Чёрные звёзды

Помню, бабушка говорила что-то про чёрные звёзды. Мне тогда было года три, и я представила себе серое небо в тучах и чёрные расплывчатые точки на нём. Как чёрные дыры, как плесень, поедающая продукт. Чёрная дыра становится единственной в связи с чем-либо, а плесень делается главнее хлеба. Как множитель ноль или даже минус бесконечность. А ещё я где-то читала, что чёрные звёзды притягивают и навсегда захватывают время. Можно понять, как поглотить свет. А вот время... Это труднее. И так же непостижимо, как его отодрать от этого магнита, проще уж провести пару часов за чтением какой-нибудь ерунды.

Октябрь. Не аномальный, не бьющий какие-нибудь рекорды. Не по-летнему тёплый, не нетипично солнечный, не снежный. Даже без грозы, града или превышения нормы осадков. Серый октябрь, склонившийся ко второй половине. На улице пять градусов, теплее и светлее уже не будет. Солнце сядет уже раньше половины шестого, а стемнеет к шести. Небо серое. Как простой карандаш, которым можно набрасывать и стирать, создавая что-то важное. Зря не любят это время, зря стараются его быстрее промотать.

Злые волшебники не исчезли. Это уже не старомодные старички из «Сказки о потерянном времени», а гламурные, модные и современные, на волне повесточки. Накачанные губы, слой штукатурки, фигура 90 – 60 – 90. Им как будто уже всегда не двадцать пять, а пятнадцать, а то и двенадцать. Лисьи глазки – так лисьи глазки, тату – значит тату. От бесполезных, но всё-таки мужчин и женщин 1990-х – к мальчикам и девочкам 2020-х. Бренды для той страны, в какой орудуют. Они посреди нас, приходят каждому в ум. Стучатся, диктуют. А всё отданное им пойдёт прахом.

Свой настоящий, жуткий образ открывают не всем. Не хотят, чтобы их боялись. Их гордыня лучше потерпит несерьёзное отношение, ведь так больше людей завлечётся внушённой Пете фразой: «Успею». Через лёгкое, несерьёзное отношение к жизни предложить лень лентяям, трудоголизм и неправильные цели трудоголикам. И для равновесия менять местами стоящее и шелуху, чтобы у людей была иллюзия, что они разумно стараются. А на деле людей блокируют, как в детской игре или соцсетях, чтобы они не могли делать добро и противостоять злу. Чтобы конец жизни был страшный. Чтобы всё, что осталось – жалкий комочек прожитого, а впереди – страшно подумать.

Волшебники толкают секундную стрелку вперёд. Сейчас им не надо пыжиться и наваливаться, как на застрявшую телегу или иномарку. Иногда достаточно просто толкнуть, а там она сама будет падать, как на сломанных часах из старого сарая. Усадить за телевизор или компьютер, а там уже запустится телешоу или мультсериал. Пашут блогеры, аниматоры, сценаристы и актёры. Пустота производит пустоту для создания пустоты. Кому эти мириады рисованных существ ядовитой окраски с писклявыми голосами? А одинаковые по сути любовные романы с шаблонами, непригодными для жизни?

В школу попозже, после школы гэп. «Он ещё такой маленький» - этим заставляют родителей тормозить развитие детей. Один птенчик в семье, сравнить не с кем, можно и шнурки позавязывать до бесконечности. Мода, за которой можно гнаться всю жизнь. Фитнес как иллюзия труда: не поленился, устал, а ничего не сделал. Беговую дорожку вообще можно сделать символом пустой жизни: шёл, шёл, а никуда так и не пришёл. А зачем шёл – ответ искать неприятно. Опьянение, компьютерная игра – время летит одинаково мгновенно, все отрезки в жизни можно сделать одним.

Хронофаги любят серьёзные зависимости, но они бывают не всегда, можно и по минутам отрывать. «Быть красивой» - это убивать и выкидывать целые часы каждый день. Волшебники шепчут с экранов из маминых уст, что чистое лицо как живая икона, разнообразие черт – это не нужно, а надо копировать каких-то бесполезных див, героинь сантиметров и раскраски. Сколько времени уходит на макияж? А на каблуки? А беспокойство о нарядах сколько отщипнёт от жизни? «Ездила за люстрой в Карловы Вары» - прочитала я в газете и засмеялась. А это даже не смешно. Что, ближе люстры не делают?

