Историческое падение

Классе в восьмом мы придумали игру, которая называлась «Ты - грязный». Суть её была проста, и сводилась к тому, что на перемене несколько человек подкарауливали зазевавшегося одноклассника, хватали его, затаскивали в туалет, и тщательно умывали над раковиной. Двое «санобработчиков» держали пациента за руки, а третий - умывал его, брызгая водой на склонённое вниз изумлённое лицо, одновременно протирая его ладонью сверху вниз. Умывание сопровождалось нашими вкрадчивыми пояснениями: «Ты - грязный, тебе надо умыться», и это могло продолжаться пол-перемены. Те, кто был попроворнее, сразу от нас вырывался, и продолжал ходить неумытым, другие же, беспечно бродившие и схваченные мойдодырами одноклассники, моргая и пуская пузыри, вынужденно принимали эти простые гигиенические процедуры. Высокий темп умывания не позволял очищаемому внятно высказать свой протест, так как риск наглотаться воды был очень высок. Некоторых умытых мы иногда волокли потом к окну, чтобы принять солнечные ванны, если виднелось солнце, и держали их там до полного просыхания. Иногда пойманный оказывался проворнее самих ловцов, вырывался и сам мог умыть санитаров-любителей, но такое случалось крайне редко. Чужих мы не ловили, чтоб им не было обидно, а своих «вязали» аккуратно, но сильно. Дежурные учителя сначала не понимали сути нашего мокрого дела, и поначалу даже не вмешивались в санпроцедуры, видя чистый результат наших стараний. Ведь сама же директриса прилюдно умывала накрашенных девчонок в раковине, на первом этаже около столовки, может с неё-то мы пример и брали. Как-то мы прогуливали очередной скучный урок истории, на котором наша историчка Лидия Васильевна, по кличке «Лидуха», душно и деревянно пересказывала события из учебника, попутно читая нам нотации визгливым голосом. Мы с Лехой, Серёгой и Спасом придумали более интересное занятие. - вместо истории мы после звонка на урок тихонько спустились в спортзал в подвале, валялись и кувыркались там на матах, играли в баскет и кидались мячиками. Вдруг Спас чего-то с нами не поделил, и мы решили ради шутки его умыть, прямо в спортзальном туалете. Бегал Спас плохо, и вскоре был нами пойман в углу, и скручен для сопровождения к умывальнику. Пока мы его тащили из спортзала в туалет, который был при выходе на лестницу, Спас, конечно, дико орал на нас матом и лягался. Но мы втроём, уворачиваясь от пинков, крепко его держали, шутливо ругались в ответ, и хором повторяли: «Ты - грязный, тебе пора умыться, и т. д.». Во время умывания Спас дико изворачивался, будто в прошлой жизни он был котом, и, наконец, ему удалось вырваться. С мокрым лицом, весь взъерошенный, он с громкими ругательствами схватил швабру, стоящую в углу туалета, с вечно мокрой и вонючей тряпкой. Спас был уже вооружён и очень опасен, и мы, выбежав на темную лестницу, побежали наверх. Лёха с Серёгой побежали вдоль перил, по большему радиусу, а я решил срезать и рванул по лестнице вдоль стены туалета, сразу завернув за угол. Наклонив корпус и голову, я прыжками побежал через две ступеньки и почти сразу на лестнице врезался головой во что-то мягкое и живое, стоявшее вплотную к стене. Это что-то утробно ойкнуло и мягко шмякнулось на бетонные ступеньки. В слабом свете, падающем вниз на лестницу из вестибюля, я  увидел, что, оказывается, это упала наша историчка Лидия Васильевна. Пока я секунду стоял в оцепенении, сквозь звёздочки в глазах от столкновения соображая, что же произошло, она вся, лёжа на спине, по инерции сползла ещё несколько ступенек вниз, и голова её, с мощным волосатым пучком на затылке, билась при этом об лестницу со страшным гулким звуком: «Дын-дын-дын…»

Как потом оказалось, во время нашего отсутствия на уроке, параллельно происходили и другие события. Лидуха, обнаружив наше отсутствие, оставила всех сидеть в классе, и в одиночку пошла нас искать. Услышав истошные вопли Спаса из преисподней спортзала, она, на трясущихся ногах, стала спускаться по темной лестнице в пропахшее потом и пылью подземелье физической культуры. Света на лестнице никогда не было, нам он был не нужен, а выключатель был в самом низу лестницы. Чем ниже Лидуха спускалась, пробираясь наощупь о стену, тем больше убеждалась, что это мы, и собиралась потом, для торжества исторической справедливости, взять нашу шайку с поличным. Лидуха, спустившись почти до конца лестницы, стояла вплотную к стене, и приникнув к ней ухом, слушала, что происходит в туалете. Она пыталась запомнить всю нашу обсценную лексику во время омовения Спаса, чтобы потом на педсовете оперировать этими историческими фактами. Вот в такой полуприсевшей позе, приникнув ухом к стене, Лидия Васильевна и была протаранена в живот и подброшена вверх моей буйной головой. Учительница была небольшого роста и худощава, поэтому я сразу и не понял, что именно я забодал. Сзади меня уже стоял взлохмаченный Спас с мокрой шваброй, Лёха и Серёга были наверху, с удивлением и интересом смотря вниз. В это мгновенье в моей голове проскочила мысль: «Откуда она вообще взялась? Чего она стояла на лестнице в темноте?». Мне было неловко, ведь учительница могла при падении сильно повредиться.     Вдруг Лидуха зашевелилась, стала моргать и кряхтеть. Я на радостях, что она жива, прижав руку к груди, и чувствуя всё-таки свою вину, склонился над ней и от всей души выпалил: «Ой, бл…ь!!!…Извините!» Я не знаю, почему я подобрал именно такие слова для просьбы прощения, наверное, в тот момент эта фраза была наиболее искренна и уместна для меня. Тут же наверху раздался знаменитый и дикий хохот Сереги. Услышав мою фразу, он, как обычно, изогнулся назад дугой, сделал глубокий вдох и оставшись в таком положении, начал громко и отрывисто выкашливать:«Ха…ха…ха…». Так обычно в мультиках изображают неудержимый и заразительный смех весёлого персонажа. Глядя на Серёгу, со смехом выполняющего прогиб назад, мы все, кроме Лидухи, конечно же, дружно заржали.
Лидия Васильевна потихоньку пришла в себя, мы помогли ей подняться и довели до медкабинета. Нам было жаль учительницу, но, хорошо, что травм у неё не обнаружили, и Лидуха отделалась лишь ушибами. Видимо, мощный волосяной пучок амортизировал её историческое падение. После полёта у неё начисто стёрлись с подкорочки все накопленные про нас исторические факты и услышанные малознакомые фразы, поэтому никаких последствий для нас не было, и она никогда об этом не вспоминала. В отличие от нас.
Эту историю, мою знаменитую своей искренностью фразу, обращённую к лежащей Лидухе, и дикий Серёгин смех все мы помним до сих пор.