1 Подклад Часть 1
Марина Шатерова
(фото сгенерировано нейросетью)
Клим сидел в гостях у Зои, пил чай с шарлоткой; выпечка хозяйке удавалась на славу. Фоном работал телик, транслируя красивые пейзажи программы про путешествия.
— У подножия действующего вулкана Везувий расположен музей «Помпеи», - вещал ведущий.
— Красивая страна – Италия, - прокомментировал Клим. – Вот бы хоть раз выбраться туда.
— А у меня жена брата итальянский учит, всё в «область» на курсы ездит, - вспомнила Зойка. – И нафига он ей? Что толку оттого, что она сможет сказать по-итальянски как её зовут? Дурёха!
«Областью» местные называли областной центр Большегорск, от которого посёлок находится в пяти километрах.
— Почему дурёха? – не понял Клим. – Наоборот! Человек развивается, строит свою жизнь. Италия, между прочим, перспективная страна в плане трудоустройства. Можно работать в отелях у моря, ухаживать за одинокими стариками или же в сельском хозяйстве – на виноградниках. Или в ресторанах. Интересное направление: работаешь и в тёплой красивой стране живёшь.
Зоя скривилась. Вечно Клим ей перечит. Сама же она любила Переброды. Уже несколько лет после окончания колледжа работает поселковым почтальоном. Нравятся ей аккуратные дома, спрятанные за простыми штакетниками заборов, утопающие в зелени садов. Бывает идёшь утром, солнце встаёт, тянет свои лучи сквозь кроны яблонь, а тут и конь Булоха серый в «яблоках».
В посёлке Зоя всех знала, разнося почту была вхожа в каждый дом, люди с ней приветливы, делились новостями. Всё здесь есть для жизни: несколько магазинов, почта, банк, школа, кафе, поликлиника и даже церковь белокаменная Святого Николая. Не понимала Зоя тех, кто всей душой рвался с насиженного места, куда-то ехал, кардинально перекраивал свою жизнь. А ей и здесь хорошо! День в хлопотах пролетает быстро; идёшь, бывало, домой, солнце садится, его лучи уже другого цвета, не того, что утром. Душа отдыхает, привольно тут, булаховский конь в «яблоках» всё ещё щиплет траву, привязанный к забору.
Жаль только зарплата маленькая. Не могла Зоя найти себе «халтуру» по душе для дополнительной копейки. Шить и вязать умела, но уговорить кого-нибудь дать ей заказ – не могла.
Но зато у неё есть Клим! Дружила она с ним со школы, а спустя несколько лет пока каждый из них получал образование, Зоя – колледж связи, а отличник Клим аж экономический универ, начали встречаться. Клим работает в областном универмаге, где его недавно повысили до замдиректора, что стало событием для всех, кто его знал. Мечталось Зойке поскорее выйти за него замуж. Не только потому, что «в девках засиделась», сколько ради того, чтобы официально закрепиться рядом с успешным Климом.
«Тяжело всё время думать и решать самой. Проще примкнуть к мужику, заботиться и ухаживать» - думалось ей.
Дома к приходу любимого раскладывала на видных местах свадебные журналы да ювелирные буклеты, красноречиво намекая на свои желания.
«Скоро Восьмое марта и уж если не на Международный женский день, то на Пасху Клим точно подарит мне колечко» - уверенно размышляла Зоя.
***
Наступило долгожданное Восьмое марта. Зоя накрыла стол, принарядилась и ждала Клима в гости. С улыбкой в уголках губ и с дрожью нетерпения в душе предвкушала предложение и заветное колечко в бархатной коробочке.
Но… Клим так и не пришёл, на звонки не отвечал. Встревоженная Зоя пошла к нему домой, но не застала его там. Соседка подсказала, что видела мужчину на участке сотрудницы местного банка Златы. Зоя поблагодарила и метнулась туда.
Машина Клима действительно стояла у ворот дома Златы. Заглянув через забор, Зоя не увидела любимого во дворе. Внутри у несостоявшейся невесты всё оборвалось.
— Вот значит кого он с Восьмым марта поздравлять пошёл…
Она бежала домой. Злость и обида словно холодная вода с калёным железом сходились у неё в душе.
— Значит теперь поселковая почтальонша неровня директору областного универмага, банкиршу ему подавай!!!
Открыв калитку, Зоя вбежала во двор. Навстречу ей, как и всегда, радостно прискакал козёл Капуста. Она же раздосадовано пнула животное и злобно проорала:
— Уйди с глаз, чёрт косоглазый, смотреть на тебя тошно.
***
Клим действительно поздравлял с Восьмым марта Злату. После повышения до замдиректора ему требовались юридические консультации, а Злата, работающая в банке, хорошо подкована в таких вопросах. Как и Клим, она получила высшее экономическое образование, но с углубленным изучением права.
А какой яркой и интересной жизнью живёт молодая женщина! Откладывает деньги и раз в пару лет путешествует по разным экзотическим местам, как то «Танцующий лес» на Куршской косе, Стоунхендж, Чили, Перу и Кения. Нравилось Климу рассматривать бесконечное число фотографий с этих поездок, заслушиваться личными впечатлениями очевидца.
Дома у Златы уют и веселье добавляют кошки и собаки, которых она подобрала на улице брошенных и больных, лечила, оставляла себе или пристраивала в хорошие руки. И если поначалу Клима интересовало лишь общение по работе, то потом он не смог не влюбиться в неё. И не за броскую внешность, а за ум и доброту.
Есть в ней эта любовь к жизни и перемене мест, которая разительным образом отличает девушку от окружающих. Не боится Злата снять с себя старое пальто поселковости и укатить в далёкие края, где Стоунхендж, Перу и Чили.
***
Посёлок небольшой, и Клим и Зоя с неприятным напряжением в душе понимали неизбежность разговора на тему «Восьмого марта». Чтобы избежать «Санта-Барбары» где-нибудь в общественном месте на потеху окружающим, Клим сам пришёл в гости к Зое, чтобы расставить все точки над i.
— Почему ты не пришёл, Клим, я накрыла стол, ждала тебя…
— Ты ведь знаешь, где я был, соседка сказала, что ты искала меня у Златы.
— Красивую и умную себе нашёл, да? Не пара тебе, директору, почтарка поселковая стала? – Зоя не вытерпела и сменила покорный тон на искренний гнев.
— А знаешь, да! Не стану кривить душой, Злата не только образованная, но и интересуется хоть чем-то за пределами нашей местечковости. Есть в ней амбиции и цели. А кроме красоты ещё доброта и лёгкость характера.
— А как же я? Я же о тебе заботилась? – совсем уж растерялась Зоя.
Подкатывающие слёзы, готовые вот-вот пролиться, добавили дребезжания её голосу.
— Нет сил терпеть твоё нытьё, Зойка, извини, - решительно произнёс Клим, выплёвывая эти слова с явным облегчением, словно они уже давно толпились в его горле и ждали своего часа выйти. – Ты не меняешь свою жизнь, а только лишь жалуешься и завидуешь успехам других.
О заграничных поездках соперницы Зоя была наслышана, из уст в уста ходили по Перебродам истории, изобилующие туристическими подробностями. И действительно завидовала таким финансовым возможностям, умению и желанию сорваться с насиженного места, долго добираться в пути куда-то далеко. Но никогда и представить себе не могла, что чья-то страсть к перемене мест может стать решающим фактором ухода от неё Клима, что это отразиться на личной жизни самой Зои.
На этом их личные встречи прекратились, виделись они только если Зоя приносила ему почту. Разнося каждый день корреспонденцию, Зоя не могла не встретить на улицах посёлка Злату. Злость и обида вновь опасной смесью всколыхнулись в ней. Как же хотелось по-бабски подойти и поскандалить с разлучницей, плюнуть в лицо, упрекнуть, что на чужое позарилась, мужика из отношений выдернула.
Но встретившись взглядом с холёной, умело накрашенной и дорого одетой соперницей, оробела, попятилась к обочине и только лишь взглядом проводила. Так и не решилась она выступить с агрессией, почувствовав себя по всем фронтам уступающей такой красивой, умной и ухоженной.
Одежду, косметику и украшения Злата заказывала через интернет с почтовой доставкой. Зоя видела и выдавала эти посылки. Рассказывали, что Зоя и в «область» иногда ездит, в пункты выдачи заказов маркетплейсов.
— Уступила, но не проиграла, - размышляла Зоя. – Надо голубкам жизнь попортить. Разбегутся они, а любимый обратно приползёт в моё гнёздышко.
Клим тем временем переехал жить к Злате, свой дом стал сдавать. Пара начала выбирать день свадьбы.
***
Зина живёт на окраине Переброд в добротном доме, прилегающем к лесу. Все местные знают её, как потомственную ведьму и относятся хоть и с внутренним страхом, но с большим уважением. Баба Зина умела всё – и добро и зло делать.
«У магии нет цвета, - говаривала она. – Всё зависит от положительного или отрицательного заряда поступков, которые с её помощью совершаются».
К ней-то и пришла Зоя со своим личным горем. Ярко живописала, как Клим провёл Восьмое марта со Златой, а потом и вовсе к ней перебрался, а ей, Зое, резки отпор дал. Услышав имя Златы, баба Зина странно переменилась в лице, а затем хищно улыбнулась.
— Попроси кого-нибудь, чтобы Злата яблоком угостила, его тебе отдадут, а ты мне принеси, только чтобы никто не знал и не болтал о том, кому и зачем это нужно, - велела ведьма.
— Хорошо, - ошарашенно пролепетала Зоя и ушла.
«Надо же, какой круг Судьба-то сделала» - подумала Зина после ухода Зои.
Женихался к Зине в своё время сын поселкового старосты Николай, любила она его всею душой. До той поры, пока не появилась в Перебродах красота необыкновенная – Анфиса, из столицы с опальными «политическими» родителями переехала. Все мужики поселковые словно псы с цепи сорвались – хороводились вокруг неё, как одурманенные. Николай не стал исключением. И надо же такому случиться, что Анфиса выбрала в мужья именно его. А потом и Злата родилась.
Зина могла бы и соперницу со свету сжить и Николая приворотом к себе вернуть, но не стала делать ничего. В первом случае «обратка» троекратная за загубленную жизнь заказчику прилетает, а во-втором: приворот – это та же порча. Привороженные мужики не живут дольше семи лет, пьют и бьют смертным боем тех, с кем против воли жить приходится. А сейчас история словно повторяется: Злата уводит жениха у Зои.
— Теперь отомщу уже дочери своей соперницы, только не своими руками, а Зойкиными, ей теперь расплачиваться, как заказчице, - удовлетворённая улыбка заскользила по губам немолодой, но всё ещё красивой женщины.
Зоя возле дома встретила соседскую девчонку Кристину, идущую со школы. Двенадцатилетняя отличница славилась свой добротой и отзывчивостью.
— Привет, Кристина!
— Здравствуйте, тётя Зоя.
— Помощь твоя нужна, Кристина, - понизив голос, заговорщицки пробубнила Зоя.
Кристина подошла ближе и так же шёпотом спросила:
— Случилось что?
— Ничего страшного, но просьбу мою нужно сохранить в тайне, и я готова тебе заплатить немного.
Кристина удивлённо замолчала, обдумывая услышанное, слишком необычным оказалось предложение.
— Хорошо, если только что-то не очень сложное.
— Проще простого! Знаешь тётю Злату? В банке работает.
— Знаю.
— Попроси её угостить тебя яблоком, но обязательно, чтобы она его из своего дома вынесла, принеси это яблоко мне. Только не говори, что это для меня, вообще никому об этом не рассказывай. Ну как, сможешь?
— Хорошо, попробую, вроде не сложно.
Кристина зашла домой, пообедала, выучила уроки, а ближе к вечеру, когда Злата обычно возвращалась домой с работы, пошла в сторону её дома. Молодая женщина действительно шла домой, судя по сумкам, что несла в руках, по дороге заходила в магазин и овощной ларёк, сверху в пакете по округлостям угадывались яблоки.
Девочка подождала, пока та войдёт в дом и разложит покупки, примерно через час Злата вышла во двор покормить собак, лишь тогда подошла к забору и громко поздоровалась.
— Привет-привет, Кристина, как дела в школе?
— Как всегда отлично! Маме только зарплату задерживают, а так хочется чего-то сладенького.
Злата погрустнела: дети из многодетных семей всегда в чём-то нуждаются и недополучают.
— Я яблок только что купила, хочешь угощу? Сестрёнкам и братику ещё отнесёшь.
— Да! Спасибо Вам большое!
Злата сходила в дом и принесла несколько яблок, сколько двумя руками можно было взять, больших, зелёных с румяным боком. Ещё раз поблагодарив, Кристина взяла угощение и ушла. Одно яблоко занесла Зое, получив от неё две тысячи рублей за молчание, остальные поделила между сёстрами и братишкой.
Заполучив яблоко из дома разлучницы, Зоя ринулась к бабе Зине. Та зажгла чёрную свечу, поставила её на столе, расположив между собой и яблоком, пристально всматривалась в него сквозь пламя, вращая в руке. Взгляд её рассеивался, словно она видела то, что недоступно обычному человеческому глазу. Ведьма едва слышно что-то шептала. Глядя на неё, подспудно понимаешь, что ей немало лет, но морщин на лице почти нет, а кожа свежая и словно светиться изнутри.
«Наверное, это Силы её ведьмовские так проявляются», - думалось Зое.
По правую руку от хозяйки на столе лежала длинная тонкая чёрная игла. Нигде ранее Зоя таких не видела и где только достаёт колдунья такую чуднУю атрибутику? Зина продолжала всматриваться в яблоко сквозь пламя свечи, тихо, ритмично, совершенно неразборчиво начитывая одной лишь ей ведомые заклинания. В какие-то строго определённые моменты втыкала в его поверхность чёрную иглу, избегая открытых мест, словно маскируя следы уколов.
Тёмные глаза ведьмы казались бездонными и блестели в свете пламени словно инфернальные фары. Мороз страха прошёлся по спине Зои, уже пожалевшей, что пришла.
«Может не стоило оно всё того, чтобы сейчас за всеми этими ритуалами наблюдать?», - женщина уже готова была пойти на попятную, но спохватилась и пересилила себя. – «Нет! Из-за них теперь одна осталась. Всё я верно делаю».
Зина задула свечу и резко хлопнула ладонью по столу. Зоя вздрогнула и испуганно ахнула. Заговорённое яблоко ведьма завернула в тряпочку и велела не брать голыми руками.
— Жаль не август сейчас, можно было бы яблоко под яблоню бросить, среди других опавших спрятать, а так придётся пойти по более сложному пути. В три часа ночи положи его на крыльцо Злате. Съест она его – некрасивой и больной станет, а Клим снова к тебе вернётся.
— Благодарю, Зиночка! – пролепетала Зоя.
Испарина пережитого страха всё ещё сочилась сквозь поры её кожи, впитываясь в одежду. Жар со временем сменился ознобом, уже по дороге домой, заставляя ёжиться, вспоминая всё увиденное.
Незадолго до трёх ночи Зоя подкралась к воротам Златы. Благо калитку хозяйка забыла запереть, забор возле дверей выше, чем весь остальной, просунуть руку и открыть замок невозможно. С собаками особых трудностей тоже не возникло, почтальона, время от времени приходящего во двор, знала вся шерстяная охрана посёлка, бдительность особо недоверчивых Зоя усыпляла собачьими вкусняшками, купленными однажды в областном зоомагазине.
Толкнув дверь, Зоя вошла во двор. Собаки крепко спали, лишь одна подняла голову, но признав в вошедшей «свою», втянула голову в проём будки и вернулась ко сну. Зоя, не чуя ног, приблизилась к крыльцу, аккуратно, не касаясь руками, выкатила из тряпочки яблоко, и спешно ушла.
Плод остался лежать на крыльце; сквозь незаметные игольные проколы на красную плитку потёк сок. На удивление ранняя весна в этом году с почти летним началом апреля уже изобиловала насекомыми. Сладкий запах привлёк муравьёв, что сползались и карабкались на поверхность яблока. Ночной мрак рассеивается, небо светлеет, первые лучи восходящего солнца освещают румяный бок «подарка».
Обладатель экстрасенсорного видения посмотрев на крыльцо увидел бы столб из тонких чёрных нитей, исходящих из проколов в яблоке, устремляющихся вверх, тающих в ярком солнечном свете. Так выглядит подклад на тонком плане, но увидеть это дано не каждому.
2 Подклад Часть 2
Марина Шатерова
(фото сгенерировано нейросетью)
Часть 1. http://proza.ru/2024/04/30/52
Утром Злата открыла входную дверь, только лишь занесла ногу за порог и завизжала. Крыльцо покрывал чёрный колышущийся ковёр каких-то насекомых.
Присмотревшись, девушка увидела, что муравьи выстроились один за другим цепочкой, создали концентрические круги с яблоком в центре. Шевелящейся чёрной массой безостановочно шествовали вокруг плода. Никогда ранее не видела она такого странного поведения насекомых. Набрав ведро воды, хозяйка дома смыла пришельцев с крыльца, яблоко подняла.
«Наверное, вчера обронила, когда угощала Кристину», - вспомнилось ей.
Есть его не возникало никакого желания, и, размахнувшись, Злата зашвырнула яблоко далеко на участок.
«Пусть гниёт и землю удобряет, всё равно скоро перепашем и огород посадим», - решила она.
Девушка поспешила на работу в банк, боясь опоздать к открытию. На работе рука, которой она брала яблоко, начала неметь, покалывать и чесаться.
— Уж не воруешь ли ты, дорогуша, - посмеивалась над ней начальница. – Руки ведь у воров и взяточников чешутся.
Злата улыбнулась нелепости предположения, но рука не проходила. Поход к дерматологу и неврологу результатов не принёс – девушка была абсолютно здорова. Только лишь за несколько походов в церковь, молитвами и прикосновением больной рукой к иконе Николая Чудотворца, Злата смогла избавить себя от таинственного недуга.
Ни Злата, ни Клим не связали странные симптомы с яблоком, оба они люди образованные, без суеверий, в магию не верили. Уж скорее Бог пошлёт человеку какой-нибудь недуг, чтобы гордыню смирить да в вере укрепить, чем кто-то из людей сможет поколдовать над яблоко, думалось им.
Яблоко же валялось в огороде. Вокруг него также, как и на крыльце, начали цепочками и концентрическими кругами собираться муравьи. Чёрным шевелящимся ковром они безостановочно кружили пока не умерли на четвёртый день то ли от усталости, то ли от голода. Яблоко истлело под их нашествием, а семечки ушли на глубину влажной весенней земли. Словно какую-то страшную жертву взяло у природы прОклятое яблоко.
Злата с Климом с удивлением наблюдали за происходящим, но решили, что это магнитные бури так управляют насекомыми, ведь от этих солнечных всплесков даже северное сияние в южных районах увидеть можно. Никому о происходящем в огороде рассказывать не стали, боясь суеверных пересудов. Огород вскопали, засеяли овощами. Семена из яблока прижились и дали всходы. Молодой побег вырос в удобном месте, где никому не мешал, поэтому выкорчёвывать или пересаживать его не возникло надобности. Все только обрадовались новому фруктовому дереву на участке.
***
Минуло несколько месяцев. У Клима и Златы дело шло к свадьбе. Первые несколько лет они планировали жить в Перебродах, копить на первый ипотечный взнос на «двушку» в «области». Дом продавать не хотели, в будущем квартиру отдадут детям, а сами на пенсии вновь вернутся жить в родные места.
Зое всё это время снились совершенно волшебные сны, в которых она видела Клима влюблённым в неё, красивые ухаживания, семейную жизнь, много детей. Сны эти сопровождали её и в последующие годы, вдохновляя и подпитывая её надежды на желанное счастье.
— И всё-таки, почему яблоко не дало результата? – эта мысль не давала ей покоя.
С этим запросом Зоя преступила порог дома ведьмы.
— Злата жива-здорова, помирать не собирается. Женятся они с Климом. А как же я? – возмущённо тараторила она.
Зина без лишней суеты впустила гостью в комнату, села за стол, зажгла красную свечу и взяла зеркало. Успокаивающая уверенность её жестов передалась расстроенной гостье, она умолкла, с душевным трепетом стала наблюдать за происходящим.
Ведьма сквозь пламя довольно долго смотрела на отражающую поверхность зеркала, держа его под определённым углом. Прошло значительное время, прежде, чем она нарушила напряжённую тишину.
— Не съела Злата яблоко, в огород выкинула. А съела бы – померла!
— Так что же мне теперь делать? Не сработала твоя магия.
— Что делать? Наблюдать! А магия ещё как сработала. Яблоко у них в огороде жертву приняло: масса насекомых жизни свои отдали, семена дали всходы, скоро вырастет яблоня у них, а яблоки с неё всё счастье у голубков отнимут. Не будет житья им, вот увидишь! И всё чаще Клим твой сожалеть станет о содеянном когда-то выборе, ведь лучше синица в руке, чем журавль в небе. Жди и наблюдай за ними. А как начнут они яблоки с дерева есть, тогда прихорашивайся и будь милой с Климом.
Зоя ошеломлённо молчала.
«Ядовитые яблоки? Мистика какая-то! Но лишь бы помогло, так и быть – подожду».
Ещё один вопрос тревожил её, и она решилась озвучить его.
— А Клим? Что если он съест яблоко с яблони, так же пострадать может?
— Клим? – Зина улыбнулась. – Нет! Зло от яблока я направила на строго определённого человека – Злату. Клима я мысленно связывала красной ниточкой с тобой. Такой запрос делала: пострадает она, а Клим твой будет.
Зоя облегчённо вздохнула, и тихая улыбка преобразила её грустное лицо.
— Благодарю тебя, Зиночка! Больше всего на свете хочу своё женское счастье себе вернуть!
Оставила ведьме денег, конфет шоколадных да отчалила восвояси.
Злата и Клим поженились. Прошло пять лет. Яблоня в огороде выросла и расцвела. Все соседи удивлялись и спрашивали о сорте и удобрениях, но хозяева лишь плечами пожимали.
— Солнечная сторона, вот и растёт хорошо, - только и могли что ответить они.
Злата ради интереса посмотрела в интернете за какое время яблоня вырастает из семечка до первых плодов. Оказалось, что за восемь-десять лет – мелкая и несъедобная дичка. Их же яблоня выросла за пять лет и яблоки на ней крупные и красивые. Но увидь её некто, обладающий ясновидениям – ужаснулся бы. Молодое деревце словно чёрной паутиной окутано и яблоки на нём не зелёные с румяным боком, какими их видят обычные люди, а тоже чёрные, горящими углями тлеющие изнутри.
Зоя вдохновлённо и с удовольствием продолжала работать почтальоном в Перебродах. За услужливость и безотказность поселковые любили её и охотно делились сплетнями, в том числе и о новобрачных. Словно вампир впитывала Зоя каждое слово о них, а слежка стала смыслом жизни.
О том, какой вред нанесёт им яблоня, оставалось только догадываться, но Зоя верила своим снам и словам бабы Зины о том, что Клим обязательно вернётся к ней. Все трое героев стали углами своеобразного любовного прямоугольного треугольника, где более длинная линия совместной жизни – гипотенуза, соединяла острые углы Златы и Клима. Зоя же, прямой угол, застряла между возлюбленным и его новой супругой, проживая больше не свою собственную, а их жизнь, всё надеясь на действие прОклятого яблока.
***
Созрел первый урожай яблок, порадовал размером и красотой плодов. Злата так же планировала плодоносить, о чём говорил её округлившийся животик. Аккуратно срывая яблочки с молодого деревца, женщина заметила Кристину, идущую по улице по ту сторону невысокого забора.
— Здравствуйте, тётя Злата!
— Привет, Кристина. Яблоко хочешь?
— Хочу.
Семнадцатилетняя Кристина в этом году оканчивала одиннадцатый класс школы и предвкушала получение золотой медали на выпускном.
Злата с Климом так же отведали яблок в этот день. Ночью беременной стало плохо, вызов «скорой» и врачи в больнице не смоги спасти малыша. Не минула беда и Кристину. После съеденного яблока у неё вылезли все волосы и выпускной пришлось пропустить. Немыслимо идти на него с лысой головой, а купить парик шокированная девушка просто не сообразила.
Только лишь после этих невероятных событий супруги поверили в мистику, связанную с молодой яблонькой. Кошки и собаки обходили стороной участок с деревом, а птицы не вили гнёзд в его кроне. А если вспомнить историю пятилетней давности с муравьями и немеющей рукой, то и вовсе страшно становится.
Злата не была в курсе давней семейной истории о том, что её мать увела у бабы Зины жениха, ставшего впоследствии её отцом. Поэтому согласилась на предложение Клима пойти на приём к колдунье. Едва ведьма взглянула на них, сразу узнала свою давнюю работу, «снимать» которую ей совсем не хотелось. Личная заинтересованность и сочувствие одинокой женской судьбе Зои не дали ей помочь визитёрам в их беде.
Супругов Зина посадила за стол, «почистила» ауру свечкой, выкатила яйцом, на самом деле лишь создав видимость проделанной работы, но внушив при этом доверие необходимым ритуалом, взяла деньги и спровадила восвояси.
Через год у Златы и Клима родилась дочка, больная, эпилептические приступы мучали малышку. В это же время семья исполнил свою давнюю мечту – купили двухкомнатную квартиру в Большегорске и переехали жить туда. Дом продавать не стали, сдавали в аренду, закрывая арендными платежами ипотеку.
Новые жильцы восхищались домом, сажали огород, но к яблоне не подходили, словно интуиция отталкивала их от этого недоброго места.
***
Молодая семья осваивалась на новом месте. Жизнь в городе, в квартире на непривычной от земли высоте казалась сродни переезду на Луну – всё непривычно и вновь. Надежды, что в новых жизненных обстоятельствах всё изменится не оправдались – малышка продолжала болеть. Клим всё чаще пребывал в некой растерянности и задумчивости, а однажды во сне произнёс имя Зои, Злата услышала это, когда вставала к ребёнку.
«Без магии тут точно не обошлось, - думала она. – Может Зойка приворот сделала?»
На городском форуме она нашла телефон и адрес знающей бабушки. Клим ради дочки согласился пойти.
На пороге квартиры в старой послевоенной трёхэтажке их встретила благообразная бабушка с невероятно добрым улыбчивым лицом. Посадила гостей на диван, дала обоим подержать в руках зеркало, в которое после смотрела сама и говорила об увиденном.
А рассказывать колдунья стала совсем уж удивительные вещи.
— Женщина, которую Вы знаете (она кивнула в сторону Клима), принесла вам подклад. Если бы она (кивок в сторону Златы) съела его, сильно пострадать могла или даже умереть. Но этого не случилось. Это яблоко! Выросло оно в чёрную яблоню и стало давать ядовитые яблоки.
Клим со Златой ошалело переглянулись, осознав, что видят перед собой человека словно с другой планеты.
— Опасно эти яблоки есть, - продолжила ясновидящая. – И рядом с яблоней лучше не находиться.
— Так что нам делать? У нас дочь болеет!
Ведунья посоветовала выкорчевать дерево, предварительно надев перчатки. Землю полить святой водой. Яблоню распилить на части, закопать на свалке, посыпав при этом солью.
— Как сделаете – приезжайте ко мне все трое, негатив сниму. – закончила свои напутствия бабушка. – И не так, как та, у которой Вы до меня были: сначала натворила гадостей, а потом делает вид, будто помогает.
Настал очередной момент Климу и Злате удивляться!
— Зина! – буквально хором произнесли они.
Супруги сделали всё так, как велела им эта добрая женщина. Арендаторы озадаченно наблюдали за приездом хозяев дома и их решительными действиями в адрес молодой яблоньки.
— Колдуют они что ли, сатанисты? - прокомментировал сын новых жильцов.
На снятие негатива ездили с дочкой. Малышка, которую назвали Алиской, немного потемпературив, полностью выздоровела и эпилепсия её больше не беспокоила. Улыбка счастья не сходила с лиц молодых родителей при виде их спокойно спящей доченьки. И сами они словно засветились изнутри, будто некое зло ушло из их душ навсегда.
***
После уничтожения яблони и снятия негатива с семьи Клима Зое «прилетела обратка» - всё причинённое зло ей обратно вернулось. Ночные кошмары мучали её. В них она подходила к яблоне, окутанной чёрной паутиной, срывала тёмное яблоко, откусывала, обжигала рот и руки – красными углями тлело оно изнутри. Уронив плод на землю, Зоя поднимала взгляд вверх, увидела в кроне дерева гнездо, но обитали в нём не птицы, а большие пауки.
Не высыпалась и не ела после таких снов Зоя, сильно похудела. А в один из вечеров прямо на улице посёлка её накрыло видение, до одури напугавшее женщину своей реалистичностью. Откуда-то сверху, с вечернего неба, упала на неё сеть плотной чёрной паутины с крупными длинноногими пауками в ней. Зоя взвизгнула, замахала руками, засуетилась и попала под колёса пьяного мотоциклиста, рассекавшего по главной улице Переброд.
Утром тело почтальонши нашла на обочине дороги соседская девушка Кристина, уже студентка областного медунивера. Вызвала полицию и «скорую». Волосы на её голове вновь начали отрастать такими же густыми и красивыми, какими были раньше.
Увидев мёртвую Зою, девушка ужаснулась. Начала вспоминать все события, связанные с ней, и словно пазл в её сознании сложился. Когда-то она взяла яблоко у Златы и отдала его Зое, потом спустя несколько лет другим похожим яблоком угостилась, и сама Злата, наверняка, ела яблоки с той молоденькой яблони. Кристина лишилась волос, а Злата – малыша.
— Без магии тут не обошлось… - подумалось ей. – Возможно не просто так погибла тётя Зоя.
И правда, долгую жизнь могла прожить Зоя и обрести женское счастье с другим мужчиной, если бы только в магию не полезла, не пыталась вернуть Клима и испортить жизнь Злате. А в итоге разрушила свою.
3 Француз за рубль
Елена Путилина
Француз за рубль
Наконец-то потянуло теплом. Как же хорошо, что закончилась эта ужасная зима! В сентябре — до чего же это было давно, словно несколько жизней тому назад, а ведь прошло не больше полугода! — всем казалось, что поход Великой Армии окончен. Москва, сияя куполами своих многочисленных церквей, лежала у их ног. Но когда, после напрасного ожидания делегации бояр с ключами от города, император вступил в Москву, оказалось, что она пуста. Пуста! Большая часть жителей ушла вместе с русскими войсками, а в городе начались пожары.
Чуть больше месяца оставалась Великая Армия в русской столице. Император ожидал ответа от Александра I на своё предложение мира и, не дождавшись, покинул сожжённую Москву, намереваясь пробиться к богатым продовольствием южным губерниям.
Однако этот путь преградила русская армия, и пришлось возвращаться по старой Смоленской дороге, ими же самими разорённой в августе. Тем временем подступили осенние холода, а там и предвестник суровой русской зимы — ноябрь…
Полузамёрзший, еле передвигающий ноги от голода, Жан-Пьер Мартен, лейтенант французской армии, был захвачен партизанами. Как ни странно, враги накормили его и даже дали кое-какую тёплую одежду. На его благодарное «Merci, сher ami!*» бородатый казак, принёсший ему полушубок, рассмеялся и хлопнул пленного по плечу: «Эх ты, шерамыжник!» Этим странным словом его потом называли часто.
Плен спас Жан-Пьера от неминуемой голодной смерти, но что ждало его в будущем? Он не решался даже думать об этом, радуясь уже тому, что встречает ещё один новый день живым.
Теперь всё прошедшее казалось сном: и лёгкие победы, когда европейские столицы склонялись перед императором одна за другой, и жестокие сражения последнего похода, и тяжёлое отступление по бескрайним заснеженным полям и сумрачным лесам России. Осталась единственная реальность: долгая морозная зима в русском плену. Но вот она подошла к концу, засинело небо, побежали ручьи, зазеленела первая трава. Весеннее тепло пробудило безумную надежду на возвращение — когда-нибудь! — во Францию, к ласковому солнцу Прованса. Какие расстояния пролегли между ним и родным Марселем, не хотелось даже думать. Но мечта о возвращении поддерживала его всё это время, давала силу сопротивляться лишениям.
Жан-Пьер старался прислушиваться к разговорам конвойных, и мало-помалу стал понимать чужой язык. Он считал это очень важным, ведь если он когда-нибудь обретёт свободу, то по пути во Францию ему сначала придётся пройти чуть ли не половину России…
На груди, под одеждой, Жан-Пьер хранил золотое, украшенное драгоценными камнями, распятие. Нет, он не грабил церквей! Этот крест он нашёл на теле убитого товарища, когда хотел снять с того мундир — хоть немного согреться, а мертвецу уже не нужно! Кто знает, где солдат взял крест и не был ли трофей залит невинной кровью… Жан-Пьер никогда и не прикоснулся бы к реликвии, добытой убийством и грабежом, но эта находка давала надежду на возвращение домой! Когда он — о, если бы! — вновь станет свободным, как он доберётся до Марселя? Как выжить в долгом и трудном пути? Нищенствовать по дорогам? Грабить таких же бедолаг, как он сам? Воровать ночами у местного населения? Единственная надежда была на этот крест. Если удастся его продать, денег должно хватить, чтобы преодолеть всё и вернуться домой.
Пленных долго гнали куда-то вглубь страны, и он уже думал, что этой дороге не будет конца, но неожиданно для него и небольшой группы таких же как он измотанных бедолаг наступила передышка: их оставили в маленькой деревеньке с трудным именем Пест-ри-ко-во. Потемневшие брёвна крестьянских изб, поля вокруг, белые стены монастыря вдали и сияющее под солнцем золото крестов на куполах.
С утра до позднего вечера они были заняты в ближнем городе: засыпали глубокий ров, соединявший на узком перешейке русло реки, которая делала здесь большую петлю. Когда-то этот ров служил для обороны крепости от вражеских набегов, но теперь стал бесполезен и только мешал движению по ведущей в город дороге. Труд был тяжёл, но всё же по сравнению с испытаниями, выпавшими на его долю в последние полгода, казался несчастному французу чуть ли не отдыхом.
Однажды работы остановили неожиданно рано. Как он смог разобрать из разговоров конвойных, какое-то приезжее начальство возмутилось крайне неопрятным, почти нищенским видом пленных. Кроме того, долго не стиранная одежда стала обиталищем для вшей. Поэтому предполагалось французов отправить в баню, всю старую одежду сжечь и взамен выдать новую. Сжечь всю одежду! А как же крест — его сокровище, залог возвращения на родину? Какое счастье, что он подслушал этот разговор!
Пока пленных собирали в колонну для отправки в баню, ему удалось незаметно закопать крест под большим камнем. Другого способа сохранить драгоценную вещь он придумать не смог и рассчитывал, что завтра с утра легко найдёт свой тайник. В самом-то деле, что может случиться за одну ночь?
Гостивший у приятеля в Кашине небогатый помещик, рассеянно слушал рассказ о пленных французах, засыпающих ров у Духовской горы. Неожиданно ему пришла удачная, как показалось, мысль. У него был сынок-недоросль. Большими способностями к учению парень не отличался, особенно плохо дело обстояло с французским языком, знание которого, однако, было необходимо в столице, куда любящий отец собирался отправить своё драгоценное чадо по достижении совершеннолетия, делать, как говорится, карьеру и фортуну. И вот теперь, когда оказалось, что в Кашине имеются настоящие природные французы, было бы непростительно не воспользоваться такой прекрасной возможностью, посланной, очевидно, самим Провидением, чтобы решить проблему, воздвигавшую для сына непреодолимое препятствие на пути к успешной службе и блестящему будущему.
С утра пораньше помещик поторопился в располагавшуюся неподалёку от Кашина деревню Пестриково, где, по словам приятеля, и размещались пленные. Он был наслышан, что некоторые из его знакомых, или знакомых его знакомых за сравнительно небольшую сумму обзаводились собственными французами для разных хозяйственных надобностей. У кого-то был повар-француз, у кого-то парикмахер, у кого-то аж целая бригада занималась обустройством сада по современной моде. Эти приобретённые по случаю работники стоили дешевле крепостных крестьян, но, в отличие от них, были образованны и потому незаменимы в делах, требующих учёности. Так почему бы и ему не завести француза, чтоб обучил мальчишку своему языку и приличным европейским манерам? Нанять настоящего гувернёра для небогатого помещика, имевшего всего-навсего каких-то двадцать душ крепостных, было не по карману: тысяча рублей в год — совершенно неподъёмная сумма! А вот пленного можно было, по слухам, купить за полтину…
Однако казак, к которому он обратился со своей просьбой, заломил неслыханную цену: аж целый рубль!
— Вам же, барин, нужен не любой француз, а чтоб учёный, — сказал, ухмыляясь, этот вымогатель в ответ на возмущение покупателя, — вот я вам и предлагаю не какого-нибудь замухрышку, а всё ж-таки из благородных! Вообще-то офицеров ихних отдельно содержат, но этот как-то по недоразумению попал к нам. Берите, барин, не прогадаете. Хороший француз, не смотрите, что дохловат с виду. Это он от дороги да от работы отощал, а у вас-то на домашних деревенских харчах быстро поправится.
Повздыхал помещик, но делать нечего. Ведь ежели и в самом деле пленного француза в гувернёры брать, то лучше какого ни на есть офицера: всё же и образование, и манеры не чета солдатским!
Конвойный заглянул в дверь, поманил Жан-Пьера:
— Иди-ка, шерами, тут для тебя дело нашлось…
Дело? Вышел на двор. Солдат подтолкнул его к коляске.
