротуаре.

“Ну?”

“Какое отношение к этому имеет то, что ты еврей? Это вопрос национальности,
не религии”.

“Евреи - это нация. Если бы это было только теологическое различие, почему
должно ли это повлиять на столь заметное различие черт лица и
темперамента? Посещение синагоги вместо церкви не меняет
изгиба носа. Конечно, мы отдельная нация, обособленная и разрозненная, но
в расовом отношении самая сплоченная в мире. И это еще одна из моих личных
причин носить хаки - потому что англичане были добры к
Евреям, предоставили им убежище и относились к ним как к равным. У них есть
претензии на наши услуги. В то время как Германия всегда вела себя как свинья по отношению к
Иудее.... Я не прогерманец, Маркус, но есть родство между
Английские евреи, и немецкие евреи, и русские евреи, и итальянцы, и американцы
и польские, и румынские, и австрийские евреи, которых никогда не могла уничтожить ни одна война
полностью. Я не хочу видеть, как обижают еврея — и, о Боже! Я не
хочу обижать другого еврея. Мы раса художников, финансистов и
странников, а не борцов ”.

“Я не знаю об этом. Иегова был Богом шума и битв, не так ли?
Я немного смутно представляю себе Ветхий Завет, но, кажется, помню, что они
всегда были заняты этим, используя молоток и щипцы. И патер говорит, что евреи - пламенные
патриоты по темпераменту ”.

“Да — и некуда это девать. Все страны, и никаких стран, и те
страны, из которых нас изгнали, и те страны, куда мы надеемся
вернуться.... Мне жаль.y мы не можем измениться, ты и я, Ричард.
Чувство преследования для меня не ново.... Я чувствую это всем своим существом.
до мозга костей.... Меня травили мои предки с востока через
Россия ... через Центральную Европу....”

“Боже мой”, - Ричард ворвался в; “Я тебе верю _enjoy_ чувствовать это.”

И Дэвид рассмеялся: “Думаю, что да. Это наше наследие—это сочные
стиль меланхолии, как водоросли отек богато под водой, по сравнению
с которой все другие скорби, как водоросли, жесткий и черствый и трескучий,
на сухой песок”.

“Не могу сказать, что это тоже в моем стиле. Меня просто чертовски тошнит от всего этого.
Меня чертовски тошнит от того, что я не могу вступить в Летный корпус ”.

“ Ты всего лишь полуеврей, Маркус, несмотря на многообещающее выражение твоего лица.
- Я всего лишь полуеврей; моя мать была христианкой.

“ Я всего лишь полуеврей. И что не так с
моим лицом? Яростно потребовал Ричард. “Послушай, куда ты меня ведешь?”
когда Дэвид свернул на узкую улочку, застроенную высокими обшарпанными зданиями.

“Все в порядке. Я просто хочу принести им эти книги”. Он взбежал наверх.
несколько ступенек дома с табличкой “Сдается”, жалко облепившей
окна; и поскольку колокольчик болтался сломанный в гнезде, а дверного молотка не было видно.
он ударил кулаком по панели входной двери.

“Ром”, - подумал Ричард.

Высокая девушка с крупными чертами лица открыла дверь и молча провела их в
комнату без мебели, заваленную книгами, упаковочными ящиками и грудами
консервированных продуктов. Говор языков резко ударил по ушам.... В течение секунды
Ричард шел по широким сумеречным улицам Нью-Йорка.
Дорцхайм — рощица сосен, мрачно опускающихся на горизонте —толпы прохожих
мимо, болтовня — шумная гортанная болтовня с тротуаров и кафе....
“Вы увидите, как многие снимут передо мной шляпы...”

“Это мой приятель”, - небрежно объяснил Редбери всей комнате.
“Он один из нас...”

Все существо Ричарда взорвалось рычанием противоречия. “Один из нас?” Почему,
эти люди были немцы,—говорил немец, всю их шайку—о
восемь или девять.... Если бы он был кот, он бы напрягся его
меха и плюнул. Как бы то ни было, он грубо ответил на приветствия и
отошел к креслу у окна в углу, чтобы оттуда наблюдать из-под
нахмуренные брови при виде таинственных действий этих друзей Дэвида.

Атмосфера угнетала его воспоминаниями обо всех циркулирующих слухах
о немецких шпионах ... Немецкая секретная служба.... Англия кишела
предательством.... Что они делали в этом пустом доме, разговаривая по-немецки
со страстным пылом языков, развязанных после долгих часов утомительного
воздержания?... Что было в этих банках и ящиках?... Как они раздобыли
валявшиеся повсюду немецкие газеты и брошюры?... Один из группы
сейчас читал вслух немецкое письмо, и все напряженно слушали, некоторые
все еще стоя на коленях на пыльном доски с охапками книг—все
кроме Давида и тяжелым на вид девочка и мальчик с проточной галстук и
толстые губы и запредельно близко бритый затылок, которые были поглощены в некоторые
частная обсуждения.... Девушка достала стопку нот, и их головы
ближе склонились над партитурой.

Какая наглость, в самом сердце Лондона!
Настроение Ричарда колебалось от негодования до странного вида паники из-за того, что его таким образом
связали. Он задумался, должен ли он сообщить информацию? Нет, он вряд ли смог бы
едва ли Дэвид привел его сюда по доброй воле. Но даже
предположим, что эти люди не собирались причинять реального вреда — и здравый смысл
утверждал, что они просто упаковывали корзины для немецких военнопленных,
и в то же время пользовались некоторой вольностью, свойственной их родным
речь — даже тогда, как посмел Дэвид предположить, что он был “Одним из нас” среди
этих— этих гуннов. В нем не было ни капли родства, чтобы встретиться с ними.
Он был здесь таким же совершенно чужим, как....

Каким он был в Уинборо в прошлом семестре.

Внезапная боль охватила меня при виде серых глаз Гревилла Данна, смотревших
прямо из-под козырька его мичманской фуражки; при виде глаз Гревилла
Английский голос и божественное непонимание всего, кроме того, что
было обычным и уместным, что должен понимать восемнадцатилетний британец.;
болею за миссис Данн и за коттедж Даннов в Кенте - за дом Молли
жизнерадостность мальчика-тома и юного Фрэнка, врывающегося в обитую ситцем гостиную
со своими санками.

Только, конечно, они были бы равнодушны к назойливым недоумениям, которые
David Rothenburg——

Пытаясь вырваться из цепочек этих мыслей, Ричард взял
дневник, лежавший на земле у его ног. Это был экземпляр месячной давности
из _Tageblatt_. В маленьких отдельных квадратиках, обведенных черным, были указаны
имена тех, кто пал в бою: “Томас Сполдинг—Павший,
14 июня 1915 года”.... Что это заметное английское имя делало среди
списка немецких офицеров? Томас Сполдинг? Ричард лениво размышлял
об аномалии, пока воображение не подсказало, что этот Томас
Сполдинг был его собственным эквивалентом на другой стороне — там был мальчик
английского происхождения, воспитанный в Германии, завербованный в немецкую армию,
со своими симпатиями ... где? Сюда, Ричард Маркус, из немецкого
происхождение, вырос в Англии — Что ж, Томасу Сполдингу повезло больше
, чем ему. Его забрали в армию, и он был убит в бою.
Тем не менее, кто знает, что ему, возможно, пришлось вынести в первую очередь, от насмешек
холодности и подозрительности, эмоций отверженного, толкаемых то в одну, то в другую сторону.
Неизбежно удел тех, кто не совсем сыновей почвы на
которыми они борются ... die ... “Thomas Spalding, Gefallen.”... Ричард
смотрел на краткое объявление до тех пор, пока слезы не навернулись ему на глаза
. Ему хотелось, чтобы у него была всего одна беседа, одно пожатие руки.
с его неизвестный товарищ, вдруг ближе и ярче, чем
либо Гревилл или Давид.

Ты и я, Томас Сполдинг....




ГЛАВА III


Я

Самсон Филлипс был прежде всего человеком упорного характера. Он
услышал, как Антония упомянула, что Деб была найдена в ту субботу днем
с неким человеком по имени Ллоррейн, и что она намеревалась
визит к одному и тому же человеку по пути домой после киносеанса.
Поэтому, упрямо привязавшись к Нелл и ее подруге во время
показа картин, что он вполне мог сделать после предостережения Отто
к веселью; благодаря полной послеобеденной скуке и напряженному
дискомфорту; и постоянному повторению “Ну, и куда мы теперь пойдем?”
на каждом запланированном рейсе Антонии и Нелл, когда
обстоятельства предлагали перерыв в согласованной программе, как, например, за дверью
Redburys или после полной и затяжной экскурсии по
Leicester Galleries: “Нет, мне не очень нравятся картины такого рода”. Или
после получаса, проведенного в соседних и уныло респектабельных
чайных; фактически, просто “держась”, Самсон вскоре
обнаружил, что Ла Ллоррейн приветствует его в манере члена Королевской семьи.
Хозяйка Мантий принимает Королевского мастера Гончих....
Она была в одном из своих “законных” настроений; остроумие, а не грубость были
паспортом для намеков. Они сняли просторную квартиру под землей
недалеко от Элджин-авеню, где их мебель наконец-то получила возможность передвигаться сама по себе
огромная гостиная, освещенная канделябрами днем и ночью, была
устланный толстым ковром и скудно обставленный: диван и кресло в стиле Луи,
пианино и столик, на котором стояло несколько изящных жеманных миниатюр. Манон
двигалась по полутемным помещениям, одинокая, недетская маленькая принцесса в
широких юбках и золотистых волосах, которые были зачесаны высоко со лба и
уложены в жесткие локоны.... Очевидно, что более сомнительной репутацией этап
перекись водорода, линию одежды, и разнообразные развлечения, на данный момент в
состоянии неопределенности.

Самсон неловко подошел к Деб и Клиффу Кеннеди, которые разговаривали
у окна.

“Добрый день, мисс Маркус”.

“Вы? Как смешно!” Деб начала смеяться.

Сэмсон был забавен в сравнении с Ла Ллоррейном и Клиффом
Кеннеди. Он был таким непластичным.

“Кто привел тебя сюда? Antonia?”

“ Я пришел проводить мисс Верити домой.

“ Но она только что приехала.

Он настаивал на своем. Рано или поздно ей пришлось бы уехать
и тогда, естественно, потребовались бы его услуги в качестве эскорта
. Девушке не следует бродить по темным улицам без сопровождения. A
девушка должна знать о подстерегающих ее опасностях, хотя и не осведомлена об их
природе.

Самсон поинтересовался, как Деб собирается добираться домой. “Это худший конец на Элджин-авеню"
” мрачно намекнул он и с подозрением посмотрел на Клиффа
Кеннеди, который провел рукой по глазам, словно смахивая слезу.
отвратительная память, и вдруг сказал: “Я никогда не говорил с вами о моей маленькой
сестра—у меня?”

ДЭБ знала, что он был единственным ребенком в семье. Но к этому времени она также знала о его
изумительном таланте подходить к любой теме, связанной с местными жителями.
интерес к личному опыту. Чего она точно не знала, так это насколько
реальной была мимолетная вера, которая раздула его рассказ о прекрасной
и лелеемой младшей сестре — ее звали Бет, — которой когда-то был Клифф
заказан для того, чтобы забрать с вечерней вечеринки. Там была женщина— он
не ушел. “Кто-нибудь другой проводит Малышку домой”... Бет, уставшая от
делэй, отказавшись от любого другого сопровождения — “Я жду своего брата,
спасибо”, с детской гордостью — наконец-то отправилась в путь одна....

“Прошли месяцы, прежде чем мы отказались от поисков. И это убило мою
мать — духовно”, - поправил Клифф, вспомнив, что Деб часто
обедала с миссис Кеннеди. “Ее волосы стали снежно-белыми за те
месяцы...” Скорбные глаза остановились на ошеломленном, внимательном лице Самсона. Его
взгляд переместился на взгляд Деб, прочитав в нем нежное напоминание о милой старушке
почти непудреный темно-коричневый венчик леди; и без малейшего
заметный перерыв в повествовании, понизивший его голос до дополнительного
объяснение: “Да— она покрасила их ради меня. Я просто не мог этого вынести.
Моя вина — проклятое эгоистичное ленивое животное! — и постоянный вид
этой нагроможденной серебристости ни на минуту не позволял мне забыть, что она
перенесла - что мы все перенесли ... она догадывалась, что это доводит меня до безумия
Другие женщины осуждали то, что она делала, называли это нелепым тщеславием
... в ее возрасте. Боже! один из самых божественных порывов чистой любви...”

К этому времени Клифф был так окутан создавшейся самим собой иллюзией нежности.
материнское самопожертвование и потерянная младшая сестра, которой, возможно, был Самсон
прощение за испуганную доверчивость:

“И вы никогда ничего не слышали — никаких новостей - никаких зацепок ...?”

“Я регулярно провожу четыре ночи в неделю в борделях”, - ответил Клифф с
изысканной простотой — и Самсон подавил решительный протест против употребления слова,
которое, в конце концов, Деб вряд ли могла понять.

“Но я нагоняю на тебя меланхолию всем этим. Случайное слово напомнило
я— Я провожу тебя домой сегодня вечером, Деб; но я надеюсь, ты не рассчитываешь
что я оплачу твои автобусные билеты; ты, кажется, все еще цепляешься за изношенное
традиция, согласно которой джентльмены, красивые лощеные достойные джентльмены, которые живут
в Кенсингтон Пэлас Гарденс, всегда оплачивают проезд молодой леди
с которой они гуляют - или, скорее, едут верхом. Я заметил, что
полу-неуверенные в себе, полу-будущих посмотри, что ты всегда направляешь ко мне
когда проводник пришел, и вы вытащите свой скромный маленький
кошелек—и я гипнотически внушил низкой быстрого больно еще
мастерски и в то же время ненавязчивое высказывание: ‘Нет, пожалуйста, позвольте
—я настаиваю,’.... И я не могу себе этого позволить, Деб. Я провожу тебя домой сегодня вечером,
но ты должна сама оплатить свой проезд ”.

Самсон наградил говорившего взглядом, настолько выразительным для “красивого
лощеного подходящего джентльмена, который жил в Кенсингтон Пэлас Гарденс”, что
Глаза деб, встречая Кеннеди, были эльфы’ танец зеленого и
серый веселье.

“Я буду сопровождать Мисс Маркус домой, если она позволяет мне”.

“ Ты обещал проводить Нелл домой? Антония, Нелл и я - все мы.
знаешь, мы живем в разных направлениях.

“ Дэвид Редбери зовет свою сестру. Самсон занял позицию
в неудобной позе рядом с бездельничающей интимной парой, и
оставался там, неосмотрительно насторожившись, отказываясь быть втянутым в
их разговор; но и не следует попутал езды на любой склонение
закуска или музыка.

Тем временем La llorraine делал Нелл приветствуется.

“Мой ди-урр, ты тот самый друг, которого я всегда хотел для моей Манон.
Манон... она становится слишком старой, слишком сух—она со мной, и Графиня
и Стелла Маркус и миссис Верити—она нас слышит разговоры—это не всегда
хорошо, что она выслушает нас говорить. Графиня имеет самый трагический
бизнес на ковре, мой Ди-Урр ... подожди, я скажу тебе—или когда мы
есть еще время, пожалуй. Но моя Манон— Ты будешь видеть ее каждый день— всю
день — и у нее снова вырастет ребенок — здоровые, резвящиеся дети, вы
и она.... Вы можете позавтракать здесь, а она - поужинать с вами.
идеально! — все будет спланировано... послушайте:” Она понизила голос до
доверительной интонации, неумолимо удерживая Нелл в плену одной рукой, а
другой описывая широкие описательные круги. “В настоящее время она размышляет
слишком много о браке и о том, что он приносит. Она плохо спит. Она задала мне
вопросы —_soch_ вопросы.... Подожди, я расскажу тебе о своих планах.... _ Это
бракосочетание_, когда оно состоится — ах, это будет что-то! превосходно! вот видишь. Но это
важно, чтобы она была свежей, неосознанной и цветущей.... Эти
девушки, Антония, Деб, они больше не раннее утро... Они не видят снов
... они смеются над любовью. Мой Ди-Урр, ее ВОС vonderful вы должны были
привезли сюда для моей Манон!

“А теперь скажи мне, мой ди-урр, тебя беспокоит внутри этот вопрос
о повязке на голову? Или твоя мать?”

“Я не знаю... Я имею в виду — у меня их нет... И затем, посреди этого
замешательства, Нелл храбро сказала: “Я думаю, что это ужасно - говорить
о мужьях и тому подобных вещах”.

"Ла Лоррен" была выключена на главном. И Антония, подслушивающая,
ободряюще улыбнулась Нелл. Они с Деб согласились, что потребовались недели
тяжелого труда, чтобы преодолеть кремовый покров непроницаемости юной Нелл. Когда
кто-то протягивал руку укротителя, ее беглый дух стремительно уносился прочь, в
дрожи теней и снов; мыслей, которые пугали ее, так похожих
они казались неподвижными, наполовину дремлющими зверями. Более сладкие мысли, которые
проскользнули из холодного серого в серебристо—осиновые листья, шевелимые ветром
из ниоткуда, и снова стихли. Антонию немало позабавило, что Ла
льоррейн на публике и в первые пять минут встречи,
спрос взрыв сформулировать уверенность на тему Нелл
проблемных внутри на это! - вопрос мужа.

Нелл и Манон, властно увлеченные энтузиазмом оперной певицы
и ожидавшие, что они без промедления начнут резвиться, посмотрели друг на друга
с затаенной неприязнью ... пока сдержанное хладнокровие Манон не разрядило ситуацию
.

“ Хочешь посмотреть на мою канарейку?

“ Нет, ” сказала Нелл, испытывая страстную жалость к искусственной жизни, которую вынуждена вести любая птица.
В этой беспокойной атмосфере сумерек.

После паузы Манон попыталась снова. “Молодой человек, который только что вошел в
У гостиной красивые глаза. Ты так не думаешь?

“ Это мой брат Дэвид. И он всего лишь мальчик. Он самый младший из нас.

Ее предполагаемая подруга пожала пухлыми плечами, полуобнаженная в своем причудливом платье в стиле
ранней викторианской эпохи. “Слишком молода для меня, разумеется. Несомненно, он
будет без ума от мамы. Мужчины ее возраста, которые навещают ее, не обращают внимания
на маму, comme femme, ты понимаешь, но старайся всегда играть
со мной. И они притворяются, что делают из меня любимицу, когда я была ребенком,
и я тоже притворяюсь, и мама. Но мы все знаем, что это не так, ” она кивнула
мудро. Конечно, если Нелл попытается сохранить
Утреннюю мечтательность Манон, то это была отличная возможность для того, чтобы
начать. Вместо этого она бросилась через комнату к Дэвиду; властно,
отчаянно потянула его за руку. “Дэвид, я готова пойти с тобой домой. Вполне
готова”.

Но Дэвида было не обмануть. В Ла-Лотарингии он нашел то, чего
так остро не хватало в его жизни с начала войны. Он
вновь обрел свой Континент. Она воплощала в себе все рабство гастролей за границей
все утраченные прелести, которые он описывал Ричарду. Ее внешность,
ее голос, ее обстановка, ее одежда и даже духи; раскинутые в стороны
движения ее длинных рук в белых кольцах, ее фрагменты, наводящие на размышления
воспоминания с восклицаниями на всех языках. Внезапно
фамильярности; ее исчерпывающий и профессиональное знакомство с иностранными
музыку зарубежных исполнителей и их очень сомнительной карьеры; иностранных
в городах—свои оперные и их роялти; сплетни, чеснок-острый и
сочные, иначе мелодраматический и звонкий—ее отношение к
жизнь, к _ing;nue_, к Давиду сам——

Впоследствии он поклялся Антонии, в восторженной благодарности за ее участие в том, чтобы
привести его сюда, что никогда больше, пока у него есть свобода в этой
квартире недалеко от Элджин-авеню, он не будет беспокоиться об ограничениях острова. “Она
просто невероятная. Когда она говорит, Я чувствую запах горячего кофе и те
веселый ярко-коричневого цвета длиной хлеб, который погрузился один на стол,
прибыв в Булонь или Дьепп..”..

“Я рад, что ты, по крайней мере, счастлива. Двое других моих знакомых на вечеринке
выглядят просто пропитанными страданием. Я думаю, мы должны быть бескорыстными и
увезти их отсюда ”.

Она указала на Нелл и Самсона, первую все еще развлекала
Манон; другой, упрямый неудачник в компании Деб и Кеннеди.

Антония Верити была единственной постоянной территорией Клиффа; его духовной
штаб-квартирой. Он вернулся в Антонию после всех своих зигзагообразных всплесков
энтузиазма. Но Деб была его теперешним капризом. Он брал Деб с собой
повсюду; с гордостью показывал ее тем представителям своего круга, которые
были под рукой; рассказывал ей истории всех своих любовей; звонил ей
до и после еды; писал ей длинные и богохульно остроумные письма,
или открытки, которые были скандала Монтегю зале; сделал ее своей
дом и его книги, и его мать, дразнили и стали с ней спорить и
потрясла ее и издевалась над ней и не заняться с ней любовью.

Это было утомительное существование — для Деб. Было что-то особенно лестное
в том, что Клифф Кеннеди был поглощен ею, даже несмотря на свое непостоянство.
Другие королевы царила ... другие жены правления.

Она по крайней мере не был очарованным Кеннеди, несмотря на случайные
усилия, чтобы поверить в эту причину рассеянный гламур на все дни
и ночи. Его личность была не совсем личностью настоящего мужчины ... это была
яркая хитрая личность — бессмысленно неуловимая - бессмысленно требовательная. Он должен был быть
простить полсотни провалы манеры—даже человечества—на мгновение.
Он был настоящим интриганом, ненадежным, не обладающим даже таким
единственным признаком надежной последовательности, как то, что он был законом для самого себя. Никто
никто никогда не мог надеяться привязать его к какому-либо заявлению или мнению. И все же,
с этими чертами характера в Клиффе Кеннеди не было ничего женственного.
Вкусы у него были мужественные, язык выразительный, мозг гибкий
но блестящий. Другим мужчинам — обычным мужчинам — нравилось его общество, и они искали его общества,
сожалея о его фантастической внешности, кожистом, покрытом паутиной
лице и двух кусочках синей вставки с ярким эффектом
глаза трубочиста среди сажи; его отказ от желтых волос;
его дикие печальные тонкие ноги, которые были похожи на стихотворение, у которого нет
ни конца, ни начала, которое все дальше и дальше сбивается в различные бесформенные формы
бессвязности. Жаль, с такими ногами, что он стоит за так
настоятельно стиль твид Никербокер одежды. Он бы
лучше подойдет шутовская пестрота красного и желтого цветов или живописный костюм
из развевающихся тряпок, широкополой шляпы и узловатого посоха. Он напоминал
ту концентрированную аллегорию в прозаической форме, которая несколько
лет назад по-разному блуждала по романам и драмам в роли Странника,
паломник, Менестрель, Скрипач, Бродяга, Цыган,
Бродяга, Разносчик, Просто Посторонний, Никогда Не Приходящий в себя. Он
был авангардом того типа, с которым Деб вскоре предстояло познакомиться
так хорошо знакомый — молодой мужчина переходного периода, который, возможно, в
самозащита, поднялся, чтобы соответствовать наполовину девушке; молодому мужчине, который
не требовал от любовницы или жены никаких крайностей, но принимал, в
исключительно духовном смысле, предоставленные ему полупривилегии - вольность
речь конфиденциальная или остроумная; и временные права присвоения — посредством
невысказанного признания того, что ему можно доверять в любых ситуациях и он не будет
преступать границы дозволенного; но взамен должно быть четко понято, что он
был настороже в отношении супружеских обязанностей:

“Разве мы не должны быть несчастны вместе, Деб?” И она задумалась, какой ответ
этикет диктует, чтобы эта пылкая декларация об отсутствии брака в
различные формы было предложено ее. “Пожалуйста, я даже и не пытался ...”
пришло в голову в качестве наиболее вероятных.

Среди приемов этого стиля связи двадцатого века был
совершенно беззастенчивый восторг от одурачивания представителей старшего поколения
которые все еще принимали близость за чистую монету, полагая, что двое
заинтересованные лица действительно были официально вовлечены; бессмысленно размещали сырье
для скандала, где его было бы легче всего подхватить тому, для кого
предназначалось.

Клифф был в восторге, когда Деб сообщил ему дед нескромный
запросы _re_, что перспективы и заявления молодого Кеннеди; или
стремление сентиментальный Trudchen Redbury для посещения, когда поздравления
может быть, скинуть их достойной покровы, и появляются на
порог в виде большой корзины цветов, белые и розовые. Он
даже настоял на том, чтобы подкрепить все эти подозрения, сопроводив Деб на
официальный воскресный дневной визит к Редбери. “ И монахиня, ” пробормотала Трудхен.
обращаясь к мужу, когда благопристойный цилиндр Клиффа проходил по улице в
посвященное сопоставлению с лучшими мехами белой лисы Деб— “это может произойти в любой момент"
... как будет счастлива дорогая Стелла!”

Ферди и Стелла, правда, решить, ставить никаких прямых вопросов к Деб.
У ребенка была довольна собой ... она всегда была,—это подтвердил
удовольствия. Стелла с такой жадностью относилась к завоеваниям Деб, как будто таким образом мстили за ее собственное
бесплодное девичество.... Торжествующий блеск пронесся
из ее узких темных глаз в сторону Германа Маркуса, когда Деб
равнодушно помешала его усердному исследованию. Во всяком случае, здесь,
у деспота не было разрушительной силы. Снисходительность Ферди проистекала из
других мотивов. Он гордился тем, что не настаивал на том, чтобы
каждая последующая серия в конечном итоге приводила к появлению зятя. Уйма
времени — уйма времени. Его маленькая Деб флиртовала ... только естественно!
Молодое поколение управляло собой по новым законам; насколько они незаконны.
к счастью, Ферди ничего не знал об этих законах. По его словам, если “это сделал
не оторваться”, то либо один из пары не остался равнодушным к
любовь других, иначе они “просто хорошие друзья, ничего больше”—нет
причина, по которой мужчина и девушка не должны быть товарищами в наши просвещенные дни
. Но чтобы могло существовать какое-либо рабочее соглашение, при котором страсть
намеренно и даже на словах обуздывалась товариществом, и удерживалась
в узде, и давалась в руки, и снова изгонялась — нет, такого, конечно, никогда
пришло в голову Ферди Маркусу. Его мировоззрение всего на полпоколения опережало
его собственное; на полпоколения отставало от мировоззрения его дочери. Деб, в каком-то
сознательное отчаяние в ее тщетных поисках контроля и надзора либо
от органа, она бы достаточно быстро, чтобы бросить вызов, или
самый сокровенный духовный компас, которого ей не хватало, Деб ходила, куда ей заблагорассудится, в
какой компании ей заблагорассудится, в какие часы ей заблагорассудится; укрепляла свой дух
в пионерской литературе, пионерской драме и пионерских дискуссиях, пока это не стало
печально лишенная очарования или изумления; и по какой-то необъяснимой
причине, которая соответствовала всем предположениям со стороны студийной банды,
что она была такой же, как и они, в опыте греха ... только это было не в моде
называть это грехом, за исключением тех случаев, когда термин использовался в шутку.
Никто из них, ни девушка, ни мужчина, не поверил бы Деб, выбери она
внезапно сбросить свою утонченную позу. Она поэкспериментировала.
как раз достаточно для этого — не более. Ее маленькое страстное личико, застывшее на
толстой колонне шеи; тяжелые веки, которые никогда не опускались полностью
от ее глаз; медленно улыбающийся рот, густая кровь, подернутая пеленой кожи
сморщенная и прозрачная, как лепестки мака в солнечных лучах; прежде всего, в каждом ее гибком движении было то
качество, которое танцовщица однажды определила как
“конечное сознание” — объединилось, чтобы поддержать ложь о том, что тщеславие в ней началось
.

“Какое это может иметь значение — моя жизнь - это мое личное дело!” - так говорила Деб, которая надеялась, что ее
была своенравной душой, и знал, что это был лишь спустя рукава....

Что _can_ это имеет значение?—почему, ничего не имел большого значения, так как она была
поцеловал Эймса Бертон ... и его позвали к телефону. Тогда она
нарушила границы дозволенного ... вошла в запретную страну. Какая польза
потом повернуться и покорно проползти обратно через брешь, возобновить
существование, в котором девушки не дешевели?

Если бы он сделал так, чтобы оно того стоило ... он не придал этому значения, или
вообще чего-либо стоил. Кто-то слышал о девушках, которые, разочаровавшись в любви,
безрассудно бросались “во все тяжкие”. Деб этого не делала. Она
просто блуждающие обереги; ее шаги, как в очень замысловатом танце
наступление и отступление с боковыми бросками и изгибами, и
необъяснимые порывы в поисках укрытия и внезапные дерзости ... все случайно.
для стороннего наблюдателя танец производит впечатление без сопутствующего вдохновения.
музыка. Но сторонний наблюдатель не мог догадаться, что Деб видела, как Дженни
умирала со всем рвением, с которым она была неудовлетворена, загнана в угол....

“Я никогда не знал, что так просто умереть—а еще хотел, как
много. Нужно взять—взять—взять быстро!”

Она имела обыкновение рассказывать Клиффу о своих приключениях и побегах на спорной
Почве. Он слушал с жаром собственника и клялся хранить тайну. И
затем предал ее Антонии, или Зои, или Тимоти — кому угодно, в зависимости от того, что было его целью.
следующий мгновенный приступ близости "смерть или ничего". Деб, следующие после
очищен мусор ее характера, согласованных с Антонией или Зоей или
Тимофею, что Клифф был просто невозможен и заслуживает того, чтобы быть немедленно
выбраковывают ... а потом уехала с ним на уик-энд в его загородный дом.
коттедж недалеко от Уикома.

Нет — именно так описал бы этот инцидент сам Кеннеди. На самом деле
она поехала с ним в субботу, как часто делала
раньше, и они должны были вернуться к ужину в квартире Зои, где
Деб договорилась остаться на остаток ночи, потому что было
проще просто поваляться на диване в гостиной, чем
беспокоиться об автобусах или поездах до Южного Кенсингтона. Она избавлялась от
фундаментального домашнего инстинкта, гласящего, что черные часы обязательно нужно проводить
в своей спальне со всеми сопутствующими аксессуарами собственности. Действительно,
как только священный обычай был нарушен, можно было завалиться спать где угодно;
в гостинице, или на диване с двумя или тремя другими девушками, или — в жаркую
погоду — на улице.... Да, она стала слабым течением география ее
ночи. Было достаточно просто позвонить тете Стелле и сказать: “Я остаюсь
у такого-то до завтра”. “Очень хорошо, дитя мое, желаю хорошо провести время”.
Стелла предполагала, что так-то и так-то была свободная спальня, и мог бы одолжить ДЭБ
ночная рубашка. Постепенно Деб обучал их не волноваться, даже если она не
телефона ее местонахождение; по телефону не всегда удобно—“ты знаешь, что я
все в порядке”.

И все это—из-за всяких пустяков. Поведение девушки, представленной
важно допроса, как православная, как и ее обстоятельства могут быть
реверс. Например, той ночью в "Сивью" — "море" было полностью
вымыслом, но Клифф настаивал, что такое название должно сбрасывать
маску обывательской респектабельности с любого жилища. Это даже не было
драматически неизбежным исходом быстро обнаруженной страсти,
воспламенившей их за пределами всякого разума и воспоминаний; или же должно было быть
объяснено набором автоматических совпадений, таких как недопонимание
с остальными участниками вечеринки, или из-за неправильного расписания, или из-за тумана. Конечно,
шел довольно унылый дождь; и Клифф заявил, что перспектива
Зои и окружающей ее ауры официантов из Сохо, импресарио и
торговцы макаронами доводили его до обморока от скуки ... и они
вели довольно веселую беседу о чем-то таком ... и в кладовой было
много холодного ужина.... И Деб была в чем-то вроде
маскарадного костюма — она сменила свою мокрую и грязную твидовую юбку на пару
белых трусиков Клиффа, которые, вместе с ее собственными, были белыми с красной каймой.
матросский халат из саржи придавал ей вид подтянутого и лихого мальчика из школы.
в пантомиме. Ей не нравилось снова натягивать юбку.

“ Ну что ж, давайте на этом остановимся, ” нетерпеливо сказал Клифф. “Зачем я плачу
высокую арендную плату, если не за то, чтобы иметь возможность время от времени спокойно поговорить с приятелем,
без помех?”

“Пять шиллингов и шесть пенсов в неделю, не так ли?” Деб лениво опустила вопрос об
их скором возвращении.

“Шесть к шести. И к тому же дешево”.

“Я полагаю, что детская ферма по соседству снижает цену. Кажется, они действительно производят
больше шума, чем обычные домашние малыши ”.

Клифф усмехнулся. “Хозяин пытался утверждать, что в качестве специального
удобство ... Так удобно, просто, поместите его над стеной!’”

“ Когда ты впервые упомянул о своем загородном коттедже, Клифф, я представила себе
его с соломенной крышей, фруктовым садом и розами вокруг двери.

“‘Я больше люблю маму” он напевал. “Любопытный психологический эффект
какую-то растительность, кажется, есть! Но что безнадежно обычные
воображение твое, Дебора. Это вероятно, я был бы найден мертвым в одном
из тех старомодных ловушки для настроения и уховерток? Вид на море-это
футуристическая концепция того, каким должен быть загородный коттедж, в его абсолютном,
великолепном уродстве ”.

Вид на море был желто-кирпичный дом крестьянина, стоящий в ряд с пятью
другие же строят ... чуть-чуть украшений, и с прямой
дорога в Хай-Уиком прямо за дверью.

Деб перекинула одну голую загорелую ногу через колено другой, ласково обхватила ее
тонкую лодыжку и покачала запекшимся и липким чулком возле
огонь, который Клифф, безрассудно растратив много керосина,
в конце концов превратил в красноватую пирамиду.

“ Лучше бы ты не тащил меня по самым захудалым полям, Клифф.

“Где коровы, там и навоз!’ — простая русская пословица”, - наставительно ответил он.
"Я составляю о них книгу." - "Где коровы, там и навоз". - Сказал он. “Я составляю книгу о них. Кроме того, тебе
не следовало забывать свой зонтик.

- У меня никогда не было зонтика.... Подумай об этом — никогда не было маленького зонтика
у меня самого - и иногда мои руки пусты — о, так пусты.... Я должен наблюдать за
другими женщинами, покачивающими зонтиками ... и удивляться, почему в таком счастье
было отказано только мне. Иногда по ночам мне снится, что я
в конце концов, у вас есть один милый маленький зонтик с золотистой головкой ... и тогда я
просыпаюсь и обнаруживаю, что все это сон — все это сон... Возможно, у меня теперь никогда не будет
зонтика ... ” Она скорбно пошевелила пальцами ног, просовывая их в подошву
своего чулка.

Он смотрел на нее из его обширной позе на набитый конским волосом диван, и
улыбнулся....

“Неприлично разговоры.... Интересно, если бы Самсон Филлипс
одобряете? Он все еще пишет тебе компрометирующие письма о
"Раннинг Брукс" и Элле Уилер Уилкокс?

“Каждую пятницу. Эллауилервилкокс звучит как клятва, то, как ты это произносишь.

Он выпрямился, ударив кулаком по сосиске-подушке.
“ Это клятва. Да, я мог бы быть хорошим человеком, если бы одна доверчивая
тетушка не пробудила во мне худшие страсти, подарив те одиннадцать белых,
невинных на вид томов в пергаменте.... ‘И они обвенчались на кровати из конского волоса
, и умирающий день был их священником ’. Деб, Самсон Филлипс
посчитал бы умирающий день подходящим священником для нас с тобой?”

“Я спрошу его, если хочешь. У Самсона я привилегированный человек; раньше он
целовался со мной на ринге на детских вечеринках — очень серьезный молодой человек
мужчина, который не прочь поиграть с малышами — и таким образом вошел во вкус ко мне
.

Клифф напевал:

 “Теперь, когда ты женат, мы желаем тебе радости
 Сначала девочка, а потом мальчик—
 Семь лет спустя приходят сын и дочь.—
 Подойдите, молодая пара, и поцелуйте друг друга ”.

Он тихо повторил последнюю строчку ... и забавная улыбка тронула
уголки его рта. “Это игра, старомодный, Деб, для настоящей
компании? Вот вы, безнадежно скомпрометирована—полностью в моей власти--”

Она покачала головой. “Слишком старомодно!” - но, тем не менее, не было
совершенно уверен, насколько далеко простирался этот веселый дух.... В человеке был элемент
примитивной обыденности, который ставил в тупик все ее лучшие способности к
театральности — и она знала это; ожидала его самых неожиданных проявлений.
Когда случалось неизменное, она до сих пор могла справляться с ним во всех его проявлениях
так победоносно, что удивляла даже саму себя, используя
в качестве альтернативы оружие чистого изумления, призыв к хорошему товариществу,
эльфийская ирония, пафос воспоминаний.... Пока что ей везло больше,
чем она заслуживала. Но с каждой предотвращенной опасностью она все больше уставала от
инцидент обочине, немного беспокойно за хорошую вещь, которая принесла
отдых.

А теперь—Клифф. Или это было всего лишь ее воображение, что его глаза угрожали?
Даже Клифф, чья кажущаяся счастливой бесполость была предметом
таких захватывающих дебатов между ней, Антонией и Зои. Клифф—даже
Клифф — дублер Бога, который сводил влюбленных ради своей прихоти и
разлучал их из-за каприза; и которого ни одна девушка из них не заполучила в любовники
сам муд - даже Клифф, — но теперь он был для нее чужаком, как и все они.
был самым дружелюбным, когда это касалось какого-то фундаментального
антагонизма.

“За раз, я? Ну, попробовать новый способ, то. Передовой теории,
и все такое.... Мы не любим друг друга, но давайте эксперимент в
жизни мелочи. Мы можем ... доставлять удовольствие друг другу, не любя. Почему бы и нет? В
Современная молодежь отказывается растрачивать себя на несущественные мечты.
Вот я— вот вы - блестящие молодые интеллектуалы. Евгеника — и
все такое! Аналогичным образом, мы довольно откровенны в отношении нашего соответствующего
прошлого; и полностью разъясняем, что у нас нет намерения предъявлять
претензии на чувства или ответственность за пределами текущего момента. И я
я цинично эпиграмматичен по поводу брака, а вы довольно забавны
по поводу целомудрия. И тогда, дайте подумать — да, — тогда мы становимся серьезными и
довольно утонченными; интроспективная психология — страсть и ее влияние на
индивидуальный темперамент.—Боже! избавь меня от этой современной моды на
эротическую распущенность, маскирующуюся под репертуарную этику! Дайте мне вместо этого
старомодный подлец и устаревшую деревни девичья—и они будут
Сыграй мне децентрации сцены, чем когда-либо достигнуто все это ХХ века
путать-говорить. Деб — я знаю мужчину и девушку, которые согласились подшутить над
Заявить о себе и пожениться только потому, что они накопили денег
чтобы положить в банк сумму развода — своего рода запасной выход. И
они попросили меня восхититься их отвратительным здравомыслием. ‘Мы примем друг друга за
лучшее", - хихикнул мужчина, — ‘Но зачем настаивать на том, что два человеческих существа должны
принимать друг друга за худшее?’ Самодовольный дурак - как будто его отвратительный брак
на Разумной основе стоило потратить время, ожидая уныния и
усталости и пресыщения. Заниматься этим галантно, с надеждой и лучом идеализма
— это брак на разумной основе. Но этот парень попросил меня
_admire_ его .... ”

“Интересно, что ты сказала ему, чтобы развеять эту иллюзию?” Деб была
совершенно спокойна и расслаблена теперь, когда Клифф произносил речи.
Можно было подумать, что он говорил часами, подперев выпяченный подбородок
сжатыми кулаками. Она подозревала, что он мог бы быть столь же гневным
и красноречивым, если бы решил выступить в защиту, а не в
осуждение своего предмета. Но все же....

“Люди думают, что идет война, это должно снизить роль человеческого
психология до состояния красивой деревенской простоте.... ‘У нас нет
времени на тщательное препарирование идей в наше время, когда...’ Идиоты!
Болтуны! Как будто сама—были войны красивом загородном простой большой
вещь. Все сложно на грани безумия — такова тенденция эволюции
война и мир, характер и мораль —Война не создала
разница в полпенни - только объятия цвета хаки создают иллюзорное впечатление
грубоватой мужественности.... Сложность бушует повсюду, под
поверхностным слоем униформы, точно такая же - точно такая же. Мы все
жертвы этого — ты, Деб, и я, Деб. И немедленный мучительный вопрос
обо мне и тебе... мы не любим друг друга, не так ли? Ты, который слишком много знаешь
и сделали слишком мало? — не так ли?

Он выпрямился во весь свой изможденный рост и положил свои большие руки ей на плечи
и стоял, глядя на нее сверху вниз ... она слегка заерзала
неловко. В этой череде отрицательных ухаживаний чувствовалась монотонность, и
она была бы рада переменам. Возможно, это было бы возможно
любить Клиффа — если бы он не охладил ее пыл, предположив
обратное. Если бы он занялся с ней любовью ... любовь, как на пороге
тусклый, но знакомый сад, свежий от ночного дыхания намокших лепестков——

А вместо этого они правили ею геометрическими линиями и
ракурсы—теории! Она подняла бледные веки и посмотрела на него снизу вверх
с интимной мольбой о саде ... снова сад....

Его лицо внезапно стало суровым.

“ Иди спать, дитя мое, я собираюсь прогуляться по Пустоши...

Но он не убирал рук, пока, наклонившись, нежно не поцеловал ее в
лоб. И резко вышел из парадной двери на темную дорогу.
С дороги капало.

В его действиях была какая-то сверхъестественная фамильярность ... отстраненное чувство, что
когда—то он был зрителем - тогда Деб вспомнила. Она видела Клиффа
обращайся с Антонией точно так же. Это был его знаменитый Поцелуй
Отречения, который он совершал перед всеми коронованными особами Европы....




ГЛАВА IV


Я

“Почему ты не пришел вчера вечером?” - спросила Зои Дин-Крессуэлл,
заходя взад и вперед по своей крошечной кухне в стремительной попытке приготовить
ужин для Пинто, возьмите “Quelle Vie”, кинг-Чарльз-спаниеля, из "подушек в гостиной"
, развлеките Антонию Верити рассказом о
ее последнем невероятном приключении и покажите, как она сыграла бы свою роль.
новая роль для компании Andrea Film Co. Была какая—то причина, связанная с
король Чарльз, или, возможно, с осадкой от печки,
или это были любовные итальянский газовый слесарь, который не знал, что она была в
домой?—который вынес это необходимо, дверь должна быть постоянно
открывались и закрывались, как она ринулась из комнаты в комнату; и так как там были более
двери, чем рассудок смог найти причину в четвертом этаже, квартира в Сохо,
Деб была негостеприимно встречена шквалом из трех отдельных хлопков и была
вынуждена неофициально пройти через спальню. Все комнаты
переходили одна в другую, как квартира в фарсе; и, как квартира в фарсе,
частые дверцы шкафов были сконструированы так же, как и остальные.
чтобы заманить опрометчивого беглеца в вынужденное укрытие; и большая часть
стены обескураживающим образом распахнулась при прикосновении.

“Все в порядке, Зои— Только Деб”, - крикнула Антония на кухню.

“Что ты делала с Клиффом прошлой ночью?” Пронзительно пропищала Зои. “Такая
Совершенно ужасная вещь произошла здесь — я должен вам сказать...”

“Мы остановились в "Сивью" и приехали только сегодня утром — вниз, Quelle
Ви!—Зои, она ест редиску!

“Затолкай ее в ванную”, - невнятно вырвалось у Зои, окутанной
облако пара. “Моя дорогая, просто ужасная вещь — я только что говорил
Antonia——”

“ Эй, ты, маленькая скотина с выпученными глазами...

Зои с визгом выскочила из кухонного тумана и остановила Деб и спаниеля
на самом пороге ванной.

“Отойди, я забыла. Бенвенуто там—маленький Карло с
‘Наполи’—ты знаешь. Он принимает ванну”.

“Почему?”

“Откуда мне знать, почему? — сверху он выглядел вполне нормально, — но
бедный малыш умолял меня со слезами на глазах — у него его нет
в его квартире — а в "Наполи" они такие особенные — я не смогла отказать
с ним, можно мне, Деб? Он может потерять работу. Кроме того, он такой маленький.
джентльмен в душе — послушай, как он плещется, чтобы ему не пришлось
слышать, что я говорю? Мне это нравится, а тебе, Deb? Это показывает приятные чувства.
И, конечно, он не мог запереть дверь, потому что она не запирается. Вы
могли бы войти прямо сейчас, и что бы он тогда почувствовал? Домовладелец
так и не оставил мне ключ, и я не могу просить его об особом одолжении, потому что
он так без ума от меня, что может воспользоваться— обыкновенный песчаный червяк— Я
как раз говорил Антонии...

“Я бы не стал называть ее об особом одолжении, чтобы попросить ключ от вашей
дверь в ванную”. Голос Антонии, мягкий и веселый, оборвался, как прохлада.
Громкая настойчивая болтовня Зои дала передышку.

Разговорные способности Зои были для ее подруг огромной силой; они катились
все дальше и дальше, уничтожая в своем вечном движении те опрометчивые жертвы, которые
бросались под колеса. Ничто не могло остановить его течение, ни
ночь, ни тоска, ни закипающий чайник, ни семья портного
совершает убийство на лестничной площадке внизу. Это нельзя было ни игнорировать, ни терпеть.
как дополнение к другим поступкам. Это требовало гипнотического внимания и благодаря
постоянному повторению “разве я не так?” - “ну, ты не согласен?” “Что делать
вы думаете?” взысканы ответ, и требовательным, набежала и раздавил его.

А еще у нее был такой веселый человечек, с широко раскрытыми глазами наконечником-наклоне
вид серафима, только что появившегося в кафе "Рояль" и стремящегося освоиться в заведении
распущенные серебристые кудри; рукава теперь закатаны
, демонстрируя пухлые предплечья и локти.

“Пинто близится к ужину, мы должны сделать до ссоры, которая означает
что он выкинет на улице, особенно если его крабовый салат не
просто право, поэтому я просто не могу прийти и поговорить с вами, девочки, но я могу
слышу тебя достаточно хорошо, так что продолжайте рассказывать о Клифф, Деб; он был почти
человека? Я имею в виду, он занимался с тобой любовью? не говори, что он это делал ... Мне нравится
слоняюсь по квартире, чтобы напомнить себе, что существует мужчина, который может
ходить, дышать, есть и мыться вполне прилично, как другие мужчины — и
при этом не хочет меня поцеловать. Знаешь, он не понимает — это так забавно, правда,
Антония? Кажется, это никогда не приходит ему в голову. Я сидела на ручке его кресла
и дулась на него, и гладила его по голове, и рассказывала ему, какой одинокой и
несчастной я была, и как Пинто бросила меня навсегда, и это так тяжело для
девушка одна, и я стерла всю мазь для губ, потому что ему это не нравится
и обратила его внимание на этот факт — и все равно это не кажется
ударить его. Иногда мне кажется, что внутри него что—то сломано - Нет.,
Я не имел в виду ‘Надень один из наших ремней и подними рояль’.
что—то в этом роде - я имел в виду своего рода моральную пружину. Потому что даже служащий почты
за углом - это совершенно ужасно - он просто без ума от меня, и я
не знаю, что делать, потому что у каждого должны быть марки, не так ли? Я никогда не
приснилось, что он чувствовал, что обо мне до вчерашнего дня, когда я пошел к телефону,
и он сделал вид, что копейка-коробка вышла из строя, и пришла, чтобы помочь мне,
и—ну, там я была только с ним темно, и он шептал
в одно ухо о каждой части меня в отдельности — действительно благодарный, я должен сказать
— и Тимоти Фосетт, кричащий ‘Привет’ с другого конца провода мне в правую
ухо — что мне было делать? Я не знала, что мужчины такие, а ты, Деб?

“В поведении Клиффа не было заметных изменений к худшему”.
Деб ответила на вопрос Зои, заданный десять минут назад. “На самом деле, это было
удручающе, как провести ночь с двоюродной бабушкой. Он отправил меня наверх
спать без четверти десять, а потом отправился на короткую прогулку под дождем...

“ Надеюсь, боролся со своими порочными страстями — О, Деб, скажи, что он был
боролся, и что в конце концов его лучшее ”я" победило ".

“Должно быть, так и было, потому что я больше не видела его, пока он не постучал в мою дверь.
с утренним гимном и без горячей воды. И я не знала, что мужчины такие
_ это_, а ты, Зои?..”

Антония сказала: “Клифф переработает эпизод, свяжет его и проиллюстрирует
с предисловием, дополнительными примечаниями и изменениями в оригинальном тексте
”

“О, я готова встретиться с этим снова, выглядя как Офелия в костюме от
Пакуина для сцены безумия. Он будет шуметь об этом две недели, а потом забудет
это. Клифф никогда не утруждает себя подкреплением своей лжи, как только она ему надоедает; он
позволяет им ползать и портиться ”.

“А потом иногда вспоминает и снова подбирает их в очень
ослабленном состоянии и уговаривает их принять немного пищи ”.

“ Что я хочу знать, ” Зои с грохотом внесла тарелки,
ножи и вилки, - так это насколько он сам в них верит?

Антония выразила свое мнение, что он полностью в них верил; был
наделен безграничным воображением, которое не робко поражалось
фактам или возможностям, но взлетало по восходящим спиралям экстаза до небес.
небеса, где, когда он говорил им, все сущее _было_.

“Ну, я хочу сказать, что все очень хорошо, когда он просто создает
людей, которых не существует, чтобы заполнить паузу в разговоре, или указать на
мораль, или привлечь к себе внимание. Но он опасен, когда он пинал
о материальной и о его друзьях. На что он сказал о _me_....”

“Ой, вы, Зоя!” Антония ласково взъерошила волосы другой девушки.
“Ты превосходишь даже гениальность Клиффа! Добрых людей в этом доме
предупредили о проклятии, которое ты несешь?”

Ибо Зои несла с собой атмосферу сенсационного
происшествия — происшествия в полиции и суде. Когда она переехала в новое жилье,
вскоре оно должно было стать местом убийства с какими-нибудь новыми
сопутствующими особенностями; или кражи со взломом в особо крупных размерах; или
полицейский рейд показал бы, что это помещение пользовалось дурной славой;
или преступник был бы обнаружен ищущим убежища.... И во всех этих жестоких событиях
Зои, как всегда, с широко раскрытыми глазами и многословной невинностью, каким-то образом
умудрилась выйти на сцену в качестве центральной фигуры; именно она была тем, кто все
ничего не подозревающий польский торговец тележками проникся страстью
который вызвал смертоносный безумие его жены; она была задержана
мастер-взломщик—только Бог знает как!—пока тайком вызывали полицию
; та, кого сводница с первого этажа пыталась
заманить в белое рабство.... “Моя дорогая, она думала, что мне всего семнадцать
и я ничего не знаю!” и впоследствии засвидетельствовала то же самое добродушному и
восхищенному судье; той, в квартире которой преступник был обнаружен в
прячется— “бедняга, ты бы просто видел, как он на меня смотрел!”

Итак, как Банши, посетившая ирландскую семью-парвеню, которая даже не знала
у них был один, Зои теперь жила выше градации еврейских портных — по
портной и его семья на каждом этаже - все враждовали друг с другом. Клифф
Кеннеди, предсказал неизбежный погром как роман и соответствующие ей
нынешнее окружение. Последующее описание Зоей событий всегда вызывало
восторг у ее слушателей — и у нее самой; ибо, хотя она и притворялась, что это так
крайне возмущена своим поведением жертвы, но, несомненно, ее тщеславие
был в восторге от того, что его так явно выбрали для всеобщего обозрения.

Это было во время этих повествований, оживленных полной пантомимой
подражания, что качество Зои, которое обычно озадачивало своей
неуловимостью, было широко раскрыто на поверхности — качество
грубой сердечности восемнадцатого века, мясистой резкости, напоминающей
фотографии Хогарта....

Зои читала в основном о Смоллетте, Филдинге, Ричардсоне и Стерне.
Ей почему-то нравились доктор Джонсон, а также Дэн Чосер.
сильная чувственность последнего ей понравилась. Хотя она часто подражала
любвеобильному малышу, она была проницательным маленьким существом, вполне способным позаботиться о
себе и разобраться со своими роящимися обожателями, из которых по крайней мере половина так же
многие существовали в реальности, как в ее разгульном воображении. К тому же она была компетентна в
приготовлении пищи и ведении домашнего хозяйства — Пинто позаботилась об этом.

Пинто был вспыльчивым и весьма респектабельным португальским джентльменом со средствами
, который был помолвлен с Зои. Они были помолвлены уже четыре года
и хотя Зои не позволяла его формальному праву собственности
мешать ее более приятным занятиям, все же необъяснимая причуда
ее любви к Пинто не допускала противоречий. Он издевался над ней, и
она была униженной; он дулся, и она добивалась его сочными блюдами; он
кричал на нее, а она молчала; у него болели зубы, а она плакала. Ее
жизнь была постоянной беготней, чтобы очистить свое помещение от их незаконного происхождения
сброд до прибытия Пинто; ибо она была, по сути, “бонной
госсе”, и не могла отказать одному мужчине в поцелуе, а другому в своем
обществе, как теперь не могла отказать в своей ванной Бенвенуто, гобоисту.

Пинто не был фаворитом среди друзей Зои, и слыша, что он был
на мгновение ожидать, Деб и Антония встала и хотела идти.

“Приходи в любое время, когда захочешь, чтобы провести здесь ночь, Деб, чтобы наверстать упущенное.
Вчера. Мне нравится быть с тобой, и ты знаешь, что диван достаточно удобный.
- Антония, ты выглядишь такой милой в своем хаки, я подумываю о том, чтобы бросить
копирование фильмов и становятся генерала chauffeuse себя. Я уверена, что наш дорогой
старый трясущийся вещь будет просто обожать меня, не ты думаешь, он согласится? Я
можем забраться на колени и дергать его за усы, когда я не был за рулем его
в штаб-квартиру. В последнее время я действительно подумывал о том, чтобы заняться военной работой, не так ли?
Ты, Деб? Я знаю кое-кого, кто сказал, что может устроить меня на работу в Адмиралтейство.

“Боже упаси!” Антония в ужасе воскликнула: “Помните об этом как о нации
мы полагаемся прежде всего на наше командование на морях. Чтобы Адмиралтейство
Было деморализовано и превратилось в пародию на Пале-Рояль с хлопающими дверями и всеми подряд
беспорядочно бегающими за всеми остальными.... Докажи свой патриотизм и остановись
где стоишь, Зои! так безопаснее. И я не потерплю, чтобы мой генерал-майор
вмешивался в мои дела, ” добавила она скромно. - Ему немногим больше сорока, и
он очень хорош собой.

Зои вздохнула: “Тебе повезло; нет ничего, чего бы ты не смогла сделать с этим.
неотразимый козырек на твоей фуражке.... Но мне действительно было бы жаль отказываться
роль, которую я репетирую; это чрезвычайно захватывающий сюжет, и поэтому
просто. Я должен вам сказать: Мальчишеский герой Джим влюбляется в Долорес,
дикую женщину испано-цыганского типа, намного старше его, и женится
на ней. Он ей надоедает, и она убегает с каким-то дебонером по имени
Рауль, и у них рождается ребенок, а Долорес умирает. Семнадцать лет спустя Джим
встречает девочку, удочеряет ее, любит и женится на ней — и _she_
он устает от него и убегает с каким-то дебонером по имени Рене, и
_they_ у них рождается ребенок, а потом их убивают в цирке. Годы спустя Джим
встречает девочку и удочеряет ее, любит ее и женится на ней, и _she_ получает
надоело ему ... так пойдет и дальше, что в течение нескольких поколений, пока старина
Джим немного серебра-пудровый на висках, но даже это не
кажется, чтобы остановить его. Я каждый раз играю ребенка ”.

“И всегда одного и того же Джима? Фильм следовало бы назвать ‘Повторяющийся
Десятичный’, - засмеялась Деб. “Мы должны пойти и посмотреть его, когда он выйдет на экраны. ’ Пока,
Зои, я слышу шаги Пинто на первом этаже и шум воды в ванне Бенвенуто.
убегает.

Зои бросилась душить уличающего ее гобоиста; а Деб и Антония
ушли. На темной лестнице они столкнулись с Пинто, которая шумно пыхтела и
несла большую банку оливок.


II

“Оливки ей понравятся”, - самодовольно сообщил Пинто
сам себе. Потом он споткнулся о таз некоторых особо пахучих рыбы
замачивание в воде, который детям первого Портной ушел на
посадка. Его характер изменился.

“Она будет вне себя от радости — может быть, она думала, что я оставил ее навсегда.
Теперь я возвращаюсь и приношу ей оливки. Это мило с моей стороны ...”

Зои не любила оливки, но Пинто не обратил на это внимания. Так получилось, что он
сам попробовал их....

Черная фигура промчалась мимо него и спустилась по лестнице, словно выпущенная из автомата.
катапульта. Это был Бенвенуто, гобоист.

На следующей площадке вышли дети Второго Портного и
ударили Пинто обручем по ногам, думая, что он добрый
джентльмен. Он образумит их понятия, и сильно хмурился и
задыхаясь больше, чем когда-либо, трудился на. Это было глубокой неблагодарности со стороны
Зои жить на четвертом этаже.

Дети третьего Портной просто преградил ему путь, сопя
сильно. Их мрачные глаза и невысказанная речь напоминали метерлинковскую драму
”Мы видели его раньше ....“ "Мы видели его очень много
”таймс".... “Он ищет принцессу в комнате в башне....” “Что это такое
— что он держит в руке - я не могу сказать — так темно....” “Тише, придвинься
поближе....”

Пинто была достигнута самая верхняя квартира, и передачи Зои оливки,
холодно ждал ее ответа, взрыв энтузиазма. К сожалению, он
так часто делал ей выговор за проявление неуместной горячности, что Зои
ограничила свою благодарность кротким “Большое тебе спасибо, Пинто”.

Пинто была огорчена. Он пожал плечами — потребовал свой ужин;
упрекнул Зою за то, что у нее засучены рукава — (“Ты выглядишь как невоспитанная
готовьте!”) — неблагоприятно отозвался о типе семьи, в которой не хватало
штопора — (“Когда я возьму на себя труд принести вам банку оливок!”) — и
наконец сообщили новость о том, что он уезжает в Париж по делам на месяц.

Зоя, жгучая боль за отсутствия чувств, бросилась
в руки Пинто, причитая вслух свое горе; он был ужасно коробило
по ее жалкому хочу, чтобы из-под контроля, но закрыв глаза, перенес его
безропотно на мгновение; потом снисходительно дернул ухом,
и заметил, что он ожидал ее поведение во время его отсутствия должен быть
осмотрительный, осторожный и верный.

Зои пообещала.


III

“Пойдешь со мной домой на ужин, Деб?”

“Да. Antonia——”

“Ну и что?” Они некоторое время шли молча после того, как
вышли из квартиры Зои.

“ Ты думаешь, что мне не следовало оставаться в "Сивью" с
Клиффом.

“С чего ты взяла, что я педант, который не сует нос не в свое дело, Деб?”

“В этом не было ничего плохого”, - взмолилась Деб, как будто Антония ее осуждала
.

“В том—то и дело” - медленно. Затем: “Нет, Деб, не заставляй меня— пожалуйста...”

“Я знаю. Я знаю. То же самое, что бы я ни делал. В этом нет ничего плохого, но ты бы этого не сделал.
- Только не с Клиффом.

- Только не с ним.

Деб согласилась, отчаянно защищаясь: “С таким же успехом можно было бы оставаться под
крышей милой пожилой леди”.

“Тогда — стоит ли ради — этого нарушать правила?”

“ Ты веришь в правила. Я нет. Я бунтарка.

“ Наполовину бунтарка. Иначе ты не оправдывала бы себя так горячо.

“А ты настоящая святая!” Деб вспыхнула, довольно беспричинно, как и раньше.
подтолкнула другую девушку к нападению.

“Потому что я не останавливаюсь под крышей у милых старушек? Это бесполезно.
Когда двум людям не все равно, как Джиллиан и Тео... ” она резко замолчала, как будто
она не хотела произносить имена.

“Я постоянно слышу о Джиллиан и Тео. Они женаты?”

“Нет. У Тео Пандоса где-то есть жена. Он грек. Умный, но
хам”.

“А Джиллиан Шервуд - знаменитость, не так ли?”

“Предполагается, что в своей области она уникальна. Бактериология.... Она провела
довольно замечательное исследование, и все седые профессора
естественных наук и медицины склонились перед ней в поклоне. Это позор, что она
должна растрачивать себя на Тео, точно так же, как это позор ... ” Страстно
она возобновила свою атаку на Деб: “Ты предала нас всех.... Клифф будет
предположим, что любая девушка — я— я ненавижу, когда он так думает. Почему ты не можешь убежать
от них, а не к ним?

“Я не хочу”, - жалобно прошептала Деб. “Я останавливаюсь там, где стою”.

“Тогда — беги!” - повелительно топнув ногой в ремне и ботинке.
“Ты, маленький азиат!”

“Как будто они наши естественные враги? вечные охотники? Вроде так
глупо и самосознанием”. Тем не менее она признала, дух Антонии
готова к полету, и аплодировали ей,—дух несовершеннолетним спортсменом....
На самом деле это было довольно бесцельное действие - оставаться в
Вид на море. Антония никогда ничего не делала бесцельно. “Я люблю тебя в
латных рукавицах, Антония”.

Зевака генерала рассмеялся в ответ на лесть. “ Кстати, Зои не говорила, что
Тимоти звонил ей?

“ Малыш Тим Фосетт? Да, я полагаю, она упоминала о нем — это было довольно запутанно.
”Возьмем Тимоти - да, тебя." Это была довольно зловещая история о почтовом служащем ".

“Возьмем Тимоти - да, тебя. Я не в восторге от влияния Зои. Он
такой серьезный ребенок, и он будет идеализировать ее ”.

“Он также может идеализировать меня. Кроме того, я не собираюсь никого ‘брать на себя’.
Ты только что запугивал меня по этому поводу. Отныне моя душа будет биться
порознь, среди узких рядов лилий...

“ Тигровых лилий?

Теперь они были у дверей дома в Сент-Джонс-Вуд. Горничная
впустила их, и Антония, проходя мимо нее, крикнула: “Проходи прямо
в студию, Деб”.

“Пожалуйста, мисс Антония, мисс Шервуд там, ждет вас”.

“Джиллиан!” Антония резко остановилась. Она посмотрела на горничную, затем на Деб.
На ее лице промелькнуло множество непонятных выражений.... “Она там давно?"
”О да, мисс, почти час". - Спросила она. - "Она была там?"

“О да, почти час”. Горничная исчезла.

“Я так рада — Я хотела с ней познакомиться”. Деб, честно говоря, с нетерпением ждала
долго откладываемая встреча ... но Антония вела себя странно; стояла
напряженная и неподвижная, ее тонкие брови были сдвинуты, как в какой-то отчаянной
попытке найти последнее средство противостоять судьбе. С легким вздохом она
разжала сжатые руки в знак капитуляции....

“ Пойдем, - и двинулась к проходу, который вел в сад
к студии.

Большого неба освещенные помещения были пусты. В нацарапал записку лей на ящик
масло-трубки: “прости—не могу больше ждать. Приходи во вторник вечером, если сможешь.
Г.М.С.” - прочитала Антония вслух. Застывшие краски залились
обратно ей в лицо, заглушая его в Кармине. Она скомканной бумагой в
шарик и швырнул его в сторону мусорной корзины. Ее целью разминулся.

“Сними шляпу, Деб”, - весело крикнула она.

“Давай посмотрим на почерк знаменитости”. Деб взяла записку Джиллиан и
прочла: “Извини, не могла больше ждать. Приходи во вторник вечером, если сможешь.
и приведи Деб Маркус. Клифф говорит, что она бы мне понравилась. G.M.S.

“Antonia!”

“Да?” Антония стояла к нему спиной. Она, по-видимому, была поглощена соскабливанием
палитры.

“ Почему ты— Антония, я хочу познакомиться с Джиллиан Шервуд. Почему ты не позволяешь
мне?

“ И добрый ангел и злой будут сражаться вместе за душу этого человека
, ” пробормотала Антония. Затем она опустилась палитры, и повернулись,
все ее нежные pearliness расстались в страсть—страсть
истовая жрица для преобразования в опасности: “Да, ты прав, - Деб—я
_have_ работал над тем, чтобы разлучить вас с Джиллиан, сейчас и раньше,
и я еще не сдался. На этот раз меня поддержал несчастный случай.

“ Но почему? Антония — почему? Не просто ревность?

“ Нет, дитя мое, не просто ревность. Но Джиллиан Шервуд собирается сделать
чего тебе нельзя делать. И я не доверяю ее влиянию.
Если Джилл заботится о Тео и отдает себя Тео — это великолепный человек.
брошенный, но не растраченный понапрасну. Но ты, ” презрительно, - ты был бы повсюду.
как только ты начнешь. Ты не начнешь.

И снова Деб спросила: “Почему?”

Антония одарила ее улыбкой, которая была лучезарным призывом к добру
товарищество: “Потому что... ты такая маленькая дурочка!”




ГЛАВА V


Клифф Кеннеди, входя в метро на станции Чаринг-Кросс, заметил мистера
Отто Редбери среди болтающихся шляп и раскачивающихся тел, которые столпились вокруг
экипаж; и немедленно протянул руку к ремню, который прямо
свисал с головы этого джентльмена.

Клифф всегда утверждал, что в тот раз, когда Деб взяла его с собой, чтобы позвонить, он
обнаружил в мистере Редбери хитрое очарование; это явно была
возможность освежить эмоции.

Отто помахал перед ним вечерней газетой в ликующем приветствии.

“Аноццер, знаменитый вымысел!”

“Маленькая внучка Вильгельмина сделала эту фразу бессмертной”, - пробормотал
Клифф. “Как ей повезло, что она рифмовалась с village green”.

Отто выглядел встревоженным; не понимая намека, но желая, чтобы
кто-то сообщил молодому человеку, что внучку Редбери
на людях лучше называть Минни. Он сменил тему.

“ Вы живете где-нибудь на этой линии, мистер Дженнеди? Я выхожу в ”Пельциз Барк".

“Оооо ... мило!” - булькнул Клифф. Отто вопросительно посмотрел на него.

Клифф невозмутимо скрыл свою оплошность. “Хэмпстед-это моя станция.
Наш дом находится на самой Пустоши. Вы должны прийти и подружиться со своими
мать, Мистер Redbury. Она так похожа на тебя. Пришли на обед в один день. Приходите
в субботу.

Мистер Редбери просиял и выпятил свою тощую грудь, предвкушая
покорение миссис Кеннеди. Несомненно, это был очень приятный и
разборчивый молодой человек.... “но я всегда нахожу в гоммоне бленти, а именно
Английский народ — старый добрый шток”; — сентиментальность, приберегаемая на потом.
бенефис Трудхен; и чтобы произвести впечатление на Беатрис.

“Ю-стоун!” - заорал охранник. Несколько пассажиров протиснулись к выходу
и Клифф легко опустился на освободившееся место рядом с Отто.

“Моя дорогая мама вдова, так что не приводи свою жену. Она была глубоко
добавленные в мой бедный отец, и не переношу вида любой женщины менее
повезло, что в живых мужа”.

Отто, нащупывая то, что было лестного в этой вспышке, пришел к выводу
, что лязг ворот перечеркнул ее часть смысла.

