Две женщины сидели у огня Последний монолог

 
Последний монолог Мастера. Мифомистика 21 века

Девятый день марта был  в разгаре. Обычный весенний день, когда снег смешан с грязью и скорее черен, когда солнце  слепит, но совсем не греет. И главное – впереди всем много чего обещано. А  если не всем, сколько в столице хворых, полуживых, то многим  Весна дарит надежды, большие надежды, уж если пережил зиму, то все будет хорошо или хотя бы будет. Но часто надежды таяли как грязный мокрый снег. Люди умирают в любое время года, и весной тоже.
Никто еще не знал, что этот день будет для  Мастера  последним, но то,  что все заканчивается, было понятно всем близким и дальним. А народу в те дни в доме побывало немало. Они приходили и уходили, словно считали своим долгом тут побывать еще раз. Это тяжело, очень тяжело, но надо было отметиться, чтобы потом было о чем написать, рассказать потомкам, чтобы позлить людей в дорогих костюмах, у которых на лбу было написано , откуда они явились и что тут делают.
Уже тогда появилась эта особая порода стражников, для которых это было работой, а не просто явлением в дом умирающего писателя. Они ничего не говорили, ни с кем не общались, но что-то  фиксировали и  наблюдали за  тем, что  там творится. Даже уход из жизни важных людей  был для стражников рутинной, но очень важной работой- службой дни и ночи. Может быть, поэтому монахиня и блудница появлялась тут, чтобы они увидели, отметили, донесли тому, кто ее так назвал. И дух молчаливого сопротивления жил в ее душе.  Они встречались взглядами, она не опускала глаз, и пропускали ее в дом, в ту самую нехорошую квартиру, где жил, пока жил Мастер. Но почетный караул этих типов должны были запомнить и те, кто  на осмелились прийти и те, кто там были в те роковые весенние дни.
№№№№№№№

Елена Сергеевна радовалась, что ей редко приходилось оставаться в одиночестве.
Нет, они так любили  одиночество прежде, когда  возвращались с шумной вечеринки или из театра и оставались в своей квартире вдвоём. Это было лучшее время в их жизни.
Но это тогда, в прошлой жизни, пока он не слег и не понял, что все кончилось. А понял Мастер это сразу, медицинское образование не давало возможности обманываться, тешить себя какими-то надеждами, тем более теперь, когда они с Еленой так упорно работали над романом о Дьяволе.
И вот все стало понятно - в первой половине марта все заканчивалось, дни его были сочтены, скорее всего, даже не дни, а  часы, сколько их там осталось?
Это было жестоко и несправедливо. Уходить надо осенью, а не весной. Но разве же ему дотянуть до осени? Это же сколько дней и ночей боли, адской боли жизни на грани, когда уже не понимаешь в каком из миров ты находишься,
Он боялся признаться, но ничего, почти ничего больше не видел. Только силуэты и голоса. Голоса он различал прекрасно. И особенно выделял из всех голос Анны. Ее голос он точно не перепутает ни с каким другим.
Они поссорились когда-то, уж трудно вспомнить из-за чего именно,  и ее долго  не было в их доме, потом она уезжала в свой Питер, но теперь вернулась,  узнав в каком он плачевном состоянии,  быстро забыла о том, что между ними случилось. Она сразу поняла, что  рядом с ней Елена чувствует себя спокойнее и увереннее и может хоть немного передохнуть. А то, что ей выпало на долю, не пережила даже она, потому что  ей не нужно было день и ночь находиться рядом со смертельно больным человеком, ее мужа и сына просто забрали, спрятали, и томиться в очереди, тоже страшно, но не до такой степени. Она могла представить, но не видела их жутких мучений, да и надо было надеяться на то, что они не были такими долгими.
Что такое дни и ночи проводить с тяжело больным, прикованным к постели человеком она если и знала, то   приблизительно.
Было что-то где-то случайно, но чтобы быть и жить с этим полгода, год, и почти не отлучаться из дома, , такого точно не было. Они  все уходили в путешествие или в тюрьму и там с ними что-то страшное творилось.
Она стояла перед вратами тюрем, передавала передачи, понимала, что, скорее всего,  их уже нет в живых. Но лучше так, чем такие адские муки, чем медленное умирание, когда нет надежды, и доктор это прекрасно знает, разве мало он сталкивался с подобным.
№№№№№№

В этот день Елена Сергеевна была не просто усталой, но измученной, и пока он вроде бы заснул, или сделал вид, что заснул, разве это поймешь теперь, они  бесшумно присели на диван в противоположной от его постели стороне комнаты. И вдруг она спросила:
- Вы написали что-нибудь? Почитайте, я так люблю ваши стихи.

