Инстинкт Убийцы 3. Глава 5. 14

14
Вид действительно был чудесный, узкая полоска берега, скалы, вдающиеся в море с обеих сторон, а впереди – бесконечность, подернутая дымкой. Ветер, уже довольно холодный, несмотря на яркое солнце, трепал его всё еще черные волосы, но безжалостный дневной свет нет-нет, да и выхватывал иногда совершенно белую волосинку то там, то здесь. Время, думал Пророк, оно всё же течет с разной скоростью, и чем ты меньше, тем быстрее оно летит. Этот берег был таким сотни лет до него, и после него, если сдвиги земной коры или упавший на землю метеорит не изменят его, он будет прежним. Что такое сотня лет для моря? А для человека – предел, которого редко кто достигает.
Он сидел на уступе среди кустов, на том же самом, где мертвый уже художник увидел и запечатлел свою судьбу. Она явилась к нему в образе Фатимы, как являлась многим. Но этот удар Судьба нанесла не ее рукой, он это точно знал, поэтому и сидел здесь, пытаясь совладать с тревожными мыслями и спокойно всё обдумать.
Он поднялся на борт самолета на 8 дней позже, чем планировал, но зато вооруженный полной информацией о том, кого искал: паспорт, права, все документы на имущество (да, он был прав, ярко-красная Хендай была взята в кредит), даже адрес почтового отделения, где этот «Пикассо» получал свои посылки из Китая. Он волновался, но не сильно, да, картину могли купить, но кому, вообще-то, нужен портрет незнакомой женщины? И потом, он мог и не выставлять его на продажу. Как бы то ни было, Пророк был полон решимости получить эту картину, и не сомневался, что получит. В конце концов, он был вором, и пусть он лазил в людские карманы не в физическом смысле, сути это не меняло – если он хотел, он брал.
Зная адрес, я смогу проникнуть в дом, когда этот олух будет на работе, рассуждал Пророк, глядя в экран перед собой, где шикарный лайнер терпел крушение, перевернувшись вверх дном, и забрать картину. Или выследить его до студии и проникнуть туда, если он не хранит свою мазню дома. И еще один тоненький голос, почти забитый этой всепоглощающей уверенностью, шептал, что возможно, всё это бред, галлюцинации, вызванные нервным срывом или опухолью мозга… а что, такое вполне бывает, сегодня ты здоров, а через месяц – уже на кладбище, «это была особо агрессивная форма рака. Нам очень жаль». Вот так-то.
Но художник существует, возразила логическая часть его личность, пытающаяся свыкнуться с тем нелогичным опытом, который с ней произошел, у меня есть все его данные. И видео со спутника, это место, этот берег – всё реально! Хорошо, не унимался голосок, но может, он и не рисовал Фатиму, может, он малевал себе волны и горизонт, чаек, похожих на кляксы… а даже если увидел ее, то просто поразился, может, задумался, что она тут делает, а потом продолжил очередной пейзаж. Или, что более вероятно, она засекла его и разобралась с ним. Он проверял сводки, но целую неделю, пока он вынужден был лечь на дно – в самый неподходящий момент! – никаких новостей об убийстве художника Анатолия не было. Пара бездомных и один убитый в пьяной драке, да и то не в Ухтинске, а в соседнем поселке Софьи. Его могли еще не найти, не хватиться, теоретически такое возможно… но почему-то тревога не отпускала, эти 8 дней вполне могли обойтись ему и ей слишком дорого. Почему-то он верил, даже знал в глубине души, что это видение, или выход из тела, или чем это там было, было не напрасно, не для того, чтобы Фатима сама подчищала все хвосты. На него возложили ответственность, именно потому, что она не знала, не видела, она стала уязвимой.
