Снайпер-инструктор - главы 20 -21

Начало повести на этом сайте.
Глава 20 - Бой за старинный замок
Новый 1945-й год 11-я гвардейская армия встретила в состоянии повышенной боевой готовности. Всякие выпивки строго запретили, в армии навели жёсткую дисциплину. Каждый день проводилась боевая учёба, и свободного времени не хватало, даже для того, чтобы написать домой письмо.
Утром, 13 января 1945 года, земля задрожала от ударов тысяч советских орудий. Началось массированное наступление на протяжении ста километров, по фронту с Восточной Пруссией.  Эти артиллерийские залпы были слышны и у нас в тылу. Одиннадцатую гвардейскую армию держали пока  в  резерве, но перебросили  поближе  к  фронту.
В результате упорных боёв до 19-го января советские войска заняли крупные немецкие города Гумбинен и Инстербург, через которые проходили  железная и шоссейная дороги в сторону Кёнигсберга. Немцы отчаянно сопротивлялись, но  всё же при безвыходном положении, сдавались в плен. Исключением были  власовцы и эсэсовцы. Они знали, что их могут расстрелять, если попадут в руки красноармейцев, и поэтому дрались до конца, с отчаянием обречённых.
Меня в составе отборной группы из одиннадцати человек снайперов послали блокировать старинный замок, в котором засели власовцы, под командованием эсэсовских офицеров. Точно не помню, в каком месте находился этот замок, по-моему, в Инстербурге. Ныне этот город переименован в Черняховск. Город уже был полностью занят советскими войсками, а из замка продолжали  отстреливаться.
Наша группа была собрана из разных полков пятой дивизии. Формировали её из лучших снайперов, командиром назначили Витю Орлова, с которым  мы учились в снайперской школе. Туда же включили и Толю Набокова, снайпера-инструктора из артиллерийского полка. Не хватало лишь Кости Рыжова, демобилизованного по ранению, а так все сокурсники были бы в сборе. Из моего взвода в группу попали  Гриша и Вахтанг Морбидадзе.
Привезли нас в полуразрушенный город ночью. Была сильная метель, но в городе ещё местами продолжались пожары, и  пахло едким дымом. От пожаров снег на улицах растаял, и как весной были лужи. Невольно я обратил внимание на глубокую воронку, на дне которой блестела вода, а по краям желтели одуванчики. Из-за пожаров в городе стояла плюсовая температура, стелился влажный туман вперемешку с дымом. Деревянный дом, мимо которого пришлось идти, продолжал гореть, но его никто не тушил. Языки пламени из окна лизали стену. Огонь быстро её осваивал, закреплялся и полз на крышу. Дальше мы шли мимо развалин кирпичного дома, рядом с ним зияли авиационные воронки и валялись столбы электролинии, с оборванными проводами. Пахло тухлятиной, видимо, от фрагментов человеческих тел, торчавших из завалов.
Нас встретил комендант города и разрешил отдохнуть до рассвета. Мы устроились в уцелевшем здании, где жили солдаты из комендантской роты.
За месячный период тыловой жизни, я отвык от ощущения постоянной опасности, поэтому волновался. К тому же было неприятное чувство, ведь придётся убивать своих  соотечественников, хоть и власовцев. Из-за  всего этого я плохо выспался и утром вышел на построение с тяжёлой головой. Возле комендатуры, кроме нашей группы, построилась в четыре шеренги  комендантская  рота.
- Равняйсь!  Смирно! – скомандовал командир роты, бравый капитан в каракулевой папахе, с большими усами, как у маршала Будённого. Витя Орлов продублировал для нас такую же команду.
Из здания вышел комендант города, с погонами подполковника, а капитан строевым шагом подошёл к нему и доложил:
- Товарищ подполковник, комендантская рота и снайперская группа     построены!
- Вольно! – командирским, натренированным басом, сказал комендант. – Ваша задача сменить сейчас тех бойцов, которые держат в окружении замок. Через пять часов вас подменят. А пока вам надо не выпускать из кольца засевших в замке гитлеровских бандитов, и при возможности уничтожать их. Здание представляет собой историческую ценность, поэтому мы воздержимся от применения артиллерии и авиации. Потом  комендант лично повёл нас к замку, который находился не далеко, на городской площади, окружённый рвом. Замок был заметно повреждён бомбардировками. Его зубчатые башни имели выбоины и трещины, а левая половина была сильно разрушена. С другой стороны от нас, замок  граничил с рекой, которая  сейчас стояла подо льдом.
Осаду держали снайпера и бойцы из другой комендантской роты. Они сидели в кирпичных зданиях вокруг замка, нацеливая  пулемёты, и снайперские винтовки на осаждённых. На одной из улиц я заметил советский бронетранспортёр и самоходное орудие. Бойцы, которых мы сменили, рассказали, что вчера вокруг замка стоял целый полк. Но его отправили на передовую.
Усатый капитан стал распределять снайперские пары и бойцов роты по засадам. Меня капитан поставил в засаду с Толей Набоковым, моим другом по снайперской школе. Капитан, разумеется, не знал, что мы давние друзья, всё получилось случайно. У нас в казарме снайперской школы и кровати стояли рядом, мы с Толиком часто делились  самыми сокровенными  мыслями, любили разговаривать перед сном.         
Вместе с нами, в засаду капитан поставил четверых бойцов. Им он приказал дежурить на первом этаже, возле станкового пулемёта, доставшегося от предыдущих солдат. Нам он велел занять позицию на втором этаже.   
Я спросил капитана:
- Сколько человек засели в замке, и как они вооружены?
- Примерно их около трёхсот человек, вооружены стрелковым оружием, пулемётами и фаустпатроны имеют.
- А почему они не стреляют и ничего не предпринимают?
- Спроси чего-нибудь полегче, – сердито буркнул капитан и ушёл.
- Они, наверное, боеприпасы берегут,  –  предположил  Толик.