- Кроме того, - Клифф бежал дальше, в быстром конфиденциальной вполголоса: “зачем быть для
не соблюдать условности?—Посмотри на все эти измученные, безрадостные лица...”
румяный Джек Тар, сидевший напротив, широко улыбнулся, высунул язык за свою
щеку, обнял свою девушку рядом с собой и выразительно закатил глаза
в направлении Клиффа. “Рутинный день, и тряский поезд, и
унылый маленький дом в Кэмден-Тауне, и вечерняя газета, и еще
день—и еще один, и еще.... То, что эти лица хотят, Владимир Redbury,
и я вижу, вы со мной согласитесь, язычество—жизнерадостность—галопом с
кентавры!”

Его спутник, который при первой же встрече с кентавром разозлился бы и удалился в свою
ванную крепость, кивнул
с глубокомысленным видом....

“ О великолепная Жизнь! ” восторженно воскликнул Клифф, простирая руки,
не обращая внимания на смущение и изумление своих соседей.

“ Что-вот? кем ты был прошлой ночью?” - усмехнулся Отто, его глаза превратились в
щелочки похотливого любопытства.

“Прошлой ночью ... прошлой ночью ...” экстатично - затем последовал незаметный
остановка, поскольку Клифф отказался от сравнительно невинного вечера, проведенного дома
с "Душой войны” Филипа Гиббса, в пользу своего почти
столь же безобидного приключения с Деб в Seaview в предыдущие выходные. Это
бы подкрасить алый и фиолетовый; дополнительно
приправленные задуматься о том, как раздразнил языком Отто хотел высовывать язык,
образно говоря, если бы он знал, что героиня представляемой
драма из реальной жизни, так как не было Деб Маркуса, своего покойного партнера
дочь и друг дочери Нелл.

“Нас двое—и большие душистые общего прокатного подальше от двери
звезды кололи небо. Нас двое — потому что, когда маленькая Дриада, так долго погруженная
в дуб традиции, выскочила, наконец, в мои объятия, ее волосы
дико сияющий, с губами, красными, как кровь, тогда все более мелкие проблемы
Филистимлян были растоптаны, я говорю, растоптаны, мистер Редбери, под
крылья, которые богоподобно вырастали из наших ликующих лопаток!... (О Боже!
что за предложение! ...)”

“Кэмден Таун!”

Болезненно заинтересованная школьница слева от Клиффа неохотно ответила
выйти — но так случилось, что это была ее станция, и она не осмелилась опоздать к ужину
.

Отто, когда поезд снова набрал скорость, выжидающе повернулся к Клиффу,
как намек на то, что доверительные отношения могут возобновиться. Конечно, он не одобрял
эти случайные разгульные ночи, проведенные без сопровождения, кроме the rolling
common ... не одобрял и был biliously завидовать: но—но,—его взгляд был
похожее на толчок в бок—и Кеннеди, всегда услужливая, отбрасываются
поэтическое красноречие в пользу одной собаки к другой, очевидно, более
подходит к темпераменту Мистер Redbury. Он полностью наслаждался своим
собственная поза молодого богемного типа, которую он больше всего ненавидел на практике.

“Ты знаешь, как это бывает ...” было достаточно, чтобы прозвучала новая нотка
остроумия. “Вы слышали старую шутку о развешивании картин, мистер
Редбери — бьюсь об заклад, у вас есть ...”

“Хо! хо! хо!” от Отто.

“Мы — развешивали картины... и опоздал на поезд домой — предпоследний поезд
кроме одного...

“ И последний слив всех вентиляционных отверстий слишком запоздал, да?

“ Ну, вот, видите ли, дело в том, что вы не можете привести девушку домой в любое время суток.
особенно если ее отец очень разборчивый, как это иногда бывает с отцами.
как это иногда бывает с отцами, мистер Редбери.

И Отто хихикнул, подмигнул, кашлянул и прочистил горло, и
поправил манжеты, и снова хихикнул, как будто жизни Гедды и
Отцовский запрет никогда не делал Нелл обузой для них:
“Домой к девяти часам, и спать в десять”—и вставил чванливый если
несколько трудился анекдот из своей собственной тайной неправославии—“то таке для
конечно это между тобой и мной, Ен vellow!”

“ Белсипарк! Двери распахнулись.

Клифф ответил с соответствующим понижением серьезности: “Я полагаюсь в равной степени
на ваше благоразумие в отношении доверия, которое я вам оказал, мистер
Редбери...”

“... Конечно, он будет болтать, но я не упоминал имен”, когда Отто, трусивший
по платформе к выходу, бросил через окно
это был взгляд невыразимого братства и всезнания.




ГЛАВА VI


Я

В октябре Сэмсон Филлипс приехал в город на шестинедельный курс специального обучения
работе с сигнализацией. Совершенно внезапно, после летаргического стояния рядом
в непосредственной близости от Деб, как он делал со времен ее поцелуя на ринге,
какой-то невидимый стимул подтолкнул его к ухаживанию. Старомодное слово
точно передавало характер его действий. Возможно, он боялся
она слишком глубоко увязнет в трясине богемы, примером чего являются
Ла Ллоррейн и Клифф Кеннеди, в компании которых он нашел ее
во время своего предыдущего отпуска. В любом случае, не совсем понимая, как это произошло
Деб воспринимала красивого сапера как важный фактор в своей
повседневной жизни. Он регулярно звонил ей по телефону каждое утро и был
попеременно то шутливым, то укоризненно нежным, требуя, чтобы она провела день за
в театр, или на прогулку за город, или на ужин со своими родными.
Спектакль или ресторан всегда выбирались им с должной заботой о ней.
невинность, а не ее предпочтения. Он осыпал ее подарками, которые были
компромиссом между щедростью восточного властелина в ухаживании
за алчной рабыней и такой сдержанностью, какой требуют приличия перед
помолвка - это неоспоримый факт: сборники стихов, в основном Спенсера.
“Королева фей”, цветы, шоколад, засахаренные фрукты — перчатки ... он
был не совсем уверен насчет перчаток и посоветовался со своей сестрой Беатрис,
которая сказала, что, по ее мнению, небольшая нетрадиционность могла бы быть
приятно для Деб; —и военные трофеи, которые, конечно же, были “другими”.

Мужчины семейства Филлипс всегда проводили ухаживание всей своей семьей.
подходили сзади, волна за волной, и были готовы с сердечным благословением.
немедленно должен быть подан сигнал о готовности. Человеку с честными намерениями
не нужно делать из них секрета, твердо заявил Самсон.
Не только мать, бабушка и дедушка Филлипсов, сестры и трое
младших братьев со своими женами, но также, благодаря замужеству Беатрис
, вся семья Редбери присутствовала на прекрасном зрелище
темноволосая еврейская девушка, за которой ухаживал и завоевал ее сын из того же племени.
Деб сказала Антония это было как ухаживал на Арене в Олимпии на
день, когда распахнулись для широкой публики. Ее окружение тоже забавлялось,
хотя и менее демонстративно, ходом дела; это было нечто новое для них;
Зои и Клифф, в частности, были шумными
за подробностями; озадачен тем, что Деб утаила их. Ибо, несмотря на ее
раздражение семейством Филлипс _ен масс_, она была достаточно лояльной еврейкой
чтобы защитить свой собственный клан от легкомыслия неевреев. Она призналась
Антония; Антония знала, когда нужно контролировать простую непристойность; и учитывать
Самсон, как человеческое существо, а не развлечение.

Вся ухаживания не было так нелепо темперамент Деб качестве
Студия банда поверила. Они не приняли во внимание ни ее фундаментальные расовые
инстинкты, реагирующие именно на такую реакцию прогула, ни на
первые двадцать лет ее жизни, проведенные в атмосфере, где методы Самсона
казались бы совершенно нормальными и приятными. Несоответствие
появился только в сравнении с более свежие отпечатки на ее
развития. Они отвечали за ее первый неосторожный прием
присвоения Самсона; она забыла, пока не стало слишком глубоко преданы
выводу, что его действия и ее молчаливого согласия были здесь выразительные
более тяжеловесная значение, чем в случае с Кеннеди, Клифф, для
инстанции. Фактически, в самом начале мероприятия она забыла, что
Самсоны этого мира не склонны к инцидентам на обочине.

Дурные предчувствия слабо шевельнулись в ней только тогда, когда она повсюду увидела побег.
их блокировало торжественно-радостное ожидание матери Самсона и
бабушки и дедушки, которые так долго и терпеливо ждали, когда старший сын сможет
сделать свой выбор; из-за того, что его младшие братья и их жены уже стали "одними из семьи"
(Самсон, лишенный силы Далилой, был
постоянно любимая их шутка); из-за ее собственной глупости, из-за того, что она уступила
всякий раз, когда он просил ее составить ему компанию; главным образом, из-за склонности Самсона
сделай ей предложение в форме арифметической аллегории , в которой Клифф
Кеннеди смутно прикинул— “Предположим, что один Мужчина знал одну Девушку в течение
шестнадцати лет, а она была знакома с другим Мужчиной в течение трех с половиной месяцев,
пока первого Человека не было дома; и первый Человек снова вернулся домой на шесть часов.
недели, сколько времени он должен ждать, прежде чем повести Девушку пить из
Поющего ручья?”

Поющий ручей не был публичным домом. Это был способ Самсона
намекать на чистую любовь. Он был одержим идеей, что если вы отведете
девушку к воде, она не сможет не освежиться и не очиститься от одного только
вида ее свежести и чистоты.

Богема для него означала танцы, карнавал и разгул в душных студиях; это
означало ослепительный свет, спертый воздух и сверкающие вечерние платья. Все
канитель девятнадцатого века: мелькание обнаженных конечностей;
темно-лихорадочный красный цвет пролитого вина; экзотическая музыка, сцена и сомнительные высказывания
остроты и свободная любовь — свободная любовь в противоположность _real_ любви. Это была его постоянная идея
буквально вытащить Деб из зловонной атмосферы и
отвести ее туда, где ручей журчал, булькал и плескался над
камни и между зелеными берегами, был тут и там обязан отреагировать на
ее организм так, как он того желал.

Деб не потребовалось много времени, чтобы понять мотивы его однодневных прогулок
за город; и озорство побудило ее подыграть; побаловать себя
пальцы между скользких отмели—это, к счастью, теплый октябрь—и
вздыхать ... раз или два ... и шепот “Я хочу...”, и с тоской
снова молчание ... и побалуйся еще немного ... этого было вполне достаточно, чтобы заставить
Самсона прихорашиваться, владея ручьем, ее мыслями, грубой синевой
неба и всем целебным бальзамом Природы. Он хотел, чтобы она убедилась
в том, что было глупо задерживаться и смотреть на Ярмарку Тщеславия, когда она могла бы
плести ивовые гирлянды. Было непостижимо, что она сделала больше
, чем просто смотрела детскими глазами с длинными ресницами ... не понимая, что она видит....

Как будто полностью сочувствуя делу реформ, "бегущая вода"
казалось, следовала за ним автоматически. В какой бы бессистемной части
страны они ни бродили, настойчивый ручей казался послушным
слугой по команде. Деб начала жалеть, что ее образование не завершено;
погода в любой день могла стать холодной и унылой. Имея это в виду, она
взгромоздилась на пару шатких досок, грубо перекинутых через искрящуюся
узкую реку, и бесстыдно решила применить свои силы, чтобы
немедленно сформулируйте неизбежное предложение и, таким образом, покончите с ним.

Имея дело с Самсоном Филлипсом, она не испытывала тех угрызений совести, которые
могли бы мучить ее, будь он добродушным, преданным дураком.
поначалу она представляла его себе таким. Этот человек показал себя фанатиком,
чьим евангелием была Простая Доброта; но кто, проповедуя это, материализовал
его неуловимый аромат, как от собранных яблок, в качество холодного
железа; отталкивающего. Он, безусловно, был высокопринципиальным, но
нетерпимо восседал на троне и совершенно не умел прощать. Он создал бы
мучеников там, где не смог обратить. Он уничтожил простую доброту,
в своей жесткой пропаганде, когда он разрушил красоту текущей воды,
позволив ей служить наглядным уроком.

В это ягодно-бронзовое октябрьское утро Деб противопоставила ему танцевальное настроение
эльфийское настроение, которое гораздо более соответствовало признакам порхания
краски, струящиеся с деревьев, превращаются в вихри извивающегося серебра.
веселые буйные живые изгороди, все в огне и колючках, пламя шиповника
и ястребиные щеки, запутавшиеся в рыхлой стариковской бороде, —Деб была более...
порочная и беспричинная часть такого утра, как это, дрыгающая ногами.
взад и вперед от доски, перекинутой через воду, чем Самсон со всеми своими
его самыми самодовольными надеждами на ее улучшение и исцеление мог бы считать
возможным.

“Мне нравится видеть тебя такой”, - сказал он, растянувшись во весь рост на
берегу и лениво улыбаясь ей. “Ну же, разве это не лучше, чем студии?" - Спросила она.
"Ну же, разве это не лучше, чем ”студии"?"

“Предположим девушке надо выйти замуж за человека”—(“и я не понимаю, почему он не должен
сделать некоторые математики для разнообразия,” отражение Деб)—“предположим, девушка
должна выйти замуж за мужчину, а у мужчины были разные вкусы от девушки, о
номера-студио и природа, вы знаете, и у них было двое детей - ” Самсон повернул
его голову, и грыз траву—“и у обоих были такие же вкусы как
один из родителей, надобно другого, чтобы отдать его, или ее собственные чувства
о вещах или заставить их на детей, полагая, что он или она будет
уверен, что его или ее стороны были лучшими?”

И она торжественно ждала, пока он во всем разберется.

Он завоевал уважение, не дрогнув и не пойдя на компромисс. “Мужчина не должен
допустит, чтобы его дети воспитывались вдали от природы, каковы бы они ни
хотите сами”.

“Да”— усаживаясь на доску так, чтобы быть лицом к нему, “но это не то, чего они хотят
они сами, Природа? И если для них неестественно хотеть Природу ...”

“Тогда они неестественные дети”, - сказал Самсон, наступая твердыми ботинками
на своего мифического отпрыска.

Глаза Деб внезапно наполнились слезами. Фантазия превратилась в сиюминутную жизнь
пара таких же маленьких созданий, как и она сама, жаждущих ярких, бесполезных
игрушек, извращенно ломающих их при каждом новом разочаровании ... _her_
дети, прижатые и вывернутые по образцу, который их непреклонный отец
посчитал лучшим для них....

Ощущение того, что это могло быть, исчезло, и его сменило ликующее чувство
спасения. Слава Богу, этим детям — ее и Самсона — никогда не придется жить и горевать.
слава Богу, она все еще была свободна убегать и играть.

“ДЭБ - ” он натянул козырек кепки вниз на глаза; и его слова
откачали с величайшим трудом. “Деб, ты выйдешь за меня?”

“Нет-о, нет” — реакция все еще была слишком бурной, чтобы допустить вежливую выжидательную реакцию.

Долгое молчание, пока Самсон переваривал ее отказ. Нескончаемая
тишина. Интересно ли ему, что сказала бы его семья? Они были в таком
одним из важнейших условий, продолжительности, что ему придется сказать им, когда
он вернулся домой—рассказывать будет не просто.... Деб бунтарски попыталась
жаль рывок в сторону; это была его собственная вина. Правильный мужчина был бы
прилично неразговорчив, пока его желание не стало свершившимся фактом;
так типично по-еврейски втягивать в это дело всю семью! Или же ему следовало
выбрать девушку, более подходящую для того, чтобы стать объектом его великодушия
рыцарства. Она не намеренно обманывала его, заставляя поверить, что она
была этой девушкой, настолько неграмотной в жизни, как утверждало его упрямство.
Аккордеон растягивается или сжимается в зависимости от игрока. Она промурлыкала
отрывок из куплета:

 “Он сделал гипсовую статуэтку и поставил ее на полку
 С несколькими различными достоинствами, которых он сам не хотел ”.

— Вспышка веселого настроения быстро утихла при воспоминании об этой фигуре
лежал неподвижно, повернувшись к ней спиной.... Он был единственным мужчиной.
кто когда-либо говорил ей настоящие слова: “Ты выйдешь за меня замуж?” Забавно!
Много лет назад, до того, как они поссорились, она и Кон плыли на каноэ в своего рода
туманной стране грез, когда между ними считалось само собой разумеющимся, что они
плыть таким образом в вечность; и другие люди.... Что, черт возьми, привело
Самсона к такой ошибке в выборе? Со стороны, конечно, она
как представляется, большинство реквизиты: одной веры, порядочная семья, право
возраст (год или два старше совершенства, возможно, но не суетиться
о!) приятная внешность, хорошее здоровье, хорошие манеры—в присутствии матери
всегда окаменевший ее в нежный православия ... но наверняка, наверняка, он
должно быть, почувствовал за этими слоями что-то неправильное - ну, не совсем
неправильное, но _различное_. Возможно, теперь он действительно понял это и почувствовал облегчение
... он едва ли выглядел обрадованным — украдкой ее глаза скользнули в его сторону,
а затем снова быстро отвели ... почти пораженное выражение на его лице.
опущенные линии. Конечно, она не могла быть ответственна за это? Какая
возможная нить близости была натянутой и шелковистой между ней и Самсоном?
что любое ее действие могло затронуть его и причинить боль? Он должен был быть
разумным — Деб раздраженно пнула низкую ветку возле своей ноги — подходящим
такой тип девушек принял бы его с радостью; прижался бы к его голове
к этому времени она уже прижималась к его плечу, заставляя его чувствовать себя таким сильным, храбрым и
защищающий; и он мог бы отвезти ее домой и гордо раструбить о своей помолвке
и объединенная семья могла бы излить щедрые благословения
... совершенно замечательный, в своем роде, этот Подходящий сон; она могла бы
посмотрите на это; только оно ей не подходило, или же она сама ему не подходила ... мечта
собирается просить милостыню!

Все еще молчит? Еще один мерцающий взгляд из-под ресниц, два черных
веера, длинные в центре, сужающиеся к обоим уголкам. Должно быть, ему _badly_
больно ... Грейс снова тронула ее, заставив раскаяться. В конце концов, он хотел
только ее — значит, должна быть частица ее самой, отдельно от всего
неправильное представление, которое привело его к любви и боли.

Да — но разве он не может позаботиться о себе сам? Нужен ли я? нужен ли я? Никто не заботился
обо мне, когда я был солдатом.... Нужно ли быть милой со взрослыми мужчинами? Потому что
даже когда это всего лишь мальчик - даже когда это Лотар фон Реллинг, никто
не понимает, что ты просто “пытаешься быть милой”.... Она была
ждать год для небольшого небесного одобрения этого закона.
Тем не менее, она должна была сказать что-то смягчение в ответ на
Признание Самсона, помимо прямого и честного: “О, нет” ... Хорошие манеры!—Что
_д_ кто-нибудь сказал? “Поверьте, Сэр, я глубоко тронута вы
у меня молодец, хотя и недостойны его”,—Деб не могла подавить радостное
булькать от смеха—она была свободна—светлые пятки и сердца. Никаких больше
арифметических аллегорий; ни извлечения солидной моральной выгоды из
вида текущей воды; ни удушья от собственнического одобрения
хорошей еврейской семьи; ни дрожи в ожидании предложения
приходи. Она была свободна вернуться к группе диких молодых еретиков, которые знали
ее такой, какой она была — или немного хуже — вместо тех, кто думал, что она
намного лучше, и для которой ее настоящая сущность была бы загадкой.
катастрофа.

Самсон пошевелился при звуке ее смеха. “Пойдем, мы опоздаем на наш
поезд”, - коротко сказал он. Козырек его фуражки стоял между ними всю дорогу
домой. Чтобы не оставаться с ней наедине, он выбрал переполненном купе
во время их возвращения домой, и завершил ее в моторно-омнибусное, вместо
такси-такси по обычаю. Деб безропотно подчинилась, чувствуя себя так, словно
ее наказывали за непослушание. В ее характере было
нежно цепляться даже за неприятные условия, как только они возникали.
установил каких-либо претензий по привычке; так что она с внезапной болью доброты
что от шагов Монтегю зале она увидела, как Самсон попрощаться с ней и шага
от:

“И теперь я никогда не увижу его снова!”


Второй

Она видела его три вечера спустя. Мать писала, сердечно
пожелав ей на ужин. Деб, с каждым склонности вести себя как
трус и отказать, но чувствовал, что это обязывает ее перед лицом “музыка.”...
Она ела за столом Филлипсов каждый день, а иногда и дважды в день,
в течение двух недель. Но она не могла не рассматривать приглашение как
ошибка в тактике — Чего еще они могли от нее теперь хотеть?

Она посоветовалась с Ричардом: “Ты думаешь, мне нужно идти? Это будет похоже на похороны. Я
чувствую, что должна принести венок”.

“ Ты уверена, что он тебе не нужен? ” серьезно спросил Ричард.

“ Нет—нет-нет. Я должен был бы ходить в синагогу и обедать со всей семьей.
Каждый вечер у миссис Филлипс - они, кажется, никогда не обедают, никто из них,
обедают в своих домах. И устроить День приема посетителей. И творите добрые дела;
не хорошую работу, а добрые дела. И никогда не читайте ничего, кроме "Волшебной страны"
Королеву и Розу Нушетт Кэри и газетных лидеров. И сдавайтесь.
все мои приятели, потому что они плохие ребята. И отвечать перед мужчиной за
мои уродства.

“Ну, это просто быть замужем, не так ли?”

“Это просто был женат на Самсона Филлипс—и это будучи замужем
три раза толстые. Я говорю—я верю, ты за него”.

Ричард сказал, что не хотел насиловать ее склонности. Он был совершенно серьезен.
Он относился к этому совершенно серьезно; временами подобные промахи настигали его.

Она обхватила руками балюстраду — их разговор происходил
у подножия главной лестницы Монтегю—Холла - и подперла подбородок
опустился к ней на руки и сказал: “Дорогой старина, я предупреждаю тебя, что ты, папа
и тетя Стелла будете поглощены семейной жизнью Филлипсов и
впитаетесь, как чернила в промокательную бумагу. Осмелюсь предположить, дедушка сумел бы выделиться.
”Он майор саперов, не так ли?"

”Самсон?

Нет, всего лишь капитан. Почему?" - спросил я. "Нет, только капитан." ”Почему?"

“ Ничего.... Я имею в виду, что семья известна как чрезвычайно патриотичная и все такое.
все в таком духе, не так ли?

“ Полагаю, да. Разваливаюсь на части, Ричард, ты думаешь, мне нужно идти сегодня вечером?

“Да, хочу”.

И Деб пошла, застенчивое, чопорное создание в цветастом шелке и фичу; все
ее октябрьское настроение троллихи сменилось опасением провести три
ужасных часа в ужасной компании ужасной семьи, ненавидящей ее за то, что
она пренебрегла этим. Больше, чем когда-либо, она вздрогнула от звука своего
излишне громкого и нервного звонка и пожелала, чтобы
Филлипсы занимались своими любовными делами в одиночку, а не массово.

К концу ужина она, образно выражаясь, терла глаза и
задавалась вопросом, не приснилось ли ей все это с предложением Самсона
и ее отказом от него. Рубец от нанесенного ею удара не выдавал
след самодовольства семьи Филлипс на гладкой упругой коже.
Бабушка и дедушка Филлипс все еще беспокоились о милой маленькой девочке, такой
хорошо воспитанной маленькой девочке и (в скобках) маленькой девочке нашего Самсона.
Миссис Филлипс и Беатрис по-прежнему включали ее во все свои планы и
советовались с ней, делая приятную юмористическую поправку на ее незрелость. В то время как
Герберту и Эйбу, двум младшим братьям — Джозеф был впереди — и
их женам Марте и Гвендолен —Флоренс еще не разрешили вставать.
больше часа в день, хотя маленькая Фанни была на удивление хороша собой.
ребенок—продолжение своих плевел, как будто ситуация была ровно в
же стадии как и в прошлый раз Деб обедали там. Эйб даже упомянул
затасканную историю с Далилой и обрезанными локонами....

Только Самсон был незаметно более молчаливым, чем обычно; но он никогда не был
разговорчивым. “Может, он им сказал?”, но, конечно, он сам объявил им.
Они, вероятно, были заранее проинформированы о точном час он имел в виду, чтобы
предлагаю. Потом ... в чем была психология в их нынешнем поведении? Деб
была беспомощной, непокорной, совершенно сбитой с толку, и ей не нравилось ее общество
больше, чем когда-либо прежде, потому что она воображала, что окончательно избавилась от
этого; что она никогда больше не будет сидеть среди сверкающих белых зубов — они
были красивой здоровой семьей и женились на красивых здоровых девушках — и
послушайте удивительно оживленный разговор о Флоренс и ее ребенке. Когда
речь шла о супружеской паре, они не знали сдержанности; это было правильно и
прилично, что открытое обсуждение должно было состояться даже в присутствии
молодая девушка; ничего страшного — разве Эйбу и Флоренс не было предписано в
Синагоге, на виду у всех, плодиться?... Но все это шутки
вопросы любви, не санкционированные раввином, были строго запрещены семейством
Мужчины Филлипса до тех пор, пока они не уединялись в курительной комнате. Это был их
кодекс. Кодекс еврейского мужчины.

“ Я — я ведь сказал "нет", не так ли? Я не мог сказать ‘да” по ошибке?
Деб напрягла мозги и с ужасом осознала, что был подан ее любимый
пудинг - пудинг, который она терпеть не могла. Она сказала миссис Филлипс
однажды, что это ее любимое блюдо, потому что эта леди расстраивалась
из-за воображаемой скудости блюд; и с тех пор его тщательно готовили.
заказал для нее и сияющей горкой положил ей на тарелку. Сегодня вечером
необходимость во второй порции была острее, чем когда-либо, потому что недоумение
лишило ее аппетита, особенно к тлеющим углям.

Раз или два ей показалось, болезненно возбужденной фантазии, как будто
свадьбы имели уже место, а она спит или загипнотизировали, или
под наркотиками—и уже она была Филлипс, обречен поужинать в этот сиденья
за этим столом, в этой комнате на веки вечные, пока она не была такой старой, как
бабушка Филлипс; пока она не умерла и все мужское Филлипс с последующим
ее труп был отправлен на кремацию, и даже тогда они неохотно развеяли его прах.
- Да, миссис Филлипс? - Спросил я.... - Да, миссис Филлипс. Она вышла из своего транса,
обнаружив, что дамы встали со своих мест, и что ее
явно поманила наверх будущая свекровь в свою спальню
посмотреть на кораллы, купленные для маленькой Фанни.

Деб подумала: “Сейчас начнется....”

Это началось.

В конце концов, объяснение было простым: Самсон, как оказалось, по словам
его матери, не понимал девочек. Он никогда не обращал на них внимания
до Деб. Он был таким человеком. Поэтому, когда Деб в своем первом
смущение и удивление заставили ее пробормотать “нет” на его предложение, он был уверен, что она сказала "нет".
она имела в виду ”нет".... Он вернулся домой в ужасном состоянии — милый глупый
парень! — пока они все не заверили его, что все в порядке, и что ему нужно было
только настаивать на другом ответе, чтобы получить его.... “Девушки не такие
прямолинейные, как мужчины”, - заверила его Беатрис. “Всего лишь простой вопрос,
даже не взяв ее за руку?— а потом ты совсем заткнулся? О,
Самсон, ты старый гусь, ты не заслуживаешь ее!” На что ее брат
мрачно ответил: “Как я могу взять ее за руку, пока она не приняла меня?”

“Знаешь, малышка Деб— ” миссис Филлипс завершила свой рассказ, “ Самсон такой
честный...”

Прямолинейный... и прямолинейный ... да, все это так, но она не хотела его.
Как заставить этих людей осознать, что это было нечто большее, чем девичья застенчивость
, которая побудила ее упустить огромное богатство, вложенное
в ее ладони.

Должным образом наказан, она спокойно села на небольшой пуфик, склонив голову, ее
руки связаны у нее на коленях, в то время как Миссис Филлипс извинился Самсон
небрежность и не призывая его костюм до победного конца, что днем
на мосту; и в то же время предала свою суровую гордость за непреклонное
чувство чести, которое запретило ее сыну говорить девушке о своей
большой любви к ней в то же время, когда он предложил ей руку и сердце. “Он утверждал,
что он не хотел влиять на вас, дорогая. Итак, я обещала положить, что
право на него. Он так бестолково, по-рыцарски, что большой мальчик мой. Все
у его братьев были свои маленькие заигрывания. Эйб был довольно общительным человеком.
как я полагаю, вы знаете, он пользовался успехом. Но Самсон, конечно,
старший из четверых; _и_ любимец своей бабушки; и это вполне
важный, как я полагаю, ты знаешь. Он всегда отказывался позволять девушке поверить
что он имел в виду что-то серьезное, когда на самом деле это было не так. И я думаю, дитя мое,
что он втайне ждал, когда ты повзрослеешь.

“Мне двадцать пять”, - непонимающе прошептала Деб.

“Моя дорогая — не совсем? Я думал, ты по крайней мере на три года моложе
. И ты никогда до сих пор не был влюблен?

Как бы Клифф Кеннеди позволил своему буйному изобретению разгуляться в такой ситуации
! Но Деб была слишком ошеломлена медлительностью процесса, который звенел в ее голове
, чтобы даже воспоминание о Клиффе — где-то в мире — могло принести
утешение.

“Я не влюблена в вашего сына”, - в отчаянии воскликнула она.

“Это не имеет никакого значения”. Миссис Филлипс говорила непреклонно.
решение. “У Самсона очень высокие идеалы жены. Естественно, он не будет
требовать, чтобы ты любила его до того, как вы поженитесь ”.

“О!” - ахнула Деб.... Такая точка зрения приводила в замешательство; но
Очевидная уверенность миссис Филлипс в свадьбе была хуже, чем
замешательство — это было ужасно! “Я, Дебора, беру тебя, Самсон” - это
звучало так, словно две библейские легенды сильно перепутались.... Она собрала свои силы
для нового удара по иллюзии Филлипсов; это было совершенно ужасно
знать, что он был еще там, что она ничего не сделала пока что
засчитывается повреждая ее. “Миссис Филлипс—пожалуйста,—я имею в виду
"нет". Я не достоин вашего Самсон, ведь я не являюсь.”

Невозмутимые темнокожие поверхности лице Миссис Филипс взломали
сверкающие улыбки.

“Теперь я знаю, кто лучший судья того, вы или он?” Потом еще
торжественно: “уверяю тебя, моя дорогая маленькая девочка, важно то, что
вы должны сделать его счастливым”.

Бунтарство Деб достигло апогея, когда она размышляла: “Они принимают
как должное, что он сделает меня счастливой.... О, но он бы сделал, если бы я была
Подходящий тип. Как ненавистно снова отказывать ему ....

“Ты не возражаешь, Дебора, если я сделаю замечание по поводу того, как ты укладываешь волосы?"
Это, простите меня, если я груб - так совершенно неприлично. Молодая девушка должна
всегда стремиться показать себя с лучшей стороны, знаете ли. Беатрис”—как ее
дочь пришла с пытливый воздух есть-это-все-прямо-сейчас—“я
просто сказала Дебора, как мы все желаем ей бы изменить ее стиль
парикмахерские”.

Интонация, с которой миссис Филлипс произнесла слово “все”, вернула Деб обратно на пуф.
с пуфа, с которого она протестующе поднялась. Все... она услышала, как
вся семья Филлипса владея ей, ре-моделирования ее, повторяя, как в
припев: “как нам жаль, Деб бы изменить свой стиль парикмахерского искусства!”

“Дай-ка я попробую, как она будет выглядеть в прическе, похожей на мою”, - радостно воскликнула Беатрис.
 “Можно мне, Деб, просто ради забавы? Предполагается, что я умею обращаться с волосами
— она начала вытаскивать шпильки. “ О, какая масса— Посмотри, мама.
Я думаю, это восхитительно необычно - то, как ты заправляешь их под себя, как мальчишка,
но мне кажется довольно обидным, что никто не должен догадываться, какое количество у тебя есть
, не так ли? Харди говорит, что венец славы женщины - это ее волосы.

“Нет, это Самсон сказал”, - мечтательно поправила Деб. Она знала, что Харди
Редбери говорил редко, но с определенной едкостью и оригинальностью.

“Я верю, что это был Самсон!” Беатрис и ее мать многозначительно обменялись
восхищенными взглядами. Итак, Деб узнала слова возлюбленной!

“ Ну вот— что вы на это скажете? ” и Беатрис отступила на шаг или два.
пока миссис Филлипс крутилась вокруг жертвы.... “Еще немного
лоб и уши,” она произнесла; “у нее такие славные маленькие ушки; так
почему их не показывают?”

Деб, привыкшие к густой сушильный волос до линии бровей, и ее
теплые сгустки вокруг ее щек, ошеломленный взгляд на ее обнаженную фигуру со скальпами
возрождение в ручном бокале, который Беатрис держала для нее в руках. Она могла бы
плакать вместе со знаменитым сэвиджем, которого спросили, почему он не чувствует на себе
стресса от непогоды: “У меня все лицо!_”

“Разве она не прелесть?” - Воскликнула Беатрис. И миссис Филлипс согласилась с
менее величественно, чем обычно: “Это действительно имеет значение”.

“Спустись и покажи Са... остальным!” Деб подтолкнули к двери и спустили
по лестнице и втолкнули в гостиную, где к этому времени уже собралась вся компания
.

“Как она тебе нравится?”

По-настоящему смущенная, с опущенной головой и пунцовыми щеками, девушка стояла просто так.
в дверном проеме, в то время как ожидаемый припев поразил ее незамутненный слух:

“Привет ... Беатрис за своими старыми играми.... Ей-богу, какая перемена! Значит, у нее
есть уши? Я часто задавался этим вопросом.... Жадная маленькая Далила! все это...
эти волосы, а потом желание заполучить волосы Самсона в придачу!... Повернись — нет,
медленно.... Оно тебе идет, Деб - ты должна всегда носить его так .... ”

“Ты считаешь это улучшением, Самсон?” - спросила мать Самсона.

“Да”.

Она чувствовала на себе его взгляд — взгляд страстного собственника - и знала
все ощущения рабыни, которую эксплуатируют на рыночной площади для
критической оценки. Вуаль была сорвана с больших участков тела
, оставив их обнаженными.... Деб, которая может быть вполне
счастливо стесняясь, даже без сознания, когда вкусный крем-белый
стройность ее тела была подвержена вид, который не запомнил бы
ничуть ни случайным свидетелем ее вечерней ванны, щеку потер
удовлетворенно против своего атласной влажной плечо, любящий ютились
соприкоснувшись, Деб испытала настоящую агонию от новизны обнаженного лба,
ушей и затылка. Эрекция на макушке ее головы казалась шаткой,
отяжелевшей; все отдельные волоски торчали не в ту сторону, как это свойственно волосам
, когда их выталкивают из желобка; Филлипс продолжал восклицать:
предлагая, крутя ее туда-сюда, примеряя эффект от ее шляпы
к новой прическе.... И отказать Самсону было не так уж трудно
когда по дороге домой он сделал ей предложение во второй раз.


III

“И теперь я его больше никогда не увижу”.

Неделю спустя пришло официальное приглашение от миссис Филлипс пригласить Деб на
ужин.

Кошмар ... и это действительно кошмар. Отрубаешь голову, и она
тут же отрастает снова; или наносишь бесконечное количество ударов по злобной
звериной морде и попадаешь ... _past_ это. И оно придвигается ближе.... Какой
был смысл отказывать Самсону, если что-то в его темпераменте было
чуждо отказам? И она не могла оставаться в стороне, зная, что
в Сассекс-Гарденс иллюзия Филлипса все еще была большой и доброкачественной
и неискаженной ... иллюзия, что она и Самсон должны пожениться. A
гладкая, блестящая иллюзия, как лоб, лишенный спутанной челки....

С этим нужно было сделать что-то радикальное. Ей придется принять это
приглашение на ужин и сесть на то место за тем столом в той комнате
... и смотреть, как сверкают зубы ... слышу опять шутка
про Самсона остригли его силы Далила ... быть утвержден один
семьи, Миссис Филлипс ... и почувствовать на себе фанатичный взгляд Самсона
собственнический взгляд, устремленный на нее, пока она глотала свой любимый
пудинг. Ей придется уйти, потому что худшей альтернативой было
оставаться в неведении о том, насколько сильно она все еще была помолвлена с Самсоном.
И, возможно, после ужина она найдет другой способ выплеснуть свою злость на его невосприимчивость.
крик свободы. Но она была не очень надеялся на
это.... Она испугалась.... Филлипс были все-таки слишком много для
ее.

Однако на этом кошмар не раз повторится. Не было никакого
сверкания белых зубов за столом; вместо этого были вытянутые мрачные
лица; Самсон был средоточием сочувствия и заботы. Гнетущая
атмосфера упрека в адрес Деб; второй отказ мог
не будет отброшен так легко, как первый. Конечные результаты, без сомнения,
были бы такими же ... немыслимо, чтобы старший сын племени
не получил девушку по своему выбору. Но тем временем служанка
доставляла неприятности ... как она посмела? Миссис Филлипс приложила немало усилий, чтобы
скрыть ненависть в своих глазах каждый раз, когда она мрачно смотрела на стол в
Deb. О какой лучшей паре она могла мечтать, чем Самсон? Самсон с его
великолепной внешностью, состоянием его бабушки и его верной непоколебимой
привязанностью. Привязанностью хорошего еврея, который обеспечил бы ей комфортную жизнь.
Главная.... Очевидно, девушка кокетничала — проверяла свою силу — и заставляла
Самсона страдать. Она заслуживала порки ... заставляла Самсона страдать. И
мать в таком кризисе должна контролировать свои примитивные желания использовать
силу при упорном сопротивлении — взять Деб и бросить ее под ноги Самсону
“Вот — делай с ней, что хочешь.... А теперь снова спи и ешь
снова и снова улыбайся ... мой сын... мой сын ....”

Деб понимала все это, понимала и страстно сочувствовала
раздражительному разочарованному сердцу, которое жаждало поклонения младенцам Самсона
поскольку ни одному из внуков еще никто не поклонялся, и они проклинали
ее за упрямство, отказавшееся дать жизнь этому маленькому темнокожему
Самсону. Она хотела бы, чтобы она не понимала так хорошо. Будь она
полностью посторонней, она могла бы нанести себе рану и улизнуть. Или
если бы она была полностью по духу одной из этих людей, тогда какая романтика в
перспективе именно такого дома и детей! Но между делом ...
смеющаяся бродячая душа, способная всеми фибрами души сопереживать горестям
еврейской матери; легкие летящие каблуки, которые все же остались у их обладательницы, чтобы
с сожалением вспоминаю Анкоридж — очень неудовлетворительная смесь... и,
о, _что_ должно было произойти после нескончаемого ужина?

После ужина, после серии серьезных маневров, Деб осталась наедине с Самсоном в
маленьком будуаре.

“Что я хочу знать - что, я чувствую, ты должен мне сказать — это _ почему_ ты не хочешь
выйти за меня замуж?” Вопрос сам собой вырвался из его горла.из-за уныния.

Можно ли заставить его увидеть? — “Потому что— потому что— о, Самсон, мы такие совершенно разные".
”Это причина номер один?" - спросил он. - "Потому что... потому что... о, Самсон, мы такие совершенно разные".

“Это причина номер один? Посмотри на Эйба и Флоренс — какая она тихая, а он
такой живой парень, и все же они не могут быть счастливее ”.

“Но они принадлежат к одному и тому же миру — их кодексу, их кредо — а мы нет.
Спокойный и жизнерадостный бывает только наверху. Ты думаешь о том, что я думаю неправильно,
правильно, и наоборот ”.

“Нет такой вещи, как думать о вещах правильно или неправильно, Деб. Они
_правильные или неправильные”.

“Ну, вот ты где!” - нетерпеливо. Возможно, терпеливо извиваясь, она смогла бы
перекрутить ее выход из этой земли-тоннель, вместо одного извержения
извержение. “Я был бы напуган, чтобы поверить в это. Это слишком просто....”

“Ну, что ты считаешь правильным, что я считаю неправильным?” Она не смогла
составить таблицу. И промолчала.

“Вот, видишь!” окончательно.

“Если ты женишься на мне”, - настаивал он, “я бы дал тебе все, о чем вы
Ищу работу”—с мысленной оговоркой, что его обещание, естественно, не
включают в себя вещи, которые были непригодны для нее.

Она повернулась в другую сторону. “ Тебе не нравятся мои друзья.

“ Нет. Они ненастоящие, Деб. И они тебе тоже не понравятся, когда ты
поймите, что они ненастоящие. Ничто нездоровое не может быть реальным. Меня не
волнует— насколько они умны - я не уважаю ум или искусство ...”

“ Не ‘Королева фей’? - невинно спрашиваю я.

“ Это полезно. В этом есть здравая мораль. Но ваша богема ... они
нехорошие. Не хорошие и не добросердечные. Это самое главное—доброты и
доброта.”

“Они”, шумно. “Богема, как известно, добрее сердцем и
более щедрым, чем филистимлянами”.

Мужчина улыбнулся. “Да, можешь называть меня филистером. Я горжусь этим. Но ты
не понимаешь, Деб. Сколько времени художница уделяет своему мужу или
ее дети или ее дом?

“Я полагаю, его темпераменту нужно разнообразие”.

Самсон решительно закрыл рот; он не собирался обсуждать темперамент
с Деб, которая, к счастью, не знала, о чем говорила.

“Я бы не позволил тебе скучать, малышка, если это то, чего ты боишься"
. Мы могли бы путешествовать.

“Вместе или по отдельности?”

Он рассмеялся шутке. “ И тебе бы не хотелось так часто видеться со своими
_ friends_ ... ты знаешь, мы очень дружная семья, и Беатрис, и Фло
и Эстер всегда вместе.

_Очень дружная семья_ — Боже, да!

“Итак, мы устранили препятствие номер один”; настроение Самсона быстро поднималось
. (Но как мы устранили его? подумала Деб.) “Ну же, а что такое
препятствие номер два?”

“Это потому, что вы такая сплоченная семья”, — она изо всех сил пыталась подобрать
выразительные слова, — "что ради них ты обязана найти подходящую девушку
на свободное место. Разве ты не видишь, о, разве ты не видишь, Самсон, что я
должна испортить кантату”.

“Но ты им ужасно нравишься, малышка; мама и Беатриче
ужасно любят тебя. И когда ты получше узнаешь Фло, Марту и Гвен...

“Это никуда не годится. Я должен был бы сделать тебя несчастным. О— _что_ ты хочешь... только
я?”

“ Ты воплощение качеств, которыми я больше всего восхищаюсь в женщине.

И он тоже в это верил. И не подозревала, что это была какая-то неуловимая эльфийка
в девушке чувствовался неуловимый размах движений, волнующая свежесть
в ее голосе, какой-то мимолетный изгиб губ и век,
презрительная утонченность, которая была волшебством для его мужественности, и которая будет
преследовать его и ускользать от него, будоражить его чувства и манить его снова ...
что именно это, подсознательно, поддерживало в нем настойчивость всего лишь
Деб, и никакая другая девушка. Но он был достаточно искренен, говоря чепуху о
воплощении качеств. Это была ее пикси, переведенная на самсоновский.

Деб вздохнула. “Можно было бы, предположим, вы хотите, чтобы мучиться для всех
остаток своей жизни”.

“В какие особые способы вы так упорно мучить меня?” он дразнил ее.

“Все нельзя занести в списки.... У меня должно быть беспокойное настроение,
и хотеться делать всевозможные вещи, которые вы сочтете смешными, или безумными, или
неблагоразумными - или ненужными, и я должен хотеть делать их там и тогда
и немедленно ... не обдумав их. И я буду ненавидеть, когда меня будут спрашивать
вопросы, и дуться, отвечая на них. И я уеду без
тебя и забуду написать. И попрошу ключ. И приглашайте людей
встретиться со мной, в том, что вы не уверены, что я подхожу, и обсудить темы, которые,
вы совершенно уверены, относятся к неправильному типу. И шок твою мать, не
принимая достаточный интерес в маленькой Фанни. И вам неистово возбуждается более
книга или картина, или немного стих, или лицо, или—или ... то, как устроена студия
, или первый летний день в марте, раньше, чем кто-либо ожидал
... первый день, когда можно окунуться в теплую зелень
траву и лежать там ... и лежать там, мечтая...”

Способ спора оказался фатальным. Она забыла, что у Самсона был свой
уголок на Природе.

Он сразу же с энтузиазмом подтвердил это, проигнорировав первую часть ее речи
, за исключением успокаивающего замечания о том, что она
обязательно остепенится - как только у нее появится собственное хозяйство.

“Я скорее умру, чем успокоиться,” вдохнул Деб—в дерзкого подростка в
ее. Самсон не расслышал.

“Ты достаточно хорош для меня, малышка”, - думала она
достаточно грубые, и пришло время для того, чтобы нанести более серьезные
обратите внимание. “Достаточно хорошо. Унижайте себя, сколько вам заблагорассудится,
что бы вы ни сказали, это ничего не изменит!”

Нет, ничто из того, что она могла бы сказать, ничего бы не изменило и не избавило его от предположения
, что она просто осуждает — жертва скромности....

“Я другая — не хуже и не лучше. Никто из нас не может быть слишком хорошим или
слишком плохим друг для друга, если мы разные.

“Очень хорошо, тогда ты прав, мы разные. Давай больше не будем говорить об этом.
ни слова об этом... ” Он подавил ее бунтарский пыл добродушным жестом.
притворяясь, что потакает ей. “ Я сдаюсь. Я совершенно неправ. Пусть это будет твоим
по-своему. Мы настолько разные, насколько тебе заблагорассудится. А теперь, может, мне позвонить маме
и остальным и сказать ей, что все в порядке, и что мы помирились?”

“Нет, пожалуйста”, - прошептала она. Ее стойкость была изношена от
борьба.

Он отвернулся от двери, разочарован. “ДЭБ—есть еще один человек?”

“Нет”, снова. Если бы только был кто-то, кого она могла бы произнести.
торжествующее "да".

Филлипс почувствовал облегчение; но снова нахмурил брови над проблемой ее
упрямства. Затем он спросил ее, выйдет ли она за него замуж (_a_) “Если я выиграю
В.К. впереди?” (_b_) “Если бы я больше знала о картинах?” (_c_) “Если бы я
была более живой?”

Она качала головой при виде каждого пункта в таблице. Но как странно, как жалко!
странно, что он мечтал, что его можно будет настойчиво перешивать для нее.
любовь подобна костюму, который требует небольшой переделки.

“Я никогда не заботился ни о ком, кроме тебя, Деб. Никогда. Другие парни могли бы
сказать это и не иметь этого в виду, но в моем случае это правда. Ты можешь спросить Беатрис,
или маму. И Абэ—он всегда плевел, что я не позволяю себе быть
преследуют девочек. Поэтому вам не нужно ревновать—ты моя первая любовь, и
Мне тридцать один.

Тогда любовь к теленку.... Неудивительно, что он ошибался в каждом движении. Но ему следовало
давным-давно миновать эту фазу. Любовь к теленку, любовь к луне ... симпатичный
достаточно для парня двадцати одного года; но от тридцати одного ждешь мужского
изящного обращения. “Тебе не нужно ревновать”. Должна ли она сказать ему о своем
горячем желании, чтобы какая-нибудь обходительная блестящая женщина действительно подготовила его к
нынешнему просветлению? У Деб не было амбиций быть преподавательницей.... Но он
не поверил бы ей... пропитанный, как он был со своей теорией женский
психология.

“Все девушки говорят "нет", когда они означают "да", все девушки любят притворяться
они не достойны, все девушки завидуют другие женщины в
парень прошлом; все девочки ... ” Деб слишком устал, чтобы бороться с ‘для девочек’
конвенции.

Она встала: “Я хочу домой, Самсон”. И он встал прямо напротив
нее.... Ее охватило предчувствие, что он собирается раздавить ее в своих
объятиях. Возможно, если бы он это сделал — Но нет.

“Я всегда буду ждать тебя, когда ты захочешь меня, малышка. Я
не меняюсь, ты же знаешь. Надеяться и ждать — это будет моим девизом! Он
расправил плечи, одернул тунику и улыбнулся ей.

Ее руки взлетели вверх, словно пытаясь оттолкнуть удушающее давление. Прошлое
, которое держало только ее, всеобъемлющее настоящее — и теперь он заявлял права на
будущее.... “Это так тяжело”, - пробормотала Деб. Нельзя позволять ему
ждать ее - он _must not_. Мог ни словом, ни поступком ее съежиться в
Иллюзия Филлипса? Кроме того ... были настроения, которые могли одолеть ее,
загнанные, преследуемые настроения, которые взывали к анкориджу; мягкие сонные восточные настроения
настроения, когда ради чистой истомы можно было поддаться — ни одно из этих настроений
должен быть открыт для опасностей Самсона, ожидающего и надеющегося.

“Это нехорошо, Самсон”, - с угасающей убежденностью. И она ненавидела его
настойчивость — пока не увидела его глаза, полные страдания, нетерпеливые от
желания обладать ею.

“Тогда могу я — я хотел бы спросить, не окажете ли вы мне последнюю услугу? Жертва в "
блоке”, вы знаете", - запинаясь от смеха.

Она знала, что за этим последует....

“ Интересно — позволишь ли ты мне поцеловать тебя — всего один раз?

И потому, что она причинила ему боль и не могла ничем другим загладить свою вину, и потому, что
ей было стыдно, что это было так важно для нее; и потому, что
Деб никогда не могла смириться с тем, что кто-то скупится на ее целомудрие, она сказала: “Да, если
ты хочешь”.

Он был очень взвешенно и аккуратно, при постоянном боковом
смотрит на нее, как будто в страхе, разрешение будет отозвано. Поцелуй
себя ... что ж, было совершенно очевидно, что Самсон говорил правду
когда утверждал, что Деб была его первой любовью. Она сжала руки
крепко и терпела ... вскоре все закончилось! Но с Самсоном произошла любопытная перемена
. Образно говоря, он начал важничать.

“Ах! Я чувствую, что продвинулся на шаг вперед — _now_”.

Деб повернулась к нему в ослепляющей вспышке ярости.

“Потому что я позволила тебе поцеловать меня? Ты воображаешь, в своем глупом
самодовольное самомнение, что это что-то меняет, за исключением того, что заставляет меня быть совсем, совсем
уверенным — даже более уверенным, чем я был раньше, — что ты не тот человек? Ты и твои
исключительно благородные намерения, поддерживаемые всей семьей! Почему?
ты думаешь, мужчине, которого я любила, пришлось бы просить официального разрешения на
этот поцелуй?—и что я бы отмерила ему всего один на расстоянии вытянутой руки в качестве
пособия по безработице? Я, которая знает, какими могут быть поцелуи.... О, да, мне надоело притворяться.
быть Уной твоей личной королевы Фей. Именно такие мужчины, как вы, с
таким умом, как у вас, делают девушек подлыми, торгующимися и придирчивыми. Что
заставляет тебя представить, что если я протяну к тебе часть своего лица ...
просто потому что ... потому что ... - рыдание неприкрытого гнева вырывается между
словами ... “потому что ты попросил, и я хотела быть достойной, а не
заботятся так или иначе, почему ты решился чувствуете, что вы
‘продвинутые в степь? У тебя нет! — ни четверти одного!

“Очень хорошо ... Я не... скажем так, я не — Я сдаюсь — вы совершенно правы — Я
не продвинулся ... теперь вы удовлетворены?” Снова это тщетное притворство, чтобы
успокоить ее. Но: “Поцелуи...” - мечтательно прошептала она, не обращая на него внимания,
“поцелуи ... как дождь из звезд на моих губах. Звезды, которые горят ....”

Не убежденный в своей ошибке, он напыщенно заявил: “Я относился к тебе с
уважением, которое подобает хорошей девочке, Деб”.

Ее улыбка слегка насмехалась над ним. “Ах, но, видишь ли, я—не—был—хорошим”.




ГЛАВА VII


Я

Но Клифф Кеннеди, несомненно, был виноват. Никто не мог тратить столько
время Клифф Деб последние дни, не повторяя его склонность
чтобы достичь кульминации во что бы то ни стало. Его чувство драматического эффекта
отвращение вакууме. Деб уловила уловку, вот и все. Она всегда была
впечатлительная. “Я относился к тебе с уважением, подобающим хорошей девочке"
... затем пауза - и, произнесенная почти машинально, ее реплика на занавесе.

“Ну, он сам напросился!”

Недостатком этих театральных представлений в обычной жизни, однако, является
отсутствие вышеупомянутого занавеса. Конечно, он должен был упасть
в этот момент: “Видишь ли, я вел себя нехорошо ...” и третий акт а
две недели спустя.... Тем временем Деб и Сэмсон продолжали смотреть друг на друга
в будуаре миссис Филлипс, ее голова была гордо поднята, так что
маленькое треугольное личико было укорочено спереди до черной завитушки
ресницы, рот мятежным полумесяцем, уголки дрожат.
в ответ на суровую улыбку— “Это серьезно!” - но лицо
неудержимое желание не исчезало.... Выражение лица Самсона было настоящим чудом
Фарисейского негодования и отвращения.

“Вот тебе и милосердие любви хорошего человека! Почему, предположим, это было
правдой, и я хотела, чтобы он простил меня?”

В виду Самсон Филлипса было никаких сомнений в заявлении, которое было
раздробил свою рок-встроенный вера в непорочное девство хорошо
воспитанный еврейской девушке его установить.... Аргумент: “Почему она должна
сказать такое, если бы это не было правдой?” было слишком очевидно, чтобы отрицать это.
допуск. И Деб не смогла бы объяснить ему ни заразительную
особенность мистера Клиффа Кеннеди, ни тот факт, что семья Филлипсов
и трижды настойчивое предложение довели ее до истерики.

Что ж, теперь, по крайней мере, она свободна. Самсон никогда больше не возжелает ее.
его жена. Миссис Филлипс никогда больше не пригласит ее на ужин. Хотя
Деб выбрала радикальный метод борьбы с нежелательными приглашениями
на ужин или к алтарю— “в синагоге есть алтари? Я забыл
.. но, о, я бы хотела, чтобы он заговорил, прежде чем я засмеюсь!”

Но принципы Самсона, против которых в полном отчаянии она бросила свою
ложь, стояли твердо и неповрежденно, как множество перил с наконечниками копий.
Отныне Деб была для него изгоем. Он посмотрел на нее ... и тогда он
подошел к двери, позвонил матери и сказал ей, что Деб неважно себя чувствует
очень хорошо и хочет немедленно вернуться домой.

Миссис Филлипс собрал из его выражение, что “эта девушка” грубо нарушило
ему снова. Деб был отправлен домой в таксометром и атмосфера
черный позор. Один взгляд Самсона напомнил ей Круглоголового
солдат —Оливер Кромвель собственной персоной. Что за судьба — сбежать от Кромвеля
жена, семья Кромвеля. И Кромвель-еврей в придачу!

“Но расскажет ли он ... кому—нибудь?”

“Какое это имеет значение!”

Порыв чистого озорства — затем быстрое раскаяние — сильное облегчение - и
обычное пожатие плечами. Это был стержень психологии Деб. Несколько
дней спустя она рассказала Антонии о случившемся. Антония тем временем была
за городом, отвозя своего генерал-майора.

“Конечно, Самсон никогда бы не подошел тебе. Но ты поощряла его,
Деб. Почему?”

“Я этого не делал”, - солнечно; “Я просто хотел попробовать, смогу ли я сделать себя достаточно хорошим
. И я справлялся с этим - в течение двух недель ”.

“И затем, в одной хорошо подобранной лжи - Деб, я очень люблю тебя, но твоему
кредо невозможно следовать. Мне кажется, оно состоит в основном из множества
неприятностей из-за ничего ”.

“Я просто хотела попробовать”, - повторила Деб. “Возможно, я была бы достаточно хороша,
ты знаешь. И если бы часы пробили, когда я корчила такую гримасу, я бы
вот так бы и остановилась. Так говорила медсестра ”.

“Имеется в виду, если бы ты влюбилась в хорошего мужчину в психологическом центре.
момент, когда он пытался быть хорошим. Вы слишком любезны вообще, мой
ребенка. Предположим, что это был плохой человек, и часы пробили, пока тебя не было
потянуть это! - лицо?”

Деб подошла к зеркалу и примерила два лица, одно за другим.
“Что мне больше идет?” - спросила она с тревогой. “Пуританин или негодяй?" О,
Антония, было так весело разрушать иллюзию Филлипсов. Я никогда больше не буду
так веселиться ”.


II

Вскоре после этого Самсона отправили на фронт. И Беатрис призналась
своей свекрови, Трудхен Редбери, в своем изумлении от того, что любая девушка может
до сих пор теряла рассудок, чтобы трижды отказаться от такой пары, как Самсон Филлипс:
“Должно быть, она сказала что-то, что сильно расстроило его в тот последний раз, но он
не говорит, что именно; бедняга, казалось, был убит горем ... и уходил
вот так, без всякой надежды. Как она могла?”

Трудхен также задавалась вопросом, как Деб могла... и обсудил этот вопрос
с Отто, который, таким образом, наконец столкнулся лицом к лицу с
крахом его заветной идеи о браке между его маленькой дочерью
Нелл и офицер британской армии: “Он хотел забрать Тепору Фердинанда?
Ах, васс! но я думал, что она и Юн Gennedy - ” он вспомнил, как
обнаглели пара “под названием” на Redburys одно прекрасное воскресенье для
всему миру, хотя они были помолвлены. А затем последовал примеру Клиффа
уверенность в поезде ... имя оставило рыцарски незаполненным ... и не
чувство на всех дружелюбны к Деб, которые якобы украли у него английский
зять, Отто, внезапно злокачественных вдохновение, вставил ее имя в
пустой, и сразу же убедился в правильности своей догадки:
“Так! и _зат_ вос вы она отказала Виллипсу!”

Отто очень серьезно облизал губы ... искренне потрясенный и потрясенный
открытием, что девушка той же расы, класса и воспитания,
что и его собственная дочь, могла так отступить от добродетели. Но потом он перестал
сосание, надул щеки ... и задумался....

Что бедный Фердинанд: со всеми своими эксцентричными и воспитания молодого
девочки, еще должно быть его жалко. Его дочь была ничем не лучше, чем
— чем...—Отто запнулся, выбирая богатый выбор эпитетов на двух
языках.

Фердинанда должно быть жаль. Но было жаль , что он этого не сделал
знайте, что была причина, по которой его жалели — (Ферди всегда
был успешным партнером в те дни, когда "Нэш, Маркус и Ротенбург"
еще существовали как фирма).... Хлеб, вода и запертая комната
пошли бы шалунье на пользу.

И в дополнение ко всему этому, Отто был достаточно близок по духу обоим
Клифф и Деб насладиться понятие драматическая весть—сам как-то вроде
посланник в греческой драмы.

“Если я не расскажу Фердинанду Маркусу, то наверняка это сделает кто-то другой ...”

Что опять же было бы жаль. Отто решил не рисковать упреждением.


III

С первыми осенними заморозками у дедушки началась сильная бронхиальная простуда,
что означало роскошь разжечь камин в его спальне. В течение такого периода
все Маркусы обычно наслаждались этим доступным местом.
личное тепло, как отдых от вечного веселья в гостиной
или от каминов в гостиной. Правда, это означало, что компания дедушки была
выброшена с пожаром - но Стелла и Ферди привыкли к нему, а Деб
и Ричард считали его довольно забавным.

Отто, когда он нанес свой визит, был принят тремя поколениями
мужчина Маркус. Он потребовал, чтобы Ричарда выгнали, с тем отсутствием
церемоний по отношению к младшим, что было так прискорбно в старомодном
родственнике.

“Хорошо, дядя Отто, я все равно не собирался оставаться. Где Дэвид?”

Дэвид был в тренировочном лагере. И: “этот мальчик ваш nossing делать
но несмотря на его голову целый день, Маркус?”, когда дверь хлопнула
Ричард.

“Столько же дел, сколько у вашего зятя Фюрта”, - раздраженно крикнул Германн.
"Или, возможно, вы навещаете его недостаточно часто, чтобы убедиться в его состоянии". “Или, возможно, вы посещаете его недостаточно часто, чтобы убедиться в его
профессии? Herr Je! Ротенбург, он был достаточно хорошим Шиддахом для твоей дочери
Хедвиг пять лет назад....

Отто не любил, когда к нему обращались "Ротенбург". Особенно это касается дверей
за шкафом общался с другой спальней. Он взглянул
покосился в ту сторону....

“Нет там гаишник,” хозяин успокоил его. “ Наш сосед
- кролик, называющий себя специальным констеблем, вот и все. И я
убежден, либер Ротенбург, что ваши документы о натурализации
готовы при вас и в полном порядке. Или — дай—ка мне подумать - ты один из них
из тех, что изменили свои названия ... Redbury, да?” старого
подлец хрипло усмехнулся. “Редбери! — бедный старый Фрицци Ротенбург!
из Нюрнберга — твой покойный дядя и мой друг — это позабавило бы
его— Редбери! Но ты должен поправить меня, если я забуду”.

И все это в отместку за подразумеваемое принижение Ричарда.

Было слышно, как сержант передвигается среди своей мебели ... и в манерах Отто
не было того спокойствия, которое отличает касту Вер де Вер — он
сопровождал громкие речи старика мучительным замиранием, которое
Германн обратил внимание не больше, чем на жужжание синей бабочки. Из оскорбительного
С английского он перешел на дружелюбный — слишком дружелюбный —немецкий, расспрашивая
с любовью обо всех родственниках Отто в Берлине, Майнце, Кельне и
Франкфурте, называя каждого человека по имени и адресу. И когда Отто
притворился, что не знает о существовании всего этого, он засмеялся и закашлялся,
и закашлялся так сильно, что волей-неволей стал задыхаться со слезящимися глазами
молчание, которое дало Отто наконец шанс произнести патриотический панегирик
который, как он надеялся, дойдет до “S.C.” и, таким образом, сведет на нет любые пагубные последствия
злого умысла Германна. “— Мой сын промок насквозь, и мои пони будут одни
день лежит на английской земле. Я отдаю свои деньги за Англию, и Англия, я...
брей, может быть, еще найдет применение услугам старика, не так ли?”

“Ах Васс!” - нетерпеливо прерывая заключительная часть речи. “Вы были
заучивание наизусть призывные плакаты. Я бы посоветовал немного меньше
шума о патриотизме, Либер Фройнд. Ты похож на вражеского шпиона, которому
еще предстоит научиться не переусердствовать в своем деле. Это может поставить тебя в неловкое положение
. Отто пожелтел, и его пальцы задергались. “Кроме того, человек,
который не может быть верен своей стране...”

“Англия - моя страна!” - истерически закричал Отто.

“ Штусс! ” и Германн презрительно умолк. В то время как Ферди вмешался: “У вас обоих
ни у кого из вас вообще нет здравого смысла. Вполне возможно, папа, не
только из осторожности, но и в мышлении, и из любви, верный
к новой стране, где жил, и посадили его надежды, и
воспитывали своих детей. Стал бы кто-нибудь воспитывать своих детей, чтобы они служили
Англии еще до того, как война была в поле зрения, — если бы все еще заботился о Германии?
Но кричать об этом - это бестактно в наши дни. Им не нравится
звук наших голосов — неприятный — да, конечно, - но естественный. Давайте тогда
лучше помалкивай, ты и я, Редбери. Я уважаю папу за то, что он не делает никаких заявлений.
профессии, в которых он не может искренне чувствовать их, — но ему тоже следует помалкивать.
молчать. Вы невежливы по отношению к стране, гостем которой являетесь. И
также ты создаешь очень неудобные условия для нас, твоей семьи ”.

“Я ничего не боюсь”, - отрезал старый автократ, выпрямляясь во весь рост.

“Но тогда я сделал это ради Стеллы, Деб и Ричарда. Поэтому, когда я чувствую
пессимист, когда мое мнение не может быть распространенному мнению, я продолжаю
он про себя. Ибо разница между нами и уроженцами Великобритании заключается в следующем:
увы, в наших суждениях нет предвзятости. Что приятно радует уклоном! ах,
она должна быть успокаивающей, чтобы сообщить свое решение свернуть с уклоном; но
смещение подается в природе, а природа-Спрингс из почвы, и
почва Англии не наш—мы, которые относятся ни к одной стране, и
поэтому обречены, чтобы увидеть вещи так, как они. Говорю тебе, Редбери,
Я бы отдал десять лет своей жизни, чтобы обладать той жизнерадостной уверенностью, которая
глупо и, о, как великолепно, преодолевая самые черные неудачи, преодолевая
глупейшая путаница и некомпетентность все еще продолжаются со своими вечными
Британия правит волнами, и бритты никогда, никогда, никогда не будут
рабами....

“Если бы у тебя был сын в ливнях”, - добродетельно повторил Отто.

Ферди вздохнул и больше ничего не сказал. Несмотря на все ежедневное напряжение
и тревогу, как он завидовал Редбери, что у них есть Кон . Он
еще не простил себе ошибку, которая привела к нынешнему состоянию Ричарда
бездельничающий, сутулый, не стремящийся возвращаться в школу — не стоит
пока выбирал профессию — ждал своего восемнадцатилетия, чтобы отвести
его за колючую проволоку.

“Фердинанд”, - сказал Отто Redbury, прервав мысли другого человека, “я
есть GOM очень серьезное поручение”....


ИЖ

Когда Стелла и Деб пришли вскипятить чайник для чая, полчаса спустя
Посыльный ушел. Ферди смотрел в огонь, его
пушистая седая голова склонилась почти к коленям. И на тонких губах Германна появилась
циничная улыбка ... он ждал этих результатов воспитания Деб
с тех пор, как избалованного восьмилетнего внука впервые привезли в
Мюнхен для обследования.

“Деб— иди сюда!”

Деб выглядела изумленной. Она почти не помнила своего отца
кричал на нее. Но Стелле этот звук был знаком. Тевтонец
сторонник дисциплины всегда начинает с того, что теряет контроль над своим голосом. Ферди, в
высшей эмоцией было возвращение к типу....

“ Вы провели ночь... ” он поперхнулся и начал снова. “ Вы провели
ночь с этим Кеннеди в его загородном коттедже?— Да или нет?

“Из-за чего весь сыр-бор?” - спросила Деб в самой небрежной манере Ричарда. Она
засунула руки поглубже в карманы своего сиреневого свитера, откинула назад
подбородок ... и искренне желала, чтобы она могла убежать.

“Да или нет?” взревел ее отец.

“В этом не было ничего плохого”.

“_ Да или нет?_”

“Нет....”

Сплошное хныканье террор, это, не ниже которых потрясли
мебели, но пожар в Фарди по wontedly мягкие карие глаза.

“Ты этого не делал?” облегчение было таким ошеломляющим, его мгновенное доверие к ней
слова были такими трогательными, что Деб, к своему стыду, быстро опровергла свою ложь.

“Не в том смысле, который ты имеешь в виду. Почему вы так готовы поверить ?.. девушки и
мужчины в нашей компании —внешний вид вещей больше не имеет такого огромного значения
... вообще не имеет значения — Нет, послушай меня... ” Она честно боролась
подавить склонность дуться — вызывающее молчание, как она бы истолковала
отношение — “Я знаю, как тебе кажется, что я остановился там с Клиффом той ночью"
но на самом деле”, — с умоляющим
легкая улыбка— “Я все еще папина хорошая девочка?”

“Тогда почему”, - спросил Ферди, избегая ее улыбка—“зачем вы поощряете и
потом отказать Капитан Филлипс?”

