Ирония судьбы, или с Легким паром!

Критика кинокритики

В последнее время определенную популярность приобрела критика кинокартины “Ирония судьбы, или с Легким паром!”

Эта картина многие годы входила в разряд культовых, ее смотрели и пересматривали неоднократно даже не миллионы, а десятки миллионов людей.

Развенчание чего-то, что у миллионов на слуху – идея, которая просто лежит на поверхности. Подходи и бери.

Правда, иногда критиков заносит, неудержимые потоки сознания приобретают характер плохо контролируемого бреда.

Некто Роман Курганов (точно не известно, кто это, но будем его считать одним из отважных информационных корсаров, бороздящих бескрайние просторы сетевого пространства) выступил с заметкой “Обратная сторона медали”, посвященной рязановской киноленте.

Чтобы не “растекашеся мысию по древу” будем работать в формате “реплика - комментарий”.

“Я не знаю, кто выдумал традицию под Новый год смотреть фильм "Ирония судьбы, или с Легким паром!" Предполагаю, что эта традиция была создана искусственно”.
 
Как можно было создать такую традицию искусственно? Ежегодно демонстрируя этот фильм по телевизору? Бла-бла-шоу в стиле малаховых демонстрировали ежедневно, но традиции их просмотров не возникло. Почему? Видимо, зрители не проявляли большого интереса. А к фильму проявляли. То есть традиция, если таковая, конечно, имеется, возникла вовсе не искусственно, а на основании зрительского интереса. Всё максимально естественно. Авторы сняли интересное кино и, естественно… не искусственно, а естественно зрители проявили к нему повышенный интерес.

***

“Лично на меня он всегда навевал тоску и апатию. Грустная, в принципе, история. Более того, криминальная”.

Если кино навевает тоску и апатию, то есть отличнейшее лекарство – пульт. Возьми и переключи, не мучайся, не страдай.

Что касается криминальной истории, то это, извините за тавтологию, не криминал. Что криминального выискал критик Курганов – Бог весть. Обыкновенная лирическая комедия, не более.

***

“Итак, нам известна диспозиция. Средних лет хирург напивается с друзьями в бане. Мы знаем, что Лукашин должен вечером объясниться с невестой, но данное обстоятельство его не останавливает, и он радостно нажирается до поросячьего состояния. Вместе с ним наклюкался и его дружок, которой должен лететь в Ленинград. Безответственность данных персонажей просто поражает”.
В том-то и состоит комедийная составляющая данной картины, что накануне объяснения с невестой Лукашина напивается. А что предлагает критик Курганов? Лукашин аккуратно моется в бане, вовремя возвращается домой, делает невесте предложение и – конец фильма. Получилась короткометражка “Счастливая семейка”.

***

“Но еще больше удивляет, поведение друзей этих алкашей. Они, зная, что людям вечером предстоят важные мероприятия, равнодушно спаивают их. Поведение и подобные поступки этих субъектов, должны насторожить зрителя. Перед нами явная зависть, которая под видом веселых посиделок выливается в четкий и продуманный план, разрушить судьбы более успешных друзей. Конечно, как не насолить ленинградцу и уж тем более Лукашину, который нашел молодую и красивую невесту. Друзья просто им завидуют и посредствам алкоголя решают хотя бы немного отомстить им за свою серую и скучную жизнь. Зная мягкий характер своего друга-врача и невоздержанность ленинградского гостя, им удается этот план, и теперь они доводят его до лютого финала. Подло отправляют нажратого Лукашина в Ленинград”.

Вариант безалкогольного похода в баню мы рассмотрели выше, и пришли к выводу, что критик Курганов крайне слаб в драматургии, если предлагает двигаться в сторону бесконфликтного кино. Такие попытки предпринимались и до него профессиональными кинематографистами, но бесконфликтное кино никому не понравилось (или мало кому понравилось, если оно так и не прижилось).

Что касается зависти? По такой логике следует предположить, что любые пьянки – это продукт зависти. Те, кто напился больше – это жертвы тех, кто напился меньше. Вторые завидовали первым, а поэтому целенаправленно их споили. Все в мире завидуют друг другу и даже такие банальные и примитивные мероприятия как пьянки замешаны на зависти. Так себе “теория заговора”, хотя совершенно не понятно, чему должны завидовать друзья Лукашина. Лукашин не более успешный человек. И его приятель, который должен был лететь в Ленинград, тоже не более успешный. Это не звезды шоу-бизнеса, не теневые бизнес-воротилы, не выдающиеся, ученые, не космонавты, не партийные функционеры. Это самые простые среднестатистические совграждане. Почвы для зависти, в принципе, нет. Может, друзья только и готовились всю жизнь, чтобы сделать Лукашину подлянку? Но авторы эту версию не развивают. А раз авторы эту версию не развивают, значит она именно в этой истории ошибочна.

По замыслу авторов, выпившие друзья отправляют Лукашина в Ленинград случайно. Об этом говорит и сам Лукашин. Это его фраза: “Не специально, а случайно…” Лукашин еще делает интонационное ударение на слове “случайно”.

