Рахманин -22
- Валечка, ведь я за вами приехал, - говорил спокойным голосом, на который только был способен в данной ситуации, Николай Павлович. - Собирай девчонок и завтра утренним поездом уедем на Ейск, а там и на Приморск к нам... Поживёте, пока Витёк не поправится. Нельзя вам тут одним оставаться, никак нельзя... Прав этот Джамал, и я греха на душу не возьму. Они могут и вас взять на заметку, как семью человека, который ведёт следствие против этой мутной банды.
- Нет, Коля... Спасибо, конечно, тебе за такое приглашение и заботу, но... нет! Никуда я от мужа не поеду, тем более, что каждый звонок из больницы может оказаться роковым... Я с ужасом жду утра и боюсь его!.. А вдруг позвонят и сообщат, что он... ой, нет! - она закрыла лицо концом ажурного платка.
- Не надо так себя настраивать, Валя! Ты мать и должна держаться, чтобы у дочек ваших не было повода для испуга, который отпечаток потом оставит на всю жизнь. Одним словом, ты не должна... возьми себя в руки!
- Я понимаю, что ты хочешь сказать... Всё понимаю, что рисковать детьми не должна... Бери их и увози, я разрешаю, а меня оставь в покое. Если убьют, то значит, так тому и быть, потому что.... потому что, я без Витюши всё-равно жить не буду! - она снова окунула лицо в платок и жалобно всхлипнула.
- Ну, здрасьте, договорились!.. - с раздражением воскликнул Лазарев и подошёл от окна к дивану. - Ладно, до утра есть время, а покуда ты решишь, давай поговорим о другом... Ведь ты жена и знала же чем он тут занимается, Виктор. Он что-нибудь тебе накануне покушения рассказывал существенное? Что за дело он вёл, подробности какие-нибудь, знаешь? А то от начальства его, ничего толком добиться нельзя, и понятно... Я из другого "огорода" и они не очень-то распространяются на этот счёт. Что тут было, Валя? Расскажи, что знаешь?
Дочки спали за стеной в маленькой комнатке, а Валентина и Николай разговаривали за столом под низко-висящим абажуром. На столе дымился заварной чайник, синие чашки стояли нетронутыми, источали аромат свежего липового листа и добавленного для вкуса малинового варенья. Им обоим было не до чая, они сейчас обсуждали возможные варианты трагических событий, которые могли стать следствием и причиной нападения на Богданова. Валя рассказала про конфликт с начальством из-за девушки, которую увезли из города стажёры мужа, потом о его переводе в райотдел Октябрьский, о том, как поздно теперь оттуда приезжал домой Виктор, как ждала его в ту страшную ночь, а потом вышла сама встретить его и увидела уже лежавшим на дороге:
- Там он записи вёл по работе, у него в столе есть тетради, куда он всё записывал. А потом, если в чём-то сомневался, брал их и перечитывал. Он говорил, что ему так легче сделать выводы по следствию... Дневник вёл уже давно, сразу после войны стал туда записи делать, - говорила Валя, потирая веки рукой, её дыхание прерывалось, губы синели.
- Счастливый человек! А я вот, никогда не успевал, но хотел... Начну бывало дневник вести и брошу потом, а он терпеливый.
- Ты не думай, что он каждый день свой записывал, вовсе нет... Только значительные события. Я тебе отдам эти тетради и записи, может быть пригодится для следствия... Только тебе, Коля, и доверяю. И Витя тебе всегда доверял! Тебе только их и передам, - она поднялась, как старушка замоталась зябко в свою ажурную шаль и прошла в маленькую комнатку. Там выдвинула ящики письменного стола, тихонько пошарила в них, чтобы не разбудить девчонок, и вернулась к Николаю. - Вот они, - протянула Валя тетради и дневник мужа. - Возьми и сохрани... Витюша придёт и... они ему ещё понадобятся!