“О ...” Деб мысленно уставилась на эти две части себя — да, на свою глупость,
которые, переплетаясь, создавали такой грозный вид против нее. Могла ли
она снова привести себя в порядок? Не без посторонней помощи. Она повернулась с быстрым
доверие к тетке.

“Стэл тетя, - ” и как будто остановилась в шоке.

“Я полагаю, у тебя осталось достаточно порядочности, чтобы не обманывать честного человека"
! Голос Стеллы звучал так, словно его записали в файл. Она пересекла
от Деб стороны ее брата, действий, четко определив, где ее
был колебалась поддержки.

“ Ферди, ” прошептала она, потому что он снова опустился в кресло, превратившись в унылую, съежившуюся груду.
колени его задрожали, когда она положила руку на
они — “Ферди, старина...”

“ Малышка Деб... ” пробормотал он. Ну, Ферди всегда был
сентиментальным. И девушка, услышав, бросилась бы к нему,
даже тогда, крепко обвив руками его шею, чтобы уговорить и объяснить,
объясняться фамильярными объятиями и поцелуями ... но между ними стояла Стелла. И
дедушка, все с той же деревянной улыбкой, подкручивающий кончики своих
усов. Этого можно было ожидать от дедушки, но тетя Стел, всегда такая
молодая и веселая — не совсем то слово — “юная и жизнерадостная”, выраженная
как-то лучше: “Бегите и развлекайтесь, детишки....” Почему
взгляд Стеллы сейчас был похож на укус осы? ... что пришли
лечить по-взрослому chummily, а как равный. Никогда. После
все, она _was_ только тетином ... не мог сказать ей об этом ... даже в
крайности, о которых нельзя сказать самую мерзкую вещь из всех — очевидно, _they_
хотя могли бы — никакого кодекса чести.... Взрослые!

Деб ссутулила плечи в угрюмом раздражении. Даже если бы она _had_ ...
сделала это, она никогда не мечтала об этой жесткой встрече с властью.
Она, кто имел даже честь семьи, хвастаясь своими
толерантность и общая благожелательность: “папа старый и дорогая тетушка стел в
спорт, и никто не возражает дед....”

Она сказала: “Самсон Филлипс был педантом”.

“Ты не быстро найдешь другого мужчину в мужья, моя дорогая Дебора”.
Герман Маркус угрожающе прогрохотал. “ Тебе было бы разумнее постараться
угодить капитану Филлипсу.

Стелла повернулась и прыгнула, вонзив когти в его слова. — Муж! - воскликнул я.
Как ты думаешь, ей нужен муж? Она получила то, что хотела. Посмотри на нее!

Вот, значит, что ждало ее все эти годы между ней самой
и Деб - какая крайность любви или ненависти. То, что Деб хорошо провела время
— этого было достаточно; Стелла не жалела ее за это; Стелла помогла
ей в этом. Но то, что Деб должна стоять там с торжествующим видом наглеца.
знание — самой вещи — пожилая женщина не могла этого вынести. Ее
изголодавшиеся чувства выплескивали свою ярость и зависть. В саму осанку Деб, когда она
оставалась молчаливой и отчужденной посреди комнаты, подумала Стелла.
чтобы прочитать жалость к ней, девственнице, девственной по воле судьбы и тирании, по
даже из трусости, а не по желанию.... Деб, малышка Деб, дитя Ферди
маленькая дочь ступила на странную почву, и по причине этого она была
изменившаяся, сбивающая с толку, загадочная, невосприимчивая к ругани, терпящая насмешки
потому что она могла позволить себе терпимость — чего она хотела от тети Стеллы
пристрастие? она взяла то, чего не осмелилась взять тетя Стелла....

“ Посмотри на нее!

“Есть ли причина,” дед нетерпеливо потребовал: “почему я должен
пожертвовать свой чай, чтобы взглянуть на чрезвычайно плохо воспитанный, бесчестный
и злая девушка, которая должна была замужем и в сторону
давно ли у нее в собственности отца, который мог бы правильно подойти к ее
интересы. Вы не можете упрекать меня, либер Фердинанд, в том, что я не
предупреждал вас, снова и снова, к чему приведет ваша распущенность
и вопиющая недисциплинированность...

“Ну, ты не намного лучше обращался со своей дочерью, не так ли?”
воскликнула Деб, возмущенная нападками на легкую доброту ее отца, но
забыв, что ее защита в его адрес была связана с оскорблением Стеллы.

“По крайней мере, я сохранил свое доброе имя, спасибо тебе, Деб; ты опозорила
себя и нас, бросаясь лизать руку любому мужчине, который решил позвонить. Я
в любом случае, надеюсь, что твой отец положит этому конец на будущее.

“Он?” Герман Маркус рассмеялся, а Фердинанд, выполнив вошедшее в поговорку
действие по закрытию двери конюшни, прошел дальше и хлопнул ею со всей силы
.

“Ты будешь заботиться обо мне, Деб, да? Я совершил ошибку, доверившись
тебе. Я позволяю тебе делать, что тебе заблагорассудится, ходить, куда тебе заблагорассудится, не спрашивая
задавайте вопросы, не вмешиваясь. Я надеялся, что это сделает вас счастливой. Ради
будущего все изменится. Вы не будете выходить из дома по вечерам и
оставаться со своими друзьями. Вы будете отчитываться за потраченное время передо мной или
перед вашей тетей Стеллой. Я позабочусь о том, чтобы вы брали уроки чему-нибудь,
чтобы занять вас с пользой. Меньше карманных денег и нет ключа — возможно, так мы сможем
вернуть вам чувство самоуважения. Также я попрошу просмотреть
вашу корреспонденцию. Будь уверен, что я отдаю эти приказы не с удовольствием.
Он запнулся, услышав едкий насмешливый отзвук своего старого
пророчество Доротея: “все будет в порядке—когда человек счастлив, один
также хорошо ... ”

“Я совершил самую страшную ошибку с тобой”, - заключил он жестко.

“ Тогда я не буду за это платить. Я сбегу — я не позволю, чтобы за мной шпионили и обращались как с ребенком.
Теперь, после того, как ты позволял мне делать все, что мне нравится.
на протяжении многих лет. Почему ты не был строгим с самого начала? Я думал, что ты на самом деле
широкомыслящий - что ты действительно думал, что у девушки есть желания и притязания ... что
девушка - человек... и бизнес, связанный с ее выдачей замуж, прекратился, и
то, что все пошло не так, в конце концов, не так уж и важно ”. Она чуть не плакала.
сейчас, но яростно сглотнул и продолжил: “Ты позволил мне предположить, что ты бы
понял, если бы я сделал — что угодно. Но ты точно так же, когда
дойдет до этого—по старинке родителей, готовых С по-старинке
проклятие. Ну, тогда вы должны посмотреть, что после меня в старинке
сторону. Тебе следовало раньше сделать все то, о чем ты говоришь, что сделаешь сейчас — изучить
мои письма, не одобрять моих друзей и расспрашивать о моих приходах и
уходах. Как вы думаете, что внезапно заставляет девушку вернуться назад, когда она все прочитала
, все обсудила, все увидела ...? Книги и пьесы,
джаббер и пример других людей — ни перед кем не отчитываемся. Да ведь это
всего лишь подготовка к—для ... остальное! Не то чтобы я был подотчетен
ты никогда не беспокоился. Я бы предпочел оставаться в неведении и
невинным — гораздо лучше, папа. Несправедливо воспитывать меня по-новому,
а потом ожидать, что я буду хорошей по-старому ”.

“И это несправедливо, когда твои дети вечно учат тебя, как ты
должен был правильно вести себя по отношению к ним!” Фердинанд был на исходе
его терпение лопнуло. “ Сначала Ричард, а потом ты: ‘Почему ты этого не сделал?
Почему ты этого не сделал?’ Боже на Небесах, неужели родитель - вьючное животное?
что все твои проблемы и проступки должны быть свалены на его спину?
И предположим, я бы отругал тебя, побеспокоил и запретил — тогда это было бы снова
: ‘Ты разрушил мою жизнь — еще немного свободы, и
Меня не нужно было заставлять вести себя как уличную девчонку! Всегда
виноваты родители — вы прогульщики, вы, которые с такой гордостью называете себя Новым поколением
возлагая всю ответственность на наследственность,
образование, внутриутробное влияние — я не знаю, что еще, пока вы в безопасности.
избегайте самобичевания — до тех пор, пока вы благополучно избегаете воплей своей собственной совести".
”Совесть - это религия.

Я не религиозен.“"Совесть - это религия." "Я не религиозен. Если бы я была—но вы никогда не
беспокоит что либо. Я не еврейка и не христианин—я ничего
всего—то ничего—вас никогда не смущало”.

“Мы действительно беспокоились; да, действительно, но мы боялись беспокоить слишком сильно. Мы
хотели, чтобы вы чувствовали себя свободными”.

“Ну тогда — почему?— сейчас?” — сменив тон на более мягкий. Когда ее отец заговорил
именно с такой нежностью ... отвернув голову, чтобы сморгнуть
слезы, она увидела его старый шелковый носовой платок сливового и темно-синего цветов
сложенный вместе, обвязанный вокруг столбика кровати таким же узлом, как он сам.
сколько она себя помнила, он имел обыкновение обвязывать его вокруг шеи.... И
внезапно Ферди умер — и она увидела ту петлю со свисающими концами,
и ее болезненно поразило, что она никогда больше не увидит ее закрученной
Шея Ферди, слива и голубая ножка к этому добродушному румяному лицу с
добрыми глазами ... Папа был мертв ... все умирают....

Была ли она удостоена быстрого взгляда в замочную скважину в
неизбежное будущее, или видение было просто детским порывом
сентиментальности — что бы это ни было, оно отправило Деб прямиком мимо дедушкиного
саркастическая улыбка и враждебность тети Стеллы опустилась на колени рядом с креслом Ферди.
Прижалась к нему — Слава Богу, он еще не умер!

“Папа— можно, я объясню?”

Он просто коснулся ее черной ежиной головы так близко от своей руки, но ничего не сказал.

“Это ... мужчины”, - начала Деб. Такой лабиринт окольных путей и поворотов, и
нет центра. Могла ли она когда-нибудь надеяться увлечь его понимание за собой вслед за
своими запутанными путешествиями ... и в присутствии других? “Это было
то же самое в нашей старой компании, до того, как мы отказались от Дейзибэнкса, до войны.
Тогда вокруг всегда были мужчины; когда они взяли меня на реке в
вечерами, в узком плоскодонке, или в такси, или за ширмами на лестничных площадках
на танцах ... ширмы, которые там обычно ставят хозяйки — для чего они?
для чего их там ставят? ‘Развлекайтесь, дети!’—Папа, что ты _think_
потом? Ты даже представить себе не можешь, что все они хотели жениться на мне, что
каждый из них хотел жениться на каждой девушке, с которой они встречались за ширмами или наверху
темные коридоры — в комнатах Императрицы, или в комнатах Портмана, или в Графтоне
Галереи или принцы? Но вы же должны были что-то придумать!”

Но идеи Ферди всегда строились на обобщениях ... и
обобщений было бы недостаточно, чтобы удовлетворить его дочь,
повернувшую к нему такое сияющее, любознательное личико.

“ Я был рад, что у тебя есть поклонники... - медленно начал он. - Флирт - это только
естественно для молодой девушки.

“ Поклонники! флирт! _ это_, да, но они— они целовали нас— Они
что—то говорили ... когда были возбуждены.... Они— О... ” она отчаянно порылась в памяти.
после этих слов— “ Вы— вы, сегодняшние взрослые, вы забрали сопровождающую и
вместо нее поставили ширму на лестничной площадке.—Все это что—то значит-ведет
куда—то-и тогда ты теряешь самообладание, когда слышишь—когда мы.... И
Я этого не делал! Я ничего не делал — на этот раз.... Но у меня должно быть что-то, чем я могу руководствоваться.
вы должны изложить нам правила раз и навсегда. Ты
широкий кругозор, вы поощряете нас—не подвергайте США; и в конце-то концов, вчера
подряд века приходит вываливая на наши головы. Если дедушка был чудовищем
для тети Стел... ” озорная вспышка солнца в сторону собирающейся бури на
противоположной стороне камина— “ по крайней мере, он был настоящим чудовищем;
позволил ей ничего не знать и ничего не делать. Ты остановился на полпути — ты позволил
мне знать все и ничего не делать. Однажды, я полагаю, девочка будет
позволено все знать и все делать — повезло ей!

Буря по другую сторону каминной полки разразилась громом.:
“Klatsch! klatsch! klatsch! говори! говори! говори!— Если бы это была Стелла, ее бы
застали с позором...

“ Не впутывай меня в это, папа. И ты тоже, Деб, ” коротко вставила Стелла.
не поворачиваясь от окна, у которого она стояла, глядя в
опускающиеся сумерки. “Я не стремлюсь фигурировать в качестве назидательного примера”.

“Если бы это была Стелла”, - настаивал Германн, нисколько не обращая внимания на ее протест.
“Моим первым делом как ее отца было бы взять интервью у молодых
мужчину и позаботиться о том, чтобы он осознал свой непосредственный долг по отношению к
ней. Но это, конечно, не поражает Фердинанда. Он предпочитает сидеть
как старая дева на чаепитии и обсуждать столь радостное событие!

Ферди, несколько ошеломленный, провел рукой по лбу, мокрому от
пота. “Правда—да,—я должен увидеть его немедленно”, - пробормотал он. В течение нескольких
несколько мгновений он забыл нерушимый факт бесчестья Деб.

“Смотри—Клифф? Попросить его жениться на мне? Папа—папа, ты не можешь.... Он бы рассмеялся
... они бы все рассмеялись. Это— это не принято на нашей съемочной площадке. Мы— Я говорил тебе— Я
я думал, ты мне поверил — никаких земных причин, по которым он должен был жениться
на мне. Той ночью в коттедже ... папа, я же говорила тебе — ничего не было.
Ты не должна ехать в Клифф ”, в явной панике от нелепой ситуации
оказавшись под угрозой, она поднялась с колен и столкнулась
Фердинанд, к этому времени тоже поднявшийся на ноги: “Ты не поедешь в Клифф. Там ничего не было!
” Упрямо повторила она. “ Ты мне не веришь?”

“Вы действительно останавливались в его коттедже той ночью — наедине с ним?” Инквизиция
началась заново.

“Да”.

“Почему — зачем — если там ничего не было?”

“Я не знаю. Без особой причины. В наши дни так и бывает”.

“У ”В наши дни", похоже, такая же широкая спина, как и у родителей", - устало.
“В наши дни’ приходится брать на себя все. Но только не человеческая природа, Деб. У меня
был опыт общения с человеческой природой, который даже ‘в наши дни" не может изменить.

Окончательно выведенная из себя, Деб отказалась от всякой надежды
убедить их.... “Я не — я этого не делала ... но с таким же успехом могла бы сделать, и я
хотела бы этого!” - это был ее всхлипывающий вызов на пороге.

 * * * * *

... “Мой чай”, - напомнил дедушка Стелле после долгого молчания.




ГЛАВА VIII


Я

“Я пишу тебе, моя дорогая Зои, из кафе "Романико". Но действительно,
разговоры вокруг меня такие громкие, что я с трудом могу собраться с мыслями. Мой палец
лучше, но у меня болит шея. Я не знаю, что это может быть,
поскольку, как ты знаешь, я не трачу деньги на счета от врачей, что напоминает
мне, моя дорогая Зои, что совершенно невозможно, чтобы у тебя уже было
потратил десять фунтов, которые я дал тебе при отъезде...

Внезапно Пинто поднял голову. Сквозь вавилон звуков до его слуха донеслось знакомое имя
.... “Малышка Зои Дин-Крессуэлл— си, си, я знаю ее — я должен
я бы узнал ее получше, но она была занята — о, очень занята... весь
день и большую часть...

“Как тебе не стыдно, Джиан...”

Тут смеющиеся голоса на мгновение смолкли. Пинто знала
первого говорившего в лицо. Это был друг его друга Марчетти, который
прибыл накануне из Англии для прохождения военной службы.
Другой мужчина, незнакомый, носил значок R.F.C. Они сидели за столиком позади
него и, несомненно, не узнали его. Не поворачивая головы, он
напряг слух, чтобы расслышать больше. Мальчик-англичанин читал вслух из
письма.

“... ‘С лицом орангутанга и характером патагонца
дикарь!’... Как она может мириться с ним, я не знаю - и Клифф говорит, что она
кажется, ей действительно нравится этот ужасный неотесанный грубиян ....

Пинто услышала достаточно. Он встал и гордо вышел из кафе. Он был
поражен, ошеломлен этим доказательством лицемерия и неверности Зои.
Мир поплыл желтым и зеленым перед его желчным взором. Чтобы Зои могла
писать ему каждый день эти милые маленькие письма, выражая сочувствие, да,
осмеливаясь сочувствовать многим неудобствам его вынужденной поездки,
и все это время она была в объятиях другого любовника — ужасного грубияна
с лицом орангутанга и нравом патагонца
дикаря.... Пинто думал, что мог бы перенести это лучше, будь его соперник
был более достойным человеком — в этом предположении Пинто был совершенно неправ.

В первых приступах ревности он решил никогда больше не встречаться с Зои,
никогда не писать ей, объясняя свой уход. Пусть она удивляется этому
сколько угодно! Его предали, его одурачили, его
который всегда был так добр к ней! Даже сейчас мысль о десяти
паундс был раздосадован. Как она, должно быть, радовалась необходимости этой
деловой поездки! Как она, должно быть, смеялась в рукав во время их
прощания.... В конце концов, она была заурядной девчонкой, эта Зои! Он
пытался воспитать в ней вкус, но она, очевидно, была рада снова вернуться к
типу мужчин, с которыми ей было наиболее легко. Со временем она
узнайте, в чем разница.... Пинто прихорашивались себя. Он сделал с Зои.

Но месяц спустя, когда его бизнес-дела были завершены, и она
пришло время вернуться в Англию, он решил, что это было очень скучно,
навсегда отрезать от себя людей, не видя, как на них это действует
кроме того, он хотел поссориться с Зои; кроме того, он обнаружил
, что ни одна француженка не умеет готовить макароны так, как одна англичанка....
Он не понимал, почему должен лишать себя облегчения, сказав
Зои все, что он о ней думает. Его нервы были на пределе.
подавленное раздражение из-за отсутствия жертвы. Да, уж он бы
перейти к Зои и есть торжественная сцена с ней, и тогда ее больше не увидим.
Возможно, он хотел бросить что-то на нее; возможно даже, он будет оспаривать
его неизвестный соперник. Но этого он решил не делать на случай, если вызов
будет принят.


II

“Антония, дорогая, мисс Стелла Маркус только что говорила со мной по телефону.
Она спрашивала о вас. Возможно, я поступил неправильно, не позвонив вам, но она была
достаточно любезна, чтобы сказать, чтобы меня не беспокоили. Похоже, она в глубоком
горе от ума, беспричинно, я должен сказать, но, конечно, я ни в коем
судить”.

“Почему, мама?” Антония и Клифф были поглощены изучением портфолио с
картинами в стиле кубизма, написанными претендентом на их искреннюю критику, когда в дверях студии появилась миссис
Верити.

“Деб сбежала с похвальной независимостью духа ", - подумал я
, но не сказал этого мисс Маркус, которая, казалось, была в глубоком душевном смятении
. Прости меня, если я повторяюсь, Антония, дорогая. Клифф, умоляю, сделай это.
ты, прости меня, если я повторяюсь, но все это так неожиданно.

“Сбежал! Deb! но она ни разу не сказала мне ни слова! Антония вскочила на ноги.
рисунки рассыпались по полу. “ С кем она сбежала?

“ Мисс Маркус _сайд_... но я действительно сомневаюсь, что она может быть точной
поэтому, возможно, мне не следует приводить ее слова — это так
очень, очень трудно понять, что является тактичным и благоразумным в таких обстоятельствах
но мисс Маркус сказала, что ее племянница, к сожалению, сбежала
сегодня днем с мистером Клиффом Кеннеди!

Антония вопросительно подняла брови в сторону Клиффа. - Присутствующий здесь.
внешний вид говорит в твою пользу, Клифф, но все же...

Кеннеди горячо запротестовал: “Я самым решительным образом _не_ сбегал с
Deb! Неужели я выгляжу так, будто сбежала с кем-то сегодня днем? Какие же
мерзкие люди эти Маркусы, они портят репутацию человека!

“Возможно, они не имели в виду ничего жестокого, Клифф; я действительно верю, что
если бы вы или кто-либо другой сбежал с моей дочерью, я бы это от всего сердца одобрил.
хотя, конечно, "сбежать" звучит старомодно. Маркусы
немного старомодные люди; очаровательные — я ничего не имею в виду в ущерб им.
но отстающие в эмансипации. Молодые люди не сбегают из дому
в наши дни — они выходят прямо из пыльного храма условностей на
открытую пустошь. Но, прошу вас, не сочтите меня занудой; я просто хотел
заверить вас, Клифф, что, повторяя замечание мисс Маркус, я никоим образом
не возлагаю никакой вины на ваше возможное соучастие.

Клифф наклонился и поцеловал ее руку в черной шелковой варежке.

“С сожалением вынужден констатировать, дорогая леди, что я часто приглашал вашу дочь
— Я мог бы сказать, вашу дочь, - выйти со мной на открытое место
хит, но, прискорбно архаичная в своих принципах, она всегда жестко
настаивала на предварительной формальности в офисе регистратора ”.

Миссис Верити слегка вздрогнула. Одной из ее неприятностей было то, что покойный
Мистеру Верити удалось навязать ей законное право носить его имя
прежде, чем она узнала достаточно о жизни или о Новом Движении, чтобы возмущаться этим.

“Мама, ты ведешь себя эгоистично. Я хочу узнать о Деб?”

“О, дорогая”, полная раскаяния. “И ты была так терпелива со мной.
Теперь позвольте мне попытаться быть точным: я собрал от Мисс Маркус, что жестокие
аргумент произошло сегодня днем между маленькой Деб и ее
отец, в котором он осудил ее, большинство неразумно, если мне будет позволено
так сказать, на слишком страстно Независимый дух, и угрожал
ей ближе опеки и попечительства на будущее. Храброе дитя, отказавшееся
подчиниться, было замечено выходящим из Монтегю-Холла во время чаепития — нет, немного
после, с чемоданом, но без единого слова объяснения. Они
стремятся выяснить ее местонахождение. Целью телефонного звонка было
узнать, не знает ли Антония чего-нибудь.”

“Но при чем здесь я?” - спросил Кеннеди с оскорбленной невинностью.

“Мисс Маркус, казалось, считала возможным, что вы были причастны к побегу.
но она не объяснила мне причин для такого предположения. Я упомянул.
действительно, вы были здесь, но ... Клифф, если у тебя назначена встреча
с Деб сегодня вечером, - миссис Верити взглянула на свои изящные наручные часы, — то это
ровно без четверти девять, ” сказала она с тревогой. - Тебе не следовало опаздывать.
если она пошла на этот шаг ради тебя, у меня действительно нет желания
вмешиваться, но...

Клифф надулся, заявил, что ничего не знает о Деб, что она
вероятно, пошла прогуляться, и что они с Антонией должны быть у Джиллиан
Шервуд в девять часов.

“Люди не выходят на прогулку с чемоданом. Не будь бесчеловечным,
Клифф. Деб такая импульсивная маленькая гусыня.... О, возможно, она уже есть
уехала в Ла-Ллоррейн - или к Зои.... Да, я помню, Зои предложила ей
запасная кровать, когда она любила захаживать. Я хотела, чтобы она умерла по телефону”.
Антония fidgetted нерешительно с мольбертом-Пег, положить их в и из
ее отверстие.

“ Я сбегаю к Зоуи, ” вдруг воскликнула она. - Объясни Джиллиан за меня.
ладно, Клифф? Я не успокоюсь, пока не узнаю — меня озадачивает, почему Деб
не приходит сюда .... ”

После того, как Антония покинула студию, а Клифф и миссис Верити
насладились небольшой бессвязной болтовней о восстановлении сексуальной морали
в соответствии с Новой эрой Женственности, и как жаль, что это было так
дорогая Антония была настолько нетерпима, что он уехал в Бэйсуотер, где
нашел Уинифред Поттер, довольную, развалившуюся на диване из конского волоса,
с дешевой новеллой.

“Привет, Винни, где Джиллиан?”

“Привет, Клифф. Я думаю, ее нет дома. Или она может быть в своей комнате. Просто
посмотрим”....Она была довольно непримечательной типа девушка из пригорода,
кто носит бусы вокруг пухлая белая шея, и никогда не двигается с места сохранения под
принуждение.

“ Не там, Клифф, - сказал он, открывая дверь соседней спальни.;
“ Мы переоделись, так что мне не нужно так часто подниматься по лестнице. Джилл спит
сейчас на третьем этаже. Разве не мило с ее стороны было переодеться?

Клифф хмыкнул и взбежал на третий этаж, затем снова вниз.

“ Ее нигде нет. По крайней мере — нет - весь пол в "Балли" усеян
ее следами, но это все. Ее нет дома? Она ждала меня и
Антония в эту ночь отправиться в Вермилион клуб, но это ничего; нет
неудобства. Винни, проснешься—ты располнел”.

“Тео говорит, что я похудела”, - невозмутимо ответила Винни.

“Тео разыгрывал тебя, моя дорогая”.

“Правда? Да, он часто так делает. Он _это_ предостережение....”

“ Где Джиллиан? - спросил я. - крикнул Клифф, которого, как ни странно, эта безмятежная молодая женщина
всегда умела раздражать до безумия (“Если ты обратишь на это ее внимание, ты только
ямочка на сале”, — пожаловался он Антонии). “ Где Джиллиан? Она пригласила
Нас с Антонией на ужин.

“ Я думаю, она забыла, - лениво говорю я. - В любом случае, Антония не пришла, так что это
не имеет значения.

“ Я пришла, не так ли?

“ Да, ” вздохнула Уинни и потрогала свою новеллу.

“ Ну что ж, я снова ухожу. Нельзя терять ни минуты. Скажи Джиллиан, что мы в ужасном состоянии
Антонии пришлось сбегать к Зои— Деб Маркус пропала
из дома со вчерашнего дня—нет, раньше—с самого первого дня дней ... ” - он сделал паузу, для
сенсация.

“Как ужасно. Но я ожидаю, что она вернется,” Винни зевнул.

Для Клиффа стало важнее всего на свете
заставить Уинифрид Поттер проявить какие-то раздирающие
эмоции.

“Нет. Она не вернется. Я... так получилось, что я знаю, что она не вернется,
видишь ли.

Винни свесила голую руку в браслете с края дивана и
подняла подушку, которая соскользнула на пол.

“ Почему? Ты знаешь, где она?

“ Нет. Только там, где ее нет. Только там, где ее нет, Винни. И это на
земле.

... В конце концов, это был всего лишь вопрос о новелле. Теперь, когда
Клифф был действительно произведен кайф, который из-соперничали даже “грех
Леди Jacynth” купить Коронал, Винни сразу же дало ему, что он желанный
в дороге все внимание разинув рот. Она была лично знакома с
ни Деб, ни Леди Jacynth, но Клифф доказал, что он лучший
автор, чем Коронала.

“—_Dead?_”

Он коротко кивнул и некоторое время стоял, не отрывая глаз от ковра
... затем наклонился и рассеянно отрезал перочинным ножом выбившуюся прядь
... казалось, собирался заговорить ... передумал. Уинифрид
смотрела на него; в ее светло-голубых глазах были круги ужаса и восхищения.

“ Она не умерла, - резко бросила она. - Забудь, что я это сказала. Я не должна... Не должна
Я? — Я не знаю.... Честное слово, я не знаю....” он начал преследовать
номер, выпадение волос лохмато-за его хмурый лоб, как он вскинул
голова при острых психических конфликтов.

Уинифрид была жадна до подробностей: “Кто-нибудь плохо с ней обращался?”
прошептала она со здоровым злорадством. “Любой мужчина, я имею в виду?”

А один мужчина застыл как вкопанный, словно в него выстрелили.

“ Что заставляет вас спрашивать меня об этом?

“ Это были вы? ” очень естественно поинтересовалась Уинифрид.

И тогда он облегчил себе душу. К этому времени он благополучно пересек этот
опасный пограничный этап в "Жизни во лжи" Клиффа Кеннеди, когда
эта ложь, будучи художественно воспринятой, созданной и одобренной его
его собственное сознание медленно и таинственно сливалось, насколько это было возможно для него
, с подлинным и независимым существованием, самодостаточным
фундамент, полностью вычеркнутый из его памяти.

Казалось, его больше всего беспокоило, должен ли он рассказать об этом людям Деб.
люди ... что он знал. Тотчас же он услышал, что она пропала, ее
угроза самоубийства опалило, как огнем ему в голову.... Почему, в ту
ночь на открытом пространстве ... черное продуваемое ветром пространство, и растрепанные волосы Деб разметались
, как промокшее черное знамя на ветру; и настроение Деб
черная, как сама ночь, и такая же страстная, заявляющая, что она собиралась
умереть - что она устала бороться с Богом — “устала бороться с Ним за тебя,
Клифф.... И иногда легче умереть, чем жить...”У него не было очень
он ясно представлял, из-за чего поднялся шум, но видел ее лицо, серое
размытое пятно, за исключением того места, где ее глаза и рот были мокрыми и черными ... и знал об этом.
так было лучше для него, чтобы повернуться и уйти; ее рваные всхлипы последовал за ним через
шум дождя, черные косые полосы дождя....

Так гоночных чувство человека, что был подходяще прекрасный и трагичный поймали
место и показал его на свет; поэтому его непогрешимое ухо уловило
звуки, ... и так он описал его с Винни Поттер—до полного
видение было разбито в куски—как и кубистические картины, которые он
в последний раз его видели усыпающим пол в студии Антонии.

... Недавние замечания миссис Верити, определенный разговор с Отто Редбери
в метро, фактические выходные в "Сивью", телепатические сообщения
отрывки из обычных ожиданий Уинифрид, предложение от
картинка на обложке, иллюстрирующая “Грех леди Джасинт”, взбудоражила всех
и бросилась врассыпную в нисходящий спиральный водоворот Клиффа
призматическое воображение.

“О!” - ахнула Уинифрид в конце рассказа. “Но я действительно думаю, что ты
должен сказать им, Клифф, даже если ты не уверен — они могут захотеть
перетянуть реку или что-то в этом роде.... В любом случае, они имеют право знать.

“ Допустим, что — имею ли я право рассказать им? Тетка говорила обо мне как
смешиваясь в целом ужасное дело, когда она позвонила Миссис
Верити. Где я та, кто расскажет им?_ ... когда это может даже не быть правдой
... когда я могу быть всего лишь жертвой своего проклятого болезненного воображения — И
все же — я молю Небеса, Уинни, чтобы кто-нибудь взял решение из
моих рук. Я больше не могу этого выносить — хранить тайну в одиночестве — это гложет меня.
... как мальчик—лис—спартанец - ты знаешь!... Я крепко держу это, и это гложет.
Как вы думаете, что мои ночи, как?” обращаясь с свирепостью на его
слушатель, который просто ответил: “что вы скажете, Клифф!”

“Должен я ... ” он взломал снова в нерешительности. Головоломки существовали для него как
несомненно, как если бы это были кованые биты из металла, и продали в коробке
за четыре пенса-грошовый. Деб пропала; его имя было перепутано;
следует ли рассказать Маркусам то, что он знал о той ночи — (перерыв) — в
Сивью? Был ли он тем человеком, который мог им рассказать? Все это были факты.
Пауза была размытой, незаметной ... это был такой крошечный перерыв.
Уинифред Поттер был ответственен за это, будучи жира, и зевает, и
разговор в таком медленного вялого сторону ее.... Но это был увлекательный
проблема! И под верхним слоем недавно сфабрикованной трагедии,
Подлинная натура Клиффа была искренне обеспокоена Деб, и теми
обстоятельствами, которые сопровождали ее бегство из дома, и его собственным возможным
участием в этом деле. - Либо действий от него ожидают—не
официально ее семьи, но и в образе обычных приличий? Предложение
брак? Конечно, нет! но он должен пойти и присмотреть за ней——

В реке?

Кто сказал, что она была в реке? воинственно. Уинифрид Поттер. Она
говорила о том, чтобы вытащить это ... отвратительная идея! В любом случае, откуда она узнала? Она
была слишком толстой, чтобы что—то знать - просто озорница — И опять же — стоит ли говорить об этом Ледбери?
... Было бы для них хуже ждать от часа
к часу и от недели к неделе, постепенно теряя надежду, или быть нанесенными
внезапным ударом?

Во всяком случае, не им. Не человеком, который должен был жениться на Деб.

Его зачарованный разум, преодолевающий паузу, как мост между фактом и
фантазией, вывел его из дома и прошел половину улицы, прежде чем он
эвен поняла, что он вышел из комнаты. И он совершенно забыл
попрощаться с Уинифрид.

 * * * * *

... Вскоре она нерешительно взялась за края “Греха леди".
Джасинт. Она подумала, не будет ли неправильно закончить это; как— как
поднимать шторы слишком рано после похорон. Но это было не так, как если бы она
известно, Деб лучше Jacynth. И решение, что леди греха
было так удобно ... никто не должен выходить и тащить за него, или даже пошевелиться
с дивана....

Уинифред не двигалась с дивана, а не тогда, когда впереди-дверь была
яростно зазвонил — снова - и еще несколько раз. Она продолжала читать.
Примерно через шесть минут жилец с третьего этажа, который
ранее впустил Клиффа, снова устало спустился по лестнице
чтобы впустить Джиллиан Шервуд.

“ Значит, ты дома, ленивый юный мопс. И не спишь?

“ Ты опять потеряла ключ? Винни сделала ей выговор.

“ Да— нет— вот оно, в пепельнице. Я вдруг вспомнил, что Клифф
и Антония должны были приехать сегодня вечером, и полетел домой. Джиллиан,
поддавшись природным наклонностям, широко раскинула шляпу и перчатки и
пальто в разных частях комнаты. Затем догнала их и подобрала
и аккуратно повесила на стул, помня, что если она этого не сделает
, то никто этого не сделает. Именно понимая эффективность этого
и подобных Джобсу работ, Уинифред была зачислена в качестве ее соседки по комнате. Таким образом,
Джиллиан была бы свободна стать гением. Винни был рад покинуть ее
собственные хаотические домашние требовательных родителей и братьев. Она уютно устроилась сама
спокойно и хорошо на диване в меблированной квартиры Джиллиан.
Обладая от природы милым нравом, она не жаловалась, потому что это
диван был набит конским волосом и очень скользкий. И Джиллиан, обладавшая от природы
милым нравом, оживленным юмором, продолжала совершать блестящие
эффектные броски в домашнем быту в перерывах между другой своей работой;
с той лишь разницей, что сейчас она исчезнет, Уинифред а также
для себя. Она полюбила пухлые паразит; и взял
такие же причудливые радость в ней, как Клифф в Отто Redbury. И
Уинифрид упрямо отказывалась возвращаться домой; она была счастливее с
Джиллиан; Джиллиан давала ей на карманные расходы больше, чем когда-либо давал отец. И
Джиллиан была известной личностью.... Все это было очень мило. Она никогда
не собиралась оставлять Джиллиан.

Джиллиан принялась швырять ужин на стол, разбив три тарелки и
банку из-под джема, уверенно и равнодушно, как фокусник, разбивающий часы в
осознание того, что он может снова создать его целиком из цилиндра
джентльмена в заднем ряду. Уинифрид несколько мгновений безучастно наблюдала за ней.
до нее дошло, что ножи и вилки приготовлены на четверых.
- Клифф и Антония не придут.

- Я не могу. Разве я тебе не говорил? Клифф уже был здесь
и он говорит, что Деб Маркус покончила с собой!”

“Тогда у нее, вероятно, простуда на голове”, - прокомментировала Джиллиан с
совершенным спокойствием человека, который часто пробовал продукцию фабрики Кеннеди
.

Уинифрид была возмущена; и даже собралась с духом, чтобы убедить Джиллиан; которая
вскоре признала, что “в этой истории что-то есть!”

“—Во всяком случае, Клифф не должно быть позволено ходить с таким "Динамо"
пробежек свободно в карман. Вы сказали, он собирался или не собирался
обвинять семью Маркус в этом? Потому что, если девочка действительно пропала,
это может их напугать.

“ Он не был уверен. Неважно. Мы никого из них не знаем. ” И Уинифрид
скатилась с дивана и удобно устроилась за столом.

Глаза Джиллиан сверкнули при взгляде на нее — узкие серо-зеленые глаза, косо посаженные на
странном, худом, веснушчатом лице. Тело Джиллиан также было худым и мелкокостным
в определенной степени. И ее волосы, которые, по всем правилам компенсации,
должны были бы стать великолепно искупающей чертой, были короткими,
мышиного цвета и неровно подстриженными, с эффектом круглой тазика для пудинга.
Мужчина, который любил ее, мог бы сказать, что у нее красивые запястья и лодыжки, и
огромное очарование. Затем, за недостатком материала, он волей-неволей должен отказаться от
гиперболы.

(“Давай, Тео,—что дальше?” и он никогда не мог быть вполне уверен, что если бы она была
умышленно житья от него, либо не замечают собственных недостатков. “Тео,
ты знаешь что-нибудь из Браунинга о ‘Любовницах с великолепными гладкими мраморными
конечностями’?... Забавный сюжет, не правда ли?... Или тебе больше нравятся стройные мужчины
? Я—я полагаю, ты бы назвал меня стройной, не так ли?... Не
Совсем подходящее слово?—Ну, _svelte_ тогда? ... как дамы в
корсет рекламы. Нет? Тео, не— не скрэгги— О, ты бы не стал называть меня так.
Скрэгги, не так ли?...”

Затем, после паузы, все еще настойчиво: “Тео, ты бы стал называть меня скрэгги?
Скажи!”

“Ты просто писк мыши, сделанной из бетона, Джиллиан”.

“Это не такая хорошая линия, как у Браунинга”, - вздохнула она. И он, будучи
чувственным гастрономом, тоже вздохнул, подумав о великолепном гладком мраморном
конечности—и в тысячный раз ломал себе мозги за то, что привлек
его так сильно и отчаянно в это раздражает немного существа
с—с——

“Ну как, Тео?” - с надеждой.

“С удивительно красивыми запястьями и лодыжками”.

И: “Продолжай, Тео”, самодовольно оценивая их. “Что дальше?”)

“Где блан-манж?” - поинтересовалась Винни, чей любимый пудинг это был
.

Джиллиан толкнула ее руки назад ее волосы, необходимо
памяти; “я думаю, что я перевернул его на умывальник в номере. Вы будете
найдите его там, когда ты этого хочешь.”

“Почему, ты снова уходишь?”, когда другой порывисто поднялся после ужина.

“Я не в восторге от этого ребенка Деб Маркус.... Не мое дело, но Клифф
такой безответственный псих, и если даже Антония не знает, что
он говорит обо всем этом ...

“ Никто не знает, кроме меня и него, ” важно сказала Уинифрид. “ Это секрет.

Джиллиан одарила ее быстрой подвижной улыбкой. “ Тогда постарайся сохранить это.
Ты говорила” Антония ходила к Зои?

Уинни кивнула, ее рот был набит салатом.

“ Верно. Спокойной ночи, Уинни.—Господи, я опять чуть не забыл тот ключ. Почему
вы не напомните мне? Думаю национального бедствия, если бы я позвонил тебе
из постели”.

Уинифред кивнула, но не отражали никаких сомнений в том, что всегда существует
жилец на третьем этаже.... “Вы могли бы дать мне бланк-чесотка, Джилл,
как ты”.


III в

“Я спрашиваю, моя сестра здесь?”

Зоя открыла глаза очень широко: “ты _Seul АУ Monde_?” - прошептала она
осторожно, сгибаясь от порога в сторону Ричарда, пока ее румпель
Примроуз локоны упали вперед за плечами у нее оборками белый
махровые куртка.

Он отступил на шаг.

“ Потому что, если это так, — с булькающим смехом“ — тогда я _Petite
Сер_—но ты и вполовину не такой француз, каким я тебя считал, и почему ты не
в своей красивой форме? Неважно — ты голоден? Ты переходил дорогу сегодня?
Как ты думаешь, я понравлюсь тебе так сильно, как ты предполагал?”

“Ну, честно, ты очень веселый и все такое—но вы видите, у нас
волноваться о Деб только в настоящее время. Она здесь?”

“Деб, о, тогда ты _her_ брат. Мистер Ричард Маркус, не так ли?”
Зои немедленно приспособилась к изменению понятия и всем тем
возможностям, которые это, в свою очередь, влекло за собой. “ Знаешь , кем я тебя считал
были? Мой неизвестный корреспондент на фронте — я ответил на его объявление. в "Парижской жизни".
в этом не было ничего плохого, не так ли? Он написал такие
письмо—и любимая обещали прийти сюда на следующий его оставить. Так
конечно, я думал.... Но это не имеет никакого значения, так что заходи. Я
на самом деле очень рад, что вы пришли, между нами, потому что мой домовладелец
заходил ко мне, и когда он начинает, он ведет себя совершенно _ауф _.

“Что за зверь!” - тем не менее, довольно туманно относительно того, что это был за домовладелец
начал. Возможно, бедняга запаздывал с арендной платой, и он был
пытаюсь вывезти ее мебель. “Я спрашиваю, Деб здесь?”

“ Нет, но осмелюсь предположить, что если она сказала тебе встретиться с ней здесь, то она скоро появится
так что тебе лучше подождать. Я часто задавался вопросом, какой ты была
как...” с серьезным пристальным взглядом из-под сдвинутых бровей,
который, как она всегда находила, “хорошо сочетался” с лицами моложе семнадцати и старше шестидесяти.
“Пойдемте в гостиную. Вы извините эти вещи, но я просто
одевая на ночь, когда он пришел”,—с кивком головы в сторону комнаты—“и
вы не поверите, но я, должно быть совершенно с ним гадко ...до
нейтрализовать действие мои волосы вниз, вы знаете. Я предполагаю, что он имеет
женщина, которая держит ее всегда на железные бигуди—разве тебе не кажется
он обладает? Так, бедный человек, можно было бы ожидать, немного агитации. Но есть
границы, разве нет? Я имею в виду от одного арендодателя. Значит, ты действительно находка
... Что-то вроде ангела-хранителя. Разве это не любопытно, но я всегда,
даже когда был ребенком, хотел увидеть своего Ангела—хранителя во плоти -
хотя бы в его одежде — понимаете, о чем я? Потому что я всегда был довольно
уверен, что он был человеком,—это не кажется правильным, что он не должен быть, каким-то образом.”

“Спорим, ты бы все равно из него человека”, - сказал Ричард вслепую
восхищение. И он был прав; на Зои можно было положиться в том, что она пробудит сексуальный элемент
в любом существе, находящемся поблизости, даже в ангеле-хранителе.

Обрадованная его похвалой и продолжая что-то бормотать, она прошла впереди него в гостиную
и мило представила его хозяину, очень низкому
мужчина, но добродушный и явно без злых намерений по отношению к мебели.
Трудный момент, о котором шла речь, по-видимому, заключался в том, что он хотел заплатить за
новый ковер; а Зоя, застенчиво извиваясь на грани искушения, все же
не совсем поддавайся этому. “Хотя, если плюнуть на ковер, он станет твоим,
Я уверена, что у меня больше нет никаких претензий, мистер Райт!” - с выражением кокетства на лице.
это смягчило ее неожиданно откровенный упрек.

Ричард наслаждался этим — наслаждался _ ней_ безмерно. Не было никакой реальной причины
для тревоги за Деб; только семья суетилась. И он был польщен
Зои мастерство в заставляя его чувствовать себя тому, чтобы ее существо, хотя смутно
признавая, что лесть была несколько нарушена его слишком даже
распределение между ним и арендодателем. Зои ни в малейшей степени не была
Ричард - идеал. Но Зои была — ну, скорее тряпкой! И она вызывала аплодисменты
энтузиазмом и искренностью, с которыми она требовала этого, продавала это, изобретала
это ...ее существование могло выглядеть поверхностно запутанным, но
возможно, она больше, чем другие девушки, могла считать себя успешной. Зоя
знал, как расслабиться неограниченных количествах, что делает вас счастливым, и как
чтобы быть счастливыми, а материал, из которого существует неограниченном количестве для
амортизация.

“Я должна была быть в этот вечер кавалерийская гиганта, который лязгает и
перезвон всю дорогу вверх по лестнице, и называет меня ты дорогая штучка!
представляешь, жить совсем одной, когда некому присмотреть за тобой — это позор!’ — и
приносит мне подарки. Ему около сорока, и он думает, что мне еще нет семнадцати;
и когда я очаровательно забираюсь к нему на колени и выворачиваю его карманы наизнанку, чтобы
найти то, что у него есть для меня, он радуется, как маленький ребенок. Правда,
радуется! И тогда я выкладываю все свои подарки на столе, чтобы сделать их
слушай больше, и плясать вокруг них и скакать и хлопать в ладоши от радости.
О, ему нравится, когда я радостно хлопаю в ладоши. Вы оба увидите, как я это делаю.
если подождете достаточно долго. Разве не забавно, какие вещи нравятся некоторым мужчинам?
Иногда я спрашиваю: ‘Что ты мне привез?’, А он отвечает: "совсем ничего’
чтобы подразнить меня, и я надуваю губы — вот так - смотрите-смотрите, мистер Маркус!— и он не может вынести
видеть меня такой разочарованной и вытаскивает огромную расписную коробку шоколада
из-за спины! Такого рода процедуры чудесно омолаживают,
вы не поверите; намного лучше, чем массаж. Вот он, а я еще
не одета!” Она юркнула в свою комнату, когда на
уровне улицы хлопнула дверь; затем снова просунула голову, чтобы сказать: “Ты будешь развлекать его
, не так ли, пока я не буду готова?" С ним совсем просто!”

“Он предпочел бы, чтобы я или мистер Райт взгромоздились к нему на колени?” рассмеялся
Ричард.

“Эф это АГТ дороги меха является pawkits, он'ull быть я!” - арендодатель
заметил с шутливой улыбкой.

Когда послышались шаги, хотя и без какого-либо ощутимого лязга
и бряцанья, как было предсказано, Зои снова появилась, теребя гребнем свои кудри.

“Интересно, расстроит ли его вид вас двоих.... Я сказал ему, что
У меня не было друзей в целом мире, кроме него и одной пожилой леди, которая добра к
одинокой маленькой девочке, — она с сомнением посмотрела на домовладельца, — О, вы могли бы
притворись брокером”, - с внезапным приливом вдохновения. “Ты не мог бы?",
Мистер Райт? Это могло бы заставить его почувствовать себя щедрым, не так ли? И ты...” — даже
в крайней спешке и опасности она удержалась от бестактного
решения, что, возможно, Ричард был слишком молод, чтобы что—то значить... "Ты— за
занавесом. Нет — твои ботинки будут видны. Лезь в шкаф - быстро!”
Она захлопнула за ним дверь и захлопнула дверь своей спальни, как раз в тот момент, когда
входная дверь квартиры, оставленная открытой при входе Ричарда, с треском захлопнулась
за входящим вновь прибывшим.

“Как в дурацком старом фарсе”, - подумал Ричард; он не знал, что люди
никогда по-настоящему не прятался в шкафах. Хотя в квартире Зои такое поведение казалось
не только лишенным эксцентричности, но и ритмично правильным.

Он довольно хорошо знал эту квартиру.... Воображение Ричарда было не таким, как год назад.
подавленный роман. Это была квартира, где происходили комические
недоразумения и подделка документов, где в углу была оставлена компрометирующая перчатка
и где упали ширмы
в неподходящий момент; это была квартира для сбежавших жен; квартира, где
мужа выставляют дураком. Теперь, на самом деле, было весело находиться в
такая квартира, на самом деле, для Человека в шкафу; Ричард тихо усмехнулся
... затем начал терять терпение, пока, после, казалось бы, бесконечного ожидания
в приглушенной темноте не появилась четвертая стена, к которой он прижался всем своим весом
ему уступили дорогу, и он, спотыкаясь, ввалился в комнату, полную людей.... “Fancy,
Я на мгновение забыла о тебе”, - засмеялась Зои, которая отпустила его. “Почему
ты не стучал и не кричал? Вот Антония пришла, чтобы найти Деб. Я уверен, что я
не знаю, почему весь Лондон этим вечером, чтобы уточнить
твоя сестра. Разве это не смешно,—она и месье капрал встретил на
на лестнице, и _ он_ подумал, что она _Petite SurUr_, не так ли?— точно так же, как
Я приняла мистера Маркуса за "Королеву мира”!

Молодой человек в военной форме, с круглыми красными щеками и кисточкой висячие из
фуражку, стоял обожающих Зои со смущенной улыбкой, явно не
понимая ни слова из ее речи. Есть два типа бельгийцев
солдат - флегматичный крестьянин, который застенчив, и щеголеватый горожанин, который
смел. К сожалению, Зои зацепила одного из первых видов. Неустрашимая,
она перевела свое приветствие на французский, кое-что объяснив на пиджин-инглиш
вставлено в интересах мистера Сэма Райта, чтобы он не чувствовал себя обделенным.
Ричард у окна объяснял Антонии
про Деб.

Мистер Райт обнаружил, что бельгиец ничего не ел
в течение четырнадцати часов. “Стар по возрасту, Мисси — кишки у молодого парня изрядно потянулись наружу
по кусочку чего-нибудь крепкого. Это я угощаю, видишь, а ты иди и приготовь
стейк для него. С уважением, Бельгия!” и капрал, поняв,
встал по стойке смирно, а затем благодарно поклонился мистеру Райту, Антонии,
и Ричард, и Зои, по очереди, в то время как кисточка на его кепке нелепо покачивалась
....

Зои, прерванная быстрым пересказом собственной интимной истории,
рассчитанная на то, чтобы успокоить незваного гостя, снова взялась за дело
пока она бегала на кухню, накрывала на стол и готовила на гриле
стейк.

“Разве не хорошо, что у меня в доме еще есть вино — это последняя бутылка?
Но я ожидаю еще завтра - это подарок. О, не от
Капитан Брейтуэйт — интересно, кстати, почему он так опаздывает? — но тут за углом есть
Итальянская винно-макаронная лавка, и ее владелец
просто без ума от меня ... отвратительный старик с черными зубами, но он
в магазине есть хорошие вина, и такие дешевые.... Жена поймала его на глазки
мне за один день, и теперь она не может покинуть магазин, так
старый демон придет сюда, и принесет мне Кьянти втихаря, надеясь
растопить меня. Нет ни малейшего шанса, что я растаю, но ты
не думаешь, что с моей стороны неправильно принимать вино, не так ли? Я имею в виду, что он берет на себя
риск потерять все и ничего не приобрести, не так ли?... Конечно, я
не осмеливаюсь впустить его в квартиру, кроме того, я бы никогда так не поступила! НЕТ,
Я бы не стал, потому что, честно говоря, не думаю, что это правильно, если его жена чувствует
вам это нравится во мне, не так ли, мистер Райт? Поэтому я приоткрываю дверь и говорю
ему оставить бутылки снаружи и тихо уйти ради нас обоих!
Он предполагает, у меня ревнивый муж—итальянец рода бандит, с
ленты и кинжалы вверх ногами.... И только представьте, однажды
у него хватило наглости прийти ко мне вообще без вина и сказать — ну, я
не знала, что мужчины такие, а ты, Антония? Но я отправил его домой, чтобы
поскорее принести чего-нибудь. А вы бы не стали?” - обращаясь к Капоралу,
который пробормотал: “Mais oui, certainement!” - и принялся за свой стейк, как за
серьезный бизнес. Он как-то странно набросился на еду и подумал, как
красива Зои в своем белом пиджаке с оборками, обрамленном
желтыми кудрями....

“Почему бы не съездить в Ла Лоррейн?— Там может быть Деб”, - предложила Антония
. И Ричард неохотно встал. Деб была неприятность—из
конечно, у нее все в порядке. Ему не нравились Ла Лоррен и Манон; но Зои
и ее двери, и ее домовладелец, и ее бельгиец, и ее спаниель, и ее
любовники, и ее истории обладали неповторимым привкусом привлекательности. Любые дальнейшие события
комические или нелепые могут произойти в любой момент в этом
атмосфера.... И действительно, в четырех пролетах лестницы хлопнула дверь.
... приближающийся топот множества ног — и:

“ Ой, да это же капитан Брейтуэйт! ” воскликнула Зоя чистым детским голоском.
от изумления. “ И вы нашли маленькую Бекки, Марка и Джоуи на
лестнице? В чем дело, Бекки? сломанный скутер? ... никогда
ум, позвольте мне дать вам имбиря на кнопках—два имбирь-гремучий лучше, чем один
скутер, не так ли? Какой красивый рисунок термометра, Джоуи? Это
для меня? Как мило с твоей стороны.”

“ Мать моя, я хочу попросить тебя взглянуть на мое разорванное горло, Мит!
Дети Второго еврейского портного, которых добродушный кавалерийский офицер
собрал и привел с пристани, столпились
вокруг Зои, похожей на Барри, изображавшей одинокую маленькую девочку.
мать, к которой все дети обращаются со своими проблемами так спонтанно
и эффективно, как будто они репетировались неделями. Зои действительно
была очень добра к ним по-разному в разное время, и
их теперешнее слипание вокруг ее колен на виду у сияющего капитана
Брейтуэйта было ее наградой.

Антония, обращаясь к Ричарду, с тревогой задавалась вопросом о собственном гротеске
представьте себе, что только что хлопнула еще одна пара дверей, и еще больше
на лестнице послышались шаркающие шаги: “В этой квартире
меня преследует иллюзия хлопающих дверей — слушайте!”

“ Послушайте! ” эхом отозвалась Зои, внезапно погрузившись в тишину. — Это Пинто!
- прошептала она, парализованная всей своей веселой находчивостью.

“Она тоже это слышит”, - вздохнула Антония с облегчением. “Я не так уж сильно возражаю
если мы будем бредить все вместе!” И действительно, это было очевидно невероятно
что тучный усатый человек, который был спроецирован визжащим в
гостиную образом костлявой желтой свирепости, мог быть иным
чем химера. Бутылки с вином, которыми преследуемые бессильно размахивали.
Арабески в обеих руках стерли последний налет убедительности.

“Лицо, как у орангутанга, характер, как у патагонского дикаря ...” были единственными словами.
слова, различимые среди тявканья, щелканья конечностей,
бутылок и брани.

Раздался звон разбитого стекла, и красноватая жидкость растеклась по ковру.
Зоя крикнула капитану Брейтуэйту, который швырнул
его огромная фигура навалилась на воюющие стороны и разорвала их на части.
Последующая последовательность событий была слишком быстрой, чтобы ее можно было распутать.
Итальянский торговец вином и макаронами из-за угла рухнул на землю.
тяжело дыша, он собрался с духом и бросился к двери. Зои бросилась
вслед за ним и через несколько секунд вернулась с триумфом, неся
вторую, неповрежденную бутылку кьянти. Тем временем Пинто излил свою
злобу на кавалерийского офицера, домовладельца, круглоглазого бельгийца,
и Ричарда, на каждого из которых по очереди он повесил свою сагу о “лице, похожем
орангутанг—темперамент П-П-патагонского дикаря!”... Возвращение
Зои он приветствовал яростной и непонятной вспышкой того, что было
определенно сквернословил и, вероятно, по-португальски; сообщил ей, что все знает
и покончил с ней навсегда ... схватил стул и
разломал его на куски ... злобно уставился на невинное изумление
Месье Капораля; ткнул в него обвиняющим пальцем— “Вы — да, это так
ты— ты можешь забрать ее... Она ничего не стоит, говорю тебе— перестань есть и
возьми ее— возьми ее— возьми ее! ” поднимая остатки стейка с тарелки.
тарелку и швырнул ее в окно, куда она едва не попала
Антония — “Вот—вот, просто прекрати это!” - Воскликнул Ричард, сжимая кулаки.
яростно.

“Оставь его в покое, Сынок — он не знает, что делает!”

Палец мгновенно переместился на пацифиста— “Чей это дом?
ты...?”

“Мое!” арендодатель возразил, поставив свои сапоги, на диван, как знак
собственности. “Не молчи, не—дам!”

“ Значит, это ты с таким лицом и таким характером?

“Лицом и умерить себя!” от мистера Сэма Райта, который реторты, хотя
лишь на пути случайные реплики, был, был собран компанией
известно только то, полное объяснение сцены так поражает их.

Но подозрения Пинто сделали последний рывок в сторону капитана Рэймонда Брейтуэйта.
“Возьми ее” — размахивая обеими руками в направлении Зои. “Она
неблагодарная, неверная. Настоящей привязанности нет в ее натуре. Она
лжет и ворует; она неряшливо одевается; она предала меня и
предаст тебя. Возьми ее — возможно, твой характер патагонского дикаря
удержит ее в порядке. Возьмите ее и побейте, если вам угодно. Кто я такой
, чтобы предъявлять претензии?..” Он перечислил весь список преступлений Зои,
связанный с выгодами, которые принесла ей его беспечная щедрость.;
пролил слезы при воспоминании о своем собственном невинном доверии и
маленькие нежные манеры; превзошел самого себя в кипучем португальском языке.
и английский слились в одно последнее расширяющееся чудовищное, от которого трещат стены,
волосы становятся жесткими от проклятия, анафемы и упадка——

Антония шагнула вперед и положила руку ему на плечо.

“ Ты ведешь себя совсем нехорошо, и мы устали от тебя, ” сказала она.
мягко, но отчетливо.

Пинто, сдержав свой поток эпитетов, повернул к ней пару
багровых, желтых глазных яблок; забулькал; издал несколько нечленораздельных звуков своим
горлом — и ушел.

Никто не мог отрицать, что его визит, хоть и недолго, были полны живой
цвет.

“Ma foi!” - сказал бельгиец пойлу, все еще тупо пялясь на свой бифштекс.

Ричард разразился громким смехом и продолжал смеяться по-мальчишески,
неудержимо. Это было заразительно ... Вскоре к ним присоединились Сэм Райт, и
Капитан Брейтуэйт, и Антония, и даже бельгиец. Зои, которая была на грани
слез, сдалась последней.... “По крайней мере, у нас есть немного вина"
теперь, ” булькала она, разрываясь между рыданиями и истерическим весельем. “И мы бы
лучше выпили это — это п-хорошее вино и такое дешевое! Я рада, что вспомнила об этом как раз вовремя,
чтобы пресечь это. - Она метнулась за очками. — Но, честно говоря, я не
представляю, что Пинто был такой крест, и недобрые о, Кто-нибудь из
вы?”

“Он казался немного раздосадованным: что делать?” капитан загоготал Брейтуэйт. “Вот это
его хорошее восстановление!” Они все пили здоровье Пинто в отличном
Кьянти.... Звякнул звоночек снизу.

“Ах, боже мой! должно быть, выходя, он заклинил входную дверь на первом этаже, и
теперь люди не могут ее открыть. Я действительно думаю, что ему следовало бы держать себя в руках.
немного лучше, не так ли? Я имею в виду, это так ужасно, когда один
и посетители”. Колокольчик снова звякнул нетерпением. “Кто-нибудь из вас пойти
вниз?”


ИЖ

Деб брела по улице, с трудом волоча чемодан. Ла
Ллоррейн настояла на том, чтобы оставить ее ужинать, но графиня занимала
единственную свободную комнату в доме ... в любом случае, ты всегда можешь
опираться на кровати Зои, когда ты появился—времени достаточно, чтобы завтра получить
все обдумать....

Кто-то уже был на пороге и звонил в колокольчик: “Дверь
обычно открыта, но, должно быть, ее заклинило.... Вам нужен портной
Моисей, портной Иаков или портной Исаак?”

“ Спасибо, мне вообще не нужен портной. Во всяком случае, не сегодня. Мне нужна Зои
Дин-Крессуэлл? Интересно, она дома?

Джиллиан снова дернула за звонок. “Ты выглядишь так, словно должна быть Деб".
”Маркус".

“Я.”

“Я Джиллиан Шервуд. Поставьте свой чемодан и пожмите друг другу руки. Я буду
нести его за вас, если нас когда-нибудь впустят.

Джиллиан, наконец-то! Сначала Деб ощутила триумф, за которым быстро последовал
укол вины. Она не искала этой встречи; это было чисто
случайно — но что сказала бы Антония?

Антония открыла им дверь.




ЧАСТЬ III




ГЛАВА I


Я

Деб жила с Ла Ллоррейн. Она с негодованием отказалась возвращаться
домой при том понимании, что она должна быть частично прощена за
проступок, которого она никогда не совершала; с другой стороны, ее привязанность к
Ферди причинил ей острую боль, когда она увидела, как вера в
ее грехи лишила его определенной жизнерадостной удовлетворенности, которую до сих пор не затронула даже
война и ее осложнения. Ибо, конечно же,
ее быстрый драматический разрыв с семьей привел к антиклимаксии.
Ричард принес домой известие о ее местонахождении; и на следующий день после ее бегства
Тетя Стелла появилась у Зои на переговорах. Терпимость того периода
не позволяла, чтобы заблудшая дочь подвергалась нападкам родителей.
проклял и бросил на произвол судьбы — или того хуже — на темных холодных улицах Лондона.
Терпимость того периода санкционировала некоторое естественное беспокойство по поводу упомянутого
материальное благополучие дочери, предварительные переговоры и возвращение домой
к большому количеству придирок и атмосфере укоризненного дискомфорта.
Возможно, Деб предвидела последний неизбежный пункт; возможно также, что ее
страстное убеждение себя в том, что она не сможет постоянно быть свидетельницей
вздохов и озабоченного вида Ферди, было результатом чувства вины.
подозрение, что она смогла это сделать скорее случайно, чем благодаря добродетели
подняться на свой пьедестал и обиженно стоять на нем.

“ В этом виновато мое очень распущенное воспитание, ” возразила она с виноватым видом.
подозрение.

“ Да, но...

“Это счастье, что у меня есть определенная фундаментальная точка зрения на мораль"
”порядочность", - с сокрушительной помпезностью.

“Да, но...”

У "да-но" это было.

“Я не могу жить дома, когда тетя Стелла так ненавидит меня”, - слабо.

И здесь она была права. Даже Ферди понимал, что его сестра и
его дочь отныне вряд ли смогут жить вместе в состоянии
нежной гармонии. С тех пор Стелла странно относилась к Деб
открытие, что Деб была инициирована. Что было делать? И тогда Ла
льоррейн появился в Монтегю-Хаусе, эмиссар Деб.

“Моя ди-урр— предоставь это мне”.

Ла Лоррен была великолепна, она была Милади, она была Жозефиной
Beauhamais, и мадам де Ментенон и Луи де Querouaille, герцогиня
Портсмут, и каждый _intriguante_ зарубежной истории, возложенных
с депешами и кардинальскую секрет, посредника от одного королевского
суда в другой. Она была одета в прозрачно-черное, а огромная черная шляпа отбрасывала на ее глаза таинственную тень
на ней были все ее соболиные и пармские
фиалки; и многозначительно перебирала их своими длинными тонкими белыми руками
как будто они были символом проигранного дела. Она польщена, задабривают
и намекнул, и сложили ее в карты и поднял их снова, и ее
речь была мирской и остроумный и мудрый, и ее улыбка была материнской,
или двусмысленными, или сдержанный, и она потрясена Ферд Марк с
обман и дипломатии, и оставили его совсем сбита с толку, но убежден, что
достигнута также договоренность была единственным возможным ввиду тонкости
участвует; и что она исходила прямо от него.

“Итак, моя ди-урр, ты присоединяешься к нам в нашей скромной маленькой квартире, и твой
отец предоставит тебе в распоряжение твой собственный доход. Хорошо ли я поработал?”

“—Выгнали из дома, плюс чековой книжки?—вот что я называю _;viction
де luxe_”, - рассмеялась Антония, когда Деб рассказал ей о новой договоренности
в то время как ре-нес ее чемодан, чтобы выйти квартира пять дней Зои после ее
усталый прибытия. Зои отсутствовала на репетиции.

“ Сколько ты собираешься платить Ла Ллоррейн в неделю за питание и ночлег?

“Мой-ди-урр”, - Деб имитировала величественные манеры и широкий жест, произнося
на что ее будущая квартирная хозяйка отклонила вопрос: “Что —между нами? это
устроится само собой...”

Антония выглядела загадочной и предупредила Деб, что в первый раз, когда она приехала
в апартаменты и обнаружила ее завтракающей в одиннадцать часов в
грязная обертка и бумага для завивки, в венецианской гостиной, на несвежем майонезе
Ла Лоррен отрабатывает гаммы, а Манон ведет себя скромно.
с торговкой рыбой, потому что канарейка хотела, чтобы ей заплатили, она бы
немедленно утащила ее в менее живописное, но более
гигиеничное место.

“ Действительно, торговец рыбой! УЭБ повернулся в интернет-магазине Ви из костюма-случай, “когда
мы хотим, рыбы, Ла llorraine, бледный и надменный, целует Манон на челе
и выходит заложить драгоценности короны; после этого она приносит домой рыбу и
фишки в обрывок газеты, и мы садимся, чтобы насладиться ею, пока она
говорит нам, посмеемся анекдоты пятого курса мюзик-холлов”.

“Послушайте”, - потребовал Клифф, входя в комнату. “Я тут
брал интервью у вашего брата, Деб, и он говорит, что этот маленький псих, который
называет себя Отто Редбери, несет ответственность за наше доброе имя.
грязь. Он говорит, что этот мерзкий голландец зашел к твоему отцу, полный
‘частной мочи’, как раз перед ссорой. Что я хочу знать, так это то, _ кто
ему сказал_? И прошел слух, что ты покончил с собой прошлой ночью.
В пятницу вечером. Это не совсем смешно, не так ли? Мы должны отслеживать эти
скандалы на свои источники. Вы, кажется, не понимают, насколько это серьезно.
Наша честь поставлена на карту!”

“Так мило с твоей стороны включить и мою”, - кротко сказала Деб. “Сядь,
Клифф, и не бесись. Полагаю, я сама их начала!” И она рассказала
свое драматическое признание Сэмсону Филлипсу. И Клифф слушал, нахмурившись.

“Но это все гипотеза. Вы не упоминали Филлипсу никаких имен. Вы
на самом деле не уточнили, что произошло той ночью в "Сивью". Я не упрекаю тебя
за саму ложь, Деб — это было просто глупо; женское хвастовство. Но
Отто, должно быть, получил свои определенные факты от кого-то другого, и я написал
ему повелительное письмо по этому поводу. Оно начинается: ”Сэр".

“Само по себе это не очень поразительно или оригинально, Клифф. Почему бы и нет?
‘Милый”?

Антония рассмеялась. “Расскажи нам ответ Отто, когда получишь его, Клифф. Я
уважаю вас за то, что вы заняли твердую позицию!” Но Клифф не показал им
ответ он получил от Отто; он изучал его в одиночестве и недоумении
возмущение. Что может человек, значит, напоминая ему о неком
разговор в трубке? Он с усилием припомнил, что однажды
путешествовал в компании Отто и наговорил много фантастического
вздора в пользу Отто, но он был совершенно уверен, что не самого настоящего
мусорщик мог бы выбрать имя Деб из кучи мусора— “Я
всегда был очень осторожен с именами ....”


II

Деб, использующая свою нынешнюю эмансипацию в качестве точки обзора
изучая свое прошлое в целом и по частям и фазам, пришла к выводу
, что общая неадекватность в любовных отношениях была вызвана
глупым компромиссом. Поэтому она решила исправиться и быть
плохой — совершенно плохой. В эпизоде с Самсоном она доказала самой себе
что она больше не подходит для традиционной крайности уважения
любви и защищенного брака. Поэтому ее медлительности чувство смелые должен
быть засеченным, что другие далеко крайность—“я ненавижу betwixts и посредники!”

