Когда закончится мир

    [ I ]

«Капсула… Моя родная капсула!» — вздохнул Эрл, задраивая люк. Слегка ударившись локтём о стенки, он развернулся и лёг ногами к выходу. Наконец-то один и не в толпе! Какое облегчение. Левой рукой он нащупал панель управления (Эрл не любил голосовых команд), и освещение из пустынно-белого стало тускло-оранжевым, смягчившись до «закатных сумерек» (если верить авторам инструкции, в древности их цвет был именно таким). Вентиляция гудела монотонно, мягко и убаюкивающе, отчего на душе становилось спокойно и легко.

Сквозь звукоизоляцию приглушённо доносились голоса, музыка и выстрелы: после рабочего дня соседи оттягивались на полную катушку, проецируя на стены своих капсул диковинные пейзажи и сюжеты, созданные фантазией художников игр и интерактивных спектаклей. Правда, несмотря на всевозможные ухищрения, к которым прибегали создатели, набор сюжетов был на удивление однообразен: рыцари, убивающие демонов, демоны, убивающие рыцарей, стрелкИ, испепеляющие всё живое… Словом, весь пар уходил на то, чтобы люди, не отличавшие чайки от сосны, могли окунуться хоть в сколь-нибудь выразительный виртуальный мир, который бы помог вырваться из вездесущей тесноты Третьего Коридорного Города.

Руки Эрла непроизвольно потянулись к панели, но он вовремя себя одёрнул. Конечно, хорошо бы включить вокруг себя хоть что-нибудь — например, голограмму с реконструкцией леса, осуществлённой ЦентрИстБюро ещё в конце прошлого столетия… Но нет, надо взять себя в руки: развлечения расходуют баллы, а Эрлу позарез нужно скопить на билет до Седьмого КорГорода.

Пришлось погрузиться в свои мысли.

Вообще, Эрлу в какой-то степени повезло. В детстве он страдал редким заболеванием, из-за которого ему не удавалось с головой нырять в виртуальность: от мерцания и резкости подвижных картинок у него случались приступы острого головокружения и тошноты. Конечно, он такой был не один — но, хотя эта проблема была преодолима, производить экранные стенки по современной технологии было так дорого, что немногим это удовольствие было по карману… Родители же Эрла были людьми самыми обычными.

В общем, немудрено, что и уроки в виртуальной школе парню приходилось пропускать, а потом и вовсе ходить на организованные для таких же детей специальные курсы, проводившиеся в одном из немногих сохранившихся больших залов Лечебного Профилактория.

Но, как часто бывает, то, что в детстве казалось бедой («Почему я не могу жить как все?»), оказалось благословением свыше. Да, во время виртуального трёпа на переменах он не понимал шуток одноклассников по мотивам популярных игр или виртуальных зрелищ — вместо них приходилось довольствоваться более спокойной графикой из реконструкций старинных городов и древней природы от ЦентрИстБюро, читать старинные тексты — а то и вовсе уходить в свой внутренний мир.

Последнее, впрочем, оказалось особенно примечательным. С одной стороны, победоносное шествие технологического прогресса загоняло людей во всё более и более узкие рамки, чтобы в конце концов запереть их в индивидуальных капсулах. Казалось бы, человека буквально поставили перед самим собой! Но тут открылось нечто неожиданное: в том самом внутреннем мире, о важности которого говорили философы со времён Хранителей древности, обнаружилась не только Истина, но и много чего ещё… Потому что мир мыслей человека — это не только дар, но и поле боя. А чтобы очистить его (и найти Истину), требуются смирение, самоограничение и труд.

Да, мы все задаём вопросы о «последних вещах». Нельзя прожить и не задуматься о смысле жизни, о смерти, о душе человека… Но всем ли дано размышлять о таких вещах с младенчества? Очевидно, каждый приходит к этому в какой-то определённый период жизни, и период этот у каждого свой. А что делать тем, чьё время задавать такие вопросы ещё не пришло? Не окунать же всех подряд на полную глубину психологических вод без должной подготовки…

В общем, как это ни странно может прозвучать, бурное развитие виртуального мира капсул оказался своеобразной точкой пересечения интересов добра и зла. Зло постаралось затянуть людей так, чтобы они никогда не вырастали из детства, и умирали прямо посреди развлечений, доживая до седин, но не вырастая душой. Силы же добра стремились, чтобы желающие и готовые искать ответы на вопросы, могли найти хоть что-нибудь — а также имели возможность встретиться друг с другом и обменяться мыслями… Ну а развлечения (и реконструкция лесных пейзажей прошлого), по всей видимости, рассматривалась как форма утешения для человека, вынужденного жить взаперти.

…Эрл думал об этих и других вещах, но какая-то упорная мысль никак не покидала его. Это было не воспоминание, не логический вывод — просто мимолётное ощущение… Эрл приподнялся на локтях (не биться лбом о потолок люди привыкали с детства) и распахнул глаза от удивления: ну конечно! Вот оно!

Мир мыслей — это такое же пространство, как мир физический и виртуальный, даже больше! Он может быть очень, очень опасен — но всё равно, в нём можно и нужно уметь жить, если мы хотим остаться людьми.

Потому что в отличие от материи и виртуальности, мир мыслей — реален.

    [ II ]

Лестница состояла из толстых скоб, вбитых в бетонную стену. Они были достаточно широки, чтобы на них помещались два человека — таким образом, когда один человек поднимался, оставалось место для другого, который мог бы двигаться во встречном направлении.

Сейчас на лестнице, ведущей в шахту с секцией Эрла, было людно: подошло время двадцатиминутной гимнастики, ради которой людей посменно выгоняли из капсул, даже если они были в самом разгаре рабочего сеанса связи. Прошли те времена, когда писатели агитировали горожан делать физические упражнения лишь ради того, чтобы стать сильнее и выносливее: ведь для демонстрации этих качеств необходим некий простор, жизненные условия, которые подразумевают активность и многочисленные перемещения… В веке же индивидуальных капсул нестись уже некуда — а о плавании и лыжах не мечтали даже самые благополучные обитатели Коридорных Городов.

В итоге весь спорт свёлся к примитивнейшей зарядке, вот только делали её уже не ради достижений, а просто ради выживания. Потому что ещё полтора столетия назад было замечено, как быстро умирают люди, прежде времени вросшие в лежаки своих капсул…

Эрл влез на этаж секции, сделал приставной шаг влево и начал спускаться обратно; в этот момент один из его соседей как раз вскарабкивался на этаж, чтобы вслед за Эрлом замкнуть круговой маршрут. Секция Эрла располагалась на Втором уровне, поэтому когда раздался женский крик, только что спустившийся Эрл оказался на «уровне улиц». Он сразу же побежал в ту сторону — и, промчавшись по изгибу бетонного «рукава», увидел нескольких человек, столпившихся у лестницы в другую жилую шахту. На полу лежала женщина без сознания, а стоявшие вокруг зеваки задумчиво рассматривали её, не решаясь ничего предпринять.

«Пустите меня!» — резко одёрнул людей Эрл, и толпа расступилась. Эрл нагнулся и заметил, что, хотя глаза женщины и были закрыты, губы её шевелились, как будто она едва слышно шептала. Эрл склонил ухо, и разобрал её слова — он был поражён: мало кто из живущих в катакомбах мог их понять.

Женщина повторяла одно и то же: «Тому, кто ищет, Железная чайка Седьмого города укажет путь».

Нет, это был не обморок, и не нервный припадок хронической клаустрофобии. Неизвестно откуда, но эта женщина знает про войну в мире образов — и надо, чтобы она срочно пришла в себя, пока не наговорила лишнего в обморочном состоянии.

Эрл дёрнул за руку одного из зевак, и они понесли её в зал третьего пищевого цеха. Партия из сорока человек как раз закончила обед, и начинался короткий период пересменки, когда работники столовой убирали посуду и сервировали еду для следующей партии посетителей. Эрл надеялся, что этих десяти минут будет достаточно, чтобы привести женщину в чувство и расспросить её, где она могла слышать про Хранителей древности.

