Лакумы по-Эльбруски

Это был один из тех молчаливых дней, когда горцы-балкарцы, живущие у подножий Эльбруса, отдают дань уважения ушедшему, посещая дом, где он жил. Торжественные проводы усопшего к месту погребения у балкарцев происходят независимо от того, был ли человек при жизни добрым или, наоборот, не самым лучшим. В этот раз усопший оказался неким средним вариантом: в целом он был неплохим человеком, но всё же оставлял после себя легкий запах тухлого яйца.

Мы с отцом приехали на похороны Ахмата. Меня одолевали непонятные чувства, словно они витали в воздухе или внутри меня. Мрачные лица близких покойнику, шепот переживаний и грусть, переполнявшая сердца окружающих, создавали атмосферу, которую трудно описать словами. Были и те, кто шутил и говорил о смешном — на балкарских похоронах такое случается. Это люди, которые приходят по необходимости, следуя древнему обычаю. В таких случаях мой дед Саид учил отца, а отец — меня: «Если вдруг кто-то насмешил в месте, где смех неуместен, посмотри на свои ногти больших пальцев рук. И желание смеяться отступит». Между прочим, техника предков работает.

Отец говорил немного, и я чувствовал, как его молчание и размышления вокруг наполняли меня тяжестью. Мы находились во дворе дома, и время будто тянулось дольше обычного — секунды превращались в минуты. Мимо нас шнырял какой-то беззубый мужичок в парусиновых башмаках, вызывавший интерес. Причём было очевидно, что беззубый наводил ненужную суету, а его дурацкие туфли издавали странный звук — шмяк-шмяк.

Одолевала скука. Тех сельских весельчаков и балагуров, которые умеют разбавить мрачную атмосферу на похоронах, ещё не было. Подходили другие люди, и мне показалось, что отец испытывает дискомфорт. Наша семья не имела родственников в Эльбрусском районе, и мы мало кого знали. Отец тогда был уже в возрасте 80 лет. Видимо, и часовая дорога его утомила. Прошло минут тридцать или сорок. Никаких знакомых лиц. Внезапно он, поддавшись внутреннему голосу, посмотрел на часы, которые ему подарили студенты, сказал:

— Пойдём, не будем здесь задерживаться.

Обычно на похоронах мы бывали не менее двух-трёх часов, и я недоумевал. Чувствуя его настроение, спросил:

— Папа, почему мы так быстро уходим?

На что он с легкой усмешкой, словно пытаясь развеять напряжение, ответил:

— Не нужно стоять на похоронах до тех пор, пока вынесут лакумы (Дуада лёкъумгъа дери турур кереги жокъду).

Это высказывание было шутливым, но одновременно мудрым; оно открыло мне глаза на важное. Отец всегда умел сделать тяжелые моменты более легкими. Он учил меня, что жизнь идет своим чередом, и даже в самых мрачных ситуациях можно найти светлую сторону. На Северном Кавказе родственники часто долго стоят и не уходят со двора, утомляя семью, потерявшую близкого человека. Они хотят сделать доброе дело — быть рядом, и это правильно. Но покинуть дом нужно вовремя; многие не уходят, пока им не вынесут лакумы. Это выражение отца о лакумах отражает целую философию балкарцев. Часто похороны, являющиеся поводом для скорби, превращаются в форум для обсуждения политики, заключения сделок бизнесменами, здесь рассказывают анекдоты и шумно дискутируют о разных важностях.

Мы вышли со двора дома Ахмата, и на улице нас вновь встретили лучи солнца, словно мир напоминал о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Мы сели в машину, и в воздухе витала новая надежда.