Бог не суетится

2024г.
Евгений Бриммерберг

Бог не суетится

Россия единственная страна в мире, у которой нет собственной религии. В этом причина ее особого положения. Если христианство естественным образом проникло в Европу, то Россия приняла его  добровольно. Она так и осталась христианизированной варварской страной, раздираемой противоречием между преклонением перед Европой и преданностью своему варварству. Поэтому, когда она говорит, что у нее свой путь, она имеет в виду подавленный христианством нереализованный путь варварства, который живет в глубинах ее подсознания. Эта первобытная мощь не желает раствориться в современном мироустройстве, так что конфликт между нею и цивилизованным миром то затихает, то обостряется. В действительности христианство хоть и укоренилось среди простого народа, не имеет никакого политического влияния в государственной сфере. Политики как были варварскими вождями, так ими и остались. Иногда свой варварский вождизм они навязывают остальному миру. Тогда они втягивают весь народ в очередную авантюру и народ, забыв о своем христианском долге, исполняет древний обряд послушания своим вождям. Христианство не сформировало дух народа, готовый создать идеалы справедливости и добра. Варварский коллективизм, объединенный волей вождей в государство, доминирует.

Что такое рынок? Это свободная торговля предметами потребления. Когда я слышу: рынок искусства, я представляю грандиозное состязание Аполлона и Меркурия в стенах Сотбис. В России рынка искусства нет. В России искусство не предмет потребления, а предмет культа. Висит в Третьяковке ветка Монастырского, потреблять ее никто не будет, поэтому она и висит в качестве культового реквизита. А симфонии Чайковского с уходом Мравинского и Рождественского уже и в сознание внедрять перестали: нужны они сознанию, привыкшему к скупым словам русской действительности. Представил свою картину в борделе русского рынка искусства. Вот, думаю, волшебство будет. Люди преобразятся, людьми станут. Были уже такие случаи. Придет какая-нибудь привыкшая к восхищению своей смазливостью девица, мужа притащит, чтобы он ей картину купил. Покуражится немного, думая и на художника впечатление произвести. А художник заговорит с ней о искусстве и потускнеет она, поникнет и уйдет потерянная и прозревшая.

Нет такого богооправдания, которое нельзя было бы подвергнуть критике. Поэтому богооправдание невозможно Если бы он сотворил что-то более совершенное, чем он сам, он был бы творцом. Но свое совершенство он превзойти не может, потому что он превосходное совершенство. Поэтому он не творец, а это значит, что всемогущество не выходит за пределы его бытия. Творение же, демонстрирующее всемогущество в превосходстве над собой, требует выхода за пределы бытия, самоотрицания. Это невозможно: Бог не может отрицать себя собой, поскольку он есть, а его небытия нет. Противоречие между невозможностью творения при наличии всемогущества преодолевается непостижимым для человека образом. В действительности мир считается наиболее совершенным из возможных миров, но менее совершенным, чем Бог. Бог его причина, а не творец. Бог не мог сотворить менее совершенное, чем он сам, это умаляло бы его достоинство, поэтому или мир совершеннее его, или он не сотворен. Но не может быть совершеннее его то, что совершенно менее его. Если он допустил откровение менее совершенное, чем он сам, то лишь потому, чтобы даже в менее совершенном было видно его более совершенное присутствие. Но это благо для несовершенного есть его грех, поскольку пребывание в менее совершенном он предпочел пребыванию в превосходстве над собой, которое невозможно. Ищите мое совершенство в этом несовершенном творении, будто бы возвестил он. И придумал понятие истинного познания, чтобы подать ложную надежду. Обманув человека, он совершил грех. Не человек пал, а Бог пал, обманув его. Бог не сотворил человека, потому что его всемогущество оказалось бессильно преодолеть его бытие, чтобы сотворить более совершенное, чем он сам. Так что его попытка превзойти себя в творении оказалась лишь бессильной копией его всемогущества, той явью, сущность которой скрывается в нем как вещь в себе.

Первое примитивное представление о вселенной выглядит так. Если от центра вселенной двигаться к ее краю, то движение будет бесконечным, поскольку вселенная бесконечна. Это породило вопрос: куда она движется? На этот вопрос нет ответа. Поэтому вселенную представили конечной сферой. Невозможно отличить радиальное движение от центра к краю от движения по поверхности сферы. Кажется, что это движение по поверхности и есть движение к краю. И оно тоже бесконечно, поскольку никогда не достигнет начальной точки вследствие расширения сферы. Невозможно представить движение самой вселенной, движение происходит только в ней, а сама она неподвижна. Так появился пространственно-временной континуум, сложность которого вызывает восхищение, а бесконечность преображается в движение мысли.

Что такое реальность? Это набор действий, каждое из которых имеет определенную причину и приводит к ожидаемому результату. Это совокупность условий, при которых достигается поставленная цель. Реальность – это человек, который устанавливает действующий порядок. Бог создает условия, при которых из чего-то должно следовать что-то. Если следует ожидаемое, то это значит, что уже сотворено то, что должно сотвориться. Тогда существование Бога было бы излишним: ведь при одинаковых условиях из одних и тех же причин следовал бы один и тот же результат. Достаточно было бы независимой от Бога реальности, о чем и говорили рационалисты прошлого. Если же Бог творит до всяких причин, то что-то, что следует из чего-то, должно быть чем-то просто потому, что оно следует и не может быть чем-то, что ничем не стало. Лишь потому, что оно стало чем-то из чего-то без всякой причины стать именно этим, оно становится основанием повторяемого опыта и реальностью действительного события. Так Бог создает реальность не будучи реальным существом. Достаточно бытия, чтобы произошло что-то из чего-то, а все бытие у Бога.

Вселенная отчужденная идея, поэтому знание о ней является следствием научного опыта. Бог же является собственной душой человека, откровением его духа. Поэтому мысль, обращенная к Богу, обретает статус бытия просто потому, что исходит от Бога. Эта непосредственность откровения и есть сознание человеком своего существования. Всякое представление о вселенной, не подкрепленное научным знанием, является фантазией. А живописную фантазию в виде картинны вселенной всегда сочинить не скучно. Что увижу я, если загляну за пределы вселенной? А что я увижу, если предел ограничивается сферической поверхностью и взгляд может лишь скользить по обманчивой прямой этой поверхности, думая, что стремится за пределы вселенной? Но что произойдет, если поверхность сферы достигнет нулевой кривизны и станет плоскостью? Такое исчезновение вселенной помыслить невозможно. Так что никакая фантазия не может вывести за пределы вселенной, поскольку бытие ее принцип.