    [ III ]

Множество квадратных столов были состыкованы вместе, так что они образовывали три длинных ряда, уходящих вглубь бесконечного (по меркам коридорных городов) зала. Над каждым из них светила неяркая лампа в полукруглом металлическом абажуре, выхватывая из темноты стилизованную под вишнёвое дерево поверхность столов.

Женщина, лежавшая на столе, вдруг пришла в себя и, схватив Эрла за руку, резко привстала. Глаза были широко распахнуты, и она начала ловить ртом воздух.

— Ну-ну, спокойно, спокойно, — проговорил Эрл, поглаживая её по голове и пытаясь усадить её на стуле.
— Там… был… ты… — проговорила она и вздохнула. — Ты был на тропе мысли!

Эрл улыбнулся: он подоспел вовремя! Скажи она что-нибудь подобное при зеваках, проблем было бы не избежать.

У девушки были рыжеватые вьющиеся волосы, а жгучие карие глаза, понемногу успокаиваясь, придавали правильным чертам лица выражение решимости и ясности. Наконец, девушка полностью пришла в себя.

— Простите, — мотнула головой она, — что со мной произошло?
— Ничего страшного, — ответил Эрл, — Вы, по-видимому, потеряли сознание во время зарядки, а я притащил Вас сюда, чтобы оказать помощь. Меня зовут Эрл… Но нам пора идти: в столовую уже направляется следующая партия едоков.
— «Едоков», — хихикнула девушка, — какое смешное слово!
— Мне нужно знать всё про Чайку из Седьмого КорГорода! — прошептал Эрл, и девушка насупилась. — Не бойтесь, Вас никто не слышал. И я правда был на тропе мыслей… Сюда идут. Как мне Вас найти?
— Городская площадь 3, узел 20-01-17. Я — Унна. Только…
— Конечно, — кивнул Эрл, — будем разговаривать осторожно. Идёмте!

Эрл взял девушку за руку, и она спрыгнула со стула. Вовремя: как раз в этот момент открылась дверь столовой, и в зал вломилась толпа народу из близлежащих шахт. Кое-как Эрлу удалось протиснуться, и он проводил девушку до её лестницы. Затем Эрл прошёл изгиб тоннеля, поднялся на этаж и забрался в капсулу. «„Тропа мыслей“! Надо же… — хмыкнул Эрл. — Видать, я не один такой…»

Увы, он даже не представлял себе, насколько.

    [ IV ]

Перед Эрлом открылась карта виртуального города. Он направил глаза и сощурился на квадратике с надписью «ГП-3». Проекция города обрушилась на Эрла (резкое дуновение капсульной вентиляции прошлось по его волосам), и он увидел ряд старинных домов. Он вновь сфокусировал взгляд на двухэтажном здании из тёмно-бордового кирпича, и тот послушно увеличился, так что первая дверь оказалась прямо перед его носом. Хотя здание и казалось двухэтажным, стоило несколько раз взмахнуть пальцами по изображению старинной деревянной лестницы, выкрашенной белой краской, как он оказался на семнадцатом этаже. Эрл постучался в дверь, и та сразу открылась: очевидно, его ждали.

Он увидел изображение Унны — как ни странно, оно нисколько не отличалось от реальности. Он одобрительно хмыкнул: очевидно, она не стремилась к той степени погружения в виртуальный мир, при которой проекция неизбежно противопоставляется действительности.

Девушка провела его в гостиную, Эрл согнул колени под прямым углом, и их изображения уселись на угловой диван. Он огляделся: на противоположной стене висела картина со старинным замком, а справа стоял стеклянный буфет с расписанной фарфоровой посудой для чая. Слева в бревенчатой стене было прорублено большое окно, за которым, утопая в тумане и облаках, волновалось море из верхушек зелёных сосен.

— Красиво у Вас тут, — улыбнулся Эрл.
— Ерунда, — улыбнулась Унна. — Давай на «ты»? Что-то мне подсказывает, что нам много доведётся общаться.
— Как скажешь, — радостно ответил Эрл. — Извини, что положил тебя на стол в столовой: времени было мало, а соображать приходилось быстро.

Унна отмахнулась, затем посмотрела в обе стороны и, приложив палец к губам, исчезла из комнаты. Эрл понимающе кивнул и стал смотреть в окно; через минуту Унна снова оказалась на диване, и в руках у неё появилась установочная программа в виде старинной книги в кованом переплёте. Брови Эрла поползли вверх: такое визуальное оформление использовалось как рамка для запуска старинных документов Эпохи последних шлемов. Если раскрыть книгу, над ней появлялось объёмное изображение, которое соответствовало тому, что в прошлом видели люди, надевавшие на голову это легендарное устройство… К сожалению, гигантский технический сбой, предшествовавший Эре Огненной Земли, вывел все шлемы из строя. На то, чтобы восстановить эту систему, ресурсов уже не доставало, и единственное, на что хватило хилой экономики Коридорных Городов, это слабое подобие старинной виртуализации для обитателей капсул. Впрочем, объём, запахи и тактильные ощущения они тоже кое-как передавали, что было уже неплохо.

Унна открыла книгу, и Эрл всмотрелся в мерцающее полупрозрачное изображение. Симуляция была не очень качественной, однако же для понимания сути происходящего её было более чем достаточно.

Просто дело было в том, что над книгой разыгрывалась сценка из старинной истории… А Эрлу она была знакома — но несколько в другой редакции.

    [ V ]

Согласно официальной версии, которую в детстве показывали Эрлу, накануне сбоя человечество находилось на пике своего могущества. Посредством системы шлемов великие учёные из Пирамиды Расчётного Центра готовились к освоению неба и околозвёздных пространств — и всё шло благополучно до тех пор, пока горстка фанатиков не запустила последовательность уничтожения. Ценой невероятных потерь учёным удалось остановить гибель людей (хотя спасти удалось не всех), однако ущерб был слишком велик. Начавшаяся цепь природных катаклизмов, из-за которых пожары охватили почти всю поверхность земли, довершила падение цивилизиации — и лишь немногим повезло укрыться в подземных катакомбах (которые, опять же, были построены машинами, разработанными в Расчётном Центре при помощи Великого Алгоритма).

Версия, которую показывала Унна, была совершенно другой.

К тому моменту, как некий человек по имени Ланг привёл в город своих друзей (здоровяка Тома и инженера Эла со своей механической чайкой), цивилизация уже была в кризисе — а природа практически уничтожена. Немногочисленные города окружали столь же немногочисленные стволы высохших деревьев, а остальное пространство планеты было неравномерно разделено радиоактивными морями и бесконечными свалками, от которых город тщетно отгораживался стенами из силовых полей. Тщетно — потому что на них уходило такое количество энергии, которое дряхлеющая цивилизация позволить себе уже не очень-то и могла.

Учёных Расчётного Центра давно уже не интересовала наука. Последний смотритель Чёрной Пирамиды открыто общался с духами зла, по наущению которых подготовил и запустил программу, убивавшую людей, — но перед этим она предлагала «великий соблазн»… Эрл понял, что людям хотели показать перед смертью нечто притягательное, но не уловил, почему это было важно для смотрителя и его демонов. Из-за непредвиденного стечения обстоятельств этот план не удался, и жизни большинства людей были спасены — но многие сошли с ума. Впрочем, появилось много двойников смотрителя Пирамиды, которые были похожи на него как две капли воды из-за пустого выражения глаз и перевёрнутой улыбки поджатых губ.

Запись обрывалась на сцене, где смотритель вместе с толпой своих двойников скрывался во тьме Чёрной Пирамиды. Изображение рассеялось, и Эрл удивлённо посмотрел на Унну:

— И что это значит?
— Я не знаю, — пожала плечами девушка. — Но если тропа (Эрл напрягся, но девушка вовремя осеклась) пустует, то что-то нам не договаривают.

Эрл усмехнулся и выпрямил ноги. Его виртуальная копия встала с дивана и направилась к окну… А потом задумчиво проговорила:

— А ведь и в самом деле: откуда-то они же должны были брать энергию для своих шлемов? — Эрл повернулся к Унне. — И почему я ни в одной реконструкции не видел свалок и мусора — их-то не могло не быть?

