2-9. Сага 1. Глава 2. Ледостав на Зее

                ЛЕДОСТАВ    НА    ЗЕЕ            
                Отец  мой,   уже   спустя  многие  десятилетия,    не  один  раз  вспоминал,  как  в  декабре  1914  года  шёл  ледостав  на  Зее…   Проснулись  они  не  от  побудки,  задолго   до  неё,  - проснулись  от   гула  и  грохота  совсем  недальней    канонады,  раздвавшейся,  казалось,  у  них  над  самым ухом.   А  время-то,  надо  помнить,  военное,  они  живут  по  военным  законам   и  в  военном  обмундировании,   хотя  в   данный  момент  суток  и  пребывают  почти  голышом.     Да,  действительно,  гремело  где-то  совсем  рядом.  Что  такое?   Откуда?  Почему?  С  чего  бы  это  вдруг?   
         У  многих  в  этот  момент  мелькнула невероятная  мысль:  неужели  война ?  неужели  добралась  она  и  сюда?  разве  возможно,  что  так  скоро ?    Или,  может  быть,  китайцы?   Граница  ведь   совсем  рядом,   Нет,  это  вряд  ли…  А  если  не  война   и   не  китайцы,  то  что  это ?  Что  за  взрывы ?  Что  может  взрываться  с  такой  силой  и  с  такой  регулярностью ?  И  вообще,  с  какой  это  стороны  ?..
         Кто-то  быстро  определил,  что  грохот  и  раскаты  идут  со  стороны  реки.  А  что  там  у  реки?  Припомнили,  что  какие-то  большие  склады.  Может,  с  боеприпасами,  -  вот  они  и   рванули.  А  канонада  не  утихала.   И  хотя  первая  оторопь  прошла,  чувство  тревоги  не  ослабвевало  и  даже  усиливалось  полной  неопределённостью  и  непониманием  происходящего.
             Пока  не  явился   кто-то  из  более  опытных,  обстрелянных  еще   не  так  давно  на  полях  Манчжурии   и  метавшихся   там  от  взрывов  в  зарослях  гаоляна.  Это  был  кто-то  из  старших  офицеров,  невесть   откуда  взявшийся  в  такую-то  рань,  он  и  « успокоил»,  объяснив  всё  самым  прозаическим  образом:  на  Зее  начался  ледостав.  После  завтрака  и   занятий    отправимся  смотреть.  Тревога   после  этого  малость    улеглась:  никакой,  оказывается,  опасности  -  будем  живы!
             Но    на  смену  тревоге  пришло  трудно   сдерживаемое   любопытство.     Потом,  когда  прибежали  на  берег,   ещё  не  совсем  рассвело.  Горизонт  на  востоке,  вначале  бледно-малиновый,  быстро  кровянел,  а  потом  как-то  неожиданно  потух  и  побледнел   до  серо-голубого.  Уже  совсем  развиднелось.  С  высокого    берега,  куда  высыпала  вся  их  ватага,  были  хорошо  видны  мощь  и   величие  этой  реки,   и   глазам  их   как  на  ладони   предстало   захватывающее  и  пугающее  зрелище.  Всё  русло  реки  было  запружено,  буквально  забито  молодым,  только  недавно  образовавшимся   льдом:  льдины   ещё  прозрачные  и  не  очень  толстые,  в  два – три вершка.   Их   такое  множество,  что  они  не  успевали   свободно  сплавляться  вниз  по  течению,  наползали  одна  на  другую,  на  время  останавливаясь  и  словно  раздумывая,  стоит  ли  плыть  дальше,  а  если  плыть,  то  куда  именно  и,  главное,  как…
      Некоторые   льдины   становились  «на  попа»   или  на  ребро,  и,  громоздя  немыслимой  архитектуры  торосы,   нависая  одна  над  другой   чудовищными  козырьками,   надламывались  под  собственным  весом   или   под   напором  следующих  за  ними  и  обнажали  на  изломе  фантастически  сверкающие  острыми   краями  грани,  и  тут же  низвергались,  обрушивались,  круша  и  кроша  друг  друга  и  производя  тем  самым  этот  вселенский  гром.  Издаваемые  при  этом  оглушительной  силы  звуки  были   наподобие  залпов  палящих  орудий,  которые,  сливаясь  в  один  почти  непрерывный   грохот,   напоминали   артиллерийскую  канонаду. 