Кто возложил? Об этом он решил не думать, просто запретил себе. Внутренний конфликт между упрямым убеждением и реальными событиями разрывал, отнимал слишком много сил, а они нужны были ему для дела. Он всегда презирал всех этих глупых, ограниченный людей, пускающих свои жизни под откос ради векового вранья, его мать была такой, бредущей в вечной темноте, но твердо уверенной, что идет к свету. А отец вообще точно знал, что никакого света и нет, все мы – слепые черви, барахтающиеся в большой навозной яме. А вот он получился настоящим миксом не только двух наборов ген, но и двух диаметрально противоположных мировоззрений. Пророк не отрицал Бога, только религию, и не считал Его высшим существом. С годами он пришел к тому, что человечество, вполне вероятно - всего лишь школьный проект какого-то более развитого существа, даже не взрослого и не самого умного. Всё это, все мы - просто задание в школе для сущностей другой ступени развития, сделанное, как получилось, с ошибками и помарками.
И что нам остается? Только сохранять достоинство, принимая то, что мы понять не в силах… и надеяться, что ученик, расстроившись, не выбросит нас на свалку, чтобы начать новый проект с учетом всех ошибок.
Сходя с трапа самолета, он подумал о том, что прилетел в будущее, в какой-то степени так и было, разница во времени превратила 8 дней в 9. Сводки он уже не проверял, выходя из здания аэропорта, он раздумывал, куда поехать для начала: к парню домой? Или поджидать его возле работы и проследить? В итоге он оказался на набережной, вокруг были просто чудовищные толпы, еще в аэропорту он поразился, как много здесь людей, явно гораздо больше, чем привыкли принимать в этих местах, и их количество всё прибывает и прибывает. Тучи журналистов всех мастей, блогеры, охотники за НЛО, мошенники, ночные бабочки, привлеченные яркостью события и множеством потенциальных клиентов, и это не говоря о людях в погонах, наводнивших это злачное место… Садом и Гоморра.
Тревога усилилась, он потерял больше недели, если этот художник нарисовал Фатиму, да еще если у него хватило ума рассказать, где и когда он увидел девушку со своей картины… могло случиться всё, что угодно. А у этого дурня ума бы хватило, обыватели просто шокирующе беспечны. Может, от скудной осведомленности или просто от скудного ума. Я тоже явно не гений, подумал Пророк, приперся в самый эпицентр урагана, чтобы спасти то, что, возможно, этот ураган уже унес.
Но он шел вперед сквозь толпы зевак и журналистов, прокладывая себе путь к ответам. Глаза за темными очками внимательно осматривали каждый стенд с картинами, каждое лицо, выхваченное из людского потока. Однообразные морские пейзажи, вазы с фруктами, кошки и собаки, выполненные на бархате из кусочков настоящего меха… ничего, что могло бы хоть как-то приблизить его к цели. В самом начале набережной, откуда обычно начинали свой маршрут горожане и немногочисленные в обычное время туристы, группы журналистов стояли чуть ли не на каждом метре, операторы с камерами, угрюмые техники и хорошенькие – или не очень – корреспондентки, хмурящиеся, огрызающиеся и подправляющие макияж, чтобы уже через минуту ослепительно улыбнуться в камеру и выглядеть как ангел для простых смертных. Пророк скользил по ним равнодушным взглядом, все они вещали об одном и том же. Его Ада и ее гребаный остров нисколько не интересовали, поэтому он побыстрее скользнул в толпу, ища художников, ища ту самую картину… или даже не одну, если этот любитель молитв и браслетов поймал кураж.
Ближе к центру среди гомона толпы он всё чаще стал слышать слова «взрыв», «пожар» и «трагедия», с островом этот как-то не вязалось, поэтому он стал прислушиваться, не переставая шарить глазами по непримечательным картинам. Он вполне может быть здесь, думал Пророк, когда еще выпадет шанс показать свою мазню такому количеству людей? Да и работа у него со свободным графиком – вряд ли художники-дизайнеры в рекламном агентстве высиживают положенные 8 часов. Нет, наверное, он здесь, перед десятками камер и сотнями журналистов, это же шанс быть замеченным, не говоря уж о том, что из такого количества людей кто-то обязательно купит хоть что-нибудь…
Его внимание привлекла отнюдь не миловидная репортерша, возле балюстрады с облупившейся белой краской перед камерой стоял полный лысоватый корреспондент, явно из местного ТВ, очень уж бросались в глаза его манеры и внешний вид, да и говор явно не тянул на работника Первого канала.