Эрл задумался ещё на минуту.

— И да, почему же мы все сейчас зде…

Неожиданно он почувстовал пощипывание электроиндукции на нервах лицевых мышц: изображение девушки приложило палец к его губам. Эрл благодарно кивнул: конечно, это дела давно минувших дней — но кто знает, где именно кончается история и начинается современность?

    [ VI ]

Унна и Эрл продолжали общаться друг с другом, пусть и весьма осторожно. Они также научились чувствовать себя на «тропе мыслей», хотя Эрл настоятельно предупреждал свою собеседницу быть крайне осторожной. Она сочла его перестраховщиком, но спорить не стала.

Намёками Эрл рассказал о своих планах посетить Седьмой Город, и Унна их одобрила. (Конечно, в нынешние времена накал страстей уже не тот, что в промышленную эру, но слишком доверять капсульной связи всё же не стоило). Она деловито осмотрела своё виртуальное пространство, и решила, что от серванта с чашками вполне можно избавиться. Также она решила продать настенный ковёр из соседней комнаты — но картину с замком ей хотелось всё-таки оставить. И в принципе, не зря: вырученных баллов вполне хватало на один билет.

Эрл же на дорогу практически накопил. Ещё две недели спустя всё было готово, и они, толкаясь по узким коридорам в толпе людей, спешащих в столовые, из столовых, в бюро техобслуживания капсул и профилакторий, дошли до вокзальной шахты. Перед ней была небольшая площадка, залитая тусклым светом обитых металлической решёткой вечных ламп. На ней топталось всего несколько человек, которые ждали экспресса (кому и зачем нужно ездить из города в город, когда почти всё есть в капсулах, а остальное — в пределах пешей досягаемости?). Унна подошла к выдвижному ограждению и посмотрела вниз: широкая тёмная шахта уходила на километры вглубь, и казалось, что ей нет конца.

Экспресс КПД-1 («конструкция прямолинейного движения») представлял собой небольшое соединение из двух вагонов, которое располагалось горизонтально, но двигалось поперёк рельсов, проложенных вертикально. Эрл вспомнил, что корпуса старинных транспортных средств были ориентированы вдоль траектории движения, а не поперёк, и тому были какие-то технические причины (то ли сопротивление воздуха, то ли особенности тяги, необходимые при повороте…) — но здесь они были несущественны, поскольку экспресс двигался только по прямой, а возможность использовать силу тяготения и залежи магнитных руд способствовали более экономному расходу мощностей двигателей.

Раздался гром и протяжное эхо гудка. Сверху резко спустились два вагона экспресса, и площадку осветили его прожекторы. Ограда с грохотом отъехала в сторону, и люди выстроились в две шеренги перед контролёрами. Наконец, подошла очередь Эрла и Унны. Кондуктор поднял фонарь за проволочную рукоятку и направил им в лицо — устройство просканировало их и издало утвердительный сигнал. Кондуктор посмотрел на информацию, высветившуюся на тыльной стороне фонаря, и крякнул от удивления: давненько он не видел людей, которые бы хотели посетить Седьмой Город! Но делать нечего, билеты куплены, запретных отметок в делах пассажиров не имеется, а значит, придётся их пропустить. Он с сочувствием проводил их глазами, пока они заходили в вагонетку.

Наконец, немногочисленные пассажиры разместились в вагонах, уселись, пристегнулись тросовыми ремнями — и экспресс рухнул в пропасть шахты. Волосы Унны поднялись вверх, у Эрла заложило дыхание — но через несколько минут КПД-1 стала замедляться, чтобы вскоре полностью остановиться у Четвёртого Города. Большинство пассажиров, впрочем, сошло на Пятом Городе, где работали остатки инженерных центров (вокзал там производил куда более уютное впечатление, чем в Третьем). Шестой Город был закрыт для большинства жителей подземелий (там за спинами многочисленных сотрудников безопасности жили и работали управленцы), и поэтому его экспресс проскочил, даже не замедлившись.

Наконец, показался вымерший Седьмой Город. Его строили свободно и широко, с подземными проспектами, площадями… И даже некоторой претензией на архитектуру. Кое-где были запланированы чуть ли не фонтаны! Ещё ходили слухи, будто там организованы гидропонные установки для декоративной растительности. Словом, чувствовалось, что устроители планировали технологический рывок, своеобразный цивилизационный реванш, с которого должно было начаться победоносное шествие назад, на землю.

Увы, никто не знал наверняка, что именно там произошло. В капсульном историческом лектории сведения на этот счёт были на редкость отрывочны: причиной катастрофы было то ли наводнение, то ли череда обвалов, вызванная взрывом метана — но сейчас Седьмой Город имел вид мрачный и заброшенный, и мало у кого возникала прихоть его посетить.

Кондуктор высадил их на широкой платформе и приготовился было задёрнуть раздвижную ограду, но вдруг задумался и нахмурился. Он посмотрел на Унну и Эрла, и ему стало их жалко… Конечно, с него потом спросят, но не мог он так оставить этих наивных молодых людей, которые даже не догадались позаботиться об освещении! Он протянул Эрлу служебный светильник и процедил сквозь зубы:

— Берегите себя, идиоты!

Эрл растерянно посмотрел на благодетеля, но он поспешил раствориться за дверями вагонетки. Скрежеща, поезд начал медленно подниматься — естественно, подъём был существенно дольше, чем спуск… Эрл задумчиво проводил глазами поезд и посмотрел на Унну: её глаза были круглыми от страха и растерянности. Он взял её за руку и подмигнул: ведь если у мысли есть тропа, то направление этой тропы тоже, наверное, не случайное.

А значит, надо идти вперёд — в темноту заброшенного коридорного города.

    [ VII ]

Круг фонаря нервно ощупывал поверхности стен, а эхо шагов, отскакивая от изгибов тоннеля, терялось далеко вдали. Эрл и Унна напряженно молчали и всматривались в темноту… Откуда-то поблизости доносился шум воды.

Впереди показался конец коридора: светом можно было ощупать его края, а прямо посередине чернел провал, в котором растворялся пыльный луч фонаря, теряя свои очертания и цвет.

Это была городская площадь — по всей видимости, аналог старинных vauxhall’ов, в тенистых садах которых городская публика прошлых веков коротала свой досуг. Шум воды доносился отсюда, поскольку площадь была разделена рекой, через которую проходило три моста. Вокруг стояли раскидистые деревья — не настоящие, конечно, но изысканно окрашенные в цвета куприта или патины. Пещера была очень высокой: фонаря едва хватало, чтобы разглядеть какие-то большие сферические конструкции, похожие на планеты, — самого же потолка и вовсе не было видно.

Эрл передал фонарь спутнице и, попросив посветить ему, осторожно спустился по узкой лесенке, идущей от набережной к поверхности воды. Вода была удивительно чистой: сверкая и переливаясь в луче света, она тем не менее совершенно не скрывала дна. На секунду Эрлу показалось даже, что где-то в глубине мелькнула круглоглазая рыбья голова.

Пройдя по мосту, путешественники вновь оказались среди деревьев. Унна подпрыгнула и слегка стукнула пальцами по листьям — в воздухе раздался тонкий переливчатый звон, резонанс которого ненадолго оживил остальные искусственные деревья, а потом затих. Эрл грустно усмехнулся.

Вскоре они подошли стене на противоположном берегу. Обшарив её лучом фонаря, Эрл пришёл к выводу, что к площади сходились коридоры практически со всего города.

— Где же ты, наша чайка? — задумчиво проговорила Унна.

На этих словах вдалеке — или это только показалось? — раздался какой-то странный звук. Увы, учёным-реконструкторам из ЦентрИстБюро неоткуда было знать голосов птиц — как, собственно, и Эрлу с Унной… Они осторожно двинулись по направлению к звуку.

