Нефть и судьба. История томской нефти. Глава 2

Глава вторая: Томский промысел

Партийные ставки: два обкома

Первый нефтяной фонтан на Соснинском участке словно плотину прорвал. Томские геологи нащупали, наконец, жилу черного золота и принялись интенсивно ее разрабатывать. В июле 1963 года скважиной №6, пробуренной александровскими нефтеразведчиками в своде Медведевского поднятия, открыта залежь нефти в пласте М (контакт юрских отложений с палеозоем). В октябре того же года из пласта Б8 в скважине №18, пробуренной на Советской площади, получен еще один фонтан. Позже геологи объединят все три структуры в одно месторождение, получившее сначала сложносоставное название Соснинско-Советско-Медведевское, а потом для краткости названное просто Советским. Предварительный подсчет запасов нефти этого месторождения (сотни миллионов тонн) позволял причислить его к крупнейшим в Советском Союзе.

В октябре 1963 года победу праздновала Тымская нефтеразведка (с 1965-го -  Васюганская нефтеразведочная экспедиция), ведомая главным геологом Иваном Арсентьевичем Ивановым. Скважина, пробуренная бригадой Мирзагита  Музагитовича Нурлыгаянова, открыла крупное Северо-Васюганское газоконденсатное месторождение. В марте 1964 года буровая бригада Николая Ивановича Верещаки из Нововасюганской нефтеразведки получила первую нефть на Моисеевском месторождении, в августе - на Лонтынь-Яхском. 30 сентября снова отличилась Тымская нефтеразведка, открывшая мощнейшее Мыльджинское газоконденсатное месторождение.

На Томской партийной конференции, состоявшейся в конце 1963 года, начальник Новосибирского территориального геологического управления Николай Рожок не мог скрыть эмоций, обращаясь в своем выступлении к неведомым оппонентам: «Отдельными «деятелями» высказывались предположения, что Томская область не содержит промышленных месторождений. Но мы, геологи, продолжали упорно решать эту задачу. Наконец, труд увенчался успехом».    

Этот пассаж был явно адресован коллегам-конкурентам из Тюменского геологоуправления. Обида, нанесенная новосибирцам несколько лет назад, когда из их ведения были переданы все нефтеразведочные работы на Средней Оби за пределами Томской области, еще не зажила. Пришла пора делать ответный ход. И Николай Рожок его сделал. В том же выступлении на партконференции он попросил Томский обком партии поддержать ходатайство НТГУ о передаче в сферу его деятельности Охтеурьевской площади, где были открыты газовые месторождения, а также Мегионского и Сургутского месторождений нефти, расположенных на территории Тюменской области. Более того, Рожок закрутил еще круче: «Мы просим поставить вопрос перед Бюро Центрального Комитета по РСФСР о том, чтобы перенести границу Томской области на 72-й меридиан в.д. и 64 градуса с.ш., либо передать нам эту территорию по геологическим соображениям». 

И Томский обком поддержал начальника НТГУ. Во всяком случае, в перечне мероприятий по развитию геологразведочных работ на нефть и газ в Томской области, утвержденном секретарем обкома Михаилом Люньковым в конце 1963 года, один из пунктов звучал так: «Учитывая необходимость скорейшего обеспечения Сибирского экономического района горючим газом, считать необходимым поддержать в Правительстве просьбу НТГУ о передаче в его ведение разведку Охтеурьевской площади и Александровского вала в целом».

Но Тюмень имела фору перед томичами в полтора-два года и сократить ее, перетянув на себя внимание правительства, было крайне трудно. В 1961 году первым секретарем Тюменского обкома стал энергичный Борис Щербина. Его перевели из Иркутской области, где он, работая вторым секретарем областного комитета КПСС, курировал строительство гидроэлектростанций. Собственно, своим назначением Борис Евдокимович, скорее всего, обязан именно этому опыту – в начале 60-х на севере Тюменской области предполагалось грандиозное строительство Нижне-Обской ГЭС с общей площадью затопляемой территории  более чем сто тысяч квадратных километров. На счастье, в местах, где должно было по замыслу проектировщиков ГЭС плескаться рукотворное море, забили нефтяные фонтаны и планы по сооружению гидроэлектростанции в низовьях Оби сначала отложили, а потом и вовсе забросили. И одним из первых, кто отдал приоритет нефтегазовому будущему Тюменской области, был как раз Борис Щербина. В декабре 1961 года, всего через полгода после своего назначения, он направил в ЦК записку, в которой  настаивал на интенсификации геологоразведочных работ на нефть и газ на территории Тюменской области.

В мае 1962 года Совет Министров СССР принял постановление «О мерах по усилению геологоразведочных работ на нефть и газ в районах Западной Сибири», в котором речь шла, в основном, о Тюменской области. 

Шанс «притормозить» нефтяной натиск тюменцев предоставляла хрущевская реформа региональных партийных органов: с 1963 года обкомы в большинстве регионов были поделены на промышленные и сельскохозяйственные. Борис Щербина стал первым по селу, и ему вскоре было уже вроде бы не до нефти. В Томской области обком делить не стали, первым секретарем оставался Иван Марченко. Казалось бы, все карты в руки. Но томские власти к тому времени делали ставку не на нефть, а на железную руду Бакчарского месторождения, писали письма в правительство с предложениями о создании в области горно-металлургического комплекса. В Тюмени же первым секретарем промышленного обкома был избран Александр Протазанов, тот самый, один из инициаторов передачи геологических предприятий от Новосибирска в Тюмень. Протазанов, ярый поборник скорейшего развития нефтегазовой отрасли на территории Тюменской области, ни на минуту не ослабил лоббистское давление на московские властные структуры, продвигая тюменский нефтяной проект. И его усилия вскоре увенчались полным успехом!      

4 декабря 1963 года председатель Совета министров СССР Никита Хрущев подписал «персональное» правительственное постановление по Тюмени «Об организации подготовительных работ по промышленному освоению открытых нефтяных и газовых месторождений и дальнейшем развитии геологоразведочных работ в Тюменской области». Документом предусматривалось создание производственного объединения нефтяной и газовой промышленности «Тюменнефтегаз», обеспечение уже в 1964 году добычи до 100 тысяч тонн тюменской нефти с доведением объемов добычи к 1970 году до 10 миллионов тонн. Предписывалось незамедлительно начать проектирование и строительство нефтепроводов, автомобильных и железных дорог,  аэродромов, перевалочных баз и причалов, объектов энергетики и, разумеется, жилья и соцкультбыта. Организовать проектный НИИ Гипротюменнефтегаз, индустриальный институт и многое, многое другое. Словом, Тюменской области этим постановлением, по сути, выписывался золотой билет в светлое будущее.

И тюменцы принялись за дело весьма и весьма энергично. В том же декабре 1963-го распоряжением Средне-Уральского совнархоза создается объединение «Тюменнефтегаз». В его системе вскоре появляются три треста: «Тюменнефтегазразведка», «Тюменнефтегеофизика» и «Тюментехснабнефть».

Не прошло и полгода, как первая баржа, заполненная нефтью Шаима, отправилась на Омский нефтеперерабатывающий завод. Это случилось 22 мая 1964 года. 28 мая ушла партия с Усть-Балыка, а в начале июня - из Мегиона. Всего в первую навигацию из этих нефтяных районов на Омский НПЗ было отправлено 280 тысяч тонн тюменской нефти, почти в три раза больше, чем предписывалось правительственным постановлением.

Весной 1965 года руководители Томской области предприняли последнюю отчаянную попытку догнать стремительно набирающую ход тюменскую «нефтянку».  24 апреля 1965 года первый секретарь Иван Марченко и председатель облисполкома Иван Васильев направили письмо новому председателю Совета министров СССР Алексею Косыгину, в котором просили рассмотреть проект постановления правительства «О дальнейшем развитии геологоразведочных и организации подготовительных работ к промышленному освоению открытых газовых и нефтяных месторождений Томской области». В обоснование необходимости принятия такого документа делалась ссылка на то, что 1 марта 1965 года Госкомиссия по запасам полезных ископаемых при Совмине СССР утвердила разведанные в регионе запасы нефти по Соснинскому, Советскому и Медведевскому месторождениям в количестве 237,6 млн. тонн (по категориям А+В+С1 и С2). Это были приличные объемы по тем временам. Кроме того, томские руководители «давили на газ», подчеркивая, что в области открыты также Северо-Васюганское, Мыльджинское и Усть-Сильгинское газоконденсатные месторождения, прогнозная оценка запасов которых определялась минимально в объеме 200 млрд. кубометров. Учитывая близость этих месторождений к Кузбассу и другим промышленным центрам Сибири, это должно было, по идее, повысить значимость создания еще одного нефтегазодобывающего района в Западной Сибири – Томского.

Проект постановления прикладывался к письму. Представлял он собой фактически «кальку» с «тюменского» постановления 1963-го года. Предлагалось, в частности, создать в Томске производственное объединение нефтяной и газовой промышленности «Томскнефтегазобъединение», поручить ему организовать с 1966 года пробную эксплуатацию месторождений нефти и газа с доведением к 1970 году объема добычи нефти до 2,5 млн. тонн, газа – до 3 млрд. куб. метров. Предлагалось также создать Томский геологоразведочный трест на нефть и газ, филиал Всесоюзного НИИ буровой техники, выделить средства и ресурсы для строительства производственных баз, автодорог, речпортов и причалов, жилья и т.д.

Ответ на эти томские «хотелки» со стороны центральных ведомств был жестким, даже беспощадным. В архивах сохранились три отзыва на проект постановления правительства, представленный Томской областью.

Первым откликнулся Николай Байбаков, возглавлявший в то время Государственный комитет нефтедобывающей промышленности при Госплане СССР. Байбаков, которого на мякине лукавых цифр не проведешь, сразу выбил главный козырь томичей, отметив, что «в настоящее время по Соснинско-Советско-Медведевскому месторождению в Томской области запасы нефти категорий В+С1 составляют 91 млн. тонн». (В письме томских руководителей запасы «прирастили» до 237 млн. тонн за счет категории С2, которая относится к оценке не промышленных запасов, а только к «вероятных»).  Вывод: «Создание нового нефтяного района в Томской области в предстоящем пятилетии потребует значительных капитальных вложений и повлечет за собой распыление средств, планируемых на развитие нефтедобывающей промышленности в Западной Сибири (то есть в Тюменской области)». И далее: «…Госнефтекомитет считает, что развитие добычи нефти в Томской области может быть предусмотрено за пределами 1970 года».

Председатель Государственного производственного комитета по газовой промышленности СССР Алексей Кортунов в своем письме также подкорректировал томскую цифирь, на этот раз по запасам газа. Он отметил, что «разведанность (томских газовых месторождений) крайне недостаточна для того, чтобы дать окончательную оценку запасов газа...». По мнению Кортунова, «в Томской области в настоящее время нет сырьевой базы для строительства крупного магистрального газопровода».

Наконец, председатель Госплана СССР Петр Ломако тоже вынес свой отрицательный вердикт. Он сослался на ограниченность средств, которые могут быть выделены в 1966-1970 годах на развитие нефтяной и газовой промышленности, что «вызывает необходимость концентрировать их и планировать добычу нефти и газа в районах Западной Сибири, в первую очередь, в Тюменской области, где уже открыты и подготовлены к разработке крупные нефтяные и газовые месторождения».

Все трое признали нецелесообразным принимать специальное постановление Совета министров СССР по этому вопросу, подсластив «пилюлю» обещанием дать указания об усилении геологоразведочных работ на территории Томской области.

Догнать тюменцев не удалось. Иван Марченко, видимо, смирившись с этим непреложным фактом, занялся устройством своей карьеры в Москве. Выглядело это как бегство с тонущего корабля.

В июле 1965 года Тюмень еще более усиливает свои позиции. Постановлением Совета Министров СССР создается Главное Тюменское производственное управление по добыче нефти и газа – Главтюменнефтегаз. Начальником главка назначается Виктор Иванович Муравленко.

Все шло к тому, что томскую нефть на томской территории добывать будут тюменские производственные структуры. Руководство Томской области этому уже не противилось.

Кому добывать?

Документальных свидетельств переговоров, которые вели представители Главтюменнефтегаза с Томским обкомом КПСС по поводу передачи разработки месторождений нефти, расположенных на севере области, нефтепромысловому управлению «Мегионнефть», в архивах обнаружить пока не удалось. Возможно, таких документов и нет вовсе. Но факт того, что такие переговоры велись во второй половине 1965 года, отражен в воспоминаниях людей, доверять которым можно безоговорочно. Я имею в виду, прежде всего, Михаила Андреевича Матвеева, работавшего в ту пору первым секретарем Александровского райкома партии, и Геннадия Гавриловича Веселкова, на тот момент инструктора промышленно-транспортного отдела Томского обкома КПСС. Может быть, их воспоминания неточны в деталях, но так ли это важно?

Вспоминает Михаил Матвеев: «В августе 1965 года в Томск прибыла группа специалистов из Тюмени, в ее составе был даже заведующий промышленным отделом обкома партии…  Состоялась встреча с первым секретарем Томского обкома партии И.Т. Марченко. Тюменцы обратились с предложением провести в самое ближайшее время пробную эксплуатацию месторождения… В переговорах участвовал Николай Георгиевич Рожок, начальник Новосибирского геологического управления. Он и позвонил потом Требсу (начальнику Александровской нефтеразведочной экспедиции), чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Марченко считал, что притязания тюменских нефтяников надо удовлетворить, отдать им месторождение в пробную эксплуатацию, поскольку возможности у нас были явно неравными. Когда мне стало об этом известно, я удивился: как так, ведь речь идет о деле, которое сыграет, возможно, поворотную роль в судьбе области? И обком с такой легкостью решает вопрос, даже не посоветовавшись с работниками Александровского райкома… Я связался с Марченко, выразил недоумение, и знаете, что он мне ответил? «Вот ты добываешь там рыбу и добывай, не думай о нефти, уж как решить вопрос с месторождением – наша забота». 

Геннадий Веселков в своих воспоминаниях отмечает: «Вопросы, связанные с Советско-Соснинским месторождением, «ходили» исключительно на самом верху обкома и облисполкома – ни я, ни первый секретарь Александровского райкома партии Михаил Андреевич Матвеев в них не посвящались. Ходили разговоры о том, что у нас нет ни производственной структуры, ни оборудования, ни специалистов-нефтяников и что «в интересах государства» можно передать месторождение тюменцам… И вот в августе, уж не знаю с чьей подачи, в Томск прибыла группа руководителей и специалистов из Тюмени с намерением провести в ближайшее время пробную эксплуатацию нашего месторождения силами НПУ «Мегионнефть». Тюменскую делегацию принял первый секретарь обкома и благословил на освоение томского месторождения».