- … в доме покойного хранилось множество картин и материалов для создания картин, - вещал пухляк, противно причмокивая между словами, - причиной возгорания полиция сочла утечку газа. По предварительным версиям…
Внезапно что-то тяжелое сдавило грудь. В доме покойного хранилось много картин и всякой ерунды для создания картин?? Понимание больно кольнуло в сердце, но он отказывался верить. Нет, так просто не бывает, это фантастика… как выход из тела и полет над берегом в другой части материка.
С гулко бьющимся где-то в висках сердцем Пророк стал подходить ближе, стараясь не привлекать внимания, в конце концов, многие с любопытством смотрели на работу телевизионных гуру, и хотя этот смешной толстяк в огромных коричневых туфлях на шнуровке и красной рубашке в клетку на гуру явно не тянул, даже в местных масштабах, возле него тоже затормозили несколько человек, к ним Пророк и присоединился.
-… его коллега Максим Заболоцкий, - опять противное причмокивание. - Коллеги и друзья погибших утверждают, что они общались не только на работе и были давними друзьями. Полиция не исключает, что пожар мог начаться из-за распития спиртных напитков, кто-то из молодых людей забыл выключить газ, а потом оба уже были слишком пьяны, чтобы проснуться и хотя бы выбраться из дома.
- В любом случае, - чмяк-чмок, - это ужасная трагедия, унесшая две жизни и оставившая еще десятки раненых и потерявших жилье людей. Анатолий Евлеев был не только нашим земляком, но и подающим надежды художником, работы которого…
В глазах потемнело. Имя! Его имя. Он мертв.
Случайность? Тот самый несчастный случай? Или Фатима? Чувствуя подкатывающую к горлу тошноту от спазма сосудов, Пророк двинулся прочь. Вода, мне нужна вода – вот единственная мысль, которая билась в голове, а воздух как будто отказывался поступать в легкие. Художник мертв, и Матвей готов был поспорить на всё свое состояние, что это был не несчастный случай. А вот кто за этим стоял, Фатима или…? Кто?
- Мороженое! Холодная вода, квас, соки, газировка! – Грубый хрипловатый голос врезался в его сознание.
Вода, вот что ему нужно. Облизывая пересохшие губы, он повернулся и пошел к источнику звука. Недалеко от группы с местного ТВ под пестрым зонтом стояла полная женщина, как будто сошедшая с карикатуры, перед ней был прилавок-холодильник и бочка с квасом. Пророк по инерции шел вперед, погруженный в мысли, машинально отмечая очень уж колоритную внешность продавщицы.
- Что, котик, жара одолела? – Накрашенные ядовито-морковной помадой губы разошлись в слащавой улыбочке, состоящей из золотых зубов. – Сейчас холодненького кваску налью. Он у меня самый свежий, самый…
- Дайте воды без газа, - задумчиво проговорил Пророк, доставая бумажник из сумки.
- Щас. – Замазанные коричневыми тенями глазки изучающе заскользили по нему. – Журналист? Или из органов?
- Я похож на человека в погонах? – Совершенно искренне усмехнулся Пророк.
- А их хрен поймешь, такая эта братия, - ничуть не смутилась торговка, ставя на прилавок запотевшую бутылку. - Так, значит, тоже журналюга?