В человеке раскрывается вселенная, которая существует вне человека. Есть еще какой-то способ ее раскрытия независимо от человека? Раскрывается ли она как вещь в себе, или только для себя в чем-то? Для себя она не может раскрыться в себе, должно быть что-то, в чем она раскрывается для себя. Это что-то не относится к ее вещности, поэтому вселенная имеет предел существования в ином. Это иное не может быть ее пределом, оно может быть только соположением. Но как может быть соположением то, в чем вселенная раскрывается как независимо существующая? Она сополагается с соположением уже после раскрытия в соположенном ином. Но существует ли иное во вселенной, если само существование вселенной раскрывается в этом ином? Ведь вне этого иного вселенная вообще не существует. Даже как вещь в себе она скрыта от Бога и раскрывается в мировом явлении только как сотворенное Богом откровение, с которого начинается тождество бытия и сознания в становлении осмысленного образа жизни. Естественно предположить наличие во вселенной присущих ей законов независимо от раскрытия ее в сознании иного. Эти законы присущи вещи в себе, но эта вещь является только в ином для себя, оставаясь отличной от себя в себе. Так что присущи ли эти законы вселенной или они принадлежат сознанию ее раскрытости в ином? То, что в для себя она коррелирует с тем, что она в себе, факт, который подтверждается научным знанием. Но есть ли что-нибудь, на что вселенная не отзывается? Разве в ней нет чего-то, что могла быть, но не стало? Такого не может быть, поскольку вещь в себе возможна только в том случае, если в ней нет изъяна. Если же в ней изъян есть, она становится явлением видимого мира, предметом сознания и фактом бытия. Бытие, следовательно, есть ущербная вещь в себе. Это не соответствует определению Бога, который есть абсолютное бытие, не будучи ущербной вещью, поскольку не сознается в мировом явлении. Так что Бог не только не вещь, но и не условие вещи в себе. Это условие вещи в себе – я, поскольку во мне раскрывается вселенная и независимо от меня существует как вещь в себе в ином для себя. Бог создал больше, чем мог. Он создал условие для творения. Так что творением теперь занимается то, что он сотворил, в соответствии с тем условием, благодаря которому творение возможно.

Если вселенная раскрывается в человеке, то человек раскрывается в Боге. Что это значит? Это значит, что каждое я бессмертно, если оно всю жизнь отдало бытию, если  создало свое подобие во внешнем мире. Это хранилище я во внешнем мире, в мире культуры, называется дух. Дух в идеальном образе, впитав в себя жизнь человека, ждет того, кто узнает в нем себя. Человек впитывает в себя множество таких я, из которых складывает себя в своем я. Это и есть переход от одного я к другому, от ушедшего к пришедшему. Через бессмертное я в духе культурной ценности я преемственно, вечно и бессмертно. То оно, которое появилось для этого я на свет и стало моим телом, есть жизнь, а не бытие. Эта жизнь ощущает, любит, страдает, накапливает личный опыт и становится тем новым я, которое должно запечатлеть себя в произведении бессмертного духа. То я, которое не достигает ценности этого духа, не передается другому, пришедшему я. Поэтому от одного к другому передается только совершенное, а неполноценное забывается и гибнет. Оно может возрождаться в реальности не постигшего духовную ценность существа, может даже его жизнь сделать инструментом для подавления духа, но следующее живое существо все-таки усвоит совершенство духовного я, а не его дикость, поскольку узнает себя в духе, а не в дикой реальности. В реальной дикости оно будет искать духовное совершенство, обратится к Богу, поскольку в Боге хранятся души умерших я, и в этом Боге найдет ценности, предназначенные для усвоения вновь появившимся существом. Так я постигает себя в я, через множество бессмертных я усваивает свою душу, которой Бог из своего бытия передает на временное хранение свою ценность. Персонажи Вагнера и Ницше убили бессмертную душу в Боге, у них нет я, сверхчеловеческое я невозможно, поскольку не на что опереться опыту, формирующему бытие нового я. Сверхчеловеческое открытие уже не откровение, оно лишь оживление давно умершего бессмертия, бездумное я, которое отреклось от всего того, что могло бы сделать его духом. Бессмертный дух прошел мимо сверхчеловека, сверхчеловек увидел лишь его тень в бездне небытия. Я стало этой бездной, бездной культурного подсознания, беспамятством я в своем другом я.

В чем разница между безбожным человеком и богоприемлющим? Безбожный человек считает, что после него будет другой человек, которому будет нужно то, что сделал он. Поэтому он старается для будущих поколений. И так без конца: каждое поколение старается для следующего, родовой оптимизм позволяет каждому сознавать свою полезность и нужность. Человек проживает жизнь и с чистой совестью умирает, уверенный, что прожил не напрасно.
Богоприемлющему человеку нужен Бог, потому что он живет один раз и вечно. Не в силах принять окончание жизни в смерти, он полагает ее продолжение в бытии Бога, в котором он не будет жив, но будет присутствовать вечно в качестве некогда существовавшей идеи и в виде этой некогда существовавшей идеи безжизненно живущий. Такая позиция ограничивает жизнь безродным бессмертием: человек хотя и стремится к созидательной деятельности, но не для пользы будущих поколений, а из желания совершать добро. Никакого антагонизма между племенным оптимизмом и индивидуальным аскетизмом нет: в обоих случаях люди стремятся сохранить жизнь. Одни за счет преемственности усилий, другие за счет созидания вечных культурных ценностей. Ведь именно посредством преемственности эти ценности передаются из поколения в поколение, а передаются именно эти ценности, без которых нечего было бы и передавать. Те же, кто считает, что эти культурные ценности запечатлены в их существе и что этого достаточно, чтобы они проявились в мире отсутствующей культуры, очевидно, считают себя родоначальниками сверхкультурных ценностей, как, например, дадаисты. Пройдя через мучительное бессилие, новая культура все-таки утверждает свои позиции. Это позиции безбожного человека, постигшего дурман власти над пустотой. Назвавшись сверхчеловеком, он обрек себя на разглядывание пустоты будущего, на отсутствие Бога в зиянии небытия. Но чем эта зияющая бездна не прекраснее ушедшего в прошлое сотворенного мира? Разве не ее манящая пустота увлекает в объятия вечности, ускользающей все дальше от вступающего в нее сверхчеловека? Ведь сверхчеловек лишь светлая тень былого мира, сотворенный призрак бессмертия переступившей смерть жизни, безбожное отрицание Бога воссоединившегося с ним творения. Сверхчеловек – это тот, кто, умерев при жизни, воссоединился с Богом в бессмертии, в сознании бессмертного бытия, в идее предвоплощенной причины творения. Сверхчеловек идет к Богу, человек уходит от него.

