и результат в сухом остатке

                и результат в сухом остатке: «И ныне Свет пришёл и озарил нас, в смерти сидящих» (Евангелие от Никодима. Апокриф)

                пятая часть романа Безымянный роман о Месте Силы
                посв. бойцу СВО Айболату Куспанову


            Если бы Прокруст уложил меня на свое ложе, ему бы не пришлось меня вытягивать - слишком много лишнего наросло во мне за тысячелетия цивилизации. Но Прокрусту все равно, что отсекать, и он режет по живому.
        Если убить в человеке ветхого Адама, то на его месте возникнет бессмертный робот-андроид. Если вынуть из человека душу живую, то можно делать с человеком все что угодно - хоть мертвых оживлять (как утверждал Федоров). И современная цивилизация достигла на этом поприще впечатляющих успехов - по оживлению мертвых и умертвлению живых.
         Когда выползал я из ложа прокрустова,
то весь мой костяк и стонал и похрустывал -
во мне умирала античная Греция.
           И северным вьюгам открыл свое сердце я. (Владимир Яковлев)

                ...Не ищите власти, богатства, влияния... Нам не свойственно всё это; в малой же доле оно само придёт, - в мере нужной. А иначе станет вам скучно и тягостно жить.

                письма Павла Флоренского из заключения детям


       Император Николай I однажды на придворном балу спросил маркиза Астольфа де Кюстина, спасавшегося в России от французской революции:
       -  Маркиз, как вы думаете, много ли русских в этом зале?
       -  Все, кроме меня и иностранных послов, ваше величество!
       -  Вы ошибаетесь. Вот этот мой приближённый - поляк, вот немец. Вон стоят два генерала - они грузины. Этот придворный -татарин, вот финн, а там крещёный еврей.
       -  Тогда где же русские? - спросил Кюстин.
       -  А вот все вместе они и есть русские. (Великая Сеть)

    Итак, остаток, но - чего именно?
    Ответ очевиден (из этакой взвеси генов и вероисповеданий) - в сухом остатке одно: (соборная) истина моей родины; это и есть результат «нашего всего» (в нашем суровом и вьюжном Мироздании).
    Пусть даже не из Мёртвой, но - только лишь из Живой воды сцеживая этот сухой остаток: истину моей родины; пусть даже и не труждаясь самому (невозможно, но - предположим), пусть даже - получив всё это даром...
    Всё и навсегда - одно: нужна плоть души!
    Нужны такие «пальцы души», чтобы сумели-таки этот раскалённый добела камень (Божий Дар) удержать.
    Так же - нужна и сама (такая) душа, чтобы (такой) Дар - поместить; а ведь нужно ещё и слепить воедино такую душу и такое тело (чтобы такое необозримое Провидение в них удержать) - труд этот и телесен, и не столь уж незрим; чего уж...
    Так ведь я и начинал эту историю со страшной сказки о репрессиях (помните: «выковывать из человеческого материала нового человека» - цитата по памяти); далее -  после этой внешне безобидной беседы я вышел из новодела Мира Искусств (из версификаций - в реальность)...
    И сразу же встретил-«вообразил» (почти что по «формуле любви: материализация чувственных образов») профана чОрной магии из самой Тьмы Средних веков, злодея Синюю Бороду и героя Жиля де Рэ (сподвижника Жанны Девы)...
    И всё это (реально и ирреально) - собрано во плоти и в одном персонаже.
    Выходя из новодела Мира Искусств - как не задаться здесь главным вопросом Мировой истории: как и какие силы приводит к тому, что на одном человеке сходятся незримые силовые линии Провидения?
    И вот (словно бы отвечая мне) - предо мною не столь уж негаданно возникает некий герой и злодей, сподвижник Жанны Девы и (одновременно) профан чОрной магии; словно бы дана мне редкая возможность - понаблюдать, как именно пробивается Истина сквозь хляби версификаций...
    Ох(!) - не случаен этот дом-новодел на улице Звенигородская!
    Не случаен и этот вот (именно такой) - герой и злодей.
    Передо мной (а так же - urbi et orbi) - словно бы и не сам он, а некая попытка иллюстрации снисхождения на человека самого Провидения, для-ради исполнения неких сверхзадач); а что исторический масштаб этого человека - не столь велик, так и я сам не Бог весть кто!
    Дано мне (и пребольно) - по гордыне моей; и даже то, что маршал и пэр Франции, известный так же как Синяя Борода, сразу же отказался быть мне Вергилием (проводником по кругам Данта) - не менее символично: мы и сами с усами, и не любим никаких-таких вивисекций по-над собой.
    Отсюда термин: «козёл отпущения»! Как без него?
    Спроси себя, гордый читатель, хотел бы ты, чтобы за тебя все грехи мира взял некий «козёл отпущения»: чтобы тебя спасали от смерти (как Иисус), чтобы твой многонациональный народ спасали от полного истребления (как Сталин); вы скажете, странные сопоставления?
    Признаюсь: мы в странной (страшной) сказке.
    И ты (вдруг) - признайся: мы в наилучшем из возможных миров.

    Пусть (всегда) - ты лукавишь, от прямого ответа увиливая.
    Но (сейчас) - не ты ли сию минуту процеживал (вместе с моими героями и мной) эту Мёртвую воду Мира Искусств, оставляя (надеясь на это) - на марлевой тряпице (не до элитарного ситечка нам сейчас, предложенного Бендером Эллочке) живую закваску; чего уж! Именно ты!
    Вот я и спрашиваю тебя(-себя-нас-всех): остаток, но - чего именно?
    Надеюсь, что лишь жизнь у нас в сухом остатке.

    Последний римлянин, поддерживающий Орла,
    Когда всё проиграно - и лишь честь во главу угла.
    Или хочешь сдаваться - ведь и в слабости есть свой Крест.
    Я совсем не об этом ныне глаголю Весть.

    И совсем о другой доле Слово готов произне'сть.

    Ты подчас не последний, но - тебе погибать нельзя.
    Боги пристально смотрят из далёкой своей грозы,
    Как ты выберешься из такой вот грязи...
    Оставляя в ней тело, но - продолжая дело.

    И как ты понимаешь честь, только об этом Весть.

    Я совсем не судья здесь - лукавлю, чужую грязь обойдя
    И завязнув в своей гря'зи: мы не боги, а кня'зи. (Niko Bizin)

    Напомню завязку действа (эту весеннюю завязь человеческий тел - их дела).
    Есть в моём городе такое здание, санкт-ленингдрадский аналог сгоревшего московского Грибоедова, расположенный на улице Звенигородской д. 22 - это вещественное обрамление сути происходящего: «Душа хочет обитать в теле, потому что без него она не может ни действовать, ни чувствовать.» (Леонардо да Винчи)
    Смешно в определении питерского Грибоедова то, что это поддельный аналог!
    Настоящий Дом Писателей был когда-то расположен на улице Фурштадская, совсем рядом с Литейным и Большим Домом... Рассказывают байку, что прогуливаясь с некими (недо)писателями из своего семинара сам Борис Натанович Стругацкий, когда расшалившийся юный фантаст вдруг возомнил о себе невесть что (заигрался Мирами Искусств) и безо всякой цели (лишь собственной глупой гордыни для) диссидентски забарабанил в дверь приёмной нынешней ФСБ (тогда - КГБ), вдруг развернулся крупным своим телом и весьма резво припустил прочь...
    Припустил он как раз в сторону тогдашнего Дома Писателей!
    Это и был настоящий (санкт-ленинградский) аналог московского Грибоедова; то жёлтое трехэтажное здание во дворе, что я сейчас описываю в этой истории - не более чем надуманный новодел (из Мира Искусств); и ведь если так взглянуть на завязке - сколь всё символично выходит!
    И сколь всё символично всё это звучит: улица Звенигородская.
    И хорошо, что символично: всё это очень СВО-ё, то есть - наше, и нам с этим жить.
    И через какое-бы ситечко не выпаривалась-процеживалась душа (стяжая себе Духа), всё одно - на месте того ситечка образуется медицинская марля из полевого лазарета...
    То ли из 41-го, то ли из 14-го...
    Так припустим же вослед Борису Натановичу Стругацкому - от здания на Литейном, но - не к сгоревшему особняку на Фурштадской, а к новоделу санкт-ленинградского Грибоедова; займёмся со-врименным(!) нам Миром Искусств и тем изначальным вопросом: как нам победить в борьбе со вселенской энтропией, когда нам победить невозможно.
    Как нам выйти из преисподней Мира Искусств, если даже наши небеса - дно следующего Мира Искусств.

    Сей-час - когда (с одной стороны Вечности) мы с Жилем де Рэ пребываем в в символическом и рукотворном воплощении преисподней на земле (то есть - глубоко внутри всё той же станции метро); тогда же - когда я (одна из версификаций-ипостасей меня) покидаю со-брание в одном из помещений новодела Дома писателей (просто тамошний раз-говор о страшных репрессиях изначально уже не мог привести к изменению позиций участников беседы)...
    Сей-час же - я никак не могу посчитать преисподней на земле тогдашние т. н. репрессии (смену парадигм развития моей родины)...
    Тогда же - когда наш «козёл отпущения» Иосиф оглядывает пустую (без женщины) комнату, которую он сначала (не в пику поэту Бродскому) покинул (и женщину там оставил), а потом - вернулся преображённым (детонатором его «взрыва сверхновой» были мы с маршалом и пэром)...
    Но женщины уже в комнате не было!
    А ещё (сей-час) - я таки признаюсь: да, имя нашего козла-царя-машиаха (не) случайно таково: Иосиф, и место ему - в одном ряду и с Верховным (тем самым, чьё имя связывают с репрессиями),  и с «убежавшим славы» Божьим отчимом, и даже с тем ветхозаветным красавцем, что избежал домогательств чужой жены и благословенно стал управителем при фараоне...
    Не Эхнатоне ли? Тогда становятся понятны преображения Татьяны!
    Сразу же просится на ум некая «царица Неферти'ти (Нефер-Неферу-Атон, д.р. Егип. Nfr-nfr.w-Jtn-Nfr.t-jty, «Прекрасная красота Атона, «красавица пришла»; около 1370-1330 годов до н. э.) - «главная супруга» древнеегипетского фараона XVIII династии Нового царства Эхнатона (Аменхотепа IV, около 1351-1334 годов до н. э.). Время правления Эхнатона и Нефертити, известное как «амарский период», ознаменовалось религиозной реформой (атонизм), когда главным божеством провозгласили бога Атона. Роль самой царицы в проведении «солнцепоклоннического переворота» спорна. Дискуссионной в научной среде остаётся идентификация
Нефертити с фараоном-женщиной Нефернефруатон, вероятно, правившей около 2 лет.
Царица широко известна благодаря обнаруженному в 1912 году экспедицией Людвига Борхарда своему скульптурному бюсту (ныне представлен в Новом музее Берлина) в реалистичной манере амарнского искусства. Автором скульптуры считаетс скульптор Тутмос, в руинах мастерской которого бюст найден.» (Сеть)
    Здесь многое можно найти...
    Но мы - не будем искать; даже того - как любимая жена могла бы потом (после твоей смерти) править страной... Слишком многое можно найти! И (при этом) - потерять...
    Поймём главное: это - женщина!
    И совсем не случайно имя женщины (которой в комнате с «новым» Иосифом не оказалось) - Татьяна; «ужель та самая Татьяна, с которой я наедине»?
    Да, это именно она - эта женщина-кассир (демон Максвелла) из магазина Перекрёсток; она - та самая женщина с твёрдыми глазами, с которой (на перекрёстках пойте вертикально) у меня случился «словесный - мистическо-мемуаристический - роман»; потому - она вдруг потеряла интерес к отвлечОнным мудрствованиям...
    И очень потом я обратил внимание на изменения её талии и вдруг «догадался», что она беременна!
    А вот здесь и сейчас (откуда-то) - я понимал:  прежний Иосиф столь же (не)внимателен.
    Как я уже где-то упоминал: прежний Иосиф был так же чужд понимать тонкие течения ноосферы, как и замечать негаданную беременность женщины - «у себя под боком»; я тоже по мужски слеп на такие вещи; но!
    Я заметил «раньше» его.
    Быть может, потому что ребёнок рождается даже раньше своего зачатия родителями... И вот это уже чистой воды метафизика (мистикофизиология); и да здравствует у такой метафизики наличие физики!
    А что женщина не дождалась в их «гнезде» своего мужчину Иосифа и тем самым не проявила чуткости к тонким веяниям астрала (или - наоборот: провидела, что изменившийся партнёр способен разложить смысл её нового состояния на на любые сочетания корпускул - и не надо ей этого)...
    Хотела ли она его (такого козла-царя-машиаха - почти демиурга») дождаться?
    Не наше это с Жилем де Рэ сейчас дело: мы просто-напросто знаем об этом факте! Более того, мы - наблюдаем...
    Согласитесь, небо лучше всего наблюдать из ада.
    На-блюдать... Подносить это блюдо к своему «чавкающему» (про)зрению... И со-вершить это таинство исподволь и издали... Я бы сказал даже - свысока, ежели бы не были мы в этот миг под землёй! Ан нет...
    Вспомнилось тотчас: один «из меня» (что как раз всё ещё находится в том помещении «разговора о репрессиях») - прямо-таки помещён в реальность человеческого восприятия со-Бытий,  космический масштаб которых превосходит любое человеческое восприятие.
    Замечу: и этот «один из меня» (и «другие из меня» - не просто ипостаси или раздвоения, или даже растроения (совсем уж расстройства) моей личности; это - ещё более просто: попытка всё же вместить невместимое.
    Затем и Иосиф - возвращается...
    Затем и беременная Татьяна - покидает (отвлечённую метафизику)... Вмещая в себя (не)вместимое.
    И вот уже один «я» - иду с Жилем де Рэ ко глотке метро! Другой «я» - выхожу из новодела Дома писателей и ещё не встретил этого профана чОрной магии, злодея и героя, и сподвижника Девы.
    Третий «я» - выслушиваю-высушиваю поверхность раз-говора о репрессиях и понимаю: всё об их смысле решает их (вселенского мастаба) результат - наша Победа, которая - не только когда-то «тогда», но - ещё и ныне СВО-я!
    И я не скажу, что это «всё» - всегда; Верховный, в тогдашних репрессиях обвинённый - я не буду разбираться, справедливо ли, или - это всё производные ленинско-троцкистской парадигмы перманентной экспансии вовне (за счёт моей родины); но - как эта парадигма перекликается с нашей вечной идеологией: «смысл жизни русского человека состоит в спасении человечества русскими»...
    А вот как: во всяком русском человеке «грузинской национальности» (Иосиф Сталин, по памяти) - стержень русского Мира Искусств.
    Что, кстати, делает русского (любой национальности) «не совсем» жителя преисподней.
    И только так всё это сочетается с тем, что Мир искусств с его простором иллюзорных версификаций реальности есть «не только» ад, и именно этим «не только» - «наш» ад спасает человечество.
    Как именно?
    Нет такого вопроса - от слова «вообще»: мы просто это делаем.
    Спросите у «тогдашнего» Верховного - ему ли не знать: когда Бог отдаёт приказ, даже дьявол подчиняется!

    Забыл сказать: ещё один из «меня» - когда всё остальные «мы» то ли встречались с Синей Бородой у новодела на Звенигородской, то ли пребывали внутри станции метро Звенигородская (вместе с той Синей Бородой), то ли ещё только подходили к новоделу... Так вот, один из «меня» никуда из комнаты (новодела) не выходил!
    Слава Иосифу Прекрасному (который поэт Бродский)!
    Ещё забыл сказать: чуть позже описанной мной беседы о репрессиях в эту комнату зашёл еще один человек...
    Я бы не сопоставлял его «заход» с возвращением Иосифа (который «козёл отпущения») к отсутствующей Татьяне!
    Хотя - некоторое сходство присутствует...
    И да, о предполагаемой (хотя - в моей «изложенной на бумаге истории» лишь Иосиф о ней не знает) и уже вполне очевидной беременности - об этом много можно сказать и всуе, и не всуе; я немного погожу и вступлю в этот диалог со Вселенной чуть позже...
    Сей-час - новый пришелец в новодел!
    Не с Желем де Рэ обсуждать нам СВО-и дела: какое дело давно повешенному, сожжённому и лишь потом реабилитированному французу до спасения человечества русскими?
    Довольно и того (не устану повторять), что он оказался прекрасной иллюстрацией к тезису о Мире Искусств: настоящий герой и сподвижник Девы, и в то же самое время - профан чОрного искусства!
    Итак - СВО-и дела.

    Вошедший был неказист.
    О-дет - о-чень не СВО-е-временно, в стиле даже восьмидесятых годов.
    Роста ниже меня, возрастом «меньше» меня (хотя внешне - вровень: я сейчас сказочно моложав); удивительным было то, что он не был русским и мог быть кем угодно, хоть «боевым бурятом Шойгу» (ходила такая байка в Сети).
    Главное: вошедший в комнату - был...
    А наш с Жилем де Рэ Иосиф (тоже вошедший в - другую, к женщине - комнату) - словно бы не был... А был ли вообще мальчик (то есть - даже и я, автор); оказалось - это всё слова, которые тоже надо бы процедить сквозь фронтовую марлю...
    Тогда и получится сухой (хотя и в крови) остаток.
    Выглядел (вошедший) - так!
    Перед ним - расстилался свет, позади него - наступал на нас мрак; казалось - мы-таки остались на свету, вместе со своими тикающими песочными часами и праздным рас-суждением о репрессиях.
    Вместе с ним (казалось) - вещественно вошли два-три-и-далее-суждения, ласково напоминая: не суди, да не судим будешь!
    Эта его неказистость выглядела так: очень короткая стрижка, полуседые брови и волосы, круглое лицо и широкий нос , едва намеченные усы над большим ртом... Потом, через время, я увидел его под знаменем России, со всеми его наградами на том же самом  длиннополом пиджаке и в чОрной рубахе.
    Но это будет потом!
    Сейчас наград не было, но пиджак был всё тот же.
    Брюки были все те же, чуть длинноваты; или они выглядели такими из-за чОрных больших ботинок... Неказистым выглядело это бессмертие!

    Как сон, пройдут дела и помыслы людей.
    Забудется герой, истлеет мавзолей.
    И вместе в общий прах сольются.
    И мудрость, и любовь, и знанья, и права,
    Как с аспидной доски ненужные слова,
    Рукой неведомой сотрутся.

    И уж не те слова под тою же рукой -
    Далёко от земли, застывшей и немой, -
    Возникнут вновь загадкой бледной.
    И снова свет блеснёт, чтоб стать добычей тьмы,
    И кто-то будет жить не так, как жили мы,
    Но так, как мы, умрёт бесследно.

    И невозможно нам предвидеть и понять,
    В какие формы Дух оденется опять,
    В каких созданьях воплотится.
    Быть может, из всего, что будит в нас любовь,
    На той звезде ничто не повторится вновь…
    Но есть одно, что повторится.

    Лишь то, что мы теперь считаем праздным сном -
    Тоска неясная о чём-то неземном,
    Куда-то смутные стремленья,
    Вражда к тому, что есть, предчувствий робкий свет
    И жажда жгучая святынь, которых нет, -
    Одно лишь это чуждо тленья.

    В каких бы образах и где бы средь миров
    Ни вспыхнул мысли свет, как луч средь облаков,
    Какие б существа ни жили, -
    Но будут рваться вдаль они, подобно нам,
    Из праха своего к несбыточным мечтам,
    Грустя душой, как мы грустили.

    И потому не тот бессмертен на земле,
    Кто превзошёл других в добре или во зле,
    Кто славы хрупкие скрижали
    Наполнил повестью, бесцельною, как сон,
    Пред кем толпы людей - такой же прах, как он, -
    Благоговели иль дрожали, -

    Но всех бессмертней тот, кому сквозь прах земли
    Какой-то новый мир мерещился вдали -
    Несуществующий и вечный,
    Кто цели неземной так жаждал и страдал,
    Что силой жажды сам мираж себе создал
    Среди пустыни бесконечной. (Дмитрий Мережковский <1887>)

    Мы все - в том количестве, в котором мы себя тогда понимали: человека четыре - ни Жиля де Рэ, ни Иосифа и беременной женщины с твёрдыми глазами Татьяны вещественно среди нас не было...
    Мы все - увидели...
    -  Здравствуйте, - сказал пришлец.
    Так я его и буду (иногда) нарицать: Пришлец! Чудесное (и чудесатое, если от Кэррола) слово.
    Я не стал пояснять даже себе, что это нарицательное имя моего нового героя выхвачено из «ауры» вокруг Александра Блока; точнее - «подслушано» у великой женщины, посвятившего Александру Александровичу известные строки:

    Как парадно звенят полозья
    И волочится полость козья…
    Мимо, тени! - Он там один.
    На стене его твердый профиль.
    Гавриил или Мефистофель
    Твой, красавица, паладин?
    Демон сам с улыбкой Тамары,
    Но такие таятся чары
    В этом страшном, дымном лице:
    Плоть, почти что ставшая духом,
    И античный локон над ухом -
    Все таинственно в пришлеце.
    Это он в переполненном зале
    Слал ту черную розу в бокале,
    Или все это было сном?
    С мертвым сердцем и мертвым взором
    Он ли встретился с Командором,
    В тот пробравшись проклятый дом?
    И его поведано словом,
    Как вы были в пространстве новом,
    Как вне времени были вы, -
    И в каких хрусталях полярных
    И в каких сияньях янтарных
    Там, у устья Леты - Невы.
    Ты сбежала сюда с портрета,
    И пустая рама до света
    На стене тебя будет ждать.
    Так плясать тебе без партнера!
    Я же роль рокового хора
    На себя согласна принять. (Анна Ахматова. Поэма без героя)

    Напротив, вошедший героем - был, самым что ни на есть обычным.
    -  Здесь читают стихи? - сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
    Начиналась Великая Версификация реальности, но - я этого (пока что) не понимал.
    -  Здесь так же стихи слушают, - мысленно сказал я.
    -  Очень хорошо! - мысленно ответил Пришлец.
    Разумеется - это было не совсем так! Точнее, совсем не так.
    Я всего лишь подумал: явился ещё один графоман (Иванушка Бездомный), и сейчас начнёт сыпать бес-помощными словесами...
    Бес - ему в помощь, конечно, но - при чём здесь я?