Немного бальзама самообмана должны были быть применены. До сих пор у нее было
был более или менее под домашним надзором; не строгим надзором, конечно;
но фон любящего доверия был помехой сам по себе.
Теперь доверие было отменено — и фон. Теперь она была предоставлена самой себе
—свободная—разочарованная—слегка озлобленная - (Деб ткнула пальцем в озлобленность
с тревогой — да, она все еще была там ....) Теперь ей двадцать пять и у
перекресток——

Деб не осознаете прописную истину, что даже в жизни каждой женщины занимает
материал для одной повести, так что общая роман, возможно, формально и с
идеальное применение медведь название: “перекресток”.

Она искала героя для своей героини, а он
не явился на прием. Теперь она была в поисках своего злодея
авантюристки, и поначалу казалось, что он окажется таким же
неуловимым. Серия небольших экспериментов серьезно убедила ее в том, что
при выборе злодея молодая девушка не может быть слишком осторожной.... “Он должен
сделать так, чтобы это стоило того...” Возможно, в конце концов, она все еще находилась в том же старом
поиске, переведенном другими терминами.

Тем временем прошла зима; и ранняя весна разбудила в ней легкую желчь.
душа к раздражительности. Ее привычки смягчились, гармонируя с ней самой
окружением космополитической богемы; но в то время как кровать, установленная в
венецианской гостиной и накрытая днем бесценным предметом
вышивка, как показалось Ла Лоррен, была всем необходимым в гардеробе.
“Моя дорогая, ты можешь использовать зеркало Манон как свое собственное — оно подходит
не говоря ни слова...” и все же Деб была не совсем довольна общей неряшливостью
чайных халатов, таинственных иностранцев и обильных блюд в любое время суток — или
в нерабочее время — "Кармен" на завтрак, "Тоска" на ужин и "вне сезона".
блюда в между—Мюзик-Холл-менеджеров, прогуливаясь в Пощечина “мои хорошие
llorraine” фамильярно, между плечами, и выглядеть скупо на
"Манон", которые, тем не менее, в детстве танцами и пестрый, допрашивали с
а строгость, которая Деб, дочь строгим Израиль, никогда не на
момент пострадали. Но Ла Лоррен знала больше о своем мире и была
образованнее Фердинанда Маркуса; Ла Лоррен, которая иногда надевала
огромные очки в роговой оправе и сидела с вязанием у огня; а иногда
поднялась, как пророчица , и в отчаянии воздела руки к Небесам .,
в осуждении _ той_ войны, которая помешала вернуться на любимый
континент, который знал кое-что о хорошей музыке; Ла Лоррейн была одинаково
искренней и привлекательной в любом настроении; и Деб искренне полюбила
о ней. Но Манон-это другой вопрос; "Манон", в восемнадцать лет, проведенных в ней
поза изгнанной принцессы, стройную фигуру в абсолютное одиночество
гостиная-одинокое сердечко загадочно незапятнанный при контакте с
оный ряженые и пестрой. Она очаровательно слушала, когда Деб рассеивалась
этика бунта; она казалась слегка шокированной, когда этого требовали приличия
что она должна быть шокирована — и все же— и все же - несмотря на всю скромность
укоризненно поднятых ресниц и “О, но, Деб...” с милым шепелявым акцентом, Деб
не могла избавиться от впечатления, что, когда дойдет до этого, Манон пойдет
дальше и будет жить намного лучше, чем она сама. Манон прицепила свой
фургон к неподвижной звезде, тогда как Деб, похоже, прицепила свой
к бродячему цирку.

“Хватит с нас этого”, - воскликнула Антония, неожиданного посетителя
после поездки в машине, которая продолжалась в течение всего февраля—“не
еще не одета? и уже почти двенадцать часов; вялый аппетит?—нет
интересно, куришь ли ты ароматические сигареты с кофе и яйцами. Даже
как я и предсказывал!”

“Не будь ко мне строга”, - взмолилась Деб. “Я не совсем умерла для лучшего.
На самом деле, Антония. Я чувствую зов Весны, призывающий меня все дальше и дальше.
наружу.... Пойдем в кино, ладно?

“ Напротив, мы препоясаем наши чресла и займемся военным делом, дитя мое”
мрачно. “Мы поговорим с нашими матерями и спросим их, какая конкретная ниша
свободна для одной желающей, но невежественной дочери удовольствий, и мы
сообщим о результате не позднее сегодняшнего вечера. А пока мы
уберем наши косы, которые извиваются, как иссиня-черные змеи, среди
изысканной, но жуткой листвы прошлогодней скатерти, и уберем
остатки зеленого шартреза, сесть, причесаться и попытаться
сделать честь нации, находящейся в состоянии войны ”.

Деб рассмеялась и сказала, что она вполне готова заниматься военной работой и уже некоторое время собиралась
записаться сама, но подумала, что слишком поздно....

“О, я думаю, что войне можно доверять, она продлится еще месяц или два”.

“Я имел в виду, ” сбивчиво объяснял он, “ что мне всегда кажется, что слишком поздно
потом делать что-то, чего не делал раньше”.

“Ленивый маленький азиат".... Ты навестишь мою мать ровно в шесть вечера.
этим вечером и получишь инструкции”, - с этими словами Антония удалилась.

“Говорят, Блэр Стивенсон возвращается в Министерство иностранных дел” - таков был
подсознательный мотив, лежащий в основе ее искренней веры в то, что Деб
было бы лучше вести более напряженную жизнь.

Ибо Блэр Стивенсон, состоявшая на Дипломатической службе, была подругой Джиллиан;
Антонии он нравился, она в полной мере оценила его гибкий ум и, несомненно,
безупречное воспитание; его стремление к ней было достаточно пылким, чтобы она могла наслаждаться
острое ощущение полета ... он так и не приблизился, и вскоре
преследование ослабло; его выслали за границу — британский резидент в каком-то западном
Африканская провинция; и когда он вернулся, легко занял свое место в качестве одного из них
в ее группе — отличный случай. Антония знала, что он был
все еще в хороших отношениях с Джиллиан ... и что, если бы он случайно встретил Деб
там — “Какое это имеет значение?” Но неистовое желание сохранить
ребенка ... чистым.

Кульминационный момент встречи Джиллиан и Деб на пороге Зоуи
Антония восприняла спокойно и почти с облегчением. Это было
случилось, и больше ничего нельзя было сделать — по крайней мере, ей. Неделю спустя
она была вынуждена покинуть Лондон — ее генерал-майор был там.
постоянно разъезжал, инспектировал и мотался туда-сюда. Деб в
в ее письмах больше ни слова не говорилось о Джиллиан (Деб боялась, на самом деле,
зная вероятное душевное состояние Антонии), но Джиллиан,
в божественном беспамятстве наспех набросал открытку, на которой “дорогой
Деб”, вычеркнутое, было заменено на “дорогая Антония”. Вероятно, это была
единственная карточка, которую Джиллиан смогла найти среди беспорядочного хлама на столе, которая
Уинифред следовало бы поддерживать порядок ... но это сказало Антонии все, что она хотела
знать — все, чего она не хотела знать: Деб и Джиллиан ладили
прекрасно....

И теперь Блэр возвращалась. Несмотря на то, что ей нравилось общество Блэра, она
бесконечно предпочитала его в Греции, где он, по крайней мере, был в безопасности от
последствий вечеринок у Клиффа или представлений Джиллиан.... Антония не могла
вечно быть бдительной ... генерал-майор снова подзывал ее к себе.——

И тут пришло то жизнерадостное письмо от Клиффа Кеннеди, в котором он сообщал ей о
великолепной вечеринке в студии, которую он организовал. “ Я позаимствовал твою студию в качестве
обычно, и летом вы можете наслаждаться видом на море, когда захотите. Это
маленькие водовороты общественного братства, которые однажды объединятся в
бурлящую реку, которая унесет вас прочь и т.д. -- ”

Антония пролистала страницу или две, пока имена, которые она искала, боясь найти
несомненно, они появятся, не бросились ей в глаза со страницы— “Блэр Стивенсон—Деб ....”

... “У меня было что-то вроде предчувствия, что что-то обязательно произойдет, если
Я сведу этих двоих вместе.... И снова, Антония, мой экспериментальный
нерв дернулся к какой-то цели. Держу пари , что у вас есть экземпляр Омара Хайяма
(У меня семьдесят два), что это слияние личностей приведет к
Результатам — драматичным, красивым или ужасным.... Приходите домой и присоединяйтесь к
зрителям — я так взволнован ”.


III

Деб, полностью поглощенная своей работой в столовой, перестала осматривать
горизонт в поисках злодея из пьесы; так что она была потрясена, когда
она подняла глаза и обнаружила, что он стоит совсем рядом с ней, ожидая своего
реплика.... Она почти надеялась, что он окажется бесполезным.... Те
ночи под мрачной крышей вокзала, наблюдая за беспокойными наблюдателями, ожидающими
отхода поезда, наблюдая, как грязные, обремененные солдаты падают с ошеломленными
смотрят из своих отсеков на платформу ... пока не осознают
необходимость быстрой механической раздачи кофе и сэндвичей-мытья посуды
встают— начинают заново — час за часом.... Эти ночи стали более реальными
чем обустройство и перестройка ее собственного темперамента.

Но Блэр был настолько определенно стоящим человеком, что Деб не посмела отказать ему
как потенциальному кандидату — чему? Старая мечта, конечно, умерла ... мечта о
большом человеке—муже, который знал обо всех ее прошлых идиотизмах, и называл
ее гусыней, и смеялся над ней, и понимал; маленький крепкий мальчик в
темно-синий Джерси и спутанные волосы нескольких оттенков слишком легкий для такой
коричневая кожа.... “Вы не только сентиментальные, но и бесперспективно!”
она сообщила сама. “Далее будут красивые фантазии о
саде-мечте” — и сразу же появился сад, в волшебный час
послеобеденного чаепития, когда трава выглядит так, словно ее только что покрасили,
а кентерберийские колокола потрескивают от недавнего полива....

Деб сурово отстранила мужа, ребенка и сад за шкирку мечты
их мечты-шеи,—она искала какие-нибудь деликатные средства, чтобы просветить Блэр
Стивенсон о ее готовности...——

Самообщение затмевало словесное выражение добрых — или дурных-намерений.
Потому что это отказывалось преподноситься более элегантно, чем “to go the whole
hog” - и такой вопиющий сленг не сразу ассоциировался с личностью Блэр
.

“Чтобы выполнить мою женственность”—но это звучало педантичный. “Идти по
примулы путь” был кривляния. “Завести любовника” была последней.
выбор — но все еще несовершенный. Она выбрала его из-за слова
“любовник”, которое все еще звучало для нее на этой глубокой ноте ветра
вдоль проводов ... “любовник”.

Тем временем ее бдительность подстерегала эту великолепную вспышку
страсти, которая должна была стать ее стимулом и оправданием. У нее был
страстный темперамент.... Как могло быть иначе, с этими веками
и этим ртом? Мужчины и женщины одинаково обвиняли ее в горячей восточной крови;
настаивали на этом; предупреждали, смеясь или завидуя, о наказаниях. Она
приняла эту устоявшуюся версию себя без вопросов.

“Дитя, ты поведешь мужчину в ад!” - однажды предсказала жертва. Теперь она
ждала, что мужчина поведет ее в ад. По крайней мере, она могла быть уверена
что Блэр Стивенсон инстинктивно и ненавязчиво выберет
наименее посещаемый и самый изысканный и дорогой маршрут
туда. Он был таким мужчиной; с репутацией, но не вульгарной
репутацией, пользующейся успехом у женщин. Деб, стремясь грубо выразить чувство, которое
у него возникло из-за того, что он перешел в ее класс из того неуловимого класса, который
находится на полпути между верхушкой среднего класса и аристократией, сказала
она была уверена, что с ним она чувствует себя почти как горничная.
на нее обратил внимание кто-то из высшего общества. До сих пор большинство мужчин
, с которыми она вступала в контакт, можно было отнести к солидным бизнесменам
или профессиональный—как Самсон или ее собственный отец; либо призывал к
распространены восстания тип, на художника или бродяга позе—как Клифф
Кеннеди.

Блэр Стивенсон был такой отличный семьи, что он никогда не упоминал его
семьи; вероятно, большинство из них вымерли, а остальные знали, что лучше, чем
окружить его сохранить на расстоянии. Он много путешествовал как по
городам, так и по дикой местности, так что сочетал космополитическую непринужденность с
британским умением справляться с чрезвычайными ситуациями. Хотя он не был
гораздо больше, чем тридцать пять, Министерство иностранных дел уже признала
его безупречный такт и обходительность в сочетании со знанием языков,
были чрезвычайно полезны для них; так что он считался одним из тех
таинственные существа “в курсе событий”; “за кулисами”; один из людей, которые
“дергали за ниточки”.... Перед его нынешним отпуском ему была поручена довольно сложная миссия
на Балканах. Его естественные придатки и оборудование
можно было бы предположить, что это верный камердинер в его городских покоях,
верный метрдотель в любой столице и верная любовница - нет
каждый знает, где именно; потому что Стивенсон, хотя и пылкий, был осторожен там, где
женщины были обеспокоены; но, несомненно, осанка ее головы свидетельствовала о
ее изысканном происхождении, и она стоила ему больших денег....

И все это о нем, умозрительное и позитивное, не совсем передавало
почему Деб не всегда была уверена (метафорически), как пользоваться своими ножами и
вилками в его присутствии. Легко совершать ошибки — крошечные, глупые ошибки в
поведении или утонченности — и читать в его глазах зарождающееся осознание того, что она
в конце концов, не совсем “то, что надо”, или, возможно, его забавляет ее причудливый
провалы в изощренности: “Разве я дилетант по сравнению с тем, что он
привыкла? Потом сердито: “О, он щеголяет, а я сноб!” что было
неточно. Он принимал “форму” как должное, и она колебалась из-за этого. Блэр
На Стивенсона можно было положиться в отношении хороших манер; не столько поверхностных
хороших манер, связанных с изящным открытием дверей для выхода леди
, но более фундаментальных хороших манер, которые разбивали сердце в целом.
сердце больше всего на свете хотело бы быть разбитым.


IV

“Я ждала достаточно долго”, - сказала Деб.

Внезапно ее испугало, что она снова колебалась слишком долго; это
решение с течением времени истончалось.... Возможно,
Блэр не понял ... это должно быть в наше время недоумение человеку
различие между просто хорошим; откровенно плохие; хорошие попытки
быть плохими, а плохие решил быть хорошим.

“Я полагаю, ему нужно то, что тетя Трудхен называла ‘немного
поощрения’, ” размышляла Деб.

Тогда каким знаком она могла бы дать ему понять, что ее намерения были
бесчестными? Они, конечно, бесстрастно поговорили о сексе, который
является главной темой разговоров современных мужчин и девушек.... Деб боялась,
стоя на цыпочках перед клабменом и cosmopolitan, что она может
произвели чрезмерное впечатление искушенности; и что теперь он был
внутренне удивлен, что она задержалась, чтобы передать ему какое-то обычное
кодовое слово или подпись, необходимые для его продвижения. Она не
ни малейшего понятия, чего от нее, так что она принялась было полу-доверие
в Ла llorraine.

Этот королевский ветеран более трезвомыслящего периода, когда от куртизанок
ожидали, что они будут знать свой алфавит, не мог не испытывать добродушного
презрения при виде того, как эти дети разыгрывают свои вариации
о старой игре с такой причудливой и тяжеловесной серьезностью; и получение
так что в этом очень мало подлинной страсти, неподдельного веселья и
горностаевых плащей.

Конечно, не может быть и речи о том, чтобы Манон присоединилась к этим играм. Но
Деб была на шесть лет старше и “нажилась на своих шансах”, чего Манон
никогда бы не позволила себе. Более того, Деб не была родной дочерью Ла Лоррен.
дочь.... Так Ла llorraine пожала плечами, и дал ей
необходим совет.

 * * * * *

Деб была на ее пути, чтобы призвать Блэр Стивенсон неожиданно на его
на Джермин-Стрит. Было четверть одиннадцатого вечера, и
поскольку ее только что освободили от дежурства на вокзале Виктория, на ней был
длинный маскировочный плащ поверх шелковой одежды, которая скользит по коже,
с намеком на изящные пальцы. Блэр была дома — она позвонила
днем и, сохраняя инкогнито, спросила у камердинера, в какое время
лучше всего позвонить снова? Камердинер сказал: “Я полагаю,
что сегодня в десять часов вечера мы, скорее всего, найдем мистера Стивенсона”....
Блэр осознала бы важность своего визита; и —и как только ее привлекут к ответу
, можно будет положиться на ее роковой темперамент, который сделает все остальное.

“Я ждал достаточно долго. О, предположим, я ждал до тех пор, пока я больше никому не был нужен.
и тогда я хотел этого больше всего на свете ...”

Она прислонилась к двери, чтобы перевести дух.
Район, ступеньки и переходы, окна - все было сдержанным.
хороший тон, мир члена клуба, космополита, человека, который знает...
совершенно чужой мир для несчастной маленькой девственницы, которая внезапно встает.
выпрямленная, напряженная и жемчужно-белая; большой палец решительно нажимает на кнопку звонка
дома № 141B.

 * * * * *

“Это _now_....”

Странно — никогда прежде она так ярко не осознавала настоящее: “это было
минуту назад”, “это будет послезавтра”... но “Это сейчас”,
когда Блэр с улыбкой и проницательным взглядом выбросил свою наполовину выкуренную
сигару, взял недопитую чашку кофе из ее рук.

“Сейчас-сейчас...”

Она была одним пульсом, который бился для посвящения. Ее дешевая фантазия художника
всегда так обильно украшала храм посвящения благовониями
и тигровыми шкурами, и диванами, и листьями роз, всем грубым инвентарем и
свойства восторга в том, что реальность этой обычной комнаты, большой
кожаные кресла и несколько отпечатков на однотонные темные стены, и
книжный шкаф, и несколько пепельниц, разбросанные О, это так по существу
человек-номер, оставил ее разочаровал. Может быть, она слишком полагалась на
атрибуты? ... но — Блэр заключил ее в объятия, _now_....

И до сих пор никакой реакции от этого — этого чертовски вялого темперамента.

Очень точно и бесстрастно она впервые заметила, что
одно веко у него закрывало глаз сильнее, чем другое.
Она была довольна выражением его лица в состоянии эмоционального напряжения.
... она не стала ни горячей, ни красной, ни влажной; вены не вздулись; его
дыхание было под контролем. Она была права, выбрав Блэр
Стивенсон—но—но——

Неблагодарный темперамент, который она наделила лучшими
преимуществами, совершенно подводил ее....

Она поцеловала его требовательные губы со всем наигранным экстазом, на который была способна.
позвала на помощь, а затем подумала, предположив, что рассмеялась, — слово
экстази всегда вызывал у нее желание смеяться — если бы это неприличие можно было выдать
за дальнейший экстази?

И все это время она была несправедлива к Стивенсону, веря ему
незаметно.

“Deb ... моя дорогая ....

Он с самого начала философски охарактеризовал ее как неспособную на
крайности. Но это не означало, что он был зависимым.... Он не любил
Деб; он был немного влюблен в нее; и она была эльфийкой, нежной,
пленительной, свежо удивляющей при каждой встрече, как в июне.
первая клубника, чей незабываемый вкус воспринимается как должное
в течение зимних месяцев. Да, она была очаровательна. И он ошибался в своей
оценке ее. В конце концов, она пришла к нему——

Одно его крошечное движение — и театральность Деб разбилась вдребезги, как волна
превращается в пену....

“ Нет... нет... нет— не сейчас.... О, пожалуйста!

 * * * * *

Спустя мгновение и ответил Блейр, из другого конца комнаты: “там
была в этом нет необходимости-пожалуйста, дорогой. Первое " нет " были
достаточно.”

Она лежала, сердито всхлипывая, волосы даже не растрепались, ее накидка из
бледной нинон позорно не растрепалась. Отчаянные встречи принесли
ей ломом самопознания—ничего другого: что она не была в
наименее страстные по природе, и что только любовь может поднять ее природа
страсть, что она была введена в заблуждение всю свою жизнь лишь иллюзия выводил
самой собой и другими, судя по ее лицу и манере двигаться, а также по ее
бесшабашности речи и ее еврейской уступчивости.... Ее матери, которая
была язычницей, она была обязана этой легкой прохладой, повеявшей, как иней
, над тем, что в противном случае могло бы показаться экзотическим цветением.

И мужчина у окна, прошептал: “играть в любовь с половиной
любовник’ ... это то, что ты хотела, дитя, и не мог выразить? Я
не понимаю. Что ж...

Он снова подошел к дивану и остановился, глядя на нее сверху вниз, руки
сцеплены за спиной, рот изогнут в странной улыбке— “Ну — еще не
слишком поздно, не так ли?”

За объяснение, как решить загадку ее визита, и
совпало с его бывшей зачатия. Сюрприз был ее
с молчаливого согласия, а не ей отпор.

Она жалобно посмотрела на него и покачала головой.... Его губы сжались.
жесткость: если не госпожа и не горничная, то чего она ожидала от него?
что он из нее сделает? Конечно, она не могла надеяться.... Жена Блэра Стивенсона,
если бы она когда-либо материализовалась из призрачного мира, не была бы из тех девушек, которые
приходили в его комнаты одни в 10:15 вечера, как и его любовница — она не
вообще призрачная мольба снова покинуть их после бесполезного получасового
компромисс. Нет, Деб (а он все еще считал ее очаровательной) не подходила для этого.
ни для целомудрия, ни для неистового желания.... Чего она хотела от него?

Ее интуиция подсказала, что происходит в его голове; и в жгучей
агонии оттого, что он видит в ней охотницу за подходящим мужем, она
быстро сказал— “Я действительно хотел играть - только играть. Но—вы напугали
меня....”

“Забудь это. Я старею и плотной. И всех мужчин попробовать ... когда-то, вы
знаю. Но все в порядке, Деб....

Все было в порядке — сейчас; ценой своей полудетели она спасла
по крайней мере, та оборванная нищенка, которую она все еще называла своей гордостью. “Я полагаю,
ты подумал, что я пришла с брачным лассо, свернутым в моей руке”,
она насмехалась над ним.

И Блэр был обманут, несмотря на всю свою проницательность. Откуда ему было знать,
в самом деле, как бы смело она ни отвергала его подозрения, в маленькой
заводи мыслей все еще трепетал водоворот из старых времен и
традиции : “Это —было —бы — довольно —мило ... выйти за него замуж .... ” Но
ты только что доказала, что не влюблена в него. “О, такого рода
вещи — не имеют значения. Я верю, что это выросло бы само собой ... если бы он был
присматривает за мной ”. Ее застывшая улыбка превратилась в настоящее веселье, когда до нее дошло
она подумала, что Самсон одобрил бы эти чувства. Возможно, она и Самсон
в конце концов, были родственными душами!

Но Самсон, безусловно, не одобрил бы ее теперешний поступок
уход к полулюбителю. Она лежала, апатично проводя рукой
по его волосам и бровям, немного удивляясь твердой щеке, прижатой
близко к ее щеке, немного удивляясь ... как скоро она сможет сказать, что пришло время
уезжать, ждут ли ее дома какие-нибудь письма, если это
бледный молодой младший капрал, который потерял сознание, когда она вложила кофейную чашку в
его руки, все еще приходил в себя; немного удивленный, когда Блейр поменял
их позы, и опустил ее голову туда, где расстегивалась его рубашка на
в глубине души — Действительно ли Блэр это нравилось? разве она не должна была сказать, что ей было
неудобно и у нее болела шея? Была ли она сейчас тем, кого
называют грешницей?—_p;cheresse_ по-французски ... или это был _p;cheuse_?
один из них имел в виду ”жену рыбака" - она помнила это по
в школе — да, _p;cheuse_, конечно — их учили отличать
по сходству окружности с крышей рыбацкой хижины
. У другой был акцент айгу, но Деб так и не смогла этого понять.
У нее возникло смутное представление о том, что жена рыбака тоже была грешницей.
_P;cheuse_—_p;cheresse_....

Она интересуется, снова ли это чудовище на стене напротив были
Хогарт? будут ли ее часы починены к завтрашнему дню, как честно обещал продавец в магазине?
- Ты счастлива, маленькая белая Деб? - спросил я...

“ Ты счастлива?

Она вздохнула: “Да....”

“Ты должен приходить ко мне почаще, теперь мы понимаем друг друга....”

И снова: “Да ... часто....”




ГЛАВА II


Я

Антония стояла в пустой комнате в Бейсуотере, читая каракули с объяснениями
, которые Джиллиан оставила для нее на пыльной
каминной полке. На полу валялись обрывки соломы и бечевки,
разбитая чайная чашка, несколько разорванных рукописей, старый чулок и жестянка с полиролью "Колокольчик"
... ее нога задела последнюю, и она покатилась к жестяной решетке.
Она остановилась с жалобным лязгом....

“Моя дорогая, я решила уехать и жить с Тео - почему бы и нет? Ты найдешь меня здесь
если придешь сегодня днем, Миддл Инн Гарденс, 54. Я ухожу
за бутылкой Elliman's Embrocation, потому что у меня для нее нет места.
Захвати ее с собой и все остальное, что увидишь валяющимся. Твое, Джилл.

“Наконец-то она это сделала”. Антония медленно вышла из дома, вернулась за
Вышивкой, не смогла ее найти и отправилась на Миддл-Инн-сквер с
лаком "Колокольчик" в качестве замены. С видом более чем когда-либо стройным и
дерзким и бесстрастным, она повернулась к Джиллиан——

“Джилл!”

“Это—это—или совместного использования его с пятьюдесятью другими,” виновник объяснил
хладнокровно. Она не смотрела в последнюю очередь, как знаменитый бактериолог, как
она сидела верхом на деревянном упаковочном ящике, дергая гигантскими щипцами за
неподатливый гвоздь; волосы растрепались от частых перебираний пальцами;
глаза - две плутоватые зеленоватые щелочки; сигарета торчит высоко вверх из
уголка рта. Она тоже не была похожа на героиню страсти
.... Ее блузка была расстегнута, рукава закатаны, а короткая
темно-синяя юбка была испачкана белым в том месте, где она прислонилась к какой-то
мокрой краске.

“Ты можешь помочь мне распаковать вещи, пока не одобряешь. Эта ленивая маленькая кошечка Винни
ушла провести день с Камелией.

“ Винни? Она все еще с тобой?

“Дорогой, что мне с ней делать? Я не мог отправить ее домой просто
из-за прихоти моей. Это было бы нечестно. Она не счастлив дома.”

Антония беспомощно села. “Год назад Деб выгнали из дома,
плюс доход. Теперь ты сбегаешь, плюс Уинифред Поттер. Вы пара, способная
довести любого твоего друга до истерики .... ”

“Еще немного, и я бы отправила Винифред с надписью "правой стороной вверх"
в качестве прощального подарка тебе”, - мрачно парировала Джиллиан. “Но она подойдет
чтобы Тео флиртовал с ней в более легкие моменты”.

“У Тео в основном более легкие моменты, не так ли? Джилл, я бы не стал
единомышленников в жертву, я бы не сказал ни единого слова ... если бы он был
достоин.” Она была ледяной-белый с убежденность в своей никчемности.

Джиллиан сказала, что ничего в течение минуты или двух. Она все еще сидела, склонившись над упаковочным ящиком
свесив ноги по обе стороны от него, и дергала дерево. Затем:
“ Слишком много жертв нужно ради достойного мужчины!

“ Значит, ты признаешь, что это не так? Антония вскочила. “О, Джиллиан, если ты _must_
хочешь выдвинуть теорию...”

“Теорию? Боже милостивый! Ничего подобного. Просто Тео недостаточно большой
или, если хотите, достаточно хороший, чтобы оставаться верным и порядочным и
благороден по отношению к женщине, которая является всего лишь его духовной любовью. Зачем притворяться?—мы все
знаем, кто такой Тео! ” она пожала худыми плечами и широко улыбнулась своей подруге.
“Он умен — с каким-то злобным разрушительным
умом. В остальном просто влюбчивый проходимец, который не может устоять перед чем-либо другого пола
Зои в мужском обличье. Его репутация — это шутка.
Я слышал, как множество людей посмеивались над последней историей Тео Пандоса.

“Ты знаешь это - и все же...”

“Я знаю это - и потому что. Он не обойдется без других — но он не может обойтись
без меня. Послушай, ты, цветущая Артемида, я оправдываюсь перед тобой
только один раз и больше никогда. Пойми это. Эта маленькая дрянь -
мое ... завершение, если хочешь; ответ на мое особое количество X.
Жаль, я уверен, что это не случилось с кем-то великим,
выдающимся и строгим, кто проводил бы весь день напролет, отрекаясь от меня, и
всю ночь напролет благородно радуясь, что он это сделал. Вы можете видеть, что Тео был
рада, что он отрекся от кого, когда?” снова Свифт радостный оскал....
Антония не могла помочь ее вернуть.

“Тео есть жена, я полагаю?”

“О, будь она проклята, да. Испанская католичка, которая не хочет с ним разводиться. Темная
мигает вещь, которая выглядит все страсти и Кармен, кастаньетами. Она не
помогла ему”.

“Джиллиан, ты глубоко безнравственное существо!”

“Я не собираюсь выделяться из толпы. Это вредно для самоуважения.
И это вредно для Тео — О, у меня нет иллюзий относительно моего молодого человека....
Это сводится к следующему— я сыт по горло тем типом женщин, которые не могут выбросить секс
из головы. Разум - неподходящее место для секса. Мне нужен мой разум
для моей работы. Вынужденная девственность, не выбранная, заметьте, а навязанная,
выводит из равновесия; она висит повсюду и занимает больше места, чем следовало бы....
Рано или поздно моя работа принесет плоды ... и все это.
сначала нужно как-то убрать с дороги. Тео совершенно неподходящий человек.
он моложе меня, он женат, он быстрый и ужасный.
... согласен! — но Тео - это фактор, который нельзя сбрасывать со счетов. Так что ему придется
остаться — и как можно меньше суетиться. Я все хорошенько обдумал, и
когда прошлой ночью я принял решение, я собрал вещи и приехал. Бедный старина Тео...” и
она тихо рассмеялась, словно вспомнив какой-то предыдущий вечер, но ее
брови были сведены от боли.

“По крайней мере, разве он не был ужасно рад?”

“ О— достаточно рад. Но только вчера вечером ... это было — неловко. Я должен был
’позвонить ему заранее, Понимаешь? Антония, ты сжимаешься, как плохой материал
в стирке!

“Возможно, плохой материал, но не в стирке... в настоящий момент!”

“Падшая женщина должна поморщиться! Откровенно говоря, мои дела такие же
сомнительные, как все это?

“ Не ты, Джилл. Никогда ты, но Тео. Он твой демон.

“В нем было не так уж много демонического, когда прошлой ночью он болтался с левой ноги на правую.
у своей входной двери, а я скромно сидела на своем сундуке снаружи....
Если бы Бактериологическое общество могло видеть меня — я там читаю лекцию
на следующей неделе! Я то, что Тео был в ожидании и жаждет с тремя и
за полтора года, и сходит только потом—на этот раз даже он не смог унести
его. Зои вышвырнула бы инкуба через дверь, или в
шкаф, или под кровать и вернулась бы улыбающаяся — Тео просто стоял и смотрел
на меня, и по его лицу текли слезы.... Мой любимый маленький
хам!... Итак, я снова пошел домой и вернулся сегодня утром — Антония, ты
не должна так выглядеть! ” - в приступе ярости. “Разве я не знал, что он избавится от нее
не прошло и десяти минут после того, как я ушел ....”

“О, я полагаю, он сказал, что избавился”, - презрительно.

Джиллиан разозлилась еще больше. “Ты бы отвалила и никогда больше не смотрела на него"
. ‘К лучшему, к худшему’ ... Без брачной службы
почитайте меня, я смогу придерживаться ее так же хорошо, как и любой из вас. Это Тео такой, какой он есть
а не Тео, превращенный Маскелином и Девантом в мечту юной невесты
. Мы будем жить вместе совершенно открыто; конечно, без всякого
шума труб - но сокрытие означает снова волнение и украдкой
косой взгляд через плечо, который я не одобряю. Слава богу,
моя личная жизнь, поскольку я решил покончить с ней, не может вмешиваться в мою
особенно карьеру. Если бы я был врачом, как я намеревался...

“ Тогда тебе пришлось бы отказаться от Тео.

“Я только что потратил двадцать минут, терпеливо объясняя — я полагаю, ты не слушал
— что если я откажусь от Тео, он отнимет у меня слишком много времени
и мыслей, и жизненных сил, и здравомыслия. Жить с ним - это единственный способ
избавиться от него — мысленно.

“Это такой извращенный, новомодный способ спорить”.

“Новомодный? потому что я хочу, чтобы в моем доме был _my_ мужчина—” На мгновение
Джиллиан окутала стремительная, сильная красота.

“ И — мой ребенок тоже?

“Нет”, - тихо. “Не это. Надеюсь, человек достаточно порядочный, чтобы принять во внимание
возможное предпочтение ребенка остаться нерожденным — Привет, Тео!”, поскольку
этот джентльмен стоял на пороге комнаты, деморализованный поведением Джиллиан.
прибытие на имитацию благотворительного базара после трехдневной распродажи.

“Мы все слышали о волшебном женском прикосновении, которое наводит божественный порядок"
в унылых неопрятных покоях холостяка, ” дерзко отчеканил он. “Но
реальность превосходит все ожидания. Ради всего святого, Джиллиан, позволь нам
уехать в отель на всю оставшуюся жизнь. Что ты сделала с моим бедным
Silvester?”

“Ваш камердинер, обожающий меня каждым своим вздохом, вышел сорвать
несколько полевых цветов, чтобы я расставила их на нашем обеденном столе.... Вы должны
ваш Патмор ангел-в доме все в порядке! Иду, Антония?”

“ Мисс Верити слишком сильно ненавидит меня, чтобы чувствовать себя комфортно, ” пробормотал Пандос
с шутливой покорностью судьбе.

Она ответила ему взглядом и вышла.

... Затем мужчина пересек комнату и опустился на колени рядом с упаковочным ящиком.
и положил голову на колени Джиллиан ... его темные глаза цвета терна смотрели с обожанием.
она; его нервы, состоящие из спутанных вибрирующих проводов, были убаюканы до совершенства
отдых — совершенное удовлетворение.... Между этими двумя не было напряжения, притворства, или
сокрытия, или страха — Джиллиан приняла его таким, какой он есть.




ГЛАВА III


Я

“Если станет еще жарче, меня найдут расплавленной в одном из моих собственных
тиглей”, - причитала Джиллиан случайно собравшимся Деб, Нелл и
Антония, которая заглянула к ней после череды душных дней
в конце июля.

Антония была временно освобождена от службы из-за приступа малярии у
своего генерала. И Деб объяснила , что с тех пор , как пару недель назад Нелл
работал ее педиком в станционной столовой, откуда они только что вышли.

“Уинифрид, я бы хотел, чтобы ты ради всех нас постаралась немного похудеть;
при одном взгляде на вас в такую погоду стараются—тем более, что вы
назови свое имя с таким много "лишних" букв”.

“Ну, какая разница?” - спросила Уинни, вполне довольная собой на
диване.

Джиллиан потребовала сочувствия от компании: “Это та женщина с Камелией
вбивает ей в голову нездоровые идеи. Она сказала ей, что Уинифред - это
вырождение прекрасного старинного саксонского имени, и мы постепенно
Саксонизируем его, возвращая к первоначальному состоянию. Мы произносим это по буквам W y n n e.
теперь f r w d d e.

“Это неузнаваемо”, - засмеялась Деб. “Я возьму на диване на
сила его.... Я устала—у нас был ужасный шум в
столовая”. Она небрежно скатила изумленную Уинифред на
пол и заняла ее место среди любимых Тео фиолетовых и павлиньих
подушек—“Разве ты не знаешь, Винни, что если бы мы были в Германии, ты, как
неважная старая дева, вообще не имела бы права на диван, который
зарезервирован исключительно для матроны?

“Ну, но ты тоже не замужем”, - медленно возразила жертва эвакуации.
"Мы все не женаты, кроме Джиллиан, а она на самом деле не замужем". “Мы все не замужем, кроме Джиллиан”.

Джиллиан подмигнула Деб: “Ну, а как бы немцы справились с
проблемой кого-то, кто на самом деле не женат? Они бы дали мне этот
диван?”

“Они бы дали тебе пинка; и мне тоже. Здесь нет прекрасных полутонов
за границей. Девушка хороша до тех пор, пока не станет немного плохой, а потом ее принимают
как совершенно плохую и проклятую навеки. Здесь девушка может быть еще хуже
и еще хуже, если она не сломить последнее правило—и то будьте
принято как раз вполне хороши в любое время она хочет—как Манон.
Ты знаешь, она помолвлена с Дольфом Кэрью. Ему оставили кучу денег от
его дяди....”

Антония презрительно сказала: “Манон - воплощение поговорки: ‘Если
ты не можешь быть хорошим, будь осторожен!’ Она была осторожна, и она получила свою
награду .... ”

“ И вдобавок она наслаждалась своими девятнадцатью годами. Но девичество
имеет рыночную стоимость, и Манон знала это с пеленок. Не из Лос-Анджелеса.
ллоррейн; она не умеет быстро расплачиваться — слишком щедра.”

Джиллиан спросила: “Кэрью был женат раньше, не так ли? Какой была его
первая жена?”

И Антония с Деб обменялись долгим взглядом. Затем последняя заговорила
мягко. “Дженни была хорошей, но неосторожной.... Я думал о ней
довольно много в последнее время....”

“Она была слишком хороша на тысячу миль, чтобы быть предшественницей Манон”,
пробормотала Антония.

Джиллиан, внезапно встав, сбросила майку, обнажив только
под ней кофточка. Затем она расстегнула английскую булавку, скреплявшую ее
юбку. “Так-то лучше. Я верю, что худые люди чувствуют жару
больше, чем толстые — я действительно чувствую. Кажется, оно так быстро добирается до наших костей
и обжариваем их на гриле. Что горячее, обжаренное мясо или кости на гриле? Винни,
Я обращаюсь к тебе?”

“Мне просто интересно...” - начала Винни, как обычно, на десять минут опаздывая в разговоре.
“Что Деб имела в виду, говоря...”

Резкий звонок остановил ее.

“Я не могу ради этого переодеваться заново. Отвечай, Деб!”

“ Позволь мне, ” взмолилась Нелл. Она лежала на полу, где-то рядом с
Ногами Джиллиан, пристально глядя снизу вверх на лицо этой молодой женщины. Теперь,
в агонии, чтобы у кого-то, кроме нее, не было шанса оказать услугу своей богине
, она вскочила, бросив на нее свирепый темный взгляд
бросив упрек в сторону Деб, он бросился к входной двери, столкнувшись с
Сильвестр с достоинством шествовал по коридору.

“О...” - они услышали испуганный вздох Нелл. - “Прошу прощения— Я— я— не знала!”

“Господи, — прошептала Джиллиан, - я забыла, что у нас есть посох. Я всегда
забывая. Бедная Нелл, этого достаточно, чтобы изгнать ее из передач по
две недели--”

“Это не имеет никакого значения, Мисс,” милостиво от парковки.

“Ни капельки — Я имею в виду, огромное спасибо”, - согласие Нелл хлынуло задыхающимся потоком.
. Затем она метнулась обратно в комнату, на свое место на
ковре, и села, сердито глядя. Никто не осмеливался заговорить....


II

Прошло несколько месяцев, прежде чем Нелл вообще согласилась встретиться с
знаменитой Джиллиан Шервуд: “Она не захочет встречаться со мной — я слишком глупа — я
я буду ненавидеть ее — я ненавижу людей, которые задают мне вопросы...”

“Но с какой стати ей задавать тебе вопросы, ради всего святого?” Деб
раздраженно возразила. “Она не эксперт Совета графства”.

“Она захочет, я знаю, что захочет. Она знает множество блестящих людей и
она выявляет болезни для газет, так что она не может хотеть меня так ужасно
сильно ”.

“Но люди не хотят друг друга из рук вон плохо, чтобы просто встретиться в
обычным способом”.

“Я ненавижу кого-нибудь обычным способом,” извращенно. И Антония,
которая присутствовала при этом, рассмеялась и сказала Деб оставить застенчивую малышку в покое.
Так что для Антонии было шоком, когда Джиллиан, после
недавняя случайная встреча, сразу же была возведена на трон как божество Нелл....

“Она милый ребенок, но выжимает все досуха”, - было конфиденциальным сообщением божества.
версия для Деб. “Она пишет мне каждый день длинные письма без пунктуации.
все о том, вызывают ли у вас определенные люди определенные чувства, и
другие чувства заставляют вас видеть определенные цвета, и определенные люди заставляют вас
видеть красный.... А потом она приходит ко мне и говорит: ‘Я не хотела приходить"
на самом деле — ты не хотел меня, не так ли? И мне приходится беспокоиться ... ”

“И она говорит:‘Да, но ты говоришь это не так, как если бы это было реально’, ” предположила Деб
.

“О, Деб, что мне с ней делать? Можно почти любить ребенка, и
никто ни за что на свете не причинил бы ей вреда, но мы сидим в долгом, тяжелом, приглушенном состоянии
непроницаемое молчание похоже на медленное погружение в пуховую перину ... и тогда
она выпаливает мне: "Ты сегодня какой-то другой, не так ли?’ И я
виновато пытаюсь быть таким же, но я не знаю, на что быть таким же. И
Я вам быстро коричневатый оттенок, а: ‘о чем ты думаешь?’—Когда десять на одного
Я не думала ни о чем, стоит—ну, я имею в виду, ничего, ей понравится
мне будет думать. Поэтому я говорю: ‘Человек не всегда может предугадать свои мысли и
чувства, можно? "Нет, но хотелось бы, не так ли? По крайней мере, я
полагаю, что мои на многое не способны.... Но мне интересно ...”

“И ты спрашиваешь‘Что?’, а она отвечает ‘Ничего’ — и тогда все начинается сначала
. Прости, Джилл, я втянул тебя в это”.

“Не вини себя. Она, скорее, подтачивает мои силы, но я люблю молодую.
Нелл, и на нее приятно смотреть — как, кажется, понял Тимоти Фосетт.
”

“Они никогда не получают каких-либо forrarder хотя, не так ли?”

“Благослови его Бог и благословил их обоих. Они могут позволить себе тратить три или четыре
лет в стеснительность. Тео и я сделал”.

Деб откровенно рассмеялась при сравнении двух ухаживаний.... “Интересно...”

“Что?”

“Ничего!”

“Ты такой же плохой, как Нелл!”

Но Деб было интересно, какой эффект могла оказать смелость первопроходца Джиллиан
на психологию ее ученицы.


III

Нелл сидела, нахмурившись ... а остальные три девушки сочувствовали.
молчали, слушая голос Зои, которая называла Сильвестра “Боб”.
и охотно рассказывала ему о приключениях и местонахождении
некий “Гизеппи”, который, очевидно, был близким знакомым с общим прошлым
....

“Она Социалистического секс по преимуществу,” пробормотала Джиллиан, “выговор
все мы снобы....” И тогда Зои клокотала в комнату.

“Джиллиан, разве это не слишком забавно для слов, я довольно хорошо знал твоего мужчину
по крайней мере, я полагаю, что он мужчина твоего мужа - по крайней мере, я полагаю, что он
это не ваш муж — Но я пришел сказать вам не это...

“В любом случае, я уже знала об этом”, - засмеялась Джиллиан.

“Что — насчет Пинто? Моя дорогая, как _could_ вас быть—если, конечно, Клифф
сказала Антония, и она сказала тебе? Ты знаешь, Антония, я не люблю
говори что угодно, и я очень люблю Клиффа, но я действительно думаю, что он слишком много болтает
.... Ты помнишь тот вечер, когда Пинто сошла с ума в моей квартире в прошлом году
?

“Забуду ли я это когда-нибудь? и твой брат когда-нибудь забудет это, Деб?
и капитан Брейтуэйт, и мистер Сэм Райт, и маленький бельгиец
капрал когда-нибудь забудут это? Ох, и купец макароны из круглого
угол—у него было самое время вспомнить его, не так ли? Он когда-нибудь сделать
ущерб, кстати?

“Ну, ты можешь говорить все, что тебе нравится, Антония, но хотя я и был очень зол
в тот момент на Пинто, я искренне думаю, что он был совершенно прав - в
по-своему. И я должна сказать, мне нравится, когда мужчина самоутверждается. Я имею в виду,
это своего рода проверка, не так ли, Джиллиан, насколько он на самом деле уважает тебя,
раздражает ли его, когда в твоей комнате полно других мужчин? особенно—но
вот что я собиралась тебе сказать”.Она снимается покрывало с ее
косой матрос шляпу и поправил пояс своего отделкой куртка ... притянула
к себе пару завитков для поцелуя, бросила Quelle Vie на колени Нелл, достала
немного ярко-красной помады для губ и изящно очертила изгибы ее
губы, и бросил провокационный взгляд вниз, на ее выставленные напоказ шелковые
лодыжки, как будто они принадлежали кому-то другому, и она жаждала их.

“Не обращай внимания на все это, Зои — Тео не вернется целую вечность. Сначала расскажи нам свои новости.
”

Зои открыла глаза. “Ну, я должна сказать, Джилл, это на тебя не похоже".
Быть злобной. Нет, это не так, и я разочарована. Если бы это сделала Деб
, я бы не...

“Спасибо”, - говорит сонная, но благодарная Деб на диване. В то время как Джиллиан, в
чьей широкой откровенности не таилось ни капли злобы, беспомощно смотрела
на взъерошенную маленькую субретку; а затем, внезапно поняв,
извинилась.

Зои поцеловала ее. “ Хорошо, дорогая. ‘Разум сам себя не ведает".
Ехидство. Ну, насчет Пинто...

Она подробно описала, как вчера появился очень раскаивающийся Пинто
в квартире, протягивая свою обычную оливковую ветвь - банку оливок — с
объяснение случая, когда он случайно услышал в парижском кафе, как
два младших офицера обсуждали его невесту по имени, предположительно из-за письма
от Клиффа, в котором содержался совет больше не думать о ней, потому что ее
содержал мужчина с лицом орангутанга и характером
патагонского дикаря....

“И я действительно думаю, что это самая трогательная вещь, которую я когда-либо слышала, не так ли, Антония?
— что бедняжка никогда не узнавал себя, но думал, что я
была неверна ему с другим мужчиной, пока он был в отъезде. Да, я действительно.
думаю, это оправдывает его раздражение в тот раз.... Мне _ нравится_, когда у мужчины есть
собственный дух, что бы вы ни говорили. И теперь он, наконец, покончил с этим
с Клиффом, и мы снова помолвлены, и я пообещала ему все, что угодно
я забыла, что...

“ На твоем месте я бы постарался запомнить. Одно из них может оказаться важным.

“Деб, у тебя совершенно ужасный ум.... Я пообещала ему, конечно,
не отвечать на рекламу в “Парижской жизни" и не
принимать вино — подобные мелочи. И я думаю, что в каком-то смысле он прав,
не так ли?—потому что никогда не знаешь, что может случиться, хотя я думаю
Клиффу следовало бы дважды подумать, прежде чем сплетничать о том, что его "содержат", потому что
нехорошо говорить о своих друзьях, не так ли? Интересно, если я
не встретиться эти двое subalterns—тебе не кажется, что они должны иметь
видел я как-то, и был весьма поражен, по клифф чтобы писать подобное
и предупредить их? Но это было забавное совпадение, не так ли, что Пинто
просто должна была сидеть в то же время в том же кафе, так близко от
их столика? И я верю, хотя он этого и не говорил, что одним из них был
этот совершенно милый ягненочек, Тимоти Фосетт ”.

Антония, чтобы избавить Нелл от очевидного замешательства, спросила: “Ты собираешься
наконец выйти замуж за Пинто?”

“Боже мой, нет! Выйти замуж за человека с таким характером? Прекрасная жизнь!—нет, я
говорил не с тобой, любимая!”, когда спаниель сел и залаял. “Но я
привык быть помолвленным с Пинто, и по этому скучаешь - кроме того, это своего рода
защита сейчас я в Военном министерстве. Мои дорогие, просто послушайте...”

Они слушали около двадцати минут. И тогда Джиллиан сказала, что она могла бы
найти подходящее занятие во время представления; и бросилась в
смежную спальню, откуда вернулась с огромной кучей снежных хлопьев.
но рваное нижнее белье и коробка из-под сигар, набитая хлопком.

И тогда даже Зои был молчалив и внимателен, прежде чем зрелище
Джиллиан шитья. У нее не было ни ножниц, ни наперстка, поэтому она воткнула
иглу в колено, чтобы проткнуть наиболее сопротивляющиеся участки кожи.
материал или кружево, и оставил отрезок нити висеть или же потянул за нее
и потратил на это предыдущие десять минут тяжелого труда. Она держала иголку
занесенной над изысканным узором для вышивания, как лопата над картофелиной
на грядке — и затем принялась за нее с мрачной энергией. И она вздыхала, и она
ругалась, и боролась, и набрасывалась на клочья прекрасного газона и
крепдешина, пока Антония не была тронута и не воскликнула: “И это те самые
пальцы, которые известны самой тонкой экспериментальной работой во всем институте
”

Джиллиан распласталась и с сожалением оглядела десять исколотых и обесцвеченных
жертвы ее совместной карьеры женщины и профессора науки
исследования.

“Нельзя всегда покупать свежее нижнее белье. Это такой педераст. Они стоили
очень дорого, когда я их покупал; это было не так давно, но я никогда не смогу
почувствовать, что нахожусь в гармонии с такого рода работой. Это должно быть сделано, хотя,”
и она сунула в игольное ушко заново на нить, расположенная
другая ее рука.

Мать научила Нелл красиво шить, и она сидела, жалея, что
застенчиво не набралась смелости преподнести свой подарок в святилище Джиллиан.
Она, однако, была не в состоянии сформулировать свое горячее желание; и Уинни,
чьей явной целью в доме было исключительно избавить Джиллиан от настоящего
терпения, сидела точно так же, пассивно наблюдая за войной, в которой
одушевленное, казалось, должно было потерпеть поражение от неодушевленного; советуя, наконец:
“Попробуй держать их по-другому, Джилл. Нет, не иглой — _them_”

“Вот так?” Джиллиан неловко скомкала материал в кулаке.
“Но сейчас мне кажется, что все это неправильно”.

“Лучше брось это, Джилл - передай это Винни, она сделает это за тебя”.

Уинифрид пропустила намек мимо ушей. Нелл импульсивно разомкнула губы, издала горлом какой-то
звук и снова погрузилась в молчание.

“Я не сдамся” — наложение швов, которые были похожи на гигантскую растяжку
от одного края разреза до другого. “Это досадно, но я должен
учиться”, - яростно упрямый.

“Чистоплотность граничит с безбожием”, - обнаружила Антония с присущим ей отчуждением.
на лице смешались веселье и презрение.

“О, чистота имеет значение даже в дни благочестия. И мягкость. Но
когда дело доходит до протянутых лент пшеничного или бледно-сиреневого цвета, и
легкий аромат и вышитые бабочки над сердцем.
ну, я действительно считаю, что дополнительные аксессуары Тео занимают довольно много времени ”.
И добавила Джиллиан со скорбными честности: “я никогда не применял в виду отверстие или
два!”

Винни положил в: “это не имеет значения, в места, которые не показывают....”

“Но ты никогда не можешь быть уверена, не так ли, Винни?” Деб поддразнила ее.

“Конечно, можешь”.

“Винни, все твои заигрывания сугубо духовные?”

“Не говори глупостей. Нельзя флиртовать с мужчинами, которые не умеют себя вести”.

“Даже самые воспитанные мужчины склонны увлекаться своими
чувствами”.

Деб озорно поднимала тот слой провинциальной респектабельности, который
скрывался под обычной девичьей склонностью Винни к тому, что
она называла “баловством”.

“Хорошая девушка всегда может содержать их в порядке”, - самодовольно говорит она. “Я уверен, что я
фонд достаточно немного удовольствия, никто не может называть меня ханжой, но я всегда
сделайте правилом до сих пор и не дальше’”.

Деб и Зои радостно ухватились за фразу: “_How_ far - это так
далеко? — вот именно! определи границы добродетели, Винни. _ как_ далеко
прежде чем они перестанут двигаться дальше?

И, несмотря на возмущенные увертки Уинифрид, они
удалось, наконец, принудить ее к нерешительному провозглашению принципа
. Она подтвердила, что части, которые цивилизованная одежда оставляет
открытыми, предназначены для ласк — в этом нет ничего плохого: лицо, V-образный вырез шеи,
руки ниже локтя, кисти и запястья....

“А все, что выходит за рамки, является нарушением нейтральной территории?”

Винни двусмысленно дернулась. “Конечно, как только парень начинает
тебя дергать, ты знаешь”.

“Знаешь что?”

“Чего он добивается”.

“Чего он добивается?” Голос Деб был воплощением невинного вопроса.

“О, я не знаю.... Ты действительно волнуешься, Деб. У меня все было в порядке, пока
сейчас. Глаза Уинни округлились и стали озадаченными. Ибо кодекс поведения ее класса
не предназначался для анализа; мешанина пуританства, предрассудков и
нелюбопытной чувственности. “Но, конечно, этому нужно положить конец"
когда-нибудь; мама хотела, чтобы я хорошо провел время, и никогда не беспокоила меня
многое, но она сказала, что парню, когда он женится на девушке, нравится чувствовать
что он первый.... Мама была бы шокирована тобой, Деб, я правда так думаю.
верю, что ты позволила парню— - ее голос затих. И Деб быстро сказала,
отвернув голову: “Ты думаешь, я позволила бы парню зайти так далеко — и даже дальше,
это все?”

“Я не знаю, что ты подразумеваешь под ‘дальше’”, - парировала Уинифрид, раздосадованная
желанием вернуть что-то свое. “Вы так близки в своих
любовных делах”.

“Винни, было время, когда я была юной, чистой девушке, как вы сейчас
... а потом что-то произошло ... в моей жизни ... и я никогда не был
с тех пор, Уинифред. Интересно, поймешь ли ты” если я тебе расскажу.

“ О, сделай это! - ахнула Уинни, ее ханжество радостно предлагало себя проявить.
шокирована.

Вдалеке послышался пронзительный голос Зои, исполнявшей дуэтом "бессмертие"
воспоминания с Сильвестром в буфетной.

“Ты не смог бы этого сделать, если бы она была в комнате — она не дала бы тебе
шанса”, - сказала Джиллиан, в отчаянии роняя белье с колен.
“Но как бы то ни было, Деб, я официально приглашаю тебя рассказать Винни неофициальную историю
твоей жизни — это может расширить ее кругозор.... Мы будем вести себя тихо,
Антония, Нелл и я”.

- Начала Деб, заложив руки за голову и прищурив глаза, как во сне.
созерцая маленькие фигурки на извилистой пыльной дороге:

“На данный момент я могу припомнить только Джон Торп и его матери
ухо-труба. Я была дико влюблена в Джона Торпа, так как я привык
снискать расположение его матери через ее слуховую трубу. Не многие
люди в отеле стали бы утруждать себя такой слуховой трубой, но я подумал, что это
короткий путь в Рай.... Однажды я слышал, как он орет ей в
строго конфиденциально, что Ellaline принял его накануне вечером. И
Пришлось ехать на заискивающе себя в слуховую трубку, потому что он и
все заметили бы его, если бы я вдруг остановились. Один и один
гордость.... К концу одиннадцати дней мое горло болело так же сильно, как и душа ...
итак, я поехал в Германию с визитом, и началась война....

“И это было для меня рассветом любви....

“Я, конечно, не могу придерживаться хронологического порядка.

“Следующее, что бросается в глаза, — это три минуты ... ну, вряд ли это могло быть так.
" Я лег спать с головной болью — не очень сильной; и когда
Я услышал голос Фила в холле — он приехал на машине с компанией, - я пожалел
Я не притворялась, что мне слишком плохо, чтобы ложиться спать. Я услышала, как он спросил: ‘Где
моя жена?’ — он всегда называл меня своей женой.... Они со смехом ответили: "Первый
этаж, вторая дверь направо’ — на стук его ног по лестнице. Затем
он лежал на кровати и сметал меня, одеяло и подушку - все вместе.
и душил в своих объятиях.... Я была просто ошеломлена его поцелуями
и ощущением горячего покалывания в его руках. Он бросился вниз по лестнице
опять же и я слышал, как он объяснял легкомысленно относиться к другим, что бы он выскочил
в голове у двери. Он уехал за границу, немного погодя....

“А мне иногда кажется, что было для меня на заре любви.”

“Ты позволил ему войти в вашу спальню?” выдохнул Винни. “Пусть странная
молодец садись на своего постели?”

Деб продолжала, как будто не слышала.

“Когда Луис Холливелл — да, звезда мюзик-холла, исполняющий песни и скороговорки, — повез меня
в Кингстон Эмпайр в ту ночь из ночей...”

“В _same_ ночь?” от Винни, недоверчиво.

“Шесть лет до того,—он обещал мне, что я должна видеть жизнь из-за
сцен. Он сдержал свое обещание. Я провел вечер в уборной,
наблюдал за ним помириться, слышал, как он мякины с другом по очереди, кто дрейфовал
in и out. После шоу "
" он отвез меня в "берлогу акробатов-близнецов", они наполнили бокал портвейном, и он сказал мне шепотом
от богемной бледности ожидалось, что я должен буду ее сбросить.... Так что я был
полусонный иду домой в машине, но я помню, он положил свою руку на
сзади его за талию и сказал, что это помогло ему сесть за руль, если я оставлю его там.
Поэтому я оставил его там. На пороге он положил руки мне на плечи и
звонко сказал: “Теперь ты одна из нас, Деб!” — и поцеловал меня, один раз, в
середину моих губ....

“Тот поцелуй был для меня рассветом любви”.

Уинифрид была настолько ошеломлена, что, когда она
спросила “Не снова?”, это прозвучало совершенно спокойно.

“Ради вишневого джема я готова на все. Должно быть, это мое оправдание. Когда
Колвилл вернулся ко мне, женился и сказал, что я была его идеалом время от времени
в течение семи лет, и, возможно, его жена умрет, хотя у него была
склонность к аппендициту, я подумал, что мне лучше отговорить его. Если бы он
умер в моих объятиях, Джиллиан, и там было расследование, она не могла
развелась с ним, и она могла? Но она, возможно, получил указ
Высшие суды, чтобы привлечь вишневое варенье, предположив, что он составил завещание в мою пользу
. Колвилл сказал: ‘Я заплатил за него 4,3 фунта, Деб. Я не возражаю
плачу за то, чего хочу больше всего.... ’Он посмотрел многозначительно, а я посмотрела куда-то вдаль
и сказала: ‘Теперь есть — кто—то—еще. Там не было бы, если бы вы
приходите во вторник”. Он застонал и попросил у меня перчатки,—а если портит
пара в эти дни! Поэтому я положил свою щеку на кратко-мимолетное пространство-от времени
против задней части его силы, вместо. Получилось так же хорошо, но я думаю, что
он мог бы прислать мне банку джема. Но он сказал, что не мог достать ни кусочка
незаметно для нее из погреба, даже в сетке для ловли креветок. Он сказал, что у него
в погребе их тридцать семь фунтов.

“И это было для меня рассветом любви....”

Деб вздохнула.

“Пройти по Падрайк, скорбный Кельт, который используется для увлеченных и петь и
песенки и ритмично сетовать на страдания, которые, несомненно, будут мои
много, что я почувствовал, как мой собственный труп честь поприсутствовать на собственных поминках. Он
рассказывал мне длинные грустные ирландские истории о своей затянувшейся меланхолии.
Ирландские друзья, и все они казались мне одним и тем же другом ”, - голос Деб
поднимался и опускался в такт набегающим на берег волнам — “пока в самом
наконец, разве я не слышал, как я растворяюсь в нереальности, как легенда Эйре, давным-давно
и меланхолия, пересказанная им в будущем другим друзьям, которые
также станут легендами, которые все станут такими же мучительными, безнадежными
легендами....

“Но, — сказал он, - если бы я только мог поднять глаза и посмотреть через комнату,
Розалин...”

“Кто такая Розалин?”

“Я”, коротко. “Когда я сижу одинокими ночами в трауре у своего окна — если бы я только мог
поднять глаза и увидеть тебя в дверях, серьезную, как Мария среди
лилии — в твоей простой белой сорочке, Розалин...”

“Что такое сдвиг?” Любопытство вновь подстегнуло Винни.

“Животное, которое водится только в Ирландии. Шкура сдвиг используется для
пальто ....

“Но почему он хотел, чтобы ты пришла к нему в комнату в белой меховой шубе?”
совершенно озадаченная.

“Мужчины так делают”, - беспечно объяснила Деб. “Знаешь, там была Монна Ванна....”

“И ты пошел? Ну, ты и есть! Что _ он_ сделал?” ее аппетит рос
от того, чем кормила его Деб.

Презирая свои ожидания и не отрывая глаз от этой
призрачной дороги, испещренной маленькими черными фигурками мужчин, Деб ответила
она: “Он печально улыбнулся, не двигаясь с места, где сидел в одиночестве у
своего окна, и пробормотал: ‘Это не поднимает мужчине настроения, Розалин...’

“Возможно, эти слова были для меня рассветом любви. Возможно — кто
знает....”

“Но что случилось?” - вытаращила глаза Винни.

“Хозяин пришел с лейкой”, - грубо оборвала ее Деб.
“И мы все вместе играли во французские лапти”.

“Мемуары куртизанки, Льюиса Кэрролла. Деб, я не думаю, что Винни может
стенд многое другое зори”.

“Олаф был романтиком. Олаф был светловолос, голубоглаз и белокож, ему было
всего двадцать, и он был родом из северных лесов Швеции. Ничто
не было для него слишком сентиментальным.... Когда я отправилась собирать розы в
корзинка из моего сада перед завтраком, он постоянно повторял мне, что
как прекрасно было видеть, как я собираю розы в корзину из своего сада
перед завтраком.... Он мечтал о том дне, когда он будет стоять в
дверях своей хижины среди снега, небрежно протирая лыжи
и прикрывая глаза от Северного сияния, а я, усталый маленький
темноволосая принцесса, одетая во все белое...

“Эта смена может снова пригодиться”.

“— Пробиралась бы к нему сквозь бурю, как ... как усталая"
маленькая темноволосая принцесса. Затем я рассказала ему, как я на самом деле выгляжу в
действительно холодная погода.... И поэтому рассвет его любви был разбит в зародыше ...

Антония застонала от этой метафоры. И Деб, которая уже начала уставать, даже от
выражения глаз Уинифред, становилась все более краткой и все более
непоследовательной в своих мемуарах.

Тремейн быстро сказал: ‘Ты можешь доверять мне, Деб, тебе не нужно бояться ...’
А потом стал похож на надутый паровой каток, когда я крикнул в ответ: ‘Я не боюсь".
боюсь ... Мне больно!’ — И я сказала ему, что ему следует взять несколько уроков
сравнительной анатомии — и тогда он снова надулся. Что такое сравнительная
анатомия, Джилл? Означало бы это сравнивать одну девушку с другой, в
его случай? В любом случае, он не такой ловкий, как тот милый старый кучер, которому было
шестьдесят четыре года, и он хотел, чтобы я поехал с ним в Канаду и начал все сначала.
начать с ним там. Но он всегда водил брайтонские автобусы, так что я
был уверен, что он почувствует перемену, и я не смогу компенсировать ему это
.... Он был всего на год младше дедушки Маккензи, которого
Я всегда прижималась ко и свернулась моя ручонка доверчиво в его
большая мохнатая лапа. Это было до того, как я узнал, что шестьдесят четыре года - вовсе не возраст.
хотя его жена пару раз странно посмотрела на меня ... и когда
Я встретил Этьена Dalison в их сад стороной, а дед сказал: -
он-твой сказочный принц?’ Я дерзко рассмеялся в усы: "почему?"
‘_ Потому что я хочу, чтобы вы были только мои", — и прыгнул на меня - Господи! как я бежал!

“Этьен Dalison был бархатный руку в железной перчатке, и он никогда не
забыл. ‘Конечно, вы можете идти, - с какой-то смертельно тихо. Это было
в его доме в полночь — или, возможно, без четверти одиннадцать. - А
Вероятно ли, что я вас задержу? И вежливо и спокойно он помог
мне надеть плащ, как только я об этом попросила. Это была его спокойная
вежливость....

“И он открыл мне дверь, и тихо отошел в сторону, чтобы меня пропустить,
тихо сказав: ‘содержаться материалы будут телефон, когда вы готовы._’ Он знал, что я
бы.

“А я нет.

“ Тем не менее, _ он_ это сделал. Он позвонил два раза, просто чтобы убедиться, что я понял
его тишина была напряженной, контролируемой тишина, тишина спокойная сила
... это было бы слишком страшно за слова, если бы я думал, что это просто
обычные тишина!

“Но у него был ужасно роскошный дом; эстетичный, роскошный и
варварский — вы знаете этот стиль — сплошь мозаики, художественные ценности и листья роз
плавающие в кроваво-красных чашах для рукоделия, и шелковых драпировках, и роскошно сшитых антимакиевых платьях
, и мавританской резьбе, и кочергах ... о, я
забыла, что еще. Невидимый флейтист или lutist во время еды на скорую
ваши чувства, как крем ... а внутренний квартира с Луи
свой шестнадцатый кровати стоял encanopied золота на платформе слоновой кости,
и дорогой маленький neglig;e кинули легко для вашего использования
полотенце-лошадь, в случае любви зори--”

Джиллиан резко вскочила со стула, отбросила ногой окружавшее ее нижнее белье
и решительно подошла к дивану; встала
смотрит вниз с необычной суровостью:

“Дебора, я не знаю, шокирована Уинифрид или нет. Дело в том, что _ Я
есть _. Твои откровения перестали быть забавными — они просто жалки. Я
кстати, полагаю, что в основном они правдивы?

“Я не романист”, - ответила Деб, довольно неловко заерзав под осуждением
Джиллиан Шервуд. “В чем дело, Джилл? Ты думаешь, я согрешил
со всеми этими героями по очереди?

“Нет, не грешу. В том-то и дело. Все это баловство — оно того не стоит. Ты
знаешь слишком много - ты знаешь все. У тебя мерзкое имя — такое же мерзкое
как и мое. И ничего, чтобы показать это. Ты задушил пыль с
Арена—но ты никогда не ездить. Деб, Деб, немного честным грех, ибо небо -
саке! Я не в восторге от этой полуигры!”

“ Маленький честный грех— или немного честного целомудрия... - Антония взяла себя в руки.
встань рядом с Джиллиан и обними ее одной рукой за плечи....

“ Вы двое! Деб приподнялась на локте и приготовилась к битве;
“les extr;mes se touchent!”

“ Что это значит? - с трудом спросила Уинифрид.

“Смотри, когда в следующий раз у тебя на тарелке будет жареный вайтинг. Да, на двоих.,
Деб — мы с Антонией уже давно собирались обратиться к тебе.
Что ты делаешь с Блэр Стивенсон?

“Что Блэр Стивенсон делает с тобой?” Антония внесла поправку.

Их жертва запротестовала. “Я могла бы рассказать вам получше, если бы вы оба не нависали надо мной таким угрожающим образом.
Пожалуйста, вернитесь на свои места. Пара хулиганов!" - Крикнула я. "Я не могу!" - Запротестовала их жертва.
”Я могла бы рассказать вам лучше, если бы вы оба не нависали надо мной таким угрожающим образом.