В принципе, в том, что тюменцы будут разрабатывать томские месторождения, не было ничего страшного. Более того, иных вариантов, после высочайшего «отлупа» на создание «Томскнефтегазобъединения», в то время и быть не могло. Думается, главк «Тюменнефтегаз» и создавался в качестве головной структуры для нефтегазодобывающих подразделений, разбросанных по обширнейшим пространствам Западной Сибири, чтобы самостоятельно решать вопрос – где, какими силами осуществлять нефтедобычу. Главтюменьнефтегаз сам определял и утверждал штаты, выстраивал свою производственно-ведомственную иерархию, решал стратегические вопросы освоения Севера. С высоты сегодняшнего дня вполне ясно, что рано или поздно «Тюменнефтегазу» пришлось бы создавать отдельное томское НПУ для разработки Советского месторождения (мегионцы скоро откроют Самотлор и им будет уже не до томских залежей).

Но Михаил Матвеев очень точно подметил: тут был вопрос не ведомственный, а политический, судьбоносный для Томской области. Кому формально, так сказать, технологически, будут подчиняться томские нефтяники, не столь уж существенно. Важнее, на интересы какого региона они будут работать, чьи ресурсные и идеологические задачи решать, чей бренд, говоря современным языком, продвигать.

И, похоже, первые лица Томской области эту политическую задачку решили не в пользу своей территории. Приведу  свидетельство еще одного человека (имя назову чуть позже). Вспоминая обстоятельства того переломного момента, он упоминает и о таком нюансе: «Как оказалось, шел даже разговор (на переговорах с тюменцами) о передаче в Тюменскую область всего Александровского района, дескать, в интересах государства».

Могло быть такое? Почему нет. Иван Марченко уже наверняка знал о своем предстоящем назначении на пост министра местной промышленности РСФСР (оно состоялось в октябре, но такого рода кадровые вопросы решались всегда не с кондачка, а, как правило, после череды длительных согласований). Кого назначат новым первым секретарем – никто понятия не имел. Перекройка административных границ регионов Союза была для тех времен обычной практикой. Словом, вероятность развития ситуации в неблагоприятную для Томской области сторону была достаточно большой.

Но в итоге она была сведена к нулю. Потому что первым секретарем Томского обкома партии стал Егор Кузьмич Лигачев. 

Лигачев: нефтяная стратегия

26 ноября 1965 года на пленуме обкома КПСС 45-летний Егор Лигачев официально приступил к обязанностям главы Томской области (именно первому секретарю областного комитета компартии Советского Союза принадлежала фактически вся полнота власти в регионе). 

Что представляла собой Томская область к этому моменту? Слаборазвитую в промышленном отношении, как бы сейчас сказали – депрессивную территорию. Она и Тюменская область на старте нефтегазовой гонки, кстати, были очень похожи друг на друга. Доля этих двух регионов в промышленном производстве Западно-сибирского экономического района составляла в 1960 году всего лишь 10 процентов. Обе с неразвитой транспортной инфраструктурой, с огромными перекосами в степени освоенности северных и южных районов.

Население Томской области составляло чуть больше 750 тысяч человек. Свыше 40 процентов промышленных работников были заняты в лесной отрасли. Лес был нефтью региона в 50-х, первой половине 60-х годов, но социально-экономических дивидендов для развития он давал мало, наоборот, плодил множество проблем в виде временных труднодоступных лесных поселков, последствий молевого сплава по таежным рекам.  В Томске насчитывалось 24 крупных промышленных предприятия союзного и республиканского значения, но большая часть из них была размещена еще во времена Великой Отечественной войны в малоприспособленных зданиях и помещениях. Жилищное строительство в регионе находилось на низком уровне, строительных мощностей не хватало. В Томске не было аэропорта, способного принимать современные пассажирские лайнеры, троллейбусов, крытых спортивных сооружений (единственный бассейн «Труд» появился только в 1956 году), приличных гостиниц…  Железнодорожная ветка Тайга-Томск не электрифицирована – перевозки только паровозами. Переправиться через Томь в районе областного центра можно было лишь по понтонному мосту, круглогодичное транспортное сообщение с двумя третями райцентров попросту отсутствовало – не было дорог с твердым покрытием. Еще в начале 60-х, чтобы добраться до отдаленных населенных пунктов области, люди летали пассажирами в открытых кабинах самолета По-2. Устойчивая телефонная связь с большинством районов также отсутствовала. Да что телефоны, из 16 районов области только в трех энергоснабжение частично осуществлялось из государственных электросетей.

Рядом с Томском строился закрытый город Северск и секретный Сибирский химический комбинат, но эта территория за колючей проволокой находилась в прямом подчинении Москвы и региональная власть никакого влияния на нее оказывать не могла.

Были еще вузы – главное богатство Томской области, но и здесь регион быстро догонял соседний Новосибирск, в котором бурными темпами развивался Академгородок  с мощным научно-образовательным комплексом. 

О том, как медленно, чуть ли не сонливо, протекала жизнь в Томской области, можно почитать в произведениях известного советского писателя Виля Липатова, в 50-х годах работавшего в местной газете «Красное знамя»  (к примеру, его роман «Игорь Саввович»).  Листая протоколы заседаний бюро обкома, по их тематике можно было определить приоритеты власти той поры: о развитии рыбной промышленности, о строительстве цирка, о производстве льна-долгунца…

Вот в такое «болото» попал Егор Кузьмич Лигачев в ноябре 65-го…

Лигачев работал заместителем заведующего отделом ЦК партии, должность не мелкая, но аппаратная работа тяготила его, тянуло к живым делам. Ему было 45 лет, хотелось попробовать себя на самостоятельном ответственном поприще, желательно в одном из регионов Сибири, он ведь сам сибиряк, уроженец Томской губернии… Написал записку генеральному секретарю ЦК Леониду Брежневу. В тайне, быть может, рассчитывая на Новосибирскую область, где начиналась его партийная карьера, где он успел поучаствовать в создании Академгородка. Позже Лигачев признавался, что когда генеральный секретарь ЦК Леонид Брежнев пригласил его для беседы и сказал:  «Значит, просишься в Сибирь? Мы вот тут подумали и решили послать тебя в Томск. Как на это посмотришь?», особой радости он не ощутил.

«Я знал, что Томская область запущенная, лежит вдали от больших дорог. Тогдашний секретарь обкома, что называется, спал и видел, когда же его вернут в столицу. Соответственно шли в области и дела. Однако все эти соображения я, естественно, оставил при себе и сразу дал согласие. А когда вышел из кабинета Генсека, то подумал, что вариант не такой уж плохой: во всяком случае, в этой сибирской области можно от души поработать, понять, на что ты в действительности способен». (Из книги Е.К.Лигачева «Предостережение»).

В нефтяную проблематику нового первого секретаря обкома погрузили сразу же. Постарался Михаил Андреевич Матвеев. После пленума он напросился к Лигачеву на прием, захватил с собой карту и, как генштабист перед командармом, все разложил по полочкам: тут открыты месторождения нефти, тут газа, здесь граница с Тюменской областью, а здесь – тюменские нефтяники, которые хотят добывать нашу томскую нефть.

Егор Кузьмич пообещал Матвееву, что поизучает вопрос и первой томской территорией, куда он приедет после избрания первым секретарем – будут северные районы Томской области.

Предположение, пока еще только предположение, о том, что томский север, далекий, запущенный, дремуче-отсталый, может оказаться главным локомотивом поезда под названием «Томская область», захватило Лигачева. «Все больше вникая в дела новой для себя области, я размышлял над этим, и меня не покидала мысль: нефть – не то ли это звено, с помощью которого, по ленинскому выражению, можно «вытащить всю цепь»?», - вспоминал он позже.

В середине декабря Лигачев, пригласив с собой начальника Новосибирского геологоуправления Николая Рожка, отправился в первую томскую командировку – как и обещал Матвееву – по северам.  Сначала побывали у геологов Васюганской нефтеразведочной экспедиции, затем – перелет в Александровский район. Лигачев с жадным интересом знакомился с работой буровых и монтажных бригад, механических мастерских и других цехов экспедиций. На Соснинском месторождении довелось увидеть нефтяной фонтан, бивший из разведочной скважины №33.

19 декабря в помещении Александровского райкома Лигачев провел первое свое «нефтяное» совещание, оказавшееся судьбоносным для Томской области.

Думается, к этому моменту у Егора Кузьмича был уже вчерне готов  стратегический план действий по разработке нефтяных богатств региона. Стержень этого плана – добиться скорейшего начала промышленной эксплуатации Советско-Соснинского месторождения. Когда первая томская нефть будет отправлена на нефтеперерабатывающий завод, когда об этом на весь Союз протрубит пресса, тогда будет легче решать все остальные вопросы. Главное – начать. Немедленно. Но как это сделать, если все планы на год и всю ближайшую пятилетку уже сверстаны, утверждены законами и постановлениями? Как добиться выделения немалых средств, ресурсов, техники, кадров для организации нефтедобычи, если в Томской области ничего этого нет?

Лигачев придумал гениальную схему. Томскую нефть будут добывать тюменцы, которые для этого должны стать томичами. На средства Главтюменнефтегаза,  которые будут работать на интересы Томской области. Тридцать лет спустя эту схему назовут просто: привлечь инвестиции со стороны. Сегодня ни у кого не вызывает удивления желание многих региональных властей завлечь на свою территорию крупные вертикально-интегрированные компании, финансово-промышленные холдинги для освоения природных богатств, строительства новых заводов, реализации инфраструктурных проектов. Это выгодно регионам, потому что создаются новые рабочие места, строятся новые производственные и социальные объекты, улучшается инфраструктура.

Егор Лигачев  тем холодным декабрьским днем был намерен предложить «Главтюменнефтегазу» сделать инвестиции в Томскую область. Для обсуждения этого вопроса он настоятельно просил приехать в Александровское Виктора Муравленко, руководителя тюменского главка.

И Муравленко приехал. Этот мудрый, расчетливый хозяйственник и тонкий политик прекрасно понимал: томская нефть нужна «Главтюменнефтегазу», перед которым правительство ставило напряженные задачи по нефтедобыче. Ссориться с новым руководителем региона, настаивая на своих условиях работы тюменских нефтяников, не было никакого резона.

Виктор Иванович принял предложение Лигачева, сказав: один обком хорошо, а два – лучше, особенно в крупной программе.

Это было, несомненно, ключевое политическое решение, кардинально переломившее ход событий.   
   
Забегая вперед, нужно отметить, что отношения этих двух крупных руководителей – Муравленко и Лигачева – и в последующие годы будут коренными - уважительными, деловыми, добрыми. Виктор Иванович по первому зову будет приезжать в Томск ли, в Стрежевой, если вопрос для обсуждения носил стратегический характер. В 1966 году Лигачев предложит Муравленко избраться в Верховный Совет СССР от Томской области (в тюменский список его почему-то не включили). Виктор Иванович, правда, откажется и опомнившийся Тюменский обком незамедлительно исправит свою ошибку, освободив для главного нефтяного генерала депутатскую вакансию.  Но, как говорится, уважение оказано.

Когда в 1977 году Муравленко скоропостижно скончался, Егор Кузьмич сказал:  «Сибиряки - народ сборный, но отборный. Таким сибиряком был Виктор Иванович. настоящий преобразователь Западной Сибири… Это была крупная и мудрая фигура в советской индустрии: патриот, коммунист. Он нам основательно помогал. В ту пору содружество с тюменцами было, пожалуй, единственным вариантом быстрого развития новой для нас отрасли»…

Решив «внеший» вопрос, Лигачеву предстояло организовать решение главной внутренней задачи. Надо было сбить полусон-полудрему, в которой находился томский партийно-хозяйственный люд, и нацелить его на интенсивную, напряженную работу.   

Томский связист Виктор Мальцев, работавший тогда в Александровском районе, оставил свои воспоминания о том судьбоносном совещании. 
   
«Я сидел рядом с Лигачевым и внимательно, с интересом наблюдал за ним и слушал… А совещание, мы понимали, было историческое! Первым выступил Матвеев. Рассказал о планах развития  нефтедобычи в районе. Затем Лигачев кратко обрисовал перспективы, нацелил на решение задач. Работа по освоению нефтяных запасов края политическая, сказал он, значение ее огромно, промедление и раскачка недопустимы. И дальше прозвучала фраза, которая надолго врезалась в память: «Надо, — заявил Лигачев, — всем повернуться лицом к нефти!» Потом добавил: «А у кого не хватит сил и смелости это сделать — придется уйти». На этом совещание закончилось, и мы разошлись, обдумывая и обсуждая грядущие перемены».

Вернувшись в Томск, Лигачев провел еще несколько важных совещаний и встреч по нефтяной тематике. На встрече в редакции газеты «Красное знамя» призвал журналистов поднять население и производственные коллективы на помощь геологам и нефтяникам в освоении нефтяных богатств томской земли. Журналист Соломон Выгон, работавший тогда в газете «Молодой Ленинец», писал о результатах этой встречи: «Нефть буквально «закапала» со страниц газет, «полилась» из радиоприемников и телевизоров». Уже 28 декабря был решен вопрос об издании спецвыпуска «За томскую нефть и газ» за счет средств Новосибирского геологоуправления.

Сохранился перечень поручений Лигачева, составленный по горячим следам поездки на нефтяной север Томской области. По нему можно судить о широте охвата и глубине подхода первого секретаря обкома к решению проблем нефтеразведки и нефтедобычи.

Пункт первый: «Подготовить проект Постановления Совета Министров РСФСР об усилении геолого-разведочных работ в Томской области. Срок – 5.1.1966 г.»

Пункт второй: «Оказать помощь «Главтюменьнефтегазразведке» (т.Муравленко) в организации нефтепромыслового управления (НПУ) и конторы разведочного бурения в с. Александрово в 1966 г. Срок – январь-март).

Пункт третий:  «Томскому районному управлению Обского пароходства обеспечить перевозку в навигацию 1966 г. с Соснинско-Советского месторождения по реке Оби в г. Новосибирск 150-200 тыс. тонн нефти сверх установленного плана. Подготовить необходимое количество пароходов и барж».

