Нефть и судьба. История томской нефти. Глава 1

Томск- 2016


К своему полувековому юбилею «Томскнефть» добыла свыше 500 миллионов тонн нефти. Чтобы оценить этот объем, представим, что   вся она разлита по железнодорожным цистернам емкостью в 125 тонн. Получится 4 миллиона вагонов. Если выставить их друг за другом на гипотетической колее по экватору, эшелон с томской нефтью 20 раз обовьет нашу планету! «Средневзвешенная» стоимость «черного золота», добытого «Томскнефтью» за пять десятилетий, по самым скромным прикидкам, составляет 130 миллиардов долларов США.  А если в рублях – и вовсе астрономическая цифра получится.

Но не в тоннах и не в валюте измеряется истинная стоимость сделанного главным нефтегазодобывающим предприятием Томской области для региона и всей страны. Преображенная природа, новые города и поселки, дороги и линии электропередачи, сотни жилых домов, больницы, школы, детсады, спортивные комплексы, объекты ЖКХ…  Счастье, полноту жизни, свершения и величие человеческого духа невозможно оценить доступными нам единицами измерения. Судьбы сотен тысяч людей, со всеми их радостями, житейскими хлопотами, мечтами и переживаниями  - все это тоже «Томскнефть».

А начиналось все… Вот об этом, собственно, наша книга. О том, как все начиналось, как люди искали и добывали томскую нефть, как строили, как боролись с трудностями, как побеждали и ошибались, как верили в светлое завтра и приближали его, как могли.

Это документально-биографическая книга, ведь история предприятия схожа с биографией человека – есть обстоятельства рождения, есть времена становления, возмужания, расцвета...  Как и в жизни человека, у предприятия есть свои развилки, узловые моменты, связанные с выбором дальнейшего пути. Как в присказке: направо пойдешь – счастье обретешь, налево – голову потеряешь… Таких развилок за 50 лет у «Томснефти» было множество. Давайте вспомним о них, о тех людях, которые вершили судьбу предприятия в самые переломные моменты его истории, о том, почему все случилось и произошло так, а не иначе…  Это очень интересная история: мощная, насыщенная, харизматичная. И живая. А главное – история продолжающаяся…


Глава первая: Искать и не сдаваться


Первые попытки


Сегодня, глядя на карту нефтегазовых месторождений Западной Сибири, сложно представить, как труден и долог был путь к Большой сибирской нефти. Карта Сибири усыпана большими и маленькими крапинками, обозначающими месторождения нефти и газа. Как веснушками лицо человека.  Только в Томской области их открыто более ста. Казалось бы, ткни в любую точку обширной территории от восточных склонов Уральских гор и – обязательно найдешь если не залежь, то нефтегазопроявление. И – лови свою удачу!

Но на самом деле поиски сибирской нефти безуспешно продолжались несколько десятилетий. Порождая отчаяние и уныние первопроходцев, торжество скептиков, но при этом и упорство, и веру, и бесстрашие.   

Волею судьбы томской земле и томичам предназначено было сыграть особую роль в невероятно драматичной истории поиска сибирской нефти.

Ведь факт: первая нефть в Западной Сибири была взята из глубин в Томской области, в районе Колпашева. Пусть всего чуть больше 40 литров добыли ее в октябре 1954 года из скважины, пробуренной вблизи деревни Малиновка, на левом берегу реки Чая, но от них ведется отсчет миллионов и миллиардов тонн сибирского «черного золота».

Первое упоминание в печати о наличии в Сибири нефти и газа тоже связано с Томском. Символично, не правда ли? В опубликованной в 1730 году книге шведского исследователя Филиппа Иогана Табберта (фон Страленберга) «Северная и восточная части Европы и Азии» сообщалось о сибирском «каменном масле» (нефти) и «земляном дыме» (газе), встречающемся в районе Томска.

Первые попытки поиска промышленных запасов нефти в Сибири и  научное обоснование нефтегазоносности обширных зауральских территорий в первой половине XX века связаны с именами выдающихся томских ученых: основателя сибирской горно-геологической школы, профессора Томского технологического института Владимира Афанасьевича Обручева, его учеников и последователей – В.Д. Рязанова, М.А.Усова, М.И. Кучина, М.К.Коровина, а также Р.С.Ильина.   

Владимир Обручев еще в конце XIX века, будучи штатным геологом Иркутского горного управления, обнаружил в районе Байкала на берегу Ангары проявления нефти. Сообщением заинтересовался Комитет Сибирской железной дороги, под эгидой которого вдоль трассы будущего Транссиба велись все геологические работы.  Комитет даже рекомендовал профинансировать разведочные работы на нефть в районе Иркутска. Среди предприимчивых сибиряков возник настоящий «нефтяной бум»:  в 1898-1902 годах Иркутское горное управление получило более двухсот заявок на обнаружение нефти в разных районах Восточной Сибири. К весне 1902 года в прибрежной зоне Байкала, как свидетельствуют архивные документы, было оформлено для разведки около 180 «нефтеносных» участков, которые потом покупались и перепродавались направо и налево по спекулятивным ценам.

Большой нефти у Байкала так и не нашли, бум постепенно иссяк. Но Обручев, ставший в 1901 году деканом горного (а по совместительству и химического) отделения Томского технологического института, о байкальской нефти не забывал. Под его «присмотром» с 1902 года поиски «черного золота» вблизи Байкала вел сотрудник кафедры Обручева горный инженер Владимир Рязанов.

В июле 1902 года газета "Нефтяное дело" сообщала: «На Байкал из Иркутска выехала снаряженная Горным управлением геологическая экспедиция для исследования нефти. Начальник - горный инженер В. Д. Рязанов. На парусном баркасе экспедиция обследует иркутский берег Байкала и проверит сделанные там заявки на нефть, затем переправится через озеро и пройдет через среднюю часть забайкальского берега, включая Святой Нос».

В августе 1902 года экспедиция начала бурение на восточном берегу Байкала, со дна которого круглый год всплывало «горное масло», а вдоль берега через водную поверхность озера наблюдались выходы природного газа – обычного спутника нефти. На берегу Байкала обнаружили богатейшие залежи озокерита. Буровые скважины находились в Баргузинской бухте Байкала и в дельте р. Селенги. На глубине 2 саженей (4,26 м) был обнаружен слой глины, сильно пропитанной нефтью. Эта порода горела на свечке, издавая запах нефти. На глубине 12 саженей (25,6 м) встретили слой породы, пропитанной нефтью. Опущенная в скважину желонка через некоторое время наполнилась первой прибайкальской нефтью.

Но это максимум, чего удалось достичь. Буровая техника тех времен не позволяла бурить глубже 100-120 метров. В архиве Обручева сохранились письма Рязанова, в которых горный инженер информировал Владимира Афанасьевича о ходе разведочных работ. Рязанов писал, что данные общего характера и результаты бурения доказывают «широкое горизонтальное распространение содержащих нефть пород». Рязанову принадлежат поистине пророческие слова: «Нефть в Сибири есть, но лежит глубоко, промышленная добыча нефти возможна при глубоком бурении».

Большая иркутская нефть будет отрыта только спустя шесть десятилетий и, кстати, почти одновременно с томской. В марте 1962 года к северу от Байкала зафонтанирует Марковское нефтегазоконденсатное месторождение, провозвестник нефтегазодобычи  в Восточной Сибири.


Вердикт: бесперспективна


А что же Западная Сибирь? Современные историки, пытаясь найти источники первых уверенных научных прогнозов относительно нефтегазоносности Западно-Сибирской низменности, разводят руками: этот регион до начала 30-х годов не представлял «нефтяного» интереса.

В первом пятилетнем плане развития СССР (1928-1933) перед геологическими службами страны ставилась задача интенсификации поиска сырьевых ресурсов в новых районах страны, но территории Западной Сибири к ним не относились, поскольку считались «бесперспективными в нефтеносном отношении».

Хотя попытки найти здесь нефть также имеют еще дореволюционную историю. Во всяком случае первое упоминание о возможности организации нефтедобычи в Западной Сибири относится к началу ХХ века. В архиве Томского горного управления хранится предписание Министерства земледелия и государственных имуществ, датированное началом 1903 года, «об установлении подесятинной платы в размере одного рубля за разведку нефти в пределах Тобольской, Томской и Енисейской губерний». В октябре 1911 года в газете «Тобольские губернские ведомости» было опубликовано сообщение о выдаче некоему «Товариществу Пономаренко и К» «дозволительного свидетельства на право производства…  разведок нефти в районе Тобольского уезда, Нарымской волости, Кондинской V разряда дачи, на перевесной Гривне, примыкающей с восточной стороны к горе Ближний Чугас и отстоящей от юрт Цингалинских на юго-запад приблизительно в 6 верстах».

В архиве Ханты-Мансийского автономного округа хранятся свидетельства очевидцев: «В половине июля 1912 года приезжали из Омска Пуртов Спиридон Николаевич и с ним два человека. В урочище Перевесный сор, около 6 километров от деревни Цингалы, нашли ключ, из которого вытекает масляничная вода цветом похожая на нефть. Они взяли ее и отправили в Тобольск или в Омск. Недели через три приехали инженеры, человек восемь. Инженеры привезли на пароходе трубы, всевозможные буровые приспособления и приступили к работе. Бурение было произведено на 33 аршина, работа у них была закончена примерно в конце сентября. Работу хотели продолжить в следующем году».