Они потакали ей в этом, но Деб видела, что от них никуда не деться.
Спокойная настойчивость в расспросах.

“Я рассказывала тебе о мужчине в поезде ...” - начала она.

“Мы спрашивали тебя о Блэр Стивенсон, Деб”.

“Да, но человек в поезде отвечает на этот вопрос — он отвечает, честно.
И я уверен, что Винни хотела бы услышать о нем — это поднимает интересный вопрос.
вопрос этикета, ... Ну, однажды”, в большой спешке, потому что
она видела, что Антония и Джиллиан немедленно перекроют любую брешь.
она открылась им— “Я путешествовала, и там было много людей
в экипаже был один довольно приятный мужчина, а вскоре из него вышли все остальные люди.
и у нас обоих возникло своего рода чувство освобождения ...
по крайней мере, у меня было, и я знала, что у него тоже. Он спросил, не возражаю ли я, если он
курил, а я сказал, что ни капельки, поэтому он предложил мне сигарету, и я
взял ее и вежливо поблагодарил его. Ну, это было бы так нелепо, если бы
уставилась на него, превратившись в дикобраза, и сидела там
сознательно и демонстративно обнимая свою добродетель, как будто я подозревала
с самого первого момента, когда у него появились на этот счет свои планы. Я сделал кое-что
замечание о том, что нужно поторопиться с сигаретой, когда я выходил на следующей станции
‘О, тогда у нас не так уж много времени, не так ли? ”

Деб замолчала. Ее руки были горячо сжаты, а глаза мрачные,
сумеречно-голубые....

“Джилл— я боролся за это, как дьявольский кот, за то, что у меня было — Бог знает,
почему — но я _had_ защитил это бегством, хитростью и инстинктом,
на протяжении многих лет - с самого начала.... И теперь этот совершенно
случайный незнакомец считает само собой разумеющимся, что это он попросил. Я был против этого.
И я боролся — так что он был поражен - отпусти меня. Я прошел в
другой конец вагона и сел там, глядя наружу. Вскоре он
сказал совершенно по—другому - не стесняясь себя и совершенно
хладнокровно, но по-другому: ‘Ты можешь вернуться на свое место напротив меня.
Все в порядке. Все было в порядке, и я вернулся и медленно произнес::
‘Не совсем в игру играли, не так ли?’ Видите ли, он был уверен, что это было так.
он учился в государственной школе, и если бы он поморщился, я бы продолжил:
что-нибудь о том, как бы ему понравилось, если бы его сестра ... ”

“Деб— для тебя нет ничего святого?”

“Это то, о чем _ Я_ собирался спросить _ его_. Но он оказался довольно необычным
типом. Он на мгновение задумался, а затем покачал головой, улыбаясь: ‘Да— но
тебе не следовало брать сигарету. Это общепринятый намек, ты
знаешь — или, если ты не знал, то должен был знать. Это поразило меня с самого начала.
впервые в этом есть что-то особенное, когда наши матери и тети предупреждают
не позволять незнакомым молодым людям разговаривать с нами ”.

“Да, но они должны рассказать, почему они никогда не делать”, - в один длинный
дыхание Нелл, которых другие девушки уже забыли присутствовал.

“У наших тетушек и матерей, у большинства из них, все еще есть бумажный шаблон Уэлдона
в их организме, какими бы терпимыми и небрежными они ни казались на первый взгляд".
на первый взгляд.

“Тогда неудивительно, что мы попадем в неприятности, заскребли о мудрости. Наши
тети и матери не позволили рыться на своих теток и
матерей.... И нашим детям не нужно Эрудит”.

“Наших детей”, - прошептала Джилл, и ее рука коснулась Нелл волос
к сожалению.... Нелл была такой ребенок еще!

“У нас переходный период — ты помнишь тот набросок, который я сделал с тобой,
Деб? А за переходный период всегда нужно платить”.

“Тогда есть ли мужчина переходного периода, подходящий девушке? или
мы едем одни?”

“Тот же пожилой мужчина — тот, которого я встретила в поезде. И эксперимент столкнулся с
привычкой. Это то, о чем я пыталась рассказать ”.

Винни встрепенулась, чтобы внести свой вклад в припев: “Это было ужасно
о том, что ты продолжала позволять ему разговаривать с тобой после того, как он оскорбил тебя ”.

“Почему? Мне было любопытно, зачем он это сделал. Это может быть страсть,
романтика—даже не Заре о любви, Винни—для любой бездомной девушкой в Железнодорожном
перевозки. Я просто хотел быть дружелюбным. И я испугался из
быть дружелюбными,... ну, с мужской привычкой. _Я_ бы не было никакого желания
весной на нем в тот момент мы были одни. Я так ему и сказал”.

“Ты этого не делала! Деб, ты такая! Что он сказал?”

“Ухмыльнулся и сказал: ‘Ты странный ребенок. Вот твоя станция, не так ли?
До свидания и удачи. Он помог мне выйти, и я спросил, можно ли мне докурить
сигарету или при данных обстоятельствах этикет требует выбросить ее
?... О, инцидент был пустяковым; вся мораль этого в том, что этого
не случилось бы с Антонией, так что нет смысла читать мне нотации в соответствии с
антонианскими стандартами. Или стандарт Джиллиан - великая любовь
не приходит к таким, как я ”.

“Потому что ты экспериментируешь с маленькой любовью”, - Джиллиан закурила сигарету и
поставила обе ноги на каминную полку. “Маленькая любовь и маленькие буханки и
полбуханки ...”

“Лучше, чем без хлеба”.

“Опять неправильно. Ты, должно быть, уже понял, что это либо Рай ... , либо
всегда одно и то же”.

“Мужчины всегда одни и те же? — на самом деле это не так!” Зоя вернулась мысленно
обновляться от общества кладовая. “_If_ они всегда были одинаковы, то
не нужно так заморачиваться, чтобы сохранить их изменения нам нужны? Это разные
способы подхода, которые так совершенно завораживают; и разные
представления каждого из них об одном и том же, идентичном тебе; и как долго каждый из них собирается
брать, и какие места они выбирают, и их прошлое, и их способ обнимать тебя.
Мне нравится, когда меня обнимают, а тебе, Антония?
нет, я забыл, ты этого не делаешь! Существуют десятки и тысячи различий,
и с каждым нужно обращаться по-разному; и то, что поощряет один вид,
отталкивает другой ... даже то, что они предпочитают есть, и нравится ли им
их поцелуи твердые или мягкие — я говорю, разве это не похоже на яйца? О, да,
думаю, я действительно думаю, что разнообразие - это самое интересное; и смотрю, как они
доходят до сути. Они надоедают мне, когда находятся на расстоянии крика....
Кроме того, мне становится особенно интересно, что собирается дать мне каждый новый мужчина
. Ты бы скоро узнала об этом, если бы всегда придерживалась того же.
Пинто, например ... он дает мне оливок, и я их ненавижу. Вы не
думаю, что я жадная, да? Я не хочу быть жадным, но я _до_ люблю подарки!”

“Я полагаю, что по темпераменту ты полудевушка”, - сказала Джиллиан, улыбаясь
она подумала об этом так же быстро, как о жадной правой руке Зои.
разграбленное, щедрая левая рука Зои подарила. “Деб. И вот
почему Деб нужно произносить серьезно ее приятелей. Мы ждем, чтобы услышать
о Блэр.”

“А как же Блэр?” Деб, казалось, была склонна дуться. “Кинь мне сигарету, Винни.
И спички. _и_ коробок, чтобы чиркнуть им — спасибо. А как же Блэр? Он
получеловек, если хотите, насколько я понимаю. Я был неправ, когда
сказал, что мужчины переходного периода не существовало. Мужчина, который преследует,
перестал существовать. В настоящее время он более или менее деликатно намекает, что
у него нет желания делать тебя своей женой, и тебе незачем так думать; но быть
самой себе любовницей — что ж, согласишься? И ты столь же деликатно намекаешь: ‘Да,
но не твой, так что _ тебе_ не нужно так думать!’ Тогда вы оба знаете, где вы
находитесь. Остальное - спорная тема ”.

- Ну, я должна сказать, - воскликнула Зои, потрясенная гибкостью речи Деб. - Что ж, я должна сказать,
Деб, я думаю, ты дурак. Я понимаю, правда. Я не педант, но я не
думаю, ты немного приятно. Я предполагаю, что я старомодная. И я вовсе не
удивился Винни..”..кто, с малиновым лицом при слове “любовница”
было вышел из комнаты.

“_ это_ не имеет значения”, - Джиллиан защищала Деб с тем странным, неуместным
видом небрежной властности, который бессознательно основывался на ее многолетнем опыте
важная работа, ясное мышление и быстрое безошибочное понимание ценностей; на основе
смелого суждения, которое просвистело в воздухе, как стрела, и застряло
трепещущая в золоте; на почтении, которое она получала от равных себе,
мужчин с хорошими мозгами и хорошего качества; даже гениальных людей, которые
полагались на нее в ее собственной области. “Уинни делает довольно много того, что
можно было бы назвать ‘заигрыванием’ ... ‘вступлением на спорную почву’ ...
‘полбуханки хлеба’ ... все, что вам нравится. Но просто она не может
медведь—метки. Пока туманны насчет названия, это
все верно, Уинни. Она не сознательная обманщица; принадлежит
к определенному типу. И ей нравятся полбуханки, как у Зои. Что ж, назовем это "она"
четверть батона. Суть такова—вам нравится ваша, Деб? Я не верю тебе
делать. И если вы не, оно того не стоит. В случае с Блэр Стивенсон,
например?

Деб предприняла отчаянную попытку избавиться от всех своих психологических пут и быть
честной — потому что это Джилл спросила. И это при том, что она уже давно
обнаружила, что "я", которым человек притворяется, гораздо убедительнее для
слушателя, чем "я", более близкое к реальности. Отстраненное отношение помогает
самовыражению.

“Это доставляет ему удовольствие, а мне не вредит”, - медленно подытожила она.

“И какова цель доставить ему удовольствие?” Антония спросила с презрением к
мужское утверждение.

“Что это не причиняет мне боли”.

“Это _has_ причинило боль тебе. Это причинило боль всем нам — через тебя”. Ее нижняя губа
дрожа; гордо она скрепила это для самообладания зубами.

“Ну?” Деб набросилась на Джиллиан; и вдумчиво последовал ответ:

“Я не сижу и не осуждаю, Деб. Кто я и т.д. Но мне кажется, что это
естественно - получать такое удовольствие от прикосновения мужчины, этот контакт
становится прекрасным и, следовательно, истинным. Или же испытывать такое отвращение к нему ...
что ты сядешь и будешь вести себя прилично. Но какая у тебя может быть причина лежать здесь
и просто страдать от этого без радости или удовлетворения ... ”

“ Временами становится раздражающе думать, что он получает гораздо больше
удовольствия, чем я, ” легкомысленно. Она нетерпеливо запустила руки в
горячую густую массу своих волос. “О, я все равно устала быть девочкой.
Для начала я коротко подстригу волосы и буду мальчиком. У тебя есть большие
ножницы, Джилл?”

“Маникюрные ножницы, изогнутые, в форме аиста”.

“Не будь идиоткой, Деб... Твоя великолепная грива...”

“О, Деб...”

Но, несмотря на протесты Антонии, Нелл и Зои —Джиллиан сидела молча,
вероятно, считая, что в данный момент любое развлечение полезно для души Деб — она
распустила волосы и позволила им упасть густой иссиня-черной паутиной ей на лицо
ее голос приглушенными рывками доносился из импровизированной палатки:

“Это то, что когда-то начиналось ... останавливаться кажется таким глупым. Таким глупым и
растроганным. В любом случае, они тебе не поверят, как только ты позволишь им начать.
И я хочу, чтобы меня хоть немного ценили ... Мне двадцать пять;
и—и—как-как ты узнаешь, что это, наконец, будет по-настоящему,
если только ты не позволишь им начать?... Или хотя бы немного по-настоящему? Или даже
один-единственный кайф.... Я не знаю, что со мной такое, что я
никогда не испытывай волнения. Я—я бы вернулась к целомудрию и белизне, если бы могла. Но у меня было
слишком много терпимости, и мое моральное чувство ослабло и запуталось. И
мужчины знают — такого рода вещи ты позволяешь. Он получает о: Блейр знал, что.... Один
может также жить к нему.” Все это исповедь, а ножницы
была СНиП-ножницы; иногда мягкий шорох волос, падающие на
ковер—замешательство звук, что сделал молодой Нелл вдруг вздрагивал и крышка
уши.

“Но ты можешь идти дальше, если не можешь вернуться”.

“Это от тебя, о весталка!” Деб откинула рваную занавеску и
отложив ножницы, с явным удивлением уставилась на Антонию. “Или это Джилл?"
говорила голосом Антонии?

“Всю дорогу — или ни за что. Последняя, для меня. Но ты доказал, что это
для вас невозможно, ни сейчас. Так всю дорогу. Я презираю—спорно земле”.

“Слишком поздно для всего, кстати, тоже. Да, я вполне логичен. Ты либо
сломя голову бросаешься из целомудрия в распутство — прости меня, Джилл, это
неправильное слово, но другого я не могу придумать — либо в брак.
Дискуссионная площадка - для тех, кто колеблется. А нерешительность делает
Деми-горничная!” Она схватила прядь волос, протянул его и полоснул по
это жестоко.

“И это странно, ” продолжала она, “ но у меня все еще есть врожденное убеждение
что распутство - это самое худшее. Кажется, я вижу небольшую гравюру на дереве,
похожую на иллюстрацию к очень знакомой старой книге, где мужчина оставляет
девушку, которую он предал, чтобы умереть или влачить существование в нищете и позоре и
горечь, когда он возвращается к своей жене, женщине, получившей убежище,
освященной законом матери его детей. Может, я и ошибаюсь, но именно так
это приходит ко мне.

“Это приходит ко мне в прямо противоположной форме”, - засмеялась Джиллиан. “Нет
из личных побуждений, но из той же смысле, как Деб, знакомого
картина.... Брошенная жена, измученная и плачущая, лежит лицом вниз на
диване, в то время как мужчина спешит к женщине, которая свободна, дерзка и
торжествующая. Распутница сводит счеты — и вот почему я всегда избегала роли
жены.

“Жена сводит счеты — и вот почему я всегда боялась быть распутницей”.

Джиллиан снова рассмеялась. “ Я не возражаю, если ты назовешь меня распутницей, при условии, что
ты не будешь называть меня первопроходцем. И...

“О, Джилл, ” воскликнула Зои в отчаянии, - я думала, ты предпочтешь это,
Я действительно любила; или я никогда не должна была этого делать, но всякий раз, когда я обнаруживала, что люди говорят
о тебе, я всегда оправдывала тебя, говоря, что ты пионер Новой
Эры женственности .... ”

“Боже!..” пробормотала жертва с таким неправильным именем.

“Но разве это не так? Я имею в виду, разве ты не веришь, что это начало
своего рода Новой эры, когда мы будем свободны” как мужчины?

“ Я не верю! Антония четко прервала его: “Я надеюсь, что это скорее начало
новой эры (как вы это называете), когда люди будут такими же самоконтролируемыми, как мы.
Почему, черт возьми, развитие всегда должно идти по пути
лицензия? Девушки в наши дни готовы ненадолго разбежаться кто куда, просто
чтобы доказать, что у них есть деньги, независимость и право голоса
и особые прерогативы, и широта, и долгота ... все, что.
И тогда чувство ответственности и остыть и осесть
вниз, и задать для ограничений—и при том, что в новую фазу, и, возможно,
леди, начнем. Ваша эпоха в девяти случаях из десяти - всего лишь этап. Я
придерживаюсь закона — старого социального закона моногамии. Это сформировалось само по себе
из инстинктивной потребности в этом, и это повторяется снова и снова на протяжении всего
весь цикл цивилизации—из инстинктивной потребности в нем. Есть
было Дев, жен и блудниц, через все периоды—конечно, есть
нет подлинной нужно перевирать их всех? нет необходимости в свободной любви, за исключением
исключений из стада?—а исключениям всегда можно доверять
они сами о себе позаботятся ”.

“Но Джиллиан и Компания выступают против не моногамии”, - возразила Зои
с видом мудрой маленькой Бабблз, сидящей на скамеечке для ног,
с ее кудряшками цвета примулы, обрамленными ореолом света лампы— “это брак”.

“Брак - довольно хороший институт для тех, кто этого хочет. Ты и
Интеллектуалы никогда не понимают, что там, где двум людям нужно символическое или
религиозное или даже гражданское признание того, что они принадлежат друг другу, им
следует позволить это получить ”.

“Но миллионы тех случаях, когда плохо получилось--”

“Сложилась бы так же сильно, если пара давно живет
вместе в свободной любовью”.

“Но, Антония, тогда они могли бы просто уйти друг от друга!”

“Очень редко бывает, что это одновременный уход. Один уходит ... а
другой страдает. И этот рывок произошел бы в любом случае. Юридические
гаечный ключ немного беспокоит — и я согласен с вами, что законы о разводе могут быть
реформированы — но человеческий гаечный ключ неизбежен, несмотря на весь прогресс
и пропагандистов, и первопроходцев! ”

Антония была в боевом настроении, и Джиллиан дала ей бой. Они стояли лицом к лицу
друг к другу, похожие на пару великолепных мальчиков, один из которых был с ней прямолинейен
спиной к павлиньим занавескам на окне, руки заложены за спину, голова,
красно-коричневый овал, вызывающе закрученный вверх; в то время как другая положила свои
руки и подбородок на спинку ненадежно наклоненного стула, который она
яростно рванулась вперед, снова оказавшись в безопасности под аллитеративный напев
речи Антонии.

“Пропагандисты и пионеры — _no_! Клянусь небом, ты несправедлив!—вы
предположим, мы так нетерпимы просто замужем, а они есть
до сих пор нас? Послушайте — я ненавижу теоретические рассуждения — я просто заявляю о своем
праве делать то, что диктуют мои собственные обстоятельства, без того, чтобы меня поучали
и вмешивались. Не существует такого понятия, как "Джиллиан и Компания". —если я и
мне подобные случайно окажемся в авангарде прогресса, мы продвигаемся порознь,
каждый на свой страх и риск. А если мы всего лишь уроды и исключения,
нарушители закона и распутники — опять же, каждый на свой страх и риск. Но то, что я
вообще возмущает, варварски, что Тео и я не могу иметь детей, без
воспитание жжения приставать к рой мелких соображений—слуги,
хозяйкам, учительниц, мещане—когда-то там семьи есть
должен быть постоянный дом, и что означает вся эта грязная
свинство из посторонних и проверки, сплетни и шантажом, обманывать
и выяснения, и нетерпимы официоз ты так увлечен,
Антония. И я осмелюсь предположить, что ребенку тоже придется заплатить, так или иначе, когда-нибудь.
Что ж, мы не собираемся давать всему этому шанса. Но я утверждаю, что
сухие интеллектуалы - более утонченная, правдивая материя, чем Стадо, потому что они
не беспокоят Стадо, а Стадо никогда не перестанет беспокоить нас. Никогда.
Сейчас они беспокоятся, потому что у Тео жива жена. Для них не имеет значения,
что я делаю гораздо лучшую работу, а он намного лучший мужчина, потому что
мы живем вместе. Разум табуна не может растягиваться до индивидуального
спрос. Она не может быть нежной или интуитивное—это просто ссоры. Так что — да — называйте меня, если хотите, пионером
; не какого-либо Движения за глюкозу, объединяющего людей
ради общего дела и так далее — этого слишком много, — но ради
права разорвать связь с самим собой и отделить свои мысли от мыслей других людей
— права на отстраненность ”.

- О Господи! - воскликнула Зои. “Разве не смешно, как людям, которые привыкли просто
говорят, с тех пор, как война уже разговаривали, как будто они были произносить речи?”

Антония и Джиллиан виновато посмотрели друг на друга. “ Боюсь, она
права, ” вздохнула Антония. “ Прости, Зои. На самом деле, это совершенно
нелепо вообще обсуждать проблему секса после войны.
Древняя паутина, на которой все еще держится огромная метла....

Джиллиан снова бросилась в атаку. “Сексуальная проблема’, как вы ее называете —
ужасное словосочетание, наводящее на мысль о брошюрах и трактатах — пережила миллион
войн и даже стала причиной одной или двух. Так что нет никаких земных причин, по которым мы
не должны обсуждать это. Вот мы сидим в доказательство моего заявления—пять
девушки, которые являются на войне работу (хорошо, что Винни-Пуха из
номер за это расплаты), которые все-таки найти некоторые трудности в сексуальной
распоряжаться собой—я имею в виду, в реферате. Если бы Деб и Нелл не были
в столовой, Антония - шофером, а Зои - досадой на
Военное министерство и я в своей лаборатории изучаем новые болезни, которые возмущаются
горько, что им не позволяют держать себя в руках; если бы мы были
просто бездельничали, флиртовали, ворчали и давали волю нашим эмоциям.
люди могли бы с полным основанием сказать, что мы все были в нездоровом расположении духа.
из-за отсутствия сотрудничества по актуальным вопросам. Но как это, война продолжается,
и секс пойдет и дальше, вполне самостоятельной-reliantly. Вы не можете отменить один против
другие. Это ложные математика”.

“Моя дорогая Джилл, ты не можешь утверждать таким произвольным образом, что война не повлияет
на проблему секса — все в порядке, Зои, я не собираюсь
говорите подольше, а пока возьмите в руки "Татлер"!— Это повлияет на это
всеми возможными способами: нехватка мужчин; ненормальные условия; экономическая свобода
для девочек, которые до сих пор были зависимыми...

“Я ошибаюсь. О, я полностью ошибаюсь!... Деб, избавься от того, что осталось от
твоих волос, и спаси меня! Я не хочу слышать об экономических условиях.
Внешняя сторона на несколько ярдов короче другой. ”

“Подожди минутку”, - пробормотала Деб, усердно и полностью поглощенная своим делом
.

Антония продолжается, в спокойной насмешкой над Джиллиан: “и я, например, не
по крайней мере, сложности, благодаря, в течение, как распорядиться себя сексуально
в абстрактном плане. И по внешним признакам я не могу предположить, что ты тоже.
Джилл. Зои, ты вообще озадачена тем, как распорядиться собой
сексуально абстрактно? Отныне и впредь всегда есть Пинто,
не так ли, когда запасы других дружелюбных инопланетян иссякнут?”

“Вы можете смеяться, - воскликнула эта молодая особа, горячо защищая свои
континентальные вкусы, — но мне кажется неестественным, когда с тобой занимаются любовью.
на английском — не совсем! Мне всегда приходится мысленно переводить это на французский или
Итальянский или португальский, прежде чем оно каким-то образом станет приличным. Разве
это не забавно? но это чистая правда. Я полагаю, это вошло у меня в привычку.

“Нелл несовершеннолетнего и подростком, и, как Джилл больше скрывать
заболеваний, предпочитает оставаться наедине,” Антония продолжила: “так
нет необходимости включать ее в свой запрос. Уинифред живет в основном в
состоянии умственной лени и, я думаю, не очень яростно борется с
сексуальной проблемой ”.

“До тех пор, пока ее целуют только в кончики пальцев”, - вставила Зои.

“Мы слышали, что Манон официально и благопристойно помолвлена и выходит замуж. Итак,
из всей группы действительно остается только Деб, которая, можно сказать,
испытывает трудности с самореализацией в сексуальном плане абстрактно.
А Деб - дурочка ”.

“А Деб - гусыня!” - утвердительным хором повторили Зои и Джиллиан.

Деб сделала последний надрез, бросила ножницы и повернулась лицом к компании.
“Как я тебе нравлюсь?”

“ Что ж, ” заметила Джиллиан после того, как все они несколько минут серьезно и критично смотрели друг на друга
, - я не думаю, что “ножницы" решили проблему
....

Это был, действительно, достаточно странные превратности, которые Деб присутствуют летающие швабры
короткие черные волосы заставило ее выглядеть еще более девичьим, чем до сих пор;
пожалуй, это был чистый красивый изгиб ее горла, и теперь видны с
каждый угол. Ее маленькая круглая голова головы ребенка-Сен; ее
тонкий корпус, слегка балансирует и развит, был жалким, аномалия глаз
и рот, который показал виду, что слышал от всякого греха, и был тупым
всем грехом, и уставший от всякого греха ... жертва переходного периода.

“Тебе это не нравится?” разочарованная молчанием своих товарищей, сломленная
только едким комментарием Джиллиан. “Мне нужно будет подстричь их должным образом".
Конечно, подстричься и потренироваться у парикмахера. Но я думаю, что это подходит
мне, скорее ....”

“Что ты собираешься делать со своей остриженной женственностью?” Джиллиан указала
на россыпь длинных волос, разбросанных по ковру. “Ты не можешь оставить это здесь"
Знаешь, Тео такой ужасно впечатлительный.”

“Моя обрезанная женственность, ” сказала Деб, подбирая ее на руки, “ должна быть
упакована в коричневую бумагу и продана в пользу Красного креста".
Крест — ‘И ничто в жизни не стало для него таким, как его смерть!”


IV

Некоторое время параллельно с этим обсуждением четверо мужчин сидели
в библиотеке Блэра Стивенсона, пили виски с содовой и лениво
осуждали премьеру, свидетелями которой они только что были, и которая
Тео Пандосу пришлось выступить с драматической критикой "Рассвета”. Теперь он
быстро просматривал свой экземпляр и время от времени умолял Клиффа Кеннеди
придержать свои комические воспоминания о цензуре еще хотя бы на несколько
минут.

“Почему они вас не увольняют?..”

“Я в высшей степени полезный слуга государства”, - возразил Клифф. “И я
никогда раньше у меня не было такой большой частной почты, как мне нравилось. Раньше я читал свои собственные
письма и моей матери, и моей младшей сестры Бет; и письма
любого случайного гостя, который случайно оказывался в доме, и письма слуг
письма — и даже тогда я не был удовлетворен. Теперь я могу насытиться, открывая
письма ”. Он рассказал еще несколько невероятных и очень восхитительных историй об
этих самых письмах. И тогда Пандос отшвырнул авторучку, давая понять
что закончил колонку “смерть от тысячи кусочков”.
за что он сделал себе имя, взял свой стакан виски с содовой и
разговор, как обычно, как только он коснулся этого, свернул к
теме женщин....

“Я не понимаю современных девочек”, - признался четвертый из
квартета, которого звали малыш Тимоти Фосетт из Королевского летного корпуса.
Проведя целый год на непрерывной действительной службе во Франции, он был
теперь направлен в Гендон на несколько месяцев передышки от несения несложных домашних обязанностей.

Тимоти был довольно милым мальчиком. Он был светловолос, застенчив и серьезен, с
мягкими, как у херувима, изгибами рта, которые напоминают о влажном сне
и о матери, нежно прикрывающей свечу от глаз своего ребенка
сын в своей кроватке. И его невинный вид не призывал к
обычные следствия, что он замаскировал самый большой дьявол в
эскадрильи. Его появление совпало именно с его нравом. Тимоти
несомненно, был одновременно застенчивым и серьезным, с умом, который двигался, но медленно, и
нервы и смелость были такими же твердыми, как его пристальные вопрошающие голубые глаза.

“Я не понимаю современных женщин”, - начал он. И Блейр, у которого он
был в фаворе, ободряюще сказал:

“Продолжай, Сынок!”

Тимоти расстегнул свой "Сэм Браун" и уставился на свои обмотки; затем, по знаку
вдохновившись, опорожнил свой бокал; и, подкрепившись таким образом, смог продолжить:

“Я имею в виду, что раньше были девушки, которых ты встречал в своем окружении, и
они встречались с твоими сестрами, и не было ничего плохого, если ты целовался
они были на реке, но, конечно, ты очень заботился о том, о чем с ними разговаривал
. Иногда ты женился на них.

“Совершенно верно”, - прокомментировал Кеннеди. “Иногда ты женился на них. Продолжай,
Тимоти”.

“А потом... был и другой вид”. Тимоти остановился окончательно.

И маленький грек, в глазах которого горело озорство, рассказал о продолжении
событий:

“И с ними ты тоже целовался ... и не только на реке. И ты рассказывал
им те забавные истории, которые нельзя было рассказывать девушкам, на которых ты женился
иногда. И они смеялись с лестной признательностью ”.

“ Я имею в виду, ” снова начал Тимоти с упрямой решимостью закончить
тему как можно короче, - что парень привык
был способен отличить два вида за полминуты, а теперь они еще и так перепутались.
пошли и сами так перепутались ... ты выбираешь одну из первых
добрая, насквозь милая девушка и все такое — и она говорит о — ну— черт возьми...
это— о ... о ...

“—Второго рода”, - предположил Стивенсон.

“И она хочет, чтобы ты повел ее в ночной клуб, и смеется над тобой за
был в шоке, и заявляет об этом—не зная конца! И так делаешь
кий и следует—и тогда половиной случаях из десяти она включает
замерзнуть можно нажать, совершенно верно, только она обязана была сделать это сразу
начало. И у них есть довольно приятель, тоже,—Ну что ж—в другой
сортировать. Это значит ром. Знакомишься с людьми, обняв друг друга
талии.... Все запутано, и ты никогда не знаешь, где ты и что.
ты можешь с уверенностью говорить, или кто знает, кому и на какую сумму тебя посвящают...

“Тиму нравится знать, где кончается хорошая женщина и начинается плохая — вот в чем, вкратце, проблема, не так ли?"
”Да", - ответил Тимоти своему хозяину.

И глубоко вздохнул. - “Да”. - "Да". - ответил Тимоти своему хозяину. И глубоко вздохнул... ожидание
просветления.

“Разделяй их в своем собственном сознании, Тим, и все будет в порядке.
Перетасовка в основном интеллектуальная, и тебе не обязательно беспокоиться. Твоя милая девушка,
поскольку она знает гораздо больше, чем раньше, верит, что может конкурировать
с профессионалами. _Mais ce n'est pas son metier_ — и она поймет
это со временем. Между тем, мы знаем, где найти наших жен и куда обратиться.
найдите наших любовниц; и тех, кто желает, чтобы их встретили на полпути,
давайте встретим их на полпути. Не наше дело подталкивать их
обратно к невиновности или подталкивать их к чувству вины ”. Стивенсон лежал
на спине, скрестив руки за головой, в своем обычном состоянии невозмутимости
добродушия.

Кеннеди, сильно взволнованный, оспорил эту безвкусную точку зрения: “Я возражаю против _объекта_
на полпути. Решительно. Кроме того, это форма шантажа. Дайте
мне четкие границы — песок и скалы. Черт возьми, я не хочу, чтобы моя жена, когда
я ее получу, могла болтать как откровенный товарищ обо всех тонкостях
и выходы из моего убогого существования до того, как я встретил ее. Я ненавижу откровенных товарищей.
В целом они слишком—слишком разумны. Я ненавижу партнера-интеллектуала, и
чистокровную белую подругу моей младшей сестры Бет, и почти шлюху, всех вместе взятых,
как один из этих чудовищных механических книжных шкафов и стремянка
и патентные приспособления для кухонных столов ... и бери все, что захочешь
. Удобства наскучили мне. Тонкости наскучили мне еще больше. И вы можете
никогда не сказать, с этими новомодными девушками, на сколько градусов они еще хороши
и на сколько они готовы стать плохими. О, Господи! Господи!—дай
мне еще одну, жесткую, Пандос.

“ И все же, ” заметил Тео Пандос, подчиняясь, - я понял, что вы были в
превосходных отношениях с нашей особой маленькой группой — как вы их называете
? — новомодных девушек?

Черты лица Клиффа сморщились в гномьей ухмылке: “Спроси их. Я милый старина
Клифф—просто старина Клифф—совершенно бесполый знаешь мне никогда не было известно
любовь—в—э—это! - способом. Забавно, но я не верю, что он смог бы...

Блэр Стивенсон невозмутимо пожал плечами. “Я благодарный человек
по натуре. То, что Бог посылает мне, я принимаю. И от того, в чем Он отказывает мне, я отказываюсь
желать. Некоторые люди всегда возвращают подарок с просьбами об
изменении ”.

Тимоти сидел и слушал; его взгляд серьезно остановился сначала на одном ораторе
, а затем на другом. “ Да, - сказал он наконец, “ Но что все это значит? Я
имею в виду — что они задумали, эти девушки?




ГЛАВА IV


Я

“Капитан Ротенбург — убит в бою. Ротенбург — Ротенбург - это
немецкая фамилия. Хотел бы я знать, что он делал в английском подразделении?
Его должны были интернировать.”

Ричард вскочил, костяшки пальцев побелели от того, что он вцепился в бортик
он сидел за столом для завтрака, нахмурив брови черной грядой гнева. Они с
Мистером Грайсом стояли лицом друг к другу через половину столовой.
Другие посетители, рассевшиеся за разными столиками, выжидающе подняли головы,
осознавая, что скрытый антагонизм наконец-то проявился. Старый
глаза мужчины вылезли из орбит, как бледный мрамор поверх своей газеты....
“Должны были быть интернированы”, - повторил он демонстративно его
соседи.

“Сядь, Ричард,” - его отец командовал спокойно. И, как будто с
физических усилий, в борьбе взгляд была не заперта, молодой человек сел, голову
отвернулся от мерзости гражданское посмевших глумиться до Кон
слава. А если Кон не был столь неуклюже живой солдат, как и любой из чистейшей воды
Британского происхождения! Кон, великолепный шестой-форма героя Ричарда кратчайшие сроки
Winborough дней. И сейчас ... разобрать что он отдал свою жизнь, чтобы не
эффект потому, что его имя произошло из немецкого....

Ричарда все еще трясло от сильного потрясения, вызванного новостями, и от
какой-то отчаянной ненависти, которая почти граничила со страхом. “Это правда?” - спросил он.
спросил Ферди, который просматривал ”Телеграф".

“ Боюсь, что так. Ах, да, вот: 15 мая ... и т.д. Я полагаю, что его родители
могли только сейчас узнать. Почти неделя, не так ли? Бедный Кон, он был таким
славным парнем. Отто будет расстроен — его старший сын ”.

“Но почему они печатают фамилию Ротенбург?” - Тихо спросила Стелла.
голос был неслышен мистеру Грайсу.

“Я жду молодого человека хватило здравого смысла, чтобы не стыдиться его
родина отца”, - грохотали Герман Маркус, в условиях агрессивной голос
отчетливо слышны Мистер Gryce, который бормотал: “проклятый Гунн!” на фоне
ропот окружающих сочувствие.

Ричард объяснил: “Дэвид сказал мне, что Кон выстоял, когда остальные из них
сменили имя; он был Территориалом за много веков до войны, и его люди
знали его как Ротенбурга — достаточно хорошего для них!” с вызывающим хмурым взглядом в сторону
Мистера Грайса. Последний отослал свою тарелку за добавлением бекона:
“У меня не было ничего, кроме жира и хрящей!” далее, - отметил молодой
дама за столом рядом с ним: “они не достаточно половины строго за это
чужой бизнес. Мне нравится, когда немец _ быть_ немцем; если они хотят сражаться,
разве они не могут оставаться на своей стороне?”

“Хотя я не удивлен, что некоторые из них стыдятся этого”, - прохрипел он,
раздраженно дернув себя за клок бороды.

“Больше не надо, спасибо”. Ричард выбежал из комнаты. Он очень редко заканчивается
еду сегодня.... Тетя Стелла последовала за ним, и подкараулил его в
пустой зал:

“Ричард, вы должны заботиться, что вы говорите в столовой. Тебе
не следовало так вскакивать. Все видели.

“И Кон умер, чтобы — чтобы он мог съесть вторую порцию бекона”,
Ричард взорвался.

“Да, но ты знаешь, что в нашем положении мы должны быть осторожны. Ты
особенно”.

“Это так несправедливо. Так по-свински относятся несправедливо. Если я думал, что он сказал это только, чтобы получить
по моей спине вверх—но он верит в это. Он не должен быть _let_ в это поверить. Я хочу
вбить ему в голову, что старый Зэк даже не был призван на военную службу — был готов к ней при
самом первом столкновении. О, это подло - умалять его заслуги. Не
что бы он заботился, но ... ”

Удивилась Стелла. Крайняя молчаливость ее племянник был одним из ее
акции предметам за шутку.

“Тебе придется сегодня пойти и выразить соболезнования Ротенбургам”.

Ричард немедленно впал в угрюмое школьное состояние: “Господи! Я должен?”

“Дэвид-ваш друг. И как он бывает дома-ваши отец и
Я пойду после обеда. Или вы можете назвать это утро самостоятельно, если
вы предпочитаете”.

“Вызов!” проворчал он. “Как если бы Дэвид хотел, чтобы люди шатаясь и говорю
они были жаль”.

“Говоришь? Ты не сожалеешь?”

... Забавно, как тетушки были склонны произносить глупые банальности глупым,
нарочитым голосом, как раз когда кто-то делал им комплимент в виде
обращения с ними как с людьми. "Это показало, насколько осторожным ты должен быть", - мрачно размышлял Ричард
по дороге в Хэмпстед.

Как, черт возьми, можно было “соболезновать”? Он знал достаточно просто, как Давид
заботился о коне, и какая опухшие ощущение напал на его собственного горла
думаю, кто такие жизнерадостные и увлеченные своей работой и совсем достойном качестве
его покойный школы-капитан, часть кучи бросил-вместе перепутанных конечностей
и в грязи и в пятнах, хаки, тут и там дергается до сих пор....

Но все это было далеко от официальных соболезнований. Все это привело
к молчанию, а не к выступлениям. Ричард, намеренно принимая самый длинный путь
круг Fairwarne сады, становилось все более остро неудобно за
своей миссией. Кроме того——

“Тебе следовало бы было это с господином Gryce”.

Фраза говорит сама так ясно в его уме, и с такой отдельно стоящий
акцент, который он начал, и почти бросил взгляд через плечо для
динамик.

Это было чистой правдой; его отец совершил ошибку, заставив его замолчать: он сам
совершил ошибку, сдавшись. МР Gryce был лучший из
встречи; и, вероятно, никогда бы Ричард высекут на такой
жгучая ярость негодования. В него вполне мог закрадываться ингредиент страха
... страха, подобного тому, который поселился глубоко в его сознании, когда тетя
Стелла сказала: “Особенно ты....” Обладательница этих светло-голубых выпуклых
глаз без колебаний использовала бы преимущество места рождения противника.

Ричард с тревогой осознал, насколько фатально было бы жить в рабстве у
представления о том, что он потерял всякое право на возмущение. Несомненно, ему следовало это сделать.
выяснять отношения со стариной Грайсом тут же, за завтраком. Уже слишком поздно
....

И вот дом Редбери с опущенными жалюзи. Он позвонил в дверь
и, ожидая на пороге, каждый раз пытался исказить свое лицо.
оно застывало, придавая ему определенную форму, соответствующую рассматриваемому делу.

“ Мистер Дэвид дома? - спрашиваю я.

Давид, второй-лейтенант хаки это отрезвило черной траурной повязкой на
рукав, с трудом оторвавшись от его обмотках на вход Ричарда; и
когда первый апатичным “Алло!” было покончено, казалось, ничего больше
быть сказано. Комната была в полумраке, и очень косые солнца
через щель был вороватым.

“Что же вы пришли?” Дэвид разразился, наконец, раздраженно. “Чтобы
выразить свое искреннее сочувствие мне в связи с моей тяжелой утратой? Тогда, ради
Бога, вырази это — если сможешь - и покончи с этим, и будь естественной.
Ты заставляешь меня нервничать, стоя около, как будто вы превратились в
черный галстук перед выходом, что мне интересно, не может быть!”

Ричард в свою очередь получил из рук вон плохо-закаленное. Прогулка была жаркой
и пыльной, и в то утро был эпизод с мистером Грайсом, и— и
Кон был мертв. И теперь Дэвид просто насмехался над ним.

“Хорошо, я ухожу; тебе не нужно беспокоиться. Я пришел сюда не развлекаться, они
меня заставили”.

Дэвид оглушительно рассмеялся. “Так-то лучше; это больше похоже на маленькую
Ричарда мы знаем и любим!

Ричард хмыкнул и плюхнулся в кресло. Теперь он понял....
Громкий смех Дэвида выдал его.

“ Когда ты получил свое назначение?

“ Только на прошлой неделе. Самсон отработал это для меня — через своего кузена, сэра Эфраима
Филлипса. Ты знал, что Самсон вернулся с фронта?—окопные ножки.
Отец все еще пытается втянуть его в семью, используя Нелл в качестве лассо;
но я не верю, что у него что-то есть; он все еще увлечен Деб ”.

“Значит, ты, возможно, поедешь во Францию ....”

“Да, примерно через шесть месяцев я смогу отомстить за Кона, убив
Гунна, который убил его”.

“Это — поможет?” Ричард неловко спросил. Потом встретил иронично Давида
глаза—

“Это должно быть отношение, не так ли? Беатрис снабдила меня им,
и семья подхватила припев. Это так естественно и живописно
и примитивно: младший брат, опоясывающийся мечом и идущий вперед
убивать ради убитых. Старая бабушка Филлипс, которая одобряет
меня, потому что думает, что я серьезно отношусь к своей религии, даже добавила ветхозаветный штрих
: око за око и зуб за зуб....

“Нет, Ричард, это совсем не помогает. Если бы я мог выйти на того единственного
настоящего и определенного немца, который был ответственен за Аферу, это было бы
другой. Я верю в борьбу — из любви к делу. Как и Кон. О,
Кон никогда много не говорил, но он был патриотом до мозга костей.;
он был довоенным патриотом, что было довольно редкостью. И теперь, когда он
мертв, я не могу выделяться. Из-за моего народа. Это взорвало бы
все, что он для них сделал. "Мой сын, погибший в бою" было бы
лишено всякой полезности из-за "Моего сына, который сознательно возражал’.
Они вообще не смогли бы произнести слова ‘Мой сын’. Я не могу разыграть
их или провести такой убогий трюк; в конце концов, патриотизм начинается с
верность дому и своей семье — местная форма патриотизма, я полагаю. Если бы
Редбери укрепились должным образом, но...

“ ‘В нашем положении’.... ” негромко процитировал Ричард.

И Дэвид добавил с совсем не мальчишеской горечью: “Отец ужасно расстроен
сейчас — но я уже могу предвидеть, каким великолепным преимуществом будет смерть Кона
собираюсь быть— ‘в нашем положении’, как вы говорите. Патер сделает все, что в его силах.
 Маркус, в цивилизации есть излом, когда отцу приходится
чваниться смертью сына, чтобы обезопасить себя.

“Чваниться?”

“ Здесь есть письма, которые нужно показать, от полковника, от братьев-офицеров,
от своих людей. Кажется, что еще долго после ранения он удерживал этот участок
траншеи с одним пулеметом, прикрывая отступление. О, обычная история о
героизме!”

Ричард был сильно покоробили последние слова. Это поразило его, что Давид был
ношение слишком далеко легкомысленное отряда; один вполне могли бы рад
брат, который был виновен в акции героизм. “Кон Джолли вполне заслуживает за это
медаль”, - агрессивно заметил он.

И Дэвид сказал: “Его рекомендовали в D.S.O.” — и вдруг он
вскинул голову и побагровел.... Ричард отвел взгляд от
этот прилив горячей красной гордости. Забавно, что с Дэвидом никогда не знаешь заранее!

В ее голове всплыла Трудхен Редбери, как будто в поисках кого-то.

“ Ах, Дэвидхен... - она доброжелательно кивнула двум мальчикам, но все еще не выглядела так,
казалось, что она нашла то — или кого—она хотела. Ее уютное пухлое личико
было грубым и шершавым от долгого плача — такого плача, который продолжается
все продолжается и продолжается, и ненадолго останавливается, и улыбается, и разговаривает, и отдает приказы
на кухне, а потом снова бредет дальше....

Трудхен не обладала ни каплей спартанского мужества, рекомендованного матерям в наши дни.

“Привет, мамочки!”—Дэвид вскочил и обнял ее за коренастые плечи.
и нежно прикоснулся губами к ее щеке. — (Да, он был милым парнем, ее
младший мальчик, и гораздо более внимательный, чем Кон, который всегда
чуть не сбивал ее с ног своими неистовыми объятиями.... “Mein Konrad!”)

“Нет, Ричард, как поживает твоя тетя Стелла?”

“Она приезжает сегодня днем”. И Ричард прорычал что-то, в чем смутно прозвучало
слово “извините".

“Дэвид, вот ты тонешь? — если я напишу любе Анне сейчас, это будет гевисс
достигнет ее в районе шестидесятилетия, когда там будет
радуйтесь — тому, чему можно радоваться в наши дни” - она покорно пожала плечами.
“ Наш аферист больше, чем ты или Макс, любимец твоей тети. Вот что происходит
ты тонешь, Дэвид?” — во второй раз; “Должен ли я подождать, прежде чем написать в
Берлин, может быть, месяц? Не хочется портить день рождения”.

Но, если не считать странного взгляда, брошенного в сторону Ричарда, Дэвид ничего не сказал. И
вскоре Трудхен продолжила с каким-то щебечущим недоумением:

“И ты знаешь, как сердится папа, когда я спрашиваю его об Анне и
Карл, хотя раньше он любил и ел в основном ее "Пфлаументорте" и "векс"
меня, назвав это лучше, чем мое. И все же от меня даже письма нет на
шестидесятилетие — что она подумает? А у нас с ней разница всего в один
год... но как можно писать и ничего не говорить о нашем Мошенничестве ...
хотя это наверняка снова напомнит ей об оруженосце Селигене Фрице — с тех пор, как
как мало времени и ему тоже ... моя старшая и ее младшая... - она вздохнула.
“ Возможно — нет— я не скажу им — сейчас. И еще раз: “Вот ты тонешь",
Дэвид?”

“Есть Макс”, - напомнил он ей. “Мы написали Максу, и если он увидит
Дядю Карла...”

“Нет, Шатц, не сейчас, когда они перевели его в лагерь так далеко.... И
не знаешь, верить или нет; они говорят — Отто говорит, что черманы
так ужасно поют английским пленным — и Филлипсы говорят мне
и еще — это почти немыслимо — отрезать обе руки по запястья...

“Мамочки, мамочки, когда ты получишь письма, написанные Максом собственноручно...”

“Как будто милый мальчик будет волновать меня, рассказывая об этом в письме ...” - всхлипывала
Трудхен.

Ричард остро ощущал необходимость отъезда. И Господь пощадил его.
встреча с Отто в холле.

Он пообедал, а затем неторопливо отправился на дневное представление в мюзик-холл,
думает избавиться от самого себя, погрузившись в массу людей и
грохот звука. Но бельэтажа был наполнен атмосферой
необыкновенно внимателен к исполнителям на сцене; и, когда свет
были высказаны во время перерыва, он понял, что места были в основном
занимал большой отрыв от Святого Дунстана: мужчин, которые были
ослеп на войне; люди, которые были выбраны случайным для наибольшего
жертва из всех. Ричард задавался вопросом, Может ли одна из них
ожидается, что такая катастрофа, как эта, и будь, зная, что они будут
все еще охотно разоблачали себя; он слышал, как так много солдат
отправлялись на фронт, полушутя предсказывая собственную смерть или сломанный
нос или деревянная нога; но — Нет, он никогда не слышал, чтобы шутили о возможности
слепоты. Был ли это тайный страх, который они все носили в своих сердцах
когда они вызвались добровольцами?

“Неплохое представление”, - заметил он своему соседу, который немедленно обратил к нему
один огромный вращающийся глаз и один крошечный стеклянный и стал
доверительным. Он был забавным маленьким парнем, маленьким и квадратным, с
широким ртом, вздернутым носом и понимающим видом, который подчеркивался
появление фиксированного подмигивания. Он сообщил Ричарду, что он третий из
троицы; что он любимец своей матери и любимец своего отца
и любимец двух своих братьев; что у одного из его братьев был
женился на мегере, а другая - на неряхе, и только у него одного была идеальная жена
и что менее удачливые двое обычно говорили ему: “Джок,
пожелай мне и тебе удачи!”... Более того, он был тайным фаворитом обоих.
неряха и мегера, и он по праву должен был выиграть.
конкурс вальсирующих в церкви Святого Данстана в понедельник вечером, но его партнерша
испортила его шансы, трижды наступив ему на палец ноги, и это было
здорово пошло, когда он в последний раз собирался таскать ее по комнате!...

“_ Ты кирпич!_” - в сердцах бормотал Ричард снова и снова. Не
только для того, чтобы быть веселым и нормальным, но и для того, чтобы по-прежнему интересоваться вещами — призами,
и женой твоего брата! не такие, какими инстинктивно представлялись эти мученики
войны, задумчивые, покорные и сверхъестественно терпеливые, с какой-то
бледной приподнятостью....

Молодой буйство в этой части зала было тихо, как в
поднялся занавес труппа акробатов и танцоров поцелуи любовные руками
к зрителям из различных перевернутых положений на трапеции.

“Что это?” - спросил сосед Ричарда. Затем: “Р—я вижу, - сказал
слепой!’ аккербаты — это нам, слепым, очень полезно. Забавная идея о том, чтобы
доставить нам удовольствие, есть у некоторых людей: одна старая чудачка, она приехала, чтобы забрать меня.
погулять днем в керридже и все такое. ‘Ого!’ - говорю я себе. И ’...
ты слушаешь’, ты?”— подталкивая локтем. — “и она трижды водила меня в
Черч_ перед тем, как она привела меня вечером обратно!

Ричард пригнул голову, задыхаясь от смеха; его огромный глаз закатился
взгляд, брошенный в его сторону, был полон отвращения.

“Три раза в церковь, и никаких леденцов. И ’я’ без присмотра. Некоторые люди...”
у него не хватило слов. Он неуверенно вертел в руках сигарету и зажженную спичку
совершенно буднично, несмотря на свой гандикап. “Все в порядке?” встряхиваю
спичку туда-сюда и роняю, она все еще горит; нога Ричарда выстрелила
украдкой.... “У тебя есть одна? они дают нам много. Да, когда она
пришла снова, я был в шоке, клянусь жизнью. Скаут предупредила меня. ‘ Эта пора
где-нибудь поблизости есть хорошо воспитанный молодой человек? ’ спрашивает она сестру; но сестра была
увлекся спортом и не подал виду. Так что она просто оглядела моих приятелей: "
Они все совсем слепые?’ - спрашивает она; ‘Да, но они не глухие’, - говорит сестра,
быстро, как черт. ’Р" ну, предположим, ее идея привлекательности не моя; она сделала все, что в ее силах.
”Что делает тебя счастливым?" - спросил я.

“Что делает тебя счастливым?”

Ответ был краток и по существу: “Рулит и обнимается”.

... Только в последнюю очередь китайский фокусник понял, что
Ричард обнаружил, что внимание его спутника в достаточной степени отвлеклось от сцены
, что позволило ему задать вопрос, который в последнее время требовал ответа от самого источника.
"Я говорю - что заставило тебя присоединиться?" - Спросил я. “Что заставило тебя присоединиться?”

“Выглядело так, как будто является Величество ВОС приглашение специально, чтобы я собственной
пикник. Я ОЭЗ: _With_ удовольствием!... Да, а потом я проснулся и обнаружил, что
один мой глаз закатился на Запад, а другой стал глухонемым. Ну, я не говорю
nuffing к этому; в WoT сделано, то сделано, и объявление Тер быть сделано кем-то,
и правительство будет платить ansome меня всю оставшуюся жизнь; но когда он
доходит до меня _job_--” опять большой противно глаза обратились к
Ричарду за сочувствие. “Работать? не ’альф"! И другие парни настолько увлечены.
из них получается неуклюжий президент.

“Что?”

“ Президент. То же, что подавать пример, только не совсем. Но ты только посмотри,
что думает об этом моя мать. ” Он порылся в карманах, вытащил
два или три смятых письма и сунул их в руку Ричарда. “ Прочти
их.

Суть письма была ясна: старая мать Гарольда страстно
посоветовал Гарольд не работать—слава Богу, было много, хотя она и
отец мог бы жить и работать за него; потом слишком много—“я
это, сынок, чтобы ты не удосужился выучить торговля. Ладно, сынок, не бери в голову
что касается твоего зрения, для нас это не имеет значения; во всяком случае, ты не такой, как
струсил. Для тебя всегда найдется много чего, так что не позволяй им.
заставляй себя учиться тому, чего ты не хочешь, дорогая...

“Спасибо тебе”, - мягко сказал Ричард, возвращая письма. Большая часть
последних страниц была заполнена карандашными крестиками; интересно, знал ли Гарольд
?...

Музыка затаила дыхание, в то время как Ли Хунг Ван превзошел самого себя в
последнем усилии магии; результатом стало потрясающее развевание флагов; и
занавески закачались вместе, снова назад, и еще раз вместе к
вступительные аккорды “Земли надежды и славы”.

Немедленно люди из монастыря Святого Дунстана поднялись на ноги и встали по стойке "смирно".
они пели первый куплет гимна Элгара, пока
вся поднявшаяся аудитория, с энтузиазмом присоединившись к ним, не затопила их
голоса зазвучали громче и свежее....

И Ричард перенес на Стрэнд размытое видение неровных рядов
заросших сорняками, неуклюжих фигур в плохо сидящих штатских, эфемерных
тщеславие цвета хаки сменилось добрыми, обычными мужчинами в обычной повседневной одежде
головы чопорно откинуты назад:

 “Земля Надежды и славы"
 Мать Свободных...

И он знал, что хотя картина Trudchen Redbury смущен
на вопрос, Является ли весть о смерти зэка в английском окопе
должен быть отправлен, чтобы испортить день рождения ее сестры Анны в Берлине, может
и вообще символизируют международной ситуации—пока что другую картинку
действительно войну, и величие войны и после войны; был патриотизм
само желание и повод для патриотизма, окончательный ответ на все
мелочный частные вопросы; он знал, что до войны и после войны, война может
можно было бы избежать; но во время войны наше закрыть оба глаза и стоять на
слепой и следите за умерших.

И потом, во всех забывчивых полу-истерика прославления гордость
принадлежность, он был доставлен в тупик, как бы стучать, дуть на
лоб, столкнулся с плакатом еженедельника просто:

“Вражеские пришельцы. Интернируйте их всех”.

Это, несомненно, личное послание для него, как и текст, выкрикнутый сторонником Спасения.
проникает прямо в сердце грешника.

“Что хорошего? я им не нужен....”

Казалось, он смутно повторял какой-то детский опыт
разочарования, когда его нетерпеливо предложенная помощь была отвергнута с таким же
высокомерием непонимающего отпора.

“Они не хотят меня. Ну—я не хочу, чтобы они тоже!” ... он не был так
очень много пожилых и сейчас, после всех.

“Я не хочу быть на английском языке!”

Нет, Ричард? Даже ради этих рядов глаз, забинтованных,
выпотрошенных и в черных очках? Даже не за право присоединиться к тем, кто
мужчины стояли по стойке смирно и скандировали странными плоскими нотами, свойственными
слепым:

 “Как мы можем превозносить тебя
 ”Кто рожден от них"?"...

Даже не для того, чтобы быть одним из них, Ричард?

“Ну, я родился не в Англии, так какое это имеет значение?”

Но он осознал, в положительной вспышке знания, что если бы он был
если бы ему разрешили пойти в окопы и сражаться, это был бы взрыв
его пуля попала бы туда, между глаз, и разнесла бы вдребезги
его ... туда, где оскорбление, содержащееся в плакате, казалось, было нанесено в первую очередь
. Ему не позволили выбрать, каким ударом нанести удар; так как же он мог
когда-либо доказать этой холодной, небрежно замкнутой Англии, что выбор
, несомненно, был бы в пользу другого?

 * * * * *

Полчаса спустя, когда он ворвался в холл Монтегю-Хауса, его
приветствовал угрожающий голос мистера Грайса, скрипящий, скрипящий....

“Натурализованный или неестественный, это все равно — леопард не может измениться"
его пятна!

И день превратился в идеальный круг.


II

И после этого голос мистера Грайса смешался с почти всем происходящим.
но особенно с трехразовым питанием Ричарда в
столовой Монтегю-Холла. Он хотел бы разочаровать мистера Грайса.
Грайс время от времени отлучается от приема пищи — считая само собой разумеющимся, что
Инквизитор действительно испытывает определенное разочарование из-за отсутствия своих
жертв на дыбе; но, вспоминая замечания Дэвида о патриотизме
применяемый на местном уровне, он заставил себя присутствовать ради своего отца.;
заставил свою молчаливость говорить многословно, воздвигнув ширму между
Ферди и противника; или, если это не удалось, по крайней мере, дед мог
иногда отвлекаться от пробурчал высокомерие патриотизма—немецкий
патриотизм—что может в любой момент, услышав _via_ Мистер Gryce, его провоцируют
сцены на публике. Ричард теперь боялся сцены так же сильно, как и искал ее.
в инциденте со смертью Кона Ротенбурга; это было так, как если бы его драчливость
была ранена, и не заживала, и была болезненно чувствительной....

Особенно чувствителен к мистеру Грайсу; все его поры были открыты для
Мистера Грайса, который, просто игнорируя семью Маркуса, внезапно стал
подвергать их активному преследованию. Недавняя потеря корабля
“Хэмпшир” с лордом Китченером на борту вызвала новую волну
антинемецких настроений, охвативших страну. Ричард едва ли удивился
этому; он был яростно возмущен, яростно подозревал себя в происходящем
, но это не помешало ему прийти в такой же гнев, когда мистер Грайс
считал себя патриотически вправе таким образом хлопать дверьми в Тете
Лицо Стеллы.

Правда заключалась в том, что и Ричард, и мистер Грайс были поражены
одной и той же навязчивой идеей — интернированием вражеских инопланетян; для каждого из них
война полностью сосредоточилась на этом пункте, распространяясь оттуда на менее интересные темы
. Но мистер Грайс был на своей территории.

Трехразовое питание! Они встречались в холле; они встречались на лестнице и
лестничных площадках; на улицах вокруг дома ... но они прошли с
убыстрял шаг, отводил глаза, и чувство подергивания друг друга
близость. Но эти три блюда в день должен быть невозмутимо переносил.
Хуже всего был завтрак, потому что потом мистер Грайс читал вслух газеты своим соседям
и высказывал свое мнение — всем за столом Маркуса, поскольку
он никогда не обращался к ним напрямую. Ричард попытался прийти на завтрак раньше мистера
Грайса ... но затем он должен был увидеть, как розовая голова и клок
белой бороды пересекают комнату, садятся за стол и с
некоторой елейной неторопливостью разворачивают газету; наблюдайте за ним ... и затем
ждите, с холодной болезнью предвкушения, первого ржавого скрипа:
“Как вы думаете, что немцы делали сейчас?” - "Сколько тысяч
еще много раз ему пришлось бы слышать злобное произношение мистером Грайсом слова
“Немцы" ("Он имеет в виду не сражающихся немцев, а немцев вне
вот; он имеет в виду нас; он имеет в виду меня...”)

Вскоре Ричарду показалось, что хриплый голос и
покраснение головы смешались с самой пищей, которую он
глотал, отравляя ее....

Ибо мальчик достиг того состояния, когда он остро ощущал себя и
личную ответственность за каждое злодеяние, совершенное врагом-гунном; его
нервы сжимались и съеживались от каждого только что напечатанного ужаса, или предательства, или
жестокость, как от ремешка, наброшенного на его обнаженные плечи. И всегда что-нибудь происходило
— потопленные корабли—госпитали —Замученные английские пленные-утонувшие пассажиры лайнера
—отравляющий газ-налеты Zepp на мирных жителей—бессмысленное
нарушение кодекса достойного ведения войны снова и снова. Рихард, уставший
от долгого каждодневного напряжения, хотел только, чтобы немцы из жалости к ним
остановились — хотя бы ненадолго, _stop_.... Вся Англия
превратилась в мистера Грайса, и не было никого, кроме самого Ричарда, кто мог бы выступить
вперед и ответить за все возрастающие упреки Германии!

Он предпринял достаточно доблестную борьбу, чтобы сохранить свое честное видение ситуации.
И вскоре его воображение, в наши дни прибегающее ко всевозможным уловкам,
смогло представить себя и свою личность, действующую на нервы мистеру Грайсу,
точной копией мистера Грайса, действующего на нервы Ричарду Маркусу ... увидел
раздражение в изгибе его собственных флегматичных, вспыльчивых плеч —
антагонизм, вызванный выпяченной нижней губой и гордо поднятой головой
.... “Вечно этот мальчишка! и у лояльного англичанина нет выбора
кроме как жить в том же доме, дышать тем же воздухом, есть и сидеть в
находиться в одной комнате, ступать по одному ковру — это позор!” Ричард был настолько
отстранен от этой точки зрения, что в определенные истерические моменты
встречи он не был уверен, что его выгнали из курительной комнаты
вид этой неизбежной розовой головы или то, хлопал ли он дверью
рукой разъяренного мистера Грайса, потому что плечи Маркуса были
обнаружены горбатящимися в кресле у окна.

Он не доверял столь гибкому воображению. Но чем больше он отрицал это и
возмущался этим, тем более сверхъестественным образом оно функционировало. Маркус из Уинборо второй
много лет назад нынешнего Маркуса убили бы, назвав его уродом ...
он тоже это видел.

Он был далек от желания защищать немцев. Он изучал их поведение
в целом, их методы ведения войны, с присущей ему новой беспристрастностью;
отдал им должное за победу, ресурс, последовательность и упрямство.
преданность своей стране; и, тем не менее, пришел к выводу, что
в то время как порядочный немец может быть почти таким же порядочным, как и порядочный британец, порядочный
гнилой немец неизмеримо гнилее самого гнилого британца.
Потопление госпитальных судов, например; бессмысленное погружение в ледяные
смерть - изломанные, страдающие тела людей, которых однажды уже, с риском для жизни
и с бесконечной осторожностью, вернули к жизни, и только сейчас попросили
позволить им снова упокоиться со своим народом на своей земле. Ничто не могло
оправдать потопление судов-госпиталей ... и Ричарду пришлось стиснуть свои
зубы от страстного желания присоединиться к хору осуждения; поскольку ему
также пришлось подавить желание присоединиться к крикам, когда новость была обнародована.
хороший и славный — “Какое отношение к тебе имеет все это?”

По негласному договору Маркусы хранили молчание по этим вопросам, когда
публично; они мало что выиграли от такого отношения, потому что люди комментировали это
шепотом: “Вы заметили, что им никогда нечего сказать о
наших победах или о зверствах? Обязан симпатизировать другой стороне
интересно, о чем они говорят между собой?” С другой стороны, если
они выразили свое совершенно спонтанное удовольствие по поводу ратного подвига англичан
и свое совершенно искреннее негодование по поводу бесчинств гуннов, они
были немедленно обвинены в лицемерии и чрезмерной игре, и мистер Грайс сказал:
“Мне нравится, когда немец хотя бы сам является немцем!”

Это была сложная задача, но в целом, наверно, тишина решена
так будет лучше. И Ферди старался привить своему сыну кое-что из Плесид
философия, которая создает прочную основу для его характеристики.

“Мой дорогой мальчик, чего ты ожидал? — что в такие времена англичане
будут ценить нас за наше немецкое происхождение? В целом, они снисходительны и
справедливы...”

“Да, но они обещали тебе — обещали безоговорочно, что ты должен
быть таким же хорошим, как англичанин, равным любому англичанину. И поскольку это были
англичане, которые обещали, мы— вы—мы все думали, что все в порядке ... ” его
тон был полон упреков в адрес страны, которая из всех стран имела
репутацию принимающей и укрывающей беженцев из более суровых земель
и законы.

Ричард, которому не хватало занятия, недавно начал читать; надеясь
найти в истории товарищество других детей, ничейных
Земли; здравый смысл говорил ему, что в каждой войне должны были несколько
примеры слов, принадлежащих к обеим сторонам, и поэтому
изгой с любой стороны. Странным образом он находил утешение в
этой охоте за старыми фолиантами и хрониками в поисках прецедента его собственным
позиция. Прецедент, который он мог авторитетно процитировать Ферди, менее
хорошо информирован.

“Будьте терпеливы”, - сказал Фердинанд Маркус. “Однажды война закончится, и
все будет забыто”.

“Только не это. Никогда. Ни один иностранец никогда больше не будет чувствовать себя в безопасности в Англии”.

“Почему бы и нет? мы страдаем от неудобств, а не от тирании”.

“Но в глубине души они выгнали нас навсегда.... Разве
ты не слышал, как старина Грайс клялся, что никогда больше не подаст руки немцу?

Ферди взвесил вопрос о старом Грайсе с серьезной обдуманностью,
а затем подвел итог: “Да, у него мания преследования. Можно
поймите, но хотелось бы, чтобы он не оскорблял вашу тетю. Но, возможно, он
потерял сына.

“ О, это Риджент-стрит или Вторник? - нетерпеливо спрашиваю я. “ Непростительно.
связь причины и следствия. Кроме того, он не потерял сына. Он даже не
женат. Просто ему больше нечем заняться. Вы никогда не услышите
парень, вернувшийся с Фронта, использует себя в борьбе против пришельцев
агитация. Но старина Грайс много говорит о храброй маленькой Бельгии — и затем
поднимает шумиху, если бельгийцам подают пудинг перед ним за
ужином. Я не безрассуден, папа; я прекрасно понимаю, что
в то время как немцы убивают наших мужчин и женщин, естественно,
отношения наших убитых мужчины и женщины находят это больно, чтобы встретиться с нами, даже
хотя мы уже не те немцы. Вот почему наказание за интернирование - это
справедливое наказание, я полагаю; во всяком случае, я не вижу, как его можно было бы
избежать. Но мелкие придирки - это другое. Был бы какой-то смысл в том, чтобы
не пожимать друг другу руки, если бы можно было отбросить руку, которая была
концентрированной сутью всего, что было грязного в Германии ... ”

“ Интересно, ” медленно произнес Фердинанд, - имеете ли вы хоть какое-нибудь представление обо всем этом?_
фол в Германии? —из-за чего целая колония перебралась в Англию в 1848 году?
Ахт-унд-вирцигеры, как они себя называют, те немногие, кто еще живы
и чьи сыновья теперь неотъемлемая часть Британской империи,
истекающие за это кровью.... ”

“Тысяча восемьсот сорок восьмой? — это был демократический бунт против
господства Пруссии над меньшими государствами, не так ли?”

“Да; единственный способ выразить протест; мы вряд ли могли вступить в гражданскую
Война — мы, которые хотели только мира. Ранние социалисты. Итак, мы сбежали в
Англию, и мы рады, что сбежали. Мы — ну, я тогда еще не родился; мой
поворот пришел позже и был более уединенным. Но в этом корень нашего
антагонизма к родине, который породил нас; и это то, что англичанам
так трудно понять в нас сейчас. Они рассуждают по аналогии: потому что никто
Англичанин не может чувствовать ничего, кроме англичанина, поэтому ни один немец — и т.д.
Но природа англичан иная ... и, кроме того, у них не было необходимости
в недовольстве; нет необходимости менять свою страну на другую. Они
думают, что мы все еще любим Германию. Но разве мы здесь не потому, что ненавидим
Германия? У меня нет желания произносить речи или давать вам урок истории,
Ричард; но иногда мне хочется, когда я вижу, что ты злишься на меня за то, что я — как ты однажды выразился
? — ставлю тебя в положение, когда твои чувства в одном
в одном кармане и твоем свидетельстве о рождении в другом, мне иногда хочется, чтобы ты
немного лучше осознал, как бы ты восстал против немецкого языка
системы образования и муштры и насильственного империализма; восстал или — что еще хуже
подчинился. Вы заметили, что ваш дедушка, даже сейчас, когда он
стар и болен и находится в чужой стране, как грубо он все еще говорит, как
догматично он мыслит, насколько произвольны его суждения и как он
никого не принимает во внимание. Это воплощенная военная Германия. Конечно, у Германии есть и другая
сторона, но она подавлена во время войны. Возможно, она
потом снова мягко расцветет ...