Они могут и придержать стрелку, но лишь для того, чтобы ускорить, чтобы после секунды задержки проскочил час. Да-да, «нет времени» - тоже их фраза зачастую. Причём нет времени на что-то хорошее. Равнодушие скандирует эту фразу. Скупой здесь платит не дважды, а многократно. Нет времени обратить внимание на вон того скромного парня или непопулярную девчонку и создать потом семью, некогда заехать к родителям, не втиснешь в плотный график разговор с ребёнком. Некогда прогуляться без фитнес-браслета, прочитать не модную и рекомендованную, а свою книгу. Помочь прямо сейчас, а не когда будет всё-всё переделано. Правильно, никогда.

Тогда, когда будет достигнута недостижимая цель. Например, заработать все деньги. Или дойти до соответствия стандартам красоты. А пока лучше отложить, не думать. Завести дорогую собачку, а очередного ребёнка убить абортом. Бросить трубку, когда звонит старушка-мать: успешному человеку это не нужно, у него куча светских встреч. «Зарабатывать надо больше» - престижное ненавистное дело, нечестность, чтобы не трястись в метро или электричке сорок минут, а разъезжать по пробкам на такси два часа. Расписать день, саморазвитие для детей и взрослых, чтобы жизнь, подвиг, любовь и дружба не прорвали этот кордон.

Старинные часы идут всё быстрее. Инфляция периодов времени, такая же искусственная, как денежная по желанию важных шишек. Дефицит времени, как позднесоветский дефицит. «Время другое»… Нет, время всегда то же, просто люди постарались жить так, что промежутки времени значат меньше, чем было всегда. Фраза «двадцатилетний ребёнок» сейчас никого не удивит, а лет этак пятьдесят назад стали бы смеяться. Смотрят на фото советских выпускников и сравнивают с собой и нынешними. И радуются: до чего косметология дошла. Здесь не радоваться, а плакать надо, что восемнадцатилетним по-настоящему не восемнадцать, а двенадцать!

Сказка о потерянном времени не одна. Много сюжетов, где по-разному комбинируются варианты его потери. И кто-то на каком-то этапе сворачивает, кто-то нет. Могут возвращаться к старым привычкам и очаровываться новыми технологиями. Одно общее: ощущение тоски и пустоты. Как читаешь «Евгения Онегина» или «Обломова», и там то самое: зачем живёт, что сделал? Смена времён года, смена возраста, «охота к перемене мест» - и всё равно на одном месте, на уровне максимум выпускника школы. «Ещё ребёнок» - это выключенный из жизни, бесполезный, потребитель. За блеском инфантильности трясина. И нелогичность, внутренний конфликт, вместо связи времён в таком человеке их беспорядок, как в городе Зеро.

Это как проходить по темноте через комнату, где стоят увядшие лилии в вазе. Шорох, не оставляющий сомнений, ощущение чуть прохладной чёрной воды с плесенью, где гниют листья. Или мне в семь лет приснилось, что дверь в спальню открывается, а там часы из коридора на лапах кузнечика размером с человеческие ноги и показывают, конечно, полночь, причём секундная стрелка проскакала уже три круга, а всё так же минутная и часовая вместе. Или я куда-то иду, а часы летят за мной. Или зимний закат в девять вечера такого не может быть даже на западе Китая, где солнечный полдень после трёх часов, ведь тогда бы было примерно равноденствие, чего нет зимой. А вот летний может быть в полночь при восходе после шести утра.

Так, уже 17.25, десять минут до выхода. Не двадцать, через двадцать уже надо быть на остановке. Пора на смену. В шкафу висит блузка сильно маленького размера, оставшаяся от школьной формы. Сейчас я ношу другую форму, не существующую в детских размерах. Помню, как в начальной школе не могла открыть тяжёлую дверь, переходя с электрички на Комсомольскую. А сейчас эти же двери – куда меньший процент от моего веса. И иду я быстрее, чем тогда, когда отставала от бабушки. Меньше шагов приходится делать теперь. И ходят по этой станции не сплошь ревущие номерные, а «Москва», напоминающая остеклённый балкон, украшенный к новогодним праздникам.