Светлеющая бездна. Ты лишилась своей тьмы. Свет творения настиг даже тебя, проник в тебя, как в женщину, которая нуждается в зачатии. И это невинное зачатие, совершенное сверхчеловеком. Он оплодотворил бездну своим безумием, чтобы она иссякла в своих руинах и явила тайну небывалого пришествия. Из бездны придет тот, кто сотворил мир прежде зачатия. И пока ветер сотрясает мир, плавятся воды и сверкает сталь спросит он себя: зачем пришел ты, новый человек? Чтобы наполнить сотворенным светом мрак предсотворенный? Ведь даже Бог оставил его для провидения, чтобы было чем заниматься на протяжении вечности. Так как же заполнить на протяжении жизни то, что Богу не заполнить вечность? Безбожный сверхчеловек. Ты посягаешь на неисполнимое. Но там, где кончается твое знание, ждешь себя ты, ждущий себя сверхчеловек. В просветленной бездне черты твои не сотрутся временем: готовые к твоему появлению они примут тебя и станут тобой. Боль твоя исцелится и радость пришествия объявит миром то, в чем бездна на время станет тайной небытия или истиной, которую ты будешь открывать по мере истощения мира в твоем уме. И когда ты станешь безумным и бессмертным, бездна вновь откроется тебе.

Действительно ли идея Бога выходит за пределы мыслящего существа и полагает Бога как причину этого мыслящего существа, имеющего о нем идею? Можно ли, полагаясь только на факт своего существования, утверждать что-то за пределами знания, обусловленного собственным существованием? Ведь это значило бы, что я знаю что-то такое, что не следует из возможности моего знания. Это значило бы, что идея Бога относится к совокупности моих знаний о возможности моего существования в едином мире, а не к Богу как условию этого единства, находящемуся за пределами этих условий и единства. Тогда Бог умирает вместе со мной, а это не Бог, поскольку он выходящее за пределы моего разума бессмертное существо. Опять появляется тема вещи в себе и для себя. Бог в себе не доступен для разума; Бог для себя – мыслящий его человек. Именно это имели в виду Аристотель и Гегель, обожествляя мышление. Очевидно, что Бог посредством разума в для себя не постигается в себе, а лишь мыслится на протяжении своего творения. Ведь творением и называется процесс мышления Бога для себя посредством разумного откровения его в себе. Преобразования Бога в себе в Бога для себя и есть творение осмысленного откровения, которое осталось позади сверхчеловека и превратилось в бездну впереди него.

Древняя мудрость не сознается человеком как продукт его ума, она сознается как данное ему свыше откровение. Поэтому и оказывает она гипнотическое действие на современное сознание. Что значит выражение: были прокляты, изгнаны из Рая и обрели свободу воли? Проклятие – это форма предопределения, в которой человек свершает свою судьбу. На все времена человек был проклят задуманным существом, то есть тем существом, которое в пределах замысла Бога могло быть только таким, а не иным. Проклятие означает невозможность изменить свою судьбу, которая предопределена сложившимся творением. Судьба свершается в пределах осуществляющегося творения, что творится, в том человек и есть. Человек никогда не будет чем-то иным, чем то, чем он сотворен. Это и есть его проклятие: быть собой. В таком состоянии он и изгнан из Рая. Это значит, что он обречен свершать свою проклятость, то есть быть собой в качестве нерушимого основания для любого действия свободной воли, которая ни в каком своем варианте не способна избавить его от проклятия, то есть предопределенности самосущего бытия.

Христос появился, чтобы избавить человека от проклятия. Что это за авантюрное, противоестественное действие, нарушающее ход божественного предопределения? Что значит человечество, избавленное от проклятия? Это значит, что плоть творения распадается на свободные вымыслы, стремящиеся к воссоединению во внебожественном мирожитии. Мирожитие избавленного от проклятия человечества и есть общественное сознание, презревшее творение ради своего счастья. Ведь именно от сотворенности избавил Иисус человечество, избавляя его от проклятия. Теперь человек может быть кем хочет, а не тем, кем в творении предопределен проклятостью. Но кем он хочет быть? Как он может знать, кем он хочет быть, если после избавления от проклятия он потерял свою сотворенность, стал никем? А нужно ли ему быть кем-то? Ведь быть кем-то неминуемо возвращает к проклятию, к новому его виду, к безбожному возражению творению. Не в этом ли заключается состояние человечества, избавленного Христом от греха творения? Не в этом ли, очищенное от проклятия, оно готово принять любовь мира?

Зачем Богу творить что-то более совершенное, чем он сам, если присущее ему абсолютное бытие не допускает такой возможности? А творение менее совершенного вообще невозможно, поскольку оно не выйдет за его пределы и ничем не станет. Так что я – сознание абсолютного бытия Бога в его самосознании. Это значит, что Бог, не нарушая своих границ, превосходит себя. Обретая отличную от себя тождественную себе сущность, он достигает понятия своего существования, в котором выявляются черты будущей религии. Эта будущая религия и есть логика реальности, в которой действительность идеи обретает свое окончательное понятие.

Проклятие имеет и другой смысл. Оно демонстрирует заботу Бога о своем творении. Бог наделил человека существенным определением, предопределив его к существованию в этом качестве, поскольку счел его наиприемлющим. Предопределив его таким, он, следовательно, сохранил с ним связь. По воле Бога существо человека проклято на вечные времена, то есть предопределено к существованию в границах его промысла. Избавленный от проклятия человек теряет связь с Богом. В союзе с собой он всматривается в даль неизбежного.