— Садись давай, бедолага! Подфартило тебе ныне, тепло да сытно жить будешь!
Не понимая, что происходит, оглянулся по сторонам: почему не выводят остальных? Почему он один должен куда-то ехать? Однако в коляску сел.
Одетый в штатское платье незнакомый человек приветливо кивнул и сказал, мешая русские слова с исковерканными французскими:
— Мусье, пожалуйста, сильвупле, значит, учить будете сынка моего, мон фис… гувернёр, парле франсе… Понимаете?
Жан-Пьер нахмурился, пытаясь вникнуть в смысл этой тарабарщины. Коляска тем временем тронулась и покатилась по дороге куда-то в сторону от Кашина, от заветного камня, охранявшего его сокровище…
Дни шли за днями, в усадьбе жилось тепло и сытно. Жан-Пьер, которого здесь все, перекроив по-своему его имя, величали Иваном Петровичем, постепенно привык к своему новому положению. Занятия с барчуком — можно ли было назвать это работой после того, что ему пришлось вынести? Он приучил своего воспитанника подниматься с зарёй вопреки ленивому деревенскому обычаю. Физические упражнения, верховая езда, — необходимая закалка для будущего воина, — ну и, конечно, науки: французский язык, латынь, математика, география — так когда-то воспитывали его самого…
В доме нашлось множество сентиментальных французских романов, которые так любила покойная тётушка хозяина, старая дева, проведшая свои последние годы в семье племянника на правах приживалки. Чувствительные повествования аббата Прево о Манон Леско и кавалере де Грие, «Новая Элоиза» Руссо, а также непонятно каким образом оказавшиеся в их компании классические трагедии и философские романы Вольтера и Дидро, послужили для изучения тонкостей французской грамматики.
География в изложении человека, побывавшего в песках Египта, видевшего Нил, сфинксов и пирамиды, а затем прошедшего всю Европу и половину России, была похожа на увлекательную повесть. Жан-Пьер умел и любил рассказывать, и его воспоминания об увиденном в походах оживляли скучные описания географического положения и климатических особенностей.
Конечно, француз был незнаком с историей России, но историю родной страны знал прекрасно. Он не скрывал своего восхищения гением Наполеона, и когда говорил о сражениях, в которых ему самому довелось участвовать, глаза его загорались, а голос звенел металлом.
Мальчишка слушал эти рассказы, затаив дыхание, но однажды спросил своего наставника, как же могло случиться, что великий полководец Бонапарт потерпел столь сокрушительное поражение от русской армии. Жан-Пьер, покачав головой, ответил только:
— Над любым самым великим государем или военачальником есть Бог, государь более великий, чем любой из земных владык, и лишь Ему решать, кто более достоин победы.
Помещик был доволен: сын начал бегло лопотать по-французски, да и в остальных науках, насколько он мог судить, продвинулся значительно. Пройдоха-конвойный не обманул, француз явно стоил потраченного рубля. Доволен был и недоросль: ему нравились уроки с новым учителем. Прежние-то — дьячок приходской церкви, да сосед, служивший ещё при прежнем государе в каком-то департаменте в Санкт-Петербурге, но выгнанный за пьянство, — больше нагоняли скуку и внушали отвращение к учёбе, да и познания их были весьма и весьма скудны.
Что же касается самого наставника, бывшего офицера Великой Армии, пленного шерамыги, а теперь гувернёра, то после нужды и тягот плена, ему больше всего хотелось покоя. И здесь, в чужой земле, среди людей, говорящих на чужом языке, он неожиданно обрёл и мир, и покой. В имении, как ни странно, никто не видел в нём врага, напротив, часто он замечал во взглядах безмолвное сочувствие.
Всё реже помышлял он о возвращении в Марсель. Что ждало его там? Родители были стары и, вероятно, уже умерли, братьев и сестёр он не имел, семьёй обзавестись не успел.
Поэтому, когда по указу Александра I взятым в плен наполеоновским солдатам дана была полная свобода остаться либо возвратиться, буде пожелают, в свои отечества, он предпочёл присягнуть на вечное подданство России.
С тех пор, как пленный французский лейтенант Жан-Пьер Мартен был выкуплен тверским помещиком, искавшим дешёвого гувернёра для своего сына, прошло без малого тридцать лет.
Прослужив около пятнадцати лет гувернёром в помещичьих домах, Жан-Пьер скопил из жалования некоторую сумму, перебрался в Тверь, где поступил в одну из гимназий преподавателем, впоследствии открыл собственный пансион, принял православие, изменил свою фамилию на русский лад. Составив небольшой капиталец, выгодно женился на купеческой дочери и был вполне доволен жизнью. Но его не оставляло желание взглянуть на Кашин, где когда-то случился столь крутой поворот в его судьбе…
Иван Петрович Мартынов, солидный седой господин, приехавший в Кашин на Пасху, вышел под руку с женой из Воскресенского собора, где только-только закончилась праздничная служба.
Погода в этот весенний день выдалась тёплая и солнечная, и он предложил супруге пройтись по городскому саду. Они шли по узкой перемычке, где русло реки, петлёй огибавшей центр Кашина, почти смыкалось само с собой, и где когда-то для защиты города от врагов был прорыт ров, тот самый ров, который тридцать лет назад засыпали пленные французы. Вид, открывавшийся отсюда, с высокого берега, был великолепен. Внизу, слева и справа от дороги, неторопливо текла река, виднелись домики и многочисленные церкви.
Иван Петрович остановился и, с улыбкой оглянувшись по сторонам, обратился к жене, слегка грассируя:
— Смотри, дорогая, где-то на этом месте несчастный пленный французишка спрятал своё единственное сокровище: большой золотой крест. Возможно, что крест этот был добыт ценой чьей-то невинной крови, французу то было неведомо. Он нашёл его среди вещей погибшего сотоварища и хранил сей печальный сувенир в надежде, что сможет как-нибудь продать драгоценность и на вырученные деньги вернуться на далёкую родину. Однако случилось так, что ему пришлось расстаться с реликвией, закопать её под большим камнем. Он рассчитывал позднее забрать крест, но Господь судил иначе, и француз, выкупленный за рубль местным помещиком у казака-конвойного, был увезён в отдалённое имение, откуда уже не мог вернуться за своим кладом. Бедняга горько сожалел об утрате, но с той поры, как он лишился золотого креста, участь его изменилась. Возможно, предав земле украденную безымянным злоумышленником святыню, и тем самым перестав быть невольным соучастником преступления, он, не сознавая того, совершил благое дело, за что и был вознаграждён всевидящим Провидением.
— Почему ты вспомнил об этом, Иван Петрович? — спросила супруга. — Ты был знаком с этим человеком?
— Да, дорогая, очень близко знаком, — ответил, улыбаясь, Иван Петрович.
* Merci, cher amie(фр.)- спасибо, дорогой друг. Произносится как "мерси шерами", отсюда произошло русское "шерамыжник"
4 Счастье
Паша Байкальский
Вы когда-нибудь просыпались полностью счастливыми? То есть с чувством абсолютного счастья?..
Конечно да,.. только возможно некоторые не придавали этому значения, поэтому не запомнили. Хотя нет, такое не забывается,.. вернее вспоминается в минуты, когда просыпаться не хочется из-за хищно ждущих в реальности проблем, когда сознание соскальзывает в реальность, как в алчно открытую пасть.
Это детство. Не то время, когда не понимаешь до конца происходящее вокруг, а уже отдаешь себе отчет, и задумываешься над смыслом бытия. Это примерно лет в 12-13. Да,.. примерно 12-13 лет.
Сон как-то неожиданно уходит. Вот он был и «бац» - ты уже не спишь, но глаза закрыты.
Сначала приходит запахи. Не знаю у кого как, у меня именно запахи.. Пахнет пирожками. Мама жарит пирожки,.. с картошкой, капустой и мясные. Что это за пирожки! В то время это нечто обыденное и привычное - мама жарит пирожки по выходным. И только став уже совсем взрослым,.. даже чересчур взрослым,.. старше мамы в то время, когда она кормила тебя пирожками, ты понимаешь, осознаешь что-то такие пирожки ты ни у кого больше не пробовал. Это действительно так!..
Так о чем я?.. А, да… Запахи пирожков сумасшедше летает по квартире, дразня и уничтожая рудименты снов.
Затем приходит звуки. Они не обрушиваются со всех сторон, как в более зрелом возрасте, - теснясь, и толкаясь, и раздражая. Нет. В детстве они ласково и розово, как бы стесняясь, начинают заполнять сознание.
Вот ты различаешь, как мама на кухне разговаривает с отцом. Говорят осторожно, чтобы раньше времени не разбудить тебя. А ты-то уже и не спишь!..
Ты открываешь глаза и свет через закрытые шторы свидетельствует, что новый день пришел! Дома чуть прохладно (для тебя, ведь ты только что проснулся). Тело уже требует движения, но ты оставляешь его в покое, наслаждаясь этой минутой… И улыбаешься…
Ты понимаешь, что АБСОЛЮТНО СЧАСТЛИВ! Нет проблем, ты даже еще не знаешь о них, проблемах, нет торопящийся суетливых дел, нет ничего…
Только голос родителей, запах пирожков, свет нового дня из-за штор,.. и понимание длинной-длинной-длинной жизни впереди. Жизнь интересной и обязательно удачной…
5 В каждом окне своя история
Ирина Вебер 2
Город Куйбышев. Декабрь 1985 года.
- Ну, чего ты тут расселась? Иди отсюда. Мне надо обед готовить.
- Я хотела чайку горячего попить со сдобной булочкой.
- С какой ещё такой сдобной булочкой?
- Так вот же они, на столе лежат в вазочке.
- Это для детей. А если хочешь свежую выпечку покушать, так сходи в магазин и купи себе. Ты же не всю свою пенсию мне отдаёшь?
- Доченька, за что ты так со мной?
- Да надоела всё. Теснота, как в общежитие. Друзей не могу пригласить в гости. Да, что там друзей? В кругу семьи невозможно нормально побыть из-за тебя.
- А я, получается, для твоей семьи чужой человек? Ты же сама поставила кровать для меня в зале, да ещё рядом с холодильником. Он тарахтит, как трактор. Я из-за этого спать не могу.
- А куда ты прикажешь её поставить? К нам с мужем в спальню?
- Нет, туда не надо. Можно к Мариночке в комнату или к Мишеньке. Я их не стесню.
- Ба, ты что, с ума сошла? - в кухню зашла, зевая спросонья, молодая девушка, - у меня выпускной класс и надо готовиться к экзаменам. Ты будешь мне мешать. А Мишка уже взрослый парень. Тебе у него, тем более, делать нечего.
- Светочка, доченька, как же быть? Ты уговорила меня отдать мою квартиру Женечке. Сказала, что жить мы будем хорошо и дружно. А теперь что ж выходит? У меня и угла своего здесь нет?
- Женечка, между прочим, твой внук. Ты хоть помнишь об этом? Ведь знаешь, что у него сейчас новая семья и ему негде жить. Ещё и алименты он должен платить своей первой жене, хотя мы до сих пор сомневаемся, от него ли у неё ребёнок.
- Ба, ладно, давай.. иди.. не мешай нам. Мне надо с мамой посекретничать.
Клавдия Петровна, так и не позавтракав, зашла в зал, присела на свою старенькую железную кровать, которую ещё сама покупала когда-то и заплакала. Из кухни раздавались смех и весёлые голоса её дочери и внучки, а у Клавдии Петровны разрывалось сердце от невыносимой обиды. Боль была такой острой, что хотелось только одного - мгновенно умереть. Почему к ней так плохо относится родная дочь? Что она не так делала?
Муж Клавдии Петровны вернулся с фронта инвалидом. Уход требовался постоянный. Молодая Клава выхаживала его, поднимала двоих деток, да ещё успевала работать почтальоном. А на что бы она кормила свою семью? Время было тяжёлое и голодное. Многие умирали от недоедания. Клавдия во всём себе отказывала, сама часто оставалась без еды, но муж, дочка и сынок были накормлены.
Через два года, супруг, отмучившись, тихо умер, оставив семью на произвол судьбы.
Клавдия работала, не покладая рук, из кожи лезла, а смогла не только поднять Светочку и Валерика, но дать им образование. О себе и не думала. Зато дочка закончила медицинский институт, стала зубным врачом, а сейчас уже заведует детской стоматологической клиникой. Сынок инженер. Вскорости, по окончанию института, он женился и переехал в свою квартиру, которую получил, как молодой специалист.
Когда Светочка выходила замуж, Клавдия отдала ей всё до копейки, которые удалось скопить на старость и лечение. Степан, муж дочки, был офицер и, при своей зарплате, мог бы жить отдельно, но молодая жена ещё училась. Ей некогда было следить за хозяйством, поэтому они остались в квартире матери. А Клавдия Петровна была только этому рада: и сготовит, и постирает, всё полегче молодым, и она при деле.
После рождения третьего ребёнка у Светочки, Степан, к тому времени имевший звание полковника, получил большую четырёхкомнатную квартиру. Вот эту самую, в которой сейчас сидит Клавдия Петровна и плачет, да думает, почему же она стало чужой, для самых родных и любимых людей?
"В кухне, вроде, уже нет никого. Надо сходить и перекусить что-нибудь".
- Как ты посмела? Кто тебе разрешил лезть в холодильник? Это на салат к Новому году! - зло выкрикнула Света, появившаяся на кухне. Она вырвала из рук матери замороженный батон колбасы и ударила им её по спине.
- Ох, - только и смогла вскрикнуть пожилая женщина и, покачнувшись от боли, ухватилась за косяк двери.
- Ненавижу! Ненавижу тебя, понимаешь? Как ты мне надоела!- зло выкрикнула Света, не замечая состояния матери.
Не помня себя, старушка выбежала из квартиры в чём была и быстро засеменила в соседний подъезд, где жила одна хорошая семья. С её хозяйкой, Ольгой Николаевной, ей всегда было интересно беседовать, сидя летом на скамеечке у подъезда и та, не раз, любезно приглашала Клавдию Петровну к себе в гости, угощая горячим чаем с плюшками, а то и обедом.
- Клавдия Петровна? - удивилась Ирина, дочка Ольги Николаевны, открывшая на звонок дверь, - ой, да Вы совсем раздетая! Как же Вы по такому морозу и снегу пришли в одном халате, без пальто и обуви? Заходите скорее. Что у Вас случилось?
Горькие слёзы, расстроенной соседки капали в бокал со сладким горячим чаем, который заботливо налила Ира.
- Это надо же, - возмущалась она, - дочка так поступает с родной матерью!
- Оставайтесь у нас, - предложила Ольга Николаевна.
После обеда женщины сидели в зале. Хозяйка успокаивала гостью, стараясь отвлечь её другими темами: они с интересом наблюдали, как Ира наряжает ёлку, советуя ей, куда лучше повесить ёлочную игрушку. Вечером, когда настало время ложиться спать, девушка уступила свою кровать бедной старушке, поставив себе раскладушку.
- Как же у вас хорошо, спокойно, - сказала Клавдия Петровна утром за завтраком,- уютная и приятная обстановка, а вы все такие дружные и доброжелательные. Мне даже завидно стало. Чего ж моей дочери вот так не живётся? Что не хватает?
- Может доброты и любви? - спросила Ольга Николаевна.
- Не знаю, что и сказать. Я ведь только ради детей и жила, всё им отдавала, всё для них делала, а дочка вот так со мной поступила,- грустно ответила женщина, доставая из кармана халата носовой платочек, чтобы вытереть навернувшиеся слёзы. Слёзы обиды и огорчения.
- Клавдия Петровна, Вы сейчас не расстраивайте себя. Пока побудьте у нас. Думаю, что Света одумается и поймёт, что поступила очень плохо, попросит прощения и всё у вас наладится.
- Спасибо, Оленька дорогая, за Вашу доброту, но мне очень неудобно и беспокойно, что я стесняю вас. Новый Год надо встречать с родными и близкими. Чего я буду портить вам праздник? Ты, Ирочка, поди не выспалась на раскладушке? Я тут надумала, как бы мне добраться до моего сына?
- Клавдия Петровна, может всё же останетесь у нас? А Ира сходит и поговорит с Вашей дочкой?
- Ой, что Вы, нет, ни в коем случае! Светочка очень рассердится, если узнает, что я пожаловалась на неё. Вы уж ничего не говорите ей, пожалуйста. А я всё же к Валерочке хочу поехать.
- А где он живёт?
- Ох, далеко. На окраине города, но автобусы туда идут. Вы одолжите мне немного денег? Ирочка, а ты проводишь меня до автобуса?
- Хорошо, раз так настаиваете, я отвезу Вас к сыну. Сейчас подберу Вам одежду и обувь, но поедем на такси. На улице слишком холодно и не известно, сколько придётся нам на остановке в такой день простоять.
- Мама? - с удивлением спросил, открывший дверь мужчина и нехотя впустил гостей, - ты как здесь? Что случилось?
- Сынок, ты же не раз приглашал меня в гости, вот я и решилась приехать к вам на Новый Год. А Ира, соседка моя, помогла мне добраться до тебя. Сама бы я не справилась, - с заискивающей улыбкой и, как-бы оправдываясь, залепетала старушка.
- Что-то я не помню такого. С чего бы это, именно, 31 декабря, ты надумала пожаловать к нам? - с досадой в голосе, произнёс Валера, - почему Света мне ничего не сказала и не предупредила?
Из кухни доносились приятные и ароматные запахи, звон посуды, громкие разговоры. Видно семья собиралась обедать.
- Клавдия Петровна, я, наверное, пойду. Всего Вам доброго и с наступающим Новым Годом!
- Постойте, не уходите! Если можно, подождите немного за дверью. Мне надо поговорить с мамой без посторонних, - обратился к девушке Валера.
Ира вышла из квартиры. Она не поняла, зачем и чего ей ждать? Может её хотят поблагодарить? Так об этом можно было сразу сказать. Но тут она услышала, из-за двери, недовольный мужской голос: "Ты свою квартиру кому отдала?.. Сыну сестрицы. Я же просил и говорил тебе, что моему она нужнее, а ты что ответила?.. Молчишь?.. Так чего ты теперь хочешь?.. У нас не такая большая квартира, как у Светки и для тебя места тут нет.. Твоя доля у неё. Вот там и живи.. А деньги? Даже не разделила пополам, все ей вручила.. Сегодня мы ждём гостей и ты будешь нам мешать."
Ира не верила своим ушам. Неужели это родной сын говорит матери такие слова? Ей хотелось зайти и пристыдит этого Валерика, но тут дверь открылась и в проёме появилась, вся в слезах, с растерянным и пунцовым лицом, Клавдия Петровна, которую, как показалось девушке, буквально вытолкнули из квартиры.
Вернулись они, когда уже стемнело и в окнах домов загорелся свет. Людей на улице почти не было. Все спешили встретить Новый Год, под бой курантов, в кругу близких и друзей.
Наташа, сестра Иры, хлопотала на кухне, сервировала новогодний стол, её муж Николай беседовал о чём-то интересном с Виктором Фёдоровичем, хозяином этого дружного семейства, а Ольга Николаевна хвалила внучку Оксаночку, которая показывала бабушке свои рисунки, специально нарисованные к этому дню.
- Ну, дорогие мои, счастья нам всем в Новом Году, - поднял тост Виктор Фёдорович, когда часы пробили ровно двенадцать, - давайте выпьем за то, чтобы в наступившем году мы болели реже, а удача приходила к нам чаще. Чтобы ещё много лет подряд собирались мы вот так, все вместе, за этим большим праздничным столом.
Когда пришло время подарков, Ира вручила всем кофты и пуловеры, связанные ею из пряжи, за которой она выстояла огромную очередь в Москве, куда ездила ещё летом с сестрой за продуктам.
Взглянув на Клавдию Петровну, девушка, не раздумывая, подарила ей свою обновку.
- Это мне? - удивлённо, но и радостно воскликнула женщина, - какая красивая,- она погладила кофточку рукой, а потом прижала её к своей щеке, - мягкая и тёплая. У меня никогда не было такой. Какая же ты, Ирочка, мастерица. А я... а у меня нет подарков для вас, мои дорогие. Простите меня. Вы все такие хорошие и добрые.
- Клавдия Петровна, Вы только что сделали нам всем замечательный подарок, похвалив нас. Спасибо Вам за это. Иногда слова бывают намного важнее материальных благ, - успокоил её Виктор Фёдорович.
В эту новогоднюю ночь, Клавдия Петровна не спала. Ей было обидно и грустно, что дети так и не вспомнили про неё и не пришли за ней.
Когда же она стала для них такой чужой? Как это случилось?
Почему-то, вдруг, представила их маленькими, теплыми комочками, лежащими у неё на руках и беспомощно тыкающимися в её грудь, ища сосок, а она с нежностью и любовь смотрела на них и радовалась своему женскому счастью.
А потом, когда они подросли? Всё, что могла дала им. Не хуже, чем у других были. Всегда накормлены, и чистенько одеты. На родительские собрания в школу ходила исправно.
Подзатыльники, конечно, получали. Так было за что. А жестокости к ним никогда не проявляла.
Может надо было больше книжек с ними читать? А когда? На себя-то времени совсем не хватало из-за работы и всяких подработок, которые отнимали все силы. На одну зарплату троих не прокормишь. Ничего ведь даром не давалось, поэтому и здоровье себе подорвала так, что еле до пенсии дотянула. Разве дети не видели, как она старалась? Откуда же у них появилось такое отчуждение и даже ненависть?
А может это она сама виновата во всём? Почему не знала и не ведала, что на сердце у них? Почему никогда не интересовалась, что волновало их? Может это её вина, что душевности мало вложила в детей, не научила любить? А ведь и верно: ни разу она не беседовала со Светочкой на всякие такие девичьи темы. Вот поэтому дочь отдалилась от неё и очерствела. Завтра же надо обязательно поговорить с ней. А может и прощения попросить?
От всех этих мыслей на душе у Клавдии Петровны было тревожно, отчего уснуть она не смогла. Идея о прощении её так обрадовала и взволновала, что ощутила она острую боль в груди.
К утру боль не прошла. Слабость и головокружение были такими сильными, что бедная женщина чуть не упала, когда попыталась встать с кровати.
На скорой помощи её отвезли в больницу с подозрением на инфаркт.
- Слава Богу, что инфаркта нет. Приступ стенокардии признали, - сообщила Клавдия Петровна Ире, когда та пришла её проведать, - врач говорит, что надо полежать тут недели три, а там видно будет. Ирочка, у меня к тебе просьба есть. Зайди, пожалуйста, к моей Светочке. Скажи ей, что я в больнице. Пусть навестит меня. Я хочу поговорить с ней.
Через несколько дней, зайдя в палату к своей подопечной, Ира сразу поняла, что Света уже приходила. Мокрые, но светившиеся тихой радостью глаза Клавдии Петровны говорили без слов - примирение между матерью и дочкой состоялось.
- Ах, Ирочка, как я счастлива. Всё будет теперь у нас хорошо.
- Вы к Можайской? А её уже выписали. Сегодня, - остановила Ирину медицинская сестра у двери палаты.
- Вот как замечательно. Дома всегда лучше, чем в больнице.
- Так дочка повезла её не домой, а в Дом престарелых.
- Как в Дом престарелых? Откуда Вы знаете?
- Бумаги же через нас оформляли.
Первые дни, проведённые в доме престарелых, Клавдия Петровна совсем не помнит. Она была так потрясена поступком дочери, что всё происходящее ей казалось страшным сном. Но со временем, постепенно, Клавдия Петровна начала привыкать к режиму, который напоминал ей больницу.
Жизнь в Доме престарелых ей не нравилась. Во-первых, она находилась в комнате не одна. В той комнатушке проживали ещё три пожилые женщины, принявшие новенькую очень настороженно. Получалось, что уединиться и побыть ей одной не было никакой возможности.
Во-вторых, кормили плохо: суп, как вода, безвкусный и ни капли жиринки. Хорошо, хоть перловку разваривали так, что можно было её есть. Из перловки же готовили и плов, который часто подавали холодным. Вот, только с горячим чаем повезло. Его всегда можно попросить на кухне.
Позже Клавдия Петровна выяснила, что старички и старушки в этом заведении разделились на группы по интересам и чужаков в свою среду не подпускали. Равнодушное отношение персонала к подопечным, привело к тому, что среди престарелых пышно процветали ссоры, сплетни, воровство. Клавдия Петровна пыталась подружиться с кем-либо, но ничего не получилось.
По ночам она часто и горько плакала, чувствуя себя одинокой и никому не нужной. Ей казалось, что после разговора с дочкой, всё у них наладилось. Светочка даже обняла её и поцеловала на прощание. А оказалось, что она не простила. Не поняла искреннего раскаяния матери и желание наладить их отношения.
Смирившись со своим одиночеством, бедная женщина коротала вечера у старенького телевизора, стоящего в холле, да радовалась посещениям Ирины, которая иногда навещала её.
Однажды, в один из летних солнечных дней, когда Ира шла с работы домой, её окликнула Света.
- Больше можешь не навещать мою мать. Она умерла. Уже похоронили.
- Как печально. Бедная Клавдия Петровна, она не перенесла предательства.
- Это не было предательством. Это моя страшная усталость и невозможность изменить ситуацию.
- Вы обманываете сами себе. Просто захотели облегчить свою жизнь за счёт жизни своей матери.
- У меня не было уже сил.
- Вы же врач и прекрасно знаете, что силы имеют способность восстанавливаться. А человечность в человеке - она или есть - или её нет. Нельзя восстановить то, чего никогда не было.
Прошло много лет.
В одну из новогодних ночей, Ира вместе с друзьями вышла на улицу, чтобы запустить яркий и красочный фейерверк. Было весело и шумно. Когда фейерверк, с громким хлопком, рассыпался высоко в небе мелкими переливающимися блёстками, все восторженно закричали "Ура". Практически во всех окнах многоэтажных домов горел свет. Ира, глядя на эти окна, почему-то вдруг, подумала: как же много за ними людей и все они, наверное, по разному встречают очередной Новый год: одни с радостями, а другие с огорчениями. В каждом окне своя история.
Может быть поэтому ей вспомнилась вот эта история, которая началась под самый Новый Год.
6 Сиеста в дисбате
Алексей Борзенко
1972-й год, военный полигон Прудбой. Каждую ночь, до часа, до двух, с территории дисбата по всему полигону, разносилась одна и та же песня, исполняемая тамошними сидельцами в ритме марша:
- Не плачь, девчонка,
- Пройдут дожди,
- Солдат вернётся,
- Ты только жди!
Процесс отбоя в дисбате начинался в 23-00 с построения. Полчаса начальник дисбата упивался своим красноречием в жанре армейского юмора. Как-то так:
- Вы в дисбат попали не случайно. Случайно в цель попадает не самый лучший, а самый везучий сперматозоид. Вот и получаются уроды не желающие честно отдавать долг Родине. Задача армии исправить эту ошибку природы;
- Здесь вас научат любить труд и строевую подготовку, сделают из вас человеков;
- Что? Устали? Терпите. Не умерли в пелёнках, не умрёте и в портянках;
- Не хотели по плохому, по хорошему будет ещё хуже.
- Я вижу вам спать хочется, а Родину вам не жалко?
Затем начинались занятия по строевой подготовке. Периодически звучала команда: "Равнение на право!" и звук чеканного шага сотни сапог. Батальон ходил по кругу, приветствуя начальника дисбата. Не забывал начальник и команд - "атомный взрыв справа, атомный взрыв слева". После 24-00 начиналось главное действо - строевой смотр с армейской песней, временами прерывающийся критическими комментариями ценителя хорового искусства:
- Ваше исполнение ни в ....., ни в Красную Армию, а вдруг война или другое какое мероприятие;
- Будите петь пока ноги сапогами не сотрёте до самой задницы.
Двухгодичники, жившие в прудбойской гостинице заключали пари на количество исполнений "на бис". Некоторые просто затыкали уши, большинство привыкло и не обращало внимания.
Подъём в дисбате в 5-00 и снова строевая, правда без песни - начальник отсыпался. Передвижение по полигону строевым шагом или бегом. Работали на стройке объектов полигона. Выходных не было. Отдых был возможен по случаю, во время проводимых работ - дайте только точку опоры и солдат уснёт в любом положении.
В июле лейтенант Новожилин получил команду в двадцать человек для рытья траншеи под укладку кабеля. Учитывая спёкшийся от сорокоградусной жары грунт, расстояние от огневого городка до мишеней и исходя из армейского правила, что лучший в мире экскаватор - боец дисбата и лопата, лейтенант прикинул дневную норму выработки.
Старший команды задал два вопроса: "Будет ли добавка при более раннем завершении объёма работ? Можно ли поспать при более раннем завершении объёма работ?" Получив устраивающий ответ, дисбатники принялись за работу. Четыре, вооружённых автоматами, конвойных с четырёх сторон взяли работающих под охрану.
Лейтенант пошёл в танковый парк писать пулю с другими офицерами. В парке посмотрел на градусник. Сорок два градуса в тени. Подумал:
- Ни облачка, ни тучки, ни одного укрытия. Хватит ли им сил, стойкости и терпенья? Выдержат ли?
К пяти часам вернулся принять работу. Норма была выполнена. Дисбатники спали прямо в траншее. Чуть живые охранники лежали неподалёку. Построились, побрели в расположение. Приблизившись к городку автоматически, без команды, перешли на строевой шаг.
Ночью, как всегда, со стороны расположения дисбата неслась строевая песня:
- Пускай далёко
- Твой верный друг,
- Любовь, на свете
- Сильней разлук!
7 Сад Объятий. Миниатюра
Татьяна Чебатуркина
Сад Объятий.
Миниатюра.
Когда перекручиваешь в памяти телефона наиболее запомнившиеся пейзажные зарисовки, то яркость и выпуклость современных слайдов ранней весны на южном побережье Крыма сразу оживляет белоснежная пена цветущего на склонах миндаля и полянки хрупких подснежников.
А сколько незабываемых впечатлений подарил в разные годы сочинский парк "Дендрарий", где собраны более полутора тысяч экзотических деревьев, кустарников и цветов из самых неожиданных уголков мира.
Но мне повезло совершенно случайно побывать недавно в уникальном месте - обычном сельском саду, которому можно присвоить такое звучное название "Сад Объятий".
Свежие фрукты на прилавках круглый год привели многих селян к постепенному уничтожению на приусадебных участках старых плодовых деревьев.
Дизайнерские находки, "цветочные горки из булыжников", ровные постриженные "футбольные" газоны, современные беседки, мягкие качели под колпаками от солнца, огромные деревянные бассейны - мода диктует свои каноны обустройства "приятного" времяпровождения. Дорогостоящие теплицы постепенно становятся привилегией только отчаянных огородников и натуралистов. Землю уверенно закатывают в плиточные яркие ковры с пятнами самых экзотических клумб.
Мы мило беседовали "за жизнь" с давней знакомой, прогуливаясь неторопливо по осенней прохладе угорающего дня, когда она вдруг пригласила меня к себе во двор:
- Зная Вашу давнюю любовь к биологии, уважаемая Natali, хочу показать Вам кое-то, и рассказать несколько историй, которые давно меня смущают, не подаваясь логическому объяснению.Надеюсь, что это не займет много времени.
Мне стало любопытно. Отгородившись высокими заборами от возможных шумовых раздражителей бесконечных легковых машин, мотоциклов, грузовиков и даже тракторов, постепенно на калитках появились цифровые замки, внутренние запоры. Дворы стали недоступны даже соседям.
Сразу у калитки меня поразили два огромных ствола черемухового дерева,которые выросли из одного основания и, словно кружились в танце,накрывая огромную площадь двора густой кроной. Площадка под ними была сухой.
- Это дерево мы с мужем посадили за год до его внезапной смерти. Прочитали, что во дворе, где растет черемуха, практически нет комаров. В этом году годовщина - ровно тридцать лет. Совершенно неожиданно стал расти второй ствол. Дерево никто не поливает - только дождевая вода с покатой крыши. И посмотрите, как органично оно вписалось в два квадратных метра под окном, поднявшись почти на восемь метров над землей.Это наше с ним дерево.
"Нужно посмотреть в интернете! - успела подумать, когда на южной стороне веранды ахнула от замысловатого переплетения буквально в естественные "природные косы" мощных плетей огромного сиреневого куста.
- Когда газовщики проводили летом газ в дом, - продолжила хозяйка, - они спилили куст махровой белой сирени,пока я была на работе. Мои дети плакали. Но через год весной появился прутик. А, когда через несколько лет дети окончили школу и уехали учиться, здесь стали заплетаться вот эти причудливые косы из трех, пяти и даже шести веток необычайно душистой сиреневой сирени. И ножовка здесь бессильна.
Чудеса на этом не закончились. История про березу тронула до слез:
"Вы же знаете, что в нашей засушливой местности даже в лесу нет берез. И когда из питомников привозят саженцы берез, все стараются обязательно обзавестись этим нарядным деревцем. Я посадила березку перед окном моей мамы на центральной улице. Она принялась, но через два года под окнами стали делать плиточную дорожку и вежливо попросили дерево убрать. Пересадила к себе во двор, хотя соседки предупредили, что береза грозит одиночеством именно женщине. Дерево начало стремительно расти, но через три года не стало мамы. И от основания стал расти второй ствол. Смотрите, как они бережно обнимают друг друга, словно оберегая и поддерживая уже на высоте более двух метров. Это моя память о мамочке.
Переплелись стволы старых абрикосовых деревьев, сливовых,гигантской туи, яблонь и груши. За год до смерти муж, по рассказам моей знакомой, посадил шесть абрикосовых саженцев, выросших из косточек. Через три года во время жесточайшей морозной зимы все саженцы погибли. Но каково же было удивление женщины, когда на тех же самых местах через год стали подниматься новые отростки. Выросли , дали в какой-то благоприятный год огромный урожай прекрасных плодов. Иногда весной ее пугают черные стволы, но за лето, словно неведомая сила добавляет сил, и деревья вновь оживают.
- Понимаете! У меня уже недостаточно сил, чтобы "строить" деревья и кустарники, согласно правилам обрезки. И я не вмешиваюсь во внутреннюю гармонию сада, никого не приглашая со стороны. Но сад дарит такую позитивную энергию постоянно. Мужа и его любовь я не предала. Или это просто выдумки одинокой женщины?
Интернетовские дебри хранят столько самых необычайных секретов. Раскопала я обстоятельные ответы и на вопросы своей знакомой.
Иноскулирование - это соединение двух деревьев у корней,ветвей или стволов. Рана от прививки искусственна. Но подобная рана может возникнуть в природе, когда стволы или ветки царапают друг друга на ветру. Это слово ИНОКУЛЯЦИЯ происходит от латинского слова "osculum", что означает "поцелуй". И в некоторых районах привитые деревья называют "деревьями брака".
Может ли ветка перерасти в дерево? Или два дерева со стволами, расположенными близко друг к другу, могут объединиться?
Подобное обстоятельство называют ОБЪЯТИЕМ. И я до сих пор нахожусь под впечатлением своего пребывания в САДУ ОБЪЯТИЙ!
Мы все научились объяснять - двадцать первый век на дворе! Но пока жив человек, у каждого в душе теплится вера, что наши близкие и дорогие всегда нас помнят и любят, если мы их не предали.
8 История с продолжением. Миниатюра
Татьяна Чебатуркина
История с продолжением...
Миниатюра.
Эх, учительская жизнь разудалая! Хочешь - не хочешь, а после получения диплома о высшем образовании со временем начинают тебе директор и завучи отечески намекать:
"Дорогая! Знаешь вечную мудрость народную: Век живи - век учись!"( Концовку проглотим,улыбнувшись!) Пора тебе на курсы повышения квалификации! Согласно категориям и зарплата повышается!" И никуда, никуда ты от этого не спрячешься! Отдохнешь в городе две недельки, начало июня - красота! Свидетельство привезешь!"
Сразу вспомнила про юбилей уважаемого коллеги в кафе. Скинулись коллективом и приобрели солидный представительный портфель из натуральной кожи - хватит достойному учителю с пластиковым пакетом по селу рассекать.
А он у нас человек с юмором. Растрогался от избытка чувств, вывалил перед всеми из пакета приличную кучу дипломов, похвальных грамот, разноцветных свидетельств о повышении квалификации:
"Мои года - мое богатство! И еще вот эти заработанные кровью и нервами доказательства профпригодности!"
Курсы - так курсы. Центр крупнейшего промышленного города на Волге, академия в восьмиэтажной громадине, известный рынок в шаге от входных дверей.
Представительные дамы меня на лестнице под локоток:
- В гостиницу пойдешь? Там такие цены! У нас тут рядышком очень удобное "гнездышко" - в общежитии колледжа первый этаж учителям, приезжающим на курсовую переподготовку, сдают! Деньги сэкономишь - платье новое купишь!
Чистенько, уютно, три кровати в комнате, стол для занятий, а рядом по коридору - кухня с газовой плитой, набором посуды, цветочки, занавесочки, стулья мягкие - и нет необходимости на маршрутках и троллейбусах мотаться. И еще большая клетка с двумя прелестными попугайчиками.
Тетеньки хозяйственные оказались - меню расписали на всю неделю, отоварились на рынке, холодильник набили основательно, даже букет цветов в вазу на столе поставили.
Вечером раззнакомились с другими квартирантами, пока на кухне плов доваривали душистый. Парень сосиски варил рядышком - оказался рукастым, сломанную розетку починил за пять минут. Позвали на плов, вином домашним угостили - оказался земляком учительницы литературы Ирины Ивановны, даже дальним родственником.
Три женщины, разные предметы преподают - химию, литературу, математику, а полночи проболтали о своих домашних делах, детишках, мужьях, короче, "за жизнь".