Но, видимо, не продолжили, поскольку сведений о результатах изысканий не обнаружено. Любопытно, что деревня Цингалы, расположенная примерно в ста пятидесяти километрах юго-восточнее Ханты-Мансийска (и в пятистах километрах западнее Стрежевого) сегодня, если взглянуть на карту, буквально со всех сторон окружена крупнейшими нефтяными месторождениями, такими как Салымское, Приобское… Правильный был расчет у Спиридона Пуртова, просто время для большой нефти Сибири еще не пришло.


Нефть из Почекуйки


В 1927 году во всем Советском Союзе добывалось 10 миллионов тонн нефти. В конце 20-х – начале 30-х годов, когда в стране началась масштабная индустриализация и, как следствие, резко возросла потребность в нефти и нефтепродуктах, Сибирь впервые полновесно зазвучала в нефтяной повестке дня государственного значения. Первым с высоких трибун заговорил о сибирской нефти академик Иван Михайлович Губкин. В июне 1931 года на Чрезвычайной сессии АН СССР в Москве в докладе «Естественные богатства СССР и их использование»  Губкин предложил заняться поисками нефти не только на западном, но и «на восточном склоне Урала, предварительно разведав эти места геофизическим методом».

В июне 1932 года на выездной сессии Академии наук СССР, проходившей в течение нескольких дней сначала в Екатеринбурге, затем в Новосибирске, основатель советской нефтяной геологии выступил с докладом, в котором призвал «к широкому развертыванию добычи и дальнейших разведок нефти в районах УКК (Урало-Кузнецкого комбината)», заявив при этом: «Я ставлю вопрос: а нельзя ли… попытаться найти нефть в пределах Кузнецкой котловины?»

Приоритет Губкина в обосновании перспектив нефтеносности Сибири сегодня оспаривается некоторыми исследователями. Сибирский ученый-геолог Р.М.Бембель, в частности, не без иронии указывал: «И. М. Губкин никогда не предлагал искать нефть в Среднем Приобье, поскольку Среднее Приобье является таким же восточным склоном Урала, как, например, Московская область является ее западным склоном».

Действительно, существует некоторый элемент мифологизации вклада Ивана Губкина в открытие сибирской нефти. В 1979 году в издательстве «Малыш» даже вышла книжка детского писателя Константина Лагунова «Как искали тюменскую нефть». В ней рассказывается, как в 1932 году два сибирских мальчишки из сургутской деревушки Почекуйки, Семен и Прохор, обнаружили на поверхности одного из озер разноцветные переливающиеся пятна нефти, собрали ее в бутылочку и отправили посылкой в Москву, Главному геологу Советского Союза академику Губкину. Посылка застала ученого за важным делом. «Губкин сидел в кабинете, медленно перечитывая свой доклад на сессии Академии Наук СССР, - говорится в книжке. - В этом докладе академик снова призывал геологов-нефтеразведчиков за Урал, в Западно-Сибирскую низменность. Он был уверен, что в Сибири — богатейшие залежи нефти». И далее: «Он обвел карандашом круг на карте, в центре которого находился древний сибирский город Сургут. — Отсюда и начнём поиск сибирской нефти...»

На самом деле, конечно, всё было не совсем так. Западно-Сибирская низменность оставалась и для Ивана Губкина, и для других авторитетных ученых-геологов менее приоритетным районом поисков сибирской нефти. Ученик В.А. Обручева, первый сибирский академик, профессор Томского технологического института Михаил Усов еще в 1920 году  писал: «Наибольшую вероятность на¬хождения нефти в Западно-Сибирском крае имеет Хакасская котловина».  Академик Губкин указывал на Кузнецкую котловину. Найти нефть в этих, более обжитых и транспортно доступных районах, близких к строящимся гигантам советской промышленности, было бы гораздо предпочтительнее, чем среди непроходимых болот и тайги Среднего Приобья.

А еще в мае 1932 года произошло важнейшее событие, также сказавшееся на ходе работ по поиску сибирского «черного золота».  Скважина, пробуренная в Башкирии, дала промышленную нефть Ишимбаевского месторождения. С глубины 680 метров. Ранее небольшие притоки нефти были получены в Пермском крае, на окраине населенного пункта Верхнечусовские Городки. На карте страны появился новый нефедобывающий район – Урало-Волжский,  получивший вскоре название «второго Баку». Именно туда, в перспективные районы нефтедобычи, стали перенаправляться основные материальные, организационные и финансовые усилия государства.


Томское предвидение


Тем не менее, роль Ивана Михайловича Губкина в организации поиска нефти в Сибири весьма значительна. Он вовсе не отметал вероятность обнаружения «черного золота» в Среднем Приобье и поддерживал проекты по геологическому изучению этой территории. Главное - Губкин вывел проблему сибирской нефти, говоря современным языком, на политический уровень, используя центральную и региональную прессу. Тема зазвучала!

Сама его идея о том, что Сибирь может являться одной из крупных нефтегазовых провинций страны, послужила катализатором научных исследований многих ученых-геологов, прежде всего – сибирских. Так, профессор Томского индустриального института Михаил Калинникович Коровин, к началу 30-х годов являвшийся признанным специалистом по угольным месторождениям, именно с 1932 года приступил к разработке теоретического обоснования возможности скопления нефти и газа на территории Западно-Сибирской низменности. В своих работах, опубликованных в 1932-1934 годах, томский ученый одним из первых поставил вопрос о широком распространении морских мезозойских отложений в Западной Сибири и высказался за возможность их нефтеносности.

Сохранились свидетельства о поддержке академиком Губкиным другого томского ученого – Ростислава Сергеевича Ильина. Ильин, выдающийся почвовед, основоположник новой науки – геоморфологии, в Томске оказался не по своей воле. Бывший видный деятель партии эсеров, в Сибири он отбывал ссылку, превратив ее, по его собственному признанию, в «научную командировку». В конце 20-х годов Ростислав Ильин занимался изысканиями в районе Парабели и Васюгана (результаты которых опубликованы им в фундаментальном труде «Природа Нарымского края»). В 1930 году его пригласили на работу старшим геологом в трест «ЗапСибгеоразведка», а по совместительству – преподавателем Томского государственного университета и Сибирского геологоразведочного института.

Проанализировав имевшиеся на тот момент случаи нефтепроявления в различных районах Сибири, Ильин пришел к выводу о возможности обнаружения нефти, в том числе и на территории Нарымского края и Среднего Приобья. 12 мая 1932 года он обращается к руководству треста с предложением организовать специальную поисковую партию. В докладной записке он пишет: «Теоретически рассуждая, нефтеносными могут оказаться другие формации с умирающими морями — юра и палеоген. Юрское море оставило осадки на нашем Севере, главным образом, уже в пределах Сургутского и др. районов Уральской области (р. Большой Юган); в этих областях документы богатых событий скрыты под мощной толщей рыхлых, главным образом, послетретичных отложений Западно-Сибирской низменности».

По свидетельству профессора Томского университета В.А.Хахлова, это обращение не осталось незамеченным. Более того, Ильину вроде бы даже удалось съездить в Москву, встретиться с начальником Главгеологии академиком Губкиным и получить его разрешение на экспедицию. Тюменский краевед, профессор В. Е. Копылов полагает, что записка и встреча с Ильиным могла послужить Губкину основанием для его предложения об ориентации нефтяного поиска в пределах Западной Сибири, высказанного в июне 1932 года на памятной Урало-Кузбасской сессии АН СССР. Впрочем, документального подтверждения встречи Ильина и Губкина (но не записки!) пока найти не удалось. 

Реализовать свою идею Ростиславу Сергеевичу удалось не сразу. В 1933 году его неожиданно отправили для продолжения ссылки в Минусинск, откуда он вернулся только через год. В 1935-м Ильин во главе Обь-Иртышской партии совершает экспедицию в Среднее Приобье, пройдя полторы тысячи верст по Оби и низовьям Иртыша. В 1936 году он снова во главе небольшого отряда помощников прошел от Томи до Обской губы. Итогом исследований стала публикация нескольких научных статей  и монографий, в которых ученый делал вывод: «Изложенные факты приходится расценивать как серьезные признаки нефтеносности исследований части водосбора Средней Оби».  В статье «Об условиях нахождения нефти в Западно-Сибирской равнине», опубликованной в 1936 году в «Вестнике Западно-Сибирского геологического управления» №3, Ростислав Ильин пророчески писал:  «Карта нефтяных месторождений Евразии должна быть перестроена — это только вопрос времени».

К сожалению, самому Ильину дожить до тех времен, когда сибирская земля открыла, наконец, свои нефтяные кладовые, не довелось. В 1937 году он был арестован по абсурдному обвинению и в том же году расстрелян. Спустя почти 30 лет профессор Хахлов вернет имя ученого из забытья в своем выступлении в июне 1966 года на  научно-практической конференции по использованию нефтегазовых ресурсов Томской области, назвав Ростислава Ильина среди тех, кто многое сделал для научного обоснования нефтеносности Сибири и Томской области: «Научные работы Р.С.Ильина считаются непревзойденными в области географии, почвоведения и геологии. Надо было обладать исключительным талантом выдающегося ученого, чтобы путем научного предвидения, среди непроходимых болот и дремучей тайги суметь разгадать едва уловимые признаки нефтегазоносности».


Дни поражений и побед


Почти параллельно усилиям Ростислава Ильина поисками нефтепроявлений в районах Средней Оби занималась геологическая партия молодого инженера-геолога уфимского треста «Востокнефть» Виктора Васильева. Летом 1934 года  экспедиция подтвердила наличие естественных выходов нефти на реке Большой Юган. 20 июля 1934 года в газете «Советский север» появилась информация: «Телеграмма геолога Васильева. Указания о выходе нефти на Юганке подтвердились. Необходимы детальные геологоразведочные работы».