    Оказалось - очень при чём: всё было СВО-ё настолько, что даже превысило тот волшебный миг преображения, когда мы с Жилем де Рэ выбрали себе в рукотворной преисподней «козла отпущения»; это - здесь...
    Частица «это» приобретала особенный смысл!
    А (в «этот» же миг) в пустой комнате (без женщины) - «этот» самый «козёл отпущения» вдруг осознал коническую вертикаль (от омеги к альфе - от Господа к Адаму); так, собственно, происходит с людьми, что стали собственностью провидения...
    Сначала - происходит понимание одиночества: никто, кроме тебя (нас).
    И только потом - логосы принялись за него!
    Не тогда - когда он шёл мимо спортивных окон зала, где мужчины играли в волейбол; не тогда - когда он с полдороги повернул назад и прошёл мимо нас с Жилем де Рэ: «это» - всё прелюдия... И даже не тогда - когда (в незапамятные времена) мать с отцом договаривались о его имени.
    Повторю (в который раз): звали этого человека Иосиф.
    Как и Верховного - спасителя и моего (многонационального) этноса, и всей Среды Воскресения (а так же как и ветхозаветного и прочих поэтического персонажей)... Сумел ли я передать этот дивный миг преображения?
    Преображения одиночества - во всеохватность...
    Скорей всего - нет: «это» - безмерно много для людей, а они (мы) - не ангелы.
    Надеюсь, здесь (когда одна из моих нынешних ипостасей - тоже здесь) всё окажется если не более зримо, то хотя бы (ещё более опошляя «сделайте мне красиво») сделает мне понятными эти «телодвижения» неба.
    Надеюсь, сей-час (когда одна из моих ипостасей - тоже сей-час) всё «это» окажется именно так, как сказал не столь давно умерший поэт Андрей Тавров (25 июнь 2022 г.:
    -  Стихотворение может состоять из слышимых слов. Но оно же может иметь вторым (первым!) планом неслышимые слова, идущие параллельно. Их-то и требуется расслышать. (См. Даодецзин, 70.)
    А если ни здесь и ни сейчас - не окажется, тогда я (одна из моих ипостасей) действительно будет сожалеть, что «Не считая себя обязанным читать все, что пишется нового на свете, находя это не только бесполезным, но и крайне вредным, я даже имею варварскую смелость надеяться, что со временем человечество дойдет рационально и научно до того, до чего, говорят, халиф Омар дошел эмпирически и мистически, т. е. до сожигания большинства бесцветных и неоригинальных книг. Я ласкаю себя надеждой, что будут учреждены новые общества для очищения умственного воздуха, философско-эстетическая цензура, которая будет охотнее пропускать самую ужасную книгу (ограничивая лишь строго ее распространение), чем бесцветную и бесхарактерную.»
               (Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения Леонтьев Константин Николаевич)
    Ни я, ни Жиль де Рэ, ни «потерявший» Татьяну Иосиф - не могли бы подумать, что все мои измышления о человеке Провидения, решающем судьбы мироздания, сей-час и здесь окажутся абсолютно оторванными от реальности...
(и вот негаданно) а комнату вошла сама реальность.
    Реальность (Пришлец) - произнесла (произнёс):
    -  Меня зовут...
    И я понял: мы все его действительно звали.
    Он продолжил:
    -  (Меня зовут - это уже прозвучало)... Айболит, - произнесла (произнёс) реальность.
    Разумеется, звали его чуть иначе. Но - имя оказалось созвучно имени сказочного доктора; оно и в не-бесной иреальности отпечаталось именно так - как серебряный след в пыли прошедшего спасителя и освободителя.
    Мы (все-все) - смотрели во все (все-все) глаза.
    Мы видели не-беса - потолок в комнате новодела Мира Искусств куда-то делся.
    Всё-всё было так, как описывала Анна Андреевна!
    Не имела значения внешность «боевого бурята Шойгу» - демон сам с улыбкой Тамары был перед нами...
    Как-то сразу (хотя и не было произнесено) - это раненый участник СВО, разведчик и штурмовик, и сейчас на излечении... И тотчас реальность - раз-двоилась: так Айболит или Пришлец?
    Поэт (из Серебряного века) или целитель (из волшебной детской сказки)?
    А ведь ответ - уже был!
    Те изменения, что произошли в одном из помещений глобального новодела Мира Искусств (это если смотреть и сквозь, и над, и под, и вообще на всё) - многожды превосходили то, что приключилось с нашим Иосифом.
    Всё те логосы, что пронизали тогда (а может - пронизают сей-час или ещё только будут пронизать: смешав один раз реальности времён, ни за что нельзя достоверно поручиться) - это было (есть или будет) всерьёз; но!
    На заглавный вопрос: как и кем придёт и представится спаситель моей родины - ответа не было... Тогда не было.
    А сейчас не было самого вопроса!
    И придёт, и представится (и всё сразу - рас-познают); не надо делать телодвижений, заклиная Неизбежность, чтобы она со-изволила поторопиться; над моей родиной (и значит, над всем Миропорядком) нависала тень смерти (точнее - её следствие: энтропия и безысходность)...
    Повторю: и не стало самого вопроса!
    -  Так что вы хотите от нас, Айболит?, - спросило Пришлеца по-рассыпанное на нас (собравшихся в комнате) пространство.
    -  Послушать вас и сам почитать своё.
    На самом деле прозвучало (могло бы прозвучать):
    -  Разобраться и собраться, определиться и исцелиться.
    Действительно, он себя правильно назвал: Айболит. Он был ранен, но некоторые вещи он задолго до нас в себе исцелил (понял целостными).
    -  Ну так послушайте и почтите (во всём этом) себя, - сказал я.
    Или - не сказал, не важно: это - перестало выделяться, стало всеобщим.
Зато - Айболит прошёл во внутрь комнаты новодела (это было совсем не так, как мы опускались в рукотворную преисподнюю на станции метро); Айболит прошёл и сел на стул среди нас.
    И я напомнил (всем нам), что мы в сказке. Что не только Тысяча и одна ночь вокруг нас, есть вещи поважней.

    _______________ старая сказка

    И зовут меня Айболит.
    Мироздание моё вопит,
    Пока я не приду в него.

    Ничего я здесь не могу,
    Ничего я там не могу,
    Если нет меня там и здесь.

    Весь я в мире или не весь,
    Весть я в мире или не Весть.
    Не по мне это всё решать.

    А могу ли я утешать...
    А могу ли я исцелять...
    Ничего я здесь не могу, если я попробую лгать. (Niko Bizin)

    -  Зря вы так акцентируете на моём имени, - сказал Айболит. - Есть вещи более важные, чем утешение и исцеление: конечный результат.
    Этим он (ведать не ведая) - оборвал наш неслышный дискурс о репрессиях, о роли в них тогдашнего Верховного, о реальных действиях нынешнего Верховного или о том, всё ли к лучшему в этом лучшем из миров.
    Другое дело, что возможна ли наша окончательная победа - оставалось не пояснённым, по причине понимания «окончательности».
    -  Ничего, мы здесь все СВО-и, - сказал (бы) Айболит.- Разберёмся.
    И мы могли (бы) это услышать.
    Но Сво-им среди нас (в результате) - был он один, и ему предстояло решать, воскрешать ли герою и злодею Жилю де Рэ (не менее, а поболее сожжённому- ибо прежде повешенному, а потом ещё точно так же реабилитированному) из пепла.
    Ему пред-стояло решать, кому именно пред-стоять за мою родину. Просто потому, что он это уже делал.
    Да, всё сложней.
    Да, все мы входим в совокупное Тело нашей Церкви-России, но и противостоит нашей Церкви Сама Тьма... Но хватит о тьме!
    -  Почитайте нам что-нибудь своё, Айболит.
    Пришлец лишь кивнул.
    А в это время...

    … - само время (я намеренно не пользуюсь заглавной буквой) шевельнулось и взглянуло на происходящее; здесь интересен момент соотнесения силы (за которой всегда Мир с его Князем) и правды (за которой...

    Их-то Господь - вон какой!
    Он-то и впрямь настоящий герой!
    Без страха и трепета в смертный бой
    Ведет за собой правоверных строй!
    И меч полумесяцем над головой,
    И конь его мчит стрелой!
    А наш-то, наш-то - гляди, сынок -
    А наш-то на ослике - цок да цок -
    Навстречу смерти своей.

    А у тех-то Господь - он вон какой!
    Он-то и впрямь дарует покой,
    Дарует-вкушает вечный покой
    Среди свистопляски мирской!
    На страсти-мордасти махнув рукой,
    В позе лотоса он осенен тишиной,
    Осиян пустотой святой.
    А наш-то, наш-то - увы, сынок -
    А наш-то на ослике - цок да цок -
    Навстречу смерти своей.

    А у этих Господь - ого-го какой!
    Он-то и впрямь владыка земной!
    Сей мир, сей век, сей мозг головной
    Давно под его пятой.
    Виссон, багряница, венец златой!
    Вкруг трона его веселой гурьбой
    -  Эван эвоэ! - пляшет род людской.
    Быть может, и мы с тобой.
    Но наш-то, наш-то - не плачь, сынок -
    Но наш-то на ослике - цок да цок -
    Навстречу смерти своей.

    На встречу со страшною смертью своей,
    На встречу со смертью твоей и моей!
    Не плачь, она от Него не уйдет,
    Никуда не спрятаться ей! (Тимур Кибиров)

    Пространство - подмигнуло времени, и где-то не столь далеко Иосиф перестал стоять столбом посреди пустой (аки лотова жена) комнаты и … Пространство и время стали определённы, а не версифицированы, и мне (другому тому «мне» - во глубинах метро) стало ясно ещё одно чудо определения...
   (непростительная гордыня, конечно) - это легкое чувство неоспоримого превосходства!
    Определяемое - верой, которая - перед её отсутствием; которое - и не превосходство вовсе, а именно осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Павел); знание о том, что до'лжно: смерть уже побеждена, и осталось только не пожалеть жизни.
    Я «превосхожу» - не тем, что превосхожу, а тем, что равен своему неизбежному делу, которое должно быть сделано (и будет сделано); а кто из нас (и в каком теле) совершит это вселенское дело, не суть.
    Если не один «ты», тогда другой «ты»; а смерти нет.
    Даже если это будешь не «ты», а он.

    Айболит - стал читать.
    Не скажу, что это меня потрясло.
    Меня - единого в нескольких ипостасях (при том, что никакого раз-два-три-творения личности нет и в помине; это «сродни» пониманию догмата о Святой Троице - когда Бог один); Айболит стал читать, и мне сразу же стал понятен разрыв между (моей) войной и (просто) войной...
    Внешне - у нас вполне мирная обстановка; мы спокойны и счастливы, и не понимаем, что некто «извне» собирается нас убить и ограбить; внешне - всё как всегда; вот и Айболит стал читать:

    Мы месим глину
    Прилипшей грязи,
    Килограммами несём
    На сапогах...

    И я подумал: мы месим глину (ах Адам, сплошная глина) - мы несём на себе все свои прижизненные реинкарнации, все версификации реальности, ибо:
    Есть раб безвольный, и
    Есть солдат по воле Божьей... - и кто бы что сказал?

    А вот что!
    Я понял гамлетовское:
    -  Что вы читаете, мой принц?
    -  Слова, слова... (цитата по памяти)
    Мы - просто не понимаем, какая идёт Вселенская война, какая тёмная махина готова нас поглотить; мы - лишь верим (с лёгким чувством неоспоримого превосходства, которое - вовсе не превосходство), что уже победили
    Айболит читал ещё.
    И ещё.
    И ещё.
    Это был другой мир. Война - не пришла в комнату новодела. Она там была всегда. Кто бы из нас не пытался выйти из преисподней Мира Искусств, он ввязывался в эту войну с преисподней и вёл её на всех доступных ему уровнях.
    Ничего нового не происходило в новоделе.
    Айболит читал.
    Восторга у меня его тексты не вызывали, но - в них было настоящее будущее; что до меня - я всего лишь осознал происшедшее: что все мои метафизические изыски, опыты мистической мемуаристики - это тоже война.
    И ведь тоже снисходили логосы.
    Даже здесь, в новоделе - где (при свете совести) всё выглядит совсем иначе...

    Нет ничего, что можно изменить.
    Но всё тебе возможет изменить.
    И только лишь вода, что камень точит,
    По капле не смиряет свою прыть.

    Так Вечность не смиряет свою прыть.

    И плоть, когда вдруг логосы в неё.
    И суть, когда душа стремится к Духу.
    Нет ничего, что можно изменить.
    Но всё тебе возможет изменить.

    И всё же страха нет, а есть разруха.

    Когда старуха или же старик,
    Корпускулы без зрения и слуха...
    И плоть, когда вдруг логосы в неё.
    И суть, когда душа стремится к Духу. (Niko Bizin)

    Понимаем ли мы, что делаем?
    «Люди и обстоятельства - только орудия Божии, часто не понимающие того, что делают.» (игумен Никон Воробьёв)
    Очевидно, что не полностью: мы пробуем понимать; но мы всё ещё живы - именно это в сухом остатке.
    И как именно мы - «остаёмся» живы (даже в аду Мира Искусств); и как именно к нам -  приходит понимание... Что далеко ходить? Вот пришёл (бы) добрый доктор Айболит к больным зверУшкам, и стали (бы) они людьми.
    По крайней мере, осознали (бы) себя. Посредством вот-таких репрессий, вивисекции по душе.
    Так он и пришёл.
    «И сказал Бог, что это хорошо.» (цитата по памяти)

    А в это время (напоминаю: мы всё ещё в «этом» времени - и ничто не завершено) и совсем неподалёку от санкт-ленинградского новодела-аналога сгоревшего московского дома Грибоедова «новодел Иосиф» (который - то ли аналог средневевкового джина-ифрита, то ли нано-бог, то ли чуть ли не проекция Верховного)...
    А в это время! Было ещё время - другое (в это самое время).
    Настоящее - в настоящем; попробую посмотреть из него (ведь сказал Бог, что это хорошо); итак - настало время, которое не временно, не свое-временно, и не соври-менно; разумеется - это время нашего «козла отпущения»...
    Все мы - либо люди, либо «всё ещё» люди (не смотря на все прижизненные реинкарнации, о которых дано вспомнить): все мы - всё ещё не вышли из мира версификаций, новодела Мира Искусств...
    Иосиф же (напомню: он сейчас в пустой комнате - и принужден будет из неё выйти) готов стать больше нашего повседневного новодела...
    Если человекам невозможно полностью стать свободными от греха (от иллюзий своего «я»), тогда - стань больше (или меньше) всех возможных заблуждений: научись создавать из этих заблуждений - настоящее настоящего.
    Айболит - читал.
    Иосиф - решал, готов ли он.
    Я вспомнил некий (весьма не толерантный, посвящённый неким поэтам Антипову и Илюхиной) текст:

    А совесть так просто болела,
    Как ушибленная, но уже после ушиба.
    Стала совесть как вздыбленная,
    Когда на петровской дыбе...

    Это я повстречал двух бездарей.

    Когда бы просто она онемела,
    И я бы мерил людей невыносимой пользой,
    Просеивая её как просо...
    А я с виноградной лозой,

    С янтарной её прозой.

    Когда бы я из глухарей,
    То я их (толкующих) просто бы поимел,
    То есть оставил в виду их рублей...
    А себя оставил тоскующим.

    Но я понял, что бездарей надо строить.

    Если мы желаем построить
    Из бездарных кирпичиков нечто волшебное,
    То даже из бездарей следует брать их ущербное
    И превращать в дивный град!

    Это я на петровской дыбе,
    То есть начал с себя три столетия назад. (Niko Bizin)

    Вот и Жиль де Рэ (сейчас - рядом с одним из «меня» на платформе метро) тоже захотел сделать добро из зла, «потому что его больше не из чего сделать» (Роберт Пенн Уоррен. Вся королевская рать, по памяти).
    Согласитесь, магическое воскрешение Девы Франции могло бы послужить оправданием для «принесения Синей Бородою некоторых жертв» на её алтарь.
    Вот он - во всей красе, ад Мира Искусств!
    А если даже и некого окажется «возвращать из пепла» (репрессия окажется мистификацией) - это версия тоже хороша: если Жанну из деревеньки Домреми не сжигали, то перед нами прекрасный пример версификации (вивисекции) реальности «по живому»; чем не различны толкования репрессий?
    Это - не шутка, это такой самосарказм над плоским мышлением, над сиюминутным пониманием пользы...
    Ведь и прославленный принцип иезуитов звучит вовсе не как цель оправдывает средства, а «Если цель - спасение души, то цель оправдывает средства»... Ведь и я прибегаю к пресловутому (и сомнительному): если Бог отдаёт приказ!
    А ведь никто никаких приказов не отдаёт: всё это «делается» совсем не  «совсем так»... Точнее, совсем не так!
    Всё происходит - «как-нибудь», само по себе; и всё это ведёт к Богу, а не от него: ты можешь хотеть или не хотеть, делать или не делать, мыслить так или мыслить эдак - совокупное тело твоей родины-Церкви (Тело Христово) совершит именно те телодвижения, которые приведут к спасению соборной души.
    Всё к лучшему в этом лучшем из миров.
    Вот и Иосиф - не найдя женщины в том месте (и том времени - время изменилось), где он её только оставил (напомню: это место совсем неподалёку от новодела Мира Искусств, где сейчас Айболит - читает), сей-час неизбежно задастся вопросом:
    Зачем мне моё новое «я»?
    Что и за чем следует делать: выйти из реальности (из пустой комнаты) и отправиться на поиски ушедшей Татьяны (так и вспоминается: но я другому отдана, я буду век ему верна) или «использовать» свои новые возможности...
    И сразу же задаться банальным вопросом: что вообще происходит с этим (репрессивным) миропорядком?
    И за-чем в этом миропорядке мужчина и женщина?
    Нет ответа; лишь Айболит продолжает читать: бывает тишина и на войне, и только птицы разрывают щебетом своим.
    Когда и пули не свистят, арта молчит.
    Гнетущая бывает тишина. (Айболат Куспанов)

    Как не согласиться: это всё тишина тектонических сдвигов.
Гнетущая тишина, когда уже ничто не вернётся назад, но совершится по воле Божьей.
    Эта тишина комнаты прямо-таки вытолкнула Иосифа - из себя самой: миг, и он (почти размазавшись в воздухе - как давеча волейболист в окне спортзала, мимо которого давеча проходил) , в почти себе самом раз-вернувшись, вылетел из комнаты...
    Он был - новый; он и сам не знал, на что оказывался способен; но - одно «но»!
    Ему не на что было в этой комнате опереться.
    Он скатился по лестнице и оказался на улице. Пустую квартиру он покинул столь мимолетно, что даже словно бы оставил в ней свою тень. В принципе, это можно было бы (как и в моём случае) называть шизофренией...
    Или - осознать этот мир многореальным.
    Вольно! Чуть ослабим мышцы души.

    -  Вольно' вам делать это, - сказал мне Жиль де Рэ. - Вы таким образом совмещаете несовместимое и объясняете не объясняемое; вспомните: мы сделали нашего Иосифа «козлом отпущения» - тем самым выведя его из-под власти плоских законов: сам он при этом жить в многореальном мире не стремился и даже не очень подозревал о его наличии (разве что в виде суеверий).
    -  И что с того?
    -  Он и сейчас хочет лишь того, что желал доселе; для этих желаний ему не нужны сверхвозможности... Они даже опасны ему: его мозг не готов, его душа спит.
    -  Вы хотите сказать, что перед ним нет сверхзадачи? Например, спасти «милую Францию»?
    -  Вас ныне не интересует эта прекрасная история о Лотарингской Деве; вас интересует спасение России и мира; дав человеку возможности ифрита, вы (так уж вышло) не навязали ему веры в свою миссию.
    Я согласился.
    Более того, я повторил эти вкусные слова: «не навязал».
    Жиль де Рэ выслушал меня и сказал:
    -  А ведь иногда надо бы и навязывать, во имя спасения души.
    С этой очевидностью я тоже согласился.
    Сказать, однако же, ничего (вкусного - например: «надобно навязать спасение») не успел, ибо мой несостоявшийся Вергилий развил свою мысль:
    -  Вы хотели посмотреть, как рождается (предположим) машиах - для Израиля, или - откуда берутся Петр Романов или Иосиф Сталин; ан нет! Ничего не вышло.
    Действительно - всё упёрлось в пустую комнату, которую покинула беременная женщина Татьяна: у нашего машиаха (нано-бога, джина или Верховного) не было причин (кроме как насладиться своими негаданными сверхвозможностями) становится машиахом.
    -  Почему нет? - сказал я. - Всё, как у вас: женщина, ставшая смыслом Бытия.
    Синяя Борода отозвался - тотчас:
    -  Моя Дева - невинна! А «ваш» Иосиф - всё ещё не знает, что его «Мария» (Татьяна) беременна. А что будет, когда узнает? Вот ведь и вы меня озадачили: что было бы, если бы Деву не сожгли, а она (потом) - ещё и замуж вышла.
    -  Да ничего бы не было, - отмахнулся я.- И с Иосифом ничего не будет, и с Татьяной.
    Здесь я слукавил: я ведь уже отмечал, насколько у женщины с твёрдыми глазами изменились приоритеты (от метафизике к физике - это разительно)... Потом я вдруг (пред)сказал:
    -  А не пора ли и нам подняться наверх?
    -  Давно пора, - согласился маршал и пэр Франции.
    Действительно: если от ещё одной беременности женщины в этом мире ничего не произойдёт, то и от нашего с «милым» Жилем подъёма из рукотворной преисподней...
Жиль де Рэ - не поморщился от моей мысленной фамильярности.
    Разве что - дал понять, что не пропустил её вниманием; но не это было сейчас (всегда) главным:
    -  Сейчас поднимемся, - сказал повешенный и сожжённый француз. - Просто перед этим поступком (как ни крути - это поступок: шаг из ада в ту или иную сторону) хочу рассказать вам одну историю: как метафизика сменяется физикой.
    Он опять комментировал мои мысли.
    -  Мы словно бы знаем, как и чем всё должно совершиться, - сказал он.
    Он собрался продолжить, и - тут я вспомнил одну историю (из глубин Мира Искусств): «Был такой русский художник, Павел Чистяков. Из крестьян, учился на медные деньги, но выучился, окончил Академию Художеств с большой золотой медалью, был послан заграницу, в Италию, Германию, Францию. Картин после него осталось мало, поскольку последние пятьдесят лет жизни (а жизнь он прожил длинную, даже советскую власть захватил) он почти не рисовал.
    Друзья и современники говорили о нем, что он из тех художников, которые знают, как надо, но неспособны этого достичь.
    Так бы и остался он в истории художником второго, а то и третьего ряда, большая часть картин которого лежит в музейных запасниках. Но.
    Список его учеников:

    Валентин Серов,
    Илья Репин,
    Василий Суриков,
    Виктор Борисов-Мусатов,
    Николай Рерих.
    Виктор Васнецов,
    Михаил Врубель,
    Иван Грабовский,
    Василий Поленов,
    Юрий (Иегуда) Пэн,
    Коста Хетагуров,
    Игорь Грабарь.