***

Далее критик Курганов переходит к попыткам воссоздания общей картины в стране:
“В стране неспокойно. По улицам бродит "Внуковский маньяк" и ещё совсем недавно свирепствовал Ионесян по кличке "Мосгаз". Где-то вершит своё черное дело Михасевич. Люди боятся и правильно делают. Страшно идти домой по плохо освещённым улицам, а на милицию надежды нет. На крики со двора люди стараются не реагировать, а только поплотнее задергивают шторы”.

Вероятно, в одной из параллельных реальностей происходило именно так. Но в той реальности, в которой Рязанов снял свой фильм, всё было с точностью до наоборот.
Внуковского маньяка, Ионесяна и Михасевича практически никто не боялся. Возможно, определенную роль играло то, что их деятельность крайне слабо освещалась в прессе и вообще не освещалась на ТВ. Это другой вопрос. Но люди совершенно не боялись. Идти домой им было совершенно не страшно даже по плохо освещенным улицам. Хотя, что касается Москвы и Ленинграда, да и даже уездных городов N, не говоря об областных центрах, в середине 1970-х они были отлично освещены. В стране советов было плохо с джинсами и копченой колбасой, а электричества было, что называется, хоть попой ешь. Очевидно, критик Курганов плавает в том предмете, который взялся обсуждать.

“На крики со двора люди стараются не реагировать, а только поплотнее задергивают шторы” – этот поведенческий стиль приобрел популярность в 1990-е, можно сказать, в совершенно иную эпоху.

Например, история ростовской банды братьев Толстопятовых показывает, что советские граждане отважно бросались на борьбу даже с вооруженными бандитами.
Уровень безучастности совков был как раз не высок. Если подросток матерился, то мимо проходящая тетка обязательно дала бы ему сумкой по загривку. Курить малолетки в открытую не решались, и если шли “дяхан” или “тёханша”, совершенно посторонние люди, прятали окурки.

***

“Параллельно с этим в одном из типовых домов проживает учительница Надя. Надя - типичная бальзаковская женщина с чуть фальшивым голосом”.

Надя совершенно не бальзаковская женщина и совершенно не с фальшивым голосом. У Нади голос актрисы Талызиной.

***

“Она играет на гитаре и имеет солидного жениха с поповским именем Ипполит. И вот эта витающая в облаках дама, возвращается домой и обнаруживает в своей квартире незнакомого мужчину. Что бы сделал любой здравомыслящий человек? С визгом "караул" побежал звать соседей, а потом звонить в правоохранительные органы. Налицо незаконное проникновение в квартиру. Но нет, Надя, вооружившись чайников, поливает гостя, словно он газон, а не залетный преступник. Зритель знает, что Лукашин просто алкаш, но для Нади это незнакомый проходимец, а возможно, и насильник”.

Да, критик Курганов совершенно прав. Именно так и поступили бы миллионы людей. Но дело в том, что кино снимают не про миллионы людей, а про единицы, отличающиеся от миллионов. Что сделали бы миллионы людей, найдя бутылку в какими-то невнятными бумажками внутри? Выкинули бы в мусорку. А лорд Гленарван отправился на поиски капитана Гранта. Поэтому-то про него и написали роман, а потом сняли фильм.

Предположим, Надя, как поступили бы миллионы женщин, визжит и вызывает милицию. Дальше на экране Надя с Ипполитом счастливо встречают Новый год, а пьяный Лукашин сидит в КПЗ. Очевидно, Рязанов подумал, что такое кино зрителям не понравится. И был совершенно прав.

***

“Ещё больше удручает и поражает поведение Ипполита. Данный субъект, до конца, не разобравшись в ситуации и идя на поводу своей ревности, просто бросает невесту наедине с незнакомым мужчиной. Это хорошо, что Лукашин - простой растяпа и пьянь. А если бы он был Михасевич? Что бы Ипполит заявлял в милиции, если бы на утро Надю нашли в квартире, распиленной по частям? Как потом глушил свою совесть? Тут холодный душ и заливная рыба не спасут. Тень покинутой им женщины следовала бы за ним по пятам всю жизнь”.

В данном случае критик Курганов не совсем правильно трактует жизненные ситуации. Для Ипполита Лукашин – не Михасевич (вряд ли Ипполит знал даже такую фамилию), а любовник Нади. Именно поэтому он с гордо поднятой головой уходит, оставив Надю наедине с любовником. Он и произносит при этом фразу: “Хватит меня дурачить”.

***

Ну, и финальная фраза критика Курганова.

“Равнодушие, коварство и халатная безответственность – вот, что в сердцах героев данного повествования. Вагончик то тронется, а вот осадочек от всех этих мрачных кульбитов, останется”.

Халатная безответственность – да. Насчет равнодушия – можно поспорить. Герои местами ведут себя как эгоисты? Вероятно. Но если бы они вели себя как коллективисты-общественники, то это был бы совершенно другой фильм – об ударниках социалистического труда, душой болеющих за производство и производственников.

Коварство? В данном случае его ноль. Хотя коварство – одна из составляющих комедийного жанра. Оно присутствует в классических образцах жанра – “Ревизор”, “Много шума из ничего”, “12 стульев”.

Но в данном случае коварства – ноль. Все персонажи максимально прямолинейны и бесхитростны. Именно эти прямолинейность и бесхитростность, а вовсе не коварство ведет их по драматургической тропе от завязки через перипетии к кульминации и развязке.