На втором этаже, как и на первом, в окнах все стёкла были выбиты, на полу валялся всякий мусор, и под ногами хрустело. Жильцов в доме, естественно, не было, да и во всём городе местных жителей мы не заметили. В квартире, куда мы вошли, мебели осталось много, но царил беспорядок и резал нос запах от нечищеного туалета. В разбитые окна проникал сырой воздух, смешанный с дымом, дули сквозняки. Одеты мы были тепло: на ногах валенки с кожаными подошвами, брюки ватные, под шинелями телогрейки, на голове шапки-ушанки. Но, несмотря на это, мы зябли, потому что сидели без движения.
Войдя в комнату, я первым делом достал из вещмешка бинокль и осторожно подошёл к окну. Толик тоже стал смотреть в свой бинокль из соседнего окна. Замок находился от нас на расстоянии  не более ста метров. Из-за начавшейся снежной вьюги и дыма, видимость была плохой, но всё же я разглядел, что большинство окон в замке были узкие, примерно тридцать сантиметров шириной.
- Давай  я  буду  наблюдателем, а ты стрелком, через полчаса поменяемся, – предложил  Толя.
- Ладно, – согласился я и сел в удобное кресло, смахнув с него снег, который надуло в окно. Мы  некоторое время молчали. Потом Толя  спросил:
- Тебя не гнетёт такая ситуация, ведь стрелять придётся  в  русских.
- А что мы можем изменить? Пусть эти власовцы сами за себя волнуются.  Надо было думать, прежде чем вступать в немецкую армию.
- Да знаешь, Коля, может солдат попал в плен и решил, что от власовцев легче будет перебежать к своим. Но никак не получилось это сделать. Вот и засосало человека в болото.
Я  закурил, помолчал, и, выпуская дым, сказал:
- Да уж, война странная штука. Немцы переходят к нам, русские к ним. Идёт борьба за выживание. Не все становятся героями. Но мне кажется, я бы застрелился, но в плен бы не сдался.
- Я тоже, – тихо сказал Толя грустным голосом. Мысли о смерти всегда расстраивали его. Ещё в снайперской школе он высказал мне теорию, будто после смерти человек вновь рождается. Его душа вселяется в новорождённого ребёнка. Такая теория его успокаивала.
- Помнишь, как мы рассуждали о смысле жизни, – напомнил я ему о наших  разговорах  перед сном.
- Помню.  Но  теперь я  думаю  иначе, – сказал Толя. - Война  заставляет мыслить серьёзнее, не с личной позиции, а с общественной. Человеческое общество бессмертно, по сравнению с жизнью отдельно взятой личности. Поэтому, задача каждого человека, принять меры для продолжения рода человеческого, чтобы  бессмертие продолжалось.
- Значит, моя задача дать жизнь потомству? – спросил  я.
- Не обязательно. Если ты погибнешь, за тебя это сделают другие. Твоя задача, как солдата, принять меры для нормального развития общества в целом. Что мы сейчас и делаем.
- Это верно, – согласился  я. - Если Гитлер победит, то человечество забредёт  в тупик. Не станет развиваться в лучшую сторону.
Мы  замолчали. Мне захотелось размяться, и я подошёл к окну, посмотрел  на улицу. Вьюга поутихла. Толя продолжал смотреть в бинокль.
- В окнах замка иногда появляется свечение, - произнёс он. – Это, наверное,  зажигают спички, чтобы прикурить. Можешь меня подменить? Я уже устал.
- Конечно. Иди, отдыхай.
Толя отошёл от окна, сел в нагретое мной кресло, а я стал наблюдать в бинокль, прислонив свою винтовку к стене рядом, чтобы успеть схватить её, в случае необходимости. Внимательно осматривая каждый метр территории напротив нашей засады, я никаких следов на снегу не заметил. От белого снега, выпавшего недавно, глаза быстро уставали, и приходилось отрываться от бинокля, смотреть без него.
- Откуда-то дымом понесло, – встрепенулся Толя.
- Ты же сам куришь, – усмехнулся я.      
- Да нет, это дым от горящего дерева, с лестницы несёт.
Теперь и я почувствовал дым, наполнявший комнату. Он валил из окон первого этажа нашего дома и через дверь со стороны лестницы. Мы с Толей не выдержали и пошли смотреть вниз, что происходит. Оказалось, что солдаты затопили печку на первом этаже, но дымоход был засорён, печка стала дымить. Пришлось огонь загасить снегом. Солдаты огорчились – не удалось погреться. Ноги у всех промокли, начали зябнуть.
- Давайте во дворе, за домом, разведём костёр, – предложил один из бойцов.
Мы поддержали это предложение. За домом стояли поленницы дров, и валялся различный хлам. Ребята разожгли хороший костёр и стали ходить туда по очереди греться. В очередной раз я возвращался на своё место после обогрева и увидел, что Толя оставил свой пост, болтал  с солдатами на первом этаже.
- Ты чего здесь? Придёт капитан, и будет ругаться, что покинул пост.
- Не придёт, – успокоил нас пожилой пулемётчик. – Не бойтесь, сидите с нами, вместе веселее  Я знаю повадки нашего капитана, он уже давно спит.
Этот пожилой солдат с седыми усами мне очень напомнил конюха из одного колхоза в Даниловском районе. Когда я ездил в командировку, будучи налоговым инспектором, то приходилось ночевать у того конюха, так как задержался до вечера и с деньгами идти обратно в тёмное время  не решился.  Поэтому этот человек  меня сразу расположил к себе, и мне захотелось узнать, откуда он родом, просто поговорить с ним. С первого этажа так же было видно пространство перед замком, и мы остались, по очереди наблюдали в окно, одновременно разговаривая с солдатами на разные темы.
- Появилась цель, – взволнованным голосом сказал Толя, глядя в оптический прицел винтовки.
Я тоже взглянул в бинокль, в том направлении, куда была направлена его снайперка, и увидел медленно движущийся белый комок. Несомненно, это ползёт человек в масхалате.  Он двигался правее нашего расположения.
- Что будем делать? – спросил Толя.
- Если бы он хотел сдаться или шёл на переговоры, - стал я рассуждать, - то махал бы белой тряпкой. А раз пробирается тайком, то значит имеет враждебные цели. Так что выполняй приказ, стреляй.