В декабре 1934 года «Востокнефть» создал Обь-Иртышскую нефтегеологическую экспедицию, которая в 1935 году занималась выяснением природы выявленных выходов нефти и геологической съемкой в Верх-Тавдинском и Сургутском районах. Одна партия, под руководством Виктора Васильева, направилась в Тавду, другую, на Югане, возглавил студент-дипломник Московского нефтяного института Родион Гуголь. В ходе полевого сезона геологами было пробурено несколько десятков скважин глубиной от 10 до 80 метров в районах рек Малый и Большой Юган, Обь, Иртыш. Нефтепроявления подтверждались. Скромные, в виде иризирующих пленок с нефтяным запахом, пропитанных нефтью травинок, но все-таки… 

В 1937 году Виктор Васильев в своей монографии призывает к расширению поисковых работ: «Широкий фронт геологоразведочных работ, проводимых в Западно-Сибирской низменности, несомненно, в ближайшее время превратит ее в одну из нефтеносных областей Советского Союза».

В марте 1939 года  XVIII съезд ВКП (б) принимает директивы, которыми соответствующим ведомствам предписывалось «обеспечить развертывание геолого-поисковых и разведочных работ в новых районах добычи нефти: между Волгой и Уралом, в Сибири, на Дальнем Востоке…».  Нефтяная Сибирь впервые была отмечена в высоком партийном документе.

30 июня 1939 года в Томске состоялась первая научная конференция по изучению и освоению производительных сил Сибири. В принятой резолюции отмечался «совершенно недостаточный объем и темпы работ по изучению проблемы сибирской нефти» и содержался призыв «согласно указаниям ХVIII партсъезда, форсировать поисково;разведочные работы в Кузбассе, Западно-Сибирской низменности, в Минусинской котловине и Сибирской платформе».

В августе 1939 в Новосибирске, наконец, создается специализированный Западно-Сибирский нефтяной геологоразведочный трест, перед которым ставится задача активизации поисковых и геологоразведочных работ по нефти, газу и сланцам на территории Сибири. В 1940 году там же создается Западно-Сибирская геофизическая экспедиция.

Напряжение нарастало.  В сентябре 1939 года начальник Главного геологического управления Наркомата нефтяной промышленности СССР Василий Сенюков докладывал наркому: «Во исполнение Ваших указаний по форсированию поисков нефти в Сибири предполагается подготовить в 1940 году в пределах Западно-Сибирской низменности заложение ряда глубоких скважин. …Грандиозная по площади Западно-Сибирская низменность – одна из самых перспективных геологических областей в Сибири по нефтеносности, и уже в настоящее время выделен ряд районов для разведки кайно-мезозойских и более глубоко лежащих палеозойских отложений, в которых предполагаются нефтяные залежи, до некоторой степени аналогичные нефтяным месторождениям районов «Второго Баку».

Казалось, еще чуть-чуть и прорвет кору земную сибирское «черное золото». Но – не случилось. В процесс вмешались обстоятельства непреодолимой силы. Война.

В 1941-1942 годах Западно-Сибирским геологоразведочным трестом  на Тавдинской структуре были все же пробурены две крелиусные скважины глубиной 73 и 445 метров.  Но, как сказано в отчете: «Результаты геологоразведочных работ не дали оснований для определенного решения вопроса о ее нефтеносности».

Томские ученые-геологи в этот период настаивали на проведении разведочных работ на нефть на территории Томского округа. В августе профессор индустриального института М.К. Коровин по поручению Томского комитета ученых, обращается к руководству Западно-Сибирского геологического управления с просьбой усилить оборудованием и кадрами Томск-Чулымскую партию геолога Иванова, которая зафиксировала «целый ряд конкретных признаков нефтепроявлений» в низовьях Томи. В ответе начальника ЗСГУ Н. Мамлина говорится:  «…Постановку геофизических и буровых работ мы считаем преждевременным, т.к. необходимо прежде собрать достаточный фактический материал».

В июне 1942 года секретарь Нарымского окружкома ВКП (б) П.Ф. Ужев направил в Новосибирский обком записку кандидата геологических наук Наума Нагинского, сотрудника Новосибирского пединститута, расквартированного в то время в Колпашеве, с предложением вызвать ученого в Новосибирск для обсуждения поставленных им вопросов. В записке с примечательным заголовком «О возможной нефтеносности Нарыма» говорилось о высокой вероятности обнаружения нефти в районе северной половины Нарымского округа – «именно по р. Васюгану – здесь, возможно, имеет место локальное тектоническое поднятие юрских пород». Геолог предлагал «заложить скважины по Васюгану с проходкой до постели юрских пород, что раскроет структуру и даст указания для места заложения основной скважины на нефть».

Ответ обкома был таким: «Вопрос, поднятый т. Нагинским о нефтеносности внутренних частей Западно-Сибирской низменности – не новый. Над разрешением этой проблемы мы ведем работы в Барзасском, Титовском районах, и пока еще особо положительных результатов нет. Если у автора этой статьи нет данных о каких-либо конкретных нефтепроявлениях в округе, то вызов его в Новосибирск будет излишним».   

В этом ответе, подписанном зав. отделом горно-рудной промышленности Новосибирского обкома, чувствуется легкое раздражение. Доконали эти ученые своими прогнозами и предположениями, которые на деле совершенно не оправдываются и не сбываются. Барзасский и Титовский районы – это ведь территории Кузнецкой котловины, где, по расчетам того же академика Губкина, должна быть нефть. А ее там нет. А ведь за не нахождение могут впаять и что-то вроде «вредительства» или «саботажа».

Кроме того, не забылся, видимо, случай, произошедший в апреле 1936 года, когда вся страна была взбудоражена известием об «излиянии нефти» из пробуренной в районе Барзасского рудника разведочной скважины. Шуму наделали много. Газеты запестрили заголовками: «Есть сибирская нефть!», «Победа сибирских нефтяников», «Нефть в Кузбассе»…  Академик И.М. Губкин, получив замечательную весть, торжествовал: «…Западно-Сибирские геологи одержали большую победу. Мы вчера получили несколько телеграмм из Барзасса, Кемерово и Томска, подтверждающих радостное сообщение Западно-Сибирского геологического треста. В Кузнецком бассейне, промышленном центре Западно-Сибирского края, обнаружена нефть. Это – факт огромного хозяйственного и политического значения…».

Чуть позже выяснилось: ошибочка вышла. Не было сибирской нефти. А была бочка бакинской нефти, которую буровики залили в скважину для промывки, забыв сделать соответствующую запись  в буровой журнал. Сменная бригада, продолжив бурение, обнаружила изливающуюся вместе с водой нефть и сообщила об этом руководству… И понеслось! Дальше было больно. Когда разобрались, что произошло на самом деле, полетели головы. Начальник и главный инженер треста расстались с партбилетами и с должностями, лишились работы и многие другие «причастные» и «не причастные» к сибирскому нефтяному фальстарту.

Так что, было от чего шарахаться обкомовским работникам шестью годами позже.      

В 1943 году работы  на нефть в Западной Сибири консервируются, Новосибирский геологоразведочный трест переводят сначала в Северный Казахстан, потом в Ташкент.

Нефтяные закрома Сибири остались под крепкими замками, отомкнуть которые попытается уже послевоенное поколение сибирских геологов… 


Вторая попытка


Два важных события предшествовали новому витку борьбы за сибирскую нефть.

В августе 1944 года указами Президиума Верховного Совета СССР были образованы Томская и Тюменская области. В состав Томской, в числе прочих, вошел Александровский район, большая часть территории которого, к слову сказать, ранее в состав Томской губернии не входила, а была прирезана к новообразованному Томскому округу Сибирского края только в 1925 году. В 1936-м от Александровского района «отщипнули» в пользу Остяко-Вогульского национального округа (с 1940 – Ханты-Мансийский автономный округ) территории Нижневартовского, а также Вампугольского сельсоветов. Вот ведь превратности судьбы - именно на этих землях впоследствии будут открыты Самотлор и группа богатейших нефтяных месторождений Мегиона! Кто бы знал. 

Сформированные в 1944 году новые административные границы регионов Западной Сибири станут ключевым фактором в развитии производительных сил этих территорий, во многом предопределив их дальнейшую «биографию». Но об этом потом.

Другим судьбоносным событием стало открытие в Новосибирске в феврале  1944 года Западно-Сибирского филиала Академии наук СССР. В составе филиала был создан Горно-геологический институт во главе с профессором Томского политехнического института Николаем Андреевичем Чинакалом. Его заместителем назначен профессор ТПИ Михаил Калинникович Коровин. Западно-Сибирский филиал АН СССР превратится в первые послевоенные годы в настоящий научный штаб по решению проблемы нефтегазоносности Западной Сибири.   

Не успели смолкнуть залпы праздничных салютов в ознаменование  победы советского народа в Великой Отечественной войне, а научное сообщество Сибири заговорило о необходимости возобновления поисков нефти в Зауралье. 10 мая 1945 года на первой отчетной сессии Западно-Сибирского филиала АН СССР в Новосибирске был заслушан доклад профессора М.К. Коровина «О перспективах нефтеносности Западной Сибири и путях дальнейших геологических исследований». Томский ученый отмечал: «Перед нами во весь рост встает проблема поисков нефти в Западной Сибири… Решение ее связано с большими трудностями. Западно-Сибирская равнина покрыта сплошным плащом новейших отложений, скрывающих от нас все древние образования и почти всю геологическую историю равнины. Чтобы знать, где надежнее всего искать нефть, нужно выделить главное – снять с Западно-Сибирской равнины маскирующий ее плащ новейших отложений и определить природу скрытых геологических структур».