Пройдя несколько перекрёстков (и, кажется, окончательно сбившись с пути), Эрл и Унна вдруг очутились в маленьком атриуме… То есть попросту небольшой комнатке, которая, впрочем, была окружена по периметру колоннами. В её в центре располагался фонтан, обсаженный искусственными деревьями, наподобие тех, что стояли на площади. Над бассейном, украшенным изразцами из синтетического фарфорового сплава, красовалась большая железная птица, и из её раскрытого клюва, по задумке архитекторов, должна была литься вода.

Вот только клюв этот на глазах у наших героев звонко щёлкнул и закрылся — а сама птица, попеременно склоняя голову то на один бок, то на другой, задумчиво рассматривала посетителей, столь беспардонно нарушивших её покой.

«Она от нас чего-то ждёт, — лихорадочно думал Эрл, — но хотел бы я знать, чего у неё спросить!»

Будто в ответ на его мысли чайка взъерошилась и крикнула, глядя прямо на него. Затем она уложила перья и, взлетев, сделала круг по атриуму и села на плечо Унне. Девушка осторожно погладила птицу, а та, издав что-то вроде воркования, вновь взмыла вверх и исчезла в правом коридоре.

— Ну наконец-то хоть какая-то ясность! — радостно воскликнул Эрл…

На этих словах фонарь погас.

    [ VIII ]

Итак, что же такое загадочная «тропа мысли», о которой так настойчиво твердили наши герои? Нельзя сказать, чтобы это было устоявшимся термином: в мире, где большая часть человеческой жизни ограничена капсулой, а разговоры вне рабочих сеансов связи — обсуждениями расписания столовой, неоткуда взяться развёрнутой точности философских определений. Иными словами, «тропа мысли» — это метафора, изобретённая Унной, но метафора на редкость удачная.

Учёные разных эпох часто говорили о двух реальностях: реальности «физической» (на этом слове они любили стучать по столу, как бы подтверждая её осязаемость) и «виртуальной». На протяжении тысячелетий «физическая» была главной, тогда как все виды «виртуальности» (книги, картины, первые шлемы…) служили лишь некой надстройкой, в которой отражались сведения о внешнем, «настоящем», мире. Если совсем просто, виртуальная реальность была чем-то вроде плана или географической карты, на которую наносились объекты действительности.

Однако с развитием цивилизации (и упадком человеческой культуры) две реальности начали постепенно меняться местами. Чем дальше, тем чаще получалось так, что люди принимали решения о перемещениях в пространстве на основе информации из шлемов; городские учреждения из физического пространства всё больше работали через виртуальные каналы связи — равно как и общение между пользователями стало более распространённым, чем посиделки в физических зданиях библиотек или увеселительных заведений.

В какой-то момент оказалось, что уже сама виртуальная реальность задаёт векторы для изменения реальности физической, а не наоборот.

Хотите пообщаться с кем-то? Ищите его данные через шлемовую связь. Думаете посидеть в харчевне? Выбирайте её через систему форумных отзывов в сети. Хотите пойти погулять? Первым делом нужно напялить шлем, чтобы спросить погоду, маршрут, программу развлекательных мероприятий… А в какой-то момент, развлекательные мероприятия и вовсе оказались не нужны — и, следовательно, театры, библиотеки (а подчас и школы) стали массово закрываться. Как бы выразились политики конца индустриального века, физический мир «потерял свою субъектность».

Но это всё лирика (или, по крайней мере, трюизмы) — нас же сейчас будет интересовать третья реальность, о которой учёные предпочитали не говорить вовсе. Речь идёт о том «пространстве», в котором существуют человеческие мысли.

Вот представьте себе дерево. Представили? А теперь другое, повыше. А теперь пораскидистее. Наконец, просто представьте себе какое-нибудь — другое — дерево. Задумайтесь над вопросом: где находятся эти деревья?

Правильный ответ: у нас в голове.

Получается, что в уме у нас есть огромная реальность, которая позволяет нам мыслить, представлять видимые вещи, оценивать продолжительность событий — и самое интересное, что реальность эта организована в сложнейшую многослойную структуру. В одном её слое могут жить образные представления, в другом (философском) — нюансы значений абстрактных слов, в третьем — ощущения ритма, размерности… Наконец, какие-то интуитивные переживания, эмоции сочувствия окружающим и т.д.

Можно только диву даваться, как так получилось, что человечество потратило колоссальные ресурсы (как природные, так и временнЫе) на исследование первых двух пространств, тогда как третьим, превосходящим их вместе взятых, занимались преимущественно энтузиасты из мира литературы и искусства.

Именно по этой причине сейчас для пространства мыслей мы не можем привести даже приблизительной карты — да что там карты, самых основных направлений вроде тех, что используются географами под видом «сторон света». Но самое ужасное, что ко времени возникновения коридорных городов были утеряны даже те немногие наработки писателей и философов, которые давали хотя бы приблизительное представление о наиболее типичных явлениях этого мира! Для Эрла и Унны было уже чудом, что они нащупали путь в этот внутренний мир — но им казалось, что это всего лишь узкая тропа, вьющаяся, как красная нить из клубка, размотанного котёнком.

На самом же деле, их тропинка проходила посреди чащобы дикого заброшенного леса; и если раньше они могли не осознавать размеров этого мира из-за обилия визуальных впечатлений повседневной жизни, то теперь, оказавшись во мраке коридорного города со сломанным фонарём, они были вынуждены окунуться в него с головой.

Давно уже представители рода человеческого не подвергались такой большой опасности!

    [ IX ]

Одной рукой Эрл ощупывал стены коридора, другой — сжимал ладонь Унны, которая тихо ступала вслед за ним. Они легко нашли тот поворот, куда улетела чайка, но с тех пор прошла уже целая вечность, а они всё шли и шли по этому коридору, не представляя даже, что их может ждать впереди.

В темноте перед глазами роились образы — но что это были за образы! Они не были похожи на привычную работу человеческого воображения, поскольку над воображением человек властен, а эти видения были абсолютно непроизвольны (и неуправляемы). Там были злобно перекошенные рожицы, пейзажи огненных пустынь, уродливо оскалившиеся звероподобные существа…

— Какая мерзость! — вдруг вырвалось у Эрла.
— Ты тоже их видишь? — воскликнула Унна. — Что это?
— Не знаю! Но сдаётся мне, они не могут нам ничего сделать… Как будто их удерживает какая-то сила.
— Понятно… Значит, они могут только пугать, да? — робко спросила Унна.
— А ты не поддавайся, — усмехнулся Эрл, — есть у меня ощущение, что всё не просто так.

Наконец, вдали показалось какое-то свечение. Поначалу путники не поверили своим глазам (и списали это тоже на игру воображения), но по мере продвижения по подземному рукаву, свет становился ярче, а видения, наоборот, таяли. Впрочем, и Эрл, и Унна догадывались, что они никуда не делись. Это как если посмотреть вдаль, перестаёшь замечать что бы то ни было вблизи — но пыль под ногами при этом не перестаёт существовать.

Источником света оказались глаза механической чайки. На секунду она повернула голову (и случайно ослепила отвыкших от света подземных скитальцев), а потом направила окуляры вверх. Там оказался люк, за которым скрывался длинный лаз на верхние ярусы седьмого города; в других городах над «уровнем улицы» располагались жилые блоки, но в Седьмом Городе всё было не как везде — и, забравшись по лестнице из скоб, Эрл и Унна увидели нечто, чему в их скудном словаре соответствия не было и быть не могло.

Ведь в мире коридорных городов, где забыли формулу Хранителя Тарна, некому было рассказать, что такое храм.

Вдоль стен большого прямоугольного зала, в котором оказались наши герои, как и вокруг атриума, шёл ряд колонн. За ними располагались широкие квадратные прорези, имитировавшие, по всей видимости, окна домов древности. Впереди по центру располагалась статуя, изображавшая величественного старца, который задумчиво смотрел на расстилавшийся перед ним диск географической карты (с рельефом гор, рек, лесов и морей). Широкие ладони его рук покоились на карте; выражение лица было добрым и мягким, но во взгляде почему-то чувствовалась печаль… Эрл поймал себя на мысли, что ему очень бы хотелось с ним поговорить (хотя самому Эрлу едва ли было дано понять тех, кто соорудил столь странное святилище на такой большой глубине).

