Оля и Вова

---

**Оля и Вова!

Я дефектолог. Сурдопедагог. Всю свою профессиональную и общественную жизнь я посвятила детям, которые не могли самостоятельно осваивать окружающий мир. Некоторые могли, но очень ограниченно. С диагнозом Петрова я получила сокращение на работе. Не из-за плохого исполнения, а наоборот, из-за слишком хорошего. Мы остались в доме: Петров со смертельным диагнозом, я — без государственной стабильной работы. У меня было время что-то предпринять. Пару месяцев мне платили со службы занятости, Петров продолжал ездить на работу. Но страх был сковывающим, особенно от слов врача, что смерть Петрова может наступить в любой момент.

Мы решили проводить занятия дома. Родители учеников сами предложили это. Я уже имела опыт частных уроков и консультаций, но дома — это было ново. Начала с простого: перевезла стол, шкафчики и игрушки. Всё, что было закуплено на спонсорские деньги для занятий с детьми после кохлеарной имплантации. Это была инновационная деятельность не только для меня, но и для всей страны, для всего дефектологического сообщества. Так как спонсоры выделили деньги именно на это, я решила вывезти всё домой. Директора, которые уже мысленно со мной распрощались, были другого мнения, но мне было всё равно.

И я начала работать. Сначала учениками были только те, кто занимался со мной раньше, но вскоре расписание заполнилось сверх нормы. Ко мне стали направлять детей сразу после операций в Москве и Санкт-Петербурге. Я работала с утра до вечера, заглушая боль от болезни мужа и стараясь не думать о том, что будет со мной и дочкой потом. Мне пришлось отменить все дальние командировки. Когда Петров спросил:

— Почему ты перестала ездить в командировки?

— Я отдам тебе все ночи и дни, что меня не было дома, — не задумываясь ответила я.

Именно в тот момент я поняла, что все силы уходили на строительство дома, зарабатывание денег, чтобы обеспечить семью, и совсем не оставалось времени просто жить. Мы содержали дом, ночевали в нём, всегда были гости, но просто быть в доме и наслаждаться уютом — это казалось недосягаемым. Теперь же пришло время быть дома постоянно.

Петров почти год продолжал работать. Исключения были в периоды его пожелтения и лечения. Я не выходила из дома. Родители привозили учеников ко мне. Петров отвозил дочь в школу, уезжал на работу, забирал её из школы и покупал продукты. Это его держало. Каждый вечер, после ужина, Петров долго сидел за столом, и его лицо меняло цвет от серого до розового с зелёным отливом. Однажды, когда молчание затянулось, я спросила:

— Какие планы на завтра?

— Дожить, — отвечал Петров, собираясь силами, чтобы подняться на второй этаж.

— Я с тобой, — поддержала я. И жить до завтра мне тоже хотелось.

В один из таких зимних вечеров, после ужина, цвет лица Петрова стал характерным для последней стадии рака поджелудочной железы — жёлтым. Мне врачи говорили, что после однократного пожелтения может наступить смерть. Петров уже желтел третий раз. Мой взгляд стал испуганным, и Петров сурово спросил:

— Чего так смотришь? Чего испугалась? Не видела что ли меня жёлтого?

Он даже во время болезни не терял командирский задор. Но мне стало настолько обидно за себя. Я делаю столько рядом, сдерживаю свои эмоции, а меня хотят лишить даже моего искреннего испуганного взгляда.

— А как бы ты отреагировал, если бы пожелтела я, и мне бы поставили смертельный диагноз? — спокойно спросила я.

И знаете, что я увидела в его глазах? Ужас. Он смотрел на меня несколько минут, а потом заплакал. У него не было сил даже стесняться своих слёз. Когда немного успокоился, сказал:

— Как хорошо, что я умираю первым. Я бы не выдержал всего этого, — он встал и начал мыть посуду.

— Пошли спать, — попыталась остановить его я. Но это было бесполезно.

Утром он стал другим.

На Петрова мои слова подействовали волшебным образом. Он перестал взрываться по мелочам и куда-то ушёл его суровый взгляд. Он стал делать мне бутерброды повкуснее, предлагал смотреть комедии и снова начал рассказывать анекдоты.

В те дни, когда он оставался дома и лежал в комнате после приёма лекарств, я за тонкой стенкой проводила занятия. Многократно повторяла одни и те же действия и фразы с детьми. В моём арсенале игрушек были куколки, игрушечные предметы социально-бытового назначения, книжки с неречевыми звуками и много чего другого. Это главное, с чего я начинаю обучать детей слышать и понимать звуки окружающего мира. Например, когда ребёнок научается распознавать крик петуха и сопоставлять его с игрушкой-петушком, мы с родителями радуемся. Весь день в моём кабинете слышны звуки из книжки «ку-ка-ре-ку», «мяу», «беее». Я многократно повторяю это голосом, и можно подумать, что там зверинец. У меня есть куклы Оля и Вова. Имена простые для выговаривания. В честь уважаемых и любимых людей. Оля — это мои любимые сурдопедагоги, а Вова — это Петров, чтобы и дома, и в дальних командировках я помнила о нём.

Теперь представьте: я минимум 10, а то и 15 раз за учебный день повторяю:

— Оля, иди спать. Баю-бай.

— Вова, иди писать. Пись-пись.

— Оля, иди купайся. Куп-куп.

— Вова, иди кушать. Ам-ам.

Голосом, не требующим возражения, я привлекаю внимание своего особого ученика. Мама и ребёнок видят все действия, повторяют дома. И о чудо, через некоторое время ребёнок в деле. Понимает и повторяет.

Как-то вечером, Петров, собрав все силы, чтобы спуститься вниз, неспешно завёл со мной беседу:

— Инесса, я совсем уже плохой?

— В смысле?

— Ну я после укола лежу, а мне слышится, как ты меня то кормить зовёшь, то писать.

Когда я сообразила, ржала неимоверно. Пришлось показать Петрову игрушки и продемонстрировать часть урока. Ему было приятно, что куклу зовут Вова, но он спросил:

— Слушай, а чё я слышу, что ты учишь мальчиков писать стоя?

— Я вырастила двух сыновей и была уверена, что так делают все.

— Я, лично, всегда сидя это делаю, — проинформировал меня Петров, — ну разве что на охоте, да в поле стоя ссу.

— Это принципиально? — спросила я.

— Это удобно, — с улыбкой ответил он.

— Поняла. Исправлюсь, — пообещала я.

— А чё у тебя дети так орут вначале занятия, ты же их не бьёшь вроде?

— Они не приучены заниматься и многими криком манипулируют родителей, но со мной-то бесполезно, — объяснила я.

— А. Хорошо. А то я думал, что у тебя там пытоШная.

И тут мы засмеялись вместе. А он добавил:

— Ну да, тебя криком брать — время терять.
И мы продолжали ЖИТЬ!!!
06.09.2022г