- Я не могу, - отвечала Анна
- Ну почему же? - Изумленно спросила Елена.
- Вы знаете, как Мастер не любит стихов и поэтов. У меня язык не повернется что-то прочесть при нем.
- А вы очень тихо, он нас не услышит, мне кажется, он давно ничего не слышит, хотя я могу заблуждаться, конечно.
- Нет, не сейчас, я прочитаю вам все, что вы захотите, но не сейчас, не хотелось бы нарушать его покой,
Елена Сергеевна думала о том, что может быть только это и нужно ему в эти часы, почему она так  заостряет внимание на том, что он сказал в какой-то беседе героев. Да и мнения его часто менялись.
Они обе знали, что она говорит о «Реквиеме», поэме ставшей мифом. Она не записывала ни одной строчки, чтобы не навредить не столько себе, сколько близким. Тиран не трогал монахиню или блудницу – он так и не мог определить, кем же она была на самом деле для него. Но страдали все, кто ей был близок и дорог. А она не могла заставить их страдать снова и снова, потому что вольно или невольно к штыку прировняла перо.
№№№№

Анна снова вспомнила о тех, в костюмах и без лиц, она и по приговору суда не смогла бы их опознать, у них не было особых примет, у них вообще никаких примет не было. Но они были так близко, что проходя мимо, можно было коснуться  любого из них. Она отстранялась с таким каменным лицом, что  они только фыркали или злились.
И если для Мастера это уже никакой роли не играло, кто бы решился ворваться в дом и арестовать его, то Елена Сергеевна уходить никуда не собиралась, а если после всего пережитого, она еще будет страдать от того, что слышала крамольные стихи, то зачем же это  все нужно?  Нет, стихи были нужны и эти в первую очередь, а не те, о страсти и счастливой жизни. Но звучать они будут потом, когда им всем бояться будет больше нечего, когда их не будет больше в этом мире
И вдруг ей показалось, что он слышит ее, что он хочет, чтобы она  прочитала, ведь запретный плод так сладок.
Она не хотела казаться жестокой, но не могла этого сделать.
Потому были плотно сжаты губы, словно бы какие-то строчки могли вырваться и зазвучать сами собой.
№№№№№№

Елена Сергеевна сходила за чаем, она почувствовала, что озябла, и не от того, что дома было не очень тепло, а от дурных предчувствий. Сколько  раз уже такое было – ее бил озноб, и она погружалась в самые дурные предчувствия, понимая, что из этого всего не выбраться. И тогда она заговорила, ведь давно поняла, что когда  разговариваешь, все не кажется таким  жутким и страшным. Злые духи словно отходят от тебя.
- Еще несколько дней назад он работал над романом, - говорила она, он просил читать, и что-то правил. А потом мы потеряли Геллу, мы поняли, что потеряли Геллу, это показалось дурным знаком с самого начала, но мы оба делали вид, что ничего такого страшного не происходит. Да и мудрено ли кого-то потерять, когда работаешь вслепую. Он не хотел признаваться, что ничего не видел, но я –то знала, что это так.
Елена Сергеевна знала, что ее собеседница боится всех этих тем,  связанных с Воландом и его свитой. Она, наверное, тайно крестилась, но так хотелось рассказать о том,  что было совсем недавно. Кто-то должен услышать и запомнить все это, не ей одной нести  такой тяжкий груз.
И, словно бы давая ей на то разрешение, большой черный кот прошелся перед ними и покорно улегся у  ее ног.
Кот пока не проявлял беспокойства, свойственного животным в момент приближения Смерти, она за этим четко следила. Но может быть он привык к такому и принял как должное. Или он не  хотел тревожить ее. Кот был умным и проницательным. Он охранял Хозяина, но больше не ложился с ним, понимая, что ему мучительно  больно, и вылечить его он уже не сможет.
№№№№№