Чайка села к статуе на колени, и старик незаметным в темноте движением согнул руку, чтобы погладить механическую птицу. Затем он поднял голову и посмотрел на вошедших в зал двух людей… В этот момент зажёгся мягкий свет, а лучи, проходившие сквозь разноцветные стёкла декоративных окон, пёстро раскрасили пол, стены и самый воздух базилики. На витражах изображались какие-то эпизоды древней истории, но Эрл ещё не мог их понять.

Пока Эрл любовался витражами, Унна в изумлении смотрела на старца. Вдруг тот, кого они принимали за статую, встал и выпрямился во весь рост…

— Я рад вас видеть! — сказал он голосом, в котором могли бы потонуть отзвуки громовых раскатов. Старец ласково посмотрел на своих гостей и продолжил:

— Как же долго я вас ждал! Пришли бы вы раньше, и город был бы жив.

    [ X ]

Храм будто ожил и наполнился щебетанием птиц и журчанием родников. Подвижные светильники, скрытые за витражами, имитировали движение ветвей на ветру — отчего цветовые пятна, насыщавшие воздух мелкой рябью, переливались на полу и стенах. В зал ворвались ароматы соснового леса, и Эрл с удивлением отметил, что запахи были гораздо более тонкими и живыми, чем в обычных капсульных симуляциях.

— Кто Вы и что Вы? И зачем мы здесь? — резкий голос Унны вывел Эрла из раздумий.

Вопросы были удивительно точны. В нормальной ситуации было бы уместно спросить: «Кто Вы и зачем Вы здесь?» — но сейчас гораздо важнее последний вопрос задать о самих путешественниках, нежели о старце, сколь бы необычной ни казалась эта ожившая статуя.

— Дети мои! Подойдите ближе, не бойтесь.

Эрл и Унна подступили к диску с гипсовой картой. И тут они увидели, что карта была живой и отнюдь не гипсовой: над ней двигались облака, деревья клонились от порывов ветра — а если приглядеться, можно было разглядеть фигурки зверей и даже гнёзда птиц.

— Да, — грустно проговорил старец, — когда-то наш мир был таким… Молодым, зелёным и прекрасным.
— А что с ним произошло? — спросила Унна.

Старец вздохнул, сел и его взгляд затуманился:

— Творец создал мир, а также людей, которым была дана свобода воли. Поначалу люди тоже могли творить словом… Но среди них нашлись те, кто свой дар употребил во зло.
— Они стали разрушать созданное? — осторожно предположил Эрл.
— Хуже! Они стали его извращать.

По диску карты прошла волнообразная рябь, и картина изменилась. На ней по-прежнему были и леса, и реки — но то здесь, то там начали появляться искорёженные растения и изувеченные тела животных. Стали возникать какие-то уродливые создания, к телам которых были приделаны головы других животных… В каких-то частях мира необычное безумие охватывало зверей и птиц, и они начинали бросаться из стороны в сторону, а также увечить себя и друг друга.

— Ой… Глядите! 

Унна в ужасе показала на западный край диска.

Оттуда показалось гигантское человекообразное существо, которое было составлено из козлиных ног, оканчивающихся копытами, змеящегося крысиного хвоста и оскаленной обезьяньей головы, венчавшей быкообразное туловище. За ним показались и другие не менее нелепые гибриды… Но это не были животные, пусть даже и необычные: их поведение было похоже на человеческое, с той только разницей, что оно отличалось бессмысленной жестокостью. Например, никому из людей не пришло бы в голову того, что сделала обезьяноголовая громадина: она поймала какую-то овцу и с остервенением стала в неё вгрызаться, но куски она то и дело сплёвывала в траву. Казалось, ей нужна была не пища, а только страдания жертвы.

— Но зачем?! — хором воскликнули Эрл и Унна.

Старец грустно усмехнулся:

— Когда-то, ещё до сотворения людей один могучий дух возомнил о себе, что он равен Творцу. Этот дух восстал против Неба и был с позором низвергнут в недра земли… И в течение долгих лет ему и его демонам не оставалось ничего, кроме как обольщать души слабых людей и питаться их творческим даром.
— Я поняла! — воскликнула Унна. — Это демонов мы видели, когда шли сюда в темноте!
— Да, — кивнул старец, — вечная злоба и долгое заточение не улучшило их нрава… Равно как и внешности. Душа людей по-прежнему имеет выход в духовный мир — ну а демоны заселили самую грубую и приближенную к плоти его часть. В течение многих веков люди не замечали того, что творится в подвалах их собственных душ, и потому не понимали, почему каждое следующее поколение людей становится всё более капризным, обидчивым, себялюбивым и злым…
— Так началась порча мира… — вдруг изменившимся голосом проговорил Эрл.
— Да. — старец грустно опустил голову.

И вдруг мир на карте изменился. Моря и реки вышли из берегов, и диск превратился в один большой океан. А через некоторое время вода вновь опустилась и обнажила сначала горы и леса, а потом и холмы с равнинами. Несколько человек и горстка животных спаслись на большой многоэтажной лодке. Люди и звери вновь заселили мир, и он был целомудрен и красив… Но почему-то даже в серо-белой рельефности карты чувствовалось, что мир потускнел и стал… Менее дышащим что ли.

— Людям больше не было дано менять мир своим словом, — продолжил старец, — но они стали заселять его городами и деревнями. Многие поколения людей жили счастливо в мире с Небом и собой — а чтобы человек не забывал о Творце и совести, на землю посылались Хранители, которые помогали людям блюсти чистоту душ. Поначалу у Хранителей всё же был дар преобразующего слова, но постепенно стала выстраиваться новая цивилизация, и Хранители старого призыва отошли от дел. Всё было спокойно, до тех пор пока…

Карта вновь изменилась до неузнаваемости. Как язвы на теле земли, стали возникать и шириться города. Унна и Эрл приблизили лица: как же города были красивы поначалу! Уютная архитектура маленьких домов окраин, тонкая и возвышенная архитектура королевских дворцов, школ и университетов радовали глаз. Но вдруг один из городов словно вымер: маленькие человечки перестали показываться на площадях, и улицы опустели. Впрочем, один человечек в доспехах всё же вышел из дверей казарм, сделал несколько неуверенных шагов и упал. На голове у него был…

— Шлем!!! — хором крикнули Эрл и Унна.

Старец снова кивнул:

— В городах стали появляться люди нового мировоззрения. Они оказались достаточно праздны, чтобы вглядеться в обитателей подвалов своих душ… Но вместо омерзения они испытали восторг. Приняв эти образы за откровение свыше, они стали восторженно им поклоняться и внимать — а эти голоса повели их к тому, что поначалу могло казаться наукой.
— Но ведь наука строга и логична, — перебил рассказчика Эрл, — разве может быть «ложная наука»?
— Наука — это средство, — промолвил старец, — но когда средство используется не по назначению, оно становится орудием лжи.
— Интересно, — пробормотала Унна, — почему вместо возрождения лесов, зверей и жизни учёные столько времени тратили на картинки в шлемах?
— Молодец, Унна! — девушка вздрогнула от неожиданности, когда старец назвал её по имени. — Наука могла бы помогать бедным и больным, но вместо этого предпочла множить иллюзии.

Наконец, в городе появились маленькие фигурки всадников, среди которых угадывался ребёнок. Вскоре город начал оживать — хотя на фоне прежнего город выглядел как человек, не вполне оправившийся после затяжной и изнурительной болезни.

— Хранитель Тарн понял, что наступление ложной науки не остановить, — продолжил свой рассказ старец, — и он добился включения своей формулы в шлемы.
— Что, что это за формула? — в волнении вскочил Эрл, — Вы её знаете?
— Конечно! — старец тепло улыбнулся. — Эта формула спасла немало человеческих душ…

Над картой загорелись буквы, и изумлённые путники прочитали:

«Бог есть. Душа бессмертна. Будь добрым, ибо ты ответишь за всё».