И с утра разбежались по разным этажам и аудиториям.
Три дня незаметно пролетели на занятиях, а вечерами - нужно головы ломать: анкеты, подготовка рефератов и полный набор установочной сессии по предмету. И раскопки в Интернете, благо ноутбуки - незаменимая вещь - у каждой под рукой.
А на четвертый вечер произошел облом: хотели на набережную отправиться концерт молодежный посмотреть, но в кухне тормознул всех новый знакомый Сергей, спортивный, застенчивый второкурсник:
- Дорогие женщины! У меня к вам великая просьба: займите мне, пожалуйста, до пятнадцатого июня тридцать тысяч рублей. Наша студенческая бригада через три дня заканчивает ремонт комнат на четвертом этаже общежития. Получу зарплату и сразу вам отдам.
Опешили, переглянулись молча, - теперь ведь нормальному человеку мошенники на всех углах мерещатся, такие заморочки устраивают! Не успеешь до трех досчитать, а денег на карточке нет и в помине!
- Так, девочки! Отбой концерту! Заходи-ка, уважаемый Сергей,чайку попьем да про твою проблему послушаем! И почему тридцать тысяч? Чтобы всем троим не обидно было, если ты вдруг испаришься! Или тебе на холодильник не хватает? Без холодильника летов в нашем климате - труба!- химичка Алла Васильевна, женщина приличного телосложения, решительно уселась возле самой двери. Если ногу протянет вперед, то дальше порога даже мышка не протиснется.
Сергей встал возле открытого пластикового окна, загородив собой тот слабенький горячий сквознячок, который выпускала вечером раскаленная улица:
- Мне было двенадцать лет, когда родители разрешили бабушке Кате взять меня с собой в санаторий на Кавказе. Мы поселились в одноместном номере в Железноводске, недалеко от Пушкинской галереи, источника с питьевой водой. Тенистые аллеи, роскошная конусовидная гора, поросшая лесом, ванны, процедуры, поездки по историческим местам и другим курортным городам, а, самое главное,- у нас с бабушкой были куплены автобусные путевки на посещение Эльбруса и Домбая.
Сотни отдыхающих вечерами прогуливались по плиточным дорожкам, отдыхая от полуденной жары середины июня, слушая музыкальные хиты из многочисленных ресторанчиков и кафе под открытым небом.
А наше внимание привлекла большая толпа у фонтана: два дядьки неопределенного возраста караулили мартышку с тонкой серебристой цепочкой на шее, огромного орла, прикованного к деревянной складной лестнице, и большого серого попугая в железной клетке на складном столике..
- Фотографии на память о Железноводске! Орел - символ Кавказа! - провозглашал противным тонким голосом хозяин, а второй, помоложе, бамбуковой палкой тыкал орла в шею.
Тот от боли распахивал свои мощные крылья. И находились взрослые, которые становились возле лестницы и дарили за деньги свои незабываемые улыбки будущим поколениям. Или ставили на ступеньки своих юных наследников или наследниц.
Прекрасным дамам всех возрастов нравилось выставлять перед объективом фотоаппарата свои голые коленки и роскошные декольте, которые щекотала искусственным красным пером замученная обезьянка.
И, когда наступала пауза в фотографировании, приходила очередь попугая в клетке. Он явно хотел пить, есть или спать, но острый конец бамбука безжалостно протыкал мягкие перья.
- Бабушка! Они же издеваются над птицей! - прошептал я, когда обезумевший попугай начал выкрикивать без остановки целые фразы, петь какие-то старинные песни, уговаривая себя в перерывах:" Жако хороший! Жако умный!"
- Бабушка! Давай купим попугая! Мне всех жалко! Представляю, как бы попугай хотел оказаться на свободе! Какая страшная клетка! - я ничего не мог сделать, когда слезы неожиданно закапали.
- Извините, но прощу вас продать мне этого попугая! - я никогда не слышал столько металла в голосе доброй бабушки, проработавшей детским врачом больше тридцати лет.
- Что? Вы шутите, женщина? Хотя, если вы мне предложите сейчас сто тысяч рублей, я еще подумаю!
- Сереженька, у меня нет таких денег! - недовольные отдыхающие стали толкать меня и бабушку, выкрикивая нетрезвыми голосами оскорбления пожилой женщине.
Мы уходили с бабушкой в темноту аллей от этого шабаша черствости, человеческой злобы и равнодушия, беспечности и хамства. И сладчайшие ароматы незнакомых цветов словно подчеркивали такую реальную разницу между стремлением людей продлить любым путем свою драгоценную жизнь и безразличием к братьям нашим меньшим.
Сегодня в центре города, у входа в сквер я встретил того, меньшего негодяя, который измывался над мартышкой, орлом и попугаем в Железноводске.
Здесь, в городе-герое он сидел в сторонке, на соседней лавочке, но у его ног стояла пластиковая коробка от торта, в которую любители попугаев кидали деньги, причем, даже крупные купюры. Ведь они видели просторную клетку, чистую воду и корм. Да, попугай был необычный, ученый, и прохожим было жаль его, потому что, как считали все, попугай зарабатывает себе на пропитание.
Я подошел вплотную:
- А где же обезьянка и орел?
Он меня не узнал:
- Сдохли давно. И отец мой загнулся. Купи попугая! Поеду в Москву на заработки. Надоело тут отираться! Тридцать тысяч! В какой-нибудь детский сад продашь за полтинник! - от достал зеленое яблоко.- Мне нужны деньги на билет.
Во время нашего диалога попугай молчал.
- Я пообещал достать и завтра утром принести ему тридцать тысяч, - Сергей замолчал, а мы без разговоров перевели на его карточку по десять тысяч рублей.
Следующий вечер прошел на нашей "кухне" уже в обществе нового артиста. Обычно, чтобы не беспокоить парочку влюбленных разноцветных попугайчиков, на их клетку набрасывали легкий темный платок. Но Жако, воодушевленный присутствием своих сородичей в новой необычной обстановке, так разошелся, что пришлось набросить этот платок на его клетку.
Вместе с возвращенной суммой Сергей прислал мне СМС: СПАСИБО! ЖАКО ПОДАРИЛ БАБУШКЕ КАТЕ НА ЮБИЛЕЙ! ОНА СЧАСТЛИВА! ДОБРА ВАМ И СЧАСТЬЯ!
9 Нет пророка без порока
Эгрант
«У всякого попишки свои тёмные делишки». (Пословица)
Январь 2022 года. Ещё месяц до страшных событий, изменивших в очередной раз ход мировой истории.
Церковь Смоленской иконы Божией Матери при Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.
К молодому, дородного вида батюшке, подошёл высокий, стройный пожилой мужчина в длинном, светлом пальто.
- Вы меня извините, не знаю, как к Вам обращаться; вот 50 евро, и я бы хотел заказать молебен по убиенному отцу моему, Виктору Павловичу Кашину. В шестидесятых годах он служил священником в этом храме. Да и жизнь моей мамы была тесно связана с этой церковью.
- Я отец Никодим. Здравствуйте уважаемый! От чьей же злой руки пострадал Ваш батюшка? Не могли бы Вы мне рассказать о своём отце? Какая трагедия послужила причиной гибели его? Дело в том, что мне поручено протоиереем нашим, составить летопись этой церкви. Если, конечно, у Вас есть на то время и желание. Но я Вас очень об этом попрошу. Пройдёмте в наш кабинет.
Войдя в помещение рядом с алтарём, мужчина, оглядевшись, произнёс:
- А ведь я здесь бывал много раз мальчишкой. Правда, тогда вид был несколько иной, бедный. Стены, когда-то побеленные, в ту пору были уже серого цвета. Так что бы Вы хотели узнать о Викторе Павловиче?
- Любая мелочь из его жизни мне интересна и важна. Присаживайтесь, пожалуйста, в кресло. Минеральной воды, кофе или чай? А может рюмочку коньячка?
- Хорошо, расскажу Вам то, что запомнил, из увиденного и услышанного от других, о нашей семье. Начну рассказ свой издалека, чтобы Вам стал понятен весь уклад и условия жизни священника того, советского периода истории нашего государства.
Сегодня я приехал в Петербург, где родился и прожил до сорока лет. Теперь я живу в другом городе, в другой стране. Отец почему-то не любил рассказывать о своём детстве. Всё, что я знаю: в семье их было двое детей, мой отец и девочка Татьяна. Мой дед, Павел Прокофьевич, пел в церковном хоре и часто брал туда с собой детей. Они были в хоре на подпевках. Это, собственно, во многом и определило судьбу отца и его сестры, Татьяны Павловны. Она стала певицей Большого театра. Отец мой получил хорошее образование. Окончив институт до начала Великой Отечественной войны, работал конструктором. На фронт он попал в самом начале войны. Под городом Варшава получил тяжёлое ранение, от которого так и не смог полностью оправиться.
Закончилась война. Тогда профессия конструктор предусматривала постоянную работу за чертёжным столом, но из-за малоподвижности правой руки после ранения, он уже не мог этого. Нужно было искать новую работу. Тётя Таня, сестра отца, посоветовала ему пойти учиться в Ленинградскую Духовную семинарию. Папа, последовав её совету, поступил туда, легко сдав вступительные экзамены. Устроилось у него и с жильём. Татьяну Павловну в ту пору пригласили служить в Большой театр в Москву, и её комната, полученная от ленинградского оперного театра, теперь пустовала.
По окончании Духовной семинарии, Виктор Павлович был направлен в этот приход на Смоленское кладбище. Вскоре ему предоставили от церкви комнату в доме на Московском проспекте, вблизи Новодевичьего монастыря.
Хочу пару слов сказать о нашем доме, ведь в нём прошло моё детство и с ним связан большой кусок жизни моего отца. Но прежде о моей матушке Галине Степановне.
Мамочка моя происходит из маленького городка на Волге. Её мама, моя бабушка, работала при местной церкви. Моя будущая мама, считай, там, в храме, и выросла. И если бабушка была умеренно набожной, то Галя, отдала себя вере без остатка. Время было послевоенное, трудное. Много людей забрала война, а кто-то, не выдержав трудностей провинциальной голодной жизни, перебрался в крупные города. Прихожан практически не стало. Тогда батюшка той церкви, зная такую набожность Гали, предложил ей перебраться в Ленинград, где в церкви при Смоленском кладбище служил протоиереем его приятель по Духовной семинарии.
Так всё и сладилось. Галя, тогда восемнадцатилетняя девушка, перебрались в Ленинград. Ей повезло и с жильём, мой будущий папа - Виктор Павлович, переехал жить в комнату, полученную от прихода, и предоставил Гале пустовавшую комнату своей сестры.
Виктор Павлович, как священнослужитель своего ранга, непременно, должен был иметь семью. Духовное начальство предложило ему в жёны смиренную, набожную Галю, которая была младше отца на 15 лет. Так мои будущие родители и стали венчанными супругами. Мама переехала в комнату к отцу.
Самое время теперь рассказать о квартире, точнее о комнате, куда привёз свою молодую жену Виктор Павлович.
Чтобы Вам, уважаемый, можно было представить мирок, царящей в коммунальной квартире, в котором жила наша семья, я должен чуть подробней рассказать о её обитателях. Мои осознанные воспоминания начинаются с 1961 года. Я запомнил этот год, потому, что тогда в космос полетел Гагарин.
Наша семья: папа, мама и трое детей ютились в четырнадцати метровой комнате. Но если быть точной, то комната эта была смежная с комнатой соседей, и от них нас отделяла тонкая перегородка и широкая двустворчатая дверь, которая была накрепко заколочена. На две комнаты была одна дровяная печь. Парового отопления тогда ещё не было. Печь топилась со стороны соседей. Это вызывало постоянные трения с ними.
В соседней комнате проживала семейная пара - Груня и дядя Вася. Лет им было в ту пору примерно под шестьдесят. У дяди Васи была открытая форма туберкулёза, он постоянно мёрз и поэтому они вечно топили печь. А нам было жарко. Им же мы мешали шумом, поскольку – дети. Ещё одними соседями была семья Высоковских, живших в третьей комнате: девочка Света, взрослее моей старшей сестры на два года, Мария Ивановна и Яков Абрамович, убеждённые коммунисты, рабочие обувной фабрики. Можно было часто наблюдать такую сцену, как мой отец и сосед Высоковский, устроившись у кухонного окна покурить, с жаром дискутировали на тему «есть ли Бог». Батюшка пытался парировать вопрос соседа, мол, если ОН есть, то почему Гагарин с ним там не встретился. Но я ни разу не слышал, чтобы они вспоминали военную пору. Хотя оба воевали и имели много боевых наград.
Все квартиранты ругались на, постоянно кашляющего, туберкулёзника Васю за то, что он, харкая в общую кухонную раковину, даже не смывал за собой. Знаю, что вызывали всякие комиссии, мол, у человека открытый туберкулёз, а тут дети. Но те объясняли, что живут люди и похуже.
Жизнь нашей семьи выстраивала мама по принципу, на первом месте Господь, а детям, уж что останется. Она раздавала еду бедным у церкви, мы же питались в основном кашами на воде, да картошкой. Из-за такого раболепия, знаю, что у родителей умер первый ребёнок, которого мама Галя не разрешила показать врачу.
Во многом нашей спасительницей была соседка Светочка. Она угощала нас едой, старшая сестра Ольга, донашивала её вещи. Мама Галя не разрешала нам надевать пионерские галстуки, и мы их прятали у Светы. Батюшка Виктор Павлович в воспитание детей не вмешивался, не пытался урезонить жену. Кроме работы в храме, его часто вызывали на дом, на отпевания. Тогда он облачался в длинную чёрную рясу, надевал большой крест, брал коричневый кожаный саквояж с нужными атрибутами, порой, уходил на несколько дней. Как я слышал от соседей, у папаши моего была любовница из его помощниц. А ещё отец, изрядно выпивал, хотя неопрятно пьяным я его не видел. Один угол в нашей небольшой комнате, занимал иконостас, под ним вечная батарея пустых водочных бутылок. Не помню, чтобы я видел нашего отца дома молящимся. Такое впечатление, что, придя, домой, сняв поповскую рясу, он снимал с себя и духовность. Отец никогда не обедал дома. Я как-то слышал, как мама его отчитывала, что, мол, шляется по ресторанам и ест там бесовскую еду даже в великий пост. Она часто ему говаривала, словно наверняка знала это: «Виктор Павлович, Вы постоянно играете с Богом в прятки. Вы не боитесь, что Он когда-нибудь Вас отыщет и покарает? А пасть возмездие может на голову мою, супруги Вашей венчанной, да детей наших».
Особенно нам, детям, было мучительно и голодно, когда мать, совершая паломничество в какой-нибудь дальний монастырь или церковь, брала нас с собой. Помню сцену, произошедшую в Печорском монастыре.
Колонна служителей проходила мимо молящихся, вдруг мама Галя начала кидать к ногам церковников вещи из рюкзака. Там была и наша одежда, и Библия, и ещё что-то. Вызвали скорую, маму положили в психбольницу, за нами приехала тётя Таня, к тому времени из-за возникших проблем с голосом, оставившая сцену и вернувшаяся в Ленинград.
Тогда-то мы, после многолетнего стояния в очереди, наконец, получили отдельную квартиру в дальнем районе города. И пусть квартирка была из двух комнат, малюсенькая, после коммуналки казалась дворцом. Ведь там же была и ванна, и горячая вода.
Пока мама была в больнице, готовила и вела хозяйство Оля - старшая сестра. В ту пору ей было 14 лет. Мама вернулась из лечебницы нормальной, но подобные обострения возникали с ней вновь и вновь. Её помещали тогда на некоторое время опять в больницу. В больнице она и умерла. Когда мамы не стало,
мы справлялись сами, иногда приходила нам помогать тётя Таня.
Мы взрослели. Несмотря на такую жизнь, неплохо учились. А Оля, впоследствии, даже стала профессором, заведующей кафедрой в институте. Она купила кооперативную квартиру и жила отдельно. Я учился в школе с углублённым изучением французского языка. Окончив институт иностранных языков, стал переводчиком. На одном из приёмов познакомился со своей будущей женой – француженкой. Теперь я живу с ней в нашем доме в Леоне.
У моего старшего брата – Николая, жизнь складывалась неплохо: он работал продавцом в универмаге, в телевизионном отделе, что при тогдашнем дефиците товаров, давало ему хороший левый заработок. Разведясь с женой, жил он вместе с отцом, который после смерти мамы стал выпивать ещё сильнее. К этой, пагубной привычке пристрастился и Николай. Во время одной из таких совместных выпивок, отец с братом о чём-то сильно поспорили, и Николай ударил его ножом. Отец не выжил, брату дали длительный срок тюрьмы...
Вот так и закончилась жизнь служившего в этом храме Виктора Павловича Кашина – моего отца.
- Господи милостивый! – воскликнул отец Никодим. Сколько же страданий выпало на долю Вашего батюшки. Не совладал он с соблазнами искусителя. Вот и не подумаешь, что служитель нашей Церкви Смоленской иконы Божией Матери, довольно посещаемой в наши дни прихожанами, имел когда-то малый доход. Мы, слава Всевышнему, — перекрестившись, отец Никодим добавил шёпотом, — вовсе и не бедствуем. А я ведь не впервые слышу, что люди с душевной болезнью, могут быть прорицателями будущего, как и Ваша матушка. Возможно, это сам Господь глаголет их устами...
10 Царевна-жаба или своими собственными руками
Эгрант
Мы жили с папой и бабушкой, если считать из людей, втроём, поскольку мамы у нас тогда не было. Я, конечно, интересовалась у бабушки, где моя мама, поскольку в детском саду все дети имели мам, даже писающий в штаны, вечно сопливый Петька Петров, но та только отмахивалась, мол, вырастешь, узнаешь.
Но однажды я услышала, как бабушка вслух разговаривала с Господом нашим - Богом перед иконкой на стене. Бабуля моя любит это дело, Богу на всё жаловаться. Вот и в тот раз она говорит ему:
- Боженька милостивейший, надоумь ты сучку эту, чтобы хоть бы письмо ребёнку написала.
Я тут, как тут, с вопросом, ведь понимала тогда, что перед Богом-то бабуля не соврёт и прямо в лоб её и спросила:
- Ба, а сучка-то эта - где она сейчас?
Бабуля вначале опешила, она-то думала, что не вслух с Богом советуется. Но тут же собралась и ответила ребёнку, это мне значит:
- Ой, детка, не хорошо подслушивать, когда взрослые люди между собой беседуют. А маму твою я сучкой назвала, потому что она, такая же, как и Терешкова, космонавтка-то наша первая. Ну, или как собака Стрелка, которая была сучкой, если по-научному. Маму твою в космос отправили надолго и неизвестно, когда вернётся её корабль назад. А письма оттуда не доходят чего-то.
Как я поняла, что лучшего бабуля просто не успела тогда придумать.
Но я-то знала, если честно, от Петьки Петрова, а он слышал, как его родители обо мне шептались, что мама моя нас с отцом бросила четыре года назад, когда мне было два годика, и укатила в какую-то Евпаторию с совсем чужим дядькой.
Так мы жили, не тужили, но…
Из животных в нашем доме жил тогда только старый бабушкин кот по имени Пафнутий, злющий и царапущий. Бабушка с папой моим, серьёзно призадумались над тем, что я у них расту лишённая связи с природой. И, наверно, только из сострадания и надежды на меня, что в старости, как говорила бабуля, будет кому подать стакан воды, они не отвезли меня в джунгли, чтобы я стала там Маугли, а купили мне большую азиатскую жабу. Я назвала её Машкой. Жила она у меня в большой квадратной стеклянной банке.
А про маму-то мою я бы вам ничего не стала рассказывать, если бы мой папочка не нашёл себе недавно новую жену. Нет, от меня это, конечно, пока скрывали, но я-то их видела, когда папа приводил эту тётю к нам, знакомить с бабушкой. Я, по их мнению, в это время крепко спала. Мне уж очень захотелось у бабули расспросить про эту - нашу будущую жену. Ну а как же, приведёт папа в дом непонятно кого, а мне потом с ней живи и мучайся. И вот я, используя уже проверенный приём, когда бабуля крестилась перед иконкой, возьми да и спроси:
- Бабуль, а как зовут новую мою маму и где она работает?
Бабушка, от неожиданности, начав креститься, вместо лба, чуть себе в глаз щепоткой из пальцев своих, не тыкнула. Но быстро собравшись, повернулась ко мне, и коротко ответила.
- Маша она. Женщина хорошая. Она в банке сидит.
И опять отвернулась, дав понять, чтобы я не мешала ей беседовать с Господом.
Получив такой бабушкин ответ, я весь вечер думала над её словами, гладя и целуя в нос свою жабу Машку. Ведь это что же получается, если верить моей бабушке, а взрослым надо верить, то папа очень выгодно может сейчас жениться. Захочет он, например, чтобы новая жена обед приготовила или в театр с ней сходить, она превратиться из моей Машки в тётеньку Машу, а надоест она папе, или он ей, и чтобы не ссориться, опять превратится в мою жабу. Это мне даже очень понравилось.
На следующий день был назначен наш с папой поход в парк на аттракционы. Там мы, как бы случайно, встретили мою жабу, которую папа превратил на сегодня в тётю. Мы гуляли по парку, а я всё искала случая, когда мы останемся с Машей одни и я ей откроюсь, что всё знаю.
И вот, когда папа ушёл за мороженым, а мы остались сидеть за столиком, я подошла к Маше и, обняв за шею, прошептала ей в самое ухо:
- Маша, я всё про тебя знаю – и, поцеловав её в нос, прибавила -
ты не думай, я тебя очень люблю и сегодня на ужин поймаю для тебя самую жирную муху. Как бабуля всегда говорит про такое: "Своими собственными руками", - как будто у неё ещё есть и запасные руки где-то…
П.С.
Не знаю, о чём тогда подумала Маша, но выходить замуж за папу из-за его ненормального ребёнка, не передумала. Мы с папой теперь часто заезжаем за Машей на её работу, в банк, и вместе едем гулять в парк.
И мою жабу она так же сильно полюбила, как бабушку и меня. Только она, мою Машку, почему-то не целует...
11 Мусейон
Денис Тресольтер
Вот Музы храм передо мной,
Чей лик и свет избрало сердце.
Где вместо залов, стен и утвари иной,
Алтарь из строк, рождённых вдохновением.
***
На полях плодородных фантазии, мысли плыли вихрем, сияя отблесками вдохновения. Человек, складывал кусочки своих фантазий в удивительные пейзажи историй, черпая вдохновение в образе, который звался Музой. Луче света, что способен развеять даже самую густую тьму. Силе, что способна сорвать даже самые крепкие оковы, удерживающие душу в тюрьме, имя которой сомнения.
Мусейон, блоком исписанных листов в прекрасной обложке, что словно прочные стены берегла скрытые внутри сокровища от невзгод, воплощал в себе храм той самой Музы, где самые искренние мечты, завернутые в художественные образы, вызывали вздохи человеческих сердец. Книга, обретённая Человеком на древе божественного знания, затаённого в недрах собственного разума, словно ничуть не потускневший свиток древности, звала его в гущу страниц, где разливались яркие краски вдохновения.
В сердце страниц Мусейона била пульсация волшебной ауры, разливаясь по комнате, словно насыщенный аромат ландышей. Погрузившись в священный текст, Человек узрел в нём сотканные волей фантазии строки, умчавшие его в прекрасные дали сюжетов и жизненных свершений, где страсть и обречённость сплетались в кружева мистических снов и великих свершений наяву.
И вот, Человек, увлеченный смыслами и красотой слов, забыл о времени и мирской суете. Его мысли плыли по океану творчества, словно умелый капитан, управляющий своим кораблем по бурным волнам и безветренным, устоявшимся заливам. Страничка за страничкой, слово за словом, он совершал путешествие в мир воображения, где реальность переплеталась с фантазией, открывая перед ним всё новые и новые горизонты.
Скальпель слов вырезал портреты чувств, взыгрывая нити грёз и надежд, пленящих сердце Человека своими чарами. Внутри храма, в покоях между строк, слова наполнялись смыслом, подобно тому как вино наполняет кувшин.
И Человек, вдохновлённый образом избранной Музы, унёс своё сердце в храм Мусейон, где каждое слово – святыня, каждая запятая – молитва, а каждая точка – вздох души, обретающей бессмертие в русле литературных мечтаний.
Когда рассвет пробудил мир за окном, Человек, закрыв книгу, ощутил, что Мусейон – это не место на карте. Это не просто книга, лежащая на столе, а великий храм избранной Музы, где он находит своё место, своё призвание и душу. Ведь в искусстве, как и в жизни, каждый миг – новое вдохновение, каждая страница – новое откровение, и в каждом слове звучит музыка бессмертия, богатая человеческими мечтами о вечности.
В душе Человека горели пламя страсти и жажда знаний, способные осветить даже самые темные уголки. Каждая книга, с которой он встречался, была для него как врата в иной мир, где он мог стать кем угодно, отправится куда угодно, пройти через испытания и совершить чудо. Литература для него была не просто переносом в другую реальность, а способом понять себя, окружающий мир и сам смысл жизни.
И была она, свет озаряющий жизненный путь - сердцем избранная Муза.
***
Им возведённым храмам нет числа,
А я, подлец, решил отделаться лишь парой строк.
У каждого творца своя она,
А мне моя близка уже не малый срок.
Ты словно ветер, что сметает все сомнения,
Ты – свет во тьме и вдохновение в сердце.
Ты – сила, что толкает на великие свершения.
Ты та мелодия, что пробуждает душу словно скерцо.
В тиши ночной, под лунным светом,
Лишь ей одной, в посланье этом,
Безмолвных слов набором говорю,
Душа моя, о Муза, я тебя люблю!
12 Стало ли мне легче?
Зоя Белова
— Прижмитесь, — мама говорила одними губами, даже не шепотом, при этом раскинув руки, стараясь дотянуться до каждой из четырех девочек, прильнувших к задней стенке печки, и внимательно следивших за ухватом, что пытался их зацепить, при этом вовремя успевая переставлять ноги. А внизу буйствовал отец, пьяный до такой степени, что не мог залезть выше, и, как обычно, орудовал ухватом. Его крик оглушал: «Я знаю, что вы там, а ну по одной спускайтесь, все равно достану!» Наконец выдохся, устал.
— Пошел в комнату за папиросами. Быстро спускаемся, — скомандовала уже мама. Два раза повторять не надо было, выверенными действиями, как кошечки, они соскочили по очереди с высокой печки — и в коридор, затем на улицу. Слышны были за спиной крики отца, он понял, что его перехитрили, но ноги уже не слушались, и он рухнул где-то там в покинутой семьей квартире.
— Опять к Баранихе пойдем? – спросила младшая Соня.
— У нас есть выбор?
Летняя августовская ночь — густая темнота окутала четверых путниц. Шли молча, каждый думал о своем. Старшие погодки тринадцати и двенадцати лет, Оля и Геля, думали только о том, чтобы никто из друзей не видел и не слышал произошедшего. Они уже стеснялись выходок пьяного отца. Младшие Аня и Соня, девяти и четырех лет, просто хотели спать. Все устали от ежемесячных выходок отца, но знали, еще два дня, и он успокоится на долгие три недели, до следующей пенсии. Будет ходить виноватым, стараться найти работу по дому или в сарае. Будет колоть дрова на зиму и носить воду из колонки про запас для стирки.
Но два дня как-то надо было прожить. Бараниха могла пустить на одну ночь, дальше самим было стыдно оставаться. В ее комнате воняло лекарствами, маслами и старостью. И сама она была жадная, никогда не предлагала даже чаю попить, а так хотелось чего-то горячего, чтобы унять дрожь в теле. Посмотрела молча на компанию, вздохнула и показала глазами на самодельный шкафчик: «Знаешь, Лида, где что брать!» Мама, унизительно благодаря Бараниху, расстелила на пол старое ватное одеяло, поеденное молью, второе скрутила вместо подушек, и впятером улеглись, прижавшись друг к дружке. Соня, как всегда, легла рядом с мамой, с ней не страшно, и почувствовала, как мамина рука почесывает ее голову, как бы извиняясь за эту ночь, да и вообще…Соня в такие минуты замирала от умиления и любви к маме. Она так и заснула, наполненная тихой лаской, затмившей ужасы этого вечера.
Утром тихо встали, пошли к своему дому. Как обычно, Соню подсадили к всегда открытой летом форточки их одноэтажного дома, она залезла в комнату, отец еще спал. Воздух был тяжелый от папиросного запаха, пепельница переполнена окурками. Она быстро пробежала мимо спящего на кухню, затем на терраску, подвинула скамейку, и открыла навесной крючок. Мама с сестрами уже стояли у двери. Стараясь не шуметь, затопили летнюю печку, чтобы приготовить еду. Слух у всех был обострен – в любую минуту мог проснуться отец, и неизвестно, как он себя поведет. Надо успеть поесть!
— Что, явились, суки? А кто вам позволил в дом войти? – отец неожиданно возник перед ними. — Где шлялась ночью, на кого детей кинула?
Он двинулся на мать, девочки моментально подскочили, окружив маму со всех сторон.
— Ишь, защитницы! Нарожала девок себе в помощь. Денег дай на бутылку! Своровала все.
— Ты пропил деньги. Подумай о детях, скоро в школу, форму покупать надо.
— Деньги давай, а то сейчас волосы повырываю, — потянулся руками к косам старших девочек.
Лида кинула на стол два рубля, и выскочила с ревущими дочками на улицу.
— Девочки, мне надо на работу, идите к Крестной, я вечером приду, как-нибудь разместимся. Завтра батя будет другой. Это все война и его болезнь, — совсем тихо сказала мама больше для себя, чем для дочек.
— Эх батя, батя! – Соня стояла у его могилки. — Простила я тебя, но ничего не забыла. И жизнь моя началась только после твоей смерти, мне было уже пятнадцать. Никому никогда не рассказывала о нашем детстве, даже детям и внукам, — стыдно. Мои дети знают только, что ты был офицер, военком, писал стихи, был исключительно грамотным. Весной делал скворечники, зимой, когда являлись насквозь мокрые и в ледышках, засовывал наши руки себе в волосы – грел. Когда приходили из школы, кормил нас обедом, учил с нами стихи, что задавали по литературе. Только это и рассказывала, и еще, что тебя мучил туберкулез, рано вышел на пенсию и умер в неполные пятьдесят.
Но какой бес в тебя вселялся порой, почему я, сама уже бабушка, до сих пор боюсь громких звуков и криков, вздрагиваю от неожиданных хлопков? Ненавижу пьяниц и матершинников. И еще, не называю тебя, даже в памяти, папа, а только отец или батя. Это в наказание за маму, за наше детство, за стыд и страх, который я стала испытывать так рано из-за твоих пьяных бесовских сцен.
Выговорилась. Стало ли мне легче?
13 Серая мышка
Беляев Вячеслав Викторович
-- Апчхи …! -- звонким эхом отозвался громкий звук в пустых недрах большой квартиры.
Аня сидела за столом в тесной кухоньке , прихлебывая крепкий чай с малиновым вареньем и с тоской смотрела на осенний пейзаж за окном.
-- Ну почему я такая невезучая? Первые заморозки и тут же простуда. Опять на работе будут проблемы. Что-то часто ты болеешь, Петрова! – чуть изменила она голос, передразнивая главного бухгалтера.
Молодая худенькая женщина жила одна в трехкомнатной квартире, оставшейся от родителей. Чуть больше десяти лет назад она закончила финансово-экономический университет и поступила на работу бухгалтером на местный вагоностроительный завод. Продукция предприятия была востребованной, платили вовремя и хорошо. И все бы ничего, если бы не постоянные придирки главного бухгалтера. За что она не взлюбила свою сотрудницу? Но еще ни один документ не был принят с первого раза. А как делать было без ошибок, если Анна всегда была в роли догоняющей. Подводило слабое здоровье. То ветерком где-то продует, то аллергия на всякую фигню. Месяца не было, чтобы недельку-другую не сидела на больничном. Потом приходилось наверстывать упущенное время.
В личной жизни тоже ничего хорошего. Девушка выскочила замуж на последнем курсе учебы в университете за своего однокурсника. Все было хорошо, пока была жива мама. Она и готовила, и обстирывала молодых. Но рак не щадит никого. Отец не выдержал такого горя и через полгода сгорел от чрезмерного употребления спиртного. А через два года муж, не выдержав Аниной стряпни, заявил, что встретил другую женщину.
Так молодая женщина осталась одна в большой квартире. Вся ее жизнь теперь состояла из работы, дома, да нечастых посещениях продовольственного супермаркета. Никаких салонов красоты, походов в театр или кино. Аня могла полгода ходить в одном свитере и джинсах, раз в пару недель стирая их по выходным дням и надевая снова. Небольшого роста, худенькая, с длинными волосами, собранными в пучок , она постепенно превратилась в серую мышку.
-- Нужно что-то менять в жизни, а то от этих дум и рехнуться недолго! – невеселые мысли роились в голове. – Может ремонт сделать дома? Но я ведь ничего не умею.
Тоскливым взглядом она окинула поблекшие, кое-где отставшие от стен обои, темные места протечек на когда-то беленом потолке, старую мебель, купленную родителями в дни их молодости, простую железную раковину с желтыми потеками от воды.
-- Кое-какие сбережения у меня есть. На одну комнату точно хватит. А не умею, так учиться никогда не поздно. Решено, приступаю к ремонту. Пора начинать жить, а не существовать! – молодая женщина решительно поднялась.
Начинать решила с самой дальней комнаты. Все светлое время ушло на перетаскивание мебели, подготовке помещения к ремонту. Потом до поздней ночи сидела за компьютером, смотрела, как шпаклюют и грунтуют стены перед оклеиванием их обоями. Заглянула даже в укладку полов из ламината. Решила, что ничего сложного в этом нет, все сделает сама.
Воскресный день начался с посещения строительного рынка. После длительных бесед с продавцами были закуплены необходимые инструменты и материалы, организована их доставка до квартиры. Заскочила даже в отдел, где продавались обои. Посмотрела, приценилась и решила пока не покупать. Ей хотелось чего-то яркого, праздничного, чтобы душа лежала, но здесь такого не было.
Вернувшись домой и перекусив на скорую руку, приступила к работе. Вечером ныло все тело, давно отвыкшее от физической работы. Горы оборванных старых обоев, какие-то газеты, приклеенные под обоями и даже фуфайка, вытащенная из-под балконной двери, были аккуратно упакованы в строительные мешки и приготовлены к выносу на мусорку.
У Ани началась новая жизнь. Теперь, с нетерпением дождавшись окончания рабочего дня, она стремилась домой и занималась ремонтом. Самое интересное, отступили куда-то все простуды и аллергии. Ее не раздражали запахи красок и шпаклевок, пыль не вызывала чихания. Две недели ушло на подготовку комнаты. Но с каким удовольствием и нежностью она проводила по ровным и гладким зашпаклеванным стенам. Даже не верилось, что сама сделала их такими.
Подходящие обои нашлись в магазинчике с итальянскими товарами. Дороговато, но решила не экономить. Не все получалось с первого раза. То рисунок не хочет сходиться, то край листа где отклеится. Но Аню это не смущало, она воплощала в жизнь свою мечту. Потом помучалась с укладкой ламината.
Школьная подруга Алка заявилась в гости, когда комната была уже доделана и сияла чистотой и свежестью. Светло-серый бархат стен искрился при включенном свете, темная под старину мебель красовалась на ламинате под дуб коричневатого оттенка, затейливая люстра на три рожка с хрустальными висюльками давала чуть приглушенный свет.
-- Анька, дай телефончик мастера, который делал ремонт! – в восхищении замерла на входе в комнату подруга.
Алла довольно удачно вышла замуж за богатого бизнесмена. Нигде не работала, считалась домохозяйкой, но много ездила по разным курортам. У своей одноклассницы появлялась после таких вояжей, хвасталась покупками и впечатлениями от поездок. Вот и сейчас, прихватив бутылочку шампанского и коробку конфет, пришла в гости рассказать о поездке в Прагу. А здесь такая красота! И ей сразу же захотелось поменять интерьер в своей квартире. Когда узнала, что все сделано руками давней приятельницы, стала уговаривать сделать ремонт и у нее.
Аня немного поупиралась. Работа, да и мастер она еще начинающий, вдруг огрехи какие допустит. Но сбережения все ушли, а внутри все зудело и хотелось продолжать. Тем более, Алла обещала рассчитаться по-царски. Дополнительные финансы нужны для дальнейшего ремонта своего жилища. На производстве когда еще заработает.
Через два месяца она закончила ремонт у подруги, уволилась с завода и ушла на вольные хлеба. Тем более, две новых заказчицы ждали ее появления в своих домах.
Время летело незаметно. Заказчики менялись один за другим. Очередь выросла на полгода вперед. Платили хорошо. Все свободные деньги Аня вкладывала в себя и свою квартиру. Теперь это была не серая поникшая мышка с вечными проблемами, а молодая ухоженная красивая женщина, одетая в модную удобную одежду, с летящей походкой и огромными сияющими глазами.
В один из выходных дней она решила заглянуть в кофейню, выпить чашечку «Капучино» и отведать свежайших круассанов. Только устроилась за столиком, как услышала: «Девушка, извините за назойливость, но разрешите вас угостить?» Высокий стройный мужчина с немым вопросом в глазах внимательно смотрел на нее.
14 Детство, детство, ты куда ушло
Беляев Вячеслав Викторович
— Полина, Полинка, выходи! — звонкий детский голосок перебил птичьи трели за открытым окном.
— Чего кричишь, егоза! Дай ребенку поспать после обеда! — в окне показалась пожилая женщина.