- Не совсем, - ему не хотелось продолжать этот тупой разговор, но внезапно его осенило. – Я блогер, может, знаете…
- Ааа, бездельники эти, - она презрительно фыркнула и махнула рукой. – И за что они такие бабки имеют, я тебя спрашиваю? Сидят весь день, жопу протирают, кривляются в камеру и выше нас, нормальных людей, себя считают…
- Не все такие, - перебил ее Пророк, чувствуя, что удаляется от цели, а не приближается к ней, - многие – да, не спорю. Сидят и рассказывают, как масочки на задницу мазать или как правильно трусы покупать, и что на ужин своему «папику» приготовить, чтобы он денег на шубку дал, - он скривился и многозначительно посмотрел на ее. -  Но есть и настоящие журналисты, просто работающие как раз на «нормальных», как вы сказали, людей, они ищут правду и рассказывают ее людям. А в газетах и на ТВ много правды вы видели? Сразу рот заткнут! Слава богу, мы живем в эпоху интернета, в эру информации…
- Кончай мозги мне пудрить, - усмехнулась она, - если хочешь спросить, так спрашивай. Я – местная, много чего порассказать могу.
- Например? – Это уже было ближе к делу.
- Проклято это место, вот что, например!
- Громкое заявление, - ухмыльнулся Пророк, похоже, здесь всё же придется попотеть. Или пойти в другое место. – А подробнее?
- Зло сюда пришло, это Паучиха, будь она неладна, притянула его сюда! Этот ее остров, тайны, миллиарды… Знаешь, почему ее так звали?
- Конечно, - закатил глаза Пророк, - и не хочу в тысячный раз мусолить одно и то же. Расскажите мне что-то свежее, уникальное, если, конечно, есть, что рассказать.
- Я-то расскажу, а ты заплатишь. Идет?
- Это будет зависеть…, - начал было Пророк, но она цокнула и раздраженно перебила его.
- Все вы одинаковые! Чтоб вас! Рта больше не раскрою! – она смачно провела пальцами по жирно накрашенным губам, - сами копайте! Вот так вот вы помощь добрых людей цените!
- Дам 1000р, если расскажете, почему это место «проклято». – Хотя он уже догадывался, с умственными способностями у него-то проблем не было. – И что за взрывы, почему вон те парни, - он кивнул на местных телевизионщиков, те как раз брали интервью у какой-то пожилой продавщицы картин, - вдруг снимают сюжет не про Аду Терер?
Она скосила взгляд, делая вид, что обдумывает предложение, потом нехотя выдавила:
- Ладно, уговорил. Но за воду отдельно заплатишь, понял?
Пророк нетерпеливо кивнул.
- Это наши «титаны» телевидения, - от презрения в ее голосе Пророку захотелось расхохотаться, но он сдержался, информация была важней. – Снимают сюжет о парне, я его знала, между прочим, он тут картины продавал. А вчера ночью дом этого парня взлетел на воздух, да еще полквартала разворотил, вот так-то! И это не прошло и двух недель после истории с островом! Ну что, как не назвать это место проклятым?
- Да, как-то странно, - совершенно искренне проговорил Пророк, глядя мимо женщины на искрящуюся воду. – Мне нужны подробности. Всё, что знаете.
И, предвидя ее ответ, тут же отрубил:
- Торга не будет. Или вы получаете свою 1000р, или я отдам их кому-то подружелюбнее.
Она открыла было рот, подумала и закрыла.
- Ну тогда слушай, рассказываю один раз, второй – уже за отдельную плату, понял? И деньги вперед! А то знаю я вас. – Пробурчала она, однако жадно схватила купюру и тут же сунула куда-то под не первой свежести передник.
Пророк тем временем отсчитал ровно 50р за воду и положил на стеклянный прилавок, время чаевых закончилось.
- Так, значит, вы его знали, да? – Он отвинтил крышку и сделал большой глоток, вкус был фантастический, особенно, после пустыни во рту, которую оставил внезапный стресс.
- Знала, а как же, я всех тут знаю. - Она гордо выпятила морковные губы, - между прочим, 10 лет уже на этом месте стою, копейку зарабатываю, не то что некоторые. – Пророк предпочел не заметить шпильку в свой адрес. – Знала я его, нормальный парень, только малеха странный он был.