— Эта фраза восстановила равновесие. С каждым следующим витком развития техники, человек всё больше погружался в мир иллюзий, где то и дело появлялись те твари, которых вы видели, пока шли в темноте. Но одновременно людям была оставлена свобода выбора, поскольку они могли выбирать, чем наполнять свою душу… Подобно плесени, видения демонов подтачивали духовное естество человека — но обратившись к Небу за помощью, он мог начать духовно расти и очищать своё сознание, свою душу. И в этом случае голос сорняков не забивал голоса самого человека — и он мог, ценой труда и смирения, сохранить разум…

Последняя сцена была уже нашим героям знакома: в ней безумный смотритель Пирамиды расчётного центра превращал шлемы в смертельные излучатели — но вмешательство последнего Хранителя сорвало эти планы.

— Кажется, я понял, зачем нужен был «великий соблазн»… — сказал Эрл.
— Да, — склонил голову старец, — это было требование тех демонов, которым служил смотритель Пирамиды. Им всегда была безразлична смерть тел, потому что они стремятся к смерти души. Так они хотят отомстить Творцу за дар свободной воли, которым Он наделил презираемого ими человека.
— Но если бы все люди приняли соблазн, — осторожно заговорила Унна, — не прекратил бы мир существовать?
— Так ведь не приняли же, — и старец впервые улыбнулся.
— Получилось как всегда? — Эрл осторожно посмотрел сначала на Унну, потом на старца. — Кто-то выбрал Творца, а кто-то — соблазн?

Диск снова подёрнулся рябью… Мир превратился в океан свалок, а города будто раскололись надвое: в одной части стали появляться гигантские шахты, а в другой вновь зазеленели — пусть скудные и чахлые, — но рощи и клумбы. Кое-где даже летали птицы!

— Жрецам ложной науки неоткуда было взять энергию, кроме материи, — старец подошёл к финальной части истории, — и в поисках всё более и более могучего пламени они рыли всё более и более глубокие шахты, стремясь добраться до раскалённого ядра земли. Тем же, кого спас Ланг, была дана радость возрождения крупиц жизни. Которым они радовались, пока…

Из шахты в одном городе вырвался столп пламени. Потом такие же потоки лавы и плазмы забили в других местах. Наконец, огненный дождь пролился на землю, и его температура была столь высокой, что от соприкосновения с каплями мгновенно загорались даже каменные строения многоэтажных домов.

— А что же обычные люди? — испуганно прошептала Унна. — Неужели те, кто разводил сады, погибли вместе со злодеями?
— Да, — сказал старец, — но не совсем.

Старец на мгновение задумался, а потом хитро сощурился:

— Как по-вашему: что это была за сила, мешавшая демонам вас морочить?

Эрл и Унна переглянулись. Старец развёл руки в стороны:

— Оглянитесь вокруг!

Друзья стали смотреть по сторонам: отовсюду по-прежнему доносилось журчание воды и пение птиц, всё так же мерцали переливы света от витражей… Вдруг Унна ахнула: ей показалось, что в мерцании света она увидела нечто вроде полупрозрачной, почти невидимой фигуры. Эрл проследил глазами за её взглядом — и тоже остолбенел: комната была полна… Кем-то. Они были едва заметны. Нельзя было до конца понять, что это, обман зрения или действительно наблюдаемый феномен — но степень их реальности уж точно была никак не меньше того, что они прежде видели в темноте.

— Демоны — это лишь пародия на тех духов Света, которые тоже были всегда, но только они служат Творцу, — закончил свой рассказ старец. — А кроме духов Света за души людей сражаются души других людей — тех, кто выбрал служить Небу, а не змию, сброшенному с Небес.
— «Бог есть, а душа бессмертна», — задумчиво повторил Эрл.
— Именно, — вновь улыбнулся старец, — ведь душам праведников дано пережить огненный дождь… Равно как и вообще этот мир.

На этих словах старца воздух стал ещё более плотным от игры цвета и света. Эрл и Унна увидели почти глазами то, что всегда чувствовали: когда каждый из них погружался в мир своих мыслей, их всё время кто-то вёл и защищал. Но теперь они узнали об опасности мира мыслей, столкнулись с теми, кто населяет «подвал души», и им сделалось не по себе. Они почувствовали нечто подобное тому, что чувствует путник, только что вышедший по горной тропе из тумана, когда вдруг он видит крутизну обрыва, от падения с которого его заботливо уберегла рука Провидения.

Но Унна вновь нахмурилась: её по-прежнему терзал вопрос, на который старец пока не дал ответа. Статуя опять улыбнулась:

— Понимаешь, дочь моя… Этот храм был построен теми, кто верил; а материя мира становится тоньше человеческого волоса. Раз уж ты и твой друг так явно сделали выбор в пользу Истины — то почему бы Небу не позволить последнему из Хранителей передать весточку, пусть даже и через старинную статую?

На этих словах свет стал гаснуть, а звуки и запахи — исчезать; мало-помалу храм потонул в полумраке, который оживлялся лишь светом из окуляров механической чайки.

— Но подожди! — Унна бросилась к статуе и схватила старика за руку. — Скажи, что нам делать? Куда идти?

Но Эрл положил руку девушке на плечо:

— Унна, не надо! Я знаю. Всё, что нужно, нам уже рассказали.

    [ XI ]

В полумраке храма с трудом угадывалось лицо девушки с округлившимися от удивления глазами. Эрл же широко улыбался и ласково смотрел на неё… Он понял, что статуя Хранителя открыла как раз то, чего им всё это время так недоставало — а именно, розу ветров того мира, по которому проходит их «тропа мысли».

Только в мире мысли она лежала не в горизонтальной плоскости, а в вертикальной — потому что для неё были важны не север и юг, а верх и низ.

— Унна! — воскликнул Эрл. — Неужели ты не поняла?

Девушка мотнула головой.

— «Бог есть. Душа бессмертна…» — затараторил он, — всё, что нам нужно, это просто попросить…
— Кого? — удивилась она.
— Того, Кто сотворил это всё, — Эрл повёл глазами, — небо, землю… И нас.

На этих словах он закрыл глаза и начал говорить:

— Творец неба и земли…

Светильники в глазах чайки погасли. Эрл и Унна вновь увидели рожицы — только они стали ещё напористее и злее.

— …да будет воля Твоя, а не наша…

Тут послышалось что-то вроде рычания, шипения и воя — но слышалось это уже не физическим слухом, а внутренним — примерно там же, где глаза воображения видели завесу из лиц злобно оскалившихся существ.

— …ибо мы уже давно сбились с пути, — заканчивая импровизированную молитву, Эрл возвысил голос. — Не введи нас в соблазн, но избавь нас от демонов и наваждений их.

Демоны исчезли. Как потом вспоминал Эрл, у него было такое ощущение, будто между ним и ними кто-то махом задвинул толстенную стену. Ему стало легко думать — и вдруг его внутреннему взору предстало видение. Оно было ярким и чётким — не таким, как сон, но и не из той же «фактуры», что духи зла. Ещё Эрл понял, что даже если бы вокруг было светло, было бы видно только это видение… Как будто бы он разом забыл про существование «материальной реальности», которую можно видеть глазами.

Из темноты выступили светящиеся точки, похожие звёзды в космосе из сказочных представлений древних. Вот только по мере приближения их к взору Эрла и Унны, становилось видно, что они гораздо плотнее и ближе друг к другу… Наконец, они приблизились ещё сильнее, и стало понятно, что светящиеся точки…

— Это души людей! — воскликнула Унна.
— Посмотри, какие маленькие, — с грустью констатировал Эрл, — они так и не выросли. Видишь, младенческие фигурки отражаются в стенках саркофагов?
— «Саркофагов»? — удивилась девушка. — Ты имеешь в виду капсул?

Эрл сосредоточился: «Что же делать? — лихорадочно думал он. — Надо же их как-то будить?» «Никак не надо будить, — услышал он мысли Унны и почувствовал её улыбку. — Сам же говорил: надо просто попросить!» И он услышал голос Унны:

— Бог, создавший небо и землю, — громко сказала она, — помоги им тоже найти Тебя! Пусть они обретут свою душу, свой внутренний мир… И защити их от беснования в подвалах наших разумов!

