Бастард. Отрывок

Как главный режиссер он хотел усложнения, мощи - пьесу-исповедь, пьесу-итоги, пусть подножие образа талантливого человека, грезившего свободой, но пропустившего возможности судьбы. Размах проявлений нового характера позволял автору подвинуть границы дозволенной вещественной и невещественной правды. …Его призыв сразу оказался на Смоленском направлении. Без натаскивания в групповом слаживании, их, недоделанных, бросили с винтовками Мосина на первую линию. Это уже потом комсоставу введут ответственность за потерю управления и неоправданные потери.
Ничему не успев научиться, третьекурсник узнал кипящий ад июля 1941 года, бомбы и обстрелы под Ярцевым. Когда шел неутихающий бой, то команд, голоса человеческого не было слышно. Раскатистый грохот сбивал прицел. В жаре горели ноги и выматывал тело звон. Он не понимал, как близко рвутся снаряды и одновременно все, что бьет, летело в него. После хрупких влюбленностей и старательных актерских этюдов там, где-то далеко, целый месяц назад, этого неопытного солдата погасила мысль, как он может бояться, как отвратителен страх, как личный позор хотел выкорчевать и бежать. Куда? Он ничего не соображал. Схватившись за каску, припаянную потом и ремнями к голове, с приклеенным от жажды к небу языком, покачиваясь из стороны в сторону, желал одного, чтобы каток смерти закончил все это быстрее. Из оцепенения вывел тогда сползающий в мелкий окоп, без шлема и одного сапога, с окровавленным бедром сержант.
- Чуть смерть не словил, - прошептал раненый, однако Андрей, рванувший к нему, его расслышал. Недели примерно три назад этот сержант, из 36 пограничников единственный, кто уцелел после оборонительных боев в Юзефатово.
Истерзанный батальон уничтожен. Но их теперь двое.
- Нельзя тебе здесь оставаться, надо к лесу, к реке, - как будто не своим, твердым голосом произнес Андрей и, поддержав падающее тело, полез наверх. Под косматым солнцем в секундной тишине выбрались они из окопа. И поползли по неживой земле. Скачущие разрывы Андрей услышал слева, совсем рядом с ними. Что-то опять обожгло плечо.
- Живой? –  задыхаясь от рыжей пыли, спросил Андрей и увидел посеревшее лицо командира отделения.
Рывком взвалив его на себя, упрямо направился к лесу. Ему казалось, что он, словно в приливе сил, убегает от тяжелой артиллерии с раненым на спине, как внезапно, среди деревьев, ближе к опушке, заметил старую, крепкую, до срока выгоревшую яблоню. Ему чудился сначала дачный пейзаж, потом, смешавшись на миг, перед глазами возникли книжные строчки Белинского о том, что в важных делах всегда надо спешить… Чушь. Еще быстрее. Однако двигался он медленно, да и яблони в смешанном лесу быть не могло. Несмотря ни на что, он полз к родной яблоне. И чудо действительно спасло: наутро их, раненых, без сознания, у леса подобрала санитарная рота. Ярцев был отбит, но город вскоре вновь отошел врагу.
 …Трусость – дело в ней. Мягкая, книжная натура, а решимость по приказу требовалась дерзкая, холодная, несопоставимая с пережитым несчастьем, которое он загнал внутрь своей шкурной души. Он пришел на фронт тюха-матюха, как окрестил его в батальоне один полуграмотный деревенский, и после первого госпиталя, с недолеченным плечом, боялся вернуться в пехоту. Под Ярцевом побило многих, возвращаться было некуда, и он попросился в артиллерию. Его рапорт начальством 29-й армии Западного фронта был одобрен и, пройдя арткорректировщиком войну, к которой так и не привык, весной 45-го он уничтожал опорные пункты обороны в немецкой Селезии. Что его держало? Редкие разговоры с осмотрительным командиром расчета, в юности игравшим в любительском театре Воронежского дома офицеров.
- Помозгуй, хоть во сне, про свой театр. Поставь мысленно «Не все коту масленица» с центральным персонажем Аховым. И вообще приглядись к Островскому, интереснее и светлее драматурга у нас нет. Это не засохшая классика. Он видел человеческую природу до костей: и персонаж малоприятный, и среда пошлая, мещанская, и конфликт социальный понятен, а за каждым человеком стоит такая житейская правда, что сказать точно, кто из них прав - невозможно.
Именно эту пьесу в качестве дипломного спектакля в 1946 году поставил Табашников и сам же сыграл могущественного Ахова. Островский снова попал во время, в зрителя, а в Андрее Табашникове московский театральный мир увидел художественный прорыв, явление, иначе осмысливающее аксиомы трактовки.
Как сильно завернутая пружина, о пережитом на войне Андрей молчал, сдирая первоощущение работой до мокрой рубахи.
…Спокойным утром 1 января 1971 года, придя в театр, он, стряхнув чистейший снег с отложного воротника двубортного пальто, прошел в свой кабинет. Не раздевшись, сел за стол и на чистом листе бумаги вывел название пьесы «Мирный воин». Он обязан сказать больше, чем знает зритель – рядовой, не рядовой не имеет значения.  Табашников представил:
-…На темном заднике фигура в строгом черном костюме. Никакого реквизита. В луче света он двигается из центра заднего плана к авансцене, останавливается и начинает исповедь. Нужно достать японский микрофон-петличку. Говорит только о себе. На втором плане танцевальные фантомы-воспоминания, фантомы-сны. Стиль ближе к контемпорари. Кто это может поставить? Вопрос…  Герой надломленный, герой с гнильцой. Интеллигент, обаятельный, но на острых поворотах истории показывал себя не всегда хорошо, совсем не пример для подражания. В кульминации должен приглушенно звучать литургический фрагмент «Милости мира» Феофановской гармонизации, которую Андрей услышал в Томске, у отца Александра Пивоварова в Петропавловском соборе.
На шестом десятке Андрей начал писать монодраму о лишнем человеке. Жизнь тяжела, и в любые времена многие противоречия остаются неразрешимыми. Истоки своего внутреннего конфликта он видел в далеких переживаниях девятилетнего мальчика, вдруг, среди сна, услышавшего чужие тяжелые шаги и материнский голос: «Пожалуйста, потише, не надо, чтобы сын сейчас заплакал». И Андрей, знавший соседский испуг по обрывкам фраз, что кого-то забрали ночью, заревел под одеялом, сильно сдавив лицо руками и глотая глухие всхлипы. Маму ему не вернули. Страх, что и с ним могут сделать такое, застыл в его душе навсегда.