Она свято верила в выздоровление Виктора, старалась не допускать скорбных мыслей на его счёт, хоть они и приходили иногда, предательски будоража кровь. Николай протянул руку, взял записи Богданова, а у Валентины спросил:
- В то утро, ну когда... о чём вы с ним говорили?
- Он хотел поехать в Коровино к тамошнему участковому, но не успел. Собирался туда по делу пропавшего местного жителя, хотел выяснить, почему его помощник Медников зацепился когда-то за этого мужика и не оставил никаких записей на этот счёт. Всё сокрушался по этому поводу... Говорил, что если тут записей нигде нет, в том числе и в тех протоколах, что ему из Новороссийска ребята привезли, значит Медников их в Коровино оставил. Он это уже в самый последний момент понял и решил ехать в деревню, но перед этим хотел ещё раз с полковником встретиться, позвонил мне уже из горотдела и сказал, чтобы рано его дома не ждали, а так... Больше и нечего тебе сказать-то.
Утром Лазарев позвонил майору Капитонову под началом которого сейчас работал Богданов и передал ему разговор с женой Виктора, в полдень собрал детишек, первоклашку Настю и маленькую Василису:
- Не волнуйся, Валюша, нас моя Иринка уже ждёт. Если приеду один, ругаться будет, что вас не привёз с собой.
- Хорошо, я не волнуюсь, только вот Настя в школу пошла, как же она там будет-то?
- А то в Приморске школ нет?! Да и пропади она пропадом - эта школа! - воскликнул он в сердцах. - Лишь бы детей отсюда подальше!.. Вон, что у вас в городе творится!.. Валя и ты подумай, если решишься, я за тобой сразу приеду... Слышишь?! - Лазарев посмотрел на часы - Сейчас подойдёт такси, прямо к поезду подъедем. Ты не провожай, на работу иди, там всё среди людей будешь! Мы, как приедем, сразу тебе отзвонимся через служебный коммутатор.
- Спасибо, Коля!.. Я сперва к Вите в больницу поеду, а потом уж... и на работу.
На пятый день утром майор Богданов пришёл в себя на несколько минут, но для врачей это уже был немалый прогресс, указывающий на то, что возможно им удастся вытащить такого тяжёлого во всех отношениях пациента, да ещё с учётом его больного сердца. Жена Валентина не выходила из больницы, её не пускали к нему в палату, она сидела в коридоре возле медсестры или в приёмном покое, но после его возвращения к жизни, как говорили врачи ещё робкого и уязвимого возвращения, ей разрешили с ним немного посидеть и подержать за руку.
Все эти пять дней не прекращали своё расследование и поиски преступников его коллеги в райотделе Октябрьский и в городской прокуратуре. Джамал Ахмедов побывал во многих местах, говорил с разными людьми: опрашивал, допрашивал, советовался, входил в круг общения и утром шестого дня расследований вместе с прокурором Травниковым стал подводить предварительные итоги.
- Мы имеем дело с хорошо организованными людьми, которые ловко и умело могут заметать следы, - говорил он, сидя за одним столом с Травниковым. - После того, как майор Капитонов мне поведал о планах Богданова, относительно поездки в Коровино, я сразу понял его ход мыслей и удивился, как они ровно текут, и очень огорчился, что сам сразу не понял того, что дошло до Виктора Павловича. Безусловно, интерес его помощника Медникова надо было искать именно там, и я поехал, - Ахмедов выложил свои записи на стол перед прокурором. - Поговорил с местным участковым и понял, откуда течёт вода.
- Вы имеете в виду, откуда у него возник интерес к горкомовской машине и её водителю? - уточнил прокурор.