— Баба Кать, Полинка гулять пойдет!
— Пойдет. Поспит и выйдет. А ты почему не отдыхаешь, Анютка?
— Я уже большая, мне не нужно!
Восьмилетняя Анюта старше своей подружки на три года. Да и была она коренная, своя деревенская. Отец с матерью работали на местной ферме, поэтому за своей дочей присматривали периодически. Девчушка большую часть дневного времени проводила одна. Но в одиночестве, тем более летом, скучно. А здесь такой случай, что к соседке бабе Кати привезли на лето внучку. Как было этим не воспользоваться.
Под рукой у бабушки появилась белоголовая головка.
— Ба, я уже встала! Можно мы пойдем гулять? — подергав женщину за подол длинного платья, с мольбой в голосе произнес ребенок.
— Ага, щас! Сначала молоко с блинчиками, потом уж и на улицу! Да тапки иди одень, нечего босиком шлендать! И ты давай заходи! — махнула бабушка Ане. — Сейчас перекусите и отправляйтесь. Только далеко не уходите, чтобы вас потом не искать всей деревней.
Через полчаса накормленные девчушки выскочили на улицу.
— Что будем делать, куда пойдем? — Полина вопросительно глянула на старшую подругу. Та в этих делах всегда была заводилой.
— Сначала поиграем у меня в докторов, а потом пойдем на луг за деревню. Я там такие большущие одуванчики видела! — решительно махнула рукой Анюта.
В большом сарае Анин отец отгородил для дочери уголок для игр. Столик, пара скамеек, даже старенький шкафчик висел на стене. Какие-то тряпочки, аккуратно сложенные в стопку, пара бинтов, набор детской посуды, бутылочки, мензурки с жидкостями разного цвета заполняли все нутро шкафа. На одной из скамеек чинно сидели две большие куклы, еще одна лежала на столе.
Анюта была доктором, как старшая и более опытная, а Полинка медсестрой, выполняла все указания врача. Одной пациентке прописали уколы и таблетки, второй с травмой руки сделали перевязку.
— У тебя ведь родители служат в армии? — Аня вопросительно глянула на подругу.
— Да, папа офицер, мама телефонистка у них в части! — с гордостью ответила та.
— Я тоже когда вырасту буду служить в армии, только военным хирургом! — Анюта подхватила забинтованную куклу на руки и закружилась по сараю. Большие серые глаза ее сияли веселыми искорками. — Я буду гениальным хирургом, вылечу много людей и стану медицинским академиком!
Вдоволь наигравшись в докторов, отправились на луг. Какой он был большой, а сколько цветов! Посоревновались в прыжках через одуванчики, повалялись в высокой траве. Услышав зов бабушки поспешили обратно в деревню.
Полина тогда не знала, что это было ее последнее деревенское лето. Вскоре отца перевели служить далеко от этих мест. Бабушка так больше и не увидела любимой внучки. Даже на ее похороны ездила одна мама.
Время шло. Поля закончила школу, потом институт, где встретила любимого человека. Поженились, родилась дочь. Отработав положенный срок в той местности, куда попали по распределению после окончания высшего учебного заведения решили вернуться в родные края.
По заросшему сельскому кладбищу внимательно приглядываясь к табличкам на могилках шла высокая молодая женщина держа за руку маленькую белокурую девчушку. Вдруг ее внимание привлекло совсем свежее захоронение. Простой деревянный крест с фотографией, холмик земли, утопающий в венках и цветах. Ноги сами понесли, посмотреть, кто там покоится. На самом большом венке было написано: " Замечательному хирургу от сотен спасенных воинов." А с фотографии на нее смотрела молодая женщина в военной форме с капитанскими погонами медицинской службы и двумя боевыми наградами на груди. Большие серые глаза как бы говорили: " Ну, здравствуй, подруга! Вот мы и свиделись!"
— Мама, мама, ты плачешь? — девчушка дергала мать за руку. А перед ее глазами стоял большой зеленый луг, множество цветов, прыжки через высокие одуванчики. Слезы ручейками стремились вниз по щекам.
Детство, детство, ты куда ушло?
15 Потомки сказочных героев
Элина Шуваева
Параллельно с обычными группами из молодых певиц появилась группа «Потомков сказочных героев». Их концерт назывался «Сказочные герои», но не был детским. Все участники группы считались реальными потомками сказочных героев! Но как такое может быть? Выдумка, да и только.
Ведущая всех зрителей приглашала в мини-парк, где росли красиво стриженые деревья. Потом подводила к крытой сцене.
Вокруг сцены стояли мягконабивные фиолетовые стулья, зеркало, столик. Исполнители вышли не сразу. Конферансье объявлял их из-за кулис.
В начале выступления взрывался фейерверк, после каждой песни выпускались звездочки.
Вышли все исполнители. И правда, есть в них есть что-то сказочное – светловолосая «Дочь Белоснежки», сын принца с голубыми глазами, дочь Рапунцель с короткими волосами и самая главная – дочь злой Королевы из «Белоснежки».
Дакс стоял на первом месте. Рапунцель справа рядом с ним от него, так как она ему симпатизировала.
Первой выступила «Дочь Белоснежки» – Белоснежонка. Около места, где она выступала, была афиша, изображающая ее же с яблоком в руке.
Та все перетягивала на себя. На фестивале начала концерт так – спела песню про Белоснежку, а также загадала о ней загадку.
В тот же день одна ее подруга в поддержку тоже решила нарядиться Белоснежкой. Она внешне очень похожа на нее, даже свой принц есть – парень ее возраста. Но от его поцелуя "Белоснежкой", а точнее, Найли не должна оживеть или проснуться, потому что она не засыпала крепким сном и не была отравлена.
Белоснежка сегодня замыслила сфотографироваться на фоне живой зебры, которая живет в заповедника недалеко. Сейчас туда пошла, Белоснежонка с ней.
Заповедник был небольшой, но красивый. Вокруг него часто снимали сценки из разных произведений, сегодня – «Путешествие Гулливера в страну лилипутов».
«Белоснежка» подошла к своей любимой зебре и встала около нее. Зебра забавная – с веселой мордой, толстая, но резвая. Белоснежка-Найли сфотографировалась два раза в разных ракурсах.
Придя домой, Найли сняла с себя облик Белоснежки и превратилась в обычную девчонку с черными слегка кудрявыми волосами и толстым, круглым лицом. Села на стул отдохнуть, потом достала новый журнал и начала погружаться в новости о знаменитостях…
За столиком заметили девушку, одну из зрительниц – Белоснежонка видела ее еще во время концерта. У нее были красные короткие волосы с чуть черными прядями, желто-красный шарф, а на шее татуировка. Через плечо сумка с черно-белыми рисунками, а в руках черный тубус, сама в черной курточке, а в ухе длинная серьга.
Белоснежонка ее узнала сразу.
– Можно взять автограф? – спросила она робко. – Необычно. Вы прямо будто и правда, потомки сказочных героев. Ты очень похожа на Белоснежку, которая нарисована в моей книге сказок!
– Белоснежку отравили яблоком, но она осталась жива, – пошутила в ответ девушка, поправляя ярко-красное платье. – В детстве мне было ее жалко.
Вскоре подошла дочь Злой Королевы Эви, молчит.
– Это дочь отравившей, – с улыбкой представила ее Белоснежка.
Несмотря на то, что является потомком сказочной героини, живет как обычная девчонка.
Фиолетоволосая всегда молчит.
Дочь Злой Королевы Эви позволила поклоннице сфотографироваться с собой, как и далее со всей группой.
– Знаете, есть и другая дочь королевы злой, – сказала Рапунцель. – Такая с темно-синими волосами.
Принц замер.
– Откуда ты знаешь? – насторожилась Эви.
– Вчера в интернете нашла ее страничку.
– Почему именно дочь? – возразила Эви. – Может, она просто так себя назвала в соцсети…
Наконец разошлись после концерта. Опустился вечер.
Местность, где проводился концерт, далеко от остальных улиц.
Шли мимо небольшого кафе, окна которого зажглись раньше всех. Эви вспомнила, как под Новый Год тоже давала концерт, на котором исполняла веселые песни и хиты иностранных певиц.
Все члены группы живут в разных местах, Белоснежонка, например в замке.
Принц пишет стихи, у него есть страница в соцсети и поет.
Белоснежонка вспомнила один момент из жизни.
Один раз утром были на гастролях. Дочь Злой Королевы и Белоснежонка ранним росистым утром вышли к одичавшему саду, ставшему уже лесочком, смотрят на согнутые деревья. Ну прямо страна чудес! Солнце выглянуло. Роса на траве блестит.
Группа, не выступавшая и пока не репетировавшая, имела легкую грусть. Денег на счете много, но карманных денег не оказалось. Целый день гуляли. Эви с подругой ходили по улицам, но купить ничего не могли. При виде чипсов в магазинах и мороженого глаза Эви становились грустными. Она же попросила оборвать прогулку: «Может, хватит гулять? Пойдем домой».
– Дадим выступление? – предложила Белоснежонка.
– Думаешь, денег соберем? – вредно спросила Эви. – Да и стыдно это.
Тогда у них водилось много фруктов – обычно покупали клубнику, потому Эви вспомнила, как недавно была в деревне, где выращивала свои сладкие ягоды. Было очень вкусно!
Недавно, когда уже была в городе, несла ягоды вместе с шампунем, а тот вытек прямо в сумке, из которой потом вылетали пузыри. Теперь один из смешных моментов в жизни! До сих пор вспоминает эти ягоды в пузырях…
Придя домой, сразу бросила влюбленный взгляд на кучу сочной, яркой и влажной клубники, лежащей на белой тарелке. Жаль только все ягоды в шампуне. Предложила ее отмыть и съесть. Сегодня эта клубника лежала на белой тарелке, уже чистая. Скоро уже поедали вкусные ягоды на улице во дворе дома, поставив тарелку на скамью и расположившись вокруг. Поели клубники – и есть больше не хочется.
Дочь Злой Королевы неожиданно для себя восхитилась своим талантом играть на гитаре. Любила смотреть сериалы, частенько наигрывала саундтреки из них. Остальные тоже играли хорошо, выучились в музыкальных школах. Все восхитились своими талантами (умеешь что-то из своей профессии – значит вооружен!).
После прогулки пришли домой.
На следующий день Эви и Белоснежонка отправились в свое музыкальное училище. Они там учились вместе. Рейвен близко общается с одноклассником Леней Милославским и недавно ему обещала дать списать конспект по биологии.
Позже принесла с собой тетрадку. Леня сразу схватил, начал переписывать. Сам прогульщик, вечно просит конспекты у других, но у Эви чаще всего. После занятий в музыкальном училище тетрадку не отдает. Выяснилось, почему так – Леня случайно пролил на тетрадь сок и боится показывать. Эви его простила, забрала тетрадку и вежливо попросила больше так не делать. Леня Милославский рад – хоть не обиделась! Он не знал об их сказочности, но догадывался.
Одно время приезжали сюда, где в прошлый год давали концерт. Зрителей было много. Местность и правда, очень похожа на сказочную страну. Там росли деревья, похожие на ивы и рябины. Сцена, где проводился концерт, была в центре. Позади сцены виднелся пейзаж с холмами. Когда сцена была построена – никто не знает. В любое время года, особенно осенью или летом, там красиво, деревья стриженые, разве что в ноябре воздух сильно охлаждается.
16 Странная встреча
Любовь Малофеева
Ника и Виктор любили своего рыжего кота. Без всякого сомнения - взаимно. Кот счастливо прожил в семье до старости. В начале лета после недельного недомогания он отошел в мир иной, чем очень опечалил любящих хозяев. Было решено похоронить его в лесу, недалеко от дачного дома.
Рано утром супруги поехали на дачу. Не заходя в дом, прихватив из сарая лопату, отправились в лес. Через полчаса между двумя пушистыми ёлочками вырос небольшой холмик. Присели на пенек. У обоих на душе скребли кошки. А, может,рыжий кот? Ему тоже было тяжело расставаться?
Прошло месяца полтора, но печаль о потерянном пушистом друге нет-нет и царапала когтистой лапой душу. Ника частенько поднималась на мансарду, садилась у окна с видом на лес и грустила. Иногда Виктор предлагал прогуляться в лесу. Маршрут неизменно пролегал через местечко с двумя пушистыми ёлочками.
В этот раз было также. Они сначала дошли до места, где растет черника. Еще не поспела. Дней через десять можно прийти с лукошком. Потом ноги сами пошли в сторону пенёчка и ёлочек.
В нескольких шагах от холмика оба застыли как вкопанные. Взору открылось омерзительное зрелище – на холмике лежал труп кота с явными признаками разложения. Виктор, торопливо подцепив его палкой,отшвырнул в кусты. У Ники по телу неприятно поползли мурашки.
- Это наш кот вылез из своей могилы навстречу нам? – шепотом спросила Ника. - Похож… но рыжая шерсть уже утратила свой яркий окрас. А холмик цел…
- Это другой кот, не наш – неуверенно сказал Виктор.
Лес, который еще пару минут назад был таким гостеприимным, стал неуютным. Ника и Виктор, озадаченные странным видением, поспешили покинуть его.
- Невероятно! Если предположить, что не наш, как он оказался именно на этом холмике? Совпадение? Не может быть! – шептала Ника, торопливо высвобождая капюшон ветровки из цепких лап-веток засохшего дерева.
Через год супруги решились еще раз посетить это странное место. Холмика уже не было, а ёлочки засохли…
17 Миллион
Сергей Валентинович Соболев
Недавно я устроился на работу в соседний район тренером по дзюдо. Глава администрации был мне рад, так как очень любил спорт и пытался развивать его на подведомственной территории. Когда мы с ним познакомились и наметили план развития физкультуры и спорта, он сказал:
– Сергей Валентинович, Вы заходите ко мне в любое время, чем смогу – помогу!
– Хорошо!
Я обрадовался, что буду вхож в высокие кабинеты как привилегированное лицо. Когда подошли очередные соревнования, я решил сходить к главе и попросить деньги на поездку. Он вызвал главного экономиста и распорядился выдать мне семь тысяч рублей. Мы зашли в её кабинет, где сидели ещё две экономистки. Затем Ольга Митрофановна позвала меня в соседнюю комнату и оттолкнула в сторону шкафчик, который был петлями прикреплён к стене, а за ним оказался вмонтированный в нишу сейф. Открыла ключом железную дверь, а там – зелёные и красноватые стопки денежных купюр. «Зачем она мне всё это показала? – удивился я. – Незнакомому человеку – мы виделись всего два раза. То ли хочет похвастаться большим количеством денег, то ли хочет, чтобы я их ограбил. Мол, денег много есть, но не для тебя. А если я наведу бандитов? Возможно у них большая недостача и если я их грабану, то они повесят на меня и её. И мне придётся отдавать в два раза больше, да ещё отсидеть в тюрьме лет десять. А может быть, она проверяла меня на "вшивость?"». Пока я размышлял, Ольга Митрофановна отсчитала мне из зелёной стопки семь тысяч, и я пошёл, даже нигде не расписавшись. Но после соревнований глава попросил меня составить смету на использование бюджетных средств: бензин, питание, проживание. Потом денежные средства списывались.
К 9 мая я решил организовать показательные выступления дзюдоистов на сцене ДК, и поехал в администрацию попросить три тысячи рублей.
Захожу к главе администрации и спрашиваю у секретарши:
– Тимофеич у себя?
– Подождите, у него там есть человек.
Я приоткрыл дверь в его кабинет и стою, жду, когда посетитель выйдет. Слышу, глава говорит главному бухгалтеру:
– Он звонил, что приехал. Сейчас он войдёт – и отдашь ему.
Бухгалтер пошла на выход, а я открыл дверь, чтобы пропустить её и войти. А она говорит мне:
– Пойдёмте.
– Куда?
– За мной идите.
Я в недоумении пошёл за ней. «Неужели она уже знает, что я пришёл за тремя тысячами рублей? – подумал я, когда мы вошли в кабинет главного бухгалтера. – Вот это оперативность!» Она села за свой стол и, открыв массивный сейф слева от себя, стала вытаскивать оттуда пачки красных купюр и складывать их на стол. Я прикинул на глазок – примерно 1 миллион рублей.
– Давайте сумку.
– Я не взял.
– Ничего страшного я сейчас пакет поищу.
От вида стольких денежных купюр у меня в ушах начался какой-то лёгкий перезвон. «Она меня явно с кем-то перепутала, – догадался я, стараясь унять шум в ушах. – Неудобно так получилось. Мне надо всего три тысячи, а не миллион. Зачем она вытаскивает эти деньги? С недавних пор я стал регулярно появляться в администрации и просить деньги для поездки на соревнования, и она меня, наверное, спутала с высоким чином из области, возможно, таким же седым, как и я. Мне стало стыдно. Захотелось провалиться под землю или убежать отсюда на улицу. Скажу, что я – это не я, в смысле, что не тот человек, за которого меня принимают. Я приходил сюда пару раз, а главбух запомнила, что главный экономист выдавала мне деньги из сейфа просто так, и подумала, что я тот самый человек из области, который приезжает за деньгами, и без колебаний тоже достала мне приличную сумму. Она, наверное, подумала: «Экономистка вон даёт деньги из секретного сейфа, а я что – хуже что ли? Наверное, так положено и надо дать». Её, недавно назначили на эту должность, и она не всех знала в лицо и часто путала. Я даже сам не знаю, как её зовут. А может быть, забрать деньги и мотнуть в Дубай?! – мелькнула мысль. – Отдохну там, искупаюсь в море, полежу под пальмами. Блин, если бы я знал – взял бы чемодан!»
– Распишитесь, – сказала она, вернув меня из моих романтических грёз в реальность, и подаёт мне какие-то документы.
Я глянул, а там какие-то схемы, таблицы и фамилия прокурора. У меня опять зазвенело в ушах. Мне стало стыдно за неё, что она лоханулась и решил побыстрее отсюда уйти. Отогнав от себя мысли о побеге за границу, я решил отказаться от денег. Ну что я буду убегать из родного дома. Нет! Здесь везде видеокамеры. Не надо питать иллюзий. Найдут! Скажут, что отдали деньги какому-то спортсмену и ко мне уже после обеда приедут менты.
– Что Вы мнётесь? Забирайте!
– Я не могу. Деньги не надо.
– Как не надо? – вытаращила она на меня свои большие карие глаза. А мне неудобно стало, как-то не по себе. От миллиона отказываюсь, где это видано!
– Я не знаю. Я по другому вопросу приходил. Я из другой организации. Я пойду.
И тут только она поняла, что лоханулась и чуть не отдала деньги неизвестно кому. Она вся побелела, быстро схватила в охапку деньги и сграбила со стола себе на подол, а я быстро ретировался. «Во, блин, пришёл за тремя тысячами рублей, а чуть не ушёл с миллионом! – подумал я, спускаясь по порожкам». К главе я передумал заходить, так как был в состоянии шока и прострации, и поехал на тренировку. Зато вечером, когда я приехал домой, на душе было легко и спокойно.
18 Утки летят на восток
Альфира Ткаченко
Утки летят на восток
Новелла
Предисловие
Машина проехала вперёд, остальные выстроились в шеренгу и затихли. Светофор помигал и вновь загорелся зелёный. Ветер снизил натиск на дома и завернулся за крыши, провожая стаю уток. Сентябрь, он как всегда неожиданно напомнил нам бархатное лето и вскорости поигрывал ранним морозцем на полях и дачах. Люди только начали возвращаться из дальних мест отдыха, как сибирская погода решилась на то, чтобы погрозить свежим ветерком и нагнать чёрных облаков на небо, чтобы люди не расслаблялись.
И вот сегодня, когда я шагнула на дорогу с тротуара, ветерок взмахнул последние листья на тополях и заиграл среди летящих уток.
Я закрыла за собой дверь в здание и, повернув голову вверх, загляделась на яркий клин птиц. Он был поразительно ровный. В строгом порядке птицы пролетали над крышами домов старого Иркутска. Вдруг прозвенел трамвай, вывернув из-за поворота и, проехав немного, остановился. Мне так не хотелось уходить с этой улицы и мое любопытство не было удовлетворено тем, что будет дальше, куда летят утки, откуда. Я стояла, смотрела на летящий клин, но трамвай ждать меня не стал бы. Пришлось зайти в вагон. Солнце засверкало в стеклах домов, погода была в самый раз солнечная и мне стало немного грустно. Все-таки уже осень. Осень... Она всегда наводит грусть. Кто-то, может быть, и не замечает это. А кто-то начинает грустить по уходящим годам. Года, они меняют нашу жизнь каждый день. Мы встаем под яркими сентябрьскими лучами солнца, наливаем себе чай или кофе, съедаем кашу и спешим по своим делам. Но вот сегодня я еще больше заметила, что мои года уходят от меня, словно эта стая уток, которая скрывалась за крыши домов. Прошло лето, август, напоенный мёдом, ароматом травы и лесного духа. У кого-то лето ещё продолжалось. Оставшиеся воспоминания ещё щемили сердце сладкой истомой. Я гуляла по берегу моря, ветерок догонял и обволакивал мои волосы, касался губами плеча, заглядывал в лицо и шептал знакомые всем слова. Но бархатное лето ускользало. Точно также, как и все те дни, когда мне было очень хорошо и весело. Цветы украшали берег, его окраину. Люди расходились в отели. А мои мысли вернулись в Иркутск и опять встретили первые лучи солнца. Но лучи, красные, жёлтые, белесые, перебегали по ветвям деревьев, суетились возле окон и помогали уткам. Такое светлое утро настроило меня на хорошие дела. Захотелось жить. Просто жить.
Глава 1
Дорога до аэропорта была не долгой. Только с подругой сели в пригородный поезд, как прошли сразу охрана и кондуктор. Теперь часто можно было видеть, как службы железной дороги проверяют пассажиров. Ещё на терминале спросили, что в чемодане. А что там могло быть, кроме обыкновенной одежды для моря и отдыха?
Все почти также, как и в Тикси, когда улетала в Москву. А потом, когда Надежда летела из Иркутска в Москву. Везде одни правила. Лететь в Турцию сейчас в августе, интересней. Лето заканчивалось, природа начинала изменять красавице лету, повсюду разноцветным ковром расстилались клумбы и лесные поляны. Но что нас ждало впереди, мы ещё не знали. Билеты куплены. По дороге в аэропорт такси мчало нас с большой скоростью. Выехали вроде рано, но за три часа добраться до аэропорта невообразимо. Вначале таксист перепутал аэропорт и привез нас во Внуково. Только я посмотрела на билет и закричала:
- Да вы нас не туда привезли! Вы, что, плохо знаете Москву?
- Надя, мы не опоздаем на самолет? - спросила меня подруга, - Посмотри, мы все документы взяли и оформили? А как же мы теперь доедем до Шереметьево? Точно туда?
- Не беспокойся, все нормально. Давайте быстрее в Шереметьево. Смотри, какая стоит замечательная погода! А в Турции будет ещё красивее.
Таксист довез нас до аэропорта вовремя. Объявили рейс и... Небо окружило нас
голубизной и яркими солнечными лучами. Кое где белели облака. За окном иллюминатора ветер разгонял последний туман, а мы сидели или спали, думая, что нас ждет на море.
Море, в прошлую поездку, нам отдалось мягкими струями ветерка, жёлтыми зайчиками солнечных, вечно солнечных лучей и теплыми сумерками вечерних прогулок. Я улыбалась. Прошло совсем немного времени, как я нервничала. Истерик не было. Но какая то не устроенность мешала моему привычному бегу жизни. Люди начали помогать мне разобраться в некоторых деталях быта. Нет нет, в семье было все хорошо. Дети и внуки были на высоте. Но не большая нервозность наступала в какой-то момент и я пыталась избавиться от неё. Прогулки с внучкой не помогали мне, но иногда погода, словно по моему заказу поднимала настроение и тогда я, бабушка, была рада утреннему солнцу и первым цветам.
Прошло несколько месяцев и я решила, надо срочно что-то сделать для себя. Мысль о Турции заставила быстро собраться и срочно улететь к морю. Тем более, что я уже была на песчаных жёлтых пляжах голубого чистого моря и вдыхала аромат фруктов, которых повсюду было много: на улицах, в отеле, в вазах.
Резкий свет солнца заставил вспомнить отлет из страны.
Опять прошли по залу аэропорта. Проверили билеты, все правильно, ряд двадцать четыре. Это же надо же, опять этот ряд. Зал наполнился пассажирами, несмотря на ранее утро. Приехали за три часа до вылета. Я сидела и спокойно рассматривала людей. Солнце уже осветило полосы аэропорта. Роса еще кое - где блестела, но уже жаркие лучи схватывали всю округу в дневной зной. Дарина повернула голову и...
- Надя, смотри, какой смешной шар на потолке и одновременно серьёзный! - воскликнула она, увидев земной шар под потолком зала ожидания.
- Такие шары детям интересны. Моя внучка постоянно просит что-то такое, когда в магазин приходим. Любит яркие и смешные игрушки. А этот, видимо, ещё и светится.
- Хорошо, что мы все-таки поехали отдохнуть. Август заканчивается. А на море сейчас самый сезон.
- Да... Я пойду, посмотрю, где можно купить кофе.
Я прошла по залу. Кофе нашла, купила и уже шла обратно, как увидела интересную сцену с молодой парой. Они сидели на креслах. Парень встал, наклонился к девушке, и начал целовать её. Цветы, красные розы, лежавшие на коленях, упали. Молодой человек подхватил их и поднес к губам, поцеловав каждый лепесток. Эта сцена была так мила, что некоторые пассажиры повернули головы к ним и за улыбались. Кто-то вспомнил себя молодым, а кто-то встречал свою любимую из другой страны, а цветы, это тот предмет, когда хочется чего-то такого.
Внезапно объявили рейс. Пассажиры, кто летел этим рейсом, поднялись и потянулись к терминалам.
Мы уже заходили по рукову в салон и яркий лучик заскользил по двери, прорываясь к пассажирам.
Небо нас встретило такой синевой, что оторвать взгляд от него было невозможно.
Глава 2
Самолет приземлился в аэропорту Анталии. Нам предстояло доехать до города Кемер. Весь путь светило яркое солнце. Вокруг росли деревья. Ветерок играл плодами граната или цветами. Море всегда звало нас к себе. Оно: теплое, светящееся, с барашками волн или крупными накатами, бесилось или мягко опускало воды на берег. Таких живописных мест, как в Турции я , конечно, видела, но здесь было по-особенному приятно. Возле отелей росли деревья: граната, цветы олеандра. Туристы отдыхали, как им хотелось. Гуляли по тропинкам городка, в салоны, на пляж. Роскошные пальмы окружали побережье. Ветерок шелестел в крупных листья деревьев, кружил над морем, подбирая барашки волн и с разбегу бросая их на берег, под шум других, набегавших. Солнце светило прямо на красные бока граната, которые, словно небесные принцессы красовались перед людьми и звали к себе. Такой был притягивающий вид у краснобоких плодов. Не большие бассейны с чистой водой манили еще раз зайти в воду и отразить солнечные лучики в плеске волны. Они кругами отходили от тебя, украшая весь бассейн красотой твоих волос, расплескавшихся по плечам. Где-то загудел гудок маршрутки. Из воды выходить совсем не хотелось. Опять молодые парни из местного отеля подошли к нам и просили не ходить далеко от отеля. Это были обыкновенные парни турки. Жили здесь во время туристического периода, а осенью уезжали к родителям в Стамбул и помогали по дому. С ними было очень весело.
Я поставила стакан с соком на столик и засмотрелась на воду. Мои грустные мысли улетели вместе с самолетом далеко, где они должны были разместиться и забыть дорогу ко мне. Мне стало как-то спокойно, словно я давно была здесь и меня никогда никто не вывозил в Турцию. Чистые комнаты отеля, комфортный вид залов, приятные горничные и персонал, голубая вода в бассейнах: все принадлежало мне и сейчас, в эти минута очарования на морском побережье.
С пляжа или бассейна уходить совсем не хотелось. Я не молодая уже женщина, стройная, в обыкновенных шортах, которые подчеркивали мою фигуру, шла с подругой Дариной в салоны. Мы покупали то, что хотели. Возле тротуаров росли гранаты: это оранжевые или красные плоды, кружились под ветерком или от порывов проезжающих машин, зеленые листья закрывали их частично от солнца и все люди, которые ехали в маршрутке, украдкой любовались ими. Машин на дорогах было много. Турки, народ, гостеприимный. В магазинах, куда мы заходили, нас приглашали продавцы с улыбкой на лице, разрешая смотреть и примерять одежду. Владелец магазина засмотрелся на меня и что-то сказал. Я, конечно, не поняла, что. Но продавец подошла ко мне и спросила:
- Вы модель? Вы так стильно одеваетесь в такие свои годы. Вам так все идет. И платье, которое на вас. В вас столько энергии, что вы ему понравились.
- Да?!
- О, вы не беспокойтесь. В его словах нет никакого умысла. Он так много видел женщин разного возраста, но вы оказались той, в которую можно влюбиться. Вы просто стильная. Вы бизнес?
- О, нет. Я просто российская пенсионерка. Но я хочу купить браслетики. Мне можно это сделать?
- Пожалуйста. Наш владелец может вам подарить какой-то браслет? Выбирайте.
- Нет, нет. Я сама куплю, что мне понравится. Не беспокойтесь.
Уже позже я не могла понять, почему от меня исходит столько энергии? Я обыкновенная женщина, имею внуков. Спокойная. Не из красавиц. Но люди ко мне всегда тянулись. А здесь, в Кемере, мне очень хотелось забыть все последние дни, которые не давали мне покоя. Грусть и депрессия. Все как будто отвернулось от меня. Нет. нет, в семье все хорошо. В городке растут цветы. Небо также голубое. Голуби воркуют под окном моего дома. Машины едут по делам своих владельцев. А у меня грусть на сердце. Я много ездила по другим странам. Видела много. Города, солнце, море. Цветы и пальмы. Море успокаивало меня, как основное лекарство против грусти. Уже давно забылись старые встречи. Дождь или снег лихорадил меня. Но солнечные лучи помогали сменить характер и дать волю энергии. Все дела шли прекрасно.
Вечером я прошлась по дорожке, посмотрела на здание Клуба. Люди входили и веселились. Музыка раздавалась во все концы, переплетаясь с природой городка, где мы остановились на отдых. Молодежь танцевала и даже не молодые люди веселились как могли. Вокруг много зелени. Она даже ночью или вечером была настолько зелена, что казалось изумрудные цветы легли под лунными лучами на все тротуары городка Кемер. Днем жаркий песок вдоль побережья ласкал ноги, и волна окатывала его, приятно принимаясь за массаж. Следы ног на песке уходили вдоль моря. Это юная Афродита шла навстречу молодому юноши. И только несколько лепестков олеандра не хватало на горячем песке, чтобы молодая любовная пара смогла воссоединиться с солнцем, песком, морем. Их сердца стучали. Мелодия любви лилась из всех песочных дюн, заглушаемая морским ветерком, ласкающим волосы и плечи любимой девушки, а парень встречал ее и на руках нес далеко к лунному ложе. Цветы олеандра в розовых лепестках шумели среди ветвей деревьев и встречали лунную ночь или алую зарю на морском побережье.
Но вот на городок опускаются лучи луны вперемешку серых и черных облаков. Свет загорается почти во всех окнах отелей и домов. Вода в море становится ярко-синим с разноцветными дорожками от лунных лучей и цветовых гамм. Такая прелестница лунная ночь сходит к нам на песок, и мы поглощаемся в ее убаюкивающее пение. Несколько пар молодых ребят расставились на танцплощадке или площади и начали танцевать под яркие мелодии турецких песен. Мы остановились и любовались праздником. Опять подошли молодые ребята из персонала отеля, с которыми мы подружились и нам было с ними весело. Белые олеандры у меня в руках дополняли мое платье. А длинные волосы шевелились под вечерним ветерком. Мне опять стало так хорошо, как никогда. Мягкий свет фонарей опускал свои лучи на тротуар, по которому люди топтали его, а он, жалобно роптал им вслед: "Боже, мой! Я так хочу жить! Оставьте мне немного яркого света от фонарей, и я буду рад вам и, особенно благодарен".
Дарина улыбалась вместе со мной приятным вечерам в Кемере. Она была довольна поездкой. Нисколько не пожалела, что я пригласила ее поехать со мной в Турцию.
Несколько дней, проведенных в Кемере, остались позади и нам надо было возвращаться в Россию. Было жалко прощаться с морем: ласковым, чистым, голубым и черным в ночное время или в бурю. Оранжевые или красные гранаты на деревьях, жаркие пальмы, огромные клумбы цветов и фруктовые деревья, оставались там, где мы отдыхали в раю. Это было дни счастья и умиротворения.
А наши утки летели не на юг, а на восток. Они тоже захотели умиротворения, как и мы люди. Они искали себе новые гнезда и места с кормом, чтобы пережить зиму. Утки, как люди, ищут в своей жизни тепло, добро людей, солнце и счастье.
26.09.2023 года
PS: События в новелле реальные, август 2023 года. Просто имена героинь изменены по понятным причинам.
19 Попозже
Юрий Захаренко
- Папа, поиграй со мной в прятки, - просит маленький мальчик.
- Сынок, я сейчас занят. Давай попозже.
…
- Мама, помоги куколке косичку заплести, - говорит пятилетняя девочка.
- Доча, давай потом. Я как освобожусь, так сразу.
…
- Папа, Мама, давайте на горку сегодня сходим, - ребенок рассматривает через окно стоящие на балконе лыжи и санки.
- Давай на выходных. Сейчас совершенно нет времени. Да и устали мы жутко после работы.
…
- Дорогой, давай этим летом к морю съездим, - женщина с надеждой смотрит на мужа.
- Но ты же знаешь, отпуск только в ноябре будет. Марь Иванна и Сергей Петрович: сослуживцы в общем, попросили, чтобы я вошёл в их положение и сходил осенью. Давай на следующий год отложим.
…
- Сынок, ты бы заехал как-нибудь, - по телефону говорит престарелая мать, - я бы внукам гостинцев передала бы.
- Ну, мам, сейчас дел по горло: на работе аврал, завал, и прочее. Давай потом как-нибудь, я на неделе заеду.
…
Потом, попозже, завтра, на выходных, в следующем году…
Дети вырастают, и им не нужно ни игры в прятки, ни косички для куклы, ни санки, ни горки…
Жена, да и ты сам стареете. И уже просто выбраться в лес по грибы - становится тяжеловато. Не говоря уже о поездке к морю…
Родителей, хоть весь свет обойди - не найдёшь. И не к кому уже заезжать…
…
Потом, попозже…
Какие горькие слова! Какое нехорошее послевкусие появляется от них спустя время, когда вспоминаешь о том, что можно было бы сделать именно тогда, именно в тот момент.
…
Потом, попозже, не сейчас…
Нет! Не так надо!
Сейчас! Сию минуту! Немедленно!
Прятки с сыном? Да не вопрос: в сторону смартфон или планшет с видосиком или очередной онлайн-игрушкой!
Прическа у куклы? Без проблем, и к чёртовой матери подругу с её бесконечным многочасовым нытьём по телефону!
На горку? Да прямо сейчас! Нет ничего лучше вечерней прогулки с семьёй после работы!
К морю? Конечно! Отпуск перенесу. Сколько можно быть «добрым парнем» и «входить в положение» коллег.
Мама, заехать? Выезжаю - скоро буду! Рабочий день закончился. И чихать на ваш план, аврал и завал: меня Мама ждёт.
Вот так! Именно так, а не иначе! Только здесь и сейчас!
20 Разумная жизнь на планете Криона
Таис Спартанская
Корабль SP-201 "Скратея" стремительно приближался к холодной сверхновой Намбису. Облачённый в серебряные комбинезон и куртку из плотного, надёжно защищающего тело материала, у огромного иллюминатора стоял высокий мужчина, лет сорока-сорока пяти. На правом нагрудном кармане у него висела небольшая рация, периодически шипящая и клокочущая. Взгляд его был прикован к звезде, возле которой висела мрачная маленькая планета, на которую через каких-то пару минут опустится их звездолёт. И взгляд этот был серьёзен и обеспокоен: Центральная Космическая Цитадель (или сокращённо "ЦКЦ", как впоследствии мы будем её называть) передала странное сообщение - планета предположительно обитаема и существа, её населяющие, очень схожи с человеческой расой.
"Невозможно... Ведь мы были здесь на вынужденной остановке. Здесь совершенно неприемлемые условия для любой формы жизни. Как уж тут выжить человекоподобному существу?" - с тревогой думал мужчина.
Температура звезды и планеты не позволяла надолго задерживаться здесь ни в одном из доступных человеку скафандров и устройств. Все быстро покрывалось коркой льда и затрудняло передвижение. Могильный холод проникал к телу и внушал дикий ужас. Дольше всех из прошлой команды "Скратеи" на планете Криона продержался Боб Роджерс - пять минут и тринадцать секунд. Правда, он очень скоро умер в лазарете.
Капитан космического судна SP-201 "Скратея" Майкл Фредо много повидал на своём веку. Жуткие метеоритные дожди, схватки с космическими пиратами, революцию и становление ЦКЦ, голод, холод и страх. И он всегда гордился тем, что ни разу не дрогнул перед лицом опасности. Но сейчас звериное чутьё, удивительным образом уживавшееся в нём вместе с превосходным образованием, хорошими манерами и крайней начитанностью, подсказывало ему, что ничего хорошего от этого путешествия ждать не следует. Воспоминания о холоде и ужасе, а так же о погибшем друге, штурмане Роджерсе, прокрались в его душу и не желали убираться вон. "Это путь в один конец..." - мелькала назойливая мысль, но делать нечего, приходится исполнять.