Пророк вопросительно поднял бровь, не отрываясь от бутылки.
- Ну, взять хотя бы прическу, - она снова скривилась, - ну что за идиотский хвостик? Разве это прическа для мужика? А ему-то уже за 30 было! Жениться давно пора, деток заводить, покрестить их как полагается… Так нет, хвостик этот дебильный, весь в браслетах каких-то ходил, а самое ужасное – в Бога не верил! Ну ты представляешь?! Бывало, как заведет эту ересь свою… Тьфу! Всё, говорит, обман, Библия людьми написана, чтобы другими людьми править – ну не псих? Я, говорит, верю в высшее Я, во Вселенскую силу любви или как-то так. Его только затронь, потом не остановишь, как сектант какой-то, всё про Высшее существо, растворенное во Вселенной лопотал, да про то, что религия – глупость и зло. А это веками проверенная истина, я тебе говорю, это сборник священных законов для нас, для смертных, от Самого Господа…
- Ближе к делу, - подобного бреда он уже наслушался в свое время, больше выслушивать не собирался.
- Ну так я и рассказываю, - надулась торговка, однако продолжила, отрабатывая свою тысячу. – Нет, чтобы в церковь пойти, как все нормальные люди, да помолиться там об избавлении от глупости своей, так он обряды какие-то странные проводил, амулеты какие-то носил… Я его как-то сатанистом назвала, так он чуть в драку не кинулся! Это вы, говорит, и есть самое большое зло, тупые, говорит, и с черными душонками! Это мы-то, а? Православные, крещенные люди!
Пророк снова начал раздражаться, но она вернулась в полезное русло.
- Любил медитировать, как сейчас модно, все прям только и медитируют по любому поводу. – Она снова скорчила презрительную гримасу, - было у него какое-то место, он не говорил, по крайней мере, мне уж точно, там он медитировал и рисовал свои такие же чокнутые картины. Где-то здесь, на берегу, а у нас тут как раз есть закрытая военная зона, там подлодки, вроде, учения проводят и водолазы, может, этот псих туда забирался? Я вот что думаю: может, увидел какой-то военный объект, вот его и порешили? Военные после исчезновения острова тут как мухи возле кучи вьются… Одно скажу точно: связано это! Чует мое сердце, связано! За такую идею мне журналюги побольше твоего заплатят, - и она противно ухмыльнулась.
- Без доказательств – не заплатят. – Осадил ее Пророк, с каждым произнесенным словом она нравилась ему всё меньше и меньше. И это если отнять от изначальной неприязни. – Тут каждый такие истории рассказывает, что хоть езжай в Голливуд и снимай. Что с домом его случилось?
- Официально – утечка газа и пожар. Мол, забыл выключить газ, а в доме полно было свечей. Соседи подтвердили, что он любил зажигать свечи по вечерам. Но я его знала, понимаешь? Да, друзьями мы не были, но этот парень не напивался и не засыпал с сигаретой в зубах. Не такой он был, и при всей его дурости, наркотой не баловался, я это знаю, потому что он часто речи толкал о чистом сознании и потоках вселенской мудрости, которые он, якобы, улавливает только так, не замутняя разум ни алкоголем, ни чем-то еще. Он даже не курил! Этот товарищ себя очень любил, мечтал прославиться, ходил с задранным носом и параллельно о смирении твердил, бедный дурачок…
- Когда вы видели его в последний раз?
- Да вот вчера и видела. – Она покачала головой, - как обычно, принес свои наркоманские картины… да, наркоманом он не был, но рисовал точно как под кайфом. Только ушел рано, он о своей жизни вообще не откровенничал ни с кем, только о своих «потоках вселенной» и прочей дребедени.
- А может, было что-то странное, ну что-то, что вам бросилось в глаза? – Он закусил губу, боясь и желая услышать ответ.