Чай остыл. Они допивали его холодным, даже не замечая этого, и вкуса совсем не чувствовали.
- Интересно, можно сделать хоть что-то, чтобы рукопись увидела свет? – спросила Анна
- А ты думаешь, зачем я здесь остаюсь, а не ухожу вместе с ним, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы роман остался.
Оптимизму Елены Сергеевны можно было позавидовать, но Анна не верила в то, что даже ей удастся что-то. Она думала о стихотворениях мужа, которые тоже теперь никогда не увидят свет, но ей легче, какие-то книги все равно останутся в хранилищах, у частных лиц, вряд ли они найдут и уничтожат все. А если ничего не было, что тогда?
И не только эти Воланды в кожаных куртках с оружием в дрожащих руках, но и все остальные  и священники, да и просто православные, смогут ли они принять роман. А если нет, тогда  усилия Елены тоже будут напрасными?
Мастер зашевелился, застонал, Маргарита решительно подошла к нему, что-то тихо говорила.\
Больше всего Анне хотелось уйти, но она не могла  этого сделать, как бы ни хотелось. Осталась на месте, понимая, что скоро все закончится. В голове возникали строчки «Реквиема», хотя она останавливала себя, говорила, что не стоит каркать, что он так молод, и чем черт не шутит ( черт на этот раз не шутил), все будет нормально. Но  чудеса бывают в каких-то других случаях, только не в этом.
Елена снова подошла и села рядом:
- Заснул, я даже не представляю себе, что он переживает, какие это муки адские. Они пошли на кухню,  сил сидеть в комнате не было никаких. Она стала рассказывать о встрече  с художником в Люксенбургском саду, не потому, что ей хотелось поведать эту историю, нет, это просто могло отвлечь их обеих хоть на какой-то миг, это переносило в другое измерение, в другую жизнь.
Странно, но она сама почти не верила в то, что все это было, и Париж и Итальянец и их странный и страстный роман. Только детали, штрихи, картины воскрешали то  чудесное прошлое. На этот раз чай был горячим, он обжигал, и они обе обжигались, чтобы хоть что-то чувствовать, оставаться в этом грустном мире, продержаться еще какое-то время.
Художник стоял где-то рядом, улыбался, что-то бормотал на божественном итальянском. Она невольно вспомнила  первые строчки комедии и прочитала их, еще не сознавая, как они  отражаются в  сегодняшнем дне, как близки тому, что творится у них теперь.
Елена Сергеевна смотрела внимательно, но ничего не говорила. Она должна была что-то сказать, но молчала зачарованная. Пора было прощаться, не хотелось  приходить к друзьям, у которых она остановилась, слишком поздно.
Уже стемнело, когда она, наконец, вышла  на воздух и вдохнула его полной грудью. Ее сменила какая-то старая знакомая Елены, и она была ей бесконечно благодарна – ночь там не выдержала бы и она, хотя , казалось, что Анна может выдержать все.
- Последняя ночь, - произнесла Кассандра, ожившая в ее теле – героиня, которую она  любила меньше всех остальных – слишком много горя и страданий троянская царевна приносила и себе и другим, и главное, что ничего не смогла с этим поделать.
Она прошла мимо дома, в котором остановлюсь,  приехав в Москву, хотя за столько лет прекрасно знала к нему дорогу и просто не могла заблудиться. Но все было против нее в этот час, и она прошла мимо, потом вернулась назад, и уже следила за тем, куда идет.