Пункт пятый: «Связаться с проектными институтами «Востокгипронефть»… и «Гипровостокгаз»… и помочь им в предоставлении необходимых материалов по составлению технико-экономических докладов (ТЭДов) по организации нефте-газодобычи в южной части Западно-Сибирской низменности и обосновании оптимальных трасс нефте и газопроводов. Срок – декабрь 1965 г., январь 1966 г. 

Пункт шестой: «Совместно с плановой комиссией Западно-Сибирского крупного экономического районам и другими заинтересованными организациями поставить вопрос перед Госпланом СССР вопрос о строительстве нефтехимического комплекса в южной части Томской области (пос. Киреевск). Срок до 10.1. 66 г.

И далее: подготовить предложения по укреплению материально-технической базы Колпашевского и Томского объединенных авиаотрядов, решить вопрос о расширении существующих нефтебаз, значительно улучшить снабжение геологоразведочных и геофизических организаций, улучшить обеспечение Александровского и Каргасокского районов продовольственными и промышленными товарами, рассмотреть вопрос о строительстве 400-500 балков и т.д., вплоть до «создания групп пропагандистов для проведения агитационно-массовой работы на буровых, в нефтеразведках и экспедициях» и подключения «томских ученых для разработки прогноза наиболее вероятных направлений поисковых и разведочных работ на нефть и газ». На июнь 1966 года было намечено проведение масштабной научно-практической конференции по развитию нефтегазового комплекса Томской области.

И все это томским чиновникам и партаппаратчикам предстояло сделать в крайне сжатые сроки. Новогодних каникул тогда не было. Вместо них всем предстояло пахать. 

Пример оперативного решения вопросов по томской «нефтянке» подал Виктор Муравленко. Александровская контора бурения была уже создана (13 декабря 1965 года, директор – Александр Константинович Коновалов). А уже 13 января 1966 года был подписан приказ об организации в с. Александровское нового подразделения – нефтепромыслового управления «Томскнефть». В начале февраля главным инженером - исполняющим обязанности начальника НПУ назначен Николай Филиппович Мержа.

Новая эра в истории Томской области началась.

Мержа: управление промыслом

Понятию «промысел» в толковых словарях русского языка дается несколько значений. В общем смысле – это совокупность действий, целью которых является достижение определенного результата. Источник для добывания средств существования. Промежуточное звено между ремеслом – мелким ручным производством – и промышленностью – производственной деятельностью с применением сложных машин и механизмов, достижений науки…

Но есть еще и такое значение: промысел – это провидение или промышление. Целесообразное действие высшей силы, направленное к наибольшему благу.

Весьма символично, что в те начальные годы создания нефтегазового комплекса Западной Сибири предприятия, ведущие добычу нефти, назывались именно так – нефтепромысловыми. В них сошлось все: и целесообразность, и сила, и благо. То, что коренным образом меняет судьбу – и отдельного человека, включенного в этот промысел, и трудовых коллективов, и целых регионов.

В почти одновременном приходе в Томскую область Егора Лигачева и Николая Мержи – тоже видится промысел. Им выпала и честь, и судьба  стать главными действующими лицами в истории создания нефтяной промышленности региона.

Жизненный путь Мержи к моменту его назначения исполняющим обязанности начальника НПУ «Томскнефть» в чем-то напоминал лигачевский. Выпускник Азербайджанского индустриального института, он к своим 35 годам сделал хорошую производственную карьеру. В 1954-м начал оператором по добыче нефти на нефтепромысле треста «Абиннефть» объединения «Краснодарнефтегаз», в 1959-м получил за труд свой первый орден – «Знак Почета». Был членом крайкома ВЛКСМ, избирался делегатом на Всесоюзный комсомольский съезд. В июле 1962-го ему предложили должность главного инженера Березовского укрупненного нефтегазодобывающего комплекса в Тюменской области, согласился без колебаний. Через год возглавил отдел в аппарате объединения «Тюменнефтегаз». В 1965-м, когда создавался главк, рассчитывал на дальнейшее продвижение по службе, имея в виду ответственную и самостоятельную работу (как и Лигачева, аппаратная работа тяготила Мержу), но – получилось с точностью до наоборот.

В 1991 году в нашей с ним беседе он вспоминал тот непростой для себя жизненный отрезок:

«Начальник  главка при комплектовании подразделений обещал мне любую должность на выбор. Но тут приехал новый главный инженер со своей командой и должностей не оказалось, разве что рядовым старшим инженером. Я – к начальнику главка: «Как же так, обещали одно, а предлагают...". Он: «Ты относишься к кадрам главного инженера». Я хлопнул дверью и ушел. На следующий день Муравленко вызвал: «Почему себя так ведешь?». Я сказал: «Буду работать старшим инженером, но давайте договоримся: как только образуется новое подразделение, вы предложите мне одну из первых должностей». И знаете, он обещал и слово свое сдержал. Новым подразделением было НПУ «Томскнефть».

Почти пятнадцать лет суждено будет возглавлять Николаю Филипповичу главное нефтегазодобывающее предприятие Томской области. Принял нефтепромысловое управление в начале февраля 1966-го, когда в штате числилось всего несколько человек. Ушел в июне 1980-го, уже с поста генерального директора производственного объединения с количеством работающих свыше 20 тысяч человек. Это будут звездные часы его жизни.

Думал ли он об этом, глядя в звездное небо в первый свой вечер на томской земле. Вряд ли. Нефтепромысловое управление существовало пока только на бумаге. А уже в конце мае, с началом навигации на Оби, должна быть обеспечена транспортировка томской нефти на нефтеперерабатывающий завод. Так ставил задачу Томский обком партии. Четыре месяца на все про все. А всего за год томские нефтяники должны отправить 80 тысяч тонн нефти (50 тысяч по плану главка и еще 30 – сверхплановые, «партийные»).  Какие уж тут звезды… Разве только те, что из глаз от усталости и недосыпу…

 В ближайшие дни и недели предстояло: подобрать кадры – инженерно-технических работников, нефтяников-промысловиков, трактористов, водителей, механиков, слесарей, электриков, строителей, всех, кто необходим для такого дела. Обеспечить завоз труб, оборудования и материалов для нефтепромысла. Начать строительство производственных помещений и жилья. Подготовить разведочные скважины для промышленной эксплуатации, коллектора и резервуары для сбора нефти.  Организовать проектирование объектов промысла и жилого поселка. И много чего еще…

И казался неподъемным объем предстоящей работы. Невыполнимыми взятые обязательства. Но, видимо, звезды все-таки не зря светили ярко в ту холодную зиму 66-го.

В тот год почти все у новоиспеченного нефтедобывающего предприятия получилось. Вопреки всему. Благодаря промыслу, наверное…

В общем, начинать пришлось с нуля. Или с чистого листа, это кому как угодно. К началу работ фонд пробуренных Александровской экспедицией разведочных скважин состоял из 18 единиц, из которых продуктивными были 14. Среднесуточный дебит одной скважины 90 тонн, общий суточный дебит 1270 тонн. По плану к июню предстояло сделать эксплуатационными минимум три разведочные скважины, а лучше четыре.

Разместились временно в помещениях, любезно предоставленных александровскими предприятиями и организациями. Рыбзавод отдал под контору НПУ свой клуб.   

18 февраля Николай Мержа подписал первый приказ по управлению: о создании нефтепромысла в составе бригады по добыче нефти и бригады подземного ремонта скважин, и трех цехов: электромонтажного, автотракторного и ремонтно-хозяйственного. Начальником нефтепромысла был назначен Иван Подгорный, тоже, как и Мержа, выходец с Кубани. Транспортный цех возглавил Владимир Аксенов.

Материально-техническая база управления отсутствовала полностью, из вспомогательных служб был организован только автотранспортный цех, в котором насчитывалось 18 единиц техники. На водителей легла основная нагрузка в те дни.

В первой половине февраля по снежной целине была пробита дорога из Нижневартовска, и по ней пошли колонны тракторов и машин с грузом для обустройства нефтепромысла и строи¬тельства поселка. Районная газета «Северная звезда» 15 февраля 1966 г. писала: "Только благодаря смекалке шоферов Владимира Никандрова, Анатолия Кузнецова, Анатолия Зоринова, Ивана Смолянского пробились сквозь снежные заносы".

19 марта районная газета снова дает вести со снежных дорог: «Из Сургута в Соснино на днях пришла тракторная колонна... Привезли 5 комплектов фонтанной арматуры, насосно-компрессорные трубы, паропрогревательную установку. Вся эта техника поступила в распоряжение начальника нефтяного промысла Ивана Николаевича Подгорного. Вчера на про¬мысловый участок вылетела первая группа промысловиков во главе с операторами тт. Парфеновым и Молчановым, прибывшими сюда с Кубани. В составе группы - техники, слесари, плотники. Они начнут установку фонтанной арма¬туры и спуск насосно-компрессорных труб на первых двух скважинах Р-47 и Р-18…, переданных нефтепро¬мысловому управлению Александровской нефтеразведочной экспедицией»

Николай Филиппович, на свой страх и риск, принял решение пойти на перерасход среднемесячной зарплаты по управлению – водителей надо было поддержать и поощрить за их самоотверженный труд. Знал, что нарывается на неприятности, но – как иначе.

Позже, в отчете о работе НПУ за первое полугодие 1966 года, он напишет: «В зимний и ранний весенний период все машины были заняты интенсивной перевозкой оборудования на НПУ «Томскнефть». Учитывая необходимость быстрой перевозки труб и другого оборудования для вновьорганизуемого нефтепромысла, водительский состав был вынужден работать не считаясь со временем. Кроме того, часть рабочих транспортного цеха во втором квартале были заняты на разгрузке барж с поступающим оборудованием и материалами. Все это потребовало дополнительной оплаты труда… За отчетный период за сверхурочные работы было начислено рабочим транспорта 1719 рублей».

Среднемесячная зарплата водителей составила 294 рубля. На нее ушло почти половина всего зарплатного фонда нефтепромыслового управления. Но ставка была оправдана. К июню почти все необходимое было завезено, смонтировано, установлено. 

Широким фронтом

Пока Николай Мержа и его коллектив разворачивали работы по созданию нефтепромысла, Томский обком КПСС, превращенный Егором Лигачевым в своеобразный генеральный штаб по борьбе за томскую нефть, организовывал стратегическое наступление по самому широкому фронту.

По замыслу Лигачева, главным направлением должна стать помощь геологразведочным предприятиям региона, поскольку темпы добычи нефти и газа будут определяться темпами геологразведочных работ, приростом промышленных запасов.

Для помощи нефтеразведочным экспедициям в области развернулась мощная пропагандистская кампания «Руку дружбы – нефтеразведчикам». Предприятия и организации поначалу без особого желания и энтузиазма, со скрипом, тяжело, но начали помогать нефтеразведочным предприятиям оборудованием, инструментами, материалами. Многие руководители областных ведомств впервые побывали в северных районах региона, раньше как-то ноги не доходили.

Задания обкома по содействию томским геологам в ускорении поисковых и разведочных работ и наращивании промышленных запасов нефти и газа выглядели как приказы главного командования: «Областное управление местной промышленности (т. Костюченко) – изготовить и поставить геологоразведочным экспедициям и разведкам 100 шт. балков…, изготовить в Каргасокском РПК для Томской комплексной экспедиции 10 лодок… Областное управление пищевой промышленности (т.Плотко) – подготовить техническую документацию и построить производственное здание райпищекомбината в районном центре Александровское… Томское районное управление Обского речного пароходства – подготовить необходимое количество пароходов и барж и обеспечить транспортировку сырой нефти в количестве 80-90 тыс. тонн… Областное автоуправление (т.Верещак) – передать облкомхозу пять пассажирских автобусов для райцентров: Александровское – два, Каргасок – три… Областное управление связи – построить в райцентре Александровское автоматическую телефонную станцию на 200 номеров…». И так – по всем областным конторам и службам.

Обком инициировал и как следует поддержал почин бурового мастера М.М. Нурлыгаянова по достижению высоких скоростей проходки. Бригада Нурлыгаянова обязалась в 1966 году пробурить не менее 10 тысяч погонных метров или 4 скважины. Почин, разумеется, подхватили и поддержали все буровики области.

15 февраля на областной партконференции начальник Александровской нефтеразведочной экспедиции Рудольф Требс впервые в своей жизни был приглашен к выступлению. Замечательный томский геолог, именем которого спустя годы назовут одно из крупнейших нефтяных месторождений на северо-востоке Ненецкого автономного округа, выйдя на трибуну, расчувствовался: «Впервые вокруг нашей работы создано такое внимание… В Томской области геологи работают в течение нескольких лет и эти геологи открыли крупнейшее месторождение. Если бы эти четыре года проявлялась хотя бы одна треть внимания к нам, которая проявляется сейчас, мы бы сегодня не говорили о добыче 80 тысяч тонн нефти, а вывозили бы эти объемы. И тот праздник, который мы ожидаем сейчас, был бы в прошлом году. Может быть, нужно было  больше рыбы, больше леса, но мы всю свою деятельность вложили в разведку нефти и газа, и мы были бы довольны освоением тех бесценных полезных ископаемых, которые открыты в Томской области».

Рудольф (впрочем, Требса все называли Романом) Владимирович, видимо, проникнувшись доверием к присутствующим, в завершение своей речи сделал довольно неожиданное «раципредложение». Он попросил томских ученых подключиться к работе по созданию… дирижабля! По мнению Требса, «дирижабль грузоподъемностью 8-10-12 тонн практически избавит нас от нерешенных вопросов по организации поисковых работ». Создание этого летательного аппарата «позволило бы вместо 20 лет за 5 лет решить проблему всей нефти и тогда бы не считалось невозможным попасть в любое место района», - заключил геолог.

К сожалению, эта идея Требса в постановление конференции не вошло.
 
Из организационных мер, которые были пущены в ход весной 66-го года, надо отметить еще несколько важных шагов. В марте бюро обкома запретило  направлять студенческие стройотряды на целину – в Казахстан, Алтайский край. Отныне главная целина томских студентов – нефтяная, и находилась на севере области. Обкому комсомола ставилась задача – направить в летний период не менее 300 человек в Александровский район и 400 – в Каргасокский (потом цифры скорректируют в большую сторону).

С февраля аппарат обкома начал подготовку к проведению всероссийской научно-практической конференции по развитию нефтегазового комплекса Томской области. Форум, намеченный на июнь, должен был придать томской нефтегазовой проблематике научную фундаментальность, обосновать и подкрепить нефтегазовые проекты региона аргументами авторитетных ученых, экономистов, хозяйственных деятелей.  Лигачев лично подписывал письма-приглашения на конференцию всем сильным мира сего, и вообще, придавал этому мероприятию громаднейшее значение.