Толя долго целился, стрелять не спешил.
- Ну, чего медлишь? – спросил пулемётчик.
- Я видел его лицо. Это точно русский парень.
- Вчера эти предатели убили много наших солдат, когда полк пытался взять замок штурмом, – сказал пожилой боец. – Их нельзя прощать.
Другой пулемётчик поддержал пожилого, и сказал, что власовцы хуже немцев. Но Толя опустил винтовку и чуть не плача произнёс: «Не могу!»
Некоторое время, я тоже стоял в растерянности. Вспомнил, как меня вызывал особист, за то, что я пожалел раненого немца. Сейчас повторяется нечто подобное. Дело пахнет трибуналом, надо стрелять, иначе пулемётчики нас обвинят в самых страшных грехах.
Я снял с плеча винтовку и стал целиться из глубины комнаты, чтобы противник не заметил отблеск оптического прицела.
- Отойди, Толя, от окна, не мешай, – сказал я спокойно, хотя на душе было очень скверно, будто приходиться стрелять в родственника. Мой палец в меховой перчатке от волнения онемел и не хотел меня слушаться. С большим трудом я нажал на курок. В комнате выстрел прозвучал громким хлопком. Запахло порохом.
Один из бойцов запел в блатной манере: «Напрасно старушка ждёт сына домой, ей скажут, она зарыдает…»
Пожилой зло одёрнул его: «Замолчи!  Ты сейчас допоёшься!»
У меня на душе стало ещё тяжелее. Взглянул в бинокль: там, куда я стрелял, уже ничего было не видно, белый бугорок исчез, сравнялся со снегом.
- Не высовывайтесь в окна, – предупредил я пулемётчиков. – Сейчас могут ответить снайпера с той стороны.
И через мгновение пуля царапнула ниже уха молодого бойца, не успевшего отреагировать на моё предупреждение.
- Это их снайпер, – почти хором сказали мы с Толиком, и, посоветовавшись, решили вступить с вражеским снайпером в игру. Опыт подсказывал – без хитрости врага не победишь. Пулемётчикам дали поручение высовывать шапку из другого окна, и посоветовали сменить позицию, а сами поднялись на второй этаж. Теперь настала очередь моего напарника быть стрелком. Толя устроился в глубине комнаты, оперев винтовку о стол. Я тоже осторожно осматривал замок в бинокль, но замок молчал, словно там никого не было. Обычно, во время долгого наблюдения за противником, мысли начинают уходить в сторону, вспоминается что-нибудь из прошлой жизни, внимательность притупляется. Но вот, из замка раздался выстрел, я даже вздрогнул. Толик тоже встрепенулся и спросил:   
- Ну что, заметил, откуда стреляли?      
- Примерно. Точно не засёк, - ответил я. – Надо ждать следующий выстрел.
Мы поменялись ролями. Я отдыхать не стал, а приплясывал вдали от окон, чтобы согреться. К костру не пошёл – можно прозевать цель. С первого этажа пришёл солдат и сообщил, что предыдущим выстрелом ранен пожилой пулемётчик в плечо.
- Вы его перевязали? – спросил  я  солдата.
- Конечно, но ему очень плохо, кровь всё равно сочиться сквозь бинты.
- Отведите его в тыл к санитарам, – посоветовал я.
Когда солдат ушёл, снова из замка стреляли. Толя засёк снайпера и сам выстрелил в него, чтобы тот не успел спрятаться. Я тоже его видел в бинокль, в узком окне зубчатой башни, даже заметил на лбу пятно крови, перед тем, как тот исчез. Значит, Толя попал, вражеский снайпер был убит.
Расслабляться мы не стали, могут на той стороне остаться другие снайпера. Наши опасения подтвердились:  из замка вскоре раздался одиночный выстрел, потом ещё несколько. Из других домов, в которых наши устроили засады, послышались ответные выстрелы. Перестрелка с каждой минутой усиливалась. По всей видимости, у противника снайпера были не опытные, так как клевали на приманки в виде высовывания шапок. Мы с Толей подстрелили ещё двоих.
В ходе перестрелки, длившейся более часа, трое солдат с первого этажа, оказались ранеными. Тот, который был ранен легко, сходил за санитарами, и других раненых эвакуировали из зоны боевых действий. Пулемёт остался без присмотра, поэтому мой напарник ушёл к пулемёту, а я продолжал сидеть на втором этаже.
В следующий момент из замка выбежали солдаты в немецкой форме, их численность быстро нарастала. Пулемёт с первого этажа бил короткими очередями. Толику приходилось экономить патроны, ведь он действовал один, и некому было заряжать пулемётные ленты. Из других пулемётов наши стреляли длинными очередями, власовцам пришлось залечь во рву. Они тоже интенсивно нас обстреливали, в том числе из пулемётов, расположенных в замке. И вот, они поднялись во весь рост, и пошли на нас в атаку, стреляя на ходу.
Меня от волнения трясло мелкой дрожью, бросало то в жар, то в холод. Власовцы могли за считанные минуты преодолеть не большое расстояние до наших домов, но их вновь прижали к земле пулемётные очереди. Я торопился, и почти не целясь, убивал тех, кто мог убить меня. Они продвигались вперёд ползком, с упорством обречённых. Пули через окна попадали в моё помещение, с визгом рикошетили о стены. В комнате стало пыльно из-за обрушившейся штукатурки. Мне хотелось куда-нибудь спрятаться или лечь на пол, но я пересиливал страх и продолжал стрелять.
Наконец, противник не выдержал и начал отступать короткими перебежками, унося раненых. На площади перед замком осталось около сотни убитых. Сколько человек я убил, трудно сказать. Судя по истраченным патронам – может быть двадцать, но, учитывая, что мог ранить или промазать, то вдвое меньше.