- Капитан! Команда экипируется и через пять минут будет готова к выходу. - затрещала рация.
- Иду. - последовал короткий ответ и капитан Фредо с тяжёлым сердцем и кислым лицом направился к отсеку со скафандрами.
Голые острые камни и кромка серого льда, которые капитан наблюдал недавно в иллюминаторе, выглядели красиво и фантастично только на расстоянии и под хорошей защитой брони корабля. На деле у всей команды есть лишь пять минут на исследование. Конечно, ЦКЦ предоставила новые улучшенные скафандры и космолёты, но Майкл Фредо был твёрдо уверен в том, что скоро космос пополнится пятью трупами.
Исследовательская группа состояла из геолога, гидролога, медика, метеоролога и, конечно же, капитана корабля. Эта конфигурация была одобрена и рекомендована ЦКЦ (впрочем, слово "рекомендована" давно уже вызывало у всех саркастическую усмешку - попробуй составь отряд по-своему, обходя инструкции, тут же окажешься за решёткой). Как назло, "Скратея" была укомплектована новобранцами. Вчерашние студенты составляли весь её исследовательский корпус. Из "старичков" остался, пожалуй, один только механик. Но он ведь не покидает корабля.
У отсека с экипировкой толпились "учёные". Они неумело натягивали скафандры и нервозно поглядывали на тяжёлую бронированную дверь, которая выпустит их во враждебную среду через считанные минуты. Подозрения и опасения закрались в душу не только к капитану. Всем было не по себе.
- Ну что вы возитесь? Вас разве не учили экипироваться? - с нотками раздражения бросил Фредо, выходя из длинного бокового коридора.
- В учебных классах было как-то проще, - буркнул геолог, молодой симпатичный парень с копной густых чёрных волос и тёмными пронзительными глазами.
Это Криш Росса и вчера ему исполнилось двадцать пять лет. Блестящее окончание университета, огромный багаж теоретических знаний, множество почётных наград - примерно так его представляли капитану. Парень был на редкость смышлёный, всегда сосредоточенный, ловкий и сильный. Фредо был им очень доволен. Ему особенно импонировало ещё и то, что, несмотря на свою красоту и повышенное внимание со стороны женского пола, Криш выбрал стезю исследователя космоса и со всем энтузиазмом и рвением отдался ей.
- В учебных классах и погода была лучше, и трава зеленее.
- Верно говоришь, дружище, и светло, и тепло, и невесть ещё что!
Гидролог и метеоролог, Вин Кас и Мартин Дароси - закадычные друзья, однокашники и те ещё шутники. Их искромётный юмор мог растормошить кого угодно, но только не Майкла. Он вообще практически сразу разочаровался в новых членах экипажа и, замечая их хохочущими и болтающими, всегда задавался вопросом, где были его глаза и здравый смысл на собеседовании.
Медик Скайл Гэб - долговязый тощий парень, самый старший из группы (имеющий за плечами целых двадцать восемь лет жизненного опыта), и всегда попадающий в неприятности. Он абсолютно безобиден и простодушен и потому всегда попадается на крючок колких шуток товарищей. Впрочем, он далеко не всегда понимает их тонкий юмор и редко придаёт значение их шутливым выпадам. Кстати, о неприятностях: сейчас его правая нога запуталась в штанине и нитки швов предательски затрещали.
- Если ты умудришься порвать высокопрочный костюм, я буду аплодировать тебе стоя! - вскричал капитан Фредо, всплеснув руками. - Обращайся с экипировкой как подобает, уважительно и бережно!
- Простите, капитан, я постараюсь, - лицо нерасторопного юноши залила краска и он ещё больше потупил глаза.
- Я даю вам последний инструктаж и, если вы хотите остаться целыми и невредимыми, - тут командир еле заметно вздохнул, потому что не видел ровным счётом никакой пользы в этой нехитрой инструкции, - то исполняйте его безоговорочно и попытайтесь запомнить всё, что я скажу. Следовать только за мной, никаких инициатив, работать чётко и внимательно, от курса не отклоняться, следить за исправностью скафандров и аппаратуры, держать связь и не игнорировать мои приказы.
- Да всё это уже ясно... - буркнул Криш, застёгивая последнюю заклёпку на вороте. Он оделся быстрее всех и капитан Фредо вновь отметил про себя, что этот парень не промах.
Откуда-то послышался неясный гул. Ах да, это готовы космолёты. Небольшие двухместные машины, способные как катить по поверхности, так и парить в воздухе. Космолёта три, а человек - пять. Это значило лишь одно - Кришу Россе придётся терпеть неуклюжего Скайла. "Чёрт бы меня побрал... Он же просто притягивает неудачи..." - подумал юноша, смерив страдальческим взором суетившегося неподалёку медика. Вин и Мартин уже спешили к машинам, набросив на себя маску серьёзности (чтобы суровый Майкл Фредо не разделил их, опасаясь срыва операции неуместными шутками и болтовнёй). Какая уж тут болтовня... Чем ближе команда подбиралась к выходу, тем холоднее становилось. Капитан приложил карту-идентификатор к считывателю и шлюз стремительно открылся. На небольшом "космодроме" внутри корабля стояли три запущенные машины и седовласый механик.
- Всё готово, Майкл!
- Спасибо, Карл!
Шум моторов заглушал голоса, приходилось активно жестикулировать. Хлопнув по титановой обшивке космолёта, механик вздохнул и медленно удалился.
Все расселись по местам. Майкл Фредо восседал в кожаном штурманском кресле в гордом одиночестве. "Славно, что нет напарника, так намного лучше. Никто не станет отвлекать, никто не помешает" - думал он. Но ведь и не поможет никто...
- Как слышно меня? - рации у всех затрещали, передавая послание командира.
- Слышно отлично, - был ответ от каждого. Время вылетать.
Космолёт слегка дёрнулся и плавно заскользил в морозном воздухе. Фредо был мрачнее тучи. Ему уже казалось, что он начинает мёрзнуть. Но ведь на нём хороший скафандр, значит пять минут ещё точно есть. Радар мерно попискивал, ища нужную координату. Приказано было встать на определённой точке и выждать около двух минут. "Скратею" постарались посадить недалеко от необходимых координат, чтобы можно было очень быстро вернуться. Майкл Фредо был хорошим капитаном, отличным стратегом и всегда продумывал планы заранее. Убедившись, что остальные члены команды следуют за ним, он стал вглядываться вдаль. Криона была, как всегда, неприветлива. "Как может здесь быть жизнь? Что-то невероятное... Но ведь я несколько раз проверял точность задания, всё сходится: координаты, планета, звезда, галактика. Мы точно у цели. Но что-то здесь не так...". ЦКЦ - самая надёжная корпорация во Вселенной. По крайней мере, в открытой и объединённой, как её называют жители - Главной Вселенной. Основная часть населения - люди, бывшие земляне. Небольшой процент - коренные народы некоторых "живых" планет. "Неживые" тоже не стоят без дела, они уже давно приспособлены под производство или даже проживание, с определёнными условиями, конечно. Радиус Главной активно расширяется и вот дошёл даже до далёкой Крионы. "Зачем нам эта ледяная пустыня... Ну есть здесь жизнь, во что мне никак не верится, ну так пусть живёт сама, как и жила, неужели нам стало настолько тесно, что нужно оттяпать и этот кусок? Где только были мои мозги, когда я брал это задание... Но ведь и не взять было нельзя...".
Кабину заполнил громкий сигнал: точка, отмеченная на карте, найдена.
Гладкое, словно стеклянное, плато пугало своей идеальностью. Казалось, как только опоры космолёта опустятся на эту плоскость, он начнёт скользить и вертеться, и станет совершенно неуправляемым. Но Майкл Фредо отогнал от себя эти смутные опасения и дал команду к остановке и приземлению. О каждом шаге, сделанном или только планируемым научной экспедицией, командир обязан был сообщать операторам ЦКЦ. В зависимости от обстоятельств, они давали дальнейшие распоряжения, в общем, не только дистанционно контролировали исследование, но и руководили им. На таймере в каждом космолёте загорелся обратный отсчёт двух минут. Криш нервно кусал губы и следил за тем, чтобы локоть Скайла совершенно случайно не опустился бы на приборную панель. Медик перепроверял сумки, журналы и прочие мелочи, переживая, что оставил что-то нужное на борту корабля. "Как он вообще попал в ЦКЦ... Мне казалось, для участия в космических экспедициях недостаточно высокого профессионализма, нужны ведь ещё определённые качества и структура психики. Что-то непохоже, что этот Скайл особенно подходит на роль исследователя космоса..." - думал юноша, не сводя острого взгляда с товарища.
- Почему ты решил заниматься таким опасным делом? - наконец спросил Криш.
- Что? Каким делом? Я просто перепроверяю, всё ли я взял с собой.
- Я же не про это! - Россе и в голову не могло прийти, что его вопрос можно неверно истолковать, - Я про ЦКЦ, исследования космоса, экспедиции. Ты бы мог быть отличным врачом на любой планете; раз ты такой хороший специалист, тебя бы оторвали с руками и ногами.
- Мой отец был исследователем, я решил пойти по его стопам. - задумчиво отвечал Гэб, постукивая пальцами по подлокотнику. - Он погиб при выполнении какой-то миссии и я решил, что ему было бы приятно...
- Что теперь его сын может погибнуть при какой-нибудь миссии? - закончил за товарища Криш. - Интересно...
Скайл не понял причины сарказма и решил промолчать. Разговор не клеился, да Росса и не хотел его заводить. Сейчас нужно быть начеку, чтобы не пропустить команду и не оплошать. Две минуты неторопливо исчезали. Оставалось несколько секунд...
Внезапно поднялся оглушительный треск и всё вокруг залилось ярким белым светом. Космолёты тряхнуло и они будто бы начали двигаться вниз. Вспышка ослепила участников экспедиции. Световой столб быстро пропал, но зрение возвращалось не сразу.
- Контрольный пост, приём. Ослепительная белая вспышка. Ничего не вижу. Таймер закончил отсчёт. - еле нащупав кнопку рации, Фредо зажал её и что есть силы кричал в приступе отчаяния и страха.
Рации молчали. Сигнал пропал. Связь прервалась... ЦКЦ не отвечала даже по каналам для сигнала бедствия. Впрочем, Майкл был не уверен, что сигнал вообще передаётся. То страшное, что он ожидал, свершилось. Ножки космолётов врезались в лёд и начинали вмерзать в него. Те самые пять минут тринадцать секунд начинались прямо сейчас. Обернувшись на машины товарищей, капитан вглядывался в бликующие в свете Намбису и отблесках льдов стёкла. Зрение уже полностью вернулось к нему. Еле-еле он различил фигуры парней, застывших у панели управления. Они не понимали, что делать. Их нужно было спасать. Огромная "Скратея" стояла слишком далеко, чтобы добраться до неё пешком и не замёрзнуть, но может быть стоит попробовать? Может, скафандры нового поколения и вправду выдерживают такие температуры длительное время? Не могла же ЦКЦ так жестоко обмануть их.
Майкл открыл дверь нажатием кнопки на пульте. Хоть скафандр был с отличным подогревом, капитан почувствовал тот самый могильный холод. Или же, это просто самовнушение..?
Жёсткий трап выдвинулся и врезался в лёд с громким хрустом. Пока он не начал обрастать морозной коркой, Фредо молниеносно спустился на поверхность Крионы. Только бы они поняли, что нужно повторять за ним... Что нужно опустить трапы и открыть двери. Иначе он просто погиб. Иначе все погибли. Обратный отсчёт пяти минут, от которых веяло смертью, начался. Командир бежал со всех ног, благо шипы на ботинках позволяли это делать. "Ну что ж, пока что не страшно, есть шанс добежать до корабля и спастись" - с долей оптимизма подумал он. Адреналин прибавил сил и скорости и через несколько секунд Майкл Фредо был уже у ближайшего космолёта. Понятливый Криш быстро открыл двери.
- За мной, скорее! - закричал Фредо. До него не сразу дошло, что купол скафандра над его головой не даёт звуку его голоса проникнуть во внешнюю среду.
Криш понял всё без слов. Он, как и его капитан, обладал тонким чутьём и интуицией, что позволяло ему опережать своих коллег на несколько шагов. Юноша потянул Скайла за рукав. Тот начал сопротивляться. Медик отчаянно не хотел покидать борт. Его душу уже сковал леденящий ужас.
- Ну же, иди, что с тобой такое... - шептал себе под нос Росса, силой выталкивая Гэба к выходу. - Упрямый баран! Неужели тебе невдомёк, что ты здесь погибнешь!
Фредо подоспел вовремя. Скайл начал терять сознание. Мужчины схватили его за длинные руки и ноги и понесли. Из соседнего космолёта навстречу им уже бежали Вин и Мартин. Странное зрелище - четверо мужчин, беспрестанно двигая губами, как будто всё ещё надеясь быть услышанными, суетились вокруг лежащего на льду пятого. Скайл в сознание не приходил. Тормошения не действовали. Придётся нести его всю дорогу.
Поверхность планеты загудела и задрожала. С высоких камней посыпались глыбы льда, разбиваясь с треском и звоном. Одна из них с лёгкостью пробила стекло одного из космолётов. "И это называется прочные?!" - с негодованием подумал Фредо. Значит костюмы тоже полная ерунда. Значит у него осталось две минуты, а у коллег около трёх минут. "Скратея" стояла вдалеке, неподвижная, спокойная и... полностью погружённая во мрак. Иллюминация отключена, связи нет, корабль не взлетит. Такого масштабного сбоя Майкл не припоминал даже со времён переделок и революции, времён, когда машины были ещё не так оснащены и защищены. Какой толк тогда идти к кораблю? Связи нет и на нём тоже. Но у капитана ещё теплилась надежда на то, что мощный канал для сигналов бедствия на корабле ещё функционирует. Может быть, ЦКЦ уже заметила их пропажу с радаров и радиочастот? Может быть, им уже выслали отряд помощи?
Времени оставалось всё меньше и меньше. Оно таяло, в отличие от этих проклятых льдов Крионы. Скафандры уже начинали покрываться коркой; она сопровождала каждое движение насмешливым хрустом. Криш шёл всё медленнее и его и без того белая кожа становилась всё бледнее. Она уже начинала отливать синевой. Майкл Фредо заметил это и его беспокойство усилилось. Двоих они уже не дотащат. Вин и Мартин ещё держались, но силы их тоже были на исходе. Да и сам капитан чувствовал, что вот-вот упадёт. Смертельно хотелось спать.
Ноги Россы подкосились и он тяжело опустился на лёд. В его широко раскрытых тёмных глазах уже ничего не отражалось. Они были безжизненными, как и всё его тело. К горлу Фредо подступил ком. Приближение смерти испугало его. Она будто уже взяла его за горло и мучила, не торопясь увести с собой.
Скайла и Криша положили рядом. Руки у всех опустились, идти дальше никто не видел смысла.
- Чёртова ЦКЦ! Как можно отдавать такие варварские приказы?! А я, старый дурак, считаю себя космическим волком, бесстрашным! Почему я не отказался, почему я не вынес этот вопрос на Совет?! Эту экспедицию и любую мысль о ней нужно было не допускать! Зачем я согласился на новобранцев..? Они могли бы принести столько пользы Вселенной! А теперь они просто погибнут! Из-за дурацких приказов! - никто не слышал Майкла, но он кричал, выл.
От отчаянья он со всей злостью пинал ненавистные ледышки. Вдруг рядом со звездой Намбису показалась какая-то яркая точка. Она стремительно приближалась к планете. "Спасение!" - подумали оставшиеся в живых. Небольшой чёрный космолёт, окружённый как нимбом столбом света, опустился на поверхность. Из него ровными рядами вышли десять вооружённых роботов, за ними - трое пиратов. Майкл Фредо узнал их сразу. Когда-то они уже встречались, но капитан был уверен, что всех пиратов истребили или держат в суровых галактических тюрьмах. С мощнейшими бластерами наперевес, они подошли к уцелевшим членам экспедиции. Крепкие наручники сверкнули металлическим блеском, выказывая свою готовность служить. Круг из роботов незаметно сомкнулся за спинами. Всё было готово к захвату пленников. Сопротивление бесполезно. Вот она, разумная жизнь на планете Криона. "Чёртова ЦКЦ..." - только и подумал капитан Фредо, поднимая вверх руки.
21 Либуха
Нина Пигарева
(Фото автора)
Катерина чуть свет торопилась в соседнее село к младшей сестре Ефросинье.
Пронизывающий осенний ветер со свистом дул прямо в лицо, растрепал старую шаль на голове,
забрался под дырявую фуфайку, но женщина не чувствовала холода. Долетевшая до неё весть, словно огнём,
обжигала всё внутри.
- Да, нет, быть того не может, - ускоряя шаг, нервно шептала Катерина, - надо же выдумать такое.
Подойдя к жилищу сестры, она решительно отворила «худую» дверь.
- Здравствуй, сестрица, - ранняя гостья слегка приобняла Ефросинью, цепким взглядом окинула избу,
затем приоткрыла ширму и, облегчённо вздохнув, присела на лавку. Но тут же, заслышав гулкие удары топора,
подскочила к надворному окну, отдёрнула занавеску: «Значит, люди не зря толкуют – пригрела Либуху…»
- Петя его зовут, - в глазах Ефросиньи блеснули слёзы, - не от хорошей жизни пригрела.
Тебе ли не знать. Война проклятая натворила бед. Месяц всего побыла замужем. Похоронку первой в селе получила.
Ты, Катька, счастливая, твой Павло возвернулся. Дитятко уже успела родить, вон опять на сносях.
А я – как одинокая тростинка в поле. Любой может согнуть, стоптать, плюнуть вослед.
Не моги даже с чужим мужиком лишним словом обмолвиться, попросить пособить что-то.
Да и где они, мужики-то ныне?
- Прости, Фросюшка, - в голосе Катерины прорезались жалостливые нотки, - но какая радость молодой видной бабе
делить постель с полоумным? Не дай Бог, на свет пустишь ему подобие.
- О постели речи не ведётся. Хватит, сестра, из пустого в порожнее переливать, ты лучше раздевайся, завтракать будем.
Ефросинья постучала в окно и взмахом руки позвала Либуху. Тот моментально среагировал на знак.
Но, завидев суровый взгляд Катерины, тотчас замер в проёме двери.
- Не бойся, Петя. Садись за стол, - кивнула Ефросинья, накладывая из чугуна пшённую кашу в большую общую посудину.
Красивое скуластое лицо Либухи расплылось в широкой добродушной улыбке.
Он несмело оторвался от дверного косяка и неуклюже плюхнулся на широкую скамью.
- Ой, Фрося, по краю пропасти ходишь, - прикрыла ладонью рот Катерина, - чует моё сердце – добром не кончится.
Пойду я лучше, нет сил глядеть на всё.
Мать Пети скончалась при первых родах. Отец вскоре привёл в дом девку – засиделку. Четверых детей нажили.
Мачеха не обижала пасынка, но и ласки обездоленный мальчик никогда не видел.
Когда его отец погиб на войне, Петьке лет двадцать пять уже было. Мачеха сразу же отделила парня в заброшенную
завалюшку, стоявшую на отшибе села.
Вреда от него не исходило, и односельчане за съестные крохи быстро нашли в нём «дешёвого» безотказного работника.
Много было силушки в коренастом парняге, успевай управлять только.
Однажды впервые позвала его и Ефросинья – огород вскопать.
Накормила по-человечески, вечером – узелок с едой вручила. Назавтра, едва занялась заря, Либуха сам пожаловал.
Выставил перед Фросей огромные ручища и глухо протянул по слогам: «О-ни на ра-бо-ту к те-бе при-и-шли».
- Коль пришли, найдём им занятие, - улыбнулась хозяйка.
Недели три без устали «ходили» руки в один и тот же дом. Фрося, видя с каким желанием бежал к ней Либуха и как нехотя
покидал хату, сказала: «Поживи, Петька, пока у меня, а там дело видно будет».
Словно ребёнок закружил по саду Либуха, упадёт нарочито в ворох опавших листьев, подбросит вверх, промычит густым басом: «Ли-б-бу-ня ха-ро-ший, Ли-бу-ня слу-ха-тся бу-дя», вскочит, рукавом грязным утрёт лицо и опять – круги нарезать.
А по щекам слёзы катятся, в глазах – щенячий восторг…
Ефросинья трудилась в полеводческой бригаде. Сезонные работы завершились, хлебушек на трудодни получен.
Но прокормить постояльца будет непросто. И решила Фрося пойти в доярки.
С надёжным помощником ей теперь любое дело по плечу.
Поначалу труженицы фермы бурчали: мол, только дураков нам тут не хватало.
Но скоро на смену негодованию пришло снисхождение, а некоторые солдатки втайне даже завидовали Фросе.
Что верный пёс выполнял Либуха все её указания. Даже умОк вроде как «прорезался».
– Неужели Фроська обучила его самому сокровенному? - ломали головы досужие бабы. Как узнать?
В свою личную жизнь скрытная Фрося не посвящала даже сестру.
…Беда пришла внезапно.
Конец зимы. Февраль лютовал, не желая уступать владения марту. Что ни день – то пурга, что ни ночь – вьюга.
В то раннее утро Либуха пулей вылетел из дома в одних портках и давай в окна соседей барабанить, того гляди стёкла повыбивает. За минуту всех на ноги поднял. Ревёт, как раненый зверь, трясущимися руками на дверь указывает.
Соседи толпой в избу ввалились, а Либуха, ныряя по колено в снег, устремился к тётке Лукашихе – известной народной целительнице – травнице, жившей неподалёку.
- Ну-ка, расступись, - скомандовала Лукашиха сельчанам, обступившим неподвижно лежавшую на койке Ефросинью.
Положив ей руку на лоб, знахарка со вздохом диагностировала: «Одними травами жар не унять, - поспеши, Федот, на конюшню,
надо срочно ехать в район за доктором. Да лошадку запряги повыносливей. Снова заметь начинается».
Неотложная помощь прибыла только к вечеру.
Тётка Лукашиха безрезультатно целый день колдовала над заболевшей.
А Либуха, как бухнулся на колени к изголовью Ефросиньи, так и простоял горемычный до приезда врача.
- Спа-си-и мо-ю Фро-сюш-ку, - цепляясь за полы одежды вошедшего, жалобно застонал он.
В его опухших от слёз глазах такая стояла боль – словами не передать.
- Успокойся, милок, спасём твою Голубку, - поднёс тот ко рту Либухи сильное снотворное, - только ты лекарство проглоти.
Лекарство подействовало до рассвета.
Позёмка стихла. В окно робко пробивался тусклый лучик солнца.
Либуха бесшумно слез с русской печки, натопленной Лукашихой, на цыпочках подкрался к койке.
Опершись плечом на деревянную грядушку, дремал уставший доктор.
Фрося, разомкнув веки, попыталась улыбнуться.
Либуха вновь заплакал. Но это были уже слёзы радости и облегчения…
22 Благословение небес
Нина Пигарева
(Фото автора)
Звон колоколов величавого храма созывал прихожан к вечерней молитве…
Бревенчатая крепенькая избушка Серафима – вдовца стояла на краю села. И её хозяин, едва заслышав первый удар колокола, боясь опоздать, спешил переодеться в заранее приготовленную праздничную справу, от которой исходил лёгкий табачный запах.
Серафим не курил, но табачок в малом количестве выращивал для отпугивания моли, пересыпая самосадом кладь в старинном бабкином сундуке. Там хранился его нехитрый выходной убор: овчинный, слегка потёртый полушубок, того же качества кубанка из чёрного барашка, валенки, пара полотняных штанов, три расшитые «крестом» самотканые рубахи. И две багряного цвета понёвы, оставшиеся от жены. Серафим сам не знал, для чего он берёг вещи покойницы, всякий раз вертел их в руках, проверяя, нет ли порчи. Похоже, дорога ему была эта единственная память о супруге.
Жениться во второй раз Серафим не собирался. Когда с третьих родов умерла его Варвара, он дал себе зарок – буду один.
Народившуюся дочку без материнского молока и женских рук Серафим выходить не сумел. В отчаянии бегал он с малюткой из двора во двор к тем, у кого качались люльки, прося кормящих матерей хоть разок приложить к груди его малютку. Зима стояла морозная, явно, застудил отец свою крошку. С вечера поднявшийся у девочки жар в полночь усилился, а на заре её ангельская душа уже пребывала в раю.
Долго горевал Серафим, утешая себя мыслью, может так оно и лучше. Уж больно ждала Варюша после двух сыновей рождения помощницы, вот к себе и забрала свою дочурку, что тут ей одной с мужиками мучиться…
Матвею шёл шестой год, Антошке четвёртый, а их батьке Серафиму не исполнилось ещё и тридцати.
Покладистым, степенным, хозяйственным мужиком считали односельчане Серафима. И на погляд был хорош: высокого роста, крепок в теле, красив лицом, чуб чёрный вился… С таким не только все одинокие бабы и вдовы, многие девки втайне мечтали пойти под венец. Но не спешил Серафим в выборе мачехи для своих мальчишек.
А между тем, едва тело усопшей Варвары было предано земле, как соседка, засидевшаяся в невестах рыжеволосая, веснушчатая, но не дурнушка – сирота Дарья то и дело стала забегать помочь по хозяйству.
Очень скоро Матвей с Антоном не прочь были признать в ней мамку. В их возрасте потребность в материнской ласке велика. Даша впрямь слыла девушкой доброй, умной, привязавшихся к ней малышей полюбила всей душой. А уж по их отцу давно страдало её сердечко, ещё при живой Варваре, но чувства свои она ото всех скрывала, боясь внести разлад в чужую семью.
Но теперь, когда Серафим стал свободен, готова была ради него на всё. Но не обращал он на Дарью внимание. И не только на неё. Вскоре многие поумерили свой пыл к «окаменевшему» красавцу-вдовцу, лишь Даша скромно ждала своего часа…
… Минуло два года. Однажды, вернувшись с покоса, Серафим застал в избе хлопотавшую над приготовлением обеда соседку и весело резвящихся около неё сынов. Яркий румянец так и играл на её пухленьких щёчках. Из-под небесной косынки, необыкновенно шедшей к лицу, кое-где выглядывали «пшеничные» завитушки волос, лёгкое платьице соблазнительно облегало стройный стан. Меж дел Дарья тихонько перешёптывалась с Матвейкой и Антошей, - так нежно она называла ребят.
… В памяти живо представился образ умирающей жены, и еле слышный тогда её предсмертный голосок теперь так звонко зазвучал в голове Серафима, что он невольно сделал шаг в сторону девушки. Её любящий взгляд голубых глаз завораживал Серафима, жаром обжигал всё тело, сердце зрелого мужчины. А в мозгу настойчиво стучало последнее напутствие жены: «Серафимушка, голубь мой, покидаю тебя, родненький, но ты не спеши за мной вослед, живи долго, а деткам нашим постарайся сыскать мамку поласковей, да не ходи далеко, коль согласна будет растить их Дашенька, на ней и останови свой выбор».
…Запрыгали, закружились по хате Матвейка с Антошей, видя, как бережно отец кладёт руку на плечо Даши. Но едва прикоснувшись, словно от огня, отшатнулся Серафим от девушки. Та, не ведая причин, в слезах метнулась за дверь. Недоумевали хлопчики – это что ж такое происходит?
Серафим, присев на краешек лавки, крепко стиснул голову руками и громко застонал. В этот миг он в полной мере прочувствовал тяжкую вину перед своим отцом.
…Большой и дружной знали их семью до той поры, пока в мир иной не ушла хозяйка. Двенадцатилетний Серафим из пятерых детей был старшим. И он на сырой могиле матери заявил отцу: «Коли приведёшь в дом мачеху, меня в живых больше не увидишь».
Не упрекал отец Серафима, видя, как подросток следит за каждым отцовским шагом, не ругал, никогда не заводил разговор на эту тему и не делал ни малейшей попытки обзавестись вторично женой. Но что в душе таил при этом – никто не знал.
Десять лет промаялся отец бобылём и лишь на предсмертном одре с укором сказал Серафиму: «Не дай Бог тебе, сын, познать моей участи». Эти слова, как проклятье, легли на судьбу Серафима. Не представлял, что ему теперь делать. Умом осознавая, что не имеет права дальше лишать детей радости жить в полной семье, Серафима терзали сомнения: а вдруг и Дарью рядом с ним постигнет страшная участь.
…Что песнь красивую и мелодичную, плавно завершал звонарь колокольный перезвон. Встрепенувшись, Серафим заторопился в святую обитель, где священник уже вёл богослужение. Опоздавший Серафим тихо встал в уголок под иконой Спасителя мира сего и приступил к молитве.
Всякий раз, поднося ко лбу персты, он тихо шептал: «Прости меня, батька, прости, родной, прости мой тогда ещё несмышлёный умишко и в час прощения подай мне знак во сне, иль наяву, до скончания дней моих я ждать буду».
Серафим так усердно молился, что на лице выступили крупные капли пота, а по щекам катились жгучие слёзы.
Исповедовавшись, Серафим направился к выходу. И как только он ступил за церковные врата, в лазурном безоблачном предзакатном небе, прямо над куполами неожиданно сверкнула серебристая молния.
И это явление природы Серафим рассудил, как святое знамение. Стало легко на душе, во всей походке чувствовалась необыкновенная воздушность. Словно на крыльях летел он домой, полагая, что отец благословил его на дальнейшую жизнь с Дарьей…
23 Баночка Русской горчицы
Сергей Плетнев
Это была моя последняя предшкольная осень. Приближалась зима, и с утра подмораживало, холодильников тогда не было и самое холодное место у нас в комнате было за окном. В один из таких дней мама совершила кулинарный подвиг – она сварила студень на примусе, на коммунальной кухне. И теперь тарелки с желеобразным продуктом, застывшие стояли за стеклом и ждали своего часа.
Переполненная гордостью, от содеянного и желанием сервировать достойным образом обед отцу, который через полтора часа должен был придти с работы, она отправляет меня в магазин за горчицей. Горчицу тогда продавали в небольших необычной формы баночках с навинчивающейся металлической крышкой по форме напоминавшей стакан, на одной из граней, которой красовалось «Русская горчица».
Мне впервые давали такое ответственное поручение, поэтому я должен был показать, что оправдаю доверие в точности и в срок исполню это важное поручение.
Зажав в ладошке мелочь, выскочил в коридор и чуть не сбил с ног идущего в соседнюю комнату своего друга детства Робку, который только что вернулся из школы, это было ясно по портфелю, кто же будет ходить с такой ношей просто так.
Он жил в соседней комнате в большой женской семье, будучи единственным мужчиной среди двух старших сестер, тетки, старой бабки и матери, которая постоянно работала за границей. Он же рос, наверное, сам по себе, ибо его тетки были заняты больше собой, чем его воспитанием. И вообще дома ему было не интересно, много свободного времени он проводил у нас. Для моих родителей он был третьим сыном.
Увидав меня, уверенно спешащим на улицу он спросил:
- Ты куда?
- В магазин, на Черную речку, за горчицей.
- Подожди меня, я сейчас портфель заброшу и с тобой пойду.
- Хорошо, давай подожду, только не долго, мама просила побыстрей, а то папа скоро придет, и конечно, вдвоем веселей.
Через пару минут, скинув гимнастерку школьной формы, и надев курточку, он радостно выскочил и крикнув: «Ай, да!» по перилам пролетел вперед меня, на встречу приключениям.
Отстояв очередь в кассу, а потом в бакалейный отдел и получив вожделенную баночку, поскакали домой. Степенно и не спеша мы тогда еще не ходили.
По дороге Робка говорит:
- Дай мне горчицу, я её понесу.
- Пожалуйста, так мне даже легче.
Вприпрыжку, добегаем до двери квартиры. Я делаю два звонка, стоим ждем, торжественной встречи. И в этот момент Робка начинает жонглировать баночкой, такой вот эффектный жест перед вручением.
Дверь открывается. Баночка не ловится. И на глазах изумленных зрителей на кафельном полу с резким звоном образуется бесформенная масса, неприятного цвета, с осколками стекла и навинченной металлической крышечкой.
Мама все правильно поняла и ни слова не сказала, повернулась да побежала за веником, тряпкой и совком. Все прибрав, она дала мне снова мелочь, повернула в сторону выхода и легким шлепком указала, что делать.
Обсуждая, произошедший казус, мы с Робкой побежали обратно. Без проблем возвращаемся с горчицей в моих руках к дверям, я снова звоню. Стоим - ждем. Робка говорит:
- Дай баночку я передам.
- Ты уже передавал.
- Что я криворукий какой, ну произошла тогда неприятность, что она выскользнула, давай…
- Не дам.
Он начинает выхватывать, я упираюсь, не даю, а потом баночку отпускаю, он не успевает подхватить. В этот момент дверь открывается, и на глазах изумленных зрителей на кафельном полу с резким звоном образуется бесформенная масса, неприятного цвета, с осколками стекла и навинченной металлической крышечкой.
Мама все видела, теперь у нее просто нет слов. Прежде, чем идти за совком, веником и тряпкой я получаю заслуженный подзатыльник, Робку не трогают - чужой ребенок и только потом дает мелочь на следующую банку.
Мы в третий раз, бежим в магазин, пробиваем в кассе чек на горчицу, кассирша нас узнает - примелькались, но уже молча улыбается. Бережно прижимая баночку к себе бежим к дому и вот надо же, путь пролегал мимо стройплощадки огороженной временным деревянным забором, с деревянными мостками.
Робка идет несколькими метрами впереди я сзади и вот он наступает на какую-то плохо приколоченную доску, которая передо мной, подобно детским качелям неожиданно поднимается, я запинаюсь и лечу вперед, руки инстинктивно, защищая нос, вылетают вперед, баночка выпадает раньше, на проезжую часть и разлетается на асфальте. Встаю, чуть не плача, ничего не понимая. Робка ржет, переломившись пополам, и размахивает руками, но и он не понимает в чем дело и только через несколько минут, обнаруживаем причину падения. Виновных - нет, но и горчицы нет!
Что мы рассказали в этот раз маме, я не помню и сколько подзатыльников огреб тоже, но деньги были выданы вновь.
Кассирша, уже выдавая чек, смеясь интересовалась, как скоро мы вернемся, а продавщица сказала, что если это будет продолжаться, у нее скоро не останется горчицы.
Наш дом стоял рядом с трамвайной остановкой, когда мы проходили мимо, подошел трамвай и из него вышел отец, он увидел нас, спешащих из магазина к дому с баночкой, и сказал:
- Какие же вы молодцы, что купили горчицу, у нас сегодня, как раз студень, ну идемте обедать, ребята.
Заслужили!
- Пап! А, давай ты баночку принесешь, вот мама обрадуется!
- Николай Дмитриевич, а правда вот будет здорово, а как тетя Надя обрадуется.
Папа взял баночку и мы пошли домой. У дверей, я же большой, снова даю два звонка. В ожидании пока мама подойдёт, отец подкидывает баночку....и ловит. У нас с Робкой сердце ушло в пятки.
24 Папайя...
Игорь Гудзь
Александр Сергеевич ...спал. Спал прямо на отчетном собрании совета директоров семнадцати банков, бессменным председателем которого он и являлся. И к тому же негласным хозяином большинства из них. А чего же ему не спать, если он сам этот отчет и рихтовал накануне ночью. Выжигал правду каленым пером! А когда тебе под семидесять...
Докладчик бодро сыпал цифрами, тревожно поглядывая на мирно посапывающего председателя. Директора рассеянно слушали, также изредка бросая сочувственные взгляды на спящего босса.
"Хоть бы уже не захрапел!" - только успел подумать один из них..., как председатель чуть вздрогнул, спина его резко выгнулась, голова откинулась назад и сам он, вместе со стулом медленно завалился вбок под стол. Никто не успел даже шевельнуться...
А председатель, тем временем, вытянувшись в струну, весь в белом на голое тело уже влетал вниз головой в глубокую черную пропасть... . Хотя хотелось как-то вверх...!
*********************************************************
- Шу-у!- тянула его в сторону дома Галка. - Давай не будем, а?
Александр Сергеевич скосил взгляд влево, рядом стояла его первая и последняя любовь, одноклассница Галка Иванова.
Он повел глазами вокруг, но не увидел ни огромного круглого стола, за которым только что восседал царственно, ни опостылевших директоров, и только ... Галка умоляюще смотрела на него своими круглыми, как два синих озера глазищами.
- Галка! - шепнул он пересохшими губами и оглянулся по сторонам. - ...Что это..., ты как здесь..., ты же....!?
- Не надо Шура! - продолжала настаивать Галка. Лицо ее сделалось до невозможности серьезным и ответственным.
- Жалко Петручио! Старый он совсем! Накажут его!
Взгляд Председателя упал на кисть своей правой руки, где еще в седьмом классе Пашка вытравил ему кривенькое сердечко с изящной буквой "Г" посередине. В последующем татуировочку пришлось убрать, статус не позволял.
Только вот сейчас она чего-то оказалось на месте. Да и сама рука не была такая сморщенная, как еще сегодня с утра. Председатель тревожно огляделся. А вокруг-то был его родной поселок, где он родился и вырос. От Москвы-то, на минуточку, пару тысяч километров будет...
Это случилось больше полувека назад. Александр Сергеевич был тогда просто Шу. Так прозвали его после просмотра всем поселком нашумевшего корейского боевика. Это была комедия с элементами бойцовских искусств. Будущий Председатель в ту пору имел впалую грудь, анорексичное телосложение и кривоватый короткие ножки. И надо же, одним из героев этого фильма был такой же маленький, худенький и беспощадно кривоногий дядечка по имени Шу. Который весь фильм только и делал, что попадал в самые нелепые ситуации. Вот так и прилипло это "Шу"!