    Можно продолжать, и список будет очень длинным, потому что учителем Чистяков был превосходным, учителем божьей милостью. По воспоминаниям Серова: «Когда шёл класс Чистякова, аудитория была полна; во время перерыва никто не бежал в курилку, все с напряженным вниманием прислушивались к каждому слову Павла Петровича, смотрели на него преданными, влюблёнными глазами, брали на заметку, записывали каждое его слово. И было что записывать! Принципы его системы были настолько скристаллизованы в его мозгу, что он невольно говорил афоризмами.
Десятки их сохранились в записках его учеников:
    Когда рисуешь глаз, смотри на ухо;
    Так натурально, что даже противно;
    Не нужно стараться написать все точь-в-точь, а всегда около того, чтобы впечатление было то самое, как в природе;
    Закон - мера, а не трафарет;
    Всех выслушивать, а себе верить;
    Простота дается не просто;
    Искусство ревниво. Отойди от него на шаг, и оно отойдет от тебя на двадцать шагов;
    Вполсилы в искусстве не поднять».
    Мой самый любимый чистяковский афоризм: «Живопись - вещь простая: нужно взять должный цвет и положить на должное место».
    Опросила знакомых - один помнил смутно, что вроде был такой Чистяков, рисовал на исторические темы. Остальные вообще не слыхали о нем. Судьба учителя.» (Сеть)
    Я сказал:
    -  Мы действительно знаем, что и как должно получиться (на нашем «плотском» холсте). Кто должен произойти из нашего Иосифа: Сталин или Путин, Иван III или... Только мы зря взялись за правителей: сами к демиурговой власти никак не причастные - наблюдатели со стороны (и в лучшем случае - как вы - сподвижники); напоминаю (в который раз): Тело Церкви - Тело Христово, а состоит оно...
    Жиль де Рэ (католик) кивнул:
    -  Из маленьких «нас».
    -  Вдохновлённых сверхзадачей, - сказал я. - Какая сверхзадача может сейчас вдохновить «нашего» Иосифа?
    Не было такой сверхзадачи... Или - была!
    У «любого нового» (выбирай из вышеперечисленных возможностей) Иосифа - была задача сохранить «свой» мир, в котором была «его» Татьяна; у «прежнего» Иосифа - то же самое: потому что он так «привык» и качественно иного состояния жизни не знал; да и кто из нас знает»?
    -  Я знаю, - сказал Жиль де Рэ. - Я следовал за стягом Жанны д'Арк.
    Он опять опередил мои мысли.

    Итак - ещё вариант: божий отчим. (Аве Мария, Александр Галич)
    -  Как «божий отчим» узнал, что Мария беременна? - сказал я. - И перестала ли сама «та» Мария (Божья Матерь, Царица Небесная) принадлежать Вечности (мыслить метафизически), когда в ней начались физиологические изменения?
    Ответа не было.
    -  Давайте выходить из преисподней, - сказал Жиль де Рэ. - Вот вы и подали нам причину выхода: сообщить Иосифу о новом качестве (вы же говорили о качестве со-Бытия) его жены.
    -  Кто мы такие, чтобы говорить мужчине о беременности его женщины? Мы не тест, «забытый» на тумбочке.
    -  Никто. Поэтому мы и сообщим.
    -  Это не добавит мотивации нашему «козлу отпущения».
    -  Не добавит.
    -  И зачем?
    -  А послушайте-ка одну средневековую историю...
    Я знал, мы не сделаем этого. Я (даже) не обратил внимания на самосарказм Синей Бороды. Все эти его истории (например: Вино и мертвецы) - оказывались очень свое-временны и совершенно не соври-менны.
    -  Сначала всё же выйдем из ада и пойдём навстречу Иосифу: он как раз опять в ад устремится!
    Далее - всё получилось просто!
    Столько было измышлений, столько аллюзий и с нашей историей, и с арабским востоком, и с историей Франции; а так - мы с Синей Бородой просто повернулись и пошли к эскалатору, возносящему людей наверх.
    Ничего больше не понадобилось.

    Мы (сам-двое) - вышли из станции метро на улицу.
    И подумалось мне: всё это многообразие вселенских однообразий (что вверху, то и внизу) сегодня вечером уложилось на крошечный пятачок со-Бытия: все эти рассуждения о предназначении, о спасении человечества и сохранении Мироздания - как это всё (на самом деле) просто!
    Всё - как-нибудь.
    Мы (сам-двое) - как-нибудь вышли: ведь только так всё и было! «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.» (Быт 1, 1–2).
    Как поверить, что каждый человек каждый свой миг жизни со-творяет свой мир?
А никак.
    Никак! Просто - со-творяет, и всё.
    Но не сам (а сам-двое: в со-творяющем его Господе); «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.
И назвал Бог свет днём, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один»
    Ты всё ждёшь машиаха-героя, что решит твои проблемы?
    А нет проблем.

    Мы шли мимо спортзала, и средневековый француз рассказывал мне (не) свою вполне вневременную историю об Святейшей Инквизиции (трибунале, тройке, комиссии по чистке сов. служащих, да мало ли...):
    «Я уже не раз подробно говорил о том, что Святая Инквизиция - это следственный орган католической церкви (собственно, и само слово переводится с латыни именно так). И сегодня расскажу яркую историю о том, как должен был действовать настоящий инквизитор. Увы, так выходило далеко не всегда... но. Кстати, история снова о любви! В своеобразной пикантной форме. Как ни странно, добрая и позитивная история.
    Но для начала - всё-таки, пара общих слов.
    Я никоим образом не оправдываю инквизицию как явление в целом. Хорошего в подобных методах мало. Тем не менее, не устаю объяснять две вещи. Во-первых, то, что борьба за чистоту веры в Средневековье - не прихоть фанатиков, а совершенно насущная необходимость. Средневековый человек не знал понятий "нация" и "государство", и не чувствовал с людьми буквально-то из соседней деревни ничего общего, кроме... веры. Религия в ту эпоху - единственный надёжный маркер "свой-чужой", и единственный эффективный цемент социума. Крайне разобщённого и неоднородного. И без подобного органа существовать оно просто не могло. А методы... время было жестокое, сами знаете. Не прижились ещё в Европе идеи гуманизма, и даже не родились.
    Во-вторых то, чему посвящён этот пост. Инквизиция - не репрессивный аппарат как таковой: она не имела никаких собственных силовых рычагов, не исполняла наказания. Инквизитор занимался именно inquisitio, расследованием. Вердикт шёл на стол властям — светским (которые могли казнить, посадить и т.п.) и церковным (которые могли отлучить, наложить епитимью и т.п.). И смысл тут не в геноциде, а в поддержании порядка - которому костры как раз часто вредят. Не случайно нынче данная организация именуется Конгрегацией доктрины веры.
    Естественно, были хорошие и плохие инквизиторы. Пример плохого - тот же Генрих Крамер*. Откровенный маньяк, дорвавшийся до полномочий.
                *Генрих Крамер, нем. Heinrich Kramer, также известный как Генрикус Инститор (лат. Henricus Institor); ок. 1430, Вольный город Шлеттштадт - 1505, Кромержиж, Моравия, Священная Римская империя) - немецкий монах доминиканского ордена, автор известного трактата по демонологии «Молот ведьм».
Один из активных сторонников охоты на ведьм.
    (Согласитесь, очень похоже на некоторых дорвавшихся до полномочий деятелей из современных репрессивных органов.
    Боюсь, это всеобщая беда репрессивных органов на протяжении всей их истории.)
    А вот о правильных инквизиторах я вам сейчас поведаю...
    Дело было в Париже, в 1390 году.» - здесь я улыбнулся про себя: мы шли мимо спортзала к новоделу Мира Искусств; казалось бы, мы даже поднялись из рукотворной преисподней и должны были бы расстаться с версификациями реальности; но!
    Прозвучала дата 1390 год.
    А ведь если подойти к происходящему канонически: «Жанна д'Арк - национальная героиня Франции, одна из командующих французскими
войсками в Столетней войне.
    Родилась около : января 1412 года в Домреми на северо-востоке Франции.
    Умерла 30 мая 1431 года в Руане.
    Попав в плен к бургундцам, была передана англичанам, осуждена судом католической церкви как ведьма и заживо сожжена на костре.
    Впоследствии в 1456 году была реабилитирована и в 1920 году канонизирована - причислена католической церковью к лику святых.»
    Я даже отброшу версии о том, что «ту» Жанну Деву не сжигали; все мы существуем в мире постмодерна, в Мире Искусств - а ведь когда-то у нас были иллюзии, что поэзия - эхо Слова... Были иллюзии о так называемом «традиционном искусстве»!
    «Если традиционное искусство утверждает, что в талантливом произведении больше смыслов, чем туда вложил автор, то постмодернизм кастрирует используемые куски традиционного искусства, начисто лишая всех заложенных смыслов, и наделяет новыми, часто противоположными, смыслами по собственному разумению.
    Просто Антихрист какой-то, а не явление в искусстве.» (Igor Skif,12 июля 2019 г. в 22:01)

    Казалось бы, я традиционалист!
    Однако же я истолковываю со-Бытия прошлого и (надеюсь) будущего; если я ошибаюсь - то это попытка наделить Несказанное своим разумением.
    Пусть Несказанное, персонифицируясь, поступает по моему разумению.
    -  Вы задумались о своём, - сказал Жиль де Рэ.
    Мы как раз миновали спортзал.
    -  Продолжайте, - попросил я.
    Синяя Борода кивнул.
    «Столичным инквизиторам поступил донос, касающийся странных событий в доме дворянина Робера де Сен-Кле. Шевалье был довольно богатым человеком, жил в большом доме на Ру де ла Ферроньери - там, где в XVII веке убьют Генриха IV.
Неудивительно, что жена Робера была младше его на 50 лет, правда?
    Бдительные соседи однажды заметили: в окно спальни жены Робера (по имени Алис) повадился забираться по ночам некий весьма ловкий мужчина. Уж явно не муж, которому было за 70. Само по себе ещё не дело Инквизиции, конечно, но свидетели наблюдали в окне странные вспышки. Заподозрили - уж не Дьявол ли, или инкуб какой?..
    Поначалу никто такой ерундой заниматься не стал, но скоро Алис забеременела.
А вот это было уже очень серьёзно, так как Робер неоднократно публично жаловался на импотенцию. Дело пахнет "ребёнком Розмари", как говорится... и серой. Ведь очевидно, что хозяин дома не мог ничего не заметить, раз уж постоянно видели соседи.
    Вот тут-то за дело взялись не на шутку. Занялась целая следственная группа, во главе с самим руководителем местного трибунала, Аньелем д'Овернем - который был, ни много ни мало, приором Доминиканского ордена. "Следователь по особо важным делам", считайте, полковник юстиции...»
    Я улыбнулся: здесь требуются некоторые пояснения!
    Я не знал старофранцузского, на котором разговаривал маршал и пэр Франции.
Он, в свой черёд, не знал даже «современного» ему русского (даже в церковнославянском варианте); потому - всё сказанное каким-то образом преображалось в «сделайте нам понятно», несколько вульгаризируясь...
    Что делать, постмодерн!
    «Как бы поступил в такой ситуации Генрих Крамер? Ясное дело: бросили бы Алис в кутузку, сотворили бы там с ней нехорошие вещи, выбили бы признание, да на костёр. Но, к счастью, д'Овернь был не таков. Он был добросовестным, дотошным, въедливым следователем.
    Прежде всего, вызвали на ковёр самого Робера де Сен-Кле, чтобы выяснить: действительно ли он импотент, или жаловался попусту? Документы особо подчёркивают, что физического воздействия не применяли. Робер подтвердил: да, увы. А после поведал презабавное...
    Оказывается, мужское бессилие тяготило его не только из-за невозможности насладиться молодой женой. Он переживал и за саму Алис, прекрасно понимая, что ей-то хочется. Однако, позволить просто завести любовника - это пятно на репутацию, обязательно ведь узнают. Да и вдруг человек непорядочный попадётся... Робер нашёл иной выход.»

    Мы с Жилем де Рэ подошли к пешеходному переходу.
    Пора было переходить на другую сторону улицы Звенигородская: туда, где располагался новодел Мира искусств.
    Думаю (как раз в этот миг) - Иосиф уже спустился по лестнице и покинул дом Татьяны; не знаю, но - уверен: нам с ним обязательно надо встретиться и разойтись (точно так, как мы это проделали в метро).
    Думаю (как раз в «этот мир») - Айболит заходил в комнату, где только-только закончился раз-(два-три)-говор о Мире Искусств и неизбежности в нём репрессий (к которым «придётся» новому Иосифу прибегнуть, если «амуры» его жены откроются...Но!
    «Шевалье был дружен с местными госпитальерами. Пожаловался как-то рыцарям, видимо, в застольной беседе: так и так, сам-то не могу жену удовлетворить, а она мучается, нехорошо.... Друзья-то Роберу и предложили решение.
    В их обители проживал некий Жиль: это был человек с Востока, принявший христианство, и привезённый крестоносцами во Францию. Происхождение не записали: может, бербер, или араб какой, или турок... кто знает. Вероятно, это был один из пленных, согласившийся креститься. Жиль был молод, хорош собой, и легко согласился тайно удовлетворять естественные потребности Алис де Сен-Кле. Почему его не впускали через дверь, сказать трудно. Возможно, для самой женщины условия договора оставались тайной - и она думала, что муж не в курсе.
    Надо сказать, что Робер платил Жилю за эту приятную работу очень щедро: более 8 ливров в месяц, а столько далеко не каждый парижанин в год получал. Хорошо устроился бывший пленник, ничего не скажешь!
    Что до странных огней, то это объяснилось предельно просто: Жиль был факиром, именно потому и притащили его во Францию. Развлекал Алис всеми доступными способами, честно отрабатывая огромное жалование.»
    -  Чистый постмодерн! - с удовольствием прокомментировал свой рассказ (о своём тёзке) Жиль де Рэ.
    Меня должно было бы заинтересовать поведение инквизитора.
    Но это - тоже вне времени. Тот же «честный спецслужбист» Ю. В. Андропов (которого многие едва не сочли новым Верховным), развернул мою родину к принятию на «первую» роль в стране подлеца Горбачёва (которого тоже едва не сочли Верховным); чистый постмодерн!
    Мы - перешли на другую сторону.
    Светофор прямо-таки всё проделывал во-время: мы подошли к переходу, и нате вам! Зелёный свет!
    -  Ну и чем...
    -  Ах, да!
    «Естественно, после этого в Трибунал вызвали уже госпитальеров. Те тоже не стали отпираться, подтвердив слова шевалье, и предоставив самого Жиля, который тоже охотно сознался во всём.
    А теперь самое пикантное!
    Инквизиторы не были бы хорошими следователями, не владей они методикой проверки доказательств. Сначала от Алис получили показания относительно размера и особых примет мужского достоинства Жиля. А потом исследовали сам предмет, о чём составили все соответствующие протоколы. Подтвердилось. Никаких сношений с Дьяволом.
    Дальше встал вопрос наказаний по церковной линии. За Жиля попросили госпитальеры: дескать, не судите строго - иностранец, не понимал, что у нас так не принято. На него наложили обязательство замолить грех, да и отпустили с миром. В этом месте я должен отметить: тогда мусульман в Европе считали людьми крайне свободных нравов. Потому и отнеслись с пониманием: дескать, ещё проникнется христианскими ценностями, раз уж крестился...
    Со сводниками поступили построже: сослали их в Испанию, сражаться в Реконкисте. Вот это достойное дело для рыцарей, а не то, что... Впрочем, на тот момент уже полвека, как состоялась битва при Рио-Саладо, и Реконкиста в активной форме фактически завершилась. Так что особых опасностей службы не ожидалось, вот отправить на Родос - это было бы суровее.
    Саму чету Сен-Кле, естественно, никак не наказали. Дело закрыли по линии Инквизиции, передали светским властям, а тех подобное вообще не волновало.
    Вот так должна была работать Святая Инквизиция. И так это было гораздо чаще, чем в тиражируемых кроваво-безумных эпизодах. Увы, судят то или иное явление обычно не по лучшим представителям.
    P.S. Конец у истории и вовсе счастливый: как порядочный человек, Робер де Сен-Кле узаконил ребёнка. Как дальше решали вопрос желаний Алис, неизвестно: но, думаю, какое-то решение нашли.» (Сеть)

    -  Ну и что? - сказал я.
    -  Ничего, - сказал Жиль де Рэ (та самая жертва недобросовестного дознания).
    Согласен: мир - прекрасная иллюстрация к любой (страшной или волшебной) сказке.
    -  Со-гласен, - сказал злодей и герой Синяя Борода. - Мир - жертва нашего не-до-само-сознания.
    Я даже не поморщился очередному (превратному) прочтению (и истолкованию) моих почти не существующих мыслей; согласитесь: Слово (далеко не всегда) становится Делом, при этом мысль изречённая - всегда есть ложь.
    Я, конечно, не будда (не сам принц Сидхартха, а «одна из множества» его статуй-реинкарнаций), чтобы мыслить пустотой:
    «Положитесь на волю Божью,
    Она выведет к бездорожью.» - мне достаточно не выбирать из тех кулаков, что тебе протягивает лукавый с предложением «выбери» - и станешь как нано-бог (ифрит, машиах); вот и я - (не) мог бы!
    Но даже католик Жиль де Рэ (что видел Жанну Деву и шёл за ней) - произнес: «со-гласен»...
    Положитесь на волю Божью.

    Мне голос был. Он звал утешно,
    Он говорил: «Иди сюда,
    Оставь свой край глухой и грешный,
    Оставь Россию навсегда.

    Я кровь от рук твоих отмою,
    Из сердца выну чёрный стыд,
    Я новым именем покрою
    Боль поражений и обид».

    Но равнодушно и спокойно
    Руками я замкнула слух,
    Чтоб этой речью недостойной
    Не осквернялся скорбный дух. (известно кто. 1917 г.)

    -  Не мы - жертва мира, мир - жертва того, что мы - не'мы, - согласился я.
    -  Как вы отлили в бронзе мою мысль, - восхитился Жиль де Рэ.
    Всё же он не мог простить ни себе, ни миру, что не смог «наново произнести»-воскресить Жанну из Домреми; более того (больнее того!): не мог простить даже и вероятности того, что (возможно) - некого было произносить...
    Что всё это (с королевским предательством, церковным приговором и сожжением на рыночной площади Руана) - фикция и манипуляция; но! Страшней ему было бы, если бы даже сожжение было натуральным, но сама Дева - мошенница (или одержимая) высшей пробы.
    Что Логос-Слово не звучит там, где место «занято» профанацией.
    Тогда он сам (как и его появление здесь: в Санкт-Ленинграде на улице Звенигородская) - бес-смысленно; что хождения туда-сюда из рукотворной преисподней метро - та же самая профанация.
    -  Непривычно: не мир уродует нас, а мы (своим недо-сознанием) уродуем мир.
    Конечно, так просто - «списать всё» на репрессии»; а вот то, что сам ты и есть репрессивный аппарат принуждения себя самого к более или менее сносному существованию; что не будь репрессий - ты давно был бы в аду.
    Причём (Мир Искусств!) - исключительно в своём аду.
    А вот «другой» ты - заведомо спасён: всё дело в том, что этот «ты» - коллективный ты, Тело Церкви; что при этом происходит с отдельно взятым маленьким «я» - это может быть страшно.
    Мы шли по направлении к новоделу Мира Искусств.

    _____ Все-Будущее и подавно - Все-Силами определено

    Как сходятся Силы на человеке,
    От века никто не знает
    Или не хочет знать.
    Кажется - Благодать...

    А ведь пото'м - и кровью спасаться приходится!
    Держит покров Богородица
    Над родиною моей
    Но много кривых дверей

    Ведут к человечьему сердцу.
    И много кто будет ходить.
    Как сходятся Силы на человеке,
    От века - никто рядить (и судить)...

    Но и нет никакой свободы!
    Все-Будущее и подавно - Все-Силами определено.
    И если все двери - кривы,
    Небесное есть окно

    В твоё человечье сердце.
    В моё человечье сердце.
    И что я об этом - речью?
    Делами должно давно. (Niko Bizin)

    Итак - о не-бесном окне!
    Именно - о не бесовском; и как много здесь значат имена.

