2-15. Сага 1. Глава 2. Не подмажешь - не поедешь
Говорят, что каждый всё понимает по-своему, а именно в меру собственной «испорченности». Поэтому сразу же предупреждаю читателя, что далее речь пойдёт вовсе не о даче взяток или вообще о каком-либо мздоимстве, каковые якобы находят оправдание в данной пословице, и вынесенное в заголовок речение употреблено не в переносном, а именно в своём прямом значении: чтобы колёса хорошо крутились, оси их должны быть хорошо смазаны.
Хохмы хохмами, а служба шла своим чередом. Известна солдатская присказка: «Солдат спит, а служба идёт». Думаю, она появилась в России давно, во всяком случае гораздо раньше советского времени, может быть, ещё при рекрутчине, ещё тогда, когда воинская служба продолжалась долгих 25, а позже, с отменой рекрутчины, 6 -7 лет. В этой присказке отразились все солдатские мечты и чаяния о скорейшем приближении окончания этой опостылевшей военной кабалы, о том сладостном моменте солдатской жизни, который в позднее советское время стали называть весёлым и звенящим словом «дембель». Дембель - он ведь приближается и тогда, когда солдат о нём не думает, когда похрапывает себе на казённой подушке в полной «отключке» не только от непосредственных служебных обязанностей, но и вообще от всех земных забот.
Это и есть самые замечательные часы и мгновения в продолжение всей солдатской службы, когда его подсознание витает Бог знает где - в родных краях, среди людей, родных и близких. А то и вообще за гранью реального и возможного. Солдатские умонастроения в эту «преддембельную» пору связаны с надеждами на лучшее, с мечтами о самом желанном и подчас очень мало соотносятся с реальностью…
Наум и его сослуживцы находились в совсем ином положении: служба хотя и шла, но впереди их ждало далеко не лучшее. С окончанием первичной военной подготовки служба отнюдь не заканчивалась, а даже совсем наоборот - она вступала в самую, скажем так, серьёзную фазу: предстояла отправка на фронт, или, как тогда говорилось, в Действующую армию. Эта перспектива вызывала у молодых солдат чувства самые разноречивые - от поэтического воодушевления и патриотического подъёма, с одной стороны, до нескрываемого уныния и постыдной боязни, с другой. Наум, натура восторженная, чувствовал себя среди первых.
А между тем нужно было заниматься обыденными повседневными делами. Теперь он был уже не просто рядовой ездовой, а младший унтер-офицер (по нынешней «табели о рангах» , как мне представляется, что-то среднее между ефрейтором и старшим сержантом), и в его ведении была уже не одна только пара безропотных армейских коняг, а целое хозяйство: повозки, колёса, хомуты и вся прочая упряжь, а также сено, фураж и т. д . и т. п. Всё это требовало забот и хозяйского внимания, за всем нужно было уследить, обо всём загодя позаботиться, всё предусмотреть, не допустить ни в чём ни нехватки, ни - не дай Бог - перебоя. Крестьянская выучка тут выручала, и отцовские «уроки» не пропали даром. Так что у начальства своего Наум был на хорошем счету, и ему, конечно, это льстило: с ним советовались, с ним считались, его почти уважали.
Однако нельзя сказать, что всё шло совсем уж гладко, случались и разного рода неувязки, а то и просто неприятности. Одна из них подстерегала его как раз в самом начале этой новой его службы. Вдруг обнаружилось, что в подведомственном ему хозяйстве не всякого нета запасено с лета, а именно, что для гужевого транспорта в полку нет никакой смазки - ни тавота, ни даже простого мужицкого дёгтя. А без смазки , известное дело, уже не тот ход, кони уже не так дружно вытягивают, поклажи можно нагрузить гораздо меньше, а поездок выполнять приходится значительно больше. Да и износ всей амуниции сразу заметнее, особенно - колёсных осей и ступиц. А это уже совсем не по-хозяйски и прямой убыток.
А со смазкой, то есть с её отсутствием, просто беда: не то что её не хватает, а просто нет подчистую, хоть шаром покати. И, главное, совершенно негде взять, и ничего в этом смысле не вырисовывается ни в ближней, ни в дальней перспективе. Это тебе не в срединной России, где кругом всякие заводы и всякие промыслы, где кругом крестьянские хозяйства и потому всё можно раздобыть и быстро, и легко. Здесь Сибирь, далёкая, глубокая Сибирь. Население вообще редкое, и всё это, в лучшем случае, недавние переселенцы, а то и вовсе бывшие ссыльные да каторжные, с которых и шерсти клок не урвать - не то что найти у них какие запасы-припасы. Если же местный какой коренной кержак, так у него и вовсе ничего не допросишься, даже если есть, а силой у него взять - поди попробуй! Вот тут и вспомнишь народную мудрость о том, что запасливый лучше богатого.
