Нефть и судьба. История томской нефти. Глава 3

Глава третья. Расширение пространства

Счет на миллионы

Нефтепровод Александровское – Нижневартовск был сдан в апреле 1969 года, ко дню рождения Ленина, на год раньше плановых сроков. Объективности ради, называться магистраль должна бы Стрежевой-Нижневартовск, поскольку начиналась она от центрального товарного парка, расположенного на правом берегу Оби неподалеку от поселка нефтяников, до райцентра от этой точки не менее пятидесяти верст с гаком. Но по политическим соображениям административный район, где велась добыча томской нефти, должен был звучать, он и звучал!

Журналисты, постоянно освещавшие ход строительства нефтепровода, не стеснялись высокого штиля. Станислав Вторушин вспоминал зиму 1969-го с восторженным ужасом – ему никогда в жизни не доводилось переживать такую. Из всех материалов, написанных в то время в газету, он особенно запомнил один, который назывался «На Трассе – минус 48».

Позже журналист так описывал свои ощущения:  «Я смотрел на небо и думал, что там, в черном космосе, еще холоднее, чем здесь, на Земле, но стремление человека к познанию и утверждению самого себя неостановимо. Строительство нефтепровода Александровское - Нижневартовск мне казалось таким же подвигом, как освоение космоса. Мы, русские, первыми проложили дорогу к звездам, теперь прокладываем ничуть не менее трудные земные трассы…»

Настоящим подвигом назвал строительство нефтепровода и первый секретарь Томского обкома Егор Лигачев. Он прекрасно понимал не только производственно-экономическое значение этого события, но и весь его политический масштаб.

В архиве сохранился черновик его телеграммы председателю Госплана СССР Николаю Байбакову от 23 апреля 1969 года. «Рады сообщить Вам, что нефтепровод Александровское-Нижневартовск вступил в эксплуатацию. Тем самым положено начало круглогодовой эксплуатации Советского месторождения. Томские нефтяники имеют полную возможность перевыполнить принятые обязательства и дать Родине более полутора миллионов тонн нефти». Далее рукой Лигачева в машинописный текст добавлено: «В 1970 году – четыре-пять миллионов тонн нефти». И еще важная добавка: «Выражаем Вам, Николай Константинович, искреннюю благодарность за оказанную помощь в строительстве нефтепровода. Надеемся, что в ближайшее время в области начнется строительство новых более мощных…», слово «трубопроводов» зачеркнуто, вместо него вписано: «нефтегазопроводов», «с уважением, секретарь Томского обкомпарта Лигачев».

С пуском нефтепровода, связавшего томскую нефть с транспортными артериями тюменских месторождения, завершился первый, начальный, этап истории «Томскнефти». После ввода магистрали в эксплуатацию нефтепромысловое управление получило возможность  каждые десять суток добывать столько же нефти, сколько за весь 1966 год.

По итогам 1969 года, уже при Николае Мерже в качестве начальника НПУ, томские нефтяники добудут 1 475 тысяч тонн черного золота, при плане 1 200 тысяч. 23 процента сверх плана. Счет пошел на миллионы, это уже совсем иная «весовая категория» и региона, и добывающего нефть предприятия. 

Еще одним важным политическим событием, знаменовавшим новую точку отсчета томской нефтяной эпопеи, стало постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 11 декабря 1969 года «О мерах по ускоренному развитию нефтедобывающей промышленности в Западной Сибири». Лигачев приложил немало аппаратных усилий, чтобы вбить в него томские строчки. Судя по тексту документа, это ему удалось лишь частично. Если читать постановление, поначалу складывается впечатление, что оно посвящено исключительно Тюменской области: «Центральный комитет КПСС и Совет министров СССР отмечают, что благодаря огромным творческим усилиям и самоотверженному труду геологов, нефтяников и строителей, а также большой организаторской и политической работе, проводимой партийными, советскими, хозяйственными и профсоюзными организациями Тюменской области и комсомольскими организациями страны, нефтедобывающая промышленность на территории Западной Сибири развивается высокими темпами». Тюмень мелькает в тексте раз десять, а название Томской области появляется в документе лишь в самом конце, в пункте 18, которым Совету министров РСФСР поручалось «рассмотреть и решить вопросы развития сельского хозяйства в Тюменской и Томской областях, имея в виду создать условия для наиболее полного обеспечения населения развивающихся нефтедобывающих районов Западной Сибири продовольственными товарами за счет производства их на месте».

И все же Егор Кузьмич мог быть вполне удовлетворенным этим постановлением, поскольку, как ни крути, нефтедобывающий комплекс Западной Сибири априори состоял не только из Тюменской области, и масштабные задачи по созданию новой мощной нефтедобывающей базы страны, призванной обеспечить к 1975 году объемы добычи 100-120 млн. тонн и к 1980 году – 230-260 млн. тонн, никак не могли обойти скромный, но, тем не менее, приличный вклад томичей в общую западносибирскую нефтяную копилку. Не случайно он, цитируя тот же фрагмент из партийно-правительственного постановления о «творческих усилиях и самоотверженном труде», смело добавлял к Тюменской Томскую область. Имел право.

Этим документом за подписями Леонида Брежнева и Алексея Косыгина закреплялись (то есть получали фактически незыблемые права закона) планы на ближайшие годы, которые напрямую касались интересов Томской области и «Томскнефти». В частности, постановлением предписывалось обеспечить строительство и ввод в действие в 1 квартале 1972 года магистрального нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск, к 1975 году – ввод в действие железнодорожной линии Сургут-Нижневартовский-Стрежевое, в 1972 году – магистральной радиорелейной линии связи Тюмень-Стрежевое и многое другое. В постановлении подчеркивалась необходимость комплексного освоения нефтегазовых богатств Западной Сибири, что означало – миллиардные капвложения будут направляться и на решение социальных проблем: строительство жилья и объектов соцкультбыта, транспортной инфраструктуры, развитие сельского хозяйства и так далее.

Да, кусок нефтяного пирога Томской области получался поменьше тюменского. Но все равно он был гигантским, если сравнивать с тем, что томичи имели всего лишь каких-то три-четыре года назад.

Поэтому понятен энтузиазм, с которым Егор Кузьмич и обком принялись пропагандировать и продвигать постановление ЦК и Совмина. Неутомимый Станислав Вторушин оставил для нас штрихи портрета первого секретаря Томского обкома, относящегося к тому времени.

Вот его зарисовки с одного из совещаний в Стрежевом:

«Лигачев стремительно появился в коридоре, за ним быстрым шагом спешил эскорт, состоящий из секретарей райкома и председателя райисполкома. Он хорошо ориентировался в здании и, не останавливаясь, прошел в кабинет первого секретаря. Вскоре туда зашли приглашенные - заведующие отделами райкома, руководители некоторых предприятий и я. Лигачев сидел в кресле Матвеева, мы уселись вокруг длинного стола заседаний. Я впился глазами в первого секретаря обкома. Он был в темно-сером костюме и шерстяной трикотажной рубашке, его светлые волосы были зачесаны не то на бок, не то назад. Я понял, что он не придает особого внимания своей внешности. У него был вид очень занятого, озабоченного большими делами человека…».

А вот еще: «В Стрежевом Лигачев пробыл почти два дня. Он съездил на месторождение сначала к буровикам, потом к нефтяникам. Побывал на сборном пункте нефти, расположенном на берегу Оби. Походил вокруг резервуаров… Поговорил с людьми, работающими здесь.

Особенно тщательно он разбирался со строительством жилья. Первый микрорайон будущего города Стрежевого возводили деревянным. Теплотрассу к домам проложили, но ни водопровод, ни канализация не действовали, люди терпели жуткие неудобства. Лигачева это вывело из себя и со строителями он говорил очень жестко.

Перед тем, как возвратиться в Томск, он провел совещание, на которое кроме руководителей был приглашен весь актив Стрежевого. Красный уголок управления "Томскнефть" был забит до отказа. Лигачев поблагодарил людей за работу, назвав по имени многих передовиков. Потом сказал:

- Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР предусматривает комплексное решение проблемы ускоренного развития нефтедобывающей промышленности в Западной Сибири. Сюда входит не только обустройство нефтяных промыслов, внедрение новой техники и технологии нефтедобычи, но и строительство жилых домов, объектов коммунального и культурно-бытового назначения с обеспечением максимального благоустройства их. Именно эта сторона вопроса до сих пор не нашла в Стрежевом своего решения. Мы не допустим отставания в развитии систем жизнеобеспечения людей. Оттого, в какой квартире живет человек, во многом зависит его настроение, а, значит, и производственные успехи. Строительство жилья и объектов социально-бытового назначения должна взять под особый контроль районная партийная организация».

В мае 1970 года, встречаясь в Колпашево с геологами,   Егор Лигачев назвал постановление ЦК и Совета министров «программой хозяйственного развития области на 70-е годы». И добавил не без гордости: «Пожалуй, сейчас не нейти ни одного министерства, которое бы в соответствии с постановлением, не приняло решений о развитии своих предприятий и организаций в Томской области».
 
Гордиться было чем. Прошло всего лишь четыре года после его прихода в область, а ситуация и атмосфера в ней изменились кардинально. Социально-экономическому развитию региона придано мощное ускорение. Под «нефть» Томская область зашагала вперед если не семимильными, то километровыми шагами. За несколько лет капитальные вложения в нефтяную и смежные с ней отрасли региона составили 350 миллионов рублей – гигантская по тем временам сумма. В разы выросли объемы промышленного и гражданского строительства, в Томске на рубеже 60-х и 70-х годов была создана новая мощная база стройиндустрии – построено три новых крупных завода железобетонных изделий, начата реконструкция завода крупнопанельного домостроения, производственные мощности по выпуску силикатного и красного кирпича выросли за пять лет в два раза. Появились новый аэропорт в Богашево, коммунальный мост через Томь взамен понтонному, началось строительство Академгородка, новых корпусов и общежитий томских вузов, появился современный Дворец зрелищ и спорта, несколько новых гостиниц («Сибирь» и «Томск»), троллейбусные линии…

Ставка на нефть начала работать. Но Лигачеву этого было мало. Еще бы, в 1969-м, когда «Томскнефть» по итогам года вышла на добычу в почти 1,5 миллиона тонн, тюменские нефтяники достигли 20-миллионного рубежа… 

Добыча 4-5 миллионов тонн нефти – такую задачу первый секретарь Томского обкома ставил перед томскими нефтяниками и лично перед Николаем Мержой в юбилейный для страны 1970 год – год столетия Ленина. 

Канализация и механизация

Когда журналисты спросили Николая Филипповича, насколько сложной для НПУ «Томскнефть» является поставленная партией планка по нефтедобыче, он ответил лаконично: «Трудное задание, но реальное. Не подвели бы буровики и строители».

Он, поработав в аппарате обкома, стал почти политиком и прекрасно понимал правила игры. Понимал и то, что с запуском нефтепровода и переходом на круглогодичную добычу нефти, автоматической прибавки в три-четыре  миллиона тонн не произойдет. 

Еще в начале 1967 года, говоря о перспективах выполнения задачи по обеспечению после 1970 года бурного роста нефтедобычи (не менее 2 миллионов тонн прироста ежегодно), Мержа заявлял о важности  нескольких ключевых управленческих, экономических и хозяйственных действий, без которых планы превратятся в прожекты.

Мержа говорил о необходимости своевременной организации поддержки пластового давления, что потребует строительства установок по подготовке воды, закачке ее в пласт, строительства кустовых и дожимных насосных станций.

Мержа предупреждал: «В настоящее время у нас добывается безводная нефть, не требующая подготовки. Однако, к 1970 году, по расчетам добываемая нефть значительно обводнится. Для доведения ее до кондиции потребуется строительство установки подготовки нефти».

Мержа заявлял о том, что поставленные задачи не выполнить без решения проблем с электроснабжением промысла и говорил о необходимости ввода в ближайшие годы не менее двух дополнительных энергопоездов в Стрежевом, строительстве ЛЭП-110. По его расчетам, также предстояло построить не менее 80 километров автодорог, в том числе до Нижневартовска. А еще необходимо было форсировать проектирование и строительств аэродрома в Стрежевом с взлетно-посадочной полосой для приема самолетов типа АН-12.

И еще важная, по мнению Николая Мержи, задача: «До 1970 года в городе Стрежевом должно быть построено порядка 130 тыс. кв.м. жилой площади. Чрезвычайно важно при этом, чтобы соцкультбытовое строительство велось не только пропорционально, но даже несколько опережало строительство жилья… А строительство основных объектов промбаз и поселка должна опережать прокладка всех подземных коммуникаций, в первую очередь канализации с очистными сооружениями…»

Что такое три года? Миг! Но когда Мержа, в то время еще главный инженер НПУ,  произносил эти слова, три года казались вечностью. Мог ли он тогда знать, что все, о чем он говорил, ему же и предстоит воплощать в жизнь.

Эти три года, действительно, пролетели как три мгновения, а из того, о чем говорил Николай Филиппович, к 1970 году выполнена была едва ли пятая часть.

Добыча нефти по-прежнему опережала закачку воды в пласты. Ситуация с электроэнергией аховая. Ее катастрофически не хватало. Перекачку нефти осуществляли дизельные агрегаты, но они превращались в груду бесполезного металла буквально через несколько дней работы. Менее чем за год работы нефтеперекачивающей станции  на ней поменяли двадцать дизелей! 

О ситуации с соцкультбытом и коммуналкой Стрежевого – отдельная песня. Из которой слов, увы, не выкинешь. Для истории, пожалуй, стоит привезти несколько фактов из справки Томского областного комитета народного контроля, датированной июнем 1970 года.

В поселке нефтяников к этому времени силами строителей и студенческих стройотрядов было построено 119 жилых домов, 4 общежития, школа на 640 мест, 3 детских сада, 4 магазина, 3 столовых, баня, хлебопекарня. Дорог - 2,7 километра, внутриквартальных проездов – 3,1 километра,  800 метров тротуаров. При этом на балансе жилищно-коммунальной конторы  числилось 59 уборных (на 406 очков) и более 200 помоек.