    Шли мы (только-только вышедшие из ада) - по улице Звенигородская; не устану повторять: в Санкт-Ленинграде метафизика на каждом шагу! Да и не только в Санкт-Ленинграде... Ничего не надо выдумывать.
    Да и о «нашей» преисподней (о хождениях туда-сюда) - всё давно сказано: «Этого Евангелия вы не найдёте в списках Нового Завета - оно относится к апокрифичным книгам - запрещённым и исключённым Церковью на Вселенском Соборе. Но несмотря на то, что книга не включена в канон (из-за того что её содержание не соответствует принятым устоям) это полностью исторический документ созданный в 4 веке нашей эры на греческом языке, и между прочим есть реальные копии 5 века.
    Евангелие от Никодима.
    В первой части - очень подробно описан суд над Иисусом Христом. Описан так подробно, как ни в одной из новозаветных книг. Любопытно, что Понтий Пилат - всеми силами пытается защищать Иисуса, а его слуги и знаменосцы откровенно падают перед Иисусом на колени. Так сильно Иисуса почитало население.
    Более того за Иисуса вступается и простой народ: исцелённые им слепые, лежачие. Что показывает, что Иисусу уже при жизни поклонялись и почитали как величайшего Мессию и целителя. Пилат несколько раз утверждает, что на Иисусе нет вины, но иудейские священники отрицая всякую логику требуют распять Иисуса. Они говорят, что это именно тот, кого хотел убить царь Ирод и из-за него погибли младенцы в Вифлееме.» (Сеть)
    -  И из-за меня погибали младенцы, - сказал Синяя Борода (напомню: в погублении одного ребёнка он под пытками - сознался-таки).
    -  Приятно себя сравнивать с Господом, - сказал я.
    Жиль де Рэ ответил честно:
    -  Нет.
    Он был прав. И это объяснений не требует.

    «ДЕЯНИЯ СВЯТОЙ ТРОИЦЫ, творение Харина и Лентия. Владыко, благослови во имя Святой Троицы начать рассказ о деяниях Спасителя нашего Иисуса Христа, в известных книгах записанный, которые обрел Феодосии Великий царь в Иерусалиме при наместнике Понтийском Пилате/
    Анна и Каиафа, Суммас и Датам, Гамалиил, Иуда, Левий и Нефталим, Александр, Кир и другие судьи иудейские пришли к Пилату, хуля Иисуса: "Мы знаем, что Иосифа-мастера сын от Марии рожден, а Он Себя называет Сыном Божиим и царем. И не только это, но и субботу оскверняет, и закон отцов наших хочет разорить".
    И сказал Пилат: "Что же Он сделал и собирается сделать?"
    Сказали ему: "По нашему закону в субботу нельзя никого исцелять. Он же хромых и увечных, глухих и страждущих отдухов нечистых лечит - субботу злыми делами оскверняет".
    Сказал им Пилат: "В чем же здесь злые дела?"
    Они сказали: "Соблазнитель Он и глава вражьей силы, (от имени) Вельзевула изгоняет бесов, ибо все они ему покорны".
    Пилат сказал: "Они не изгоняются духом нечистым, только Божией силою".
    Иудеи же сказали Пилату: "Просим величество твое - повели нам нелицемерно стоять перед твоим судом и слушать".
    Пилат же призвал гонца (и сказал ему): "Поистине, пусть будет сейчас приведен Иисус".
    Прочь отправился гонец; узнав (Христа), молился (ему); неся плат в руке своей, простер его по земле и сказал: "Господи, войди внутрь, ибо игемон повелел Тебя звать". Евреи, увидев, что сделал гонец, обратили свой голос к Пилату:
"Почему не повелел ты Ему придти, объявив свой приказ, без помощи гонца? Ведь он увидев Его, молился Ему и, держа в руке свой плат, простер (его) перед Ним на земле и сказал: "Господи, зовет Тебя игемон".
    Пилат же призвал гонца и сказал ему: "Почему ты так сделал?"
    И гонец сказал ему: "Когда (послал ты меня) в Иерусалим, увидел я, как (в город) въезжал Иисус, сидя на осле, а отроки еврейские взывали, ветви в руках держа: "Осанна сыну Давидову!" Другие постилали одежды свои со словами:
    "Спаси нас, благословенный на небесах, грядущий во имя Господне!"
    Иудеи же возопили против гонца: "Отроки взывали по-еврейски, а как же ты понял еврейский язык, если ты грек?"
    И сказал им гонец: "Спросил я одного еврея: что восклицают отроки еврейские?
и он мне поведал".
    Сказал им Пилат: "Правильно ли рассказывает (он), о чем восклицали евреи?".
    Они же сказали ему: "Так восклицали: "О Господи Боже, исцели меня!" или: "О Господи, спаси!"
    И сказал им Пилат: "Вы знаете и свидетельствуете о том, что говорили отроки. В чем же согрешил гонец?"
    И промолчали (они).» (Евангелие от Никодима. Русская апокрифическая студия)

    Я улыбнулся:

    И Русь нельзя было спасать в субботу,
    Не то что исцелять случайных иудеев.
    Владею я таким миропорядком,
    И мною же геенна овладеет.

    Всё это бренно, ибо решено.

    А вот зерно переиграть в вино.
    А вот цена, что возвести в вину.
    А птичия щебечущая рать
    Протянется в длину и вышину.

    Всё это славно, ибо решено.

    А я живу давно или недавно.
    А я люблю нескладно или справно.
    А Русь нельзя было спасать в субботу.
    И всё-таки свечой не угасать. (Niko Bizin)

    Мы приближались к дому № 22 по улице Звенигородская.
    Жиль де Рэ сказал:
    -  Всё же все эти коловращения были нами затеяны, чтобы попробовать понять: как и откуда собираются в человеке то ли логосы, то ли силовые линии миропорядка, чтобы он стал спасителем этого самого миропорядка (не того, каким мы его видим, а изначального); в Евангелии от Никодима сказано о сошествии Господа в ад...
    Я молчал.
    -  Мы так и не подошли к ответу.
    Пора было молчание прервать.
    Напомню: мы опять и опять шли к новоделу Мира Искусств, и я - совсем немного «позлопамятствовал»:
    -  Вы отказались быть моим Вергилием. Из-за вас мы (я) преобразили злосчастного Иосифа, которому теперь и невдомёк, как использовать его нынешние «волшебные» силы...
    Жиль де Рэ меня перебил, повторив:
    -  Мы так и не пришли к ответу.
    -  И не придём, - сказал я.

    И «Сказал гонцу игемон: "Иди же и хоть как-нибудь приведи сюда Иисуса".
    Отправился прочь гонец и сделал все так же, как прежде, и сказал Иисусу: "Господи, войди внутрь, зовет Тебя игемон".
    Когда же входил Иисус, (когда подошел Он) к знаменосцам, несущим хоругви, склонились главы хоругвей и почтили Спасителя Иисуса. Иудеи же, видя это знамение, как склонились главы (хоругвей) и почтили Иисуса, еще сильнее возопили против знаменосцев.
    Пилат же сказал иудеям: "Вы же утверждаете, что сами по себе склонились главы хоругвей и почтили Иисуса; но что взывать к знаменосцам, если сами они склонились и почтили (Его)?"
    Сказали иудеи Пилату: "Мы видели, как поклонились Ему знаменосцы и почтили Иисуса".
    Призвал игемон знаменосцев и сказал им: "Зачем вы сделали это?"
(Они) сказали Пилату: "Мы - мужи простые и служители храмов, как нам (Его) почитать? Хоругви, которые мы держали, склонились и почтили (Его)".»
    -  Тут многое можно было бы сказать, - сказал Жиль де Рэ, прекрасно (на личном примере) знавший некоторые методы дознания в Святом Трибунале (Инквизиции).
    -  И о ВЧК-ОГПУ-НКВД многое можно было бы сказать, - мог бы (не) возразить я. - Повторю: мы и тогда, и сейчас - имеем дело с результатом; будь результат - другим, нас бы не было... Ах, пардон! Не было бы вовсе не вас - а меня и моей родины.
    Родина Жиля де Рэ (так или иначе) - была бы: кого-кого, а коллаборатнов в милой Франции и тогда, и сей-час было много больше, нежели сподвижников Жанны.
    -  Это доказывает, что за Жанной Девой - Провидение, - сказал злодей Синяя Борода.
    Мы это обговаривали не раз: раз уж результат угоден Богу, то и за людьми, приведшими к такому результату - сам Бог.
    Мы уверенно подходили к новоделу Мира Искусств.
    Куда ни пойди, в какой ад ни спустись (и не поднимись из него), всегда придёшь к новоделу Мира Искусств; и не просто потому, что … А просто потому что потому! Если надо объяснять, то не надо объяснять.
    Сей-час - там читает стихи Айболит.
    Сей-час - нам навстречу почти что бежит Иосиф.
    Сей-час - и всем временам «Сказал гонцу игемон: "Иди же и хоть как-нибудь приведи сюда Иисуса".
    Отправился прочь гонец и сделал все так же, как прежде, и сказал Иисусу: "Господи, войди внутрь, зовет Тебя игемон".
    Когда же входил Иисус, (когда подошел Он) к знаменосцам, несущим хоругви, склонились главы хоругвей и почтили Спасителя Иисуса. Иудеи же, видя это знамение, как склонились главы (хоругвей) и почтили Иисуса, еще сильнее возопили против знаменосцев.
    Пилат же сказал иудеям: "Вы же утверждаете, что сами по себе склонились главы хоругвей и почтили Иисуса; но что взывать к знаменосцам, если сами они склонились и почтили (Его)?"
    Сказали иудеи Пилату: "Мы видели, как поклонились Ему знаменосцы и почтили Иисуса".
    Призвал игемон знаменосцев и сказал им: "Зачем вы сделали это?"
(Они) сказали Пилату: "Мы - мужи простые и служители храмов, как нам (Его) почитать? Хоругви, которые мы держали, склонились и почтили (Его)".
    Пилат же сказал собранию старцев: "Изберите самых сильных и крепких, пусть возьмут хоругви".
    Выслушав указание, избрали старейшины иудейские двенадцать мужей и сильных старцев и дали им держать хоругви. И стояли (они) перед очами игемона.
Пилат же сказал гонцу: "Выведи Иисуса из претория и хоть как-нибудь снова введи Его".
    Вышли за двери Иисус и гонец, и призвал Пилат тех, кто держал хоругви, и сказал им, клянясь здравием кесаря: "Если преклонятся хоругви, отсеку ваши головы".
    И повелел игемон Христу войти во второй раз. И гонец все сделал так же, как и прежде. И много молил гонец Иисуса, чтобы шел (по) плату его. И шел (Он) по нему, а когда вступил внутрь, склонились хоругви и почтили Иисуса.»
И здесь я (не тот, что слушает Айболита, а тот, что идёт навстречу с Иосифом) вдруг хлопаю себя по лбу... Мысленно, конечно!
    Но Синяя Борода невольно от меня отодвинулся:
    -  Что это вы «мыслями рук» машете?
    -  Да вспомнил о Гаврииле!
    -  Об Архангеле Гаврииле, - уточнил средневековый француз.
    -  Да.
    -  И что?
    -  Именно в него перекинулся поэт Михаил Балашов, который слушает сейчас слушает в «недосожжённом» санктленинградском новоделе Мира Искусств раненого разведчика СВО, простого героя без закидонов о мистикофизиологии и прочей метафизической мемуаристике, - раздумчиво сказал я, останавливаясь...
    Переставая идти навстречу Иосифу...
    Время - замерло.
    Всё это маленькое пространство на Звенигородской (вместе с вкрапленным в него временем) - тоже само-определилось и стало внимательным к деталям (что означало: все стали словно бы заключены в янтарь)...
    -  Все ваши гадания о человеке Предназначения... - начал герой и злодей.
    -  Да, - перебил я.
    Что-то это самое «да» - зачастило; а что с того? Я мог бы сказать:
    -  Нет, - всему миру.
    Знайте меру, - сказал бы тогда Жиль де Рэ: ему - хорошо быть хором в греческой трагедии; мне - должно быть одним из её героев...
    Признаюсь: героев (как и «козлов отпущения» - если это не Иисус) иногда раздражают праздные комментарии со стороны.
    -  Я не со стороны, и я не празден: я - потщился вернуть Деву, - сказал злодей и герой, и сказочный неудачник.
    Простим его за филологический ляп: «не празден» - по отношению к мужчине; но! С этим ляпом на первый план вдруг вышла «та самая» Татьяна, женщина с твёрдыми глазами: так «вместе» с новоделом Мира Искусств - вышли на первый план такие архетипы, что архетипичней некуда...
    Речь об Архангеле Гаврииле!
    И всё это - переставая идти навстречу Иосифу: мир - замер: пришло время замеров собственной глубины! Мы выяснили (только этим и занимаясь): из ничто может родиться нечто, но только если и ничто - Слово, и Оно у Бога, и Оно - Бог.
    От Него всё начнёт быть, и без Него ничто не начало быть.
    И вот: есть ли у нас Слово?
    Там, в не-до-сожжённом новоделе (такая вот гамма), поэт Михаил Балашов перекинулся в Архангела Гавриила - и никто этого не заметил; там - как раз раненый боец СВО Айболит (словно бы становясь Словом) начинал читать... И сомкнулась тишина, и смешались времена, и прозвучали очень СВО-и строки:
    Много их, сильных, злых и весёлых,
    Убивавших слонов и людей,
    Замерзавших на тающей льдине (Мои читатели. Николай Гумилёв, по памяти) - и здесь я вздрогнул: надо точно по тексту!
    Вот что выступало и-под (и по-над) чтением Айболита:

    Старый бродяга в Аддис-Абебе,
    Покоривший многие племена,
    Прислал ко мне черного копьеносца
    С приветом, составленным из моих стихов.
    Лейтенант, водивший канонерки
    Под огнем неприятельских батарей,
    Целую ночь над южным морем
    Читал мне на память мои стихи.
    Человек, среди толпы народа
    Застреливший императорского посла,
    Подошел пожать мне руку,
    Поблагодарить за мои стихи.

    Много их, сильных, злых и веселых,
    Убивавших слонов и людей,
    Умиравших от жажды в пустыне,
    Замерзавших на кромке вечного льда,
    Верных нашей планете,
    Сильной, весёлой и злой,
    Возят мои книги в седельной сумке,
    Читают их в пальмовой роще,
    Забывают на тонущем корабле.

    Я не оскорбляю их неврастенией,
    Не унижаю душевной теплотой,
    Не надоедаю многозначительными намеками
    На содержимое выеденного яйца,
    Но когда вокруг свищут пули
    Когда волны ломают борта,
    Я учу их, как не бояться,
    Не бояться и делать что надо.

    И когда женщина с прекрасным лицом,
    Единственно дорогим во вселенной,
    Скажет: я не люблю вас,
    Я учу их, как улыбнуться,
    И уйти и не возвращаться больше.
    А когда придет их последний час,
    Ровный, красный туман застелит взоры,
    Я научу их сразу припомнить
    Всю жестокую, милую жизнь,
    Всю родную, странную землю,
    И, представ перед ликом Бога
    С простыми и мудрыми словами,
    Ждать спокойно Его суда.

    И здесь я вдруг всей своей плотью (становясь её сутью) понял банальную, уже тысячи лет как прояснённую вещь: нам не нужен ни машиах, ни ифрит!
    Но - иногда нам жизненно необходим Верховный.
    И тогда она (эта «вещь») - нам даруется. А потом - ждёт спокойно Его суда: как и многие из нас, сильных, злых и весёлых (положим считать друг друга достойными друг другу) - мы делаем то, что должно, и будь что будет.
    Даже последний царь у нас - страстотерпец; стоило нам (с Жилем де Рэ) огород городить («козла отпущения») сол-творять, чтобы всё это выяснить: мы русские, с нам Бог, Он наш командир, Он нас водит (А. Суворов. По памяти).
    Зачем нам кто-то ещё (какие-то машиахи и нано-боги)?

    Врагам

    Грозите, что сживёте нас со света?
    А мы грозим, что выдержим и это.
    Мы внемлем Божьему веленью,
    А вы стараетесь безбожно.
    Поймите, по определенью,
    Вам победить нас невозможно. (поэт Николай Зиновьев)

    И здесь же стало ясно, почему Евангелие от Никодима - это интересно, но - это апокриф, а не канон:
    «Когда же входил Иисус, (когда подошел Он) к знаменосцам, несущим хоругви, склонились главы хоругвей и почтили Спасителя Иисуса. Иудеи же, видя это знамение, как склонились главы (хоругвей) и почтили Иисуса, еще сильнее возопили против знаменосцев.
    Пилат же сказал иудеям: "Вы же утверждаете, что сами по себе склонились главы хоругвей и почтили Иисуса; но что взывать к знаменосцам, если сами они склонились и почтили (Его)?"
    Сказали иудеи Пилату: "Мы видели, как поклонились Ему знаменосцы и почтили Иисуса".
    Призвал игемон знаменосцев и сказал им: "Зачем вы сделали это?"
(Они) сказали Пилату: "Мы - мужи простые и служители храмов, как нам (Его) почитать? Хоругви, которые мы держали, склонились и почтили (Его)".
    Пилат же сказал собранию старцев: "Изберите самых сильных и крепких, пусть возьмут хоругви".
    Выслушав указание, избрали старейшины иудейские двенадцать мужей и сильных старцев и дали им держать хоругви. И стояли (они) перед очами игемона.»

    Хороший вопрос!
    Как нам Его почитать, если почтение к Нему возвеличивает не Его (что добавить к бесконечно бесконечной бесконечности), а нас - если мы сумеем просто смиряться (стать вровень с сотворённым Им миром), а не цитировать книгу Иова...
    Мы с Синей Бородой стояли (а не шли к) неподалёку от новодела Мира Искусств: кто из нас сможет создать хотя бы искусственный мир?
    -  Вы не хотели цитировать книгу Иова, - напомнил мой несостоявшийся Вергилий. - «Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь.» Иов 38:4 - Иов 38:4
    -  Это гениально, как поэзия; но как попытка со-измерить несоизмеримое - увы...Впрочем, у нас так до сих пор!
    Здесь я понял, что (там, в аду метро) маршал и пэр спровоцировал меня на глупость: экспериментально повторить Волю Провидения - тщета тщеты...
    -  Ничего, - сказал давно мёртвый француз. - Блажен, кто (из вас) верует, что аду (вас) не победить; потом: вы (в понимании своём) вошли в мир волшебной сказки Тысячи и одной ночи.
    -  Да. Вокруг (на выбор) - ифриты, Архангел, Верховные (быть может, начиная от начала времён).
    -  Вот видите.
    -  Не вижу! Всё сводится к детскому, азбучному: Отец всё уже решил, и всё к лучшему в этом лучшем из миров. Когда Верховный - жизненно необходим, он является, когда нет - судьёй нам лишь Бог.
    -  Да, полюби Господа, и делай, что хочешь, - француз излагал посыл (близко к тексту) из Блаженного Августина.
    Я едва не хмыкнул (как д'Артаньян, объясняя причину дуэли с Арамисом).
    Всё сводилось к примитивному: не ищите машиаха, (всё одно) - не дастся вам!
«Пилат же сказал собранию старцев: "Изберите самых сильных и крепких, пусть возьмут хоругви".
    Выслушав указание, избрали старейшины иудейские двенадцать мужей и сильных старцев и дали им держать хоругви. И стояли (они) перед очами игемона.
    Пилат же сказал гонцу: "Выведи Иисуса из претория и хоть как-нибудь снова введи Его".
    Вышли за двери Иисус и гонец, и призвал Пилат тех, кто держал хоругви, и сказал им, клянясь здравием кесаря: "Если преклонятся хоругви, отсеку ваши головы".
    И повелел игемон Христу войти во второй раз. И гонец все сделал так же, как и прежде. И много молил гонец Иисуса, чтобы шел (по) плату его. И шел (Он) по нему, а когда вступил внутрь, склонились хоругви и почтили Иисуса.»

    -  Та самая персонификация вещей или явлений, отчасти - сродни синтоизму, - сказал я.
    -  А вот перекидывание в Архангелы - это что?
    -  А то и есть, что мы - искали и не нашли; Провидение - это Провидение, оно само (непостижимо) -себя проявляет.
    Мы стояли (в дорожной пыли ноосферы), мы молчали (среди множества не произнесённых слов); сами основы миропорядка - ничуть нас не касались... «Увидел (это) Пилат, и объял его страх, и стал (он) вставать с седалища своего. И тут издалека прислала ему весть жена его: "Ничем пред тобой (невиновен) тот праведный муж, ибо я много за Него претерпела в эту ночь".
    Иудеи же, отвечая, сказали Пилату: "Видишь, не говорили разве тебе, что
    (Он) соблазнитель? Смотри - в этот сон жену твою вверг".
    Пилат же, призвав (Иисуса), сказал: "Имеют власть, поэтому и говорят; каждый, кто у власти, и злое, и доброе говорит устами своими - сами (же это) видят".
    Но отвечали старейшины иудейские и сказали Иисусу: "Что мы видим? Прожито всего. Ты рожден от любодеяния. Во-вторых, из-за Твоего рождения Ирод погубил в Вифлееме младенцев. В-третьих, отец Твой и Мать Твоя Мария бежали в Египет, ибо не доверяли им люди".
    Некоторые же из предстоящих сказали, уверяя: "Мы утверждаем, что не от любодеяния (рожден Иисус). Мы ведь знаем, как была обручена Мария Иосифу, и не рожден (Он) от любодеяния".
    Пилат же сказал тем иудеям, которые говорили, что от любодеяния: "Слово ваше не истинно - так говорят сами (люди) из народа вашего".
    Сказали Пилату Анна и Каиафа: "Все толпы вопиют, что от любодеяния рожден и что соблазнитель(Он). А те, кто это отрицает, пришельцы и Его ученики".
    Призвав Анну и Каиафу. сказал им Пилат: "Что такое пришельцы?"
    Сказали ему: "Это отроки-язычники, теперь же стали иудеями. Они и говорят: не рожден от любодейства".»
    Я тряхнул головой:
    -  Рано говорить о любодействе! «Наш» Иосиф всё ещё до нас не дошёл.
    Напомню: мы стояли, время замерло (или - его не было); мы - (почти) молчали.
    -  А они там, в апокрифе, заговорили, - усмехнулся Синяя Борода.
    Так и было.
    А в комнате новодела Айболит закончил читать и сказал:
    -  Моя жена, учитель по литературе, очень уничижительно относится к моим текстам.
    Он употребил какое-то другое определение; но! Здесь - я опять забежал наперёд всего (застывшего) времени и уже знал, что попрошу у Айболита листики с текстами, и получу их (а там...)
    А там была любовь.
    Не с маленькой или большой буквы любовь, а просто - была... Вот и всё, что было (почти песня)!