Понятно, что у него не было ровно никаких шансов привлечь внимание первой красавицы и двора, и школы, и улицы, да и всего поселка Галки Ивановой.
Посмотрев тогда внимательно в зеркало, он отбросил всякие сомнения насчет своей внешности и стал играть роль вот того самого Шу, нелепого и смешного, грустного и ...мудрого. Что-то вроде нашего Петрушки. Все над ним потешались, если не сказать издевались, а вот бедная Галка взяла, да и втюрилась. Безмерно удивив куда более видных ребят. Ну,поваляли его пару раз в грязи, пошмякали малость, да и оставили в покое. И в ... любви! Тогда люди еще не были такими жестокими.
Любил ли сам Шурка...!? Да он жизнь был готов за Галку отдать. Поскольку ничего другого у него особо и не было. Все, что можно было где-то в их нищем южном поселке спереть, вплоть до конфеток с прилавка, все это Шурка тащил своей возлюбленной. И она была счастлива принимать эти немудреные подарки. Особенно так романтически добытые. Ведь он в самом прямом смысле рисковал свободой, ради нее...! Но основной причиной ее любви было..., об этом она уже позже проговорилась, будто он ей напоминал молодого Чаплина. Лестное сравнение!
Сразу за поселком, километрах в трех, в специально отведенном полурежимном месте располагался таинственный ГСУ - государственный Сортучасток, который открыли еще при Сталине. Туда свозили со всего мира экзотические сорта фруктовых деревьев и пытались окультурить на нашей земле. Потому как для коммунистов невыполнимых задач не бывает! И кое-что действительно получалось.
В былые годы участок охранял целый взвод конной милиции, а потом остался всего один - Петя! Которого все звали Петручио. И хрен его знает почему!
По поселку поползли слухи, что удалось привить какую-то то ли индийскую, то ли мексиканскую ... папайю. Посвященные шептались о большом, сантиметров двадцать в длину дикованом фрукте с желто-зеленой кожицей, а на вкус - что-то среднее между дыней и тыквой, с невероятно приятной ярко-оранжевой нежной мякотью. Хотя никто и не пробовал. Вот на нее-то и нацелился для своей любимой наш Шура, да проболтался сдуру.
- Не надо Шура! - сказала тогда жалобно Галка. Лицо ее сделалось до невозможности серьезным и ответственным.
- Жалко Петручио! Старый он совсем! Накажут его!
- За одну-то штучку? - отвернул взгляд Шура.
- Откуда ты знаешь? Может она там всего одна!
Они едва не рассорились. Галка долго сидела насупившись и сжавшись в комочек, потом вдруг распрямилась, вскочила и чуть ли не прокричала своим звонким голосом:
- Все очень просто, Шу! Я все придумала! Пойдем и попросим! Если там много - он даст. Петручио добрый, я его с детства знаю! А если одна...,пусть всё так и остается!
Шура с легкой душой согласился, тем более, что не одному идти, а с Галкой. Договорились только чтобы никому не слова, чтобы Петручио не посадили потом "на всю жизнь". 1951 годик всё же на дворе! Демократией и не пахло!
Вечером встретились. Уже начало темнеть. Шли быстро, не оглядываясь. Пришлось идти по обочине, поминутно отчаянно увертываясь от проносившихся мимо грузовиков с зерном. В колхозах полным ходом шла уборка. Минут через сорок подошли к массивным железным воротам,тихо постучали. Петручио открыл сразу, будто специально ждал у калитки.
- Вам чего? - хмуро мотнул он кудлатой головой.
- Мы из кружка! Юннаты! - вдохновенно соврал Шура. - Говорят у вас тут, эта...папа..., как ее, в общем ...созрела. Ботаничка велела посмотреть и описать, завтра на уроке докладывать будем.
- А-а!? - почесал рваный ватник под мышкой Петручио. - Папа...йя!? Ити ее..., и не выговоришь!Есть такое. Вы бы еще ночью пришли. Во-он туда, потом по дорожке направо, с полверсты будет. Там они и стоят. Не спутаете! И побыстрее, темно уже, мне закрываться надо.
Шура с Галкой метнулись в указанном направлении. Уже совсем скоро показалось несколько странных невысоких деревьев с тонким, без ветвей стволами, увенчанными сверху зонтиками из больших листьев, похожих на растопыренную пятерню, на длинных черенках. Большие грозди созревших янтарно-желтых плодов нежно обвивали каждый ствол.
- Ну, видишь! - чуть тронул Шура за локоть любимую. - Вон их сколько, а ты ...всего одна, всего одна...!
- Красотища! - поежилась Галка. - ... Ладно, возьмем. Вряд ли их тут пересчитывают.
Шура дотянулся до грозди и аккуратно сорвал один из плодов. На вид ничего не изменилось. Спрятав драгоценный фрукт в широченный Шуркин карман, они почти бегом рванули у воротам. Где их уже поджидал Петручио.
- Ну и чего Вы там насмотрели в темноте-то? - добродушно буркнул он.
- Успели! Завтра в школе расскажем! Эх, попробовать бы! - мечтательно закатила глаза Галка.
- Вот я Вам попробую! - звякнул ружьем Петручио. - Нельзя, их на весь Союз пять или шесть всего. Государство охраняет.
И запер накрепко ворота.
Шура с Галкой шли по дороге в предвкушении царской трапезы. Солидный плод при быстрой ходьбе безжалостно лупил по самым интимным местам. Терпеть дальше уже не было сил.
- Давай прямо сейчас! - остановился он посреди дороги. - У меня и ножик с собой. - А где еще!? Дома нельзя, в поселке тоже, вдруг заметят.
Галка чуть сглотнув торопливо кивнула. Шурка достал нож, ловко раскроил плод вдоль. Одну половинку протянул ей, а сам впился зубами в другую.
- Может почистить надо! - пробурчала пережевывая толстую кожуру Галка.
Шура отобрал у нее половинку и ловко почистил. Тоже самое сделал и со своим куском.
Некоторое время они стояли посреди дороги и сосредоточенно жевали. По губам обоих тек желто-красный сок.
- Ну, не знаю! - вытерла губы Галка. - Ничего особенного, ...на дыню похожа, только не сладкая. Пресная больше!
- А по мне, так больше на нашу репу! - заключил Шурка. - И чего ее оттуда тащили, если у нас свои тут: и дыня, и репа?
- Не говори! Ну что, пойдем, мой ночной охотник.
Они взялись за руки, растянулись посреди дороги, и усталые и счастливые пошли ...
Из показаний водителя колхоза им. Ильича К.В. Савченко:
... Уборка, сами знаете. Напряжёнка, сутками за рулем: и днем, и ночью. А у меня еще фары ..., ну не работали фары в этот день. Это был уже 16-ый рейс у меня. В башке кирпич, глаза сами закрываются: а бригадир ..."давай, давай"! Мол, зимой отдохнем. А тут еще дожди обещали. Вот мы и "давали".
Толком и не помню ничего. Сильный удар в левую фару, крик страшный..., выскочил..., девчушка сразу... кончилась. Пацан дышал еще вроде. Обоих в кабину, до сельсовета довез... . Не, не пил. В уборку сухой закон..."
Шурка выжил тогда, молодой организм выгрыз его со того света. А вот Галка..., нет больше Галки...
Всю жизнь Александр Сергеевич прожил с этим камнем на сердце. Потому и не женился ни разу, не полюбил никого, хотя всю жизнь этот рой вокруг него вился. Не смог после Галки. Так и остался: то ли вдовцом, то ли холостяком.
Посвятил себя работе. Окончил с отличием финансовый, долго мотался по разным конторам, в 90-ых подсуетился, прихватил пару банков в собственность. И к семидесяти, когда уже ничего особо и не надо, стал большим человеком - председателем и все такое. Состояние, положение, дом на Рублевке, тачки навороченные, прислуга, садовник... и прочая дребедень.
А толку-то! Если Галки нет!
***********************************************************
- Не надо Шура! - сказала жалобно Галка. Лицо ее сделалось до невозможности серьезным и ответственным.
- Жалко Петручио! Старый он совсем! Накажут его!
- За одну-то штучку?
- Откуда ты знаешь? Может она там всего одна!
........Ну, не надо, так и не надо! - выдохнул Шурка-Председатель. - Дурочка ты! Тебе же хотел...., подарок.
- Ты мне сам... подарок! - обвила его шею Галка. - Пойдем! Пойдем от греха! Мало ли чего...
- Мало ли чего...! - повторил он эхом..., точно зная, что изменив прошлое, можно в корне поменять и свое будущее...! Но ради Галки..., да и хрен бы с ним, с будущим этим!
И опять провалился в ту проклятую пропасть.
Очнулся он от мощного пинка в правый бок. Потом еще, и еще. Дружки-бомжи месили его уже не первый раз, и не второй. Били, издевались, отбирали последнее, уж больно безответный он был. Не роптал, не жаловался, все сносил! Худющий, маленький, кривоногий, старый как смерть, кожа с костей сама слезает - ну, над кем еще покуражиться, если не над таким. Били не за что, просто так, развлекались. Чем бомжам заняться на досуге-то!?
Он давно ко всему привык, боли уже не чувствовал. Только голову прикрывал рукой. Чтоб уж совсем... . Зато на правой-то кисти... - сердечко с изящной буквой "Г" посередине.
- Ты гля...! - орал самый здоровый. - Сам говно, и тату у него тоже на "Г". Сам себе наколол... урод вонючий!
25 Точка возврата
Галина Супрун
-Света, может не поедете? Разве у нас места мало? Вон дом какой большой! - Ольга Павловна суетилась на кухне.
- Мама, даже не отговаривай! Мы уже всё решили. Для Антона это такая возможность! Да и детям там будет лучше...
- А как же мы с папой? Совсем одни останемся... - Ольга Павловна смахнула слезу.
-Да перестань! Не на край света же уезжаем. Видеться будем.
Светлана обняла маму за плечи и усадила на стул.
- Понимаешь, эту должность Антон ждал три года. Такие перспективы! У нас наконец-то будет свой дом! Наш дом, мамочка! А с квартиры мы съезжаем, хозяйка просила освободить через неделю. И вещи сразу перевезём на новое место.
Чем больше щебетала дочь, тем больше грустнела Ольга Павловна. Она, конечно, понимала, что не может препятствовать переезду семьи Светланы. Но и принять тот факт, что через неделю придётся провожать любимых людей, ей было непросто...
Жили они совсем рядом, забегали друг к другу в гости. Внучата на выходные оставались с ночёвкой. Пятилетняя Дашка и десятилетний Максим обожали бабушку с дедушкой. Днём они по мере своих возможностей помогали по дому и саду, а вечером садились рядышком и играли в настольные игры, рисовали, лепили из пластилина фигурки, слушали сказки, рассказывал которые дедушка. А он был большой мастер!
"Выросли у меня на глазах, - печалилась ещё молодая бабушка. - Теперь-то когда увидимся... Отвыкнут от нас с дедом быстро... Забудут."
Но, на радость Ольге Павловне, отъезд перенесли на месяц. И чтобы не снимать новую квартиру, родители уговорили дочку с семьёй пожить у них.
Светлане с Антоном пришлось спать на диване в маленькой комнате. Раньше это была её комната, где всё сохранено родителями после замужества единственной дочери. Любимая кровать с мягким ортопедическим основанием была отправлена в другой город вместе с остальной мебелью. И Светлана ночами долго ворочалась, прежде, чем заснуть. Под окном с раннего утра монотонно лаяла соседская собака, непрерывно кукарекал петух. Мама в кухне, казалось, специально гремела посудой. Распорядок дня не совпадал с устоявшейся жизнью двух семей. И опять-таки, две хозяйки в доме - это перебор. Не ругались, конечно, но были немного недовольны друг другом...
Светлана ждала день отъезда, в отличие от Антона. Мужчины всегда проще воспринимают некоторые события. Ему было комфортно там, где семья. После работы его ждал вкусный ужин и любимый телевизор. Иногда с тестем в шахматы играли. А в выходные выполняли мужскую работу в саду. Родители жены очень тепло относились к зятю, считали его своим сыном. И он отвечал им тем же.
-Какой же у меня муж замечательный! - думала Светлана, глядя, как Антон перекапывает грядку по просьбе тёщи. Рядом крутилась Дашка, которая пыталась помогать папе при помощи маленькой игрушечной лопатки. А Максим, держа в руках настоящие грабли, с усердием разбивал ими комья земли. Дети во всём старались подражать отцу. И он был для них непререкаемым авторитетом.
Накануне отъезда, пока ещё все спали, Светлана вышла из дома и присела на лавочку в саду... Было начало лета. Она закрыла глаза и жадно вдыхала ароматы распустившихся роз. Затем прошлась по садовым дорожкам. Хотелось запомнить каждое дерево, кустик, цветочек. Где-то вдалеке пели соловьи. И эти утренние волшебные напевы тоже хотелось оставить в памяти. Ей показалось, что там, куда они уезжают, всего этого не будет... На мгновенье стало очень грустно. Она покидает место, где выросла и знала все уголки любимого сада. Здесь остаются родители, друзья... Здесь остаётся часть её жизни...
...Семья Ларионовых в полном составе, включая любимого кота, вышли из такси. Пока Антон выгружал багаж, Светлана рассматривала дом, в котором они будут жить. За кирпичным забором возвышался двухэтажный красавец. "Такой же, как на фото!" - пронеслась в голове мысль.
Жильё приобретали, полагаясь на ответственность и порядочность знакомого риелтора, который ручался за честность и чистоту сделки. Продавала дом молодая семья. Им пришлось сменить место жительства по такому же поводу, как и семье Светланы, - мужу предложили хорошую работу в другом городе.
За калиткой они увидели ухоженный небольшой участок с красивыми дорожками, туями по периметру забора, кустами роз и жасмина. Отдельно стояла беседка с мангалом и столом. К дому примыкал гараж.
Дверь в дом не успели распахнуть, как дети наперегонки понеслись выбирать комнаты для себя. Антон задержался у входа и ахнул:
- Кота надо было первым запустить!
- Предрассудки это всё! Нам ничего не может помешать быть счастливыми в новом доме! - засмеялась Светлана и поставила на пол переноску с их любимым Барсиком.
Весь следующий день занимались расстановкой мебели и благоустройством жилища. К вечеру устали так, что решили не устраивать семейный ужин на свежем воздухе и, наскоро похватав еду из холодильника, попадали спать...
Утром Антон уже должен быть на работе. Светлана покормила мужа и с заботой завязала ему галстук. "Ты должен выглядеть лучше всех!" - напутствовала жена.
Ей всё больше нравилось то место, куда они переехали. Коттеджный посёлок располагался недалеко от центра города, вдали от суеты и выхлопных газов. На въезде - круглосуточный пост охраны. На территории - свой магазинчик, прачечная, парикмахерская. Есть детские площадки. Всё, что нужно на первое время, в шаговой доступности.
Светлане ещё предстояло выйти на работу. Её, операционную медицинскую сестру, "оторвут с руками", как любил говорить Антон. Но пока предстояли некоторые дела, которые сами себя не сделают. Надо оформить Дашку в садик, а Максима в школу. Решили, что Светлана летом займётся обустройством дома, наладит плавное течение новой жизни. Тем более, что новая зарплата Антона позволяла безбедное проживание всей семье.
Они всё решали сообща. Распределяли доходы и планировали предстоящие покупки. Причём, дети тоже принимали участие в таких семейных советах. Дашке и Максиму родители выдавали небольшие суммы на карманные расходы. Распоряжались они ими по своему усмотрению. Кто-то складывал в копилочку, как рассудительная и бережливая Дашка, а кто-то тратил на свои нужды.
... Первая ссора супругов случилась через месяц после переезда. Из-за какой-то мелочи. Светлана сообщила, что деньги на хозяйство у неё закончились, и попросила выделить ещё. Она никогда не была транжирой, просто предстояло сделать много покупок. Антон был на взводе - на работе сорвался важный проект. Но Светлана никогда не видела таких глаз у мужа... И слова, которые предназначались для её ушей, были грубыми и оскорбительными... "Раньше он никогда себе такого не позволял, всегда был сдержанным", - Светлана закрылась в комнате и дала волю слезам.
Антон потом извинялся, говорил, что не знает, что на него нашло. Конечно, она простила. Но обида в душе всё же осталась. Как известно, безнаказанность порождает новое преступление... Почувствовав над женой какую-то власть, Антон всё чаще стал упрекать Светлану в неумении вести хозяйство и воспитывать детей. Это было уже слишком!
Чтобы не зависеть от мужа, Светлана нашла работу. Не совсем ту, которую выполняла до отъезда. Она стала обычной медсестрой в обычной городской больнице. Думала, со временем, когда освободится место, перевестись в оперблок. А пока так...
Но отношения с Антоном только накалялись. Ссоры стали обычным явлением в их, когда-то дружной и крепкой семье.
Дети, являясь невольными свидетелями конфликтов родителей, почувствовали свободу. Максим стал вслед за папой грубить маме. Учёба отошла на второй план. Светлана стала частым гостем в школе, куда её постоянно вызывали. Она не понимала, что произошло с их сыном, таким послушным, добрым. Однажды в кармане брюк, которые были в стирке, обнаружила сигарету... Конечно, он всё отрицал. Беседы о вреде курения пресекал на корню, поднимал на смех. Когда одежда приобрела запах табака и отпираться стало бессмысленно, с вызовом заявил: "Я уже взрослый! Ты мне не указ! Что хочу, то и делаю!" Антон даже не стал вмешиваться в этот разговор, проявив безразличие к судьбе сына.
Дашка тоже стала дерзить всем подряд. Вслед за братом, стала неуправляемой. Всё, что было создано, рушилось на глазах... Если с Антоном можно было решить проблему путём развода, то с детьми такой путь не подойдёт...
Так прошло несколько лет... Как-то поздним вечером позвонила мама и рыдая сообщила, что у папы обнаружили тяжёлую неизлечимую болезнь. Это стало для Светланы очередным испытанием. Александра Николаевича не стало очень быстро... Они даже попрощаться не успели. Антон на похороны тестя не смог отлучиться. Светлана поехала сама. Вернулась через неделю, осунувшаяся, с чёрными кругами под глазами. Теперь она ещё переживала и за маму, которую пришлось оставить одну.
Не успела она отойти от одного горя, как на горизонте появилось новая проблема. Однажды ей позвонили с телефона мужа и сообщили, что на работе ему стало плохо и его сейчас везут на скорой в больницу. В ту, в которой и работала Светлана.
На каталке лежал Антон, весь бледный и огромными каплями пота на лбу... Он пытался что-то сказать и пошевелить руками, но у него это плохо получалось. Обследование подтвердило страшный диагноз "обширный инсульт". Его положили вначале в реанимацию, а через несколько дней перевели в обычную палату. Врачи прогнозов на восстановление не давали. Все эти дни Светлана не находила себе места. Металась между работой, домом, детьми. А ночами дежурила у кровати мужа. Она надеялась, что когда он придёт в себя, оценит её заботу. И их отношения вернутся на прежний уровень. Но тщетно... Более того, поражения мозга оказались настолько тяжёлыми, что вероятность того, что Антон сможет сам себя обслуживать, была минимальной.
Несмотря на то, что в последнее время их отношения были на грани краха, Светлана не могла поступить иначе. Чувство долга и ответственности в ней всегда преобладали над другими чувствами. И она ринулась в пучину забот, не представляя другого пути. На первое время была приглашена сиделка, пока Светлана находилась на работе.
Но Антон, злой от собственной беспомощности, изводил сиделку постоянными придирками. Она не выдержала и уволилась через короткое время. Вслед за ней уволились вторая и третья сиделки, которых находила Светлана... Пришлось ей самой оставить работу, чтобы быть круглосуточно рядом с мужем. Дети не помогали. Они считали, что это обязанность матери. Нет, они вообще ничего не считали, им было так удобно!
Светлана просто разрывалась между уходом за вечно недовольным мужем, готовкой, уборкой, решением проблем детей. На себя ни времени, ни сил не оставалось. Однажды, проходя мимо зеркала, она увидела там уставшую, вымотанную женщину без возраста...
Она уже перестала сопротивляться той жизни, которая заплела её, словно липкая паутина, из которой не выбраться. Бороться бессмысленно, ждать помощи неоткуда. Просто тянула свой крест. Всё происходящее было похоже на страшный сон. Но сон рано или поздно заканчивается. А страшная реальность не имеет границ.
В ту ночь был сильный дождь. И гроза. Светлана сидела у постели спящего мужа. Она вспоминала то время, когда все были счастливы, полны сил и надежд на будущее. Прошлое казалось ей таким светлым и уютным, что вся боль, которая скопилась за эти годы, выплеснулась слезами. Светлана рыдала долго от отчаяния и беспомощности, то успокаиваясь, то опять вздрагивая всем телом... Дождь колотил по стёклам. Вспышки молнии освещали комнату. "Это не наша жизнь! Это какая-то параллельная реальность... Никто мне не сможет помочь! Я одна..."
Светлана проснулась от лая собаки за окном. "Откуда у нас собака?" Через задёрнутые шторы пробивались солнечные лучи. Она лежит на диване в маленькой комнате родительского дома. Рядом - Антон, смешно раскинув руки в разные стороны.
Тихо открывается дверь и просовывается чья-то детская голова.
- Дашка, ты? - Светлана не поверила своим глазам. На неё смотрела её 5-летняя дочка...
-Вы ещё спите? А мы с дедушкой уже клубнику собрали.
-С дедушкой?!
- Ну да! Мама, ты странная! Он же никому не разрешает ходить по грядкам. А мне можно! Вставайте уже! - и Дашка стала стягивать одеяло с папы.
Антон потянулся, зевнул и одним махом сел на диване.
- Хулиганка мелкая! Выходной день, а ты подняла нас рано... - он чмокнул обалдевшую жену в щёчку, сгрёб дочку в охапку и понёс из комнаты. Дашка визжала и брыкалась.
Ничего не понимая, Светлана накинула халат и вышла вслед за шумной парочкой. Из кухни раздавался потрясающий аромат. Ольга Павловна колдовала у плиты. Почувствовав на себе пристальный взгляд, оглянулась:
- Доброе утро, доченька! Сырники - как вы любите! С клубникой и сметаной.
Светлана не могла вымолвить ни слова... Что произошло? Как они здесь оказались? Антон - здоров! Мама улыбается... Дашка с дедушкой собирали клубнику. С дедушкой?!
...Вечером, когда все собрались за столом, Антон наклонился к Свете и тихо произнёс:
-Мне новую должность предлагают. И деньги хорошие. Только надо будет переехать в другой город. А мне так не хочется...
- И не надо! - жена нежно прижалась к мужу. - Нам и здесь хорошо! - и в сторону прошептала, - переезжали уже...
- Кстати, у нас в конце улицы дом продаётся. - Александр Николаевич поставил кружку с чаем на стол и с посмотрел на семью дочери. - Добротный, новый. Хозяева для себя строили, а потом решили уехать из страны. Продают срочно. Может посмотрите?
P.S. Друзья мои! Не могла я оставить в беде свою героиню. И на правах автора дала ей ещё один шанс на счастье. Хотя, в жизни такое редко случается...
26 Обмен
Пётр Буракевич
Шёл четвёртый послевоенный год, уже отменили карточки и люди понемногу начали "отходить" от войны. В сельской местности народ жил в основном натуральным хозяйством: выручали огород и корова, но не все семьи имели эту кормилицу. В деревне Рогокоски из более, чем двадцати домохозяйств, несколько семей не имели коров.
Троица братьев-погодков "Богданят" в этот воскресный мартовский день планировала свой досуг. Четвёртый - младший, двухлетний брат был дома, у него не было подходящей одежды для прогулки.
Обычно в это время они с соседскими детьми катались на санках с горки прямо на лёд реки Видлицы, протекающей рядом с деревней, вчера бегали по крепкому снежному насту. Сегодня братья решили совместить приятное с полезным: посмотреть у соседей Ивановых родившегося несколько дней назад телёнка и угоститься пирогами - тётя Даша по воскресеньям пекла пироги и всегда угощала детишек, приходящих к ним. Обычно хозяева в случае отёла коровы в холодное время, отлучая телёнка от коровы, размещали его на пару недель в доме, выделив небольшой угол. В этом году начало марта было очень холодным и родившийся у Ивановых телёнок был временно переселён домой, в тепло.
- Пойдём к Ивановым - у них родился маленький телёнок и тётя Даша угостит пирогами, - объявил братьям ближайший план действий Ваня, старший из братьев Богдановых.
Младшие безропотно согласились и вереницей направились в сторону дома Ивановых: впереди - восьмилетний Ваня, следом - Вова с неизменным деревянным молоточком на плече и в арьергарде - Саша с зелёной "слезой" под ноздрёй. Вова уже, как два года, не расстаётся с деревянным молоточком, сделанным ему отцом. Всё что ни попадётся - забивает и носит свой драгоценный молоточек всегда почему-то на плече. Даже, когда в прошлом году он провалился в выгребную яму туалета, через час его нашли стоящим в этой яме, а молоточек - на плече!
"Богданята" смело вошли в дом Ивановых, где уже чувствовался запах калиток - карельских пирогов из пресного теста с начинкой.
- Сегодня шипанники с пшёнкой, - произнес Саша, втянув носом с постоянной соплёй вкусный воздух Ивановской избы.
- Ой, ребятки пришли, проходите, проходите, - встретила детей тётя Даша.
- Вот возьмите по пирожку, угощайтесь -
- Спасибо, спасибо, - наперебой ответили дети, принимая угощение.
- Наверное, хотите посмотреть телёночка нашей Марты? Спросила тётя Даша и проводила детей к закутку за печкой, где за небольшой загородкой на соломе лежал пятнистый бело-коричневый телёнок.
- Какой хорошенький, маленький и красивый! - Наперебой стали восторгаться братья этим маленьким пятнистым "чудом".
- Это девочка или мальчик? Спросил старший из братьев.
- Девочка, тёлочка, - пояснила тётя Даша.
- А, как вы её назвали? Спросил Вова.
- Энзой - потому что родилась в понедельник -
- Теперь у вас будет две коровы, а у нас нет коровы, вот бы нам такого телёночка, - вздохнув заключил Вова.
- Давайте поменяемся: вы нам даёте вашего младшенького братика Васю, а мы вам телёнка, - вдруг неожиданно для себя пошутила бабушка Анна, свекровь Дарьи, также присутствующая при этих смотринах.
Детишки только переглянулись, и попрощавшись, вышли на улицу.
Не прошло и получаса с момента визита братьев Богдановых, как в дом Ивановых, опять постучались.
- Да, да, заходите, - ответила гостеприимная хозяйка.
В дом опять ввалилась целая группа детишек Богдановых.
- Проходите, проходите, ребятки, вы хотите ещё посмотреть телёночка, - пригласила тётя Даша детей.
- Мы пришли за телёнком, вот привели Ваську, - сразу выпалил старший из братьев, указывая на стоящего рядом Васю.
Двухлетний Вася предстал перед тётей Дашей смирённый, готовый на любой обмен, в больших валенках и в отцовском пиджаке, подпоясанном ремнём. Для придания более презентабельного вида "обменщик" Ваня деловито поправил на брате загнувшуюся полу отцовского пиджака и расхваливая предмет обмена сказал:
"Он у нас тихий, кушает немного, мамке помогает и в постель уже не писается".
Трагикомическая ситуация, достигшая своего апогея, должна была как-то разрешиться: дети искренне ждали исполнения договорённости, не понимая того, что взрослые так нехорошо пошутили. Дарья приняла решение, заявив детям:
"Вы, ребятки, идите домой, а я вечером зайду к вам и с родителями обо всём договоримся".
Вечером обговорив с мужем помощь соседям Дарья направилась к Богдановым. Ивановы предложили соседям помощь: решили отдать им тёлочку для выращивания из неё коровы с последующим возвращением телёнка от первого отёла. Такая практика взаимовыручки была не редкостью на селе.
27 Странный сон в майский день
Пётр Буракевич
Суббота 30 мая 1980 года выдалась тёплым солнечным днём. Собираюсь на запланированную ранее рыбалку. Уже приготовил удочки, сети, резиновую надувную лодку "Нырок" -2 и харчи, но вот незадача - родственник Миша, с кем собирались на рыбалку, внезапно "наступил на пробку". Что делать? Своей техники нет, а здесь, в Ледмозере, практически все водоёмы в отдалении и, чтобы попасть на рыбалку нужен хотя бы велосипед, но и его нет. Спасает ситуацию пришедший с работы сосед дядя Саша.
- Что, мужики, на рыбалку едете? - Неожиданно задаёт дежурный вопрос дядя Саша.
- Да, вот Мишка запил и рыбалка сорвалась -
- У меня нет напарника, если хочешь, поехали -
Скоро сосед выкатывает из гаража свою красную Яву- 350 с коляской и мы грузим всё необходимое для рыбалки в это чудо чехословацкой техники. Но тут во дворе появляется Алик, мой ученик, заканчивающий в этом году школу.
- Собираетесь на рыбалку? - с нескрываемой завистью спрашивает он.
- Да, хочешь - поехали с нами, - вдруг, предложил дядя Саша.
- У тебя же в понедельник первый экзамен, - пытаюсь "отшить" Алика.
- Это же сочинение - чего-нибудь насочиняю -
- А ошибок не насочиняешь? -
- Да ладно, Петрович, пусть уж едет - я его обещал взять на рыбалку, - заступается милосердный сосед.
Так сел нам "на хвост" Алик, вернее, мы сами его "посадили". Собираемся уже втроём. Кое-как поместившись со всем рыбацким скарбом в "чеха", чуть за полдень отправляемся в путь. Погода прекрасная: летнее солнце, удивительно тёплый южный ветерок, дующий прямо нам в лицо, предвещают хорошую рыбалку. Но ведь не бывает так, чтобы было всё хорошо - обязательно должна быть и тёмная полоса в этой нашей рыбалке. И она не заставила себя долго ждать: уже на полпути к месту назначения ветер резко поменялся на холодный северный и на горизонте действительно появилась реальная тёмная полоса, постепенно расширяющаяся и превращающаяся в чёрный фронт туч, не обещающий нам ничего хорошего. Приехав на место мы увидели бурлящее от шквального ветра и волн озеро. Хорошо хоть озеро не большое с заливами и островами и нам с трудом, но удаётся поставить сети. О рыбалке на удочку в такой шторм приходится забыть и мы обустраиваем место ночлега: готовим дрова, стелим для "лежбища" еловый лапник. Вскипятив чай, садимся ужинать прихваченными из дома харчами - ухи из-за отсутствия рыбы не будет. После ужина устраиваемся у костра для сна, если так можно назвать короткие урывки забытья.
Утром 31 мая проснулись уже в снегу - за ночь выпало почти 5 сантиметров, сняв почти пустые сети, не выспавшиеся и измотанные холодной ночёвкой, в расстроенных чувствах выехали домой. И погода опять меняется и меняется в лучшую сторону: появилось солнце, опять теплеет и снег на глазах растаял, как будто его и не было. Но настроения нет - рыбы не поймали. Проехав почти пол пути - новая нАпасть: оторвался кронштейн крепления коляски к мотоциклу. После короткого "совещания" решаем отцепить боковой прицеп (коляску) - другого выхода нет и, оставив лишний груз и одного из пассажиров, добираться домой двумя рейсами. Первым рейсом с частью поклажи отправился Алик - ему надо выспаться и к понедельнику быть, как огурчик, на экзамене. Я с радостью остался - погода тёплая, полежу на сухом косогоре, может вздремну - такие думы одолевали меня, с трудом сдерживающего сомнамбулическое состояние.
Как только "одиночная" Ява "отчалила" в первый обратный рейс, я отправился на находящийся рядом с дорогой сухой не заросший лесом бугор, хорошо освещаемый удивительно тёплым солнцем последнего майского дня. На самой вершине этого холма подстелив куртку в удобной ложбинке, заросшей ягелем, расположился немного вздремнуть. Однако, мой организм, не получивший достаточного количества сна и только что готовый заснуть прямо на ходу, вдруг, "отказался" от такой возможности. Я ворочался с боку на бок, рассматривая окружающую обстановку: пень, оставшийся после давно вырубленного дерева, ягодные кустики с прошлогодней брусникой, довольно большой кусок молочно-белого кварца. Какое-то странное чувство непонятного волнения одолевало меня, создавало "ноющую" пустоту в районе солнечного сплетения и мешало заснуть, но в конце концов через некоторое время усталость сделала своё дело и я словно "провалился" в пропасть "Морфея". Проснулся от неожиданно "прогремевшего" рядом со мной взрыва. Открыв глаза, увидел, что никакого взрыва нет - он мне просто приснился, а спал я всего каких-то пол часа. Специалисты, изучающие сон, уверяют, что человек помнит свои сновидения, если он проснётся в фазу короткого сна. Вот именно в эту фазу короткого сна, называемую ещё парадоксальной, я проснулся и начал вспоминать картинки недавних сновидений. А виделось мне: будто я откуда-то с верху, как в кино, наблюдаю за действиями солдат в форме бойцов Красной армии. Несколько бойцов находятся в довольно большой траншее и обустраивают свои стрелковые ячейки. Двое солдат поодаль, сняв затворы, чистят винтовки. Боец, находящийся у самого края траншеи, отложив свою трёхлинейку, с украинским или белорусским акцентом обратился к сидящему на корточках :
- Микола, у тебя ещё е вода? Будь ласка, дай попить -
- Вечно ты, Гриша, всё просишь - свою воду выпил, лень что ли сходить к ручью?- проговорил сосед подавая флягу товарищу.
- Подывись, Микола, какой камень, будто сахарная голова! Вот бы сейчас сахарку с водичкой, - ответил Гриша, показывая товарищу большой кусок кварца, лежащего на краю траншеи.
- Да, камень красивый, но не сахар. Размечтался, лучше сходи за водой пока не начали пулять из миномётов, как вчера по отделению Логинова -
Только успел Микола проговорить свои опасения, как за бугром в болоте ухнула мина, потом вторая и третья. И мины стали взрываться всё ближе и ближе к вершине холма и тут произошёл взрыв прямо в траншее...
Мои воспоминания недавнего сна прервал звук подъезжающего мотоцикла. Приехал дядя Саша и мы, погрузив остатки вещей на багажник и на себя, выехали домой. По дороге я вспоминал этот сон и ещё долго был под впечатлением его, но память обладает ещё и свойством многое забывать.
Прошло несколько лет и я ни разу не вспомнил этот случай, но сама судьба "заставила" вернуться к событиям последнего дня мая 1980 года. Тогда в конце августа стояла тёплая погода, перемежающаяся с ливневыми дождями, одарившая жителей наших мест урожаем грибов. Мы с другом-коллегой почему-то выбрали для рыбалки озеро именно в тех местах, где мне привидился тот странный сон. Уже нарыбачившись решили по полной "программе" реализовать свой "вояж" в лес: набрать грибов. Удивляясь количеству белых грибов, мы вышли на косогор, по краю которого проходил свежий тракторный волок. На вершине этого бугра мой взгляд неожиданно остановился на белом камне и чувство какого-то беспокойства возникло у меня: "где-то я уже это видел!?". И словно удар током: "да это же тот холм, где я спал, та же ложбинка, как постель, и этот же белый камень-кварц!". Всё то же, только редко стоящие деревья стали большими и по краю бугра недавно проехал треллёвочник, гусеницами содрав пласты земли, покрытые мхом. И опять, как в тот день, я в мельчайших подробностях вспомнил свой сон. Более подробно рассматривая это место, вдруг, обнаружил, что проехавший когда-то трактор в месте с землёй вывернул длинную кость. С пришедшим на это место другом мы предположили, что это берцовая кость человека и с помощью подручных средств откопали ещё множество костей и остатки сапожных подошв, подбитые деревянными "гвоздями". Стало понятно, что это останки советских солдат, погибших во время войны. Я не стал "загружать" друга рассказом о своём странном сне, так как пребывал в шоке от увиденного.
Приехав домой мы сразу же сообщили о своей находке местному поисковику Володе.Через какое-то время я поинтересовался у руководителя поискового объединения о результатах раскопок. Володя рассказал, что нашли останки семи советских солдат и захоронили в райцентре. Из предметов и вещей откопали 2 затвора от трёхлинейки и флягу с надписью "Василенко Григорий".
28 Если бы можно было всё изменить!
Дарья Михаиловна Майская
В одном хорошеньком ухоженном домике живёт старенькая-старенькая
больная женщина. Болезнь никого не красит, но за этой бабушкой
ухаживает многоопытная и очень ответственная сестра-сиделка -
Лидия Захаровна, которая так искусно ведёт дело, что её подопечная выглядит
приятной, ухоженной старушкой.
Лидию Захаровну пригласила для своей матери Вера Ивановна, врач городской
клиники, которой Лидия Захаровна отдала много лет своей трудовой деятельности
в качестве медицинской сестры из них под началом Веры Ивановны поработала с десяток лет.
Ухаживать за матерью Веры Ивановны ей было не в тягость, а даже
в радость: бабушка такая милая, улыбчивая, благодарная.
Она стала наперсницей для своей подопечной, и они прекрасно
проводили время, постоянно находясь вместе.
Но всё чаще Лидия Захаровна стала замечать, что её наперсница
пытается скрыть грусть, а то и откровенные слёзы.