- Именно!.. Два года назад Медников, как поведал мне участковый, приехал к ним в Коровино с очередной проверкой из горотдела, его послали за отчётными документами. Он по приказу начальства проверял вверенные ему райотделы и в то самое время, когда происходила опись документов и случилось происшествие с Саблиным. Он был там, заинтересовался пропавшим и стал спрашивать о нём участкового. А после все записи оставил в этом же райотделе, вот они, - Ахмедов указал на документы в папке. - Участковый рассказал ему, а мне повторил, что Саблин хотел по приезду из зоны устроиться в Краснодаре, поехал туда, но на второй же день вернулся. И когда участковый милиционер спросил его, почему он так и не остался в Краснодаре, тот сперва отмалчивался, а потом рассказал, что будучи в городе, он пришёл на площадь и встал у Краевого обкома партии, чтобы прояснить для себя обстановку. Давно не был в городе и ему было всё в нове, так вот... Стоя там, он увидел подъехавшую машину, видимо служебную, синюю "Победу", которая остановилась недалеко от него, дверца распахнулась и на переднем сиденье рядом с водителем он увидел человека, внешне очень похожего на подручного Кузьменко. Пригляделся, и узнал его, несмотря на некоторые переделки лица. Говорил, что узнал бы его из миллиона... Очень сильно испугался, что его заметят, спрятался за высокие кусты акации и наблюдал за ним. Тот посидел рядом с водителем, о чём-то с ним поговорил, вышел из машины и пошёл через площадь. Видимо, что он жил в этом городе. А потом из Крайкома партии вышли люди и трое из них сели в автомобиль. Саблин вернулся в город и больше из Коровино не выезжал, а потом исчез странным образом. Такой факт не мог ускользнуть от следствия, что этот бывший зек узнал кого-то из подручных Кузьменко, что просто невероятно, и Медников зацепился за этот факт, а так же за водителя гаража. Если служащие Крайкома сели в машину, из чего и был сделан вывод, что авто находится в горкомовском гараже. А дальше не трудно предположить, что Медников поехал в гараж и выяснил, кто на синей "Победе" разъезжал в эти дни и подвозил руководство края от площади. Вот почему он и вышел на Дружникова, но перед самым отпуском он передал все материалы и записи в Коровино и не стал докладывать по существу дела своему начальству, видимо, желая проработать ещё раз все связи этого Дружникова после возвращения. Скорее всего, он был неуверен в показаниях Саблина, вот поэтому так несерьёзно отнёсся к этим вещам. В отпуске он бесследно исчезает, и я прихожу к выводу, что он всё же беседовал с этим Кириллом, и напугал его своими выводами и подозрениями. И вот теперь тот же гараж и тот же водитель в поле нашего зрения, опять - это Дружников! К тому же и Елагин тут очень хорошо вписывается, как его родственник и приятель. Про него у Богданова много записей, Капитонов отдал мне его блокнот. Его беседа с Елагиным была очень нервозной и проходила в присутствии Сойникова, который подтвердил мне, что лично ездил за Елагиным и привёз его к майору на беседу, а потом опрашивал его друзей и знакомых, а так же соседей Дружникова и они подтвердили, что Елагин сразу после допроса приехал к Дружникову и у них состоялся во дворе дома, тоже очень нервный разговор. Потому я считаю, что ниточка верная и Елагин причастен к покушению на майора. Считаю, что его надо срочно задержать!
- Опять у нас нет ни единого доказательства против него, одни подозрения, которые он с лёгкостью опровергнет, - проговорил Травников.
- Да, но с чего-то ведь надо начать? Подозреваемый, пока только он... Я понимаю, что он не сам всё это осуществил, нанял кого-то за деньги, но ведь он и Дружников, они единственные так сильно заинтересованные лица. Я не беру в расчёт банду Ипатова, которую мы тоже не можем взять, и его разработку также вёл майор, взяли этого немого Дорожкина. Всё это тоже могло иметь место к неприязни, но там дело другое, эти люди не будут светиться и идти на мокруху, если им приносит выгоду похищение детей. Я даже боюсь предположить, для чего им нужны эти мальчишки, но догадываюсь, что не для пристройства в порядочные семьи, как объяснил этот пионер-вожатый немому... И всё-таки, я прошу у вас санкцию на арест и допрос Елагина.
Травников задумался.