Творится только душа, а остальное бессознательно существует. Я есть сознание бытия. Бытие принадлежит Богу, сознание – человеку. Бог есть бессознательное я. Что означает термин «бессознательное»? Он означает вовлечение в предшествующее творению состояние. Он также означает покинутость творением своей сущности. Ближайшее к сознанию бессознательное – это зона психоаналитической активности ума. Глубочайшее бессознательное ничем не отличается от показавшего свое существо Бога, материи или ничто. Бессознательное не имеет предела, поэтому называется бездной. Происхождение бездны неизвестно, поскольку у нее нет начала. Новое же понятие бездны заключается в светоявлении Бога. Бог является не из бездны, а бездной, данной в восприятии посредством творения своего подобия в я. Я есть бездна божественного открытия. Бог не является откровением в этом открытии, поскольку у сотворенного им я нет существа, нуждающегося в откровении, в самосознании истины. Богоявленное существо бездны есть открытие сверхчеловека, безымянное имя, беспроглядное в свете бытия. Искусство, обреченное на созерцание светоносной бездны, сжигает смерть в потоке богопроникновенного экстаза.
По мысли Лейбница Бог выбирает наикратчайший путь для создания лучшего из совершенств. Поэтому мир следует признать наилучшим из возможных. По этой же причине и человек наикратчайшим способом становится или совершеннейшим идиотом, или совершенным гением. Или кем угодно между этими двумя крайностями. Совершенство не содержит в себе ясного понимания своего отличия от чего-то несовершенного, но тоже существующего. Ведь совершенного идиота можно признать несовершенством, а совершенство совершенного можно не заметить вообще. Так что понятие совершенство имеет только одно единственное значение, и это совершенство принадлежит тому, что является совершенным. Что значит быть совершенным? Это значит содержать в себе всю полноту мыслимого единства. Со временем образ этой полноты меняется, поэтому и совершенств существует множество видов, каждый из которых заполняет тот момент времени, когда был создан как идея мыслимого единства. Клоп как кровососущее существо столь же совершенен, как давящий его человек. Было бы странно выяснять, кто из них совершеннее. Так что весь мир, который разворачивается в пространстве и времени, совершенен. Почему же тогда одно совершенство стремится уничтожить другое? Вследствие иерархического порядка существования, в котором единство достигается за счет взаимного поглощения, а не соединения совершенных форм. Но живой организм все-таки преодолевает этот принцип. Он потому и живой, что организуется в единую систему поддерживающих друг друга совершенств. Совершенства интегрируются в общую для их существования форму, существо которой обладает способностью сознавать свое совершенство независимо от составляющих его совершенств. Поэтому душу или мышление можно рассматривать независимо от тела: законы, присущие им, никак не связаны с совершенствами, обеспечивающими их существование. По этой же причине можно рассмотреть и Бога, который возник из совершенств души и мышления. Одушевленное мышление выдвигает идею Бога, но Бог в себе уже не нуждается ни в мышлении, ни в душе. Это и есть современная идея сверхчеловека: ведь у него нет ни души, ни мышления. Что же у него есть? Чистая полнота Бога, исходящая из бездны и еще ни разу не явленная в истории.

Светящаяся бездна, которая, наконец-то, выявилась в качестве предмета искусства, и есть то классическое представление о Боге, согласно которому он не имеет образа. Все попытки придать ему какой-то внешний вид кончились неудачей. Конкретное выражение его заключается в том, что он неопределенная видимость. Как единое обобщение всего сущего в мыслимом содержании может иметь конкретный облик? Только в обостренной сущности неопределенного. Сущность должна быть обострена до предела, чтобы выглядеть полнотой неназванного образа. Искусство, которое традиционно противопоставлялось классическому, на самом деле является его исчерпывающим продолжением. Ведь именно невидимый образ Бога оно и выражает. Классическое искусство пытается передать божественный образ через воплощение его в Христе. Но никому из художников не удалось уловить его черты. Они передают лишь собственное представление о нем. Лишь Рафаэлю в Сикстинской Богоматери удалось передать скорбную тревогу в ожидании Судного дня. Лишь его младенец на самом деле является будущим Христом. Взрослого Христа не удалось передать даже ему. Религия не может воплотиться в образе конкретного человека, но без этого образа она не может быть предметом веры. Поэтому подлинная религия – это религия неверия. Неверующая религия стала предметом искусства современного художника. Именно он продолжает классическую традицию Богоявления в невидимом облике, в облике светоносной бездны, этой эманации божественной сущности в человеческом сознании. Так что искусство есть эманация бытия Бога в светящейся бездне сознания. Как Петрарка возродил итальянскую поэзию, а Лессинг – германскую словесность, так и это положение возрождает дух искусства в идеальном выражении. Художник от эманации бытия пытается перейти к эманации образа. Но это возможно только в том случае, если не человек будет стремиться увидеть образ Бога, а Бог увидит свой образ в человеке. Можно сказать, что в человеке Бог творит себя, и этот процесс творения, запечатлеваемый художником, есть искусство.

Труднейшее – это, конечно, преодоление инерции покоя находящегося в состоянии ничто бытия. Это, по-видимому, и имел в виду Аристотель, говоря о первом толчке. Возникшее первое безвозвратное движение называется становлением. Становление есть первая форма творения, из которого следует вся дальнейшая логика его развития. Вплоть до осуществления абсолютной идеи в понятии духа человек остается творением, а не свободной личностью в реальном сознании собственного бытия. Освобождение от сотворенности в сверхчеловеческом выражении и есть современность. Современностью называется непредопределенное существом творения выражение личности в реальном мире. Современный мир сверхчеловечен. Первоначальное понимание сверхчеловека уступает место более глубокому, в котором сверхчеловек рассматривается как общественное существо. Индивидуальность его становится формой общественного сознания, а не обращенной к Богу надеждой на спасение.

Конечно, искусство интернациональный феномен. Но если мне говорят, что в России чего-то нет, а везде это есть, то я невольно задумываюсь: чего же такого нет в России, что везде есть? И вот могу сказать, что в России есть я, а везде меня нет. И этого достаточно, чтобы в России что-то было. Возрождать же культуру в России надо. Иначе все разбегутся и останутся одни депутаты и народ. А народ стерпит все. Даже депутатов.
Революционным является преобразование противоположностей в соположности. Бесконечное блуждание в противоположном сознанию бытии в поисках его сущности отменяется. Сущность сама является в эманации светящейся бездны в качестве бытия сознания. Мрачное низложение творения сменяется восторженным его почитанием. Бездна в сиянии возвращает то, что поглотила в помрачении. Поэтому и неузнаваемы останки былей, явленные в форме новообразованных сознаний. Сознается такое бессознательное, бытие которого утрачено в сознании. Не уверен, что это хорошо забытое старое или платоновское припоминание. Но принцип переосмысления противоположностей в соположности торжествует. Он исключает потусторонний мир, тень Бога на этом свете и являет замысел во всей его реальной прямоте. Текучесть мира заключается уже не в гераклитовском становлении, а в мерцании света эманирующей сущности, заполняющей бездну сознанием бытия. Это бытие уже не принадлежит Богу, но еще и не принадлежит человеку. Оно ничье. Поэтому оно и заполняет реальность, исполняет ее прямотой и единым смыслом. Нет и не может быть другой реальности. Это факт божественной эманации в светящейся бездне сознания. Обнаружить бытие в этой бездне не значит придать ей внешний вид, из соположенности вернуть в противоположность. Бытие в ней не обнаруживается, а усугубляется осознанной любовью. Что значит любить бездну? Это значит состоять с ней в такой близости, при которой сознание узнает свое бытие.