Наиболее перспективными районами поисков нефти Коровин считал области, расположенные «на западе, востоке и севере Тоболии», полагая, что «нефтеперспективные районы Западной Сибири возрастают по числу и площади к северу».

Успех решения проблемы ученый видел в постановке исследований, направленных в первую очередь на изучение глубинной геологии территорий Западной Сибири через опорные глубокие скважины по широтным профилям.  Михаил Калинникович призвал разработать новый план работ по нефти и газу в Сибири, восстановить недавно закрытый Западно-Сибирский нефтяной геолого-разведочный трест и с утроенными силами взяться за поиски сибирского «черного золота».

Предложения томского профессора получили поддержку у руководства Западно-Сибирского филиала АН СССР. На сессии было принято решение обратиться в Президиум АН СССР с рекомендацией правительству «восстановить ранее существовавшие геологоразведочную и геофизическую организации» в Западной Сибири.

Президиум АН СССР самым серьезным образом отнесся к инициативам сибирских коллег. Нефть была нужна стране позарез. Волго-Уральские промыслы пока еще не оправдывали возложенных на них надежд, давая не более 15 процентов от общесоюзной нефтедобычи, а потребности в нефти и нефтепродуктах сибирского промышленного комплекса, значительно укрепившегося за годы войны (с учетом сотен эвакуированных предприятий), стремительно возрастали. В структуре топливного баланса СССР в середине 40-х годов три четверти занимал уголь,  доля нефти составляла не более 15 процентов, а газа и того меньше – менее 2 процентов.  Страна ждала сибирскую нефть!

«Западная Сибирь, удаленная от нефтяных баз СССР на тысячи километров, только тогда разрешит проблему жидкого топлива, когда получит свою сибирскую нефтяную базу», - этот посыл, содержащийся в докладе М.К.Коровина, послужил семенем, брошенным в удобренную почву.

Уже в июле 1945 года была созвана комиссия Комиссия по нефти и газу при Президиуме Академии наук СССР, которая заслушала доклад М.К. Коровина и в целом одобрила содержащиеся в нем предложения.

 В сентябре 1945 года вице-президент АН СССР академик И.П. Бардин направил письмо наркому нефтяной промышленности СССР Н.К. Байбакову о необходимости возобновления геолого-разведочных работ в Западной Сибири. Он писал: «Учитывая огромное народно-хозяйственное значение обеспечения Западной Сибири собственной нефтью, Западно-Сибирский филиал Академии наук СССР… пришел к заключению о необходимости срочного возобновления прерванных из-за условий военного времени поисковых работ и разведочного бурения глубоких скважин в нескольких местах, особо перспективных в смысле возможности получения промысловой нефти...»

Для дальнейшего прорыва требовалась политическая воля первых лиц государства. И эта воля проявилась. В феврале 1946 года на предвыборном собрании избирателей по выборам в Верховный Совет СССР И.В. Сталин заявил: «Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно… до 500 миллионов тонн угля, до 60 миллионов тонн нефти. Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. На это уйдет, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше».

Позже Николай Байбаков вспоминал, что пришел в ужас, услышав эти цифры. Чтобы достичь установленных вождем показателей, добыча нефти в стране должна была ежегодно прирастать на 3 миллиона тонн. В условиях послевоенной разрухи, ограниченных материальных и трудовых ресурсов, даже с учетом ускоренного ввода нефтедобывающей базы «второго Баку» - Волго-Уральского региона, добиться за пятнадцать лет фактического удвоения объемов нефтедобычи можно было только за счет чрезвычайной мобилизации сил. Или…  открытия новых перспективных нефтегазовых районов. 

Так, Сибирь снова оказалась в большой нефтяной повестке государства.


Поворот на восток


В июле 1946 году образовано Министерство геологии СССР. В его составе создано Главное управление по разведке нефти и газа, которому поручалось усилить нефтегазопоисковые работы на территории Сибири.

В январе 1947 года постановлением Совета Министров СССР «О бурении опорных скважин для определения направления разведочных работ на нефть и газ в районах, не изученных бурением» Министерству нефтяной промышленности восточных регионов предписывалось заложить в 1949-1950 годах в азиатской части страны не менее семи опорных скважин, в том числе двух  в Западной Сибири.

В октябре 1947 года Совмин утвердил основные направления нефтяных поисково-разведочных работ в восточных районах СССР. 10 декабря Технический совет Министерства геологии СССР принял решение, в котором впервые территория Томской области определена как район, где должны быть пробурены несколько опорных скважин. При этом Техсовет признал необходимым начать работы на год раньше установленных сроков – уже в 1948 году.

Ключевые пункты этого исторического решения:

«…3. В соответствии с существующими на данный момент представлениями о геологическом строении Западно-Сибирской низменности (в частности, в соответствии с наиболее приемлемой схемой тектонического строения низменности, составленной М.К. Коровиным) считать целесообразным размещение опорных скважин произвести по широтным профилям, при этом южный профиль, в полосе железной дороги, считать первоочередным, как расположенный в районе, наиболее изученном геофизическими и буровыми работами, а также наиболее обжитом…

5. Считать первоочередным (1948 год) бурение в Западно-Сибирской низменности следующих опорных скважин: в районе г. Тюмень, в районе г. Барабинск, в районе г. Колпашево. Одновременно в 1948 году необходимо приступить к подготовительным работам, в частности, к сейсмическим исследованиям в комплексе с электроразведкой, в точках заложения последующих опорных скважин в районе р. Тавда, в районе г. Тобольска, в районе г. Тара, на р. Васюган, в районе г. Колпашево и в среднем течении р. Кеть…

6. Считать целесообразным… бурение опорных скважин (1950 год) произвести в следующих пунктах: в районе среднего течения р. Вах, в районе устья р. Вах, в районе устья р. Иртыш и две скважины в восточном Зауралье…».

19 декабря 1947 года это решение было утверждено министром геологии СССР И.И. Малышевым. Дан старт действительно масштабным нефтепоисковым работам на территории Сибири, под которые выделялись значительные финансовые и материальные ресурсы, часть необходимой техники и оборудования закупалась за рубежом. К решению проблем нефтегазоносности Сибири подключились многие союзные научно-исследовательские организации (в частности, Всесоюзный нефтяной научно-исследовательский институт в Москве, Всесоюзный научно-исследовательский геологический институт в Ленинграде). Создавались новые и воссоздавались ранее закрытые геологоразведочные предприятия.

В декабре 1947 года в Новосибирске образован Союзный Сибирский геофизический трест (управляющим трестом назначен Н.Г. Рожок), а 15 января 1948 года -  Центральная Западно-Сибирская нефтеразведочная экспедиция  во главе с В.М. Рябовым.

Журналист Станислав Вторушин, работавший в 60-х годах собкором томской газеты «Красное знамя» не севере области, в своих воспоминаниях приводит рассказ одного из геологов-первопроходцев Сибири. По его словам, во второй половине 40-х годов, когда организовывалась «Запсибнефтегеология», специалистов-сибиряков пригласили в Москву, в Кремль. Один из руководителей государства, выслушав их планы, вполне серьезно пообещал: «Запомните: за первую бутылку сибирской нефти мы пришлем вам в подарок цистерну лучшего грузинского коньяка».

Хороший стимул. Оставалось только добыть ее, долгожданную нефть Сибири…


Держись, геолог!


Первые сибирские опорные скважины бурились на обжитых местах, имевших хорошую транспортную доступность. Сегодня это выглядит странно, как ситуация из анекдота про чудака, потерявшего кошелек у темного забора, но ищущего его под уличным фонарем, потому что здесь светлее. Тюменская опорная, к примеру, была пробурена в 1948-1949 годах в городской черте, в районе нынешней улицы Мельникайте, сегодня это практически центр Тюмени.

Но задача структурно-поискового бурения не заключалась в непременном обнаружении месторождения нефти и газа. Для геологов каждая опорная скважина давала бесценный исследовательский материал, позволяющий изучить строение недр для определения направлений дальнейших поисково-разведочных работ. Не случайно, одним из основных требований к бурению таких скважин был сплошной отбор керна и обширный комплекс геолого-геофизических и геохимических исследований.   

Нельзя не учитывать и прагматические резоны, которыми руководствовались ученые-геологи (М.К.Коровин, Н.А.Кудрявцев, Д.Л.Степанов и другие) при обосновании «южного» направления структурного поиска. В условиях, когда вся Сибирь продолжала оставаться огромным белым пятном в отношении нефтегазовых перспектив, шансы найти залежи «черного золота» были, в общем-то, равными – как в Кузбассе или в Минусинской котловине, так и в Среднем Приобье. Предпочтение отдавалось первому варианту не только исходя из геологических, но и политических и экономических соображений. Найти нефть рядом с транспортными коммуникациями и промышленными центрами было выгоднее во всех смыслах. 

Словом, чтобы понять, что юг Сибири легкодоступной нефтью не обладает, в этом нужно было убедиться.

Началась длительная эпопея геологических проб и ошибок, которая постепенно будет пространственно смещаться от Транссиба к северу, чтобы завершиться, наконец, сибирскими нефгегазовыми фонтанами. 