- А что?! В этом есть свой резон, - наконец проговорил он. - Может быть в ходе допроса вам удастся его расколоть. Хотя, я предполагаю, что он крепкий орешек, как и Дружников, которого мы пока трогать не будем. Установим за ним наблюдение... Кстати, полковник Родионов, что по этому поводу говорит? Ему же поручили дело об убийстве Марата Мансурова.
- Родионов ничего не говорит, только ругается... Он всё талдычит одно, что он ещё и хозяйственник, на него возложены и обязанности материального порядка.
- Понимаю, и все мы хорошо это знаем, что после объединения нас с МГБ, МВД несёт функции и полномочия многих смежных организаций, но... Это не слагает с него ответственности за его прямые обязанности! - с гневной ноткой в голосе проговорил Травников. - Что же, мне его позиция ясна! А мы с вами будем действовать от противного, я подпишу разрешение на задержание, а в дальнейшем и, возможно, на арест Елагина Артёма. Оставьте ваши материалы и результаты поисков, я с ними ещё раз ознакомлюсь, а вам настоятельно рекомендую заняться этим Дружниковым, но так, чтобы его не спугнуть!
- Понимаю! Не хватило, чтобы от нас скрылся этот главный фигурант. Но вот связи его с художником копать дальше, или будем считать их проходными и ничего не значащими? Что делать с этим?
- Думаю, что Рахманин лишь ширма, он не способен на что-то дерзкое. Я с ним знаком лично и мой заместитель Бероев был вхож в его семью, чего и вам желаю. Он творческая личность со многими связями и я не думаю, что он причастен к делишкам своих приятелей... Возможно, и не приятели они вовсе, просто шахматный интерес, как говорят многие. Он любит поиграть. Я сам сидел с ним за шахматным и карточным столом. Рахманин азартен, но знает меру. И вообще, он спас для страны шесть полотен Айвазовского. Эти шедевры уже заняли своё законное место в галерее Феодосии, и если бы не он...
- Я был в Новороссийске в то время и не знаю подробностей про картины. Расскажите мне, что случилось в Таганрогском музее? Об этом теперь не говорит лишь ленивый, и мне интересно, - улыбнулся Ахмедов.
- Что же, извольте! - и Травников стал с удовольствием рассказывать со знанием знатока от искусства эту увлекательную историю своему новому заместителю.
Алёшка Егоров долго стоял в будке переговорного пункта, приходя в себя, после сообщения Султанова про Богданова Виктора Павловича. Он вспоминал его лицо, его усталые, но такие всегда добрые глаза и то, как он по-человечески отнёсся к Нелли Рахманиной и ко всей этой ситуации в целом. Именно благодаря ему эта девушка была спасена. Теперь она жена Султанова. После пожара на Первомайской между ними прошла очень явственно и чётко искра понимания и любви. Под утро они уже спали вместе... А теперь этот человек, её спаситель, находится при смерти. Егорову хотелось закричать от такой несправедливости, он тут же сунул себе в рот таблетку, которую когда-то ему прописала Изольда Шахова. Она очень удачно подобрала ему лечение в тот год, и до сих пор оно помогало и не было ничего придумано для него лучшего. Да, эта женщина была настоящим профессионалом в своём врачебном деле и за это Алёшка всегда вспоминал её с благодарностью. А как же иначе?! Он, как и Женька, как и многие их сверстники, прошедшие ужасы войны, не могли долго помнить зла, они для жизни и счастья жили, для любви и радости. Они усвоили простую истину - жить надо сейчас, сию минуту, полноценно и на всю катушку, и никогда не откладывать ничего на завтрашний день, потому что его может не быть. Они хорошо усвоили это там, в страшном аду войны, горя, крови и пепла! И теперь Алёшка по своей горячей натуре рвался в Краснодар, чтобы посидеть у койки больного и такого дорогого им товарища майора Богданова, но понимал, что это невозможно. Его - во первых, никто не отпустит в середине учебного года, а во вторых - не разрешат пройти к больному, пока он в таком тяжёлом состоянии. И в тоже время Алёшка испытывал какую-то неловкость, ему казалось, что именно из-за них, потому что майора перевели в другой район, он и попал в такую кашу.