Первоначально эманация понималась как сошествие Святого Духа. Под влиянием этого Святого Духа человек писал свои откровения и они понимались как божественные предписания или первоисточники истин. Истиной называлась вся последующая логика развития этих откровений. Можно сказать, что истины априорны и никакое доказательство не может их пошатнуть или опровергнуть. Доказывать бытие Бога столь же бессмысленно, как и полагать, что сознание этого бытия произошло не из априорных истин, а достигнуто путем дедукции. Априорные истины до сих пор движут сознанием, которое в самом себе хочет найти истоки их возникновения.
Духовное существо человека, исходящее из этой светящейся бездной божественной эманации, главная цель художественного прозрения. Его, вроде бы, все знают, но никто не знает, как выглядит это духовное существо. Некоторые вообще думают, что оно выглядит как президент страны, в которой они живут. Существо это – последнее преображение божественной эманации в сознании реального бытия бездны. Нужно обладать непринужденностью божественного наития, чтобы схватить эти ускользающие черты. Ум слишком хорошо знает, как надо сделать то, что никто не знает, как сделать. Поэтому божественное наитие заменяется человеческим ремеслом.

Человек хотя и воображаемое существо, но то упорство, с которым он в качестве воображаемого существа появляется на этом свете, подлинно. Поэтому надо рассматривать творческую силу, создающую человека в его воображаемой жизни, а не мир, в сознании которого он воображает себя существующим. Ведь для существования необходимо наличие мирового явления, подлинность которого скрыта от сознания, но настойчивое овладевание которой есть смысл жизни человека. Ведь он существует только в познании подлинности мирового явления, то есть в духе открытия просторов бытия, уходящих во время. Сознание бытия времени и есть дух человека, ведь только во времени он устанавливает подлинность мирового явления, полагая ее конечной целью познания, недостижимой в пределах его живого существа. Поэтому поневоле он распространяет свой помысел на общественное, родовое сознание, полагая, что оно с большей вероятностью достигнет того, что не дано достичь ему. Идея поэтому дискретна во времени, хотя и является непрерывным творением в духе. Но дух создает время отдельных откровений, поэтому они запечатлеваются в сознании культуры как познанные творения. Творение же, которое производит познающий его дух, лишь изредка посещает ум в сознании Бога, так что остается лишь принимать мировое явление в качестве бытия для сознания. Мировая явность неопровержимо подтверждает наличие являемой сущности, так что человеку есть куда устремлять свой ум, чтобы дух не чувствовал себя стесненным в определенных мировым явлением границах.

Бог именно таков, каким придумал его человек по своему образу и подобию, а потом стал образом и подобием Бога. Это взаимодействие приводит к тому, что человек постоянно совершенствуется, вознося Бога посредством его низведения. Низведенный до человека Бог и есть то существо, которое стремится возвыситься до его совершенства. А спасением является  Богонизведение через человековозвышение. Человек в себе и для себя имеет Бога для себя, чтобы в себе быть его творением.
Если бы реальность исходила из бездны божественной эманации, в мире царили бы любовь и взаимное влечение. Никто не боролся бы за наследство, поскольку единственным наследием было бы доброжелательное отношение к ближнему. Так что следует отличать искусственную, мертвую реальность, основанную на законодательных принципах от реальности естественно сформировавшегося духовного существа, которое привносит жизнь в основанную на ненависти и терпении рутину. Жаль ограниченных существом своего сознания людей, но эти люди, которые вынуждены быть теми, кто они есть, не потерпят критического отношения к их образу жизни. До самой смерти они будут любить себя и отнимать у других то, что хотят присвоить. Реальность же подлинная, в которой духовное существо становится действительной силой, является средой для взаимной любви.
С другой стороны, нет никакой необходимости видеть в реальности эманацию божественного бытия. Эта безбожная реальность становится природой. Люди советского периода в соответствии с «Диалектикой природы» Энгельса так и считали себя ее частью. Какие законы природы действуют в человеческом обществе, известно: все мы едины, но каждый готов сожрать другого. Борьба за выживание главный стимул общественного единства. Каждый человек зверь, притворяющийся добродушным созданием. Взаимная травля под прикрытием человеколюбия – суть природного единства общества. Поэтому природа ирреальна, никто не может понять в ней, для чего он живет и что он из себя представляет в отдельности от нее. Природа человека относится к области бессознательных поползновений его существа, она есть та часть реальности, в которой человек теряет свое достоинство и обращается в животное состояние. В таком состоянии и пребывало фантомное советское общество, рухнувшее под бременем своей лжи и неосуществимых надежд.

Вторжение в область неиспытанных чувств и есть высшая задача искусства. Имитация уже испытанных чувств свойственна ретроградному искусству. То, что можно испытать в реальности, чужеродно ему. Оно дает то, что никаким способом обрести нельзя. Только у высшей породы людей встречается такая потребность. Обычный человек удовлетворяется предметами реальности. Высший человек стремится туда, где его дух обретает свободу от исторической предопределенности. Это область искусства, где он заново открывает себя. Открыть себя заново значит осознать, что ты всегда был в истории и никогда не был. Что каждый из ее персонажей – это ты, но ты никто из них. Хотя ты был всегда, ты есть только сейчас; и хотя ты никогда не будешь, ты будешь всегда. Это и есть антагонизм между временем бытия и вечностью творения. Вторжение в эту заповедную зону сокровенного – цель искусства. Там оно находит свое выражение и откровение смысла. Смысл или мышление вообще есть инструмент искусства. Только посредством осмысленного откровения оно продолжает свой путь в века.