Контролеры писали: «Население первого микрорайона (около 10 тыс. человек) испытывают значительные трудности. В этом районе до настоящего времени не закончено строительство теплосетей, трубопроводов холодного и горячего водоснабжения, пожарного водопровода и хозфекальной канализации… В поселке Стрежевом из 6021 м. теплотрассы, предусмотренной проектом, трест («Томскгазстрой») сдал только 1442 м. Поэтому в отопительном сезоне 1969-1970 г.г. в поселке эксплуатировалось более 3 тыс. м. не законченных строительством…, а также 1800 м временных теплосетей… Несмотря на острый недостаток в холодной воде, строительство водопроводных сооружений ведется крайне медленно. Из 10 скважин по проекту на день проверки пробурено три, а действует две… Для разбора воды населением на весь поселок установлено лишь 4 водоразборные колонки, из которых наполняются и автомашины-водовозки…»

О канализации: «Отсутствие в поселке действующей хозфекальной канализации вынуждает население повсеместно пользоваться надворными уборными и помойками, сооруженными без герметичных бетонированных выгребов. Это вызывает загрязнение территории и антисанитарию… Даже сданная в эксплуатацию школа на 640 учеников и то оборудована местным септиком…»

О подтоплении домов: «Планировка и благоустройство территории не сделаны, а построенные с отступлением от проекта дороги образовали своеобразные дамбы, которые перекрыли естественный сток воды… Вследствие этого жилые дома первого микрорайона оказались в искусственном котловане, где собираются не только поверхностные воды атмосферных осадков, но и стоки от коммунально-бытовых отходов населения, которые зачастую сбрасываются непосредственно на улицу около домов с помощью стальных труб и шлангов, выпущенных из квартир через проделанные в стенах отверстия…  Многие из жилых домов затапливаются водой. Даже при отрицательных температурах наружного воздуха на поверхности грунта 12-квартирного дома №10 по ул. Ермакова стояла вода до 30 см глубиной. Жильцы дома вынуждены попадать в свои квартиры по специальным трапам…»

О самовольном строительстве: «Обращает на себя внимание хаотическое строительство собственных балков и каркасно-запасных домов на территории капитальной застройки р.п. Стрежевого. Отсутствие специально отведенного для них участка… привели к тому, что со всех четырех сторон территория капитальной застройки поселка оказалась занятой этими балками и домами…»

По мнению контролеров, такая ситуация со строительством жилья и объектов коммунального хозяйства в Стрежевом  вызвана неудовлетворительной работой треста «Томсгазстрой», который план строительно-монтажных работ в 1969 году выполнил на 115 процентов, а на объектах коммунального хозяйства и инженерных сетях только на 50 процентов. 

То была беда системы. Строителям нужно было выполнить план, освоить капвложения, и в первую очередь они брались, разумеется, за наиболее капиталоемкие работы и объекты. Социалка, как и коммунальное хозяйство, к ним не относились. В результате, строительные организации валовые показателя плана перевыполняли, получали премии, переходящие Красные знамена победителей соцсоревнования, а жилье и соцукультбыт оставались «на потом».

Сколько сцепок было у Мержи с легендарным Муравьевым, руководителем «Томскгазстроя» - не счесть! И с Василием Клименко, начальником СМУ-2, на базе которого позднее будет образован трест «Томскнефтестрой», тоже. Вспоминая те годы, Василий Семенович признает: «Мержа был умелым руководителем, он понимал, что наращивать объемы добычи, не занимаясь развитием города, невозможно. Так что нам, строителям, приходилось работать на два фронта: заниматься промысловым хозяйством и городом… Не буду лукавить, нефтяники порой были недовольны качеством строительства, критиковали нас, хотя не всегда эту критику мы могли отнести на свой счет. Грунты на Севере ведут себя прихотливо, после промерзания вспучиваются… Ну и опыта не всегда хватало, нужно признать…»

И все же, несмотря и вопреки (а как иначе!), именно с 1970 года, первого полноценного года Николая Мержи в качестве руководителя «Томскнефти», можно вести отсчет первой серьезной модернизации нефтедобывающего предприятия.

К этому времени в нефтепромысловом управлении была сформирована классная команда профессионалов. Ее класс подтверждается хотя бы тем, что никто потом не затерялся в отрасли, а многие – сделали блестящую карьеру. Главный инженер «Томскнефти» Николай Петрович Захарченко, заступивший в эту должность после перевода Мержи на работу в обком, впоследствии возглавил нефтегазодобывающее управление (затем производственное объединение) «Сургутнефтегаз», а в 80-е годы работал главным инженером «Главтюменнефтегаза». Уже упоминавшийся в книге главный геолог Василий Петрович Патер после вынужденного ухода из «Томскнефти» в 1971 году работал начальником отдела разработки месторождений тюменского главка, затем занимал ведущие должности в Госплане СССР. Сменивший Патера на посту руководителя геологической службы «Томскнефти» Игорь Федорович Ефремов во второй половине 80-х  станет заместителем генерального директора объединения «Нижневартовскнефтегаз».

В марте 1970 года запустили первую газотурбинную электростанцию – ГТЭС – на 3200 киловатт. Она дала ток насосам с электроприводом, заменившим дизельные агрегаты. До конца года были пущены еще две ГТЭС, с электроснабжением стало полегче.

Настал черед активизации работ по переходу на механизированную добычу нефти (первый станок-качалка будет смонтирован в июне 1971 года на скважине 321, на скважине 190 появится первый электроцентробежный насос).
1970 год – начало комплексного обустройства месторождений, нефтяники переходят на эксплуатационное бурение кустами скважин. 30 мая забурена первая скважина из четырех первого (1а) куста.

Значительно увеличилась закачка воды в пласт – до 15-18 тысяч кубометров в сутки, до конца года вступили в строй 4 КНС и 25 нагнетательных скважин с напорными и нагнетательными водоводами.

Изыскивая резервы для увеличения добычи нефти, в НПУ начали внедрять совместно-раздельную эксплуатацию пластов Советского месторождения. Три скважины давали нефть сразу из двух пластов – А-1 и Б-8. Летом 70-го года была освоена скважина 202, которая задействовала три пласта – к названным добавился пласт А-4.

В 1970 году томские нефтяники приступили к разработке нового месторождения – Стрежевского, по договоренности с геологами приняв в пробную эксплуатацию две разведочные скважины.

25 сентября 1970 года нефтепромысловое управление ушло в историю, приказом Миннефтепрома СССР оно было преобразовано в нефтегазодобывающее управление – НГДУ «Томскнефть». Структура предприятия усложнилась. Появились центральная инженерно-диспетчерская служба, ведающая промыслом, производственный отдел по обустройству месторождений, база производственного обслуживания в составе четырех цехов: эксплуатационного оборудования, электрообрудования и электроснабжения, подготовки и перекачки нефти,  автоматизации производства. В составе НГДУ остался автотранспортная контора, служба ЖКХ с хозрасчетным ремонтно-строительным участком и подсобное хозяйство «Стрежевское».

Томские нефтяники начали подготовку к расширению пространства своей деятельности. Советское месторождение еще долго будет основным «кормильцем», но внимание руководства «Томскнефти» уже было обращено на другие разведанные, но пока еще «спящие», нефтяные площади.

А что в итоге с выполнением задачи, поставленной Лигачевым, по добыче в 1970 году не менее 4 миллионов тонн нефти?

Осталось за кадром исторической летописи, кто стал инициатором небольшого смещения акцентов в этой пропагандистской кампании. Рискну предположить, что с подачи первого секретаря Александровского райкома КПСС Михаила Матвеева,  осенью 1970-го борьба за 4 миллиона сменилась на более реальную, но не менее выигрышную комбинацию.

30 октября 1970 года коллектив НГДУ «Томскнефть» выступил с обращением: «Мы, участники торжественного собрания…, посвященного досрочному выполнению пятилетнего плана по добыче нефти в Томской области, собрались в знаменательные дни, когда весь советский народ, претворяя в жизнь решения XXIII съезда КПСС, успешно выполняет намеченные съездом директивы по пятилетнему плану развития народного хозяйства и готовит достойную встречу XXIV съезду КПСС». Словом, «встав на трудовую Ленинскую вахту», томские нефтяники пообещали добыть в 1970 году  сверх пятилетнего плана один миллион тонн нефти.

И это лозунг звучал впечатляюще. Потому что был абсолютной правдой и к тому же не требовал для выполнения сверхусилий. На самом деле, первоначальный план для «Томскнефти», установленный еще в 1966 году, был выполнен досрочно еще в 3 октября 70-го. Предписывалось добыть 4,5 миллиона тонн, добыли в итоге 5,6 миллиона (из них в 70-м году – 3 миллиона 370 тысяч тонн). Все, что сверху – пошло на сверхплановую добычу.

И это была славная трудовая победа. И никто уже и не помнил про эти пресловутые «четыре миллиона».

В марте 1971 года Николай Мержа получит свою первую томскую награду – орден Трудового Красного знамени. Но -  чтобы не расслаблялся  – перед ним и коллективом «Томскнефти» обком поставит очередную задачу на вырост:  добыть в 1971-м году не менее 6,7 миллиона тонн.

Большая труба

Добудут 4 миллиона 735 тысяч тонн. До «партийного задания» не дотянут, но план перевыполнен на 102,5%, почти на 117 тысяч тонн.  Общая добыча нефти за пять лет перевалит за 10-миллионный рубеж, но это событие уже не вызовет особого ажиотажа. Впервые за пять лет томские нефтяники окажутся в тени пристального внимания областного партийного руководства. И на то были причины.

1971-1972 годы – время новой эпохальной стройки на территории Томской области, сооружения магистрального нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск.

Уникальная нефтяная артерия, перерезавшая область с севера на юг, для региона имела не только громадное экономическое значение, но и символическое. Она, как гигантская застежка-молния, соединяла тюменские и томские месторождения с «нефтяным Транссибом» - магистральным нефтепроводом Омск-Иркутск, тем самым на новом историческом витке делая Томскую область транзитной территорией, выводя ее из транспортного тупика.

Для Егора Лигачева добиться скорейшего строительства нефтяной магистрали было крайне важно: она еще больше укрепляла позиции региона. «Томскнефть» получала надежный транспортный ресурс на десятилетия вперед - с прокладкой «большой трубы» можно было смело вовлекать в оборот уже разведанные и будущие нефтяные месторождения, расположенные на томской земле. Новое качество жизни обретали жители северных районов Томской области – трассу сопровождали автодороги, линии электропередач, радиорелейная связь, новые дома и объекты соцкультбыта, сопутствующие производства. Нефтяная магистраль словно бы отдавала Томской области «должок» за некогда обогнувший ее Транссиб. 

В случае с нефтепроводом Александровское – Анжеро-Судженск произошло то, что выпадало в истории не так часто: интересы и желания области полностью совпали с интересами и возможностями государства. Вот, скажем, с железной дорогой до Стрежевого – не срослось. Стояла она в больших планах, значилась в высоких партийно-правительственных постановлениях, даже наверняка уже проектировалась, но – так и осталась на бумаге, хотя Егор Кузьмич хлопотал за этот проект довольно настойчиво. Или, например, создание «Томскнефти» - дело, поднятое с нуля исключительно трудами и энергией Лигачева при посильной поддержке Муравленко и при сдержанном, а где-то и не скрываемом, сопротивлении различных московских ведомств и властных структур.

А вот с нефтепроводом срослось. Да еще как! Можно ли было себе представить, что нефтяная магистраль, состоящая из труб диаметром 1220 мм (первая такая в мире), общим весом 800 тысяч тонн, мощностью 70 миллионов тонн нефти в год, протяженностью 818 километров, из которых 600 километров –  по топи болот и абсолютно непроходимой тайге -  будет построена всего за полтора года?  Или что министр газовой промышленности СССР Алексей Кортунов лично будет руководить завершением строительства нефтепровода. Не из Москвы, а из Парабели, где размещался штаб стройки. И не в течение двух-трех дней, а почти полтора месяца! Что первый секретарь Томского обкома КПСС Егор Лигачев оттуда же, из Парабели, будет разговаривать по телефону с генеральным секретарем ЦК Леонидом  Брежневым, чтобы решить самые неотложные вопросы с материальным обеспечением строительства?

Такова была ценность томской нефтяной магистрали. И особенности эпохи, разумеется.

По своим масштабам это была беспрецедентная на тот момент «гражданская» стройка для Томской области (гигант томской оборонки – секретный Сибирский химический комбинат – оставим за скобками). Общая сметная стоимость – 375 миллионов рублей. Стоимость первого пускового комплекса – 120 миллионов.

Помимо трубопровода пусковой комплекс включал в себя сооружение двух нефтеперекачивающих станций в Стрежевом и Парабели с насосами производительностью 10 тысяч кубометров нефти в час (самыми мощными на тот момент) и электродвигателями мощностью 12 тысяч киловатт, а также подпорных насосных станций, сепарационных и термохимических установок подготовки нефти, резервуарных парков с резервуарами объемом 20 тысяч кубометров и т.д. Одновременно от Томска строилась ЛЭП-330 протяженностью более 800 километров.

На разных этапах на строительстве работало от 3 до 6,5 тысяч человек, представляющих различные подразделения строительных трестов «Нефтепроводмонтаж», «Южгазпроводстрой», «Томсгазстрой», «Союзподводгазстрой» и др. По графику, работы должны были начаться летом 1970 года, одновременно с двух противоположных сторон, чтобы к 15 октября 1971 года северный и южный участки нефтепровода, общей протяженностью 603 километра, - были сданы в эксплуатацию и заполнены нефтью. Серединную часть магистрали, протяженностью чуть больше 200 километров, планировалось сдать в 1 квартале 1972 года.

Поначалу дела на магистрали шли ни шатко – ни валко. Первый стык был сделан сварщиком А. Малаховым в августе 1970 года. А дальше… все пошло как обычно. Строители жаловались на слабую проработку проекта, нехватку техники, материалов и оборудования, погоду, на те самые «топи болот».  Сказывалась несогласованность в действиях и отсутствие единого авторитетного центра управления строительством. Когда первая зима закончилась, выяснилось, что самый благоприятный для строительства в «болотных» условиях сезон оказался практически провален.

И только к лету в правительстве страны начали, наконец, осознавать масштаб проблемы.

Томский архивист Людмила Приль в своем исследовании приводит два любопытных документа, позволяющих понять «истоки и смысл» дальнейших событий на трассе нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск. 

Первый – аналитические отчеты заведующего отделом нефтяной и газовой промышленности Госплана СССР Павла Галонского за 1971 год, в которых тот сообщал руководству о крайне неблагоприятных последствиях возможного срыва сроков строительства нефтепровода в Томской области: «Нефтепровод должен быть введен в действие в I квартале 1972-го, от него будет зависеть, по существу, уровень добычи нефти по Западной Сибири в 1972 году».   

Галонский отмечал, что нефтепровод Усть-Балык – Омск вышел в IV квартале 1971 года на проектную мощность и что уже в следующем, I квартале 1972 года, «имеющиеся мощности нефтепровода в связи с ростом добычи нефти будут полностью исчерпаны». Чиновник заявлял: «Выход только один – безусловное выполнение заданий ЦК КПСС и Сомина СССР по строительству и вводу в действие нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск и насосных станций на нефтепроводе Омск-Иркутск».

Чтобы оценить весь драматизм ситуации, нужно было знать всего две цифры. Мощность  нефтепровода Усть-Балык – Омск, единственной на тот момент действующей магистрали, транспортирующей тюменскую нефть (да и томскую, через нефтепровод Александровское-Нижневартовск, тоже!) к местам ее переработки, составляла 45 миллионов тонн нефти в год. Суммарная добыча нефти в Тюменской и Томской областях на конец 1971 года составила 44,7 миллиона тонн.

Западно-сибирской нефти стали добывать столько, что она перестала вмещаться в нефтяные трубы. А куда девать многомиллионные излишки? Нефтеналивные баржи снова не запустишь – зима. И резервуаров 20-тысячников (самых больших) не построишь – все равно что бочку кваса по кофейным чашкам разливать!

А «виной» всему – Самотлор. В 1969 году на этом мега-месторождении, чьи геологические запасы оцениваются в 7 миллиардов тонн нефти, началась промышленная эксплуатация. В 1971 году здесь уже добывалось 10 миллионов тонн. В 1972 году планировалось удвоить этот объем. Да еще запланированная прибавка томской нефтедобычи в 2 миллиона тонн. Вот и выходило, что если не пустить вовремя нефтепровод Александровское – Анжеро-Судженск, 12 миллионов тонн нефти стране не видать. Скважины придется глушить.