Как только стрельба прекратилась, усатый капитан привёл нам смену, и мы отправились на отдых. Уставшие, испачканные побелкой и штукатуркой, мы с Толей, пригибаясь, побежали в сторону от замка, припоминая дорогу к тому зданию, где ночевали. Когда замок стало не видно, (шёл крупный снег, и его скрыли дома) пошли шагом. От этой пробежки мы немного согрелись, и, переводя дух, Толя сказал: «Ведь в Гражданскую войну тоже убивали русские русских, и никого совесть не мучила. А сейчас как-то не по себе…»
После этих слов, шальная пуля ударила в стену кирпичного дома, и, выбивая искры, срикошетила. Толик охнул, опустился на колени, судорожно заглатывая раскрытым ртом воздух. На снегу появились алые капли крови. Я нагнулся к нему и испуганно спросил:  - Тебя зацепило?
Задыхаясь, он выдавил: «В спину, под сердце…» Его лицо побелело, и он упал без сознания. Кровавое пятно на снегу быстро увеличивалось. Вокруг никого не было. Я понял, что одному мне раненого не дотащить, хотя до места оставалось три минуты ходьбы. На мне навешано, кроме оружия, всякое снаряжение, на Толе тоже. Всё это сковывало и затрудняло движение. Поэтому пришлось бежать за подмогой. Вернувшись с другими снайперами за раненым, мы проверили его пульс, он не прощупывался. Мы надеялись, что Толя жив и перетащили его в натопленное помещение. В это время другой товарищ сбегал за санитаром, тот пришёл сразу, как только внесли раненого в дом. Санитар осмотрел его и развёл руками:  «Ничем помочь не могу. Он мёртв».
- Как же так? – не верили ребята. – Надо позвать врача.
- А я и есть врач. До войны работал фельдшером, а теперь даже операции делаю, на практике стал хирургом…
Снайпера сняли шапки. Затем пришли другие товарищи из оцепления на отдых. Вместе с ними пришёл и Витя Орлов. Узнав печальную новость, они тоже сняли шапки, столпились вокруг мёртвого Анатолия, лежавшего в одежде на кровати. Как мне показалось, все выглядели безразличными и усталыми. Наверное, привыкли к гибели товарищей. Только Виктор стоял хмурый, на его шее надулись жилы, и было видно, как плотно он сжал зубы.
Мне не верилось, что нашего друга не стало. Он лежал со спокойным выражением лица, словно спал.
Кто-то вызвал автомашину из похоронной команды. Виктор спросил солдат, выносивших на носилках Толика:
- Скажите, где похороните нашего товарища?
- Как обычно, за городом, в братской могиле, – ответил один из солдат.
После не долгого отдыха, нас вновь капитан привёл к замку продолжать осаду. В нашей группе осталось девять человек, из одиннадцати. Кроме Толи Набокова выбыл ещё один снайпер из семнадцатого полка. Его тяжело ранило в прошлом бою.
В этой смене капитан по моей просьбе поставил со мной в засаду Вахтанга Морбидадзе.
Наступили сумерки, дело близилось к вечеру. По предыдущему опыту я предложил пулемётчикам, дежурившим с нами, развести во дворе костёр. Когда я вышел в свою очередь к костру погреться, то совсем стемнело. Где-то рядом периодически запускали осветительные ракеты. Мороз усиливался, а пожары в городе все прогорели. Небо очистилось от дыма, и  стало видно звёзды.  Появившаяся на небе луна, осветила белый снег не хуже ракет, только тени от домов сохраняли темноту. Вместе со мной к костру вышел погреться солдат из пулемётного расчёта. Он приблизил руки к огню, а автомат  ППШ положил рядом на снег. Обычно ходили греться по двое, так безопаснее.
Откуда-то на небе появились облака и закрыли луну. Осветительных ракет тоже не было, наступила кромешная тьма. Лишь костёр освещал двор своим красноватым светом. Развалины соседнего здания казались другими, чем днём. Их зловещие силуэты, похожие на скалы, настораживали, а наступившая тишина пугала. Солдат с опаской посматривал по сторонам, я тоже чувствовал себя не очень уютно. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, мы начали разговаривать, немного рассказали о своей довоенной жизни,  о боевых делах, в общем, кратко познакомились.
Вдруг в стороне, возле поленницы дров, метнулась тень. Мой собеседник от неожиданности схватил автомат и крикнул:
- Стой, стрелять буду!
Я всё же подумал: «Откуда здесь может появиться враг, если он в кольце? Возможно это кто-то из своих». На всякий случай я тоже достал из кобуры свой парабеллум. За поленницей что-то упало, но никто не отвечал. Тогда солдат дал в ту сторону очередь из автомата, и поленья полетели от удара пуль.
- Не стреляйте! – истошно закричал не известный человек. Через минуту он вышел из-за поленницы с поднятыми руками, в красноармейской форме.
- Вы чего ребята? Я в туалет за дровами сел, – испуганно сказал он.
- Что-то мне твоя личность не знакома, – прохрипел автоматчик.
- Ну как же, мы с тобой в одной роте служим.
На выстрелы прибежали другие солдаты, как с нашего поста, так и с соседнего, они узнали этого парня: он был из новобранцев.
- Получается, чуть своего не застрелил, – с досадой в голосе произнёс мой сосед по костру. – Ты тоже виноват: надо было нас предупредить, что здесь по нужде садишься. Туалет устроил…
Прибежавшие бойцы, окружили костёр, чтоб погреться и начали оживлённо рассказывать случаи из своей практики. Оказалось, что на войне подобных случаев бывало много, когда по ошибке стреляли в своих солдат. Этому парню ещё повезло, что жив остался.
Пока разговаривали у костра, из замка начали стрелять, и мы разошлись по  местам. Морбидадзе хоть и южный человек, но греться к костру не ходил. Он был весь во внимании, почти не отрывался от оптического прицела. Из одного окна замка начал бить короткими очередями пулемёт. В темноте хорошо были видны огни от выстрела. Вахтанг хотел подстрелить пулемётчика, но промазал, видимо, глаза устали от длительного наблюдения. Я прицелился чуть выше огненных вспышек и выстрелил. Пулемёт замолк. Вахтанг понял, что я попал и огорчённо спросил:
- Ты как целился? Брал выше или прямо?
