Не сглазить...

   По наводке, светлой памяти, отца и не без помощи его старых связей был я принят на работу в крупный орденоносный трест, известный на всю республику своими производственными успехами. Управляющий трестом, человек уже в летах, и сам был Героем Соцтруда, и, конечно же, не в пример многим, человеком значимым, заметным и очень уважаемым.
   Работа моя новая оказалась совсем не пыльной в отделе главного механика поскольку образование имел я, хоть и не в точности, но приблизительно соответствующее. До этого трудился я какое-то время на местном судоремонтном заводе, а когда решил поступать в институт совсем другого профиля, пришлось мне и работу сменить, чтобы приемная комиссия документы мои приняла. Так и оказался я в том тресте.
   Хорош был трест - прилично организованный, всем известный, с большой производственной базой и всегда на виду у высокого министерского начальства. Премии выплачивались там регулярно, дома для сотрудников, как нигде, строились, и самим сотрудникам в стенах этого заведения жилось очень даже удобно и вольготно. Бывают же на свете такие места.
   Все подразделения треста, а именно его СМУ, ПМК и прочие, находились на периферии, работники их были заняты на объектах в поле, а вот штат управленцев располагался в центре областном, так сказать в главном штабе - старинном особняке в самом центре города, находившемся непосредственно вблизи кинотеатров, магазинов и, что немаловажно, центрального рынка.
На работе сотрудники появлялись и оставляли ее, как и требовало трудовое законодательство, строго по звонку, но вот в течение рабочего дня занимались обычно чем угодно, но только не тем, ради чего, очевидно, были наняты. По предположению, заняты были они логистикой и учетом всего, что происходило “в поле”, то есть далеко за стенами этого “штаба”, и лишь изредка отдельные особи из числа управленцев перемещались на недельку-другую непосредственно в условия полевые, чтобы что-то там у трудяг важного подсмотреть, проверку какую у них произвести или даже сделать какую ревизию. Управляющий трестом, в отличие от остальных управленцев, месяцами из “поля” того не вылезал, Героем Труда был настоящим и работал, что называется, как папа Карла, пытаясь примером своим и других к настоящей работе приучить. Но это где-то там, где нас, “штабистов”, не было, а уж мы-то у себя, в нашей главной резиденции, байдыки били, что называется, во всю. Если приходилось нам какое-то время в кабинетах сидеть, так плели там всякие байки, а уставали в своих кабинетах сидеть, перемещались плавно в соседние. Ухмылочки, смехуёчки там всякие, “ржачки” на весь этаж, когда привлеченные шумом соседи, недоумевая, к нам заглядывали:

- Что еще опять у вас ?

   И пили. Пили по-черному. Даже меня выучили пить - бывшего, блин, спортсмена. Поначалу сопротивлялся я, мол - не умею, нельзя мне.

- Можно, - настаивали сотрудники, - а если с нами пить не будешь, так значит “закладываешь” нас начальству. Какое доверие тогда к тебе ? Оно тебе надо ?

Стал тогда я к их застольям приобщаться. Сперва только для виду, чтоб в основном в обеденный перерыв кой-чего с их стола пожрать, так куда там - углядели, что только ем, но не пью и стали сами же мне подливать. И куда тут денешься ? Как-то поймал я себя на том, что перед обедом уже и вне работы - дома у себя “по сусекам скребу”: не найдется ли чего выпить.

- Ну уж нет, - подумал я тогда, - пора это заканчивать.

И закончил, сказал мужикам, чтоб больше не приставали, надоело, сказал, да и закладывать их теперь, хоть бы и хотел, так ведь не смогу - сам, мол, замарался. “Отмазался” так, приставать перестали, хотя и рубль законный себе на бутылку всякий раз с меня все еще сорвать пытались.
   Еще можно было с той работы по-тихому когда нужно уходить, что надо себе - делать и также, по-тихому, назад возвращаться. На работе той хорошие были у меня друзья, подруги, но тут уж обойдемся без подробностей.
   И во многом я на той работе замечательной преуспел: институт заочный окончил, квартиру за короткое время получил. А радостным и веселым каким был и как жил интересно…
   Да вот только мучила меня, перфекциониста сраного, всегда одна и та же очень навязчивая и неприятная мысль:

- Ну что, - думал я себе, - вот так и просидишь всю жизнь свою в этом бедламе, ни специальности нормальной не приобретешь, ни статуса человеческого, ни толковой зарплаты ? Все будешь смотреть на эти пьяные рожи, трепаться с ними весь день о всякой ерунде, а потом, начиная лет с сорока, возле них же, как и они, спиваться ? Не годится это, не для тебя такое занятие.