Наконец, главное, что удалось Егору Кузьмичу в отрезок времени, прошедший со дня его избрания первым секретарем обкома КПСС и до начала промышленной эксплуатации Советского месторождения, - добиться выхода «именного» правительственного постановления о дальнейшем развитии геологоразведочных работ на нефть и газ в Томской области. Еще в январе он совместно с руководителем НТГУ Николаем Рожком направил в Совет Министров СССР новый вариант проекта постановления. Одновременно Лигачев обратился с личным письмом к Леониду Брежневу, в котором сообщал, что к настоящему моменту в регионе открыто одиннадцать нефтяных и пять газовых месторождений, при этом зарегистрированные извлекаемые запасы составляют 280 млн. тонн нефти (по промышленным категориям – 135 млн. тонн), газа – 54 млрд. куб. м. Прогнозные же запасы – и того больше: нефти 2,7 млрд. тонн, газа – 3,3 трлн. куб. м. Лигачев информировал первого секретаря ЦК КПСС о том, что в текущем году страна получит первые 60-80 тысяч тонн томской нефти, а к 1970 году объем нефтедобычи намечено довести до 2 миллионов тонн. В связи с этим он просил ЦК поручить Совету Министров СССР рассмотреть предложения Томской области, содержащиеся в проекте правительственного постановления.

В отличие от своего предшественника Ивана Марченко новый первый секретарь Томского обкома пробивал постановление по «партийной линии» (в 1965-м томские власти обращались только в Совмин). И это оказалось более действенным шагом. Не стоит забывать, что Лигачев четыре года проработал в аппарате ЦК, знал там все ходы и выходы, имел нужные связи и понимал, какие рычаги нажимать при лоббировании вопроса. Потому и результат оказался совершенно другим. За три месяца документ прошел все ступени согласования и 29 апреля вступил в силу.

Постановление предусматривало значительное усиление геологоразведочных работ на нефть и газ в Томской области. Уже в 1966 году предписывалось осуществить глубокое поисково-разведочное бурение в объеме 120 тыс. м., в 1967 – 160 тыс. м., а всего за пятилетку – 1025 тыс. м. Поручалось организовать в 1966 году пробную эксплуатацию Соснинско-Советско-Медведевского месторождения, ускорить его ввод в промышленную эксплуатацию. В документе содержались также поручения по реализации важных инфраструктурных и социальных проектов: проектированию и строительству автодорог Колпашево-Каргасок-Средний Васюган и Каргасок-Александровское, строительству жилья и производственных баз (в 1967 году в объеме 4 млн. рублей, в 1968 году – 6 млн. рублей).

Доброе постановление. Которое с момента его принятия станет могучим аргументом в разговорах томских властей с министерствами и ведомствами о поддержке проектов развития региона.

Лигачев демонстрировал бешеный напор. К лету 66-го в обкоме будет создан отдел нефтяной, газовой промышленности и геологии, который возглавит известный томский геолог, первооткрыватель многих месторождений нефти и газа на территории области, Иван Арсентьевич Иванов. Нефть, действительно, засочилась в Томской области отовсюду и не было к середине года в регионе, пожалуй, уже ни одной структуры, которая в той или иной мере не была бы задействована в нефтегазовом проекте.

Но цена за этот рывок платилась немереная.

И об этом тоже не будем забывать, чтобы, не дай Бог, строки бодрых победных реляций не затмили правду жизни.

К июню 1966 года Томская область, конечно, повернулась лицом к нефти. Но этого поворота головы было недостаточно для решения самых насущных проблем, которые переживали тогда первые томские нефтяники. Все-таки внезапное, внеплановое появление на севере области довольно большого трудового коллектива (к июлю только в НПУ «Томскнефть» насчитывалось 150 работников, а еще строители, буровики и прочие смежники) – это чрезвычайщина. Со всеми вытекающими последствиями.

Как и на войне, где главное – решение стратегической задачи, так и на начальном этапе томской нефтяной эпопеи все было подчинено скорейшему вводу нефтепромысла на Советском месторождении, и работы вели, не считаясь, как водится, с тяготами и лишениями, выпадавшими на долю тех, кто шел первым.

Николай Мержа вспоминал позже: «На нефтепромысле люди жили на лихтере, который служил общежитием. С продуктами было тяжело, связи почти никакой. Мне потом рассказывали, что за это время почти всех собак поели. Но люди жили, работали, да еще как!»

Сохранились телеграммы, которые слал Мержа, например такая: «Нижневартовское управление «Мегионнефть», начальнику ОРСа Осипову. Соснино отсутствуют хлеб, продукты питания. Прошу срочного вмешательства».

Ветеран «Томскнефти», будущий главный геолог объединения, Владимир Мангазеев рассказывал: «Тогда все старались, работали на пределе сил. Сначала строили технологические объекты, думали о скважинах, а потом, в последнюю очередь, о своих нуждах. Жилья как такового на промысле не было, только вагончики с «буржуйками». Столовых тоже не было, пообедать негде – пойдешь в буровикам – там очередь, возвращаешься на промысел и там негде поесть… Тем не менее люди не жаловались: потерпим, а там будет легче…».

Михаил Худобец писал: «Словосочетание «внеплановая стройка»… зависло домокловым мечом, карающим всех, кто был причастен к пуску первого томского нефтепромысла, но не тех, кто затеял срывы в поставках спецоборудования, материалов, техники… даже организации питания. И это звучало еще в конце мая из уст управляющего трестом «Мегионгазстрой» Григория Пикмана: «Видите ли, создание управления не предусмотрено никакими планами, поэтому невозможно было все это угадать, завезти».

Да, было трудно, холодно, голодно. Это признают все. Но многие при этом добавляют: тем слаще был вкус победы!   


1806

Несмотря ни на что. Эти слова будут часто мелькать в нашем тексте. Многое в истории томской нефти создавалось, творилось, делалось «несмотря» и «вопреки». Вот и долгожданный запуск в эксплуатацию нефтепромысла на Советском месторождении тоже состоялся «несмотря» и «вопреки».

К пробной эксплуатации готовили четыре скважины: №№ 18, 27, 28 и 47. Работы велись в авральном режиме – сроки поджимали, а многое еще не готово. Планировали построить два резервуара емкостью 2000 кубометров для сбора нефти, но успели подвезти и смонтировать только один. Сильнейшее половодье, охватившее пойму Оби в тот год, порушило не только сроки пуска нефтепромысла, но и трубы, задвижки, вентиля. Вода затопила скважины, нефтелинии. Пришлось даже вызывать водолазную бригаду, но многие аварии приходилось устранять силами рабочих промысла.

Вспоминая одну из них, Николай Мержа рассказывал: «Вода холоднющая, еще лед плавает. Нашлись смельчаки – ныряли в одних трусах – туда, к задвижкам. И не один раз. В промежутках между нырками я их коньяком отпаивал».

Вода угрожала приподнять громадный пустой резервуар и порвать примыкающие к ней трубы нефтелиний. Приняли решение: соорудить защитный вал из мешков с цементом. В работе участвовали все, кто был в то время на промысле, не исключая Мержу, специалистов из главка и управлений…

«Вряд ли кому приходилось начинать эксплуатацию нефтепромысла, затопленного водой, - вспоминал потом Иван Подгорный, - Нам пришлось. А сколько волновались, когда очередная вахта операторов не возвращалась в срок. Ведь только лихтер во время наводнения был нашей плавучей станцией. Вода держалась почти месяц, а напоследок еще раз решила досадить нам: подмыла берег и все наши причальные сооружения рухнули. Снова выручил лихтер. Теперь он стал плавучим причалом. Прямо к нему и приставали баржи под розлив нефти».

8 июня все-таки начали заполнять резервуар. Задвижку открыл заместитель главного инженера главка Борис Михайлович Шушунин (через год он займет пост начальника НПУ «Томскнефть»). 10 июня за подписями секретаря райкома Матвеева, управляющего стройтрестом Пикмана и главного инженера НПУ Мержи в адрес первого секретаря Томского обкома партии Лигачева, начальника Главтюменнефтегаза Муравленко и начальника Главтюменнефтегазстроя Барсукова была направлена телеграмма: «Задание по подготовке пробной эксплуатации Соснинского месторождения выполнено досрочно. Закончены строительно-монтажные работы, завершены работы по эксплуатации обеспечивающие добычу, транспортировку первой томской нефти. 8 июня 19 часов Москвы включена намеченная система и резервуар начал принимать нефть. Система работает нормально, за сутки резервуар принял 300 тонн заполнено 365 кубометров. Связи большим подъемом паводковых вод и угрозой затопления резервуара дату первого налива пока не определяем. Коллектив строителей нефтяников досрочное выполнение задания посвящает дню выборов Верховный Совет СССР и впредь готов упорно трудиться над успешным освоением большой сибирской нефти».

11-го июня определились с датой. Нефтепромысловики народ не суеверный – налив первого судна назначили на 13-е. Хорошо, не пятница – понедельник. 

События того дня даю в описании журналиста «Красного знамени» Леонида Левицкого по его репортажу, опубликованному в газете двумя днями после.

«Митинг проводился прямо на воде. Украшенный флагами и лозунгами лихтер, несколько катеров в праздничном убранстве, резкий ветер, поднявший волну – и ни кусочка суши вокруг. Люди сидели на палубе самоходной баржи, катеров. Из всего праздничного наряда самым красивым, самым дорогим для всех был не очень броский, торопливо написанный на листе бумаги плакат: «Победа, победа, победа!»

… Стремительное течение разворачивает 130-метровую громадину – пароход «А.Матросов», счаленный с нефтеналивной баржей. Трудно подойти судну к затопленному трубопроводу.

Капитан буксира Николай Тимофеевич Греков только головой покачал, увидев быструю стрежь. Как быть?

От лихтера отходил небольшой катер – водолазный бот. Водолазы Антон Малыгин, Рудольф Кириллов и Николай Крынкин спешат на помощь пароходу.

4 часа 30  минут. Водолазы закрепляют толстые канаты на затопленных причальных столбах. Тяжелый шланг соединяет трубопровод с баржей.

6 часов. Старший инженер промысла Риф Исламович Смаков подает сигналы, что поднята задвижка резервуара и нефть пошла к барже. Теперь очередь за оператором по добыче нефти П.М. Молчановым. Он открывает последнюю задвижку, последнюю преграду в трубопроводе. Вздрагивает тяжелый шланг, но надо наклониться, чтобы услышать, как журчит нефть. И вслед за журчанием – плеск: нефть полилась в баржу. Вот она, долгожданная минута!»

Далее – торжественный митинг. Выступает первый секретарь Александровского райкома Михаил Матвеев. «Говорят, тринадцать – число несчастливое. Для нас оно стало очень счастливым. Сегодня мы отмечаем день рождения в Нарыме и области новой отрасли промышленности. Ушел в прошлое Нарым – край ссылок. Потомкам мы оставим преображенную землю…». Выступает машинист подъемника «Бакинец» Иван Беспаликов, подготовивший все четыре скважины к эксплуатации. Говорят бригадир слесарей-монтажников Анатолий Рябенко, начальник нефтепромысла Иван Подгорный, первый секретарь райкома комсомола Вениамин Кузин, начальник Александровской нефтеразведочной экспедиции Рудольф Требс. Слово берет Николай Мержа.

- Невозможно остановить то, что мы начали делать – нефть уже пошла, - говорит он. – Этот поток будет расти. Промысловики выполнят все планы и задания. Отсюда пойдут сотни тысяч, миллионы тонн нефти!

Так и будет. А пока – первые 1806 тонн, - столько вместила в себя первая нефтеналивная баржа с томским черным золотом. До конца июня успеют залить еще четыре: 20-го – 1733 тонны, 25-го – 1836 тонн, 28-го – 620, 30-го – 613 тонн. Всего 6608 тонн.

Лигачев на митинг не прилетел. Для него эти первые тонны отгруженной томской нефтью были уже перевернутой страницей. Тактически - дело сделано. Механизм запущен.

В Томск в эти дни уже съезжались первые участники всероссийской научно-практической конференции, посвященной дальнейшему развитию нефтегазового комплекса области. Предстоял крупный разговор. Стратегический. Лигачев думал уже не о тысячах, а о сотнях миллионах тонн томской нефти, триллионах кубометрах газа, и борьба за них еще только начиналась.

И предстоящая конференция должна была стать важным инструментом в реализации его замыслов…

Дело государственной важности
 
Конференция прошла 16-18 июня 1966 года в помещении Дома политического просвещения – старинном красивом особняке, построенном в 1916 году томским купцом Смирновым (ныне в этом здании располагается НИИ онкологии).

Ее проведение вызвало ажиотаж, вместо 300 приглашенных в Томск прибыло 355 человек, в том числе 125 из Москвы, Ленинграда и других городов Советского Союза, что добавило головной боли томским властям – гостиниц катастрофически не хватало, а уж люксовых номеров, где можно было бы поселить наиболее важных персон – тем более.

Министров не было, но приехали заместители руководителей ключевых ведомств. Накануне благожелательную телеграмму Лигачеву направил председатель Госплана СССР Николай Байбаков: «Благодарю за приглашение. Постараюсь принять участие в работе конференции. В случае, если мне лично не представится возможности, на конференцию будут направлены компетентные работники Госплана. Прошу дать указание о направлении мне докладов и проекта решения конференции». Министр газовой промышленности Алексей Кортунов в своем письме просил включить в программу конференция дополнительный доклад заместителя министра Ю. Боксермана «Развитие газовой промышленности в новой пятилетке: роль освоений месторождений Западной Сибири». Приехали заместитель министра геологии СССР В.И. Игревский и руководитель управления нефти и газа этого министерства В.В. Семенович, заместитель министра нефтедобывающей промышленности А.М. Жданов, заместитель министра геологии РСФСР А.Т. Шмаров. Разумеется, был начальник Главтюменнефтегаза Виктор Муравленко. Науку представляли директор института геологии и геофизики Сибирского отделения АН СССР академик Андрей Трофимук, а также представители 27 научно-исследовательских и проектных институтов страны. 