Человеческое воображение основано на фактах познания. Божественное воображение не основано ни на чем. Оно совпадает с актом творения. Творится в момент воображения, а воображенное творится. Это форма и содержание промысла. Так и художник сотворить может только то, что воображает. Воображенное есть творение, поскольку оно уподобляется божественному замыслу. Реальное же есть изображение, поскольку оно уже сотворено и его воображать не надо. Реалистическое искусство заключает в себе чувственную мысль; воображаемое творение пробуждает мышление как божественную субстанцию, вовлекает ее во власть промысла и устанавливает будущее. Фантом будущего тем отчетливее видится, чем конкретнее воображенное творение. Ведь сотворить можно только то, воображение чего совпадает с необходимостью и неизбежностью его явления в промысле. Явность воображенного творения и есть произведение искусства. Оно и называется произведением, потому что из замысла устанавливает свою явь в промысле будущего. Изображение же не является произведением: оно из настоящего создает образ его видимости. Изображение являет реальную мысль в чувственном представлении, произведение промысливает замысел в творческом воображении. На этом различии и основан мнимый конфликт между двумя видами искусств: на самом деле они переходят из одного в другое без всякого ущерба для своего предназначения. Как и все в этом мире не должно мешать друг другу, так и разные виды искусств лишь укрепляют собой общую картину мироздания.

Провидение, которое устанавливается творческим искусством, и есть его предназначение: его задача не в том, чтобы показать настоящее, а в том, чтобы открыть простор мышлению будущего, перспективу бытия еще не изображенного. Творческое искусство превозносит еще не существующую реальность, которая и станет предметом изображения для реалистического искусства. Ведь даже для того, чтобы изобразить мыслимое в видимом, необходимо воображение. Голая реальность без воображения лишь констатация факта наличного бытия этой реальности в том виде, в каком она предстает в данный момент в данном месте в зафиксированной ими ситуации. Это может быть как вымысел Вознесения, так и убийство Иваном IV своего сына. Здесь нет ни малейшего воображения, здесь лишь трепетное изумление перед фактическим событием. Произведение выходит за пределы известной формы, затрудняет восприятие, поэтому стимулирует мышление. Освобождая от чувственных вещей, оно обнажает сами чувства для мыслимого содержания. В поиске формы для его восприятия и заключается творческий процесс. Воображенное в промысле творение останавливается на произведении: поиск формы для его восприятия и есть искусство. В отличие от бесформенного искусства, которое иногда выдают за форму, в форме заключена эволюция промысла, весь путь сотворенного в воображении содержания. Так что разбрызгивание краски на холсте не является произведением. И если кто-то кичится этим разбрызгиванием и говорит, что он художник, не верьте ему: он шарлатан.

И слушал я оратории Гайдна и писал картины. И хорошо было на душе. И подумал я: каким бы гнусным существом я был, если бы не звучала во мне музыка бытия, если бы шедевры живописи не заслоняли карикатурную пародию на жизнь, которую я чудесным образом превозмог и остался жив. И сейчас, когда я жив более, чем когда-либо, потому что из жизни ухожу, я не вижу никакого изъяна во всех тех случайностях, которые мне пришлось испытать: все они были наполнены торжеством жизни. Что же касается заблуждений, то заблуждений в жизни не бывает: бывает только искренняя надежда в счастливый исход.

До момента моего появления на свет нет никого и ничего, что могло бы быть мной. А если его нет мной, то и нет того, что было бы, не являясь мной. Поэтому есть только личное бытие, представление о котором фиксируется в сознании в виде моего бытия или бытия кого-то. Так что весь мир предрожденный появляется в моем разуме самим разумом, и разум этого мирового явления есть и называется я. Я воспринимаю себя в разумном явлении мира как собственное существо. Поскольку вне моего сознания ничего нет и даже нет того, чего нет в моем сознании, то и разумная действительность существует как восприятие разумом самого себя, так что если разум вдруг исчезнет, а вместе с ним исчезнет и разумная действительность, то не будет потеряно ничего из того, чего нет, поскольку оно может быть только в разумном сознании и вне его существует не оно, а то, что не оно. Но не оно не может быть тем, поскольку у него нет бытия, поэтому оно не существует. Так что ничего не может быть потеряно, кроме ненайденного прежде своей потери. Значит ли это, что мое я потеряно в я, если оно не найдено? Что значит мое я в я? Значит ли это, что разум по своему усмотрению делает меня не мной, а для меня? Я сверхразумно и в этом сверхразумном я существует привнесенное для меня разумом мое я. Это мое я и есть тот суррогат опыта, который принадлежит всем людям и связывает их в единое целое коллективное сознание. Мое я одно на всех: хотя принадлежит мне, принадлежит каждому. Желательно, чтобы это коллективное я, которое мне приходится иметь моим, не вызывало у меня чувства отторжения, а было предметом любви. Полюбить себя я могу только в этом коллективном я, и в нем же могу полюбить ближнего. Это возможно в том случае, если коллективное сознание совпадает с моей потребностью бытия. Трагедии возникают из несоответствия я и моего я: они часто оказываются врагами. Печальный опыт столкновения сознания и бытия переполняет историю: дух еще не созрел до такой степени, чтобы вмешаться в этот мировой конфликт и искоренить его.
Разумное согласие, которое происходит в коллективном сознании, вовсе не означает, что каждое я обрело свободу. Оно всего лишь нашло свое место в структуре общественных отношений в соответствии со своими запросами и возможностями. Если под свободой понимать компромисс между намерениями и неизбежностью, то большинство людей свободны. Если же под свободой понимать власть духа над мировыми противоречиями, то свободны лишь немногие.

Если вселенная бесконечна, она не может расширяться. Если она расширяется, то она конечна. Если она конечна, то существует в пустом пространстве, которое заполняет по мере своего расширения. Это дикое представление ушло в века. Вселенная не пространственна, пространство – это форма восприятия ее человеком. Ее вообще невозможно рассматривать отдельно от сознающего ее разума. Кантовские антиномии демонстрируют наивность еще недавнего человеческого мышления. Наивно и представление об искривленности пространства при его отсутствии. Устройство вселенной, которое является содержанием разума, обнаруживается только в этом разуме и никаким другим способом являть себя не может. Воображение не может выходить за пределы разума даже тогда, когда оно полностью отрывается от него. Так что вселенная расширяется не в пространстве, а в человеческом разуме по мере его расширения.

