Деревня, рыбалка и всё такое

С рыбалки всё и началось.
Детство, ещё не перешедшее в юность, но уже вплотную подошедшее к этой теме.
Деревня, под завязку наполненная жильцами.
От мала до велика.
Ранний гомон женщин на ферме.
Мычание коров, визг поросят, ржание лошадей.
Утреннее щебетание проснувшихся детей.
Оркестровая  какофония ещё только разминающегося, настраивающего свои инструменты оркестра.
По имени жизнь.
И я.
Разбуженный спозаранку вставшей затемно, родной тёткой, пришедшей пораньше с фермы.
Выпив молока и получив котомку с хлебом и яйцами, в придачу ещё одну бутыль  молока, отправляюсь рыбалить.
Удочка самая что ни есть настоящая, из бамбука. Четырёхколенка с катушкой для лески.
Деревенские, правда, подтрунивают иногда. Может, немного завидуют. Себе удилища они делают из лозы.
Притом что удить рыбу им удаётся зачастую лучше, чем мне.
Хотя я считаю, что мне в этом деле, тоже везёт.
Тётушка не просто так отправляет меня  на рыбалку.
Она, как и я, да и многие другие, любит полакомиться рыбкой.
А уж как меня ждут коты...
Если на речке что-то пойдёт не так, можно пойти на озёра и набить массу мелких карасей.
Они зажаренные, под слоем деревенских яиц, ну просто объедение.
Светало. Уже погнали на выпас коров.
Теперь можно заскочить на ферму, наловить жирных мух, тучами носящимися вокруг.
Накопать в навозе красных червей, и в путь.
Ещё нет настоящего тепла. Нет-нет, а дунет прохладцей, до озноба.
Ничего, встанет солнышко, всё вокруг заискрится, засияет. Станет уютно и весело.
Да и сейчас настроение вполне себе боевое.
Пробравшись к затону, сделал себе рогатку для удилища, наживил пока что червя, забросил, усевшись рядом на бережок.
Тишина.
Вода неспешно несёт свои массы куда-то на юг.
Солнышко своею щёчкой нехотя стало появляться из-за горизонта.
Я сам мысленно пририсовал светилу и щёки, и нос, и глаза.
Когда оно только поднималось из-за горизонта, на него можно было посмотреть. Потом уже всё. Нахватаешься зайчиков и становишься незрячим, на какое-то время.
Солнышко уже глядело на меня одним глазом, перевалив одну ногу за горизонт, и улыбалось, мне, новому дню, всем, всем.
Мои фантазии отвлекли меня от основного дела.
Я даже и не заметил, как пропустил поклёвку.
Поплавка на поверхности не было.
Ан нет, вот он. Тот то появлялся, то пропадал в переливающейся воде.
Аккуратно взяв удочку в руки, не нарушая лёгкого натяга, я стал неторопливо крутить катушку.
На том конце лески явно, кто-то пристроился.
Стал понемногу отходить от воды, в то же время закручивая леску.
В последний миг терпение лопнуло, и я потащил добычу на себя, при этом поворачиваясь в сторону.
На крючке трепыхался полосатый окунёк с красными плавниками.
Я опустил удочку, намереваясь заняться добычей, но из кустов, вдруг вынырнула двуногое существо и бросилось к моей добыче. Это была девчонка. Она накрыла ладошками мою добычу и, подняв голову, вдруг весело запричитала:
– Не уйдёт от нас, наш улов.
На меня напал ступор.
Мало того что она испугала нас с моим окунем своим ураганным присутствием, так ещё и добычу успела поделить.
– Если бы не я, между прочим, рыбка твоя проскочила бы прямёхонько обратно, в воду.
Тебя-то от радости заклинило. Так что,  считай, что я спасла тебе улов.
Возмущению моему не было предела, и я, ничего не говоря, просто забрал из её рук рыбёшку.
Вполне, кстати сказать, достойную, по размеру.