- Конечно, целился выше огней, потому что голова пулемётчика над пулемётом. В это время с другой стороны замка разгорался бой, а с нашей стороны выстрелов больше не было. Мы продолжали наблюдать за площадью перед замком, ведь под шумок могли пробраться солдаты противника сквозь оцепление. На площади чернели многочисленные трупы убитых и можно тихо проползти между ними, рассчитывая, что мы спутаем живых солдат с трупами, если двигаться медленно. Однако власовцы до этого не додумались, и мы не заметили никакого движения.   
Бой с противоположной стороны замка продолжался более часа, а затем выстрелы удалились куда-то вглубь города и затихли. Потом я узнал от солдат комендантской роты, что не большой группе власовцев удалось с той стороны прорвать окружение и уйти от преследования. Оставшихся власовцев в замке, добил специальный штурмовой отряд, прибывший из армии генерала Баграмяна.
В эту же ночь ранили моего второго сокурсника по снайперской школе Витю Орлова. Его отправили в госпиталь, и мы с ним больше не виделись.
В группе снайперов, среди рядовых, я остался один старшим по званию, и мне пришлось взять на себя командование группой. Я сходил к коменданту города, после завершения операции, и спросил, как нам теперь вернуться в свою дивизию. Комендант при мне позвонил в штаб 11-й гвардейской армии. Ему разъяснили, как найти  5-ю гвардейскую дивизию, а он разъяснил мне. На своей полуторке, на которой приехали,  мы покинули город.
21 - Снайперская группа заблудилась
Когда мы отправились в путь, погода испортилась, началась метель. Снайпера залезли в кузов автомашины, крытый брезентом, а меня уговорили сесть в кабину. По карте я определял маршрут нашего движения, показывал водителю, куда надо ехать. Как мне сказал комендант, пятая гвардейская стрелковая дивизия через два дня должна штурмовать город Тапиау. Вся шоссейная дорога, по которой мы ехали, была забита советскими войсками. Шириной шесть или семь метров, дорога не могла обеспечить высокую проходимость. Часто случались пробки. Заглохнет какая-нибудь машина или танк, и никак их не объехать. Приходилось часто стоять, ждать, когда пробка рассосётся.
Ехали целый день. Я давал ребятам по очереди греться в кабине, а сам сел в кузов. На вынужденных стоянках грелись у костров. Как-то на одной из остановок, солдаты поймали бесхозную корову, надоили в котелки парного молока, и мы пили его, сидя у костра.
Ночевали в большом посёлке, в доме вместе с хозяевами. Немецкое население всё чаще оставалось в своих домах: бежать уже было некуда. Искать ночью дивизию не рискнули – впереди громыхал бой. Решили поиски продолжить на рассвете.
Утром, мы с Григорием, вышли на дорогу и остановили легковую автомашину, шедшую в обратном направлении от фронта. В ней сидел капитан и, козырнув, я обратился к нему:
- Товарищ капитан, мы возвращаемся с задания, вот документы. Вы не подскажете, где находится пятая гвардейская дивизия?
Капитан посмотрел приказ о командировке надвое суток, выданный нам в штабе дивизии и нахмурился. На приказе, напечатанном на машинке, стояла печать дивизии. Этот документ выглядел очень убедительно, но капитан посмотрел и наши личные документы.
- Ваши бумаги в порядке, - сказал он, внимательно разглядывая нас. – Я скажу, где ваша дивизия, сам оттуда еду. Скоро увидите регулировщицу на развилке дорог и спросите её, как доехать до «Вегендорф». Там штаб восьмого корпуса и пятой дивизии. Капитан козырнул и, закрывая дверцу машины, сказал водителю: «Поехали».
Мы тоже сели в свою полуторку и двинулись в путь. Регулировщица, симпатичная девушка, объяснила, что нам надо ехать влево, по ответвлённой  от большака второстепенной дороге. По большаку ехало много военной техники в сторону фронта, а на этой дороге мы были одни. На снегу второстепенной дороги отпечатались свежие следы автомашин и гусениц танков. Шёл снег, значит, техника проехала недавно.
Я сверил путь с картой, и мы отправились дальше. На этот раз я сидел в кабине. От разогретого двигателя в кабине было тепло и уютно. На несколько минут, я закрыл глаза, решил отдохнуть. Сразу же вспомнил родных. Как-то там  папа воюет, как мама с Вовой и Сашей поживают. Что-то давно от них нет писем. Мысленно я перенёсся домой в Данилов. Мне казалось, что там я не был уже целую вечность. Призвали меня в армию в сорок втором году, а сейчас сорок пятый – значит, дома не был около трёх лет. Охваченный ностальгией, я совсем расстроился, и, чтобы не думать о доме, открыл глаза, стал смотреть по сторонам.  В том месте мы проезжали мост через реку. На карте я не видел реки на нашем пути, и у меня ёкнуло в груди: «Неужели проехали мимо нужного места?» Меня охватило волнение, достав из противогазной сумки карту, я решил ещё раз сверить маршрут.
Вдруг шофёр толкает меня в бок и  показывает мне пальцем на танки, двигающиеся к нам по полю, метров за триста от дороги. Я взглянул в бинокль, висевший у меня на груди, и ахнул: «Это же немецкие тигры». Я сообщил об этом шофёру и велел ему развернуться назад, но дорога была узкая, по бокам глубокие кюветы, быстро не получиться. Танки могли расстрелять нас из орудий, поэтому, я принял решение бросить машину, а самим бежать к реке, чтобы спрятаться за крутыми берегами.
Шофёр переменился в лице, побледнел, и стал круто поворачивать руль вправо. Я нащупал в кармане шинели гранату «лимонку», если машина сейчас застрянет в кювете, то придётся отбиваться гранатами. Но тут же вспомнил, что лимонка не причинит «тигру» никакого вреда. К счастью, машина удачно переехала кювет, и я спрашиваю водителя:  «Ты куда? Давай бросим машину и спрячемся на реке». Но он не остановился, а ничего не говоря, помчался по снежной целине вдоль реки. «Ну, пускай едет, - подумал я, - пока не забуксует»  Оглянувшись назад, увидел, как танки уже подъезжали к дороге. На поле снегу было не много, и мы смогли проехать метров сто, пока колесо не попало в яму. Машина заглохла. Где-то в мыслях я терзал себя, что прозевал маршрут, в пути расслабился, задремал. И теперь подставил своих ребят под удар. Наверное, мы проехали вперёд наших войск. Одно меня утешало, что моей вины ребята не поймут.