Теперь понятно, почему Алексей Кириллович Кортунов, человек-глыба, Герой Советского Союза, заслуживший эту награду не в тылу, а в боях, командуя полком, руководитель Газпрома СССР, отвечавший и за добычу газа, и за строительство газовых и нефтяных магистралей, почему он сорок дней безвылазно провел на томском севере, в Парабели, воюя за своевременную сдачу в эксплуатацию нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск. Потому что, для него, почти как под Сталинградом, за Обью земли не было!

Миннефтепром что – свою задачу выполнил, нефть добыл. Госплан спланировал впритык, но довольно точно – в I квартале 1972-го томская магистраль должна была благополучно принять на себя все самотлорские излишки.

Вот и пришлось отдуваться министру за нерасторопность и нерадивость строительных трестов и СМУ, задействованных на сооружении нефтепровода.

…А второй документ из исследования Людмилы Приль, который хочется процитировать, дает представление о глубине той ямы, из которой пришлось выкарабкиваться строителям магистрали.

Это протокол совещания, которое в сентябре 1971 года провел в Томске заместитель председателя Совета министров СССР Михаил Ефремов.

Вот его преамбула: «Проверка, проведенная с участием т.т. Лигачева Е.К., Смирнова К.К., Оруджева С.А., Баталина Ю.П., Бершадского Л.С., Муравленко В.И. и руководителей строительных и монтажных трестов Мингазпрома  14 сентября 1971 года, показала, что строительство нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск и мероприятия по усилению работ, предусмотренные протоколом от 2 июля 1971 года, осуществляются неудовлетворительно. Ввод важнейшего народнохозяйственного объекта в сроки, предусмотренные Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 11 декабря 1969 года № 967 в I квартале 1972 года, находится под угрозой срыва.

График Мингазпрома по строительству нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск, которым предусматривалось окончание работ и заполнение нефтью к 15 октября 1971 года участков 0-285 км и 500-818 км, общая протяженность которых составляет 603 км, не выполняется. На 14 сентября 1971 года невыполненный  объем работ на этих участках составляет: по рытью траншей – 189 км, потолочной сварке – 219 км, изоляции труб – 281 км, отпуску труб – 187 км, засыпке – 325 км, промывке и испытанию – 552 км и по заполнению нефтью – 603 км. Строительство насосных станций Александровская и Парабель осуществляется также неудовлетворительно. За 9 месяцев с.г. и с начала строительства освоение средств по пусковому комплексу насосных станций не превышает 31%. Строительство жилых и культурно-бытовых объектов практически не начато».
   
Далее следовал перечень поручений министру газовой промышленности СССР А.К.Кортунову и министру нефтяной промышленности СССР В.Д. Шашину, их заместителям и руководителям строительных и монтажных организаций, общий смысл которых был понятен, что называется, без перевода: построить и сдать в эксплуатацию нефтепровод в установленные сроки в безусловном и безоговорочном порядке.

В нашей жизни всегда есть место подвигу. Эту расхожую мысль полностью подтвердило строительство нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск. Всем, кто был причастен к сооружению этой магистрали, пришлось стать героями.

Как назло, осень и начало зимы выдались в тот год теплыми, вплоть до декабря болота не промерзали. Работа не шла. Потом вдарили холода, и, тут уж как обычно – лютые, нестерпимые. Отступать было некуда. Начался аврал.

На строительство стянули большие силы, в срочном порядке из разных регионов страны в Томскую область перебрасывались монтажники, сварщики, машинисты экскаваторов и трубоукладчиков, рабочие всех специальностей, какие были необходимы. Были задействованы все возможные тогда моральные и материальные стимулы, чтобы поддержать людей. На трассе появилась новая заграничная техника – именно здесь впервые были применены знаменитые американские «Катерпиллеры». Ежедневно проводились штабы по оперативному управлению строительством.

«По напряжению сил, упорству, накалу работа не имела аналогов, не прекращалась ни днем, ни ночью, - вспоминает Геннадий Муравьев, руководивший в то время трестом «Томсгазстрой» - Ничего похожего в Томской области еще не было, да и в масштабах страны нефтепровод был уникальным, беспримерным объектом. Люди работали, не жалея сил».

Ни сил и ни средств. Будущий гендиректор Управления магистральных нефтепроводов Центральной Сибири Рафик Бикбавов рассказывает: «Зимой стояли лютые морозы, приходилось жечь костры и греть землю под траншею. Ночью технику не заглушали, чтобы не замерзла, - она работала день и ночь, соответственно, превышая расход топлива, но шли и на это: морозы были нешуточные…»

Областной комитет партии развернул мощную пропагандистскую и организационную работу по оказанию помощи строительству. В каждом районе области для содействия строителям были организованы штабы во главе с первыми секретарями райкомов партии. Примером их помощи может послужить ликвидация последствий произошедшего в феврале 1972-го ЧП в Парабельском районе, когда за одну ночь пургой замело почти 15 километров траншеи, подготовленной для укладки уже сваренного трубопровода. Уже утром более трехсот местных жителей во главе с первым секретарем райкома А.Г. Конюхом с лопатами в руках вышли на расчистку трассы, а через три дня труба была уложена в траншею.

В архиве Егора Лигачева сохранилось всего два листочка из его записных книжек, записи на которых относятся к самому напряженному, завершающему, этапу строительства. В них первый секретарь дотошно отмечает, что сделано за день (19 февраля): «Рытье траншеи – 116 (14%), потолочная сварка – 60 (7%), изоляция – 163 (26%)…». Ниже – двойная черта и – решительным почерком: «Все работы нужно выполнить до 01 апреля», причем, сначала было написана цифра «10», затем ноль зачеркнут и записан перед единицей. 

Когда стало ясно, что из-за продолжающихся зимних холодов  гидравлические испытания нефтепровода провести невозможно, Кортунов принимает, наверное, одно из самых рискованных и ответственных решений в своей жизни:  провести испытания трубопровода не водой, а нефтью!

Пусть со сниженным давлением (40 атмосфер вместо 60), такая нефтяная опрессовка была нарушением всех норм и правил. Никто ничего подобного в мире не делал. Наверное, только фронтовик, отчаянный и мужественный, такой как Кортунов, и мог пойти на такой шаг.

«Конечно, это был технологический и, что не менее важно, экологический риск, под угрозой оказалась бы некоторая часть обской поймы, а это уникальный природный объект, - вспоминал Егор Лигачев. – Тем не менее решено было пойти на это с огромной предосторожностью, и в целом риск оправдался».

Непосредственные участники пуска вспоминают о последствиях испытаний нефтепровода менее сдержанно.

«Потом еще долго после ввода были аварии, то в одном месте, то в другом случались порывы, природе наносился урон, - говорит Рафик Бикбавов. – В наше время виновных потащили бы в прокуратуру, а тогда просто разводили руками и кидались ликвидировать последствия аварий».

«Это было непростое инженерное решение, - рассказывает ветеран «Томскгазстроя», в те годы – главный инженер СМУ-7 этого строительного треста, Альфис Гильманов. – Был риск порывов, что, в общем-то и происходило. Один порыв случился на участке между Прохоркино и поселком 20 лет Октября. Утром прилетают Кортунов с Лигачевым, я докладываю. «Как быстро ликвидируете?» - спрашивает министр. Обещаю к вечеру следующего дня успеть. Он поворачивается к помощнику: «Запишите, успеют – Гильманову премия в размере оклада, и рабочих премируем». Задание было тяжелым, и если не соблюдать технику безопасности, то и опасным, работали почти без сна, но обещание выполнили».

Последние десять дней перед пуском напоминали хронику наступления войск в период войны. Как и полагается, перед последним штурмом с вдохновляющим на победу напутствием выступил командарм – министр газовой промышленности Алексей Кортунов: «Десять суток, 240 часов осталось до сдачи нефтепровода. Это очень много и очень мало. Все зависит от того, как мы будем работать. Сегодня мы должны измерять свой труд не километрами траншей, сварки, изоляции. Сегодня – один критерий – километры готового трубопровода, заполненного нефтью. Поэтому только четкость, соразмеренность всех действий, постоянная взаимопомощь и поддержка обеспечат успех».

На 20 марта осталось выкопать 18,45 километра траншей, сварить 1,4 километра трубы, заизолировать 31,24 километра. Вечером 22 марта сварен последний стык в линейной части нефтепровода. Южная нефть заполнила трубу уже за границами Молчановского района и подошла к поселку Обское на 555-й километр. На севере нефть – на 206 километре, идет опрессовка.

27 марта открыта задвижка на 243-м километре трассы и нефть пошла по каргасокской земле. С юга нефть заполнила трубу в пределах Чаинского района.

И вот, наконец, 30 марта бригада Артура Гринвальда из треста «Нефтепроводмонтаж» сварила последний, «красный стык» нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск на 395-м километре трассы в районе Парабели.

Митинг по этому торжественному случаю получился кратким и малочисленным – вместо торжеств большие силы были брошены на ликвидацию порывов.

Но большое дело было сделано. Несмотря на то, что Миннефтепром из-за «непроектного» режима испытаний принимать трубопровод в свое ведение отказался и еще год его эксплуатировали газпромовцы, труба была заполнена нефтью и позволила стране выйти на новые рекордные рубежи в нефтедобыче. Суммарно в 1972 году тюменские и томские нефтяники добудут 62,7 миллиона тонн нефти, почти на 18 миллионов тонн больше, чем в предыдущем. И это стало возможным только благодаря своевременному вводу томской нефтяной магистрали…

Официально нефтепровод Александровское – Анжеро-Судженск будет принят в эксплуатацию в июле 1973 года. Все, кто отличился при его строительстве, получат высокие правительственные награды.

Но такие победы обычно оставляют после себя не только чувство радости, но и рубцы на сердце. В ноябре 1973-го, в возрасте 65 лет, скончается Алексей Кириллович Кортунов. 

В том же 1973 году Министерство газовой промышленности будет реорганизовано. Добычей и строительством станут заниматься разные структуры. В новообразованном Министерстве строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности – Миннефтегазстрое СССР, -  будут сформированы комплексные трубопроводостроительные главки и тресты, созданы комплексные технологические потоки, что обеспечит рост производительности и темпов в трубопроводном строительстве в разы.  И это станет еще одним  результатом или, если хотите, извлечением уроков, из строительства нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск.   

Пробуксовка

Начало 70-х для НГДУ «Томскнефть» были годами бурного роста нефтедобычи. С 1970 по 1973 томские нефтяники удвоили объемы добычи черного золота – с 3,4 до 6,7 миллиона тонн.

В декабре 1972 года успехи «Томскнефти» были отмечены правительством страны: по представлению руководства Томской области нефтегазодобывающему управлению было присвоено почетное наименование «имени 50-летия СССР».

В апреле 1974 года была добыта 25-миллионная тонна томской нефти, но радость по этому поводу оказалась смазанной: «Томскнефть» впервые не выполнила государственные плановые показатели. В феврале к плану не додали 41 тысячу тонн нефти, в марте 14 тысяч. В конце апреля на нефтепроводе случилась серьезная авария, в результате НГДУ  не дополучило еще 44 тысячи тонн нефти.

Поначалу казалось – случайный сбой. «Главтюменнефтегаз» направил в Стрежевой специальную комиссию, к работе привлекли и работников Томского обкома партии. В итоге - Мерже и другим руководителям НГДУ и главка объявили выговоры, а годовой план по добыче нефти управлению снизили на 240 тысяч тонн.

По мнению Николая Мержи, причинами неожиданного спада стали суровые морозы, стоявшие в тот год в январе-феврале, а также слабая организация труда в цехах капитального и подземного ремонта скважин, перегрузка системы энергоснабжения на месторождении и другие объективно-субъективные факторы. Выступая в июне 1974 года на партийной конференции в Стрежевом, Мержа призвал мобилизовать все усилия для ликвидации отставания: «Мы должны взять под постоянный контроль все работающие объекты, не допускать ни минуты простоя в ожидании ремонта, запуска, подключения скважин и успех решения этой задачи будет зависеть от четкого выполнения каждым рабочим, инженерно-техническим работником своих прямых обязанностей, взаимовыручки и доверия».

«Мы должны восстановить добрую славу о нашем коллективе, - добавил Николай Филиппович. – Другого пути у нас нет».

Но, несмотря на все усилия, существенно поправить дела томским нефтяникам не удалось. Впервые с начала эксплуатации промысла  «Томскнефть» по итогам года не нарастила, а снизила добычу по сравнению с предыдущим годом – на 65 тысяч тонн. 

И было уже понятно, что причины неожиданного спада вовсе не в погоде и расслабленности коллектива, они глубже и носят системный характер.

В конце 1974 года Николай Мержа доложил руководству области: «Основной причиной падения добычи в сравнении с прошлым годом является снижение добычи по наиболее продуктивному пласту Б8 в связи с выводом его на проектный уровень – 5 млн. в год».

То есть, потолок (или дно) Советского месторождения достигнут. Мержа не стал сластить пилюлю, предупредив, что в последующие годы по пласту Б8 произойдет снижение добычи на 400-500 тысяч тонн в год. «Падение добычи планируется возмещать только за счет пласта А1», - сообщил он, отметив при этом, что даже механизированные скважины этого пласта дают дебет в 6-7 раз ниже, чем пласта Б8.

В Томском обкоме не сразу согласились с этими выводами. Заведующий отделом нефтяной, газовой промышленности и геологии Николай Воронков в справке о работе парторганизации НГДУ «Томскнефть» имени 50-летия СССР, составленной в начале 1975 года, сообщал: «Организационно-технические мероприятия, направленные на техническое совершенствование и увеличение добычи нефти, как по вине руководства НГДУ, так и по вине строителей, систематически не выполняются. Руководство управления, видя эти недостатки, не проявило настойчивости в их ликвидации. Управление резко снизило добычу нефти в феврале и апреле 1974 года и выбыло из первых рядов Всесоюзного социалистического соревнования…».

Но вскоре и обком смирился с очевидным. В «Экономическом обзоре за 1 полугодие 1975 года», составленном нефтегазовым отделом, признавалось: «Нужно отметить, что добыча нефти в области за последнее время не увеличивается. Связано это с тем, что Советское месторождение вступило в фазу стабилизации, когда ввод новых месторождений уже не дает прежнего эффекта». Впрочем, автор обзора настаивал: «Но руководство управление справедливо упрекалось в том, что не был своевременно подготовлен переход к преимущественно механизированному способу добычи, допускалось большое количество простаивающих по разным причинам скважин и других упущений».   

Как бы то ни было, к середине 70-х Томская область столкнулась с необходимостью поиска новых импульсов в своей нефтяной стратегии. Запнувшись на 7-миллионом рубеже добычи нефти,  она слегка притормозила, чтобы решить: что делать дальше?

Первоначальные расчеты Егора Лигачева, опиравшиеся на сверхоптимистичные прогнозы геологов и нефтяников (добыча нефти к 1975 году в объеме 10-12, а к 1980 году – 18-20 миллионов тонн), не оправдывались. Да и эти высокие цифры меркли на фоне реальных тюменских показателей. Там добыча росла со скоростью 30 миллионов тонн в год: 1972 – 56,8 млн. т, 1973 – 81,0 млн. т, 1974 – 109,8 млн. т, 1975 – 141,4 млн. т. 