          Впрочем,  тогда  такое  сравнение  вряд  ли  могло  прийти  в  голову  еще  не  нюхавшим  пороха   новобранцам;  скорее  всего  оно  было  придумано  уже  задним  числом  много  позже,  когда  побывавшие   на  переднем   крае  воины   уже  могли  с  чем-то   сравнивать   издаваемые  торосящимся  льдинами  звуки.
           Иногда,  но  лишь  изредка,  над  этим  оглушающим  рёвом  стихии,  как  бы  поверх  него  раздавались  не  звуки,  а  совсем  какие-то  тектонические  колебания,  от  которых  содрогалось  не  только  всё  вокруг,  но,  казалось,  и  самоё  живая  человеческая  душа,  пуще  смерти  и  небытия  страшащаяся  неизвестности.  И  эти  содрогания  природы  потом  ещё долго  тянущимся  «эхом»  необъяснимой  животной  тревоги  отзывались  в  каждом  человеческом   существе.  Тем  более,  что  всё  это  были  люди  очень  молодые,  обладающие,  как  известно,  обострённым  экзистенциальным  чувством.  От  происходящего  прямо-таки  мороз  продирал  по  коже.  Да  и  удивительно  ли:  ведь  повыскакивали  все,  не  слишком  заботясь  об одёжке,  а  иные  и  вовсе,     почитай,  в  исподнем,  а  глазели  на  всё  это  в  священном  ужасе  уже,  поди,  с  полчаса.  Морозец  же,  «утренник»,  был  изрядный:  похоже,    действительно  пришла   суровая  сибирская  зима…
            Как  потом  объяснили  местные,  именно  в  этом   месте  русло  Зеи  немного  заворачивает  вбок  и  заметно  сужается,  образуя  что-то  наподобие  горловины.  К   тому  же    реке  приходится   не   течь  здесь,  а  буквально   пробиваться   в  узкой   теснине   между   близко  сходящихся  берегов,  да  ещё  и    довольно  высоких.  Потому-то  строптивая  река  и  «буйствует»  здесь  -  и  зимой  в  ледостав,  и  по  весне  в  паводок.
    Это  было  одно  из  первых  впечатлений  Наума  от  грандиозности  почти  всех  природных  явлений   в  Восточной  Сибири  и  на  Дальнем  Востоке.   Может  быть,   именно  там   и  тогда  как  раз  и  зародился  его  пристальный  интерес  к  окружающей  природе  вообще,    который  впоследствии  обращался  и  на  не  столь   масштабные   проявления  естественных  стихий.
      Про  эту  Зею  ещё  вот  что  надо  сказать.  Рассказы  отца  о  ней  всегда  производили  на  слушателей  сильное  впечатление.   Иногда  столь  сильное,  что  это  давало  себя  знать  и  в  некоторых  практических  поступках.  Думаю,  что  не  обошлось  без   этого  и  тогда,  когда  брат  Анатолий  по  окончании  гидротехнического  факультета  БПИ  выбрал  себе  (как  получивший  диплом  «с  отличием»)  местом  работы  по  распределению  именно  Дальний  Восток. 