Конференция стала продолжением праздника начала промышленной добычи томской нефти, стартовавшего тремя днями ранее в Александровском районе. Его высшей стадией. И хотя Егор Лигачев, выступая с трибуны, настаивал на том, что это «просто совпадение», «подарок от нефтепромысловиков, нефтеразведчиков и строителей-монтажников», было ясно, что подарок этот очень своевременный, а потому – совсем не случайный. Если б не конференция, какая нужда была бы в гонке за первую отгруженную нефтеналивную баржу. Могли бы подождать, когда вода спадет. Но – тогда бы не было эти слов, сказанных Лигачевым в основном докладе: «Несколько дней тому назад началась промышленная эксплуатация Советского месторождения нефти. Свершилось то, ради чего работали в течение многих лет тысячи геологов и геофизиков. Родина получила первую томскую нефть. Томская область вступила в число областей нефтедобывающей промышленности».

Доклад назывался «Партийно-хозяйственное значение освоения и использования ресурсов нефти и газа Томской области» и являл собой фактически стратегическую программу действий. Лигачев впервые публично, развернуто представил свое видение дальнейших перспектив развития региона. Перспектив, отныне прочно и надолго завязанных на нефтегазовом фундаменте.

Егор Кузьмич четко обозначил точку отсчета: «В минувшем пятилетии ни одна отрасль производства в районах области не получила значительного развития. Более того, рыбная промышленность сократила вылов рыбы, а сельское хозяйство осталось на прежнем уровне… Конечно, это не могло не сказаться на условиях жизни и труда».

Обрисовав впечатляющую картину природных богатств Томской области (прогнозные запасы железной руды превышают 370 млрд. тонн; найдены уникальные месторождения циркона, ильменита, кварцевых песков и каолина; запасы гравия, строительного камня, кирпичных глин и огнеупоров практически не ограничены; запасы древесины превышают 2,2 млрд. кубометров и т.д.), Лигачев связал их использование с основной проблемой – освоением месторождений нефти и газа.

Первый секретарь обкома высказался за создание в регионе нового крупного народнохозяйственного комплекса, для чего работы по освоению нефтегазовых месторождений Томской области должны быть значительно ускорены. Лигачев очень подробно расписал преимущества томского нефтегазового комплекса.

«Месторождения нефти и газа в Томской области обладают замечательными качествами. Отличительной их чертой является плотность запасов, многопластовость (5-8 и более подуктивных пластов), высокие, в среднем больше 100 т/сутки нефти дебиты скважин, сравнительно небольшая глубина залегания нефтеносных пластов (1500-2000 м.). Нефть отличается высокими физико-химическими свойствами. В отличие от Волжско-уральских и сургутских нефтей они, как правило, малосернистые…, имеют большой объем бутан-пропановых фракций в попутных газах… Высокое качество томской нефти значительно упрощает и удешевляет ее переработку…»

Лигачев отметил, что томские месторождения расположены вдоль водных магистралей (основная из них река Обь), неподалеку от транссибирской железнодорожной магистрали, индустриальных центров Сибири и Северного Казахстана. «Сейчас металлургия и химия Кузбасса развиваются на базе каменного угля. Теперь практически можно в ближайшие годы подвести новую топливную и сырьевую базу под металлургию и химию», - сказал он. Не преминул Егор Кузьмич выделить и еще одно важное преимущество: «Сосредоточение крупных научных сил в Новосибирске и Томске, которые ведут ряд исследований на уровне современного века, прокладывая новые пути  науке – фактор большого значения при рассмотрении темпов освоения естественных богатств».

При этом Лигачев подчеркнул: «Говоря об ускорении освоения томских нефтяных и газовых месторождений, мы не преследуем никаких местнических целей. Освоение нового крупного народнохозяйственного комплекса в Западной Сибири – это не томская и не тюменская проблемы. Это дело большой государственной важности».

И далее – пассаж, многое проясняющий. Ради чего, собственно, все затевалось (и конференция, и приуроченный к ней запуск в эксплуатацию Советского месторождения).

«Экономическая целесообразность опережающих темпов роста нефти- и газодобывающей промышленности в Томской области настолько очевидна, - заявил Лигачев, - что становится непонятна робость, которая проявляется в планировании развития этой отрасли хозяйства в нашей области. Нет никаких оснований обрекать район томских нефтей в текущем пятилетии на медленное развитие».

В этих словах Егора Кузьмича отчетливо слышен отзвук ожесточенных споров, которые он вел в кабинетах Госплана, других министерств и ведомств, пытаясь склонить высокопоставленных чиновников на «томскую» сторону в вопросах финансирования нефтегазового комплекса Западной Сибири.

Если же Томской области будет оказано должное внимание, Лигачев обещал блестящие перспективы: и региону, и стране. Во-первых, уже в текущем, 66-м году дать сверх плана 30 тысяч тонн нефти. В 1967-м – добыть 500 тысяч тонн, в 1968-м – 1,5 млн. тонн, в 1969-м – 2,5 млн. тонн и в 1970-м с вводом в эксплуатацию нефтепровода Усть-Балык – Александровское – 5-6 млн. тонн.

По мнению Егора Лигачева, следовало бы уже сейчас определиться со сроками проектирования и строительства трубопроводов – газопровода в Кузбасс и нефтепровода Александровское-Анжеро-Судженск. Нефтепровод Усть-Балык – Александровское необходимо непременно ввести в 1969 году, поскольку без круглогодичной промышленной эксплуатации не может быть значительного роста добычи нефти в текущем пятилетии в самом крупной Нижневартовском нефтяном районе Западной Сибири.

Создание мощных нефтегазодобывающих центров на территории Тюменской и Томской областей, по мнению Лигачева, даст мощный толчок для дальнейшего развития производительных сил Западной Сибири, повысит эффективность промышленного и сельскохозяйственного производства, ускорит развития строительной индустрии. Произойдут существенные изменения в социальной структуре населения, вырастет число квалифицированных рабочих, будет сформированы новые группы инженерно-технической интеллигенции.

В Томской области получат развитие новые промышленные и инфраструктурные проекты: ускорение строительства железной дороги Асино-Белый Яр  с перспективой ее продолжения на Колпашево и далее на север с выходом на железную дорогу Тюмень-Сургут, строительство  нефтехимического комплекса в районе села Киреевского, ряда крупных лесопромышленных комбинатов в Асине и других районах области, создание мощных баз строительной индустрии, развитие энергетического комплекса и т.д.

Словом, реальное воплощение того первоначального замысла, когда нефтегазовое звено должно потянуть за собой все другие звенья цепочки производительных сил региона.

«Сделан лишь первый шаг, - сказал в завершение своего доклада Егор Лигачев. – Мы находимся в самом начале пути. В сущности говоря, только начинается создание нового промышленного района в юго-восточной части Западно-Сибирской низменности. В этом деле нельзя работать на авось, кое-как. Здесь требуется точный расчет, большое напряжение энергии и разума…»      

И в подтверждение этих слов – скрытая полемика в ходе конференции. Геологи – и ученые, и производственники – охотно поддержали Лигачева в его амбициозных планах. Академик Андрей Трофимук говорил о важной роли Томской области в осуществлении нового «прыжка», который должна обеспечить Западная Сибирь в обеспечении прироста добычи нефти и газа в ближайшие годы. «Советское месторождение по своим запасам является первым в Западно-Сибирской низменности, а Мыльджинское месторождение является одним из богатейших среди двух-трех месторождений в Западной Сибири. Если это учтем, то мы увидим, что имеются возможности в первом пятилетии довести добычу, равновеликую Баку и Урало-Волжскому району». Начальник Новосибирского территориального геологического управления Николай Рожок также указал на огромные прогнозные запасы месторождений нефти и газа на территории Томской области – 2,3 млрд. тонн нефти и 2,7 трлн. кубометров газа (стало понятно, чьи цифры в своем докладе использовал Егор Кузьмич).

Представители московских ведомств в своих оценках были более осторожны. Как и начальник Главтюменнефтегаза Виктор Муравленко, который, отдав должное активной помощи Томского обкома партии и Александровского райкома в работе по запуску в пробную эксплуатацию Советского-Соснинского месторождения, назвал основной задачей НПУ «Томскнефть» в текущем пятилетии «обеспечение запланированных объемов добычи нефти» и «создание необходимой базы для дальнейшего бурного роста нефтедобычи в последующие (после 1970 года) годы».

Плановые задания главка томским нефтяникам существенно отличались от тех, которые озвучил первый секретарь Томского обкома КПСС: в 1966 – 50 тыс. тонн, в 1967 – 150 тыс. тонн (по расчетам Лигачева – 500 тыс. тонн), в 1968 – 450 тыс. тонн (1,5 млн.), в 1969 – 675 тыс. тонн (2,5 млн.), в 1970 (при условии ввода нефтепровода Александровское – Нижневартовск) – 2 555 тыс. тонн (5-6 млн. тонн). Расхождение к 1970 году составляло более трех миллионов нефти! 

Забегая вперед, скажу, что в этом споре цифр (а такие споры будут сопровождать нашу историю в течение всего советского периода развития предприятия), оба – и Лигачев, и Муравленко, - были и правы, и не правы одновременно. Егор Кузьмич был чересчур оптимистичен и его прогноз опережал реальный уровень добычи примерно на год. Виктор Иванович, как и полагается производственнику, был более осторожен, «ошибившись» к 1970 году примерно на один миллион тонн (добыча нефти в этом году составит  в «Томскнефти» 3,4 млн. тонн).

Но, как бы то ни было, в целом первая всероссийская конференция по нефти и газу Томской области (последуют и другие) свои задачу выполнила. Фундамент под томский нефтегазодобывающий комплекс был подведен. Материалы конференции и ее резолюция по указанию Лигачева  направлены для рассмотрения во все ключевые ведомства страны. В Томский обком еще полгода будут приходить письма-ответы, содержащие как поддержку, так и возражения по поводу сказанного (изложенного) в ходе конференции.

Здесь будет город заложён

При обсуждении резолюции конференции выступил представитель проектного института Госстроя СССР. Он обратил внимание на пункт 15, предполагавший создание производственной базы нефтяников в районе поселка Стрежевого. «Мне кажется, - сказал этот представитель, - что предопределять район производственной базы еще рано. Если создавать там базу, нам там надо создавать город, но пока неизвестна площадка – что она из себя представляет. В выборе площадки никто не участвовал. Таким образом, предопределить место пока еще в этом районе рано…».

Наивный товарищ! Он не знал, что все уже на самом деле предопределено, что буквально через несколько дней туда, в Стрежевой, отправится первая группа студентов-квартирьеров – обустраивать площадку под лагерь сводного студенческого строительного отряда, что уже 29 июня аппарат управления «Томскнефть» также переместится на берег Пасола, что уже вовсю шло проектирование первых микрорайонов будущего города томских нефтяников…

Настолько стремительно разворачивались события, что даже специалисты, обязанные владеть всей полнотой информации, оказывались «не в теме».

О начальном этапе строительства Стрежевого, о его первопроходцах, первостроителях написано так много книг, газетных и журнальных статей, снято фильмов, что, кажется, и добавить уже нечего.  И все-таки ощущение недосказанности, или, скажем так, отсутствия полной ясности в некоторых ключевых моментах этого этапа у меня возникало не раз. Например, почему в качестве площадки под будущий город было выбрано именно это место – восточный берег Пасола, рядом с населенным пунктом, который в разных источниках именуется по-разному – где-то деревня, где-то поселок, где-то село: Стрежевой, Стрежевое,  даже Стрижевое… Кто и когда принял такое решение? И почему город был назван все же Стрежевым, а не Нефтеградом?

Размещение базового города нефтепромысловиков – вопрос не праздный. В вышедшей пять лет назад книге очерков Виктора Лойши о «Томснефти», приводится любопытное высказывание одного из ветеранов томской журналистики Александра Соловьева. Говоря «о недоразумениях и нервотрепке» первых лет строительства Стрежевого, он писал: «Главная беда – за зиму с берега Оби не успевали вывозить стройматериалы, оборудование, краны, бульдозеры и другие машины. Трудности транспортировки были вызваны тем, что город нефтяников строился на противоположном берегу ее протоки – Пасола. И надо было сначала преодолеть это болото между берегами Оби и Пасола, представляющее собой такое месиво, в котором тонули даже вездеходы и бронетранспортеры. Потом нужно было еще форсировать глинистый и отнюдь не пологий берег Пасола, откуда груз перетаскивали уже к месту строительства…». «Кто додумался до такого головотяпства? Почему Нефтеград не стали строить прямо на берегу Оби или, что было бы еще удобнее, рядом с райцентром – селом Александровским?», - задавался вопросами Соловьев.

Роптали и нефтепромысловики. Владимир Мангазеев вспоминает, что рассматривались несколько вариантов размещения базы нефтяников: Александровское, Соснино, но основными считались село Медведево на берегу Оби и поселок Стрежевой – там всегда, даже в сильный паводок, земля оставалась сухой. «Медведево было расположено на противоположном от месторождения берегу, этот вариант был отклонен, хотя с точки зрения работников нефтепромысла он был лучше, - считает Владимир Павлович. – Дорог тогда не было, основным средством передвижения 3-4 года оставался водный транспорт, и проще было добраться до Медведево, чем плыть в Колтогорск и оттуда тащиться до Стрежевого…».

Один из первых кадровых работников «Томскнефти» Николай Михайлович Тимаков, в 66-м занимавший должность заместителя начальника НПУ по общим вопросам, спустя годы признавался: «По истечении времени, я считаю, что целесообразно (было строить город на Пасоле), но Александровское неоправданно забыто и потихоньку хиреет. Село приходит в упадок…».         
 
Отзвук недовольства «стрежевским вариантом» отчетливо слышится и в «Сводной объяснительной записке о производственно-хозяйственной и финансовой деятельности НПУ «Томскнефть» за 1-е полугодие 1966 г.», подписанной Николаем Мержой. «…Управление находилось в с. Александровском, а затем, 29 июня с/г было перебазировано в с. Стрежевое, где ПО УКАЗАНИЮ ВЫШЕСТОЯЩИХ ОРГАНИЗАЦИЙ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОСТРОЕН РАБОЧИЙ ПОСЕЛОК НЕФТЯНИКОВ И НАХОДИТЬСЯ ОСНОВНАЯ БАЗА УПРАВЛЕНИЯ (выделено мной – С.Н.), - говорится в записке. – В настоящее время совершенно отсутствует жилой фонд. Основная часть рабочих размещена в деревянных балках и палатках, управление временно размещено в здании сельской школы, а его работники в детском интернате».

В этом же документе, между прочим, содержится прямая отсылка к примерному периоду времени, когда было принято  это пресловутое «указание вышестоящих организаций»: «Площадка под строительства поселка Нефтяников в Стрежевом была выбрана в январе-феврале 1966 г.».  То есть, по сути, еще до того, как нефтепромысловое управление сформировалось, было уже предопределено, где ему базироваться.