Надежд на открытие в Томской области своего Самотлора (или хотя бы второго Советского месторождения) становилось все меньше. Томские геологи не радовали. Еще в декабре 1972 года бюро Томского обкома КПСС констатировало: «…Геологическое управление за последние годы не выявило крупных месторождений, работает нестабильно, не выполняет государственных планов по приросту запасов нефти и газа…». В феврале 1974 года XV областная партконференция требует от Томского геологоуправления «обеспечить безусловное выполнение государственных планов по приросту промышленных запасов полезных ископаемых, повышение экономической эффективности поисковых работ на нефть и газ, создать в ближайшие годы надежную базу для дальнейшего развития нефтедобывающей промышленности».

Но не подчинались томские недра партийным приказам. В 1973-1974 годах геологи открыли пять месторождений нефти и газа, а в 1975-1976 годах – ни одного!

Новые решения по дальнейшему развитию нефтегазового комплекса региона вызревали у Лигачева не одномоментно, но «пробуксовка», случившаяся в середине 70-х в работе томских нефтедобытчиков и геологов, безусловно, ускорила как сам процесс поиска таких решений, так и их последующую реализацию. Лигачев не хотел видеть область отстающей.

Решения были найдены. Они звучали так: «Палеозой», «Попутный газ», «Вах», «Васюган», «Вахтовый метод».

Вглубь и вширь

В июне 1975 года в Томске прошла крупная научно-практическая конференция, посвященная проблеме нефтегазоносности палеозойских отложений юго-восточной части Западной Сибири. Верный себе, Егор Лигачев под каждую узловую тему подводил надежную научную, экономическую и политическую основу.

О перспективности нефтегазоносности сибирского палеозоя многие советские ученые-геологи говорили давно. Можно вспомнить еще  теоретические выкладки академика И.Н. Губкина и профессора М.К. Коровина. Однако после эпохи больших открытий месторождений западно-сибирской нефти, приуроченных, главным образом, к мезозойским отложениям, о более глубоком этаже земной коры не то, чтобы забыли, тема просто утратила свою актуальность.

Одним из последовательных сторонников теории об огромных запасах нефти и газа, таящихся в палеозойских породах, был известный сибирский ученый, директор Института геологии и геофизики Сибирского отделения Академии наук СССР академик Андрей Алексеевич Трофимук. Он считал палеозой «золотой подложкой Западной Сибири», без устали доказывая необходимость поиска нефти в доюрских фундаментах.

В 1974 году теория подтвердилась на практике. В Томской области, на западе Парабельского района геологоразведчики открыли в отложениях палеозоя Урманское нефтяное месторождение. Новосибирские геологи в том же году получили мощный фонтан палеозойской нефти на Малоичской площади, расположенной на северо-западе Новосибирской области.

Лигачев ухватился за палеозой в щемящей надежде – а вдруг? Вдруг желанный томский самотлор обнаружится-таки под толщей мезо-кайнозойских пород, там, куда долота бурильщиков пока не доходили?

Сибирский ученый-нефтяник Николай Запивалов вспоминал: «Когда были открыты первые палеозойские месторождения нефти и наметились перспективы этого направления, Е.К. Лигачев три дня сидел вместе с геологами в одном зале на палеозойском совещании в Томске, все тщательно записывал, вникая в суть проблем».

Эти записи сохранились и по ним видно, с каким жадным интересом выслушивал первый секретарь Томского обкома КПСС выступления светил советской геологической науки.

Вот Лигачев конспектирует доклад академика Трофимука.  Записывает слова ученого: «Палеозой сулит нефти даже больше, чем мезозой», и подчеркивает жирной двойной чертой. Выделяет фразы: «Надо мобилизовать науку, развернуть широкие региональные научные исследования, двинуть ресурсы страны», «Кто ищет, тот найдет, а тот, кто только размышляет, лишь задерживает развитие нефтяной промышленности». Все это тезисы, полностью соответствующие устремлениям самого Егора Кузьмича.

Фразы из выступления члена коллегии Министерства геологии СССР Владимира Семеновича Лигачев помечает буквами «ОВ» («очень важно»): «Мы двигаемся от легкодоступных неглубоких комплексов к труднодоступным и сложным комплексам (палеозой)», «Прогнозная оценка палеозоя – 12 млрд. тонн».       

У директора СНИИГГиМС Виктора Суркова, таким же знаком «ОВ» выделяет: «Требуется перевооружить геофизические тресты, резко увеличить объемы геофизических исследований». Восклицательным знаком сопровождает слова: «Глубокое бурение (4-4,5 км) – нужны специальные буровые станки». 

В выступлении заместителя министра геологии РСФСР Алексея Шмарова подчеркивает: «Мезозой Томской области не оправдал наши надежды. Надо взяться за палеозой».

По итогам конференции Лигачев направил в ЦК КПСС и правительство страны обращение с предложением активизировать поисковые работы на нефть и газ в палеозойских отложениях юго-востока Западной Сибири. В том же 1975 году в Томской области начато бурение трех глубоких (4 километра) параметрических скважин на Вездеходной, Саймовской и Тамбаевской структурах.

Увы, палеозойский фундамент оказался крепким орешком для томских геологов. В справке Томского обкома о работе Томского геологического управления, составленной в конце 1975 года, дается нелицеприятная оценка промежуточным итогам бурения трех «палеозойских» скважин.

Вот некоторые выдержки из этого документа. «Скважина №3 Вездеходная (Верхнекетский район) бурится Каргасокской экспедицией…, была смонтирована и начато бурение без необходимого материально-технического снабжения (на буровой нет испытателей пластов, необходимых долот для отбора керна, не хватает 8 обсадных труб и целого ряда запасных частей и оборудования… Скважина на Саймовской структуре (Александровский район) будет буриться Александровской экспедицией… Здесь идет монтаж оборудования. Оказалось, что по вине руководителей экспедиции и геологического управления монтируется буровая установка, не соответствующая требованиям правил по оборудованию устья скважины противовыбросовым оборудованием… Скважина на Тамбаевской структуре (Парабельский район) должна буриться Васюганской экспедицией…, не обеспечена оборудованием и в этом году она вообще не планируется бурением… Таким образом, годовой план бурения палеозойских скважин, решения секретариата обкома КПСС по этому вопросы сорваны».   

Словом, все как всегда. Вскоре станет ясно: больших открытий в палеозойских отложениях пока ждать не стоит. Возможно в будущем, когда будут усовершенствованы методы поиска углеводородов на таких глубинах, созданы более надежные технологии и техника бурения, палеозой скажет свое веское нефтяное слово, но тогда, в 70-х, на нем не стали настаивать. Слишком дорого и не тот эффект.

Другим объектом особого внимания Егора Лигачева в середине 70-х стала проблема рационального использования попутного нефтяного газа. Этот газ, неразлучный спутник добываемой нефти, в те времена практически полностью сжигался в факелах прямо на месте добычи. Миллиардами кубометров.

Первый секретарь Томского обкома был одним из тех, кто энергично выступал за изменение этой порочной практики. С конца 60-х годов  тема попутного газа красной нитью проходит в его публичных выступлениях, письмах и обращениях в ЦК и правительственные структуры. В середине 70-х он делал все возможное и невозможное, чтобы ускорить реализацию проекта строительства магистрального газопровода от тюменских месторождений на юг Западной Сибири по территории Томской области.

Существует красивая легенда, как возникла идея этого газопровода. Однажды министр газовой промышленности СССР Алексей Кортунов, будучи в одной из поездок по трассе строящегося нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск, побывал на Советском месторождении. И там он стал свидетелем печальной картины: стая перелетных гусей, приняв факел горящего попутного газа за свет заходящего солнца, вошла в пламя и сгорела в нем. Кортунов был потрясен увиденным. Сделанные по его поручению расчеты показали: попутный газ не обязательно сжигать, он является ценным сырьем не только для энергетических производств, но и для металлургической, химической промышленности. Предприятия этих отраслей, расположенные в Кузбассе, других регионах юга Сибири, могут и должны быть переведены на газ. Для этого необходимо только организовать его транспортировку.

До воплощения идеи Алексей Кириллович не дожил, но она не сгинула в бюрократических кабинетах и первым, кто рьяно поддержал ее, был, конечно, Егор Кузьмич Лигачев.

Для продвижения проекта и ускорения его реализации Лигачев использовал, в том числе, и свои депутатские возможности. Сохранился текст его выступления на заседании планово-бюджетной комиссии Верховного Совета СССР при обсуждении бюджета страны на 1976 год. Егор Кузьмич приводил в нем такие данные: за пять лет в Приобье было сожжено 20 миллиардов кубических метров попутного газа. «Из этого количества, по мнению довольно авторитетных специалистов, можно получить около четырех миллионов тонн нестабильного бензина и использовать его как сырье для производства одного миллиона тонн синтетического каучука стоимостью почти 1 млрд. руб. Все это безвозвратно сожжено», - говорил он. Для чего говорил? А вот ради этого: «Для того, чтобы утилизировать сухой газ Среднего Приобья, принято решение подать его в качестве топлива и сырья для химической промышленности в Томск, Кузбасс, Новосибирск и Барнаул. Между тем сооружение газопровода Нижневартовск – Томск – Кузбасс ведется слабо и медленно. За 5 месяцев текущего года освоено лишь 11 процентов годового плана ассигнований, и газ по-прежнему сжигают». 

Магистральный газопровод Нижневартовск – Томск –Кузбасс построят к лету 1977 года. Созданное для его эксплуатации объединение «Томсктрансгаз» в последующем станет крупнейшим газотранспортным предприятием Сибири и Дальнего Востока.

Середина 70-х – начало реализации еще одного крупного индустриального проекта, имеющего отношение к нефтегазовому комплексу региона. В 1974 году Совет Министров СССР принял постановление о строительстве Томского нефтехимического комбината. Предполагалось, что в качестве сырья на нем будут использоваться нефть и газ Томской области.

Газопровод и ТНХК – это были большие победы региона и огромные личные достижения Егора Лигачева. Позже, в одном из выступлений Егор Кузьмич чуть приоткрыл завесу над политической кухней принятия такого рода решений: «Нужно сказать, что мы вместе с Министерством химической промышленности немало потратили сил…, чтобы доказать целесообразность размещения нефтехимического комплекса в Томске. Правда, время стирает многие, так сказать, перипетии этой борьбы. Теперь, когда прошло уже много лет, все говорят, что мы были сторонниками этого решения. Уже противников нет, как это всегда бывает. Но, тем не менее, дважды – и на Политбюро и в Совете Министров СССР, с участием руководителей Госплана, министерства, области решались эти вопросы. Принято, как теперь уже всем понятно, разумное решение…». По словам Лигачева, при размещении этой важной народнохозяйственной стройки в основу были положены «единственно правильные ленинские принципы – приближение производства к источникам сырья». 

Вопросы связанные с утилизацией попутных нефтяных газов, переработкой газоконденсата, другими направлениями комплексного использования природного сырья Лигачев назовет «особенностями второго этапа освоения нефтяных и газовых месторождений Томской области».

Поворотным пунктом этого этапа стало решение о расширении географии деятельности томских нефтяников. К Советскому месторождению, почти десять лет остававшемуся единственным «кормильцем» «Томскнефти», в ближайшие годы должны были добавиться Вахское, Стрежевское, Нижневартовское, Северное и группа Васюганских месторождений.

Вахское месторождение, открытое тюменскими геологами еще в 1965 году, формально находилось вне зоны ответственности НГДУ «Томскнефть», поскольку располагалось на территории Ханты-Мансийского округа, примерно в ста километрах восточнее Стрежевого. До 1974 года оно ни в каких производственных планах управления не фигурировало.

Прибрать его к рукам томским нефтяникам помог случай. Как вспоминает Игорь Ефремов, работавший то время главным геологом НГДУ, руководители управления понимали: в прежних границах «Томскнефти становилось тесно, пора было выходить на новые месторождения.

«В начале семидесятых приезжал к нам Шашин, министр нефтяной промышленности, - рассказывает Игорь Федорович. – К его приезду мне поручили подготовить сообщение  о состоянии запасов и перспективах роста сырьевой базы в «Томскнефти». И я предложил передать нам два месторождения, которые находились на тюменской земле – Нижневартовское и Вахское. У тюменцев руки до Ваха не доходили, у них были другие заботы: там гремел Самотлор, другие крупные месторождения, их надо было осваивать. В общем, нам пошли навстречу, оба месторождения были переданы предприятию».

В декабре 1973 года Виктор Муравленко подписал соответствующий приказ по главку, в 1974 году на Вахе закипела работа. Выступая перед коллективом в середине 1974-го, Николай Мержа сообщал: «В следующем году нам предстоит начать добычу нефти с нового Вахского месторождения, разработка которого будет вестись необычным для нас способом. На нем в качестве метода интенсификации добычи будет применен природный газ с соседнего Северного месторождения, который будет нагнетаться под давлением 340 атм. Вместо применяемой воды на Советском месторождении. Таким образом в разработку будет введено сразу два месторождения».

К лету 1975 года на Вахе были обустроены несколько скважин, строители «Томскгазстроя» проложили нитку нефтепровода до центрального товарного парка в Стрежевом. Появились первые дома будущего вахтового поселка.

В том же, 1975-м началась работа по приемке в эксплуатацию Стрежевского месторождений.

На собрании партийно-хозяйственного актива, состоявшемся в мае 1975-го в Стрежевом, были озвучены принципы, по которым должны осваиваться новые месторождения. Впервые прозвучало ставшее потом знаменитым словосочетание «вахтовый метод»: «Выход на новые площади нельзя рассматривать как повторение пройденного пути, прежних методов и приемов… Новизна подхода – в вахтовом методе освоения месторождений. Центром остается Стрежевой, на местах создаются поселки для промысловиков, буровиков, строителей… Необходимо так спроектировать и построить комплекс жилья и бытовых объектов, чтобы создать для рабочих наилучшие условия труда и отдыха».

Александровский райком в своем отчете на партийной конференции в ноябре 1975 года тоже полон надежд и энтузиазма: «Чрезвычайно важно на примере Вахского месторождения отработать искусство освоения других месторождений».

11 апреля 1976 года на Вахском сдана первая ДНС – дожимная насосная станция, этот день считается началом эксплуатации нового месторождения. 
 
В 1976 обком партии идеологически и организационно закрепляет изменения, произошедшие в нефтегазодобывающем управлении за последний год. 20 августа бюро обкома принимает постановление «Об освоении новых нефтяных месторождений вахтовым методом», которым предписывает: «Считать наращивание объемов добычи нефти на основе ввода в разработку новых месторождений одной из важнейших задач областной партийной организации, советских, хозяйственных органов… Одобрить предложение НГДУ «Томскнефть» об освоении новых месторождений вахтовым методом».   

Объединение для новых сверхзадач

8 июля 1977 года  - исторический рубеж для томских нефтяников. В этот день приказом министра нефтяной промышленности СССР создано производственное объединение «Томскнефть» с прямым подчинением министерству. Спустя одиннадцать с половиной лет после рождения томское нефтегазодобывающее предприятие вышло из-под опеки своего «родителя» - Главтюменнефтегаза  - и отправилось в самостоятельное плавание.