“Потом? О, отец, будет ли когда-нибудь "потом"? Это закончится
к следующему году, как ты думаешь?

(Следующей осенью ему исполнилось бы восемнадцать....)

Старший Маркус посмотрел с сомнением: “Кто может сказать? Вы читали в
сегодняшних газетах? — были мирные переговоры...”

“Что-нибудь _реальное?”

И снова: “Кто может сказать? Вам лучше посмотреть самому. Вот.”

Но Ричард только придумал предлог, чтобы посмотреть самому. Он боялся читать
газеты; находил любой предлог, чтобы не делать этого. Документы были всегда
полный аллюзий, прямых или косвенных, натурализованным и unnaturalized
Немцы, шпионам среди нас, упреки правительству в распущенности,
подстрекательства к репрессиям, лиги за будущее исключение немцев
или полу-немцы, от корня до ответвления, оторванные от всех связей с цивилизованными странами
. Даже если пролистать всю газету с постоянно растущим облегчением
за один день, за один выпуск, без едких упреков ... в конце,
маленький абзац, несомненно, бросаются в глаза и уничтожить однократно
безопасности. Ричард читал без бумажки. Плакаты были достаточно плохими, вопиющими.
или таинственными, если смотреть с бордюрного камня; их нельзя было избежать, разве что просто так.
никогда не выходя из дома ... а в доме был мистер Грайс. Кроме того,
нет спасения, когда разум раскинут, как сеть, чтобы поймать всех заблудших.
материя, имеющая отношение к одной болезненной одержимости. Даже когда это
вопрос идти за углом, чтобы иметь пару тетя Стеллы сапоги
подошве и каблуке....

На этой улочке были соперничающие сапожники; один с именем: Маршалл,
очевидно, перекрасил название, которое, возможно, не нравилось его клиентам.;
на другом вывешен большой плакат в витрине: “Никакой немецкой заразы!
_Here_!”

“Да, но это довольно подло - делать из этого рекламу!” и
Ричард, вопреки прямому распоряжению, отнес ботинки тети Стеллы мистеру
Маршаллу. Последний был худощавым человеком с печальным лицом и легким
акцентом кокни; он признался Ричарду, что, к сожалению, был
родился в Германии от отца-немца: “Но, может быть, мне не следовало бы рассказывать вам об этом, сэр?"
вам это, сэр? “Все в порядке”, - хрипло. “Ты вырос здесь, со мной
тетя и дядя, которые отправили меня в армию — то есть в регулярную армию. Да,
о да, я был Томми за много лет до войны и прошел через всю эту
Галлиполийскую часть. ’Другие вещи!—Меня отправили домой почти мертвым от
разорвавшегося снаряда. Наконец-то меня выписали из госпиталя, и
меня уволили из армии; и я занял здесь место своего покойного дяди.
Нет, я не пристрастен к сапожному делу; я пробовал многое другое, но они
никуда меня не приведут, поскольку я, так сказать, немец, сэр. Они просят очень строго.
Видите ли, в наши дни. И это не окупается, ни ... ни
любыми способами. Клиенты запоминают название. Дело в том, сэр, что я
боюсь, мне придется поторопиться с этими ботинками — я хочу
очень вам обязан, раз уж вы их сюда принесли, но я вынужден закрыть лавочку
на следующей неделе.”

“Что вы будете делать?”

“Мне ничего не остается, как попросить их интернировать меня, сэр. Человек не может умереть с голоду.
Чего я, скорее, боюсь, так это того, что они в лагере для интернированных не примут
меня тоже не слишком радушно, я сражался с ними и по большей части англичанин ".
По-своему.

Ричард присвистнул.... “Что за старая неразбериха! Я в той же коробке”, - сказал он.
добавил, завидуя этому человеку за его опыт в Галлиполи, за разрывы снарядов и все такое.

“Да, я знаю, сэр; иначе я не был бы таким смелым ...”

“Знаешь? Откуда ты знаешь?” Боже! в его внешности точно не могло быть ничего немецкого
... ужасная мысль!

“ Об этом говорят люди по соседству, сэр; в Монтегю есть один
джентльмен, который, я полагаю, не слишком дружелюбен к вам; и
кажется, он велел полицейскому на углу быть настороже...

“Я понимаю. Спасибо. Добрый день.

Мистер Грайс. И мифический полицейский из "ужаса" Отто Ротенбурга.,
материализовался наконец. Не то чтобы это имело значение; там не было ничего для него, чтобы
узнайте. “Пусть мой ум к тому, что я преступник,”
пробормотал Ричард с мрачной улыбкой. Частью кошмара было то, что
его абсолютная вера в то, что с основами всего “все в порядке”,
твердая почва, на которую можно твердо ступать, теперь была поколеблена
до этого ... это рахитичность. “Я _can't_ быть немцем—я не _like_
немцы!” - его крик еще год назад был недоверчивый государства
мира, в котором это может произойти. Теперь: “Я еще не _делал_
что угодно!” — но его тон выражал согласие с тем, что такие вещи действительно случались, и
следовательно, могло случиться все, что угодно, и продолжать происходить ... кто или что было
оставлено для обеспечения безопасности?

“Когда будут готовы ботинки?” - Спросила тетя Стелла.

“В начале следующей недели”.

“Как можно скорее?”

Ричард объяснил.

“Я сказал тебе отнести их другому мужчине”, - недовольно.

“Я думал, бедняге Маршаллу нужна поддержка”.

“Тогда предоставь поддержку людям в другом положении. Я уже предупреждал
тебя раньше, что мы должны быть осторожны”.

Стелла, безусловно, была осторожной; самой осторожной в семье. Она бы так и сделала
не имеют ничего общего с леди, которая недавно приехала в Монтегю-Холл и
которая подарила Ричарду мгновение саркастического счастья, потребовав от мистера
Грайс, с невинным и гортанным дружелюбием: “У вас есть десятицентовик,
мой сэр?”

МР Gryce, более успешно с ней, чем с Marcuses—возможно, ее
полномочия были менее безупречна—ее удалили в течение недели; но
до этого она уже успела трижды ослепительно попытался пристроить сама Стелла
под ложным впечатлением, что здесь, по крайней мере, она должна была найти
пожалуйста принципа целостности государства и кров, и трижды перенес охлаждения курносый
произнесено без учета ее возможных чувств: “Она такая...
гораздо большая немка, чем мы”, - объяснила Стелла другим членам своей семьи.
“Мы действительно не можем так рисковать — в нашем положении! Так же хорошо, что
старина Грайс избавляется от нее.

Ричард подумал: “Следующими будем мы ....”

Он этого не сказал. После его выходки на Ферди, он никогда не упоминал
Господин снова Gryce к нему ... не может, каким-то образом получить имя прошлом
толщина в горле. Трое Маркусов вообразили, что Ричард
не замечал мистера Грайса и его злобного отношения (“Ричард никогда не был
наблюдательный!”).... Он был рад, что они в это поверили. Мистер Грайс взял на себя
в последнее время обязанность предупреждать каждого вновь прибывшего в Монтегю-Холл,
о смертоносном росте среди них. Ричард однажды наблюдал, как он это делал,
с другого конца длинной гостиной; он, конечно, мог бы выйти;
но, чтобы обуздать это неуправляемое чувство страха, он заставил себя
он сам намеренно стал свидетелем того, как его выдали; никто не сдавался
страху без борьбы. Но ... Мистер Грайс заставил себя уснуть
и сделал это отвратительным. Ему дико снились сцены с мистером
Грайса, в котором, вместо того, чтобы обрушить на него все обиды, истерики
речи, подавленные в течение дня — что могло бы принести некоторое облегчение — он
вместо этого был вынужден ходить за ним по пятам, отстаивая его правоту, снова и снова.
снова и снова: “Неужели ты — _ можешь _ ли ты понять — это не моя вина? Это
никто не виноват. Ты не можешь перестать ненавидеть нас, но ты и не смог бы
ты также не смог бы удержаться от того, чтобы родиться в Германии — о, _пробуй_
и увидеть это ....” Было совершенно отвратительно умолять мистера
Грайса, даже во сне, и быть беспомощным в предотвращении подсознания
себя от этих унизительных проявлений. “Могу—я—чем—то-помочь?”.... Еще бы, это
было то, что выдохнул Готлиб Шнабель.... Смешанный с его снами, с
старым больным сном о перепачканном мукой лице, прячущемся от преследователей - от
Ричарда — от самого Ричарда....

Его наказание, эти долгие, пронизанные страхом месяцы; наказание за его
предыдущую буйность воображения. Да, да, но это продолжалось так
долго, и, кажется, этому нет конца, и я устал, и напуган, и
избит — избит до колен. Ты, насылающий наказание, и Ты, кто может остановить его.
пусть это закончится сейчас....


III

“Ты один?”

“Ричард!”

Деб сократилась с холодным чувство потрясения при виде его лица, от
что все мясистость заключила контракт на нарисованный покрытие костные
структуры; впадины на щеках; твердый рот, и глаза, которые уже известны
преследование.... “Ричард, в чем дело? Я не видела тебя около шести
недель. Ты был болен?”

“Нет. Я спрашиваю, ты один?”

“Да, Ла Лоррен и Манон не появятся целую вечность”.

“Ты — ты— ты должна выйти замуж за Самсона Филлипса”.

“Я имею в виду.... Я хочу, чтобы ты”, когда он увидел, что она задыхается от замешательства.

Деб поняла, что он дошел до крайности. “Я сделаю все, что угодно, Ричард”. Она
просто коснулась его рукой. И он, спотыкаясь, шагнул вперед и опустил голову
уткнулся ей в колени и заплакал.

“Ричард ... милый старина ...” Теперь она дрожала от ужаса. Он был
ужасно слышать, как он, со знанием, как его нормальное "я", собственной личности
что за семнадцать лет простоявший все это было массивным и грубым
и драчливы, был не терпящий, или вскоре вернутся к ненавидим, это
внезапное полнейшее обесточивание всех контролировать. “Скажи мне — о, скажи мне”, - умоляла Деб
в сгорбленный страдальческий изгиб его плеч.

“Они не оставят нас в покое... розовоголовые. Деб — ряды розовых голов
повсюду — вы можете видеть их сверху - да, сидящие за круглыми столами ...
по всей Англии: ‘Интернируйте инопланетного врага’. Но дело не в этом.;
Я начинаю привыкать к мысли об этом, что касается меня; один год — не совсем — и я
буду интернирован.... Что заставляет вас чувствовать это слово? — холодное железо и сырость
черная земля. Но дело не в этом...

“ Тогда в чем дело, дорогая?

“ Деб, ты знаешь, почему Англия и Германия воюют? Такая глупая
причина! - выяснить, кто был величайшим - Гете или Шекспир. Лотар
так сказал.”

“Мы боремся за то, чтобы сохранить Англию свободной страной”, - четко произнесла Деб.
просто как к ребенку ... ее младший брат был даже меньше ребенка в
своих потрясающих истерических излияниях.

“Неужели мы? Я слишком много думал, думал все время и отовсюду
.... Я хочу перестать думать, но я не знаю, с чего начать
остановиться или почему я вообще начал думать.... Что-то случилось с Готтлибом
Шнабель закричал — но это было совершенно правильно, Деб, он был немцем;
ему не следовало уезжать из Германии; возможно, отец привез его сюда и
не натурализовал; если бы он остановился там, он мог бы
сражался за свою страну, хотя был бы никудышным бойцом. В любом случае,
Немцы не заполучили бы его сейчас. Они не заполучили бы меня ”.

“ Но даже если— ты бы никогда...?... _Ричард!_

Он молчал, слишком уставший, чтобы пытаться рассказать ей обо всех ударах дубинкой
его дух получил с того вечера в мае 1915 года. “Но я бы
сейчас повалить парня, который намекнул, что я заботился проклятие для любого
страны, кроме Англии ... Англия..”..

Но Англия сообщил ему пятьдесят раз в день, а к пятидесяти различных
методы, тонким и жестоким, что она не нуждается в нем, никакой пользы для него,
предпочитала обходиться без него, сомневалась и презирала его.... Лояльность подкралась незаметно.
наконец, дрожа, забилась в угол... лояльность была апатичной, оцепенелой.——

“Что хорошего? Так и должно быть. В
Германии меня бы преследовали за то, что я англичанин, хуже, чем в Англии за то, что я немец. И
все нейтральные страны становятся на ту или иную сторону....
Я думал, когда-нибудь мы все могли бы уехать в Америку. Что хорошего? все
борются за то, во что верят! все прижаты спиной к стене.
стена... для нас даже нет стены, только пустые места....
Ничейная земля.... Я мечтаю об этом, когда засыпаю — некуда идти — и
раскачивающие толчки со всех сторон — ты кружишься и кружишься, и твой мозг
кружится и кружится — некуда идти и негде отдохнуть — для Томаса
Сполдинг и я.... Ты надеешься, что это закончится, но этого не происходит, и они
ненавидят нас с каждым днем все сильнее... они ненавидят нас больше, чем настоящих
Немцев.... Я не знаю, почему, я не знаю, что мы _done_, за исключением
возможно, что мы здесь, и рядом, под рукой; это больше удовольствия, чтобы что-то ненавидеть
это недалеко, не так ли? Мы держимся и пытаемся доказать, что мы верны друг другу
и все в порядке ... ненависть, кажется, отступает ... а потом что-то
происходит — и, естественно, все это накатывает снова. Деб, это двойное предательство
когда кто-то из нас предает Англию Германии — они предают нас Англии
в то же время... и вы можете видеть, как качаются розовые головки ....

“Однажды война закончится”.

Мальчик поднял лицо; показал ей глаза бойца, распятого на кресте.
бездействие:

“И каким, по-вашему, будет мир после войны для
мужчин, которые не сражались на войне? Другие будут говорить и вспоминать — и
Я буду закрыт от их разговоров и воспоминаний. Они будут страдать,
и потеряют своих приятелей, и помогут своим приятелям пройти через это — я не буду.
ничего не пострадал, ничего не потерял и никому не помог. Я—Ой, меня держали
безопасный ... в холодном хранилище! Боже! самый подлый щенок из Сервиан или
Болгарин, немец, турок или бельгиец — неважно, на чьей стороне, когда
ты в схватке сердцем и душой — он пойдет на риск, в котором мне отказано
. Я радуюсь жизни после войны, даже хуже, чем сегодня и завтра.
и на следующей неделе, и следующей осенью. Не знала, что я фанк, не так ли, Деб?”

Она медленно спросила: “Тебе действительно будет лучше, если я выйду замуж за Самсона
Филлипса?”

И Ричард встал, нахмурившись. “Нет. Что заставляет тебя спрашивать об этом?”

“ Ты сказала— когда вошла...

“ Неужели? ” пробормотал он. “ Я не знал — не хотел. Я весь в клочьях.;
не обращай внимания. Он засунул руки в карманы и отошел.
отошел к окну.

Показательно, что он не прорычал ни слова извинения за то, что плакал.
То, что он способен на такое, было принято, устало, вместе с
другими ужасами.

Странно, что сам изгиб его шеи вызывал у сестры боль от
нежность ... она _must_ должна помочь ему пережить тяжелый час. И она
корила себя за то, что все это время пренебрегала им — Ричардом, которого она
любила больше, чем кого-либо другого.

“Самсон снова в Англии?”

“Да. В больнице. Окровавленные ноги. Дэвид сказал мне. Сказал, что дядя Отто все еще
хочет, чтобы он женился на Нелл. Кто-нибудь из англичан в семье, за кого можно ухватиться ”.

“О— дядя Отто!” В голосе Деб прозвучало презрение.

“Да, я тоже смеялась над ним. Сейчас я не знаю. Мы— мы приходим к этому,
Деб, когда мы в панике.

“ Это то, что ты имела в виду, на что надеялась, когда говорила мне, что я должна выйти замуж за
Самсона? Есть за кого ухватиться?

Ричард кивнул. “ Да. Но не бери в голову. Он тебе недостаточно дорог, не так ли?
- Как он мог тебе помочь? - спросил я.

“ Как он мог помочь тебе?

“Он твердый английский насквозь, ты заметил, как люди
представьте себе, что каждый еврей должен быть немецкий или каждый немецкий еврей,—я забываю,
что. Но двоюродный брат Филлипса - сэр Эфраим Филлипс; Дэвид, казалось,
думал, что он будет полезен Фюрту, добьется разрешения для Хедды
видеться с ним почаще — только Дэвид говорит, что Хедда не хочет. Если бы он захотел
возможно, поручился бы за меня — они прислушиваются к человеку, который завербовался с самого начала
и получил звание магистра. - Долгая пауза ... а потом Ричард прошептал
вполголоса, с благоговением паломника, который говорит о своей
Мекке: “Возможно, он загнал бы меня в окопы...”

Вскоре он выпалил в своей самой грубой манере: “Послушай, Деб, старушка
забудь обо всем этом. Совершенная чушь, на самом деле. Не думаю, что он мог что-то сделать
что угодно — многое. Я просто бездельничал - и— и плакат или что-то в этом роде
действовал мне на нервы и заставил меня примчаться сюда. Я бы ни за что на свете не стал
заставлять тебя беспокоиться о Филлипсе, когда он тебе не нравится. Это тоже нечестно по отношению к
нему.”

“Мне было интересно, как ты догадался, вот и все ...” Голова Деб была повернута
отвернувшись от него; он недоверчиво уставился на волнистую черную копну волос — что
она сделала со своими волосами?...

“Догадалась?”

“Это — я выставила себя такой дурой.... О, Ричард! что я бросила км
все последние года—просто для забавы.”

“Когда вы положите его,—Деб, ты не блефуешь? ты заботился обо всех
это время?”

“Да.... А теперь вы говорите мне, что он вернулся, мне интересно, если я мог бы положить вещи
прямо раз—я вообще удивляюсь....”

“Но ты тогда сказала мне, что смеялась, разыгрывала его...”
Ричард едва осмеливался поверить в секрет своей сестры, который
так чудесно синхронизированный с его собственной просьбой.

Она раздраженно топнула на него ногой. “Я _was_ смеяться—потому что я была слишком
стыдно признаться, что я причинила боль себе, дразнить его с этим идиотом
ложь о минной Клифф. Я думал, вы уже догадались—я думал, ты
_had_ догадался, когда ты впервые упомянул имя Самсона, и только
притворился, что рассказал о дяде Отто, о себе и влиянии, для — для
прикрытия; чтобы прикрыть меня. Я подумала, это было так мило с твоей стороны. Ричард” — она подошла
прямо к нему и обвила руками его шею, пристально глядя на
его глаза, эти мрачные, измученные глаза, которые уже начали
с надеждой светлеть и терять часть своего напряжения — “Ричард, признайся; это было
это, не так ли?”

Притворство. Но она делала это так долго и непоследовательно и ни для кого.
вообще ни для кого, теперь, конечно, у нее было право играть на пределе своих сил.
перед Ричардом и ради Ричарда....

“Разве нет?”

“Нет. Нет, Деб. Это был чистый эгоизм. Но если ты сможешь... если ты
искренне любишь его....”




ГЛАВА V


Я

Деб, до того как к ней пришел Ричард, страдала горбом. Что-то вроде
рассеянный горб. Горб всего мира. Чувак, который говорит: “в чем
хорошо?” и “это нечестно!” и “я хочу ... ” и “все так ненавистна!”
Он возник из размытое месиво из причин: сухой жар, который, казалось,
весна с тротуаров и SAP все жизненные силы. Затем смерть Кона; Кон
был ее первой любовью, и его смерть пронзила ее быстрым и
острым воспоминанием о том, что было восемь лет назад, когда они прижимались друг к другу, как
два ласковых и резвых молодых жеребенка — “Дорогая малышка Деб”. “Кон— я
действительно люблю тебя, Кон!” “Навсегда, Деб?” - “Да, потому что— Я говорю, посмотри, как
каштаны осыпаются на этом ветру... давайте соберем их и устроим
битву, хорошо?” “Скорее!” - и стремительный бег мальчика и девочки вверх по холму
к группе потрепанных ветром каштанов. Такое
восхитительное развлечение - собирать в отдельную кучку яркие красновато-коричневые камешки
, которые с каждым новым порывом ветра ударялись и отскакивали от травы; или
даже когда вы стояли на коленях и карабкались на спину. Такое
развлечение - сметать сугробы пестрых желтых листьев, чтобы обнаружить
, где они спрятались. Такое развлечение - громко кричать, афишируя находку вложенных
каштан, красный, пухлый, сияющий на своей матово-белой подушечке и колючий
репейник. Как весело после битвы бросаться за свежими пригоршнями из
накопленного запаса боеприпасов. Она могла быть совершенно уверена, всегда,
что Кон никогда не направит свои пули так, чтобы попасть в нее, кроме как в
места, которые не причиняют боли. Кон был милым ... и не такой дорогой как на
что ветер бросился, солнце мигает во второй половине дня в октябре, когда в битве
каштаны было решено в ее пользу, они бросились
на сухой протестуют шелест мертвых листьев ковер, покраснел и
покалывающие и всегда очень довольные собой; облака, кружащиеся в разные стороны
над их головами, чтобы показать такие яркие разухабистые голубые пятна. “Деб,
Дарлинг, ты— позволишь мне поцеловать тебя всего один раз?” “Нет, Кон... пожалуйста— Я
не думаю, что ты должна...”

Что ж, Кон был мертв. Но это воспоминание было более прекрасным, чтобы оглядываться назад
, чем долгие, медленно тянувшиеся часы, проведенные с Блэр Стивенсон в его
комнатах....

Это была не вина Блэр. Она признавала это. Он всегда был обаятелен,
всегда интересен, даже причудливо любил свою горничную. Он был
намного лучше, чем она заслуживала, на самом деле. Только—только——

“Меня тошнит от этого!” - с приступом безудержного недовольства. Тошнит от этого,
и я не знал, как от этого избавиться. Возможно, Министерство иностранных дел
вскоре снова отправит его за границу. Деб была склонна слоняться без дела, надеясь
на какой-нибудь удачный механический шанс исправить свои ошибки, а не на
внезапное увольнение самой. Стивенсон, действительно, был отправлен на важное
миссии в Америке, что в июле 1916 года. И Деб не нравится совсем
что либо. Она скучала по нему. Он был, по крайней мере, осознает ее. Старое
Удручающее ощущение опустошенности снова охватило ее.

Бесконечные процессии призраков в хаки по огромным тусклым станциям,
направлявшиеся на Фронт, тянулись, как серые гусеницы, сквозь ее дни
и ночи. Ей нравилось дежурить в столовой, когда приходили увольнительные.
но эта новая работа была другой — она была ужасной. Их
засосало обратно на Фронт, где был убит Кон. И мир был
полон женщин — женщин, девочек и старух. Мир был скорее
похож на ту огромную тусклую станцию, с глухими звуками, дребезжащими и отдающимися далеко эхом
наверху, на крыше, с приходящими и уходящими поездами, никто
точно знал, когда; и тоскливо бродил взад и вперед по платформе в ожидании; и
старое-престарое расписание, которое не давало никаких ориентиров в этом позднейшем хаосе,
хлопало на стенах....

Какое руководство было, моральной или религиозной или традиционной? Женщины взяли
их реплики и правил от друга, подпирали друг друга по новому и
наспех-сделано стандартов; указал, одиночные примеры—одиночные пионеров.
Тускло освещенный меланхоличный мир женщин, поначалу беспозвоночных, которые учатся
ходить и бегать, учатся обходиться без своих мужчин. Фрагменты нового
кодекса и фрагменты старой традиции. Очень много разговоров ... Для женщин
голоса....

Женщины, и женщины, и женщины. Человека тошнило от собственного пола. Они сделали
все, что могли — они сделали великолепно — но, о, более глубокая, спокойная нота этого человека,
и более логичный авторитет, и твердая протянутая рука!

Дом с Ла Лорреном и Манон был не таким удовлетворительным, как казалось
. В _ing;nue_ занимается, требуется ногами—не из ревности,
но из-за ее поведения, которая подразумевает, что все хорошее приходит
к хорошей девочкой. И Дольф Карей, которого Деб ненавидел, всегда был в
квартира. Свадебные приготовления шли полным ходом. И Ла llorraine, в
широко расправив довольные паруса и сладострастно наполнившись попутным ветром,
обращалась с Деб в доверительной манере старой разбитой руэтты:
другой — постоянно приглашая ее смотреть и радоваться зрелищу
два невинных юных создания, таких счастливых. “ Мы с тобой, моя ди-урр, давно уже переросли это молоко и розы.
... Это раздражало Деб, и не без оснований,
быть отождествленной с Ла Ллоррейн в качестве руэтты пятидесятилетней давности.
Манон должна была выйти замуж за Дольфа Кэрью ... Мысли Деб неизбежно вернулись
к Дженни — задержались там ... все это желание, вожделение и биение ради
жизнь потрачена впустую... и это очаровательное личико, печальное или плутоватое, как у
обезьянки. “Но Бобби остался; Бобби с теми же морщинками в глазах
, и у рта, и у сердца.... Если бы я умерла, желая всего, как Дженни,
не было бы даже Бобби, который напоминал бы людям ...”

Да, у нее был горб. Горб всего мира. А потом появился Ричард.

Жизнь сразу потеряла свой угрюмый привкус; и стала острой с привкусом
морской соли. Нужно было что—то делать - и это было не слишком легко. Что—то, что нужно завоевать - и это
не для себя, а для Ричарда. Чем—то пожертвовать - и это
это было созерцание будущего; фатальное для размышлений о будущем, населенном
в основном Филлипсами. Что-то здесь требовало тонких манипуляций.
возможно, театральность ... но в этом был талант Деб. Она вознамерилась
вновь покорить Самсона Филлипса в духе, который состоял из равных частей
плутовства, развязности и трепета. Могла ли она, или она не смогла
уничтожить ее бессмысленной привирать прошлой осени? Все зависит, на самом деле,
на сколько Самсон заботился о ней, и о том, что выносливые волокна его
страсть. И здесь у Деб появилась уверенность; она не могла забыть, что у него была
попросил ее выйти за него замуж — так мало мужчин просили ее об этом за все это время.
пыльное шоссе, усеянное мужчинами....

“Если этого можно добиться, это будет сделано”, - мысленно пообещала она Ричарду.
в глубине души. Она была не очень внимательна к Самсону в этом вопросе; но ты
не можешь быть слишком щепетильным по отношению к одному мужчине, когда хочешь в высшей степени служить
другому.

От Redbury Нелл она получила временный адрес капитана Филлипса,
а также точное недуг, от которого он страдает. Он не хотел
не ошибиться в этом. Затем она сочинила письмо , которое в своей
простого идиотизма и ясного понимания психологии Самсона было совсем немного
шедевр коварства:

 “ДОРОГОЙ КАПИТАН ФИЛЛИПС",

 “Я слышал, что вы снова вернулись и находитесь в госпитале с
 переломанными ногами. Мне очень жаль. Хотя я боюсь, что ты не
 заботит то, что я сожалею или нет. А еще—это письмо действительно до
 спросите, если ты позволишь мне прийти и увидеть тебя, хотя бы раз? Конечно,
 Я знаю, это моя вина, что мы не стали хорошими друзьями. Но, пожалуйста,
 пожалуйста, не оскорбляй меня. Это так больно, когда тебя оскорбляют. Есть
 ничего особенного ты хочешь, чтобы я тебе принес, в случае, если вы
 скажи, что я могу прийти? Цветы, я знаю, ты любишь больше всего, но цветы
 приятнее всего, когда они растут в поле, не так ли? Жаль, что
 ты не видел наш маленький ручеек возле Маркет-Сент-Брайан в прошлом месяце.
 его берега были похожи на голубое небо, усыпанное незабудками. Интересно, ты
 когда-нибудь думал об этом?

 Искренне ваша,

 “ДЕБ МАРКУС”.

Она перечитала это послание и вычеркнула последнее предложение. “Это не поможет
напугать его; Я хотел бы работать в немного старомодном стиле
достоинство. Она задумалась; затем, не в силах ответить на это, отправила все как есть.

Она не ошиблась в прочности привязанности Самсона. Он был
упрямым человеком, и он намеренно выбрал Деб. Деб нанесла
его чувству справедливости сильный удар; но ему не удалось
забыть ее. Ее письмо попало точно в точку — застенчивое, но все же
порывистое; все та же милая, сердечная, наполовину застенчивая, наполовину дикая маленькая
девочка ... конечно, она, должно быть, был введен в заблуждение какой-то негодяй. После
все, она была честной в то время; достаточно честен, чтобы лишиться связи
и все это повлекло за собой признание в ее грехе. Грех невозможно было преуменьшить.
но вот она была здесь, явно раскаиваясь - он не мог устоять перед
восхитительным актом великодушия.

Поэтому он сухо ответил, сказав, что был бы рад, если бы она нанесла ему визит.
навестите его в больнице между тремя и четырьмя в следующую среду.
Среда. Он договорился со своей сестрой-в-законе, Redbury нель-Эмилия,
чтобы быть настоящим....

Это последнее, что настаивание на строгом и формальном отношении
необходимые в таких болезненных случаях, где уважают больше не могут быть приняты
как должное, как из-за девушки.

Деб улыбнулась, когда получила его. “Нелл можно легко переманить. Белый
муслин слишком бросается в глаза? Я так полагаю. Лучше бы это была моя розовая в крапинку, которая
плохо сидит. И шляпка Ливорно с букетом александрийских роз, которая
не подходит к платью. Конечно, ни одна девушка не стала бы носить два заплесневелых оттенка
розового, если бы она не была исправившимся персонажем. Боже милостивый! мои волосы! Как мне
объяснить это? ”

Она указала на большое искушение, чтобы решиться на риск, выиграв его с помощью
он не одобрял—павлин и перемычки золото безбожными вырезать;
беседа в тон, все мерцает блестящей нетрадиционностью.;
метод сирены? Это было бы бесконечно веселее; и личный триумф
если бы ей это удалось.

Но нет. Душевное спокойствие Ричарда зависело от этого вопроса; она должна выбрать самый
безопасный путь.


II

Десять дней спустя Самсон уже в четвертый раз сделал ей предложение. Она приняла
его.

После первого собеседования, это было легко. Ей нужно было только быть пассивной; или
разгладить любые мелкие складки на своей фигуре, которые, по ее мнению,
все еще могли вызывать у него беспокойство. То первое интервью было ее
величайшим выступлением. В ней сочеталась робкая женская заботливость с тем
типом искренней откровенности в больших и малых вещах, который должен был быть
интерпретируется им как результат внутреннего осознания раз
имея большую неудачу в моральной стойкости и решимости никогда больше
быть преданным в этом. Она думала, что его интеллекту можно было доверять.
Ему можно было доверять в том, что он воспринимал такие тонкости без посторонней помощи. Он действительно это воспринимал. И
одобрил. Он также одобрил ее замешательство от его шутливого намека
на ручей с незабудками. “Только не говори мне, что ты ходила туда одна
собирать незабудки?” “О, но я выпила. Я бы не...” - она замолчала. И
Поспешно спросила, какой он любит чай. “Не подошел бы ни к какому другому
мужчина”... Самсон улыбнулся в усы. Значит, это особенное скольжение
серебра под дощатым мостом тоже вызывало у нее ассоциации. Хорошо!
ему нравились сантименты в девушках. Он сам был сентиментальным парнем, но в
его случае это было окутано суровостью. Он был солдатом, а она была
грешницей.... Никогда не позволяй ему забывать об этом.

Она никогда не позволяла ему забыть об этом. Ни разу за предписанный час. Интуиция
подсказывала, что пытаться заставить его забыть - напрасный труд. Следовательно,
его нужно заставить простить.

“Значит, Далилу остригли вместо Самсона? Это поэтическая справедливость,
не так ли? Затем, больше не поддразнивая: “Что заставило тебя подстричься, Деб? Мне
Это не нравится. Это похоже на тех девушек-художников-моделей, которых ты видишь. Я надеялась,
ты и дальше будешь устраивать все так, как когда-то это делал для тебя Битти. Тебе это подходило
.

“Но это заняло так много времени”, - объяснила Деб. И далее, в порыве
уверенности: “Это было глупо с моей стороны — теперь я сожалею. Но— это было просто
настроение — однажды вечером, когда мне нужно было сбегать в столовую — и оно _would_
продолжало падать после того, как я его приколол ... и мне показалось, что
сейчас в мире так много всего нужно сделать, кроме ухода за волосами — так много
делать и так мало времени, чтобы сделать это за —И ... О, я вышла из себя из-за этого
и просто отрезала волосы. Это выглядит отвратительно?

Он молча изучал ее. И его лицо медленно повернулось красное, а глаза
воспылал....

“Не в этом дело. Тщеславие довольно бесперспективно, так как война, не так ли?
Но нельзя не думать о том, что ты пугало ....

“Ты не пугало, маленькая девочка”, - сказал Самсон Филлипс.

И тогда Нелл вернулась незаметно в комнату, и сказал, что это
пора идти.

Отто Redbury уже потирал руки от удовольствия, когда Самсон, через
Беатрис, сообщил о своем желании посетить Нелл в больнице
между тремя и четырьмя часами дня в среду.

“Так! значит, это к чему-то ведет!” - и он осмотрел Нелл перед ее отъездом.
и дал ей пять шиллингов на такси, чтобы она могла приехать.
неотапливаемая и невозмутимая. Такси остановилось у "Ла Ллоррейн", чтобы забрать
Деб, но об этом Отто не знал. Деб была очень рада приехать в
больницу без отопления и невозмутимая. И Нелл была очень рада провести эти
свободные полчаса, прогуливаясь рядом с Тимоти, которого Деб уведомила, что он
случайно за ворота в тот час дня. Это сделал Отто
не знаю. Не то чтобы он мог многого добиться, подслушивая их диалог.
поскольку пара все еще находилась в той стадии мечтательного экстаза, которая
предпочитает не разговаривать, в дополнение к их недостатку чрезмерной застенчивости.

“Скоро зере станет веддингом в синагоге”, - пророчествовал Отто
Трудхен. Но Трудхен, потерявшая одного из своих мальчиков, не была счастлива
на данный момент ни с одной из своих дочерей.

Отто был прав по форме, но не в деталях. Свадьба действительно состоялась
12 октября, и Нелл была подружкой невесты; и невесту отдал
ее отец; и Отто, судя по всему, пришлось уговаривать
из ванной его объединенной семьей, и его уговорили надеть сюртук, и
уговорили присутствовать в качестве гостя. Душа Отто была очень желчной, и
он отказался платить за подарок и сделал несколько довольно резких и
злобных замечаний по поводу безрассудства мужчин, которые женились на девушке, у которой
на свидетельстве о целомудрии красовалась черная метка и нацарапанное имя мистера
Клифф Кеннеди....

“Ach, Otto!”

Самсон осознавал грандиозность такого выбора. Осознавая также, что он
у него были бы большие трудности со своей семьей, которая все еще злилась на
Деб за то, что она посмела отказать Самсону в трех предыдущих случаях. Поэтому он
совершил беспрецедентную вещь — сначала сделал предложение, а потом посоветовался со своей семьей
. Возможно, “предложил” - это не тот термин, который точно описывает
его действия. Он объявил Деб, что готов сделать ее своей
женой — нет, что он считает своим долгом вытащить ее из сточной канавы обратно
на тротуар. Деб, которая, несмотря на некоторые глубокие внутренние упреки в том, что она
снова вела себя недостойно по отношению к Самсону, и на этот раз еще хуже
чем раньше — Деб стояла перед ним, опустив глаза и сложив руки на груди,
кроткая и изможденная — и безумно взволнованная своим успехом. Она, цитируя Ла
льоррейн, “Упускала свои шансы” так часто и так катастрофически
что большая часть прежнего беспокойства была неизбежна. Теперь беспокойство было
развеяно. Она стояла перед своим хозяином, кроткая и бледная, и чрезвычайно желанная.
"Израильская девушка с невольничьего рынка".... Самсон поцеловал ее.
очень осторожно, чтобы показать, что его уважение не уменьшилось. (Он
так постоянно показывал ей это всевозможными ненавязчивыми способами, что
Деб только сейчас поняла, до какой степени ее прошлогодняя ложь заслужила его
вечное порицание.) Самсон осторожно поцеловал ее и сказал: “Моя семья будет
довольна этим, Деб”.

За что он ей, скорее, понравился.

Семья, конечно, возмущенным хором напомнила ему, что Деб
была — несколько сомнительной репутацией. Разве она не сбежала из дома, чтобы жить с
той женщиной из оперы? Самсон непреклонно ответил, что они, своим презрением
и упреками, могут быть ответственны за то, что довели бедную маленькую девочку до
худших вещей.

“Что может быть хуже?” - потребовала его бабушка от остальных.
они.

Самсон просто пожал плечами; и оппозиция поняла, что старший сын
из дома Филлипсов сделал выбор и не отступится от своего
выбора. Его верность глюкозе впечатляла. Самсон был фетишем Филлипса
, а желание Самсона ’ законом Филлипса. Кроме того, там осталась
еще иллюзия Филлипса, что Деб всегда любил Самсон любил
ему всего через три предложения с прошлой осени и должны—бедное дитя—есть
ужасно страдал, отказавшись от него. Конечно, она заслуживала страданий. Но благодаря
этому шансу сделать Самсона счастливым, она могла бы искупить свою глупость,
и искупить это еще больше, подарив Самсону прекрасного здорового сына.... Итак,
многочисленные советы в столовой миссис Филлипс, наконец, пришли к решению:
программа щедрого приема, прощения и забвения.

Деб, предвидя осложнения, предприняла не одну неуверенную попытку
наедине объяснить своему жениху, как именно произошла странная ошибка с ее
преждевременным посвящением.... Но это была невыполнимая задача. В
каждом последующем эссе Сэмсон прерывал в самом начале и в своем
хорошо известном стиле: “Я не хочу слышать ни слова об этом, Деб. Это все
и все это забыто. Давайте обратимся с чистого листа и никогда не
об этом упоминала. Я люблю тебя, и ты это знаешь, и ничто не имеет значения.
и я просто не хочу больше слышать об этом ни слова ”.

Поэтому она сдалась. Она была пламенем, он был огнетушителем, который стоит
рядом со свечой. Какой бы страстной ни была ее прихоть гореть, он всегда мог потушить
ее.

Ферди Маркус был в восторге от помолвки. Это было то, чего он всегда
желал для своей маленькой дочери — все приставали к Деб “маленькая”.
только сейчас—хороший протектор; еврей; мужа в твердые позиции, как
финансово и—в наше время это было важно—в национальной. Он
никогда бы полностью не исцелился от неожиданной раны, нанесенной ему этой самой маленькой дочерью.
та же самая маленькая дочь в прошлом году; и он был несколько озадачен тем, как
это дело было замалчиваемо, когда дело касалось Самсона. Знал ли Самсон
? Но он спрятал оба шрама и недоумение; и без каких-либо официальных
примирение было достигнуто понимание, что она упала в повторной оккупации
ее старое место в доме, дом в абстрактном, а не прямом значении;
для нее не вернуться и жить в Монтегю зале. Ни дедушка, ни
Тетя Стелла не были достаточно радушны при такой перспективе; и Самсон не
забота о доме-интернате. На данный момент он сделал специальное
договоренность, что она должна остаться с Redburys—Битти и Харди. Она
должна была обвенчаться в доме его матери, и поскольку его должны были выписать
из больницы через месяц, свадьбу вполне можно было назначить
на октябрь. На самом деле (“Я сентиментальный парень!”) он спросил Деб с
многозначительным огоньком в глазах, подойдет ли ей 12 октября?
Как раз вовремя, чтобы черты ее лица не превратились в абсолютную пустоту,
она вспомнила, что это, возможно, годовщина серебряного потока
бизнес, и ответила с милой улыбкой, что, по ее мнению, 12 октября будет
... неплохо.

“ А до этого у тебя будет время отрастить волосы? ” поддразнил он ее.
“У нас не может быть невесты с короткими волосами....”

Вся семья Филлипсов набросилась на него, бормоча и визжа, сверкая
белыми зубами на их оливковых лицах, когда обнаружилось, что
Острижена Далила, а не Самсон. Деб был готов к этому, и
постоянное повторение этой шутки не огорчало ее в меру
в прошлом году. Филлипс сами были шуткой, и ее помолвка,
и Самсона, и Отто Редбери, дующегося в ванной по случаю
ее официального визита под руку со своим женихом; и тот факт, что она
должен демонстративно отказаться когда - либо снова встречаться с Клиффом Кеннеди ... все
шутка! Это было ее настроение, и это было не один раз interpierced. Она очень пила
мало ей, старой разворачивается во помолвку—очень мало Джиллиан и
Антония и Зои. Все, что упала далеко, как вихрь искр в
забыли ночью.

Ощущение веселой шутки преследовало ее до самого крыльца
Синагоги, преследовало ее на протяжении всей церемонии с ее бормотанием на иврите
и замечательная песня. Это подтолкнуло ее к середине отеческого выступления старого раввина
личное благословение, когда он торжественно обратился к Самсону в таких выражениях:
“Вы не унося с типично еврейской семье типично Еврейская
сокровище..”..УЭБ чувствовал, все время неудержимо стремясь вперед, чтобы бросить ее веки
и шум тот умоляющим голосом: “нет ...” и Самсон похлопал ее по руке
успокоительно....

И тогда шутка исчезла ... потому что старик обратился прямо к ней и
заставил ее внезапно почувствовать, что наконец-то она принадлежит к этому миру; что это была ее вера
, и это ее народ; и что стоять здесь под белым
сень, она выполняет ее судьба наконец—то судьба
что Деб Маркус был, прежде всего, в форме и назначению. В конце концов, она
не удалось добиться бесплатные приключения—и компромисс был бедным
заменить. Это был какой-то Иегова, чтобы руководствоваться ей спорно
земля в безопасности.

И она перестанет ставить в тупик Самсона, который был
принципиальным и верным. Что она сделала из своего расплывчатого набора ценностей
, что позволило ей насмехаться над его? Деб теперь был полон до
Брим она с раскаянием и понятно, нежность и благодарность....
В нескольких ярдах от нее Ферди сиял от счастья — Дорогой старый папочка, — а она
была таким чудовищем, обвиняя его во всем своем причудливом поведении. И
там был Ричард, нахмурившись немного застенчиво в его начинании
чтобы совершенно появляются в покое—все Самсона братья уже были женаты
и права для управления Шафера, которые переданы поэтому при
Ричард ... Брови нахмурились над глазами, которые были удивительно спокойны.
Шесть недель назад он выглядел как тридцатилетний мужчина; теперь он выглядел тем, кем
он и был — крепким, хорошо сложенным драчливым юношей семнадцати лет. IT
все было в порядке — Деб поговорила о нем с Самсоном, и Самсон поговорил
со своим двоюродным братом сэром Эфраимом Филлипсом, который пообещал, что когда придет время
интернирование действительно приближалось, чтобы заинтересовать его не только в том, что касается
(безусловно) освобождения Ричарда, но и в том, чтобы доставить его
(возможно) куда-нибудь на линию фронта. Итак, состояние Ричарда было таким
иссушенное существо, которое увидело воду, чтобы утолить жажду....

Тем не менее, это была не шутка - отвечать за кольцо и
гонорары, и экипажи, и— и полдюжины других вещей. Это придавало
вести себя по-настоящему беззаботно невозможно. И начало у него было неудачное.
почтительно сняв изящную шелковую шляпу с изящной круглой головы,
прямо при входе ... пятеро бородатых джентльменов, одетых в черное,
бросились к нему и стали умолять надеть шляпу.

Его глаза встретились с глазами сестры в быстром понимающем взгляде. “Уверен, что это все
хорошо, Деб—для вас, я имею в виду?” “Вполне, вполне уверен, старина!” невысказанное
вопрос и ответ между ними.

Стакан был поставлен рядом с ногой Самсона, и он раздавил ее
его мстительно стерли в порошок. Его мать на последующем приеме
призвала всех своих друзей и родственников засвидетельствовать, с каким настроем он
выполнил эту часть ритуала. К счастью, она этого не сделала
случайно услышала замечание Дэвида Редбери о том, что Самсон не только
использовал всю энергию, которую его великий прототип потратил на столбы
из храма, чтобы раздавить маленький бокал вина; но затем пошел дальше
отклонился от библейской истории, пригласив филистимлян к себе домой
на шампанское и торт с глазурью....

“О, тише, Дэвид!” - кричит Нелл.

“Что ж— посмотрите на нас!” Израиль был действительно представлен чрезвычайно широко. Залы
мерцали и сверкали от клана Филлипс. Они уже владели Деб
(“маленькой Деб”); суетились вокруг нее с видом тяжелой, шутливой собственницы; с триумфом унесли
ее, чтобы переодеть в свадебное путешествие.

Мистер и миссис Самсон Филлипс уехали в 4.30, направляясь в Торки.

 * * * * *

“Зачем ты вообще сказал мне эту ложь?”

“Я— я не знаю, Самсон. Какую ложь?

“Ты действительно знаешь, Деб”.

“Я не знаю, почему я рассказал это, Самсон”.

“ Ты всегда была хорошей девочкой. Это было утверждение, а не вопрос.
Заявление, наполненное недоумением.

И: “Да...” - согласилась она, “Я всегда была хорошей девочкой”.

Он не был так радостно озарен, как можно было ожидать. Действительно,
он сознавал, что его обманом лишили важного занятия. Он
женился на Деб, простив ее. Он намеревался продолжать прощать ее. Он
никогда не останавливаемся, чтобы простить ее. Теперь на месте этих ожиданий, был
вакуум....




ЧАСТЬ IV




ГЛАВА I


Нелл и Тимоти лежал среди густых лютики. То тут, то там
мерцающий, глазированный желтый цвет поднялся до кругов бледных коровьих лепешек. Платье Нелл
красновато-коричневый шелковый свитер был всплеском более глубокого цвета среди всего золотого;
рассыпанная пыльца дрожала на ее распущенных косах, тусклые
густо нависала тяжелая коричневая вода. Тимоти подумал, что никогда в жизни не видел никого прекраснее.
а на следующий день он улетал во Францию... - Нелл... - прошептал я.

“ Нелл...

“Подожди минутку, Тим.... Я думаю”. Она осмелилась приказать ему подождать, этому
ее прекрасному молодому герою. Потому что она научилась верить, пройдя через
год удивления, колебаний и невежества, переросшего в проницательность,
что он действительно принадлежит ей. И с верой пришла сила — о, какая странная!
новая сила в ее глубоком взгляде... юная Нелл теперь знала все — все о
чувствах, жизни и цвете... она знала, что такое чувства, когда
Рука Тимоти лежала на ее обнаженной руке; и жизнь была— О, но она не должна...
рассказывать... пока нет ... ты не поймешь, потому что все это связано с
Тимоти. А цвет - это то, что происходило с Тимоти, если рядом с ним она
шевелила или касалась его рукава цвета хаки....

Она лежала на спине среди лютиков, смотрела в небо и
думала.

“Понимаешь, - наконец сказала она, - это такая большая ответственность”.

Он кивнул, и повторил ее фразу: “Да—это нет конца ответственность!”

Об этом он сказал, когда они обсуждали эту тему, и с более
глубокий воздух волноваться каждый раз. И они так часто это обсуждали. Это
Новое поколение! это действительно дало парню потрясающую пищу для размышлений.

“Это не так, как если бы были только ты и я, Тим. Это было бы так легко
соглашайтесь. Но—это все остальные. Только подумай, Тимоти, скольких из них
избивают, заставляя чувствовать себя несчастными только потому, что они не осмеливаются уйти, быть
счастливыми, как Джиллиан!

“Это ужасно!” Глаза Тимоти были круглыми и серьезными.... Он не был
ужасно увлечен Новым поколением. Будь он беззаботным
юнцом, он бы рассмеялся. Но он старательно следовал за
тем, куда вела Нелл ... и таким образом получил свой ответ из уст
послушника и ученицы на вопрос, который он однажды задал Блейру
Стивенсон: “Да, но о чем все это говорит?" Что они задумали, эти
девушки?

“ Послушай, Нелл.... Я так хочу— жениться на тебе. Я говорил тебе это миллиарды
раз. Дорогая... ” он перешел на шепот. - Дорогая, я мог бы получить
специальную лицензию; _ хочешь? теперь, когда... Он хотел сказать: “Теперь, когда я
завтра в путь”, но воздержался от слов, придерживаясь негласного соглашения между
молодыми людьми, которые идут в боевые порядки, что “последний день всех”
нечестно использовать рычаги давления, чтобы изменить волю девушки.

“ Я не могу выйти за тебя замуж, Тим. Как я смогу когда-нибудь снова посмотреть Джиллиан в лицо
? После того, как она была такой храброй и замечательной ... просто чтобы показать нам всем
путь ... просто нечему следовать, после того, как кто-то другой ушел
первым!”

“ Но... ” Тимоти остановился, его светлые густые брови были озадаченно сдвинуты.
нахмурился. Затем он начал снова— “Я не понимаю, какой вред кому-либо приносит то, что мы женаты?"
мы женаты?

“ Брак — устарел, ” сказала Нелл с абсолютной уверенностью. “ И мы
обязаны этим будущему, Тимоти.

“ Чему обязаны?

“ Не сдаваться.

Нелл была полна решимости не сдаваться. А натура у нее была такая несгибаемая.
упрямство, о котором Тимоти даже не подозревал. В юной Нелл было мало от
Уступчивости Деб. Неожиданно она стала впечатлительной,
как и в случае с ее непоколебимой, беспрекословной преданностью Джиллиан.
Шервуд, но ее нельзя было легко отвлечь тем или иным способом, как это делала
Деб. _это_ способ — но не _это_.

“Если бы мы прислушивались и поженились в дурацкую моду, затем десятки
другие двое могли бы сделать это, потому что мы сделали”.

“Какая разница?” Тимофей обратился к несчастью.

Она вспыхнула: “О, если ты предпочитаешь быть кем угодно, а не первопроходцами ...”
Затем с упреком: “Ты притворился, что согласен, когда мы говорили об этом в прошлый раз"
это. Тебе не следует притворяться, Тимоти, потому что это заставляет меня как бы наступить
на то, что, я совершенно уверен, есть, но чего нет — вот так забавно,
отвратительное чувство, когда слишком долго поднимаешься по лестнице в темноте — ты знаешь?
”

“Да. Но это не так плохо, как когда ты не спускаешься на одну ступеньку ниже”.

“Да, это так. Это хуже. Твой путь приводит только к тому, что человек падает и ушибается
... это вполне обыденно. Но другой способ вызывает у тебя какое—то внутреннее чувство
... О, я не знаю — как шок!”

“Ну, в любом случае”, - сказал Тим, пытаясь вернуть конфискованные земли, “я не
притворяться. Конечно идея замечательная про пионеров, и не
занимаюсь—и—и буду первым, чтобы убрать мусор за другими.
И, конечно, я думаю, что со стороны Джиллиан было безграничной смелостью уйти и жить с
парнем, которого она любит, и не беспокоиться о том, что она замужем или что-то в этом роде.
Но— нужны ли мы? Он добавил: “Ты другая, Нелл... вот что я имею в виду”.

Это было не совсем все, что он имел в виду. Но как он мог выразить свое чувство к ней?
беспечная хрупкость; и его великое желание — наследие двух тысяч лет и
еще больше лет позади — вести себя как мужчина, защищать ее и мощно строить
она была окружена защитой, сквозь которую не мог проникнуть ни один порыв холодного воздуха.
ни одна щель в его защите не проникла ни на дюйм в ее чувствительную душу.

Нелл любила Тимоти. Второго апреля (она помнила тот день) он
поцеловал ее медленно и благоговейно, а потом вдруг со странным выражением лица,
и рот херувима, мрачно сморщенный и сжатый, душил ее тело в своих объятиях
пока она не задумалась.... Будьте уверены, девушка любит юношу, в чьих глазах она
первый видит, что особых-то странное позвонил ей.

Но Джиллиан все равно утверждала, что ее поклонение. Джиллиан она до сих пор идеализируют
от подножие высоты. Джиллиан была гением, и Джиллиан была храброй,
и Джиллиан беззаботно обращала на нее внимание, а иногда даже была
причудливо нежной; Джиллиан никогда не смеялась над ней — по крайней мере, могла
делать в знак благодарности означало регулировать свое поведение поведением Джиллиан; доверять и
следуйте за избранным ею пилотом; не допустите, чтобы жертва была напрасной.... Почему,
предположим, что после того, как Джиллиан рискнула самой своей душой в дерзкой инициативе,
все ее ученики отступили от ее примера ... и ...
и вышла замуж! Лицо Нелл горело от стыда; она прижалась своей
горячей щекой к прохладным стеблям.... Забавно, какими огромными казались заросли
лютиков над ней, если смотреть прямо сюда, среди их зарослей
... мерцание зелени, тень золота и мельчайшие фрагменты
о надрезанном папоротнике и листьях, о сорняках, мхе и крошечных снующих насекомых ...
полированные лепестки торчали у самых ее век, ярко-синий жук
качался, как драгоценный камень, на кончике травинки ... под всем этим
шевеление, спешка и краски — что еще там было? Сможет ли она погрузиться глубже
в это? Все глубже и глубже? Если она будет лежать совсем, совсем неподвижно, свернет ли ее
земная жизнь и накроет ли своим запахом и гудением ...
дремота — это было земное слово.... Нелл тихо повторила его... “ дремота...
дремота....

“Число Билли Доусона увеличилось”, - голос Тимоти, поразительно близкий
и громкий, расколол маленький круг тишины, который она соткала вокруг себя. “Видела
это сегодня в газете. Бедный старина Билли — он был одним из лучших. Сначала уложил
трех боссов, а потом Арчи добрался и до него. Жуткая удача — мне нравился старина
Билл. Это был его второй визит туда .... ”

И все это не так уж и неуместно, как казалось. Тимоти остро почувствовал
необходимость сейчас или никогда обратиться к Нелл с каким-то особым призывом, толчком, чтобы
проникнуть сквозь все ее духовные завесы. Потому что это в буквальном смысле могло быть
"никогда—после" сегодняшнего дня. Но он не мог сказать этого — в этом была проблема!
В Летном корпусе этого просто не делали — конечно, нет. Но, может быть, если
он просто намекнул ей на то, что летчиков иногда убивают.
других летчиков — особенно, когда они вылетают туда во второй раз — что ж,
в этом нет ничего плохого, не так ли? Тимоти, чья природная прямолинейность не
часто приводила его к стратегии, теперь считал себя настоящим Макиавелли
тонкого мастерства. Он присмотрелся к ней помыться более глубокого цвета
ее шея и щеки. Но Нелл редко покраснел ... и он не мог ее видеть
глаза....

Ветер трепетал над лютиками, качались их от туманной
золото блестящее сияющее море света....

“ О! — и Нелл вскочила. - Я хочу подойти к ним поближе... О, как!
подойти поближе и _closer_.... Я думал, он среди их,
но это не поможет....” Она начала собирать целыми массами
лютики, а не выбирать каждый по отдельности из стебля, но срывать
блудно, без разбора, в охапку, в то время, как если бы она была
утоления жажды.... Тимоти, изумленно оглядываясь по сторонам, задавался вопросом
что было тайной причиной этой вспышки страсти, излившейся на
лютики, миллионы лютиков ... она уже вырвала у него больше
больше, чем она могла унести; они выпали из ее пальцев, и, не обращая внимания, она
наступила на них и схватила еще ... длинные стебли обвились вокруг нее.
лодыжки — она упала на колени. Тимоти подскочил к ней и обхватил ее руками
когда она упала на него — увидел ее, обнял и поцеловал сквозь
маленькие лепестки с острыми краями — нетерпеливо смахнул их.... “Ближе... и еще...
ближе!” - всхлипывал он.—

“Тим— я не должен! Мы не должны!...”

“Это _правильно_ — ты так сказал ....” (Тимоти понятия не имел, что он шутит!)

Луг, прежде чем на него ступили эти человеческие детеныши, был покрыт
ритм идеальной желтой чаши. Но теперь лютики, которые
избежали обращения с лихорадочной яростью Нелл, стояли в стороне, отчужденные и
нежные, от других изуродованных и растоптанных участков ... лютики
увядают ... лютики мертвы.




ГЛАВА II


Я

“Деб? — О, с ней все будет в порядке в декабре”, - сказала миссис Филлипс
Беатрис, а Беатрис - Трудхен Редбери, а Герберт и Эйб -
Самсон, а Самсон - бабушке Филлипс, а бабушка Филлипс - Фло, Марте и Гвендолин.
"Хорошо, что в декабре..." ”Бедняжка Деб!" - сказала она....

“Бедняжка Деб!”

“Я думаю, Самсон просто слишком мил с ней. Я никогда не видел никого настолько
преданного”.

“Конечно, это большая удача для Деба, что его наняли в"
арсенал", чтобы он мог приходить домой каждый вечер ”.

“Я не верю, что он пропустил ни одного вечера с тех пор, как они поженились — сколько
прошло времени? Восемь месяцев”.

“Какая жалость, что она была недостаточно здорова, чтобы прийти на бабушкин день рождения"
Я не могу отделаться от этой мысли. Знаешь, это важно для
Самсон — бабушка так любит его - всегда был - старшим... а Деб
довольно экстравагантная. Ну, конечно, она еще не привыкла управлять — она
старается изо всех сил.

“ Боюсь, ты права, Битти. Потому что, если бы она помогала в саду,
садовника два раза в неделю было бы достаточно. Но у них есть
Мельницы по понедельникам, средам и пятницам. Я спросила его. И срезать
засохшие цветы на самом деле ничего не значит ... если вы любите цветы. У моего сына тоже
любимое хобби ... можно было бы подумать, что Деб... Конечно, я
всегда рядом, чтобы проинструктировать ее, как я справляюсь со своими семенами, но ...

“Мы с Гвен пообещали ей приходить каждое утро на два часа ’
шитье. У меня до сих пор хранятся выкройки, которые у нас были для вещей маленькой Фанни....
О, в декабре с ней все будет в порядке!”

Это было в начале июня.... В декабре у Самсона должен был родиться сын. Самсон
сын—нет опасений в умах Филлипс, что Деб могут быть только
такая девушка, как представить его вместо с дочерью.... Они доверяют ей
делать ее лучше для семьи. “Я считаю, что доверять людям-это половина
время боя”, - сказал Беатрис ярко.

Самсон еще не оправился достаточно от своего замешательства, вызванного
открытием, что Деб была лгуньей, но не грешницей, чтобы изложить суть дела
четко, в словах, перед ней и попросить просветления. Вместо этого он
задумалась.... Что могло быть ее возможной целью, намеренно очернить
свой характер в его глазах? И в тот решающий период ее жизни тоже,
когда он делал ей предложение?— “это могло бы меня сразу оттолкнуть ....”

Великодушному мужу становилось не по себе всякий раз, когда он думал обо всем этом.
Он чувствовал себя Фальстафом среди бабочек и гномов в летнюю ночь;
ощущение какого-то обмана; где-то кто-то смеется; неуловимый
щелчок по носу.... _ почему_ Деб сказала: “Я не была хорошей”? _ почему_,
поскольку это явно было неправдой? _ почему_ она впоследствии умоляла его
прощение? _ почему_ ... Самсон ненавидел то, чего не мог понять. Он
тяжело ходил по дому, подозревая, что в любой момент может возникнуть еще одно подобное
замешательство, чтобы противостоять ему.... Он взял Мэб, королеву
Пикси, в жены....

Они поселились в Хэмпстеде, чтобы быть поближе к остальным членам семьи. Он
попросил свою семью чаще видеться с Деб, считая, что их влияние на нее принесет
ощутимую пользу. Его “маленькая девочка” не будет времени, чтобы беспокоиться после
ее умные (и аморальных) богемных друзей, если у нее постоянно кто-то с
с кем поболтать; больше всего ей, вероятно, понравилась бы Фло - Фло была такой жизнерадостной!
Действительно, сама почти богема (только моральная).

И каждый вечер они все ужинали с миссис Филлипс и Филлипсами
с бабушкой и дедушкой, или с Харди и Беатрис, или с Эйбом и Мартой, или
с Флоренс и Гвендолин, которые теперь жили вместе со своими мужьями
были впереди; или же миссис Филлипс и бабушка с дедушкой Филлипсов
и Харди, и Беатрис, и Эйб, и Марта, и Флоренс, и Гвендолен приходили
пообедать с Деб и Самсоном.... “Знаешь, мы очень дружная семья,
Деб”....

Деб, как хозяйка, обычно боролась со скукой с помощью маленькой зловещей игры
специально придуманной ею самой для таких случаев. Она обычно притворялась,
что одно блюдо из ужина — только одно блюдо — было отравлено по ее прямому приказу
. Это было довольно забавно отметить, что члены семьи будут
ешь от него, и куда бы деться, и каких только частично побег
помогая себе очень умеренно.... Любопытно, что Эйб, ее особое
отвращение, по какой-то иронии судьбы, _ всегда_ пропускал любое блюдо, которое Деб определила как смертельное.
было то, что Деб определила как смертельное.... Она поняла, что будет трудно
действительно убить Эйба!

Если бы Филлипсы были особенно раздражающими, то фантазия Деб
продолжила бы драму на последующих этапах ее внезапного
небрежного заявления о надвигающейся гибели: “Я думаю, это единственно правильное, чтобы
скажу вам всем — простите, что прерываю вас, бабушка, — что карри было
отравлено, и никому из вас осталось жить не больше четверти часа.

О, это была детская игра! Деб, двадцати шести лет, жена Самсона
Филлипс, будущая мать наследника Филлипса, хозяйка
довольно большого дома и сада, двух хорошо обученных слуг и
садовница три раза в неделю, Деб, наконец-то бросившая якорь в гавани, должна была бы
сообразить, что лучше не отвлекаться таким идиотским образом. Но — эти
Филлипсы!

Не то чтобы они ее не одобряли. Это было бы весьма
возбуждающе — быть объектом яростного неодобрения, постоянных
выговоров и постоянного неповиновения, ее слегка высокомерное отношение
о бомбе, которая сенсационно взрывается на капустном поле ... в конце концов
в таких условиях бомба оказывается в центре внимания!

Но Филлипсы так искренне считали само собой разумеющимся , что Деб была одной из
их; что их жизнерадостные интеллектуальные интересы были ее интересами; их
бдительный и здоровый взгляд на вещи - ее взглядом. Они были настолько неосведомлены о существовании других
интересов или мировоззрений; или, существующих, что на это, возможно, мог претендовать
Филлипс. Ибо они отнесли ее в лоно Филлипсов — нет, хуже, они
поглотили ее в лоно Филлипсов; плотно окутали ее
теплая привязанность и пытливая забота; то, что делала Деб, было правильно; и
если это было еще не совсем правильно, это тоже не имело значения, потому что Деб
делала все, что могла. Для них непостижимо, что она не должна была этого делать
она старалась изо всех сил, когда дело касалось Самсона, семьи, домашнего хозяйства и
будущего наследника. Даже если они до конца будут верить, что
всегда шоколадный пудинг был ее любимым пудингом, так что никаких сомнений
не существовало, но с Деб все в порядке — за исключением тех случаев, когда это естественно, что она должна
не было бы все в порядке — и это было бы в порядке вещей в декабре....

Поэтому Деб отравила их, одного за другим, и даже не пожалела об этом.
Жаль только, что не было никого, кому можно было бы доверить эти недозволенные
фантазии своего воображения. Самсон , конечно, не увидел бы этого
шутка. Кроме того, она немного побаивалась Самсона. Он читал "Волшебную страну".
Queene вслух ее по воскресеньям, сидя в саду, с
ковер над ее коленями и подушки у нее за спиной; и иногда он сделал паузу, чтобы
интерпретировать более сложные участки аллегория; и часто, игриво,
он назвал ее Уна—да, он мог сделать это сейчас, потому что она _was_ эта девушка чиста,
хотя он еще не понимал, почему....

В ее жизни наступала компенсация, когда Ферди приходил к шести
сухими вечерами; ликующе вытаскивал шланг; и торжественно,
но каким-то красным лучом, сияющим за всей этой торжественностью, поливал две
длинные цветочные клумбы и одну короткую, которая ограничивала их половину акра
сад; который был совсем не похож на их старый сад в Дейзибэнксе, с
единственным тенистым деревом над чайным столиком и беседкой с уховертками; только
Виргинский вьюн, увивающий заднюю часть дома, отсутствовал; матовый темный плющ
полированный плющ был и на четверть не так привлекателен, как цепляющиеся за него усики и
поздний малиновый, который она с нежностью вспоминала.

“Ричард сейчас такой счастливый“, - признавался Ферди своей дочери,
возможно, с тоскливой просьбой заверить его в том, что он не был
причиной года несчастий Ричарда. “Он целыми днями читает военную историю
и воздушную тактику.... Я полагаю, он уже считает себя
капитаном Королевских вооруженных сил”

И это тоже было приятно слышать.

Из своей предыдущей компании друзей Деб видела только Антонию. Клифф был
запрещен; Зои — очевидно, никогда нельзя было быть до конца уверенным в том, что Зои сказала бы
! Ее смесь приключений в Пале-Рояле и восемнадцатого века
их интерпретация была опасной в присутствии Самсона, миссис
Филлипс или Марты.

И все они были наслышаны о Джиллиан и ее достижениях в науке, и
слышали также смутное сообщение о том, что в ней было что-то “не совсем приятное”
. Знаменитости, конечно, часто были такими, и никто не возражал.
но с другой стороны, никто не вступал в социальные контакты со знаменитостями.
Они оба были слишком хороши и недостаточно хороши для стандарта Филлипса.
Возможно, в любом случае, на данный момент было лучше, что маленькая Деб—“Что ты
думаешь, Самсон?” “Я не хочу, чтобы ей было одиноко, но вы очень похожи на нее,
не так ли, Бетти? ты и девочки и мать? Я не хочу, чтобы она
киснуть!”

“О, мы увидим, что Деб не в одиночку”, - пообещала Бетти, смеясь, - “я
ожидать, что она будет почти жаль, что иногда нас”....

Ла llorraine было невозможно посетителя. Манон, с другой стороны, как
Дольф миссис Кэрью, был одобрен Филлипс, который считал ее “весьма
сладкая штучка” и восхищался ее скромные манеры и Прим иностранных
высказывания; и дразнила ее за вполне обычных точках
вид—для Phillipses считали себя слишком умными, чтобы быть
совсем обычным. _Морали_ были другими ... мораль могла быть
воспринимается как должное, как преданность Деб семье и синагоги на
Суббота, и чистые белые лайковые перчатки, и косяк по воскресеньям, и Англия
несмотря ни на что, и окна в детских всегда приоткрыты
и другие вопросы неизменного положения.