- Что с Вами, Римма Станиславовна, голубушка, - спрашивает
Лидия Захаровна. - Может, беспокоит что? Вы скажите, мы лекарстовко примем,
я массажик сделаю тёплыми руками, всё и пройдёт.
- Нет-нет... Всё хорошо. - Вот и весь ответ.
Но однажды Римма Станиславовна не выдержала, всё же сказала,
что томит её:
- Скучаю я по доченьке Верочке. Так редко вижу её и внука Геночку.
Он уже взрослый стал. Раньше все каникулы у меня проводил, радовал
бабушку... Такой занимательный мальчуган. Добрый, ласковый.
А теперь они с Верой редко приезжают, я и лица, и голоса их стала
забывать... Тоскую по ним. Бывает, всю ночь не сплю...
Задумалась Лидия Захаровна. Что она может? Как помочь?
Думала-думала и, всё таки, решилась взять грех на душу.
- Вера Ивановна! Это Лидия Захаровна вас беспокоит. Простите...
Я к вам с плохой вестью... Ваша мама Римма Станиславовна,
только что скончалась...
Прерывающийся женский голос передал по телефону это страшное известие.
Вера Ивановна едва на ногах удержалась.
Что её старенькая мама больна, она, конечно, знала. Сама врач-терапевт
в областной клинике, она и назначала маме лечение, привозила лекарства.
Ухаживать за мамой, жившей в одном из отдалённых райцентров
области, поручила медицинской сестре, Лидии Захаровне,
многие годы жизни отдавшей этому нелёгкому делу и вышедшей
на заслуженный отдых.
Полный уход за матерью, пожилой женщиной, Вера Ивановна щедро оплачивала.
И она, и мама были медсестрой довольны. Отношения с ней давно стали
скорее родственными, чем деловыми.
И вдруг... Ну, как же так? Почему Лидия Захаровна не насторожилась,
не сообщила об ухудшении состояния мамы?
Всё это промелькнуло в голове бедной женщины, плакавшей на пути
в кабинет главного, у которого ей надлежало отпроситься на похороны.
Это три дня по закону, а там и два выходных... Всё успеет переделать.
Главный вдруг заартачился:
- Вера Ивановна! Примите мои соболезнования, но отпустить вас на такой
длительный срок не могу! Сообщитесь с сиделкой вашей мамы, пусть она
сделает всё положенное, а на похороны я вас отпущу... На один день!
- Да вы что, Евгений Алексеевич! - слёзы и так не унимавшиеся,
потоком хлынули, вырвавшиеся рыдания не давали ей говорить.
- Вера Ивановна! Не делайте из меня монстра! Вы не хуже меня
знаете положение дел в клинике. Работать совершенно некому, да,
к тому же, отпуска!..
- Евгений Алексеевич, я напишу заявление об уходе! Если ко мне
такое отношение, то дорожить мне моим местом не приходится!
Неожиданное горе и чёрствость начальника так подействовали
на бедняжку, что ноги её подкосились и она, этим обессиленная,
рухнула на стул.
- Не надо... Не надо... Возьмите себя в руки... Выкручусь...
как-нибудь. Езжайте. Примите успокоительное... - засуетился
Евгений Алексеевич.
Вера Ивановна вышла из кабинета. Проходя коридорами, придерживалась
за стены. Домой она заглянула на минуту, чтобы взять необходимое.
Всю долгую дорогу до райцентра, в котором жила её мама,
Вера Ивановна плакала, то переходя на рыдания и стоны, то затихала
на несколько минут, чтобы выпить глоток воды и поменять совершенно
намокший от слёз платок.
Вёзший её на автомобиле сын, сначала пытался утешать, но это,
как ему показалось, усиливало её терзания.
В народе о плаче с причитаниями по разному говорят: голосит,
воет... У Веры Ивановны это была смесь, в которой она говорила
о своей любви к мамочке, горечи утраты, а потом переходила
на самобичевание:
- Да что же я за дочь такая? Что же я за человек такой?
Мамочка старенькая, еле передвигается, а я оставила
её на чужого человека... У меня же огромная квартира, маме
хватило бы места, пусть выбирала бы любую комнату!
Ведь она так радовалась, когда я приезжала...
А я раз в месяц приезжала, а то и реже! - Вера Ивановна
взвыла после этих слов.- А будь она у меня, мы виделись бы каждый день!
Говорили бы каждый день!.. Я бы приняла последний вздох мамочки...
Последнее слово... Последний взгляд... Взяла бы мамочку
за руку, чтобы быть ей поддержкой в такую страшную минуту...
Мамочкаааа! Прости меняяя!..
Если бы только можно было всё изменить! Всё повернуть!
Вера Ивановна уже рыдала в голос и в своём горе была
так несчастна, эмоции выплёскивались так мощно, что они захватили
и её сына. Он плакал, не в силах сдержаться.
Опасаясь попасть в беду на дороге, сбросил скорость.
Наконец, они подъехали к дому матери. Вере Ивановне было тяжело
от того ещё, что ничего не изменилось и даже ни одного человека
около дома не было.
Войдя в калитку, она увидела на крыльце их медсестру, та, зачем-то,
быстро спускалась с крутых ступенек крыльца.
- Вера Ивановна, я в окно увидела, что вы подъехали и вышла
встретить вас,- как-то даже обрадованно заговорила она.
Веру Ивановну резануло, что голос Лидии Ивановны был бодр и,
можно было бы сказать, весел, но уж слишком это неуместно.
- Вера Ивановна! Вера Ивановна! Подождите!
Я вам должна сказать! - почти кричала сестра-сиделка,
но Вера Ивановна отвела её рукой в сторону и молча пошла в дом.
Мать Веры Ивановны... сидела за столом и что-то аккуратно ела.
Увидев дочь, она радостно всплеснула руками:
- Дочка моя приехала! Верочка! И Геночка! Какая радость!
А что среди недели? Не случилось, не дай Бог, чего?
Какие силы помогли Вере Ивановне не грохнуться в обморок,
и гадать не хочется. Но предположить можно, что она врач
с закалённой психикой или за всё это время выпотрошила себя
эмоционально, а ещё знаки сиделки-сестры, уже стоявшей за спиной
матери. Вот она и на ногах удержалась, и заговорить смогла
довольно спокойно:
- Да нет, ничего не случилось. Просто мы с Генкой ездили
в соседний район и завернули тебя проведать.
- У тебя глаза красные... Лицо отёчное... Верочка, ты хорошо
себя чувствуешь?
- Мама, дорога долгая, я устала, голова закружилась.
Не беспокойся.
Мать отвлеклась на внука, а Вера Ивановна вышла с медсестрой
поговорить.
- В чём дело, Лидия Захаровна?! Это что за шутки такие?
- Верочка Ивановна! Простите! Ваша мама крепко заснула, мне показалось,
что она очень бледна и у неё холодные руки. Дыхания я не услышала,
как ни прислушивалась... В панике я позвонила вам. А потом, когда
Римма Станиславовна проснулась, я ею занялась и не стала Вам
звонить: понятно же, что Вы уже в дороге, не возвращаться же вам? -
Лидия Захаровна оправдывалась, скрывая истинную причину такого
тяжкого сообщения.
Вера Ивановна вернулась в комнату матери, обменялась с ней
несколькими словами и, напомнив, что они торопятся до наступления
темноты успеть домой, обняла маму, велела беречь себя, и они с сыном
отправились в обратный путь.
Через несколько дней Вера Ивановна снова получила сообщение:
мать скончалась...
29 Бог с ними
Дарья Михаиловна Майская
Марфа Никифоровна - приятная на вид, аккуратненькая, опрятная
старушка. Всегда в беленьком платочке, будто впервые покрытом:
ни пятнышка, ни отделившейся ниточки, со скромной "травчатой"
каёмочкой по краю.
Летом, в самую жару она выходит на улицу в беленькой же кофточке
и тёмной на сборках юбке с вшитыми длинными карманами.
В одном кармане у неё носовой платок, а в другом - карамельки в ярких
расписных обёртках. Их она припасает для своих внучат и соседских
ребятишек.
Сколько радости у них, как получат от бабушки по паре карамелек,
а потом рассматривают, сравнивают картинки на обёртках.
- Никифоровна, где ты такие конфетки берёшь? Я внуку говорю,
чтобы он ими лакомился, а грамотки* обязательно мне приносил - я их
изнутри на крышку сундука леплю. Такааая красота!
Довольная Марфа Никифоровна улыбается:
- Сыновья, дочери гостинцами меня балуют. А я ребятишек радую.
На утренней и вечерней молитве и в течение дня несколько раз
она неизменно благодарит Бога: "Слава Тебе, Господи, что я до таких
лет дожила и на своих ножках остаюсь".
Конечно, старенькой стала Марфа Никифоровна. И то сказать:
вот-вот - 90! Ей и самой не верится, что это она такая. И никак не может смириться с тем, что древняя - это о ней можно сказать.
Марфа сохранила острый ум, умение интересно, не подыскивая слов,
рассказывать. Очень набожная, никогда это не выпячивает, не навязывает
своих убеждений, не осуждает за откровенное неприятие их. Вообще никогда
никому ничего не доказывает, а если кто-то случайно или намеренно
с ней непочтителен или даже груб, смиренно говорит: Бог с ним...
Домик Марфы Никифоровны небольшой, но ухоженный - на три комнаты, поддерживается в чистоте и уюте где своими силами, где с помощью
старшей дочери Елены и её детей.
Войдёшь в дом, как в благодать попадаешь: тепло, чисто и запах...
неуловимый, благородно-пряный.
Соседки ей говорят: как у тебя хорошо, Никифоровна!
- Я тут молюсь. Должно быть хорошо, - только и скажет она.
У Марфы Никифоровны нет, как в некоторых домах, иконостаса.
Всего одна икона с ликом Спасителя. Очень старинная. Со своей историей.
Отец Марфы Никифоровны очень богатым был. И знался с богатыми.
В своей ранней молодости довелось ему побывать у одного купца.
Тот повёл его что-то посмотреть. А в углу кладовой всякий хлам сложен.
- Что это у вас тут? - полюбопытствовал парень.
- Это негодное. На выброс или тряпичнику отдадим, что возьмёт.
Вдруг под тряпьём парень увидел уголок киота. Потянул и вытащил икону.
Тёмная, почти чёрная, но благодатная волна от неё пронзила парня.
Он и не понял, что это было с ним?
- Можно я себе возьму? - почему-то очень тихо и почти робко попросил
хозяина.
- Да конечно! Дай я тебе заверну её - испачкаешься.
Парень привёз икону домой. Сам протёр её осторожно, трепетно
и поместил в иконостас. А на утро все обомлели: сияла она...
Марфа Никифоровна говорит: "как жар горела!" И досталась она
Марфе от отца в наследство или как подарок, когда была уже
замужем. Так выделил он свою дочку-любимицу.
Расположена эта икона у Марфы высоко в углу, украшена вышитым
полотенцем. Перед ней висит лампада. Тоже старинная. Красивая.
Всегда заправлена. Марфа Никифоровна сама её заправляет,
осторожно взбираясь на стул.
Много детей у Марфы. Взрослые давно, у самих дети и внуки, но особая
её забота - младшая дочка, Екатерина. В жизни Екатерины всё хорошо
складывалось - выучилась, стала медсестрой. На работе в уважении и почёте,
и дома все бегут к ней - кому уколы делает, кому массаж, кому перевязку... Благодарны ей люди.
И вдруг, такая беда: на её глазах погиб единственный пятилетний сын.
Играя в саду, он забрался на дерево - хотел посмотреть на птенчиков в гнезде. Мать увидела, стала уговаривать слезть, подсказывала, за какую ветку держаться, на какую наступить, но он сорвался...
Катерина и раньше не была религиозной. Совсем не была.
Даже родившегося Сашу не разрешила крестить. "И почему она такая?" -
недоумевала мать...
И вот он погиб. Безутешная, она и лба не перекрестила ни разу,
хотя бы подумала, а вдруг Там от этого душеньке ребёнка лучше будет?
Однажды Катя рассказала матери сон:
- Иду мимо детской площадки. Все детишки играют вместе, а мой Саша
сидит на травке отдельно... один... грустный... травинки перебирает.
Я заплакала, глядя на него...
- Некрещёный он, вот и отдельно сидит.
- Перестань, мама, надо же чему-то сниться, - оборвала Екатерина.
Потом дочь у Кати родилась. Теперь-то она уже взрослая и...
тоже некрещёная. Даже такой сон Катерину не насторожил.
Впервые Марфа Никифоровна заговорила с Катей о Боге - та и слушать
не стала. Но дочка её перед замужеством сама
сходила в храм, поговорила со священником и покрестили её.
Все трое сыновей Марфы с первого дня и до победы были на фронтах
Великой Отечественной войны. Они воевали, а она
молилась о них ежечасно, ежеминутно. Перед образом Спасителя,
подаренным батей, ночами в молитве стояла на коленях.
Вымолила: все трое пришли невредимыми.
У Ивана только была рана в левую руку, но она не помешала ему воевать.
Перед лицом такой великой войны сплотилась семья, делились каждым
куском хлеба, дети помогали родителям и друг другу. Выстояли!
Ни один не умер от голода и болезней. После войны устраивали жизнь,
стремились к лучшему.
Добром и трудом шли, не нахрапом. Отец семейства умер сразу после войны,
оставив жену свою Марфу на попечение Богу, самой себе и детям...
И вот пришло время, тяжко заболела Марфа Никифоровна. Слегла.
Забрала её к себе Екатерина. Всем разослала письма с сообщением
о тяжёлой болезни матери. Приехали. Поздоровались, обнялись,
поплакали. Поговорив с матерью минут десять, ушли в другие комнаты:
кто из сумок выкладывает продукты, кто подарки раздаёт.
Матери так хочется смотреть на них, слушать их разговоры,
но... около неё сидит одна старшая дочь - Елена. На минуту не отходит.
Подошла средняя дочь - Варвара:
- Мама, я тебе деньги должна, пусть они будут у меня, а умрёшь,
я на них все службы тебе закажу. Я в храме и о. Симеона,
и о.Владимира знаю. Всё, как надо, сделают. Земле придадут...
- Варя! Уйди отсюда! - сдавленно, сквозь зубы процедила Елена.
- Да чего ты? Я ж, как лучше! - поджала губы Варвара. - Это
и не твоё дело.
- Уйди, я сказала!
Варвара спешно вышла.
Дня через два дочь Елены - Лариса приехала, подошла к бабушке,
обняла. Марфа оживилась:
- Я тебя ждала, внучка... Так ждала...
- Не могла я раньше - работа. Как ты, бабушка?
- Ничего.
- Вот и хорошо, что ничего. Ты же не в первый раз так болеешь?
- Ооо, я очень тяжело болела. И не раз, но выкарабкивалась...
Сон мне был или видение... Подошёл к моей кровати старичок, весь в чёрном.
Откинул одеяло, стал руками живот мой трогать и вдруг живот открылся,
а там мусор какой-то и... гвозди, погнутые, ржавые.
- Что он с ними делал, бабушка?
- Выбрасывал. Все ли выбросил, не знаю...
- Да все! Все, бабушка! Ты ещё поживёшь! Ты сильная. Ты нам нужна!
Внучка вышла, а около матери снова села Елена, остальные - кто на кухне,
кто в гостиной телевизор смотрит... между собой общаются.
Больная мать поворачивает голову к Елене:
- Они все там, не разъехались?
- Нет, мама, не разъехались. Разговаривают...
- А что ты с ними не посидишь?
- Да они всё о своём, я, как-то, и не вписываюсь.
- А ты не горюй об этом и не обижайся. Мой батя купец был.
Умирал - я тоже одна около него была. А они добро делили. Мне мало
досталось... Зато батя своей рукой передал. Тайно ото всех...
Все жадные подохли давным-давно. А я всё живу, Бог дал...
Елена ушам своим не поверила, чтобы мать всегда такая сдержанная, так
выразилась?!
- Мама! Вдруг услышат! Не говори так!
- Пусть услышат, а не услышат - сама им скажи.
Ты сходи ко мне домой и возьми у меня икону. Отдай её дочке твоей,
Ларисе. А им она никому не нужна.
Они приценивались, за сколько можно продать...
Больная говорила трудно, натужно, вдруг перешла на шёпот.
Елена наклонилась к ней, стараясь разобрать, что она говорит.
- Лёна, ты плохо слышишь? - мать называла дочь - Лёна.
Елене не хотелось говорить, что речь у матери нарушилась,
голос порой очень слабый, поэтому она ответила:
- У меня в ушах шум. Мешает мне.
- В кого ты у нас такая глухая?- даже с какой-то досадой
сказала мать. - Как же секрет тебе рассказать, чтобы никто не узнал?
- Мама, а ты по одному слову говори. Даже и услышат - по одному-то
слову не поймут.
- Печь... дымоход... жестянка-коробочка... Возьми... Сразу... не трать...
С умом... - Сказала мать и смотрит, старается понять - услышала ли дочь?
Дочь услышала, но какая-то отрешённая, не трепыхнулась даже.
Марфа помолчала, будто раздумывая, что ещё сказать, и вдруг
впала в тяжкое забытьё. Елена встала и пошла к своим братьям и сёстрам.
- Как там мама? - спросил младший брат.
- Ничего. В памяти. Сейчас заснула.
- В памяти? А что-нибудь говорила?
- Говорила. Вспоминала, что, как и я, она одна сидела около
умирающего своего бати.
На следующий день сердце Марфы остановилось...
Хоронили Марфу, как и подобает благочестивой христианке:
черничку пригласили читать Псалтырь, певчих позвали... Горели свечи,
всех одарили подарками на память об усопшей.
У младшего её сына спросил стоявший со свечой сосед:
- Когда уезжаешь?
- Завтра же. Я и так потерял целую неделю.
Это услышала внучка Лариса:
- Не стыдно так говорить? Мать умирала, а ты терял время на неё...
Все что-то брали из дома матери. Екатерина спохватилась:
- А где же икона? Я хотела её себе взять. Она дорогая!
- Вот мама и велела мне взять икону. Она для вас не святое,
а только рубли...
- Ты взяла икону, значит, доли тебе от продажи дома не будет, -
сказала Варвара, и все её поддержали. Не выдала Елена Варвару, что та
деньги матери должна... "Бог с ней",- как мать, подумала она.
Расстались все отчуждённо, будто каждому обида нанесена.
Ключи от дома Елене оставили, чтобы покупателям дом показывала.
Она ведь рядом с матерью жила.
Долго Елена маялась после похорон. Плакала и терзалась: с потерей
матери не могла смириться и казалось к тому же, что братьев и сестёр
уже живыми теряет.
Наконец, не выдержала, пошла в храм, попросила батюшку поговорить
с ней. Всё ему рассказала, как росли, поднимались на ноги,
дружней и милей их в мире не было. Как помогали друг другу,
выручали в трудную минуту.
- Батюшка! Что с нами стало? Что нас так изменило? У меня
сердце разрывается! На душе темь и мрак...
- В тебе непонимание и обида говорят. А что твоя мать говорила
об обидчиках?
- Ничего, только однажды плохо сказала, да и то не за себя, за меня
ей обидно стало. А так всегда одно: "Бог с ними"...
И после говорила с обидчиками, как ничего и не было.
- Вот какой великий пример тебе для жизни, а ты маешься,
судить берёшься, разобраться пытаешься...
- Спасибо, батюшка. Я поняла! - поклонившись, Елена вышла.
И увидела, что небо высокое-высокое! А Солнце золотое, ласковое,
доброе. Исчезли темь и мрак, как и не было - в душе они были.
Через несколько дней пришли первые покупатели.
Елена водила их по дому, рассказывала, что, как и где.
- А печка хорошо топится, не дымит? Дымоходы чистили?
- Не дымит...
И тут Елену, как током прошибло: печка... дымоход... жестянка...
Проводила она покупателей, взяла фонарик и стала в дымоход светить.
Еле рассмотрела подобие коробки. Оборвала проволоку, заделанную в кирпич,
сняла жестяную коробку. Открыла, а там царские наградные кресты
и полсотни золотых десяток!
Думала-думала, что с ними делать? Раздать братьям и сёстрам -
не поверят они, что в точности столько и было, будут думать -
себе больше оставила, враждовать начнут. Себе взять - что с ними делать?
Четверо детей у Елены. Кому досталось это богатство? Может снохе
Анне, которая не отходила от свекрови в её болезни, ухаживала за ней
до последнего, утешала. Эту загадку нам уже не разгадать.
Сколько же лет с тех пор прошло? Много. Всех примирила
Мать сыра-Земля... правых, и виноватых... Бог с ними...
..............
* - грамотка - устар.- бумажка.
30 Георгиевский крест
Вера Корнилова
Александр Петрович Скворцов — седовласый мужчина лет шестидесяти пяти, плотного телосложения, слегка прихрамывая на левую ногу, ходил по своей квартире, осматривая её стены. Он остановился около стола, на котором лежал завернутый в бумагу портрет. Взглянув на него, Скворцов прошел в кладовку и вынес оттуда старенькую стремянку. На её ступенях были видны разноцветные, засохшие следы от красок. Александр Петрович остановил взгляд на старинных настенных часах, в деревянном корпусе.
«Портрет достоин самого лучшего места в квартире», — решил хозяин дома.
Он осторожно поднялся по ступеням стремянки,снял часы со стены, перевесив их на другое место, Александр Петрович поправил стрелки часов, слегка толкнул рукой маятник, и они неспешно начали свой размеренный ход. Эти часы достались ему в наследство от родителей, и каждый раз, когда он прикасался к ним, память возвращала его в детство, в родительский дом. На освободившееся место Скворцов повесил портрет.
— Хорошее место, — произнес он с улыбкой, хотя дома никого не было.
Вот уже более года, как хозяин дома жил один. Его супруга, Мария Семёновна, после тяжелой и продолжительной болезни ушла из жизни. Скворцов месяц назад обратился к знакомому художнику с просьбой написать портрет его деда по фотографии. Она была настолько выцветшая от времени, что он не ожидал, что художник сможет так точно передать образ. Александр Петрович взглянул на портрет. С него смотрел мужчина средних лет в военном кителе с Георгиевским крестом на груди. Солнечные лучи полуденного солнца ярко освещали его мужественное лицо с правильными чертами лица. Во всём облике чувствовались благородство и стать.
«Жалко, что я так мало знаю о своём дедушке», — подумал Скворцов.
Со слов своего отца он знал, что дед во время русско-японской войны совершил подвиг, за что был награжден Георгиевским крестом первой степени. И что ему удалось дослужиться до офицерского звания во время Первой мировой войны.
«Интересно, где его награды? И мой отец вряд ли их видел», — подумал Александр Петрович, не сводя глаз с портрета.
Прошла неделя. Скворцов стал всё чаще мысленно обращаться к портрету деда, беседуя с ним. Ему казалось, что дед наблюдает за ним. От этого взгляда слегка прищуренных глаз исходила какая-то не совсем понятная ему теплота. Абсурд, но этот портрет стал служить ему поддержкой в его одиноких буднях. Уже почти год, как его единственный сын, офицер Российской армии, был бойцом СВО. На письменном столе стояла его фотография. Медаль «За отвагу» теснилась среди других наград на груди сына. Александру Петровичу не хватало общения с ним, поэтому он часто думал о нём. Мысль, что сын жив, служила радостью для Скворцова.
«Вот вернётся домой, обязательно его женю. И в доме зазвучат детские голоса», — частенько думал он.
Петрович гордился своим сыном.
— Вот дед какой внук то у тебя! Такой же герой, как и ты. Тоже сражается за Россию! — говорил Александр Петрович, обращаясь к портрету деда.
В одну из ночей приснился Скворцову сон, что на портрете исчез знакомый ему облик деда. И лишь какие-то неясные тени блуждали по полотну, освещённому светом уличных фонарей. Сквозь дремоту он услышал незнакомый ему голос:
— Саша, вот мы и встретились с тобою. Спасибо тебе, уважил деда, заказал мой портрет, да на почётное место водворил. Вижу, что ты живёшь по совести, люди уважают тебя. И наград у тебя больше, чем у меня. Все они получены за нелёгкую воинскую службу. Я горжусь тобою и своим правнуком! Знаю нелегко ему сейчас на передовой. Но он настоящий боец! Мне хочется, чтобы вы знали о нахождении моих наград. Я вам подскажу, где они. В родительском доме на стене висят семейные фотографии…
И тут Скворцов проснулся. На столе громко трезвонил будильник. Он долго лежал неподвижно, раздумывая о том, что мог означать этот странный сон. Первые солнечные лучи пробились сквозь неплотно закрытые занавеси, коснулись стены и легли на портрет деда.
«Что за сон? О чём хотел мне рассказать дед?» — подумал Александр Петрович. — Мистика какая-то…
Он встал с кровати, подошёл к окну и раздвинул шторы. Теплым солнечным светом наполнилась вся комната. За окном молодые ветки липы с округлыми ярко-зелёными листьями слегка раскачивались от лёгкого дуновения ветерка, словно хотели заглянуть в комнату. Настенные часы пробили пять часов утра.
«Жаль, что сон прервался. О чём хотел поведать мне дед?», — подумал он.
Александр Петрович снова лёг в кровать, стараясь уснуть, но, увы, всё было бесполезно. Покрутившись полчаса с бока на бок, он встал и направился на кухню готовить себе завтрак. Вдыхая аромат свежеприготовленного кофе, он рассуждал:
«А что, не съездить ли мне в деревню? Погода отличная. Отдохну на природе денька два, порыбачу».
С этими мыслями он быстро собрался и вышел из дома.
Первой электричкой Скворцов благополучно доехал до станции «Луговая». Он шел по дороге и все размышлял над своим сном. За этими думами не заметил, как дошёл до родительского дома. Из ворот дома напротив вышла соседка Клавдия. Она остановилась, увидев Скворцова.
— Здравствуй, Александр, — произнесла она. — Ты надолго приехал или только на часок, посмотреть?
— Да, как получится, — ответил он, улыбаясь.
— Понятно, дачники к дому не привязаны, — язвительно произнесла соседка и пошла в сторону станции.
Александр Петрович остановился около крыльца. От нахлынувшего волнения у него защемило в груди. Встреча с родительским домом была для него всегда волнительной. Он с трудом открыл поржавевший за зиму навесной дверной замок и вошёл в дом. В нём было сыро и прохладно. С годами дом словно врос в землю, осел. Низкий покосившийся потолок, рассохшиеся половые доски — всё это свидетельствовало о его долгожительстве. Петрович похлопал ладонью по стене, словно проверяя их на прочность.
«Ничего, простоял сто лет и ещё простоит. На мою жизнь хватит. Брёвна крепкие, для себя строили, на совесть, на века!», — подумал он.
Александр Петрович прошёл в переднюю часть дома по скрипучим половицам и открыл окна. Полуденный солнечный свет осветил фотографии в деревянных рамках на старой бревенчатой стене. Он подошёл к стене.
«Какое счастливое было время! Казалось, что счастье будет вечным, ведь были живы родители», — подумал он, всматриваясь в чёрно-белые снимки.
Он задержал свой взгляд на фотографии, где скромно одетая, простоволосая женщина с длинной косой, держит на руках ребёнка. Александр улыбнулся.
«Мама тут совсем молодая, а мне годика два», — подумал он.
Он перевёл свой взгляд на фотографию, которая висела рядом.
«А вот и знакомый снимок, такой же, как у меня в альбоме».
На фотографии был его дед Василий Степанович. Он стоял в военной форме, в портупее, с шашкой. На его кителе красовался уже знакомый ему Георгиевский крест и другие незнакомые ему награды. Александр Петрович перевернул рамку и заметил надпись «1918 год».
В это время он почувствовал, как под его ногами скрипнула и провалилась прогнившая половица, образовав углубление в полу. Скворцов решил убрать сгнившие части половицы. Он наклонился и тут заметил среди обломков кусок мешковины. Убрав трухлявые части доски, он осторожно вытащил мешок.
«Что за мешок? Откуда он здесь?» — подумал он.
Александр Петрович с трудом развязал узел и дрожащими от волнения руками вытащил жестяную баночку и предмет, завернутый в выцветшее от времени льняное полотенце. Открыв баночку,он увидел там ордена. Александр Петрович взял один из них в руки. Потерев тряпицей по потемневшей его поверхности, он понял, что держит в руках Георгиевский крест. Похоже, это был тот самый крест, который он видел на снимке у деда. У равноконечного креста лучи были слегка выпуклые на лицевой стороне, в центральной части был изображён воин Георгий, попирающий змея.
У Скворцова от волнения пересохло в горле. Он вытащил из сумки бутылку с водой и с жадностью преподнёс к губам, отпив несколько глотков. Живительная вода успокаивающе подействовала на него. Вскоре ордена Святых Анны и Владимира с мечами перекочевали на стол. Скворцов действовал неторопливо. Он как бы тянул удовольствие от увиденного.
— Что это за предмет, который так тщательно спрятали от посторонних глаз на долгие годы? — думал он, разворачивая следующую находку. Это была старинная икона в деревянном окладе.Он бережно протер ладонью по ней и отчетливо увидел образ Георгия Победоносца. Петрович присел на табурет, он был просто потрясен этой находкой. Глядя на неё из его уст прозвучала молитва,которую он когда то слышал в детстве от бабушки.
-Отче наш, Иже еси на небесех!Да святится имя Твоё....«
На глаза навернулись слёзы.
«Вот, так дед! Какой подарок преподнёс! — подумал Александр Петрович. — Вот и не верь снам!»
Раздался телефонный звонок. Александр Петрович сунул руку в карман и достал из него сотовый телефон. Он приложил его к уху и услышал родной голос сына.
— Папа, привет! Это я! Как ты там? Как твое здоровье?
Александр Петрович от внезапно нахлынувших чувств чуть не заплакал.
— У меня всё хорошо, сынок. Как ты?
— У меня тоже всё нормально. Нас вывели с передка на отдых. Пока тихо, не слышно взрывов. Есть свободная минутка, решил тебе позвонить. К новому году думаю приеду в отпуск, если буду жив. Жди меня, папа! Передавай привет всем нашим родным.
— Береги себя, сынок. Возвращайся домой с победой!
В это время связь прервалась. Скворцов аккуратно сложил свои находки в мешок.
«Вернётся домой сын, вот удивится подарку от прадеда. Пусть знает свои корни!» — подумал Александр Петрович, глядя на фотографию деда.
31 Чукурук
Энт Винтер
(короткий рассказ)
Настоящий стайер-легкоатлет состоит из двух частей: большая голова и огромные кроссовки.
По набережной, по пешеходной дорожке, расположенной вдоль проезжей части, бежал мужчина в синей спортивной шапке поверх темного гейтора, плотно облегающего шею и затылок. Фирменная серая, с черными вставками, кофта, перехваченная в талии поясным ремнем с узкой сумкой, легкие черные беговые брюки, бело-синие кроссовки, солнцезащитные очки и перчатки — все было на нем ладно подогнано и выглядело цельно, эффектно и спортивно изящно. В каждом шаге было столько легкости, а в фигуре — мускулистой худобы, что стопы, отрываясь от поверхности и касаясь опоры как бы невзначай, будто парили в воздухе.
Гладь заливного луга, раскинувшегося по одну сторону от дороги, сдерживалась высокой защитной стеной, сложенной из крупного камня. С другой стороны высотные дома подступали к проезжей части плотной городской застройкой.
Под стеной, обтянутой стальной сетью, старая протока, тесня высокие кусты тальника к дамбе, в прибрежной кайме синела водой; в центральной ее части пенились белые гребни хрустящей пористой наледи. Снег сошёл, но зима не сдавалась. В ночь ударил мороз, обездвижив блестящие лужи на асфальте и затвердив на поверхности протоки суетящиеся ручьи. Неожиданно скованные льдом пучки камышового тростника, еще вчера свободно болтавшиеся в воде, сегодня беспомощно трепыхались и живо пружинили. Ветер, словно насмехаясь над незадачливыми пленниками, навешивал целлофановые обрывки прошлогодних пакетов на их сухие пушистые метелки.
Навстречу мужчине-легкоатлету неторопливо двигалась пара пешеходов. Плотный, круглолицый мужчина в легком распахнутом пуховике и спортивной шапке энергично жестикулировал одной рукой. Другой рукой он удерживал черный полиэтиленовый пакет. Его товарищ, в кепке, тучный, с безукоризненно оформленным животом оверсайз, убрав руки в карманы куртки и склонив голову набок, сосредоточенно слушал. Увидев качели на вынесенном вперед, как капитанский мостик, месте, он, опередив друга, мелко засеменил на полусогнутых ногах и устроился комфортно. Забросив руку на деревянную спинку и обхватив ладонью второй руки металлическую цепь, он, отталкиваясь ногой, начал размеренно раскачиваться. Круглолицый товарищ пошарил в пакете и, выудив оттуда емкость, блеснул стеклом запретной сущности. Взглянув на нее критически, как бы соизмеряя остаток с возможностями, он избавился от пробки и, сделав пару глотков, передал сотоварищу. Пока тучный мужчина повторял процедуру, круглолицый достал из пакета что-то съедобное и, развернув обёртку, запустил процесс, аппетитно нажевывая. Пробку от бутыли и порцию съестного для друга он удерживал пальцами вытянутой руки, в то время как пакет висел на запястье. Тучный, вернув емкость, утопил съестное в рту и, прикрыв глаза, с нескрываемым удовольствием двигая челюстями, запрокинул голову, подставив лицо под тепло солнечных лучей. Круглолицый отдыхающий, упаковав все в исходное, пристроил пакет рядом с качелями и подошел к каменной стене невысокого забора; глянул в сторону луга и, развернувшись, облокотился о плоскость площадки ограждения. Расправляя плечи, он прогнулся котофеичем в спине, и, заломив шапку к затылку, пустил белесый дым сигареты.
«Нашли же место!» — легкоатлет статно проследовал мимо. Плохо скрываемое раздражение отпечаталось на его лице.
Круглолицый ткнул тыльной частью сигареты в сторону удаляющейся фигуры:
- Знаешь, куда он бежит?
Тучный медлил с ответом, продолжая жевать:
- Мне все равно. Я никогда этот спорт не понимал… И не приму.
- За удовольствием бежит. Только он его получит позже, когда в душ пойдет, а нам… — круглолицый развернулся в сторону луга и глубоко вдохнул, — прелым сеном пахнет. Эх… красота! И бежать никуда не надо.
Несколько раз затянувшись, он, смяв окурок, бросил его в урну и уселся рядом с тучным товарищем.
Легкоатлет продолжал тренировку. Высоко подняв голову, сохраняя спортивную осанку, он смотрел строго прямо, лишь изредка поглядывая по сторонам. В один из таких моментов он словно зацепился взглядом за что-то. Сквозь ветви кустарника проглядывалась фигура мальчишки. Разбежавшись, тот перепрыгнул слой прибрежной воды и ходом влетел на небольшой островок, черневший среди льда. Прощупав носком кроссовка лед, убедившись, что тот достаточно крепок, мальчик сделал пару шагов. С берега за ним следили двое друзей такого же возраста, снимая происходящее на камеру телефона, и еще один, совсем маленький — верно чей-то брат. Озорник длинными шагами помчал по заснеженной, ноздреватой поверхности. Выбежав на середину протоки, он притормозил. Развернувшись, вскинул обе руки. Размахивая ими над головой, корча веселые гримасы, он, отклячиваясь, периодически прыгал назад, изображая забавный шуточный танец. Затем деловито пошел по снежной поверхности вдоль берега, снисходительно поглядывая на своих зрителей. Достигнув места, где показался чистый голубой лед, озорник, видимо понимая, что наступать на него опасно, повернул к друзьям. Сделав несколько шагов, он ускорился. Дети, находившиеся на берегу, голосили, перемещаясь с места на место, но сами выходить на лед не решались. Мальчишка-озорник между тем самозабвенно бежал к ним.
На другой стороне города молодой парень — незадачливый водитель уселся за руль и, глотнув газированного напитка, небрежно бросил недопитую пластиковую бутылку себе под ноги, включил любимую музыку и поехал по делам. Петляя по городским трассам, преодолевая лежачих полицейских, перекрестки и заторы, он выбрался за город. Когда на уклоне впереди идущий грузовой автомобиль сбросил скорость, парень ударил по тормозам. Пластиковая бутыль, укатившись вниз, застряла, заблокировав нажатие. Педаль не подалась. Страшно. Так же страшно, но подалась опора под ногой мальчугана, обжигая темной ледяной водой. Озорник ухнул.
Дети на берегу, оцепенев от ужаса, замолчали. Дал реву маленький мальчик в длинной наглухо застегнутой куртке и бейсболке, поверх которой капустными листами повисли два капюшона — от худи и куртки.
Легкоатлет бросил взгляд в сторону озорника и вместо бегущей фигуры увидел голову и темные спички рук, судорожно ломающие тонкий лед. Сняв очки, на ходу освобождая ушные раковины от белых улиток наушников, он побежал было к ограждению, но передумал и рванул обратно к пешеходной дорожке, крикнув случайному прохожему-мужчине:
- Там ребенок тонет!
Мужчина удивленно посмотрел на него и, сделав вид, что не расслышал или не понял, продолжил свой путь. Спортсмен, осознавая опасность ситуации, перевел взгляд на отдыхающих; стремглав кинулся в их сторону и, не добежав, с расстояния, крикнул, что есть мочи.
Круглолицый, уловив тревожные ноты, поднялся с качелей:
- Что?
- Ребенок тонет! — легкоатлет махнул рукой и, развернувшись, бросился прочь. На краю стены он застопорился. Пугающая высота не давала спрыгнуть вниз.