Егоров вышел с переговорного, откинул взмокшую чёлку с лица, вдохнул свежего осеннего воздуха, и медленно побрёл к себе в общежитие.
После задержания на допрос в прокуратуру был доставлен Артём Елагин. Ничего нового не было в его поведении, он так же, как и на допросе у Богданова, вёл себя не лучшим образом - дерзил, хамил, грозил, высокомерно отзывался о нерадивости милиции, о своём незаконном задержании и о том, что никогда не был причастен к непотребным и преступным делам. Его нельзя было чем-то обескуражить и припереть фактами, таковых не было, все они являлись косвенными и тем не менее... Артём Елагин был задержан на 48 часов до полного выяснения всей картины происшедшего, до полной проверки его слов о собственном алиби в момент покушения на Богданова, а так же Джамал Ахмедов хотел за это время ещё и провести допрос Кирилла Дружникова. Он поехал к нему в служебный гараж, но на месте не застал, Дружников вместе с крайкомовскими работниками выехал по району и вернётся поздно вечером.
Рабочий день подходил к концу, Травников собирался уходить домой, он как раз запирал сейф на замок и готовился передать ключи дежурному, как с проходной ему сообщили, что на беседу к нему пришёл художник Рахманин, он просит его незамедлительно принять. Прокурор не подал вида, что удивлён его приходом, он просил пропустить художника и проводить к нему в кабинет на второй этаж. Рахманин с благодушной улыбкой поприветствовал Травникова, войдя в кабинет. Он по хозяйски огляделся, прошёлся от двери к окну и вальяжно опустился на стул с высокой спинкой возле стола, не дожидаясь приглашения. Травников, наблюдая за его поведением понимал, что разговор состоится длинный и непростой, а потому он домой попадёт сегодня ещё не скоро. Прокурор тяжело вздохнул и сел напротив.
- Вы, должно быть, удивлены моему приходу? Напрасно, - проговорил Рахманин, оглаживая свои седые волосы. - Я никогда не бросаю своих друзей и знакомых, если с ними случилась беда.
- А случилась? - с улыбкой поинтересовался Травников.
- Будто не знаете?! Вы арестовали, ни за что, парня, который был и есть мой шахматный ученик, Артёма Елагина. И я этим порядком возмущён! - ответил Рахманин и устремил свой колючий и пристальный взгляд на прокурора.
- Он подозревается в покушении на убийство майора Богданова, в организации такового и теперь проверяется его алиби, но это всё частности... К вам это не имеет ни малейшего отношения, - пытался смягчить тон разговора Травников. - И вообще, вы частное лицо и я не должен с вами вести подобные разговоры, пока идёт следствие.
Рахманин молчал, всё так же пристально разглядывал Травникова, от чего тому стало неловко под его колким взглядом и хмурым выражением лица.
- Я лишь сегодня узнал от Дружникова, что стряслось, - художник цедил слова сквозь зубы. - Эти стервецы даже не удосужились поведать мне о том, что Елагина вызывали на допрос... Думаю, что уже тогда бы можно было как-то решить все эти неурядицы и майор Богданов остался бы цел!
- Как вас понять?! - вскинул глаза на Рахманина с явным удивлением Травников.
- Так и понимайте, как хотите!.. Но я пришёл сюда не за тем, чтобы выяснять с вами тонкости расследования. Я хочу вам объяснить, чтобы вы поняли, как мне дороги мои люди, особенно те, которые служат верой и правдой. Таких очень мало встречается по жизни, и поэтому я их ценю и не хочу напрасно потерять.
- А если они имеют преступные намерения, если они портят жизнь другим людям и ваш, кстати, авторитет? Ведь вы же сами торопили следствие по делу Марата Мансурова, а теперь выясняется, что Елагин и Дружников к этому напрямую могут быть причастны. Ведь дело ещё не закрыто...
- Вот-вот, теперь пришёл тот момент, когда вы просто обязаны закрыть это дело за недостатком улик... Так, кажется, у вас говорится? Ну, или с какой другой формулировкой, - спокойным тоном произносил Рахманин слова.
