Азбука жизни Глава 2 Часть 286 Бремя дневника

Глава 2.286. Бремя дневника

— Да, хочу, мамочка!
—Тогда возьми у папы мой детский дневник и пропусти через себя то время.
—А ты, Виктория, пропускала наше время через себя? Я помню только твои огромные, вдумчивые глаза с загнутыми ресницами.

Мужчины, как и Мила с Альбиной Николаевной, с интересом начинают слушать Настеньку. Мы с ней никогда не были особенно близки, но я всегда гордилась бабулей. У неё совершенные черты лица и будто выточенная фигурка. Наша Анастасия Ильинична всегда держала себя высоко — и позволяли ей это оба деда. Один преподавал в университете и писал книги, другой был прекрасным инженером. Вот наш красавчик Александр Андреевич и выбрал себе под стать Настеньку ещё в студенческие годы.

Я пыталась лепить их образы в рассказах, что хранятся в моём «кабинете автора», перемежая их историями об одноклассниках. Сделала отца Александра Андреевича — того самого инженера, всю жизнь проработавшего в проектном институте — дедом своей главной героини. Когда я прилетала с мамой к ним в Сан-Хосе, Настенька с удовольствием вспоминала о нём, радуясь моему неподдельному интересу.

Этим интересом во многом заразила меня Анна Ефимовна, наш учитель истории. Она просила рассказывать на уроках о старших поколениях. Так я и увлеклась творчеством. Я не воспринимала родных как просто биологических родственников — для меня все они были героями. Как и трогательные истории Мариночки о её близких, которые она рассказывала с такой нежностью и любовью.

Но я воспринимала их лишь как материал для рассказов и повестей. Потом всё это, как всегда, откладывала, а иногда и теряла. Мои компьютеры были полны таких «кладбищ» текстов, которые случайно находили Влад с Эдиком или Олег. Братик особенно заинтересовался, когда поступил на исторический. Чтобы я не удалила всё окончательно, они и сбросили мою «Исповедь» на сайт.

Но я потеряла логин и пароль. Тиночка Воронцова просит её издать, ведь она там — главная героиня. Там задействована и её сестра, но именно из-за Люси мне не хочется не только публиковать, но даже редактировать эту вещь. По этой же причине я не заглядываю и в свой детский дневник.

Эдик был свидетелем всех моих бед и успехов. Поэтому, как и Николенька, он понимает, почему я не хочу возвращаться к дневнику. Мне уже вчерашний день совершенно неинтересен — что уж говорить о детских записях? Я и сегодня лишь фиксирую поступки людей, без малейшего желания их анализировать, а тем более — обсуждать. Да, к себе я всегда была максималисткой, если нарушала собственные жизненные принципы.

— А много в твоей жизни было этих нарушений?
—Достаточно. Ровно столько, сколько раз я теряла внутреннюю гармонию. Для меня существует лишь одна неудобство в жизни — при всём моём пофигизме к чужим недостаткам и абсолютной природной лени, которую я считаю своим главным достоинством.