- Ты прямо как детектив из фильма, - и она грубо засмеялась, - не видела я ничего странного, я на всю эту мазню вообще не смотрю, насмотрелась за десять-то лет. И ничего необычного тоже не было, пришел, поторговал, что-то продал и ушел. Всё как всегда.
Продал, подумал Пророк, и я, кажется, знаю, что. Всё сходилось, и то, что эта вульгарная и недалекая женщина ухватила саму суть, волновало еще больше. Он любил медитировать, закрытая зона, куча людей из органов, Фатима и его собственный выход из тела. А теперь – пожар, и художник мертв, и даже этой едва знавшей его торговке понятно, что он не мог напиться и забыть выключить газ.
- И вот еще что странно, все его картины сгорели, потому что он хранил их в гараже, а гараж тоже взлетел на воздух. Там полквартала к чертям разнесло.
 Они помолчали, каждый обдумывал свое.
- Не спасли его все эти фенечки и высшие Я, - заключила она, - тут какое-то зло осело, я это чую, Паучиха был большим сгустком зла, а черти к чертям тянутся, так что тут теперь чернота. – Она перекрестилась, - вот, ношу теперь крест не снимая, и каждый день лампадку жгу да молитвы читаю. Страшно, вот так будешь спать, ничего не подозревая, а соседний дом с гаражом как рванет, и – хана, привет, апостол Петр.
- Вы с полицией уже говорили? Они от вас точно не отстанут…
- Еще не добрались до меня, но я тебе так скажу: хрен им в жопу! Я с ментами не любезничаю, - она снова оскалила золотые зубы в подобии улыбки, - они не платят, только проблемы создают. Нельзя им помогать, тебя же крайним и сделают, понял?
- Не могу не согласиться, - очаровательно улыбнулся Пророк, но в душе темной волной ворочался ужас. Он опоздал ровно на 1 день, кто-то разобрался с художником, увидевшим то, что видеть был не должен.
Мысли мешались и ураганом летели в голове, кто это сделал? Зачем? Хотя, похоже, на второй вопрос ответ был очевиден. Фатима? Интуиция говорила, что нет, и сердце говорило. И не потому, что она не стала бы убивать обычного зеваку, стала бы, и убивала, и он это знал, просто это был не ее почерк, всё это было так непохоже на Фатиму, что невольно напрашивался вывод: это не она, здесь поработал кто-то другой.
Пожар, двойное убийство… нет, она бы убрала его по-тихому и сбросила в море, она была тенью, ангелом смерти, который находит тебя именно тогда, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Она не стала бы сжигать дом, гараж и еще целую улицу, лишние хлопоты она на себя не брала и масштабные зрелища тоже не устраивала, ее стиль – невидимость, тишина и полная секретность, а это ночное шоу попало в новости, в то время как об одиноком трупе максимум была бы заметка в местной газетенке. А скорее всего, его бы еще и не нашли, думал Пророк, прокладывая путь сквозь толпу, он понятия не имел, что будет дальше делать, и, тем более, как узнать, кто еще охотился за портретом Фатимы, и кто его получил. Одно он понимал: оставаться здесь он больше не может, шум толпы, сотни жадных глаз и голосов, обсуждающих одно и то же – пир падальщиков после битвы. И где-то в этой толпе бродил невидимый враг, тот, что увидел картину именно здесь, на набережной, почему-то Пророк был в этом уверен, может, он и сейчас здесь, вынюхивает, ищет следы…
Я тоже часть следа, подумал Пророк, тревожность звенела в груди, как струна, как много знает этот кто-то? Какими ресурсами обладает, если сумел узнать лицо самой скрытной убийцы? Внезапно солнце стало прожектором, безжалостно освещающим именно его среди всей массы людей, ему вдруг показалось, что все глаза смотрят на него, что люди перешептываются и перемигиваются, что они знают его, что они собрались здесь ради отменного шоу, и оно вот-вот начнется, один главный герой уже вышел на сцену…
Стоп! Прекрати! Закричал он внутри себя, но паника не желала уходить, впервые он почувствовал себя настоящей добычей, кроликом, бегающим уже не по лесу, но пойманным и брошенным в длинный трек, где за металлическими сетками уже рычат от нетерпения гончие, и некуда скрыться, и некуда бежать, ты здесь, чтобы быть пойманным и убитым на потеху зрителям. Всю свою жизнь он был призраком, невидимкой… или думал, что был, и теперь ему стало страшно.