Я выскочил из кабины, шофёр следом за мной. Немецкий танк выстрелил, и снаряд пролетел мимо машины, взорвался далеко впереди. Я крикнул снайперам, сидевшим в фургоне:
- Фашистские танки! Всем покинуть машину!
Шофёр, матюгаясь, вытащил из кобуры пистолет. Тигры уже выезжали на мост, а один двинулся в нашу сторону. Снайпера без паники выпрыгивали из машины, они даже не видели, закрывшись брезентом, что происходит снаружи. В нескольких метрах от нас находился берег реки. Она была не широкой с обрывом у самой воды.
- Всем к реке! – дал я команду. – Берег с обрывом, танку не переехать!
Снайпера стали прыгать с обрыва, поднимая снежную пыль.
- Убери ты свой пистолет, - с усмешкой крикнул Григорий шофёру, - против танка пистолет не поможет! Гриша держался спокойно, меня это удивило. Мне, например, было страшно, сердце бешено билось, в ожидании чего-то ужасного.
На речном льду валялись несколько трупов, припорошенных снегом. Кто это были, русские или немцы, не понять. Наверное, недавно здесь был бой.
Танк снова выстрелил из пушки, и на реке взрыв поднял столб воды, она разлилась по всему льду.
- Хлопцы! Там бункер и дверь открыта! – крикнул с украинским акцентом один из парней.
В склоне противоположного берега я увидел большую бронированную дверь, как у гаража. В большой двери, маленькая дверь, и она была приоткрыта. Мы в панике, по льду, залитому водой, бросились к спасительному бункеру. Танк, в это время, столкнул с берега полуторку и медленно поворачивал пушку в нашу сторону. Машина покатилась, с берега и  встала на льду вверх колёсами.
- Не толкаться, по очереди заходите! – кричал  я, и последний заскочил в тёмное помещение.
Как только закрыл за собой тяжёлую, из толстого железа дверь, меня оглушил сильный удар. Это танк выстрелил по бронированным воротам. Взрыв откликнулся острой болью в голове, уши заложило. На зубах хрустело от поднявшейся пыли. Танк сделал ещё выстрел и уехал. В воротах имелась смотровая  щель, и через неё, я увидел, что танка на берегу нет, крикнул ребятам об этом, но не расслышал своего голоса, оглох. Минут через пятнадцать я открыл дверь, свет с улицы наполнил помещение. Снайпера тоже все оглохли. Они что-то говорили, размахивали руками, но не понимали друг друга.
На цементном полу бункера валялись звенья от гусениц, чернели пятна от машинного масла. Значит, здесь прятали немцы свою бронетехнику. На первый взгляд  в бункер могли поместиться четыре или пять танков. В центре потолок подпирали несколько квадратных колонн. Возле последней колонны, на стуле, сидел человек в лыжном костюме. Он понял, что мы его заметили, и спокойно направился к выходу. Солдаты попытались его задержать, но он раскидал их, применив приёмы рукопашной борьбы. Был этот человек не высокого роста, худощавый. Раскидав снайперов, он  выскочил из бункера. Морбидадзе побежал за ним, я крикнул, чтобы стрелял по ногам, но он убил его в голову, не расслышал меня, а сам не сообразил.
- Зачем застрелил! – ругался я  - лучше бы ранил, может это переодетый офицер, привели бы языка в дивизию.
Снайпера обыскали убитого, но никаких документов и оружия у него не нашли. Глухота у нас начала постепенно проходить, и мы гадали: кто же это такой, может, спортивный тренер, мастер по рукопашному бою или немецкий дезертир?
Я вышел из бункера и осмотрелся по сторонам. На восточной стороне шёл бой, а на дороге появилась колонна автомашин с солдатами. От бункера до дороги каких-нибудь сто пятьдесят метров, даже без бинокля видно, что это немцы. В связи с таким обстоятельством, мы вынуждены были отсиживаться в бункере, пока колонна не проедет. Ноги у нас стали зябнуть, валенки промочили, когда бежали по залитому водой льду. Погреться негде, надо терпеть. Ребята  приплясывали от холода и бегали по бункеру.
- Положение наше не понятное. Почему мы нарвались на немцев? – спросил меня шофёр.
Снайпера тоже недоумевали: «Что это за река? Сколько километров мы проехали?» «Старшина, посмотри на своей карте, где мы находимся?»
Я достал карту:
- Вот дорога, по которой мы ехали, – стал я  размышлять вслух. – А вот город Тапиау, куда двигается наша дивизия. Можно перевернуть машину на колёса и попытаться вернуться назад, где идёт бой.
- С машиной проблема, – высказал сомнение шофёр. – Она помята и бензин, наверное, вылился. И где мы поедем, если на дороге немцы? Ехали мы не долго, километров десять, не больше.
Я молчал, а про себя думал: «Что же делать?»  «И зачем я задремал, вот растяпа! Теперь придётся расхлёбывать. Может, мне сказать правду ребятам?»  Но мои мысли прервал Григорий.
- Дело обычное, - спокойно сказал он, - немцы прорвали фронт, и перешли в контратаку. Они часто контратакуют, такая у них тактика.
После его слов я передумал каяться и вынес на обсуждение коллектива сиюминутное  предложение:
- Давайте, пойдём по реке вниз по течению. Она впадает в реку Прегель, не далеко от Тапиау. Мы на реке не заблудимся, и встретим свои части.
- Сколько километров до Прегеля? – спросили ребята.
- По карте напрямую, чуть больше пяти,  – ответил я.
- Ты у нас старший – ты и решай.