Печальным предвестником этого расставания стала внезапная смерть Виктора Ивановича Муравленко, последовавшая 15 июня. Выдающийся человек, которого при жизни называли «нефтяником номер один Советского Союза», ушел в вечность и теперь уже, действительно, ничто не удерживало «Томскнефть» в семействе предприятий тюменского главка. Эта страница была перевернута.

В состав объединения были переданы практически все предприятия и организации Главтюменнефтегаза, расположенные на территории Томской области: нефтегазодобывающее управление, в том же приказе получившее новое наименование «Стрежевойнефть», Стрежевское управление буровых работ, вышкомонтажная контора, трест «Томскнефтестрой», управление технологического транспорта, база производственно-технического обслуживания и комплектации оборудованием, совхоз «Стрежевской» и другие. Местом расположения объединения был определен город Томск. Генеральным директором назначен Николай Мержа, главным инженером - Александр Юнин, главным геологом – Игорь Ефремов.

Из-за месторасположения объединения у Мержи возник чуть ли не первый конфликт с Лигачевым. Николай Филиппович пытался объяснить первому секретарю неразумность размещения аппарата «Томскнефти» в Томске: нецелесообразно переносить руководство нефтегазодобычей почти за тысячу километров от месторождений. В Томске нет специалистов (а брать руководителей и инженеров из Стрежевого Мерже запретили), нет надежной связи, а без нее – какое управление?! Предложил: давайте подождем с переселением два-три года. Но тщетно, у Егора Кузьмича были свои резоны и свои расчеты.

По мнению главного геолога новоиспеченного объединения Игоря Ефремова, которого единственного из стрежевских управленцев  Мерже дозволили забрать с собой в Томск, «обкому было удобно, что руководящий орган ведущего в области предприятия находится рядом, в двух шагах…»  «В то же время, - считает Игорь Федорович, Лигачев, вероятно, учитывал, что центр тяжести нефтедобычи будет смещаться в южном направлении и руководить из Стрежевого производственным процессом при нашем бездорожье и наших просторах будет все труднее. Близость к томской науке и вузам, думаю, тоже сыграла определенную роль в принятии такого решения, это был важный аргумент».

Штабом объединения стал старинный купеческий особняк на улице Гагарина. Заполнять его пришлось кадрами из других регионов: Кубани, Куйбышева, Татарстана, Башкирии. Обком расщедрился: под новых специалистов было выделено 28 квартир!

Совсем скоро организационный период по созданию объединения пришлось ускорять. Еще чернила на приказе об объединении  «Томскнефть» не высохли, а первый секретарь обкома уже ставил перед коллективом томских нефтяников новую, совершенно фантастическую, задачу: обеспечить увеличение добычи нефти в 1980 году до 12-14 миллионов тонн.

Эту заоблачную планку Егор Лигачев обозначил на пленуме обкома, состоявшемся 7 сентября 1977 года. Лигачев подтвердил ее 10 октября на совещании у председателя Госплана СССР Николая Байбакова. В протоколе записали: «Учитывая большое народнохозяйственное значение разведанных на территории Томской области промышленных запасов нефти и газа и перспективу открытия новых месторождений, принять предложения Министерства геологии СССР, Министерства нефтяной промышленности и Томского обкома КПСС об увеличении к 1980 г. объемов геологоразведочных работ в Томской области по сравнению с 1977 г. примерно в два раза и добычи нефти из месторождений Советского, Вахского, Нижневартовского, Стрежевского, а также из вновь вводимых в разработку – Оленьего, Первомайского, Хохряковского до 12 млн. т…».

Период относительно спокойного и ровного развития для томских нефтяников закончился. В течение четырех лет – с 1973 по 1976 год – уровень нефтедобычи «Томскнефти» не превышал 6,7 миллиона тонн в год. В 1977 году, с учетом вахской нефти, добыча должна была возрасти примерно до 7 миллионов тонн. А надо за три года прибавить еще 5-7 миллионов тонн!

Николай Мержа вспоминал: «Я прямо сказал Егору Кузьмичу: это нереально. По расчетам и 10 миллионов не получалось. Стал просить аудиенции: «Егор Кузьмич, примите меня, приду с расчетами, выкладками, цифрами». Получил ответ: «С любым другим вопросом приходи, с этим нет. Цифрами ты можешь доказать все, что угодно. Мы будем решать поставленную задачу».

Зачем Егору Лигачеву был нужен этот рывок? Ведь эти дополнительные сверхплановые миллионы могли впечатлить кого угодно десять лет назад, но не в конце 70-х, когда тюменские нефтяники добывали уже 200 миллионов тонн нефти в год и намеревались выйти в 1980 году на 300-миллионный уровень.

В публичных выступлениях первого секретаря обкома тех лет, в которых он ставил задачу двукратного увеличения объемов поиска и добычи нефти за три года, только стандартные формулировки: «В соответствии с решениями XXV партийного съезда…», «В соответствии с решениями декабрьского (1977 г.) пленума ЦК, постановлений ЦК и Совета Министров…».

Но многие партийные документы тех лет нужно уметь читать между строк. Вот, например, один из основных тезисов Лигачева из его выступления на расширенном заседании Томского обкома КПСС в начале 1978 года. Вчитаемся: «Товарищ Л.И.Брежнев на декабрьском (1977 г.) Пленуме ЦК КПСС отметил, что комплексное освоение недр и развитие производительных сил Западной Сибири - это для нашего народного хозяйства программа особого значения. Мы успешно завершили ее первый этап и трудно даже представить, в каком положении оказалась бы без этого страна… Теперь со всей неотложностью встает задача осуществления следующего этапа. Что означает для нас, томичей, новый, второй этап комплексного освоения недр и развития производительных сил  Западной Сибири? Это означает, кратко говоря, более высокие объемы разведки и добычи нефти, большие глубины бурения, вовлечение в народнохозяйственный оборот большего числа месторождений по сравнению с находящимися в эксплуатации, притом в труднодоступных и необжитых районах».

Поможет расшифровать эти, на первый взгляд, общие слова, записи из дневника одного из высокопоставленных работников ЦК  Анатолия Черняева, относящиеся к тому самому декабрьскому пленуму: «14 декабря 1977 года.  О самом пленуме. Доклад Байбакова (председатель Госплана). Такой тревоги и жесткости в оценке экономического положения я не помню даже в его всегда несколько «пессимистических» выступлениях. Положение скверное. Хуже, чем можно было предположить, и чем прежде».

Положение скверное… А без западносибирской нефти – было бы еще сквернее, об этом прозрачно говорит Лигачев («трудно представить в каком положении оказалась бы без этого страна»).

Система планового хозяйства СССР, после некоторого оживления в конце 60-х и начале 70-х, начала буксовать. К середине 70-х страна прочно садится на нефтяную иглу: объемы экспорта черного золота выросли к 1977 году в два раза по сравнению с 1970–м – с 66,8 до 122, 1 миллиона тонн. Советский Союз нуждался в новых, все более увеличивающихся дозах, и дать их могла только Западная Сибирь, поскольку в традиционных нефтяных регионах (первое и второе Баку) темпы роста добычи нефти стали снижаться. Но и здесь этап экстенсивного роста, фонтанной добычи подходил к концу, стали проявляться издержки периода бурного освоения нефтегазовых богатств – неразвитость инфраструктуры, перекосы в развитии производственной и социальной инфраструктуры.

Стремительный рост численности населения нефтегазовых районов Западной Сибири значительно опережал темпы жилищного и социального строительства. Города и поселки нефтяников в ту пору обрастали скопищем балков и других времянок, люди приезжали за «большой деньгой» и для многих психология временщика («срубить бабок и сваливать») стала определяющий…

В верхах заговорили о «втором этапе», который на самом деле являлся попыткой исправить сделанные ошибки и за счет «комплексности» значительно повысить производительность труда в нефтегазовой отрасли, и за счет этого еще больше нарастить объемы добычи нефти и газа.

В мае 1977 года вышло программное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О развитии нефтяной и газовой промышленности в Западной Сибири в 1977-1980 годах».

«Оно имело особое поворотное значение, - пишет в своих воспоминаниях ветеран отрасли, бывший завсектором нефтяной промышленности ЦК КПСС Николай Еронин, - В нем подчеркивалось, что главная база добычи нефти и газа создается в Западной Сибири, которая приобретает решающее значение для дальнейшего развития экономики страны. Постановлением намечалось довести в 1980 г. добычу нефти до 315 млн. т… Госплану СССР, начиная с 1978 г., было предложено ввести в народнохозяйственный план специальный раздел “Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс”. Уже одно это свидетельствовало не только о повышении внимания к нефтяной промышленности, но и о крайнем напряжении».

В документе министерствам и ведомствам ставилась задача не только обустраивать в Западной Сибири новые нефтяные и газовые месторождения, но и увеличить объемы строительства автомобильных дорог, жилых домов и объектов культурно-бытового назначения. Наличествовала даже такая фраза: «Создать максимум удобств для проживания в этом районе».

Егора Лигачева не могло не задеть то, что Томская область оказалась за полями этого постановления. В  обширном многостраничном тексте подробно перечислялись десятки различных объектов, но львиная их доля располагалась на тюменской земле: линии электропередач, мосты и дороги, заводы, аэродромы, речпорты и прочее.

Томская область с ее скромными объемами нефтедобычи растворялась в тюменском нефтяном океане. Первый  секретарь Томского обкома партии, конечно, допустить этого не мог.

У нового министра нефтяной промышленности СССР Николая Мальцева, назначенного в апреле 1977 года после кончины Виктора Шашина, он сначала добился создания отдельного томского производственного объединения по добыче нефти и газа, а затем и поддержки своих планов по удвоению нефтедобычи к 1980 году.

Что могла противопоставить Томская область Тюменской? Соревноваться в объемах – смешно. Не тонны, а темпы! Не объемы, а показательный пример! Пример того, как напряжением воли, концентрацией усилий на выполнении сложнейших задач можно достичь значительного прорыва – только это мог предъявить Егор Лигачев руководителям государства, чтобы Томская область вновь превратилась в объект их внимания и интереса.

Размеренным ходом событий никого не удивишь. Нужен был пропагандистский взрыв, нечто особое, почти небывалое. Этот взрыв и организовал Егор Лигачев осенью 1977-го.

Фактически он предложил Томскую область в качестве экспериментальной площадки по опробыванию новых подходов и механизмов в развитии нефтегазового комплекса Западной Сибири. То, что в Тюмени за ее объемами не разглядишь, в Томске можно было увидеть наглядно и выпукло.

И ведь сработало! Председатель Госплана СССР Николай Байбаков проведет подряд несколько совещаний на эту тему, ее рассмотрит Секретариат ЦК, в Томскую область – невиданное дело – приедет председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин, чтобы лично понаблюдать за томским феноменом (это произойдет в марте 1978 года).

На очередной партийной конференции, выступая с докладом, Егор Лигачев неожиданно прервется, внимательно посмотрит на собравшихся и скажет:

«Область ставит задачу добыть в 1980 году 12-14 миллионов тонн нефти. Но тут в зале сидит один всем известный человек, который с такой постановкой не согласен. Это товарищ Мержа. Так вот, товарищи, докажем ему, что нам по силам поставленная задача!»

И Мержа поймет, что его дальнейшая судьба зависит от решения этой задачи.

Васюганский прорыв

Главным источником сверхплановых объемов нефти, кроме интенсификации добычи на Советском и Вахском месторождениях, должна была стать группа месторождений Васюгана – Оленьего, Первомайского, Катыльгинского. Их общие разведанные запасы нефти промышленных категорий составляли на тот период свыше 100 миллионов тонн. Освоение этих и других месторождений, расположенных на западе Томской области, означало создание второго нефтедобывающего района на территории региона. Сделать теперь это нужно было гораздо раньше запланированных ранее сроков (изначально Васюганье намечалось ввести в 1983 году).  Одновременно обком нацеливал на ускорение работ по проектированию и строительству еще одного нефтяного района – Пудинского.

Уже в 1978 году предстояло построить и ввести в эксплуатацию нефтепровод Васюган-Раскино протяженностью 178 километров, обустроить Оленье месторождение – первенец васюганской группы, построить вахтовый поселок, проложить дороги к поселку и промыслу от Катыльги. И получить первую васюганскую нефть.

Закрутилась-завертелась идеологическая машина, обеспечивающая пропагандистское сопровождение поставленных задач. Газеты запестрели заголовками и рубриками «За 3,5 миллиона тонн нефти сверх плана», «Год, равный трем», «Стратегия наступления». За этими лозунгами читалось: «Любой ценой!», «Во что бы то ни стало!».

Виктор Калюжный, один из участников васюганской эпопеи, вспоминает: «На Васюгане все было предельно сложно: доставлять грузы и развозить их по площадкам, строить кусты и лежневки, бурить, ставить станки-качалки. Сегодня бы на это сказали: авантюра, - так нельзя, начинать надо с дорог, потом подготовить жилой комплекс, а уж затем разворачивать основные работы. Но сколько бы времени ушло на это – неизвестно, а васюганская нефть, как прибавка к стрежевской нефтедобыче, нужна была уже тогда».

Нефтепровод Васюган-Раскино был первоочередным объектом. Строить его решили исключительно силами томских строителей – помощь извне просить некогда да и негде.

Вспоминает Альфис Гильманов: «Сложность, насколько помню, была в том, что министр Мальцев сомневался, стоит ли форсировать строительство трубы, поскольку проблем там (на Васюгане) было еще много. Предстояло развернуть бурение, ввести объекты по подготовке нефти, построить вахтовый поселок и так далее. Но Лигачев придерживался другого мнения, и он решил убедить, что томичи могут работать быстро и решать серьезные задачи… Он добился выделения трубы и принял решение строить нефтепровод Васюган – Раскино своими силами, задействовав трест «Томскгазстрой», - причем, построить фактически за один зимний сезон. Задача была трудная, все понимали, в глазах многих Лигачев представал, наверное, авантюристом, но это позволило бы ускорить освоение васюганской группы месторождений». 
 
В один из самых напряженных моментов строительства нефтепровода нужно было доставить плети из труб к месту стыка. Трассу вели одновременно с двух сторон, стыковка должна была произойти в районе 92-го километра, а там – даже не болото, а заболоченное озеро глубиной до 4 метров. Зима стояла не слишком морозная, техника проваливалась в болотную жижу, подтащить трубы к месту встречи двух потоков было совершенно нереально. Альфис Гильманов рассказывает: «Сделать это можно было только по воздуху. Я прикинул: технически это возможно, грузоподъемность вертолета позволяет, но в действительности трубу такого диаметра вертолетом никто не перевозил, инструкциями это было запрещено. Тогда я полетел в обком партии… В общем, убедили это сделать – под свою ответственность».

И под ответственность командира отряда Ми-8 Виталия Хотынского, вертолетчика-аса, который взялся за осуществление этой сложнейшей операции. Одну за другой плети перебросили на участок, благодаря чему 20 апреля, к очередной годовщине Ленина (а как без красной даты!), до наступления оттепели трассу успели завершить.

27 апреля 1978 года приказом министра нефтяной промышленности СССР «О структурных изменениях в объединении «Томскнефть» были созданы нефтегазодобывающее управление «Васюганнефть», Васюганское управление буровых работ и Васюганское специализированное строительное управление. В мае Николай Мержа назначил руководителем НГДУ «Васюганнефть» Фанзиля Гарипова, управление буровых работ возглавил Иван Чобит. Обоих бросили на прорыв, сорвав с аналогичных должностей в стрежевских подразделениях «Томскнефти».