Не привлекай внимания, строго сказал он себе, не смей даже шаг ускорять, иди, как шел, и убирайся отсюда скорее. Это стоило больших усилий, но он двинулся вперед, бросая невидящие взгляды на картины, на людей, на сверкающую под холодным солнцем воду. Его глаза, спрятанные за темными очками, высматривали что-то, или кого-то, он сам не знал, он стал загнанным зверем, ребенком, вдруг обнаружившим, что забрел в логово людоедов, и, на самом деле, единственным, что он сейчас хотел увидеть, был выход с набережной.
Собирая волю в кулак, он изо всех сил пытался не расталкивать всех и не бежать к лестнице, ведущей, как ему казалось, к спасению, широкая аллея внизу была не так запружена людьми, хотя там тоже снимали какие-то сюжеты, продавали картины, а подростки на скейтах и роликах сновали по толпе, как метеоры, разрезающие ночное небо. Надо убираться не только с этой набережной, думал Пророк, заставляя себя неспешно спускаться по широкой лестнице, надо валить из этого вшивого городишки к чертям собачьим, и как можно быстрее. Но он знал, что не свалит, не прямо сейчас, по крайней мере, было еще 2 места, которые тянули его, как магнит. И хотя умом он понимал, что ему там нечего делать, что именно в этих местах его могут поджидать… но душа никогда не славилась рациональностью, а она коварно шептала, что он не может уехать, не увидев то, что осталось от дома, не побывав на том месте, куда неведомая сила перенесла его сознание, пока тело валялось в парке на другом конце материка. То, что произошло с ним, было чудом, да, пугающим и опасным, но чудом, и он просто не мог не убедиться лишний раз, что всё это было на самом деле. Потому что в жизни лишь раз открывается дверь в волшебное, подумал он, и то, не для каждого человека, я буду очень осторожен, я буду параноиком, пока не оставлю этот край земли далеко позади, но я должен увидеть. Эх, сколько судеб сломали эти 3 слова, подумал Пророк и поспешил по выщербленным плитам аллеи по направлению к городу.
Как оказалось, подойти к месту ночного взрыва было почти невозможно, что было вполне предсказуемо – зеваки, журналисты и всё еще работающие пожарные и следователи создали вокруг квартала плотное кольцо, пробиться через которое не было никакой возможности. С двух сторон улицу закрыли металлические заграждения и машины спасателей и полиции, однако нескольким журналистам разрешили снимать, и теперь они с серьезным и гордым видом вещали что-то в камеры на фоне разрушенного квартала.
А тут как будто война прошла, заметил Пророк, смешиваясь с толпой у заграждений, в воздухе висел сильный запах гари и химикатов, на асфальте даже за заграждениями валялись обломки кирпичей, фрагменты мебели и домашней утвари, с отвращением Пророк понял, что более крупные и опознаваемые «сувениры» толпа уже растащила – прямо рядом с ним стоял парень с тупым лицом и стрижкой «ежик», в руках у него был почерневший погнутый половник и щенок-робот без ноги с подпаленной шерстью. Падальщики, в который раз подумал Пророк, с презрением оглядывая толпу, но сейчас он намеревался прикинуться таким же падальщиком, стать одним из этого стада, чтобы увидеть то, что касалось его больше, чем всех этих людей.