Поковырявшись с крючком и освободив его из огромной пасти окуня, положил его в специальный металлический садок, предварительно высвободив из него весь свой скарб.
– Подержи пока садок, – попросил я девчонку.
– А меня Олей зовут. А тебя, – спросила она?
– Меня Егором зовут.
Вот и познакомились.
Привязав к ручкам садка верёвку, я второй её конец привязал к кусту, свисающему над водой, и опустил садок в тихую заводь.
Окунёк затрепыхался. Но деться ему было некуда.
Теперь, повернувшись лицом к Оле, я смог получше рассмотреть её.
Вполне себе симпатичная девчонка. Вся в веснушках.
– А ты что так разглядываешь меня? – задала она вопрос. – Понравилась?      
Глаз её один был прищурен, руки в боки.
На лице, весело переливаясь и шаля, прыгали зайчики от воды. Нарисовалась мысль.
Речная фея.
Придя в себя, я потупился и как-то неуверенно пожал плечами.
– Значит, влюбился, – констатировала она. – Ну и хорошо. Я тебе разрешаю поухаживать за собой.
Не зная, что ответить, я поднял свою удочку и молча протянул ей.
– Спасибо, конечно, но у меня и своя есть. Вон она лежит. Я выронила её, когда рыбку спасала.
Мы посмотрели друг на друга и, прыснув, засмеялись оба во весь голос.
Я молча, без слов, пытался что -то изображать. Она старалась повторять меня, при этом безудержно смеясь.
Вволю повеселившись, мы оба взялись за дело.
– А ты к кому? – спросил я.
– А мы Ваши соседи.
Егоровы мы. Я на каникулы к бабе с дедом.
А ты вот у тёти Фаи, – констатировала она.
Оказывается, они с мамой приехали ещё вчера. Но не смогли ещё оглядеться.
Это её мама, зовут её Зинаида Алексеевна, увидела мою тётю, Фаину Михайловну, и разговорилась.
Тётка и сказала, что я пошёл на рыбалку.
А дед Лёша, услышав это, предложил Оле удочку свою и проводил её до затона, оставив одну наблюдать за мной.
– Ну, что же, – произнёс я. – С двумя удочками мы в два раза больше рыбы наловим.
Отдав ей свою проверенную, а себе, взяв ту ,что она принесла, занялись делом.
К полудню садок наш имел уже довольно внушительный вес.
Когда клёв пропал, мы перешли на мух, сняв с лески всё лишнее, и просто обловились уклейкой.
Пришёл Олин дед.
Подержав садок в руке, взвешивая, приятно хмыкнул.
И сказал: – Михалну крутить надо, знатный улов.
Домой мы шли, державшись за руки. Удочка каждого находилась на плече, как ружьё у солдата.
Когда шли по деревне, нас распирала гордость.
Дед, здороваясь с проходящими, показывал на нас, счастливых, и на садок, мило кохая.
Вечером был большой стол.
Собрались у Ольги в доме. Как женщинам удалось приготовить так вкусно рыбу, осталось секретом.
В подготовке участвовали все.
Хоть моей тётушке и приходилось отлучаться на работу.
Праздник удался.
Все были довольны и счастливы.
Особенно дед Лёша.
У него всё сошлось.
Мы с Олей, набив животы вкуснятиной, отправились на прогулку.
Вечер вступил в свои права.
Кузнечики сменили своим стрекотание дневную симфонию.
Мы пытались считать звёзды, на ещё не совсем тёмном небе.
Хвастались знаниями о мирах и планетах.
Рассказывали страшные истории, произошедшие не с нами.
Всевозможные небылицы.
И всё это – небо, звёзды, звуки – было предисловием начинающейся для нас обоих новой жизненной истории.
Этот вечер был отправной точкой того большого, о чём мы, дети, могли лишь смутно догадываться.
Жизнь сыграет свою фугу.
Но только лишь  в известное ей время.