И одной из точек на этом долгом пути станет Колпашево – небольшой городок лесозаготовителей и рыбаков в трехстах километрах севернее Томска. С 1948 года началось его трансформация в крупный нефтегазогеологический узел, средоточие всех сил по поиску нефти и газа в Обь-Иртышском междуречье.   

К лету 1948-го на территории Томской области были созданы   Колпашевская геофизическая экспедиция и Колпашевская буровая партия. Правда, до самого Колпашева геологи и геофизики добрались только через год: строить опорную скважину на Оби начали позже Тюменской и Барабинской – осенью 1949 года.  Оно и понятно, железной дороги там не было, завезти грузы и оборудования можно только летом, в период навигации или самолетом. В том же 49-м в Колпашево создали каротажную партию, а в трехстах километрах восточнее начали бурить еще одну томскую опорную скважину – в районе населенного пункта Максимкин Яр Верхнекетского района.   

Процесс строительства глубокой скважины в те времена был не быстрым. В среднем, от обустройства до испытания проходило от трех до пяти лет, рядом непременно строился временный поселок: жилые дома, помещение для дизельной электростанции, мастерские, баня, медпункт, столовая и т.д.
Стоимость работ по бурению одной опорной скважины составляла примерно 10 миллионов рублей – удовольствие не из дешевых. Для сравнения – автомобиль «Победа» тогда стоил 16 тысяч рублей. 

Дело шло туго. Качество существовавшей в 40-х годах отечественной буровой техники – не поддавалось цензурному описанию.  Первые установки для глубокого бурения производства завода «Уралмаш» были крайне неудачными. Буровики жаловались: мощности двигателей (для силовых агрегатов использовались танковые двигатели В-2) едва хватало на проходку до двух километров и дальше «не тянули». Узлы агрегатов часто ломались, насосы работали кое-как. По признанию самих уралмашевцев, им приходилось ежемесячно отправлять на нефтепромыслы по 15 самолетов с запчастями и деталями для буровых.

Первой колпашевской опорной скважине (1Р) не повезло. Ее начали бурить 22 ноября 1949 года на северо-западной окраине Колпашево, неподалеку от Тогура. На глубине 435 метров работы пришлось прекратить – авария. Вторую скважину (1Р-бис) забурили в мае 1950-го в сорока метрах от первой. Бурили два года, везения хватило до глубины 1820 метров – снова авария.

В Максимкином Яру дела шли чуть удачнее. Опорная скважина бурилась здесь с апреля 1950-го по апрель 1952-го. Достигли проектной глубины в 2500 метров, но расчетного палеозоя не вскрыли, признаков нефтегазоносности не обнаружили. Попытались бурить дальше -  бурильный инструмент прихватило намертво. Скважину пришлось  законсервировать.

В 1951 году создана Чулымская буровая партия для строительства опорной скважины в районе села Тегульдет. Расчетная глубина скважины составит 3001 метр, признаков нефтеносности здесь обнаружено не будет (зато она даст отличную по составу столовую минеральную воду, ныне известную под торговой маркой «Омега»).

В других районах Западной Сибири ситуация с бурением опорных скважинах складывалась не лучше. Тюменская опорная так же шла тяжело, с многочисленными авариями, ее бурение было остановлено на отметке 2000 метров. Нефтепроявлений нет. С Барабинской – та же картина.

В январе 1950 года Технический совет Мингео на основе нового плана геолого-физических, буровых и иных работ, направленных на изучение нефтегазоносности Западно-Сибирской равнины (в его основу положены предложения будущего руководителя СНИИГГиМСа Н.Н. Ростовцева), принял решение увеличить число опорных скважин в Сибири до сорока, охватив их сетью обширные территории вплоть до арктических. Ученые твердили: чтобы найти нефть, надо сначала хорошенько изучить строение сибирских недр. 

Но правительство страны торопило. Сталин и Берия, который будучи заместителем председателя совета министров СССР курировал нефтяную отрасль,  были крайне недовольны результатами нефтепоисковых работ в Сибири. В 1949 году в Омске под сибирскую нефть заложен крупный нефтеперерабатывающий завод, а ее, нефти, нет даже малейшего проблеска.

В сентябре 1950 года Совет Министров СССР принял постановление «О мероприятиях по усилению геолого-поисковых и разведочных работ на нефть и газ в районах Сибири», в котором констатировалось: Министерство геологии не справилось с поставленными перед ним задачами. За послевоенный период, отмечалось в документе, ни одна из 15 введенных в разведку площадей не была полностью разведана и не были подготовлены геологические материалы для их промышленной оценки. Министерство геологии не создало в регионе производственно-технической базы, не развернуло промышленное и жилищное строительство, не обеспечило подготовку квалифицированных рабочих. По этой причине Совет Министров признал необходимым «освободить Министерство геологии от геолого-поисковых, геофизических и буровых работ в районах Кузнецкого, Карагандинского бассейнов и Минусинской котловины и возложить их на
Министерство нефтяной промышленности, одновременно увеличив объемы роторного и колонкового бурения».

В начале 50-х  начато бурение Ханты-Мансийской, Покурской, Березовской, Леушинской, Уватской, Омской, Славгородской, Ларьякской и других опорных скважин. Расширены объемы геофизических исследований, работа геофизиков переведена на круглогодичный режим. В 1951 году завод «Уралмаш» выдал, наконец, приемлемую по качеству буровую установку «Уралмаш-3Д», то есть «дизельная, третья модель». Ее спроектировали на условную глубину бурения до 5 км и испытания показывали:  установка работает хорошо!

В 1952 году из состава Западно-Сибирского геологоразведочного треста в качестве самостоятельной выделена Тюменская геологоразведочная экспедиция. В том же году в Томском политехническом институте была открыта кафедра горючих ископаемых, начата подготовка первых сибирских специалистов по геологии и разведке нефтяных и газовых месторождений.

Нефтяная сибирская карта разыгрывалась по-крупному. Нужен был лишь, позарез нужен, результат. Хоть какой-нибудь. Хотя бы пару бутылок этого самого сибирского черного золота… 

Но пришел 1953 год, а сибирская нефть все еще играла с геологами в «молчанку». Точнее – в «водянку», глубокие поисковые скважины, пробуренные к тому времени в Западной Сибири, вскрывали только воду, часто – минерализованную, целебную, что, прочем, являлось слабым утешением для геологов.

Всего с 1949-го по сентябрь 1953 года в Западной Сибири была пробурена 51 скважина с метражом около 110 тысяч метров, из которых 8 были опорные. И ни одна не выдавила из себя ни капли нефти!

Терпение у руководителей государства кончилось. В первой половине 1953-го Лаврентий Берия отдает распоряжение о сворачивании работ на нефть и газ в Западной Сибири. Оборудование буровых и геофизических организаций предписывалось перебросить в европейскую часть страны, ликвидировались Ханты-Мансийская и ряд других геофизических экспедиций, подлежали консервации недобуренные до проектной глубины опорные скважины в Томской и Тюменской областях.

В числе прочих предстояло расформировать и Березовскую буровую партию. Основные ликвидационные мероприятия должны были быть завершены к 1 октября 1953 года.

Березовский газ, колпашевская нефть

Не зря ведь говорят: Его Величество Случай. Позже выяснится, что практически все опорные скважины, пробуренные на территории Западной Сибири севернее 60-й параллели, находились на расстоянии «вытянутой руки» от реальных, настоящих, крупных нефтяных и газовых месторождений. В шестидесяти километрах от места, где бурилась Ханты-Мансийская опорная, будет открыто огромнейшее Приобское месторождение. В тридцати километрах от Покурской скважины – Северо-Покурское месторождение. В девяти километрах от Сургутской – Западно-Сургутское. Совсем рядом с пробуренной в Томской области в середине 50-х Пудинской опорной скважиной будет позже открыто Останинское газоконденсатное месторождение.  Что такое тридцать-шестьдесят километров, если обнаруженные впоследствии залежи расположены на площадях в сотни и тысячи квадратных километров!   

Но не случилось. Случай не подошел. Видимо, ждал момента. И он наступил в сентябре 1953 года в старинном сибирском селе Березове, расположенном в пятистах километрах северо-западнее Ханты-Мансийска.

Здесь сплелось в единый клубок такое количество невероятных случайностей, что можно только диву даваться. Для начала – скважины в Березове не должно было быть. По словам Ю.Г. Эрвье, планировалось заложить опорную скважину на Казыме, на правом притоке Оби. Но речка небольшая, быстро мелеет и руководство Тюменской экспедиции и Новосибирского треста решили бурить в Березове, на обском левобережье. Начальник Березовской партии Александр Георгиевич Быстрицкий, исходя из удобства разгрузки оборудования и материалов, выбрал точку бурения на западной окраине села Березова на берегу речки Вогулка, притока Северной Сосьвы, сдвинув ее почти на два с половиной километра от первоначально намеченного места. За самовольство получил выговор, а чуть позже переведен в другую нефтеразведку. Кстати, когда через пару лет пробурили скважину в том, запроектированном, месте, получили только воду!

Бурение скважины началось 29 сентября 1952 года и  ее проектная глубина должна была составить 2 900 метров.  Но уже на глубине 1 344 метра нежданно-негаданно для геологов встретился кристаллический фундамент палеозойского возраста. Специалисты по каротажной диаграмме посчитали, что кроме водоносных пластов, в скважине нет ничего интересного. На буровой осталась небольшая группа бурильщиков и рабочих во главе со старшим инженером  Г.Д. Сурковым, геологом Т.Н. Пастуховой и буровым мастером В.Н. Мельниковым, перед которыми ставилась задача, завершить испытания, поднять инструмент, произвести демонтаж, законсервировать скважину.  Бурильщики были настолько уверены, что скважина пустая, что даже не стали устанавливать противовыбросовую арматуру.