В нашем отряде, состоящем теперь из девяти человек (вместе с шофёром) все были старше меня по возрасту. Я, наверное, самый молодой, но имел звание старшины, остальные были рядовые. Трудно командовать в боевой обстановке, нести ответственность за других людей, и принимать решение. В этот момент я боялся не за себя, а за снайперов. Если они погибнут, мне придётся отвечать перед командованием.  Из этих солдат, я хорошо знал только Григория и Вахтанга, остальных видел третий день. Ведь наш отряд был сборный из представителей снайперских взводов дивизии, но зато состоял из самых лучших снайперов.
Наконец, колонна немцев скрылась за поворотом, и мы пошли по льду, вдоль реки. Снегу на реке было не много, но всё равно идти труднее, чем по ровной дороге. Периодически поднимались на берег, чтобы осмотреться вокруг, поэтому шли медленно, соблюдая осторожность. Мы не боялись столкнуться с немцами, могли принять бой, даже с превосходящими силами, но рисковать в слепую, не имели права.
Вскоре увидели впереди сараи и дома населённого пункта. Поднялись на берег и стали наблюдать в бинокли. В процессе наблюдения обнаружили там, среди домов, боевую технику с крестами, и  решили обойти посёлок стороной.
На обход посёлка по бездорожью ушло много времени, и когда вновь вышли на реку, начали сгущаться вечерние сумерки. Мороз усиливался. Мне показалось, что было не менее двадцати градусов ниже ноля. Лицо сильно мёрзло, ноги в сырых валенках тоже, но спина вспотела от длительной ходьбы. Мы стали думать о ночлеге и где бы погреться. Примерно через час станет совсем темно.
- Вон сарай, - показал на видневшийся в стороне сарай, снайпер из семнадцатого полка. – Давайте в нём переночуем.
- Мы же там замёрзнем, – возразили другие.
Спорили не долго, пришли к общему мнению, что лучше переночевать у костра, под обрывом  возле реки. В такой мороз немцы сюда не сунутся.
- Где найти сухих дров? – спросил один из ребят.  На него сразу все накинулись: «Что за вопросы, сарай разберём…» Сарай ломать пошли все вместе. Орудовали сапёрными лопатками и ножами. Потом каждый принёс к месту ночёвки по охапке дров. Не успела наступить ночная мгла, как костёр уже полыхал во всю мощь. Мы расположились вокруг него, подложив под себя принесённые доски,  и  с  удовольствием  грели  ноги. Согревшись, продолбили на реке прорубь, набрали в котелки воды и кипятили её на огне. В вещмешках у большинства солдат нашлась еда, а у кого запасов не оказалось, с ними поделились.
- Трудно воевать в такой мороз, – сказал шофёр, прикуривая от уголька, вынутого из костра.
- А мы люди привыкшие, здесь большинство охотники, – поддержал тему Гриша. – У нас в Сибири морозы похлеще, так мы в лесу ночевали, зарывшись в снегу. Находишь сугроб побольше, и делаешь в нём нору. В шубу закутаешься и хорошо…
Солдаты начали вспоминать случаи из своей охотничьей практики, а один бывалый снайпер поведал о трудностях в первый год войны. Тогда морозы отличались особой суровостью и больше всего страдали от него Фрицы. Наши солдаты более привычные к морозам, хотя при сорокаградусном морозе и нашим доставалось. Я вспомнил Павлика. Он на себе испытал тяготы морозной войны. Николай упоминал в своём рассказе, что у него и у Павла были отморожены пальцы на ногах и руках, но в госпиталь они не пошли, продолжали воевать.
- Старшой, пора спать, назначь кого-нибудь дежурить, – обратились ко мне солдаты.
Я растерялся и не знал, с кого начать. Тогда шофёр предложил свою кандидатуру: «Назначай меня, я всё равно не смогу заснуть». Одет он был не так тепло, как снайпера и сидел близко у костра, ёжился от холода.
- Ладно, заступай на дежурство. Если что, буди меня…
Вокруг костра снег подтаивал, и я подложил под себя ещё доску. Один бок припекало, а другой замерзал, приходилось часто поворачиваться. Вскоре я пригрелся и уснул. Сказалась усталость после перехода по снежным полям и оврагам.
- Старшина, горишь! – толкал меня в бок дежурный.
Я проснулся. Костёр сильно полыхал, видимо в него подбросили дров. Пола моей шинели  горела. Я затушил её снегом и почувствовал, как в кармане что-то жжёт. Там лежала граната-лимонка. Она сильно накалилась, и я отбросил её в сторону, в снегу она  зашипела. Кроме дежурного, не спали ещё двое, от моей возни проснулись и остальные.
- Эх, жалко шинель, – горевал  я, – она из ценной английской шерсти, такую мне уже не выдадут…
- Радуйся, что не взорвался, - говорили ребята, - а то сейчас был бы уже на небесах. И мы вместе с тобой.
До рассвета ещё два раза ходили за дровами, но спать уже никто не мог. Коротали время в разговорах, да пили горячий кипяток. Утром на восточном направлении послышалась артиллерийская стрельба, в стороне от этого места. Река протекала с юга на север, параллельно фронту. Фронт  только на военной карте проходит непрерывной линией. В реальности же, особенно в зимнее время, и, когда противник при отступлении ещё не достиг заранее подготовленных оборонительных рубежей, сплошной линии фронта нет. Бои обычно идут вдоль дорог и в населённых пунктах. В нашем же случае, справа находился посёлок, который мы обошли. За лесочком мы его не видели. С восточной стороны  перед нами  раскинулось поле метров на триста, а дальше, за полем,  виднелся лес.      
Как мы и предполагали, грохот боя приближался к посёлку – это примерно, в километре от нас. С левого фланга сильной стрельбы не было. Когда в посёлке стрельба утихла, то из-за лесочка прямо на нас вышли отступающие гитлеровцы. С каждой минутой их становилось всё больше, мне показалось, что не менее батальона солдат. (Около пятисот человек). Часть из них были одеты в маскировочные белые халаты.