    Люблю тебя, (здесь появились росчерки карандаша: галочка и знак вопроса - почерк женский)
    Мой лунный свет.
    Сверчков я стрёкот (на листе не ё, а е, кстати)
    Тоже обожаю (знак вопроса, неразборчивое замечание: оче-видно, про уместность «обожаю»)
    Лишь шорох
    Не уместен на посту.

    Дай Бог, чтоб было тихо, (в тексте бог - маленькой буквы, кстати)
    Усталые солдаты спали.
    Родные и любимые
    Пусть снятся им в ночи.
    Луна и тишина, подарком божьим
    Будут с ними. (Айболат Куспанов)

    Вот так и выходят из преисподней Мира Искусств. Для этого (всего лишь) - не надо быть гением версификаций.
    Следует. Быть. Настоящим.
    Другое дело: «окончательно» из ада ни так не выйти, ни эдак; но! Но (побольше бы таких «но»!) - можно положиться на волю Божью, она выведет (и не только к бездорожью); и самое интересное в происходящем - именно эти правки учителя литературы.
    Жена Айболита, преподаватель (таким образом) - участвует в СВО.
    Все мы здесь СВО-и - даже полупридуманный мною Жиль де Рэ; более того - даже и Архангел Гавриил, которому - не надо извещать Татьяну о её беременности, а вот изменившегося (изменившего этому миру) Иосифа - придётся (быть может).
    Ведь мы все просто-напросто желаем изменить миру, и не даётся нам!
    А тут - дано, и даже - даром (что - якобы! - лишь от меня с Синей Бородой).

    Простите меня, простите.
    За слова, за проступки простите.
    И за грубость в пылу простите.
    Да, я грешен.
    Простите меня.

    Я скажу вам,
    Ненавидеть и злобу таить не умею. (в тексте: ненавидеть и злобу таить - подчёркнуто, тире, далее женским почерком «понять и простить»)
    Не святой.
    Но прощаю всегда.
    Негатив не ношу -
    Мне это не нужно.
    Я стараюсь жить с улыбкой всегда.

    Преклоняюсь пред вами,
    Простите, друзья,
    И родные, и близкие,
    Простите ради Бога меня. - и ведь никто (почти) не заметил, как рука Бога правит этот мир (иногда - женским почерком).

    -  Почему? - удивился Жиль де Рэ. - Вы ведь наверняка читали обращения Девы к королю Английскому и прочим: там она пробовала поправить реальность.

    «Жанна д'Арк.Первое письмо англичанам. 22 МАРТА 1429 ГОДА.
              Иисус, Мария!
    Король Англии и вы, герцог Бедфорд, называющий себя регентом Королевства Франции, вы, Гийом де Пуль (Вильям Поул, граф Саффолк), Жан, сир де Талбо, и вы, Тома, сир де Скаль, именующий себя наместником упомянутого герцога Бедфорда, внемлите рассудку, прислушайтесь к Царю Небесному. Отдайте Деве, посланной сюда Богом, Царем Небесным, ключи от всех добрых городов, которые вы захватили, разрушили во Франции. Она послана сюда Богом, чтобы провозгласить государя королевской крови. Она готова заключить мир, если вы признаете ее правоту, лишь бы вы вернули Францию и заплатили за то, что она была в вашей власти. И заклинаю вас именем Божьим, всех вас, лучники, солдаты, знатные люди и другие, кто находится пред городом Орлеаном: убирайтесь в вашу страну. А если вы этого не сделаете, ждите известий от Девы, которая скоро придет к вам, к великому для вас сожалению, и нанесет вам большой ущерб. Король Англии, если вы так не сделаете, то я, став во главе армии, где бы я ни настигла ваших людей во Франции, заставлю их уйти, хотят они того или нет; а ежели они не захотят повиноваться, я всех их прикажу убить. Я послана Богом, Царем Небесным, и телесно представляю его, чтобы изгнать вас из Франции. Если же они повинуются, я помилую их. И не принимайте другого решения, так как Королевство Франция не будет вам принадлежать по воле Бога, Царя Небесного, сына Святой Девы Марии; но принадлежать оно будет королю Карлу, истинному наследнику; ибо Бог, Царь Небесный, хочет этого, и Дева возвестила ему (Карлу) это, и он войдет в город Париж вместе с достойными людьми. Если же вы не захотите поверить известию, посылаемому вам Богом и Девой, то, где бы вас ни нашли, мы вас покараем и учиним такое сражение, какого уже с тысячу лет не было во Франции, если вы не образумитесь. И будьте твердо уверены, что Царь Небесный ниспошлет Деве и ее добрым солдатам силу большую, чем та, которая заключена во всех ваших воинах, и исход сражений покажет, на чьей стороне, по воле Божьей, правда. Дева обращается к вам, герцог Бедфорд, и требует, чтобы вы прекратили разрушения. И если вы ее послушаетесь, вы сможете прийти вместе с ней туда, где французы совершат прекраснейшее дело, которое когда-либо совершалось для христианского мира. Дайте ответ, хотите ли вы мира в городе Орлеане; а если вы так не сделаете, то подумайте о великих бедах, которые вам придется пережить.
    Написано во вторник Страстной недели.»

    -  Каждый правит по мере сил, - сказал Жиль де Рэ. - «Понять и простить» - жена бойца СВО, иначе - ждите известий от Девы; если вы её не послушаете - «будьте твердо уверены, что Царь Небесный ниспошлет Деве и ее добрым солдатам силу большую, чем та, которая заключена во всех ваших воинах, и исход сражений покажет, на чьей стороне, по воле Божьей, правда.»
    Вот и всё о наших мудрствованиях.
    -  Так зачем вы явились предо мной, маршал и пэр Франции? - спросил я.
    -  Оцените, как подгадан момент: вы только-только выходите из Мира Искусств, и нате вам меня (профана чОрного искусства).
    -  Да, мы все в этой жизни только и делаем, что выходим из одного круга ада в другой ад; и об этом мы уже говорили.
    -  Заметьте: то - входя, то - выходя; кстати, с нашим «козлом отпущения» - та же история.
    -  Но если всё к лучшему в этом лучшем из миров, то и «козлу опущения» (любому «козлу отпущения») не на что жаловаться.
    Кто из нас сказал это? А кто произнёс предыдущую фразу?
    Не важно!
    Это подытожил уже я сам:
    -  Всё «немного намного» сложней: «НЕТ НИЧЕГО ХУЖЕ ДЛЯ ДИАВОЛА, ЧЕМ УСЛЫШАТЬ ЭТИ СЛОВА!«СЛАВА БОГУ, ЗА ВСЁ!».
    Эта фраза наносит Диаволу Смертоносную рану! Для того, кто её произносит во всякой опасности, она является залогом защиты и радостного расположения души.
    Стоит только сказать её вслух, мгновенно разгоняются облака печали. Не переставай повторять её всегда и другим говори делать так же.
    И тогда постигшая нас буря, даже если она столь сильна, что грозит нам потоплением, полностью успокоится и утихнет. Те, кто находятся в искушении, получат ещё большую награду и одновременно освободятся от бедствий.
    Эта фраза Возвеличила Иова, обратила диавола в бегство и заставила его отступить со стыдом, она избавляет от всякия скорби…
                (Из 193 Послания св.Иоанна Златоуста).
    Так вот - и приходим к очевидному: хлеб, вода, мужчина, женщина, ребёнок...
    А всё, что сверх (чего мы все хотим) - «Святые отцы восточные говорят, что если человек будет искать дарований, то дьявол, усмотрев это настроение, очень хитро и лукаво начинает показывать кое-что, приводит в высокое мнение о себе и овладевает этим подвижником и губит его, если тот вовремя не придет в себя. Как же легко обмануть тех, кто (как у западных подвижников) без очищения себя, при полной силе ветхого человека устремляется искать высоких духовных состояний! Все они делаются игрушками и орудиями дьявола.» (игумен Никон Воробьёв)
    И только потом начинаем понимать то, о чём я уже говорил: машиах - не нужен, а вот Верховный - неизбежен, когда он необходим.
    И ифрит - не нужен.
    Хотя сказки (всем нам) - хочется; хочется - чтобы Иосиф (ставший похожим на актёра Тараторкина в роли князя Трубецкого, приехал в усадебку к молодой жене (в фильме-сказке - величественной Ирине Купченко); а вокруг - вселенские заговоры, а жена - предчувствует беду и крах Миропорядка, пред-чувствует свою невиданную судьбу: стать мифом некоем недосягаемом идеале (о жёнах-декабристках).
    Согласитесь, зачем нам (с таким женами) - реальный ифрит? Нам не нужен никакой ифрит.
    Даже - в нашей ирреальности.
    Ибо - так и (не) стали мы ловцами человеков! Отсюда и всё наши «Сказка о рыбаке», («Сказка о джинне и рыбаке», «Сказка о рыбаке и духе», араб. ;;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;) - восточная сказка, входящая в канон «Тысячи и одной ночи».
Сюжет сказки строится вокруг истории бедного рыбака, нашедшего кувшин с заточённым в нём джинном. В основной текст встроены дополнительные истории, одна из которых - история визиря царя Юнана и врача Дубана - сама включает дополнительные сюжеты.»
    Но и с дополнительными сюжетами Мира Искусств - с его постоянным низведением на «низший круг ада» - мы уже сыты по горло: вот и Тело Вселенской Церкви - сводится к Татьяне, женщине с твёрдыми глазами (к её телу - а она ещё и беременна невесть от кого, да и ушла из комнаты, где её жаждал найти обновлённый Иосиф); Таинство Евхаристии - сводится к истории о вине и мертвецах (одна отрада: загулявших женщин вернули-таки их мужьям); провиденциальность явления Верховного (будь это Ульянов-Ленин, Иосиф Сталин и Владимир Путин) - опошляется до рождения машиаха...
    И всё - так рядом! Машиах - призван принести Царство Божье на «часть суши» (построить социализм-коммунизм в одном отдельно взятом государстве)... Так что там с джинном и рыбаком?
    Забросить в море версификаций (ад Мира Искусств) свой невод: вот как мы с Жилем де Рэ спустились в преисподнюю метро - и выбрать из множества людей некоего человека с именем (случайно созвучным библейскому)... Забыв, что и это уже было под солнцем!
    «Однажды один рыбак выловил в море медный сосуд, запечатанный свинцовой печатью. Это был какой-то странный кувшин - необычной формы, и рыбак почему-то решил, что в нём спрятаны бесценные сокровища. К тому же ему не везло в этот день с уловом, а кувшин, даже не окажись в нём сокровищ, можно было продать меднику. На пробке этого небольшого сосуда был начертан символ, неизвестный рыбаку, - печать Соломона, царя и мастера. А внутри него томился грозный и могущественный джинн. Сам Соломон заключил его в медную темницу и бросил на дно моря, дабы избавить людей от его козней. Этот мятежный гений должен был пребывать в заключении до тех пор, пока не появится человек, который сумеет покорить его и возвратить на путь служения человечеству. Рыбак, конечно, ничего этого не знал. В его руках находился предмет, который он собирался исследовать и который мог оказаться ему полезным. Покрытый изумительно тонким узором, кувшин сверкал и переливался на солнце. «Конечно, в нём таятся редчайшие драгоценности», - заранее радовался рыбак.
    Забыв изречение: «Человек может пользоваться только тем, чем он умеет пользоваться», рыбак вытащил пробку и, торопясь увидеть содержимое сосуда, опрокинул его вверх дном и встряхнул. В кувшине не было ничего. Он поставил его перед собой на землю и тут вдруг заметил, что из горлышка выползает тонкая струйка дыма. Вот она стала завиваться, расти и, спустя мгновение, страшным чёрным столбом взметнулась к небу и превратилась в огромное и ужасное существо, которое гулким громоподобным голосом заревело:
    - Я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил. Я восстал против Соломона и по его приказу был заточен в этот сосуд. А теперь я уничтожу тебя.»
    Так что - хорошо, что Иосиф метнулся к женщине, а не стал уничтожать этот мир, согласитесь.
    Так что там с джинном и нами (рыбаками)... Известно: мы начнём лукавить! «Рыбак в ужасе повалился на колени.
    -  Неужели ты убьёшь своего избавителя?! - воскликнул он.
    -  Сейчас ты в этом убедишься, - прогремел джинн. - Я - порождение злого начала, и хотя я несколько тысячелетий томился в этой темнице, моя сущность духа-разрушителя ничуть не изменилась.
    Только теперь человек понял, как жестоко он ошибся, понадеявшись извлечь выгоду из неожиданного улова и при этом даже не подумав о том, что за неосторожность можно поплатиться жизнью. Он уж было совсем приготовился к смерти, но внезапно его взгляд упал на Соломонову печать на пробке, и его осенило.
    -  Ты никак не мог выйти из этого кувшина, - сказал он джинну, - разве ты можешь поместиться в нём?
    -  Как? - взревело чудовище, - ты не веришь мне, повелителю джиннов?!
    С этими словами дух снова превратился в тоненькую струйку дыма и исчез в сосуде. Быстро схватив пробку, рыбак крепко-накрепко запечатал отверстие и забросил кувшин в море.»

    Мы - стояли.
    Время - молчало, мир был недвижим... Стро'нься всё сей-час, и Иосиф (не Верховный, а «всего лишь» нано-бог или машиах) стро'нется с места и пойдёт искать свою Татьяну, и почти пройдёт мимо нас, и вдруг - нас узнает: были такие, глазели на него в метро, и тогда-то всё и началось!
    Разумеется, он попробует с нас спросить: что с ним и с его миром.
    Что мы сможем сказать?
    Только одно: мир - на месте! Это лишь «наш мир» - изменился (перешёл на другой круг), и мир Иосифа - изменился (перешёл ещё на иной круг); и тогда этот недо-машиах (словно какой-никакой премьер-министр Би-Би Нетаньяху в нынешнем - и всё так же неизбывно саддукейском - Израиле; разве что - «этот наш» ещё и волшебствовать способный)...
    Тогда «этот наш» недо-машиах начнёт допытываться до правды всеми ему доступными способами; а потом - начнутся репрессии!
    А пока - кажется, что мир на месте.
    Что это мы куда-то из него (ещё ниже) выпали.
    Так что не мы забросили кувшин в море, а этот самый Иосиф реально готов ещё глубже забросить нас в море версификаций; а ведь ещё одной задачей, поставленной мною в этой истории, было: как же выйти из ада?
    Как Орфею выйти из аида вместе с Эвридикой.

    «Прошло много лет, и вот однажды другой рыбак, внук первого, закинул свой невод в этом же месте и вытащил тот же самый сосуд. Он поставил кувшин на песок и уже собирался его откупорить, но остановился в нерешительности, потому что вспомнил совет, который получил от своего отца, а тот от своего, и совет этот гласил: «Человек может использовать только то, что знает, как использовать».
Между тем дух, разбуженный толчками, подал голос из своей медной тюрьмы:
    -  Сын Адама, кто бы ты ни был, распечатай кувшин и освободи меня, я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил.
    Помня завещанный ему совет, юноша осторожно отнёс кувшин в пещеру, а сам отправился на вершину горы к мудрецу. Он обо всём рассказал мудрому человеку и спросил, как ему поступить. Мудрец ответил:
    -  Отец дал тебе правильное наставление, и ты сам должен убедиться в его правильности, но прежде тебе необходимо знать, как за это взяться.
    -  Так что же мне делать? - спросил юноша.
    -  Ты, вероятно, уже знаешь, что бы тебе хотелось сделать?
    -  Единственное, чего я хочу, - это освободить джинна и получить от него волшебное знание или много золота и изумрудов, - словом, всё, что может дать джинн.»

    Я - рас-смеялся!
    Жиль де Рэ - два-и-три-смеялся!
    Улица Звенигородская - прямо-таки звенела! Раз-два-три - разве что - на этот раз не от логосов, пронзающих плоть Мира, а именно что от Божьего хохота... Не скажу, что нам не хотелось смеяться вместе с Создателем, но...
    -  Попросить волшебное знание у Иосифа? - сказал я.
    Точнее - попробовал сказать.
    Жиль де Рэ (натурально) - ржал во всё горло.
    Так и виделось: при освобождении от осады Орлеана он (весь в железе и крови) стоит, откинув забрало и (насколько доспехи позволяют) запрокинув голову к небесам... И (натурально) ржёт.
    Либо волшебное знание, либо много золота и изумрудов.
(натурально)
    Словом, всё, что может дать джинн.
    Я тоже улыбнулся:
    «-  А подумал ли ты, что джинн, оказавшись на свободе, может не дать тебе всего этого или дать, а потом отнять, ведь у тебя нет средств сохранить его дары, не говоря уже о том, что ты не знаешь, какие опасности подстерегают тебя, когда ты станешь владельцем несметных богатств, ибо «человек может использовать только то, что он знает, как использовать».
    -  В таком случае, что вы мне посоветуете?
    -  Придумай, как заставить джинна проявить свои силы. Испытай его могущество, но прежде найди способ обезопасить себя. Ищи знание, а не богатство, потому что богатство без знания бесполезно, и в нём причина всех наших несчастий.
    Итак, молодой человек отправился обратно к пещере, где он оставил кувшин, по дороге размышляя над словами мудреца. И поскольку юноша был сообразительным, он быстро разработал собственный план. Подняв кувшин, он встряхнул его, и в то же мгновение раздался ужасающий, хотя и приглушенный металлом голос джинна.
    -  Во имя Соломона могущественного, мир да будет над ним, освободи меня, сын Адама!
    -  Я не верю, что ты тот, за кого себя выдаёшь. Может ли быть, чтобы ты был обладателем столь великого могущества, на которое притязаешь?
    -  Ты не веришь мне?! Разве ты не знаешь, что я не умею лгать?»

    И вот здесь Синяя Борода перестал смеяться.
    Прозвучало главное: я не умею лгать.
    Улица Звенигородская - перестала звенеть. Логосы - словно бы отдалились от тел (насовсем - не покидая). Время - вновь начало жить.
    Иосиф двинулся в нашу сторону.
    -  Бежим? - предложил смелый (средневековый) француз.
    Он просто провоцировал.
    -  Некуда, - сказал я.
    Никакой опасности не было.
    Кроме смерти, разумеется. Но что нам (в аду Мира Искусств) - ещё одна с «маленькой смертью встреча»; чуткий профан чОрной магии (и ея неудачник, чего уж), согласился со мной.
    -  Не расстреляет же он нас здесь, как фалангисты вашего Лорку (чьи стихи вы только что процитировали).
    -  Зато может подвергнуть чистке, как замусоренный троцкистами госаппарат (в котором подвизался однофамилец создателя Мира искусств), - настаивал повешенный и (потом) сожжённый сподвижник Жанны Девы.
    Я - молчал.
    Он - стал приводить доводы (мне хорошо и без него известные, у меня им и почерпнутые):
    -  Судя по вашим дальнейшим Хрущёву и Андропову (когда фактически вы победили в семидесятые годы мировой империализм - и не посмели воспользоваться), ваш тогдашний Верховный свой госаппарат так и не дочистил, получается.
    Я кивнул.
    -  Вы хотите сказать, сейчас - Иосиф подойдёт и... дочистит...
    Он намекал: и от нас с вам...
    Следует помнить: иногда чистки - благо для соборного Тела Церкви, а вот (когда и если) каждый отдельный атом начинает броуновски вибрировать... Возможны варианты (версификации реальности).
    -  Хорошо, - сказал я. - Давайте попробуем сбежать.
    И мы побежали.
    От того, кто своими «чистками» мог сделать нам «мировое благо».
    От того, кого мы сами (точнее - я сам, маршал и пэр лишь провоцировал) сотворили по мере своего понимания версификаций Мира Искусств (сказок Тысячи и одной ночи)... Мы даже не вспомнили, что Иосифу были нужны не мы, а его Татьяна.
    Лес рубят, щепки летят... Вот мы и полетели.