- Вы шутите?! - Травников снял очки и вытер пот со лба. - Я полагаю, что это юмор у вас такой... Кто же мне позволит закрыть дело об убийстве? Тем более, когда мы нащупали мотив... Ведь там не только дело самого Мансурова, там с ним вместе целая семья была убита, или вы забыли?!
- Почему же, помню!.. Вот от того, что может пострадать и моя репутация тоже, вместе с репутацией хороших и близких мне людей, повторяю, ни в чём не повинных, я настоятельно прошу вас закрыть это дело. Жена Мансурова тоже, полагаю, будет не против. И потом, майор Богданов слишком близко подошёл к разгадке всего случившегося, потому сейчас и при смерти... Вы тоже хотите разделить его судьбу? - зловеще выговаривая фразы, Рахманин перестал улыбаться и медленно поднял глаза на прокурора.
Травников вскочил из-за стола, ему стало душно и больно заколотилось в висках. Он не понимал сейчас ничего, кто сидит перед ним, пожилой заслуженный художник, или главарь банды? Как это могло быть, чтобы в его кабинете раздавались такие слова безо всякого страха за репутацию или свободу? Как могли ему такое предложить, да ещё в пугающе-гнусной форме?
- Вы меня запугивать пришли или угрожать? - выкрикнул Травников.
- Нет, ну что вы, разве я могу?! Не то и не другое! Я пришёл по-дружески поговорить с вами, может быть в чём-то переубедить, а вы меня не поняли. Ну, если вы не закроете дело, тогда давайте с вами договоримся, что о каждом шаге вашего следователя вы мне будете докладывать лично, то есть о всех моментах расследования. Для меня это очень важно! - нагло заявил художник.
У Травникова спёрло дыхание... Он, как рыба, выброшенная на берег, стал жевать губами и ловить воздух, но слов произнести не мог, они застряли в горле от такой нелепой просьбы и наглости.
- Что?! - прохрипел с натугой прокурор. - Что? Повторите вашу просьбу!..
- Ну-ну, не взорвитесь от натуги и не лопните! - Рахманин скривил губы в зловещей улыбке. - Вы ничего не теряете от своих регалий, никто не узнает о нашей с вами сделке... Тем более, что она состоится уже сегодня, а завтра утром Елагин должен быть дома или на своей любимой работе в кинотеатре. Потому что, я так хочу!.. Вам понятно?! И своих решений я никогда не меняю! Через Елагина вы слишком близко подошли к тому, чего знать не должны, а это уже горячо, - продолжал Рахманин, глядя на покрасневшего, изумлённого такой дерзостью высказываний прокурора. - Вы ведь женаты уже во второй раз? И ваша вторая жена на много лет моложе, последняя любовь самая сладкая. Не правда ли?! Но вот беда, жена, родив вам сыночка, стала не ходячей, всему виной поздно выявленная болезнь позвоночника. Она, ведь кажется, до сих пор передвигается по дому в инвалидной коляске... И старшая дочка живёт с вами, взрослая уже девочка, по возрасту, как моя Нелли.
- Что... что вы хотите этим сказать? - Травников подскочил к стулу на котором сидел Рахманин, ему хотелось поднять его за грудки, но взгляд страшных глаз художника, остановил и остудил пыл Травникова. - Как вы смеете?!
- Вот посмел и теперь вы меня должны слушаться, и не дай вам Бог, обмануть или уклониться от моей просьбы!.. Тогда вы уже никогда не увидите свою Ксению, свою дорогую и любимую жену!
- Что?! - Травников задохнулся словами и потянулся рукой к тревожной кнопке.
- Сядьте! - видя его порыв, крикнул Рахманин. - Я ещё не закончил!.. Так вот, она ведь была в санатории на излечении, очень удачный для нас момент... Теперь она тоже на лечении, но в клинике у надёжных врачей, её там непременно поставят на ноги, я вам это гарантирую, опять же... если мы с вами договоримся.