Появление на свет нового ума всегда противоречит историческому опыту. Несмотря на то, что он должен на него опираться и развиваться дальше, он должен пересмотреть и саму возможность его дальнейшего применения. В некоторых случаях оказывается, что сам этот опыт подталкивает к появлению опровергающих его перспектив, и в этом его заслуга помимо того, что он оказал своевременное влияние на развитие цивилизации. Так что появление нового мира – это продолжение старого опыта, который уступает свое место более совершенному знанию. Человек же, который считает, что он живет во вселенной, на самом деле живет в собственной квартире или на улице, если он бомж. Вселенная – это продукт ума и живет в ней мыслящий человек, а не всякий, кому там не место.

Мышление приходит к мысли, что оно не знает себя. Если оно мыслит понятиями бытия, сознания, существования, то чем и как оно может мыслить сами эти понятия? Ему приходится делать разворот в сторону своих предосмысленных основ. Оно идет назад, чтобы идти вперед. Это и есть фундаментальное знание, которое углубляется по мере вытекающих из него следствий. Мышление каждый раз должно объяснить себе то, с помощью чего оно объясняет. Так познание становится объемным, а не узколинейным, специализированным. Мышление захватывает все новые области становления разумной вселенной в окружающем его мире. Этот мир явен не только в своей вселенской основе, но и во множестве существующих случайностей. Так что помимо неизбежной необходимости в нем присутствует легкомысленная свобода, позволяющая проводить жизнь сообразно со вкусами и желаниями. Если бы жизнь была фатальным течением событий, то уже заранее можно было бы предположить, что прожить ее захочет лишь тот, кому она доставляет удовольствие. Поэтому принцип удовольствия присутствует в жизни, позволяя ей преодолеть пессимизм безысходной необходимости. Жизнь устроена так, чтобы доставлять человеку радость. Даже в смерти он находит удовольствие, поскольку сохраняет надежду на что-то лучшее, чем то, что было. Поэтому невозможно заставить жизнь отречься от самой себя, кроме тех случаев, когда она оказывается за чертой жизнелюбия.

Понятия фундаментальной логики должны быть осмыслены. Я до сих пор не знаю, посредством чего обретаю знание. Мое знание лишь условно и опирается на неопределенность. Но можно ли с помощью этого условного знания, опирающегося на неопределенность, достичь ее определенности? Могу ли я понять то, чем что-то мыслю? С одной стороны, основополагающие понятия – выводы мышления, обобщения осмысленного опыта, нечто, на что указывается, но что в себе ничем не является. С другой стороны, эти понятийные выводы кладут в основу мышления как собой существующие явления. То есть, если они были предельным обобщением опыта, то теперь стали начальным моментом его возникновения. Например, если я говорю, что все существует, не вкладывая в понятие существования никакого самостоятельного существенного значения, то я на основании того, что нечто существует, утверждаю смысловую определенность обозначенного предмета. Я говорю, что предмет существует во всех тех определениях, которые я ему приписал. Но само его существование в этих определениях ничего не значит, поскольку ничего не значит само существование, положенное в основу определения. Так что определенность предмета расплывается в неопределенности и лишь сгущается в обозначенном смысле. Существующий предмет настолько же существует, насколько не существует. Значение его существования из понятия существования не следует, поскольку оно неопределенно. Поэтому фундаментальное мышление должно найти те параметры, в которых исчерпывающим образом проявляется предопределенность исходных понятий. Это значит, что исходное понятие не является смысловым значением, а полагает его. Следовательно, оно должно находиться вне пределов логики. Оно должно узнаваться, быть непосредственным условием возможности самого мышления. Это узнаваемое для мышления является продолжающимся и становящееся все более откровенным откровение. Невидимая сила, приводящая к сотворению мира, предопределяет мышление. Так что искать свое начало оно должно в любви к жизни, к замыслу творения, к чуду его осуществления. И только в этом случае понятие овладеет смысловой неопределенностью своего содержания. Ведь только до определенного предела можно постичь законы. Но те законы, которые устанавливают постигаемые законы, постичь невозможно. Сам разум постигает себя лишь в определенной мере, так что с точки зрения этой меры он и пытается постичь непостижимое. Это и есть логика повседневности, в которой неведомый уму замысел лишь повелевает существовать, избегая откровенного вмешательства в испытуемый жизнью промысел.

Предельно простое не может быть тем, пределом чего оно является. Предельно простое основание сущего не может быть сущим. Его неопределенность заключается в предельной простоте. Предельно простое не может быть определено чем-то, но само определяет что-то, поскольку любое в отношении к его неопределенности чем-то будет. Определением предельно простой неопределенности является его начало. Это начало известно как ничто бытия, а в современном смысле как состояние мира, в котором все может начаться заново. Предельная определенность понятия все глубже проникает в неопределенность мира, придавая ему хрупкую устойчивость в искусственной имитации естественного. Естественное примитивно, сила его в способности противостоять уничтожению. Искусственное сохраняется лишь до тех пор, пока человек прилагает к этому усилия. Предельно простое основание вследствие своей неопределенности сложно. Оно заключает в себе бесконечное множество определений и каждое из них являет это основание в том или ином виде. Соотношение их видов называется сознанием: в сознании предельно простое основание обретает статус бытия. Бытие – это сознание в сознании, видимость сознанием самого себя и мышление этого видимого в качестве сущности понятия. Понятие складывается из существенной определенности бытия в сознании.

Бытие и жизнь абсолютно противоположны. Они никогда не приходят к единству, хотя и проникают друг в друга. Бог всегда есть, он бытие. Человек всегда жив, но никогда не был и не будет. Жизнь есть сознание бытия, она ограничена этим сознанием, а оно выражает собой то, чем является жизнь. А поскольку жизнь вне сознания бытия ничем не является, то и сознание не выражает ничего, кроме ничтожного опыта. Так что сознание, хотя и является сознанием бытия, к бытию отношения не имеет. Бог никогда не был и не может быть живым, бытие не зависит от жизни или смерти. Жизнью также можно назвать откровение бытия Бога. В этом откровении она дух, то есть ясное сознание бытия всесущей идеи. Эта всесущая идея пронизывает жизнь неявным образом, одухотворяет ее в мировой открытости. Установить бытие Бога с точки зрения жизни невозможно, как и невозможно явить его в живом воплощении. В жизни всегда нет того, сознанием бытия чего она является. Она отрицательна по отношению к бытию, хотя и стремится его достичь. Инструменты опыта непригодны для постижения того, что существует вне всякого опыта. Откровение как способность мировосприятия в момент появления на свет и есть память о творении, идея которого формируется в становлении сознания бытия.
Воспроизведение ума по мере его утраты есть воля. Воля есть действительность сознания, сохраняющего жизнь в идее бытия. Жизнь в себе деградирует до ничто, погружается в бездну небытия. Только в отношении к своей абсолютной противоположности она способна к самосохранению. Сознание бытия есть воля к жизни. Дух является действительностью этой воли. Он властвует над жизнью, устанавливая ее судьбу.