№№№№№

- Еще одна бессонная ночь, - подумала Елена Сергеевна, прилегла на диван и провалилась в сон, Марина сидела около ее ног, и поднялась только когда  Мастер зашевелился и застонал.
Тут же подскочила и она, и стала  что-то делать.
Сколько еще будет вечеров и ночей, уже когда все закончится, когда она будет вскакивать и бежать к кровати, чтобы убедиться, что там все  нормально. И только потом заметит, что кровать пуста, давно пуста, и не было необходимости вскакивать. Но и в ее сновидения прилетал орел, чтобы клевать печень и напоминать, что ничего не закончилось, что она должна выполнить то, что обещала и ему и себе. Чувствовала ли она себя Прометеем, наказанным за то, что он хочет подарить людям огонь? Но ведь Прометей был освобожден, Зевс  не смог издеваться над ним вечно, вот и для нее будт финал, счастливый финал, как она надеялась.
Но пока еще наступил день его присутствия в их жизни, хотя поговорить с ним о чем-то уже было невозможно, увы.
Так и на этот раз они говорили о чем-то до самого рассвета, а он был таким серым, хмурым, что никак не понять, какой  же сейчас час.
Измученные бессонными ночами женщины, говорили о том, что весна уже наступила, и хорошо, что так прохладно на улице, жара бы убила их окончательно.
Он бормотал что-то неразборчивое, говорил о Воланде и коте.
Кот на этот раз не появился, он спал в другой комнате, наверное, он тоже устал и совсем перестал реагировать на происходящее.
Анна тоже проспала в уютной комнате и теперь направилась к дому быстрым шагом,  словно бы боялась опоздать.
Она пришла вместе с врачом и сидела на кухне, чтобы не мешать. Но отчетливо слышала, что он вряд ли проживет еще сутки.
И врач говорил дольно громко, подчеркивая, что он уже не слышит их , не может слышать. Но слов Елены Сергеевна она не разобрала
Она вспомнила 9 августа такой же день, в доме Блока. Но он был в сознании, он кричал и стонал так, что хотелось заткнуть  уши и бежать, куда глаза глядят, и все-таки она оставалась и там, до последнего вздоха. Такое выдерживали не многие. Обычно люди под любым предлогом куда-то уходят, расписываясь в полной беспомощности своей. А она словно решила остаться до конца. Вот это остаться до конца было в ней всегда, до конца пройти  все муки и кошмары, хотя никто от нее этого не требовал вовсе.
№№№№№

На кухню вышла Елена, когда хлопнула и закрылась дверь. Она поспешно вытирала слезы и что-то бормотала.
Странными были эти чувства, хотелось, чтобы все скорее закончилось, ну сколько же можно, и хотелось, чтобы он жил, чтобы поднялся, прошелся по комнате, улыбнулся таинственно и рассказал про страшный сон, который снился ему в те дни. И потребовал, чтобы снова появилась рукопись и  началась работа над романом. А потом он читал тот самый отрывок, над которым они работали. Знал, что она боится и не любит чертовщину, и все-таки читал, ведь  это гениально, ведь  его героев нельзя не любить.
- Я стала ведьмой от горя и страданий, - строчка из романа всплыла в памяти, а потом снова строчка из ее не рождённого еще стихотворения:
- Вот это я тебе взамен могильных роз, взамен кадильного куренья
Она остановила себя усилием воли. Так нельзя, Кассандра может ошибаться, но ошиблась ли Кассандра? Может быть, это тот первый случай, когда она ошиблась?
Время на этот раз промчалось стремительно, они что-то тихонько ели на кухне, понимая, что дело движется к ужину и надо бы  перекусить хоть немного.
Елена Сергеевна рванулась  туда, быстро вернулась и застыла на пороге.
Все было понятно без слов. Анна отставила чашку и пошла в комнату, чтобы взглянуть на усопшего.
№№№№№№№