      Он  отправился  туда  в  1953  году  на  строительство  замышлявшейся  там  грандиозной  Зейской (или,  может  быть,  Бурейской)   гидроэлектростанции.  Однако  проект   этот  по  каким-то  причинам  отложили  до  будущих  времён;  он  пребывал  в   замороженном  состоянии  вплоть  до  середины  2010-х,  когда  к  нему   вновь  вернулись  и  стали  строить  уже  не  одну,  а  целый   каскад  ГЭС  на  этой  весьма  энергичной   реке.  Так  что  не  все  мечты  сбываются  сразу;  так  вот  и  эта  -  о  ГЭС  на   Зее  (Бурее  ?) осуществилась  только  спустя  шесть  десятилетий,  когда  одного  из  её  энтузиастов  давно  уже  не  было  среди  живых.  Серьёзные  дела,  как  мы  это  часто   видим,   требуют  терпения   и   времени…
           Читатель  вправе  недоуменно  спросить,  а  почему,  мол,   автор  записок,  намереваясь  поведать  о  событиях  более  чем  вековой  давности,    отдал  значительно  больше  внимания     собственному  приключению  на  реке   Вуоксе  в  совсем  иную  эпоху,  оставив  для  освещения   «главной»  темы  каких-то  три - четыре  абзаца.  Сделано  это  не  по  недоразумению  и    не  из  чрезмерного  себялюбия,  ведущего  к  забвению  всего  и  вся,  а  совершенно  умышленно,  так  сказать,  в  художественных   целях:  чтобы  показать  разницу  акустических  «эффектов»,  производимых  этими  двумя  разными  реками  при    их  «замораживании». 
        Даже   Вуокса,  несущая  свои  воды  по  нескольким  меняющимся  в  течение  года   «руслам»  в  бескрайней  равнинной  пойме,  со  своим  средним  расходом  воды  около  600  кубометров  в  секунду,  мелкой  своей  «шугой»  производила  всё  заглушающий  вокруг  шелест-шум.  А  теперь  попытайтесь  вообразить,  что  творилось  на  Зее  с  её  втрое-вчетверо  большим  расходом  воды,  несущейся  в  узком  каньоне  и  увлекающей  своим  течением  не  мелкую  «шугу»,  а  глыбы  торосящегося  льда.  Какая  же  там  шла  «пальба»  и  какой  там  стоял   прямо-таки  орудийный  грохот !  Неспроста  же  это  врезалось  в  память  Наума   и  накрепко  засело  в  ней,  не  выветрилось   с  течением  времени,  не  стёрлось,  не  пропало  даже  под  наслоениями  картин  войны,  тоже,  надо  думать,   не  менее  «впечатляющих»…
        Впрочем,  их  ему  ещё  только  предстояло  пережить.   Пока же  его,  как  и  сотни  тысяч  других  подданных  «белого  царя»,  продолжали  готовить  к  сражениям   «за  Веру,  Царя  и  Отечество».         Да,  кстати,  про  эту  самую  «триаду»,  которую  никак  нельзя  обойти  нашим  вниманием.  Читатель,  конечно,  помнит,  что  Наум  -  потомственный  атеист.  А  что!?  Были  же  потомственные  дворяне – почему  бы  не  быть  и  «потомственному  атеисту» (не  хочется  употреблять  слово  «безбожник»)?   Это  к  вопросу  о  Вере.  Про  Отечество  весь  наш  сказ  по  существу  ещё  впереди.  Так  что  пока  про  Царя… 
        Но  не  про  царя-батюшку  вообще,  а  про  конкретного  (если  в  переводе  с  английского  - concrete,  то  есть  «конкретный»,   значит  «бетонный»)  царя  -  в  нашем  рассказе  он  будет  не  бетонный  и  не  каменный,  а  бронзовый.   Но  не  будем  забегать  вперёд.  Расскажем  всё  по  порядку,  как  говорится,  с  чувством,  с  толком,  с  расстановкой.  В  предшествующем  повествовании  я  попытался  дать  представление   о  великолепии  и  о  величии  того,  что  совершается  природой.  Из  людей  на  подобное  не  способен  никто,  а  если  и  способны,  то   очень  немногие.  Зато  homo  sapiens,  как  и  другие  приматы,  горазд  смешить,  то  есть  как  раз  часто  проявляет  себя  в  том,  на  что  природа  тратить  свои  силы  считает  излишним.  Наверное,  и  она  иногда  выкидывает  коленца,  своего  рода  шутки,  но  ведь  понятно,  что  это  только  на  взгляд  человека.  В  общем  же  ей  это  ни  к  чему:    это   Дама  пресерьёзная,  и  свою  репутацию  она  блюдёт.  У  людей  же  не  всегда  получается.