В общем, положение сложилось просто аховое: ни тпру ни ну, ни взад ни вперёд, а к вышестоящему начальству обращаться - это только его раздражать, а пользы и помощи всё равно никакой. Надо искать выход здесь, на месте, и как-то самим выкручиваться. В общем, всех, как говорится, поставили на уши, всех озаботили. Стали размышлять, как раздобыть где достать, где взять смазку, хоть какую-нибудь, хоть что-нибудь похожее на неё. Стал «думать свою думу» и приставленный к гужевому хозяйству новоиспечённый младший унтер-офицер Наум Маглыш. Мы не знаем, сколько у него это заняло дней или ночей, но долго ли коротко, а однажды (недаром ведь говорится, что утро вечера мудренее!) он проснулся, осеннённый («Эврика!» - «Нашёл!») счастливой и плодотворной мыслью. Уж не знаю, каким путём он пришёл к ней, каков был ход его рассуждений и был ли он вообще или всё случилось как-то вдруг и само собой, но почему-то ему, как Божий день, стало ясно, что смазку можно получить в виде жира, выпариваемого из костей, остающихся от солдатского мясного довольствия, каковых на полковой свалке скопилось к тому времени количество весьма изрядное, куча чуть ли не в человеческий рост высотой, то есть пудов шестьдесят, не меньше, что по современной «шкале» составляет около тонны. Его «идея» не просто была одобрена и принята начальством, а буквально встречена восторженно и прошла на ура.
Дело оставалось за немногим: специально выделить для этой цели котлы-автоклавы, собрать и загрузить в них «сырьё» да задать котлам хорошего жару, то есть в течение какого-то времени выдержать необходимый температурный режим. Посоветовавшись с полковым поваром, решили, что времени вдвое большего потребного для варки упаренных с говядиной щей будет вполне достаточно. Так оно на самом деле и вышло: когда развинтили крышку слегка остывшего автоклава и выгрузили из него ещё горячие и ставшие совершенно белыми кости, на дне котла увидели порядочное количество сытно пахнущего жидкого жира - его начерпали почти полное ведро. И это только после одной загрузки! А их предстояло ещё десятка два, не меньше - вот и считай. А когда жир застыл, он превратился в почти приемлемую по консистенции смазку, конечно, не такую густую и вязкую, как тавот или, скажем, дёготь, но всё-таки лучше, чем ничего. К тому же ещё и по запаху довольно аппетитную - хоть на хлеб намазывай!
Младший унтер-офицер Маглыш разом выручил целый полк. Это, конечно, не военный подвиг, хотя ещё как сказать: на войне бывает, что какие-то, на первый взгляд, пустяки спасают в конечном итоге многие человеческие жизни. Короче говоря, за Наумом закрепилась в полку некая слава - еще не «спасителя Отечества», но что-то уже почти близкое к тому. От начальства не то что бы почёт, но во всяком случае начальство стало приглядываться к нему еще больше и ещё внимательнее: как же - такой хозяйственный и такой сообразительный! Что называется, чуть ли не в буквальном смысле «залил за шкуру сала», а иначе говоря, запасся для всей части.
В общем, начальство уже имело на него определённые виды, считая, что из такого молодца выйдет очень толковый интендант-обозник. Неизвестно, когда и в чём, но такой солдат непременно пригодится во многом. Да и от солдат-сослуживцев наблюдалось безусловное признание авторитета.
Как бы там ни было, но об этом своём «карьерном» достижении отец на протяжении всей своей долгой жизни вспоминал и рассказывал почему-то особенно часто и особенно охотно. А ведь в его биографии, особенно в период той войны, можно было без труда найти и более значительные происшествия. Причина, я так теперь думаю, в том, что именно этот эпизод мог явиться судьбоносным и поворотным в дальнейшей его армейской судьбе. Мог стать, но не стал. И от этого его заметность и значимость не только увеличилась, но, что самое главное, стала наконец понятна ему самому.
Свидетельство о публикации №224081600799