Пару минут тишины, а потом засуетились какие-то люди, снова послали за доктором, чтобы он написал заключение о смерти. Анна  отправилась домой, понимая, что больше там не нужна, что она не сможет им как-то помочь, что будет только мешать.
Можно было  теперь с полным правом дописать сонет и вплести его в «Венок мертвым», можно было после похорон заняться какими-то другими делами, хотя она не могла и вспомнить,  что это за дела
10 марта 1940 года, еще одна дата, врубленная в ее память и навсегда там оставшаяся. Черный кот, перебежавший ей дорогу, остановился и долго смотрел вслед. Она хотела перекреститься, но передумала. Он приучил ее к тому, что черные коты, не самое страшное, что есть в нашей жизни, может быть,  наоборот он уводил с собой все те силы тьмы, которые их окружали.
Весна вступала в свои права, но какой же печальной она оказалась
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь предсмертной боли.
Она поняла, что это последние строчки сонета, а те, что были в середине, их надо еще вспомнить и записать на бумагу и спрятать хорошенько, но эти строки как раз такие, какие ей хотелось услышать самой.
Кот вернулся и пошел с ней рядом, словно бы был доволен тем, что она написала.
Она улыбнулась ему и скрылась в подъезде. Странно, за весь этот  день, она видела и запомнила только этого кота, и потом часто будет о том вспоминать, словно бы Мастер попрощался с ней, прежде, чем растаять в тумане.

9  марта 1940  ПОСЛЕДНИЕ  СУТКИ

Все спуталось, реальность, бред и сон,
В душе осталась только тьма и боль,
Лишь иногда Елену видит он,
Там бал и Воланд, как последний бой.
Но что еще? Какая спесь  и даль
Опять к роману Мастера ведут.
И оставляют в думах лишь печаль.
- Да, я вернусь, когда туда уйду.

Не плачь, (Не плачет. Тихая печаль.
Спина прямая, бедная моя).
Я буду жить, пока немая даль
Тебя не унесет  за те  моря.
Елена, снова рукопись возьми,
Там надо  править, да, я знаю как.
Над городом потерянным огни.
И мчится Понтий, и летит Пилат.

Она роняет ручку, хватил ль сил?
Друг Азазелло, дай ей снова крем.
Нет, Абадонна, он опять кружил.
Но вот и март, весна пришла совсем.
К нам снова возвращается она.
И надо жить, всей боли вопреки,
-О, Маргарита, ты не пей вина,
И конь твой в бездну от меня летит.

О чем Елена просит, не пойму,
Не слышу голос и не вижу глаз.
Светило ж солнце, отчего же тьму
Мне дарит Бегемот на этот раз?
Я повернусь к распятию окна,
Перенесусь к подножию холма,
На Патриарших царствует весна,
Жизнь так жестока, если мир-тюрьма.

Живой фигурой в шахматном плену
Я остаюсь, прощай навек, Москва,
Девятый день, и Анна, заглянув,
Такой печальной, неживой ушла.
Елена улыбалась, боже мой,
Мне надо жить, позволь мне,глупый бес.
И небосвод склонился надо мной,
Но на окно кот Бегемот залез.

И в суете, в сиянии стихий
Роман горит. (Не может он гореть!)
Бездомного безумные стихи
С немой усмешкой повторяет Смерть.
Девятый день, мышиная возня,
Как будто что-то можно изменить.
И смотрит хмурый доктор на меня,
Но что же он Елене говорит?

Девятый день на этом или том
Каком-то свете, поспешим на бал.
О чем ты споришь в суете с котом?
Сам Штраус этот вальс для нас играл.
Божественно, о как же мне легко
Под звуки вальса тот оставить свет,
И кони ржут, и больше нет оков,
Десятое, не может быть, рассвет.

Не обманул Танатос, старый шут,
Я буду жить, я допишу роман,
Врачи все лгут, диагнозы все врут,
Что остается? Горестный обман.
Где рукопись, Елена, ангел мой,
Часы остановились, странный миг,
Прекрасная, холодная, за мной?
И Абадонна в тишине возник.

Часы в минуты нужно разменять,
Остановиться и позвать кота:
- О, старый плут, ты проводи меня.
Куда? К Пилату, манит высота…
Прости меня, Елена, Ангел мой,
Ладья готова, полдень, что за мрак,
Тот берег, свет,  и кот идет со мной,
И Абадонна – это верный знак.

Мне трудно говорить, сдавило грудь.
Открой окно, я так хочу дышать.
Прекрасен этот свет, (и пусть же пусть)
Прости,  16.30 на часах…
Последние мгновенья, Домовой
Устроил вой, (о ком же он опять).
Все рухнуло, часов усталый бой…
16.40, все, мой друг, прощай…