Колодцы - часть I

       Я смотрю на свои руки. Зеленый лак на ногтях облупился. Я думаю о том, что кольца лучше всего смотрятся на руках с чистыми ногтями, во всем нужна мера. Сегодня я сотру остатки лака и надену длинное серебряное кольцо в виде свернувшейся змеи.

       В доме тихо, как может быть тихо в доме, в котором живет один человек. Дом большой. Человек маленький. Мера соблюдена.

       Телефон на столе подпрыгивает и появляется фотография Эллис. Прежде чем ответить, я делаю несколько глотков куантро прямо из квадратной бутылки, обжигая рот слишком крепким ликером. Вкус спирта быстро сменяется вкусом апельсиновых корок. Сладким, почти приторным. Но и этот вкус гаснет, оставляя после себя приятную горчинку цедры. Так плачут, когда из дома уходит тот, чьи пальцы оставили следы на твоем горле, и чьи зубы минуту назад впивались в твой подбородок. Прощальный поцелуй, который всегда будет напоминать тебе о том, что единственная вещь, которая не знает меры, это любовь. Даже в ненависти есть чувство меры. Но не в любви.

       Я слышу, как начинают петь дюны. У них нет песен о любви. Зато есть о женщине со шрамом на подбородке.

       Телефон продолжает дергаться.

       Эллис знает, что у меня на телефоне беззвучный режим, но это вряд ли ее остановит. Однажды она звонила мне два часа подряд.

       - Слушаю.

       - Почему ты просто не отключишь его?

       - Мне нравится твоя фотография.

       - В том красном платье? Она ужасна!

       - Я знаю.

       Мы обе лукавим. Эллис прекрасна в любом платье.

       - Ты красивее, чем думаешь, - говорит женщина с внешностью боттичелливской Венеры.

       - Красивая попытка.

       - Скажешь, благотворительность не моя сильная сторона?

       - Это единственный твой изъян.

       - Как ты?

       Я знаю, зачем звонит Эллис.

       - Я или книга?

       - В данное время для меня это одно и то же.

       - Честность всегда была твоим коньком.

       - Так что?

       - У меня нет сюжета, и я написала тридцать страниц.

       Эллис мужественно принимает плохую новость, и ещё мужественнее – хорошую.

       - Дай-ка угадаю, эти тридцать страниц тебе нравятся, и ты намерена написать ещё столько же, если не больше?

       - Мне нравится то, что я вижу на этих тридцати страницах.

       - У меня последний вопрос: что на них увидит читатель?

       Я молчу.

       - Понятно.

       Эллис дает отбой. Но через минуту пишет сообщение.

       Завтра в два. Приготовь что-нибудь получше той апельсиновой дряни. И покрепче.

       Я смотрю на свои руки с зеленым облупившимся лаком на ногтях, и решаю оставить всё, как есть. Может быть, тогда единственный человек, который любит меня, перестанет это делать.

       Дюны поют свои песни.

       О том, что есть и чего нет.

       И только о том, что посередине, дюны всегда молчат.

       Оставляя миражи людям и их слишком громким голосам.

       Продолжение следует...