Лигачев добился своего: Васюган зазвучал в стране. В том же 1978 году освоение этого нефтедобывающего района Томской области было объявлено Всесоюзной ударной стройкой. Был объявлен набор добровольцев для работы на васюганских месторождениях, и скоро в Стрежевой пополнится крупным отрядом молодых рабочих и инженеров. Осенью первая васюганская нефть поступила в систему магистрального нефтепровода Александровское – Анжеро-Судженск, а всего в тот год было добыто 20 тысяч тонн.

Издержки процесса, конечно, были. На Васюгане, действительно, все было очень сложно. Участники тех событий говорят: пожалуй, что сложнее, чем тогда, в 66-м, когда вводилось в эксплуатацию Советское месторождение. Каждый объект давался огромным напряжением сил.

Виктор Калюжный вспоминает: «Дорога от Пионерного до Оленьего появилась не сразу, ее построили с огромным трудом, знаменитые болота мешали продвигаться даже зимой, они плохо промерзали, так что трактора, участвовавшие в строительстве зимников, проваливались моментально, на наших глазах, тракторист едва успевал выскочить. Но в резолюциях об этом не говорилось ни слова – это могли знать только сами васюганцы…»

Павел Батыль, в те годы начальник РММ «Томскнефти»,  рассказывает, что первое время, пока в Пионерном не появились обустроенные общежития, жить приходилось во времянках: «Не хватало электроэнергии, тепла, а зимы были суровые, придешь в вагончик – не раздеться, температура градусов 5-7. Топили-то вечером, а днем там никого не было, жилье и остывало…».

Вспоминая эту эпохальную стройку, ее участники сегодня нет-нет да и задаются вопросом: а надо ли было тогда строить именно так, как строили – любой ценой?

«Сейчас может показаться диким: для чего было рвать жилы, создавать в короткие сроки на пустом месте среди васюганских болот сложную инфраструктуру по добыче, сбору и подготовке сырья. Почему бы не сделать то же самое за более длительный промежуток времени, не напрягая так силы?», - говорит Павел Батыль. И добавляет: «Но тогда такое и в голову не приходило: надо так надо».

Несмотря и вопреки. Васюган стал отличной профессиональной школой роста для многих томских нефтяников. Отсюда корни карьерных успехов большинства будущих руководителей «Томскнефти» и Восочной нефтяной компании: Фаниса Гарипова, Виктора Калюжного, Владимира Шафтельского, Александра Шитова, Ф.Бадикова, Владимира Емешева и многих других.
Спустя несколько лет Васюганский нефтедобывающий район станет мощной опорой объединения «Томскнефть», давая в общую копилку почти 3 миллиона тонн нефти.

Вахта

Лигачев делал ставку на комплексное освоение Васюгана, поэтому изначально пристально следил не только за обустройством буровых, но и ходом строительства вахтового поселка, вскоре получившего название Пионерный.   

Виктор Калюжный из-за поселка не получил обещанной ему должности начальника НГДУ «Васюганнефть». В один из приездов туда Егора Кузьмича, первый секретарь Томского обкома стал знакомиться с ходом строительства Пионерного. «У нас состоялся довольно неприятный для меня разговор, - вспоминает Виктор Иванович, в ту пору  главный инженер НГДУ.  – Лигачев осмотрел общежитие, и его оценка была следующая: плохо и медленно строите, это армейская казарма, а не жилье для вахтовиков. Я возразил: это лучшие проекты института «Томскгражданпроект», а строим из тех материалов, что завезли, других у нас нет. Это ваши проблемы, было сказано, - не умеете работать. Несправедливая критика всегда задевает: ускорить строительство нечем, техники не хватает, васюганцы живут в тяжелых условиях, по колено в грязи, все делается вручную, а тут вдруг необоснованные претензии. Все внутри вскипело, что-то я ответил, видимо, резкое, и Лигачев сказал: «Вы никогда не будете начальником НГДУ».

Калюжный, действительно, не станет начальником НГДУ. Спустя двадцать лет он займет кресло министра топлива и энергетики России. Случится, правда, это уже в другую, постлигачевскую эпоху.

Но для того времени этот эпизод служит прекрасной иллюстрацией требовательности Лигачева ко всему, что касалось внедрения в жизнь вахтового метода при освоении новых нефтедобывающих районов Томской области.

Вахтовый метод Лигачев поднял на щит, сделав его еще одной фирменной «изюминкой» томичей. Поселок Пионерный, по его замыслу, должен был стать образцовым, лучшим в стране.

Проект поселка по заданию первого секретаря обкома был разработан еще в 1975 году. Причем, на конкурсных условиях. Победили предложения группы молодых томских архитекторов института «Томскгражданпроект» под руководством Виктора Новикова.

Рассказывает Валерий Рыбаков, в те годы - начальник архитектурно-планировочной мастерской «Томскгражданпроекта»: «В 1975 году у нас в институте был объявлен творческий конкурс архитекторов всех мастерских по созданию такого проекта. Было представлено пять работ. Победителем стала творческая группа Виктора Новикова, где очень много комсомольцев, это Саркисов, Филиппова, Власенко, ставшие лауреатами областного смотра научно-технического творчества молодежи, многие другие. Что же это за проект? Постоянный вахтовый поселок в Васюгане рассчитан на три тысячи человек, ориентирован на нефтедобычу, на продолжительность вахтового периода в 10 дней. Площадь участка – 18 гектаров. Площадь застройки – 27600 квадратных метров, жилая – 18 тысяч. Исходный материал – кирпич… Восемь пятиэтажных жилых блоков, соединенных переходами,  каждый блок рассчитан на 375 человек. Проект предусматривал две столовые, кинозал, библиотеку, спортзал, плавательный бассейн. А также зимний сад, почтовое отделение, комнаты общественных организаций».

Именно этот, смелый и не очень дешевый для воплощения, проект был выбран Лигачевым. И в итоге - реализован. 

«Уникальность васюганского проекта была очевидна, - говорит Виктор Калюжный. – и она заключалась в особых подходах к созданию бытовых условий на вахте. Речь шла о том, чтобы поднять эти условия на недосягаемый прежде, городской, по существу, уровень, чтобы вахтовик мог полноценно отдохнуть, посетить спортзал, послушать лекцию или музыку. И, конечно, своеобразным символом Пионерного стал зимний сад, устроенный в одном из каменных блоков, где томичи, специалисты из университетского Ботанического сада, высаживали редкие в тех краях кусты и деревья… Ни балков, ни туалетов на улице – все капитальное, хорошего качества, добротное, и в этом смысле мы были, конечно, пионерами».

Вахтовый метод – еще одна пика в адрес тюменцев, где освоение нефтяных и газовых месторождений, в основном, шло по пути создания вблизи мест добычи базовых поселков, которые быстро превращались потом в города.

Именно такой вариант продвигал Виктор Муравленко. Он считал, что нужно сочетать вахтово-экспедиционный метод и систему нормального расселения людей, занятых на промыслах. Он рассуждал так: есть в нефтяном деле профессии, обладатели которых должны обязательно постоянно жить невдалеке от промыслов. В первую очередь, руководители. Не могут два начальника промысла работать посменно!

Томичи доказали – могут. Главным аргументом Лигачева, активно пропагандировавшего вахтовый метод, была значительная экономия ресурсов.

«Наличие нефтяных и газовых ресурсов в области позволяет резко увеличить добычу нефти, - писал Лигачев в статье, опубликованной в «Экономической газете» в 1980 году, - Но для этого нужно включить в разработку десятки месторождений, расположенных на сотни километров от города Стрежевого. Если бы мы решали задачу развития нефтяной промышленности традиционным способом, то, чтобы выйти на заданные рубежи, надо построить одиннадцать рабочих поселков. К примеру, чтобы добыть на Васюгане в 1985 году заданное количество нефти, требовалось возвести город с населением в 25 тысяч человек. Затраты на его строительство составили бы примерно 500 миллионов рублей…»

Реализация системы «базовый город – вахтовый поселок» (Стрежевой – Пионерный), позволило, по подсчетам специалистов, сэкономить около 300 миллионов рублей.

Были, конечно, и специфические «вахтовые» проблемы. Владимир Шафтельский рассказывает: «Вдоль дорог на Васюгане, как после битвы, валялись трубы, виднелись провалившиеся в болота трактора, и отчасти это было связано с вахтой. Люди заезжие ничего не ценили, им важно было доработать и улететь, а там хоть бы что».   

Создание хороших бытовых условий в томских вахтовых поселках должно было разрушать психологию временщиков. Но сил и средств на это было потрачено, конечно, немерено. 

Смена капитана

Несмотря на васюганское ускорение, ввод в эксплуатацию Вахского, Нижневартовского, Северного месторождений, постоянную работу по интенсификации добычи на Советском месторождений, к середине 1980 года стало понятно – заявленного  уровня добычи нефти в Томской области не произойдет. Ни 14 миллионов, ни 12,5, ни даже 10.

Профессиональные расчеты Николая Мержи были точные: в 1980 году «Томскнефть» добыла 9,8 миллиона тонн нефти. И это был приличный рывок, без малого три миллиона тонн за три года. И тем не менее, обещанное не выполнено, победы не случилось и за это полагалось нести ответственность.
 
В августе 1980 года Мержа ушел. Еще недавно он был в фаворе у Лигачева, получал ордена, заслужил почетное право стать делегатом XXV съезда КПСС, но - мимолетна мирская слава и милость властьпредержащих.

В своих воспоминаниях Егор Кузьмич настаивает, что уход с поста генерального директора объединения «Томскнефть» - решение самого Николая Мержи и он, как первый секретарь обкома, его к этому не подталкивал. Высказывания, что будто бы «обком снял Мержу за его сопротивление наращивать объемы добычи нефти», Лигачев называет «надуманными утверждениями».

По его версии, причина отставки Мержи – в нем самом. «К сожалению, у него не складывались отношения в Министерстве нефтяной промышленности, и это сказывалось на делах. – рассказывает Егор Лигачев. - Настроение в таком случае бывает не из лучших. Николай Филиппович зашел как-то ко мне. В откровенной беседе я понял, как он устал, не удовлетворен работой. Может быть, сказал он, я исчерпал свой ресурс в этой должности. Столь самокритичный вывод подтверждал мнение о том, что это был крупный руководитель, с твердым характером. Мы предоставили Николаю Филипповичу должность в Томске, он стал директором института «ТомскНИПИнефть», где еще много лет плодотворно работал…»

В этой версии есть некоторые нестыковки. Начнем с того, в рассекреченных протоколах заседаний бюро обкома в июле 1980 года применены формулировки, не вызывающие  двойного прочтения. В решении бюро записано: «Руководители объединения тт. Мержа, Юнин, Ефремов, НГДУ «Стрежевойнефть» т. Гензе вместо мобилизации коллективов на преодоление отставания ставят под сомнение выполнение утвержденных планов добычи нефти, не принимают эффективных мер по улучшению использования действующего фонда скважин, своевременному вводу в строй новых скважин. По вине объединения крайне медленно наращиваются мощности по добыче нефти на новых месторождениях, обеспеченных нефтепроводами и линиями электропередач, вследствие чего капиталовложения используются неэффективно…»

Этим же решением за невыполнение плана добычи нефти главному инженеру объединения Юнину объявлен выговор. Взыскания и предупреждения получили другие руководители - Гензе, Ефремов, Чернов. Мерже выговор объявлять не стали. Зачем? Следует классическая фраза: «Считать необходимым укрепить руководство объединением».



В декабре 1980 года, выступая с докладом на партийной конференции, Егор Лигачев напрямую связал недостижение поставленных задач со сменой руководителя «Томскнефти», сказав об этом так: «Нам не удалось выполнить взятые обязательства. Отставание в обустройстве нефтепромыслов, в строительстве дорог серьезно осложнили освоение новых месторождений. К тому же руководители объединения «Томскнефть» не обеспечили должной отдачи действующего фонда скважин… Обком партии вынужден был пойти на укрепление руководства объединением».

Многие коллеги Мержи, его бывшие подчиненные, тоже связывают его уход с невыполненными требованиями партии. По мнению Владимира Шафтельского, перед Мержой ставили невыполнимые задачи: «В общем-то, Мержа был прав, но его не послушали и перевели на другую должность…, что было воспринято как незаслуженное наказание. Но Лигачев высказал мнение – и все были вынуждены его поддержать, оспаривать решение первого секретаря никто не осмелился. Раз Мержа возглавлял «Томскнефть», он и нес ответственность за невыполнение намеченных партией планов, так это воспринималось».

Не подтверждал версию Лигачева о добровольности ухода и сам Николай Филиппович. Что касается формулировки в заявлении «по состоянию здоровья», он рассказывал об этом так: в министерстве нефтяной промышленности ему сказали: знаешь, ты все-таки номенклатура ЦК, просто так тебя уволить как-то нехорошо, ты напиши, что по состоянию здоровья. Мержа написал.

И насчет того, что ему сразу предложили должность директора института «ТомскНИПИнефть» - тоже не совсем так. Точнее, совсем не так. По его словам, в министерстве ему предложили поехать в Среднюю Азию или стать заместителем генерального директора нефтедобывающего объединения в Сургуте. Мержа отказался. Возглавил томское отделение проектного института «Гипротюменнефтегаз», которое лишь спустя шесть лет, объединенное с рядом других структур, станет институтом «ТомскНИПИнефть».

Как бы то ни было, с уходом Николая Филипповича Мержи в «Томскнефти» закончилась одна эпоха. И началась другая. А памятью о том, начальном, героическом этапе в истории томской нефти останется улица Мержи в Стрежевом, названная так после смерти первого руководителям томского нефтедобывающего предприятия.

Филимонов: к новым рубежам

Новым генеральным директором объединения «Томскнефть» стал 45-летний руководитель СУБРа - Стрежевского управления буровых работ -  Леонид Филимонов.

Леонид Иванович – тоже «кадр» Лигачева. В 1979 году первый секретарь обкома, озабоченный недостаточными, по его мнению, темпами бурения скважин в «Томскнефти», подыскивал кандидатуру на должность начальника СУБРа.  Однажды министр нефтяной промышленности СССР Николай Мальцев сообщил Егору Кузьмичу: «Я тебе нашел такого мужика, проблем не будет!».

Действительно, в лице Леонида Филимонова «Томскнефть» приобрела профессионала экстра-класса, за плечами которого путь от бурильщика до начальника крупного управления буровых работ в системе объединения «Сахалиннефть». Управление Филимонова славилось умением бурить сложнейшие скважины на сахалинском шельфе. До перехода в СУБР три года Леонид Иванович возглавлял экспедицию глубокого бурения объединения «Башнефть», работавшую в режиме долгосрочной «вахты» на севере Тюменской области. И здесь он проявил себя с самой лучшей стороны, за короткий срок наладив эффективную работу предприятия, так, что даже знаменитые тюменские буровики могли только завидовать достижениям и высоким производственным показателям коллег из Башкирии. Неслыханное дело, буровикам Филимонова разрешали сдавать скважины без всяких проверок и комиссий – такова была оценка качества их работы. И зарабатывали в его экспедиции прилично. Рассказывали, что когда Леонид Иванович приезжал в Башкирию, на место постоянной дислокации предприятия, местные жители встречали его как хана. Той устраивали. Потому что буровики у него получали по тем временам огромные деньги – до полутора тысяч рублей в месяц.