21 сентября 1953 года в 21.30 после разбуривания цементных пробок начали поднимать инструмент. Оставалось «вынуть» всего метров двести бурильных труб, как вдруг Березовская буровая содрогнулась, из глубины послышался нарастающий гул, пятидюймовые трубы сами поползли вверх. Очевидцы рассказывали:  двести метров стальных труб вынесло из устья скважины, протащило через верхние пролеты сорокаметровой вышки, скрутило как макароны и разбросало по сторонам. Следом вылетело пикообразное долото. Из скважины забил гигантский, высотой под пятьдесят метров, газонефтяной фонтан.   

Вот так, аварийно, начала писаться новая страница нефтегазовой летописи Сибири. Пусть не нефть, а газ, но – есть, есть углеводородные богатства восточнее Урала! Теперь это уже не прогнозы, не предположения, не теоретические рассуждения. Теперь это факт.

А через год появится и первая западно-сибирская нефть.  Нефть с томской пропиской.

После двух неудачных забоев, в мае 1953 года коллектив Колпашевской буровой партии, возглавляемый начальником Григорием Иосифовичем Башариным, приступил к бурению третьей скважины - Р2. На этот раз, от греха подальше, точка бурения была выбрана на отдалении от первых аварийных –  в 17 километрах юго-западнее Колпашева, на левой стороне от Оби, у деревеньки Малиновка.  На счастье, к тому времени был получен буровой станок новой конструкции, более надежный. 

Бурили бережно, насколько это слово может относиться к столь непростому и «металлоемкому» процессу, как бурение глубокой скважины, с тщательным соблюдением всех технологий бурения, параметров промывочной жидкости, рациональной отработкой долот, проверкой бурильных и обсадных труб, талевых канатов и так далее. И к августу 1954 года достигли проектной глубины – без малого 3000 метров - без единой аварии!  Приступили к испытаниям и промыслово-геофизическим исследованиям. И вскоре все работающие на буровой почувствовали новый, особенный, потрясающий запах. Так могла пахнуть только нефть!

В октябре 1954 года из мелкозернистого сильно уплотнённого пласта песчаника, залегающего на 10-12 метров выше кровли палеозойского фундамента (интервал 2869 – 2860 метров) была получена первая западно-сибирская нефть. Ее приток был небольшой, всего 2-3 литра в сутки, но это была оно, долгожданное сибирское черное золото.

Очевидцы рассказывают, что когда бурильщики выливали поднятую желонкой жидкость, она растекалась по мерной емкости нефтяной пленкой и моментально застывала.

- Мы были очень рады, собирали застывшие кусочки и опускали в отдельную железную бочку, - рассказывала, делясь воспоминаниями, геолог буровой партии Людмила Каденкова. -  Так было собрано 48 килограммов густой парафинистой нефти. Как драгоценный груз, нефть отправили в Новосибирскую лабораторию, а две бутылки оставили в качестве сувениров.

Одну из бутылок начальник Колпашевской буровой партии Г.И.Башарин на областной партийной конференции вручит тогдашнему первому секретарю Томского обкома КПСС В.А. Москвину. С обещанием, что скоро страна получит фонтаны сибирского черного золота.

Почти тридцать лет спустя, в 1982 году, во многом благодаря усилиям главного геолога объединения «Томскнефтегазгеология» Владимира Ивановича Биджакова, участники того исторического события получат заслуженное признание.  Центральная комиссия по делам первооткрывателей месторождений полезных ископаемых примет решение (протокол №6 от 14 декабря 1982 года): «Признать первооткрывателями первого проявления нефти в Западной Сибири (с вручением дипломов и нагрудных знаков) Кононову Ю.К. — геолога, Столярова В.Л. — бурового мастера (посмертно), Смыслова А.А. — геофизика, Миронова Ю.К. — геолога, Толстихину М.А. — геолога, Яцука В.Р. — геофизика». По недоразумению в этом списке не оказалось имени начальника Колпашевской буровой партии Г.И. Башарина.

Позже В.И.Биджаков напишет в книге о главных геологах нефтегазового комплекса Томской области: «Испытываю глубокое чувство вины перед Григорием Иосифовичем Башариным, возглавлявшим с 1950 по 1958 годы нефтеразведочные работы в Колпашеве… Не представили его к званию первооткрывателя, скорее всего, по формальному признаку — не сохранилось его автографа в материалах Колпашевской-2. Глупость, конечно. Но как ее исправить?». 

Исправляем и здесь, в нашей книге. Память, она не в знаках и дипломах, она в сердцах людей.


Дальше, дальше, дальше…


Обещанной цистерны грузинского коньяка томские геологи и буровики от правительства страны не получили. Возможно потому, что к 1954 году главных грузин государства, Сталина и Берии, уже не было в живых. Но колпашевская нефть, как и березовский газ, сделали главное – нефтепоисковые работы в Западной Сибири развернулись с новыми силами. 

Тюменцы сосредоточились на разработке Березовского района, где в течение нескольких лет были открыты еще несколько газовых месторождений.

Томичи продолжали поиск. В 1955 году в Томской области начали бурить две новые опорные скважины – Пудинскую и Нововасюганскую (в 1956 году к ним добавится Тымская-1) . В феврале того же года на базе коллектива и техники  Ларьякской буровой партии в селе Назино создается Александровская нефтеразведка.  Для разбуривания Нарымской и Парабельской разведочных площадей организована Нарымская нефтеразведка глубокого бурения. Все геологоразведочные работы на нефть и газ в районе Среднего Приобья были сосредоточены в те годы в томских подразделениях треста «Запсибнефтегеология». В их коллективах взрастают будущие звезды советской «нефтянки»: в Нарымской нефтеразведке работает старшим инженером Василий Тихонович Подшибякин, в будущем – Герой Социалистического труда, генеральный директор объединения «Ямалнефтегазгеология», буровым матером трудится Родион (Рудольф) Требс, здесь же практику проходит Фарман Салманов…

Казалось, еще немного, еще чуть-чуть и сибирская нефть польется, наконец, широкой рекой, такой же, как сама Обь. Но нет, она продолжала играть с людьми в прятки, упрямо не даваясь в руки. Район «счастливой» Колпашевской скважины был «проколот», как подушечка для иголок – нефти нет, одна вода: в Чажемто, Андреевке, Гришкино… Да и других местах: Чулымская скважина – вода. Нарымская – вода… Кругом вода, как в той песне. Правда, «попутно» геологоразведчики в районе Колпашева и Бакчара открыли крупнейшее в мире железорудное месторождение, что совсем даже неплохо. Но нефти-то не было!

Тщетность усилий нефтеразведчиков озадачивала и ученых. Они яростно дискутировали между собой по поводу причин «наличия отсутствия» нефтяных фонтанов на юге Западной Сибири. Одни (М.С. Гуревич) предполагали, что подземные воды вымыли нефть и газ из южных районов Тюменской области в центральные. Н.Н. Ростовцев выдвинул гипотезу, по которой поверхностные воды на юге Сибири, проникая вглубь и вширь, принесли бактерии, уничтожившие нефть и газ в момент их зарождения…

В начале 1956 года проблемами томских геологов озаботился Томский обком КПСС. Пожалуй, это первый знак внимания к судьбе нефтяной отрасли со стороны региональных властей. 28 января бюро обкома рассматривает вопрос «О состоянии нефтепоисковых работ на территории Томской области» и приходит к выводу о серьезных недостатках в работе предприятий, осуществляющий поиск нефти в регионе. В решении бюро говорится о том, что «Томская геофизическая контора из года в год не выполняет государственный план по своему основному виду работ – сейсморазведочным изысканиям», «одной из причин неудовлетворительной работы этой конторы является низкая организация труда в полевых партиях, низкая трудовая и производственная дисциплина среди коллектива нефтеразведчиков». «По вине треста «Сибнефтегеофизика» и главного управления «Главнефтегеофизика» Томская геофизическая контора до сих продолжает работать на устаревших типах аппаратуры (сейсмостанции, гравиметры и т.д.), недостаточно обеспечена необходимыми транспортными средствами, оборудованием…, испытывает постоянные трудности в обеспечении бытовых потребностей своих работников, проводящих изыскания в безлюдных, таежных северных районах…»

Досталось и предприятиям треста «Запсибнефтегеология», которые «также не справляются с выполнением поставленных задач по глубокому опорному и разведочному бурению, допускают длительное затягивание в бурении скважин в связи с частыми авариями и неудовлетворительной организацией работ». Указало бюро обкома и районным комитетам партии и райисполкомам на то, что они «совершенно не занимаются вопросами улучшения работы предприятий нефтяной промышленности».

Раздав всем сестрам по серьгам, областной комитет КПСС, помимо прочего, обратился к министру нефтяной промышленности СССР с просьбой решить ряд неотложных вопросов по развитию отрасли в регионе. В частности, ускорить решение о создании в Колпашеве конторы разведочного бурения, организовать ведомственный орс для обеспечения нефтеразведчиков продовольственными и промышленными товарами, выделить необходимые фонды оборудования, материалов и денежные средства и т.д. Постановлением предлагалось создать в Томске филиал научно-исследовательского института геофизических методов разведки.   