    А Иосиф уже вышел из арки на Звенигородской 22. Вот он повернул (обратно) по направлению к станции метро. Там, правда, можно было бы свернуть на улицу Марата - друга народа Жана-Поля, зарезанного в ванне женщиной Шарлоттой Корде...
    Я ещё успел подумать: хорошо, не Татьяной!
    Мы с Жилем де Рэ как раз добежали до улицы Марата и свернули на неё. Слева от нас остался скверик на той стороне. Позади нас (на другой «той» стороне) остался торговый центр... А новый Иосиф (меж тем) заприметил две убегавшие фигуры.
    Мужские фигуры.
    В первый миг он их просто отбросил в сторону (со стола своего внимания) - ветер корпускул (напоминающий снежинки) дал нам пинка! Пришлось вдвое быстрее перебирать ногами, чтобы на них (ногах) устоять на бегу.
    Это было первое (легчайшее) проявление новых возможностей Иосифа.
    Понятно, что мы припустили ещё пуще.
    Мы прямо-таки грохотали (я - ботинками и «невинной» душой, Синяя Борода - сапогами и «проданной» душой: чай - чОрной профан магии) по плоскости Миропорядка; что еще нам - делать? Даже бросившись бежать, мы совершали некое весьма символическое таинство...
    Даже, пожалуй, обряд.
    Мы. Делали. Дело.
    Мы. Бежали. От Слова.
    Мы знали: Иосиф (поначалу на нас внимания не обративший - не был всеведущим) вдруг ощутил некоторое «отвлечение» от своей главной цели (найти Татьяну); Иосиф (всякий, у кого есть некие начатки шестого чувства, ощущал ноздрями души этот не-бес-ный озон) - повернул голову в нашу сторону...
    Нас уже на было на Звенигородской улице.
    Это было не важно, но - всё должно было бы стать наоборот! Если, конечно, предположить, что мы этого «козла отпущения» облагодетельствовали, произведя его из серого бытия в Бытие вселенских масштабов...
    И вот теперь - бежим! Так кто кому сделал добро?
    «Если для человека делаешь слишком много бескорыстного, он непременно вынужден будет уйти. Это будет выглядеть как "предать", на самом деле он уходит из переживания неоплатности долга, передавая тебя на уровень выше, тем, кто сможет уравновесить твой дар, отдать примерно столько же. Это закон. Впервые его озвучил Берт Хеллингер.
    Вывод: «бескорыстное сверхдобро является вмешательством в судьбу человека и нередко возвращается "злом". Очень часто мы "даем" и тогда, когда другие и не просят вовсе, тем самым увеличивая их долг. Никто не хочет чувствовать себя неоплатным должником. Стоит немного помочь и отойти.» (Игумен Евмений. из личной переписки)
    Получается, (воображённый нами) «козёл отпущения» - сделал нам добро.
    А мы всё вопрошаем: что есть истина?
    Получается (если себе польстить) - мы убегали не потому, что испугались нашего доморощенного машиаха; так что же? Эта история про самоопределение человека Провидения так и окончится трусливым  бегством?
    Моим бегством.
    Вот как (по смерти Сталина) - мы сбежали от тогдашнего Верховного и (благодаря трусливой подлости) потеряли Царство Божье СССР... А теперь (чего уж) мы бежим от собственной совести!
    Так бы и сбежали...
    Но Иосиф - вдруг перестал нами (мной и Жилем де Рэ) интересоваться.
    Но Иосиф - вдруг опять повернул к новоделу санкт-ленинградского Грибоедова: то ли сам Дух Божий его повёл в сторону той комнаты, где поэт Михаил (тёзка предводителя небесного воинства)  перекинулся в Архангела Гавриила...

    Где всё (не) началось, там всё и (не) окончится - ибо:
    «Существует одна простая истина, игнорирование которой погубило бесчисленное количество идей и блестящих намерений: как только вы приняли решение, Промысел Божий становится на вашу сторону
    На помощь вам приходит даже невозможное. Ваше решение порождает поток непредвиденных событий, идущих вам на пользу, происходят самые неожиданные вещи, вы получаете такую материальную поддержку, о которой ни один человек не смеет даже мечтать
    Вы сможете всё, чего захотите, только начните! Смелость порождает гениальность, силу и волшебство. Начинайте немедленно!» (Гёте)
    Иосиф (повторю) - перестал нами интересоваться, но (на мою цитату из Гёте) отреагировал... Что ж, он научался - (не только) быть; а вдруг оказывался -  новым собой! (не «новым заветом», конечно)
    -  Чтобы так начинать: со-гласно Творению Вселенной - для этого надо быть со-звучно Гёте, - сказал новый Иосиф. - Или - самому стать Johann Wolfgang von Goethe, (величайшим) немецким поэтом, драматургом, романистом, учёным-энциклопедистом, государственным деятелем, театральным режиссёром и критиком.
    И здесь я молча понял: вот наша ошибка! Она - в слове «самому»; но - что кроме старой претензии на новизну, мы могли бы ждать от нашей версификации, от так называемого (нами) нового Иосифа?
    Тогда как мы с Синей бородой были и остались старыми (понимай: ветхими) «заветами».

    Напомню (это слово в моей истории несколько поистёрлось) - дом Татьяны находился совсем рядом с писательским новоделом, но н- и в коем случае им не являлся... И вдруг Иосиф перестал тупо идти по следу невесть куда ушедшей женщины.
    Он - отвернулся от старого мира (совместного - с нами-беглецами) и пошёл в дом писателей; напомню (ещё более истерая это слово) - как раз сейчас там одна из моих воображаемых ипостасей находилась там (совместно с Архангелом Гавриилом) и только-только кончила слушать  версификации раненого бойца-разведчика СВО Айболита.
    Так что!
    А мы с Жилем де Рэ (являя собой нечто «ветхое» и все более «ветшающее») продолжали бежать по улице Марата. И всё это - вместо того, чтобы тоже пойти в Мир Искусств и спросить там у Вестника... Мы никак не могли понять: если Иосиф ищет Татьяну (и не стал нас репрессировать за то, что мы с ним сотворили), что ему делать в новоделе Мира Искусств?
    Не праздная (беременная своей вселенной) женщина, переставшая интересоваться метафизикой Бытия, никак (бы) не могла там объявиться.
    Или (если действительно - не праздна своей вселенной) - могла.
    Но ведь мы приняли, что Мир Искусств - это ад каждого отдельного человека; так куда всё эти сюжетные линии (параллели и меридианы нашего плоского глобуса) должны сойтись... То-то!
    И насчёт «ада репрессий» всё давным-давно известно:

    Я рос и вырос в странной стране,
    в какой-то всеобщей начальной школе,
    всех принудительно учили грамоте,
    а после некогда было читать.
    Учили грамоте и политграмоте
    по самым лучшим в мире учебникам,
    учили даже философии,
    но не давали философствовать.
    Мы с детства были подготовлены
    хоть к руководству революцией,
    хоть к управленью государством.
    Поэтому места, очищенные
    одним правителем,
    немедля и без трения
    спокойно замещались заместителем.
    Поэтому 37-й
    не только подготовил 41-й,
    но 45-му не помешал. (Борис Слуцкий)

    Всему судьёй результат: спасение человечества русскими - на какой-то период, более-менее охватываемый нашим восприятием; а вот оно - «другое» Спасение - в неохватной многомерной Вечности: и вот кто возможет спуститься в реальный (не рукотворно-версификационный) ад!
    «Пилат же, разгневавшись, вышел прочь из претория и сказал: "Солнце мне свидетель - объявлю всем, что ни единого греха не нашел я в этом человеке".
    И отвечали иудеи: "Если бы (Он) не был злодей, мы бы не предали Его тебе".
    И сказал им Пилат: "Так возьмите Его и по закону вашему судите".
Иудеи же сказали Пилату: "Нашим судом никого мы не можем убить. Бог нам сказал: не убий".
    Снова вошел Пилат в преторий, только Иисуса позвал и сказал Ему: "Ты ли царь иудейский?"
    Иисус отвечал Пилату: "От себя ли ты говоришь или другие тебе обо Мне сказали?"
    Отвечал Иисусу Пилат: "Разве я иудей? Род Твой и первосвященники Тебя предали мне. Что же Ты сделал?"
    Отвечал Иисус: "Царство Мое не от мира сего. Если бы от мира сего было царство Мое, воспрепятствовали бы Мои служители и не был бы Я предан иудеям. И ты теперь знаешь, что царство Мое не от мира сего".
    Сказал Ему Пилат: "А царь ли Ты?"
    Отвечал Иисус: "Ты говоришь, что Я царь. Для того Я родился и пришел в этот мир, чтобы свидетельствовать об истине. Знай: тот, кто от истины, услышит Мой голос".
    Сказал Ему Пилат: "Что есть истина?"
    Сказал Иисус: "Истина - от небес".
    Сказал Ему Пилат: "А в земном истины нет?"
    Сказал Иисус Пилату: "Внимай - истина на земле среди тех, которые. имея власть, истиной живут и праведный суд творят".»

    А теперь «покалякаем о делах наших скорбных» (фильм режиссёра Говорухина) - пора бы описать этот самый новодел Мира Искусств, расположенный в Санкт-Ленинграде на улице Звенигородская: что это есть такое в нашей ирреальной реальности?
    Согласитесь (на первый взгляд) - масло масленое: новодел вселенского новодела; ведь откуда и когда (по одной из версий) появилась Вселенная?
    А тогда лишь, как в неё вселили человека!
    За оче-видностью, не будем уточнять - Кто сотворил над своим Образом и Подобием такое...
    А потом уже сам человек (грехопав) - пошёл себе версифицировать, всё более и более отдаляясь от первоначального замысла; далее совсем скоро (по меркам Вечности) - homo sum дорос» до того, чтобы поставить себя на место Бога...
Святейший Трибунал (посредством репрессий) как мог отдалял этот практически неизбежный момент...
    И вот что мы имеем в результате!
    Изначальный Санкт-Ленинградский Грибоедов - действительно сгорает (в реале и на сасмом деле - а вовсе не в версии Михаила Афанасьевича); забывается то, как я слушал там приехавшего в Ленинград Фазиля Искандера, как заходил на семинар Виктора Сосноры... Забывается, как Борис Натанович Стругацкий (после того, как один из его «учеников» по глупости решил постучать в дверь учреждения) удирал от здания местного КГБ.
    И что я имею в результате: Жиля де Рэ, Синюю Бороду! Встреча с ним и оказалась началом этой истории: описанию моего пути к оче-видным определениям...
«Нет случайных встреч: или Бог посылает нам нужного нам человека, или мы посылаемся кому-то Богом, неведомо для нас.» (Священник Александр Ельчанинов)
    Забывается (в этом свете) прежнее здание Дома писателей, один из филиалов Мира Искусств, и остаётся это трехэтажное строение, полуприкрытое (от естества питерской яви) жидковатой жёлтой краской, находящееся во дворе и спрятанное от улицы Звенигородской за аркой...
    Казалось - никаких перемен: это всё те же версии Мира Искусств, какие-то его эрзацы; так очень легко сказать... Всё то же, да мы другие, у нас наше СВО.
    Конечно -  легко сказать, что мы (нынешние населянты этого эрзаца Мира Искусств) - тоже лишь эрзацы настоящих титанов... Но кто же станет «новыми» титанами в «новом» Мире Искусств, если не мы?
    Кто будет версифицировать наши реальность с ирреальностью, переходя с круга на круг; а некому, если! Конечно! Не убедиться. В явлении Божьем.
    Перечислим имена: Михаил (поэт, ставший) - Гавриил (Архангел, Марии сообщивший) - Иосиф (бери кого хочешь: настоящего Верховного, «убежавшего славы» Божьего отчима или так и не пришедшего умирать на Васильевский остров поэта)... Далее - адепт Девы Франции, профан чОрной магии, сожжённый и повешенный герой и злодей...
    Далее - итак, она звалась Татьяна!
    Имя из «энциклопедии русской жизни». Как тут (не) найти явление Промысла?
    А никак (не) найти.
    Это и есть сухой остаток - всем даётся по Вере:

    ________ и результат в сухом остатке

    Достать из нутра два ведра
    И женщине их подарить!
    Чтоб вёдра пустые несла.
    Достать из нутра два весла,

    И в вёдра их так опустить,
    Чтоб ими судьбу загребать.

    Вот так благодать в этот мир
    Нисходит откуда невесть.
    Ты станешь невестой моей,
    И счастия нам не исчесть.

    Так мудро устроено в жизни,
    Что нет никому укоризны.

    Идёт оголтелый народ.
    Несёт он и Слово, и Дело.
    Вселенная Женская Плод
    Как вёдра пустые несёт.

    А дальше является Тело.
    Весь мир для него сохраняется. (Niko Bizin)

    Имена - мы их перечислили.
    Но - это (не) все имена в этой комнате на втором этаже здания новодела Мира Искусств на улице Звенигородская... Как то: не все здания «миров искусств» в Санкт-Ленинграде сгорели!
    Есть ещё союзы художников, композиторов, (даже) архитекторов (малого «домостроительства Сына»); эти я сознательно опустил (как и союз журналистов разного цвета и цифрового формата) - нас интересует снисхождение логосов во плоть миропорядка... И, как ни странно, только сейчас я подхожу к овеществлению этого чуда.
    Не тогда (даже), когда логосы ломали серую обыденность Иосифа.
    Не тогда, когда мы с Жилем де Рэ «выбрали» его - для логосов.
    Именно сей-час - когда Иосиф обернулся к Миру Искусств; как там Иисус спускался в ад (в не признанном каноном апокрифе)... Иосиф шёл к той двери, выйдя из которой, я встретил Жиля де Рэ!
    Напомню: это была одна из ипостасей «меня».
    Другая ипостась «меня» - всё ещё там, среди перечисленных выше имён.
    И вот наш с Жилем де Рэ «козёл отпущения» отправляется в этот ад (в котором - так мы мним о себе - мы успешно ему противостали): «Пилат же, услышав эти слова, убоялся и сказал замолкшему народу: "Тот ли это, кого искал Ирод?"
    (Ответили ему): "Да, это Он".
    Пилат же принял (сосуд с) водой и омыл руки свои перед народом, сказав:
    "Невинен я в крови этого праведника: (вы) видите!"
    И отвечали иудеи: "Кровь Его на нас и на отроках наших!"
    Тогда приказал Пилат привести Иисуса в место собрания своего, где он сидел, и с такими словами обратился к Нему: "Род твой утверждает, что Ты - царь.
Поэтому приказываю: да будет по суду первых старейшин, который решил воздвигнуть Тебя на крест в назначенном месте и вместе с тобой двух разбойников, которых зовут Дижман и Геста".» - фактически это то, что мы (один из «меня» и Жиль де Рэ) сделали с Иосифом...
    В «нашем» Мире Искусств!
    И теперь (вновь) - он отправляется в его (не) вещественное воплощение.
    Тот самый ифрит-джин-машиах из Тысячи и одной ночи готов полностью вылупиться из своего «кувшина» (тела Иосифа) - мы ведь вовсе не полагаем, что наш «козёл отпущения» идёт в наш Мир Искусств, чтобы освободить нас... Чего ему не хватает, чтобы перекинуться в демиурги этой Вселенной?
    Быть может, Татьяны... Женщины, которой он не постиг и (теперь - в новом своём качестве) решил постигать наново; но - быть может, «-  Во имя Соломона могущественного, мир да будет над ним, освободи меня, сын Адама!» - это не совсем верно!
    Или - совсем неверно!
    Нужна дочь Евы.
    А пока «-  Я не верю, что ты тот, за кого себя выдаёшь. Может ли быть, чтобы ты был обладателем столь великого могущества, на которое притязаешь?
    -  Ты не веришь мне?! Разве ты не знаешь, что я не умею лгать?
    -  Я этого не знаю.
    -  Но как же мне убедить тебя?
    -  Можешь ли ты проявить свои силы сквозь стенки сосуда?
    - Могу, но с помощью этих сил мне не выбраться на волю.
    -  Вот и прекрасно. Тогда сделай так, чтобы я узнал истину о том, о чем я сейчас думаю.
    В тот же миг рыбак узнал, откуда произошло изречение, которое он получил по наследству от деда. Он словно бы перенёсся в прошлое и увидел всё, что произошло между его дедом и джинном, а также осознал, как передать другим людям способ, которым они могли бы получить от джинна такое же знание. Ещё он понял, что ничего больше он получить от джинна не сможет. И тогда он поступил так же, как его дед, - отнёс кувшин с джинном к морю и забросил его подальше.
    С тех пор рыбак не возвращался больше к своему прежнему ремеслу и всю свою жизнь разъяснял людям опасность попыток пользоваться тем, чем человек пользоваться не умеет. Но так как немногим людям попадаются кувшины с джиннами, его последователи, не зная ни одного мудреца, который мог бы предостеречь их в подобных случаях, извратили то, что они называли его «учением», и без конца повторяли историю своего основателя. Спустя какое-то время память о нём превратилась в религию, и последователи рыбака стали выставлять в богатых храмах, выстроенных специально для этой цели, самые обыкновенные медные сосуды. Глубоко почитая рыбака, они старались во всём ему подражать. Кувшин и сейчас, спустя много столетий, по-прежнему остаётся для этих людей святым символом и сокровенной тайной. Они пытаются любить друг друга, потому что любят древнего рыбака. И они собираются по определённым дням, и облачаются в прекрасные одежды, и совершают тщательно разработанный ритуал в месте, где он некогда обосновался и устроил своё скромное жилище. К святому месту толпами стекаются ревностные почитатели. Неизвестные им ученики того же мудреца живы по сей день; живы и истинные последователи рыбака. А на дне моря лежит медный кувшин со спящим джинном.» (суфийская притча)
    -  Истинные последователи рыбака? - с сомнением сказал маршал и пэр Франции.
    Замечу: мы! Уже! Не! Убегали! - по улице Марата.
    Мы замерли - на улице Марата...
    Да и какая разница: замереть ли в воздухе над платформой - «во глубине метростроевых руд», или - плотно стоять на покатой (покрытой асфальтом) земле одной из знаменитых улиц моего города... Всё одно - нас никто не мог бы увидеть!
    Никто не мог (даже зрением своим) вмешаться в наше само-определение Провидения.
    Я не скажу, что от нашего с бароном само-определения что-либо существенное зависит в этом самом Провидении; более того - это как с кармой: если одна плоть не исполнит должного, то это должное совершит другая плоть...
    Карма (кстати) - это вовсе не душа, а один из инструментов Провидения. «Не помню, кто сказал, то ли Жан Жак Саптр, то ли Хосе Рауль Костанета:
    -  За любовь не надо бороться. Достаточно быть её достойным. Достойным противником.» (Сеть, орфография оригинала сохранена); точно так же и с должным - оно (полностью) никогда не достигается, но твой экзи'станс на пути к нему и есть суть миропорядка.
    Ты борешься со своей распадающейся плотью, противостав непобедимой энтропии свои сиюминутные самовоссоздания (а это и есть чудо веры); все эти самовоссоздания - сродни версификациям Мира Искусств.
    Лукавый - ликует!
    Потому (в цитате) - не Жан Поль Сартр и Карлос Кастанеда, а именно так - «как написано» аффтором(!) надписи; суть не в том, каковы «плоть надписи» или «душа надписи» (или даже «душа души надписи») - настоящее в настоящем настоящем (и настоящих прошлом и будущем) является направление движения...
    А оно  - навсегда к жизни, которая - навсегда «навстречу смерти твоей и моей, не плачь, она от него не уйдёт, никуда не спрятаться ей»: это и есть стать достойным противником любви...
    Как там у Блаженного Августина: возлюби Бога и делай, что хочешь. (по памяти)

    «Наступил шестой час дня, и тьма была до часа девятого, солнце померкло, и завеса (храма Иерусалимского) разорвалась надвое от верха до низа. И возопил Иисус голосом громким: "Или, Или, лама савахфани!", что значит: "Боже, Боже Мой, зачем ты меня оставил?". И сказав это, испустил дух. Сотник же, увидев свершившееся, прославь Бога, сказав: "Муж этот праведен был!" И все люди, вокруг стоявшие и смущенные чудесами увиденными, которые были сотворены, назад возвратились, бия себя в грудь.
    Сотник же поведал игемону о происшедшем. Услышав (об этом), игемон и жена его предались печали глубокой, не ели и не пили в тот день. И призвал Пилат иудеев и сказал им: "Видели ли вы знамения, которые произойти, когда Иисус умирал?" Ответили игемону: "Затмение солнца по обычному закону свершилось".
    Все же, знавшие Иисуса, стояли в отдалении, и женщины, что следовали за Ним из Галилеи, видели все это. И вот некий муж по имени Иосиф, который тайно шел от Аримафеи, города Иудейского, взыскуя Царства Божьего, не стерпев поношения и клеветы иудейской, обратился к Пилату и попросил тело Иисусово, и снял с креста, и обвил Его платом чистым, и положил Его в гробницу новую, в которой никто (еще) не был положен.»

    А лукавый ликует - потому что все эти «плоть плоти», «плоть души» и «душа души» есть (в современной терминологии) «отвлечение на негодный объект»; нам никогда СВО-ими силами полностью не выйти из обманок Мира Искусств.
    Но - двигаться в правильном направлении вполне возможно.
    Как бы это не выглядело (какими бы репрессиями, цезурой, инквизицией) не казалось. Главное:
    -  «Не плачь, она от Него не уйдёт.
    Никуда не спрятаться ей.», - а Жиль де Рэ не захотел стать мне Вергилием.
    Хотя, надо признать, и сам я не слишком настаивал: если один человек (даже и мёртвый, вот как Иисус в нижеприведённом отрывке апокрифа) не исполнит должного, то это его исполнит другой человек.
    Это и есть репрессии: кадры решают всё! Но «нет человека, нет проблемы» - кстати, Верховный так никогда не говорил... Я тот ещё кадр! Мне иногда даже кажется - мне предстоит решить, каким станет этот новодел; затем я туда и приходил - помните:

    Если мы желаем построить
    Из бездарных кирпичиков нечто волшебное,
    То даже из бездарей следует брать их ущербное
    И превращать в дивный град!