Нет никакой нужды задаваться вопросом: кем могло быть принято такое решение? Уж явно не анонимными «изыскателями и проектировщиками», на которых указывается в некоторых источниках по истории «Томснефти». Их в январе-феврале в Стрежевом еще не было. Архивными документами все зафиксировано: «НовосибТИСИЗ» приступил к инженерным изысканиям на площадке поселка в конце апреля и, неоднократно срывая сроки, обязался выдать проектным организациям исходные данные только 1 июня…»

Решение о месте размещения будущего города нефтяников мог принять в то время только один человек – Егор Кузьмич Лигачев. Сам он в своих воспоминаниях ни разу не приписывал себе такой заслуги. Он вообще не любил и не любит до сих пор местоимения «Я», предпочитая говорить «МЫ».

Вот и получается, что коллективное «мы» холоднючей зимой 66-го, когда НПУ «Томскнефть» существовало лишь на бумаге, уже показало точку на карте, где быть будущему нефтеграду.

И в этом решении не было никакого «головотяпства», только трезвый, точный политический расчет.

Это нефтяникам и буровикам нужна была удобная база для размещения своих производственных подразделений и жилья для работников, удобная в смысле транспортной логистики, уже имеющая некоторый минимум обжитости (на голом месте строить всегда дороже). Лигачеву нужна была не база, а столица томского нефтяного севера. Столица!

Как там у классика: «Здесь будет город заложен назло надменному соседу…». Что-то в этом есть. По мысли Лигачева, базовый город томских нефтяников должен был стать форпостом региона на севере области, который одним своим присутствием раз и навсегда пресечет любые поползновения тюменцев на обладание томскими нефтегазовыми месторождениями и, тем более, на перекройку административных границ. Ведь «Главтюменнефтегаз» вполне серьезно и настойчиво предлагал сделать местом размещения томских нефтепромысловиков Нижневартовск. Или, как вариант, деревню Соснино, так же удобно расположенную на правом берегу Оби, рядом с пробуренными скважинами, но – уже на территории Тюменской области.

Разумеется, эти варианты были отброшены томичами сразу же. А что находилось в сухом остатке? Именно в сухом, потому что обские паводки сужали пространство для маневра и выбора. На левом берегу Оби – Александровское и Медведево, на правом – Колтогорск и Стрежевой. «Вариант села Александровское даже не обсуждался – далековато, его сразу отклонили», - вспоминал Михаил Матвеев. «Далековато» - в том числе и в политическом смысле: скважины Советского месторождения отделяли от Александровского примерно те же 60-70 километров, что и от Нижневартовска. Сложно будет доказывать Москве необходимость строительства нового города на таком же расстоянии от разрабатываемого месторождения, что и уже готовое для такой роли пока еще село Нижневартовское.

Медведево,  деревушка на левом берегу Оби с населением 80 человек, рассматривалась, видимо, более тщательно, но она оказалась исторически «не на том берегу», в итоге перевесил рыбацкий поселок Стрежевой (пристань Колтогорская находилась в зоне затопляемой поймы и тоже не отвечала необходимым требованиям).

Здесь вполне можно согласиться с версией стрежевского старожила и краеведа Алексея Феоктистовича Выходцева (его имя сегодня носит одна из улиц Стрежевого). В книге «Мой Стрежевой» он пишет о том, что площадку под строительство города помог выбрать местный житель, потомственный охотник и рыболов Поликарп Харчевников. «В поселок приехала большая группа проектировщиков. Они обратились за советом к председателю колхоза М.В.Викулову.  Тот отправил их к опытному охотнику Поликарпу. Поликарп долго не думал. Привел гостей на пространство, где сейчас построен город, и сказал: «Лучшего места во всей округе нет».

Кто знает, может и не проектировщики это были вовсе, а сам Егор Кузьмич со товарищи?

И это, действительно, было лучшее место. Незатапливаемое во время половодий. На берегу протоки Пасол, которая, хоть и мелковата становилась к осени, но все-таки связывала водным путем площадку будущего города с обскими транспортными артериями. Немаловажным обстоятельством было и то, что сам поселок Стрежевой с населением 327 человек (по переписи 1959 года) находился все же на некотором отдалении от границы с Тюменской областью и был в те годы довольно крупным поселением (по северным меркам), центром сельсовета, в нем имелись и магазин, и школа, и клуб. И даже крупный рогатый скот в количестве 284 голов, а еще 79 голов лошадей. И еще там была рыбоартель им. Куйбышева с планом вылова 400 центнеров (правда, вылавливали всего 50 центнеров).

И, думается, понравилось Лигачеву название - Стрежевой. С его чутьем и умением правильно расставлять идеологические акценты, он прекрасно понимал, как выигрышно будет звучать имя нового города. «На севере Томской области построен нефтеград и навали его Стрежевой. Стрежень – самая быстрая часть течения реки. Так будьте же, стрежевчане, всегда на стрежне, всегда впереди», - он уже тогда предчувствовал, что скажет эти слова.

Нефтяники, правда, и тут сопротивлялись. Как и бойцы первых студенческих строительных отрядов, строивших город, Мержа с коллегами по нефтепромыслу между собой называли его Нефтеградом. Студенты даже в камне высекли это название на знаменитой стеле «Отсюда начинался Нефтеград. 23.VII.1966».

«В названии будущего города мы с нефтяниками разошлись, они настаивали на Нефтеграде, мы же убеждали оставить прежнее название, Стрежевой, - вспоминал Михаил Матвеев. -  Споры шли непримиримые. Тогда я взял у связистов справочник и полистал: оказалось, населенных пунктов, в названии которых присутствовало слово «нефть», набирается 37, - наш был бы 38-м. Мержа, когда узнал об этом, опустил руки: ладно, пусть будет Стрежевой».

Так что Нефтеград не прошел. Как и Сеноман. (Оказывается, предлагался и такой вариант, во всяком случае, об этом свидетельствует Геннадий Веселков, работавший тогда инструктором обкома КПСС. Представляете, «дорогие сеноманчане»!)

Марк Каган, один из командиров томских стройотрядовцев, работавших в то лето в Стрежевом, позже писал: «Стрежевой – название, прямо скажем, красивое, поэтому мы не обижались за то, что не Нефтеград». 16 января 1967 года исполнительный комитет Томского областного совета депутатов трудящихся поставил точку в вопросе о названии будущего города, приняв решение об отнесении села Стрежевого Александровского района к категории рабочих поселков и присвоении ему наименования рабочий поселок Стрежевой.

Несколько слов о происхождении топонима «Стрежевой». Прошли годы и нашлись люди, которые оспорили версию Лигачева-Даля о «стрежне, стремнине, самой быстрой части течения реки», как корневой основе названия города. Первым это сделал Алексей Выходцев в книге «Мой Стрежевой», увидевшей в свет в 1995 году.  «Название поселка многие авторы связывали со стрежнем – сильным течением реки, - писал он. -
Эта версия не обоснована, потому что река Пасол, на которой построен посёлок, не имеет такого сильного течения, о котором можно было бы говорить, как о "стрежне". Когда наступает осень, Пасол вообще местами почти пересыхает. А именно в зто время был построен и заселён посёлок. Не выдерживает критики вторая часть толкования слова "стрежень": "глубокая часть русла". Осенью Пасол во многих местах и курица перебредёт». По мнению Выходцева, если бы основой названия поселка было слово «стрежень», то и называться он должен был «Стрежневой».

«Авторы забывают, - писал далее Алексей Выходцев, - что посёлок был назван в далёком 1932 году, что жили здесь исключительно спецпереселенцы, сосланные сюда в наказание… Поселенцы получали в месяц по котелку муки "на брата". И всё! Остальное они должны были добывать сами. Хорошо, если кто-то имел снасти для рыбной ловли.
Все это я говорю к тому, что, когда встал вопрос, как назвать поселок, ни о каком стрежне новой эпохи речи не было. Какой уж там стрежень – как бы ноги не протянуть».

Сам краевед связывал название посёлка с именем маленькой птички – стрижа, которых в те времена в крутом яру Пасола было великое множество. В связи с этим, считал Выходцев, посёлок, а теперь и город, должен называться "Стрижевой".

На самом деле, неверны все вышеприведенные версии. Поселок спецпереселенцев на берегу Пасола всегда был Стрежевым, а не Стрижевым. Об этом свидетельствует хотя бы карта Александровского района 1946 года, где нет никаких следов «птичьего» варианта. Более того, на этой карте населенный пункт обозначен именно так «Стрежевой», в мужском роде, что указывает, что был он поселком, а не селом. Поселения для спецпереселенцев не могли быть спецселами или спецдеревнями, они могли быть только спецпоселками.

Что касается «стрежня», то этот вариант из разряда «теплее». Но первоосновой является все же не «самая быстрая часть реки», а более прозаическая вещь – стрежевой невод, орудие ловли, которое используется на стрежевых песках. Его описание можно найти в повести нашего земляка Виля Липатова об обских рыбаках, которая так и называется «Стрежень» (опубликована в 1961 году, за пять лет до основания Стрежевого): «Стрежевой невод — громадина длиной около семисот метров, однако рыбу им ловят точно так, как ловят обычным неводом: одно крыло заводят в реку, округлив кошельком, ставят поперек ее навстречу стрежи, а береговое крыло вытягивают. Разница только в том, что речное крыло стрежевого невода заводят не лодкой, а катером и выбирают не лошадьми, а выборочной машиной. Второй конец невода привязывается к колу, и на кол этот, медленно ползущий по песку, опирается человек, которого зовут "коловщик". 

Большой стрежевой невод был вещью весьма дорогой, его цена в XIX веке доходила до 400 рублей, поэтому владелец такого невода считался человеком состоятельным, а место, где он имелся,  получало свой особый отличительный признак. В истории села Красный Яр Томской губернии читаем: «Крестьяне Мысовой (соседняя деревня) нанимались в работники на рыбный промысел к купцу Молодцову, который в 3-х километрах от Красного Яра имел стрежевой невод и пекарню».

Вот и получается, что  рыбацкий поселок спецпереселенцев на берегу Пасола был назван Стрежевым потому, что расположился он в том месте, где когда-то хранился стрежевой невод или жили люди, его имевшие. «Ты где живешь? Да там, где был стрежевой невод…». Или просто «стрежевой».   

Умаляет ли эта версия как-либо значение названия столицы томских нефтяников? Да нисколько! Напротив, делает его еще более глубоким, звучным, насыщенным.

Первый год, он трудный самый…

Символично, что первые дома в Стрежевом построили томские студенты, бойцы стройотряда «Нефтяник». Они принесли с собой на томский север дух романтики и на долгие годы вперед закрепили за томским нефтеградом славу города молодых энтузиастов, самоотверженных тружеников, смелых и ироничных людей, не пасующих ни перед какими трудностями.

За то короткое лето 1966-го бойцы  ССО построили девять 8-квартирных и три 2-квартирных дома, общежитие на 58 мест, два километра линии электропередачи, два моста, три километра временной дороги, 600 метров «лежневки», 13 нулевых циклов для следующих многоквартирных домов.

11 сентября Николай Мержа получил из рук командира ССО «Нефтяник» Евгения Медведева символический ключ от первых жилых домов Стрежевого.

Накануне Стрежевой посетил высокий гость – министр нефтедобывающей промышленности СССР Валентин Шашин. В сопровождении первого секретаря Томского обкома Егора Лигачева, начальника «Главтюменнефтегаза» Виктора Муревленко и руководителя «Главтюменнефтегазстроя» Алексея Барсукова, он побывал на объектах нефтепромысла, заехал и к бойцам стройотряда. Остался доволен увиденным на стройплощадке будущего города. В оценках работы нефтепромыслового управления был сух. Не отказался дать интервью томским журналистам и, отвечая на вопрос о том, какова, на его взгляд, главная задача томских нефтяников, неожиданно для многих сказал: «Проблема номер один для томских нефтяников – это объекты быта. Меня не огорчит, если вы освоите на одну скважину меньше. Это не беда. Но будет очень плохо, если вы не построите клуб, больницу, столовую, пекарню… Нужно создать хорошие условия для жизни людей, а они потом дадут столько нефти, сколько надо. Болейте за каждого человека! Только постоянные, сложившиеся коллективы способны победить Север!»

Устами министра да мед бы пить! Действительность, как всегда, была горше. И насчет скважины – как в воду глядел, в самый разгар навигации вышла из строя одна из четырех работающих скважин, 28-я, годовой план добычи нефти (50 тысяч тонн), не говоря уже о продекларированных сверхплановых тысячах тонн, оказался под угрозой срыва. Еще и речники подводили, несвоевременно подавая нефтеналивные баржи…  «Вышестоящие организации» смирились с данным фактом и план на год управлению скорректировали – до 45 тысяч тонн. Когда 19 октября завершилась навигация, «Томскнефть» подбила окончательные цифры по добыче нефти за первый год своего существования.  Получилась 48 951 тонна. До 50 тысяч не хватило совсем чуть-чуть, но, с учетом корректировки, вышло, что даже почти 4 тысячи тонн сверх плана. Трудовая победа.

Весной 1967 года Мержа на одном из важных совещаний в Томске делал обширный доклад об итогах работы нефтепромыслового управления в 1966 году и задачах на ближайшее будущее. Замечательный документ того времени, слепок истории, и при этом – своеобразный характерный портрет первого руководителя «Томскнефти». 

Николай Мержа назвал основные, «жизненно-важные», объекты, которые удалось сдать в эксплуатацию до нового, 67-го года. Это 4 скважины с выкидными линиями, нефтесборный коллектор и сборный пункт на промысле, 5 385 кв. м жилья, отопительную котельную, столовую, баню, магазин, временные базы ОРСа и РСМ. Начато бурение первых эксплуатационных скважин.

На этом позитив закончился.

«Если исходить из задач пятилетки, то итоги работы, проделанной в 1966 году, нельзя назвать удовлетворительными», - заявил Мержа. И далее на 30 страницах – о проблемах и путях их решения.

