Третий день лежу

     Третий день без остановки льёт и льёт, но  редкий и лёгкий дождь.
   Я слышу, как капли воды падают на пожелтевшие листья старой распиленной груши. Три дня назад срубили грушу и уже кололи дрова для бани.
   Дождь не приносит мне ни тоски, ни печали, а спокойствие больше похоже на безразличие.   Третий день лежу на топчане в бане, потом сижу. Я в ней сплю и хожу только на кухню заварить чай.
   Я ни с кем не разговариваю и ни о чём не говорю. Я знаю всё, что они скажут. Об этом говорят уже несколько лет.
   Проём в двери бани закрывается белой простынёй. А когда налетает лёгкий ветерок, он приподнимает край простыни, и я вижу заросшую мелкой травкой дорожку, которая ведёт к дому тёти Кати.

   Слева от тропы - грядки с помидорами, между которыми можно увидеть большую плетёную корзину, наполовину заполненную помидорами.
   Справа от тропы грядки с огурцами. Среди них также большая плетёная корзина, тоже наполовину заполненная огурцами, которую, как и корзину с помидорами, не трогали уже третий день.
   По дорожке выбросили скрученный шланг от насоса, которым тетя Катя поливала огород.   Возле колонны стоит большая цинковая чаша, до краёв наполненная пустыми бутылками из-под водки и вина.
   Я не смотрю дальше. Я знаю, что сыновья тёти Кати сидят на крыльце после того, как срубили грушу.   Я ничего не слышу из разговора и не хочу слушать. Спорят о том, как разделить дом.   Я смотрю на старую грушу. Они быстро срубили и вскоре нарубили на дрова для баньки.   И дождь всё льёт и льёт ...
Я чувствую тепло. Я в нирване. А снаружи идёт дождь.