   И вот набрался я как-то храбрости и подошел во время одной из командировок к управляющему нашим трестом - Герою Соцтруда.

- Так мол и так, - говорю, - Николай Петрович, извините, что беспокою, но вот, спасибо тресту, получил я квартиру, окончил институт, а восемь лет уже сижу сиднем на одном рабочем месте в отделе, который не по профилю моему совсем, потому что теперь я не механик, а строитель. Не интересно мне это, развития никакого нет, и пользы настоящей трест от меня не имеет. Не можете ли Вы меня в какой другой отдел, согласно моей новой специальности, определить ?
- Ладно, - коротко сказал на ходу Николай Петрович, - подумаю.

Год, не меньше, я стеснялся его беспокоить. Но все же выбрал как-то снова момент, подошел к нему, напомнил о просьбе, поинтересовался что с ней.

- А, - сказал Николай Петрович опять мимоходом, - подумаю…

   И тогда я сам уже подумал, что нехрен мне больше чего-то здесь ждать, ничего мне здесь не обломится, и надо искать подходящую работу в каком-то другом месте. Долго не думал, выскочил как-то среди рабочего дня и пошел в контору другого треста, там нашел отдел кадров. Кадровичка, выслушав меня, сама тут же и спросила:

- А что ты умеешь делать ?
 
Мигом пронеслись в голове моей успехи мои в составлении статистической отчетности, командировки в “поле” по всяким несущественным делам, поездки в колхоз “на помидоры” и туда же на сенокос, субботники по уборке прилегающих к тресту территорий и на них же - покраска заборов, сбор металлолома, макулатуры и прочей ерунды. Вспомнил еще и об участии моем в районной народной дружине не менее раза в месяц.
   С этим со стула своего я поднялся, с дамой вежливо попрощался и покинул ее кабинет.

- Ужас, - корил я себя, возвращаясь на свое многолетнее рабочее место, - мне уже тридцать лет, а я, оказывается, совсем ничего не умею делать.

   И, оценив по достоинству мое непристойное, как специалиста,  положение, отправился я искать работу в самые глубины трудовой иерархии, а именно - на ее малоприятное дно. Так я пошел работать линейным мастером в далекие таврийские степи - туда, где, по элементарному понятию моих бывших сотрудников и кровной моей родни, нога интеллигентного парня, тем более еврейского, даже ступать не была должна.

- Ты с ума сошел ? - удивлялись мне на прежней моей работе, когда пришел я увольняться. - Кто нормальный такую работу бросает ? Отсюда же только ногами вперед выносят…

Правы были они, безусловно правы, но только не в случае моем. Я не стал ждать, пока меня вынесут - ушел сам.

   Первый рабочий день провел я в скором поезде. Он уносил меня далеко за пределы областного центра, где прошли прежние годы моей молодой беззаботной жизни. Он уносил меня в какую-то новую неизвестность, непредсказуемую и мало приятную, без каких-либо ожиданий и надежд - будто уносил в никуда, откуда сам я не представлял когда, как и, главное, в качестве кого смогу однажды вернуться.
   Плотная лесистая местность в пределах городской черты сменялась теперь на отдельные перелески, потом перелески стали чередоваться с кустарниками, кустарники со степью, реже появлялись уже деревеньки, и к вечеру за окном вагона простиралась только сплошная таврийская степь. Совсем уже смеркалось, когда вышел я на одинокой станции и от нее пешком добрался до машинного двора, куда после работы со всей округи съезжалась различная строительная техника.
   Кто-то провел меня в общую, устроенную прямо в бывшем колхозном хлеву, казарму, указал на шаткую металлическую койку и неказистую тумбочку рядом с ней. Он даже, по-моему, пожелал мне спокойной ночи, хотя и знал ведь, проходимец, что спокойной она здесь уж точно не будет, потому что до самого утра в этом вонючем “стойле” людских тел пьянствовали, орали и чуть ли не дрались, словом, просто бесновались десятки здешних работяг с тем, чтобы, нагулявшись вдоволь и под утро едва протрезвев, снова оседлать свои скреперы, бульдозеры и экскаваторы или с кирками и лопатами в руках отправиться копать, укладывать и трамбовать, заливать что-то бетоном и бетон этот затем выравнивать и уплотнять, чтобы однажды результаты этого тяжелого своего труда - все вместе, побеленные и покрашенные, передать в пользование людей других, которые станут все построенное здесь эксплуатировать, жить и трудиться здесь дальше.
   Все эти работяги - грубые, пьяные и сварливые, звались в тех местах бичами. Именно так называл народ опустившихся, привычно полупьяных людей, часто бывших “зэков”, занятых временно, быть может до следующей своей отсидки, на каких-то сезонных работах. Название это было для меня в новинку и людей таких, да еще и в таком количестве, я прежде совсем не встречал.
   Среди них я работал неделю, а в конце ее к нашему производственному участку неожиданно подкатил “Уазик” главного инженера ПМК. Минут пятнадцать наблюдал он за нашей работой, не обращаясь ни к кому, и так же, как появился, уехал.
В следующий понедельник на утреннем разводе уже в ПМК вызвали меня прямо в кабинет к начальству.