Темнота ночи озарилась внезапной вспышкой. «Помогу!» — раздался голос свыше, и когда вспышка ослабела Эрл и Унна с радостью увидели, как души людей начали увеличиваться. Они походили на растения в лесу (или, вернее, в саду), которые распускаются навстречу солнцу, теплу и летнему дождю.

Со всех сторон послышались голоса: «Кто я?» — «Что я здесь делаю?» — «Зачем я это смотрю?» Поначалу Эрл малодушно испугался, что, заглянув внутрь себя, неподготовленные люди увидят тех, кто его самого испугал в тёмном коридоре Седьмого Города. Он зря боялся! Творец любил обитателей капсул не меньше других своих творений — и Эрл разглядел в бликах света тех посланцев Небес, которые явились ему недавно в храме. Крыльями они защищали неокрепшие души от демонских видений, и, бережно придерживая руками головы людей, успокаивали их и осторожно объясняли судьбу мира и человека.

— А что дальше? — спросила Унна вслух.
— Кажется, сообразил, — улыбнулся Эрл. — Ты не обратила внимание на ту часть человечества, которая создавала сады незадолго до огненного ливня?
— Кстати, да, — согласилась она. — Учёные вырыли катакомбы, где родились их дети… А почему детей Неба Творец учил создавать то, что никому не помогло?
— Помогло! — радостно вскричал Эрл. — И этим детям, и даже нам с тобой!

Тут перед внутренним взором предстала другая картина. Здоровенный рыжий детина, стоя на крыше одного из домов, склонился над прекрасными растениями — древние называли их «цветами». Потом перед глазами возникла какая-то мансарда, у окна которой росло деревцо в горшке. В центре, нагнувшись над плетёной из ветвей прямоугольной корзиной, стоял старик. На плече у него была механическая чайка, а в корзине — пёстрые птенцы…

По крыше внезапно ударил ветер. Небо за окном накрыло чернота. Старик беззубо улыбнулся… Крыша полыхнула белым пламенем — и капли огненного дождя будто ластиком начали стирать обстановку дома, а затем и тело самого старика. Он поднял голову… Образ старика как бы раздвоился: его тело охватывал бело-оранжевый огонь, но из-под лохмотьев оболочки виделось другое свечение, серебристо-голубое. Наконец, огонь пожрал всё вокруг, но в воздухе, на месте, где стоял хозяин чердака, парила серебристая фигура — вот только уже не сгорбленная и не беззубая. Душа человека устремилась вверх, и вскоре совсем пропала за пределами чёрных туч.

— Разводя птенцов или цветы, они учились творить и чувствовать, — радостно сказал Эрл, — и от этого выросла их душа.
— Как и души многих других, кто вёл нас сюда… — проговорила Унна.
— …и защищал нас, пока мы, не понимая опасности, высовывались на «тропу мыслей», — договорил Эрл.

«Этот мир погибнет, — вновь раздался голос свыше, — но многие спасутся. Идите к людям! Заселяйте этот город — и учитесь жить внутренней жизнью».

Видение растаяло, а в окулярах чайки зажёгся свет. Хотя по большому счёту, светильники были уже не нужны: к чему фонарь, когда нутром чуешь, куда идти?

    [ XII ]

Не было никаких вопросов насчёт того, как они будут выбираться из Седьмого Города — потому что на причале их уже ждали. Окуляры чайки (равно как луч внезапно ожившего фонаря) выхватывали из темноты перрона проржавевшие вагоны поезда, а также фигуры четырёх безопасников, присланных из шестого города.

— Извольте за нами, — бесцветным голосом сказала самая низкорослая фигура, стоявшая справа.

Эрл и Унна сели в вагон, и через шесть часов их разбудили, когда поезд подтягивался до Шестого города, где жили управленцы. Их провели по ярко, но неуютно освещённым коридорам, пока, наконец, они не оказались в легендарном Зале Собраний. Пять рядов длинных столов лучами сходились к президиуму, где восседали десять архонтов. Обычно на столешницу президиума (или экраны за их спинами) выводились необходимые данные о производстве продуктов питания, запчастей для информационных систем и прочего — но сейчас все экраны были выключены, и глаза сотен собравшихся уставились на вновь прибывших путешественников.

Их ждали для серьёзного разговора.

Безопасники, мягко, но сильно держа под локти Эрла и Унну, решительно подвели их к президиуму. Плешивенький седобородый старичок невысокого роста вскочил и заверещал:

— Вы чего натворили-то? У нас тут ЧП общецивилизационного масштаба! На кону стоит судьба всего человечества! Все пользователи (слышите, все!!!) отключили симуляцию в капсулах. И знаете, что они делают?
— Радуются жизни? — робко предположил Эрл, которого, правда, безопасник ударил локтём под рёбра, отчего он охнул и пошатнулся.
— Они повылезали из капсул! — пухляш из президиума вскочил и стал нервно носиться по возвышению просцениума. — Они сидят на порогах входных люков и болтают ногами! Они разговаривают!
— Что, сами с собой? — высунулась Унна, но она зря надеялась, что женщины не получают ударов под рёбра.
— Друг с другом!!! — завопил пухляш, на ещё не пришедшую в себя от удара девушку. — Сейчас они болтают с соседом, завтра они гулять пойдут… А послезавтра вообще передавят друг друга в коридорах или сбросятся в шахту вокзала от тесноты. Вы об этом подумали?
— Да мы-то тут при чём! — воскликнул Эрл, ловко отклонив локтём удар безопасника. — Ну, настроение у них теперь такое, что вы к нам-то прицепились?
— Не прибедняйтесь, молодой человек.

От этого вкрадчивого голоса затихли все — даже те, кто и не думал говорить. У дальнего конца стола поднялся высокий худощавый тип в длиннополой чёрной одежде — и по мере того, как он приближался, становились видны его отсутствующие глаза и искривлённый изгиб губ. Всё это время его голос не становился ни громче, ни тише… Как будто бы само присутствие этого бесцветного человека отрицало пространственные законы слышимости и видимости.

— Не считайте всех вокруг глупее себя, — сухо продолжал он. — Чайка Седьмого города, «тропа мысли», общение с высшими силами — скажете, тут вы тоже ни при чём?
— А вы тут предпочитаете общение с низшими? — Эрл резким движением вывернулся из рук двух безопасников, и они картинно разлетелись по разным углам зала (откуда только силы взялись?). — То-то у вас ухмылка как у смотрителя Пирамиды!

Глаза человека в чёрном плаще коротко вспыхнули, хотя веки оставались так же полуприкрытыми.

— О чём это он, а? — закричал седобородый старичок. — А ну отвечай!
— Он не может, — рассмеялся Эрл. — Или ему придётся признать, что он сознательно ведёт человечество к гибели.
— Щенок! — прошипел человек в плаще. — Да что ты понимаешь!
— Понимаю! — Эрл подскочил к нему так резко, что два безопасника, бросив Унну, успели только схватить его за плечо. — Да отпустите Вы! Зачем мне его бить? Ему и его демонам дано уничтожить этот мир — на кой мне его жизнь и власть?

Безопасники в ужасе переглянулись между собой. Унна, про которую все забыли, подкралась со спины к пухляшу и погладила его по лысине, от чего тот снова взвизгнул.

— У людей есть душа, понимаешь? Она бессмертна, — ласково промурлыкала девушка. — А демоны людям завидуют и хотят, чтобы мы душу погубили. И поэтому они (и их слуги среди людей) всё портят.
— Не слушай её! — напряжённым голосом проговорил человек в плаще. — Как мы управлять будем людьми без капсул? Они же с ума посходят все!
— Да не посягаем мы на твои капсулы! — воскликнул Эрл. — Не передёргивай! Но кому мешало бы, если бы люди могли читать книги? Или сочинять стихи?
— Рисовать? — вкрадчиво промурчала Унна.
— Создавать музыку?
— Придумывать дома?
— Рассказывать весёлые истории?