Сказать, что после принятия этого документа в томской геологоразведочной отрасли все закрутилось и завертелось, нельзя. Более того, непоследовательность и недальновидность некоторых действий областных властей приведут потом к весьма болезненным для региона последствиям.

На словах ратуя за усиление научного сопровождения геологоразведочных работы на нефть и газ, на деле томские власти не смогли сохранить даже то, что имели. Действовавший с 1951 года в Томске филиал Всесоюзного научно-исследовательского нефтяного геологоразведочного института (ВНИГРИ), в 1957 году был перебазирован в Новосибирск, поскольку в Томске местные органы власти так и не смогли за шесть лет создать ученым надлежащие условия работы. В Новосибирске же филиалу сразу же предоставили помещения в центральном районе города, на Красном проспекте. В том же году было принято решение о переименовании филиала в Сибирский научно-исследовательский институт геологии, геофизики и минерального сырья (СНИИГГиМС). Институт станет вскоре ведущим научным центром в области нефтегазовой геологии.

В марте 1956 года, идя на встречу пожеланиям Томского обкома, приказом Миннефтепромы СССР для поисков и разведки нефтяных и газовых месторождений на территории Среднего Приобья на базе Колпашевской буровой партии организована Колпашевская контора разведочного бурения (КРБ), в состав которой вошли Нарымская, Александровская, Пудинская, Нововасюганская разведки. КРБ стала первым крупным производственным нефтеразведочным предприятием Западной Сибири. Однако в этом статусе Колпашевская контора пробыла недолго. Через два года Новосибирское территориальное геологическое управление (НТГУ), при полном равнодушии томских властей, ликвидирует контору и перейдет на прямое управление входившими в ее состав нефтеразведками.

Один из первооткрывателей Колпашевского нефтепроявления Григорий Башарин в 80-х годах с сожалением скажет: «Вероятнее всего, я и сейчас находился бы в рядах томских геологоразведчиков, если бы по своей недальновидности Новосибирское управление в 1958 году не ликвидировало бы Колпашевскую контору бурения, расформировав коллектив и отправив всех по участкам — Покур, Мегион, Охтеурье, Локосово, Александровское, — входившим в ведение Колпашевской конторы бурения. Осенью 1958 года все участки, расположенные за пределами Томской области, были переданы в ведение Тюменского территориального геологического управления, а на их базе была организована Сургутская геологоразведочная экспедиция, которой досталась вся слава открытия тюменской нефти».

Действия НТГУ (и бездействие Томского обкома) были странными еще и потому, что в феврале 1958 года скважина, пробуренная близ Назино, дала приток нефти дебитом 30-40 литров в сутки. Да, все еще капли, все еще непромышленный объем, но это была настоящая, живая нефть, кардинально отличающаяся по составу от той, что добыли почти четыре года назад в Колпашеве. Журналист Василий Величко в очерке, опубликованном в книге «Посевы солнца» (1961 год), очень поэтично описывал эту разницу: «Неподалеку от Колпашева, в районе деревни Чажемто, разведчики обнаружили неживую нефть. Была она почти мертвая – непробудно сонная, густо-илистая и покойная. Точнее – не нефть, а лишь ее место, лежбище…». Нефть же, полученная в Назино, совершенно другая: «Первые же сто граммов показали, что эта «снежная нефть» первейших качеств. Она поражает своей отличительностью, оригинальностью, ароматична, подобно эфироносу, горит на блюдце, как спирт, без шума, без дыма и сгорает вся».   

В том же году на Южно-Назинской площади был получен фонтан газа дебитом 20 тысяч кубометров. Тоже немного, но очень, очень многообещающе.

Тюменская слава

К сожалению, Новосибирское геологическое управление слишком завязло на юге Западной Сибири и не в состоянии было быстро перестроить свои ряды и направить основные силы на север. НТГУ продолжало интенсивно (и бесплодно) искать нефть в Омской, Кемеровской, Новосибирской областях, держа здесь шесть нефтеразведок из четырнадцати (Завьяловскую, Чебурлинскую, Нововасильевскую, Бочкаревскую, Новологиновскую, Плотниковскую). Было бы больше, если бы летом 1957 года легендарный Фарман Салманов не увел коллектив возглавляемой им Грязненской нефтеразведки (Кемеровская область) вместе с техникой и оборудованием в район Сургута.

В 1959 году начальник НТГУ Ю.П. Номикосов жаловался на совещании в Москве: «Характерной особенностью для условий Западной Сибири является отдаленность разведок от прирельсовых баз… Материально-техническое обеспечение разведок, расположенных на территории Томской и Тюменской областей, производится исключительно водным транспортом… Для значительной части площадей на севере завоз оборудования и материалов на точку выполняется в два приема: летом по воде до пункта выгрузки с подлежащей транспортировкой к месту работ, в зимнее время после промерзания болот. Таким образом, только доставка оборудования на точку таких площадей составляет 8-10 месяцев». К транспортному фактору Номикосов добавил время, необходимое для обустройства жилых и производственных помещений, строительство буровой (средняя продолжительность строительно-монтажных работ составляла тогда 144 дня), отсутствие механизации, специфические погодные условия (морозы за минус 40)…

То есть, от момента принятия решения о разбуривании определенной точки до начала собственно буровых работ проходило от года до полутора лет. Ну и бурение – минимум год, а затем еще испытания скважины несколько месяцев. Плюс финансово-экономический фактор: повышенный расход обсадных и бурильных труб, тампонажного цемента, дизельного топлива, высокая аварийность – все это приводило к значительному удорожанию буровых работ. В 1958 году фактическая стоимость одного метра бурения по Новосибирскому геологоуправлению составила 2590 рублей, что в два раза превышало показатели Тюменского геологоуправления и в несколько раз стоимость бурения аналогичных скважин в европейской части страны.

Видимо, поэтому НТГУ так неохотно двигало свои партии не север, веря в  удачу на более экономичном юге. Когда стало ясно, что реальная нефть все-таки именно там, в болотах, в дебрях тайги, в мерзлоте и тундре, новосибирские геофизики и нефтеразведчики начали, наконец, разворачивать основные силы в районах Среднего Приобья. К 1959 году Средне-Обская комплексная геофизическая экспедиция, созданная на базе Томской геофизической конторы, подготовила к разведочному бурению шесть перспективных структур, включая Нижневартовскую, Мегионскую, Сильгинскую, Лукашкино-Ярскую.  В марте 1958 года заложена глубокая разведочная скважина близ села Мегион. На 1959 год НТГУ планировало начать глубокое бурение Нижневартовской, Охтеурьевской структур, строительство Сургутской опорной скважины…

Но припозднились томско-новосибирские геологи и их партийное руководство с решительным броском на север. В октябре 1956 года во главе треста «Тюменьнефтегеология» встал энергичный и амбициозный Юрий Георгиевич Эрвье, «Папа Юра», как с уважением  называли его тюменские нефтеразведчики. У него были свои расчеты относительно среднеобских нефтегазовых богатств.

Разницу в стиле работы руководителей Тюменского и Новосибирского нефтегеологических трестов (потом соответствующих территориальных геологических управлений) отмечали многие. Если Эрвье не вылезал из командировок по нефтеразведкам, постоянно напрягал партийные и исполкомовские структуры, министерства и ведомства решением проблем геологов, его новосибирские коллеги являли собой противоположный пример.

Известный сибирский ученый-геолог Фабиан Григорьевич Гурари, характеризуя в своих воспоминаниях первых лиц НТГУ того периода, писал: «Новосибирцам явно не хватало той энергии, напористости, активности, которые в избытке были присущи руководителям Тюменского геологоуправления.  Дело доходило до курьезов. Партийное бюро треста «Запсибнефтегеология» (Новосибирск) обязало главного геолога Ю.К. Миронова продать принадлежащий ему садовый участок, так как, по мнению бюро, он уделял ему так много времени, что редко бывал в нефтеразедках, полевых партиях…». О руководителе НТГУ Номикосове Гурари писал: «Я его хорошо знал, грамотный инженер, он, видимо, не очень верил в Большую нефть Западной Сибири. И потому почти не бывал в разведках…».

Территориально зоны ответственности двух структур делились по 72 градусу восточной долготы: западнее работы вели тюменцы, восточнее – новосибирцы (томичи).  В 1959 году Эрвье при поддержке секретаря Тюменского обкома КПСС А.К. Протазанова добился своего: все геофизические и геологические партии НТГУ, ведущие работы на территории Тюменской области, приказом Главгеологии РСФСР были переданы в ведение Тюменского геологоуправления. Зона ответственности Новосибирского управления отныне ограничивалась территориями Томской, Новосибирской, Кемеровской и Омской областей. Ножом, по-живому, порезали не только земли с пока еще не открытыми природными богатствами, но и технику, и людей…

Так Новосибирск утратил статус центра нефтеразведки Западной Сибири. Этот статус отошел к Тюмени. И совсем скоро он был закреплен долгожданным известием из Кондинского района Ханты-Мансийского автономного округа Тюменской области. 25 апреля 1960 года начальник Тюменского территориального геологического управления Ю.Г. Эрвье, главный геолог Л.И. Ровнин, главный геофизик В.В. Анисимов и начальник Шаимской экспедиции М.В. Шалавин телеграфировали в Тюменский обком КПСС: «Докладываем вам, что из скважины №7 Мулымьинской площади… впервые в Тюменской области получена промышленная нефть. Суточный дебит нефти составляет 10-12 тонн. Скважина поставлена на приток и дальнейшее изучение».

Это была нефть Шаимского (Трехозерного) месторождения, первая промышленная нефть Западной Сибири.