Верующие хотя и заявляют, что созданы по образу и подобию Бога, хотят видеть его по своему образу и подобию, то есть столь же омерзительным, как они сами. Они постоянно у него что-то выклянчивают, лицемерят и стараются его обмануть, поступая не по его закону, а по велению своих страстей. Попы, облаченные в золотую мишуру, думают, что они таким  образом демонстрируют божественное сияние. При этом бесстыдно выставляют напоказ свои лица, вероятно, считая их ангельскими. Бог не может явиться в человеческом облике, поскольку жизнь ему противоположна. Поэтому вера в то, что он явился во Христе, бессмысленна. Бессмысленно и заявление Ницше о его смерти. Бог не может быть жив или мертв, смертен или бессмертен. Он есть. Так что бытие Бога вечный стимул для жизни, ориентир, благодаря которому она согласна претерпеть свой путь от рождения до смерти. Вечность Бога означает не то, что он пребывает вечно, как будто вечность длится во времени, а то, что идея его бытия сопутствует жизни в качестве ее противоположности на всем ее протяжении. Никогда, ни при каких условиях человек не может отступить от Бога без потери сознания бытия. А с потерей этого сознания о нем уже нельзя говорить как о человеке. Поэтому никакой сверхчеловек невозможен после смерти Бога: умирает сознание бытия в человеке, а Бог не зависит от этой смерти. И если бытие Бога не воспринимается после смерти сознания бытия, то оно не воспринимается и при его жизни: Бог в своем бытии вне восприятия.

Если кто-то скажет, что человек есть, что я есть, я спрошу: как человек может быть, если он смертен, а бытие вечно? Как может живое относиться к бытию, если бытие не может быть живым? Доказывать надо не бытие Бога, а бытие человека. Бытие Бога несомненно, а бытие человека невозможно. Несомненно бытие Бога в невозможном бытии человека.
Стремление к бытию, исходя из того бытия, которое уже проникло в жизнь и организовало сознание, есть Эрос. Эрос строит прекрасную картину мира. Именно он возвышается над злом и отчаянием, приносит облегчение и радость жизни. Видеть в мировом отсутствии бытия возвышенную душу Бога его призвание. Ведь именно душа мира влечет человека и дарит ему покой и уединение в хаосе событий, чуждых Эросу.
Хотя бытие Бога и сознается, он по ту сторону бытия, сознается его бытие, а не он сам. Сам он присутствует в откровении, которое называется творением, поскольку ни в каком виде бытия не существует. Творение есть наивная мечта человечества о прикосновении к Богу в момент своего зарождения. Если Бог явил себя в первородном откровении в качестве Святого Духа, то я хотел бы знать, что это такое? Для этого мне пришлось бы дистанцироваться от этой первородности, а это значит, что я постиг бы событие происшествия Святого Духа, а не сам Святой Дух в откровении. Предшествующее бытию Богоявление в откровении Святого Духа есть возникновение Эроса или воля к жизни. Вдохновение, с которым Эрос исполняет эту волю, столь же стремительно, сколь и быстротечна жизнь. Так что жизнь едва успевает просмотреть себя от начала до конца, не задумываясь о том, что она ничего не обретает на всем своем протяжении, а лишь претерпевает предначертанный ей путь без всякой надежды удержать хоть что-нибудь из того, что она испытала. Бегство от Бога совершается тем поспешнее, чем откровеннее жизнь углубляется в свое содержание. Ведь сознание бытия превращает  ее в симуляцию божественного откровения, а реальность полностью искореняет Святой Дух первородности. Так что жизнью называется скоротечное стечение обстоятельств, вовлекающих отверженное сознание в процесс достижения недостижимой цели. Противоречие между возможностью и действительностью столь явно владеет жизнью, что только благодаря ему она постоянно находится в возбужденном состоянии и не исчезает прежде своего окончательного истощения.

Мировые потрясения не могут пошатнуть единственности Единого: это факт, в пределах которого происходит все то, что выходит за его пределы. Но в единственном нет понятия предела, факт не может иметь определения, он высшая форма бытия, в котором откровение завершилось. Благотворение единственного в его самоотверженности. Это значит, что все, что происходит в промысле, благотворно. Самоотверженность неотъемлемая часть промысла, промысел только в том случае есть чистая свобода, если он не накапливает существо творения, а предпосылает его для нового благотворного опыта. Так что мировой промысел есть благотворительный акт, освобождающий человека от пребывания в себе самом и вовлекающий его в состояние единственности Единого.

Понять Бога в контексте классической культуры оказалось невозможно. Поэтому необходимо создать понятие, которое было бы Бог, а не понять Бога. Бог не предпосылается понятию, поэтому невозможно понять то, чего нет. А если нет Бога прежде понятия, то человек абсолютно свободен и обретает свое достоинство в процессе создания понятия Бога.
Нет никакой необходимости в создании этого понятия. Это акт свободного волеизъявления разума, в котором сознание жизни стремится обрести понятие своего бытия. Потребность быть изначально присуща разумной жизни, и этим она отличается от всякой другой. Бытие необходимо для осознанного управления жизнью. Для этого живое существо должно сознавать свою объективность во внешнем мире реальности. В состоянии бытия оно правильно распределяет свои ресурсы, осознанно планирует будущее. Но бытие эфемерно, если оно ограничивается сознанием жизни человека. Человек смертен, поэтому оно лишь временно присуще жизни. Поэтому возникает потребность понять бытие независимо от жизни. Если в сознании себя человек есть, то он есть потому, что может быть и что-то такое, что есть, когда его нет. Это бытие ему неизвестно, поскольку оно не принадлежит никакой жизни. Но этот вывод неизбежен и требует безграничного доверия. Так возникает вера в то, что Бог есть. В нем заключена потребность бытия быть. Потребность бытия быть есть сущность вещей, творческое основоположение. В Боге заключена творческая сила, абсолютная потенция, всемогущество, которое следует из этой потребности бытия быть. Нет никаких предустановленных императивов, осуществляющих потребность бытия быть, поэтому творение абсолютно свободно и требует личного участия Творца.