Эрл и Унна взахлёб, перебивая друг друга, говорили и говорили. А брови Главного Управляющего (официальный титул пухляша) ползли всё выше и выше. Наконец, он остановил их властным жестом руки и повернулся к человеку в чёрном:

— А действительно! Что в этом плохого?
— Потому что они начнут думать! — вскрикнул советник с исказившимся от злобы лицом.
— И что? — лицо старичка вытянулось. 
— Мы можем потерять власть! Как можно управлять людьми, когда они думают?

Пухляш сложился вдвое — всё его тело сотрясалось от неслышного хохота. Наконец, он выпрямился:

— Да какая власть? Что ты несёшь?! Человечество доживает последние дни. Мы все это знаем! Мы также знаем, что ресурсы давно закончились — их нет! Энергии тоже больше не будет. Перспектив выбраться на поверхность — никаких. Над кем ты боишься потерять власть? Над песчинками сожжённого праха, клубящимися в восходящих воздушных потоках транспортной шахты?

Лицо пухляша побелело, и он весь затрясся от гнева:

— Детишки эти дело говорят. Пусть люди поразвлекаются напоследок — кому мешают их стихи да рисуночки?

Он резко повернулся на каблуках:

— От нас что требуется? Безопасность, медики, службы психологической помощи?

Эрл улыбнулся:

— Ничего. Только вера в Бога — поскольку Он защищает тех, кого сейчас разбудил.

Пухляш отмахнулся:

— Ну, пусть будет по-вашему… В этом я ничего не смыслю.

Он направился было прочь из зала, но в этот момент его одёрнула Унна:

— И ещё: не бойтесь заселять Седьмой город. Возможно это последний подарок человечеству в этом гибнущем мире.

Советник в чёрном балахоне сипло усмехнулся:

— А ты знаешь, что там произошло?

Эрл грустно посмотрел на него и сказал в полголоса:

— Массовое сумасшествие?
— Ага-а-а-а, — довольно протянул советник, — а потом все горожане сбросились в шахту.
— Не бойтесь, — Эрл повернулся спиной к президиуму и лицом к собравшимся, — у кошмаров Седьмого Города больше нет над людьми власти.
— А кроме того, он красив, и в нём много места, — звонко и нараспев проговорила Унна.

    [ XIII ]

Экспресс пришлось удлинить — правда, втиснуть в него больше, чем три вагона, всё равно было технически невозможно. Сначала поезд курсировал только между Пятым и Седьмым коргородами, но, когда инженеры, безопасники и первые добровольцы подтвердили, что жителям больше ничего не угрожает, туда стали пускать людей из других коргородов.

На удивление, места в Седьмом городе хватило всем. Система жизнеобеспечения требовала самого минимального ремонта (куда больше времени ушло на то, чтобы вымести пыль), и через несколько месяцев довольные горожане получили возможность посменно фланировать по площадям и широким подземным проспектам, которые были обнаружены ещё первыми обходчиками. Храм стал местом паломничества оживших людей, а атриум с фонтаном, где наши герои повстречали механическую чайку, оказался одним из множества красиво оформленных коридорных перекрёстков-скверов.

Удалось быстро запустить и капсульные блоки на жилых этажах. Правда, качество изображений (а также имитации звуков и запахов) несколько уступало более новому оборудованию остальных коргородов, но для жителей это уже не имело особого значения. Некоторым был важен доступ к базам данных со старинными библиотечными фондами — остальные же использовали капсульный мир для общения и обмена творчеством.

Особенно жителей обрадовали залы столовых, намного более широкие, чем тот, в котором Эрл оказывал помощь Унне. В Седьмом городе было четыре основных зала, оформленных пейзажными барельефами четырёх времён года (Эрл видел нечто подобное на старинных реконструкциях). Причём, что удивительно, пейзажи были резными, и, похоже, вручную. В стены, конечно, были вделаны экраны в виде оконных рам, позволявшие разнообразить обстановку — но всё-таки изыски старинной архитектурной школы не могли не радовать глаз. К тому же управленцы пошли навстречу пожеланиям жителей и организовали возможность отправлять заявки через программу в капсулах, чтобы люди, желающие пообедать вместе или поговорить за одним столом, оказывались в одной смене.

Кстати, об изысках: наконец-то Эрл и Унна смогли осмотреть центральную площадь. Во-первых, при свете… чуть не сказал «дня», лес из разноцветных металлических деревьев оказался ещё обширнее и ещё прекраснее. Во-вторых, сферы под потолком были ничем иным, как схемой солнечной системы (Эрл ещё раз возблагодарил Небо за детство без развлечений: велт теперь он мог понимать и ценить такие вещи). Ну и в-третьих… В реке действительно водилась рыба! Этой разновидности не было ни в каких справочных пособиях (было неясно даже, съедобна ли она), но новые жители настояли, чтобы рыб без крайней нужды или голода не трогали. Как же люди стосковались по проявлениям живой природы!

В один из многих дней своих жизней Эрл и Унна сидели в «летней» столовой. В «окнах» показывали пейзаж морского побережья с соснами и маленьким бревенчатым домиком под скалой. Сочная синева моря переливалась в лучах солнца, а янтарные стволы деревьев источали смолистый аромат. Шум моря и ветра успокаивал и настраивал на задумчивый лад.

Чайка поклёвывала синтетическое мясо в банке, как будто грустя, что нет больше птенцов, с которыми можно было бы поделиться. Унна допивала горячий тонизирующий напиток и задумчиво глядела на бликующую воду. Вдруг её взгляд затуманился, и она спросила Эрла:

— Как ты думаешь, а что вообще осталось от человека?
— Что ты имеешь в виду? — Эрл тоже погрузился в размышления, и потому не сразу понял вопрос своей невесты.
— Когда-то человек мог творить природу и мир. Это отнялось, но взамен было дано строить, возводить сады и города. Затем люди лишились природы и мира, и им ничего не оставалось, кроме как выражать себя в виртуальном мире шлемов… До Эры Огненной Земли те, кто сохранил душу, могли хотя бы цветы сажать да птенцов разводить. А сейчас мы — что? И зачем?

Эрл нахмурился и откинулся на спинку стула. Он раздражённо пожал плечами, а потом, подумав, ответил:

— Жизнь души начинается с чувства и слова. Но главное, когда ищешь, куда обратить свои мысли, не обмануться с выбором собеседника.

Унна медленно кивнула, а Эрл продолжал:

— Ведь эта жизнь только подготовка. И пусть у нас нет той свободы в физическом пространстве, которая была у наших предков…
— …зато настолько же больше нам дано видеть пространство мысли.
— А значит, — закончил мысль Эрл, — в том мире, куда мы все уйдём, нам тоже будет что рассказать.

    [ Эпилог ]

Оборудование, необходимое для капсульной симуляции, понемногу выходило из строя, но, кажется, мало кто беспокоился по этому поводу. Слишком уж изменились люди! Ступив шаг на «тропу мысли», люди оказались в дивном и сложном мире идей — и, с помощью Неба, жители Последнего города смогли в нём вырастить дивный сад. Кто-то изучал это пространство через стих, кому-то оказалось удобнее рассматривать его через призму визуальных образов в рисунках или же заново открывать гармонию звуков и музыкальную композицию… В результате они не только смогли восстановить утерянные наблюдения мыслителей и художников прошлого, но и значительно превзойти их. Потому что если художники прошлого зачастую уповали лишь на мощь эстетического воздействия, то теперь у людей была «роза ветров»: ведь они знали, что главное — это идти вверх, но не вниз.

Со временем ломались узлы связи — но люди уже чувствовали друг друга в пространстве мысли. Город понемногу темнел из-за перегорающих ламп — но через память и мир мысли они его видели как днём. Еды становилось меньше — но меньше её и нужно было и самим жителям, поскольку они поднялись так высоко, что Небо могло подпитывать их напрямую. Наконец, когда погасла последняя лампа, исчерпались последние резервы энергии на производство синтетических питательных волокон, а на складе не осталось ни одной банки с провизией, город окончательно замолк.

Просто в том мире, куда вознеслись озарённые серебристым сиянием души, это всё было уже ни к чему.