Досталось всем. Речному пароходству, по вине которых нефтепромысловики потеряли «139,6  скважино-суток  и добрый десяток тысяч тонн нефти»: «Речникам нужно понять одно, если они хотят внести достойный вклад в дело быстрейшего развития нефтедобычи в Томской области и вообще в Западной Сибири, они должны не просто обеспечить вывоз определенного количества нефти, а вывезти его ритмично. При ведении пробной эксплуатации немыслимо, без ущерба качеству, останавливать любую из работающих на исследуемый пласт скважину. После остановки скважины начатый комплекс исследований нужно начинать сначала».  Далее вычеркнуто: «Короче говоря, речникам пора понять, что с нефтью шутить нельзя… и для представления того вреда, который они нам приносят, им надо начинать читать хотя бы популярную литературу о нефти и процессах исследования скважин. Мы ведь изучаем устав речного пароходства».

Нефтеразведчикам: «После испытания разведчиками скважина задавливается некачественным глинистым раствором, не обработанным ПАВ (поверхностно-активными веществами), что обнаружено нами при освоении скважин… Проницаемость высокопроизводительного пласта БVIII Советско-Соснинского месторождения, по сравнению с периодом его испытания экспедицией, снизилась в 2-3 раза. Это подтверждается также тем, что ни на одной из разведочных скважин…, мы не получаем тех дебитов, которые были получены при их испытании разведчиками…»

Проектировщикам: «Положение с проектно-сметной документацией по жилпоселку было и остается напряженным. Прежде всего это относится ко всем подземным коммуникациям, на которые мы до сего времени не имеем рабочих чертежей. Это привело к прокладке временной теплотрассы по земле, значительная часть затрат на сооружение которой впоследствии окажется бросовой. Отсутствие чертежей способствовало тому, что у нас нет водопровода и воду для питья мы развозим автоцистернами…»

Но больше всего досталось строителям. Особенно одному из генподрядчиков -  СУ-15 треста «Мегионгазстрой». Николай Мержа (видимо, накипело) напрямую обращается к руководителю треста Пикману: «Григорий Ильич! Кому это нужно, когда вы по каждому поводу и без повода заявляете: «Мы прекратим работы!», «Мы снимаем людей!», «Мы уйдем с этой площадки!» Кого вы хотите испугать этими с позволения сказать «лозунгами»?. Впрочем, в тексте эта фраза вычеркнута, поверх нее рукой Мержи вписано: «Мы считаем, что вы не правы, заявляя везде (вычеркнуто) нам о прекращении работы, о снятии людей и об уходе вообще из Стрежевого. Вы ведь не на Мержу работаете!» (последняя фраза вычеркнута).  «Мы этого не боимся и считаем, что если вы уйдете из Стрежевого, придут другие для выполнения одной общей задачи: поставить на службу коммунизму наше уникальнейшее месторождение и в кратчайший срок!»

Чувствовалось, немало нервов было истрачено Николаем Филипповичем в спорах и боданиях со строительным начальством. А ведь от них зависело, какой задел будет сделан на следующий, 67-й, год. Но более-менее полноценные строительные организации были созданы в Стрежевом поздно. Лишь в декабре организовано СУ-15 треста «Мегионгазстрой», в январе 1967 – СМУ-2 треста «Тюменнефтепромстрой», в апреле 1967 появилось подразделение дорожных строителей – участок ДРСУ-3.   

Мержа сетовал: «1967 год для подрядных строительных организаций должен был стать переходным от случайного, стихийного материально-технического обеспечения к нормальному, планомерному. К сожалению, этого не произошло… Неповоротливость и безынициативность руководства строительных организаций, непродуманность в вопросах материально-технического обеспечения производства и подбора кадров квалифицированных рабочих-специалистов… привели почти к полному провалу всей программы послеосадочного ремонта и завершения строительства объектов…»

Егор Лигачев, конечно, знал об этих и других проблемах нефтепромыслового управления. В 1966 году он провел в Стрежевом в общей сложности несколько недель, на месте разруливая самые запутанные вопросы, которые мог решить только руководитель его ранга. В Центре документации новейшей истории Томской области хранятся лигачевские записные книжки тех лет, по которым в какой-то мере можно проследить, как первый секретарь обкома  погружался в нефтяную и стрежевскую тематику.

Некоторые пометки Лигачева в записной книжке 1967 года. Вот он записывает: «Помимо того, в 1967 г. – на производственную базу строительных организаций: СУ-15 – 1,8 млн., СМУ – 0,25. Итого – 2, 050 млн». Имеются в виду, видимо, объемы капвложений на год.  Другая запись: «Строительство деревянных и кирпичных, ж/бетон. зданий. Первый м/район – деревянные, второй м/район – 60% кирпичные и 40% деревянные. Обшивка вагончиков, утепление деревянных домов». И тут же: «Строительство панельных домов (дать в Стрежевой)». Понятно, о чем речь. Лигачев обозначил курс на постепенную замену деревянного домостроения на кирпичное, не исключил возможность строительства в Стрежевом панельных домов. Рядом – очень важная запись: «Если нужно пойти на удорожание – идти решительно. (Если нужно – постановление правительства)».

Записи на других страницах и на другие темы: «Скорость бурения в Стрежевом низкая», «В Стрежевом нет технических новшеств в нефтедобыче (в отличие от Тюмени)», «Использование попутных газов (сейчас сжигать – позор!)». 

Эти пометки потом превратятся в управленческие решения, задачи для нефтепромысловиков, нефтеразведчиков, строителей, ученых, партийных и советских органов.

Постепенно тюменские строительные предприятия, для которых Стрежевой был необязательным обременением, станут томскими – это одна из главных стратегических линий, которой придерживался Лигачев. Продавливать свои решения он умел жестко, почти всегда добиваясь нужного результата. Основным «оружием» служили партбилеты руководителей. Они не давали возможности никому из тюменцев уйти от ответственности за работу на томской земле.

Как вспоминает Василий Клименко, один из ветеранов строительства на томском севере, в 1967 году возглавлявший СМУ-2,: «Северяне оказывались в двойном подчинении: «по производственной линии» нами командовали тюменцы, мы с нефтяниками оставались в структуре главка, и в то же время входили в областную партийную организацию, а следовательно подчинялись томскому обкому. И поскольку эти две линии не всегда совпадали, случались нестыковки, разногласия, особенно в отношении планов и способов решения задач…».

«Партийная линия» Лигачева, как правило, перевешивала «производственную». Практически все структурные подразделения тюменских, новосибирских главков и трестов вскоре станут самостоятельными томскими и стрежевскими предприятиями. В 1967 году на базе томского отделения «Новосибгражданпроекта» создан самостоятельный проектный институт «Томскгражданпроект». В 1968 году на базе СУ-15 будет создан трест «Томскгазстрой».

В июле 1968 году закроется новосибирская страница томской геологии.  Приказом Министерства геологии СССР образовано Томское территориальное геологическое управление, в состав которого вошли все предприятия Новосибирского геологоуправления, расположенные на томской территории. Лигачев предложит возглавить Томское геологоуправление  Николаю Рожку, с которым у  Егора Кузьмича сложились хорошие деловые отношения. Но Рожок отклонит это лестное предложение.
 
Все это будет чуть позже. Когда локомотив под названием «Томская область» уже наберет обороты и заставит себя ценить и уважать.

О том, каких усилий это стоило Лигачеву, говорит хотя бы такой эпизод. В октябре 1966 года, когда область только-только отпраздновала добычу первых 49 тысяч тонн томской нефти, из «Главтюменнефтегаза» в Томский обком пришло письмо, сообщавшее, что Министерством нефтедобывающей промышленности СССР на ближайшую пятилетку запланированы следующие объемы добычи нефти в Томской области: 1967 – 220 тыс. тонн, 1968 – 220 тыс. тонн, 1969 – 220 тыс. тонн, 1970 – 360 тыс. тонн. Итого за пять лет – чуть более одного миллиона. Такой вот привет от Валентина Шашина, еще недавно убеждавшего томских журналистов: «Не могу сейчас точно сказать, сколько нефти томичи добудут, допустим, в последнем году пятилетки, но с твердой уверенностью говорю, что это не 300 тысяч тонн и даже не миллион тонн, а гораздо больше».

В ноябре Госплан РСФСР подтвердил эти цифры, сообщив, что «в предварительных расчетах на 1970 год по Советско-Соснинскому месторождению предусматривалась добыча нефти в размере 2500 тыс. тонн. Уменьшение наметок по добыче нефти произведено из-за ограниченности капиталовложений, выделяемых на развитие нефтедобывающей промышленности». Правда, в этом же письме Госплан великодушно отмечал, что им предложено «установить добычу нефти на 1970 год – 1200 тыс. тонн».

Это была катастрофа для Томской области, для громадья планов Лигачева по ускоренному развитию нефтегазового потенциала региона. Что такое планка в 220 тысяч тонн добычи нефти в течение трех лет. Это мизерные капвложения в нефтеразведку и нефтедобычу, это фактически – заморозка строительства Стрежевого, это отказ от строительства нефтепровода от стрежевского нефтепромысла в Нижневартовск…

На тексте письма из Госплана в обком чьей-то рукой был выведен жирный вопросительный знак. Возможно, рукой Егора Кузьмича.

Но, как говорится, не на того напали. В Министерство нефтедобывающей промышленности СССР первый секретарь обкома, недавно избранный депутатом Верховного Совета СССР, направляет гневное послание: «Согласно постановлению Правительства… Министерству поручалось предусмотреть в пятилетнем плане необходимые задания по развитию нефтедобывающей промышленности в Томской области. Нам стало известно, что на 1967 год выделяется один миллион двести тысяч рублей – меньше, чем в текущем году. Строительные материалы не завезены, навигация завершается. Нефтепромысел обречен на консервацию, люди уезжают. Обком партии настаивает на выполнении постановления Совмина, просит выделить в 1967 г. шесть-семь миллионов рублей. Партийная организация сделает все, чтобы освоить капиталовложения, добыть 300 тысяч тонн нефти, построить жилье и культурно-бытовые объекты»…

Лигачев умел добиваться своего. В феврале 1968 года он с удовлетворение скажет в отчетном докладе на очередной партийной конференции: «…Ускоренными темпами ведутся проектирование, обустройство промысла и г. Стрежевого. Здесь фактически за полтора года вложено свыше 16 млн. руб., построено более 18 тыс. кв. м. общей площади в жилых домах, культурно-бытовые и производственные объекты».

«Однако, - добавит он. – все то, что сделано – это лишь начало большой работы, которую предстоит выполнить областной партийной организации по освоению природных богатств области».

Кадры решают

В октябре 1966 года нефтепромысловое управление «Томскнефть» возглавил нефтяник из Татарстана Александр Серов. Почему не Николай Мержа? Девять месяцев, весь самый сложный организационный этап работы управления Мержа прослужил с приставкой «и.о.» начальника. Коллектив НПУ справился с поставленными перед ним задачами: разработана структура управления, все подразделения были укомплектованы квалифицированными кадрами, организована поставка материалов, оборудования и техники для запуска нефтепромысла, начата пробная эксплуатация Советского месторождения, добыты первые без малого пять десятков тысяч тонн нефти, заложены первые объекты будущего города томских нефтяников. Все это вынес на своих могучих, но отнюдь не каменных плечах Николай Филиппович Мержа.

Но не очень жаловало его в тот момент руководство «Главтюменнефтегаза». И Лигачев не настаивал на его назначении, соблюдая, видимо, некоторые договоренности с Муравленко, касающиеся расстановки кадров.

О том, как непросто было Мерже между двух жерновов – с одной стороны главк, с другой – обком, свидетельствует случай, описанный томским журналистом Владимиром Федоровым.

Как-то Муравленко потребовал перебросить из Стрежевого в Нижневартовск вездеходную технику. Дней на десять. А Лигачев воспротивился: «Ты недостаточно принципиально поставил вопрос, товарищ Мержа. Докажи, что отправлять технику в такой ответственный момент нецелесообразно…». Не выдержал Мержа, в тот же день отправил в главк заявление с просьбой уволить его по собственному желанию: «Я не манекен, не козел отпущения, чтобы оставаться меж двух огней…». Вызвал Муравленко его к себе и при нем порвал заявление: «Дал слабинку, Николай Филиппович? С кем не бывает… А теперь забудем, что между нами было. Работай дальше. Ты нужен отрасли…»

Нужен-то нужен, но четыре года Мержа не получал назначения на дело, которое стало для него главным в жизни.

Александр Александрович Серов, по отзывам коллег, человеком был неплохим. В начальники НПУ «Томскнефть» шагнул с должности руководителя нефтепромысла на Бавлинском месторождении в Татарстане. Василий Петрович Патер, осенью 1966 года назначенный главным геологом «Томскнефти» и живший в одном вагончике с Серовым, в своих воспоминаниях так отзывается о нем: «Серов – чудесный человек, простой в обращении… Но должность начальника НПУ в таких тяжелейших условиях, видимо, оказалась для него слишком тяжелой, что он и сам со временем понял. Тем не менее он добросовестно старался решать задачи, беспокоился, ходил в общежитие, смотрел, как живут рабочие. Утрясал проблемы с выпечкой хлеба: в поселке Стрежевой была пекарня, но она не была рассчитана на такую нагрузку и плохо справлялась, хотя работала чуть ли не круглые сутки. И вот Серов установил следующий порядок работы пекарни: если хлеба в поселке и общежитиях хватало, то увеличивали выпечку белого, если не хватало – пекли больше черного, главное, чтобы хлеба было в достатке».   

Владимир Мангазеев вспоминает: «Серов был грамотный инженер, приятный в общении… Приехал, осмотрелся – кругом сплошные проблемы: ни котельной, ни водозабора, ни собственной электроэнергии, приходилось заниматься всем сразу, а надвигалась зима, - словом, он осмотрелся уехал». 

После некоторой паузы, в течение которой Николай Мержа вновь походил с приставкой «и.о.», главк назначил нового руководителя НПУ, на этот раз не чужака, а выходца из своей системы. Начальником НПУ в 1967-м стал Борис Михайлович Шушунин, работавший заместителем главного инженера «Главтюменнефтегаза», тот самый, который открывал задвижку на стрежевском нефтепромысле в июне 66-го, при запуске месторождения в пробную эксплуатацию.

Об этом человеке также осталось крайне мало сведений, был он не очень ярок и заметен. Даже фамилию его в разных источников коверкали – то Шишунин, то Шашунин. Пожалуй, самую развернутую характеристику можно найти в книге «Золотые годы» известного советского журналиста, известинца Станислава Вторушина, во второй половине 60-х годов работавшего собкором газеты «Красное знамя» на севере Томской области.

«Начальником нефтегазодобывающего управления оказался плотный человек лет пятидесяти с полным лицом и начинающими седеть волосами. Он поднял на меня глаза, протянул для приветствия руку и сказал:

- Шушунин Борис Михайлович. Чем могу служить?