Придав лицу озабоченно глупое выражение, он стал протискиваться вперед, совершенно искренне пораженный видом разрушенных домов без крыш и стен, которые удавалось увидеть. В первый ряд он пробираться не стал, да его бы и не пустили, но со своего места он отлично видел всю картину, и она ужасала – выбитые стекла в домах ближе к концу улицы, валяющиеся на дороге и газонах обломки и обгоревшие вещи, сожженные деревья тянули к мутному от еще не рассеявшегося дыма небу черные мертвые руки, как будто вопрошали, как такое могло случиться и почему именно с ними? А дальше по улице, где сгрудились машины МЧС и полиции, в буквальном смысле остались одни руины, дорога и тротуар были завалены обрушившимися стенами, фрагментами мебели и заборов, что-то кричали спасатели, ползая по этим кучам, полицейские мрачно курили и что-то записывали в бланки. С противоположной стороны улицы начала стягиваться техника для разбора завалов, где-то рыдали люди, кто-то кричал в телефон, кто-то ругался с полицией, стоящей недалеко от заграждений.
Нет, она бы такое не устроила, снова подумал Пророк, потрясенный, оглядывающий не декорации в месте съемок какого-нибудь блокбастера, а настоящее, реальное место трагедии. Она бы не стала, это бессмысленно, зачем? Увиденное подкрепило уверенность, твердо стоящую на своем: то, что он сейчас видел перед собой – дело рук не Фатимы. Кото-то гораздо более страшного.
Целый квартал разрушен, сколько же людей умерло здесь этой ночью? И ради чего? Нет, она так не работала, никогда.
Страх снова вполз в сердце, если кто-то способен устроить такое ради сохранения своих тайн, на что еще этот кто-то пойдет ради достижения более высоких целей? Внезапно тихий, трусливый и такой отравлено-сладкий голос зашептал в самой глубине души: уходи, уходи сейчас и забудь об этом. Забудь обо всем, что видели и  знал, не лезь в эту битву титанов, тебя раздавят, как мышонка, выбежавшего на трассу. Это не твоя война, не создавай сам себе проблем, от которых избавлением станет только смерть. Твоя смерть, дурачок. Ты – изнеженный и привыкший к роскоши котяра, а не тигр, ты и дня не протянешь в этих «джунглях». Ты не умеешь воевать, твой дар – умение думать, так используй его и поступи правильно.
 - Я так и делаю, - прошептал Матвей одними губами.
Делаю ради… нее? Нет, самое пугающее, что он не мог отступить не ради Фатимы, которую любил, а ради себя. Потому что те, кого мы любим, могут быть с нами, а могут и не быть, могут отвечать нам взаимностью или нет, но лишь один человек остается с нами всю жизнь, и именно его любовь и уважение - то, что определяет качество этой жизни, и этот человек – ты сам. И с холодным рассудком и страхом, сковавшим грудь, глядя на эти руины, Пророк понял, что не сможет жить в мире с собой, не сможет уважать человека, которого каждый день видит в зеркале, если сейчас уйдет, если сдастся. А без уважения этого парня все его достижения, всё богатство – всё потеряет смысл, всё обратится в прах, серый и горький на вкус.
Не будет мне покоя, понял он, никогда, и не будет радости, передо мной два пути, и оба ведут в ад. Потому что такова цена чести, услышал он вдруг голос матери, такова цена чистой души. Мне ли говорить о чести, мысленно возразил он, я всю жизнь делал то, что честные люди не делают… Так начни, твердо шепнул голос, он понимал, что это не умершая мать взывает к нему откуда-то из райского сада или других планет, это был голос его истинного Я, его сущности.
Его глаза бегали по обломкам кирпичей, по искореженным и обожженным кускам шифера, занавескам, креслам, по обрывкам дыма, разгоняемого ветром, по стенам без крыш, торчащим в небо… Вот во что превратится моя жизнь, думал он, вот какой она станет, если я влезу в эту войну.
Горько усмехнувшись, он отвернулся от страшной картины перед глазами и зашагал прочь, думая о том, что в грядущей войне ему отведена роль партизана.