    Это я на петровской дыбе,
    То есть начал с себя три столетия назад

    Но (именно сейчас) - я не уверен, что именно мной идёт (новый) Иосиф в новодел Союза писателей (Филиал Мира Искусств).
    Быть может... за этим? «А на другой день, в пятницу, Анна и Каиафа и Никодим сказали Иосифу: "Дай признание Богу Израиля, поведай нам все, о чем будешь спрошен. Ибо пребываем в печали оттого, что погреб ты тело Иисусово, и, заточив в темницу, не обрели тебя и сильно дивились тому до тех пор, пока не приняли тебя. Перед Богом поведай нам все, что случилось с тобой!"
    И отвечал Иосиф: "Когда заточили меня, в пятницу вечером стоял я на молитве в канун субботы, и разверзлась темница с четырех углов, и увидел я Иисуса, будто молнии свет, и от страха пал на землю. И взяв меня за руку, поднял Он меня от земли, и влага водная оросила меня. И утерев лицо мое, лобызал Он меня и сказал:
"Не бойся! Посмотри на Меня и узри, кто Я!" И посмотрел я и сказал: "Учитель Илия". И сказал Он мне: "Я - не Илия, но Я - Иисус, чье тело положил ты в гробнице". И сказал я Ему: "Покажи мне гробницу, где положил я Тебя". И взяв меня за руку, привел на место, где положил я Его, и показал мне плат, которым обвил я Его голову; тогда постиг я, что это Иисус, и молился Ему, и сказал:
"Благословен грядущий во имя Господне!" И держа меня за руку, привел меня в Аримафею, в дом мой, и сказал мне: "Мир тебе! Пока не минет сорок дней, не уходи из хором своих. Я же иду к Моим ученикам".»
    Иосиф - подошёл к двери (из которой один из «меня» давеча выходил), открыл её и вошёл столь же просто, как мы с Жилем де Рэ спустились в метро.
    Более того!
    Столь же просто, как давеча я взял на себя власть преобразить Иосифа - я тут же вспомнил один из эпиграфов этой части: «...Не ищите власти, богатства, влияния... Нам не свойственно всё это; в малой же доле оно само придёт, - в мере нужной. А иначе станет вам скучно и тягостно жить.» (письма Павла Флоренского из заключения детям)
    Мир (повторю) - строится из повторов: бес-конечные раз-два-три-четыре... и так до тех пор, пока тот кто в нём «повторяется», не усвоит урок... А таких ещё не было!
    Иначе бы не было никакого Мира Искусств (ведь уже сказал Он, что это хорошо).
    (а пока) - Иосиф стал подниматься по лестнице с белыми ступенями (первый раз упоминаю о цвете ступеней - это важно); Иосиф, хоть и проживал (или захаживал сюда) с Татьяной - совсем неподалёку от новодела санкт-ленинградского Грибоедова, ни разу в нём не был; зачем?
    А теперь - не стало слова «зачем».
    Ведь теперь ещё Иосиф - это ещё и ипостась того, кто погребал Тело Иисуса (иначе и быть не могло - разве что «до срока» не называлось).
Иосиф - поднялся на второй этаж (всего в доме было три этажа) и сразу повернул налево. Потом быстро миновал де или три двери и приоткрыл ту, которая была ему сейчас необходима...
    Погрузимся в смыслы слов: должное - это то, чего не обойти.
    И вот здесь (прежде чем Иосиф войдёт в комнату, где есть ипостась меня; действительно, зачем настигать нас на улице Марата) - признаю, во всех этих ипостасях можно легко затеряться: они все - вне времени и пространства просто напросто потому, что они суть обрамление воли Провидения.
    А так же - здесь (прежде чем все ипостаси Иосифа, перечисленные мной и не перечисленные, войдут в комнату) - повторю ещё раз: задача, которую в этой истории поставило передо мной (маленьким мной) Проведение: чисто по человечески определить, как Провидение выбирает исполнителя...
    Эта задача нам (человекам) - невыполнима!
    Но она должна быть нами (человеками) - выполнена.

    ________нам камень или карма
    в протянутую руку

    Всё для всего всегда.
    Камень - это вода,
    Что осязает форму.

    Камень - это душа,
    Когда в ней ни гроша.
    Если в ладонь - повторно,

    Воздухом и накормит.
    Карма - почти как Дух.
    Но не только меж двух,

    А между всех сразу!
    Разум - доступен глазу.
    Должное - это карма (нечто невыразимое).

    То есть если не ты
    Выполнишь невыполнимое,
    Найдётся другой «ты» (и никакой суеты).

    И всё это время я (мы с Жилем де Рэ - никак мне не обойтись без профанирования искусами магии) пытался и пытаюсь «вообразить» вместо себя - «козлов отпущения»: Петра I или Николая II, Ульянова-Ленина, Иосифа Сталина и Владимира Путина.
    Чисто человеческая мифология: одни «неформальные» апокрифы - с лёгкой примесью невыразимого.
    Вот так же, как и Евангелие от Никодима: «И собрались все иудеи и восклицали между собой голосом громким: "Какое же знамение свершилось в Израиле?" Анна и Каиафа сказали, успокаивая их: "Как верить воинам, что охраняли гробницу Иисуса? Они нам говорили, будто ангел камень отвалил от гробницы. Это сказали им ученики Иисуса и дали им дары многие, чтобы они об этом поведали, а сами взяли тело Иисусово. Знайте, что нельзя верить чужеземцам, ни единому их слову, ибо и от нас они приняли серебро в изобилии и потом возвещали всем то, чему мы их научили. Нам ли вы верите или ученикам Иисусовым?"
    Никодим же, встав, сказал: "Правильно говорите, сыны Израиля. Вы слышали все, что сказали те трое мужей. Присягнув законом Господним, сказали они: "Мы видели, как Иисус говорил с учениками Своими на горе Масличной, и видели, как Он ввысь вознесся на небо". И Писание нас учит, как вознесся блаженный пророк Илия. И спросили Елисея сыны пророков: "Где отец наш Илия?" Он сказал им, что взят на небо. И сказали ему сыны пророков: "А если Дух его взял и посадил его на горе Израиля? Выберем мужа, и пусть идут вокруг горы Израиля - может быть, найдем его. И упросили Елисея, и ходил с ними три дня, и не обрели его. И ныне послушайте меня, сыны Израиля, и пошлите мужа в горы Израиля - может быть, найдем Его и раскаемся".
    И понравился всем людям совет Никодима, и послали мужа, и, поискав, не нашли Иисуса, возвратились назад и сказали: "Когда ходили мы вокруг, не обрели Иисуса, обрели только Иосифа в его городе Аримафее".
    Услышав об этом, старейшины и все люди возвеселились и прославили Бога Израиля, ибо нашли Иосифа, которого заключили в темницу и, придя, не обрели его.
И созвав большое собрание, сказали первосвященникам: "Каким образом можем привести к нам Иосифа и говорить с ним?"
    И взяв лист папируса, написали Иосифу: "Мир тебе и тем, кто с тобой - всем мир! Мы знаем, что согрешили против Бога и против тебя. Поэтому благоволи придти к отцам твоим, и подивимся все выходу твоему из темницы. Знаем, что злой замысел имели против тебя. Господь же принял тебя и избавил от злого замысла нашего. Мир тебе, Иосиф, почитаемый всем народом".
    И избрали семерых мужей - друзей Иосифа - и сказали им: "Когда придете к Иосифу, с миром целуйте его, вручая письмо".
    Пришли мужи к Иосифу, целовали его и с миром вручили ему послание. Тогда честной Иосиф, прочитав, сказал: "Благословен Господь, избавивший меня от зла, чтобы не пролилась кровь моя! Благословен Господь, покрывший меня крыльями Своими". И поцеловав мужей, принял их Иосиф в доме своем. А на другой день, воссев на осла своего, пошел с ними и пришел в Иерусалим".
    И услышав (об этом), все евреи вышли навстречу, взывая: "Мир вступлению твоему, отче Иосиф!"
    Иосиф же отвечал: "Мир всему народу!"
    И целовали Иосифа все, и принял его Никодим в дом свой, устроив прием великий.
    А на другой день, в пятницу, Анна и Каиафа и Никодим сказали Иосифу: "Дай признание Богу Израиля, поведай нам все, о чем будешь спрошен. Ибо пребываем в печали оттого, что погреб ты тело Иисусово, и, заточив в темницу, не обрели тебя и сильно дивились тому до тех пор, пока не приняли тебя. Перед Богом поведай нам все, что случилось с тобой!"»

    Иосиф - замер перед входом в ту дверь; там (на втором этаже новодела) - есть один из «меня».
    Это одна данность.
    Другая данность: мы (ещё один из «меня» и Жиль де Рэ) - даже не задумались возвращаться к Звенигородской улице.
    Мне - не было нужды, один «я» - никуда её не покидал; и что дальше будет с новоделом (после того, как им заинтересовался «обновлённый» Иосиф), мне и так скоро станет известно); а Синяя Борода...
    Что нам в вопросах Провидения этот злодей и герой?
    Только то, что он - сподвижник человека Провидения, Девы Франции... И вот Иосиф толкает дверь в комнату, где находимся Архангел Гавриил (перекинувшийся из поэта Михаила Балашова), раненый боец-разведчик Айболит, ещё несколько человек (пока числом двое, но - представим, что и у них возможны и даже неизбежны ипостаси)...
    А так же один из «меня»...
    А так же - помним: Иосиф ищет «свою» Татьяну...
    Возможна ли она здесь, женщина с твёрдыми глазами; то, что Татьяна не праздна, ещё не означает, что она окажется в точке сбора всех силовых линий для-ради сбережения «местного» Миропорядка... Для решения той задачи, ради которой я и затеял собрать эту историю из её (женщины) ипостасей.
    А так же - из всех тех людей, что собрались сейчас в комнате новодела на Звенигородской.
    И - особо: из тех нескольких безымянных «человеков», которые тоже присутствуют в этой комнате, но которых я не назвал по имени; согласитесь, я сам - из человеков, и мне не перечислить все имена, составляющие Тело моей Церкви.
    Это невозможно!
    Но (до банальности общеизвестно) - невозможное человекам возможно Богу.

    А вот помнит ли Иосиф, собирающийся (из всех своих ипостасей) - войти в эту дверь, что было на «другой день»?
    «А на другой день, в пятницу, Анна и Каиафа и Никодим сказали Иосифу: "Дай признание Богу Израиля, поведай нам все, о чем будешь спрошен. Ибо пребываем в печали оттого, что погреб ты тело Иисусово, и, заточив в темницу, не обрели тебя и сильно дивились тому до тех пор, пока не приняли тебя. Перед Богом поведай нам все, что случилось с тобой!"
    И отвечал Иосиф: "Когда заточили меня, в пятницу вечером стоял я на молитве в канун субботы, и разверзлась темница с четырех углов, и увидел я Иисуса, будто молнии свет, и от страха пал на землю. И взяв меня за руку, поднял Он меня от земли, и влага водная оросила меня. И утерев лицо мое, лобызал Он меня и сказал: "Не бойся! Посмотри на Меня и узри, кто Я!" И посмотрел я и сказал: "Учитель Илия". И сказал Он мне: "Я - не Илия, но Я - Иисус, чье тело положил ты в гробнице". И сказал я Ему: "Покажи мне гробницу, где положил я Тебя". И взяв меня за руку, привел на место, где положил я Его, и показал мне плат, которым обвил я Его голову; тогда постиг я, что это Иисус, и молился Ему, и сказал: "Благословен грядущий во имя Господне!" И держа меня за руку, привел меня в Аримафею, в дом мой, и сказал мне: "Мир тебе! Пока не минет сорок дней, не уходи из хором своих. Я же иду к Моим ученикам".»

    Хорошим я вопросом задался: помнит ли «новый» Иосиф (который - ещё и все помянутые мной Иосифы) о том, что он и «прежний» Иосиф... И пока я (сам перед собой) задавался, Иосиф толкнул дверь и вошёл в комнату, где сидели все мы (настоящие, прошлые, будущие и те, которым никогда не бывать).
    А в это же время мы с Жилем де Рэ увидели идущую по улице Марата Татьяну... Она -  сейчас не помышляла не то чтобы ни о чём таком метафизическом, но - даже и о «прежнем» об Иосифе.
    Она - просто вышла прогуляться в Санкт-Ленинград.
    Это - ведь Санкт-Ленинград! В таком (моём) городе Татьяне и не надо было ничего усложнять.
    Тогда как Иосиф (покинув пустую - без Татьяны) - стоял в дверях той самой комнаты, в которой тоже был один из «меня»; так уж сложилось на земле, что сама метафизика (нашими с Синей Бородой глазами) одномоментно смотрит сейчас на «козла отпущения» и «его» женщину.
    Так же на Иосифа смотрели Архангел Гавриил и Айболит.
    Так же - на Иосифа смотрел Господь наш Иисус (почти во плоти) - ибо и мы включены в Тело Вселенской Церкви, как русские люди любой национальности (смыслом жизни которых было спасение человечества русскими)... И тогда,«услышав все это, изумились первосвященники и другие законники и левиты, и были как мертвые, пали на лица свои на землю и восклицали между собой: "Что значит это знамение, сотворенное в Иерусалиме? (Ведь) знаем отца и Матерь Иисуса".
    И некий левит сказал: "Я знаю, что отец Его и Матерь Его почитали Бога, всегда творили молитву во храме, жертву и всесожжение принося Богу Израиля. И когда принял (Его во храме) великий законник Симеон, взял Его на руки и сказал Ему: "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал перед очами всех людей: свет в откровение народам и во славу людей Твоих в Израиле". Благословил он также и Марию, Матерь Иисуса, и сказал Ей: "Говорю Тебе об Отроке этом: Он поставлен на гибель и воскресение многим, а знамение пререканиям; и Тебе Самой пронзит душу меч. Тогда откроются многих сердец помышления".
    Тогда все евреи сказали: "Пошлем за теми тремя мужами, которые говорят, что видели Его с учениками Своими на горе Масличной".
    Когда же сделали это, (они) пришли и были спрошены, и отвечали единогласно: "Жив Господь Бог Израиля! Мы видели Иисуса с учениками Своими и ясно (видели, как Он) вознесся на небо".
    Тогда Анна и Каиафа разлучили их друг от друга и спрашивали по одному, и (они) единодушно сказали, что ясно видели Иисуса возносящимся ввысь, на небо.
Тогда сказали Анна и Каиафа: "Закон наш таков: в устах двух или трех свидетелей всякое слово верно. Ведь говорим мы, что Енох блаженный был возлюблен Богом и взят (на небо) Словом Божиим, и тело блаженного Моисея не нашли, (и) смерть Илии пророка нс была явлена. Иисус был предан Пилату, был бит и оплеван, тернием венчан и пронзен копьем, и на древе распят, и мертв был, и тело Его честной отец Иосиф положил в гробнице новой. И говорят, что видели Его с живыми, и эти три мужа повествуют, что ясно видели Его с учениками Своими на горе Масличной и возносящимся на небо (видели Его)!".»

    -  Здравствуйте, - сказал Иосиф, входя.
    Архангел Гавриил улыбнулся новоприбывшему (он знал, что Татьяна идёт мимо нас с Жилем де Рэ по улице Марата в сторону Звенигородской).
    -  Здравствуйте, - сказал один «из меня».
    Надо признать, что я чуть-чуть запоздал с ответным приветствием (я не всеведущ, только искушён - перефраз цитаты гётевского Мефистофеля); но - и Айболит, и прочие ответили Иосифу, не задумываясь.
    -  Здравствуйте.
    А вот один из «меня» - никак не ожидал появления здесь «продукта» моих сомнительных экспериментов с т. н. Истиной; что есть Истина?
    -  Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и ты малодушно помышляешь о смерти, - сказал мне из открытых дверей Иосиф - давая понять: он знает о моей неприглядной роли в его «преображении».
    Он знал: кроме меня (всех «меня») этих слов его никто не услышит...
    Об Архангеле он пока не знал.
    Но(!) -  даже он не до конца понимал, что нашими глазами на него (недомашиаха и нано-бога) смотрел Господь!
    И не только нашими глазами, но и сам по себе: «Встал Иосиф и сказал Анне и Каиафе: "Воистину достойно удивления то, что вы услышали - как видели Иисуса живым, восставшим из мертвых и возносящимся на небо. Но еще более удивительно, что и других воскресил Он из гроба, и в Иерусалиме их многие видели. И сейчас послушайте меня! Ведь все мы знаем великого законника, блаженного Симеона, который принял Отрока Иисуса своими руками. У этого Симеона было два сына, которые умерли, и все мы были при кончине их и погребении. Придите и посмотрите: гробницы их раскрыты, ибо они воскресли. И сейчас живут они вместе в городе Аримафее, (пребывая) в молитвах. Живы они, и идет молва, что ни с кем они не говорят, но только молчат, как мертвые. Придем же к ним со всем почтением, смирением и кротостью, и приведем их к нам, и заклянем их (Богом) рассказать нам о воскресении, не сокрыв никаких тайн".
    Услышав это, все возвеселились; и пошли Анна и Каиафа, Никодим и Иосиф, и Гамалиил, и не нашли их погребенными, но, придя в город Аримафею, там обрели их, преклонивших колени в молитве. И облобызав их со всем благоговением и почтением, привели в Иерусалим в собрание. И когда затворили двери, взяли (свиток) закона Господня и вложили им в руки, сказав: "Заклинаем вас Богом Адонаем, Богом Израиля, Который свидетельствует через закон и пророков, Который говорил с отцами нашими: если веруете, что есть Тот, Кто вас из мертвых воскресил, - поведайте нам, как воскресли из мертвых?"
    Услышав эту клятву, затрепетали телом Харий и Лентий, пришли в смятение и воздохнули сердцем; подняв глаза к небу, сотворили (крестное) знамение Христово на уста свои и как бы тайно говорили, и сказали: "Дайте каждому из нас листы папируса, и напишем о том, что видели и слышали". И дали им. Сели они отдельно друг от друга и написали такие слова:...»

    -  Говорят, здесь (якобы) о любви понимают, - сказал Иосиф. - Потому что (пустыми и звучными) словами праздно играют.
    Все промолчали.
    Потом Архангел Гавриил сказал:
    -  Вы хотели узнать о своей любви к женщине?
    На деле (в одной из плоских реальностей) - это всё прозвучало так:
    -  Здесь люди друг другу стихи читают?
    -  Вы автор? Поэт? - спросил Михаил Балашов.
    Архангел в этот миг отступил (из него - за его плечо); длилось это одно или два сердцебиения, потом - поэт снова стал Архангелом.
    -  Да, - уверенно сказал один из «меня». - Здесь обязательно читают стихи, и всё они - о любви, как бы это внешне (по нынешним временам) не выглядело.
    Айболит помолчал какое-то вязкое (слишком много в него влипало «мошек») мгновение.
    -  Можно, я послушаю? - сказал наконец.
    -  А вы кто? - спросил (бы) кто-то из тех якобы безымянных, кого я не назвал по имени.
    Я просто-напросто не знал их имён и (напрасно) стеснялся спросить.
    -  Я здесь рядом живу, - уклончиво сказал (бы) прежний Иосиф.
    Новый Иосиф сказал (бы) другое:
    -  Я тот, кто решит: кому из вас доступно выйти из Мира Искусств (подразумевалось: в Nova Vita, но - это было не совсем так...)
    Прозвучало бы это - так; прозвучало бы - немного иначе, всё это - не канон: «Возможно ли человекам спастись? Человекам невозможно, но невозможное человекам возможно Богу.» (от Матфея, по памяти)

    «Сели они отдельно друг от друга и написали такие слова:
    "Иисус Христос - мертвых воскресение и жизнь (вечная) - повелел нам поведать тайны после крестной смерти Его, как Он заклинал нас. Он завещал рабам Своим не раскрывать никому Божества Своего силу неведомую, которая в аду преисподнем.
Когда со всеми отцами нашими мы были заключены в глубине преисподней, во тьме кромешной, внезапно сотворилось золотое сияние солнца пресветлого, облеченного в пурпур, и озарил нас царственный свет, пробудивший род человеческий. (Тогда) Адам и все праотцы и пророки, возвеселившись, сказали: "Это от Света Вышнего - Свет Вечный, (это) Сын, Который завещал послать нам равновечный Свой Свет".
    И так возгласил пророк Исайя: "Это Свет Отца, Сын Божий - как прежде сказал я, когда жил на земле: "Земля Завулонова и земля Неффалимова, страна Заиорданская, страна Галилейская, люди, во тьме ходящие, увидят свет великий: живущие в стране мрака, свет воссияет вам". И ныне Свет пришел и озарил нас, в смерти сидящих".
    И когда мы радовались о Свете, который воссиял нам, пришел отец наш Симеон и, радуясь, сказал всем: "Восславьте Госпола Иисуса Христа, Сына Божия, ибо я принял Его во храме на руки свои - Отрока, рожденного от Девы - и, побуждаемый Духом Святым, поведал Ему: "Ныне видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал перед лицом всех людей, свет в откровение народам и во славу людей Твоих в Израиле".
    Услышав это, дивясь, возрадовалось все собрание. И потом пришел (Иоанн) Креститель, на отшельника похожий, и спросили его все: "Кто ты?" Он же, отвечая, сказал: "Я - пророк Вышнего, предваривший пришествие Его во оставление грехов. И видел я, как пришел Он ко мне, (и), побуждаемый Духом Святым, поведал я: "Это идет Агнец Божий, принявший грехи мира". И крестил я Его в реке Иорданской. И видел я Духа Святого, на Него нисходящего в образе голубином, и слышал с неба голос, говорящий: "Это Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение". И ныне перед лицом Его (пришел я) возвестить вам, что приблизился Сын Божий от Вышнего, чтобы в вышнем (мире) поселить нас, издавна сидящих во тьме и сени смертной".»