В марте 1961 года очнулась от спячки и нефть Среднего Приобья. После длительных испытаний скважина на берегу реки Меги, заложенная по указанию НТГУ и пробуренная  томскими буровиками, наконец, выплюнула фонтан черного золота. Фарман Салманов, начальник Сургутской нефтеразведочной экспедиции, подчиняющийся уже не Новосибирскому, а Тюменскому геологоуправлению, отправил победную телеграмму руководству страны: «Я нашел нефть. Вот так, Салманов». А в октябре того же года в полный голос заговорила нефть Усть-Балыкского месторождения.

Так и хочется перефразировать фразу вождя мирового пролетариата: сибирская нефтяная революция, о которой так долго говорили геологи, совершилась!

Можно, конечно, долго рассуждать, что было бы, если бы лавры первооткрывателей достались не тюменским, а томским нефтеразведчикам, если бы тот же Салманов достал нефть Мегиона на полтора-два года раньше, если бы одна из опорных или разведочных скважин, пробуренных в Томской области, оказалась в нужном месте… История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. При всех забавах Его Величества Случая, она награждает Результатом все-таки тех, кто решительнее, упрямее, настойчивее, энергичнее. В тот исторический момент эти качества оказались сильнее у тюменцев. Они и победили. 


Томский черед


На  томскую землю большой нефтяной праздник пришел совсем скоро. Хотя нет, сначала был большой газовый праздник. В апреле 1962 года коллективом Усть-Сильгинской нефтеразведки глубокого бурения было открыто одноименное газоконденсатное месторождение.

Этого праздника заждались и в Новосибирске, и в Томске. В Новосибирском геологоуправлении, к слову, поменялось руководство, во главе НТГУ в 1962 году встал инженер-геофизик, опытный управленец и организатор производства Николай Георгиевич Рожок. В конце 40-х он руководил «Союзсибгеофизтрестом», расположенном в Новосибирске, затем работал в геофизических предприятиях Средней Азии. Ему суждено будет сыграть выдающуюся роль в организации поиска первых нефтегазовых месторождений на территории Томской области. Где к тому времени власть тоже поменялась: в 1959 году первым секретарем обкома КПСС стал Иван Тихонович Марченко.

Вовсю гремели тюменские нефтегазовые фанфары. А томичам все никак не получалось измазать лица своей, томской, нефтью. Была небольшая назинская нефть, позже были получены проявления нефти на Амбарской и Лукашкин-Ярской поисковых скважинах, но не было главного – фонтанов до небес. Как на Шаиме, как в Мегионе и Усть-Балыке.

Первую скважину на берегу речки с поэтичным названием Сильга, впадающей в низовья Васюгана, забурили  в 1959 году. Работами руководили первый начальник нефтеразведки Роман (Рудольф) Требс и старший геолог Кирилл Котов. Инженерно-техническую службу возглавлял старший инженер Борис Савельев. Бригадой буровиков руководил буровой мастер…  Первые две скважины, по старой томской традиции (вспомним колпашевскую!), результата не дали. Хотя обнадежили изрядно. Главный геолог НТГУ Юрий Миронов докладывал в 1961 году: «Очень интересные результаты были получены на Усть-Сильгинской площади… При прохождении долотом известняка наблюдалось сильное разгазирование бурового раствора горючим газом». Однако более точные данные получить не удалось, так как «катастрофический уход раствора в пласт исключил возможность качественного опробования горизонта, а поглощенный раствор мог «задавить» газ в самом пласте».

Третья скважина, наконец, вознаградила томских геологов и буровиков за все их упорство и долготерпение. Она дала первый промышленный фонтан газа и газоконденсата дебитом 100 кубических метров в сутки. Случилось это 15 апреля 1962 года.

Вадим Макшеев, известный томский писатель, а тогда, в 62-м, корреспондент каргасокской районной газеты, первым из журналистов побывал на моментально ставшей знаменитой буровой. Вот как он описывал увиденное  на Сильге:

«Водитель заглушил двигатель вездехода, но тишины не было. Плыл низкий басовитый гул, словно невысоко над нами шел реактивный самолет. Шагах в двухстах от вышки из жерла проложенной по земле трубы с ревом вырывалась превращавшаяся в огромный бушующий факел струя газа… Из горловины второй трубы в подставленный бак около меня пульсировала струя светлой, искрящейся в лучах проглянувшего солнца, жидкости.
- Нефть, - кивнул на нее пожилой буровик со смуглым лицом южанина…, - Нефтяной конденсат…».

А в это время в двухстах километрах северо-восточнее Усть-Сильги, у маленькой деревеньки Соснино Александровского района, практически на самой границе Томской и Тюменской областей, происходили не менее, а по многим параметрам даже более важные события. 

Еще зимой 1957-1958 годов геофизики в результате площадных сейсмических исследований методом отраженных волн выделили Соснинскую структуру на восточном склоне Нижневартовского свода. Осенью 1959 года из Средне-Обской комплексной геофизической экспедиции, базировавшейся в Колпашеве, в Александровский район прибыла сейсмическая партия под руководством Олега Андреевича Терпиляка. По итогам ее работы было подготовлено к глубокому бурения Соснинское, оконтурено Медведевское и намечено к изучению Советское локальные поднятия. В конце 1960 года научно-технический совет Новосибирского геологического управления рекомендовал Соснинскую структуру в качестве первоочередной для поискового бурения на нефть.

В 1961 году состоялось «великое переселение» - Александровская нефтеразведка перебазировалась из Назина в районный центр, поближе к новому фронту работ. Разработкой геологических проектов на проведение поискового бурения занялся старший геолог нефтеразведки Евгений Евгеньевич Даненберг. Три года до этого он участвовал в попытках добиться успеха на Назинской площади, где поманила за собой та самая «снежная нефть», добытая в незначительном количестве в феврале 1958-го, поманила да обманула – еще четыре глубокие скважины пробурили в том районе, но получили лишь нефтяную пленку. Что будет на этот раз?

В конце навигации 1961-го года для буровой бригады Николая Пономарева определили точку, на берег Пасола завезли буровую установку и прочее оборудование. Точка по проекту находилась дальше, но буровики уговорили геологов бурить здесь, на сухом, высоком месте, прямо у протоки.

(В скобках отмечу один немаловажный момент. О политике тогда, разумеется, никто особо не думал, но, так уж случилось, что заложена первая скважина была на самом краешке Томской области, до границы с Ханты-Мансийским округом – рукой подать. Нефть ведь не признает наземных границ, у нее свои правила, где залегать, а где нет. Но если бы скважина Р-1 была пробурена на тюменской территории, возможно, не было бы и «Томскнефти», и книги бы этой сегодня не было. Такие вот, геополитические нюансы!)

Начали бурить в марте 1962-го и снова  не обошлось без накладок. В ходе работы случилась авария – катастрофический обвал стенок скважины. Как потом объяснил сам Пономарев, причиной стала задержка в поставке некоторых материалов, необходимых для бесперебойного бурения: «Кончились реагенты для глинистого раствора. После долгой стоянки ствол забило». При попытке проработки скважины произошла самопроизвольная зарезка второго ствола. Что делать? Комиссионно решили продолжать проходку этим вторым стволом.

При описании дальнейших событий буду придерживаться хроники, которую дал в книге «Во власти долга» ветеран «Томскнефти» Михаил Худобец.

К августу бригада Пономарева достигла глубины 2456 метров. Для подготовки скважины к опробованию из Новосибирска на место прилетели начальник геологического отдела НТГУ Иван Левченко и специалист по опробыванию Геннадий Подобин.

2 августа. Каротажный отряд Юрия Хитрюка провел последние исследования. 9 августа  - проведен спуск колонны и ее цементаж. Приступили к установке фонтанной арматуры. 17 августа – начали перфорацию. На глубине 2129,5-2135 метров сработали два спаренных перфоратора, прострелено 65 отверстий на один погонный метр. Затем спущены насосно-компрессорные трубы и произведена замена глинистого раствора на воду. 

Возбуждение горизонта производилось снижением уровня обратной продувки компрессором. Через полтора часа после остановки компрессора с водой появилась нефтяная эмульсия с переходом в нефтяную пленку. Скважина ожила. Послышался нарастающий гул, вскоре перешедший в непрерывный рев, сотрясающий фонтанную арматуру.

«Пономарев взял ведро, подошел к выкидной линии, работающей на «амбар» (свежевырытый котлован), наполнил его и как-то спокойно на кубанском наречии произнес:

- Хлопцы, это нефть. Настоящая… нефть». 

На следующий день, 18 августа, был произведен замер дебита через 15-миллиметровый штуцер. 403 кубометра, или 339 тонн!   

18 августа 1962 года. Спустя 30 лет после высказанных академиком Иваном Губкиным прогнозов нефтеносности восточного Зауралья. Спустя 15 лет после принятия правительственного решения о бурении первых трех опорных глубоких скважин на территории Западной Сибири. Спустя 8 лет после получения первого нефтепроявления в районе Колпашева. Спустя долгие годы мучительных поисков, тяжелейшего труда многих сотен людей, мощно, ярко, красиво зафонтанировала томская нефть, навсегда вписав этот день в историю.

…В августе 1962 года к обязанностям главного инженера Березовского укрупненного нефтегазодобывающего промысла, того самого, где забил первый фонтан западно-сибирского газа,  приступил 32-летний специалист, выпускник Азербайджанского индустриального института Николай Мержа. Удивительны пересечения судеб и жизненных дорог! Но об этом – в следующих главах нашей книги…