- Как.. в клинике? Вы похитили мою жену, мою Ксеню?!
- Вы же похитили у меня дочь! Но я не в обиде за это... Пусть живёт, как ей теперь вздумается, как сучка в подворотне, вместе со своим мусорком.
- Как вы можете так говорить про свою дочь? Она официально замужем! - возмутился Травников, всё ещё не веря в Рахманинские угрозы.
- Да чёрт с ней, не в ней сейчас дело!.. Говорю, жена ваша пока будет у нас, вы удостоверитесь в том, когда будете разговаривать с ней по телефону, она вам непременно позвонит сегодня вечером из этой клиники, куда мы её утром переправили под надёжной охраной наших людей. А вот куда, вы узнаете сразу после того, как закроете дело Мансурова. Годится такой вариант сделки? Справедливо, не так ли?
Глаза Травникова, казалось, сейчас вылезут из орбит, а мозг разорвётся от кипения. Он ничего не мог понять и как следует оценить, в таком положении он был впервые. Рука сама потянулась к телефону, он прокричал в трубку дежурному, чтобы его срочно соединили с санаторием "Черноморец" в Геленджике. Рахманин сидел рядом молча, смотрел перед собой и ждал ответа на том конце провода. Только тогда, когда Травникову сообщили, что его жена сегодня покинула пределы санатория, что её увезли неизвестные люди, представившиеся врачами по распоряжению, якобы, её мужа, он удивлённо приподнял брови и переспросил:
- Ну, убедились в правдивости моих слов? Будем разговаривать дальше?
- Где Ксения, где?! - прокурор бледнея, повесил трубку на аппарат.
- Будем говорить дальше, я спрашиваю? - в его голосе были хозяйски нотки, ему нравилось понукать и повелевать людьми, ему нравилось видеть страх и ужас в их глазах, и чтобы причиной этого страха был лично он, Рахманин!
- Я... я не понимаю! Кто же вы?!
- Художник!.. Художник, чёрт возьми! - Рахманин вскипел и разозлился. - Что вы ответите мне, Лев Денисович? Ну же?! Смелее, не теряйтесь!..
- Как же я могу прекратить это дело? Ведь им занимается мой следователь, Ахмедов, а он никогда не согласиться его прекращать, никогда.. не согласиться! - Травников стал заговариваться и бледнеть на глазах.
- Ахмедов, говорите?! Но им займётся мой помощник, тут также будет порядок. Слово лишь за вами... Ещё не хватало мне самому заниматься такой мелочёвкой! Это дело моих людей разобраться с вашим чуркой, - Рахманин презрительно кинул взгляд на соседний стол, где предположительно, сидел заместитель прокурора Ахмедов.
- Что вы хотите с ним сделать? - ещё сильнее побледнев, спросил тихим голосом прокурор. - То же, что и с Богдановым?
- Как вы могли такое подумать?! И с Богдановым тоже не мои люди разбирались, когда найдёте этих стервецов, то сами поймёте, что я говорю чистую правду... Мы же не звери какие-нибудь, мы всё культурно и цивилизованно обставим. Тем более, тронь мы его теперь, вашего турка, или кто он там, сразу будет понятно, что это следствие одного и того же дела, о котором нужно скорее забыть, как кошмарный сон. У вашего следователя тоже есть семья, ребёнок...
- Вы страшный человек, Рахманин, страшный!..
- Да?! - художник поднялся со стула и наклонился к прокурору, почти касаясь его лица. - Я не страшный, я счастливый человек! Я могу себе позволить то, что не можете вы, и никогда не сможете... Вы никогда не сможете мне отказать в моих просьбах, маленьких или больших, а для их исполнения вы вынуждены предавать, как своих товарищей, так и самого себя, а я никого не предаю, я лишь пользуюсь обстоятельствами, и весьма ловко ими пользуюсь... Но я не предатель, в отличие от вас!.. Так кто же из нас страшный человек?!
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Свидетельство о публикации №224081801135