У меня уже не возникало вопроса «что делать», так как снайпера  приготовились дать бой, тем более что патронов у нас имелось в достатке. И мы рассчитывали на паническое настроение противника. Вопрос лишь возникал в том, как близко подпускать врага. «Бывалые» снайпера настаивали открыть огонь на большом расстоянии. Это вызовет панику среди движущейся на нас толпы, и в случае опасности, мы успеем от них скрыться. Я послушал  совет «бывалых» и дал команду открыть огонь. Меня била мелкая дрожь, но скомандовал я ровным голосом, научился в таких ситуациях держать себя в руках. В мой оптический прицел попал солдат, вот в крест оптики угодила его голова, и я нажал на курок. Всё, готов, упал. Следующий…
Немцы сразу не могли понять, кто и откуда стреляет. Оставшиеся в живых метались по полю, как загнанные волки. Снайпера продолжали уменьшать их численность. Вслед за солдатами противника из лесочка выбежали красноармейцы.  Окружённые гитлеровцы начали сдаваться в плен, а на поле осталось, примерно, около пятидесяти убитых и раненых. Раненые громко стонали и кричали.
В разгар боя я чувствовал гордость за себя и за своих товарищей, но потом, когда увидел поле, усыпанное телами людей, хоть и врагов, моё настроение испортилось, охватила тоска. Ребята тоже были в подавленном настроении. К кровавой бойне трудно привыкнуть. Нас встретил знакомый офицер и показал дорогу в посёлок.   
Мы пошли туда мимо убитых и раненых немцев. На них старались не смотреть. В посёлке встретили бойцов из 17-го полка нашей дивизии. Там же  расположился штаб дивизии, в сохранившемся кирпичном одноэтажном доме. Посёлок оказался крупным, а когда вчера вечером я смотрел  на него в бинокль, то представлял его намного меньше. Почти во всех домах оставались местные жители. Их послали собирать раненых немецких солдатах, чтобы оказать им помощь, иначе они замёрзнут.
Генерала Петерса в штабе не было, и мне велели ждать. Его кроме меня дожидались несколько офицеров, они обсуждали нового командира дивизии, и, как заядлые сплетники, в полголоса,  язвили  в его адрес.
Один из офицеров с усмешкой сообщил:
- Говорят он латыш по национальности и родственник тому Петерсу, который был помощником у Дзержинского, поэтому он и до генерала дослужился.
Другой офицер предостерёг:
- Ты поменьше о нём болтай, он в НКВД служил. Недавно собственноручно двоих солдат застрелил, за то, что пьяные были.
Когда дверь в комнату, где мы сидели, открылась, и вошёл человек в папахе, с красными лампасами на брюках, все встали. Лица офицеров приняли серьёзные выражения. Теперь я рассматривал генерала вблизи. Он был худощавый, с интеллигентным лицом, на котором красовались усы с закрученными кончиками, а подбородок прикрывала короткая бородка клинышком. Пройдя в смежную комнату, где сидели штабные офицеры, он, не глядя на нас, строго спросил:
- Кто первый ко мне? Проходите.
До меня очередь дошла не скоро, и я успел вздремнуть, сидя на стуле. Войдя в комнату к командиру дивизии, заметил, как офицеры уставились на мою обгоревшую шинель. Генерал терпеливо выслушал мой не краткий доклад и улыбнулся, когда я объяснил про  шинель, как она обгорела.
- Получи сегодня же новую, – сказал он спокойно и строго добавил. – Будешь теперь обучать снайперов всей дивизии, пока не пришлют замену выбывшим инструкторам. Временно переходишь в моё подчинение.  Ясно?
- Так точно, – ответил  я.
В этот же день, в посёлок прибыл 21-й полк, и я доложил майору Котову о моём переподчинении командиру дивизии. Он развёл руками:
- Ну что ж, начальству виднее, передай свои полномочия Салову.
После этого, я нашёл дом, где поселились снайпера моего взвода, и передал приказ сержанту Салову о том, что он временно назначается командиром снайперского взвода.
Следом за мной во взвод пришёл Серёга Винокуров. Он выглядел  усталым и с ходу мне сообщил:
- Петерс велел тебе сегодня ночью идти с разведчиками для прикрытия, и возьми ещё двоих надёжных снайперов. Дивизии нужны разведданные, а добыть языка второй день не удаётся. Разведчики засекли немца, который один охраняет какие-то ящики. Как стемнеет, будут брать его живым.
- Ты тоже пойдёшь с нами? – спросил я Сергея.
- Нет, я ухожу в разведку в Кёнигсберг. Хотел и тебя взять с собой, но Петерс не отпускает.
- А кто с тобой идёт?   
- Нас будет пятеро. Троих ты знаешь. Пойдёт Монах, Карл и Отто.
Винокуров устало зевнул: «Пойду отсыпаться…»
Я тоже очень хотел спать, но сначала решил сказать Саньке и Гришке, что им надо идти ночью в разведку. Гришка собирался обратиться в санчасть, плохо себя чувствовал, но я увидел его в бодром состоянии вместе с Санькой. Они обрадовались, моему появлению и предложили выпить вместе с ними трофейного красного вина. Но я отказался  и  предостерёг их:   
- Лучше не рискуйте. Говорят, что Петерс сам застрелил двоих солдат, когда застал их за распитием спиртного.
- Да ерунда, врут, наверное,  -  не поверили парни.
- Об этом я узнал сегодня в штабе дивизии, офицеры меж собой обсуждали. Я ещё хочу вам сообщить, что Петерс посылает нас троих с разведчиками для прикрытия. Этот приказ мне сейчас передал Винокуров.
Парни, услышав такую новость, нахмурились и убрали бутылку. Они возмутились, почему именно их посылают, ведь много свободных снайперов в дивизии. Я свалил на Винокурова, будто он рекомендовал их Петерсу.
- Ну, Винокуров! – злобно проговорил Санька. – Припомню ему всё.  Он об этом пожалеет…
Чтобы исправить положение, я сказал, что Винокуров рекомендовал их, как самых лучших. Такая лестная характеристика ребят успокоила.

   Всю повесть можете скачать на моём сайте https://kn553kn.turbo.site/