Я внимательно посмотрел на него, потому что впервые видел человека, добывающего нефть. Геологи её ищут, а нефтяники извлекают из-под земли. Шушунин был в пиджаке и шерстяной трикотажной рубашке. Его глаза казались немного усталыми, но лицо было добродушным. Я почему-то представлял покорителей Севера немного другими. В моем воображении они рисовались молодыми, рослыми, как гренадеры, и очень энергичными. А у Бориса Михайловича был совсем домашний вид…».

Журналист, задав несколько вопросов о положении дел у нефтяников, поинтересовался:

«- Борис Михайлович, а что потянуло вас сюда? Ведь не деньги же?
- Какие там деньги, - Шушунин подвинул к себе пепельницу, загасил папиросу. Посмотрел на меня блеснувшими глазами: - Большое дело, вот что потянуло… Вы, газетчики, во всем ищете романтику. Я её не признаю. Мне надо не палатки здесь поставить, а создать людям нормальные условия для работы и жизни, организовать крупнейший нефтепромысел, построить город. Кому и когда такое выпадет в жизни?»

Но, увы, и Борису Шушунину не довелось оставить весомый след в большом деле.  Судьбой эта честь уже была, видимо, предуготовлена Мерже.

Лигачев прекрасно разбирался в людях, И редко ошибался, выделяя из когорты самых разных партийных, хозяйственных руководителей, комсомольских активистов тех, потянет на себе это самое Большое дело. Таких он быстро продвигал на самостоятельные участки работы, не взирая зачастую ни на возраст, ни на недостатки характера. Одно почти обязательное условие ставилось перед кандидатами на ответственную должность – он непременно должен был поработать в партийном аппарате. Чтобы стать человеком Системы, нужно было знать законы и правила этой Системы изнутри. В те годы именно партаппарат был средоточием Системы, его идеологическим и организационным двигателем.

Забирая осенью 1968 года Николая Мержу в аппарат обкома КПСС на должность заведующего отделом нефтяной, газовой промышленности и геологии, Лигачев этим шагом решал сразу несколько задач. Предоставлял шанс Шушунину проявить себя на посту начальника НПУ без подпорки в лице Мержи (который тащил на себе основной объем работы по организации производственной деятельности управления). Уводил Мержу на время из системы «Главтюменнефтегаза», давая ему возможность взглянуть на ситуацию в нефтегазовой отрасли с другого горизонта, более широко, а главное – с позиций интересов Томской области. И, конечно, приобщал к Системе, вводил в послужной список Мержи ту необходимую строку, которая расчищала его путь к самым высоким должностям. Без этой строки карьеру в то время было сделать крайне сложно.

Без всякого сомнения, Егор Кузьмич изначально планировал в скором времени вернуть Мержу в «Томскнефть», но уже полноценным руководителем. Вопрос заключался лишь в том, когда это должно произойти: через год, полтора, два?...

Оказалось, уже через девять месяцев.

В записных книжках Лигачева 1969 года есть такие записи: «Между тем, т.Шишунин (именно так, через «И» Егором Кузьмичом записана фамилия начальника НПУ. Характерная деталь!) и вся его служба не были непосредственно заняты сооружением нефтепровода. Вместе с тем не смогли нарастить мощности промысла, обеспечить необходимый фонд действующих скважин».  Через несколько страниц: «НПУ и лично т. Шишунин не являются подлинными хозяевами города». В наброске плана выступления на партийно-хозяйственном активе в Стрежевом, состоявшемся в июне 1969 года, Лигачев записывает: «НПУ в ряде случаев не выступает как координатор и организатор строительства промысла и г. Стрежевого… У нас складывается впечатление, что в НПУ некоторые руководящие работники служат, а не руководствуются полученным ими доверием».

В окончательном тексте появится еще более суровая оценка работы руководства НПУ «Томскнефть»: «Многие диспропорции возникли в результате того, что не все руководители подразделений являются хорошими руководителями. Они, по существу, служат, а не руководят. Вот два противоречия: контора бурения – энергичное, инициативное, смелое в решении всех вопросов руководство; НПУ «Томскнефть» - вялость, боязнь взять на себя обязательства выше плана…»

Было ясно: вопрос с «укреплением руководства «Томскнефти» - дело практически решенное. Видимо, оставалась малость – убедить Виктора Муравленко в необходимости замены действующего начальника и добиться согласия на назначение Мержи.

Последней каплей, как утверждают очевидцы тех событий, стали жалобы Бориса Шушунина на низкие заработки и премии. Лигачев ему ответил: «Посмотри на Мержу, ни разу не поднял вопрос о зарплате, хотя получать стал в два раза меньше…». А после сказал Николаю Филипповичу: «Жаль, что мало поработал в областном комитете, но мы решили, что твое место здесь, в Стрежевом…».

В августе 1969 года Мержа вернулся в нефтепромысловое управление «Томскнефть» уже в качестве начальника.

Миллионный отсчет

В 60-е годы «Томскнефть» и Стрежевой – словно разжимающаяся пружина. Это видно по динамике основных показателей развития предприятия и рабочего поселка. Добыча нефти: первые 100 тысяч тонн нефти добыты 25 июля 1967 года, уже через два месяца, 28 сентября, этот объем был удвоен – 200 тысяч тонн. 31 июля 1968 года достигнута планка в 500 тысяч тонн, а уже через год, 21 июля 1969 года (уточнить, по некоторым данным 22 мая) – добыт первый томский миллион.

На 1 января 1967 года фактическая численность работников в НПУ «Томскнефть» составила 378 человек, из них инженерно-технических работников – 64, рабочих – 293, служащих – 18, и младший обслуживающий персонал – 3. В 1968 году общая численность работающих в управлении увеличилась вдвое – до 661 человека, а в 1970-м уже превысила 2000 человек.

Население Стрежевого также росло стремительными темпами. На 1 января 1968 года его численность достигла 4 800 человек, в 1969 году – около 7 000, а в 1970 – составила 8 441 человек.

Эта быстрота роста впечатляла, но и снежным комом накапливала массу проблем, количество которых тоже увеличивалось в геометрической прогрессии.

Строители не успевали обеспечивать возрастающее число стрежевчан жильем, нещадно отставали с обустройством инженерной инфраструктуры, возведением объектов соцкультбыта. В феврале 1968 года бюро Томского обкома КПСС констатировало: «Строительство города Стрежевого осуществляется с серьезными отступлениями от принятых градостроительных норм и правил… Жилой фонд лишен элементарных коммунальных услуг, имеет большое количество недоделок. Обеспеченность жилой площадью составляет всего около 3,0 м на человека… Школы, поликлиника, клуб, ряд объектов бытового назначения размещены в неприспособленных зданиях, плохо оборудованы и не удовлетворяют запросов населения…»

Но с другой стороны – строительные организации нацеливались прежде всего на строительство производственных объектов, поскольку тот же обком постоянно требовал увеличения нефтедобычи, десятков, а потом и сотен тысяч сверхплановых тонн черного золота. А достигнуть этих напряженных показателей можно было только за счет введения новых эксплуатационных и разведочных скважин, трубопроводов, резервуаров для сбора нефти и газа, энергетических мощностей и линий электропередачи, дорог, дорог, производственных баз и т.д. Руководитель треста «Томскгазстрой» Геннадий Муравьев оправдывался на одном из совещаний: «На сегодняшний день мы имеем отставание (в строительстве объектов Стрежевого). Это определяется, что внимание наше было направлено в первом квартале на строительство насосно-перекачивающей станции».   
 
С одной стороны Егор Лигачев со всех трибун и в частном порядке призывал руководителей «Томскнефти», геологоразведочных экспедиций, подрядных организаций всячески заботиться о создании благоприятных условиях жизни северян. Главный инженер НПУ  Николай Захарченко вспоминает сказанные ему однажды Лигачевым слова: «Николай Петрович, имейте в виду, нефть с вас «выдавит» главк, а я буду требовать, прежде всего, выполнения социальной программы, чтобы людям на Севере жилось и работалось легче». В другой раз первый секретарь обкома вдруг спросил главного инженера: каковы надои в стрежевском подсобном хозяйстве? «Я замялся, - рассказывает Захарченко, - а он говорит: «Давайте так, чтобы этого не повторилось, вы отвечаете не только за производство, но и за развитие территории».

Нефтяники признают, такая позиция главы региона во многом была оправданной и благодаря этому «социальному» давлению обкома партии ситуация в Стрежевом, при всех недостатках, была все же лучше, чем в базовых поселках тюменских нефтедобывающих предприятий. Тот же Николай Петрович Захарченко, который в последующем станет первым руководителем «Сургутнефтегаза» и главным инженером «Главтюменнефтегаза», отмечал, что «первый в нефтяном Приобье кирпичный жилой дом появился в Стрежевом, первую кирпичную школу построили стрежевчане – в других нефтяных городах Севера школы были в деревянном исполнении». Да что там, первая ливневая канализация появилась опять же в Стрежевом. «Мы тогда толком и не знали, что это за штука, пришлось поднимать специальную литературу, изучать вопрос о «ливневке», прежде чем взяться за дело», - вспоминает бывший главный инженер «Томскнефти».

А с другой стороны, вспомним упрек Лигачева в адрес Шушунина и других руководителей НПУ «Томскнефть» насчет «боязни взять на себя обязательства выше плана»… В записной книжке 1969 года Егор Кузьмич помечает: «Обком считает, что нужно укрепить отдельные руководящие звенья НПУ». И рядом три фамилии: «т.Патер, т.Лего, т.Шишунин», подчеркнутые жирной чертой, в знаменателе которой еще одна фамилия «т. Муравленко».

Смысл записи ясен. Эвфемизмом «укрепление кадров» в те времена обозначались планы смещения руководящих товарищей со своих постов. Лигачев пометил для себя необходимость решить этот вопрос с руководителем «Главтюменнефтегаза». И если с Шушуниным и Лего (Сергей Сергеевич Лего, первый руководитель отдела капитального строительства НПУ «Томскнефть») было более-менее понятно – первый за общие недостатки, второй – за срыв строительной программы, то фамилия главного геолога Василия Петровича Патера в этом ряду казалось нелогичной и случайной. Но, оказывается, были основания для недовольства первого секретаря обкома в отношении руководителя геологической службы НПУ.

Дело в том, что когда в 1968 году завершались подсчет запасов и разработка технологической схемы по Советскому месторождению, Томский обком (читай: Лигачев) настаивал на обозначении более высоких темпов эксплуатации месторождения, чем те, что указывал в расчетах Василий Патер. Обком, ссылаясь на мнения ученых и специалистов, настаивал на внедрении так называемой блоковой системы заводнения по пласту Б8 месторождения, которая позволяла резко увеличить нефтеотдачу.

«Василий Петрович, уже умудренный опытом, считал, что для Советского месторождения эта система разработки не годится, - вспоминает Владимир Мангазеев, - И приложил немало усилий для того, чтобы Центральная комиссия по разработке месторождений Миннефтепрома СССР утвердила для пласта Б8 комбинированную систему заводнения, сетку 700х700 метров, а по пласту А1 – блоковую, трехрядную систему выстеснения. И вот по прошествии сорока лет можно сделать вывод, что благодаря предвидению и настойчивости Василия Петровича Патера пласт Б8 разрабатывался с высочайшей эффективностью».

Сам Патер, в свою очередь, в своих воспоминаниях сказал об этой ситуации так: «Беда в том, что в отрасли росли планы, ужесточались требования, выполнить которые можно было только путем интенсификации, не всегда технологически оправданной, и преобладающим становился подход: меньше затрат – больше нефти. Это приводило к нарушению технологии разработки и росту обводнения пластов, преждевременному «старению» месторождений. Давление со стороны партийных органов было большим, напряжение росло. Во многих нефтяных регионах, где пытались противостоять этому давлению, руководители поплатились должностями, а то и здоровьем».

Патер настоял на своем варианте разработки Советского месторождения, но главным геологом «Томскнефти» долго не проработал. В 1971 году он был переведен на работу в главк.

На 1970 год НПУ «Томскнефть» взяло на себя социалистическое обязательство добыть сверх плана один миллион тонн нефти… Иначе нельзя – год особенный, 100 лет со дня рождения Ленина!

Необходимость трудовых подарков в канун всевозможных советских и партийных юбилеев – тоже была данностью той эпохи. Все мало-мальски значимые объекты старались ввести перед какой-нибудь очередной «красной датой» календаря. Но не той, что следовала за расчетным временем пуска, а на несколько недель, месяцев, а то и лет раньше. Как это делалось, ветераны знают.

Журналист Станислав Вторушин вспоминает в своей книге вспоминает такой эпизод. В начале января 1969 года он побывал вместе с начальником «Томскгазстроя» Геннадием Федоровичем Муравьевым на площадке строящегося центрального товарного парка. Стояли лютые морозы. 

«Огромная площадка походила на поле битвы. Всюду горели костры, которыми рабочие оттаивали землю, - пишет Вторушин. -  Самосвалы подвозили песок и гравий, бульдозер разравнивал их, делая площадку под основание резервуаров. Сами резервуары, свернутые в огромные рулоны, лежали тут же. Их было четыре, емкость каждого составляла пять тысяч кубометров. Недалеко от основания под первый резервуар стояло выложенное из кирпича здание. Кивнув на него, Муравьев сказал:

- Насосная станция. Сердце всего товарного парка, - и, помолчав немного, добавил: - Первая в моей жизни.

Мы подошли к ней, но кроме стен там ничего не было. Как я потом узнал, на центральный товарный парк не было даже документации. Его проектировали в Москве и документация поступала по частям на те объекты, которые уже начинали возводиться. За ней постоянно летал в столицу начальник технического отдела треста Анатолий Чернов. Листы синьки, еще вчера вышедшие из-под копировального станка, люди раскладывали на коленях на обжигающем морозе и сверяли по ним очертания будущих объектов...»

Когда журналист приехал на площадку в следующий раз, Муравьев захватил с собой спальный мешок, и постелил его в вагончике, в котором располагалась контора строительного участка, показывая тем самым всему коллективу, что не уйдет отсюда, пока не будет закончена стройка.

«Он безвылазно прожил там две недели, - пишет Вторушин. -  Товарный парк сдали 22 апреля. Это было большим событием для всей области. Прежде всего потому, что на Советском месторождении начиналась круглогодичная добыча нефти»…

Таковы были реалии эпохи.

С какой бы стороны не смотреть, на самом деле все еще только начиналось.