    А в этот (или немного другой) миг - на улице Марата другой один из «меня» шагнул от Жиля де Рэ к спешащей мимо Татьяне:
    -  Здравствуйте.
    Женщину - не поразил гром средь (не)ясного санкт-ленинградского неба.
    Но - она была удивлена, хотя и не обрадовалась мне; я не ошибался, когда всё же посчитал её улыбки дежурными.
    Или - она действительно была «больше» меня: умела быть искренней и радушной с каждым встречным и поперечным; даже со мной - который тоже её использовал: любовался её красотой, восхищался умом и тактом, радовался, что не сгинула ещё соборана душа моей родины...
    Женщину - не поразил гром.
    Женщина - спросила:
    -  Удивлена вас встретить так далеко от дома.
    Дважды прозвучало это слово (слышимо и не слышимо) - умаление ди'ва(-дивного): у-дивление... Становились понятны дивы-ифриты, джинны в лампах - посреди кромешной тьмы Мира Искусств!
    И всё-таки - была мне радость: «Когда же это услышал первозданный отец наш Адам - как в Иордане крестился (Христос), - возопил (он) к своему сыну Сифу: "Поведай сынам своим, пророкам и праотцам все, что слышал от Михаила первоархангела. когда послал я тебя к райским вратам, чтобы просил ты у Господа послать тебе ангела Своего, чтобы дал он тебе масла от дерева милости: помазать тело мое, когда я был немощен".
    Тогда сказал Сиф, приблизившись к святым пророкам: "Когда я, Сиф, молил Господа у врат райских, затворил их Михаил, архангел Господень, и явился мне ангел, сказавший: "Я послан от Господа, я поставлен над телом отца твоего.
Поэтому говорю тебе, Сиф: не трудись со слезами, молясь и прося масла от дерева милости, помазать отца твоего Адама от болезни тела его. Ибо по некоему закону ты можешь получить его только в последние времена. когда исполнится (от сотворения мира) 5555 лет. Тогда придет на землю возлюбленный Сын Божий Христос сотворить воскресение телу Адама и оживить мертвых. И придет он к реке Иорданской креститься, и, когда выйдет из воды иорданской, тогда елеем милости Своей помажет всех верующих в Него, и будет елей милости для рождения от воды и Духа в жизнь вечную. Тогда, сойдя на землю, возлюбленный Сын Божий Христос введет отца твоего в рай к древу милости".
    Когда услышали это от Сифа все праотцы и пророки, возвеселились радостию великою.»
    -  А я рад вас видеть, - сказал я.
    На Жиля де Рэ, красавца-француза, маршала и пэра, героя и злодея (ни в какое сравнение «сын» барона Геккерна, чего уж) она внимания не обратила... И не потому, что его (ныне и здесь) позволял себе видеть лишь я.
    Мне кажется, просто (по женски) - не захотела видеть несостоявшегося Вергилия.
    Ведь я (по мужски) лишь усложнил внешность Миропорядка; за-чем? «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.
    И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.
    И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.
    И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. [И стало так.]
    И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так.
    И назвал Бог твердь небом. [И увидел Бог, что хорошо.] И был вечер, и было утро: день второй.»

    Синяя Борода (при всём уважении к его титаническим героизму и злодейству) был для меня всего лишь иллюстрацией, плоским изображением некоей объёмной теодицеи (ничем, к сожалению, не завершившейся) - Мир Искусств в чистом виде...
    -  Всё мы - «козлы отпущения», - согласился пэр Франции.
    -  И никто из нас не Иисус, - сказал я (как бы - явную глупость).
    И тут Татьяна, совсем было собравшаяся меня миновать (почти даже обойти, как помеху - она не за кассой Перекрёстка, я не клиент), возразила (бы):
    -  Все мы - совокупное Тело Его Церкви, значит...
    -  В белом венчике из роз
    И во мне Иисус Христос, - начал обижаться (на меня) Синяя Борода (которого я этими словами лишал причастности к Деве: и идут без имени святого все двенадцать в даль).
    Но я не давал женщине, которая мне симпатичны, посмотреть на него. Тем более, что если Жиль де Рэ - иллюстрация для меня, то для женщины я и сам мог бы проиллюстрировать некую «словесную» часть Мира Искусств.

    Тем более - что это и есть мировая катастрофа: ставить себя на место Бога или даже на место лукавого; здесь - нерешаемая дилемма: мы (действительно) - Тело Господа, но мы (действительно) - не должны лицедействовать таким образом, чтобы (даже) телодвижениями души (а не только лицевых мышц) «пародировать» Непостижимое...
    И (как Образ и Подобие) - мы не можем без этого обойтись.
    И в этом есть некая тонкость, которую... - так я мог бы думать (там, где надо прозревать о прозрении).
    -  Как вы оказались так далеко от дома и привычного нам с вами «Перекрёстка Миров» (имелся в виду магазин, а не вселенные)? - из вежливости спросила женщина.
    Она попала удивительно точно: я (мы с Жилем де Рэ) оказались далеко от самих себя.
    Разумеется (даже разумом) - она говорила не только об этом... Разумеется (даже разумом) - она не могла бы заподозрить, что я разыскивал именно её (хотя, при некоторой мнительности, вполне могла бы).
    -  Я иду от Писательского дома, - признался я.
    При нашем с ней знакомстве произошёл некий забавный эпизод. Мы знали друг друга по именам уже некоторое время, и однажды (тщетно желая произвести на неё впечатление) я спросил:
    -  Вы читаете книги?
    Я не имел в виду, что все мы - люди Книги (иудеи, мусульмане, православные); она поняла меня правильно... Она всегда понимала меня более правильно (более - в будущем), нежели я сейчас находился.
    -  Да, когда есть свободное время.
    -  Вы позволите подарить вам книгу?
    Она улыбнулась:
    -  Позволю.
    -  Мистика какая-то, - мог бы (тогда) сказать я. - Любовь выскочила (бы) передо мной, как налётчик из подворотни и ударила финским ножом в бок (не в сердце же - это уже перебор)... Но не в магазине же Перекрёсток!
    Здесь (не тогда, а из нынешнего «далёка» - с улицы Марата) отреагировал плод моего воображения, более реальный, чем иные плоть и кровь:
    -  Мистикофизиологоия, прямо скажем: очевидно - вам (кроме всего прочего, ещё и захотелось молодого женского тела); как с эти бороться, знаете? - издевался сподвижник Жанны Девы.
    И он процитировал (помятуя о помянутом мной Борисе Натановиче Стругацком - припустившем от здания КГБ к Писательскому дому на Фурштадской):
    -  «Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценили опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях - мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах». (А. и Б. Стругацкие. Жук в муравейнике)
    На самом деле - это в гораздо больших (промышленных) масштабах относилось к той профанации, замещении Непостижимого своими суррогатами сиюминутности... В просторечии, ренессансной подлостью и неблагодарностью к Мирозданию: постановкой себя на место Бога.
    Поэтому всё происходящее (с непоправимой пошлостью) напоминало постановку.
    И тогда, и сейчас...

    -  Так что насчёт книги? - сказала женщина с твёрдыми глазами.
    Мы (явно - оба) были люди Книги.
    Я достал из своей сумки свой несколько лет назад изданный роман Перевод времени на языки и протянул, предупредив:
    -  Этот текст - как тест, и не вполне обычен: придётся «подумать душой».
    -  Хорошо, я попробую, - сказала Татьяна.
    А ей уже протягивал свои покупки следующий клиент.
    Пересеклись (в Перекрёстке) мы где-то через неделю. Я ни о чём не собирался спрашивать, а она сказала - когда и я со своими покупками подошёл к ней:
    -  Вы сами читали эту книгу?
    -  Я сам её написал.
    Удивление она скрыла. Извинилась. Сказала:
    -  Внешне книга о испанских и португальских поэтах-возрожденцах, ставших жертвами тамошней Инквизиции...
    -  Святейшего Трибунала, - поправил я.
    -  А на самом деле? - спросила она.
    Вопрос был закономерен, и я ответил банальностью (азбучных истин):
    -  Всё вынесено в название: Перевод времени на языки.
    Передо мной восстал Вавилонский зиккурат (одноимённая башня): вновь и вновь начинался миф...
    Там (на улице Марата) - перевод времени на языки продолжился.
    Сям (на улице Звенигородской) - перевод пространства в преисподнюю замедлился; кто из нас где (и когда) - не суть важно, важно не опошлить неопошляемое и не поругать (в изначальном смысле слова) то, что поругаемо не бывает.
    Ведь скажу страшное: святые слова «Бог поругаем не бывает» - они настолько бес-полезны (полезны бесу), что и повторение их - расхолаживает до бесовства: таких слов («бесу полезно») - для меня вообще нет!
    Они изъяты из моего настоящего: кто-то из апостолов (кажется, Павел) сказал, что «всё мне можно, но не всё полезно»...
    Бес-полезно - это другое; бес-полезно - это некая неуловимая (но - непроходимая) тонкость меж этими «двумя в одном» - «одним и тем же смыслом» (которые при всём при том - не-совместимы): это как различие между однним мной и другим или третьим мной...
    Ведь с ними (которые суть единство и несовместимость) - происходят различные со-Бытия! А если вы эти слова всё же (не) произносите - (не) переводите время на языки... Тем самым - (не) подвергнув со-мнению (не)сомненное...
    И сейчас, на улице Марата Татьяна сказала:
    -  Я помню вашу книгу. Я прочитала несколько строк и поняла: этим чтением надо либо заняться всерьёз, либо не заниматься вообще.
    Я лишь кивнул.
    -  Так вы говорите, что идёте сейчас из Писательского дома?- сказала она.
    -  Да, - сказали мы хором с Синей Бородой.
    Женщина услышала лишь (без-опасного) меня.
    -  Столько лет живу рядом, но ни разу не была внутри... Так вы говорите, перевод времени и пространства на языки?
    -  Да.
    -  Это там?
    -  И там - тоже, особенно - сей-час.
    Я имел в виду присутствие там Архангела, бойца СВО и даже одного из «меня» - всё это накладывалось на простую вещь: на раз-говор о репрессиях (в связи с судьбой однофамильца создателя Мира Искусств - такой вот новодел в новоделе):

    _____________ страшная сказка о репрессиях

    Дело открыть - это каждый может.
    Ты попробуй потом это дело реально закрыть.
    Совокупное Тело спасти Человечества - это не каждый сдюжит.
    Ты попробуй потом за спасение себя простить.

    Это как вивисекция - резать ножом по живому.
    Это как Инквизиция - душам не дать забродить,
    Дабы могли бы закиснуть... Об этом любые мысли
    Редко нужны и важны - если искать в них смысла.

    И неизбежно только прозрение истин.

    Скажешь: любовью можно такое решить.
    Я соглашусь - и перестану жить
    Здесь на земле во плоти.

    И тогда ты прости, что я в рай сбежал и тело своё позабыл.

    А если судьба избавляет от ангельских белых крыл,
    Во мне остаются обычные Слово и Дело. (Niko Bizin)

    Всё же Татьяна (пушкинская Татьяна) была много умней меня. Она словно бы услышала и кивнула:
    -  Я сей-час не хочу домой. Зайду посмотреть и послушать, пожалуй, в ваш Писательский дом. Вы меня не проводите?
    -  К сожалению, нет.
    Женщина здесь (не как демон Максвелла у кассы) - просто женщина, которая вдруг согласилась со мной:
    -  Вы правы. В такие дома нужно приходить по одному.
    -  А она действительно хороша! - сказал вдруг Жиль де Рэ. - Мне кажется, наше с вами общение тоже исчерпало себя; вы (не) против, если я, пэр Франции, со-провожу её в Писательский дом?
    Я не стал поминать, что женщина его (не) видит.
    -  (не) против.
    Синяя Борода обошёл меня (он был чуть позади) - и галантно предложил Татьяне руку (и вот-вот - сердце); но!
    Она (опять-таки) - его не увидела.
    -  Рада была вас увидеть, - сказала она. - Спасибо за совет о Писательском доме.
    Она смотрела на меня. Реально беременная женщина (уже заметно - как Иосиф проглядел, не знаю; оче-видно, не хотел видеть - это много о нём «тогдашнем говорит»), и вдруг - о Писательском доме...
    Который - я называю «новоделом».
    И ведь (реально) - другого сей-час просто нет: это и есть (тоже) результат.
    -  Хорошо, я пошла, - сказала Татьяна.
    Жиль де Рэ сделал движение - удержать; и не вышло у него.
    Женщина отвернулась от нас и направилась к Звенигородской улиц..
    -  Вам не надо туда и с ней, - сказал я французу. - Да вы и не смогли бы войти в дом, где (се-час) - Архангел Гавриил.
    -  Но вы понимаете, - насколько это символично? - воскликнул маршал и пэр, а так же осуждённый и реабилитированный, повешенный и сожжённый профан чОрной магии.
    Отвечать - не следовало; происходившее - превышало символы.
    -  Женщина несёт в ваш новодел своё будущее, - сказал Житль де Рэ.
    Я опять не ответил.
    Я не собирался ни паясничать, ни юродствовать, уподобляя беременную женщину Господу «по смерти Его на Кресте»: «И когда радовались все святые, пришел главный царь смерти диавол и сказал Аду (владыке загробного мира) : "Приготовься принять Иисуса, который славится (как) Сын Божий, но он - человек, боящийся смерти, ибо сказав: "Душа Моя скорбит смертельно". И (Он мне) много противится и много зла творит. Ибо сделал я (людей) слепыми и хромыми, горбатыми и уродливыми, глухими и страждущими, (а) Он их словом исцеляет; и даже тех, кого я мертвыми к тебе послал, Он от тебя живыми вывел".
    И отвечал Ад главному Сатане: "Владыка столь могучий - как может быть человеком, боящимся смерти? Покорны мне все власти Земные и все те, кого привел ты своею властью. Если ты могуч - как может этот человек, Иисус, боящийся смерти, власти твоей противиться? Если столь силен Он в человеческом естестве, то говорю тебе: воистину всемогущ (Он) в естстве божественном, и никто не может противиться власти Его. Поэтому говорю тебе, что пленить (Он) хочет тебя, и горе тебе будет на вечные времена".
    И отвечал Аду глава нечистой силы: "Что размышляешь и боишься принять Иисуса? Противник Он мой и твой. Я подверг Его искушению и старейшин еврейских заставил клеветать и гневаться на Него, заострил копье, чтобы Его пронзить, желчь и уксус смешал, чтобы дать пить Ему, и древо приготовил для распятия Его, и гвозди, чтобы пробить руки Его и ноги. И приблизилась смерть к Нему, чтобы привел я Его к тебе, покорного тебе и мне".
    Ад, отвечая, сказал: "Тот ли Он, кто мертвых у меня отнял? Это те, кого я пленил, когда жили они на земле, и их у меня мертвыми отбирает силой Божией и к Богу Отцу Своему молитвой приводит. Ибо Он - Бог всемогущий и делает все, что хочет. Тот ли это Иисус, который словом Своим мертвых вывел от меня? Может быть, это Тот, кто Лазаря смердящего, сгнившего за четыре дня, которого я мертвым держал, властию Своею заставил встать живым?"
    И Аду диавол сказал: "Истинно, это тот Иисус".
    Услышав это, Ад сказал ему: "Зачинаю тебя силами твоими и моими - не приводи Его ко мне. Ибо еще тогда, когда услышал я заповеди слов Его, сотрясся я, пораженный ужасом, и все служители мои пришли в смятение. Ибо никто не мог Лазаря удержать, но, встрепенувшись как орел, со всей быстротою и скоростью вскочив, прочь устремился (он) от нас. И сама земля, державшая мертвое тело Лазаря, тотчас отпустила его живым. Вот и теперь я знаю, что человек, который может сделать такое, - это Бог сильный и обладающий властью, и в человеческом естестве - Спаситель Он людского рода. И, если приведешь Его ко мне, то всех, которые здесь заключены в безнадежной темнице, связаны грехами уз неразрешимых, - разрешит (Он их) и в жизнь божественного естества Своего приведет".»
    -  Пойдёмте отсюда, - сказал я. - Всё уже решено.
    -  Но Ад сказал: не приводи Его ко мне, - заметил средневековый француз
    Но я и не привожу её - к ним, - сказал я. - Она сама придёт: как в аду без беременной женщины? Мужчинам необходим необоримый стимул - спасать (не только себя): честь, родина и любовь.
    -  Вы манипулятор, - радостно обвинил меня сподвижник Девы. - Оттого вам близка версия, что и Жанна д'Арк - предмет манипуляций массами.
    -  Я весификатор ирреальной реальности, - согласился я. - Вам именно это не нравится, как и то: если ваша Дева - не Промысел, а феномен коллективного бессознательного, умело используемый, тогда ваше легендарное опоздание в Руан (якобы вы даже успели увидеть дым костра) - это просто смехотворно, как героизм любой человеческой марионетки в бродячем театре ренессансных кукол.
    -  Да, - согласился герой и злодей.
    Сильным он был человеком, Синяя Борода.
    А что согласился признать перед Святейшим трибуналом свою вину в гибели («всего») одного младенца... Иногда легче признаться, что всё-таки хоть что-то было, нежели - ничего в твоей жизни не было.
    И такой бывает страшная сказка о репрессиях.

    P. S. возникает вопрос: сейчас, когда беременная женщина идёт в новодел Писательского дома, где (со всей очевидностью) Архангел Гавриил сообщит некую весть о её беременности «её» мужчине (некоему то ли ифриту, то ли нанобогу Иосифу)... И при этом будут присутствовать боец СВО и один из «меня».
    И ещё ряд людей.
    И весь мир в придачу.
    И совсем не интересно, успеет ли удивиться только-только расставшаяся со мной Татьяна - моему там присутствию, или - всё её внимание будет поглощено встречей с «новым» Иосифом?
    И почему Иосиф, (практически) демиург и (теоретически) машиах, лишь чуть-чуть коснулся своих новых возможностей и (не найдя дома женщины) сразу повернул в Писательский дом?
    Что тут скажешь, кроме: «Правильный вопрос не имеет ответа, потому что на него не нужен ответ. Неправильные вопросы всегда имеют ответ.» (Джидду Кришнамурти, философ) - куда ему ещё идти («по этой дороге, мастер, по этой»).

    Словно тропинкой узкой
    В огромном пра-языке
    Учебник русской грамматики
    Синицей в моей руке


    Столько-то грамм души
    В физической акробатике.
    Учебник русской грамматики
    Тропою в моей глуши.

    Задолго до право-писания,
    Задолго до лево-писания
    Я выбрал небо-молчание
    И правила изучал

    Не так, как их рисование,
    А именно риско-вание.
    А далее искро-вание
    По самому краю скал.

    Словно кремень с огнивом
    Я изрекаю диво,
    Причём изрекаю грамотно,
    Причём изрекаю складно.

    Как требует право-писане.
    Как требует лево-писание.
    Как требует хлебо-писание.
    Как требует небо-молчание!

    Не будет кровопускания в безграмотные слова.

    Но будет храм Покрова
    Там, где русский язык изречён и велик.

    «И сказал Господь, простирая руку Свою: "Придите ко Мне, все святые мои, ибо имеете подобие образа Моего - вы, кто из-за древа диавольского были на смерть осуждены. Ныне же видите; древом диавольским Я осудил смерть".
    Когда же (он) так сказал, были все святые под рукой Господней. И держа Адама за правую руку, сказал ему Господь: "Мир тебе со всеми детьми твоими".
    Адам же преклонил колени у ног Господних и со слезной молитвой сказал:
"Возвеличу Тебя, Господи, ибо поднял меня и не позволил врагам моим веселиться надо мной. Ты - Господь Бог мой, я возопил к Тебе, и Ты меня исцелил, и вывел из ада душу мою, и избавил меня от нисходящих в бездну. Пойте Господу все святые Его! Исповедайте память святынь Его! Ибо гнев в ярости Его и жизнь в Его воле".
Так же и все святые Его, колени преклонив у ног Господних, единым голосом сказали: "Пришел Избавитель веков! Исполнилось возвещенное прежде через закон и пророков. Избавил нас животворящим крестом Своим, и через крестную смерть сошел к нам, и избавил нас от адовой смерти силою Своей, Господи. Ибо начертал надпись славы Твоей на небесах, и надпись искупления воздвиг, крест Свой поставил на земле, Господи, в аду знамение победы креста Твоего, ибо смерть уже не имеет власти".
    И простирая руку Свою, сотворил Господь знамение крестное на Адаме и на всех святых Своих. И, держа правую руку Адама, вышел из Ада, и все святые последовали Богу.
    Тогда возопил сильно святой пророк Давид: "Поите Богу песнь новую, ибо дивное сотворил Господь! Спасение мое десница Его и святая мышца Его. Сказал Господь о спасении Своем перед людьми и открыл истину Свою". И отвечали все множества святых: "Это слава всем святым Его, аминь, аллилуйя!", что означает: "Да будет так! Воспевайте Господа".
    И потом сказал пророк Аввакум: "Выступят освободить людей Своих и избавить возлюбленных Своих"! И все святые отвечали: "Благословен грядущий во имя Господне, Господь Бог, давший нам Свой свет! Аминь. Аллилуйя!"
    Потом же возопил пророк Михей: "Кто Бог, больший, чем Ты, Господи, искупляющий беззакония и попирающий грехи? И ныне всем владеешь и в свидетельство ярость Свою послал. Ты - милость живая, и Сам обратишься и помилуешь нас, и изгладишь все беззакония наши. И (ныне) все грехи наши вверг (в пучину морскую), и вывел нас из вечной смерти, как с клятвою обещают отцам нашим в первые дни". Отвечали все святые: "Это Бог наш. живущий во веки веков, и Он избавляет нас навек. Аминь. Аллилуйя". Так же и все пророки вознесли святые хвалы, которые они прежде поведали, и все святые (возгласили): "Аминь.
Аллилуйя!", и с упованием последовали Господу.»

    p. p. s. а теперь обо мне, который всё это описал (и не смотрите, что речь о Синей Бороде):

    Герой и Злодей, и сказочный неудачник
    Синяя Борода, повешенный и сожжённый,
    Что вовсе не прокажённый, а Жанны д'Арк сподвижник,
    Бывший при всех победах и даже едва не смогший

    Выхватить из костра!
    Ныне всё это в прошлом.

    Осталась страшная сказка
    О том, что искусством чОрным
    Детей, и так обречОнных на гибель от нищеты
    Он приносил в жертву и превращал в цветы.

    Чтоб хоть в одном из бутонов Дева его воскресла!
    И нет здесь полутонов, чОрное это дело.

    Вот так и Тело Искусства - сначала оно свято.
    Потом одевались латы - чОрные или белые.
    Всё это с собой я делаю - к Истине не успевая,
    Где только зола от рая, бывшей сожжённой Девою.