Как вспоминает Леонид Филимонов, назначение и переезд в Стрежевой получились для него стремительными, заняв ровно сутки. Он даже с партийного учета не успел сняться. «Представление в Стрежевском горкоме заняло 10-15 минут, - рассказывает он. – Ключи от пустого сейфа в конторе УБР получил поздно ночью, а утром приступил к своим обязанностям». 

Возможно, приглашали его уже тогда с прицелом на кресло руководителя объединения. Во всяком случае, Филимонов сразу получил фактически безграничную поддержку и от министра, и от Лигачева.

Александр Шитов, вспоминая первые управленческие шаги Филимонова, рассказывает: «Это был жесткий, требовательный руководитель, именно такой человек и был нужен, чтобы навести порядок и существенно нарастить проходку, как того требовали обстоятельства… Подразделения, задействованные в строительстве скважин, действовали тогда разрозненно, каждый сам по себе. Обнаружив это, Филимонов решил собрать всех, по опыту тюменцев, в единый кулак: соединить в одну команду буровика, вышкомонтажника, тампонажника, строителя и транспортника – чтобы все работали на конечный результат. Эту идею Леонид Иванович тут же и реализовал, заручившись поддержкой министра – так появился Супер-СУБР».

По словам Леонида Филимонова, ломать сложившуюся на тот момент систему было непросто: «Строительство скважин осуществляли 7-8 производственных единиц, каждая со своими планами и показателями... Я позвонил Мальцеву, он возглавлял тогда Миннефтепром, и попросил выдать карт-бланш: подчинить себе все обслуживающие бурение структуры… Через несколько часов после моего звонка из министерства пришел ответ: просьбу удовлетворили. Что тут началось: руководители местного бурового комплекса рвали и метали, ведь их «привязали» к буровику, сделав определяющим метр проходки, а не второстепенные показатели. Но это был правильный шаг: дела постепенно пошли на поправку, проходка возросла».

Став генеральным директором объединения, Леонид Филимонов еще больше усилил «буровые» акценты в деятельности «Томскнефти». При нем объемы буровых работ выросли почти в три раза: если за 1976-1980 годы бурение горных пород составило 1394 тысячи метров, то в 1981-1985 годах – 3 739 тысячи метров. В начале 80-х взошла звезда молодого бригадира из Стрежевского УБР Талгата Фаттахова, чей коллектив в 1981 году достиг рубежа в 70 тысяч метров годовой проходки нефтяных скважин, в 1982 году – 80 тысяч, а в 1984 году взял «гроссмейстерскую» планку в 100 тысяч метров. Сделано это было с несравнимо более сложных геологических условиях, чем у буровиков Тюмени. Старший коллега Фаттахова, знаменитый буровой мастер Василий Калиничук в 1975 году получил звание  Героя социалистического труда за достижение годовой проходки в 40 тысяч метров. Фаттахову Героя не дали, ограничившись премией Ленинского комсомола, но сути дела это не меняет: буровики «Томскнефти» в 80-е годы отточили свой проффесионализм до высочайших степеней мастерства, не случайно таких буровых мастеров из Стрежевского и Васюганского управлений буровых работ, как Талгат Фаттахов, Анатолий Репников, Фарваз Рамазанов называли «королями проходки». В 1982 году, в знак признания заслуг в наращивании объемов бурения нефтяных скважин, Стрежевское управление буровых работ получит почетное наименование «имени 60-летия СССР». 

Четыре года, в течение которых объединением «Томскнефть» руководил Леонид Филимонов, стали важной вехой в его истории. Если сравнить историю предприятия со строительством дома, получится, что при Мерже был создан фундамент, первый этаж и коммуникации. При Филимонове здание «Томскнефти» быстро пошло в рост, обросло множеством вспомогательных  сооружений, обрело благоустроенную территорию вокруг, надежные подъездные пути.

Новый импульс получил Вахский промысел. Его освоение шло трудно, сказывалось отсутствие круглогодичной дороги к вахтовому поселку и производственным объектам, ошибки, допущенные при строительстве нефтепровода Вах-Стрежевой, линии электропередачи. Плюс сложнейшее геологическое строение месторождения, требующее высочайшей квалификации от буровиков и нефтепромысловиков. В самом начале своей работы в объединении Леониду Филимонову удалось затащить на Вах министра Николая Мальцева, который, оценив обстановку и перспективы этого нефтегазового района, принял решение о перемещении сюда сразу шести бригад буровиков из Белоруссии в дополнение к двум работавшим здесь бригада Стрежевского УБР. Это позволило вскоре удвоить объемы добычи вахской нефти.

Большие ресурсы вкладывались в дальнейшее обустройство группы Васюганских месторождений. Одним из ключевых решений того периода стала стратегия  инфраструктурного рывка. Благодаря усилиям Егора Лигачева на правительственном уровне было принято решение о переброске в Томскую область дорожных строителей из Казахстана – треста «Казнефтедорстрой». Казахские строители без раскачки взялись за сооружение бетонной технологической трассы, призванной соединить базовый город томских нефтяников Стрежевой с месторождениями Васюгана, поражая томичей высокими темпами работ. «Они работали быстро и качественно, научились строить в год по 50 километров дорог и больше, - вспоминает Виктор Калюжный. – Для Васюгана невиданные объемы».

«Во главе треста («Казнефтедорстрой») стоял Христиан Давыдович Дриллер – легендарная личность, интеллигентный, эрудированный человек, из семьи сосланных в Казахстан немцев, - рассказывает Владимир Мангазеев. – Вот он при поддержке правительства Казахстана и организовал строительство трассы, наши партнеры привезли технику, наладили производство и поставку железобетонных плит. Причем дорогу строили практически без изысканий, имея только направление: шли прямо по курсу и, если встречали болото – отсыпали, благо с песком забот не было. И двигались дальше. Он говорил: «Вы мне дайте объемы, перспективу, чтобы мои люди не простаивали, остальное сделаю сам». И, действительно, решал вопросы, никого не тревожа».
   
В 1982 году неподалеку от Пионерного в кратчайшие сроки была построена взлетно-посадочная полоса, способная принимать самолеты типа Ан-24 и Ан-26 с вахтовиками и технологическим грузом. По словам Владимира Мангазеева, со строительством этого аэродрома у нефтяников и обкома поначалу возникли «разночтения»: «Нефтяники говорили: нужно форсировать подготовительные работы, чтобы нарастить объемы бурения, а обком считал: важнее бросить все силы на строительство взлетно-посадочной полосы, без которой не мыслилось развитие вахты».

Все вопросы и сомнения отпали, когда взлетно-посадочная полоса была построена. Вспоминает Владимир Мангазеев: «Когда васюганцы получили возможность принимать самолеты, в Пионерном решено было провести совещание… Провели эксперимент по доставке вахты из Стрежевого в Пионерный: участники совещания направились из горкома, вылетели, добрались, пересели на автобус и доехали до поселка, - весь путь занял около часа. Это было фантастически быстро, раньше приходилось сидеть на вертолетной площадке часами…»

При Филимонове ускоренными темпами велось строительство и самого Пионерного. К 1983 году он уже приобрел свои черты – построены несколько первых кирпичных блоков со вместительными столовыми, спортивными залами, центрами отдыха, знаменитым «зимним садом». Правда, эта социальная составляющая в развитии вахтового метода тоже поначалу вызывала вопросы у некоторых руководителей. Леонид Филимонов вспоминает, как однажды в Пионерный в сопровождении Лигачева прилетел председатель Госплана СССР Николай Байбаков и министр нефтяной промышленности Николай Мальцев.

«Они походили, посмотрели и стали «воспитывать» меня, генерального директора – зачем, мол, такой размах, надо беречь государственные средства: стоимость одного койко-места у нас доходила до 8 тысяч рублей, - рассказывает Леонид Иванович. – Но тут в разговор, спасибо ему, вмешался Лигачев: он решительно встал на сторону нефтяников… Надо сказать, московские гости были людьми с государственным мышлением, способные уловить суть вещей, и на них все увиденное на Васюгане произвело впечатление: чистота, комфорт и порядок. Они ощутили, что правда на нашей стороне и не стали противодействовать…»

В 1981 году началось промышленное освоение Первомайского нефтяного месторождения – крупнейшего из группы васюганских залежей. В 1983 году получена первая нефть Катыльгинского месторождения. В Пионерном заработала установка подготовки нефти. К 1984 году на Васюгане добывалось уже 2 миллиона тонн нефти.

С именем Филимонова связаны важные вехи в дальнейшем развитии Стрежевого. 5 апреля 1978 года рабочий поселок указом президиума Верховного Совета РСФСР получил статус города областного подчинения и к моменту прихода Леонида Ивановича к руководству объединением «Томскнефть» в нем уже действовала довольно энергичная команда управленцев во главе с первым секретарем Стрежевского горкома КПСС Виктором Зоркальцевым. Начало 80-х годов – время бурного роста объемов жилищного и социального строительства.  За год вводилось свыше 50 тысяч квадратных метров жилья – и все равно было мало. Город рос как на дрожжах (нефть – катализатор получше!). В 1976 году в нем проживало чуть больше 17 тысяч человек, в 1980-м – уже почти 30 тысяч. Средний возраст стрежевчан составлял 29 лет!

В 1982 году совместными усилиями городских властей, нефтяников и строителей удалось справиться с застарелой болезнью всех сибирских нефтеградов – в Стрежевом был снесен последний балок. Стрежевской «шанхай», скопище временных, плохо приспособленных для жизни сооружений, прекратил свое существование. Рассказывают, что у Виктора Зоркальцева в кабинете висела специальная карта, на которой первый секретарь горкома отмечал снос очередного балка. Первое время их жильцы хитрили: получив благоустроенное жилье, они заселяли в оставленное жилище своих родственников или просто случайных людей, и все шло по кругу – для новых обитателей снова нужно было подыскивать места в общежитии или квартиру. Стрежевские руководители решили эту проблему кардинально: сразу после выезда из балка его жильцов домик сносился под ноль. 

Погруженность генерального директора объединения «Томскнефть» в социальные и прочие «непроизводственные» вопросы была чрезвычайно высокой. Леонид Филимонов рассказывает: «Я, генеральный директор нефтедобывающего предприятия, стал разбираться в курах-несушках, в уровнях надоев молока и в том, сколько кормовых единиц нужно заготовить на зиму на одну голову крупного рогатого скота! Я уж не говорю про детские сады, жилье и прочее. Мы участвовали во всем».

Таковы были требования, предъявляемые Егором Лигачевым и другими руководителями области ко всем хозяйственникам региона. Леонид Филимонов считает это правильным: «С одной стороны, область решала важную государственную задачу по добыче нефти, с другой – через добычу нефти решала свои социальные проблемы. Это было мудро и достойно».   

Впрочем, и с социальными и с производственными показателями в те, первые «филимоновские» годы, все обстояло нормально. Был обеспечен рост. Динамика общей нефтедобычи в объединении «Томскнефть» при Леониде Филимонове: 1981 год – 10,8 миллиона тонн, 1982 год – 11,4 миллиона тонн, 1983 год – 11,9 миллиона тонн, 1984 год – 12,5 миллиона тонн. В январе 1983-го Томский обком КПСС поздравил коллектив объединения с добычей 100-миллионной тонны нефти. В мае того же года «Томскнефть» впервые вышла на уровень добычи 1 миллион тонн нефти в месяц.
 
Символом стабильного поступательного развития «Томскнефти» стало начало освоения третьего нефтегазодобывающего района Томской области – Пудинского.

Кедровый край

14 июля 1982 года машинист коперной установки Мадияр Файзулин и его помощник Сергей Клочков забили первую сваю в основание нового города томских нефтяников – Кедрового.

Движение на юго-запад области томские нефтяники начали еще в конце 70-х. Здесь располагались нефтяные и нефтегазоконденсатные месторождения, открытые томскими геологами еще в 60-х – начале 70-х годов. Среди них выделялось крупное Лугинецкое месторождение, уникальное по своим характеристикам и не похожее ни на одно из тех, на которых уже работала «Томскнефть». Высокая газовая и газоконденсатная компонента делала его весьма перспективным источником сырья для Томского нефтехимического комбината, строительство которого шло полным ходом (в 1981 году на ТНХК ввели производство полипропилена, далее намечался ввод производственных мощностей по выпуску метанола, полиэтилена и других пластических масс). Не исключался вариант строительства продуктопровода, который соединил бы Лугинецкое и расположенное  севернее Мыльджинское месторождения с Томским нефтехимом.

Кроме того, в этом районе ранее был открыт ряд месторождения из доюрских отложений, в Пудино даже перебазировали Томское управление разведочного бурения – специально для разбуривания палеозоя. Пунктиром намечался мощный нефтегазодобывающий район, для освоения которого Лигачев решил посадить здесь еще один базовый город нефтяников, второй Стрежевой. Не будем забывать и о планах по освоению железорудных богатств этой территории, они, хоть и находились в госплановских «запасниках», но создание здесь необходимой для нефтяников инфраструктуры (ЛЭП, дороги и т.д.) могло подстегнуть их скорейшую реализацию.

Как вспоминает Николай Кобелев, работавший тогда председателем Парабельского райисполкома, первые принципиальные решения по третьему центру нефтегазодобычи в Томской области были приняты еще при Мерже. Летом 1979 года Лигачев собрал группу из партийных и хозяйственных руководителей региона и на вертолете привез в Пудино, чтобы на месте ознакомиться с положением дел.  Провели совещание. Решили: освоение Лугинецкого месторождения в долгий ящик не откладывать, отказаться от прокладки нефтепровода в сторону Барабинска в пользу парабельского варианта (с его подключением к магистрали Александровское – Анжеро-Судженск), начать проектирование города нефтяников, численность населения которого в перспективе должна составить 50 тысяч человек.

С местом расположения будущего города долго не рядились. Рассматривался вариант небольшого села Красный Яр, находившегося километрах в 25 от Пудина выше по течению реки Чузик. Отказались: река там была практически не судоходной, что существенно ограничивало возможности с подвозом грузов. Вариант с преобразованием в город села Пудино тоже отвергли: село старинное, самобытное, там располагалось сельскохозяйственное производство, посчитали, что город «раздавит» село.

«И вот тогда, отклонив оба предложения, остановились на третьем, - вспоминает Николай Кобелев. – Оно предполагало строительство города в густом сосновом бору недалеко от Чузика. Мы сделали на вертолете облет, все осмотрели, место понравилось. Лигачев дал добро».

Название для города придумали позже – Кедровый. Название красивое, достойное. Томскую область часто называли кедровым краем – за обилие кедрачей на ее территории. Предполагалось, что новый город нефтяников станет еще одним символом региона, примером успешности освоения богатств томской земли, ее недр, лесов, рек.

«Его название знаменательно как символ единства человека и природы, стремления совместить индустриальное освоение с бережным отношением к тайге и ее обитателям», - писал собкор «Известий» Леонид Левицкий в первом номере этой газеты за 1983 год.

«В чудесном месте поднимется город. Чистые березовые рощи, просторные боры царь-дерева – кедра. Неподалеку прозрачное, богатое озеро с зеркалом в 18 квадратных километров. Таких больше и нет в области… В новогодний праздник жители Кедрового добрым словом поминали тех, кто заложил здесь город. Верится, он будет выделяться и красотой, уютом своим… К 1990 году в нем будут жить 30 тысяч человек. Им предстоит брать богатства земель, встретивших умного, рачительного хозяйства». Так писал журналист. 