Как в анекдоте, тридцатилетние – уже не мамины подруги, а мои. И старше тоже. Вообще, я больше всего привыкла к голосам возрастных женщин, другие типы уже кажутся необычными. Помню, в вузе так не было, там чувствовалась какая-то юность и беспечность во всём. Майкл Джексон говорил, что в душе ему всегда 12. Вот как? Не понимаю. Не понимаю.

Когда я училась в каком-то среднем классе, мама сказала, что папа постарел. Я не могла её понять: я помню с трёх лет, это тот же папа, кто был тогда. Да и мама ведь не старая вообще. Тогда не чувствовалось, что они из разных поколений, в детском сознании родители – близкие по возрасту. И тут вспомнила фразу из какого-то попсового сериала, какой попался летом, в деревне, у родственников: «ты видишь своих родителей каждый день, поэтому не замечаешь, как они стареют». Мне и сейчас может присниться, что они вместе, что сидим все в комнате или куда-то едем, с музыкой или в тишине, на старой машине. Эх, жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь.

Музыка, которую я слушаю – целая летопись воспоминаний. «Любви негромкие слова» дедушка записывал на кассету, как и «Долго будет Карелия сниться». Помню как сейчас лето у дедушки, деревянные окна на восток и юг, августовские вечера, более ранние на более южных широтах. Сейчас я не могу петь в тональности Анны Герман: голос ниже стал. Уже на выпускном «Чтобы счастливым быть» пришлось петь не похоже, а по-другому. «Касабланка» - это я в восьмом классе, ноябрь, из-за медосмотра продлились каникулы, утром еду с родителями, потом дома делаю, что хочу. «Зинаида» - это я абитуриенткой была. Конец июня 2017 года, когда наконец-то потеплело, когда о вузах я знала куда меньше, чем на втором курсе. А весной 2 курса я слушала «Девочка моя синеглазая». Много, много таких песен, разительно отличающих одно и то же время года разных лет. Июль, в котором я слушала «Я скучаю по нам по прежним» отличается от июля, в котором я слушала «Странные танцы», сентябрь, когда «Я люблю вас, девочки, я люблю вас, мальчики» был тёплый, как летом, а сентябрь под «Гибралтар - Лабрадор» - холодный и страшный.

Помню, где-то в начале июля 2023 года, в жаркие солнечные дни, мне приснилось, что я приезжаю на станцию Планерная. Начало декабря, идёт лёгкий снежок, небо серое. И я знаю, что это 1983 год и у меня сыну три года. А главное – ход времени. Освобождённый от суеты, чистый, каждый день – это что-то интересное. Как на учёбе тогда и зимой, когда в пятницу вечером не могла вспомнить, что я носила из гражданской одежды. Как на сменах в прошлом году, когда очень повезло с напарницей, когда сталинский ампир над головой и чувство, что всё будет хорошо. Это прообраз счастливой вечности. А не другой, тёмной, на которую чем-то похожа смена, когда с напарницей сильно не повезло и смотришь постоянно на часы с оранжевыми цифрами, хорошо знакомые москвичам, а на них время не то, что до конца, а до ближайшего обхода или чего-нибудь в этом роде ползёт страшно медленно.

Хронофаги зажигают чёрные звёзды. Эти звёзды не светят и не греют, это родоначальники чёрных провалов, куда в бессмыслице склеивается всё. К концу тьмы, который ошибочно называют концом света. Но для волшебников это будет конец их тёмного света, вместе с их жертвами. А сейчас их нестерпимо жжёт. Они не любят свой ад, это дурная фантазия киношников. Они не могут не творить зло. И сейчас каждому говорят, что хорошее, важное можно сделать попозже, а ерунду или гадость, которую надо страстно захотеть – прямо сейчас.