Круглолицый застегнул пуховик и помчал к легкоатлету. Его тучный товарищ поспешил туда же. Подбегая к металлическому ограждению, расположенному прямо перед обрывом защитной стены, круглолицый продемонстрировал чудеса необыкновенной прыти. Не сбавляя скорости, он оперся левой рукой на блестящее ребро швеллера и одним движением перекинул обе ноги через преграду. По-обезьяньи ухватившись руками за металлическую сеть, прикрывавшую кладку, он, спускаясь, нащупал носком ботинка выступающий камень, отпустил руки и спрыгнул вниз. Спортсмен, увидев в стороне дренажную трубу, выступающую из стены, побежал к ней. Тучный отдыхающий проследовал за ним. Пока они, используя выступ трубы, как опору, спускались, круглолицый уже выломал из кустов длинную сухую ветлу и вошел в воду.
Стынь ледяной воды, выкручивая и вытягивая жилы, выбивала воздух из легких мальчишки; шоком пронзала тело насквозь, неумолимо замедляя отклик мышечных реакций. Пытаясь выбраться, он, панически цепляясь за кромку льда, всякий раз отламывал ее ледяной фрагмент. Силы оставляли мальчика — на остатках морально-волевых он продолжал бороться за свою жизнь.
Наступая ногами на лед, проламывая его, круглолицый мужчина толкал впереди себя палку и упорно приближался к тонувшему. Спортсмен и тучный подбежали к берегу, остановились. Круглолицый зашел уже по пояс, глубина продолжала расти. Он, ощутив, что дно берет круто вниз, развернулся и крикнул:
- Держите меня!
Тучный отдыхающий, скинув куртку, задвинул спортсмена; ступил в воду и шагал сначала осторожно, затем по мере намокания и принятия факта неизбежного дискомфорта обрел уверенность и, подойдя к круглолицему, решительно ухватил его за пуховик. Вместе они двинулись дальше. Вода почти коснулась груди, когда конец ветлы достиг полыньи.
- Хватай! Держись крепче!
Сбитыми, замерзшими, еле гнущимися пальцами, мальчишка обхватил палку.
- Держишь?
- Н-да-а-а!
- Я тяну! Давай, — он через плечо кивнул тучному.
Надламывая лед, тело озорника выехало на снежный панцирь.
Где-то тонко тренькала весенняя синица.
Вытряхивая воду из промокших ботинок, круглолицый спросил:
- На кой черт вы сюда поперлись?!
- Мы на пикник пришли.
- Мы ему говорили, что нельзя.
- Мы не виноваты, — дети хором оправдывались.
- На пикник? Пикинеры, вашу мать…
По дренажной трубе всей гоп-компанией они преодолели стену и вышли к качелям.
Отчаянная, заполошная бабуля — житель ближайшей высотки, в расстегнутой куртке и цветастых кухонных бриджах, суетливо оглядываясь, пересекла проезжую часть с пестрым пледом наперевес. С головой обернув дрожащего озорника, она ладонью подперла себя под ребро, восстанавливая дыхание. Мальчишка сидел на скамейке качели и, скрестив руки на груди, трясся от холода настолько сильно, что не мог вымолвить ни слова. Глядя на баклажановые губы, на тусклые, расплывчатые пятна румянца на щеках, бабуля приобняла его, и на отрывистом выдохе, ободрила:
- Э-э-эх, чукурук!
- Мать, да какой он сахарок? Шалопай! Вот он кто! — круглолицый мужчина, видимо, не расслышал, что она сказала.
Вместе с тучным товарищем отжав пуховик, он надел его, поморщившись от неприятной сырости:
- У меня из-за него в штанах — морозная свежесть. Цветов не надо. Пойте нам теперь хвалебные... — он шмыгнул носом, — диафрагмы!
Находясь в стороне и опасаясь приближаться, самый маленький мальчишка продолжал плакать.
- А ты? Чего хнычешь, малой?
- Я домо-ой хочу. О-очень хочу-у.
- Как зовут?
- Ди-и-ма.
- Не Дима, а Димон! Так говори, и уважать будут! Держи конфету, — вынув из пакета помятый треугольник плавленого сыра, круглолицый вложил его в детскую ладонь. Затем, достав заветную емкость, не стесняясь никого, он как следует приложился, определив себе несколько крупных глотков; передал тучному и обратился к спортсмену:
- Слушай, командир, мы пойдем. Холодно… Да и мокрые совсем. Продует. Вы тут с бабулей разберетесь, что и как. Они наверняка недалеко живут, — он бросил взгляд через дорогу на дома.
Где-то продолжала пиликать синица.
Отдыхающие вышли на край проезжей части и, дождавшись пробела в дорожном потоке, едва переставляя ноги, словно влипая в асфальтовое полотно, перебрались на другую сторону. В их неловких движениях не было ни легкости, ни складности, ни спортивного изящества, как в пакете у них не было конфет.
32 Соблазн
Иван Жемакин
«Люби врагов своих, поражай врагов Отечества...»
Когда пришла на нашу землю иноземная орда, вдовый сельский иерей благословил единственную дочь свою Екатерину, по упорной её просьбе, на ратное служение. Обучили семнадцатилетнюю поповну в секретной радиошколе, отправили на оккупированную территорию.
Век радистки в подполье недолог. Умело работают пеленгаторщики, много глаз и ушей у врага. Через три недели взяли Катю.
Занесли её наши в список пропавших без вести. На смену послали другую радистку из той же школы.
Немец-контрразведчик сухо обронил:
— Отработанный материал. Ищите новую. А эту… к червям.
Катю присоединили к группе женщин и детей — семьям партизан.
Ясным утром вербного воскресенья их поставили ко рву под пулемёт.
Оледенелыми устами обречённые передавали одна другой:
— Ребятишек берите на руки, к груди. Чтобы убили их сразу. Иначе закопают живых…
Растерянно ойкнула стоящая справа от Кати худенькая большеглазая женщина. Она держала на руках полуторагодовалого малыша. Двое парнишек постарше уцепились за юбку матери.
Повернувшись к Кате, женщина застенчиво попросила:
— У меня не хватит рук. Возьмите его, пожалуйста.
Поцеловала, прощаясь, и протянула сынишку. Катя приняла его, неумело обняв. Ощутила, как рядом с её сердцем бьётся крохотное детское.
Мать взяла двух других, прижалась плечом к плечу Кати.
Ребёнок в чужих руках завозился испуганно, но увидев, что мама и братья рядом, сразу успокоился. Откинув голову, взглянул девушке в лицо, улыбнулся: давай знакомиться!
Его братишка оглянулся, услышав лязг пулемётного затвора. С интересом смотрел на наведённый ствол.
Мать мгновенно побелела. Сдержала крик.
Замерла и Катя.
Знала: христианке перед кончиной подобает смиренно молиться, простить палачам.
Но не могла и не хотела. Смириться?..
Простить им?..
Молиться Тому, кто видит это?..
Понимала: тут ловушка, дьявольский соблазн. Отчаянно пыталась одолеть его, понять и принять Божий промысел.
Но тщетно. Думалось совсем о другом:
«Целовал меня Васёк… а я отбилась, убежала. Так и не знаю, каково это с парнем...»
Зарделась, вспомнив ту, одну в жизни, мальчишечью неуклюжую ласку.
Не за мученическим венцом шла на войну. Надеялась вернуться с победой. И, как мама, выйти замуж за семинариста, самой стать матушкой. Буйной весенней силы полно юное тело: любить, рожать, кормить…
«Feuer!»
Лежала навзничь во рву, прижав к простреленной груди убитого малыша.
Пока не засыпали их комья мёрзлой глины, упорно всматривались в мартовскую горнюю синь распахнутые болью серые глаза.
Что видела она — кто знает?
33 Тис и маг-вор
Михаил Жарков
Забыть о повседневных делах, а так же расслабиться Тимофею Сурикову, к которому прилепилось прозвище Тис, помогали шахматы. Точнее сказать, не сама игра с каким-нибудь противником, а разбор партии. Разбирал конечно ни гроссмейстеров или мастеров спорта Тимофей, а обычных любителей древней игры. Партии мог достать только в Белоусовском парке, где на свежем воздухе по выходным дням собирались желающие поломать голову над шахматной доской. Там и проводил всё свободное время Тис. Ведь никто и никогда запрещал ему записывать партии, а даже предлагали поиграть. От чего всегда отказывался Тимофей, не за этим же сюда приезжал с одного конца города в другой.
В одну из июльских суббот Тис, когда солнце пригревало после ночного ливня, отправился в зону отдыха туляков. Там за столиками было предостаточно любителей шахмат, но играли они в блиц. Тимофей даже не пытался записывать партии проходящие в бешеном темпе, а терпеливо ждал когда появятся желающие спокойно поиграть, забыв про время.
После двух часов ожидания терпение Тиса лопнуло, и он отправился домой по тенистым дорожкам. Не далеко от выхода из парка увидел, как расположились два знакомых мистика на скамейки, расставляя фигуры на шахматной доске. Для Тимофея было то, что надо. Так как противники по силе практически равные и к тому же не слабаки среди любителей шахмат. Доказательством тому служило, что Михаил когда-то имел первый разряд, но даже со временем своего мастерства не растерял. Клим в отличие от своего противника в квалификационных турнирах не участвовал, но играл неплохо. При чём комбинировал на ровном месте, что делало партии весьма интересными. Поздоровавшись с игроками, Тимофей замер у лавочки с ручкой и блокнотом в руках.
Стоило фигурам построиться друг против друга, так сразу же партия началась. Михаил с Климом по долгу обдумывали каждый ход. Ведь лимит времени у них отсутствовал. Партии, а их обычно играли за день противники три или четыре, могли затянуться на весьма продолжительное время. Что безусловно не нравилось Тису, но на что не пойдешь ради любимого хобби. К тому же в первой партии по окончанию дебюта завязалась острая комбинационная игра, а она того стоила, чтобы ждать.
Комбинаторы и записывающий так увлеклись, что не заметили как появился четвёртый — молодой человек лет двадцати пяти ни чем не примечательный за исключением пачки каких-то рекламных брошюрок в руках. Незнакомец не долго понаблюдал, а когда очередной ход сделал Клим, протянул ему рекламный буклет: — Возьмите, может и пригодиться.
Чтобы игрок не отвлекался, Тимофей захотел перехватить брошюрку, но вместо неё случайно дотронулся до руки молодого человека. Одного касания хватило, чтобы паренёк испарился как будто его и не было совсем. Единственное, что от него осталось только печатное издание валяющаяся на асфальте. Шахматисты, погруженные в игру не заметили произошедшего, а Тис им ничего не сказал, так как матч сразу же закончился. Мистики же начали разбираться в случившимся, напрочь забыв про игру. Что не входило в планы Тимофея, который собирался записать минимум ещё одну такую же увлекательную партию, максимум две, а пределом мечтаний были три.
Брошюрку Тис не отправил в ближайший мусорную урну, а положил в сумку для проверки своих предположений. Проверить их мог ловец душ, но его до конца матча беспокоить не стал.
Как только фигуры были сложены в шахматную доску, тогда-то Тимофей и обратился к Михаилу: — Ты мне поможешь в одном дельце.
Даже несмотря на то, что тот торопился на свой автобус, без всяких уговоров согласился. Ведь помощь коллеге по мистическому ремеслу дело святое.
Очевидно по этой же причине колдун предложил свою помощь, но Тис от неё отказался. Получив отрицательный ответ, Клим будучи не любителем совать свой нос в чужие дела, как можно скорее покинул место. Стоило ему скрыться за ближайшим поворотом, как Тимофей положил на лавку газету и попросил: — Найди мне энергетические следы.
Ловец душ не стал интересовать за чем, а сразу же закрыл глаза и на бумаге вывел три круга: — Всё, что вижу.
— Мне этого вполне достаточно.
— Ещё что-нибудь?
— Нет, спасибо, — отказался от помощи Тимофей, потому что привык делать всё сам. Да и впутывать в свои кого-то в собственные хотелки не желал. Получив за работу слова благодарности, Михаил не заикнулся об оплате, так как для него дело было пустяшным, и сразу же поспешил на автобус.
Теперь Тис точно знал, что его предположения верны. Откладывать дела в долгий ящик не любил. По этому решил провести воспитательную беседу с магом вором прямо здесь и сейчас. Хотя точно не знал, чем может закончиться подобная встреча.
В то время Белоусовский парк не был утыкан камерами слежения, как сейчас, и существовали укромные местечки. В одно из них забрался Тимофей, представляющее собой не большую полянку, закрытую со всех сторон от любопытных глаз густым кустарником.
Первым делом повесил брошюру на дерево, а после воткнул в отмеченные места ловцом душ иглы. С надеждой, что последнее действие вытащит сюда хозяина магической вещи, но ошибся. Тот не откликнулся на подобный зов.
Через пять минут ожидания Тис прибег к более радикальной мере — нагреванию одной из игл при помощи зажигалки. Не успел закончиться газ, как раздался звук ломающихся веток. Кто-то не разбирая дороги, пёр напролом через кусты. Этим кем-то оказался мужчина лет сорока крупной комплекции, одетый как будто выгнали его из дома, как нашкодившего кота в майке алкоголичке и потрепанных жизнью трениках.
— Ты чего творишь??? — бешено заорал подошедший и сразу же сорвал брошюру, а заодно толкнул Тиса.
— Мужик… — захотел начать разговор, Тимофей поднимаясь с земли. Хотя разозлился на пришедшего мага, который воровал колдовскую энергию, чтоб восстановить собственные силы после магических обрядов. Практически все — приходившие на подобные встречи понимали, почему и за чем оказывались в укромных местах. По этому беседы чаще всего проходили мирно, бывало что на повышенных тонах, но никогда не заканчивались обычным мордобоем. После внушения маги лишь на время переключались на другие источники восстановление силы, а после снова возвращались. Ведь, энергия колдунов одно из лучших средств, которое известно сейчас.
— Уксус, ты думаешь, что я просто так сюда пришёл? — перебил мужчина и стал грозно надвигаться на Тис. — Я пришёл тебя проучить! Чтобы ты больше никогда в жизни не трогал вещи, не предназначенные для тебя!
Очевидно понадеявшись на своё превосходство в комплекции, за что и поплатился. Ведь сколько не махал кулаками, так ни разу не попал по противнику, а получив удар под дых, согнулся пополам и стал бороться за воздух. Тис воспользовался ситуацией и забрал брошюру. После первой неудачной попытки маг отдышался и сразу принялся за вторую, которая закончилась ещё плачевнее. Мужчина завалился на землю после хука в челюсть. Вместо того чтобы начать переговоры, как делали до него другие, маг перешел к угрозам: — Уксус, ты сейчас по другому запоёшь! Ручонки твои шаловливые укорочу по локоть. — и принялся нашептывать себе что-то под нос, прикрыв глаза. Когда же их открыл, то увидел, что с обидчиком ничего не произошло. Настырный мужчина ещё раз попытался применить магический заговор, но и он не принёс никакого результата. Даже испробовав все свои возможности на противнике, маг не перевел встречу в спокойное русло, а стал запугивать: — Ну, ничего Уксус и на моей улице, тоже когда-нибудь будет праздник! Встретимся с тобой где-нибудь в темном уголку. Так что ходи по вечерам и оглядывайся, чтоб тебе нож в спину не воткнул! А лучше не вылазий из своей берлоги!!!
Тимофею и раньше угрожали, но он знал, что никто из них в бок свинорез не воткнёт. Максимум на что способны были агрессоры подбросить какую-нибудь хрень, но такие вещи на истребителей колдунов не действуют. За близких родственников Тис не боялся, так как их просто не было. Последним умер отец три года назад, оставив в наследство: своего домового, три альбома старых фотографий и финансовую удавку — дом в умирающей деревни, который не возможно продать, а налоги приходиться платить каждый год.
Чего ожидать от сидящего на земле Тимофей не знал, но решил остудить горячую голову, чтоб навсегда забыла о мести. Пришлось снова водрузить печатное издание на дерево, вернуть иглы на прежнее место и поджечь. К тому времени поднявшийся на ноги мужчина попытался потушить огонёк, но был возвращен Тисом на грешную землю. Маг снова не смог принять вертикальное положение, а стал кататься по земле и громко орать. Тимофей посчитал, что хватит экзекуций и попытался сам потушить огонь, но время было упущено. На землю свалилось лишь несколько клочков обожженной бумаги, а в основном пепел. В этот момент мужчина и затих на траве и лежал без всяких признаков жизни.
— Мужик, ты чего? — испугался Тимофей и толкнул его ногой. Лежащий на земле рассыпался как пепел. Всё, что от него осталось майка, треники и домашние тапочки.
Результат экзекуции напугал Тиса, и он поспешил скрыться с места преступление. Быстрым шагом Тимофей пошел по обезлюдевшим улицам, не слыша как за спиной кто-то хлюпает по лужам, которые не успели высохнуть за длинный июньский день. Даже если бы и услышал, то не обратил бы особого внимания, так как находился в подавленном состоянии из-за смерти мага. Ведь Тис не был каким-то убийцей или головорезом, а всего лишь простым человеком, на которого не действуют ни колдовские чары, ни магические заклинания.
Как только Тимофей оказал в темной прихожей, то услышал в своей голове ехидный голос: — Ты думал, что просто так, сможешь от меня избавиться? Не получиться! — а после в темноте человеческий силуэт. Чьи руки вцепились в шею хозяина квартиры и стали душить. Все попытки избавиться от призрака, не привели к успеху Тиса. Вскоре он почувствовал, как от нехватки воздуха начинает терять сознание. За несколько секунд до падения на пол Тимофея, в прихожей зажегся свет. Призрак мертвого мага мгновенно растворился в воздухе, а с ним ушли и руки давившие на шею.
— Спасибо!!! — Переведя дыхание Тимофей поблагодарил бородатого коротышку включившего освещение.
— Теперь сорок дней со светом спать будешь.
— Как-нибудь это неудобство переживу, — ответил Тис включая лампочки по всей квартире. — Если, что ты же мне поможешь? А я тебе за это подарю… — и задумался, что дать спасителю.
Домовой не довольно мотнул головой в знак согласия и исчез.
34 О театре
Яков Цыганков
Люблю театральное действо однозначно и без оговорок. Не знаю откуда это пришло ко мне и что должно было произойти с человеком далеким от искусства театра, чтобы возникла сила притяжения к лицедейству на сцене. На эту тему высказывались великие театральные деятели, хвала им и почёт, а мне остается вставить свои пять копеек и вспомнить, как дошёл до жизни такой.
Первый звонок прозвенел на подмостках ДК МГУ. В студенческом музыкальном спектакле мы играли в оркестре на сцене у задника и уходили за кулисы, чтобы не отсвечивать в особо пронзительных местах сюжета. Стоим мы за кулисами, а на сцене разматывается клубок переживаний и страстей французского поэта 15 века, развесёлого парня, которого вот-вот повесят: «… И сколько весит этот зад узнает завтра шея». Рядом с поэтом молча (бессловесная роль) страдала его муза - «девушка, которой никогда не было». Затаив дыхание и смахивая слезы, мы переживали за них обоих. Сцена подходила к наивысшей точке кипения. Публика замерла, мы тоже не шевелились, стояли столбом и следили за кульминацией. Наконец, со словами «… и любви, которой нет!!» поэт жестом отправляет Музу за кулисы. Одетая во всё воздушно-белое Муза пробегает мимо нас, расплёскивая любовно-поэтический флёр, который только что бурлил на сцене. Сняв с головы деталь костюма, Муза привстала на цыпочки, пошарила рукой за декорацией и, наконец-то обретя голос, прохрипела:
- «Мужики, где-то я свой бычок заначила, не брали? Чего остолбенели, дайте закурить, а то я сегодня налажала - жуть!»
Не знаю точно, перевернулся ли в гробу Станиславский от такого чудовищного перевоплощения Музы в третьекурсницу или нет, но сыграно было настолько убедительно и настолько точно, что я сразу и надолго поверил в волшебную силу искусства. Конечно, после того, как оторопь прошла.
***
Любовь к театру бывает очень специфичная и не очень знакома читателю. Одно время мы с товарищем полюбили ходить в Филиал Малого театра на Ордынке. Ну очень полюбили ходить. На это были две веские причины. Во-первых, бабушка товарища служила в этом театре и легко снимала с повестки билетный вопрос. Во-вторых, в буфете театра, и это была настоящая находка администрации, подавали отличное прохладное пиво! Те, кто помнит пивной дефицит в Москве, тот поймёт. Заняв места в зрительном зале, мы смотрели начало спектакля - завязку, так сказать, а потом перемещались в буфет, где горячо обсуждали особенности применения системы Станиславского в означенном театре. Всенепременно возвращались в зал к финалу, чтобы узнать, чем же всё кончилось и все ли живы.
Бывало, что система давала сбой. Однажды, в первом акте спектакля прозвучали стихи Рождественского:
По стебелёчку вверх и вверх
Ползёт травяная вошь…
Мы прониклись, и с запавшей в мозг интригой метнулись в буфет, где пиво было настолько вкусно-чудесное, что вернуться в зал к концу представления не довелось. Доползла ли вошь куда ей было надо иль случилось чего по ходу пьесы, история умалчивает.
***
Свою любовь к театру можно найти не только в удачно поставленном спектакле, в игре любимого актёра или в экспозиции театрального музея. Пробовали ли вы наблюдать за работой дирижера и музыкантов театрального оркестра? Рекомендую. Приглядевшись к музыкантам, можно обнаружить за их каменными лицами такие «тайные мучения страстей, горечь слёз, отраву поцелуя», что собственно спектакль отходит на второй план. Так случилось однажды в Большом Театре. Наши места на втором ярусе почти над оркестровой ямой. Давали балет «Лебединое озеро». В финале спектакля трагедия - принц Зигфрид на затерянном озере так запутался между черным и белым лебедями, что вот-вот отдаст Богу душу. Публика вся на нервах.
Краем глаза заглядываю в яму к музыкантам, а там - батюшки! - тётенька, весь вечер игравшая на английском рожке божественную заглавную лебединую тему, аккуратно сложила ноты, расстелила белую салфетку и раскручивает над ней свой гобой. На сегодня она всё сыграла, в том смысле, что смену свою у станка отстояла. Вдумчиво чистит, протирает и упаковывает в футляр свой инструмент. Мадам, вы чего делаете, оркестру еще уйму времени играть бессмертную музыку Петра Ильича! Глянул на сцену, как там дела? На сцене Зигфрид и лебеди уже всё, зал плачет. А нашей тётеньке всё по барабану. Она вынула зеркальце, губную помаду и начищает перья, что твой лебедь. Овации провозгласили окончание спектакля, Зигфрид оказался живой и даже вышел с Одеттой на поклоны. Снова стреляю глазом в яму. Гобоистка держит в одной руке футляр с инструментом, другой прижимает к груди дамскую сумочку и, привстав со стула, как Усэйн Болт на старте стометровки, не моргая смотрит на дирижера, боясь пропустить его спасительное: «По домам!»
***
Любовный приворот к театру случился зимой 1981 года в театре им. Ленинского Комсомола на премьере рок-оперы «Юнона и Авось». С третьего ряда партера я как бы сам (точно сам!) участвовал в экспедиции кораблей дипломата Резанова, целовался с юной Кончитой и дрался на дуэли с её женихом Фернандо. А главное, шептал, пел, кричал, орал замечательные стихи Вознесенского и музыку Рыбникова под электрический рок группы Аракс. Чувств не передать! Я выучил из этого спектакля всё. Помните:
Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить не обутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.
Или это:
Белый шиповник, дикий шиповник
Краше садовых роз,
Белую ветку юный любовник
Графской жене принёс...
Ещё трижды я слушал эту рок-оперу в Ленкоме, трижды с разными исполнителями главных ролей переживал любовь и молодость Резанова и Кончиты, трижды пел вместе с хором бесконечный финал и понял, что это любовь и что она навсегда:
Аллилуйя возлюбленной паре,
Мы забыли, бранясь и пируя,
Для чего мы на Землю попали,
Аллилуйя любви, аллилуйя любви,
Аллилуйя!
35 Запах черёмухи
Клименко Ольга
Поезд приходил в пункт назначения ранним утром. Таня вышла на перрон, пошла в сторону автовокзала. Там она убедилась, что до их сельского автобуса ещё очень долго. Пришлось садиться на маршрутку и ехать "на гору" - место на окраине города, мимо которого проходили все автобусы, идущие в направлении её села - Черемшанки. Здесь можно было дождаться попутной машины и приехать домой намного раньше автобуса.
Таня была студенткой и училась на втором курсе пединститута. Замуж она вышла рано. Её муж - Володя - студент сельхозинститута.
Таня была беременна на половине срока. В самом начале беременности ей приходилось очень трудно: мучил сильный токсикоз. Мужу сильно доставалось из-за её прихотей: то ей хотелось лимонного ликёра. Он собирал последние деньги и покупал ей бутылку. Когда вожделенный напиток оказался у неё в бокале, она сделала всего один глоток:
- Всё, больше не хочу.
На всю жизнь ей и мужу запомнился фильм "Калина красная". Они купили билеты на премьеру. Егор Прокудин ещё только приехал к Любе, как Таня почувствовала сильную тошноту. Она выбежала из зала на чистый воздух. Муж выскочил за ней. После очищения желудка попытались вернуться в зал и досмотреть фильм до конца. Однако, когда герой фильма решил удариться в разврат, Таню затошнило так, что она пулей вылетела из кинозала. Муж вышел следом. Ещё долго её мутило уже после родов при одном упоминании названия фильма. Она досмотрела фильм до конца лишь спустя много лет.
Сейчас она чувствовала себя гораздо лучше. Сильная тошнота прекратилась, как только ребёнок начал шевелиться.
Вчера она поехала к родителям: очень соскучилась. Муж отговаривал её, просил дождаться, чтобы поехать вместе, но Таня заупрямилась.
Теперь она стояла на горе и ждала попутную машину. Только сейчас она осмотрелась. Заканчивался май: вокруг цвели сады. Дома на окраине были окутаны словно белыми облаками. Ветер доносил нежный аромат цветущих яблонь, груш, вишень. Таня, зажмурившись, вдыхала чистый, пьянящий запах. Мама теперь, наверное, напекла пирожков с грибами. Она мастерица их печь. Тесто всегда получается пышное, тает во рту. Таня, которая ещё ничего не ела с утра, почувствовала, как рот наполнился слюной. Она стояла уже полчаса, мимо прошли две машины, но они не остановились.
Таня отошла на обочину и присела на дорожную сумку. Неожиданно рядом затормозил старенький "Газик".
- Эй, тебе куда? - раздался молодой голос.
- Мне в Черемшанку.
- Садись, поехали. До своротка довезу. Там, может, ещё кто-нибудь подкинет.
Таня так обрадовалась попутному транспорту, что, не раздумывая, забросила сумки в кабину и вскарабкалась на сиденье. "Газик" рванул с места. Таня уселась поудобнее и, наконец-то, взглянула на водителя. То, что она увидела, повергло её в ужас: всё лицо водителя было заплывшим от синяков. Самый яркий фингал красовался под глазом. Таня сжалась в комочек, стараясь быть как можно незаметней. Шофёр, между тем, бодро крутил свою баранку, через выбитый зуб насвистывая мелодию:
- Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть, кавалер барышню хочет украсть.
До поворота было ещё долго.
- Господи, какой же он страшный. Почему я Володю не послушалась, поехала одна, да ещё на попутке.
Неожиданно водитель резко затормозил. Таня чуть не ударилась лбом о стекло.
- Ну всё, конец, приехали. Допрыгалась! Что он будет делать со мной? - она приготовилась защищаться.
Шофёр выскочил из машины и направился к ближайшему берёзовому колку. Листочки на деревьях были нежно-зелёные. Вокруг цвела черёмуха, клубясь белыми облаками. На восходе они казались розоватыми из-за утренних лучей солнца.
Таня вжалась в сиденье, дожидаясь возвращения водителя.
- Может, просто взять и убежать из машины, - она оглядела окрестности. - Только куда: до села ещё далеко, а вокруг чистое поле.
Вдруг она увидела: шофёр возвращался, а в руках у него был огромный букет черёмухи. Он влез в машину и положил его ей на колени:
- Держи, это тебе.
- Мне? - замерла от неожиданности Таня.
- Тебе, тебе. Да как звать-то тебя?
- Таня, - робко признесла она.
- Меня - Василий. Да не трясись ты так! Ничего плохого я тебе не сделаю.
Глазищи-то синие какие. Что так таращишься на меня? Красивый больно?
- Да уж!
- Подрался вчера на танцах. Привязались к девчонке двое - она идти с ними не хотела. Пришлось заступиться. Вот феников и наставили мне. Ничего, заживёт как на собаке.
Душистый аромат черёмухи наполнил машину. Таня с облегчением опустила голову в цветы. Теперь уже смелее посмотрела на водителя: ничего он, симпатичный. Конечно, синяки портят внешность, зато глаза вон какие зелёные, а, может, листья черёмухи отражаются в них?
Впереди показался свороток.
- Я довёз бы тебя до места. Не могу, меня там ждут. Слушай, Тань, выходи за меня замуж. Глаза синие твои запали в душу.
- Не могу, Васенька, опоздал ты, - Таня показала на живот, - замужем я. Ребёночек будет у меня.
- Вот, чёрт, не везёт мне. Только понравится девчонка, а она уже замужем. Закон подлости.
- Не горюй. Ты хороший человек. Твоё счастье ещё впереди. Спасибо тебе.
- Ну что ж, прощай тогда. Будь счастлива!
Василий помахал рукой и помчался дальше. Таня осталась на дороге с огромным букетом черёмухи и светлой радостью в душе от своей нечаянной ошибки:
- Да, внешность бывает обманчива!
Таня стояла недолго, минут десять. Рядом остановился водитель из их села:
- Эй, поехали домой!
- Поехали.
- Это где ж букет такой наломала?
- Подарили.
- Ишь ты! Пахнет-то как.
Таня опустила голову в букет. Тогда она ещё не знала, что у неё родится дочка. Она каждый год, во время цветения черёмухи, будет вспоминать эту нечаянную встречу, и тёплое чувство греть её душу...
36 Лук
Надежда Бакина
Мы поспорили с братом. Он утверждал, что дело было в девяносто третьем, мне же казалось (и продолжает казаться), что, скорее, в девяносто первом: через два года уже начали появляться первые, закрытые еще, ларьки, перед которыми на перевернутых ящиках выставляли будущий ассортимент, маня удивительными, ласкающими взор банками со Спрайтом и Кока-колой. Голод был позади, впереди – только рыночная экономика, развитие бизнеса, демократии и свобод. Но брат был старший, в девяносто третьем, и тем более, в девяносто первом, гораздо более вменяемый по ощущению действительности, чем я, поэтому пришлось смириться. Тем более. Что год, на самом-то деле, такой уж разницы не играл.
Да и что это такое – «год»? Две цифры. Или четыре, если вам угодно. Что за ними стоит? Пара строчек в учебнике истории, записи в паспортах и свидетельствах о рождении. Может, сохранившиеся с детства календарики, когда-то заботливо складываемые в коробку. То ли дело, лук.
-Вот привязалась ты со своим луком!
-Положим, он не мой, а наш. А вот слезы – вполне мои,- я промывала водой красные глаза, из которых немилосердно текли слезы, лук попался жгучий. За каждой луковицей стоят слезы. Того, кто его режет. Того, кто его ест, если это ребенок, да и я лук не так, чтобы жалую. Иногда – того, кто его покупает или продает. Зависит от ситуации.
Собственно, о ситуации мы с братом и разговорились, пока я пыталась смыть с себя последствия лукорезания.
-Ну, что «ситуация». Ситуация как ситуация, в те годы чего только не было, эта была еще вполне ничего. Ты же помнишь, есть было нечего: денег дома не было совсем, да и магазинах ничего не было. Впрочем, куда тебе помнить, ты ж еще маленькая была…
Пустые полки в магазинах я, кстати, несмотря на уверения брата, помнила хорошо. Как и пачки с солью и коробки спичек, выстроившиеся рядами в мясном отделе.
-А в туалете на двери висел календарь…
-Да-да, с Невзоровым. Он тогда у всех наших знакомых, кажется, висел.
-Ну, не у всех – в туалете.
-Да брось ты, календарь вешают в туалет не в качестве демонстрации отношения.
Ну да. Эти красочные календари формата А3-А2 тогда были у всех в домах. А Невзоров в черной кожаной куртке был брутальным и харизматичным владетелем наших дум. «600 секунд» открыли нам новый неведомый мир жестокости и повседневного насилия. Конечно, мы не носили розовые очки, уж я-то точно, меня в школе ежедневно подвергали буллингу, хотя слова такого я тогда не знала – как и мои одноклассники, насмехавшиеся над моей фамилией, моим внешним видом и закомплексованностью. Но «розу как ни назови», так и с буллингом. Слова, может, и не было, а буллинг был. Так что про насилие я знала много. И изнасилования девочек в том прекрасном безопасном – а, нет, Невзоров уже рассказал нам, каком очень даже опасном – времени были. Про это я тоже знала.
-Время и правда было опасное. Помнишь, бабушка ходила с самодельным газовым баллончиком?
Нападения в лифтах на одиноко идущих женщин и вырывание сережек прямо из ушей – я внутренне вся сжималась при мысли об этом – были делом обычным.
-Что ты придумываешь, на нее никто так и не напал.
-Да, но на ее соседку – напали. И в соседней парадной было несколько нападений. Так что хотя вы и смеялись над бабушкой, она, по крайней мере, спокойно шла домой. С баллончиком в кармане.
-А что у нее там было-то?
-Точно не помню. Баллончик, чтобы распылить смесь перца и еще чего-то в глаза. Перец помню. Ты старше, должен больше помнить,- попыталась я уязвить брата. Но он проигнорировал, как всегда.
-Благодаря Невзорову тогда все и произошло.
-Да?- Этого я и правда не помнила. Вернее, и не знала.
-Да-да. Он, конечно, рассказывал всякие ужасы, умудряясь за десять минут вывалить на нас такое количество насилия, что мы переваривали его до следующего вечера, пока он не сообщал новую порцию ужаса, произошедшего в городе. Но бывало и полезное. Зима была холоднаяю
-Да, холодная была зима.
-И голодная.
На всякий случай, правды ради, я усомнилась в своем девяносто первом: ящики у готовящихся к открытию ларьков стояли на по-летнему пыльной траве. А в зиму девяносто второго – девяносто третьего могло быть еще совсем не так радужно, менялось все очень быстро.
-На углу Кирочной и Восстания был продуктовый магазин.
-А, да, большой такой!
-Не такой уж и большой. Просто ты была маленькая.
Ничего себе маленькая: тринадцать лет! Или одиннадцать, если я права.
-Не суть. В одном из выпусков Невзоров рассказал, что на складе магазина хранится лук. Много, очень много лука. Он начал гнить, а из-за того, что перебирать его некому, гниль заражает луковицы, которые рядом. Скоро весь склад превратится в одну сплошную гниль. Показали магазин, директора, склад, даже лук в сетчатых мешках. И тогда директор принял решение: было объявлено, что на следующий день у магазина желающим будут отдавать мешки с луком. Гнилым, целым – как есть. Просто берешь мещок, а дома уже разбирайся, как его перебрать, сохранить и употребить. А зима была холодная, снег лежал.
-Мы, кстати, тот выпуск не смотрели, нам сосед сказал, помнишь?
-Конечно, помню. Позвонил в дверь и попросил санки. «На фига этому здоровому лбу санки»,- подумал я…
Ну, подумал брат немного другими словами, в те подростковые годы его лексикон был более…выразительный.
-Санки были.
-Ага, мои.
-Тебе они тоже были уже не нужны, не ной.
Я и не ныла. Ни тогда, потому что санки и правда были уже не по росту и не по желаниям, меня больше интересовали пластинки Тани Булановой, вот под них я тихо могла поплакать, но не из-за санок же; ни, тем более, сейчас.
-Вот сосед и рассказал, что на углу Кирочной будут дармовой лук давать. А мешки тяжелые, по пять килограмм, в руках не особенно и унесешь. Я дал ему санки.
-Без спроса же?
-Не до спроса было. Он привез на них три мешка. А я забрал санки и сам помчал в магазин за луком.
-Вместе со мной!
-Помощь была нужна. Так, на санках мы и привезли домой лук.
-Да, картина была самая что ни на есть ленинградская: от магазина в разные стороны, по Кирочной, по Чернышевского, по Восстания, по Маяковского, кто на санках, кто в сумках, кто просто в руках люди несли домой лук. Лук! Ты сейчас стала бы покупать пять килограммов лука? А мы притащили двадцать! Большую часть, правда, выбросили, гнили там действительно было многовато, но и после этого оставшегося нам хватило на несколько месяцев. Его приходилось постоянно перебирать, проветривать, сушить, но сковородка жареного лука с хлебом была шикарным ужином. И не менее шикарным подарком, пакет с луком я брал с собой, когда шел в гости. Кто-то приносил булку, я лук, хозяева доставали еще что-то…И никто не плакал, когда его резал. Уж точно.
Я вытерла глаза.
-Ну, ладно. Может это и была зима девяносто третьего. Но Кирочной тогда не было! Мы шли домой по Салтыкова-Щедрина! Это я точно помню.
-Хоть что-то ты помнишь! Но со старшими не спорь.
-А я и не спорю. Пенсионеров надо уважать.
И в меня полетело кухонное полотенце. Прям как тридцать лет назад.
Лонг-лист 32-го номерного конкурсв Клуба СФ
© Copyright: Клуб Слава Фонда, 2024
Свидетельство о публикации №224082001591
Свидетельство о публикации №224082001591
Рецензии