Увы, Кедровый стал символом, но совершенно иным – символом недальновидности, пренебрежения разумными, продуманными методами хозяйствования.  Живым памятником административно-командной системе.
 
Кедровый, пожалуй, самая крупная ошибка Егора Лигачева, сделанная им в томский период.

Словно не было уроков Стрежевого, Ваха, Васюгана. Просто однажды, в конце 1981 года, трудовые коллективы объединения «Томскнефть», треста «Томскгазстрой», Томского территориального управления строительства и управления строительства «Томскэлектросетьстрой» вдруг решили проявить инициативу – на два года раньше намеченного срока начать разработку Лугинецкого месторождения в новом Пудинском нефтегазодобывающем районе. 29 декабря того же года бюро обкома КПСС своим постановлением эту инициативу решительно одобрило.

Разумеется, инициатива эта родилась не на буровых и на строительных участках. Возможно даже, Леонид Филимонов пытался ее каким-либо образом замять и отодвинуть. Но еще довольно свежий пример  Николая Мержи не способствовал упорству.

И снова в бой. Снова закрутилась пропагандистская машина, страницы газет зашелестели лозунгами и призывами: «Даешь!», «Вперед!». Построим 177-километровый нефтепровод Лугинецкое – Парабель к очередной годовщине со дня рождения Ильича! Введем в эксплуатацию линию электропередачи по тому же маршруту! Поставим первую промышленную нефть Лугинецкого к 60-летию образования СССР! Построим. Введем. Поставим.

И вновь авралы, бесконечные штабы,  напряга, героические усилия. Тысячи парабельцев с лопатами выходят на расчистку трассы под нефтепровод (знакомая картина!). Снова в прорыв бросают томских студентов, к работе подключают строителей из «Химстроя», работников леспромхозов, коллективы промпредприятий. Построили. Выдохнули. Теперь нефть.

Участники тех события вспоминают историю освоения Лугинецкого и строительства Кедрового с болью в сердце. «История Кедрового – сплошная летопись преодоления: бездорожья, дефицита кадров и средств, собственных недочетов, - делится Фанис Бадиков. – Все понимали, что начинать осваивать нефтедобывающий район и строить там город, не имея транспортной сети, причем недорогой, было нельзя, и тем не менее продолжали свое дело: ничего другого не оставалось».

Бездорожье. Уж, казалось бы, после Ваха и Васюгана томских нефтяников этой извечной проблемой  освоения новых территорий не испугаешь, но Пудинский транспортный тупик превзошел по сложности преодоления все предыдущие истории. «На Васюгане и то было проще, - говорит Бадиков. – там была вполне судоходная река, по которой на Катыльгу доставляли генеральные грузы и в зимнее время развозили их по месторождениям».

Речка Чузик, единственная водная артерия для Кедрового, для навигации была пригодна лишь в течение месяца. На Лугинецкий промысел грузы доставлялись по Чижапке, притоку реки Васюган, такому же, как Чузик, неглубокому и извилистому. Суда, груженные плитами, цементом, гравием, трубами, нефтяным оборудованием, без труда доходили по Оби до Парабели и Каргаска, а дальше начинались мытарства.

«По Чузику проходили только 200-тонные баржи, да и те не полностью груженые, - рассказывает Александр Игнатов, в те годы – инструктор отдела нефтегазовой промышленности обкома партии, - и разойтись судам было невозможно, одни стояли, ждали очереди, пропускали суда, идущие вверх по реке, затем останавливались идущие вверх и продолжали движение суда идущие вниз на загрузку, и за это короткое время требовалось провезти громадное количество груза. Потому что не успел – придется ждать зимы, а зимник на Лугинецкое оставлял желать лучшего и часть груза, недовезенного летом, приходилось везти на месторождение через Бакчар-Кенгу по сложной зимней дороге за сотни верст, это трудно и дорого».   

Кадры. Если в случае с Васюганом отдельное НГДУ было создано практически одновременно с началом промышленной эксплуатации Оленьего месторождения, то на Лугинецком все оказалось куда сложнее. Дело в том, что на этот раз руководитель Миннефтепрома Мальцев не поддержал инициативу Лигачева по ускоренному вводу в разработку Пудинской группы, и это сильно осложнило реализацию проекта. Лугинецкий промысел пришлось осваивать силами Васюганского НГДУ, у которого своих забот было невпроворот. И лишь в июне 1985 года, когда в Миннефтепроме поменялась власть, новый министр Василий Динков подписал приказ о создании НГДУ «Лугинецкнефть» (к тому времени и Лигачев уже был членом Политбюро ЦК КПСС).

Первым начальником Лугинецкого нефтегазодобывающего управления стал Станислав Каминский, направленный сюда из Стрежевого (работал заместителем начальника НГДУ «Стрежевойнефть» по Ваху). Ему надо набирать персонал, а желающих работать на новом промысле нет, кому ж захочется срываться с насиженных мест. К тому ж зарплата на Лугинецком с «северным» коэффициентом 1,3, в то время как в Стрежевом – 1,5. Юг ведь (Томскому обкому потом придется решать в правительстве и эту проблему). Потом, когда объемы жилищного строительства в Кедровом вырастут и город гостеприимно распахнет двери своих благоустроенных квартир в красивых многоэтажных зданиях для нефтяников Лугинецкого, когда будет построен аэродром, способный принимать пассажирские авиалайнеры, только тогда кадровая проблема уйдет на второй план.
 
Но главный просчет кедровского проекта заключался в другом. 
Специалисты назовут эту проблему «высоким газовым фактором». Нефть Лугинецкого легкая, отменная по своим качествам, но месторождение-то нефтегазоконденсатное, и на каждую тонну нефти здесь приходится тысяча кубометров газа. Куда направлять нефть – понятно, в нефтепровод. А что делать с газом? Об этом, когда начинали осваивать месторождение, как-то особо не думали. И запылали факелы Лугинецкого – словно насмешка над красивыми словами журналиста о рачительных хозяевах, пришедших на благодатную пудинскую землю…

Сейчас ветераны томской нефтегазодобывающей отрасли с сожалением говорят о том, как и что надо было делать в Кедровом и на Лугинецком. Сначала построить дороги в круглогодичном исполнении до Томска и Парабели. Озаботиться созданием мощностей по переработке и транспортировке газа. Ограничиться сооружением вахтового поселка и не вваливать огромные капвложения в строительство города, оказавшегося в результате словно на острове среди болот и тайги… «Кедровый – тупиковая ветвь в развитии нефтегазового комплекса Томской области», - с горечью скажет однажды Владимир Шафтельский.

Но к середине 80-х об этом исходе никто не думал и не говорил. Верилось в лучшее.

К этому времени главный инициатор ускоренной разработки третьего нефтегазодобывающего района наблюдал за происходящим в Томской области уже с другого ракурса. Егор Лигачев в апреле 1983 года получил высокий пост в ЦК КПСС и покинул регион. В конце 1984 года на повышение уйдет и Леонид Филимонов. 

Советский пик добычи

После назначения в Москву, прощаясь с товарищами на пленуме Томского обкома КПСС в апреле 1983 года, Егор Лигачев с подкупающей искренностью сказал: «Я счастлив, что пришлось работать столь длительное время в Томской областной партийной организации, вместе с вами, друзья. Более того, я этим горжусь. И это чувство сохраню навсегда».

Позже он напишет в своих мемуарах: «Теперь, с дистанции времени, могу сказать, что томский период был самым интересным, самым прекрасным в моей жизни. Это был период душевного подъема. Если бы я больше нигде не работал, то все равно имел бы все основания считать свою жизнь удавшейся, а себя — счастливым человеком».

Егор Кузьмич имел полное право на такие слова. За семнадцать с половиной лет работы в Томской области он оставил после себя не просто несколько новых заводов, фабрик, крупных объектов. Он создал несколько новых отраслей экономики региона: нефтехимическую, приборостроительную, микробиологическую, современную стройиндустрию, академическую науку… Среди них главная, хребтовая, - это, конечно, нефтегазодобывающая отрасль – фундамент дальнейшего развития региона, его прочная основа.

Безотносительно к дальнейшей политической и государственной карьере Егора Кузьмича, оценки которой и по сей день крайне противоречивы, сделанного им в Томской области вполне достаточно для благодарности и признательности со стороны томичей.

Лигачев оставил после себя и мощный нематериальный актив – выпестованные им кадры. Птенцы лигачевского гнезда еще долгие годы будут играть заметную роль не только в Томске, но и в стране. К ним относится и Леонид Филимонов, для которого площадка «Томскнефти» станет трамплином к выдающимся карьерным высотам. Из Томской области он уедет в Нижневартовск,  где возглавит крупнейшее на тот момент нефтегазодобывающее предприятие страны – объединение «Нижневартовскнефтегаз», годовой объем добычи нефти которого составлял на тот момент  150 миллионов тонн. А еще через несколько лет он станет министром нефтяной и газовой промышленности СССР.

Оба, и Лигачев, и Филимонов, были призваны на новые поприща в непростые времена для страны и для отрасли. И там, и там назрела необходимость перестройки системы, благополучие которой напрямую зависело от нефти и газа.  К середине 80-х мировые цены на нефть резко упали, государство стало терять миллиарды долларов экспортной выручки. А тут еще нефтегазовый комплекс Западной Сибири оказался в кризисе, добыча нефти в Тюменской области начала снижаться. Томичей бросили на прорыв, спасать-выручать. Лигачева – на государственный уровень, Филимонова – на Самотлор.

Кризисные процессы затронули и томских нефтяников. В октябре 1985 года новый первый секретарь Томского областного комитета партии  Александр Мельников в присутствии нового министра нефтяной промышленности СССР Василия Динкова на бюро обкома «снимает стружку» с нового генерального директора объединения «Томскнефть» Александра Шкурова за срыв в выполнении плана по добыче нефти. Казалось бы, недодано всего лишь 25 тысяч тонн, мелочь, но обком в жестких формулировках требует от руководителей «Томскнефти» принятия «исчерпывающих мер по преодолению допущенного отставания, безусловного выполнения плана и социалистических обязательств по добыче нефти в 1985 году», предупреждая товарища Шкурова о персональной ответственности.

В декабре 1985 года бюро обкома вновь рассматривает вопрос о положении дел в нефтяной отрасли региона и констатирует: дела не улучшились, они стали только хуже. В ноябре «Томскнефть» недодала государству уже 38,5 тысячи тонн нефти. В протоколе заседания говорится: «Генеральный директор объединения т.Шкуров, давая на бюро обкома КПСС неоднократные заверения исправить дела, не держит слово, допускает просчеты в планировании и организации работ по освоению месторождений, в ряде случаев своими действиями деморализует коллективы. Указать т. Шкурову на эти недостатки и предупредить, что невыполнение плана добычи нефти в декабре поставит вопрос о его соответствии занимаемой должности».

Александр Леонтьевич Шкуров карьеру нефтяника делал в Сургуте и Нефтеюганске, работая на различных инженерных должностях. Опытный производственник, в его послужном списке – три года службы главным инженером объединения «Юганскнефтегаз». В 1981 году приказом министра нефтяной промышленности СССР назначен главным инженером – заместителем генерального директора объединения «Томскнефть». В январе 1985 года занял кресло генерального директора. Но, видимо, пришелся не ко двору. План по нефтедобыче объединение в том злополучном году все ж таки выполнило, но это в итоге не спасло нового гендиректора.  Приказ о его освобождении от занимаемой должности (переводом в центральный аппарат Миннефтепрома) был подписан 16 сентября 1986 года, за неделю до 40-летия Александра Леонтьевича.

На смену Шкурову пришел Фанзиль Галимзянович Гарипов, стрежевчанин с двадцатипятилетним стажем, успевший поработать начальником двух НГДУ, «Стрежевойнефть» и «Васюганнефть», при Мерже, председателем Стрежевского горисполкома и первым секретарем Стрежевского горкома КПСС.

На долю Гарипова выпала радость достижения максимального уровня добычи томской нефти в советский период времени – в 1989 году достигнут пиковый показатель: 14 863 тысячи тонн. Ему же предстояло в полной мере испытать все горести и передряги, которые свалились на объединение в канун развала Советского Союза: падение производства, финансовый кризис, полураспад предприятия на отдельные структурные единицы.

Это последнее советское пятилетие 1986-1991 годов для «Томскнефти» должно было стать звездным периодом, когда собираются плоды от посеянных ранее семян. Численность коллектива объединения достигла к началу 1986 года 20 тысяч человек. Предприятие вело разработку и эксплуатацию   около 20 месторождений в трех нефтегазодобывающих районах,  на подходе был четвертый – Игольский.

В марте 1986 года была утверждена целевая территориально-отраслевая научно-техническая программа «Нефть и газ Томской области», по которой впервые намечалось на широкой основе привлечь разработки томских ученых в нефтегазовую отрасль. Программа предусматривала выполнение 80 различных проектов в области НИОКР, которые предполагалось сделать силами 15 научных и научно-образовательных организаций Томска.

В 1987 году в Стрежевом поставлен рекорд жилищного строительства – введено почти 60 тысяч квадратных метров жилья, полторы тысячи семей справили новоселья. В Кедровом, который в 1987 году получил статус города, к этому событию завершено формирование первого микрорайона, построено около 30 тысяч квадратных метров жилья, школа, детский комбинат, столовая, пекарня, дом культуры, поликлиника – живи не хочу! В вахтовых поселках Ваха, Васюгана, Лугинецкого фактически завершилось строительство всей необходимой социальной инфраструктуры.

В 1986 году работа томичей по внедрению системы освоения природных ресурсов нефтегазового комплекса Западной Сибири  вахтовым методом была по достоинству оценена правительством. Четверо бывших и действующих работников «Томскнефти» получили Государственную премию СССР: Леонид Филимонов, Фанзиль Гарипов, Анатолий Андрианов (начальник Васюганского УБР) и Николай Воронков (на тот момент заместитель генерального директора объединения «Томскнефть» по общим вопросам).

Это был большой успех. Но жизнь не стояла на месте и сам метод требовал совершенствования, поэтому в 1987 году по инициативе Томского обкома КПСС в Стрежевом снова провели представительную научно-практическую конференцию, посвященную вахте. Был взят курс на сворачивание экспедиционных форм вахты, которым тюменские, а вслед за ними и томские нефтяники увлеклись, решая кадровые проблемы. В «Томскнефти» например, в 1987 году вахтовым методом работали 6,5 тысячи человек, из которых более двух тысяч летало самолетами из Новосибирска, Кустаная, Донецка, Киева, Саратова, Гомеля. Только затраты на авиаперевозки этих людей составляли 20 миллионов рублей в год. К тому же было доказано: производительность труда «дальних» вахтовиков была почти на треть ниже «местных» вахтовиков. От практики «дальней вахты» решили постепенно отказываться.

Томские нефтяники строили большие планы на последнее десятилетие XX века. Но совсем скоро их пришлось не то, чтобы перекраивать – отправлять на свалку. На рубеже 90-х годов вопрос встал о самом существовании «Томскнефти» как единого целого. Почти по-гамлетовски: быть или не быть?