Нелл Редбери полностью взяла на себя работу Деб в столовой, поэтому она была
редко доступна для общения. Другие Редбери приходили и уходили,
связанные Беатрис с Филлипсами; Отто, все еще обиженный на Деб
из-за ее брака, раздраженно запретил Трудхен наставлять ее в
частные рецепты сочных блюд для Самсона. Хедда была не очень
интересной — возможно, потому, что она так старалась быть интересной. Она
произносила “темперамент_” с отсутствующим взглядом и ударением на
последнем слоге; и сетовала на то, какой дикой и свободной могла бы быть полудевочка
было бы, если бы Густав Фюрт, к сожалению, не сделал ее своей женой прежде, чем у нее было
даже времени как следует начать. Она настойчиво завершала разговор
двумя фразами “Я никогда не буду скучать по тебе” и “Безрассудство
pas les sentiments”, которое действительно было произнесено с должным чувством юмора.
и колдовством, может быть сделано для придания неприличную изюминку практически любую
предмет. Гедда был ... лишнее. Это было не так, как если бы она была
определенно музыкальной, как Дэвид, или определенно красивой, как юная Нелл;
, или обладала причудливым остроумием Харди; или обаянием и жизнерадостностью Кона.
Деб было наплевать на Хедду. Деб впадала в отчаяние от скуки
... ее состояние делало скуку не летаргической, а непрекращающейся агонией;
игра в отравление потеряла всякую силу, чтобы облегчить эти долгие семейные ужины,
и казалась просто бесполезной; Филлипсы становились все более привязанными друг к другу.
и еще больше привязался к ней. Она чувствовала, что ее эго - крошечный предмет, затерянный внутри
огромного свертка, в который все завернули еще один
слой, пока Филлипсы не надели последнюю коричневую бумагу и бечевку.
И Самсон отказался от титула Уна и с гордостью стал называть ее
“маленькая мама”...

Это было неадекватным оправданием для ее визита в комнаты Блэр Стивенсон.
Но.... “Он мог бы подождать по крайней мере еще шесть месяцев ... до
декабря. Но я знаю, что они все будут шутить по этому поводу
детка!”

Ее скука была исключительно умственной. Физически она чувствовала
прекрасно, аномально жизненно необходимо. Ее стойкость не разрешается
ожидания.... Самсон, как и многие жесткие пуритане, также сластолюбца.
И Деб, устав от повторения самой игры, снова затосковала по
полуигре, которая была в такой степени игрой разума ... игрой двух разумов;
увлекающий воображение, и проворная фантазия, и страх, и опасность ... все
прекрасные оттенки. Беспорядочные авантюры стали для нее слишком большой частью
привычка обрываться одним махом. Первой мыслью о Блэр было
неизбежная реакция на “быть хорошей”. Также неизбежно, что она погрязла
ее последний опыт перед тем, как Самсон приобрел ее в свою законную собственность,
и забыл, что Блэр тоже не доставила большого удовлетворения в
вопросе ... ну, экстази. Помнила только, что он был ей родственником по
уму; что у него была легкая нотка юмора, которой ей так не хватало; способность
играть; и подыгрывать ... иногда мечтатель, иногда добрый.
циник, всегда человек с глубоким опытом ... ей никогда не было скучно.
с Блэр. И если бы пропавший кайф был ее виной, а не его, тогда
возможно, теперь, когда она замужем, все было бы по-другому....

В любом случае, она собиралась осмотреть его комнаты только снаружи ...
потому что он все еще был в отъезде, все еще в Америке. Она всего лишь собиралась улизнуть
из своей уютной берлоги обратно на Ничейную землю, чтобы завтра за ужином
с Филлипсами она могла приятно утешиться тем, что
мысль о том, что она была тайным бунтарем по отношению к этому надоедливому старому Филлипсу’
Иллюзия. Конечно, Блэр все еще была в отъезде, или — или Антония упомянула бы об этом
(упомянула бы Антония?). Таким образом, экспедиция на запретную территорию
имела то преимущество, что была также совершенно безопасной.

И все же она могла бы и не пойти ... если бы общие условия не сгруппировались
сами по себе настолько абсурдно условно, что она не могла отказаться
следовать своим очевидным сценическим указаниям. Долг обязывал Самсона
отсутствовать на ночь; и этот факт он демонстрировал с такой помпой и
формальностью и досадой, принял такие бдительные меры для утилизации
об одиночестве своей маленькой жены и так часто заверял ее в том, что он
наверняка вернется следующей ночью, что комедия обманутого
мужа напрашивалась сама собой — любому, у кого работал мозг
как у Деб. А потом Эйб позвонил из дежурной части, чтобы сказать, что Марта
(которую забота Самсона обеспечила в качестве компаньонки для Деб в ту ночь)
приступ желчи, и она не хотела выходить, и не могла бы Деб прийти к ней вместо нее
или им следует сообщить Флоренс, чтобы она обошла дом? Сама Деб, находясь
в тот момент в ванной, не подошла к телефону, но получила
информацию от запыхавшейся горничной, которая подумала, что телефон “a
мерзкая штука”, способная в любой момент взорваться, так что она никогда не слушала
достаточно долго, чтобы получить и доставить сообщение в том виде, в каком оно было передано. Деб так и сделала
не удосужился выключить краны, но перезвонил небрежно через
пик и брызгать слюной, что она ожидает от Флоренции и будут бегать вокруг, чтобы увидеть
как Марфа жили в утренние часы. Она повторила это дважды; и, выключив
воду мгновение спустя, услышала издалека голос горничной,
объяснявшей, что миссис Самсон Филлипс пойдет к миссис Эйб Филлипс,
и ожидайте увидеть миссис Герберт Филлипс утром....

“Растяпа!” - подумала Деб. А потом она улыбнулась ... весь банальный механизм
был так нелепо в ее пользу — муж в отъезде — неразбериха на
телефон—полагаю, она предположила, что ее ванна-вода бежала на минуту или
два дольше, заболачивание все звуки, то она бы, видимо, быть обоснованным
в ее позднего появления у Марты после объяснения, что она
остался дома ждет Фло, по договоренности. Казалось, что
жаль тратить весь этот превосходный часовой механизм на встречу с
прошлогодними тенями на Джермин-стрит. Но все же, даже призрак Блэр
мог быть более забавным, чем избыток Эйба или Фло.... Деб никогда не утруждала себя
сопротивляться руководству внешних обстоятельств....

Прямо на Джермин-Стрит ... слуги бы поверить, что она ушла
круглая к марте.... Затем, час спустя, она появлялась у Марты,
с упреком говоря, что все это время ждала Фло....
Никто не удосуживался проверить несоответствие во времени; потеря часа
....

Так что — прямиком на Джермин-стрит ... просто ради удовольствия! Просто ради забавы
закутаться в маскировочный плащ и снова красться с
благоговейным трепетом на ногах по той тихой, таинственной аллее, где обитают ”мужчины мира"
... ради удовольствия с тоской смотреть на невозмутимый камень
фасад, за которым игровое время пребывала в забвении ... за удовольствие быть
еще больше в беде, боясь обнаружения, волнующий и в ее собственной смелости
... за удовольствие в глумлении иллюзия Филлипса!

“Он все еще в Америке”, - потому что его окна были мрачными. Но она
помнила, что в эти дни воздушных налетов заблудшая женщина, ползущая
назад к своему прошлому, больше не могла ожидать увидеть приветственный блеск от
лампа ее возлюбленного, или свеча, или электрический свет.... Это все еще было возможно
то, что Блэр был дома....

Но, конечно же, он был в Америке!

Пригнувшись к колонне, у подножия лестницы, он нанес ей
как в кадре она напоминала ее собственный и особый ужас как она
когда-то описала это Джиллиан,—бессмысленное всегда и неизбежно
“ушел”, - изгой в дождь и холод, а внутрь муж и жена
осмысленно читать вслух "Королева Фей"....

“Мне нужен только ребенок под моей шалью ....”

И внезапно она покраснела, там, в сумерках, сама с собой; и в
тайном стыде быстро вскочила на ноги: “Я иду домой - к Фло, я имею в виду—”

И банальность, доведенная режиссером до конца, в тот момент шикарно доведена
Блэр Стивенсона к подножию ступенек, и предположил, что он должен
включите свой фонарик, чтобы помочь его искать замочную скважину—вспышка света
прокатился по Деб лицо.


Второй

Деб приехала к Марте, задаваясь вопросом, жил ли когда-нибудь кто-нибудь столь же добродетельный, как она сама
в Хэмпстеде или во вселенной. Сцена с Блэр была
самой удивительной. Он не только тонко передают ей свой отказ
чтобы встретить ее на старых условиях игры, но он скорее более непосредственно, чем
обычно наношу ее выбор быть очень хорошо или очень плохо.
Блэр — кто из всех мужчин, казалось, смирился с игрой в демисезонку для
демисезонной! Блэр, которая была практически изобретателем тонких оттенков....
“Именно так, моя дорогая, но теперь—” он слегка коснулся обручального кольца на ее
палец.

“Совсем уж последнее дело-то изменить?”

Библиотеки нарезать из куска loaf_....

Почти грубо от Блэр!

“Не смотри так ошеломленно, детка.... Деб, а чего ты ожидала? Пойдем,
давай все обсудим, ты и я”.

Итак, они сидели на узком каменном балконе, выступающем над улицей, — и
бок о бок, не прикасаясь друг к другу, разговаривали ... о прикосновении,
и об игре, и о браке, и о старых добрых временах, и о хлебах, и о
полуигре, и о точке зрения мужчины....

“Ты не можешь пройти весь путь, а потом вернуться на половину, Деб. И ты не найдешь
партнера, который будет танцевать с тобой этот танец. Наше старое инстинктивное почтение
перед девушкой не имеет силы перед женой, так почему я - или
любой другой мужчина — должен довольствоваться половиной?”

“Я думала, тебе это понравилось...” прошептала Деб.

“Ты всегда был таким ... совершенно очаровательным, дорогой. Но — скажем так:
предположим, что за все время нашей дружбы для меня не существовало никого другого, не
значит, ты думаешь, что нашей дружбы в том виде, в каком она была, было бы достаточно?

“ Для меня!

“ Для меня?

“ Значит, все время кто—то был?

“Действительно, было...” его улыбка вселила в нее уверенность.

“Я не возражаю ...” неуверенно сказала Деб.

“Конечно, ты не возражаешь. Но — теперь, нет никаких причин, не так ли, почему ты
не должен быть этим кем-то сам?

Она с сомнением покачала головой.

“Мне нравится твоя копна волос, Деб, я рад, что ты их подстригла”.

“Я хотел выглядеть как мальчик —”

“Ты выглядишь наиболее девичье существо, которое когда-либо мучают человека с
обещания”.

Она прервала самый быстрый: “я никогда ничего не обещал.”

“Не ртом, Деб. Вернее, не речью.... Как мне теперь
обернуть густые черные локоны вокруг твоей шеи, Дебора?”

“ Тебе придется отказаться от этого милого времяпрепровождения в старом свете— - легкомысленно. “ Или
возьми веревку от звонка.

“ Мне придется совсем отказаться от времяпрепровождения?

“Это тебе решать”.

“Тебе выбирать — все или ничего ... дорогая”.

Она раздраженно сказала: “Я пришла сюда не за этими тяжеловесными решениями
жизнь или смерть - я пришла за ... за японскими фонариками, танцующими на
верхушках деревьев”.

“Что-то в этом роде. ДА—

 ‘ Игра на лютне любви
 Нервной рукой в мягкой перчатке”.

Он замолчал, пожал плечами, жест, в котором не было ни капли оскорбления.
“;a ennui, ; la fin....”

Затем, по-прежнему не прикасаясь к ней: “Ну— разве это значит быть верной женой?”

“Думаю, да”, - сказала Деб и вежливо добавила: “Но все равно большое вам спасибо.
действительно, за то, что были так добры ко мне в прошлом”.

“— Или могу ли я иметь привилегию любить тебя так сильно, как никогда не осмеливался
любить тебя?” - продолжил он, не обращая внимания на ее ответ.

Деб медленно повернула голову, чтобы посмотреть на него. Очень бледная луна , дрожащая
сквозь темноту это помогло ей лучше рассмотреть.... Она тихо рассмеялась: “Ты
ни капельки не любишь меня, Блэр. И вряд ли будешь”.

“Если бы я вам сказал, сколько”, - пробормотал дипломат, “я должен повлиять на ваш
выбор несправедливо”.

“Это именно то, что Самсон говорит, когда он не брал меня за руку, прежде чем
сделал мне предложение. О боже, я полагаю, это должен быть Самсон — и
вечная добродетель - и обед с моей тещей завтра. Есть
выбора нет, Блэр—как все...”, а она вздохнула, думая декабря.
“Если бы не семейные претензии, я могу попросить тебя стать крестным отцом,
Блейр..”..

“Я понимаю”.

Он резко встал.

“ Если вы не собираетесь сжигать свои лодки, тогда уже слишком поздно и слишком темно.
вам нельзя сидеть здесь наедине со мной. Беги домой, маленькая глупая мамочка.
дитя, за тобой нужно много присматривать, не так ли?”

Он вложил такую причудливую нежность в выражение “глупый ребенок”, что
она простила его, “маленькую маму”, как никогда не простила бы Самсона. Но
ей хотелось, чтобы она первой подумала о возвращении домой....

“Мы расстаемся хорошими друзьями, Деб?”

И она скромно: “Мой день дома приходится на второе воскресенье”.

И они рассмеялись друг другу в глаза — отличные друзья.


III

Так что, пожалуй, впервые в ее жизни, Деб, несомненно, подчеркнут
предыдущее решение, а не отменять его. Выходя замуж за Самсона, она
“была хорошей”; отказываясь нарушать верность, она все еще оставалась
“хорошей”.... Невероятно! Ее довольное и гордое изумление
едва улеглось, когда ее муж вернулся поздно вечером следующего дня.

“Я звонил вчера вечером по внутренней связи, просто чтобы узнать, все ли в порядке с маленькой женщиной
без меня”, - с нежностью заметил он, доедая рыбу. “Речь шла о
было девять часов, но линия, должно быть, была неисправна — я не смог получить ответ.
”

“Осмелюсь сказать, что линия была в порядке, но кука не было, и я просто не могу
заставить Энни понять, что телефон - это не дикий зверь. Она, наверное, была
съежившись под кухонным столом, пока она звенела”.

“Но вы могли бы ответить, если бы позвонил?”

“Нет—я была у Марти.”

“ Не в девять часов. Я только что заскочил к Эйбу по делу, и
он сказал, что ты появился только в двадцать пять минут одиннадцатого из-за
какой-то ошибки в сообщении. Если бы вы были дома и не услышали звонок телефона
вам не следовало бы так быстро обвинять Энни. Я верю в
просто общалась со слугами, Деб. Или— тебя не было дома?

Она потеряла ориентацию. “О... Я не знаю ....”

Фраза вызвала у него раздражение— напомнив о предыдущем случае, когда она ее использовала
... диалог в их первую брачную ночь.... Если бы Деб вообще можно было
доверять ... он не тот человек, чтобы задавать вопросы, когда однажды он
доверять своей жене. Но Деб—Деб не была похожа на других девушек. Так Деб
не как другие жены. И теперь, в ту минуту, когда он оставил ее.—

Черствый тип подозрительного мужа, Самсон нахмурился, подергал себя за усы,
поразмыслил, решил умолчать об инциденте, передумал — и сломался
вон отсюда:

“Послушай, Дебора, меня тошнит от всех этих перемещений. Все это уходит корнями в прошлое.
Дальше, чем прошлой ночью. Я собираюсь докопаться до сути дела.
Ты должна дать мне простой ответ на простой вопрос. Почему ты
сказала мне за год до того, как я женился на тебе, что ты плохая девочка?”

Продиралась сквозь весь этот подлесок? снова и снова — запутанный мотив,
и реакция, и пример, пример Дженни Кэрью, однажды — но на этом
все закончилось ... слово, прочитанное в критический момент ... настроения, и то
любовь к вихревым маскировкам... озорство—скука.... Да, да, дальше
все еще в прошлом ... влияние, конечно - влияние Клиффа Кеннеди, на
Джиллиан.... Ну, но это было недавно — и что за этим? Подлесок
гуще, гуще ... ее врожденное отвращение к скупости; девушка
, которая не отдаст.... Ее разум метался туда-сюда и спотыкался о
хрустящие ветки в подлеске ... пытаюсь, послушно пытаюсь,
выяснить, зачем она сказала эту глупую бессмысленную ложь ... Филлипсы
семья — страх быть втянутым в респектабельность—страх перед судьбой распутницы
—страх расточительства, нежеланности.... Тетя Стелла .... И
сцена с Ферди.... Если они не считают ее хорошей, она бы
по крайней мере, будет плохо.... Что смотреть в глаза Блэра, когда он подумал—Нет, это
потом.... Женщины везде женщины ... и целомудрие, которое заключалось в
бесконечном бдении.... Ричард плакал, уткнувшись головой ей в колени.... Итак, она
вышла замуж за Самсона, да, и хотела быть порядочной по отношению к нему — если она не могла быть
плохой, она, по крайней мере, была бы хорошей—хорошей—хорошей.... Итак, она вышла замуж за Самсона, и теперь
противостоит ей с позиции фанатичной ортодоксальности, ожидая “докопаться
до сути” — до чего? До всей ее жизни и жизней, тянущихся за ней.
позади нее и Космос, который сформировал ее — вся спутанная паутина
причины и следствия? Все это? Как она могла надеяться увлечь его понимание
за собой? В его понимании это было очень неловко
форма—unpliable, гранита высеченный, твердые углы и шишки, кусочки лишайников в
все закоулки.... Да ведь она даже не могла пробраться через лабиринт
сама, со всей своей беличьей ловкостью....

“Дай мне простой ответ—”

_Plain_ ответ? И внезапно Деб осознала невозможность даже
попытаться; она была слишком утомлена; устала от неразберихи, устала от самой себя. Было
ни на что не было однозначного ответа — на ее языке; ни одного ответа, который не был бы однозначным - на языке Самсона.
И снова она просто сказала, отвечая на его вопрос "Я-не-знаю". "Я-не-знаю".:
“Я—не—знаю”.

“Но ты должен знать”.

“Я имею в виду— Ты не поймешь, даже если я расскажу тебе”.

“Не должно быть ничего такого, о чем стоило бы рассказывать. Хорошая жена не имеет ничего, чтобы сказать
мужа..”..

Деб иронически—“посмеялись ну, и мне нечего вам сказать, так это все
право”.

“И был у нас такой веселый разговор и смеялись—и сидели бок о бок—и нет
вреда”, - прошептала она, чтобы ее память полчаса на балконе
с Блэр. “И я хотела быть такой милой с Самсоном всегда после этого”...
Но как бы Самсон истолковала признание в том, что она не слышала, как он звонил.
потому что в тот момент она была в гостях у Блэр Стивенсон?
Было бы довольно забавно услышать, как он громыхает неизбежными обвинениями.
И все же — и все же — Деб сознавала, что она скорее переросла это
своего рода дешевое развлечение — переросший маскарад— переросший бунт. Она хотела, чтобы
ее ребенок, ребенок Самсона, родился в этой гавани комфорта и
нежности, мягких пеленок и людей, которые упростят жизнь — да, даже
семья Филлипсов. В конце концов, это будет ребенок Филлипсов; и они
были добры — всегда добры. Она не могла смириться с шалью и холодным камнем на ступеньках
дела с ребенком, который должен родиться в декабре. Деб посмотрела на Самсона,
ее глаза были очень темными и серьезными.... Должна ли она умилостивить его? Если на этот раз
, то навсегда. Ты можешь это сделать, Деб? Отбросить нерешительность и
глупость и раздражительность, мелкие увлечения и большую страсть?... “Предположим,
Я вообще пойду к Блэру, как он просил меня прийти?”... И ради
ребенка —чего? Снова Ничейная земля, в тысячу раз хуже, чем у нее
собственным опытом между регионами; наружный край вещи; нет
личность установили.... Какова была старая игра, которую они играли в
Daisybanks? Она, Ричард и дети Ротенбургов? — Прикоснуться к дереву ...
Прикоснуться к дереву ... и (торжествующе) “_Дома!_”... Ну да, ужасно упрямый
исчерпание гонится без благословенное знание “_home_” быть
заработал на тире.

Деб решилась.

Затем она пересекла комнату, подошла к мужу и обняла его обеими руками.
его шея была больше, чем когда-либо, похожа на Оливера Кромвеля, с его
черты лица приобрели резкие черты — и умилостивили его. Бесполезно шептала
детские объяснения своего поведения прошлой ночью ... слонялась без дела
допоздна в своей комнате —_ knew_, она вела себя неприлично, бездельничая, — ей было все равно! — услышала
телефонный звонок и была слишком ленива, чтобы спуститься и ответить на него.... “Не знал,
это был ты, Самсон ... пожалуйста! Подумал, что это Марти сердится на другом конце провода.
потому что я заставил их всех ждать.... Извини! очень извини....
О, вытяни эти бороздки по обе стороны рта — в них можно было бы вырастить
картошку.... Самсон, ты мне не веришь? Голова прижимается и
поглаживая его по щеке——

Так было намного меньше хлопот - путь наименьшего сопротивления. И
в любом случае, она начала все неправильно, много лет назад, с самого начала.
Пусть другие выбивают пионерскую композицию — ее, чтобы создать "дом” для маленькой дочери
. “Коснись дерева”, “Коснись дерева" — и Самсон уже улыбался
ей, поглаживая ее ухо.... Он не совсем поверил ей; позже он вернется к
своим подозрениям; но на данный момент ласковые манеры Деб успокоили
его. Он подумал: “Она становится все более сговорчивой от счастья.





ГЛАВА III


Я

“Я пришел попрощаться”, - ликующе объяснил Дэвид Редбери Ла Лоррен.
“Еврейский полк отплывает завтра, и я притащил это
парень вышел проводить меня во время моих прощальных визитов”, указывая на Ричарда, который
наклонился в дверях гостиной со словами “соберись-и-покончи-с этим”.
это выражалось в каждой неохотной линии его фигуры.

“Он более уравновешенный, чем я, ты знаешь, а человек склонен давать такие дикие
странные обещания в таких случаях. Предположим, например, мадам,
что я пошлю за вами, как только война закончится, и я разобью свою
палатку на берегу Иордана ... вы придете?

“Я обращаюсь к тебе, мой Ди-Урр,” а Прима-Донна, в несоответственно
правильный спорт-рубашка, галстук и воротничок, улыбнулся причудливо над ней Совин
очки на его отвагу; “я скажу вам вот я Зай до зат мало ozzer
человек, которого я видела вчера на углу—ах пробки, он был красавчик, что
один, с кожицей персика ... и он немного понаблюдал за мной, за мной, в моем
черном платье и черной шляпе, очень высокая, настоящая фемма мира — вы видите
это? И он говорит себе— ‘Это мое первое приключение — возможно,
один волшебный опыт?—Я чему—то учусь - Так лучше. Вот должен ли я с
хорошенькая хлопушка, и она такая невинная, а я такой невежественный — Ужасно! Отчаянный
роман ". И я наблюдаю, как он размышляет об этом. И вскоре он придвигается
боком ближе и делает свое маленькое предложение.... И я кладу свои две руки
ему на плечи, удивляя его. И я говорю: ‘Мой мальчик, ты слишком мал
, а я слишком стар... разве это не так?”

Ее глубокий, сердечный смех заразительно зазвенел. Даже Ричард присоединился к ним, и
Манон, хотя и не совсем уверена, должна ли мать миссис Дольф Кэрью
не отшатнуться с большим достоинством от этих пустяковых происшествий сумерек
и уголки метро. Что касается Дэвида, он клялся, что она очаровательна.

“Ах, но графиня — есть такая! Чудесно! Ты ждешь и видишь ее?
Да? Она лонч со мной в день ее рождения.... Скажу я вам, многие
Роман. Мы все пообедаем вместе? И ты, кто правит нашим Континентом,
ты будешь есть... ” прошептала она Дэвиду, обхватив рукой его хаки.;
его худое лицо оживилось от благодарных воспоминаний, пока она рассказывала.
названия того, что Ричард выразительно, но молча, назвал
“иностранная гадость”.

Прибыла графиня и Ла Лоррен, сбросив с себя всю буржуазность
поглощенный меню, приветствовал ее как изгнанную посланницу
приветствует изгнанную королевскую семью.

Две девушки целовались много раз, с быстрым чередованием
щеки и издавая короткие отрывистые восклицания; и затем проводится каждый
другой короткий путь для взаимного и любуясь обследования.

Графиня была большой, и носил черные картинки шляпа на ее сырой
киноварь chevelure; горчичного цвета пальто и юбка, и розовый
Нинон блузки перешли на спрей хромать хлопок Маки, который выглядел как
хотя они прошли свою жизнь прижался к жесткой манишка.
Она вымоталась так много места в ее окрестностях, магнитно а также
существенно, что ее коллеги-людей было обыкновение двигаться на некотором расстоянии
чтобы не быть поглощенным всасывания.

“Мой Ди-Урр”, - сказал Ла llorraine торжественно. “Никогда—никогда—никогда внутри я увидел
ты так хорошо выглядишь, как девчонка в блузке....”

Она представила Дэвида и Ричарда с большой церемонностью;
Графиня приложила руку к сердцу и ахнула, что они оба напоминают ей
Антуана, друзья мои. “ В частности, вот этот, - указывая на Дэвида, “
его живой образ. Клянусь, он может быть его братом.

“ Я рад, что это не так, мадам, поскольку это отрицало бы
возможность каких-либо более галантных отношений между вами и мной.

“_Mon Dieu—quel gar;on!_ Графиня восхищенно щелкнула его по
щеке. И Ричард восхитился непринужденной наглостью своего друга. Но это
была атмосфера, в которой Дэвид наслаждался.

Компания сели обедать, и Ла llorraine извинился грустными
достоинства ее настолько скромной квартире и неадекватностью.
Графиня великодушно заверила ее, что там, где существуют верность и древняя
дружба, третьего лакея вполне может не хватать. Тогда
возвращаясь к вопросу о блузке—

“У меня разбито сердце”, - драматично объявила графиня. “Я могу это надеть.
"нет". Это законченная работа. Смотрите! Я его выбрасываю!”

“ Скажите мне, ” Ла Лоррен говорил с глубоким сочувствием, но удерживая
протянутую руку от более позитивного движения в направлении блузки нинон
, “ что же тогда произошло?

“Это показывает камзол — вы видите — это видно повсюду. В других местах, но в
этой стране, какое мне дело? Но, мой дорогой, у меня есть нижнее платье.
Графиня понизила голос до леденящего шепота. — Нижнее платье? — _ нЕт._ Она
это _vip;re_....”

“Ha!” Другая примадонна вскочила на ноги, воодушевленная
оппозиционная мелодрама при слове “прачка” - “Вы сказали "низшая"?—Смотрите,
хи-урр!” — Не обращая внимания на Манон, Дэвида и Ричарда, она распахнула свою
блузку, как могла бы сделать Клеопатра, чтобы показать укус аспида.
Графиня наклонилась вперед: “И посмотрите!” Она оттягивала блузку
туго натянутую на груди, оставляя щель, в которую заглядывал Ла Лоррен....
“Ах-х-х... да, это так... они в заговоре - я говорю это! ... они
разрушают — у них нет никакого почтения к кружевам—к вышивке- к терралии
художественное белье!—для них это все ситцевое белье—что это за _jeune
наполните одежду в этой Англии?—calico wiz _edging_—рекламируется как "долговечный!”
Презрение достигло апогея и медленно утихло; Ла Лоррен и графиня
откинулись на спинки своих кресел и огляделись по сторонам,
мягко улыбаясь.

“Этот соус превосходен”, - сказала графиня.

“О, боже мой”, - возмутился Ла Лоррен.

“Мой бедный Антуан в своем последнем письме желает, чтобы его помнили вам"
и мадемуазель votre fille, ” вспоминала графиня, погружаясь в
меланхолия по поводу послания Манон; Антуан, возможно, уловил это по
обмену взглядами между двумя пожилыми дамами, лелеявшими безнадежное, но
совершенно уважительная страсть к бывшей инженуе. Ему было девятнадцать,
декадент и без гроша в кармане ... тем не менее, Ла Лоррен долгое время рассматривала
его как фактор в своих “планах” по безопасному вступлению дочери в брак.
замужество; планы были отодвинуты на второй план внезапным появлением Дольфа.
присоединение к богатству своего дяди.

“Я принесла его письмо”. Его мать прочитала вслух несколько предложений, которые
дышала такой пылкой привязанностью к себе и таким восторженным обожанием к
la patrie_, что Ричард покраснел от отсутствия молодого француза
грубоватой сдержанности, и Дэвид, увидев его агонию, злобно усмехнулся
.... “ В чем дело, Маркус? - спросил я.

Манон тонко дала матери Антуана понять, что она не будет
возражать при любой представившейся возможности возобновить знакомство с
молодым человеком, с чисто женской точки зрения ... “возможно, я мог быть
использовать для него”....

Мать Антуана, с одинаковой тонкостью, Манон дал понять, что
молодой человек понял, что теперь она будет для него более доступной — и более полезной
для него — чем в качестве девушки под строгим присмотром; и поэтому
засвидетельствует ей свое почтение в свой первый же отпуск, если, конечно, согласится
месье Дольфу Кэрью....

И Ла Лоррейн блестяще одобрила это назначение. Разве Манон
не умело выдала себя замуж в раннем возрасте? тем самым
доказав, что она гораздо более сдержанна и компетентна, чем любая из этих англичанок.
девушки, не знающие карт до конца своих двадцати с небольшим. Манон можно было
доверить такие приятные маленькие интерлюдии в супружестве, как
Антуан мог бы помочь. “Вполне естественно, что мой ребенок сейчас хочет
_ это_ хорошее время”, - размышлял Ла Лоррен, в точности меняя тему
аргумент Фердинанда Маркуса — но добродетель до брака и хорошее времяпрепровождение
после были континентальной модой.

На столе появился небольшой кусок телятины. Телятины в этот раз было мало
и хозяйка получила как должное предвкушающие
улыбки графини. “Но какой успех”, - пробормотала она. Первый кусочек
был разрезан... и трагедия опустилась на сцену, как темный покров.

“Это почти неприлично”, - воскликнула Манон, наконец облекая преобладающее убеждение
в слова.

“Я знаю это”, - сказала ее мать зловеще тихим тоном.

“ Но какое это имеет значение? ” в отчаянии воскликнула графиня.

Ла Лоррен стоял, глядя на розовую мякоть в подливке.
Она держала резчики в ее руки, которые внезапно она поднятым в
донос к потолку.

“Вот женщина!_ Что чар-р-р! Клянусь, мы расстанемся, она и я, но немедленно.
В этом доме она больше не будет есть. Это разбивает сердце; немыслимо. Я
был добр к ней.... Когда у ее четвертого маленького ребенка родились камешки—Бах,
о таких мелочах не говорят! Я прошу ее в ответ: приготовь мне
эту телячью вырезку с осторожностью. Пусть она будет просто коричневой ... с
начинкой —вот так! — начинкой, которую я приготовила своими руками. Моя ди-урр, должна ли я
стыдиться этого! Я, которая думала доставить тебе удовольствие.... Ты, который говорил
мне о том, как трудно купить телятину.... Ах! Я помню — и приношу ее домой
этим утром я улыбаюсь, я немного торжествую — почему бы и нет? в конце концов, это
случай, что вы пришли поесть сюда, в мои бедные покои — я хочу
оказать вам честь — И _эта женщина_ — она все испортила. Она улетит. Сырое мясо!
Моя ди-урр, это оскорбление для тебя, моя гостья....

Графиня пыталась успокоить ее, вывести из свирепого уныния.

“Даур-линг, видишь—иит не так уж плох. Я ем немного ... с удовольствием. Верно, что
Я не выношу недожаренного мяса, меня бросает в дрожь при виде него, но твоя мысль обо мне
была для меня всем. Это вызывает слезы. Видишь, я съедаю еще немного.... Мы
haf пришлось смириться с моком из-за этой к-р-руэльской войны. Тогда садись, дорогая.
лоррен, и сегодня, через неделю, ты будешь дежурить со мной в моей маленькой квартирке.
мой повар Людовик будет специально проинструктирован — он никогда меня не подводит.,
Людовик — такой преданный. _Ch;rie_, тебе следует содержать мужчин, а не
этих очаровательных женщин. Я говорю это тебе. Стыдно портить хорошую телятину....
Но, - после паузы и с наигранным энтузиазмом, “ какой превосходный!
картофель!

“ То, что ты говоришь, исходит из твоего благородного сердца! ” воскликнула Ла Лоррен. И
обняла подругу.


II

“ Разве они не восхитительны? - спросила я. Дэвид усмехнулся, как он и Ричард шел
Эджвер-Роуд.

“’Um. Тебе нравятся эти ромовые люди, не так ли? Он ударил меня два старых
женщины подняли большой глупая суета вокруг телятины, вот и все”.

“ И какого сорта людей ваше Неблагодарное высочество считает
улучшением по сравнению с Ла Лоррен и графиней?

- Разумными людьми, вроде Даннов. Я собираюсь остаться с ними на следующей неделе.
Грев дома, тренируется для R.N.A.S., а юный Фрэнк только что из Осборна.
”

“Вот, садись в автобус Оксфорд Серкус — я хочу купить подарки для всех.
сегодня днем, чтобы любили меня, когда я уйду. Ты можешь помочь мне выбрать — у тебя
такой вкус и оригинальность, дорогой Ричард!

“ Чувствуешь себя бодро, не так ли? ” проворчал Ричард, когда они поднялись на крыльцо.
верх автобуса. Ливень смыл два ряда сидений, освободив их
для них.

“Ты бы тоже так поступил, если бы избавился от кошмара, подобного моему ...”

“М—да, я кое-что знаю о том, как избавиться от ночных кошмаров”. Это было
черным сентябрем в день его восемнадцатилетия, но Деб спасла его.... В
любой момент он мог ожидать услышать от Самсона, что тот освобожден
от интернирования и имеет право поступить на военную службу. Так что Ричард тоже был в приподнятом настроении
хотя они не прыгали, не ликовали и не кидались друг к другу
и не сыпали речами так неудержимо, как Дэвид. Дэвид был в
ртуть в настроении накануне его отъезда в Палестину.

“Только бы не получить приказ убивать евреев. Мужчины с такими лицами, как у меня, и
изящно-юмористические носы, как у меня.... Я часто лежал без сна и думал об
этом ... бросок в траншею напротив, и моя винтовка в животе
другого еврея, дергающего ее, чтобы вытащить — вытащить ... в то время как он смотрел
на меня—своими глазами.... Ну, слава богу, я не жалел, что в
минимум!”

“Я не думаю, что они собрали бы всех немецких евреев, которые там есть, в
части траншеи напротив вашей”, - возразил Ричард.

“Одного было бы достаточно, спасибо”, - мрачно. “Я бы не возражал".
"лежать среди этих чванливых прусских стриженых голов, которые всегда
сталкивали евреев с мостовой... но на войне действительно есть разница.
с кем воевать.

“Не вижу этого”.

Дэвид рассмеялся: “Я мог бы знать, что даже у Ричарда Второго есть свои
ограничения!” и действительно, зародившееся позже понимание Ричардом вещей
под поверхностью снова несколько сгустилось за последний год его
отсрочки приговора.

Подошел кондуктор, и Дэвид сказал: “Я постою за мороженое, если
ты постоишь за проезд”.

“Хорошо. Тогда одолжи мне несколько медяков, пока я не разменяю фунт”.

У Дэвида было всего полкроны, и кондуктор вернул Ричарду две монеты
и четыре пенса. Дэвид посмотрел на монеты и скорбно.... “И, у, _’не
заплатить за Зе тр-рам тарифы,” он пел, подражая мюзик-холла иврит
комик. “Я предвижу много неприятностей в будущем из-за этих расчетов. Смотри!”
с внезапным диким креном на правый борт— “Нет, не туда, ты, осел! Написано мелом на
тротуаре!”

“‘Британские войска за Иорданом’ — это хороший ход!”

“И он говорит: "Это хороший ход!’ Он говорит это бесстрастно, как будто это
британские войска через Риджентс-канала—Человек, человек, где твое
воображение? Имена—древние имена—не уволят тебя?
Иерусалим! Беэр-Шева! Газы! Гора Синай! Красное море!... Почему они
наша история—_ours_. Они зовут, как трубы. И подумать только, что я буду
там, среди всего этого, через несколько недель. Наношу удары за свою собственную землю!
Ричард, это — это сводит меня с ума .... ”

Глаза Дэвида горели ярко-карим огнем; его губы дрожали— “Разве
тебя не волнует, что евреи собираются отвоевать Святую Землю для
Евреи? — Это должно вас волновать, ” взмолился он.

“Я не знал, что ты сионист”.

“Я — сионист, и эта война должна была сделать тебя тоже сионистом.— Пойдем,
мы выходим на этом углу.—Разве это не доказало неопровержимо, что у тебя
должно быть какое-то место, где можно быть патриотом, если ты вообще хочешь быть патриотом
? У англичан был один спазм освещения, с помощью которых они видели
и так еврейский полк был сформирован, и поэтому они дают
нас Палестине после войны.... Израиль для израильтян — и наша
благодарность Англии.... ” Дэвид спрыгнул на тротуар, зашагал по
на несколько мгновений в молчании, а потом сказал в своем большинстве ни в чем не факт
голос—“они узнают, что еврей может дать свой фунт плоти, а также
как утверждают это”.

“Они хотят избавиться от вас — и в этом весь спазм”, - съязвил Ричард.
молодой сионист—энтузиаст: “Сыт по горло Избранной расой — слишком умен наполовину".
половина”.

Но Давид был в слишком лучезарном настроении, чтобы поддаваться на провокацию. Он просто провозгласил
в ответ на насмешку:

 “Принц без меча,
 Правитель без трона;
 Израиль следует своим поискам.
 В каждой стране гость,
 Во многих странах лорд.,
 Ни в одной стране он не король.
 Но пятая Великая Река хранит
 Тайну своих глубин
 Только для Израиля,
 Так было приказано....

“Ни проблеска отклика? Ни одного?”, уставившись на бесстрастное лицо своего спутника.
 “Это Киплинг, ты знаешь. Ты должна быть переполнена им.
— Будем ли мы пить газировку с мороженым в "Фуллере" сейчас или сначала зайдем за покупками?

- В “Фуллере" сейчас, - кратко выразительно. И они вошли маршем.

“Да, Киплинг должен быть богом вашей подающей надежды мужественности: дородный и
жестокий и неистовый, и попавший-черт-возьми-с-гвоздем-в-его-проклятую-голову ...
все такое. Я полагаю, у тебя над умывальником приколото "Если", не так ли
ты?

“Не в восторге. (Малиновый, пожалуйста....) Неплохие стихи. Мне нравится Руперт
Брук.

“Нет, никогда не нравился? Вы _are_ - маленький комочек сюрпризов....

 “Вот я, потный, больной и разгоряченный,
 А там затененные воды освежают.
 Наклоняюсь, чтобы обнять обнаженную плоть.
 Темперамент всех немецких евреев—
 Пейте пиво со всеми подряд ”.—

Да, он поэт, это верно. Как он заставляет почувствовать всю его тоску по
прохладному мерцанию английского ручья - его отвращение к толстым телам, и к
хриплым влажным голосам, и к солнечным бликам на изгибах их клювов?”

“Ты можешь понять эту часть? Боже милостивый, как забавно! Я должен был
подумать...”

“Что?” Глаза Дэвида, полные сдерживаемого веселья, встретились с глазами Ричарда поверх
края его бокала.

“Я должен был подумать, что это оскорбит тебя. Какого черта ты
смеешься теперь, Redbury? Я рад, что ты не отплыть в Палестину каждый
-завтра.... Ты повсюду; как Деб раньше перед
партии. Вот— нет— ” когда банкнота легла рядом с ними, “ мне нужна сдача на
фунт, чтобы расплатиться с вами за автобус. Вы можете договориться со мной об этом
позже.

Сдачу принесли.; восемнадцать шиллингов. Ричард дал официантке
четыре пенса медяками.... “Пойдемте”.

“Это были мои четыре пенса”, - сказал Дэвид. “ У тебя не было ни гроша в кармане
. Деньги закончились из полукроны, которую я одолжил тебе в автобусе, когда мы добирались до Стэнда.
я заплатил за проезд. Это будет серьезное дело для урегулирования,
Маркус. Им следует заняться немедленно.

“ Все очень просто: если я одолжу полкроны, как ты говоришь...

“Если бы? Ты заплатил”.

“И я оплачиваю твой проезд за пенни так же, как и свой, тогда я должен тебе два шиллинга и
четыре пенса...”

“Нет, не платишь. Ты должен мне два шиллинга шесть пенсов. Нет, два шиллинга восемь пенсов. Мой собственный
оригинальная Half-корона и два пенса за проезд.”

“Почему я должен платить тебе два пенса за проезд—ты не автобус
проводник? Два-и-четыре я у тебя в долгу. Я не могу дать тебе четыре пенса — я их
только что отдал, и у меня больше нет мелочи. Вот два шиллинга и я.
должен тебе четыре пенса ”.

“Ты _ all_ неправ, мой мальчик. Думаешь, ты сможешь научить еврея? Я буду отстаивать свои
права до последнего полпенни, даже если для этого мне придется взять тебя с собой в Палестину.
- Спорь, - ухмыльнулся Ричард.

“ Не спорь.

“Ты должен был оплатить проезд на автобусе, а я - газировку с мороженым. Это было
залог. Чертовски щедрый залог, учитывая, что ты проглотил два, и
теперь они стоят восемь пенсов.

“Сумма не была указана в залоге. Продолжай ”.

“Если ты платишь за автобус два пенса, мой и твой, из своих собственных денег,
тогда явно несправедливо вычитать их из полкроны, которую я тебе одолжил,
и верни мне только два шиллинга и задолжай четыре пенса. Видишь?”

“Но ты одолжил мне денег, чтобы заплатить.” Ричард сделал mistily воспринимать
Дэвид был belabouring, но не могут куда-то резко сфокусировать его.

“ Только до тех пор, пока у тебя самой не появится какая-нибудь мелочь. Теперь она у тебя есть.

“Хорошо, но ... тогда _ ты_ должен _ мне _ за газировку с мороженым, они должны были быть
твоим делом”.

“Согласен. Два шиллинга, и вычти два пенса, полкроны и
четыре пенса официантке, которую ты мне должен, — выходит...

“Привет, подожди! Мы сокращаем зарплату официантки вдвое. Может, теперь все сделаем как надо?
мы приступили.”

“Два пенса за твою долю официантки; добавь это к моим четырем пенсам, которые ты
дал ей ....”

“Почему?”

“Что "почему?”

“ Получается шесть пенсов. Мы не давали ей шесть пенсов. Ты пытаешься
обмануть меня, Редбери, потому что я соображаю медленнее тебя....

“Когда ум язычника не был медленнее нашего?” засмеялся Дэвид.
“Язычник должен заплатить”.

“Не забывай, что он язычник только наполовину. На чем мы остановились? Давай
начнем все сначала. Ты должен мне два шиллинга и два пенса за газировку с мороженым и
немного официантки: это понятно?

“Держись за это. Тогда ты должен мне полкроны и два пенса за проезд, и
два пенса за то, что я немного поработал официанткой, и еще четыре пенса.

“Все дело в тех четырех пенсах, которые всегда всплывают. Не понимаю, откуда они берутся”.

“Вы взяли их из моих полкроны, чтобы заплатить официантке”.

Ричард выглядел таким обеспокоенным, что Дэвид расхохотался.

“Шейлок, у нас будут деньги?’ Давай, не сдавайся; это скорее
спорт.

“Спорт!... Вот смотри, давай оставим все это, где это, мы ни о нас
много из своего кармана.”

“Оставить все это, где он!” с презрением. “Неудивительно, что иврит wearieth
провисание и глупая незнакомка, и желания очень сильно нация его
родную плоть и кровь”.

“Ты будешь сыт по горло своими родственниками и кровью, когда ты
не сможешь обманывать их, как вялый и глупый незнакомец”.

“Нам придется импортировать нескольких из вас специально для этой цели”.

Ричарда поразило, что, хотя Дэвид в этом споре привлекал внимание
к своим собственным расовым особенностям только для того, чтобы выставить их напоказ, все же в его смеющемся упорстве также присутствовал
скрытый слой серьезности.

“Я предлагаю, - сказал Давид, - что как мы, к сожалению, не способна регулировать
дело в нашей голове—после обучения государственных восемь лет в системе высшего
математики—что мы реконструируем, как мы идем вместе, передавая деньги и
взад-вперед, пока мы получим это право. Сейчас... мы снова в автобусе. Ты платишь!

“Одолжи мне полкроны”, - послушно сказал Ричард.

“Тогда верни мне мои полкроны, чтобы я одолжил тебе”.

“Это не пришло на автобусе”.

“Это приходит сейчас!” Дэвид потянулся к карману Ричарда и
вытащил монету. “Вот и ты”, давая ему; в то время как Пикадилли
посмотрел на изумленного, на двух молодых людей, проходящих большим вниманием прислушиваются к голосу деньги
взад и вперед, когда они прогуливались по тротуару. “Теперь ты отдашь его обратно
мне целым и два пенса за проезд... это верно, не так ли? Ты
_агрид _ оплачиваешь проезд. А потом мы расплатимся с моим маленьким долгом.

Ричард медленно вернул полкроны и два медяка.... На мгновение задумался.
затем с воплем набросился на своего товарища, вырвал
его пальцы разжались и извлекли пенс....

“ Понял! - выдохнул он. “ Так вот где ты меня обманывал, да?
Будь я проклят! Я оплачиваю ваши билеты, да, но я не плачу их _ тебе_
нет. Иначе я бы заплатил им вдвое больше. _Got_ Ты, Дэвид Редбери!”

“Доверчивый маленький мальчик, не так ли?” Дэвид восхищенно передразнил его. “Сколько
времени это заняло у твоего невзрачного ума? Двадцать минут. И мы проехали много миль мимо
магазина, который я искал. Вот тебе два шиллинга и два пенса, которые я тебе должен. ‘La commedia"
finita!’ - страстно пропел он своим прекрасным тенором.

“Заткнись! Разве ты не видишь, что продавцы сэндвичей стесняются”.

“ Мне нужно купить прощальные подарки для всех, включая тебя,
Маркус. Что бы ты хотел? Ветхий Завет, чтобы возродить твой ленивый
патриотизм по отношению к коленам Израиля?— Взрыв благодарности! Тогда сюда,
”. Он потащил Ричарда в "Хэтчардз"; купил Ветхий Завет
и сразу же подарил ему; выбрал также богато украшенный тиснением В.Б.
Йейтс для Нелл; и его с трудом отговорили от выбора "Фридриха Великого"
Карлайла в качестве тактичного подарка своему отцу. Затем,
в другом магазине он купил роскошную китайскую вышивку, чтобы сформировать
занавеска на окно для одной из комнат Беатрис и шарф для Гедды.
Ричард был поражен своей уверенностью в выборе среди ярких цветов
и роскошных блестящих текстур, а также тем, как они ему понравились. Его
личность, несомненно, была как дома среди богатых восточных тканей, как и
Ричард и продавец, явно второстепенные.

“Не Соломон во всей своей славе был одет так, как они”, - пробормотал
Дэвид, когда продавец уходил со счетом и пятифунтовой банкнотой.
“Вы когда-нибудь слышали историю о мальчике в еврейской школе? Они прочитали ему это
главу, а потом спросила: - что Соломон сказал, Когда королева
Шиба повалил ее сокровища перед ним?’ ‘Pleath, учитель,—он Тед:
‘Вот ты вант для де много?”

Никто не мог сказать, еврейскую историю с такой совершенной интонация и жест
и послушай, как Давид; и признательность Ричарду эхом по
отдел.

“ Как вы думаете, я мог бы преподнести графине небольшую дань уважения киноварью,
в тон ее волосам? У нее были великолепные волосы, у этой женщины. С двумя длинными косами
и кувшином на голове.... Я, вероятно, пошлю за ней.
когда я утвердюсь там — придет время, когда я буду тосковать по
рельефному курносому профилю, на который можно смотреть, как мечтал Руперт Брук
Грантчестер. Она будет мне женой...

“Женой?”

“_The_ Женой будет Рахиль, и волосы у нее будут темные, а не алые;
а шея золотисто-коричневая. И она будет ходить по золотисто-коричневому песку
так, чтобы из кувшина с водой не пролилось ни капли. Ты знаешь,
Ричард, большинство наших подруг в Хэмпстеде, Мейда-Вейл и
Бэйсуотер стали ватными, когда к ним приходили целые поколения прислуги
им придется ужасно много практиковаться с чем-то вроде
проволочного каркаса на голове, прежде чем они научатся правильно балансировать свои
питчеры ”.

“Не верю, что они вообще придут. Многие сионисты, о которых я слышал,
в панике, что их схватят против их воли и отнесут
пинками на борт Доброго корабля ”Иерусалим"."

“На нас напала банда газетчиков и заставила пьянствовать за нас; за меня, Давида, царя
Сиона...”

“Царь, да? Ты сделаешь это!”

“Ты придешь и будешь моим великим визирем, о Ричард”.

“Это из "Тысячи и одной ночи". Ты что-то перепутал, не так ли?”

“Смертельная привычка к точности присуща людям, лишенным воображения”.

Ричард хмыкнул.

“Когда ты рядом со мной, это все равно что прогуляться с переносным фермерским двором”.

“Ты еще ничего не купила для своей матери”.

“Мне нужно купить несколько серебряных рамок большого размера. Около месяца назад меня сфотографировали, чтобы сделать ей сюрприз.
они получились довольно удачными. Скотская
неприятность—но она саднила так, никто из Кон. Он никогда не _would_ пусть
самому быть приняты.... Так что она поимеет меня в полудюжине разных поз
благослови ее господь, на всякий случай — не то чтобы ее волновало все это в целом.
очень похоже на тот отвратительный маленький снимок Кона, над которым она всегда корпит.
.. но все же ....

Его энтузиазм на мгновение притупился.

“У нее сейчас такие паршивые времена. Хозяин настоял на своем
из-за дальнейшей переписки с тетей Анной в прошлом году — точно так же, как
повлияет ли это на народы, если две сестры напишут свои трогательные любовные
маленькие письма, в которых они рассказывают друг другу о погибших сыновьях и о трудностях, с которыми им приходится сталкиваться
в наши дни найти хороших слуг.... Но черный занавес опущен
теперь между Хэмпстедом и Берлином — и маме всегда интересно, что там
продолжая скрываться за этим. ” Он на мгновение замолчал, затем возмущенно выпалил:
“Какой вред, по его мнению, это может причинить ...” и оставил предложение
незаконченным. Но Ричард, под словом “он” мелькнула полная картина
Отто, очень желчный, настоящий Джинго, в искусстве дисциплинирования Трудхен....

“Люди нынче странные ...” - вот и все, что он нашелся сказать.

“Странно и наоборот”, - задумчиво произнес Дэвид. “Будет ли какая-либо
страна во всем мире, кроме Англии, гарантировать, что ее военнопленные будут
питаться жиром земли, в то время как ее собственный народ хочет? Это своего рода
великолепное рыцарство с полными мозгами — немцы этого не понимают;
заставляет их смеяться. Это в высшей степени комично, если вдуматься....
За что Аллах создал английский сумасшедшая, самая безумная всего человечества!’”

“Это-давняя традиция рыцарства до сих пор поддерживаются
официоз. Я сомневаюсь, что это у людей еще в крови; они
ропщут по этому поводу — называют это предательством, а не рыцарством”.

“Это всего лишь оставшиеся в живых люди, а не бойцы. Кто-то усваивает плохие привычки
, если остается.... Я рад, что мы оба в гуще событий
сейчас, Ричард.

“ Да ....

“Для тебя это нормально? Я имею в виду, ты уверен...”

“Филлипс обещал. Я еще не слышал...” Но он был так уверен, что он
быстро сказал: “Конечно, я могу быть разочарован в любой момент, на самом деле, я полагаю
У меня нет ни единого шанса ...”

Дэвид улыбнулся бессознательной еврейской черте, обнаружившейся в полуеврее:
инстинкт, который боится доверять собственной удаче — вслух; инстинкт
который научился бояться продолжительности удачи и думает, что
умилостивьте Иегову притворным недоверием. Сам Дэвид
вел себя подобным образом с самого раннего детства. Жертвы
преследование — было ли это преследованием или правосудием, которое теперь свершилось над Ричардом и ему подобными?
дети Ничейной земли.... “Преследование - это за то, что ты _бываешь_,
что-то не так; правосудие - за то, что делаешь_ что-то не так”, - пришло Дэвиду в голову
во вспышке озарения. Никто не мог помочь _бывшему — на протяжении веков...
Евреи—негры,—рабы—гугеноты—ранние христиане-саксонские крепостные....

“Я собираюсь поехать домой на такси; эти посылки слишком тяжелы для меня. Ты идешь
совсем другим путем, не так ли?

“ Да. Пока.

Ричард быстро повернулся и зашагал прочь в направлении Гайд-парка.
В углу. Он внезапно осознал, что Дэвид является неотъемлемой частью
его жизни; и Дэвид теперь был замкнут, возможно, навсегда, во всех своих
гибких воплощениях сияния и меланхолии, глубоких мыслей и
озорные выходки; Дэвид страдает перед камерой, потому что
он понимал, как его мать переживала из-за сходства с Коном; Дэвид
перечисление имен с карты Палестины в пьяном экстазе от их ассоциаций
Дэвид жестоко иронизирует над отношением своего отца к джингоизму;
Дэвид валяет дурака из-за двух пенсов посреди Пикадилли....
Ричард пожалел, что его не призвали в то же время, что и Дэвида,
и таким образом он не испытывал острого чувства одиночества....
“Я рад, что мы оба сейчас в гуще событий, Ричард” — и Дэвид бы
понял, почему он не задержался с прощанием. На Дэвида можно было бы
положиться, что он поймет — всегда.

Он нашел письмо от своего шурина Самсона Филлипса, ожидавшее его в Монтегю-Холле.
в Монтегю-Холле его ждало письмо от Шурин. В нем кратко говорилось, что сэр Эфраим Филлипс сделал
все возможное в вопросе освобождения Ричарда от интернирования;
но учитывая то, что он был немецкого происхождения, с отцом не на что
натурализованный срок, не более чем приобрести тот вариант, который он
должен быть призван на службу в Трудовой батальон——

“Нет, клянусь Богом!”

Ричард скомкал лист в руках и яростно швырнул его
в стену. Трудовой батальон! Солдаты, которым не разрешалось
носить оружие? Солдаты, которых отправили на фронт и которым не разрешили воевать
? Компромисс был позорным.... И Дэвид сказал: “Я рад, что
сейчас мы оба в гуще событий, Ричард ....”

Это было нормально для Дэвида, стопроцентного еврея. “Я не собираюсь быть наполовину солдатом", - пробормотал Ричард. - "Я не собираюсь быть наполовину солдатом".
”Я не собираюсь быть наполовину солдатом". А для интернированных, чем быть томят на
износ хаки, сходя с ума от звуковой пистолет-гром. А для интернированных, чем
—и через две недели он будет восемнадцать.




ГЛАВА IV


Я

“ И не будет ли неделикатным спросить, ” сказала Джиллиан, “ почему меня вдруг
пригласили выпить с вами чаю на этих безупречно респектабельных лужайках? Я
тронут, Деб, правда тронут; Я даже оставил нескольких веселых малышей из
траншей, чтобы они сами о себе позаботились, пока я ковыляю сюда; и я купил
скоро будет новая шляпа — тебе нравится?

“Это чудовищно”, - откровенно ответила Деб. “Сними это немедленно, кто-нибудь
может увидеть тебя в этом; так лучше. Почему ты не привел своих раненых
солдат?”

Джиллиан выглядела озадаченной, и Антония, смеясь, объяснила: “Веселые малыши
ребята из окопов - это не то, что ты думаешь, Деб; и я сомневаюсь, что
родственники вашей жены одобрили бы их присутствие здесь за чаем — этого достаточно для
для начала, вам должно быть разрешено пригласить Джиллиан без кортежа
спутников-бациллианцев. Как ее в конце концов приняли? Мне тоже любопытно.”

“Мой муж познакомился с известным титулованным специалистом, который случайно упомянул
что брошюра с совершенно жутким названием, опубликованная в прошлом месяце
некой Джиллиан Шервуд, раскрыла одну из самых блестящих частей
исследования современности; и что весь медицинский и научный мир
были в состоянии трепетного благоговения — это правда, Джиллиан?”

“Я полагаю, что да”, скромно. “Но со стороны твоего мужа мило не обращать внимания на мою"
немного помимо добродетели, Деб”.

“Знаешь, он не совсем не обращал на это внимания. Самсон не владеешь искусством
видом. Он обошел ее со всех сторон, тяжело дыша, почти
год; а затем повесила на него ярлык: "_экцентричность гения". Не следует
путать с "Падшей женщиной". Поэтому, пожалуйста, не плюйте!”

“ Задница! ” фыркнула Джиллиан.

“Чтобы ты не возгордилась, я могу упомянуть, что миссис Дольф Кэрью, также
приглашенная сегодня на чай, была и ушла, чтобы ей не пришлось
встречаться с тобой, Джилл. Я так понимаю, что у нее скромный роман в QT
с неким графом Антуаном ... но некоторые женщины выставляют напоказ свои романы
так бесстыдно перед лицом всего мира, что р-р-действительно, моя ди-урр,
никто не может быть связан с ними. Человек шокирован, извините — так что
ужасно сожалею ... но добрая миссис Дольф Кэрью приходит на чай пораньше.
с доброй миссис Самсон Филлипс - о, но очень рано...

“Я _не имеют дело,’” возмутилась Джиллиан. “Разве это мало
осторожность зверя Манон представить, что я дешевого французского романа? Deb, Deb
_darling_, ты сказал ей, что множество седых профессоров
всегда можно найти сидящими на корточках у моих ног?

“ Да. ‘Мы не впечатлены’.... Убеленный сединами профессора-не _Society_, после
все.”

Антония размышлял: “мы могли бы поставить Клифф в историю французского
Подсчет ... ”

“Слишком занят с Винни, чтобы в данный момент быть дублером Бога Мщения”.

“_винни?_”

“_клифф?_”

Джиллиан кивнула. “М. Прошлой ночью. Странно, не правда ли? Знаешь, она всегда
испытывала к нему странное влечение ... она была такой безмятежной и пухленькой, а он
такой худощавый и порывистый ... он пытался, и пытался, и пытался_ пробудить ее
к какому-нибудь проявлению эмоций, пока не сходил с ума от неудачи...
а она просто лежала на диване. Я часто наблюдал за ними. И вот, наконец, в
каком-то безумии он предложил ей жениться — и она действительно была удивлена.
Скорее удивлена, но не ужасно. Она сказала: ‘Представь. Ты когда-нибудь. Что
то, что ты говоришь, Клифф!’ - Джиллиан передразнила медленную, жирную речь Уинифрид.
Уинифрид с точностью, которая вызвала смех у обеих ее спутниц ...
хотя Антония была очень бледна, а губы Деб печально изогнулись: "Если, конечно".
Клифф вообще был склонен жениться ... “тогда почему не я - в то время?”
наполовину смеясь, но все же немного удивляясь, как Уинифрид Поттер удалось добиться успеха
с Клиффом там, где все остальные потерпели неудачу, и отдельно подвели итог
его изображают бесполым — милого старого Клиффа - типа дядюшки — пролетающей кометой через
их жизни.— “И он безмерно, фантастически счастлив в своем выборе”.
Джиллиан добавила, не подозревая о подводных течениях: “Так же, как и я и Тео - Нет, так это я".
и Тео.... Это тоже звучит неправильно, не так ли? Тео сделал все, что мог
флиртовал с ней, примерно за пару часов.... Пока и никаких.
дальше, ты помнишь? — а потом ему наскучило, что она всегда где-то рядом.
дома. И это потребовало от меня много дополнительной работы — я не жалуюсь, — но
просто упомянул об этом, и теперь все кончено. Конечно, мы не могли выгнать ее,
но мы с энтузиазмом ускоряем свадьбу. И тогда мы двое
останемся наедине...” тихо. И никто, видя ее глаза и ее
рот, могла бы усомниться в успехе своего первого эксперимента с
дерзким, но недостойным греком.

“ Зои знает?

“ О Клиффе и Винни? Я так не думаю. Я ожидал, что она будет здесь сегодня.
днем.

“Нет, она незаменима в Военном министерстве по понедельникам днем, а не пара бездельников вроде тебя.
тебе повезло с генерал-майором, Антония,
у него, кажется, всегда бывают приступы желчи!—Я получил очень
письмо в стиле Зои, намекающее на плодотворный эпизод в кинотеатре, где она
небрежно положила ногу на сиденье перед собой и случайно
оставлял ее там, даже когда кто-то садился, и она возвращалась с запиской
внутри — я имею в виду туфлю — говорилось, что он был _follement ;perdu_ из the pretty
лодыжка, и встретит ли его владелец и т.д.”

“Типичное приключение Зои, французское и все такое. ‘Мужчины могут приходить и мужчины могут уходить’,
но для нашей Зои всегда найдется достаточно! даже в наши дни ”.

“В конце концов, ей нужно ровно столько дверей, сколько есть в ее квартире, и
одна вон там. В чем дело, Антония?”

Антония сказала: “Вот юная Нелл - и она выглядит... странно”.


II

Нелл Редбери медленно прошла через лужайку к чайному столику под
желтеющий каштан. Прибыв туда, она остановилась в молчаливом ожидании.
допрос; ее пристальный взгляд был прикован к Джиллиан.... Никто не произнес ни слова; трое старших
девочек чувствовали себя так, словно их ущипнули и держали в клещах трагедии, и каждая
была напугана....

“У меня будет ребенок”, - сказала Нелл, наконец, глупым голосом ребенка, повторяющего урок, который она не совсем поняла.
"Доктор сказал так. Мамы плакали.“ "У меня будет ребенок.""У меня будет ребенок.""У меня будет ребенок", - сказала Нелл.
"У меня будет ребенок". И отец сказал, чтобы я больше не возвращалась домой.

- И это все! Джиллиан чуть не рассмеялась от облегчения. “О, ты счастливчик"
маленький дьяволенок — нет, я не это имел в виду — ты все еще такой же ребенок, и
это довольно грубое невезение, но все же — кто и где малолетний муж? Я
полагаю, это Тимоти?

- Да, - ответила Нелл серьезно, но все еще стоял немного в стороне от
чайным столом. “Но он не мой муж. Мы—я—то думал, ты будешь доволен”.

“Потому что я сделала это сама?” Ее богиня внезапно стала суровой.

“Да”. И снова припев: “Я думала, тебе будет приятно. Ты
сказал ... вы все сказали.... Я забыла, что ты сказал”, - и внезапно
поникла от усталости.

“Что бы я ни сказала и что бы ни сделала, это было не для такого ребенка, как ты”, - Джиллиан
жестоко проинформировал ее, в двойной попытке оживить апатию девушки
и лишить ее сознания собственной совести. “Возможно, я сказал, что там, где
брак невозможен, лучше заняться чем-то другим, чем размышлять
и хандрить ... но в твоем случае брак _is_ возможен; возможен и
естественный и неизбежный. Особенно сейчас.... Нет ни земной, ни небесной причины
юная Нелл, почему вы с Тимоти должны подвергать себя таким испытаниям
неудобства из-за того, что вы не женаты, и вы, несомненно, будете
пропустили через церемонию в самый первый момент, когда он смог уломать уйти и
вернуться. ”

“ Да, ” снова согласилась Нелл. И, помолчав, добавила: “ Но он не вернется.
 Это было сегодня в газете.... Они убили его.

 * * * * *

Она все еще стояла немного поодаль от группы за чайным столом, глядя
со скорбным вопросом на Джиллиан, которая не выдержала и разразилась дикими
рыданиями. Затем, чтобы ее не поняли, она повторила: “
Доктор говорит, что у меня будет ребенок. И мамы заплакали. А отец сказал...”

“Тебе не нужно идти домой, моя дорогая, моя дорогая.... Ты придешь ко мне домой с
я. Все в порядке, тебе нечего бояться, я позабочусь о тебе.
ты... да, вы обе... ” Это Антония, повинуясь
непреодолимому порыву, бросилась к Нелл, крепко обняла ее и посмотрела в лицо
обернулся к двум другим с вызовом во взгляде, который обжигал.

“ Вы оба больше не собираетесь вмешиваться во все, что касается Нелл.
разве вы не причинили достаточно вреда? с твоими разговорами и твоим примером
и всякой ерундой?—Никого, кроме тебя, не касается, что ты делаешь со своей жизнью,
не так ли, Джиллиан? —не так ли? Я знал, что кому—то придется пострадать -древний
закон—на тех, кто нарушает законы—и уйти безнаказанным, и эта бедная
Кидди.... О, черт возьми, ваша великолепная свобода, и ваша новая эра, и ваша
путаница во всем, что ясно и правильно — проверено временем.
Прогресс — _это_ ваша статуя прогресса? Она указала на Нелл Редбери,
теперь несчастно прижавшуюся к напряженному эрегированному телу старшей девочки....

“Бесполезно кричать на меня, Антония, я ужасно ответственность в данном случае”
Джиллиан признала. “И конечно, это мое дело, а не твое, чтобы взять
Отвези Нелл домой и присмотри за ней...

“ С Тео насчет дома?

Джиллиан молчала. И тут вмешалась Деб: “Ей лучше с Антонией, Джилл.
_Я_ не можешь ей дать приют, но самое ужасное--” Самсон, она знала, будет отображено
Милосердие в этот кризис.

Джиллиан тихо сказала: “Если Тео сможет помочь ...” - Ей было трудно
выразить словами свою убежденность в том, что Нелл всего восемнадцать, и это
возможно, было бы теплее для ее застывших эмоций, если бы это передал даже Тео
Пандос — что мужчины все еще существуют на свете и все еще желают ее ...
зимний проблеск надежды на будущее.

Но было бессердечно переводить ее смысл перед Нелл, чья
пухлый серьезный молодой любовник был только что мертв.... И гнев Антонии
снова развевался, как знамя на ветру:

“Тео—_помощь_? разве он не такой же неразборчивый в связях, как и все вы — как Деб, как
Клифф ... когда вы повсюду занимаетесь любовью ... обсуждали секс.
просто ради удовольствия.... Деб трепаться об тратить ее молодой
конечности—не забыли мы, что говорить, Нелл и И.... Нелл не
забыл на какую-то цель.... Давайте все жить своей жизнью—пусть все
текущий кого-то другого.... Ну, это был веселый лужу стороной, в то время как он
продолжалась! Ну же, Нелл, ” ее голос понизился до невыразимой нежности.
Не оглядываясь, она поддержала дрожащую, цепляющуюся за нее фигуру
младшая девочка пересекла лужайку и вошла в садовую калитку. “Такси!”
они отчетливо услышали ее призыв. И ответный скрежет колес по обочине
.

Их отъезд был одним из маленьких аспектов войны: женщина поневоле
зависела от более мужественной женщины ... во время рокового полета во Франции
осколочные пули пробили шатающиеся самолеты....


III

“Деб”, Джиллиан подняла белое от ужаса лицо, спрятанное в ладонях;
“Деб, она права. Антония права. Я виноват в этой маленькой трагедии”.

“Я тоже. Мы все поговорили—и забыли, что Нелл слушала и не совсем
понимаю”.

“Я сделал больше, чем говорить ... в результате чего Нелл ребенка
Я хотела и отвергала себя.... Кажется, я не смогла спасти этого бедного
маленького ребенка любви с самого рождения, в конце концов! Но, конечно, я _должна_ иметь
смысл говорить, должны быть, прежде всего, случай и повод перед
девочки бросил брак во все тяжкие.... Какая возможная причина могла быть у этих
детей валять дурака?

“Нелл не может сделать отдельного исключения. То, что ты сделал, было хорошо — для нее.
Она взяла пример и привила его неразборчиво.

“ Антония назвала нас всех смертельно неразборчивыми в связях ... но Антония... - Джиллиан
заколебалась. “Артемида на рубеже”, - заметила она через некоторое время. “Деб— наступает
время, когда девственность неизбежно становится старой девой. Это довольно
опасное время.... Антония сохранила яростную чистоту...

“В знак протеста против нас...”

“Возможно.”