- Мы тут решили, что ты нам подходишь, - заявил главный инженер, как только я переступил порог. - Бери сейчас себе другую бригаду бичей и отправляйся с ней в N-ский район. Сменишь там прежнего мастера, он же и объяснит тебе, что нужно делать.

   На объект в другом районе приехали мы в конце того же дня на закрепленной за нами “летучке”. Бригада моя новая осталась сидеть в кузове пока мы с ее бывшим начальником обсуждали, чем уже завтра предстоит заниматься мне.

- Ну, хватит уже вам, - заорали работяги всего через каких-то пять минут, - мы так в магазин опоздаем.
- Что это с ними ? - спросил я бывшего “босса”.
- Давай поедем, - заторопился парень, - меньше чем через час закроется в селе магазин и бичи эти не успеют купить себе выпивку. Тогда я за них не ручаюсь…   

   Все обошлось в тот день. И в другие дни обошлось, и в другие недели и месяцы тоже. И делали мы план, и получали неплохую зарплату, и прилично в сельской среде себя вели, и бичи мои от меня прятались, когда хотели выпить, а если и пили, то по вечерам и так, чтоб назавтра могли безопасно и продуктивно работать.
А родственники мои при этом, как только дома я появлялся, глядели на меня, как на какого балбеса, и жалели будто:

- И куда ж это тебя, еврея, понесло ? С кем ты жизнь свою коротаешь ? Не сиделось тебе, как нам, в тепленьких нормальных местах, дуралей…

   Через какое-то время то ПМК сменил я на организацию другую и потом еще в течение нескольких последующих лет из одной организации в другую переходил. Узнавал новое, укреплялся в полученных знаниях, рос в должностях и через какие-нибудь три года, на удивление себе самому и многим, возглавил уже в самом областном центре одно из строительных управлений.
Из того знаменитого треста, который будто по глупости своей я всего лишь недавно оставил, потом звонили мне (уж как-то прознали), удивлялись новостям, поздравляли и интересовались, как идут, между прочим, личные мои дела…

   В году девяностом прошлого века понесло меня в общей волне за кордон - на Землю Обетованную. И не думали, не гадали мы тогда, иммигранты, что с миллион нас там одновременно окажется, и не будет для нас ни жилья, ни работы, да и много чего из прошлой жизни уже не будет для нас никогда…
Как всем пришлось мне тогда учить новый язык, как всем - привыкать к новой действительности, быту и культуре, как всем - искать работу. Не как все, правда, слава Богу, я ее тогда нашел, зацепился, укрепился, стал чувствовать себя уверенней и надежней. Но из дома уходил всегда чуть свет, возвращался к ночи и знал, что многое еще в жизни моей предстоит мне обустроить и переменить. Трудным оказался первый мой год в новой стране.

   Как-то поздним вечером возвращался я домой. Еще снизу, зайдя только в подъезд, услыхал я доносящиеся из нашей съемной квартиры на верхнем этаже громкие голоса. Поднимаясь по лестнице марш за маршем, все лучше различал я голоса моих родственников, пришедших, видимо, в гости и затеявших между собой непримиримый спор.

- Что же ты не нашел себе работу, как твой младший брат ? - язвила, как всегда в подобных случаях моя бестолковая, но беспардонная двоюродная  тетка.

И пока брат мой пытался ей что-то невнятно объяснить, сам я повернулся кругом, спустился опять во двор, нашел там укромное местечко и где-то с час дожидался в наступившей темноте, пока пришлые мои родственники не отправятся назад к себе домой.

   А укладываясь уже поздней ночью в собранную из найденных где-то деревянных ящиков свою тогдашнюю, не презентабельную совсем, постель, между тем думал:

- Не сглазить бы только. Только бы не сглазить…