“В какую неразбериху мы попали, Джилл, каждый из нас, с тех пор как мы сошли со старого пути"
”Мы выбиваемся на простор, в этом нет сомнений."

“Мы движемся вперед. Но переходный период
нельзя пропустить, как скучный отрезок истории. Обязательно будет
поколение мучеников между старым и новым. В любом контексте
развития. Образование — и пол- и религия - и национальность...” она
некоторое время молча размышляла. “Да, это подходит в каждом конкретном случае....”

Национальность.... Мысли Деб вернулись к ее брату. Она беспокоилась, не
услышав от него или видел его с тех пор Самсон написал это письмо
предлагаю компромисс трудового батальона, более чем через две недели
назад. И чтобы завтра был восемнадцатый день рождения Ричарда....

“Для следующего поколения все будет в порядке. Многие из нас не уверены
и все же — спотыкаясь вперед и назад в сумерках — они отказываются от устоявшихся традиций
прежде чем ухватятся за эквивалент, поддерживающий их.
И некоторые из нас должны быть принесены в жертву по ложному пути, чтобы доказать их
неправильно”....

“Не мой ребенок, так или иначе,” Деб воскликнул с внезапной горячностью. “ Она не станет
жертвой ни-ни. Достаточно одного из нас.

“ Ты будешь воспитывать ее по-старому?

“Так строго, как только могу, указываю правильное и неправильное, хорошее и порочное ...
где бы она ни остановилась и ни задумалась. Я собираюсь следить за ее моралью;
Я собираюсь сказать ‘не надо’, и я собираюсь задавать вопросы, и запретить ей
вещи. И быть шокированным, когда это необходимо, я должен быть шокирован...

“Ты, маленький реакционер!”

“Да... Я знаю. Не пойми меня неправильно, Джиллиан — я считаю, что лучше всего быть
сначала вдумчивой, а потом смелой — такой, какой была ты. Но моя дочь
Наоми—я вполне уверен, что это будет дочь,—будет отчасти Филлипс;
загублена в самом начале. Самсон, по крайней мере, поколение за еще
переходный период. Он почти вымер. И он будет ее отцом ”.

“То есть, если ты выйдешь замуж за тюремного надзирателя, это избавит тебя от хлопот, связанных с
воспитанием ребенка как заключенного?”

“Если Наоми взбунтуется, она будет против этого.... Я хочу, чтобы она была счастлива. О,
Мне было невыносимо видеть, как она путает и экспериментирует, как я путал
и экспериментировал; неудачница, как я потерпел неудачу. Она должна научиться угождать семье Филлипс
и соответствовать стандартам Филлипс. Для нее есть
счастье только в соответствии.

“А для тебя?”

“Да — и для меня. Это отчасти расовой, вы знаете. Еврейская девочка не
предназначены для Пионер свободы”.

“Нелл--”

“Нелл, я искренне верю, что ради твоего большего отдыха этой ночью, Джиллиан,
все равно уступила бы. В глубине души она действительно страстная — не только
Роман поверхности.... Я говорю, разве это не любопытно, как мы всегда выражает сожаление по поводу
отходы фанатичных толерантности Шарлотта Верити на Антония, который не
оно надо?— Теперь это великолепно подходит Нелл. Она сделает из
Нелл героиню, и ей просто понравится, что она рядом.

“Шаблон предвзятый ...” - пробормотала Джиллиан. “Значит, со времен первой эволюции из хаоса, о Дебора, было также
решено, что ты должна
наконец-то вписаться в схему Филлипса?”

“Похоже на то”, - не совсем печально. “Когда я попытался поиграть в
старую игру, всего один раз, просто для развлечения, она вежливо сообщила мне, что это
не имели дальнейшего использования моих услуг”, - и вдруг она призналась в
Джиллиан ее экспедиции на Джермин-Стрит, три месяца назад.

“Блэр вел себя довольно хорошо”, - было единственным комментарием Джиллиан.

“О да. Блэр - человек с опытом. В нем есть мягкость — Если бы
это был галантный, вспыльчивый молодой рыцарь, к которому я прилетела на самолете
подавленный мятеж, он бы убедил меня покинуть свой дом и
мужем, и доверила бы ему свое будущее — и мы были бы несчастливы навсегда
с тех пор ”.

“Сэмсон все еще что-то подозревает?”

“Да, вплоть до выхода в печать; время от времени. Но я могу противостоять
этому”.

“А что ты противопоставляешь этому?”

“Очарование”, - просто призналась Деб.

Джиллиан рассмеялась, но не смогла объяснить свой смех. По тону, которым
Деб сказала: “Я могу противостоять этому”, было восхитительно очевидно
что Самсон предлагал своей жене новую игру, игру в
повторное завоевание.... “Это занимает и забавляет ребенка”, - размышляла Джиллиан.
“и, конечно, в конце концов она усыпит его подозрения,
особенно...”

“В декабре все будет в порядке”, - предсказала она Деб, которая, в свою очередь,
весело булькнула и отказалась сказать почему.

 “Жена полковника и Джуди О'Грейди
 Под кожей они сестры”.

—в данном случае вы представляете Джуди со всей полнотой иллюзии
Филлипса в роли дамы полковника ”.

“Дайте определение иллюзии Филлипса. Это всплывает в вашем разговоре, как
Голова короля Чарльза ”.

“Иллюзия в том, что любая девушка полюбила бы Самсона; что я люблю Самсона;
что я счастлива; что я делаю все возможное, чтобы осчастливить Самсона; что мы
счастливы все вместе; что мы - единая семья. Аминь. В конце концов,
Иллюзия станет фактом. Это одолеет меня... это уже намного
сильнее меня ”.

“Ты по натуре легко приспосабливаешься, не так ли, Деб?!”

“Ужасно... да, и это тоже вписывается, Джилл, потому что, если бы я был
очень решительным самим собой, загнанным в угол и дерзким, я бы взбунтовался
и продолжал бунтовать, и призвал Наоми к бунту ... и нам было бы
некомфортно всю оставшуюся жизнь. Но для меня, такой, какая я есть — самое
податливое, сговорчивое, умеющее подражать существо на земле — я понимаю, о, ...
терпимый комфорт и смирение впереди ”.

“Невыносимый дискомфорт и бунтарство - лучшие вещи для души,
Деб. Они стимулируют ее ”.

Но Деб только сказала: “Иллюзия Филлипса ’ это слишком для меня ...”




ГЛАВА V


Я

Весь этот год надежд и отсрочки Ричард лишь смутно осознавал, что
атаки мистера Грайса продолжаются; но они более или менее прекратились.
не причинив вреда убеждению, что в сентябре 1917 года наступит сентябрь.
его собственный шанс доказать англичанам, англичанин он или нет.
Сейчас же ... Мистер Грайс не стал лучше вести хозяйство, и Ричард снова оказался
беззащитным перед старой измученной агонией ответственности
... _ он_ совершал зверства; _ он_ сражался нечестно; _ он_ был
немец, немцы.... Нет ему места во время войны — нет места
впоследствии. Где он родился? Где вырос? где по закону принадлежит?
Где его симпатии?... Повсюду—нигде-нигде. Какой
стране он был нужен? В какой стране унесла его? В какой стране и в
что бы он пострадал во время Великой войны?—Еврей, то, по крайней мере? Или
Социалист— отказник по соображениям совести?

Но у него нет убеждения сомневающихся даже его упрямый лояльности
schoolboyhood. Он больше не школьник. Он был человеком—человеком с
нервы. Нервы давали Ричарду покоя.

В течение недели, последовавшей за письмом Самсона, он не пожалел о своем отказе
служить в Трудовом батальоне. С моральной точки зрения он считал уклонение от службы
презренным — для него; хотя и достаточно хорошим решением для тех, кто действительно
был равнодушен к борьбе и беспристрастен в вопросах. Он
не сожалел об этом; тем не менее, его отвращение к интернированию переросло
снова в болезненную одержимость. Он положительно не мог выносить ни звука
, ни вида этого слова. И тогда мистер Грайс начал щеголять пуговицей с надписью
“Интернировать их всех” — Ричард отправился к семье
Даннс на свою последнюю неделю свободы. Он вспоминал с нежностью и
с ощущением далекой прохлады и покоя, обтянутая ситцем гостиная
в коттедже; портрет коммандера Энтони Данна над
каминная полка; ее атмосфера такая небрежная, несомненно английская; вспомнил
также, как естественно в те рождественские каникулы 1914 года он вписался
в эту комнату и то, что она обозначала. Возможно, здесь был покой от
демонов, преследующих его; а также уверенность в том, к чему по духу он принадлежал
. Если с ним было “все в порядке” среди Даннов, то с ним было — все в порядке.

Обитая ситцем гостиная, выступая от имени Даннов, отвергла Ричарда
Маркус; грубоватый и беспечный Энтони Данн был определенно настроен враждебно
по отношению к нему — и Энтони Данн по-прежнему доминировал в своей семье, благодаря
окружающей дубовой раме. Ричард с благодарностью предвкушал эту комнату,
картины, модель военного корабля, диковинки с Тихого океана
Острова, Япония и Малайя; альбомы с участием Гревилла и Фрэнка.
их разные этапы верности военно-морским традициям, the battered.
на полке книги для мальчиков, все о море и морских боях.
и морские герои; вид на низменные поля за окнами; он
предчувствовал все это и забыл, что он уже не неаккуратного
участник. Комната теперь очень определенно сообщала ему, что он был
посторонним; виновным в том, что он родился; комната тихо, но мрачно
навязывала Ричарду свою индивидуальность, как символ всего, из чего он
был исключен. Данны жили в Эссексе, в Маркет-коттедже, с тех пор, как
пять поколений; Данны всегда были военно—морскими служащими, преданными делу
Морская служба Англии началась задолго до того, как возник вопрос о войне; их патриотический
о верности даже упоминать не нужно — ее можно принять абсолютно за
согласен; это было так - как было в этой комнате. Что Данны когда-нибудь уедут.
шататься по Континенту и заводить своих сыновей не в тех местах ...
зал лениво презирал саму идею. Данны были совершенно, совершенно уверены заранее,
где они родятся и где будут похоронены. Один
из них поселился в другом графстве, а один — отец Молли - женился
девушка из Лондона; это были их лучшие поездки за границу. И один Данн
научился бегло говорить на иностранном языке, испанском ... это было
отличной шуткой среди других Даннов. И когда их профессия требовала от них
за широкими морями, в незнакомых портах и на островах, эти моря и порты
и острова мгновенно стали английскими ... или английский для них, что было
одно и то же. На них просто не повлияло то, что не было английским.;
точно так же, как комната не впитала в себя диковинный аромат от разбросанных глыб.
камни и кораллы, оружие и вышивки. Они были яркими и
достаточно интересными — но яркими и занимательными только при условии терпения; настоящими
были ситец, вид, альбом.

Ричард возненавидел эту комнату.

Затем он возненавидел Фрэнка. Фрэнк был разговорчивым четырнадцатилетним парнем, который
встретила Ричарда с двуколкой пони по прибытии на станцию в
ближайшем городке; прежде чем отправиться в Маркет-Коттедж, расположенный в
четырех милях отсюда, Ричарду необходимо было заехать в полицейский участок и
покажите его документы, фотографию и так далее; и ответьте на вопросы чиновника
о поиске. Любопытство Фрэнка настояло на том, чтобы сопровождать
Ричард внутрь, вплоть до длины даруя гроши на ежа
держать пони; он думал, что все дела “Рома”, ни предыдущие оценки
в Dunnes никогда не подвергался весь этот сыр-бор.... - Спросил Фрэнк
причина переполоха — множество вопросов о регистрации -повторялось
фактически на протяжении всего ужина: “Пятимильное ограничение — что это значит?
Что вы не можете уехать отсюда дальше без специального разрешения? Хорошо
Господа! Грев, ты слышал это? Тогда ты не сможешь пойти с нами на встречу на
Четверг. За что сгноили для вас! разве тебе это не противно? Слушай, покажи Матери свою фотографию
, ладно?— ту, на которой ты показывался в Участке. Я полагаю,
они думают, что ты шпион! Тебе тоже нужно показывать отпечатки своих пальцев?
Как у старого проклятого каторжника, не так ли?..”

Ричард не мог заставить себя быть разговорчивым или информативным по поводу
темы регистрации; и Фрэнк, взбешенный его грубостью, пришел к
вывод о том, что Ричард был шпионом, и как таковой должен быть под запретом
на интимную близость и наблюдение.

Ситуация беспокоила Гревилла, тем более что он не мог полностью
искренне защищать Ричарда— “Видите ли, мама, он совсем не такой, каким был
раньше. Я имею в виду, он был довольно веселым старикашкой, когда был здесь в прошлый раз,
не так ли? Но теперь — он становится красным как огонь, когда Фрэнк треплет его по поводу
полиции и так далее ...

“Мы должны просто сказать Фрэнку, чтобы он прекратил, если Ричарду от этого неудобно.
В конце концов, он наш гость”.

“Да... но мама... если... если...”

“Что, дорогая?”

“Если бы Ричард чувствовал себя таким же ... таким же преданным ... ну, как другие парни, он бы рассмеялся, не так ли?"
он, когда Фрэнк...” Красивый молодой младший лейтенант военно-морского флота не был
психологом. “ Ты ведь не думаешь, что в этом что-то есть, правда, мама?
Я бы никогда и не мечтала о таком, если бы Ричард так не изменился с тех пор, как
учился в Уинборо. И Фрэнк всегда ругает этого ребенка за то, что он
подружился с немцем. Я, конечно, довольно часто бью его по голове.;
но _ почему_ он робеет, как старая ломовая лошадь, когда мы говорим о войне?
Я имею в виду Ричарда?

Миссис Данн улыбнулась: “Я не думаю, что Ричард - шпион на жалованье у Германии,
Грев, если это то, что у тебя на уме”.

“О, я тоже”, - очень быстро.

Его мать ждала; очевидно, нужно было размотать еще больше клубков недоумения.


“С немцем нельзя иметь ничего общего”, - выпалил Гревилл.
“Но что делать, если он заранее твой приятель?”

“Интересно ...” - миссис Данн задумалась, хотя вряд ли понимала, что
в таком затруднительном положении оказались очень многие ее коллеги-англичане.

Гревилл не было мальчика, который бы никогда по своей воле
совершать какие-либо действия, которые в наименьшей степени сложный и эксцентричный.
Ричард был таким же нормальным и стойким последователем "прими-это-как-должное"
, как и он сам, когда они впервые объединились в пару как неразлучные люди. Так что
крушение нормального мира Ричарда, по необходимости, повлекло за собой подергивание.
там, где он присоединился к миру Гревилла.

“Я думаю, ты кое-чем обязан старой дружбе, мой мальчик”.

“О, этот ребенок не станет погибающим дезертиром, будь уверен ...”
В доказательство чего Гревилл вызвал Ричарда для долгого блуждания по
медленно краснеющая страна. Они двигались по большей части в
молчании, как всегда привыкли делать; но раньше это было то самое
молчание, которое означало “все хорошо”, тогда как теперь оно было неуклюжим — случай
сказать было нечего. Для естественного расположения Гревилл был для анекдотов
в оружейную—радостный рассказ о том дне, когда они “взяли фрицы,”
или технические подробности его обучения на р. н. С.—А.
Спутник расположен лицо и односложные признательность был обескураживающим на
такие темы. Даже если бы Гревилл понял, что другой болен
зависть, а не так, как он думал, скучно, она вряд ли бы вынесла
вопросы более комфортной. Общие воспоминания об Уинборо были достаточно безопасны,
и повторялись спазмами, но интерес Гревилла был вытеснен
более свежими, более жизненными вещами; и случайные приступы Ричарда к
" abstract subject", как ни странно, были адресованы скорее отсутствующему Дэвиду, чем
Гревиллу: — “Вы когда-нибудь замечали, что почти все популярные песни, которые они
в них есть что-то о долгом-предолгом пути или о долгих-предолгих тропах?” он
заметил однажды, когда хор группы в хаки вдалеке доплыл до
они уносились обрывками, уносимыми ветром. “Длинная, длинная дорога во Фландрии или Франции,
прямая, обсаженная тополями ... усталые люди тащатся все дальше и дальше с
ощущением бесконечности, как на картине Невинсона, но странно, что это
это должно было отразиться в самих песнях ”.

Гревилл мало разбирался в дорогах, да и заботился о них еще меньше.

Они были в тот момент на окраине соседнего города; в
дорога из особняков, живописный и остроконечной: все так беспокойно и
кропотливо разные, и все так мрачно и так. На всех них были написаны их имена
на воротах; и одно из них было “Хеймат”. Нижняя губа Ричарда
сардонически искажено.... “Хаймат” — дом — после трех лет войны с
Германией! Кто в своей простоте осмелился выставить такое название напоказ?
Задумчивым группа ссыльных из Фатерлянд, которые все еще цеплялись за свои
язык, носил плед, и плетеные корзины, и дурацкие носки, пил кофе
на завтрак и пела в хоре вокруг пианино после ужина?—Нет—они
назвал бы их дом Омдурман или кедры или Кенилворте; был
это вероятность того, что второй Отто Redbury бы иметь смелость жить
за воротами с “родины” окрашены смело на нем:“в нашей позиции—”?
Хаймат, вероятно, приютил безмятежную английскую семью, которая
приняла название рома, которое они нашли при переезде, и произнесла его
неправильно — и кто мог бы с безопасностью жить в доме под названием “Кайзер
Вильгельм” и до сих пор не вызывают подозрений. Возможно, у них был древний
Немецкая гувернантка, которую они терпели и укрывали до войны,
и она хранила в своем сентиментальном старом тряпичном мешке сердца секрет
понимание “Heimat” и находила в нем утешение....

Гревилл, который не заметил дома под названием Хеймат, прервал его
размышления товарища: “я сказал, Ты слышал, старый Роджерс была его
ноги по воротам?”

“Плохая примета! Мы победили Dumfield подач, когда он был капитаном”.

“Да, но он не был знаком с Ротенбургом. Ты помнишь Ротенбурга?”

Да— Ричард вспомнил Кона.

“Немецкая фамилия, не так ли? Что с ним случилось?”

“Д.С.О. и убит в Вими”, коротко. Ему стало интересно, собирался ли Гревилл, как мистер
Грайс, сказать “его следовало интернировать”? Даже тема разговора
об Уинборо была опасной, могла привести к ... признание, которое все они
пытались вытянуть из его чувствительного нежелания.

Ибо это был последний результат нервотрепки Ричарда, который он вообразил
заговор со стороны семьи Данн с целью заставить его произнести
вслух — громко закричать — тот факт, что он немец. Поэтому он строго следил за своей речью
, хотя и не сомневался, что они в конце концов добьются своего
.... “Угрюмый нищий!” - прокомментировал юный Фрэнк. “ Молли приедет завтра.
посмотрим, может, она его немного разбудит!

“ Фрэнк, я не хочу, чтобы ты рассказывал Молли о Ричарде.

“ Что— не то чтобы он цветущий...

“ Нет, дорогая.

“ Почему, мама? Мне кажется, Молли следует быть настороже. Возможно, она захочет
выходи за него замуж. Это было бы славное старое развлечение.”

Миссис Данн серьезно ответила, что он может доверить ей ответственность за
защиту пятнадцатилетней Молли от заключения союза
с врагом.

“Ты собираешься в R.F.C., Ричард?” - спросила Молли в свое первое утро.

Они были в саду, и у нее на губах были пятна темно-сливово-фиолетового цвета.

“Нет”.

“Вы говорили в прошлом году—нет, в позапрошлом, не так ли?—что ты не
увлекается ничем, кроме комиссию в ВВС. И я собиралась
обработать крылышки и надпись "per ardua ad astra’ на шелковом носовом платке для
ты. Повезло, что я этого не сделал.

“Куча парней, которым ты мог бы это сделать”.

Молли вонзила крепкие заостренные зубы в пушистую синеву еще одной сливы;
а затем спросила: “Ты собираешься в военно-морское управление?”

“Нет”.

“Тогда артиллеристом?”

“Нет”.

“Кем ты собираешься стать, когда пойдешь в армию?”

“Я не пойду в армию”.

“Белое перо!” - она сверкнула на него глазами. Она была склонна рассматривать
Ричард, как и ее особенное свойство, когда они встретились на рынке
Коттедж. Хоть он и поддразнивал ее, он всегда был гораздо более мягким
в бою, где она была обеспокоена, чем Гревилл и Фрэнк. Так что она
она не была готова сейчас, когда в порыве страсти он схватил ее за плечи
и встряхнул— потряс— “Ты, маленькая бестия...”

Его пальцы глубоко впились в ее плечи; она попыталась внезапным рывком
вывернуться из его хватки... не смогла.... Затем, проявив неплохую
находчивость, сорвал перезрелую сливу с ближайшей ветки
и швырнул ее в лицо Ричарду: “Черт!”

“ Совершенно верно, ” холодно сказал он, отпуская ее. - Предательница, если хотите— шпионка
и трусиха, - и он усмехнулся ее немому изумлению. Внезапно, странным,
порочным образом, он начал наслаждаться этой сценой. “Ты угадала, Молли.
Только гунн мог схватить девушку и трясти ее. Я был бы счастлив сбрасывать бомбы
и на младенцев тоже; и стрелять в полутонувшего мирного жителя в воде.
Мы все такие. И я был бы счастлив... ” он замолчал и посмотрел на
девушку; скользящий луч солнца сквозь листву упал ей на
лицо; на полураскрытые губы цвета сливы; показал ему сердитое золото
веснушки покрывали ее большие карие глаза. Сорванец в синей сарже с жесткими каштановыми волосами
... да, но это обещание большего ... для него.

Он двинулся к ней - и она быстро сорвала еще один темно-лиловый шарик.

“ Брось это.

“Гунн! Гунн! Гунн!” - дразнила она его.

“Есть вещи, которые человек не может помочь, Молли,—а также слишком много
вещи, которые вы даже не начнете понимать, Молли—вот почему ты не
хорошо для меня, просто в настоящее время. Однажды, когда у меня будет время, я, возможно, потрудлюсь
заставить тебя понять. А может, и нет. Тем временем... ” Его рука метнулась к
пролетающей сливе, отвела ее, притянула ее в свои объятия и поцеловала
грубо ... затем более нежно.... Она была пассивной, признавая с
интересно, что это вдруг не грубые издевательства школьник, но
мужчина упрямый, свирепый и довольно неохотный, который уловил ее неповиновение
и усмирил его.

Но что за вздор! Ричард! Да ведь ему было всего восемнадцать; моложе, чем
Грев — а Грев, конечно, еще не был мужчиной, хотя и сражался....
Ричард даже не сопротивлялся — от этого румянца ее смуглая кожа покраснела, когда
она вспомнила его презрение: “Есть слишком много вещей, которые ты даже не начинаешь
понимать, Молли...”

“Мне все равно! Мне все равно!” - бушевала она шепотом.

“Мне тоже все равно”, - последовал ответ тем холодным мужским голосом, который
рассудок все еще с трудом мог признать принадлежащим Ричарду. “но если я когда-нибудь пойму
заботься, Молли, тогда я, черт возьми, женюсь на тебе, и у тебя будет Гунн вместо мужа
хочешь ты этого или нет — так что тебе лучше быть повежливее сейчас .... ”

“ Я не— ты не...никогда... не отпустишь меня, Ричард!

“ Тогда сначала поцелуй меня. Мне нравятся твои поцелуи, хотя ты мне и не нравишься.

В последнем стремлении к свободе она откинула голову назад ... и увидела
его глаза, грустные светлые глаза, прищуренные под изгибающимися веками — что-то
похожее на голубя-акробата, который бешено переворачивался снова и снова в ее груди.... С
судорожным вздохом она подставила ему свои по-детски пахнущие фруктами губы ... и метнулась
прочь между деревьями фруктового сада.

Ричард прижал два сжатых кулака ко лбу....

“Что я ей сказал? — выглядит так, как будто я схожу с ума....” Часть
его самого, казалось, холодно отделилась от остального — и затем была рывком возвращена
на свое место... это было неприятное ощущение; как и стыд.
с которым он смирился с тем фактом, что у него не было никакого контроля над
любыми фокусами, которые могли бы использовать его мозг и тело в сотрудничестве с гоблинами.
решили сыграть с ним.

Убеждение, например, что количество людей в Ассамблее, состоявшейся в
угрозу и опасность для него ... медленный ужас что ум общался
в плоть — он не мог усидеть на месте между стенами, полом и потолком,
когда люди давили на него со всех сторон и душили, блокируя выход — с
людскими голосами, жужжащими, как осы ... тяжелое, настойчивое кружение
движение ос над едой ... да, он должен был уйти, если хотел
дышать, если хотел жить ... его голова, его глаза, его уши и шея,
его запястья, кончики пальцев и колени, каждое из которых билось по-своему.
пульс — как он мог спокойно сидеть в кресле, за столом, со всем этим
лихорадочные импульсы нарастают и пульсируют в неравной мере, и этот один большой
пульсация в левом боку усиливает власть над остальными — он должен выйти на открытое место
или умереть там, на глазах у всех, перед замешательством Гревилла,
и громкое презрение Фрэнка, и крик Молли: “Черт! Гунн! Гунн!”... он
предпочел умереть в одиночестве.

“Я должна пойти домой ...” но дом - это больше общественные трапезы, и мистер Грайс,
и движение, и тротуары, заполненные людьми. Еще всего несколько дней
сейчас — только завтра и послезавтра — только завтра - и сам ужас
был бы там, на месте ожидаемого ужаса. Как бы это было, если бы ему
нужно было бежать — и он наткнулся на колючую проволоку — и его повернули обратно ...
огороженный колючей проволокой? _Senseless_ колючая проволока—это
противника по фехтованию, вы можете разрезать ее, сломать и на окоп противника,
принеси винтовку разбив вниз на толстый розовый голову ... Прусский голову ... розовая
голова ... грязь и вши, и вязкая, липкая кровь,
и холодный, влажный холод.... Это было во Франции—войну—свое первородство—первородство
все растет, с 1914 В мужчины. Ой, блин ... это горячее вздутие
снова ощущение на висках — нет, не внутри, а снаружи ... и
почему они так старались загипнотизировать его, чтобы он объявил вслух, что он
был немцем? даже миссис Данн, даже Гревилл ... и Фрэнк, конечно, с
Молли, которая теперь его партнер и сообщница. Все они были веселые и безмятежные
и достаточно—не счастлив, они не оставят его в покое? Они и ситца
гостиной и что—то незнакомца поужинать с ними в это воскресенье после
церковь. Кто это был? Местный врач? Доктор Грейсон? Он не привел с собой свою
жену ... извинилась, сказала, что простудилась; Ричард знал — ему было все равно
приводить ее в дом, где остановился немец; ей, возможно, придется
пожмите ему руку, а она поклялась не здороваться за руку с немцем
опять же— поэтому она предпочла остаться дома. Данны говорили о том, чтобы
пригласить мистера Роудса, его сына и дочь — очень порядочные люди, Ричард
помнил их с прошлого раза ... и тогда вопрос о приглашении их
был внезапно оставлен, с большой демонстрацией такта со стороны миссис Данн
со стороны: “возможно, они не захотели бы приехать так скоро после того, как бедняга Хэл
смерть” — но Ричард снова заподозрил конфиденциальный последующий разговор
между Гревиллом и его матерью. “ Лучше не надо, мама, пока Ричард здесь.
он уезжает завтра. Но они из тех, кто подумает...

... Неужели Фрэнк никогда не перестанет есть пудинг? яблочный пудинг с салом — уже две порции.
теперь третья. Фрэнк сделал это намеренно — дьявольски — он
знал, что Ричард сошел с ума, когда захотел встать и выбраться из этого тесного помещения....

“ Кофе, я думаю, в гостиной, ” предложила наконец миссис Данн. “ Какая
жалость, что идет дождь, а то мы могли бы посидеть на улице.

Они все вместе, ликуя, направились к комнате, в которой
висел портрет коммандера Данна. Гревилл в своей простой, энергичной манере
объяснял какие-то авиационные тонкости доктору Грейсону, который слушал
с уважением.

“Эти молодые люди — они показывают нам весь путь!” он улыбнулся Фрэнку в
сине-золотой форме, Молли в форме девочки—гида - его взгляд скользнул по
Ричарду безучастно - значит, он знал? Они сказали ему, или он, должно быть, сказал
обратил внимание на всю эту квадратную мускулатуру, облаченную в штатское .... Голоса, похожие на
настойчивых ос ... преследующая угроза теперь была в комнате с ним.
... здесь всегда было хуже всего ... с фотографией коммандера Энтони.
Данн. Что там говорил Доктор? кое-что о немецких военнопленных
нанятых для работы на ферме по соседству ... но это было частью
заговор, чтобы подтолкнуть его к его заявлению — таким образом направить разговор в нужное русло ...
часть заговора....

“Они ленивые свиньи, знаете, не сделать ход работы при
надсмотрщик отвернется--”

“Зачем они?” - спросил Ричард.

Осиный гул затих; все лица повернулись к нему, любопытствуя услышать.
Заговор сработал, как и ожидалось.

Дурак! зачем он заговорил? ... этот проклятый новый трюк - видеть все вокруг
и с другой стороны. Но он упрямо продолжал: “Как ты думаешь,
если бы я был английским пленником в Германии, я бы нанес еще один удар
от работы на их проклятой чужой земле, чем от меня потребуют силой?

Молли и Фрэнк обменялись быстрыми взглядами. И Гревилл беспокойно нахмурился.
Затем доктор Грейсон сказал с безупречной вежливостью: “Я полагаю, что это довольно сложно,
полагаю, для любого, кто не является полностью одним из нас, оценить нашу точку зрения.
точка зрения. Ведь вы не совсем англичанин, не так ли, мистер Маркус?

_ Он знал!_ ... он знал достаточно хорошо - он задал вопрос только для того, чтобы затянуть время
его ответ — он должен получить его тогда!... Фрэнк многозначительно улыбнулся Молли....
Ричард увидел его — и комнату, маленькую, обитую ситцем гостиную, которая была
вся Англия была рада, рада, рада его надвигающемуся унижению.... Нервы
натягивались все туже и туже — потом они натянулись, как лопнувшие струны— “Вы
не совсем англичанин, не так ли, мистер Маркус?”

“ Нет, ” внезапно закричал Ричард, “ я немец. И я ненавижу англичан — я
ненавижу их...

Это была неправда. Когда он бросился к двери, по коридору и наружу
в сад, все, что в нем оставалось в здравом уме, не поддавалось крику; он сделал
не ненавидел англичан—любил их—хотел быть похожим на них—хотел принадлежать
им — сражайся за них. Но они подтолкнули его ко лжи. И теперь он
не смог бы жить, сказав это ... море было где-то рядом ... он будет бежать
, пока не доберется до моря....

Звук шагов за спиной ... он бросился вперед, скользя по
пропитала землю.... Еще шаги, громче—только дай ему уйти—если есть
было потрясение впереди колючую проволоку, чтобы остаться с ним ... он избежал бы
колючей проволоки, сбежал бы от толпы, которая вот уже два с половиной года
преследовала его по пятам ... никогда еще он не был так близко, как сейчас .... “Шнабель! Schnabel!”
мягкий дождь струился по его лицу ... опустив голову, прижав руки к бокам.
тяжело дыша, он бежал в слепой панике....

“Я не могу догнать нищего”, - сказал Гревилл, возвращаясь к
гостиная. “Я позвонил ему, тоже.... Я думаю, что он вернется, ладно?”




ГЛАВА VI


Я

Почему он раньше не подумал о самоубийстве? Посмотрел на спокойно и
бесстрастно, с чисто деловой точки зрения, это был единственный курс
для него—отсутствует жизненно важная поддержка, которая людей в наше время черпали из любви
своя земля. Ричарда раздражало, что, хотя он и добрался до
моря нигде не было видно — оно терялось за широкими полосами грязи. Он прислонился
к перилам, которые отделяли дорожку рядом с железной дорогой от полосы
из крупного песка, угрюмо решивший не пересекать все это болото,
пока не найдет достаточно глубокой воды, чтобы утонуть; казалось, даже самоубийство,
это должно было стать трудностью и одолжением; —что ж, море могло прийти к нему само - он
подождет обратного прилива.

Он, должно быть, больше пяти миль; это было все, что он знал его
местонахождение. Когда он зарегистрировался, было ясно, что для него
Побережье Эссекса была запретная зона. Очевидно, это было название Ли.
маленький городок в устье реки, в который он попал случайно. Там было бы полстолбца
в местной газете: “Вражеский пришелец утопился”... Возможно, две строчки в
Лондонской прессе, среди других незначительных новостей.

Ричард пристально вглядывался в горизонт, где мог быть медленный прилив его желания
. Теперь он был спокоен, почти оцепенел душой и телом, мало заботясь
о недавних потрясениях, где так скоро должна была воцариться пустота. Он беспристрастно поинтересовался
сколько времени? Около шести часов, если судить по
западной пирамиде непрозрачных грозово-серых облаков, бледно-желтое солнце раскалывается
его вершина разлетается на куски и рассыпается валом за валом тусклого
осветите треугольник и переходите к безграничным зеленым, коричневым и
палевым оттенкам, придавая ему мерцающий фантазийный оттенок, подобный оттенкам макрели.
Клочки голубого неба отражались в фиолетовых лужах. И участки грязи
были почти невидимы для кораблей, их кили глубоко врезались в землю, как будто
целый шатающийся флот внезапно повалился на борта
и был бессилен ... веревки, сети, паруса и снасти, старые бочки и
пароходы и остовы кораблей. Сцена была забита битком и усеяна мачтами. Позади
станция, и ее скрип, и хлопанье сигналов, и ворот, и вагонов с углем,
фиолетовый газометр, казалось, безнадежно запутался в
скорбном пейзаже; а с выступающего волнореза черный
палец паровоза мрачно и обвиняюще указывал в небо.
Где-то далеко начался прилив; и монотонной вереницей
вверх по узкой серебристо-серой извилине вплывали рыбацкие лодки;
их обнаженные мачты все еще торчат торчком; маленькие темные фигурки людей
тянут веревки с обеих сторон или осторожно гребут с кормы;
маленькие темные фигурки, ростом с пингвина, терпеливо стоящие рядами на
ил, чтобы принимать грузы рыбы. За каждым уменьшающимся поворотом можно было увидеть другую лодку
; они могли плыть так вечно, и им нечего было разбить
их беззвучное равномерное продвижение. Небо теперь было все серое, а серое
и бурые болота едва притронулась к pearliness. Пульсация в воздухе усилилась
когда серый стальной дирижабль с грохотом пролетел, медленный и огромный,
на переднем плане. Дагон, бог рыб ... значительный бог серых
стальных войн....

От летаргического созерцания Ричард был незаметно загипнотизирован
тонким ритмичным возбуждением, которое пронизывает и витает вокруг
устье; устье, которое не совсем море; которое ведет к морю;
которое открывается так дико и щедро из-за простой ширины реки.
Рыболовецкие суда были доставлены, и люди исчезли с болота; но
для него это все еще было так, как если бы лодка за лодкой плыли вдоль изгиба
приливного ручья ... но сейчас его было едва видно ... воздух был полон
безветренных сумерек, и кили застрявшего в иле флота сотрясала дрожь; скоро
они начнут шевелиться и приподниматься....


II

Тишину нарушил вой сирены. Еще один, гораздо ближе.
под рукой, придавил и проглотил первый долгий хриплый всплеск звука.

Ричард знал, что два взрыва были сигналами о надвигающемся воздушном налете. Он
слышал Dunnes обсуждают возможность несколько в течение этой недели
урожай Луны. Несколько затяжных стопам стучал к неожиданной быстротой
и тишина. В маленьком городке у него за спиной и по всему побережью
он не ощущал паники, но чувствовал, что каждый человек находится в обороне; его засасывает
обратно за стены, ставни и занавески; он готов к прочным разумным действиям.
сопротивление случайного монстра и его мрачный отбор. Утром
население восстанут и будут стоять и сплетни бурно, с
частое повторение фразы: “Ну, я просто ... ” - “да, и я был
просто - ” но, теперь, все действия снято и ждет....

Ричард тоже подождал несколько мгновений. Затем, устав от неподвижности,
зашагал по тропинке справа. Он был поражен отсутствием
возня со стороны гражданского населения. Все очень хорошо для того, у кого не было
больше привязанностей к жизни; но эти обычные люди, казалось, считали
само собой разумеющимся, что их беспокоят посреди их
повседневные дела, встреча с таким гротескным явлением, как бомбы
, шрапнель и воздушные торпеды.... Их поведение пробудило в нем
ту же странную волнующую нежность, что и тогда, когда слепые демобилизованные солдаты в
мюзик-холле были “все еще увлечены вещами”. Некоторые люди были довольно
милыми.... Англичане... но он громко заявил, что ненавидит
англичан ... и поэтому ему пришлось умереть.

Он прошел мимо газового завода и вдоль дамбы, которая извивалась
через болота. Теперь вокруг него была открытая местность, и никакого шума, кроме
шелест камыша, далекое бульканье и плеск воды, время от времени
шлепанье какого-то мелкого животного в растекающиеся лужи. Всегда ли существовал
этот черный зияющий разрыв тишины между сигналом и первым выстрелом
орудийный грохот? Это был уникальный опыт Ричарда - воздушный налет снаружи
Лондон; и воздушном налете в Лондоне он был совсем
второсортный Роман.

“Первая линия обороны”, - вспомнил он, как Гревилл называл пояс
крепостей — Ширнесс, Шубернесс, Кэнви-Айленд, Тилбери и Грейвсенд.
Он напряг зрение, всматриваясь в очертания пригнувшейся береговой линии напротив
его, в тщетной попытке различить их. Первой линией обороны, он
повторяется один или два раза восторге—прежде чем он подтянулся, как дурак.
Что же такое тривиальное дело касается его?

Алло, это там стреляли? Нет.

ДА.

Или собачий лай?

Ричард упорно твердил себе, что это всего лишь собачий лай, чтобы заглушить
качество жизненного удовлетворения, зарождающееся в нем и восстающее вместе с
все более и более близкими звуками выстрелов.

Темнота была освещена опускающимися звездными раковинами; и сквозь тонкий белый
свет, который восходящий полумесяц распространял над устьем, внутренний
полет маленьких крылатых машин был виден отчетливо и изящно.

Ричард стоял неподвижно, уставившись на них, пока в порыве дикого
негодования он не столкнулся лицом к лицу с тем фактом, что они
были готами, и что они были над английской рекой, неся смерть
в английский город.

“Будь проклята их наглость!” - крикнул он в небо. “Это наша земля...”

Наша земля, шипящая в кошмаре пламени; утонувшая в оглушительных
орудийных раскатах. И эти маленькие черные фигурки, занятые своим вечерним уловом
всего час назад, _ наши_ рыбаки, могли бы мы помешать им
разрывается и болит?

“О, Христос—это хорошо!” как залп разбился со всех сторон сразу;
и гигантская пушка на острове и canvey ртом и отразился, прежде всего,
отдых. Наш_ заградительный огонь!... К черту этих захватчиков....

С Ричардом все было в порядке. Наконец-то он обрел то благословенное пристрастие к видению, которого
он лишился и которого так отчаянно искал. Он был, слава Богу, неспособен
теперь на разум, справедливость или здравомыслие — не сознавал себя и своего
положения, не обращал внимания на вражескую точку зрения. Всего лишь англичанин, чего он
стоил. Один человек за одну землю. Патриот... и — _в_ этом!... Он забыл
что он был один; раздирающий хаос вокруг него создавал иллюзию
того, что он является центральным участником; поэтому его одинокая фигура раскачивалась и скакала
на плоском волнорезе с бессвязным бормотанием ободрения и
ярости и безумным наслаждением.

Какая-то желтовато-серая фигура пробежала вдоль стены, вскинув руки вверх
чтобы прикрыть лицо.... “Алло, посмотри вперед!” Ричард предостерегающе крикнул — затем
выбросил руку и ухватился за ускользающую фигуру. - Ты тогда был почти на ногах.
Слушай, что с тобой? - обратился он к маленькому солдату.
цеплялась за него в неистовом ужасе, с молитвой, рыданиями и
богохульством вперемешку....

“Оо—э-э, Господи, опять этот резкий шум ... Не дай им— не дай мне
иди—я не трус, сэр, - streuth я не—ОГРН два года в
окопда, но эти пистолеты действительно что—то делают со мной внутри....
Ой—э-э... ” он упал, корчась и блюя, на землю рядом с Ричардом, когда
шквал, казалось, накрыл заблудившегося гота и потряс четверых
стороны света с торжествующим визгом и грохотом.

“ Контузия, ” пробормотал Ричард. - Капрал, судя по нашивкам и ... ей—богу!
Военная медаль”,—как поворот туники хаки в лунном свете выявлено
прокладка ленты пришиты к скудные груди человека.

Внезапно он почувствовал себя виноватым и устыдился собственного высокомерного спокойствия. Это
своего рода развалины - вот что война сделала с некоторыми из своих героев; “вот что
война должна была сделать со мной” ... он должен был быть слеп к этому
Мужчины Святого Дунстана: сломанный, как маленький кокни военнослужащий из Франции,
прячешься здесь, рядом с ним. Его ум и тело и пять чувств целом и
иммунная, было позором.

Ричард опустился на колени и крепко сжал дергающиеся запястья. “ Все в порядке.
- Все в порядке, - хрипло сказал он. “Послушай, они уходят в сторону Лондона; мы должны
немного помолчать”.

“Пока они не вернутся”, - всхлипнул мужчина, но дрожал уже не так сильно,
и вскоре принял сидячее положение.

“Выписан в "припадке" из орспиталя на прошлой неделе”, - прошептал он, губы
дрогнули в печальной улыбке. Его остроконечное веснушчатое лицо блестело
от пота, а пальцы все еще теребили траву; но он делал
усилие, чтобы взять себя в руки. “Док сказал мне, что у меня не должно быть еще одного такого ’здесь ’
приступы, но — я не знаю — это из-за шума, который это сделал. Я шел мимо
тихо - как в Бенфлит—милом вечере и все такое — когда эта чертова сирена
у меня начались припадки, и я бросился бежать ”. В его голосе прозвучало извинение,
и Ричард покраснел.

“ Все в порядке, ” неловко повторил он. “ Куда ты хочешь попасть?

“ Под прикрытием, ” сказал капрал с явным акцентом. “ Мы ближе
Ли, я полагаю, больше, чем Бенфлит; может, бросится к ’моей милой’ подруге
раньше.... О Боже! "не надо, не надо”, - как новая грохочущая вспышка из
орудий Ширнесса возвестила о приближении вверх по Темзе второй партии
рейдеров.

Укрытие? Ричард оглядел пейзаж; он был полностью открыт;
даже дерева не было; на плоских болотах не осталось ничего, кроме нескольких старых
брошенных лодок, перевернутых в грязи; одна из них у подножия склона,
где они и лежат сейчас.

“Лучше, чем ничего!” Это могло бы, по крайней мере, послужить укрытием для его напарника
, даже если никакой реальной защиты от шрапнели. Ричард спрыгнул
вниз со стены и, погрузившись по колени в грязь, потянул лодку на себя
изо всей силы своих плеч и мускулов.

“ Эй— ты не гоун? ” услышал он хныканье во время затишья в заградительном обстреле.
И “Скорее нет!” - ободряюще крикнул он в ответ; и ему удалось наклонить
полусгнившие доски так, что нос уперся в склон, в то время как
корма оставалась все еще вмурованной; таким образом, вогнутое днище лодки
накрыл крышей небольшое темное помещение — любительский блиндаж.

Между тем, вторые рейдеры не смогли преследовать своих лидеров
до Лондона; заградительный огонь усилился, окружив их, оттеснив
от точки к точке; было сброшено несколько бомб, которые взорвались с глухим звуком
сотрясающий звук, совершенно отличный от ружейной пальбы; и по всему побережью Кента
и Эссекса с визгом разлетелась шрапнель.

“Горячая штучка!” - засмеялся Ричард, когда мимо его ушей донесся стонущий свист; он
снова выскочил на берег и обнаружил, что капрал тихо плачет в агонии,
слишком измученный, чтобы сдвинуться с места. Без объяснений он осторожно поднял его; поместил
его “под прикрытием”, как он и желал. Затем он перекрыл отверстие в
наклоне лодки своим собственным квадратным коренастым телосложением. “Заткни уши с
ваши руки, вы ничего не буду знать о ней до утра,” он
крикнул через суд.

В настоящее время его спутница сказала: “я только что вспомнил, мне имя—это
Планкетт—Тед Планкетт.

“Ах— да?” Ричард был несколько удивлен такой формальностью посреди
контузия во время воздушного налета.

Пауза. А потом: “Ну—разве ты не собираешься сказать мне свое имя я сказал
ты со мной?” укоризненно.

“Ричард Маркус”.

“ Р! Набрался смелости, правда, Сынок Ричард Маркус?

И аттракционов сверкали глубоко посаженные глаза Ричарда, как он отражается на
качество срывать на потребу под бомбы огня лицом к экспресс
целью утопления.

“Вы когда-нибудь слышали комическую историю о слуге, который никогда не видел моря?”
он ответил вроде бы неуместно, но подумал о том, что прилив
временно помешал его намерениям. “Ей так не терпелось увидеть это".
что она украла драгоценности своей хозяйки, чтобы оплатить проезд до Саутенда.
затем они арестовали ее, когда она ждала прилива ”.

“Честно отделали!” - прокомментировал капрал Планкетт, слабо рассмеявшись. “Теперь меньше
скандалить, не так ли?”

“Я бы сказал, что некоторые из наших парней поднялись. Да—а!”, как преемственность
быстрые отрывистые удары были выбиты прямо над головой, потом повторил с
чуть дальше.

Капрал затих, уронив ошеломленную, измученную голову глубоко на руки
. И Ричард, обхватив колени руками, ждал, пока
в наступившей затянувшейся тишине не раздастся отдаленный грохот с суши, который
легко мог означать возвращение первой партии рейдеров из Лондона. Он
с нетерпением ждал возобновления звука ружейной пальбы; это определенно
утолило в нем жажду, которая жаждала такого удовлетворения три
года. Что ж, он не смог пойти на войну, но немного от
войны до него дошло.... Бог был — не так уж плох, в конце концов! Он был счастлив,
сидя там и ожидая.

“Вот они!” И в тот же момент он почувствовал теплую струйку, стекающую по
его шее. “Чирио! ранен в бою!” тот осколок, который
оцарапал так близко от его уха, должно быть, оцарапал ближе, чем он заметил
в тот момент.

“Да, вот они - жаждущие мести!”

... При последующем преобразовании земли, неба, воздуха и воды в
чистый шум он слабо слышал, как его товарищ извергал “Ад” в промежутках между
периодами сильной тошноты. Он незаметно просунул руку в отверстие
ее схватили и повернули влажные холодные пальцы.

“Знаешь, все в порядке”, - хрипло сказал Ричард. “Все в порядке....”

Последнего гота преследовали от устья Темзы до самого моря.
Последний грохот орудий затих вдали.

“ Осмелюсь предположить, что теперь все кончено. Планкетт осторожно вышел на свет луны
минут через десять. “ Можно и домой, ” и он
пошатываясь, поднялся на ноги. “Миссис будет удивляться”.

“Вы думаете, все кончено?” Ричарду не хотелось в это верить. Это
один нерв в нем все еще раздраженно дергался, требуя облегчения от автоматной очереди.

Капрал кивнул. “ Это будет ’альфа-ан-наш" или что-то еще, прежде чем они подадут сигнал.
Не могу дождаться этого. Ты идешь? - Куда?

Обратно в Ли? - Спросил я. - Я не могу дождаться. - Я не могу дождаться. - Ты идешь? - Куда? - Спросил я. - Обратно в Ли?— Нет, в данный момент нет. Ты сможешь справиться сам
? Это недалеко.

“В отличной форме”, - заявил другой. Он протянул руку к
Ричард — “Спасибо тебе, Сынок ....”

Мальчик выпалил в ответ на напомнивший укол старого шута: “Я родился в
Германия, вы знаете...”

Капрал Планкетт, М.М., был поражен непоследовательным признанием
... какой-то божественный импульс побудил его произнести исцеляющую речь. “Господи,
сэр, _это_ не имеет значения. Вы в полном порядке один из нас!”


III

... Наваждение исчезло. Это сделал капрал Планкетт. Капрал
Планкетт искупил вину мистера Грайса. Никогда больше Ричард не разгорячится и не станет
несчастным при упоминании ужасов Германии ... он не имел никакого отношения
к тому, что творили немцы. Родился в Германии, да, но— “Ты
один из нас”, - сказал солдат-кокни. Ужасно сумасшедший
навязчивая идея ответственности была отброшена; и в полной благодарности
Ричард лежал на дамбе в ту первую ночь сентябрьских воздушных налетов,
в полудреме, довольный тем, что услышал выстрелы, довольный....

Он не собирался утопиться. Самоубийство сдаться без
шанс. Крепкий деловой инстинкт Ричард отверг
предложение. Самоубийство было глупостью — прибежищем для слабаков и декадентов - он
мог бы найти для себя лучшие условия. Теперь, когда его дух был
привязан к одной земле и одному народу, факт продолжения официального
остракизм едва ли в счет шел. Ему придется смириться с этим как с фактом
и неприятностью, но никоим образом не жизненно важной.... Интернирование? Это тоже было всего лишь
официально— “Я просто должен пройти через это”. Ричард нахмурился
здоровым от раздражающей перспективы.

Но наконец-то он был за пределами Ничейной территории ... это была унылая, пропитанная туманом территория
и он был рад, тысячу раз рад, что покинул ее. Нет,
ему не нужно было снова ступать туда; его любовь к Англии была убежищем.
Он будет любить Англию не так, как раньше, с требовательной небрежной определенностью, но
с неистовой, бьющейся любовью мужчины к женщине, которая его не любит
которая никогда не ответит на его любовь. Он полюбил бы Англию вопреки ей самой
и любовью, постоянно сознающей собственную безнадежность. И
он подумал о счастье у камина, где страсть взаимна и легка ...
и радовались, в Нью-нашли нарушение, что в его организме должны стоять на улице,
прижимают сильные дожди и жестких штормов и крепко свернуть в холмы.

“Но я как—нибудь заставлю ее принять меня - в конце концов...”

У мужчины должна быть страна, которую он мог бы назвать своей. Чтобы _ знать_ свою собственную. Настолько
война научила его. Другие уроки она могла бы преподать другим; но для
него эта особая агония ощупывания ниоткуда не принадлежащего.

Интернационализм ... братство ... все это было очень хорошо; люди
приветствовали это и верили в это; позволили размыть тщательное проведение границ
; забыли установить строгие границы своему чувству человечности
... объединил значение места рождения с более свободным, более обыденным.
интерпретация: Мир - это мое место рождения.... Люди блуждали, дрейфовали,
бросались на дно в чужих местах. Почему бы и нет? Подсознательная вера в
братство народов подтолкнуло их к такому курсу.

И интернационализм подвел их. Каждая страна была сильно зажата.
снова к самодостаточности. У интернационализма не было страны, которая могла бы дать ему приверженцев
во время европейской войны. Нет страны, кроме Ничейной земли ... пустынно
размокшая дорога без конца и начала, ни суши, ни моря ...
Почти засыпающему Ричарду пришло видение устья реки, эхом отдававшегося где-то в
просторно и в более глубокой тени ... более серый туман ... фигуры, спотыкающиеся в нем,
ищущие укрытия, некоторые громко вопят, некоторые тихие и сбитые с толку....
Он сам был призраком, одним из преданных ... и были другие.
смутно знакомые....

Голоса звали, и не получали ответа, звали снова и снова ...
краснощекие официанты, смутно видневшиеся в довоенные дни, смутно исчезли
после 1914 года — все они были здесь, теперь более бледные.... И вот сапожник, чтобы
кого Ричард отдал туфли тети Стеллы ... и Trudchen и ее
сестра Анна, стремящихся друг к другу, скучали друг по другу.... Отто Ротенбург
громко визжал, что он британец.... И вот теперь Ричард в своих
странствиях столкнулся с Готлибом Шнабелем, который отшатнулся от него и
съежился в непроглядном мраке ... и превратился в капитана Дрейфуса: “Я..."
Интересно, почему?” Этот легендарный воин, который убил родного брата
на противоположной стороне—он был родом из ничейной земле; и его брат,
липкий коричневый подагры, капающей из его оружия стреляли—и: “ты тоже здесь?”
- сказал Томас Сполдинг Ричарду и протянул руку.... Облако тумана
Казалось, встало между ними.... Томас Сполдинг снова потерялся.

Дети Ничейной земли — Дании, Норвегии, Швеции, Испании
и Голландии, случайно оказавшиеся в той или иной воюющей стране.,
осудили haphazard как прогерманских, проанглийских.... Их сбитые с толку
признаниям не поверили и высмеяли.... “Кто такие нейтралы? здесь нет
нейтралов — мир в состоянии войны....” Родился в одном месте, вырос в другом,
женился в третьем — “какая ваша страна?” Ничейная земля - это их страна
... мы встретимся с ними на Ничейной земле.... “У художника нет
страны” — художники без числа пробираются ощупью по Ничейной земле,
думая, что они идут прямо вперед и выходят из нее, не зная, что
в темноте и оглушительном грохоте они ходят круг за кругом
кругами....

“У меня нет сына!” - голос мрачный и глубокий из тени; гордый старик
этот мужчина, натурализованный англичанин, ненавидящий Германию, восемнадцать сорок восемь
беженец.... Он отправил своего сына на смерть в Галлиполи, и теперь они
подвергают сомнению его лояльность— “У тебя сын на фронте?” “У меня нет сына!”
Его примут по его собственному слову и оценке или не примут вообще.
Мертвый мальчик слишком дорог, чтобы считаться простым залогом и гарантией....

Маленькие растерянные фигурки мечутся туда-сюда, некоторые из них
отчаянно размахивают листом бумаги: “Смотрите, смотрите”, но выхода нет
с нейтральной полосы путем натурализации ... в отчаянии бумаги выбрасываются.
они белеют во мраке, “как бумажная погоня”, - думает Ричард.

Он охотится за Дэвидом, отчаянно нуждаясь в товариществе. “Это ты?
Или ты?” отталкивая каждое белое искаженное лицо, когда оно приближается к
нему. Но Давида здесь нет — Давид когда-то был на Ничейной земле, но теперь его больше нет
.... Он целиком и полностью принадлежит Сиону. Давид - еврей, и
Евреям даровано дело и царство.... Бесполезно искать
Давида в этих серых призрачных туманах. Шум становится все громче и громче — нет
определенный звук, но усиленный космический грохот, который можно услышать
когда тело и душа наедине и слушают.... Ричард осознает
одиночество захлестывает его, как огромные волны — должен ли он остаться здесь навсегда?

“Господи, сэр, это не имеет значения... ты один из нас, все в порядке!” Это
Голос капрала Планкетта, который прерывает кошмарное видение ... и
тащит его обратно к дамбе у устья....

 * * * * *

Однажды люди осмелятся снова отправиться в странствия и разбить свои палатки в
незнакомых местах ... но не те, кто когда-то был жертвами; не Ричард
Маркус, ни его сыновья, ни сыновья его сыновей, мрачно поклялся он....

И с этим пришла идея окопаться. А с этой идеей -
решимость.

Он хотел жениться на Молли, наверное.... Этакая быстрая пульсация, казалось, перевал
мира, когда он думал о Молли и его дикие вспышки, с
ее в саду. Он хотел жениться на ней,—как он потом сказал, Будет ли она
понравилось или нет—и их сын должен родиться в Англии, воспитанный в
Англия, владея землями в Англии; он должен быть воспитан, нет идеи, которые
не были чисто Островная; и он в свою очередь должен жениться на английской девушке,
и их сын — будет ли он достаточно англичанином, чтобы ему позволили терпеть
иностранцев? Или это более безопасное и легкое отношение должно подождать сына сына его сына?
сын сына сына? Сколько поколений потребовалось, чтобы надежно вырастить человека, сынок?
из почвы?

Все это регресс. Результат войны. Кто мог позволить себе, после
такого радикального обучения, снова исключить патриотизм из числа фундаментальных потребностей?

Ричард начал размышлять о том, насколько фундаментальной была эта потребность; и насколько сильно
нанесен удар с поверхности, путем внушения? Какой был патриотизм? Он
задался вопросом на определенный вечером шок, три года назад;
и с тех пор преуспел только в том, чтобы очень тщательно выяснить, в чем заключался
недостаток этого.

Начнем с чувства собственности ... но это предполагало фактическую
собственность; что фермер, землевладелец, был более непосредственно вдохновлен
сражаться за Англию, чем — о, чем капрал-кокни Планкетт, который был
вероятно, работал в магазине до того, как поступил звонок.

Родина-то?—Но сам Ричард смог ответить на вопрос о том, как
много это значит для души.... Закон был, конечно, слишком упорствую
топография.... Закон полировал пустую оболочку сентиментальности.
Дэвид—Дэвид был ближе к истине, когда определил патриотизм как чувство семьи
: сын нашего дома; отсюда местный фанатизм: сыны нашей деревни
— и сыны нашей страны, что и было патриотизмом ... но это должно быть
на этом остановлено.... Сыны наших пяти континентов ... это звучало холодно,
расширилось так далеко. Снова интернационализм — Ричард, отрицая это, все же мог
это не помешало мысли время от времени сталкиваться с ним.... Однажды
Да, но душа должна сначала остыть в погоне за ним.

Что такое патриотизм? единство гордости за медленно рождающуюся историю нации
а традиция? Импульс божественной ярости, исходящий из санктуария
нарушенный?... Он вспомнил свой гнев, когда готы направились своим дерзким курсом
прямо вверх по Темзе — “_My_ Thames” ... он посмотрел вниз по
эстуарию в сторону моря ... ему понравилось ... посмотрел вверх по реке мимо
Бенфлит ... хорошее британское название, пропитанное веселыми военно-морскими традициями
... внутренним взором он проследил за убывающей рекой, протекающей по Лондону,
закутанная леди, изящно ступающая под скрещенными серебряными клинками,
прожекторы, которые защищали ее ... а еще дальше лежала Темза
долина, полдень зеленых и золотых дремлющих садов и великолепие
древних лесов.... “Моя Темза!”

Внезапно Ричард откинул голову назад и рассмеялся, искренне и без тени горечи.
при одной мысли, что он мог любить это меньше из-за того, что
его мать оказалась где-то в другом месте, а не здесь, в час его смерти.
рождение. Это было — так совершенно нелепо! Визжащий маленький краснолицый атом ...
какая разница, что это могло значить для него, сосущего из бутылки, если
Земля гуннов или родной край были за окнами?... Сконструированный мир
на произвольном основании, что каждый человек должен быть торжественно привинчен
и с соблюдением ритуала, по месту жительства и с чувствами, к освященному месту, в
котором он родился, это действительно мало чем отличалось от оперы Гилберта и Салливана.

Конечно, существовал старый аргумент о том, что “кровь говорит сама за себя”. _ Сделал_ это? Его
Внезапное стремительное поклонение богу реки полностью опровергло этот аргумент.
Ибо, если бы он был не отдельной личностью, а совокупностью
эмоций своих предков, Темза наскучила бы ему, а мысль о Рейне вызывала
в нем невыразимые тоски.

Таким образом, Ричард - он, не знающий, как маленький застенчивый немецкий мальчик однажды пересек
в Англию, носил блейзер и в странном экстазе греб от Брэя
до Кукхэма. Любовь Ричарда к Темзе досталась ему в наследство от Ферди....

“Я не могу достать это — совсем ...” - решил, наконец, мальчик, отказываясь от своих поисков патриотизма.
его поиски определены. “Но это там ...” Там, неуловимо,
мучительно вплетено в саму ткань; отличается от патриотизма.
эксплуатируется, о нем говорят, о нем поют и превращают в плакаты и
картинки ... пока во рту не появился привкус дерева. “Разве человек не может служить
своей земле беспрекословно, без всего этого ханжества?” Но никакие эмоции не могли
оставайтесь глубоко спрятанными и смутно личными — ни любовь к искусству, ни любовь к ребенку,
ни любовь мужчины к женщине ... патриотизм должен быть вытеснен вместе со всем остальным,
пока его имя не стало ура-патриотизмом. “Патриот проигранного дела и Придурок"
после победы — вот разница....” Так сказал Дэвид? Это прозвучало
в духе Дэвида.... Ричард не совсем понял, как сделать, как разбудил
обстоятельств, был его собственный мощный, медленно движущийся головной мозг.

Сосать воды поразительно близко.... Он приподнялся на локте,
затем вскочил на ноги и увидел, что начался прилив, и вода текла прозрачными,
светящиеся черные над болотами, сочилась жадно в каждое отверстие и
вход, плещется у самого подножия моря-стены. Удар поднял лодки
было слышно, как в безлунную ночь.

Ричард не без юмора подумал, что море появилось из мрака
слишком поздно, чтобы представлять какую—либо практическую ценность - для него.

Он посмотрел на часы — десять минут первого. Тогда ему исполнилось восемнадцать
сегодня! ... и в тот ужасный вечер он окажется в тюрьме — “Что-то вроде рома
в честь дня рождения!” — Но весь ужас от предстоящего испытания был вытеснен.
оставляя это, ну— неприятностью, ничего более отвратительного или гноящегося. A
досадная неприятность — но неизбежная; ни по вине интернированных,
ни по вине тех, кто их интернировал; просто случайность в результате более значительных событий
.

Последний лондонский поезд из Ли уже ушел; возможно, он успеет на
ранний утренний поезд для рабочих. Он не хотел возвращаться к
Даннам— слегка поморщился при одной мысли о встрече, с его вспышкой
безумия, столь недавней в их умах. Почему — он примчался без
даже фуражки; они могли упаковать его сумку и отправить в Монтегю-Холл ...
не то чтобы ему что-то сильно понадобилось в ближайшие год или два ... или для
как бы долго ни продолжалась эта унылая война.

А после войны?..

“Пусть они возвращаются в свою страну - мы не хотим, чтобы они были здесь”. Но “Это
_is_ моя страна....” Ричард стоял на дамбе, упрямая фигура,
черная на фоне тусклой плоской поверхности воды. Он слегка улыбнулся
иронично при мысли о мистере Грайсе ... Голос скрипнул в коридоре, когда
он вошел: “Интернируйте их всех!” — и как бы он ликовал, услышав следующее
день, когда еще один вражеский пришелец действительно был интернирован!...

 * * * * *

Внезапно, с неожиданным разрывом в сердце, трое
над болотом пронеслись протяжные гудки сирены, между ними была пауза
, как будто избавитель задерживал дыхание. Затем, по всему
побережью Англии, сдерживаемое напряжение ослабло, и “Мы можем пойти спать", - сказали англичане.
”Все чисто!" - сказал он. - "Мы можем пойти спать!" - сказал английский народ. “Все чисто!”

... Мальчик растянулся во весь рост на жесткой траве; лежал, подперев рукой
непокрытую голову; та же слабая улыбка все еще кривила его
нижнюю губу:

“ А теперь, пожалуй, стоит немного поспать, ” сказал Ричард. “ С этим все ясно.




Романы

Дороти Ричардсон

_Би МЭЙ СИНКЛЕР_


... Наложив на себя очень строгие ограничения, она довела свое
искусство, свой метод до высокой степени совершенства, так что ее форма кажется
новее, чем, возможно, есть на самом деле. Сама она не осознает совершенства
своего метода. Она, вероятно, стала бы отрицать, что вообще писала с использованием какого-либо
обдуманного метода. Она хотела сказать: “я знаю только есть определенные
вещи, которые я не должен делать, если я должен был сделать то, чего я хотел”. Очевидно, она должна
не вмешиваться; она не должны анализировать или комментировать или объяснять. Скорее менее
очевидно, что она не должна рассказывать историю, или справляться с ситуацией, или устанавливать
сцена; она должна избегать драмы, как она избегает повествования. И есть некоторые
вещи, которыми она не должна быть. Она не должна быть мудрой, всезнающей писательницей.
Она должна быть Мириам Хендерсон. Она не должна ничего знать или предугадывать
то, чего Мириам не знает или не предвидит; она не должна видеть ничего, чего не видит
Мириам. Она приняла природу Мириам. Она не
это касается, в пути что касается других романистов, с характером.
Лиц, перемещения по миру Мириам не знаешь ничего, кроме того, что
Мириам знает. Если Мириам ошибается, что ж, ошибается она, а не мисс Ричардсон
ошибаетесь. Мириам острый наблюдатель, но она очень далека от того, чтобы видеть
все эти люди. Они представлены нам в такое же яркое, но
фрагментарно, в котором они, казалось, Мириам, фрагментарно
в котором люди появляются для большинства из нас. Мисс Ричардсон всего лишь поставила
перед собой те условия, которые жизнь ставит перед всеми нами. И если вы собираетесь
оспаривать эти условия, вы не найдете ее романы
удовлетворительными. Но ваше удовлетворение - не ее забота.

И я считаю невозможным свести это к понятным терминам.
удовлетворение, что я чувствую. Для меня в этих трех романах показать искусство, а способ
и форму носили до педантичный совершенства. И все же я слышал, как другие
романисты говорили, что у них нет искусства, нет метода и нет формы, и что
именно эта бесформенность их раздражает. Они говорят, что у них нет
начала, нет середины и нет конца, и что для того, чтобы роман имел форму, он должен
иметь конец, начало и середину. Мы дошли до слов, которые в
более примитивные времена были бы оскорблениями по этому поводу. В том, что они говорят, есть
определенное правдоподобие, но это зависит от того, что представляет собой
начало, середина и конец. В этом сериале нет драмы, нет
ситуации, нет декораций. Ничего не происходит. Это просто жизнь, которая продолжается и продолжается.
продолжается. Это непрерывный поток сознания Мириам Хендерсон. И
ни в том, ни в другом нет грубо различимого начала, середины или конца.

Отождествляя себя с этой жизнью, которая является потоком сознания Мириам
, мисс Ричардсон производит впечатление первой из
приближающейся к реальности, чем любой из наших романистов, которые так стараются
отчаянно пытаясь подобраться поближе. Никакое ее собственное поведение или жест не допускаются
чтобы встать между ней и ее эффект. Там ее источников и ее сырья
материал, она выражает озабоченность, и мы должны быть связаны исключительно с
готовый результат, произведение искусства. Именно почти болезненно
обостренным чувствам Мириам мы обязаны тому, что у любого другого романиста было бы названо
“портретами” матери Мириам, ее сестры Харриетт, семьи Корри
и Джоуи Бэнкс в "Хоникомбе", о мисс Пернс и Джулии Дойл, и
школьницы Северного Лондона в "Бэкуотере", о Фрейлейн Пфафф и
Мадемуазель Мартинс, Эмма Бергманн, Ульрика и “the
Австралиец” в "точечных крышах". Сама по себе ”словесная роспись" виртуозна....

Как будто ни один другой писатель никогда не использовал свои чувства так чисто и
с такой интенсивной радостью от их использования.

Эта интенсивность является результатом крайней концентрации на предмете
увиденном или прочувствованном. Мисс Ричардсон презирает каждого хода, что не
скажи. Ее романы-это романы о необыкновенной сжатия, и
смягчающее обстоятельство еще более неординарно. Моменты сознания Мириам
проходят один за другим или накладываются друг на друга; моменты, напряженные от
вибрации, моменты, растянутые почти до предела.—_ Из
статья опубликована в “Эгоисте”, апрель 1918 года._


_ДОРОТИ РИЧАРДСОН_

 Остроконечные крыши
 Заводь
 Соты
 Туннель
 Промежуточный

ДАКВОРТ И КО., ИЗДАТЕЛЬСТВО, КОВЕНТ-ГАРДЕН, ЛОНДОН